Алла Кожинова
ЯЗЫК БЕЛОРУССКИХ ЕВРЕЕВ КАК ЯЗЫК БЕЛОРУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
Главной особенностью Беларуси являлось и является то, что она представляет собой поле постоянного взаимодействия народностей и языков. Особенно ярко это проявилось между двумя мировыми войнами, когда возникли и, к сожалению, почти сразу угасли предпосылки свободного творчества, в том числе в сфере языковой коммуникации.
Важность учёта языкового фактора в социалистическом государственном строительстве была отражена в принятой 31 июля 1920 г. Декларации о провозглашении независимости Советской Социалистической Республики Белоруссии: «Устанавливается полное равноправие языков (белорусского, русского, польского и еврейского) в сношениях с государственными учреждениями и в организациях и учреждениях народного просвещения и социалистической культуры» (Практическое разрешение… 1927: 122). Эта идея была реализована и в Конституции Белорусской Социалистической Советской Республики 1927 г. (Канстытуцыя 1927: ст. 21–23). Все четыре языка появились на государственном гербе (см. рис. 1).
Рис. 1
Представление о необходимости равноправного сосуществования четырёх государственных языков нашло отражение в следующей инициативе почтового ведомства, рекомендации которого приводит Э. Бемпорад (Бэмпарад 2007: 66): «7 мая 1924 г. администрация Главпочтамта в Минске обратилась к окружному и городскому комитетам партии с сообщением, которое через несколько дней было опубликовано в местной прессе. Почтовая служба искала работников, которые могли бы читать, говорить и писать на местных языках. В сообщении скрупулёзно описывалась система, на основании которой почта должна была доставлять адресату посылки или письма. Адреса писем на местных языках, таких как польский или белорусский, обычно писались на левой стороне конверта, а правую сторону отправитель оставлял чистой; это позволяло почтовому работнику перевести адрес на русский язык на правой стороне конверта. Призыв почтамта к потенциальным сотрудникам содержал специальное объяснение, связанное с идишем; поскольку на идише адреса писались обычно на всей поверхности конверта справа налево и чистого места не оставалось, работнику нужно было переводить адрес на обратной стороне конверта».
Четыре языка появились во всём коммуникативном пространстве молодой советской республики – в документах, объявлениях, на вывесках (см. рис. 2).
Рис. 2
Как видно, одним из государственных языков новообразованной Советской Белоруссии был идиш. Почему не иврит? Дело в том, что с самого начала образования советского государства на всей его территории между этими двумя языками началась «классовая борьба» за существование. Посмотрим, как это выглядело в наших краях.
Еврейская диаспора в Беларуси ведет свое существование с начала XIV в. К XX в. её численность достигла своего апогея – всего на белорусских землях, по данным, представленным Варшавским статистическим комитетом в 1909 г., проживало 983,6 тыс. евреев, что составляло 13,2% от всего населения этой территории (Эбэрхардт 1997: 62). Потрясения начала XX в. сильно уменьшили количество евреев, впоследствии оказавшихся на территории Советской Белоруссии. В результате, согласно переписи 1926 г., в БССР проживало более 407 тыс. евреев, преимущественно в Минском, Витебском, Бобруйском и Гомельском округах. Однако и это была большая цифра: «ни в одной республике еврейское национальное меньшинство не составляло столь значительную группу. Доля евреев в населении БССР достигала 8,2%, в то время как в УССР – 5,4%, а в РСФСР – 0,5% (средний показатель по Советскому Союзу – 1,8%)» (Розенблат, Еленская 2002: 30).
Пришедшим к власти большевикам было понятно, что такое национальное меньшинство необходимо было учитывать в партийной работе, хотя до Октябрьской революции ни Сталин, ни Ленин не рассматривали евреев как нацию и предполагали ассимиляцию единственным возможным путем развития еврейства (Куцмани 2007: 223). Революция всё изменила. Уже в 1918 г. в составе Народного комиссариата по делам национальностей (во главе его стоял И. Сталин) был образован Еврейский комиссариат (Евком) (Pinkus 1988: 58) и отдельные евсекции в его составе. Языковые проблемы также попали в его ведение, поскольку было понятно, что возможность разговаривать с народными массами на одном языке будет залогом успешного построения нового общества.
Политика коренизации, то есть национально-культурного строительства в СССР, предусматривала перевод преподавания, СМИ (в то время – прежде всего газет), делопроизводства на родной язык, расширение книгоиздания на национальном языке, изучение работниками партийных и советских органов местного языка (Алпатов 2000: 38 и далее). На белорусской территории эта политика, в частности, реализовывалась так, что для польского населения был создан целый район; сначала он назывался Койдановским, позже – Дзержинским. Здесь следует отметить, что резолюция ЦК КП(б)Б от 1924 г. предусматривала создание 20–30 еврейских национальных районов на территории БССР (Бэмпарад 2007: 62), однако это так и не было реализовано.
Частью этой политики была и белорусизация, которая наделяла белорусский язык широкими полномочиями, выводя его на первое место среди четырёх государственных языков. Парадоксально, но внимание к языку еврейского населения на белорусской территории было обусловлено как раз тем, что, как считают исследователи (Зельцер 2006, 134), политика белорусизации, основу которой составляло введение белорусского языка во все сферы государственной и общественной жизни, предполагала внимание к языкам других национальных меньшинств.
Сразу же возник вопрос выбора этого языка – иврит или идиш. Между двумя языковыми системами в конце XIX – начале ХХ в. существовало неприкрытое соперничество, которое хорошо иллюстрируют заглавия двух созданных на рубеже веков публицистических текстов: Ицхака Бера Левинзона «Идиш – это испорченный жаргон» и Менделе Мойхер-Сфорима «Душа моя жаждала идиша» (Мендес-Флор, Рейнхарц 2006: 206–207 и 210–211). Этому соперничеству не был положен конец и на Черновицкой конференции 1908 г., которая объявила в своей резолюции идиш «одним из национальных языков…, не умаляя статуса иврита» (Ямпольская 2016: 26).
В 1917–1919 гг. иврит на территории восточнославянского еврейства переживает бурный расцвет – тогда, как показала статистика, «в России появилось свыше 180 книг, брошюр и журналов на иврит» (Слуцкий 1968; 242). Но уже 4 июня 1919 г. Коллегия Наркомпроса РСФСР приняла дополнение к Постановлению о языке в школах национальных меньшинств. Дополнение гласило: «Родным языком массы трудящихся евреев, проживающих на территории РСФСР, является только идиш, но не иврит!» (Прейгерзон 2010). Запрещение иврита распространилось и на белорусскую территорию, однако в 1920-х годах власти ещё допускали поблажки; так, в БССР религиозные издания на иврите значительными тиражами выходили до 1928 г. благодаря инициативе бобруйского книготорговца Яакова Гинзбурга (Белов 1998: 27). «Пожалуй, решающую роль здесь (в издании и распространении религиозных книг – А. К.) сыграло провозглашение НЭПа – новой экономической политики с допущением частного капитала и рыночные отношений. Издание такого рода литературы приносило издательству немалые доходы. У некоторых издателей сохранились матрицы этих книг еще с дореволюционных времен, что значительно упрощало и удешевляло их» (там же).
Предпочтение, отданное коммунистической властью идишу, было понятно. Идиш противопоставлялся «клерикальному» ивриту, языку иудаизма и сионизма, проводнику чуждой заграничной культуры, и призван был выполнять важную функцию – «критерия еврейской национальной идентичности» (Бэмпарад 2007: 75), которая позволила бы еврейскому народу наравне с другими войти в состав новой социалистической федерации. Кроме того, идиш, согласно переписи 1926 г., считали родным 90,7% еврейского населения БССР (для сравнения, в РСФСР – 50,3%) (Советский Союз… 1996). При этом на территории Западной Беларуси иврит остался в школах – когда в 1939 г. советские войска вошли на эту территорию, оказалось, что, например, в Лиде большинство еврейских школ «работали не на идише, а на иврите. Значительное место в учебных программах уделялось еврейской истории, традиции и литературе на иврите» (Смиловицкий 2002).
Активная идишизация, проводимая не только в Советской Белоруссии, но и на всех территориях с еврейским населением, где побеждали большевики, требовала стандартизации идиша, не имевшего, несмотря на многовековую историю, единой орфографии. Во многом это было связано с тем, что письменность идиша формировалась под влиянием двух стихий – графики иврита и немецкого правописания. Реформа назревала давно, и уже упомянутая конференция в Черновцах ставила эти вопросы, но не решила их. Можно предположить, что коммунистическим реформаторам были близки изменения, приближавшие язык к сознанию пролетарских масс: ввести фонетический принцип правописания, чтобы отдалить идиш от немецкого языка (например, писать הייליק [hejlik] вместо הייליג [hejlig]) и от иврита (в частности, ввести вокализированное написание гебраизмов и выработать правила транскрипции древнееврейских слов). Орфографические баталии обошли Беларусь стороной, сосредоточившись в Киеве и Москве, в результате чего «в июле 1920 г. фонетическое написание как немецко-коренных, так и древнееврейско-коренных слов было принято в Москве Первым Всероссийским конгрессом деятелей образования» (Куцмани 2007: 233).
Следует сказать, что практически все орфографические реформы в Советском Союзе проводились под знаком упрощения. Так, например, «все проекты изменений белорусской орфографии, созданные при советах после 1929 г., в качестве причины изменить правила манифестировали причину упростить правописание» (Саўка 2008: 17). Об упрощении польского правописания, при котором в жертву была бы принесена связь с польским языком заграничной Польши, говорили и желавшие реформировать его в БССР Т. Домбаль и Ч. Домбровски.
Рис. 3
Реформа орфографии позволила обеспечить на идише различного рода коммуникативную деятельность. Так, в Витебске уже к первой годовщине Октябрьской революции начала выходить газета на идише «Свободный рабочий» (Зельцер 2006, 48). В Минске и в Витебске открылись еврейские суды, в которых судо- и делопроизводство должны были вестись на идише. Также, как писала Э. Бемпорад (Бэмпарад 2007: 66), «на многих важных городских организациях, таких как Белорусский государственный университет [см. рис. 3 – А. К.], красовались таблички с официальным названием организации на белорусском языке и идише. Язык можно было услышать на государственном радио и увидеть в кинотеатрах (в субтитрах к кинолентам). Во время местных выборов сообщения о них распространялись на идише, ЦИК получал корреспонденцию на идише, и заявления на вступление в партию или зачисление в кандидаты подавались в местные партийные комитеты на идише».
Однако в области письменной коммуникации дело всё же обстояло довольно плохо. Например, в суд «обращения писались на русском и даже на белорусском языке» (Бэмпарад 2007: 69), проблемы были и в области коммуникации устной – в том же суде большинство участников процесса были не в состоянии полностью использовать литературный идиш.
Казалось бы, должно было быть иначе. Количество школ на идише на пике развития в 1933 г. достигло 339, при этом в них обучалось 36501 учеников (Смиловицкий 2017). Активному развитию подобных учебных заведений способствовала, как ни странно, политика белорусизации. Идиш, в отличие от польского и русского, не рассматривался в качестве конкурента для белорусского языка, носители которого боролись за своё место в обществе. Педагогов для школ готовили еврейские педагогические техникумы, учительские институты, еврейские отделения при педагогических институтах, с 1922 г. активно действовало еврейское отделение педагогического факультета Белорусского государственного университета (Halevi 1976). В созданном в 1922 г. Инбелкульте (Институте белорусской культуры) в 1925 г. появился еврейский отдел.
Эта политика принесла свои плоды. Многих евреев в первые годы советской власти привлекала идишизация, поскольку они зачастую плохо знали белорусский язык, который как язык титульной нации доминировал в это время над русским языком и всячески поддерживался в рамках уже упомянутой политики коренизации. Достаточно сказать, что «во второй половине 1930-х гг. из 10 республиканских газет 5 выходили на белорусском, 2 на еврейском и по 1 на русском, польском и литовском языках» (Пушкiн 2010: 69). Нечто подобное наблюдалось и в книгоиздательском деле: «В 1927 г. на каждые 20 книг по-белорусски приходилось 10 по-русски, 1 по-польски и 2 на идише» (Vakar 1956: 142). С 1934 г. совершается перевод, особенно в городах и восточной части БССР, школ на русский язык обучения (Пушкiн 2010: 72), однако в 1939–1940 гг. в объединенной БССР работало 5643 школы, из них в 4278 обучение проходило на белорусском языке, а в остальных 1365 – на русском, польском, еврейском и литовском (Пушкiн 2010: 99).
Рис. 4 и 5.
Немалая часть еврейского населения изучала идиш и знала его, причём не только в устной, но и в письменной форме. Об этом свидетельствует, например, открытка, написанная на идише и посланная в 1940 г. жительницей городского поселка Любань брату в Палестину (рис. 4). При этом адрес на ней подписан был на иврите (рис. 5; открытка помещена Зиновием Кнелем на странице ).
Вообще, конец 1920-х – первая половина 1930-х гг. стали периодом расцвета еврейской культуры БССР. В 1926 г. был основан Государственный еврейский театр БССР (БелГОСЕТ) под руководством М. Рафальского. Его первыми артистами стали выпускники еврейского сектора Белорусской драматической студии в Москве. Театр, действовавший до 1949 г., находился в здании бывшей Минской хоральной синагоги, которое ныне принадлежит Русскому театру (Национальный академический драматический театр им. М. Горького).
В Минске существовала городская еврейская библиотека им. И. Л. Переца, закрытая в 1938 г. Ее фонды были переданы Белорусской государственной библиотеке им. В. И. Ленина, где был создан еврейский отдел (около 40000 книг). В этот период в БССР активно развивалась еврейская печать. На идише издавались журналы «Штерн» («Звезда»), «Дер юнгер арбетер» («Молодой рабочий»), ежедневная газета «Октябрь» и пионерская газета «Дер юнгер ленинец» («Молодой ленинец»). «При Союзе писателей БССР работала еврейская секция. Она насчитывала более сорока писателей. В 1931 г. в Минске состоялась всемирная конференция еврейских писателей. Однако со второй половины 30-х гг. процессы развития еврейской культуры на Беларуси были свернуты» (Захаркевiч 2009: 247).
Тогда же начали терять популярность идишистские школы, и не только по политическим, но и по языковым причинам. Для сторонников старого мира престиж иврита был неизмеримо выше. Здесь следует отметить, что «самые большие иешивы в стране остались в Белоруссии. В Минске до 1937 г. действовали две иешивы на 115 слушателей, еще две работали в Витебске, учебные группы существовали в Бобруйске, Гомеле, Могилеве, Полоцке, Слуцке и других местах» (Смиловицкий 2017). Сторонники же мира нового предпочитали русский язык. Этому способствовала как традиция, в которой русский выступал языком высокой письменной культуры (кстати, то же можно сказать и об иврите), так и понимание того, что именно владение русским позволит войти в ряды советской интеллигенции и партийной верхушки. Доходило до того, что рабочие не считали ликвидацию неграмотности на идише таковой и ставили вопрос об одновременном обучении чтению и письму на русском языке и на идише (Раманава 2002: 151–156).
В межвоенный период среди еврейского населения не был весьма популярен белорусский язык: «Несмотря на то, что некоторые евреи в Белоруссии одобряли усиление позиций белорусского языка, ярким примером чему был известный писатель и сторонник белорусского национализма Змитрок Бядуля (Самуил Плавник), для большинства евреев, так же как для русских и даже части белорусов, белорусский имел образ языка “мужицкого” и выдуманного» (Зельцер 2006: 144).
Четвертый язык, принятый молодой республикой в качестве государственного, – польский – также не пользовался популярностью среди еврейского населения по вполне понятной причине, ярой приверженности католицизму определенной части польского населения и нередко связанной с этим нетерпимостью к иным конфессиям. Это приводило к тому, что евреи неохотно изучали польский даже на территории Польши, не говоря уже о СССР: «Если уж говорящие на идиш евреи знали язык своих нееврейских соседей, то они одновременно с этим не знали или не хотели учить латинский алфавит. Это происходило, поскольку вне зависимости от того, в каком языке этот алфавит использовался, он ассоциировался для евреев с христианством» (Shmeruk 1985: 47–48). В связи с этим в западных областях Беларуси, входивших в состав Польши, «в значительной степени сохранялась приверженность евреев родному языку (в 1931 году 88,9% евреев признали идиш родным), в то время как в восточных областях происходила их стремительная аккультурация (если в 1926 году 90% евреев БССР назвали родным языком идиш, то в 1939 году – всего 55%)» (Розенблат, Еленская 2002: 35).
В конце 1930-х годов школы на идише пришли в упадок. Кроме представленных выше факторов, определенную роль сыграла и нагрузка на учащихся – им приходилось изучать белорусский, русский, один из иностранных языков и к тому же идиш. В результате качество языковых знаний оставляло желать лучшего. Но, безусловно, основной причиной стала общая национальная политика укрепившегося сталинизма, уже не нуждавшегося в поддержке и одобрении национальных окраин. Шла борьба против «национал-демократизма»; в 1938 г. польский язык и идиш были лишены статуса государственных. Завершение истории школ на идише наступило летом 1938 г., когда Народный Комиссариат просвещения принял к исполнению решение ЦК Компартии республики от 3 июля 1938 г. «О реорганизации еврейских школ в Белоруссии в белорусские школы». Одновременно с этим начали закрываться еврейские творческие союзы, газеты и журналы на идише. В 1940 г. вышли из печати всего 8 изданий художественной литературы на этом языке (Смиловицкий 2017).
Таким образом, идиш одержал над ивритом пиррову победу. Его существование в языковом пространстве Беларуси, к сожалению, было кратким. После Второй мировой войны идишу так и не удалось вернуть свои позиции в общественной коммуникации.
В заключение нужно сказать, что межвоенные десятилетия в языковой политике Беларуси были чрезвычайно яркими и насыщенными. Казалось, Октябрьская революция принесла народам, в том числе евреям, уникальную возможность возрождения, возможность говорить и писать на своем языке. Однако такая ситуация просуществовала лишь до конца 30-х годов. В Конституции 1937 г. в ст. 25 еще говорится о возможности использования всех четырех языков законодательной властью (но судопроизводство должно было вестись на белорусском языке, с возможностью предоставления переводчика и правом выступать в суде на родном языке, см. ст. 86), при обучении в школе – ст. 96, о присутствии их на гербе. Однако в конце июля 1938 г. это «отклонение» было устранено. Идиш, как и польский язык, был удалён из герба республики и, соответственно, из всех общественных учреждений (Зельцер 2006: 198).
Известно, что революция, как бог Сатурн, пожирает своих детей. Все демократические интенции были подавлены, не успев реализоваться. Происходила успешная рерусификация, поддерживаемая, увы, не только властями, понявшими, что принципы пролетарского интернационализма лучше укреплять на русском языке, но и населением, которое прагматически относилось к возможностям социального аванса, даваемого языком национального большинства Советского Союза. Для всех остальных языков наступала эпоха выживания. В результате в настоящее время в Беларуси практически невозможно говорить ни о какой системной нормативной письменной коммуникации ни на одном языке, кроме русского.
Литература
Halevi Z. Jewish University Students and Professionals in Tsarist and Soviet Russia. Tel Aviv 1976.
Pinkus B. The Jews of the Soviet Union. The History of a National Minority. Cambridge-New York-New Rochelle-Melbourne-Sydney 1988.
Schmeruk Ch. The Esterke Story in Yiddish and Polish Literature. Jerusalem 1985.
Vakar N. P. Belorussia: the making of a nation, Cambridge, Mass. 1956.
Алпатов В. М. 150 языков и политика. 1917–2000. Социологические проблемы СССР и постсоветского пространства. Москва 2000.
Белов (Элинсон) А. Рыцари иврита в бывшем Советском Союзе. Иерусалим 1998.
Бэмпарад Э. Iдышысцкi эксперымент у савецкiм Менску. «Arche», 2007, 11, cc. 61–77.
Захаркевіч С. А. Этнічныя меншасці Беларусі: вопыт сацыяльнай трансфармацыі ў XIX–пачатку XX ст. // Працы гістарычнага факультэта БДУ: навук. зб. Вып. 4 / Коршук У. К. (адк. рэд.) [і інш.]. Мінск 2009, сс. 242–249.
Зельцер А. Евреи советской провинции: Витебск и местечки 1917–1941. Москва 2006.
Канстытуцыя (Асноўны закон) Беларускае Сацыялiстычнае Савецкае Рэспублiкi. Менск 1927.
Куцмани Б. Советская реформа правописания еврейского языка (идиш) в 1920 г. «Тирош», 2007, 8, cc. 222–240.
Мендес-Флор П., Рейнхарц Й. (сост.). Евреи в современном мире. История евреев в новое и новейшее время: антология документов, II. Москва 2006.
Практическое разрешение национального вопроса в Белорусской Советской Социалистической Республике. Ч. I. Белорусизация. По материалам Центральной национальной комиссии ЦИК БССР. Минск 1927.
Прейгерзон Ц. Ликвидация. «Иерусалимский журнал», 2010, 36, http://magazines.russ.ru/ier/2010/36/cv23.html (дата доступа: 21.02.17).
Пушкiн I. А. Удзел нацыянальных меншасцей у грамадска-палiтычным жыццi Савецкай Беларусi (1919–1990 гг.), Мiнск 2010.
Раманава I. Рэпрэсii супраць нацыянальных меншасцей Беларусi ў мiжваенны перыяд // Андрэеў В. П. (рэд.), Беларусь у ХХ стагоддзi, 1. Минск 2002, сс. 151–156.
Розенблат Е., Еленская И. Динамика численности и расселения белорусских евреев в XX веке. «Диаспоры», 2002, 4, сc. 27–52.
Саўка З. Мазаiчная артаграфiя. З нагоды прыняцця Правапiснага закону. «Arche», 2008, 11, cc. 10-22.
Слуцкий И. Судьба иврит в России // Фрумкин Я. Г. (ред.), Книга о русском еврействе, 1917–1967. Нью-Йорк, 1968, сс. 241–247.
Смиловицкий Л. Издание религиозной еврейской литературы в Советском Союзе на примере Белоруссии, 1921–1964 гг. http://souz.co.il/clubs/read.html?article=2837&Club_ID=1 (дата доступа: 25.02.17).
Смиловицкий Л. Школа на идише в первые десятилетия советской власти. Еврейское образование в Белоруссии. 1921–1941 гг. «Новая еврейская школа», 2002, 11, http://old.ort.spb.ru/nesh/njs11/smilov11.htm (дата доступа: 03.03.17).
Советский Союз. Этническая демография советского еврейства (1996), http://eleven.co.il/jews-of-russia/jewish-history-in-ussr/15423 (дата доступа: 04.07.18).
Эбэрхардт П. Дэмаграфiчная сiтуацыя на Беларусi 1897–1989. Мiнск 1997.
Ямпольская С. Б. Особенности развития европейского иврита в XIX – начале ХХ в.: лексические заимствования и система обращений. Санкт-Петербург 2016.
Об авторе:
Алла Кожинова (Alla Kozhinowa), доктор филологических наук, профессор кафедры теоретического и славянского языкознания Белорусского государственного университета (Беларусь, Минск)
Основные научные интересы: историческая лексикология, языки национальных меньшинств на территории Великого княжества Литовского, теория перевода в историческом аспекте, этнолингвистика, анализ дискурса, преподавание польского языка
От редактора:
Приглашаем к обсуждению статьи.
Не забывайте о важности поддержки сайта, а значит и его авторов, а также возможности осуществления различных проектов.
Опубликовано 05.07.2018 21:23