From Israel to Australia. About Jews and everything else / מישראל לאוסטרליה. על היהודים ועל כל דבר אחר / От Израиля до Австралии. О евреях и обо всем на свете / Від Ізраїлю до Австралії. Про євреїв і все на світі
Шалом, навагодняга ўсім аліўе і кашэрнага алею «Шалом»! Сёння, даруйце, зноў пра Ігара Марзалюка (тутака 28.12.2021 было пра яго). Што паробіш, калі гэты член-карэспандэнт Акадэміі навук, «старшыня Пастаяннай камісіі па адукацыі, культуры і навуцы, член Савета Палаты прадстаўнікоў», etc., etc. ізноў вылез са сваёй агрэсіўнай рэкламай «праекта Канстытуцыі» (а калі ўлічваць, што Ігар уваходзіць у «канстытуцыйную камісію», то і з самарэкламай). Учора, 30 снежня, яго пасланне было адрасавана беларускамоўным, у прыватнасці, незалежнікам і аматарам творчасці МаксімаБагдановіча…
Рэдкае слова «браначка» – менавіта з верша Багдановіча, ды ўжыў яго дохтур навук так бязглуздзенька, што аж смешна ў роце. Значыць яно – «паланянка, палонніца».
Выходзіць «…гэта тая краiна-палонніца, якую мы ўсе разам будуем». Прагаворка паводле Фрэйда? 😉 Цікава, што рэдактар «СБ» Дзмітрый Жук у 1992 годзе скончыў філалагічны факультэтБДУ па спецыяльнасці «выкладчык беларускай і рускай моў і літаратуры». У 1992—1993 гадах, як сведчыць вікіпедыя, «працаваў выкладчыкам беларускай мовы і літаратуры ў школе-гімназіі ў Мінску». Апрыёры, мусіў быў ведаць, што за «браначка»…
Дапраўды, калі праект будзе прыняты, ён можа завесці краіну, куды Макар цялят не ганяў. Цяпер арт. 18 Канстытуцыі гаворыць: «Рэспубліка Беларусь ставіць на мэце зрабіць сваю тэрыторыю бяз’ядзернай зонай, а дзяржаву — нейтральнай», што, у прынцыпе, разумна. Прапанавана ж замяніць гэты сказ на «Рэспубліка Беларусь выключае ваенную агрэсію са сваёй тэрыторыі ў адносінах да іншых дзяржаў», г. зн. адкрываецца брама для ядзернай ды іншай «абарончай» зброі. Знакам тым, рызыка ўцягвання Сінявокай у міжнародныя канфлікты значна ўзрастае… Агрэсіі мо і не будзе, але можа быць такая «самаабарона», што не застанецца каменя на камені 🙁
Падазрона выглядае і сказ, уведзены ў арт. 54 праекта: «Праяўленне патрыятызму, захаванне гістарычнай памяці аб гераічным мінулым беларускага народа з’яўляюцца абавязкам кожнага грамадзяніна Рэспублікі Беларусь». У лепшым разе гэта добрыя намеры, каторымі вядома куды вымашчана дарога (патрыётам і захавальнікам гістарычнай памяці няможна стаць «па загадзе», нават калі загад набыў форму Канстытуцыі). У горшым… размовамі пра патрыятызм прыкрыюць выцягванне грошай з бюджэтаў, дый непасрэдна з кішэняў грамадзян (хто не вывесіў сцяг перад сваёй цырульняй або аптэкай, той не выканаў абавязак?).
Што характэрна, не паспеў адбыцца «рэферэндум», як паводле пастановы ўрада №773 ад 29.12.2021 утварылася групоўка «прафесійных патрыётаў» – «Рэспубліканскі міжведамасны каардынацыйны савет па патрыятычным выхаванні насельніцтва Рэспублікі Беларусь». Не абышлося без тых самых Марзалюка і Жука, да якіх далучаны яшчэ пяць дзясяткаў «асобаў рознай пробы»… Сярод іх нямала «сілавікоў» ды ідэолагаў, у тым ліку яскрава прарасійскіх – ім і даручана пад эгідай міністэрства адукацыі РБ у бліжэйшыя чатыры гады «умацоўвацьнезалежную беларускую дзяржаву, забяспечваць далейшую кансалідацыю беларускага грамадства», што само па сабе забаўна (ну, было б забаўна, калі б не наганяла сум). Зрэшты, я не здзіўлены, і той, хто прачытае гэты вераснёўскі фельетончык, не будзе здзіўлены таксама.
Даволі падрабязна праблематычнасць чарговай дзяржаўнай праграмы, арыентаванай гэтым разам на «прадстаўнікоўусіх пластоў беларускага грамадства і ўзроставых групнасельніцтва Рэспублікі Беларусь», распісаў Ігар Лянкевіч з сайта reform.by. Хіба дадам, што савет на 50 чалавек сам па сабе недзеяздольны, гэта давёў у сваіх «законах» яшчэ стары Сірыл Паркінсан. Але часу і грошай сваёй мітуснёй здольны зжэрці багата.
Духам, а дзе-нідзе і літарай, «Праграма патрыятычнага выхавання насельніцтва Рэспублікі Беларусь на 2022 – 2025 гады» вельмі нагадвае парадыйны творКазьмы Пруткова «Праект: аб увядзенні адзінадумства ў Расіі» (1859). Апошні быццам бы да «Года народнага адзінства» быў напісаны… што чарговы раз пацвярджае скочванне сучаснага беларускага палітыкуму ў архаіку.
Прыступ.Навучыць публіку. Заганарылася. Маладосць; навукі; няспеласць!.. Бздура!.. Перакананні. Непавага да меркавання старэйшых. Безуладдзе. «Уласнае» меркаванне!.. Ды ці можа быць уласнае меркаванне ў людзей, не ўдастоеных даверу начальства?! Адкуль яно возьмецца? Чым абгрунтаванае? Калі б пісьменнікі ведалі што-небудзь, іх паклікалі б служыць. Хто не служыць, той няварты, значыць, і слухаць яго няма чаго. З гэтага боку яшчэ ніхто не падрываў аўтарытэт у нашых пісьменнікаў: я – першы. (Націснуць на тое, што я – першы. Гэта можа дапамагчы кар’еры. Далей развіць тое самае, але ў іншых выразах, мацней і падрабязней.)
Трактат. Відавочная шкода адрозненняў у поглядах і перакананнях. Шкода ад нязгоды ў меркаваннях…
К. Пруткоў. Малюнак Л. Жамчужнікава
Гэта класіка, а шматстаронкавую праграму цытаваць больш не стану, хто захоча, знойдзе й параўнае самастойна. От, хіба яшчэ адно пытаннечка да рэдактара «СБ»: вольнае абыходжанне з чужымі крыніцамі (месцамі – проста перапісванне іх) спалучаецца з патрыятызмам або не? 😉
Напрыклад,пра«барда»Ю.Лазу можна пачытаць «аўтарскі» матэрыял на sb.by 24.12.2021…
Аналаг 2019 г.на папсовым расійскім сайце.Sapientisat
Бадай, хопіць пра сумнае – свята на носе. Спецыяльна для сапраўдных патрыётаў хочацца паказаць фота зімовай Беларусі, якімі ласкава падзялілася мінчанка ВольгаБабкова…
Здагадайцеся, дзе што знята. З надыходзячым, родны край і добры люд!
Кто такая Ольга Бобкова? Писательница, оживившая старый Минск. Одна из купаловцев, которая после семи лет работы в театре в знак протеста ушла вместе со всеми. Архивистка, с наслаждением читающая акты на старобелорусском языке. И ещё очень искренний и талантливый человек.
– Ольга, почему вы решили связать жизнь с изучением истории?
– И история, и театр изучают человека. Я не пошла в науку, потому что меня интересует именно ощущение человека в мире: он рождается, проходит определённые этапы, но в конце всех ждёт одно и то же. И это одно и то же – величайшая тайна.
– Чем более всего запомнился исторический факультет БГУ, когда вы на нём учились?
– Я училась на вечернем отделении, поэтому со мной рядом были люди самых разных возрастов. Там я познакомилась со своим другом Фёдором Кривоносом, который сейчас – православный священник. Он открыл для меня диссидентскую литературу, которая в то время была запрещена. Однажды он пригласил меня поехать на Пасху в Загорск (Сергиев Посад, – В. Ч.). Для меня тогда Пасха – это было что-то приключенческое и магическое… Помню, что во время учёбы над нашим Александровским сквером в Минске нависла страшная угроза: там хотели вырубить все столетние деревья. Когда я услышала об этом, то решила, что, если приедут бульдозеры, я приду и лягу под колёса. Но, слава Богу, эта идея пожила в безумных головах и исчезла.
– Думали ли вы, чем будете заниматься после окончания учёбы?
– Особо не думала. Сначала я хотела быть мультипликатором, потом – археологом. Но случайно оказалась в Национальном историческом архиве Беларуси, там и осталась работать. Интересно, что самые важные и значительные для меня люди нашлись именно в архиве. В дипломной работе я сравнивала вид реконструированных памятников столицы: как они выглядели раньше и их актуальное состояние.
– Ваша тесная связь с Минском – результат дипломной работы, или она существовала ещё раньше?
– Если б связи не было, я бы не выбрала такую тему дипломной работы. Я любила город на подсознательном уровне. Этому способствовали мои родители. Они родились не в Минске, но очень любили его фотографировать. Когда позже я просила родителей что-то вспомнить о Минске, они припоминали просто невероятные детали! Например, в каком магазине чем пахло, какие звуки доносились из лаборатории Медицинского университета… Помню, как я, совсем маленькая, шла с папой по старой, ещё не перестроенной Немиге…
Минск для многих пустой и холодный советский город, но я хожу по теням старых построек. Просто кто-то видит это, а кто-то – нет.
– Каким образом появилась книга, составленная из ваших эссе, – «…І цуды, і страхі» («…И чудеса, и страхи»)?
– Я изучала в архиве судебные дела: имущественные споры, убийства, оскорбления… Там находила детали, которые мне были невероятно интересны. Только представьте себе, какие имена были у людей: Ян Зимопад, Василь Клюйвода… Это же целый мир! Я шла на работу, где меня ждали невероятные открытия и сокровища. Затем поняла, что можно что-то рассказать о свадьбе, дороге, именах… Эссе я печатала в газете «Наша Ніва». Однажды муж подал куда-то рукописи, и они победили… В то время я лежала в больнице, поэтому у меня не было времени упорядочить их. В результате совсем скоро вышла книга «…І цуды, і страхі»…
– Обрела ли книга широкий круг читателей? Или она «прошлась» больше по тем, кто увлекается историей?
– У меня цель была заинтересовать «простых» людей невероятной палитрой Средневековья. Научные книги не все читают… Однако я не преподносила эти эссе как литературу. У меня не было особого стиля, писала так, как себе представляла. Самый большой упрёк был со стороны историков: я не дала ссылки на описи, из которых брала материал.
– Когда вы вообще начали писать?
– Моё творчество началось тогда, когда мы в семье решили разговаривать по-белорусски. Это был шаг искусственный, безусловно, поскольку у меня не было никого в деревнях. Но это был наш протест против советскости и большевизма, который сидел в головах людей. Первый рассказ был в 2000 году. Не могу сказать, что у меня было много времени на творчество. Но если в человеке есть стремление писать, он найдёт для этого и время, и возможности.
Свой первый рассказ «Ворон и Франка» я написала, когда сломала ногу и месяц никуда не выходила. Но как долго я этот рассказ носила в голове! Особенно получается записывать наблюдения под утро, когда раскладываешь себя, как слоёный пирог. Я пишу редко, но ежедневно записываю свои мысли. Много уже набралось таких наблюдений… Однако должна признаться, что я чересчур щедро разбрасываюсь временем. Мне кажется, мы сами взяли и поделили время на чёрточки. Цифры – это не моё, я всегда в них путаюсь.
– Что пишете сейчас?
– Записываю наблюдения. Выбрала записи из старых блокнотов. Если получается что-то написать, это дарит мне огромную радость. А иногда радуюсь и из-за того, что получилось что-то сфотографировать.
– Почему после стольких лет работы вы вдруг в 2013 году ушли из Национального исторического архива работать в Национальный академический театр имени Янки Купалы? Надоело?
– Нет, не надоело. С конца 1990-ых по 2013 год я работала с документами XVI–XVIII веков. Научилась читать старобелорусские и старопольские тексты… Мне захотелось что-то сильно изменить. Когда долго сидишь на одном месте, хочется увидеть другие горизонты. Я понимала, что у меня не такой возраст, когда можно идти в какие-то проекты. Но вдруг позвонил Николай Пинигин и предложил должность руководителя литературно-драматургической части. Это предложение странным образом соответствовало моей тяге к переменам. С Николаем Николаевичем мы встретились, поговорили, я сказала, что по жизни я социофоб. Я понимала, что не знаю специфики работы [в театре], но мне хотелось попробовать. Я сделала шаг абсолютно для себя неожиданный. Кто-то меня вообще не понял. Но я не жалела о таком решении. Театр – это такая же тайна и история о людях.
– Сразу втянулись в работу?
– Достаточно медленно. Но для меня там каждый день был вызов. Мне иногда звонок трудно сделать… А тут нам звонили разные драматурги, женщины, убеждённые, что их тема в пьесе – самая важная. Сразу же на меня пришла жалоба в Министерство культуры, мол, я невежливо разговаривала с человеком…
– Больно ли было уходить из театра вместе с другими «купаловцами» в знак протеста против увольнения Павла Латушко?
– Мы сделали обращение против насилия со сцены Купаловского театра, когда ещё [официально] были «купаловцами». Буквально сразу же всех, кто стоял на сцене, приказали уволить. Но директор сказал, что увольнять никого не будет. Потом приехал министр культуры и со сцены сообщил, что директора увольняют, ибо у него закончился контракт… Я не понимаю, зачем взрослым людям врать со сцены? Тогда мы подали заявления на увольнение. Мы не думали, что они будут подписаны. В это было невозможно поверить. Мы обнимались и говорили друг другу, что это всё ненадолго. Невозможно уничтожить корабль со столетними историями и традициями! Самое печальное, что я не вижу конца всему этому. Идёт тотальная зачистка белорусского мира. Зачищают по дьявольскому плану…
– Есть ли жизнь после увольнения из Купаловского театра?
– Я вернулась работать в архив на половину ставки. Но все мои мысли только о том, что сейчас происходит в стране. Трудно дышать, причём не только от коронавируса, но и от того, например, что моя лучшая подруга, с которой я познакомилась в архиве (Юлия Слуцкая, – В. Ч.), теперь на «Володарке». А сколько ещё моих приятелей – где-то? Я всегда думала: как в 1942–1943 годах, когда началось уничтожение минского гетто на Немиге, весь город продолжал жить своей жизнью? Люди ходили в открывшуюся филармонию, в кино… А рядом текли реки крови. Люди не могли не знать, что там происходило. Город весь пропитан кровью. Теперь я иду мимо «Володарки», зная, что там сидит моя подруга, но прихожу домой, готовлю ужин, пью кофе и даже могу улыбнуться… Столько страданий вокруг, но мы продолжаем жить. Понятно, жить не гармоничной жизнью, не счастливой жизнью… Но живём, хоть и дышать тяжело.
– Присоединились ли вы к работе Вольных купаловцев?
– Я очень грущу, что не могу придти в Купаловский театр, не могу сесть на откидной стул… Но сейчас купаловская труппа готовит очень интересный спектакль. Я не буду раскрывать подробности, скажу только, что я приложила к нему руку не только вычитыванием текстов, но и тем, что передала пару вещей для реквизита.
– В одном из номеров газеты «Новы Час» было опубликовано ваше письмо к Юлии Слуцкой. Возможно, в Беларуси появляется новое направление литературы – письма за решётку?
– Когда мы перешагнём это страшное время, я думаю, что действительно это станет отдельным направлением в литературе. Только бы нам остаться чистыми, чтобы выйти ни душой не повреждёнными, ни телом. Я написала Юле 10 писем – она не получила ни одного. Об этом сказала её дочушка, которая получает от неё письма. А мои 10 писем Юля не получила. Я писала ей по одному стихотворению… Может, их напугали стихи?
– Думаю, что вы знаете места в Минске, которые могут придать силы?
– Я очень люблю кладбища, особенно люблю Кальварию. Примечательно, что в костёле на Кальварийском кладбище я пряталась от тех чёрных людей, которые разгоняли белорусов. Люблю и Военное кладбище, и Чижовское. Люблю костёл святого Иосифа, который находится около Ратуши. Когда-то это было место, где держали в заключении повстанцев Калиновского. Я живу у прудка под названием Мухля, которому больше ста лет. У нас растёт много груш, поэтому наш район я условно называю «Подгрушьем» – он находится недалеко от Грушевки. Наш район очень зелёный, когда я хожу по нему, мне хорошо. Но условно хорошо. Сегодня нигде не бывает хорошо. Мы находимся в каком-то комиксе, только трагическом и кровавом. Помню момент, когда мы с семьёй стояли на углу Городского вала и видели, как в сторону Мельникайте ехали крытые брезентом грузовики с солдатами… И тогда я осознала, что они едут по территории бывшего гетто. У меня произошло абсолютное наложение исторических времён, потому что была жуткая акция, когда грузовики с немецкими солдатами заезжали в гетто ради расстрела людей. И снова происходило то же самое. Они ехали, чтобы устраивать насилие против своего же народа!..
– Чем занимаются ваши дочери?
– О, они фантастические! Моя старшая дочь Анна очень активный человек. Она мудрая, лечит меня своими наблюдениями. Она – одна из создательниц бренда женской одежды «Krasa». Богдана младше Анны на 10 лет. Она окончила китаистику в БГУ, но не увлеклась ей. Недавно нашла возможность отучиться в Израиле на программиста. Сейчас она изучает высшую математику на английском языке – и ей невероятно нравится! Имя Анна я выбрала после прочтения одного из рассказов Грина, где эпиграфом служила фраза: «Я стоял у окна, насвистывая песенку об Анне». А имя Богдана «вышло» из актовых книг Великого Княжества Литовского. В XVI–XVIII веках в Минске это имя было чрезвычайно популярным.
– Как дети относились к вашему сильному увлечению историей Минска?
– У нас в семье было как-то всё очень гармонично. Они пошли своими путями, не стали продолжением родителей. Дочери говорили, что другими и не смогли бы стать. А теперь я сама многому у них учусь.
– И в завершение: ждать ли нам цикл эссе о театре?
– Возможно, ведь мне есть что вспомнить. Например, как себя ведут люди, чем театр отличается от архива, какие эмоции бурлят… Повсюду же люди! Мне нравится писать о людях, которых я люблю. Когда ты пишешь, вкладывая эмоции, получается живой и тёплый текст.
Я нашла интересный документ 1778 года, буду его описывать. Наш замдиректора по науке предложил весной провести круглый стол по теме восприятия смерти в обществе. Что такое завещание, последняя воля человека? Как мы сейчас к этому относимся? Как такое отношение изменилось с веками? Люди одни и те же, а отношение к смерти меняется. То, что «за чертой» – абсолютно нам неизвестно. Однако всё самое важное мы носим в самих себе. Каждый человек – это вселенная. Человек живёт очень мало. И когда я думаю о том, сколько времени он тратит на споры и ссоры, то у меня всё переворачивается… Как можно тратить такую короткую и красивую жизнь на создание убийственной идеологии? Мы слишком мало живём, чтобы тратить бездарно своё время.
В газете «Авив» за 2014 г. упоминалось, что Лев Шейнкман, руководитель белорусской организации евреев – ветеранов и инвалидов войны, предложил добиваться, чтобы в Минске появилась улица имени Леонида Левина. На доме, где жил заслуженный архитектор, Л. Шейнкман предлагал повесить мемориальную доску. В том же году агентство «Интерфакс» сообщило, что за улицу Левина в Минске агитировало и руководство одной местной «политической партии» (ЛДП, чего уж там).
Скорее всего, после того, как в 2015 г. имя архитектора было присвоено минской «Исторической мастерской» (и улочке в Жлобине), этот вопрос отпал. Так или иначе, предложения ветеранов и инвалидов побудили меня составить список евреев, ушедших из жизни раньше 2014 г. и заслуживающих следа в столичной топонимике. Я сознательно ограничился двумя десятками фамилий: разумеется, их могло быть куда больше.
Владимир Ботвинник (1938–2001). Многократный чемпион БССР и призёр чемпионатов СССР по боксу, чемпион СССР 1959 г., почетный мастер спорта, заслуженный тренер Беларуси. Косвенно «улица Ботвинника», посвященная именитому боксеру, стала бы и данью памяти его не менее известному однофамильцу (а возможно, и дальнему родственнику) – Михаилу Ботвиннику, многократному чемпиону мира по шахматам в 1948–1963 гг. Кстати, корни М. Ботвинника – тоже в наших краях, его отец родился в д. Кудрищино (ныне – Смолевичский район).
В. Ботвинник
Абрам Бразер (1892–1942). Знаменитый график и скульптор, заслуженный деятель искусств БССР (1940), героически погибший в Минске, где жил с 1920-х годов. Во время нацистской оккупации рисовал портреты немецких офицеров, одновременно собирая информацию для подпольщиков. Более подробно о Бразере и его вкладе в искусство см. здесь.
Целестин Бурстин (1888–1938). Один из основоположников математической науки в Беларуси, уничтоженный при Сталине. Далее цитирую slounik.org: «Д-р философии (1912), академик АН БССР (1931), проф. (1929). Окончил Венский университет (1911). С 1929 г. работал в БГУ, с 1931 г. директор Физико-технического института АН БССР. Научные труды по дифференциальной геометрии, дифференциальных уравнениях, алгебре. … Доказал фундаментальную теорему о вложении риманова пространства в эвклидово. Написал один из первых учебников для вузов по дифференциальной геометрии на белорусском языке». Сайт НАН РБ добавил о Бурстине: «Решил проблему Пфаффа для систем дифференциальных уравнений с частными производными, проблему Коши для этого типа уравнений».
Вайнрубы. В честь двух старших братьев названа улица в Борисове, где они родились, но их слава вышла далеко за пределы родного города. Генерал-лейтенант танковых войск Матвей Вайнруб (1910–1998) останавливал наступление вермахта в Сталинграде, а после освобождения Польши стал Героем Советского Союза. Полковник танковых войск, Герой Советского Союза Евсей Вайнруб (1909–2003) защищал Беларусь в 1941 г., также прославился в Висло-Одерской операции и при взятии Берлина. Зиновий Вайнруб (1917–?) в 1941 г. отличился при обороне Украины, во время переправы через Днепр, и в других эпизодах войны. Военврач Раиса Вайнруб (1917–1984) спасла множество бойцов во время финской кампании и Великой отечественной войны.
М. и Е. Вайнрубы
Макс Дворжец (1891–1942) – доктор медицинских наук, профессор, руководивший лечебным факультетом мединститута в 1937–1941 гг. Погиб в Минском гетто. Во многом благодаря М. Дворжецу, который до войны возглавлял «глазные отряды», призванные выявлять и лечить больных трахомой, эта болезнь практически исчезла в Беларуси. Между тем прежде она была настолько распространена, что даже попала в поэму Изи Харика «На чужом пиру» о Беларуси ХІХ в.: «Там слепнут глаза от трахомы».
М. Дворжец; С. Дречин
Семён (Самуил) Дречин (1915–1993). Артист и балетмейстер, около 60 лет отдавший искусству, – один из основателей балета в Беларуси. Лауреат Госпремии СССР 1950 г., народный артист БССР с 1954 г. При этом Дречин не вступал в компартию.
Яков Зельдович (1914–1987). Уроженец Минска, академик, трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской (1957) и Государственной премии (четырежды!). Внес существенный вклад в теорию горения, детонации и ударных волн. В 1939–41 гг. вместе с Ю. Харитоном впервые провел расчет цепной реакции деления урана. В некоторых энциклопедиях называется «российским физиком», и в Москве (2014) появилась улица Зельдовича. В Минске пока лишь установлен бюст академика возле Института физики.
Я. Зельдович; С. Зорин
Семен (Шолом) Зорин (1902–1974). Уроженец Минска, до войны работал столяром, а затем, бежав из гетто, прославился как командир семейного партизанского отряда. Историк Василий Матох писал в 2008 г.: «В партизанском отряде №106 под командованием Семена Зорина находились в основном бывшие узники минского гетто. В его составе было 596 человек, из них 141 – в боевой группе. Хозяйственные группы еврейских семейных отрядов – портные, сапожники, пекари, медики, часовщики, ремонтники и др. специалисты – стали базой, обслуживавшей многие партизанские отряды». Один из членов того отряда Леонид Окунь говорил: «Семен Зорин был отличный командир, и только благодаря его уму и мужеству нас не раздавили каратели». Спасение нескольких сотен жизней – более чем весомая причина, чтобы дать улице благозвучное имя Зорина, но можно вспомнить, что минчанин проявил себя и как подрывник. Имел два ордена Отечественной Войны, орден Красной Звезды и партизанскую медаль.
Юлий Иргер (1897–1941). Слово «Беларускай энцыклапедыі»: «Белорусский ученый в области хирургии. Доктор медицинских наук (1928), профессор (1934). Заслуженный деятель науки БССР (1939). С 1934 в Минском медицинском институте, с 1932 одновременно руководитель Белорусского НИИ переливания крови». Очевидно, что сделал для минчан Ю. Иргер никак не меньше, чем первый российский нарком здравоохранения Н. Семашко, удостоенный «своей» улицы в нашем городе.
Ю. Иргер; М. Кроль
Михаил Кроль (1879–1939). По словам автора журнала «Здравоохранение» (2014), «белорусский учёный, организатор медицинского образования и медицинской печати». Родом из Минска, он получил европейское образование и успешно работал в Москве, но откликнулся на призыв белорусского правительства и в 1921 г. практически на «голом месте» создал в Минске медицинский факультет БГУ, став его первым деканом (с 1930 г. – первым ректором Белорусского медицинского института). С 1931 г. – академик, заслуженный деятель науки БССР. В 1939 г. был избран членом-корреспондентом АН СССР. В мединституте имя М. Б. Кроля увековечено, но почему бы не сделать его более известным на уровне города?
Лев (Лейб) Кулик (1908–1942). Главврач минской инфекционной больницы, расположенной на территории Минского гетто (до 1941 г. работал главврачом в Барановичах и Гродно). В 1941–42 гг. пытался организовать процесс лечения больных – что по тем временам само по себе было подвигом – и в то же время изо всех сил помогал подпольщикам, за что и был казнён гитлеровцами. О его роли в минском подполье можно прочесть в книгах Гирша Смоляра, которого Л. Кулик спас от смерти. В 2008 г. в Беларуси Л. Кулик был посмертно награждён медалью, а несколько позже на здании бывшей больницы, где он работал, появилась мемориальная доска (на ул. Кальварийской, 3а – без упоминания его имени), но всего этого явно недостаточно.
Л. Кулики здание больницы, где сейчас детская музыкальная школа (доска видна между окнами слева от входа)
Моисей (Мойше) Кульбак (1896–1937). Классик еврейской литературы, один из самых популярных в мире писателей из Беларуси. Его роман «Зельменяне», где воспеты древний еврейский род и сам Минск, переиздаётся в ХХІ в. – через 80 лет после написания – и вызывает живую реакцию. Цитата из Ольги Бобковой: «Только в этом году услышала от Али С. об этом романе Кульбака. Нашла и прочитала. Счастливая. Автор заставил улыбнуться, похохотать, погрустить» (svaboda.org, 22.12.2012). Хороши и иные произведения М. К. – стихи, поэмы, пьеса «Бойтра», в 2014 г. опубликованная в журнале «Дзеяслоў» (перевод с идиша Феликса Хаймовича). Рожденный в Сморгони, Кульбак много лет жил в Минске, здесь же был арестован и расстрелян сталинцами. Реабилитирован при Хрущёве.
Сейчас, в 2020 г., я не настаиваю на том, чтобы в Минске появилась улица Мойше Кульбака. Увы, за год до своего ареста большой писатель помог «закопать» критика Хацкеля (Иехезкеля) Дунца (1897–1937). От имени Кульбака в газете «Літаратура і мастацтва» (10.09.1936) было опубликовано следующее: «Долгое время орудовал в еврейской советской литературе Дунец, и никто из писателей с него не сорвал маску. Характерно, что уже после того, как Дунца исключили из партии [1935 г.], Белгосиздат поручил ему перевод [на идиш] такой ответственной книги, как «Как закалялась сталь» Н. Островского. Понятно, что Дунец испортил эту книгу». Практические последствия это выступление имело: перевод книги Островского на идиш поручили Кульбаку. Поэтому я бы отдал предпочтение Зельманской улице (в честь героев романа)… или хотя бы Зельманскому переулку где-нибудь в районе Ляховки.
Иосиф Лангбард (1882–1951). О нем написано так много, что достаточно процитировать «Википедию»: «Заслуженный деятель искусств Белорусской ССР (1934), доктор архитектуры (с 1939). Один из выдающихся зодчих Европы XX века, чье художественное наследие оказало значительное влияние на развитие современной архитектуры. Его архитектурные работы в большой степени повлияли на формирование облика Минска и являются образцами белорусского зодчества». Впрочем, добавлю: Дом правительства, Дом офицеров, Театр оперы и балета – это всё его творения. Возле театра висит курьёзная мемориальная доска, где рядом стоят фамилии архитектора Лангбарда и президента Лукашенко, в ХХІ в. отдавшего распоряжение отреставрировать здание. Можно было бы переименовать в честь зодчего идущую к театру улицу Чичерина, тем более что вклад ленинского наркома иностранных дел в жизнь Минска неочевиден, а кроме того, в столице Беларуси несколько лет назад появилась улица Чичурина (созвучие названий может привести к путанице, если уже не приводит).
И. Лангбард
Осип (Иосиф) Лунц (1842–1930), терапевт, ученый, основатель в Минске системы противотуберкулезной помощи, председатель Общества минских врачей (1879–1883), инициатор первого в Беларуси детского санатория для больных туберкулёзом (1898), один из организаторов Белгосуниверситета (1921). Считается также, что Хоральная синагога – нынешний Национальный драматический театр им. Горького на ул. Володарского – построена по инициативе О. Лунца. Подробная статья о нём и его потомках – здесь.
Абрам Михельсон (1902–1971). Уроженец Минска, где трагически погиб от руки пациента. А. Михельсон был учеником Ю. Иргера, тоже доктором медицинских наук и профессором. Далее уместно процитировать сайт Белорусской медицинской академии последипломного образования (belmapo.by): «В 1958 г. организовано научное общество урологов Белоруссии, председателем которого являлся до 1970 г. С 1959 по 1969 гг. — главный уролог министерства здравоохранения БССР. В 1968 г. присвоено звание Заслуженного деятеля науки БССР». Описал «симптом Михельсона», разработал уникальные методики лечения.
А. Михельсон; А. Печерский
Александр Печерский (1909–1990). Уроженец Кременчуга, офицер Красной Армии, попавший в плен. Некоторое время содержался в минском «рабочем лагере» СС. А. Печерский известен во всем мире благодаря восстанию, организованном им вместе с другими узниками в лагере смерти Собибор (1943 г.). Многим из них удалось выжить после побега. Сам Печерский воевал в партизанском отряде на территории Беларуси; таким образом, имеются и формальные основания, чтобы назвать его именем столичную улицу. Кстати, улицы Печерского уже имеются не только в Кременчуге и Ростове-на-Дону, но и в израильском Цфате, где герой никогда не бывал.
Г. Пласков
Григорий Пласков (1898–1972). Уроженец Минска, выдающийся военачальник. Сам маршал Жуков ходатайствовал, чтобы генерал-лейтенанту артиллерии Пласкову присвоили звание Героя Советского Союза, но не сложилось… Как писал кандидат исторических наук Борис Долготович в «Вечернем Минске»: «В январе 1919-го Григорий Пласков начал службу в артиллерии и остался верен ей в течение 45 лет… был пять раз ранен, причем один раз настолько тяжело, что не только мог, но и не должен был возвращаться на фронт. Но генерал Пласков вернулся в строй, к своим боевым друзьям, даже не дождавшись полного излечения ран».
Соломон Розенталь (1890–1955). Уроженец Вильно, однако жил в Минске в конце 1900-х, в 1921–1931 гг., бывал у нас и в первой половине 1950-х гг. (похоронен в Ленинграде). Доктор медицинских наук, профессор, в своё время – один из самых авторитетных в СССР венерологов и дерматологов. Разработал множество методик лечения, которые во время войны очень пригодились при лечении раненых. Заведовал клиникой кожных болезней в БГУ, его многочисленные книги выходили и на белорусском языке. Придумал «жидкость Розенталя». «С. К. Розенталь с учениками разработал весьма эффективное лекарственное средство для лечения ран, жирной себореи и алопеции, не утратившее своего значения до настоящего времени», – писали специалисты с pharmjournal.ru в 2013 г. Прославился С. Розенталь также тем, что был первым чемпионом Беларуси по шахматам (в 1924 и 1925 гг.), хотя звание мастера спорта получил уже в Ленинграде (1934).
Л. Шапиро
Лев Шапиро (1864–1932). Цитирую некролог по изданию «Новый хирургический архив» (№ 3, 1932 г.): «12 января 1932 г. в Минске умер 68 лет от роду Л.Н. Шапиро – один из основоположников хирургии в Минске. По окончании Дерптского университета он проработал два года в Москве, в лечебнице “Кни”, а затем с 1890 г. работал в Минске. Здесь он имел свою хирургическую лечебницу; пользуясь большой популярностью среди местного населения и далеко за пределами Минска, он немало способствовал популяризации хирургии в Белоруссии. С 1900 по 1914 год заведовал хирургическим отделением Минской еврейской больницы, работал хирургом во время войны… Умер Лев Наумович от сердечного поражения, внезапно, во время лечения больного, работая до самого последнего момента своей жизни». Известен Л. Шапиро и как основатель первой на территории Беларуси школы по подготовке зубных врачей (1907).
Федор Шедлецкий (1924–1988). В некоторых источниках называется «первым партизаном из Минского гетто». Израильский историк д-р Ицхак Арад в книге «Они сражались за Родину: евреи Советского Союза в Великой Отечественной войне» писал о нём так: «Связь между подпольем Минского гетто и 208-м партизанским отрядом была установлена благодаря Феде Шедлецкому, появившемуся в гетто по заданию Сергеева, чтобы попросить юденрат помочь партизанскому отряду с одеждой и медикаментами. Деятель подполья Григорий Смоляр, встречавшийся с Шедлецким, обещал отправить партизанам помощь и предложил переправить к ним подпольщиков из гетто. В начале 1942 г. Шедлецкий вновь пришел в гетто с ответом от Сергеева, который согласился принимать евреев с условием, что они будут вооружены и снабжены медикаментами. Результатом этих контактов стал уход из гетто в феврале 1942 г. трёх групп общим числом 50 человек, в основном бывших военных. Шедлецкий взял на себя обязанности проводника». Уточнил сведения И. Арада в 2017 г. Феликс Хаймович – писатель, сын Бориса Хаймовича (одного из организаторов подполья в Минском гетто): «Федю Шедлецкого я знал лично, и достаточно близко: он дружил с моим отцом, а дружба эта началась в августе 1941 года в Минском гетто. Федя был связным отца. Не Сергеев направил его в гетто, а Исай Казинец направил его в лес на поиски партизан, чтобы выводить в лес людей из гетто. Казинец его связал и с Кабушкиным (Жаном), который, кстати, не один раз ночевал в доме, служившим штабом папиной подпольной группы. Немцы его искали, но им и в голову не могло придти, что “партизанский бандит“ прячется в гетто. Так что не Сергеев вышел на Шедлецкого, а Шедлецкий на отряды Сергеева и Покровского, действовавшие вместе. В партизаны Федя перешёл вместе со всей папиной группой, которую он и Миша Рудицер (обоим было по 17 лет)и выводилив лес. Первым же партизаном из Минского гетто считали не Федю, а моего отца. В книге Смоляра “Мстители гетто”, вышедшей в издательстве “Дер эмес” в 1947 году, раздел, посвящённый моему отцу, так и назывался: “Первый партизан из Минского гетто“».
Фото из книги Г. Смоляра. Справа налево: сидят А. Релькин и Ф. Шедлецкий, стоят Г. Гордон и Б. Хаймович
Фактически, начиная с осени 1941 г., Ф. Шедлецкий вместе со своими товарищами спас десятки узников гетто. В партизанском отряде он командовал разведгруппой, был награждён медалями «За Отвагу» и «Партизану Отечественной войны I степени». Возможно, влияние на дух людей имело даже большее значение, чем ратные подвиги: «Его смелость, его осознанное решение – никогда не носить жёлтую звезду на одежде, его уверенность в победе, были подобны глотку свежего воздуха» – об этом в 1994 г. рассказывал бывший узник Минского гетто Евсей Залан.
* * *
Конечно, наивно надеяться, что все названные фамилии найдут своё место на карте Минска, но тем, кто претендует на звание «общественных», а тем более политических деятелей, не помешало бы иметь такой список под рукой. Oбращения же «простых смертных» топонимическая комиссия при горисполкоме, как правило, игнорирует.
В списке – несколько врачей, и это неспроста. Считаю, что их труд недооценен в названиях столичных улиц, проспектов и переулков. Сейчас, во время эпидемии COVID-19, это ещё более очевидно, чем 5 лет назад.
Нужна в столице Беларуси и улица (проспект? площадь?) «Праведников народов мира», а лучше просто Праведников. Между прочим, готов согласиться со многими идеями, высказанными еще в 1993 г. художником Маем Данцигом в открытом письме к белорусскому правительству: тогдашний председатель объединения еврейской культуры имени Изи Харика предлагал, в частности, вернуть название «Еврейская» улице Коллекторной. «Не возвращено историческое название улице Еврейской в Минске. Этот вопрос остается нерешённым, несмотря на то, что все остальные улицы этой части города получили свои исконные названия», – говорил президент Всемирной ассоциации белорусских евреев Яков Гутман в речи перед депутатами Верховного Совета Беларуси (20.10.1994). Полный текст его выступления на белорусском можно прочесть здесь
Я бы приветствовал появление в Минске улицы Трёх Подпольщиков (Маши Брускиной, Кирилла Труса и Володи Щербацевича, публично казнённых нацистами 26 октября 1941 г. за связь с подпольем). О том, что неэтично было бы называть улицу в честь одной М. Брускиной – а такие предложения звучали – уже приходилось писать («Мы яшчэ тут!», № 32, 2007).
Кроме того, заслуживает внимания идея с улицей Владимира Высоцкого. Замечательный певец и актер (1938–1980) не раз приезжал в Беларусь, снимался у нас в кино и выступал с концертами. Его творчество до сих пор почитается самыми разными людьми, некоторые песни переводились на белорусский язык (например, Михасём Булавацким) и иврит (например, Михаилом Голдовским)… Присвоение улице его имени стало бы, между прочим, знаком покаяния за бестактность небезызвестного Пал-Изотыча, утверждавшего, что Высоцкий в Минске «потерпел фиаско», что его «обвели вокруг пальца» (см. подробнее: «Знамя юности» 23.03.1980 и здесь).
Подготовил Вольф Рубинчик,
политолог, член Союза белорусских писателей
wrubinchyk[at]gmail.com
Первая публикация – 18 мая 2015 года. Пять лет спустя вниманию читателей предлагается исправленный и дополненный вариант.Фото взяты из открытых источников.
Сегодня, 19.05.2020, историк Иван Сацукевич, который входит в “топонимическую” комиссию при горисполкоме, ответил г-ну Зеленкову так: “Попробуем реализовать в ближайший год, главное, чтобы была новая большая улица – с этим из-за запрета на освоение ценных сельскохозяйственных земель проблемы” (пер. с бел.). Ура?
Добавлено 19.05.2020 14:14
***
Спрашивали – отвечаю
Об инициативе «улица имени Зиссера». Появилась интернет-петиция, где Ю. А. Зиссер (1960–2020) представлен так: «Меценат, общественный деятель, предприниматель, основатель портала TUT.BY, активный участник стартап-движения в стране, ментор, инвестор. Человек, не афишировавший свои подарки, но сделавший огромный вклад в сохранение и развитие белорусской культуры, национальной идеи и самоидентификации» (c 18.05.2020 она собрала почти 4000 подписей). В газете «Новы час» вижу и статью-обоснование.
Всегда радует общественная активность, которая идёт «снизу», не сопровождаясь угрозами и насилием. Бесспорно, Ю. Зиссер был заметным деятелем в Беларуси начала ХХI века, но… Вот в соседней России был принят закон, по которому «назвать улицу в честь умершего человека можно не ранее, чем через 10 лет после его смерти». Впрочем, правило не без исключений; улица Солженицына появилась в Москве уже через несколько месяцев после смерти писателя.
В законе РБ «О наименованиях географических объектов» сказано: «Географическим объектам могут присваиваться наименования в ознаменование исторических событий, а также имена лиц, имеющих заслуги перед государством и обществом». Российский «лаг» не предусмотрен; запрещается лишь прижизненное увековечение заслуженных людей в названиях географических объектов. Теоретически улица (или площадь, проезд, переулок…) могла бы получить имя Зиссера хоть завтра. Нужно ли?..
Имею основания сомневаться в том, что успешный предприниматель был велик во всех своих «ипостасях», перечисленных в петиции. Должно пройти несколько лет (возможно, пять), чтобы оценить влияние Юрия Зиссера на развитие Минска и Беларуси. Пока суд да дело, наследники долларового миллионера могли бы учредить мемориальную стипендию для молодых талантов. И/или выпустить о Ю. Зиссере книгу, благо многие вспоминают о нём.
В ближайшее время не собираюсь выступать ни «за», ни «против» предложения «назватьулицу города, чтобы быть благодарным за всё, что он сделал для страны», поддержанного, в частности, дочерью Ю. Зиссера Евгенией. Но если бы пришлось выбирать, я предпочёл бы видеть в родном городе всё-таки улицу Иосифа Лангбарда или, к примеру, Соломона Розенталя, чьи труды не забыты и спустя десятилетия после смерти авторов.
После выхода «Великолепной двадцатки» художник Андрей Дубинин напомнил о замечательном минском докторе Сергее Урванцове(1863–1937), инициаторе создания в городе «скорой помощи», не отмеченном, однако, в городской топонимике. Разумеется, я двумя руками «за» улицу (или даже проспект) Урванцова.
В. Рубинчик, г. Минск
20.05.2020
Опубликовано 20.05.2020 13:33
* * *
Уход Ю. Зиссера в мир лучший опять всколыхнул тему увековечения памяти людей, оставивших заметный след в истории города и общества.
В. Рубинчик подмечает про закон соседней Российской Федерации, что «назвать улицу в честь умершего человека можно не ранее, чем через 10 лет после его смерти». Мне на ум приходят воспоминания о смерти Папы Иоанна Павла ІІ (в то время я как раз был в Италии). Традиционно для горячих итальянцев, сразу поднялась кампания «Santo subito» – то есть требование объявить главного иерарха католического мира святым без предварительных процедур (то же случилось по смерти падре Пио, знаменитого францисканского монаха). На такие случаи католическая церковь за свою долгую историю выработала механизм – процедура рассмотрения и утверждения человека в статусе официально признанного святого может быть не ранее пяти лет после его смерти. Страсти утихают, свежесть утраты проходит, и сам человек может быть оценен в некоей исторической перспективе. Видимо, опыт сгоряча утверждённых персон не всегда проходил испытание временем.
Думаю, это применимо и в нашем случае.
В материале В. Рубинчика я выделил бы среди несомненно достойных фигур несколько моментов, отозвавшихся во мне лично. Безусловно, это улица (или переулок) Зельманцев (у автора Зельманская), также историческая Еврейская улица и улица Трёх подпольщиков.
Ізноў здароў kinda юбілейны выпуск, радуе гэта Вас або не! Канец чэрвеня – пачатак ліпеня былі багатыя на падзеі, але спярша – колькі слоў на вечную тэму: беларуская іудаіка, чым яна ёсць па сутнасці, як выглядае звонку.
Падштурхнула мяне да рэфлексій публікацыя кандыдата гістарычных навук, дацэнта БДУ, etc, з якім ужо асцярожна спрачаўся тут. Ага, таго самога Дзмітрыя Ш., які ў пачатку 2010-х ачоліў «цэнтр яўрэйскіх даследаванняў» у ЕГУ і ўзяўся рэдагаваць часопіс «Цайтшрыфт». У канцы 2018 г. ён жа (з)ацаніў стан іудаікі ў Беларусі, дый стан яўрэяў увогуле… Слушна канстатаваў, што нас тут нямнога, і звесткі Зэліка Пінхасіка (згодна з якімі пад закон аб вяртанні трапляе звыш 100 тыс. жыхароў РБ) «уяўляюцца неабгрунтаванымі». Праўда, нешта падобнае я ўжо чытаў, больш за тое – пісаў 🙂
Пан Ш. згадвае некаторыя арганізацыі, леташнія падзеі – усё гэта няблага, хоць і «без прэтэнзій». Ды раптам – гаркавы песімізм: «іудаікі як асобнай сферы даследавання і выкладання ў Беларусі больш не існуе (напрыклад, у параўнанні з перыядам 2000-х гг.); вядомых даследчыкаў, якія даўно займаюцца іудаікай, адзінкі; узровень работ, якія з’яўляюцца ў навуковай перыёдыцы і ў якасці дысертацый, што прадстаўляюцца да абароны, даволі слабы; сустракаецца і непрыхаваная прафанацыя».
Ніхто не будзе ўсур’ёз даводзіць, што цяперашняя РБ – міжгалактычны агмень яўрэйскіх даследаванняў. Але суцэльнага заняпаду ў параўнанні з пазначаным перыядам усё ж не прасочваецца. Дальбог, у 2000-х, асабліва ў першай палове, «яўрэйскія тэмы» не дужа былі папулярныя. Малатыражны – і, папраўдзе, не бліскучы – зборнік «Евреи Беларуси. История и культура» накрыўся вядомай пасудзінай у 2001 г., а ў іншых выданнях ахвотным не так часта выпадала публікавацца. Калі ж выпадала, то ў друк нярэдка праточвалася менавіта «непрыхаваная прафанацыя» (шматлікія артыкулы Эмануіла І. ды пад.).
Прыпамінаю, што на канферэнцыях у Брэсце, Гродна, нават у Мінску, я бываў ледзь не адзіным, хто нешта распавядаў пра яўрэяў Беларусі.
Абяцанкі-цацанкі ад газеты «Авив» (чэрвень-ліпень 2003)
У 2010-х гадах якраз назіраўся пэўны «рэнесанс», звязаны, відаць, з тым, што многа дзе распрацоўваліся экскурсіі па «яўрэйскіх мясцінах», і мелася патрэба ў навуковым абгрунтаванні. На мой одум, адна кніга Іны Соркінай «Мястэчкі Беларусі ў канцы XVIII – першай палове XIX ст.» (выд-ва ЕГУ, 2010) апраўдала існаванне беларускай іудаікі на 10 гадоў наперад.
Так, даводзілася чытаць нямала «папсы» (гл., напрыклад, тут водгук на крэатыў Г. Левінай; лёгка знайсці ў сеціве шматлікія кампіляцыі М. Акуліч ды інш.), але ж яна ніколі не падмяняла і не падмяняе навуковую літаратуру… Таму тэзіс Дзмітрыя («Характэрнай рысай дыскурсу пра яўрэяў Беларусі сталася замена сур’ёзнай літаратуры на масавую папулярную з адпаведным наборам скрыўленняў») гучыць надта неяк па-алармісцку.
У апошнія гады не маю магчымасці прафесійна займацца іудаікай. Выпусціў пару кніжак, дзе «яўрэйскае» прысутнічае, але не дамінуе:
Водгукі ад «Кніганошы» (№ 45, 2017) і «Дзеяслова» (№ 99, 2019). ¯\_(ツ)_/¯
Усё ж часам адпраўляю матэрыялы на канферэнцыі, па меры сіл сачу за тым, што публікуецца, адзначаю для сябе старыя і новыя імёны. Нават на belisrael.info, які не прэтэндуе на званне акадэмічнага сайта, іх цэлае суквецце. Па-свойму цікавымі мне падаліся, напрыклад, работы Цімоха Акудовіча, Інэсы Ганкінай, Інэсы Двужыльнай, Дзмітрыя Дзятко, Маргарыты Кажанеўскай, Уладзіслава Карчміта, Алы Кожынавай – і, безумоўна, Віктара Жыбуля, даследчыка спадчыны Цфаніі Кіпніса, Вульфа Сосенскага, Юлія Таўбіна, іншых знакамітых яўрэяў. А ёсць жа яшчэ, напрыклад, Канстанцін Карпекін, архівіст 1985 г. нар., зацікаўлены тэмай іудзейскіх абшчын пачатку ХХ ст… Уладзімір Ляхоўскі і Андрэй Унучак апошнім часам досыць паспяхова асвятлялі ўзаемадзеянне яўрэйскага і беларускага нацыянальных рухаў, Вольга Бабкова на падставе архіўных дакументаў распавядала пра стасункі іудзеяў з хрысціянамі ў часы сівой даўніны, Вадзім Зелянкоў падрыхтаваў грунтоўны артыкул пра мінскага доктара Лунца і яго нашчадкаў, закрануўшы тэму «яўрэйскай абшчыны». Ларыса Доўнарзаймалася тутэйшай ідышнай ды іўрыцкай бібліяграфіяй. Працягвае валтузіцца са справамі «нацменаў», у тым ліку яўрэяў, магілёўскі гісторык, дацэнт Ігар Пушкін. Не закінуў іудаіку яго мінскі калега Андрэй Кіштымаў.
Сяргей Старыкевіч шмат пісаў пра яўрэяў Маладзечаншчыны, Ігар Ціткоўскі – пра слуцкіх яўрэяў (ды іх сінагогі), Таццяна Вяршыцкая – пра наваградскіх, Эдуард Злобін – пра пінскіх, Леанід Лаўрэш – пра лідскіх. Наконт апошніх пяцярых не ведаю, гісторыкі яны, краязнаўцы або «проста» музейшчыкі, але планку трымаюць. Іх тэксты ў цэлым не горшыя за тое, што падаецца пра Беларусь і Мінск у ізраільскай «Электроннай яўрэйскай энцыклапедыі».
Мабыць, не ўсе з пералічаных звярталіся ў віленскі «Цайтшрыфт» і супрацоўнічаюць з расійскай суполкай «Сэфэр», але тое не значыць, што гэтых людзей не існуе, што ім няма куды расці. Упэўнены, грамадскі попыт на яўрэйскую тэматыку ў Беларусі ёсць і будзе, пра што сведчыць, між іншым, і выхад «Аўтабіяграфіі» філосафа Саламона Маймана (Мінск, 2018) у перакладзе на беларускую.
Карацей, трохі шкада, што ў «гісторыка-міжнародніка» атрымаўся занадта суб’ектыўны «агульны агляд» для «інстытута Еўра-Азіяцкіх яўрэйскіх даследаванняў». Ды такая, відаць, установа… Камусьці ў яе кіраўніцтве карцела паказаць тутэйшых яўрэяў «беднымі й няшчаснымі», і ў гэткім вобразе ёсць доля праўды, але ж канструктыўнага выйсця не было прапанавана. 🙁 Так, «маштабнае сацыялагічнае даследаванне» – лепей, чым нічога (сам адказваў на пытанні ў лютым г. г.), аднак, па-мойму, скіравана яно найперш на вывучэнне эміграцыйнага патэнцыялу яўрэйства СНД, а не на развіццё тутака «абшчын» і яўрэйскіх штудый. Пажывем-пабачым – магу і памыляцца.
Зараз пра тое, што дзеецца вакол. «Галоўнакамандуючы» (па-французску «généralissime», амаль генералісімус :)) кур’ёзна бараніў практычна ўжо прыняты законапраект міністэрства абароны аб «удасканаленні» сістэмы прызыву: «Служыць павінны ўсе, а не толькі дзеці рабочых і сялян, іначай мы трапім у залежнасць ад Расіі або НАТА» (каму трэба, знайдзіце дакладныя цытаты). Гэх… па-першае, прызыў усё адно застанецца «не для ўсіх»; «хлопчыкі-мажоры» так ці іначай з’едуць за мяжу паводле адмысловых накіраванняў. Па-другое, прыпусцім, што ваенкаматам удасца дадаткова «падгрэсці» пару-тройку тысяч прызыўнікоў за год. Праблему баяздольнасці тутэйшых узброеных сіл гэта не вырашыць, што прызнавалі і самі вышэйшыя афіцэры. Па-трэцяе, довад «ад праціўнага»: нават з адтэрміноўкамі для студэнтаў/магістрантаў/аспірантаў за 27 год незалежнасці Сінявокая ўмудрылася не стаць ахвярай суседзяў; ёсць «смутныя сумневы», што ім увогуле не да нас. Калі ж «кампетэнтныя органы» (у адносінах да адміністрацыі РБ гэтае спалучэнне выпадае ўжываць хіба з іроніяй) маюць іншыя звесткі, дык трэба крычаць каравул тэрмінова мацаваць войска ў іншыя спосабы, чым лоўля моладзі, прагнай да навучання. Што, калі пачаць з таго, каб адмовіцца ад пагоні за пышнасцю, праз якую церпяць людзі? Маю на ўвазе мінскую трагедыю 03.07.2019 (загінула жанчына, некалькі беларусаў паранены ў мірны час), але не толькі; «святочныя» інцыдэнты здараліся і раней.
Недарэчнасць законапраекта пад хітрай назвай «Пра змяненне законаў па пытаннях эфектыўнага функцыянавання ваеннай арганізацыі дзяржавы» відавочная ўжо і для часткі дэпутацікаў з палаты прадстаўнікоў. Ніколі ж не было ў гісторыі ПП, каб у другім чытанні прагаласавала «супраць» болей, чым у першым (9 і 6) – звычайна спрэчныя моманты залагоджваюцца паміж галасаваннямі. Няўжо «палатка» ператвараецца-такі ў сапраўдны парламент? Хацелася б верыць; мо нават дойдзе да таго, што ўвосень цяперашнія «кнопкадавы» не дадуць распусціць сябе датэрмінова. Да чаго не раз заклікаў.
Уразіла, якая публіка сабралася ва ўрадзе. Міністарка працы, у адказ на прапанову ўлучаць тэрмін службы ў войску ў стаж для налічэння пенсіі: «У 20 гадоў “яны” не будуць думаць пра пенсію» (няхай прызыўнікі дабіраюць стаж потым). Нагадала эпізод з пачатку 1990-х: у Палацы шахмат і шашак планаваўся дзіцячы турнір, і нехта прапанаваў праветрыць памяшканне. Заслужаная трэнерка гмыкнула: «“Iм” усё роўна – пачнуць гуляць, дык забудуць пра ўсё на свеце». Чым скончылася справа, не ведаю; спадзяюся, трэнерцы зараз добра дыхаецца ў чужой краіне. Во каб і гора-міністарку туды адправіць, пажадана – разам з яе «шэфамі»…
*
Гульні з мінімум трохразовым (!) перарасходам сродкаў – і гэта называецца «ў межах запланаванага» – падзеяй для ўсёй краіны не сталі, што падкрэслівалі многія каментатары, у т. л. добразычлівыя (напрыклад). Няхай заява прэзідэнта Міжнароднага алімпійскага камітэта, маўляў, цешыцца «ўся Беларусь», застанецца на яго сумленні… Але ж трэба прызнаць, што Лукашэнкі, Рыжанкоў & Co. намацалі-такі слабое звяно ў масавай свядомасці – як тутэйшай, так і заходняй. Сам факт арганізацыі масавых гуляў уплывае на спажыўцоў, быццам наркотык, і адцягвае ўвагу ад рэальных праблем. А сярэдняму замежніку няма розніцы, куды ехаць… У краіну, дзе масава парушаюцца грамадзянскія правы, нават цікавей, бо па вяртанні будзе падстава пахваліцца сваёй смеласцю.
Рэзюмую: своеасаблівая логіка ў правядзенні Еўрапейскіх гульняў у Азербайджане-2015 і Беларусі-2019 была. Зразумела, што дзеля «іміджу» (які не прыяе ўзаемавыгадным стасункам з аўтарытэтнымі контрагентамі, але дапамагае ўтрымаць уладу ў кароткатэрміновым перыядзе) верхавіна можа ахвяраваць эканамічнай мэтазгоднасцю, парастрэсці гаманец – пагатоў, як правіла, не ўласны.
Не хачу пакрыўдзіць спартоўцаў і валанцёраў, многія з якіх насамрэч стараліся. Ва Ўруччы, напрыклад, праходзілі спаборніцтвы па боксе. Мая жонка, ні разу не аматарка гэтага віду спорту, схадзіла «за кампанію», і ёй спадабалася. Якраз у той дзень, 29.06.2019, беларускі баксёр Дзмітрый Асанаў заваяваў «золата»… Але лыжкай дзёгцю стала тое, што ахоўнік не даў чэмпіёну прабегчыся са сцягам перад усімі трыбунамі (дзе, безумоўна, хапала асанаўскіх балельшчыкаў).
Здымкі С. Рубінчык
Гэты факт, разам з іншымі, лішні раз сведчыць пра казённасць, неразняволенасць гульняў. Пра стаўленне да рабочых у «алімпійскай вёсцы» можна пачытаць тут.
*
Аналізаваць дзейнасць новага прэзідэнта Украіны ранавата – не мінула нават ста дзён з яго «інтранізацыі». Як бы скептычна я ні ставіўся да «Зелі», нейкія пазітыўныя сігналы наша паўднёвая суседка пасылае. Напрыклад, у чэрвені ўлады Палтавы вырашылі не пачынаць будоўлю на месцы забойства яўрэяў у Пушкароўскім Яры (як было ў беларускім Брэсце, гл. у мінулай серыі). Суд прызнаў незаконным перайменаванне кіеўскіх праспектаў у гонар Бандэры і Шухевіча, здзейсненае ў 2016-2017 гг. аматарамі «насілля і бяссілля». Так, глядзіш, і заказчыкаў забойстваў Алеся Бузіны ды Паўла Шарамета прыцягнуць да адказнасці?..
Цытатнік
«Кожная новая заява павінна яўным чынам абапірацца на аргументы, выказаныя табою раней. Калі гэтага няма, то аўдыторыя проста лічыць цябе вар’ятам. Такое здараецца таксама, калі аўдыторыі здаецца, што ты надаеш таму ці іншаму аргументу больш вагі, чым апраўдана на тым этапе» (Эліэзер Юдкоўскі, 2007)
«У сталасці хлусіць – як багатаму красці: і сорамна, і няма патрэбы» (Андрэй Федарэнка, «Народная воля», 02.02.2018)
«Вялікае не абавязана быць добрым» (Дзмітрый Быкаў, 05.07.2019)
Вольф Рубінчык, г. Мінск
07.07.2019
wrubinchyk[at]gmail.com
Апублiкавана 07.07.2019 22:13
Водгукi
“У многім падзяляю выкладзеныя тут развагі. Асабліва ўдзячны за належную апінію нашай Іны [Соркінай] і яе выдатнай працы пра штэтлы” (д-р Юрась Гарбінскі, Польшча) 08.07.2019
“Тое, што тычыць маёй працы як гісторыка, кладу ў папкі. Цікава было пра іудаіку. Зацікавілі кнігі Маймана і Соркінай” (Анатоль Сідарэвіч, Мінск), 10.07.2019.
Лібкнехта і Волаха: 5 месцаў раёна паказвае неверагодная супрацоўніца Купалаўскага
Падбрушша Грушаўкі
Як адрозніць Чыжоўку ад Шабаноў і што ўбачыць у Малінаўцы, не выходзячы з машыны? CityDog.by прапануе новы фармат знаёмства з Мінскам: цікавыя людзі будуць паказваць пяць знакавых месцаў свайго любімага раёна.
Сёння запаветныя месцы паказвае Вольга Бабкова – архівістка, пісьменніца і загадчыца літаратурна-драматургічнай часткай Купалаўскага тэатра.
– Самы час для такой рубрыкі! Не магла прыдумаць яе ўвесну? – смяецца фатограф. – Ну нічога, затое будзе эфект скандынаўскіх краявідаў.
Некалькі швэдраў, цёплае паліто, двое рукавічак – у самы разгар халадоў сустракаемся ў Лютэранскім скверы на вуліцы Лібкнехта.
– Толькі мяне не трэба здымаць, я паталагічна не магу гэтага трываць, – просіць гераіня.
– Можа, хаця б здалёк? – прапануе фатограф.
– А можна са спіны? – смяецца Вольга.
Наш гід пражыла на Карлачцы ўсё жыццё.
– Мая маці, якая вучылася на філфаку ў 50-я гады, тут здавала лыжны крос. Ад брамы лютэранскіх могілак (а брама была цагляная, ажурная, з дзюркамі) яна ехала кудысьці ў палі, не разумеючы, што потым будзе там жыць усё жыццё. Тады гэта ўсё былі пагоркі і абсалютная пусташ.
Ад вуліцы Харкаўскай да Карла Лібкнехта ляжалі землі хутара Нядзвежына, пасля гэта стала вёска Малое Нядзвежына. Так што мы ідзём па Нядзвежыне. Тут вельмі цікавыя назвы ў наваколлі: Доўгі Лог, Кальварыя, Плешчанка, Тучынка, Грушаўка. Мы – падбрушша Грушаўкі – так заўжды смяёмся.
МЕСЦА №1, ЧАЛАВЕЧНАЕ: ЛЮТЭРАНСКІЯ МОГІЛКІ
– Я жыву на вуліцы Волаха, але сваю старую назву Лютэранская яна атрымала ад гэтага месца. Гэта былыя лютэранскія могілкі, іх яшчэ называлі Нямецкія. Калонія немцаў-лютэран, якія жылі на вуліцы Захар’еўскай (цяперашні праспект Незалежнасці. – Citydog.by), выкупілі тут кавалак зямлі, каб хаваць сваіх памерлых. Месца было на водшыбе, на ўзвышшы.
Раён атрымаў назву Нямецкая слабада: тут сталі сяліцца выхадцы з Сілезіі. Вуліца Карла Лібкнехта называлася Нямецкай, а потым Малалютэранскай, мая Волаха – Лютэранскай, а Розы Люксембург – Мацвееўскай.
У гістарычным архіве захавалася судовая спрэчка: нейкі яўрэй, якіх тут, безумоўна, было шмат, для сваіх гаспадарчых патрэб выкапаў яму – проста на дарозе, на цяперашняй Карла Лібкнехта. І лютэране судзіліся з ім, бо яма не давала праехаць пахавальным працэсіям, усім гэтым вазкам і фурманкам.
Пазней тутэйшыя вуліцы забрукавалі. І ў гэтым годзе, калі пачалася рэканструкцыя дарогі, калі пачалі раўняць гэту такую класную крывізну (вуліцы Лібкнехта. – Рэд.), выкапалі і рэшткі старога бруку.
Ад рэканструкцыі пацярпелі і два шэрагі старажытных клёнаў, якія я страшэнна любіла. Гэта была мая… я не ведаю… любоў мая. Таму што я дакладна ведала, калі яны робяцца залатымі. Божа мой, як іх было шкада!.. Я думаю, яны памяталі яшчэ тыя пахаванні, якія тут адбываліся.
“Цяпер на месцы старой алеі пасадзілі тры дрэўкі – адно, дарэчы не прыжылося – з разуменнем, што некалі яны будуць тут квітнець”.
У 1877 годзе тут адбылася неверагодная падзея. Тут хавалі 77-гадовага менскага акушэра. Апроч таго, што ён быў акушэрам, ён быў фантастычны доктар і проста вельмі-вельмі добры чалавек. Гэты чалавек быў абсалютна бескарыслівы, ён прыходзіў, калі яго клікалі – у любы час, у любое надвор’е. Ён аддаваў свае грошы. Ён таксама лекаваў вар’ятаў. Карацей, такога чалавека ва ўсе часы запамінаюць. Ён быў мінскім немцам, яго звалі Вільгельм-Павал Данілавіч Гіндэнбург.
Яго хаваў увесь горад, дзясяткі тысяч чалавек сюды прыйшлі. Нават з Вільні была запрошана конная паліцыя, каб сачыць за парадкам. Як кажуць, над яго труной плакалі рабін і пастар. Большая частка горада пачынала жыццё з яго рук.
Гэта пахавальная цырымонія была такой незвычайнай, што дачка мінскага банкіра Лур’е, уражлівая дзяўчына, мастачка, апісала яе ў лісце да Фёдара Міхайлавіча Дастаеўскага, а той – у сваім дзённіку, дзе назваў мінскага акушэра “общим человеком”.
“Дарэчы, у доктара Гіндэнбурга быў руды кот, і калі ён хадзіў на прыёмы, то кот заўсёды хадзіў за ім. І звалі ката Бурмістр, – усміхаецца Вольга. – А я малая пару разоў была на могілках і памятаю старыя надмагіллі, яны мяне ўражвалі, бо былі вельмі несавецкія. Стаяў ствол дуба з адрэзанымі галінамі, напрыклад… І дзе-нідзе было напісана “фон” у прозвішчах”.
Таму, калі сёлета тут пачалі выкопваць каўшамі рэшткі людзей і бязлітасна, па-варварску сталі закідваць іх на грузавікі і вывозіць за горад, было ясна, што горад рана ці позна павінен быў адрэагаваць. У выніку рэшткі сталі вывозіць на перапахаванне.
МЕСЦА №2, ТАЯМНІЧАЕ: АНАТАМІЧНЫ ТЭАТР
– На пачатку вуліцы Волаха ў канцы 19-га стагоддзя быў завод, які вырабляў простае мыла. Валодаў заводам нейкі Данішэўскі. Пасля ён з сынамі заснаваў фабрыку, якая назвалася “Парфумная фабрыка “Вікторыя”. Прадстаўніцтва гэтай фабрыкі было ў Маскве, Пецярбурзе, у Рызе – то бок раскруціліся.
А пасля, калі ў Менску ў 1921 годзе заснавалі ўніверсітэт, у будынку былой мылаварні Данішэўскіх зрабілі філіял анатамічнага тэатра. Тут студэнты-медыкі слухалі публічныя лекцыі па анатоміі. Традыцыя анатамічных тэатраў паходзіць з Сярэднявечча: раней ледзь не на пляцы рабілі ўскрыцці, каб спазнаць структуру чалавечай сярэдзіны. Нават афішы выраблялі спецыяльныя.
«Гэту скульптуру ў пачатку Волаха паставілі нядаўна, і мне яна вельмі падабаецца: тут і Інь і ян, двухаблічны Янус і многа чаго яшчэ».
МЕСЦА №3, МІЛАЕ: ВОЗЕРА МУХЛЯ
– Зараз, канечне, такая суворая зіма, а ўлетку тут проста фантастычна, – кажа Вольга.
– Здаецца і зімой у вас тут вакол адна рамантыка… – яно праўда, хоць і паціраем насы, і размінаем пальцы, замёрзлыя ў пальчатках.
– Канечне, зімой таксама, – згаджаецца гераіня. – Але зімой мы не пабачым, напрыклад, дэкаратыўныя лілеі, якія нехта пасадзіў на нашым возеры.
Мы набліжаемся да Мухлі, самага мілага месца ў раёне.
Вольга Бабкова здымае Мухлю у розныя поры году.
– Гэтаму возеру больш за сто гадоў. Яго назвалі ў гонар татарскага князя Мухлі Бекіра Александровіча, чый род жыў у Менску здаўна. Так ставок называюць і дагэтуль. Дзіўным чынам татарскі князь спрычыніўся да 21-га стагоддзя. Такія рэчы мяне заўсёды цешаць і вабяць.
На гэтым возеры столькі людзей выгадавалася ў вазочках – гэта проста неверагодна! Яшчэ тут рыбакі ловяць рыбу. Купацца ўжо забаронена, але ў спякоту дзеці ўсё адно купаюцца. А зімой тут каток. Я малая аднойчы каталася, упала і напаролася на канёк. У мяне была сапраўдная дзюрка ў назе. Але на марозе кроў не цякла, толькі дома пачала. Такая вось ў мяне была на Мухлі крывавая гісторыя!
Смяёмся.
За Мухляй цяпер – безаблічная прамзона, але і пра яе ёсць успамін:
– Там, дзе цяпер стаіць гэтая трубішча, да 70-х гадоў быў хутар. У ім жыў дзед, які плёў кашы. Для нас было сапраўднай прыгодай прайсці праз паляну і ўбачыць гэтага дзеда. Яшчэ там рос вялікі дуб. Калі я была малая, я аднойчы залезла на гэты дуб, а злезці не магла. Прывозілі ледзь не эвакуатар, каб мяне зняць.
А яшчэ было такое. Мае вокны выходзяць якраз на трубу, і аднойчы я прачынаюся, гляджу ў акно, а на самай макаўцы гэтай трубы вялікімі літарамі напісана “ТАНЯ”. То бок залез нейкі закаханы хлопец і напісаў.
– Можа, сама Таня і напісала?
– Не-е-е, гэта закаханы напісаў! – рамантычная версія перамагае. – А пасля ў 90-я я думала: вось бы залезці туды і сцяг паставіць!..
Праз яблыневы сад – гэта таксама рэшткі былога хутара – ідзём да самага ўтульнага месца ў раёне – Маланядзвежынскага сквера, або Паляны.
МЕСЦА №4, УТУЛЬНАЕ: МАЛАНЯДЗВЕЖЫНСКІ СКВЕР
– Некалі гэта месца было абсалютна голым, мы называлі яго Паляна. І дагэтуль так называем, хоць гэта ўжо ніякая не паляна. Я памятаю, як дрэвы садзілі, тады жыхары дапамагалі, мой тата таксама саджаў.
Ёсць вельмі важны для мяне ўспамін з таго часу – такія рэчы фармуюць будучую творчасць. Калі тут пачалі садзіць сквер, то восенню выкопвалі яміны пад дрэвы – для вясны. Яміны напаўняліся вадой і ў час маразоў замярзалі. І мы з дзецьмі гэты лёд нагамі раскатурхвалі і рабілі так, каб ільдзіна перавярнулася. І там былі такія неверагодныя гатычныя палацы! Ну проста палац Снежнай каралевы, думала я. Гэта была адна з найпрыгажэйшых рэчаў, каторыя страшэнна натхнялі.
– І яшчэ хачу такую сумную гісторыю расказаць. Калі па Волаха пракладвалі нейкую чарговую трубу, то спілавалі каштаны ўздоўж дарогі. Яны былі маладыя, такія прыгожыя! Мы тут каштаны грудамі збіралі… Іх спілавалі, і я зразумела, што могуць спілаваць і хвоі насупраць майго акна. А гэтыя хвоі вельмі прыгожыя. Тут крумкачы сядзяць і дзюбамі блішчаць залатымі… Мне часам падаецца, што я ў лесе жыву. І вось вядуць трубу, і каштаны спілавалі, і ўжо паставілі ля хвой працоўны вагончык. А ў мяне ў гэтыя дні памёр тата. І вось у мяне тата ляжыць пакоі, а яны збіраюцца пілаваць гэтыя хвоі. І я ў такім стане афекту выйшла да гэтых рабочых і кажу: “У мяне памёр тата, я вас вельмі прашу, не пілуйце гэтыя дрэвы”. І гэтыя дрэвы засталіся.
Са свайго балкону я з дзяцінства бачыла не толькі гэтыя хвоі, але і Кальварыю, і макаўку касцёла. Цяпер з-за забудовы ўжо не бачу, а раней бачыла. І таму я хачу быць там пахаванаю. Каб гештальт завершыць, – усміхаецца гераіня.
– За скверам у нас воданапорная вежа пачатку 20 стагоддзя. Яна зроблена з цэглы, якую рабілі на цагляных заводзіках Нядзвежына, якіх было ажно тры – тут вельмі гліністая глеба. Аднойчы ў мяне ў такую глебу чырвоны боцік усасаўся – і тата прыходзіў з рыдлёўкай і выкопваў. Гэтая цагляная вежа мяне ў дзяцінстве страшэнна вабіла. У яе уверсе ў акенцах такое юлёвае, бэзавае святло гарэла! Мне спачатку здавалася, там цыганы жывуць, якія дзяцей крадуць. Пасля пра нейкіх фей думалася. І вось хто там мог так прытульна што рабіць?..
МЕСЦА №5, ТРАГІЧНАЕ: КРЫВАВЫЯ КАР’ЕРЫ І ЗАГАДКАВЫЯ АЗЁРЫ
Падыходзім да апошняга дома на вуліцы Волаха.
– У гэтым месцы да 60-х гадоў былі кар’еры, на якіх здабывалі гліну для цаглянага заводу. Але падчас вайны гэта была жахлівая мясцовасць: тут расстрэльвалі людзей. Расстрэльвалі палонных, габрэяў і проста цывільных, якія чымсьці не спадабаліся. Таму я думаю, што царква якая паўстала тут зусім нядаўна, яна справядлівая.
А ёсць яшчэ гісторыя, якую мне бабуля расказвала. Там, дзе цяпер царква, некалі было два возеры, іх называлі Багданаўкамі. Увогуле, наш раён вельмі мокры: тут і Няміга пачынаецца, і Мухля, і азёры з трытонамі былі, і балоты, у якія я аж правальвалася… І вось з Багданаўкамі звязана трагічная гісторыя, нават містычная. Маўляў у адной маці было два сыны. І адзін загінуў, калі чыніў ток. Калі яго неслі хаваць, працэсія ішла ўздоўж гэтых азёраў, і ў другога сына кепка зляцела ад ветру і ўляцела ў возера. А ўлетку ён у ім патануў. Пра гэта ў раёне казалі, і бачылі ў гэтым нейкі знак.
Тут сканчаецца наш раён Маскоўскі і пачынаецца Фрунзенскі. Я вельмі хачу дажыць да часоў, калі раёны будуць называцца адпаведна.
І ЯШЧЭ КРЫХУ
Гук раёна: Тут раней жыло шмат чыгуначнікаў, і нават разведчык Волах, у гонар якога названа вуліца, нарадзіўся ў Менску ў сям’і чыгуначнікаў. Увесь наш раёнчык працяты гукамі чыгункі. Адна, вялікая, чыгунка ідзе на Вільню, а другая, малая – яе так называю – на цагляны завод. Як яны гудуць уначы, каб вы ведалі!
Пах раёна: Смачна прыгатаванай ежы: ад кагосьці курыным булёнам, ад кагосьці пірагамі. У нас у пад’ездзе – не ведаю, ці выдам я тайну, ці не – калісьці жыў бубнач “Старога Ольсы”. А ён цудоўна ўмее гатаваць. Калі заходзіш у пад’езд, і так пахне смажанай бульбай, чосныкам – я ведаю: усё, гэта з яго кватэры пах.
Смакі раёна: Яны з дзяцінства. Там, дзе запраўлялі сіфоны, таксама прадавалі марозіва. Гэта была замарожаная садавіна, практычна лёдзік з садавіны, яго трэба было палачкамі з кардонкі даставаць. А аднойчы мяне паклікала бабуля і дала свежы-свежы абаранак з макам і на ім быў свежы-свежы маргарын. Гэта так смачна было! Гэтага я ўжо не ем і напэўна ніколі ўжо не буду.
Колер раёна: Бела-зялёны. У траўні, мне здаецца, прыгажэйшага раёна няма. Я разумею, што так можа кожны сказаць, але гэта праўда. Таму што тут безліч груш, я іх ведаю проста кропачна, дзе якая. Груша – маё любімае дрэва, мне здаецца, яно вельмі арыстакратычнае. А каралева груш расце на перасячэнні Харкаўскай і Загараднага завулка. Калі яна ў росквіце, то можна проста медытацыю рабіць. І яшчэ тут вельмі багата ліп, і шыпшына цвіце. Тут вельмі старыя дрэвы, і я проста трываць не магу тых, хто гэтыя дрэвы нявечыць.