Category Archives: Львов

Международный день Холокоста. Память в Украине и Польше

27 января Международный день Холокоста

Александр Король, местный житель

Юрий Хоптяр, кандидат исторических наук

Николай Завацкий, староста села Шаровка

Память о Холокосте в селе Шаровка, Хмельницкой области

В селе Шаровка Хмельницкой обл. до революции были еврейские аптеки, обувные и пошивочные цеха, больница. После коллективизации был создан еврейский колхоз. Местные жители хорошо относились к евреям-односельчанам, называли их добрыми и отзывчивыми людьми. Поэтому для всех было дикостью, когда с приходом оккупантов начался террор и гонения. Из «Книги Скорби Украины» («Подолье», 2004 год, с. 113) можно узнать следующие факты: «… Местные евреи откупились золотом, другими ценностями. Так и дожили до 4 ноября 1942 года. В тот день стоял густой туман, в десяти шагах ничего не было видно. Полицейские бросались в тесноватые еврейские домики и выталкивали оттуда всех, кто попадался на глаза. Жертвы сгоняли на площадь. Местом для совместной могилы выбрали глубокую яму возле сельского кладбища. Туда приводили группы обреченных. Одних убивали, а другие ждали своей кровавой очереди. В тот день были казнены более трехсот евреев села Шаровка и отдельные евреи — беглецы из сел Зинькова, Михайловки, Правдовка и Сутковець “.

***

Любовь Шуба, коммуникационная менеджерка львовского музея “Территория террора”

Дарья Позушенко, исследовательница музея

История спасения семьи львовских евреев Розенталей

***

В Варшаве почтили жертв Холокоста

Малгожата Кидава-Блонская, член польского сената

Голда Тенцер, директорка еврейского театра

Опубликовано 27.01.2024, 13:44

Юрий Зиссер (28.6.1960–17.5.2020) о евреях и Израиле

* * *

— Юрий, у вас есть дома Тора?

— Есть. Внешне похожа на Библию, только тоньше, потому что Ветхий Завет — составная часть Библии. Правда, читать я ее не могу, поскольку не знаю иврита. Но, так как читал Библию, знаю, о чем написано в Торе.

— Юрий, скажите, как отличить еврея от нееврея? Что должно быть у настоящего еврея?

— Настоящий еврей считает себя евреем. Все остальные признаки еврейства второстепенны.

— Юрий, вы еврей?

— Да. Стопроцентный. В советском паспорте было указано, что еврей, а в свидетельстве о рождении — что оба родителя евреи.

— Скажите, почему евреев так много среди управленцев, представителей творческой интеллигенции — и так мало среди работников, например, дорожных служб?

— Тут как минимум две причины. Первая — в странах рассеяния на протяжении столетий евреев не допускали ни к какой производственной деятельности: им нельзя было работать, заниматься ремесленничеством, носить оружие и даже возделывать землю! Все, что оставалось, — сфера услуг, которая в Средние века и Новое время вплоть до начала ХХ века сводилась к посредничеству, пресловутым торговле и финансам — просто потому, что больше их никуда не допускали. Вторая причина — у евреев всегда высоко ценилась ученость, все еврейские дети обязаны уметь читать Тору, поэтому даже в Средние века и Новое время большинство евреев умело читать. Главной заботой еврейских родителей во все времена было дать детям хорошее образование. Ну а дальше вступают в силу обычные социальные причины. Мы же не удивляемся, почему молодые белорусы или французы после университета не хотят класть кирпич или доить коров.

— Вы согласны с тем, что территория современной Беларуси всегда была очень лояльной к евреям и эту традицию нужно продолжать?

— Безусловно! Отличная традиция. Если в соседних странах еврея традиционно воспринимали как врага, то в Беларуси — как человека, похожего на тебя и одного с тобой, что ли, ранга, пусть во многом другого. В культурологии есть даже специальный термин «другой» для обозначения таких отношений между этносами-соседями. Моя жизнь разделилась пополам: я родился и 27 лет прожил во Львове, мне есть с чем сравнить.

— На ваш взгляд, если сравнивать два народа, евреев и белорусов, чего не хватает белорусам, чтобы стать такими же успешными?

— Этнос не может быть успешным. Успеха достигают лишь люди и компании. Но тенденция есть. Вспомнилось, как в одном из ранних интервью небезызвестный Борис Березовский ответил на аналогичный вопрос: «Евреи умеют держать удар». В детстве моя мама любила повторять: «Сынок, мы евреи. Нас не любят. Поэтому чтобы жить, как все, и учиться, как все, ты должен все знать и уметь на две головы выше всех». А когда я получал не пятерку, а четверку из-за сложности материала и пытался оправдаться тем, что пятерки в классе в этот день не получил никто, мама говорила: «Меня не интересуют все, меня интересуешь ты!» Сейчас этот вид мотивации именуют achievement. Увы, неслучайно в русском и белорусском языках для этого слова нет синонима. Евреев не любят за то, что они пытаются «быть умнее всех». Кстати, необходимость выжить в недружественной среде стимулирует не только евреев. Это нужно любому некоренному народу — достаточно взглянуть на фамилии известных россиян. А представителям коренных этносов любой страны никому ничего не нужно доказывать. Белорусский народ пережил столько катаклизмов, что понятно, откуда взялись фразы вроде «не высовывайся». Однако белорусы, оказавшиеся за рубежом, сами попадают в новые обстоятельства. Им по ходу приходится приобретать качества, необходимые для выживания. Не зря о жизнестойкости белорусов ходят анекдоты. Так что неуспешными их я бы не называл.

— Почему евреев не любят?

— Да потому что они «другие»! Разве к мусульманам, китайцам, белорусскоязычным или геям народ в массе относится лучше? «Другие» — это всеобщая причина нелюбви к кому бы то ни было: к христианам, мусульманам, соседям, даже к коллегам из другого отдела или жителям соседнего двора. Природа ненависти психофизиологическая. Чем сильнее человек ненавидит евреев, тем сильнее он ненавидит всех остальных за что-нибудь другое. Чем спокойнее человек относится к евреям — тем спокойнее он и к другим проявлениям «других».

— За что белорусы могут любить и уважать евреев?

— Да сколько можно про евреев! Давайте уже про велосипедистов. В общем, можно любить конкретных людей и уважать хорошие организации. Но как можно любить целый этнос или гордиться своим происхождением? Это все равно что уважать людей с родинками, то есть уважать или гордиться тем, что заслугой самого человека не является. Еще вспоминается фраза, по которой легко распознать антисемита: «И среди евреев бывают хорошие люди». Так вот, я хочу сказать: и среди евреев бывают плохие люди. И среди белорусов разные. Все люди разные.

(с сайта журнала «Большой», 18.06.2015)

* * *

Еврей я или белорус? Я — человек. Если речь о национально-культурной идентичности, то в зависимости от ситуации я бываю и еврей, и белорус, и украинец, и русский, и европеец. Все зависит от контекста.

В детстве родители практически не знакомили меня с еврейской культурой, потому что абсолютно утратили связь с ней. Песни на идише я впервые услышал в 18 лет у друзей, а дома и в школе была чисто русская компания с советской культурой.

В СССР с антисемитизмом я сталкивался постоянно и регулярно. И дразнили, и занижали оценки, и не смог поступить в тот вуз, который хотел. А вот скрывать, что я еврей, не приходилось никогда, да и бессмысленно это было, потому что звучная, необычная для славянского уха фамилия и пятая графа в паспорте всегда выдавали с головой. Тот факт, что я еврей, играл мне на руку разве что при коммуникации с евреями, и то лишь при СССР. Более того, бывало наоборот: жуликоватые евреи пытались втереться ко мне в доверие.

Я советский атеист. Тем не менее, помогаю пожилым прихожанам из общины и иногда захожу в синагогу на праздники. В Израиле я был несколько раз и убежден, что это потрясающая страна, где должен побывать каждый. Но живу я в Беларуси. Почему я должен жить в чужих странах? Мне хорошо дома.

Большой», 23.11.2016)

Ю. Зиссер: Любой еврей растёт в особых условиях, он должен всё время помнить о том, что он еврей, точнее, ему не дают забыть.

А. Баренцева: Вы сталкивались с обидными прозвищами?

Ю. З. Да, конечно, и продолжаю сталкиваться.

(из интервью 2018 г.)

Фрагменты интервью, данного в 2018 г. (опубликованы впервые в день смерти Ю. Зиссера)

Ю. Зиссер: Да, у меня рак. Это сейчас не печатайте – я просто не хочу, чтобы доходы TUT.by упали. Как про Стива Джобса объявили, что рак – и три года биржа суетилась, что теперь будет с акциями Apple. И акции рухнули. Я этого не хочу. Я уже третий год живу с этим диагнозом, всё время лечусь. Сейчас на лечении. Я два года не работаю в офисе – так, появляюсь периодически.

На меня сильно давили всё время. И продолжают давить – чтобы я им продал портал. И где-то за полгода до начала болезни я каждое утро начал просыпаться с мыслями: «Вот, уже пора и умирать». Потому что вот уже я всё сделал, я вырастил TUT.by, а тут меня посадят, начнут допрашивать, я что-нибудь не то скажу и скомпрометирую TUT.by – и лучше умереть. Я стал каждое утро с этой мыслью просыпаться. За несколько месяцев до кровотечения.

KYKY: А вы тогда не думали отойти от дел?

Ю. З.: А что это даст? Всё равно же как-то… Они лезли ко мне даже после этого. Через других. Они не вели беседы непосредственно со мной. Через коллег действовали… Это вы можете опубликовать, когда я умру. Но я надеюсь, еще протяну лет двадцать.

KYKY: Я тоже надеюсь.

Ю. З.: Но этого никто не знает. Потому что разновидность тяжелая. Это не рак груди или рак простаты, который вылечил – и на всю жизнь. Это тяжелая форма. Но тем не менее, меня хорошо лечат.

KYKY: В Беларуси?

Ю. З.: Пытался в Израиле, но это глупо. Здесь лучше.

KYKY: Почему?

Ю. З.: Потому что хронические заболевания нужно лечить дома. Или эмигрировать. Их нужно лечить в одном месте – важна преемственность. Ну и потом я на химиотерапии. Операцию – да, можно было за границей сделать, но мне ее прекрасно сделали здесь в лечкомиссии. Удалили полжелудка. Ну, две трети.

KYKY: И вам не хотелось эмигрировать?

Ю. З.: Нет – а как я брошу все здесь? Да и вообще не хочется эмигрировать. Что потом там делать? Зачем жить там?

KYKY: Расслабиться. Разве нет?

Ю. З.: Я не могу, для меня это дело жизни, я его не могу бросить. Не хочу, да у меня и жена не хочет уезжать, и я не хочу. Уезжать можно в 20 лет. Надо было уезжать. Ну, в 25. А в 58 лет уезжать – это глупость, потому что ты пророс здесь, и там у тебя никого нет. Ты, получается, один…

Летал я на отдельные обследования, консультации в Израиль. Ну я уже вижу все сильные и слабые стороны, могу предсказать, когда надо, а когда не надо уезжать.

Источник

Женя Чернявская (fb, 17.05.2020). Я не знала, что папа давал интервью «на потом»… Последние месяцы он жил так, как будто смерти нет, а до этого всю жизнь подходил к ней чисто прагматически.

Контекст существования в состоянии страха и того, что тебя всегда могут «вызвать на ковёр», что-то требовать сверху – это контекст нашей семьи. И сотрудников независимых СМИ в Беларуси, в первую очередь, TUT.BY. Неудивительно, что рак желудка – болезнь пожирающего себя изнутри человека, – постиг папу, который не мог делиться этим и громко во весь голос признаться. Когда каждый день тебя держат в состоянии напряжения, страха. Страха не только за себя и свою семью, но и за полтысячи сотрудников и их семьи, которые в случае чего могут остаться без работы… Это не может пройти бесследно.

Когда папа узнал, что это онкология, причем всерьез и надолго, он сказал: «они меня достали».

Редакция belisrael выражает соболезнование родным и близким Юрия Зиссера.

יהי זיכרו ברוך

Опубликовано 17.05.2020  21:42

Алесь Бузіна. ЦУД НА ДНЯПРЫ

Хаўруснікі. Юзаф Пілсудскі і Сымон Пятлюра ў атачэнні польскіх і ўкраінскіх афіцэраў, якіх менавалі «пілсудчыкамі» і «пятлюраўцамі»; Пілсудскі ў маладосці, як і Пятлюра, быў сацыялістам, але здолеў стаць сапраўдным правадыром нацыі

Увесну 1920 г. палякі разам з Пятлюрам захапілі Кіеў. Тая акупацыя запомнілася кіяўлянам канцэртамі, спекуляцыяй на базары, а яшчэ ўзарваным на развітанне мостам.

Войскі палякаў уступілі ў Кіеў 6 траўня 1920 года. Яны ўвайшлі без бою і без помпы, якую можна было б чакаць ад польскага нацыянальнага характару. Акуратныя жаўнеры. Элегантныя афіцэры. Ніякіх рабункаў, расстрэлаў і кантрыбуцый. Гэтаe апошняе нашэсце іншапляменнікаў на Кіеў сваім размераным парадкам да болю нагадвала самае першае ўварванне немцаў у 1918 годзе. Як і немцы, палякі не буянілі – хіба што, у адрозненне ад іх, не сталі мабілізоўваць баб на мыццё вакзала. (Ніхто, дарэчы, апрача немцаў, за ўсе тыя бурлівыя гады не знайшоў часу памыць вакзал – ані пятлюраўцы, ані чырвоныя, што іх змянілі, ані белыя, ані зноў чырвоныя, якія выціснулі белых.) Палякаў ён таксама задавальняў у сваім натуральным антысанітарным выглядзе – мажліва, яны падсвядома адчувалі, што доўга тут не затрымаюцца. У астатнім жыццё адразу наладзілася.

Кіеўскі мемуарыст Рыгор Грыгор’еў, пераседзеўшы ў горадзе ўсе перавароты, пра воінства маршала Пілсудскага пісаў так: «Знешні парадак у горадзе быў адноўлены. Страляніны ў ночы не заўважалася, пра грабежніцтва нічога не было чуваць. Нават хадзіць увечары зрабілася вольна, без усялякіх абмежаванняў, зусім не так, як тое заўжды было раней ва ўмовах грамадзянскай вайны».

Кніга Грыгор’ева «У старым Кіеве» выйшла мізэрным накладам у 1961 годзе. Гэты яе абзац асабліва каштоўны – цудам праскочыўшы праз савецкую цэнзуру, ён намякаў, што іншыя ўлады, якія захоплівалі горад, каліва буянілі. Цяпер пра гэта можна пісаць адкрыта: першае ўварванне чырвоных у студзені 1918 г. павярнулася публічнымі расстрэламі проста ў Царскім садзе (цяпер парк Ватуціна каля Вярхоўнай Рады). Там выкапалі гіганцкую яму і партыямі валілі «буржуяў» – усіх, хто меў прыстойную адзежу ды інтэлігентны твар. Тысячы дзве настралялі за колькі тыдняў.

Пятлюраўцы, якія ўзялі Кіеў у снежні 1918 г., запомніліся самачыннымі вулічнымі расстрэламі афіцэраў, што падтрымлівалі гетмана Скарападскага. Самае нашумелае забойства – генерала Келера – адбылося проста каля помніка Багдану Хмяльніцкаму.

«Другія» чырвоныя – тыя, што ў пачатку 1919-га выбілі Пятлюру і войска УНР – у садзе публічна ўжо не расстрэльвалі. Іхняе ЧК цяпер сарамліва валіла ахвяры за Інстытутам шляхетных паненак (Кастрычніцкі палац). Расстрэльвалі пераважна рускіх нацыяналістаў, карэнных кіяўлян – прафесароў, прадпрымальнікаў і грамадскіх дзеячаў. Але былі сярод іх і 4 тысячы рабочых, а таксама не менш за 1500 сялян, звезеных з навакольных вёсак. Расследаванне камісіі белага генерала Рэрберга па выгнанні чырвоных «устанавіла 4800 забойстваў у Кіеве асобаў, імёны якіх удалося высветліць. З пахаванняў на могілках выкапана 2500 трупаў. Магілы, старэйшыя за 4 тыдні, не раскрывалі. Агульная колькасць забітых дасягае 12 тысяч чалавек» (цытую паводле кнігі «Красный террор глазами очевидцев», Масква, 2009).

Белыя, заняўшы горад у апошні дзень жніўня 1919-га, неўзабаве арганізавалі яўрэйскі пагром. Яны апраўдвалі свае паводзіны тым, што сярод кіеўскіх чэкістаў пераважалі яўрэі. Ночамі «вылі ад жаху» цэлыя будынкі ў яўрэйскіх кварталах. Гэтая сітуацыя ярка апісана ў артыкуле Васіля Шульгіна, які выйшаў тады сама ў Кіеве, у газеце «Киевлянин» (гл. пра артыкул «Пытка страхом» і адказы Шульгіну матэрыял С. Машкевіча – перакл.). Але паводзіны белых я таксама не ўхваляю – больш лагічна было б узяць Маскву, пералавіць чэкістаў, што ўцяклі былі з Кіева, ну а далей з выкананнем усіх прававых норм, з пачуццём, толкам і расстаноўкай, пакараць іх адпаведна дарэвалюцыйным законам. Прававая база для гэтага мелася – напрыклад, расстрэл, прадугледжаны ваенна-палявым судом.

«Трэція» чырвоныя, якія зноў вярнуліся пасля белых, асабліва пабуяніць не паспелі. Дый не было ў іх такой магчымасці – усіх, каго хацелі, пусцілі ў расход яшчэ за «другімі». I толькі палякі нікога не расстрэльвалі, а запомніліся толькі тым, што адмянілі ўсе грошы, якія датуль хадзілі ў горадзе – і дзянікінскія, і савецкія, і УНР-аўскія, увёўшы заміж іх свае. Бабы на базары адразу пачалі хваліць белагвардзейцаў, якія праз колькі дзён пасля свайго прыходу арганізавана абмянялі жыхарам савецкія рублі на дзянікінскія.

Польскае фінансавае новаўвядзенне адразу разваліла тавараабмен. Народ пераходзіў на бартар, мяняючы адзежу на бульбу. І толькі праз некалькі дзён Гарадская дума выклапатала ў новых акупантаў дазвол пусціць у абарот дарэвалюцыйныя царскія грошы. Але іх было мала. Таму польскія жаўнеры выявіліся нуварышамі, купляючы на сваё вайсковае жалаванне за бесцань дарагія рэчы на таўкучках.

Разам з войскамі 3-й польскай арміі, якой камандаваў малады 36-гадовы генерал Рыдз-Сміглы, у Кіеў увайшлі і іхнія хаўруснікі – нешматлікія пятлюраўцы. Гэта была 6-я сечавая дывізія палкоўніка Марка Бязручкі – былога царскага капітана, ураджэнца Бярдзянскага павета, які яшчэ ў 1908 годзе скончыў Адэскую пяхотную вучэльню. Зрэшты, дывізія – гэта гучна сказана. Уся яна налічвала не больш за тысячу чалавек. Дый трымаліся хаўруснікі адчужана, скоса пазіраючы адно на аднаго. Сардэчнасці ў адносінах паміж палякамі і ўкраінцамі не было. Затое праз два тыдні ў Кіеў прыбыў Пятлюра і, па сваёй завядзёнцы, прыняў парад сечавікоў. Парады ён проста абажаў – як кожны цывільны, што ніколі не служыў нават радавым.

А за Дняпром, проста пад Кіевам, ужо праходзіў фронт. Галоўнай забавай кіяўлян было хадзіць вечарамі на дняпроўскія схілы і глядзець, як у сутонні каля Бравароў шугалі артылерыйскія снарады. Увесь Левы бераг яшчэ не быў забудаваны, і панарама адкрывалася куды больш грандыёзная, ніж сёння. Да Кіева снарады палявых гармат не даляталі – далёкая страляніна здавалася чымсьці накшталт феерверка. У Купецкім садзе (каля цяперашняй філармоніі, у якой тады быў Купецкі сход) нават пастаянна грала музыка. Так і запомнілася польская акупацыя – у асноўным вечаровымі канцэртамі пад акампанемент далёкай арудыйнай перастрэлкі ды працуючымі тэатрамі. А яшчэ зеніткамі, расстаўленымі проста на дняпроўскіх стромах.

Ёсць такі раздзел у польскай гісторыі: «Цуд на Вісле». Ён адбудзецца пазней, калі чырвоныя пагоняць з Кіева палякаў і спыняцца толькі пад Варшавай. А гэта быў «цуд на Дняпры» – вычварная вайна, не дужа падобная да вайны, і акупацыя, што нагадвала веснавы паказ мод у выглядзе новай польскай формы.

Ды раптам цуд скончыўся. Чырвоная армія перайшла ў контрнаступ, і палякі здалі Кіеў, як і занялі, без бою, падпсаваўшы пад канец рамантычную легенду пра сябе. Яны ўзарвалі дом губернатара і найстарэйшы ў горадзе Ланцуговы мост, пабудаваны яшчэ за Мікалаем І. Яшчэ два моста яны пашкодзілі, каб затрымаць чырвоных, пасля чаго 10 чэрвеня адбылі на гістарычную радзіму, прыхапіўшы з сабою і Сымона Пятлюру.

Але ж як так выйшла, што Сымон Васільевіч апошні раз з’явіўся ў Кіеве, па сутнасці, у польскім абозе?

Як Пятлюра з Польшчай пасябраваў

Перш чым вырушыць у апошні паход на Кіеў, Пятлюра 21 красавіка 1920 года заключыў у Варшаве саюз з начальнікам Польшчы Юзафам Пілсудскім. Ён прызнаў уключэнне ў склад Польшчы Галічыны, а таксама правы польскіх памешчыкаў на землі, якімі тыя валодалі на Правабярэжнай Украіне да 1917 года. Паводле варшаўскай дамовы, Правабярэжжа заставалася за Украінскай Народнай Рэспублікай, аднак, паколькі польская арыстакратыя да рэвалюцыі была тут найбуйнейшым землеўладальнікам, атрымлівалася, што распаяваныя надзелы пасля перамогі над бальшавікамі зноў трэба будзе забраць у мужыкоў і вярнуць тым, хто ўладаў імі з часоў польскай экспансіі ва Ўкраіну ў ХVІІ стагоддзі.

Цяжка сказаць, як Пятлюра збіраўся выконваць гэты пункт. Усё саманабытае сяляне ўжо лічылі сваім. Хіба што польскія войскі прымусілі б іх вярнуць майно гвалтам. Бо ў самога Пятлюры на пачатку 1920 года ўся армія разам з абозамі і шпіталямі налічвала 7 тысяч чалавек і 10 гармат!

Аднак, заключаючы варшаўскую дамову, Пятлюра быў шчаслівы – упершыню яго прымалі ў іншай дзяржаве як лідара цэлай краіны! З ганаровай вартай і ўсімі ўшанаваннямі, належнымі паводле пратаколу. Гэта быў яго першы і апошні замежны візіт.

Пятлюраўцы ваявалі разам з палякамі супраць галічан

Хрэшчатык, травень 1920 г. Польскае войска ўступае ў Кіеў, арганізавана абыходзячы трамвай

Галічыну Пятлюра палякам проста не мог не «завяшчаць». Галіцкая армія ў гэты момант пасля чарговай зрады стала ЧУГА – Чырвонай Украінскай Галіцкай Арміяй. Пятлюраўцам нават выпадала біцца з галічанамі. Пра гэты факт афіцыёзныя ўкраінскія гісторыкі маўчаць – чарговы раз робяць выгляд, што такога не было.

А вось як апісвае гэты эпізод у мемуарах, што выйшлі ў ЗША, камандзір палка Чорных запарожцаў Пятро Дзячэнка – у 1920-м пятлюраўскі палкоўнік: «5 сакавіка… Ад камісара ды галічан даведаліся, што горад Бэршадзь заняты 3-м галіцкім корпусам. Перад світанкам полк падышоў да сяла Усце, якое знаходзіцца за два кіламетры ад Бэршадзі. Галічане чакалі ворага, бо засады былі выстаўлены, але не дачакаўшыся, паснулі сном праведнікаў… Усяго полк узяў: 4 гарматы, 4 гарматныя скрыні са снарадамі, 2 цяжкіх кулямёты, 15 вазоў і звыш 120 коней. Загадаў выстраіцца галічанам і прапанаваў ім перайсці да нас. Да 50 стральцоў пагадзіліся. Па дарозе камандзір галіцкай батарэі кінуўся наўцёкі. Некалькі казакаў пусцілі сваіх коней за ім следам. Ужо ў сяле загналі ў пастку, але ён саскочыў з каня і пачаў уцякаць гародамі. Трапным стрэлам паклалі яго на месцы».

Пазней некалькі брыгад ЧУГА, калі чырвоныя пачнуць адступаць, перабягуць на бок палякаў. А іншыя – застануцца ў чырвоных. Такая во рэчаіснасць той вайны.

Асаблівай радасці ад таго, што ваяваць даводзіцца поруч з палякамі, у арміі Пятлюры не было. Традыцыйны гістарычны вораг раптам стаў «сябрам». Як пісаў пазней у кнізе «З палякамі супраць Украіны» генерал-харунжы арміі УНР Юрый Цюцюннік: «Яшчэ большай неспадзяванкай для шырокіх колаў украінскага грамадства было тое, што кіраўніцтва ўкраінскім паланафільствам захапіў не хто іншы, а той самы Сымон Пятлюра, які з пачатку 1919 года дэкламаваў “кары ляхам, кары!” з “Гайдамакаў” Шаўчэнкі».

На практыцы гэты халадок у стасунках братоў па зброі выліўся ў тое, што пятлюраўцы скрозь намагаліся нешта ўкрасці ў хаўруснікаў. Той жа Дзячэнка ўспамінаў пра подзвігі сваіх чорных запарожцаў: «Увесь час па шляху праходзілі абозы польскай арміі. У польскім абозе поўна гусей, курэй і свінняў. Відаць, што ўсё гэта не куплялася. Хлопцы-казачаты паводле свайго звычаю пачалі паляваць на ўсё, што кепска ляжала на польскіх вазах. Толькі і чуваць было “пся крэў” ды смех казакоў, калі ўдавалася нешта сцягнуць».

Уваскрэслая Польшча супраць новай Расіі

Патрыятычны польскі плакат 1920 г. «Гэй! Хто паляк – у штыкі!!»; сатырычны савецкі плакат на тую ж польскую тэму

У адрозненне ад Грушэўскага, Пятлюры і іншых «прафесійных» украінцаў, палякі ў 1918 – 1920 гг. праявілі бясспрэчны прафесіяналізм у «разбудове дзяржавы». Польшча ўваскрэсла пасля Першай сусветнай вайны літаральна з небыцця – з трох частак, якія належалі Расійскай, Германскай і Аўстра-Венгерскай імперыям. Амаль паўтара стагоддзя палякі жылі без сваёй дзяржавы. Нават чыгуначныя пуці ў новай краіне былі розныя: у былой «рускай Польшчы» – шырокія, у астатніх частках – еўрапейскія, вузейшыя. Давялося і іх перашываць пад адзін стандарт. Але памяць пра славу старой Польскай дзяржавы, імпэтны правадыр Юзаф Пілсудскі і мноства грамадзян, гатовых ваяваць за ідэю вялікай Польшчы, вярнулі Варшаву на геапалітычную карту Еўропы.

Пасля сыходу немцаў з Расіі ў канцы 1918 года канфлікт новай Польшчы з чырвонай Расіяй быў непазбежны. Палякі хацелі аднавіць Рэч Паспалітую ў максімальных гістарычных межах – з Літвой, Галіччынай, Валынню і Беларуссю. А бальшавікі марылі пра сусветную рэвалюцыю пад лозунгам «Даеш Варшаву!», які намаўлялі крычаць чырвонаармейцаў перад атакай.

Створанае з ветэранаў Першай сусветнай вайны, якія ваявалі ў арміях трох імперый, польскае войска ўяўляла з сябе грозную сілу. У яго было шмат зброі, баепрыпасаў, аэрапланаў і заходніх інструктараў – пераважна французаў. Характэрна, што першую ў гісторыі бамбардзіроўку Кіева з паветра, паводле савецкіх звестак, правялі менавіта палякі 19 красавіка 1920 года. Праўда, выглядала гэта даволі смешна: прыляцела колькі «этажэрак», панакідала лёгкія бомбы, але нічога не разбурыла – адно напалохала.

Чырвоная Армія ў 1920 годзе, наадварот, была надта знясілена двухгадовай грамадзянскай вайной. Яна страціла многа найбольш актыўных байцоў і камандзіраў, стамілася, перажыла эпідэмію тыфу. Дэфіцыт асабовага складу быў настолькі востры, што ў чырвоныя часці, якія перакідвалі на польскі фронт, уключылі нават былых белагвардзейцаў з арміі Дзянікіна, што здалася пад Наварасійскам. Тым не менш гэтае воінства знайшло ў сабе сілы перайсці ў контрнаступ. Здачу Кіева палякамі прадвызначыў прарыў 1-й Коннай арміі Будзённага, якая пераправілася цераз Днепр у раёне Екацярынаслава, дзе яе ніхто не чакаў. Апасаючыся абыходу з поўдня, польскія войскі ачысцілі Правабярэжжа. А з Беларусі вырушыў у наступ на Варшаву Заходні фронт Міхаіла Тухачэўскага. Аднак узяць сталіцу Польшчы не ўдалося. Вайна скончылася нічыёй і Рыжскім дагаворам 18 сакавіка 1921 года, паводле якога Галічына і Валынь засталіся пад Польшчай. Мала хто памятае, што ў якасці суб’екта міжнароднага права яго падпісала не толькі РСФСР, але і УССР – Украінская Сацыялістычная Савецкая Рэспубліка (менавіта ў такім парадку стаялі тады словы ў яе назве). Савецкі Саюз з’явіўся толькі на год пазней. У асадку апынуўся Пятлюра. Яго УНР знікла з карты, а сам ён ператварыўся ў эмігранта. Як напісаў прыкладна ў той час украінскі паэт і дыпламат Аляксандр Алесь:

Ці не маці для нас

І для ўсіх УНР?

Манархіст ты ці левы эсер,

Друг ці вораг ты – мера адна…

І стаіць УНР, як карова дурна.

Пераклаў з рускай і ўкраінскай В. Рубінчык паводле: Олесь Бузина. Чудо на Днепре (14.05.2010)

Ад перакладчыка

Ладную частку спадчыны яркага кіеўскага аўтара Алеся Бузіны (нар. 13.07.1969, забіты 16.04.2015) складае публіцыстыка з дамешкам іроніі, звернутая ў мінулае. На «беларускай вуліцы» нечым падобным займаўся і займаецца Сяргей Крапівін, на «яўрэйскай» – Міхаэль Дорфман. Пераклад нарыса пра польскую акупацыю Кіева прымеркаваны да стагоддзя падзеі.

Далёка не ўсё ў тэкстах Бузіны мне блізка, аднак «чырвоныя рысы» ён не перакрочваў. У 2017 г. абурыла тое, што яго кнігі былі выдалены з мінскай міжнароднай выставы (не без удзелу «Нашай Нівы», якая занесла іх у разрад «антыўкраінскай літаратуры»). Зусім не спадабаліся і адказы «вялікай гуманісткі» на пытанні расійскага карэспандэнта:

– Вы ведаеце, хто такі Алесь Бузіна?

– Каторага забілі?.. Але тое, што ён казаў, таксама ўзмацняла злосць.

 – То бок такіх трэба забіваць?

– Я гэтага не кажу. Але я разумею матывы людзей, якія гэта зрабілі.

No comments.

* * *

Да пяцігоддзя забойства літаратара выданне «Эхо Киева» апублікавала цытаты з артыкулаў А. Бузіны 2010-х гг. Па-мойму, і яны заслугоўваюць перакладу на беларускую. Напрыклад:

Любое грамадзянскае процістаянне калі-небудзь выдыхаецца. Тады людзі азіраюцца наўкол і пытаюць сябе: «За што ж мы білі адно аднаго?» Дзеля чаго ўсе гэтыя ахвяры?

«Хто заплаціць за кроў?» – пісаў кіяўлянін Булгакаў. Ніхто не заплаціць. Значыць, не ліце яе. Ні сваю, ні чужую. Не адмыецеся, якія б «шляхетныя» ідэі вы ні вызнавалі.

Мяне пытаюцца, на чыім я баку сёння. Адказваю: на баку ЗАКОНА і МІЛАСЭРНАСЦІ. Гэта не слабадушнасць. Гэта мая фамільная традыцыя. Мой прадзед па кудзелі – царскі афіцэр – адмовіўся ўдзельнічаць у Грамадзянскай. Мой дзед па мячы – у 1919 г. сышоў ад чырвоных, але і да іншых колераў смуты не прыстаў. Затое адваяваў сваё ў Айчынную.

Апублiкавана 25.04.2020  18:45

Как Станислав Лем зашифровал львовский погром

Дом на улице Лепкого во Львове, в котором родился писатель  Станислав Лем в 1966 году

Уроженец Львова Станислав Лем  выдающийся писатель, эссеист и мыслитель, всемирно известный классик научной фантастики. Казалось бы, его биография не должна состоять из загадок.

Тем не менее, книга Агнешки Гаевской «Холокост и звезды. Прошлое в прозе Станислава Лема» избавила жизнеописание фантаста от многих белых пятен. Автор рассказала, как Лем зашифровывал воспоминания в своих романах, и заполнила пробел в истории евреев восточных кресов (польское название территорий нынешних западной УкраиныБеларуси и Литвы прим. ред.).

Так, например, Гаевска установила точную дату репатриации Лемов из Львова в Краков   17 июля 1945-го, и воссоздала генеалогическое древо родителей Станислава. Теперь дяди и тети, им упоминаемые, «обрели» точные имена, даты рождения и смерти. Уход из жизни многих его родственников датируется 1941-м или 1942-м годами. Писатель очень скупо делился сведениями о своей юности, вероятно, не желая лишний раз напоминать о своем еврейском происхождении, и о мученической смерти родственников в годы Холокоста.

К сожалению, у него были для этого основания. На протяжении всей жизни фантаста (1921  2006 гг.) вопрос о его национальности волновал предвоенных националистов, шантажистов периода немецкой оккупации, коммунистов-мочаровцев, стоявших на позиции ортодоксального сталинизма и антисемитизма, а в нынешней Польше опять же националистов (в 2002-м Лига польских семей обрушилась на Лема с критикой за «пропаганду цивилизации смерти»).

Когда Томаш Фиалковски поднял тему оккупации в ходе цикла бесед «Мир на краю», Лем попросил больше не спрашивать об этом, мол, обсуждение этих вопросов заканчивается для него бессонными ночами. Станислав Береш вспоминает, что, работая с писателем над циклом «Так говорит Лем», натыкался на уклончивые ответы, а когда попытался нажать на собеседника, тот демонстративно убрал слуховой аппарат (у Лема были проблемы со слухом с 1944 года, когда рядом разорвался артиллерийский снаряд).

Родители писателя  Самуил Лем и Сабина Воллер  считали себя поляками еврейского происхождения, хотя они стояли под хупой в синагоге и участвовали в жизни еврейской общины Львова.

Школьник Станислав Лем в 1934-м году Традиционные евреи спешат на молитву, Львов, 1930-е

В польской гимназии Станислав Лем посещал уроки иудаизма. В его аттестате зрелости по этому предмету (как и по всем другим) стоит оценка «очень хорошо». Гаевска установила эти факты на основании документов, найденных в архивах Львова и Кракова (в том числе, в архивах Львовской еврейской общины).

История ассимилированных евреев восточных кресов остается мало изученной. Как отметил польский историк и дипломат, Праведник народов мира Владислав Бартошевский, если бы Лем восполнил этот пробел и рассказал историю своей семьи при помощи прозы, то гарантировал бы себе Нобелевскую премию в области литературы.

Память поляков о Львове отличается двумя крайностями. Одна из них  представление о довоенном Львове как преимущественно польском городе, где национальные меньшинства фигурируют на втором плане. Второй и столь же ложной крайностью является миф о «счастливой Австрии»  мультикультурном рае, в котором представители разных наций счастливо жили под справедливым правлением Габсбургов, а затем во Второй Речи Посполитой. Конечно, это был не тот ад, который Сталин и Гитлер устроили во Львове, но и не рай. Скорее, это было чистилище, полное постоянных конфликтов. В этих обеих ложных крайностях Лему и его родителям нет места. Для первого мифа они не годились, не будучи этническими поляками, а для второго они не были каноническими евреями.

Агнешка Гаевска скрупулезно воссоздала историю Лема в период немецкой оккупации Львова. И обнаружила множество автобиографических тем, зашифрованных в его романах. Речь идет не только о реалистическом описании войны в «Больнице Преображения». Автобиографические темы присутствуют в, казалось бы, чисто фантастических произведениях. Например, в «Гласе Господа» есть яркие воспоминания профессора Раппопорта, который чудесным образом спасся от резни в руинах горящей тюрьмы в неназванном городе Восточной Европы. Гаевская прояснила, что речь идет о еврейском погроме во Львове 30 июня  2 июля 1941 года. Перед отступлением Красной Армии энкавэдэшники убили политзаключенных во львовских тюрьмах, в том числе в «Бригидках»  недалеко от дома, где жили Лемы. Следом прошел еврейский «стихийный» погром, организованный местным населением. Прямо на улицах хватали львовян с еврейской внешностью. Среди них был и Станислав Лем. Молодых евреев принудили выносить трупы из тюрем.

Евреи, повешенные на одном из домов гетто, сентябрь 1942

Некоторых жертв сразу забивали палками  брызги крови достигали второго этажа. Вечером 2 июля немцы внезапно прекратили бесчинства. Немногих выживших освободили, в том числе Лема. Он никогда не писал напрямую об этом, но в «Эдеме» и «Непобедимом» есть ужасные описания, как частично разложившиеся трупы выносили с космического корабля. В «Эдеме» также встречается описание лагеря смерти на другой планете, напоминающего Яновский концлагерь во Львове. А в «Непобедимом» фигурируют жертвы нападения нанороботов, которые ведут себя как узники лагеря смерти в последние моменты своей жизни.

Главным героем «Возвращения со звезд» является Эл Брегг, астронавт, биологический возраст которого 39 лет (как и возраст Лема в момент написания романа). Брегг покинул Землю еще 18-летним  столько было Лему в год падения польского Львова. Пока Брегг изучал далекие звезды, на Земле минуло почти полтора столетия. Поэтому астронавт не вписывается в изменившееся общество, а люди не понимают его и его травматические воспоминания о космосе, которые являются аллегорией воспоминаний самого Лема о немецкой оккупации. Психолог велит Бреггу оставить эти воспоминания при себе, дескать, рассказывая о них современным людям, он только усугубит свою изоляцию.

В основном, это воспоминания о смерти других астронавтов. Трагедии делятся на три типа. Связь с одними астронавтами просто оборвалась. Другие умерли на глазах Брегга. Наиболее болезненны воспоминания о тех случаях, когда кто-то перед смертью просил Брегга о помощи, а он ничего не мог сделать.

Разные издания «Возвращения со звезд» 

Похожие истории происходили с родственниками и друзьями Лема. От некоторых из них просто перестали приходить письма, как от брата его матери Марка Воллера. Вероятно, он погиб в ходе другого погрома  26 июля 1941 года, в так называемые «дни Петлюры». Мать Лема до конца жизни надеялась, что брат все же найдется. Сам Станислав  ошибочно полагал, что дядя погиб 2 июля во время резни львовских профессоров, когда нацисты расстреляли несколько десятков преподавателей университета.

Одни гибли на глазах Лема. Другие просили его о помощи, но он, как и Эл Брегг, ничего не мог предпринять. Станислав не мог поставить под угрозу себя и своих родителей, для которых он был единственным шансом на спасение. Будучи блондином с «арийской» внешностью, он относительно безопасно мог ходить по улицам с поддельными документами на имя Яна Донабидовича.

И это лишь часть переживаний, выпавших на долю человека, предвидевшего нанотехнологии и генную инженерию.

Сергей Гаврилов

Газета “Хадашот” № 4, апрель 2020, нисан 5780

Опубликовано 23.04.2020  19:35

«Крестовый поход» в Самборе

«Крестовый поход» в Самборе как могильщик украинского будущего

Выступает Марк Фрайман (Канада). Фото: Александр Пан

2019. Самбор, Львовская область. 35 000 жителей, костел XVI века, швейная фабрика, техникум, памятник Лесю Курбасу. Город, в котором четверть века не позволяют увековечить память двух тысяч земляков-евреев, расстрелянных нацистами в 1943-м. Но эта история не о евреях, она — об Украине.

Середина «лихих» 1990-х. Гражданин Канады Джек Гарднер, потерявший в годы войны всю семью в гетто Старого Самбора (штетл в 20 километрах от Самбора), получает, наконец, разрешение привести в порядок местное еврейское кладбище. Ушло на это всего ничего — 30 лет, в течение которых власти СССР отказывали канадцу в этой просьбе. При поддержке львовской ассоциации «Украина-Израиль» закипела работа, и в 2001-м на кладбище был поставлен забор, проложены дорожки — на открытии отреставрированного некрополя выступали представители городской администрации, дипломаты из США и Израиля, активисты. К сожалению, ухоженные еврейские кладбища в Украине можно пересчитать на пальцах двух рук, но киркут в Старом Самборе — одно из них.

Окрыленные успехом, волонтеры «Украина — Израиль» задумали при поддержке Гарднера отреставрировать и еврейский некрополь в соседнем Самборе, представлявший собой огромное поле с братской могилой и стеной со следами от пуль, у которой шли расстрелы — мацевы к тому времени были уже снесены Советами. Речь шла о создании некоего мемориального парка — предлагалось выстричь из травы дорожки в виде шестиконечной звезды. Несмотря на отсутствие надгробий, территория кладбища была четко очерчена (землю в свое время выкупила еврейская община, что зафиксировано в земельном кадастре с австро-венгерских времен), да и весь город знал, что представляет собой это место. «О каких-либо украинских захоронениях тогда никто даже не упоминал, равно, как не было найдено и ни одного устного или письменного свидетельства того, что там могут лежать христиане», — подчеркивает глава Ваада Украины Иосиф Зисельс, принимавший активное участие в реализации проекта.

Стена еврейского кладбища Самбора, у которой шли расстрелы местных евреев

Тем не менее, когда стало известно, что евреи на еврейские деньги хотят обозначить еврейской символикой еврейское кладбище, где были убиты две тысячи их единоверцев —  не всем в городе это понравилось. Один, ныне покойный, греко-католический священник вышел с людьми на братскую еврейскую могилу, после чего при помощи бульдозера были насыпаны курганы, на которые водрузили три больших креста. Все это произошло, как вспоминает Зисельс, спонтанно, буквально в один день, активистам же «Украина — Израиль» местные «патриоты» заявили, что «здесь похоронены наши хлопцы, поэтому установить еврейские символы мы не позволим». Так, в центре еврейского кладбища, практически на еврейских могилах появились кресты — просто назло, чтобы не дать евреям обустроить мемориальную зону. Но об этом сегодня, когда конфликт вышел далеко за пределы Украины, никто не вспоминает!

Разразился скандал. «Некоторые горячие головы предлагали немедленно снести эти кресты, на что я отвечал, что теперь к ним придется относиться как религиозному символу, хотя и установленному здесь абсолютно безосновательно, — говорит Зисельс. — Мы настаивали, что евреи не должны в это вмешиваться, порядок обязана навести украинская  власть и неравнодушное гражданское общество. Но дело было сделано, и наверху не хотели связываться с радикалами».

Прошло много лет — вопрос о кладбище в Самборе поднимался на разных уровнях, в том числе встречах с украинскими интеллектуалами — Мирославом Мариновичем, Тарасом Возняком, и иерархами церкви — в частности, блаженнейшим Любомиром Гузаром. Многие хотели помочь, но никому это не удавалось.

Так должен был выглядеть мемориальный парк «Помни»

Примерно десять лет назад эту ношу взвалил на себя сын уроженцев Самбора, экс-президент Канадского еврейского конгресса, бывший заместитель генпрокурора Онтарио Марк Фрайман, родители которого 17 месяцев прятались в подвале, оказавшись среди 100 евреев Самбора, переживших Холокост. За последние годы этот немолодой человек совершил десятки вояжей в Украину, где от лица канадской организации «Украинско-еврейские встречи» (UJE), вел переговоры с властями о естественном для цивилизованного мира праве достойно помянуть своих предков. Тот же Фрайман еще в 2000-х привез в Самбор своего соотечественника-канадца Степана Бандеру-младшего — внука лидера ОУН, и тот был крайне удивлен, что столь естественный шаг, как увековечение памяти земляков, вызывает ожесточенное сопротивление в независимой Украине, отнюдь не улучшая репутацию страны.

Дискуссии шли много лет, но компромисс был найден — в виде проекта мемориального парка «Помни», который предполагает увековечение двух массовых еврейских захоронений, установку памятника в честь жертв нацизма всех национальностей и вероисповеданий, перенос крестов на христианское кладбище и… впрочем, об этом позже.

Осенью 2016 года представители мэрии должны были подписать соответствующий меморандум, но все снова уперлось в перенос крестов, мол, если патриархи скажут — тогда, конечно. Сказано — сделано. В совместном обращении к жителям Самбора от 25 сентября 2017 года главы УГКЦ и УПЦ КП блаженнейший Святослав и Патриарх Филарет одобрили концепцию мемориального парка, в августе 2018-го они однозначно и недвусмысленно благословили перенос крестов на «глубоко символическое место — кладбище Сечевых стрельцов», и еще раз подтвердили свою позицию в этом году (от лица ПЦУ выступал уже Епифаний). Меморандум был подписан в присутствии посла Канады как почетного свидетеля.

Мэр Самбора Юрий Гамар и Марк Фрайман подписывают Меморандум 

Между тем возникла еще одна неожиданная проблема, послужившая триггером конфликта. Когда эскиз проекта был уже готов и обсуждался в горсовете Самбора, на одно из заседаний пришел пожилой человек, заявивший, что его старший брат был расстрелян Гестапо у ворот еврейского кладбища вместе с 16-ю другими молодыми людьми — членами ОУН. Святослав Чухрай — так зовут визитера — настаивал на установке памятника этим парням и даже представил эскиз монумента. «Это стало первым нарушением меморандума, подписанного нами с мэрией, поскольку он не предполагал возведение вертикальных объектов», — говорит исполнительный директор Киевской городской еврейской общины Анатолий Шенгайт, с 2015 года курирующий проект UJE в Украине. Тем не менее, несмотря на то, что инициатива значительно усложняла реализацию практически одобренного проекта, архитекторы вмонтировали новый объект в структуру мемориального парка. У входа на кладбище ранее действительно были обнаружены останки нескольких человек, которые не могли быть евреями, иначе за оградой их не похоронили бы. Отдавая дань их памяти, проектом была предусмотрена установка плиты, после пересмотра меморандума «выросшая» в отдельный монумент. Подчеркнем: никаких документов (кроме единственного устного свидетельства), указывающих, что на этом месте расстреляли 17 членов ОУН — нет. Как нет и свидетельств о том, кем были эти люди, большинству из которых, по словам г-на Чухрая, не исполнилось и 18-ти лет.

Так или иначе, предложение об установке еще одного памятника было принято, но… сопротивление проекту, финансирование которого полностью взяло на себя UJE, лишь усилилось. «Важно понимать, что в Самборе, как и во многих других городах Украины, существуют, по меньшей мере, две группировки, пребывающие в перманентном конфликте между собой, — говорит Иосиф Зисельс. — Постоянно идет борьба за влияние в городе, поэтому, пока одна группа находится при власти, с ее представителями можно о чем-то договариваться, но, перейдя в оппозицию, они тут же начинают ставить палки в колеса новым отцам города — своим вечным оппонентам».

Стриптиз-клуб в здании синагоги Самбора, Фото: nazzzalex

Так произошло и в Самборе, где крестовый (в прямом смысле этого слова) поход против еврейской памяти возглавил журналист Юрий Леськив — заместитель бывшего мэра города по гуманитарным вопросам. Еще несколько лет назад, сидя в своем кабинете в Ратуше, пан Леськив поддерживал канадскую инициативу, к тому же сулившую Самбору немалые вложения — меценаты готовы потратить на мемориальный парк полмиллиона долларов. За этой примечательной фигурой стоит бывший шеф — экс-мэр Тарас Копыляк, который приватизировал здание старой синагоги Самбора и превратил его в… ночной клуб. Это многое говорит об отношении к памяти, хотя, будучи при должности, г-н Копыляк тоже не противодействовал проекту UJE. Но власть сменилась, а с ней и гражданская позиция. Это бывает, и не только у украинцев.

Стоит ли удивляться, что хейтерам глубоко плевать на чьи-либо могилы — it’s not personal, it’s just business. И так же, как бывший зам бывшего мэра делает все, чтобы сорвать перенос крестов, давно одобренный иерархами ПЦУ и УГКЦ, основной хейтер с еврейской стороны — директор виртуальной еврейской организации — никогда не интересовался увековечением памяти жертв Холокоста в Самборе. Вся его активность свелась к встрече с д-ром Фрайманом весной этого года, результатом которой стал пост в Facebook борца с антисемитизмом, уверявшего, что на еврейские деньги в Самборе увековечивают убийц евреев. Марк Фрайман оперативно и публично отверг эти домыслы, подчеркнув, что нет ни одного свидетельства об участии 17-ти оуновцев в расстрелах евреев или погромах. Пассаж о «еврейских деньгах» даже не пришлось опровергать — проект осуществляется, главным образом, на средства канадского филантропа украинского происхождения Джеймса Темертея.

Закрывая тему: если в данном случае кто-то и может заниматься морализаторством, то д-р Фрайман, у которого в братской могиле в Самборе лежит дюжина родственников и который больше десяти лет потратил на достойное увековечение их памяти. Но не человек, зарабатывающий очки у своей аудитории и «монетизирующий» таким образом трагедию…

При всем этом, ситуация, сложившаяся в Самборе — не столько еврейская проблема, сколько украинская, свидетельствующая о состоянии власти в стране — и государственной, и религиозной, и любой другой. Призыв двух патриархов перенести кресты паства просто проигнорировала. Именно проигнорировала — еще в конце прошлого года усилиями еврейской стороны 11 300 копий обращения были распространены по почтовым ящикам жителей города — «не заметить» их было сложно. И речь, напомню, идет об одном из самых религиозных регионов. В этом смысле, Украина — слабая страна, ни одна вертикаль не работает. В скобках заметим, что архиерей Самборско-Дрогобычской епархии УГКЦ Ярослав Прыриз, на словах вроде бы разделяющий позицию блаженнейшего, не спешит урегулировать ситуацию…

Впрочем, не будем спойлерить. Самбор, Ратуша, 24 июля 2019 года. Именно в этот день протокол зафиксировал согласие всех сторон на перенос крестов (принципиальный для евреев момент) и установку памятника по проекту Святослава Чухрая за территорией еврейского кладбища, на чем настаивали украинские активисты. Это стало компромиссом, устроившим обе стороны.

Открытие памятника 17-ти членам ОУН

Почти 20-летнее противостояние должно было завершиться 21 августа в ходе торжественной церемонии, но… что-то снова пошло не так. Если Б-г хочет наказать, он отнимает разум, а в данном случае он отнял и совесть. 20 августа у крестов заняли круговую оборону десяток бойцов добровольческого батальона ОУН, чей предводитель так прокомментировал ситуацию в своем Facebook: «Дожили, приехали в Самбор иностранцы, еврейское меньшинство и при помощи местного отребья… начали …уничтожать наши христианские символы, а именно кресты, которые установлены и освящены в местах захоронений людей разного вероисповедания, замученных гитлеровцами и большевиками. Центральный крест при помощи самборских патриотов и представителей ДБ ОУН удалось отстоять. А надолго ли?». Здесь все прекрасно. И абсолютное презрение «патриотов» к позиции глав УГКЦ и ПЦУ (благодаря которым удалось избежать прямого столкновения с применением силы), и уверенность, что на еврейском кладбище лежат люди разного вероисповедания, к тому же замученные большевиками, и пещерная дихотомия свой-чужой.

Все это не помешало иерархам на следующий день освятить украинский памятник, после чего участники перешли к братской еврейской могиле, отмеченной разве что табличкой с традиционно-лицемерной надписью: «Здесь лежат советские граждане». Демонтаж  воткнутых в еврейские кости крестов, несмотря на все договоренности, так и не состоялся — они были под надежной защитой — полиция не рискнула вмешаться, фактически помогая радикалам блокировать перенос.

«Я старый диссидент, член Украинской Хельсинкской группы, меня сложно обвинить в украинофобии, но, увидев, что происходит, я просто развернулся бы и уехал», — говорит Иосиф Зисельс. Так хотел поступить и приглашенный на церемонию главный раввин Киева и Украины Яков Дов Блайх, но когда протестующие накануне вечером разблокировали перенос одного креста, стоящего прямо на братской еврейской могиле, все-таки решил прибыть в Самбор для поминальной молитвы. Над безымянной могилой прозвучал кадиш, а 95-летний Борис Дорфман из Львова после нескольких слов на идише мощно спел «Ам Исраэль хай» — «Народ Израиля жив». «Я больше не мог молчать, подошел к микрофону и трижды почти прокричал: Pacta sunt servanda — договоры должны выполняться», — рассказывает Анатолий Шенгайт. Это был глас вопиющего в пустыне, ведь одна из сторон соглашения получила даже больше, чем рассчитывала, а другая… это уже ее проблемы. Отреагировал лишь глава местной полиции, но весьма своеобразно: «Зачем вы провоцируете людей?».

У микрофона Борис Дорфман. Фото: Александр Пан

Вопрос о моральной ответственности за соблюдение договоров мы задали главе УГКЦ Святославу Шевчуку, но, к сожалению, так и не получили комментария от блаженнейшего.

«Меня многому научила эта история, — продолжает Шенгайт. — Она доказывает, что даже если идешь на уступки, нет никаких гарантий, что тебя не обманут, хотя мэр города — Юрий Гамар — вел себя почти безупречно, и ему как раз больше всех было стыдно за срыв соглашения. Мэр подписал договора, местные священники их одобрили, а высшие иерархи закрепили. Но когда группа «патриотов» вытерла об эти соглашения ноги, никто из горожан не пришел отстоять доброе имя патриархов, поставивших на кон авторитет свой и своей церкви. Это позор самборчан, и им с этим жить».

Можно много рассуждать о том, почему в Самборе произошло то, что произошло. Возможно, если бы оппоненты проекта были лично заинтересованы в создании мемориального парка, дело приняло бы другой оборот, но в UJE категорически не хотели давать кому-либо на лапу. Просто потому, что у них — в цивилизованном мире — так не принято. А у нас принято. Как принято и отторгать «чужую» память — такой вот традиционный этический выбор, застрявшего в «славном» прошлом общества. И вот это действительно опасно. Не для нас — евреев, а для Украины. Потому что без польской и еврейской памяти нет истории Самбора. Это город без прошлого, и уж точно без славного прошлого. Скажу больше — без этой памяти нет и будущего — поскольку то, что происходит сейчас в Самборе, в корне противоречит европейским ценностям. Остается лишь настоящее. Да и оно не в ладу с собой. Поскольку каждый выбор имеет свою цену… И цена эта с каждым днем будет лишь расти.

Михаил Гольд

Источник

Опубликовано 09.02.2020  16:05 

Юрий Зиссер – портрет в интерьере

«Если TUT.BY избавится от «желтизны», то не будет первым»

THE VILLAGE БЕЛАРУСЬ, 17.10.2017

Записала Евгения СУГАК

Фотографии: Александр ОБУХОВИЧ

В рубрике «Любімае месца» минчане приводят нас в места, где чувствуют себя как дома. Основатель TUT.BY Юрий Зиссер сразу привел нас к себе домой, играл нам на органе, показал свою комнату, вид из окна, картины и трубку для опиума, которой ни разу не воспользовался. О том, в какой момент заканчивается свободная журналистика в Беларуси, как TUT.BY победил Onliner.by, что нужно снести в Минске, а что оставить — Юрий Анатольевич рассказал The Village Беларусь.

* * *

Всю жизнь мечтал жить в центре и теперь, когда моя мечта исполнилась, никуда отсюда не уеду. Никогда не хотелось стать сельским жителем, и я не понимаю, зачем жить в селе, если можно в центре города. Хожу пешком в рестораны, прогуливаюсь послушать джаз на площадь Свободы, провожу меньше времени в машине и имею больше времени для жизни. Экономлю полтора часа в день по сравнению с теми, кто живет за городом. Полтора часа в день — это очень много. Мне нравится этот старый район, люблю ходить по Революционной, Интернациональной — правда, названия еще те, конечно…

Ну а свежий воздух… А где у нас вообще — свежий воздух? Зато из моего окна виден весь центр. Вот собор Петра и Павла, и когда звонарь бьет в колокола, то видна его фигура, одетая в черное. А вот кафедральный собор, гостиница «Европа», Ратуша, вон президентский дворец, вон КГБ, пединститут, «Врата города». Когда был потоп на Немиге, я фотографировал его не выходя из дома, и все эти снимки сразу появлялись на TUT.BY.

Я получаю удовольствие, когда смотрю в окно на центр Минска, но если придираться, для меня здание «Белпромпроекта» лишнее: оно, как кинжал, врезалось в старую часть города. Теперь эта ужасная стена перегораживает весь центр. Его бы я убрал и восстановил крепостную стену: на той стороне она подходила к Свислочи, а на этой доходила до середины моего дома. Был проект по восстановлению этой стены, но его не стали воплощать в жизнь. Улицу Ленина с мостом я пустил бы под землю, чтобы не было пробок в центре. Существует такой план, но на него необходимо много денег. А еще здесь была так называемая Холодная синагога, она простояла несколько столетий, снесли ее только в 1965 году. В Национальном художественном музее есть картина Мая Данцига, на которой изображена эта синагога. Картина 1972 года, он написал ее, когда синагоги уже не было.

Популярное мнение: если у нас берутся реставрировать, то лучше бы этого не делали — очень субъективное. Мне посчастливилось познакомиться с реставраторами Минска, и эти классные мужики делают все, что в их силах. Другое дело, что в Несвижском замке установили белые стеклопакеты… Это от нищенства. В проекте было предусмотрено иное, но когда дело доходит до реализации, покупается то, на что есть средства. В концертном зале Верхнего города, например, в смету было заложено несколько сот тысяч евро на орган, но поскольку проект «попал» на девальвацию 2011 года, на инструмент не хватило денег.

В детской музыкальной школе №2 полвека простоял неработающий орган, собранный из обломков. Эти останки инструмента перевезли в Верхний город, и уже два года идет его реставрация. В октябре он наконец издал первые звуки, но после этого останется еще на год работы — половина труб разворована, особенно те, что с цинком. Есть беда с растаможкой. Недостающие детали заказывают из Европы, и мотор для органа, например, растаможивали 4 месяца. Морочили голову 4 месяца! Последний из вопросов был: какой толщины фанера, в которую упакован мотор? Оказывается, от этого зависит стоимость растаможки, которую все равно не надо оплачивать, потому что это безвозмездная помощь в адрес управления культуры Мингорисполкома.

Я не отношусь к консерваторам и не поддерживаю наш заскорузлый беларуский консерватизм в том смысле, что надо оставить все строения как были. Было бы что сохранять! Если бы это были средневековые постройки, как во Львове, — это другое дело. Но зачем сохранять бараки начала ХХ века или послевоенную Осмоловку? В фейсбуке меня все сгрызли за мое мнение насчет Осмоловки, но я его не изменил, хотя и подписал петицию в защиту: решил, раз людям нравится — оно должно быть. Но не потому, что это представляет какую-то ценность. Для большинства несогласие со стройками и сносами в Минске — это просто форма протеста против власти. Вот если бы Кафедральный собор стали сносить, я бы вышел…

Ничего не имею против «дома Чижа», против недостроенной гостиницы и не считаю, что они портят город. Если бы их строил не Чиж, никто бы и слова не сказал, тем более что «дом Чижа» к Чижу отношения особого не имеет. Там много дольщиков, это коллективная собственность. Да, его когда-то выбрали в качестве символа беларуских олигархов, которых нет. Олигархи — это люди, которые влияют на власть, слились с властью и могут что-то решить, назначают президентов, министров. У нас ничего этого нет. У нас олигарх — это никто. Его могут посадить в тюрьму, заставить отписать собственность на чиновника, с ним могут делать все что угодно. Я уже не говорю о том, что они не богаты даже по российским меркам. Они просто владельцы многопрофильных фирм.

Я уехал из Львова, потому что там было меньше перспектив, не было возможности получить жилье. Кроме того, Львов очень националистический город, он не терпим к другим этносам, и это очень хорошо чувствовалась. Там все были порознь. Там я бы не достиг того, чего добился здесь. В Минске совсем другая обстановка.

Мы 13 лет живем в этом доме, до этого жили на Васнецова в Заводском районе. Окна выходили на Партизанский проспект, где шум был и днем и ночью. Правда, Немига тоже считается самой шумной и вредной улицей в городе, но тройные стеклопакеты позволяют решить этот вопрос. В моей комнате (у нас с женой у каждого своя комната, так у нас заведено) мы снесли балконные двери и часть стены — стало больше света, увеличилось пространство. Так бы мы пользовались балконом два месяца в году и держали там велосипед и хлам, а теперь он используется ежедневно круглый год.

Когда я делаю зарядку, смотрю на замечательный Кафедральный собор, он меня вдохновляет, для меня это кусочек Львова. Когда я переезжал в Минск 30 лет назад, был шокирован. Во Львове всегда была ночная жизнь, и я не понимал, почему в восемь вечера в Минске по тротуарам Ленинского проспекта можно проехать на машине и никого не задеть, отчего пустые улицы и почему на Васнецова в десять вечера в доме на триста квартир горели всего три окна. В те же годы я поехал в Питер, а там летними ночами вообще половина окон светится, кто-то гуляет, кто-то на балконе сидит. Ночная жизнь — признак города, а когда люди рано ложатся спать — это признак деревни.

Почему минчане любят ложиться спать рано? Город очень пострадал в войну, и чтобы вернуть сюда население, после войны его открыли для прописки и закрыли только в семидесятые, когда набралось достаточно жителей. А все то были люди из сел. Чтобы они стали городскими, должно смениться несколько поколений. Прогресс уже, конечно, есть: появилась ночная жизнь, та же Зыбицкая. Правда, меня ночная жизнь не интересует, я только днем там могу пообедать, мне только через дорогу перейти. Пару раз бывал вечером, но из ночного времяпрепровождения предпочитаю центры старых городов. Они мне нравятся гораздо больше, чем наш новодел.

Но привыкнем мы и к Зыбицкой, следующее поколение уже не будет знать, что это новодел, и будет воспринимать как естественное. Люблю сравнивать Минск с Лиссабоном. В 1755 году там было ужасное землетрясение, и строительство города после него доверили французскому архитектору, который создал регулярный город с правильными улицами — как у нас на проспекте Независимости. Тогда люди возмущались, а теперь ты ходишь по Лиссабону и понимаешь, как это красиво. Думаю, что через 100–200 лет наш проспект Независимости будет архитектурным памятником не только для нас, но и для всего мира. Сюда будут ездить и смотреть на образцовую архитектуру. Привыкли же к Эйфелевой башне. В начале 1990-х в Париже сдали в эксплуатацию здание национальной библиотеки стоимостью в миллиард франков. Как же французы возмущались: в стране нет денег, а власти построили библиотеку! И когда начали возводить нашу библиотеку и все стали ее дружно проклинать, я вспомнил Париж. Меня наша библиотека полностью устраивает, она могла бы быть еще красивей, но она и так красива и хороша. И уж точно красивее парижской, потому что там это просто стеклянный небоскреб. А у нас фейсбучная общественность любую стройку сразу охаивает.

На TUT.BY было интервью с архитектором, спроектировавшим «дом Чижа», и он рассказывал, что там заложены передовые решения. Все там в порядке с архитектурой. Ну сколько я ходил рядом, не видел, чтобы этот дом что-то закрывал, в чем его упрекают. Троицкое он не закрывает. Казармы военной академии закрывает? Пускай! В какой бы город я ни приехал, везде в центре есть небоскребы. Вот классика Нью-Йорка — три небоскреба, а между ними маленькая церквушка. Разве это портит Нью-Йорк? А ужасное здание ВДНХ? Я не понаслышке знаю, что оно ужасное: мы там много лет стояли на выставках. Зимой холодно, летом жарко — помещение неподходящее. У меня нет никакого сожаления по поводу того, что его сровняли с землей. Тоже мне, достопримечательность!

Ради «Хилтона» разрушили общежитие БГУ, и народ тоже ведь мог уцепиться, что это пятьдесят какой-нибудь год и надо его сохранить. Ценность, мол. В результате движение за сохранение бараков трансформируется в протест против власти. Не можем добиться чего-то в политике — давайте поупрямимся и станем в оппозицию хотя бы в вопросах архитектуры. Для меня это выглядит так.

Я бы снес часть ТЦ на Немиге, 5 и восстановил средневековые торговые ряды, сделал сувенирные магазины. Здание МВД на Володарского тоже торчит неудачно — серое, страшное, смотрится инородным телом. В «Володарке» музей бы сделать. Но главное — не здания, а дух города. Он потихоньку обретается, и это хорошо. Дух этот европейский, Минск становится европейским. Еще 5–10 лет назад в праздники наш двор на Немиге превращался в общественный туалет, сейчас такого меньше. Люди стали более воспитанными.

Помню, в 1993 году, проведя несколько месяцев в Париже, я вернулся в Минск и удивился, что у нас не придерживают двери в метро. Я так к этому привык во Франции, что, вернувшись в Минск, первое, что случилось со мной, когда я вышел в город — получил дверью по очкам. Сейчас уже все-таки двери придерживают более или менее. За десять метров еще не держат, как в Париже, но за 20 лет прогресс огромный. Культура вождения опять же изменилась. 10–15 лет назад невозможно было представить, что тебя пропускают. Государство этим изменениям тоже способствует, даже нанесением разметки. Нарисовали — стало гораздо удобнее ездить. Вот велосипедисты — ужас. Страшно и ходить, и ездить. Велосипедисты не думают о других, не беспокоятся, что, помимо них, на улицах еще кто-то есть.

Удивительно, что в Минске нет ни одного еврейского кафе. Думал о его открытии, но это не мой профиль, я ничего не понимаю в ресторанном бизнесе, а каждый должен заниматься своим делом. Я же не ресторатор. Да и я не люблю бизнес в принципе: я сделал то, что мне было интересно и нужно людям. У меня хорошее чувство денег. Наверное, если бы я занялся не интернетом, а стал инвестором в чистом виде и перекладывал деньги туда-сюда, заработал бы намного больше. Но так получилось, что живем мы достаточно скромно, и я не испытываю потребности в деньгах, у меня нет дачи в Испании или роскошного дома: мне это просто не нужно. Не хочу всю жизнь ездить в отпуск на эту дачу в Испании, люблю каждый раз ехать в новое место.

Картины авторства Веры Зиссер, матери Юрия Зиссера

Сначала мы хотели построить дачу под Минском, но нам начали заламывать цену в 240 тысяч долларов за 250 квадратных метров. Нам такая огромная площадь совершенно не нужна. В результате купили дачу в Раубичах в кооперативе Академии наук. Полсотни одинаковых белых кирпичных домиков с гаражами. Правда, когда дачный поселок строился, гаражи были запрещены, поэтому в плане они назывались дровниками. Половину дома мы купили у олимпийского чемпиона Александра Медведя, со всей мебелью и медвежьей шкурой на стене. Наш сосед по даче — академик Радзим Гаврилович Горецкий, с которым очень любим общаться.

У нас две квартиры на одной лестничной клетке, и во второй стоит настоящий электронный церковный орган. Мощнее этого органа по возможностям — только наш филармонический. Я закончил консерваторию, играю, даже дал два концерта в жизни. Правда, потом бросил. Я посредственный исполнитель и мечтал бы, чтобы на мои концерты ходили не потому, что я Зиссер, а потому, что хорошо играю. А для этого мне нужно тренироваться еще хотя бы 20 лет.

Да, покупка каждой квартиры у меня была сопряжена с безумными трудностями. Выбираю проблемную квартиру и продираюсь через юридические нюансы. Здесь жила многодетная семья, в которой четыре человека были судимы, один на тот момент сидел, было прописано 11 человек. Продажа квартиры была под запретом Мингорисполкома, потому что хозяева были пьющие. Никто из покупателей не хотел связываться. Но я успешно вместе с хозяевами преодолел все трудности. А когда папа постарел и ослаб, я купил для него у соседей вторую, меньшую, квартиру. Теперь прихожу сюда играть, соседи не жалуются.

Еще у меня тут есть гитара и военный аккордеон отца, он в студенчестве собирал шариковые ручки и на первую зарплату купил себе этот трофейный немецкий инструмент.

Я не читаю Onliner.by, там для меня нет ничего интересного. Может, вам встречалась книга Эриха Фромма «Иметь или быть»? Так вот, я считаю, что Onliner для тех, кто хочет «иметь», а TUT.BY для тех, кто про «быть». Кто-то ориентирован на мир вещей — кто-то на духовные человеческие ценности. Людям нужно и то, и другое. Посещаемость нашего портала в полтора раза выше посещаемости Onliner даже с учетом торговой площадки, и эта пропорция уже много лет не меняется. Там нет политики, а про скандалы в жилищном кооперативе или ДТП я не читаю. Наши, правда, тоже уже стали так делать.

Был период, когда Onliner.by начал очень расти и говорить, что догонит и перегонит нас. Тогда я собрал редакцию и поставил задачу «опопсеть». Мы тоже начали писать про ДТП и прочее. У нас случился сильный скачок вверх, и лишь позже я понял, почему так произошло. Потому что в 2009–10–11 годах в интернет подвалила публика, которая отошла от телевизора и стала искать в интернете то, что любила смотреть по «ящику». Часть интеллигенции до сих упрекает нас в том, что мы начали «желтеть». Ну а что делать, если интеллигентный культурный контент мало читают! Должны быть определенные сайты о культуре, которые живут за счет грантов и благотворительности, но не за счет рекламы. У них будет 5000–10000 читателей, увы. У нас была совершенно чудесная передача про джаз, которую вел Евгений Долгих — потрясающий специалист по джазу, бывший шеф-редактор всесоюзного журнала «Джаз». В итоге нам пришлось ее закрыть, потому что смотрело ее 600 человек. Вот рейтинг джаза в стране, почти как и всей культуры.

Как-то мне социологи объяснили, что люди делятся на три категории. Первые хорошо относятся к президенту, оппозиции, армии, КГБ — это такие «солнышки», все люди и организации у них хорошие. Таких оптимистов примерно 25 процентов. 18 процентов населения не доверяет никому и не любит никого. В читательском плане это аудитории «Хартии» и «Нашай Нiвы». На «Нашай Нiве», что бы про меня ни писали — половина комментариев всегда антисемитские. Часть комментариев они успевают прибрать, и остаются просто хейтерские. У «Хартии» и вовсе комментаторы на зарплате. То, что они не договаривают в статьях, они договаривают через комментаторов. Но все остальные 57 процентов населения думают и составляют свое мнение. В комментариях к статьям с TUT.BY тоже много троллей, пропутинских или наших провластных комментаторов, но модераторы их не вырезают, потому что формально такие комментарии соответствуют правилам форума.

«Наша Нiва» взяла курс на сохранение языка, ради этого они готовы публиковать любую желтую информацию. Это сознательное и с моей точки зрения спорное решение для издания с богатой историей, но не стали бы они «желтеть», их читало бы, может, 1000 человек. Увы, культура нашему народу пока не нужна.

Если мы избавимся от «желтизны», то не будем первыми. Почему нас не устраивает быть вторыми? Потому что где-нибудь в России, где есть рекламный рынок, это бы прокатило — там и игрок номер десять получает деньги, достаточные для существования. Если же TUT.BY потеряет хотя бы 30 процентов своей аудитории, то мы перестанем существовать — не окупимся. По этой же причине мы не можем стать провластными или оппозиционными — потеряем часть аудитории. У нас никакой другой политической линии, кроме центристской, быть не может. Как бы на нас ни давили и что ни сулили, мы обречены на центризм по коммерческим причинам.

Почему беларусам так важно, что о них думают иностранцы? Очень хороший вопрос. Это все из-за комплекса неполноценности: мы считаем себя ущербной неполноценной нацией. И то у нас не так, и это не так, мы самые бедные, самые несчастные, мы нищеброды, у нас самый дорогой интернет. Но все это неправда. Беларусы — это крепкий середнячок, как минимум половина стран мира беднее. Кто-то из иностранных «ВИПов» сетовал, что, когда выступает за границей, людей волнуют мировые проблемы, а как только приезжаешь в любую страну «совка» — первый вопрос: «А что вы о нас думаете?».

Никакого моего вмешательства в работу редакции нет и не было. Я – программист, не журналист. Когда мне звонит крупный бизнесмен или чиновник и просит убрать какую-то статью, я обычно даже не знаю, о чем речь. Однако просить о таких вещах бесполезно. Наша редакция упертая, и даже когда чиновники звонят и настаивают что-то снять, она не снимает. Нельзя этого делать — это же сразу все увидят, напишут, и будет скандал, будут разговоры, что TUT.BY поддался давлению. Пройдет полдня, и любая новость сама сползает в архив, но мы ничего не убираем. Мы не снимали статьи про Прокопеню. Многие убрали, а мы нет. По постановлению суда мы можем снять статью, по предписанию прокурора — удалить незаконную публикацию. И это все.

Несколько раз бывали случаи, когда у нас отзывали рекламу, когда мы писали о компании «неудобные» статьи. Да если бы только рекламу! Некоторые даже вакансии на РАБОТА.TUT.BY сняли. Уже такая мелочность! До абсурда. А рекламодатели сейчас на вес золота. Мы упали меньше других медиа в последние кризисные годы, но тоже упали. Если весь рекламный рынок съежился в два с половиной раза, как мы могли этого не почувствовать? Работать трудно. Ввели бюджетирование в этом году впервые за всю историю фирмы. Правда, в этом году экономика начала налаживаться, всему рекламному рынку стало легче, и это хорошо…

От государства сложно получить комментарии к статьям. Договариваешься, потом они отказываются. Как-то взяли интервью у одной известной государственной коммерческой организации, согласованное с их пиар-службой, каждое слово утверждено. А увидел министр — ему не понравилось, устроил разнос. Я потом спросил у него, какие есть к нам вопросы. «Пишите о нас пореже, потому что по каждой вашей публикации назначают проверку». Только постепенным преобразованием культуры госаппарата можно изменить эту ситуацию.

Мы регулярно пишем на острые политические темы, но тщательно «фильтруем базар», чтобы были одни факты, никаких мнений, чтобы не было причин вынести предупреждение. Вот такая журналистика. Свобода в нашей журналистике есть, но ты никогда не знаешь, где она заканчивается.

Ананич вызывала нас к себе после каждого материала про крупные уличные акции. Не только нас, конечно, и «Нашу Ніву», и «Народную Волю», и других, кто об этом писал. Редактор «Народнай Волi» Иосиф Середич как-то не выдержал и в сердцах сказал ей: «Что вы мне тут говорите! Да я всех министров информации за столько лет работы пережил — и вас переживу». И что забавно – так оно и вышло!

Из комментариев читателей:

Елена Нисс Спасибо, конечно, уважаемому Юрию Анатольевичу за открытость: всегда интересно увидеть, как живут известные люди))). Но как-то уж очень агрессивно он провоцирует аудиторию по поводу своих архитектурных вкусов и желаний…

Coreme Да, он, будучи общественным авторитетом, декларирует, к сожалению, довольно-таки вульгарную позицию в отношении того скупого арх.наследия, что вообще имеется здесь.

И странно, что это «легкомысленное» отношение к старой застройке – у, кажется, уроженца столь ценного места как Львов. (А может, в том и причина?..) И при этом, «лукавец», сохраняет аутентичный интерьер в своей собственной жилой среде: внимание – на дверь))

Lenni А Зиссер, оказывается, классный. Отличное интервью.

* * *

От ред. belisrael.info. Интервью и нам показалось интересным (иначе бы мы его не перепечатали), но кое-где собеседник «The Village Беларусь» забывается или реально лукавит… Например, рассказывая о том, что «По постановлению суда мы можем снять статью, по предписанию прокурора — удалить незаконную публикацию. И это все». Не далее как в марте с. г. редакция tut.by поспешила удалить статью по требованию отдельно взятого министра, а не суда и прокурора. Насколько известно, попыток оспорить в суде предупреждение мининформации портал не делал.

Удивительно и мнение о недостроенной гостинице (возле цирка, надо понимать): мол, если бы «строил не Чиж, никто бы и слова не сказал». Многие минчане защищают историко-архитектурные ценности, не имея цели «насолить» конкретному застройщику. Это касается и зданий первой минской электростанции (конец ХIX в.), снесённых в 2011 г. ради строительства «многофункционального комплекса», – к слову, так до сих пор и не заработавшего.

P.S. Ю. Зиссер о себе как о еврее и «советском атеисте» (интервью 2016 г.)

Опубликовано 22.10.2017  19:45

 

Jewish Life in Lvov 1939 (film)

Родной язык
населения Львова
по переписи 1931 года

польский 198 212 (63,5 %)
идиш 75 316 (24,1 %)
украинский 35 137 (11,3 %)
другой 3566 (1,1 %)
Всего 312 231

Вероисповедание населения Львова
по состоянию на 1931 год

римокатолики 157 490 (50,5 %)
иудеи 99 595 (31,9 %)
грекокатолики 49 747 (15,9 %)
православные 1077 (0,3 %)
прочие 4322 (1,4 %)
Всего 312 231

Размещено 17.02.2016