Железом (и камнем) по стеклу. Забытый еврейский погром в Гродно

05-11-2019 Алесь Киркевич, «Новы час»

Поздним вечером 7 июня 1935 года в заросший зеленью, засиженный чёрными и рыжими котами-бродягами дворик старого Гродно вбежал запыхавшийся паренёк. Его сердце колотилось, глаза испуганно стреляли то вправо, то влево, а в руках была большая банка с леденцами. Свой сладкий клад сообразительный паренёк быстренько спрятал под грушей, росшей во дворе, а сам пошёл домой…

Евреи в межвоенной Польше

Мать устроила мальчику страшный разнос: и вернулся поздно, и в городе, мол, неспокойно, а на ногах у сыночка… новые сапожки. Откуда? Семья же бедная: кроме него ещё четверо детей. «Я не знаю, — оправдывался заплаканный мальчик. — Все бежали по улице, и я бежал. А там, в магазине, было разбито стекло… Тогда один господин в военном мундире говорит мне: “Что ж ты, парень, ходишь босиком? Обувайся!” Господин тот аккуратно просунул руку на витрину, чтобы не порезаться стеклом, и достал мне сапожки…»

Тот магазин с обувью на Доминиканской (ныне Советской) улице принадлежал евреям, а вечер 7 июня 1935 года тогдашние горожане запомнили как последний и единственный в межвоенном городе еврейский погром.

Панорама центра Гродно, 1930-е годы

«Нет ужо вашего “дедули”, никто вас не защитит!»

У 1935 году и позже по Польше прокатилась целая волна еврейских погромов. Одной из причин, как считают историки, стала смерть маршала Пилсудского, который твёрдой рукой сдерживал как «левых», так и «правых». Крайне правые политические силы наконец почувствовали возможность вырваться из категории маргиналов и реализовать свои замыслы, в том числе антисемитские. По воспоминаниям, некоторые погромщики так и говорили своим жертвам: «Нет ужо вашего “дедули” [Пилсудского], никто вас не защитит!»

Историки также отмечают, что важной причиной была модернизация и «национализация» городского пространства. Еврейская и польская молодёжь осознавали себя уже не только носителями разных религиозных традиций, но и совершенно разными национальными сообществами. Рост сионистских настроений среди евреев совпал с ростом польского национализма. Таким образом, пропасть между двумя сообществами углубилась.

Причиной каждого конкретного погрома был прецедент. В Бресте таким прецедентом стало убийство полицейского. В тогдашней Польше были запрещены еврейские бойни, где скот убивали по «негуманному» иудейскому обычаю… Во время раскрытия такой тайной бойни и произошло убийство: еврей ударил полицейского-поляка ножом в спину. Тот умер, а история получила огласку и спровоцировала беспорядки.

«Тогда почти каждый еврей носил ножик…»

Аналогичный прецедент имел место и в Гродно. 22-летний Владислав Кущ, учащийся Морской школы в Гдыне, приехал на каникулы в родной город и пошёл на танцы в зал на улице Бригитской (ныне Маркса). Там завязался конфликт из-за девушки, в результате чего в воротах соседнего здания Куща порезали ножом. Символично, что раненого парня повезли в еврейскую больницу (ныне — Железнодорожная), которая оказалась ближе других. Там Кущ и умер.

Тут стоит сделать ремарку. Насколько обыденным был подобный случай? Поножовщина на танцах в центре города — норма? Согласно тогдашним газетам — да. Информация о драках с использованием ножей, в которых участвовало по 5–6 человек, попадала в прессу регулярно, чуть ли не каждый день. Например, в день убийства Владислава Куща на Левонабережной улице произошёл подобный конфликт. Единственное – потерпевшим оказался еврей, которому посчастливилось выжить.

«Тогда почти каждый еврей носил с собой ножик, который прятал где-то сбоку», — вспоминает гродненец Казимир Сальвесюк [Здесь и далее большинство воспоминаний даётся по книге Кулевича «Город один, воспоминания разные»]. Были и более утончённые механизмы. Например, гирька, которая крепилась на зацепе на пружину и в нужный момент выстреливала из рукава, пробивая грудь или калеча лицо оппоненту. По городу в те годы шаталось много безработной молодёжи, поэтому по вечерам гулять нужно было очень осторожно.

Похоронная процессия как приглашение на погром

Похороны Владислава Куща были назначены на 7 июня в 5 вечера. Процессия двинулась от его дома на Бригитской в сторону Фарного кладбища. Проститься пришли сотни гродненцев, приехали коллеги-моряки, а также представители радикальных правых организаций. Немалую для 60-тысячного города процессию, к которой постоянно присоединялись новые участники, сопровождали всего… 13 полицейских.

На кладбище всё обошлось без эксцессов, хотя информация и здесь попадается противоречивая. По одним сведениям, похороны превратились чуть ли не в митинг, по другим – речи были запрещены, всё ограничилось традиционными молитвами. Формат мероприятия начал меняться, когда толпа возвращалась с кладбища в город. Около тысячи человек прошлись по Иерусалимской, Бригитской, Доминиканской и иных улицах, а затем рассыпались по всему центру, разбивая окна магазинов, избивая и калеча евреев, которые попадались на пути.

Впрочем, не всегда только евреев: чернявый мужчина средних лет пострадал потому, что был похож на еврея и наблюдал за процессом со своего балкона. «Я не еврей!» —во весь голос кричал человек. «Ну так нечего прикидываться евреем!» — прозвучал в ответ аргумент погромщиков. Мужчину сбросили с балкона на улицу, мощёную камнем.

Антисемитские карикатуры в межвоенной Польше

«Парни с палками били витрины, а мы, дети, ходили за ними»

Погром продолжался до поздней ночи, а его территория охватила и Занёманский форштадт. Полиция не вмешивалась. Интересно, что погромщики так и не вошли на территорию, максимально плотно заселенную еврейским населением – районы улицы Замковой и нынешней Большой Троицкой (в 1941-м именно там и возникло гетто). Утверждают, что там на скорую руку начали организовываться отряды еврейской самообороны, что и остановило взъярённых погромщиков.

«После этого случая [убийства Куща] поляки устроили в городе переворот, — вспоминает Анатолий Песняк. — Били всё, что было еврейским, даже убивали людей. Мы жили в центре, поэтому всё было хорошо видно из окна. Но на улицу из наших никто не выходил, было страшно. Полиция не пыталась остановить погромы. Они продолжались двое суток. Затем всё стихло и город снова зажил обычной жизнью».

Казимир Сальвесюк вспоминает, что в погромах участвовали не только штатские: «Через несколько дней после убийства в городе появились военные, вместе с поляками они начали громить еврейские лавки. Евреи все попрятались. Не сказать, что их было меньше: население у нас было 50 на 50. Евреи понимали, что даже полиция на стороне поляков. Честно говоря, и я принял участие: довелось украсть селёдку в лавке…»

Разбитые еврейские магазины в Гродно после погрома 1935 года

92-летний Стефан Хотей, которому на той момент было всего 8 лет, тоже принял участие в погроме: «Три дня молодые парни 18–20 лет ходили с палками и били еврейские витрины, а мы — дети — ходили за ними. Говорили нам всё из магазинов выбрасывать на улицу. Помню, на площади Батория был хороший магазин с велосипедами, радио, музыкальными инструментами, так мы всё выбрасывали. Кричали тогда: “Бей жида!”, а на каждом углу писали “Не покупай у жида”».

Опять же, г-н Хотей вспоминает, что городские власти и стражи порядка совершенно проигнорировали событие, дав погромщикам карт-бланш: «В центре стояла полиция и солдаты, но никто не пытался остановить погром. Была полная свобода. Кто хотел, тот мог выносить всё, что угодно, из еврейских магазинов. Единственное, что я взял, так это конфеты в стеклянной банке. Домой не понёс, спрятал. Боялся, что мать узнает, а так меня никто не пускал на эти погромы, я убегал. На третий день погромы в Гродно прекратились, люди успокоились».

На самом деле задержания участников конфликта всё же были: ещё вечером 7 июня полиция арестовала 59 человек, 7 из которых были евреями. Были ли эти семеро бойцами самообороны, защищались ли индивидуально, а может, просто попали «под горячую руку» — неизвестно.

Общий ущерб города был оценен в 20 тысяч злотых. Еврейские магазины ещё некоторое время стояли закрытыми, а иногда даже забаррикадированными. Двое евреев (Березовский и Бехер) во время погрома погибли, десятки были избиты и покалечены.

В тюрьму никто не попал

Осенью пришло время судебных разбирательств. Убийца Владислава Куща, еврей по фамилии Штейнер, 20 сентября 1935 года получил 12 лет тюрьмы. По свидетельствам, Штейнер и раньше был участником разных конфликтных ситуаций, и уже угрожал кому-то на танцах ножом за пару недель до убийства молодого моряка. Проследить дальнейшую судьбу Штейнера историкам не удалось: его след потерялся. Другой участник той драки на Бригитской — Канторовский — получил 2 годы тюрьмы.

Позже, уже в ноябре того же года, перед судом предстали 17 участников погрома в возрасте от 17 до 46 лет. Интересно, что среди них оказалась и женщина: 28-летняя Ольга Жукова. Никто из них своей вины не признал, не назвался организатором. Обвиняемые стояли на том, что лишь поддержали общую волну возмущения, которая царила на улицах города. При этом, некоторые из подсудимых были схвачены непосредственно на месте преступления. Например, 28-летнего Николая Балицкого взяли, когда тот бил стекло в синагоге, имея в кармане нож.

Самым жёстким приговором стал один год заключения для 25-летнего Альфонса Панасюка, одного из лидеров «эндэцкой» (национал-демократической) молодёжи и застрельщика шествия с кладбища в город. Трое получили по девять месяцев, ещё трое — по шесть. Остальных признали невиновными. Но в тюрьму, как ни странно, так никто и не попал. Панасюк вышел на волю, выплатив штраф в размере 100 злотых. Остальным вынесли приговор с отсрочкой на 5 лет.

«Ваши легионы — наши миллионы!»

Были ли тот погром единичным явлением, обусловленным временной политической конъюнктурой? Существовали в городе антисемитские настроения в принципе? Из 60 тысяч человек, живших в предвоенном Гродно, 24 тысячи считали себя поляками, 22 тысячи — евреями. Оставалось 15 тысяч, из которых от 6 до 8 тысяч составляли белорусы. Остальные — татары, русские, украинцы, донские казаки и прочие. Следует отметить, что как богатейшими, так и беднейшими жителями города были евреи. При этом в глаза жителям прежде всего бросалась их зажиточность: рестораны, магазины, парикмахерские.

Раиса Шимбаревич вспоминает, что евреи говорили полякам во время споров: «Ваши улицы — наши каменные дома, ваши легионы — наши миллионы!» Вообще же, по воспоминаниям старожилов, которые в 1930-х были детьми или подростками, их родители чаще всего закупались именно в еврейских магазинах, где могли «дать на вексель»: «Что касается торговли, то она целиком была у евреев, — вспоминает Нина Амельянчик. — Хорошо помню магазин семьи Гольдберг на площади Батория. Владелец большого магазина, который мы называли мануфактурой, был раввином. Его жена и дочь торговали обувью».

«В любом магазине можно было купить нужную вещь, а если не было денег, то давали под залог, — вспоминает Анатолий Песняк. — Наша семья так никогда не брала… Поляки массово не торговали в Гродно, этим делом занимались исключительно евреи. Полякам трудно было с ними вести бизнес, потому что те постоянно сбивали цену, а людям лучше покупать то, что дешевле. Поляк, таким образом, банкротился и закрывался…»

Трудно сказать, можно ли детские игры считать определённой проекцией финансовых отношений, судите сами: «Мы играли в футбол и часто устраивали “войну против евреев” на улице Архиерейской, — продолжает Анатолий. — Можно сказать, банда на банду шли. Бросались камнями и всем, что попадётся. Был у нас даже карбид в то время. Разводили его в бутылках, бросали, он взрывался».

А вот ещё колоритные воспоминания от Генриха Юхневича: «Они говорили мне “хам-мужик”. Их было много, но мы их за это чихвостили. Раньше, когда в субботу у евреев был шабат, они где-то собирались, а тем временем поляки на них нападали. Евреев отлупили — и они уже успокоятся (…). Например, жулик возьмёт камень и выбьет окно в лавке. Полиция его забирает. Урон нанёс – плати. Денег нет — на три месяца за решётку. Он идёт в тюрьму, сидит три месяца и выходит. Тогда тюрьмы не так боялись».

После погрома — «холодная война»

События 1935 года только укрепили неприязнь и взаимные подозрения между жителями Гродно разных национальностей (ранее скрытые). Журналист виленской газеты «Słowo» Юзеф Мацкевич, побывавший в Гродно в начале 1936 года, описывает «холодную войну» евреев с христианами, которая выглядела как взаимный бойкот. Принцип простой: ходить только в свои магазины, кафе, парикмахерские, а на работу брать только представителей своего вероисповедания.

Листовка с призывом не покупать у евреев (1930-е гг.)

Но можно встретить и иронические воспоминания старожилов – мол, у еврейских лавок стоят молодые люди с зелёными галстуками, агитируют: «Не покупай у жида!», а люди идут себе и покупают, т. к. там дешевле. Вообще же массив личных воспоминаний очень пёстрый: можно услышать как истории конфликтов, так и истории дружбы между иудеями и христианами. Тот же Анатолий Песняк, который рассказывал, как ходил на «войну против евреев» с карбидом, одновременно вспоминает, как дружил с некоторыми евреями и помогал им в шабат, когда те не могли делать простых бытовых вещей: к примеру, разжигать печи. Правда, делал это парень за деньги…

Можно ли назвать историю 1935 года классическим погромом? И да, и нет. Это не погром в стиле украинских городов и местечек до 1917 года, когда беспорядки тянулись долгое время, сопровождались поджогами и массовыми изнасилованиями. Вместе с тем, это редкий случай, когда в столкновениях было задействовано множество людей, а определённые круги (польские «правые», «эндэки») пытались придать событию политическую окраску. Роль полиции и судебные приговоры в данном случае напоминают реалии России времён Николая ІІ, когда «черносотенные» антисемитские настроения терпелись властью.

«В заднице твоя Польша!»

А можно ли в данном случае говорить о межнациональной ненависти? Возможно, лучше подходит термин «отчуждение»? Если принять последнее определение, то именно в состоянии взаимного отчуждения основные группы населения Гродно перевернули следующую страницу жизни города: сентябрь 1939 года. Евреи, хотя и были сильно поделены в социальном плане (самые богатые и самые бедные гродненцы), встретили Красную Армию… спокойно. Как минимум, не сопротивлялись, как максимум — помогали. Для многих это был «молчаливый реванш» за прежние обиды и унижения.

Ежи Кежковский вспоминает, что евреи, которые придерживались коммунистических взглядов, нападали на польские части, отходившие из Гродно в сентябре 1939-го. Когда же пришли Советы и начались аресты с конфискациями, местные на новую власть «разозлились». «…А каждый еврей, раньше имевший лавку, при Советах сразу стал начальником, — продолжает Ежи Марьянович. — Быстро они отказывались от лавок. Говорили, что они старые марксисты, и где-то документы находили. Евреям больше верили, чем подпольщикам-белорусам и полякам».

Похожими воспоминаниями делится и Генрих Юхневич, рассказывая, как евреи поставили у синагоги пулемёт, чтобы стрелять по отходящим полякам. Стреляли, мол, также из окон, а поляки — в ответ… «У нас из дома это всё хорошо было видно. Уже после прихода большевиков одних малых еврейчиков мы били за то, что они пели коммунистические песни. Помню, на Замковой мне говорили евреи: “Нет твоей Польши, в заднице твоя Польша!” Дрались из-за этого».

Вспоминает о роли евреев в 1939 году и Стефан Хотей, один из участников защиты города: «…А что в Гродно придут Советы, мы и понятия не имели. (…) Тогда никто ничего не знал. Только коммунисты и евреи готовились к приходу Советов. Надевали красные повязки, создавали свою милиции и показывали, как проехать. Говорили, что на другой части берега Нёмана, возле табачной фабрики, они даже поставили приветственную арку Советам».

Советские танки на подступах к Гродно, иллюстрация из советской прессы того времени

Согласно городской легенде, тот самый Штейнер, который убил Владислава Куща в 1935-м и был осуждён к 12 годам тюрьмы, в 1939-м лично ехал на советском танке и показывал красноармейцам дорогу. Легенда не имеет подтверждений и, скорее всего, является полностью фольклорным сюжетом. Вместе с тем, как это часто бывает с мифами, это очень интересное свидетельство поиска взаимосвязей между совершенно разными событиями, которое помогает лучше восстановить логику одной из конфликтующих сторон.

И ещё одна интересная деталь. Защитников Гродно 1939 года, которые дожили до суда, а не были раскатаны танками или расстреляны на окраинах города, новая власть обвинила не в вооружённом сопротивлении, их не взяли в плен как военных. По сообщениям советской прессы, в городе между отходом польских регулярных частей и прибытием Советов происходили… погромы. Да, именно «погромы», «спровоцированные белопаляками и люмпенами». Но приговоры «погромщикам» были совсем не такие мягкие, как действительным погромщикам в 1935 году. Печальная ирония судьбы.

Помнить 1935-й, чтобы понять 1939-й и 1941-й

В Гродно на улице Замковой сегодня можно заметить мемориальную табличку и символический «вход в гетто». Возле неё почти каждый день останавливаются туристические группы. Холокосту в Гродно посвящены популярные и научные публикации, книги, есть даже анимированные экскурсии. Память же о погроме 1935-го и межвоенном антисемитизме как явлении отсутствует. Об этом нет ничего ни в государственном Историко-археологическом музее, ни в Музее истории религии, ни в музейчике, который располагается в действующей хоральной синагоге. Даже в работе историка Ильи Мараша «Страницы истории Гродненской еврейской общины» погрому посвящён всего один абзац. Экономическому бойкоту со стороны поляков в 1930-е гг. — одно предложение… Государственные издания, как и издания польского меньшинства, о тех событиях тоже молчат. В городском пространстве память о погроме никаким образом не обозначена.

Антисемитская манифестация с требованием гетто для евреев в межвоенном Львове

В прессе и популярных изданиях очень часто рисуется идиллический образ межвоенного Гродно. Идеальный город, где пахнет кофе, из ресторанов звучит музыка, а в магазинах полно апельсинов и ананасов. Затем пришли «злые» Советы, начались аресты, высылки и реквизиции. А затем пришли ещё более «злые» немцы, зачистили тех, кто остался, а евреев вообще уничтожили под корень. Похоже, что это очень упрощённая модель, оставляющая слишком много вопросов. Кто и почему встречал Советы в 1939-м? Почему часть гродненцев лояльно отнеслась к немецкой политике в отношении евреев, а при случае воспользовалась возможностью получить от этого экономический профит?

Способны ли мы без понимания межэтнических конфликтов 1930-х понять события 1939 года и следующие, 1941–1944-го? Если исходить из того, что предисторию всё же следует учитывать, то надо всего лишь не закрывать глаза на неприятные для кого-то исторические события, попробовать разобраться в них, научиться разговаривать друг с другом (совместная конференция белорусских, польских и еврейских историков могла бы стать хорошим началом), всё помнить, и — всё простить.

Перевёл с белорусского В. Р. для belisrael.info

Опубликовано 05.11.2019  18:59