Так это было
Эта история – первая из задуманного мной цикла. Я взялся за описание пережитого благодаря неустанным просьбам моих друзей и благодарен им за это. Нижеприведенный рассказ – единственный среди задуманных мною, т.к. он основан на скупых воспоминаниях близких и 2 книгах о войне. Весь цикл этих рассказов я объединил под названием “Ручейки мои серебряные”.
В самом начале войны Минск, где я родился год назад и жил вместе с родителями, подвергся воздушным бомбардировкам. В городе пылали пожары и многие дома были разрушены фашистской авиацией. Моя мама договорилась с папой, что он приедет на машине и поможет эвакуироваться ей и всем близким родственникам, которые собрались вместе. В назначенное время папа с машиной не появился и мама приняла решение идти пешком. ( Поезд из Минска уже не ходил). Всего было четверо детей и пятеро взрослых. Мама (Софья Наумовна Бондарь, урожденная Кацович) была младшей из взрослых, но самой решительной и все её слушались. И вот вся “команда” двинулась по направлению к Борисову, который расположен примерно в 50 км от Минска в направлении к Москве. Шли по дороге вместе с остальными беженцами. Тётя Бася (старшая мамина сестра) везла своих двоих детей на велосипеде. Одно время удалось посадить детей на телегу, которая ехала в том же направлении. Иногда налетали вражеские самолеты и обстреливали мирных беженцев. Тогда взрослые бежали в лес или, если не успевали, то падали в канавы и прикрывали собой детей. Люди рассказывали, что немцы сбрасывали десанты, которые заставляли беженцев возвращаться назад в Минск. Но мама сказала: “Бегите и не слушайтесь, пусть лучше убьют”. (Зная теперь, что ожидало оставшихся или вернувшихся, можно оценить прозорливость моей отважной мамы). И вот, наконец, дошли до Борисова. Железнодорожная станция, масса людей, которые рвутся уехать. Мама пошла к начальнику станции и сказала, что семья прокурора области (мой отец) должна эвакуироваться. Он ответил, что мест в этом составе совсем нет, но на следующий он всех нас обязательно посадит. Мы шли вдоль состава, видели как переполнены вагоны. И, вдруг, в одном из окон маму узнали её бывшие ученики курсанты. Она была у них учительницей немецкого языка. Они помогли всем нам забраться в вагон (детей просто подали в окна). Еще одно чудесное спасение. Следующий (последний) состав был разбомблен. Так мы оказались в эвакуации в Пензенской области в деревне с символическим названием Бессоновка. Что же случилось в Минске, когда караван наших беженцев двинулся к Борисову, Мой отец приехал на машине, но уже никого не застал . Он узнал, что они пошли пешком по направлению к Борисову. Вместе с ним был старший мамин брат дядя Яша. Они решили ехать на машине, выходить по дороге и искать. Так они проехали много километров, но не нашли своих беженцев. Кроме того их ожидала еще одна неприятность – шофер машины сбежал. Мой дядя тогда не знал, что его жена осталась в Минске. Она с двумя детьми решила остаться. Попала в гетто и все они были убиты фашистами вместе с десятками тысяч других евреев. (Всего в Минском гетто с 20 июля 1941 – 21 октября 1943 было уничтожено более 90 000 человек. В гетто осталось 13 живых, которые прятались в подвале одного дома около еврейского кладбища и вышли из убежища в день освобождения Минска 3 июля 1944 г).
Так мой папа не знал о нашей судьбе несколько месяцев (об этом речь впереди). Дядя Яша узнал о гибели своей семьи только несколько лет спустя, когда вернулся в Минск вместе с действующей армией. Мой папа был оставлен в тылу врага специально для организации партизанского движения в составе подпольного Минского обкома. Они организовывали партизанские отряды, подрывали вражеские эшелоны, активно воевали в немецком тылу. За долгие месяцы борьбы с гитлеровцами в тылу врага было много удивительных событий. Я расскажу лишь об одном эпизоде. Мой отец Алексей Бондарь однажды был направлен на разведку с 3 бойцами. Это был один из самых тяжелых дней подпольного обкома партии. Они должны были разведать дорогу для выхода из окружения партизанского отряда. По дороге им встретился отряд одетых в гражданское, но вооруженных людей. Разведчики подумали, что это идет к ним подкрепление, которое они просили у соседнего партизанского отряда. И вдруг это “подкрепление” открыло огонь из винтовок и пулеметов. Оказалось, что это был отряд полицейских и эсэсовцев, специально переодетых в гражданское платье. Они направлялись, чтобы уничтожить партизанский отряд. Четверка партизан, отстреливаясь, стала отходить к зарослям лозника, которые были сзади. Не успев добежать до них, Алексей почувствовал, что его левую ногу как кипятком ошпарило. Он упал. Гитлеровцы увидели это и усилили огонь. В грохоте пальбы и суматохе боя товарищи должно быть не заметили, как упал Бондарь. До зарослей оставалось всего около сотни шагов. Алексей заметил ложбинку, которая была наполнена водой. Он соскользнул в неё и пополз по воде. У самых кустов его начали окружать фашисты. Совсем близко он услышал голос: “Заходи, заходи с той стороны, надо взять его живым.” Собрав силы, Алексей поднялся и швырнул гранату в ту сторону. Потом пополз в кусты. Уже наступили сумерки. В это время в деревне неподалеку затрещали выстрелы. Поэтому каратели решили прекратить преследование и отступили. Когда враги ушли, раненый почувствовал сильную боль в ноге. Голенище сапога наполнилось кровью. Никого из его бойцов не было близко. До партизанского отряда оттуда было не меньше трех километров. Дорога была трудно проходима – заросли, болото. Он перевязал ногу ремнем выше колена и пополз в глубь зарослей. Прошло больше часа. Не было никаких признаков, что его ищут. В голову лезли дурные мысли: “Может убили моих товарищей? Может их в плен захватили?” Напрягая последние силы Алексей пополз, а точнее поплыл к стожку сена, который стоял недалеко. Он не помнил, сколько времени понадобилось, чтобы добраться до этого стожка, но показалось, что очень долго. Когда добрался, то не было сил, чтобы вытащить из него сено. Полежав немного и отдышавшись, он начал вырывать у стога клоки сена и подкладывать его под себя. Становилось немного теплее. В это время ему послышалось, что кто-то зовет его по имени. Трудно было разобрать, знакомый ли голос, т.к. звуки были хриплые, приглушенные. Какие-то люди приближались к стожку. Алексей на всякий случай приготовил гранату, чтобы живым не сдаваться. Потом он услышал, как один из двоих людей, приближавшихся к стожку, говорит: “Ванька, добирайся до стога, может, он там?” Ваня был один из бойцов Алексея. Потом он услышал: “Алексей, отзовись, если ты здесь. Это я, Ваня”. Больше Алексей ничего не помнил: от большой потери крови, от усталости и волнения он потерял сознание. Партизаны, которые нашли и спасли Бондаря, не могли лечить его и он не мог находиться в лагере, так как отряд сражался с фашистами. Решили оставить его в одной деревне у женщины, которую звали Настя, с 3 маленькими детьми. Однажды эту деревню заняли эсэсовцы. Они слышали, что недавно там находился партизанский отряд. На следующий же день фашисты устроили повальный обыск. Узнав, что в деревне идет обыск, хозяйка пошла на хитрость. Она набросала на полу мусор, вылила на пол полведра воды, разбросала везде дрова и сама вышла, оставив детей дома. Старшей дочери приказала, чтобы она не пугалась, а, если спросят, где мама, ответить, что она ушла за дровами. Каратели зашли в дом. Старший из них ступил в жижу на полу и сапог погрузился в грязь. Он махнул назад, взял чистое полотенце на стене и вытер испачканный сапог. На этом “обыск” дома закончился. Они пошли в хлев, обыскали клеть, сени, а в хату не возвращались. В эти мгновенья Алексей, спрятавшись в боковушке, думал: “Найдут, все патроны им, последний – себе”. Было еще несколько опасных моментов. Однако, таких критических ситуаций больше не возникало. Когда немного зажила рана, отца забрали в партизанский отряд. При первой же возможности его отправили на большую землю с партизанского аэродрома. Так папа попал в Москву.
Алексей Бондарь стоит крайний справа
Случайно он узнал, что его семья жива и мы находимся в в эвакуации в деревне Бессоновка Пензенской области. Ему удалось связаться с мамой и добиться нашего приезда в Москву. В то суровое время Москва была закрытым городом и на въезд нужно было специальное разрешение. Так мы с мамой попали в суровое время в столицу СССР. Но это уже другая история.
Бессоновка – Москва – Минск
Первое эссе было посвящено началу войны, нашей эвакуации, папиному ранению в партизанах и воссоединению семьи в военной Москве.
Cемья Бондарь в военной Москве
В этой “страничке нашей жизни” я повествую о московском периоде и переезде в только что освобожденный от фашистов Минск. Значительная часть эпизодов основана на моих детских воспоминаниях и впечатлениях.
Отец хотел убедиться, что я с мамой живы и здоровы и добился разрешения, чтобы мы поскорее приехали в Москву. Моему отцу (Алексею Георгиевичу Бондарю) предстояла операция. Во время стычки с отрядом эсэсовцев ему пуля пробила нижнюю часть голени. Его чудом спасли (об этом см. в первом эссе). Однако, в суровых партизанских условиях кости срослись неправильно. Необходимо было снова сломать кость и соединить правильно. К чести московских врачей операция прошла отлично. Когда все зажило, отец совсем не хромал, нога практически не болела, только оставался небольшой шрам.
В Москву мы с мамой приехали из деревни Бессоновка Пензенской области. Там мы не голодали, но жили скромно, как положено эвакуированным, ничего не успевшим взять с собой. Приведу забавный эпизод из московской жизни. В этой же гостинице жила семья Василия Ивановича Козлова. Рассказывали, что когда я (двухлетний мальчик) вместе с родителями заходил к ним, то показывал на шкаф с требовательным “булька”. Оказывается, в первый приход к ним меня угостили белым хлебом, который был в шкафу. Сейчас это трудно представить, но тогда для меня это было ох какое лакомство! Еше один кадр – воспоминание. Мама внушает мне, что нельзя кататься на перилах, потому что можно упасть и разбиться. Она долго и убедительно рассказывает и объясняет, как это опасно. Намного позже я понял, что разговор на эту тему произошел после 28 июня 1942 года. Это был день трагической гибели выдающегося белорусского поэта Янки Купалы. Существуют различные версии происшедшего. Самая правдоподобная и, на мой взгляд, реальная выглядит так. Янка был подшафе и потянулся к одной горничной, стоя у перил 10 этажа со словами “Даражэнькая моя!” Она его толкнула и он полетел в пролет до 9 этажа. Смерть была мгновенной. Встречались в последнее время такие конспиралогические версии, что его специально убили агенты КГБ. Я думаю, что это – бредовые теории.
В моей детской памяти сохранился такой эпизод. Мама гоняется за мной вокруг стола (наверное, с ремнем в руках). Я ухитряюсь как-то убегать. Не помню ни самого наказания (если мама меня догнала), ни провинности, за которую меня следовало отшлепать. Это мог быть один из двух случаев, о которых позднее поведала мне мама.
Случай №1. Однажды папа с мамой куда-то пошли, а меня оставили одного в номере гостиницы (Было и такое время, когда даже малыша родители оставляли без присмотра). Когда они вернулись, то застали удивительную картину – я самозабвенно катал какое-то колёсико. Присмотрелись и ужаснулись. Это были папины часы, но … без заводного колёсика. Оказывается я нашел эти часы, пытался их покатать, но рубчатое колёсико на боку мешало. Проблему я решил просто…
Случай №2. Мама обнаружила, что меня нет в номере. Стала бегать по этажу, спрашивать обслугу, но никто меня не видел. Она ужасно разволновалась, т.к. приходили на ум всякие слухи и рассказы. Однако, моя мама была человек решительный. Она договорилась, что во все номера одновременно зайдут горничные. И меня обнаружили в номере у одного из офицеров, которому я напомнил его сына, и он повёл меня к себе угощать шоколадом.
Яркими, но обрывочными воспоминаниями были в моей памяти салюты в Москве. Они отмечали крупные победы Советской армии. Помню, что детвора охотилась за разноцветными металлическими кружочками, которые оставались от использованных ракет.
Общеизвестно, что детские впечатления очень живучи и влияют на формирование характера человека. Есть мнение, что уже к 3-5 годам определяется личность. Приведу один пример. Однажды я смотрел детский фильм, в котором герой попадает в ловушку паука, задающему ему 3 вопроса, от правильного ответа на которые зависит спасение. Ночью я проснулся со страшным криком – мне снился этот огромный ужасный паук.
С тех пор я страдаю арахнофобией, говоря проще, боюсь, ненавижу пауков. Хотя с десятилетиями это чувство постепенно притупляется. Наше пребывание в Москве, которому посвящены предыдущие строки, закончилось в 1944. Папа в 1943-44 годах был уполномоченным ЦШПД (Центрального Штаба Партизанского движения ) при штабе Брянского фронта. С 1944 года он был председателем Верховного Суда БССР, с 1945 секретарь Президиума Верховного Совета БССР. В военные годы был награжден орденами “Красной Звезды ” (1942) и “Красного Знамени (19943). Мы с мамой переехали в Минск, когда война продолжалась, хотя она и отодвинулась далеко от родного города. Помню, что весь город лежал в развалинах. Из крупных зданий сохранились считанные, которые фашисты не успели взорвать при отступлении. Мы жили на втором этаже двухэтажного чудом сохранившегося дома недалеко от Дома Правительства. Одно из первых воспоминаний думаю пятилетнего малыша. На второй этаж вода не поступала и её нужно было набирать этажом ниже. Я брал большую кастрюлю и нёс её, поднимая со ступеньки на ступеньку. Припоминается, что очень был рад, когда меня хвалили и готов был повторять свой “подвиг”. Одно событие этого периода было очень важным и, безусловно, повлияло на формирование моей личности. Речь пойдет о маминой сестре Риве, которая была немного старше мамы. Она много лет была ангелом-хранителем нашей семьи и заслуживает целой книги.
Тётя Рива воспитывала не только своего сына Володю (1929 г.р.), но и меня с моей младшей сестрой Ларисой (1945 г.р.). Когда я был маленьким, то называл тётю Риву мамой, а маму – мамой Соней. Ревекка Наумовна Кацович была инвалидом. Ещё до войны ей оторвало руку на мельнице, где она работала. Однако, все домашние дела она делала так ловко, как будто у неё 4 руки, как у бога Шивы. Тётя Рива всё время была с нами, озаряя наше детство своей добротой, теплом и заботой. Мои родители очень много работали, особенно мама. Она (Софья Наумовна Бондарь, урожденная Кацович) была преподавателем немецкого языка в минском мединституте, защитила кандидатскую диссертацию, а затем стала завкафедрой иностранных языков. Мама написала много учебников и словарь для медвузов.
В 1947 году я пошел в первый класс 42-ой школы, но это будет другой “ручеёк” [следующая история].
Опубликовано 09.6.2025, 14:30
Об авторе
Бондарь Леонид Алексеевич, (р. 22.04.1940, Минск), международный арбитр по шахматам (1998). С 1999 живет в США.
Окончил Белорусский политехнический институт (машиностроительный факультет по специальности “Станки и обработка металлов резанием”). Работал на Белорусском автозаводе технологом, а потом конструктором (1962-1967).
Учился в аспирантуре, а затем работал и преподавал в Белорусском политехническом институте. Кандидат технических наук. Доцент кафедры шахмат белорусской Академии физвоспитания и спорта (1984–99). В Чикаго вместе с женой, мастером Тамарой Головей, организовал школу «Kings & Queens», юные воспитанники которой не раз побеждали в чемпионатах США. Многократный участник чемпионатов мира среди сеньоров. чемпион США старше 65 лет (2013), старше 70 (2011), старше 75 (2015, 2016). Обладатель одной из крупнейших коллекций шахматных значков, медалей и жетонов
Составитель сборника: «Стратегия, тактика, стиль. Творчество белорусских шахматистов» (1979), соавтор книг «Шахматные семестры» (1984), «Мемориалы Сокольского» (1989).