«На реках вавилонских мы сидели и плакали»
В советской истории было как минимум 110 депортационных операций
update: 24-02-2021 (08:42)
Депортации существуют в истории человечества много веков. Откройте Библию — ассирийские правители любили перетасовывать завоеванные народы, отрывая их от родной земли, домов, воспоминаний, святилищ. Один из самых знаменитых библейских псалмов — «На реках вавилонских» — написан от лица изгнанников, евреев, насильственно переселенных в Вавилон, восклицавших: «Как нам петь песню Господню на земле чужой?»
За те тысячелетия, которые прошли после вавилонского плена, миллионы людей ели горький хлеб чужбины. Кто-то уходил в поисках лучшей жизни из деревни в ближайший, а может быть, в далекий город или пересекал океан, кто-то бежал от преследователей. Почти каждое столетие знает беженцев, покидавших родину против своей воли. Испанские евреи XV века и современные сирийцы, жители Руанды, спасавшиеся от геноцида, и немцы, сметенные с чешских или польских земель наступлением советской армии…
А еще были те, к кому пришли солдаты, кого вызвали в районный центр «праздновать день советской армии» [23 февраля 1944 г.], чьи сакли, хаты, дома, квартиры открывали ударом ноги и объявляли: «В 24 часа» или «В три дня», и разрешали взять только то, что можно унести в узле, — и грузили в вагоны для скота, и как скот отправляли в неизвестном направлении, чтобы высадить там на снег в лесу и цинично предложить «устраиваться».
Павел Полян — крупнейший специалист по депортациям в Советском Союзе — обнаружил в советской истории «как минимум 110 депортационных операций», которые ученый объединил в 47 «сквозных депортационных операций или кампаний», тут же оговорившись, что это число не окончательно.
Высылали казаков и кулаков, ученых на «философском пароходе», калмыков, корейцев, крымских татар, балкарцев, «истинно-православных христиан» и «Свидетелей Иеговы», и тех, кого осознанно расчеловечивали, приклеивая ярлыки — «бандитов и бандпособников» — читай, партизан, — «кулаков» — читай, работящих крестьян, — «антисоветские элементы» — читай, кого угодно.
Жертвами только внутренних депортаций стали, по подсчету Поляна, около 6 миллионов человек. Но жертвы ведь не только они. Солдаты, запихивавшие чеченцев и ингушей в эшелоны, разве не жертвы? И те, кто позволял спокойно собраться, и те, кто грабили оставленные дома. Как они жили потом? Просыпались ночью в поту или забыли эту «мелкую историю», незаметную на фоне великой победы советского народа в войне? Все равно ведь их сознание было искорежено, а уровень бесчеловечности, и так закаливающий в нашей стране, еще повысился.
А те, кого переселили на опустошенные земли, кто занял дома высланных? Соседи по деревне, поделившие имущество исчезнувших кулаков, очень быстро заплатили страшную цену, когда на них обрушился голод 1931-32 годов, жители центральной России, оказавшиеся волей государства на Северном Кавказе или в Крыму — и до сегодняшнего дня расхлебывающие последствия тогдашних депортаций и более поздних этнических и политических конфликтов?
Жители Сибири или Средней Азии, презрительно поглядывавшие на депортированных, бросавшие им в лицо: «фашисты», — мелочь на общем фоне, только в истории даже такие мелочи не проходят бесследно, и потом отражаются на детях и внуках тех, кто когда-то не умел проявить милосердия.
Мы все — жертвы тех бесчисленных депортаций. Те, кого высылали, и те, кто высылал, и те, кто делил чужие вещички, и те, кто просто смотрел. И преодолеть эту коллективную травму можно, как и любую травму — во-первых, сохранив о ней память, а во-вторых, построив сегодняшнюю жизнь так, чтобы ничего подобного больше не произошло. Начать жить так, чтобы невозможно было какую-то группу людей взять и отправить умирать на окраину империи.
* * *
«Привилегия, привилегия!»
Не надо было королю покушаться на права депутатов…
update: 14-03-2021 (07:56)
У английского короля Карла I Стюарта были очень плохие отношения с парламентом. Он все время пытался управлять сам и сам решать, какие налоги собирать — а парламент считал контроль над бюджетом своим важнейшим правом. В какой-то момент дело дошло до того, что Карл распустил парламент и довольно долго правил без него.
В эти годы граф Страффорд даже придумал, как обойти вопрос о налогах. За много веков до этого на побережье Англии собирали «корабельную подать», чтобы защищаться от нападений викингов. Где они были, те викинги? Где была та подать? Но ее ведь никто не отменял, значит, можно было возродить этот закон…
Но время шло, и ситуация изменилась. Карл I ухитрился поссориться со своей родной Шотландией, которой он пытался навязывать неприемлемые для многих шотландцев религиозные обряды. Началась настоящая война, а на войну нужны деньги, одной корабельной податью не отделаешься. В 1640 году королю, после 11-летнего перерыва, пришлось снова созвать парламент, и тот сразу же начал бороться с королем за власть и даже признал Страффорда изменником и добился его казни.
Особенно отличались пять депутатов, — Джон Гемпден, Артур Хазельриг, Дензил Холлис, Джон Пим и Уильям Строд. Король предполагал — и не без основания, — что они возбуждают против него остальных депутатов, и к тому же еще хотят лишить королеву ее титула за излишнее пристрастие к католической религии. Карл не сразу решился пойти против парламента. По легенде он начал действовать только после того, как королева закричала: «Иди, жалкий трус, и вытащи оттуда этих разбойников за уши — или ты больше никогда меня не увидишь».
Делать нечего, пришлось действовать. Карл сначала отправил посланника к лорд-мэру Сити, запретив тому отправлять своих людей для защиты депутатов. Затем он отправился в парламент, прихватив с собой четыреста солдат. Гемпден и его товарищи знали, что происходит, но явились в парламент и заняли свои места. Началось заседание — и тут пришло известие от французского посла — король приближается! Пятеро депутатов ушли из парламента, сели на ожидавшую их лодку и уплыли в Сити, обладавшее правом убежища.
Король вообще-то не имел права появляться на заседании парламента с вооруженными людьми. Это нарушало привилегию парламента. Большую часть своего отряда он оставил снаружи, но все-таки взял с собой 80 человек. В зал заседаний он вошел только со своим племянником, но двери были оставлены распахнутыми, чтобы все видели стоявших у входа людей с оружием в руках.
Карл снял шляпу, вошел и поздоровался с некоторыми членами парламента, но никто не отвечал ему. Приблизившись к спикеру, он вежливо попросил уступить ему место. Тот повиновался. Король начал выкликать по именам всех пятерых, но никто не отвечал. Он поинтересовался у спикера, где эти люди. Спикер хоть и стоял перед королем на коленях, но ответил, что палата Общин доверила ему председательствовать на заседаниях, и поэтому он, как защитник ее интересов, не может ничего сказать . «Ну что же, — проговорил Карл, — я и сам могу посмотреть». Он огляделся вокруг и со словами «Я вижу, что птички улетели» пошел к выходу. Депутаты проводили его криками: «Привилегия, привилегия!»
Король отправился в Сити и потребовал выдать депутатов. Ему отказали. Он поехал обратно во дворец и по пути увидел, как в Сити собираются толпы для защиты беглецов. На улицах строили баррикады, устанавливали пушки.
Через неделю король покинул Лондон, а пять депутатов торжественно вернулись на кораблике обратно в парламент в сопровождении множества украшенных лодок.
Вскоре началась гражданская война, в которой сложили головы как многие сторонники короля, так и его противники. Да и сам король через семь лет после описанных событий взошел на эшафот… Не надо было покушаться на права депутатов…
* * *
Герой? Предатель? Военный преступник?
Каждый своими путями приходит к осознанию того, где добро, а где зло
update: 21-03-2021 (17:50)
После Первой мировой войны в Германии был введен День народного траура, когда люди оплакивали многочисленных погибших. В Германии, как и в любой стране, прошедшей через страшную войну, это было важно для сотен тысяч семей.
Потом к власти пришли нацисты. В течение всех двадцатых годов они рассуждали о том, как Германию обидели и как теперь необходимо восстановить национальную гордость. «Веймарский синдром» — ощущение национального унижения в послевоенной Веймарской республике — был очень силен, и эти разговоры вызывали симпатию. Но, увы, рассуждения о национальном унижении быстро приводят к призывам к новой войне.
Первую мировую всё время вспоминали, но говорить о былых поражениях нацисты не хотели. Поэтому после их прихода к власти принципиально изменился характер Дня траура. Теперь это был День памяти о героях.
Маленький сдвиг в названии означал принципиальное изменение в отношении. Теперь полагалось скорбеть. Речь же шла о героях! Они погибли за Германию! Героев, отдавших свою жизнь ради интересов государства, не надо оплакивать, — очень характерная идея для любого режима, в котором человеческая жизнь мало что значит. Так появляются огромные бесчеловечные памятники и не менее бесчеловечные празднования, когда государство бряцает оружием, а для простых человеческих чувств места не остается. (Это я про Германию, если что.)
21 марта 1943 года — День памяти о героях — Гитлер проводил очень характерным образом. За полтора месяца до этого был ликвидирован Сталинградский котел, так что нужно было показать, что не все потеряно. Поэтому он явился на устроенную в Берлине выставку захваченного советского вооружения.
По выставке его должен был провести офицер барон Рудольф-Кристоф фон Герсдорф, который собирался убить Гитлера. В карманах его мундира были спрятаны взрывные устройства, он включил их, как только Гитлер вошел в музей. Они должны были сработать через 10 минут, и оба, — и Герсдорф, и Гитлер — погибли бы. Но Гитлер пронесся через музей, нигде не останавливаясь — и, не пробыв там десяти минут, уехал. Герсдорф ринулся в туалет и успел в последнюю минуту отключить часовой механизм.
Барон фон Герсдорф (1905-1980)
Высшие офицеры, участвовавшие в заговоре, быстро перевели Герсдорфа на фронт — и никто ничего не узнал. Мало того, когда многие из этих заговорщиков были арестованы в 1944 году после неудачного покушения Штауффенберга, никто не назвал Герсдорфа. Позже он попал в плен к американцам, анализировал для них немецкие военные операции во время войны, затем вернулся в Западную Германию и попытался в 50-е годы снова поступить на службу в армию.
А его не брали. К нему, как и к Штауффенбергу и к другим военным, пытавшимся свергнуть Гитлера, относились как к предателям. Каким бы ни был нацистский режим, а офицер не должен против него выступать… Ну что же — Герсдорф занялся благотворительностью и основал «Иоаннитскую помощь пострадавшим от несчастных случаев», связанную с протестантской ветвью древнего рыцарского ордена госпитальеров. К несчастью, через некоторое время ему самому понадобилась помощь, так как в 1967 году он пострадал во время верховой езды и последние двенадцать лет жизни был парализован.
К этому времени отношение и к Штауффенбергу, и к другим офицерам-заговорщикам начало меняться. Но зато теперь на них обрушились обвинения с другой стороны. Стали доказывать, что они не были убежденными антифашистами и честно служили Гитлеру, пока тот не начал проигрывать войну — а вот тогда, мол, они опомнились…
Сам Герсдорф в своих воспоминаниях утверждал, что на Восточном фронте он всеми силами противился исполнению преступных приказов, хотя это его утверждение сегодня оспаривают… Кто знает, может, сначала и не противился. Но мне-то кажется, что каждый из нас своими путями приходит к осознанию того, где добро, а где зло. У некоторых этот путь оказывается очень извилистым. Главное, чтобы он все-таки в конце концов повел в правильном направлении.
Тамара Эйдельман – заслуженный учитель России, историк
Источник: kasparov.ru
Опубликовано 23.03.2021 15:13
