From Israel to Australia. About Jews and everything else / מישראל לאוסטרליה. על היהודים ועל כל דבר אחר / От Израиля до Австралии. О евреях и обо всем на свете / Ад Iзраiля да Аўстралii. Аб яўрэях i ўсiм на свеце / Від Ізраїлю до Австралії. Про євреїв і все на світі
Большой разговор о том, как могло случиться, что во время приема Зеленского 22 сентября в канадском парламенте, среди приглашенных оказался 98-летний украинец Ярослав Гунько (Хунка), которому все хлопали. Вскоре две еврейские организации Канады Друзья Центра Симона Визенталя (FSWC) и Центр по делам евреев и Израиля (CIJA) выразили возмущение тем, что в парламенте приветствовали одного из многих украинцев, воевавших в карательной дивизии СС “Галичина”, после войны скрывшихся в Канаде, Аргентине, Америке, Англии и др. странах.
Ответственность на себя взял спикер Палаты общин парламента Энтони Рота, объявивший об уходе в отставку. «Эта инициатива была полностью моей собственной, — сообщил спикер. — Я особенно хочу принести свои глубочайшие извинения еврейским общинам в Канаде и по всему миру. Я принимаю на себя полную ответственность за свои действия».
Тут же случившимся воспользовались рашисты, назвав канадских политиков, как и всего западного мира, современными нацистами. Дальше больше, и они уже требуют ухода в отставку ПМ Канады Джастина Трюдо и Зеленского. При том, что Трюдо заявил о чудовищной ошибке и попросил прощения у еврейских организаций всего мира и 6 миллионов погибших в Холокосте.
Поскольку агенты КГБ работают по всему миру, то, возможно, они проникли и в офис спикера верхней Палаты парламента, и провокация была спланирована.
Трюдо в парламенте приветствует Зеленского
Ярослав Гунько
Комментирует историк, кандидат политических наук Константин Пахалюк
Заявление посла Польши в Оттаве Витольда Дзельского, потребовавшего извинений
cheered a member of Waffen-SS Galizien, notorious #UA military formation of #WW2 responsible for murdering thousands of Poles & Jews. best ally has, will never agree on whitewashing such villains! As Amb. to I expect an apology.
По данным польских историков, 28 февраля 1944 года 4-й полицейский полк “Галичина” вместе с украинской вспомогательной полицией уничтожил население польского села Гута Пеняцка. Жертвами стали свыше 500 мирных жителей. Решением Нюрнбергского трибунала, все лица, состоявшие в СС, являются военными преступниками.
Высказалась и бывшая премьер-министр Польши Беата Шидло. “Аплодисменты Владимира Зеленского и Джастина Трюдо ветерану дивизии СС “Галиция” в канадском парламенте – это часть более широкой проблемы. Канадские политики – хотя это и не свидетельствует о них особо хорошо – могли не знать, кому аплодируют. Но неужели украинский президент не догадывался, что делал 98-летний “украинский герой” во время Второй мировой войны?” – риторически спросила Шидло в соцсети X (Твитер).
“В последние месяцы украинцы мужественно сражались против России, и казалось, что у них появились новые герои. Надеюсь, что украинская идентичность не будет строиться на фундаменте красно-черной традиции”, – добавила политик.
Возмущение произошедшим выразили лидер оппозиционной Консервативной партии Пьер Пуальевр и лидер правительства в Палате общин Карина Гулд
Взявший на себя ответственность спикер Палаты общин Канады Энтони Рота
Беседа Анны Монгайт с главой иерусалимского центра Симона Визенталя Эфраимом Зуроффом. Всю жизнь Зурофф посвятил охоте за нацистскими преступниками и преданию их правосудию. Он рассказал, как ему это удавалось, какие страны укрывали преступников и почему, и применим ли опыт Зуроффа к российским военным, совершившим преступления в Украине.
***
Продолжение обсуждения скандала в программе Итоги дня на Дожде 27 сентября. Екатерина Котрикадзе беседует с экспертом фонда Карнеги, автором книги “Конец режима” Александром Бауновым. См. с 59:15 до 1:15:40
Опубликовано 28.09.2023 18:08
***
Завершение обсуждения темы в пятничной программе И так далее с Михаилом Фишманом с08:15
Али Аль-Мусави, канадский политический аналитик
Рэйчел Томас, депутат Палаты общин
Трюдо приносит извинения за произошедшее
Два года назад в офисе Зеленского осудили марш к годовщине “Галичины”, прошедший в Киеве и просили отчета от мэра Кличко
А это в тоже время в столице империи
Михаил Подоляк, советник главы Офиса президента Украины
Генеральная прокуратура Беларуси заявила, что располагает информацией о местах нахождения не менее 400 живых нацистских преступников, и направила запросы в 18 стран, чтобы их поймать. Мы выяснили, что во всем мире не наберется и сотни таких людей. Но остается другой вопрос: кем были реальные, а не придуманные нацистские преступники, имевшие отношение к Беларуси? Рассказываем, как сложилась их судьба и сколько из них еще на свободе.
Сколько всего было военных преступников — большой вопрос
Фото: Berliner Archives .
Сколько всего нацистских преступников запятнало себя преступлениями в Беларуси? На этот вопрос однозначно ответить невозможно.
Начнем с того, что во время Второй мировой войны в каждой из оккупированных стран Европы нашлись люди, ставшие сотрудничать с нацистами. Для их характеристики в 1953-м стали использовать термин коллаборанты — от французского collaboration («сотрудничество»). Первоначально так называли французов, согласившихся быть союзниками Гитлера (режим Виши, который действовал на юге страны). Позже термин распространился на другие европейские страны.
Точное число белорусов, которые сотрудничали с немцами, неизвестно. На одной из недавних белорусских научных конференций звучала цифра в 80−100 тысяч человек, «значительная часть из них была вовлечена в разные формирования немцев принудительно». Но эти цифры дают очень большую разбежку. К тому же, речь идет о сотрудничестве в целом: как с оружием в руках, так и без (а ведь кроме военно-политической была еще экономическая и культурная коллаборация).
Российский историк Сергей Дробязкоприводит следующие цифры со ссылкой на немецкие исследования и архивные материалы: через вермахт, СС и различные пронемецкие военизированные и полицейские формирования за годы войны прошло около 70 тысяч белорусов. Из них до 50 тысяч находились в составе вспомогательной полиции и самообороны, 8 тысяч — в составе войск СС, остальные — в составе вермахта и вспомогательных формирований.
Все эти люди преступники? С одной стороны, да, поскольку участие в преступных формированиях само по себе преступление. С другой стороны, многих из них мобилизовали туда насильно. Например, в феврале 1944 года, когда Красная армия уже готовилась освободить нашу страну, нацисты попытались создать Белорусскую крайовую оборону. К концу марта в нее смогли принудительно включили около 25 тысяч человек. Но большинство из них не желало воевать. Их использовали в хозяйственных работах и охране объектов, а солдаты массово дезертировали. Лишь некоторые отряды активно боролись против партизан. Считать ли дезертиров преступникам? Думается, нет, ведь они предпочли рискнуть жизнью, но не сражаться за нацистов.
Если подытожить, то получится, что на стороне Гитлера сражались от 70 до 100 тысяч белорусов, часть из которых была военными преступниками.
Большая ли это цифра? Не очень. Историк Дробязко приводит следующие показатели по коллаборантам — представителям других народов. Русских набралось свыше 300 тысяч, украинцев — 250 тысяч, латышей — 150, эстонцев — 90, литовцев — 50 и т.д. Подсчитать, сколько из них находились в Беларуси и совершали преступления, вряд ли возможно. Отдельной статистики по ним — а также по немцам и союзникам Германии — не велось.
Есть одна цифра, однако помочь она может лишь частично. Она приводится в книге «Геноцид белорусского народа», изданной в этом году Генпрокуратурой. Там отмечается, что «в июле 1944 года на освобожденной территории Беларуси действовали националистические и коллаборационистские банды общей численностью около 70 тысяч членов, в том числе около 20 тысяч участников Армии Крайовой». К этому изданию стоит относиться осторожно, ссылки на конкретный документ нет. Тем более что значительная часть преступников ушла с отступающими немецкими войсками.
Внутренний зал тюрьмы Нюрнбергского трибунала: круглые сутки охрана следила за подсудимыми в камерах. Фото: wikipedia.org .
После окончания войны в мире прошло более десятка процессов. Два из них имели международный статус — Нюрнбергский и Токийский (на последнем осудили руководителей Японии). Затем последовали малые Нюрнбергские процессы — цикл из 12 судов над нацистскими деятелями меньшего масштаба.
В Советском Союзе состоялись 19 открытых процессов над солдатами и офицерами вермахта, обвиненными в военных преступлениях. Аналогичные мероприятия проходили в Польше, Югославии, Китае и других странах.
В том числе, процессы проходили в Минске. На последнем 14 из 18 обвиняемых приговорили к смертной казни, остальных отправили на каторжные работы.
Разумеется, осудить за несколько процессов всех преступников было невозможно.
Кого-то могли искать годами. Например, Тоньку-пулеметчицу — Антонину Макарову, расстрелявшую во время войны около 1500 человек на территории современной России — искали около 30 лет. Ее случайно обнаружили в 1976-м: брат, заполнявший анкету, указал ее фамилию по мужу. Макарову, жившую с супругом в белорусском Лепеле, арестовали и в 1978-м расстреляли. Из примеров ниже вы убедитесь, что также долго искали и белорусов.
Многие военные преступники после войны оказались на Западе. Значительная часть из них в 1945-м находилась на территории Германии, которую союзники поделили на четыре оккупационные зоны. США, Великобритания и Франция, как правило, отправляли советских граждан, оказавшихся в их зонах, на родину. Правда, существовал нюанс. До начала Второй мировой страны Балтии были независимыми государствами. Западная Беларусь и Западная Украина входили в состав Польши. Людей, родившихся на этих территориях, не выдавали СССР.
В этом был плюс: часть из оставшихся на Западе в прошлом в СССР подвергалась репрессиям. Они небезосновательно полагали, что за нахождение на оккупированной территории им угрожает тюрьма.
Но существовал и минус: таким образом ответственности избежали многие преступники. Одним из таких людей стал уроженец Слонима Станислав Хржановский. Во время Второй мировой он работал палачом в Слонимском гетто, где за годы войны расстреляли 25 тысяч человек. Предположительно после войны его привлекли к сотрудничеству с английской разведкой Ми-6, а потому разрешили поселиться в Великобритании. Но даже если бы он не был связан со спецслужбами, на его прошлое могли закрыть глаза.
«После огромного удара по экономике, который нанесла война, нам нужны были люди на заводах, — комментировал эту ситуацию Би-би-си профессор истории Энтони Глиз. — Нам был нужен персонал для стремительно растущей Национальной системы здравоохранения. Задавали ли мы тогда себе вопрос, есть ли среди нужных нам мигрантов нацистские преступники? Нет».
История Хржановского выплыла наружу лишь в конце 1980-х. На тот момент премьер страны Маргарет Тэтчер потребовала расследовать, есть ли в Великобритании среди эмигрантов 1940−50-х годов нацистские преступники. Она сказала, что ее страна — это не «банановая республика», где они могут жить безнаказанно. Ее подчиненные инициировали принятие закона, по которому преступников времен Второй мировой войны могли судить на территории Великобритании. В печати появились первые разоблачения бывших нацистов, вызвавшие общенациональный скандал.
Нюрнбергский процесс. Фото: wikipedia.org .
В 1991 году, уже после отставки Тэтчер, в Великобритании приняли Закон о военных преступниках. Но уроженец Слонима остался на свободе: его лишь вызвали, допросили и освободили из-за недоказанности обвинений. Хржановский умер своей смертью в 2017-м, ему было 96 лет. До суда он немного не дожил: немецкая прокуратура уже выписывала ордер на его розыск и арест.
По Закону о военных преступниках в Великобритании осудили лишь одного человека. Кстати, тоже белоруса — Антона Савонюка, уроженца местечка Домачево, что на Брестчине. После начала войны он одним из первых добровольно вступил во вспомогательную полицию. Отличался особой жестокостью и энтузиазмом в уничтожении местного еврейского населения. После того как во время погрома было схвачено и убито 2900 евреев, сам возглавил отряды, которые выслеживали сбежавших. Свидетели рассказали множество историй о том, как он избивал еврейских женщин и детей. Эвакуировавшись на Запад, в Италии он бросил беременную жену и вступил в польскую армию Андерса, воевавшую с нацистами. Благодаря этому он смог получить британское гражданство.
Все эти годы в СССР его искали. Как писал TUT.BY, в 1951-м преступник написал письмо брату в Домачево: так советские спецслужбы узнали, что он жив. Но в годы холодной войны не было шанса привлечь его к ответственности. Когда Тэтчер озвучила свое предложение, СССР передал британским властям информацию о 96 военных преступниках, скрывающихся на Западе. В числе них был и Савонюк. В 1995-м Скотленд-Ярд начал расследование, опросив сотни свидетелей. Спустя четыре года белорус предстал перед судом. Он отверг обвинения, но коллегия присяжных признала его виновным в убийствах 18 евреев. Савонюк получил два пожизненных заключения и умер в тюрьме в 2005-м.
Компанию Савонюку мог составить уроженец местечка Мир Семен Серафимович. Когда в его родные места пришли нацисты, этот бывший капрал Войска Польского возглавил полицейский отдел из 30 добровольцев, организовавший в ноябре 1941 года погром. Тогда было убито около 1500 евреев.
Этот человек стал прототипом начальник белорусской окружной полиции Ивана Семеновича, фигурирующего в романе российской писательницы Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик». «В пьяном виде был буйным и злобным. <…>. Он был, конечно, идеальным полицейским: его душа не испытывала никаких беспокойств по поводу проводимых антиеврейских акций», — характеризовал его один из персонажей.
После войны Серафимович попал в Англию, работал столяром и жил в предместьях Лондона. Создал там филиал «Беларускага вызвольнага руху» — эмигрантской организации, одной из целей которой было участие в создании и поддержка антисоветского подполья на территории Польши и Беларуси.
Семен Серафимович. Фото: polymia.by .
О Серафимовиче (в Англии он изменил одну букву и стал Серафиновичем) знали: как отмечал TUT.BY, еще в 1951-м КГБ раздобыл его точный британский адрес. В 1967-м израильская полиция допросила одного из свидетелей резни в Мире. Тот рассказал, что Серафимович своими руками убил товарища, с которым до войны часто играл в карты. В 1970-х фамилия белоруса несколько раз всплывала во время процесса над одним из офицеров вермахта. В 1982-м Отдел спецрасследований Департамента юстиции США направил запрос в МИД Великобритании, но там не ответили.
Следствие началось лишь в начале 1990-х. Серафимович стал первым человеком в Великобритании, в отношении которого применили Закон о военных преступлениях. Допросив 16 свидетелей, в 1995-м 85-летнему эмигранту предъявили обвинение в убийстве трех человек и в пособничестве массовому уничтожению еврейского населения. Суд должен был начаться в январе 1997-го, но медицинская экспертиза определила, что к тому времени Серафимович страдал от слабоумия — слушания отменили. Спустя несколько месяцев коллаборант умер от болезни Альцгеймера.
Еще один пример, как преступник избежал правосудия, — судьба литовца Антанаса Гецевичюса, лично руководившего казнями белорусских подпольщиков. Именно под его руководством 26 октября 1941 года в Минске повесилиМарию Брускину, Владимира Щербацевича и Кирилла Труса — это была одна из первых публичных казней в белорусской столице.
Долгие годы поиском выживших нацистов занимается международный Центр Симона Визенталя. В список предполагаемых военных преступников, живущих в Великобритании, Гецевичюса включили еще в 1980-х. После появление публикаций о нем преступник на какое-то время ушел в подполье. Он умер в 2001-м в возрасте 85-лет в эдинбургском госпитале, так и не представ перед судом. Позже выяснилось, что литовец сотрудничал с британской разведкой.
В целом же случаи суда были единичными. Во время холодной войны скандал возник лишь однажды. В 1982 году бывший сотрудник Бюро спецрасследований Министерства юстиции США Джон Лофтус выпустил книгу «Белорусский секрет». В ней он заявил, что после войны разведка США приютила несколько сотен нацистских преступников из Беларуси. Среди них было много сторонников Белорусской Центральной рады — коллаборантской организации, существовавшей на территории Беларуси во время нацистской оккупации. В частности, Лофтус писал о руководителе БЦР Радославе Островском, а также Франце Кушеле — руководителе военного отдела организации, пытавшегося сформировать белорусскую армию под властью нацистов. Упоминался и бургомистр Борисова Станислав Станкевич, участвовавший в формировании местной полиции — та активно уничтожала евреев. Все эти люди умерли своей смертью, к ответственности их не привлекали.
Книге Лофтуса повредил ее стиль. Работа оказалась абсолютно ненаучной, пестрела передергиваниями. Автор не делал различий между чиновниками, работавшими в местной администрации, и военными преступниками. Первые должны были нести свою ответственность, но никакого серьезного анализа автор не провел. Имелись ряд ошибок, многие факты оказался не соответствующими истине, что позволило тем ее героям, кто еще был жив, оправдаться. Лишь одного белоруса, который во время немецкой оккупации служил в полиции Хойников, лишили гражданства США.
В живых — один или два человека
Как уже отмечалось, в настоящее время поиском выживших нацистов занимается Центр Симона Визенталя. C начала нулевых годов его представители публикуют ежегодный отчет, в котором представлены разыскиваемые преступники. В отчетах за десятые годы упоминаются четыре человека, связанных с Беларусью.
Первый из них — Михаил Горшков, родившийся в Эстонии. По информации Центра, он был переводчиком и следователем в белорусском гестапо и участвовал в уничтожении евреев Слуцкого гетто. После войны бежал за океан, где проживал до 2002 года. За ложь о военном прошлом Горшкова лишили американского гражданства, ему пришлось вернуться на родину в Эстонию. Там ему предоставили местное гражданство по факту рождения, но завели против него уголовное дело.
Как отмечал TUT.BY, когда стало известно о высылке бывшего гестаповца из США, директор Центра Визенталя Эфраим Зурофф призвал белорусские власти потребовать его экстрадиции в Беларусь. Ответа так и не последовало.
Позже уголовное дело в отношении Горшкова закрыли — якобы не было доказательств о его нацистском прошлом. Решение властей критиковали и США, и Россия, и Центр Симона Визенталя. В итоге подозреваемый в преступлениях умер своей смертью в 2013-м.
Владимир Катрюк. Фото: wikipedia.org .
Второй и наиболее известный среди таких преступников — Владимир Катрюк. Уроженец Украины, он служил командиром взвода в печально известном 118-м батальоне шуцманшафта, участвовал в уничтожении белорусской деревни Хатынь. После Второй мировой войны Катрюк бежал в Канаду. При получении гражданства он заявил, что к нацистам никакого отношения не имел. Но в 1999-м местные власти узнали правду и лишили его гражданства. Правда, в 2007-м дело пересмотрели из-за недостатка доказательств. Еврейские организации требовали экстрадировать Катрюка в Европу. Но этого так и не случилось. Мужчина умер своей смертью в 2015-м.
В 2016-м в списке появились еще два человека, связанных с Беларусью. Это Хельмут Расбол (настоящее имя Хельмут Лейф Расмуссен) из Дании и Аксель Андерсен (в разных документах он упоминается то как швед, то как датчанин). Оба служили в Датском добровольческом легионе — коллаборационистском вооруженном формировании. В 1942—1943 годах мужчины были охранниками в концлагере, созданном нацистами в Бобруйске — почти все еврейские узники были расстреляны или умерли от ужасных условий содержания.
Возможно, Андерсен спустя несколько лет уже умер — в тексте 2021 года упоминается лишь Расбол. Последний утверждал, что в Бобруйске нес караульную службу и не участвовал в убийствах заключенных. После войны его приговорили к шести годам тюремного заключения. Но в 2017-м году датская прокуратура окончательно закрыла расследование, посчитав обвинения в адрес обоих обвиняемых бездоказательными.
Картина Лауры Найт «Нюрнбергский процесс». 1946 год. Изображение: wikipedia.org .
Великая Отечественная война началась в 1941 году. Люди, встретившие начало этого конфликта совершеннолетними, родились в 1923 году. Сейчас им почти 100 лет. Тому же Расболу около 97.
Поисками таких преступников следовало заниматься раньше. Как отмечал TUT.BY в 2010-м, «на протяжении долгих лет Беларусь находится на одном из последних мест в рейтинге Центра [Визенталя] — среди стран, которые не принимают никаких мер для расследования дел о подозреваемых нацистских преступниках». Эта тема вышла на первый план лишь когда вмешалась политическая конъюнктура.
Но вернемся к датчанину Расболу. О его смерти ничего не сообщалось. Возможно, именно он — единственный нацистский преступник, имеющий отношение к Беларуси, который жив до сих пор. В таком случае, число таких людей в 400 раз меньше, чем утверждает белорусское государство. Правда, если жив Андерсен, то такая разбежка уменьшается: разница с официальной версии составит 200 раз.
Завтра 22 июня… День, который помнит ВСЁ поколение людей из бывшей эсэсэрии. Помнят рождённые до войны, после войны и даже после 80 лет ТОЙ ВОЙНЫ, когда в 4 часа утра на ТОТ Cоветский Союз, на большую и многонациональную страну напала небольшая страна, с огромной армией и обученными, уже опытными в убийствах, солдатами фашистского гeрманского вермахта…
Где-то читала фразу: “У каждого поколения должна быть своя война”. Но мне в это не верилось, да и мама, плача, часто говорила, что после Великой Отечественной войны, после 1945 года НИКАКОЙ другой войны просто не может быть, так как люди НИКОГДА не повторят то, что пережили за четыре года ужаса и потери ВСЕГО, что составляло и составляет счастье для человека. Это дом и семья, близкие любимые люди и друзья, дети и животные, мирное небо и спокойная старость…
И вот, как насмешка над всем этим, рано утром, наподобие фашистского вермахта из Германии, на людей, предки которых плечом к плечу боролись с врагом из ДРУГОЙ страны, нападает рашистский вермахт, с солдатами, готовыми убивать, грабить, насиловать, пытать… Это ТЕ недолюди, которые ЗНАЛИ о потерях Великой Отечественной, знали и читали, видели и слышали горе, недоумение, потери и проклятия в сторону врага… Как быстро было это забыто. Как быстро им внушили, что “деды воевали и мы можем повторить”, как охотно они поверили, что убивать можно, а насиловать нужно, и им за ЭТО НИЧЕГО НЕ БУДЕТ…
Как моментально с людей смывается личина человека, как легко агрессия, цинизм, ложь, зависть, истерия национализма и великодержавного шовинизма застилает глаза. Как сладко поверить голосам пропагандонов из ТВ, вещающим о “предназначении” российских вояк в мировом масштабе…
Теперь НОВУЮ дату 24 февраля будут помнить потомки на долгие десятилетия, как день рашистского нападения на мирную страну… Помнить до конца своих дней и не прощать разрушения ТОГО МИРА, который был там, в их родной стране, где они ждали весну.
Татьяна Тихонова, для belisrael
От ред. Ниже предлагаем ещё один текст для размышлений — в чём-то он перекликается с вышеприведенным.
Т. Тихонова Т. Эйдельман
Жизнь, построенная на руинах
Тамара Эйдельман: Чтобы прийти к новой жизни, немцам понадобилась четверть века. Сколько понадобится нам?
update: 20-06-2022 (08:41)
Я летала на выходные в Германию, встречаться с одноклассником моего отца. Это удивительный человек, который на 93-м году жизни сохраняет ясность рассудка, все прекрасно понимает про войну, слушает музыку и читает наизусть стихи. А еще они с женой решились полететь с пересадкой в Стамбуле в Германию встречаться с родными и близкими.
Мы гуляли сначала по Эрлангену, где, кажется, всех волновала прежде всего происходившая там ярмарка комиксов. По городу разгуливали люди в костюмах героев “Игры престолов”, Супермена, пиратов, а один почему-то вырядился Карлом Лагерфельдом — и всё это при температуре плюс 36.
Вечером ходили в прославленный в здешних местах пивной зал — как там было культурно, какие все веселые, доброжелательные. “Лагерфельд” тоже пил пивко, какие-то девушки с ним фотографировались. Мы сидели за столом и… понятно, что могли обсуждать люди, приехавшие из Москвы, Португалии, Турции и Грузии. Войну. Ощущение двух параллельных вселенных было очень острым.
На следующий день поехали в соседний Нюрнберг — с его средневековыми улочками и церквями, с замком, памятниками Дюреру и германским гуманистам. Жара достигла невообразимых размеров, и мы пошли на экскурсию в подземные пивные погреба, существовавшие здесь еще с XIV века, постепенно разраставшиеся и превратившиеся в настоящий подземный город.
Первое, что мы увидели, спустившись под землю на площади Альбрехта Дюрера, — была огромная фотография бомбардировщика и подвешенная над входом бомба (макет? не знаю…). Дальше гостей встречала небольшая выставка фотографий разбомбленного в 1945 году Нюрнберга.
Гид был плотью от плоти пивных погребов — толстенький, веселый, краснолицый. Он радостно объяснял, что во время бомбежек в этих погребах пряталось очень много людей, и всем им удалось спастись. “Вывод?” — весело вопрошал он и сам отвечал: “Их спасло пиво!”.
А я смотрела на фотографию горящего Нюрнберга и с ужасом понимала, что у меня перед глазами — разбомбленный Мариуполь. Я прекрасно понимаю, что это была другая война, другие цели, другое всё… Я знаю, что в 1945 году действительно шла война против нацизма, не выдуманного, как сегодня, а настоящего. Но когда видишь разрушенный много лет назад европейский город, то думаешь сразу об украинских городах.
Я уже не раз говорила и писала о том, как власть сегодня забирает (уже забрала?) у нас наследие той далекой войны, исказила его, выхолостила, превратила в пустой грохот милитаристских фанфар. Но по-настоящему я это поняла только сегодня, когда оказалось, что я уже не могу смотреть на те самолеты, те бомбежки, не вспоминая бомбежки сегодняшние. Мое восприятие исказилось, и я не знаю, смогу ли когда-нибудь читать, смотреть и уж тем более рассказывать о каких-либо успехах российского оружия.
Получается, что среди многих вещей, которые Путин у меня отнял, есть еще и память о Второй мировой войне.
Гид добродушно расспрашивал, кто из туристов откуда приехал. Мы напряглись, но никто, услышав, что мы из России, нам ничего не сказал, все внимательно слушали про историю пивных погребов.
А потом мы выехали из средневекового центра и доехали до Дворца правосудия, где после войны проходил процесс над нацистскими преступниками. И я подумала, что меньше века назад этот город лежал в руинах. И руины эти были не только физическими. Здесь жили люди, раздавленные бременем позора, ужасом совершенного в их стране при их попустительстве или якобы неведении. Здесь говорили и писали о полном крахе цивилизации, об абсолютной моральной катастрофе.
А потом пришло новое поколение, заново переосмыслило прошлое, признало свою ответственность и ответственность своих предков, и теперь кто-то из них занимается наукой, кто-то пишет — оказалось, что после Освенцима существуют и поэзия, и литература, и музыка. Кто-то ходит по городу в дурацких костюмах — и никого этим не раздражает, кто-то пьет пиво. Кто-то помогает украинским беженцам.
Правда, для того, чтобы прийти к такой жизни, им понадобилось как минимум четверть века. Интересно, сколько понадобится нам?
Это фото снято через пять дней после освобождения Бухенвальда. Во втором ряду седьмой слева — шестнадцатилетний Эли Визель, будущий писатель и лауреат Нобелевской премии мира. До того он прошел через Освенцим. И всю последующую жизнь, завершившуюся вчера, своими книгами свидетельствовал о Холокосте.
Правда, “холокост” — греческое слово, означающее «всесожжение», казалось ему неудачным, и он первым стал использовать другое, древнееврейское слово, «шоа», означающее катастрофу.
Хотя, конечно, нет слов, которые бы передали весь ужас происходившего. В те страшные годы, когда, как говорил Эли Визель, свидетельство о рождении автоматически становилось свидетельством о смерти.
Эли Визель родился в городе Сигете в Северной Трансильвании (ныне Румыния) в религиозной еврейской семье Сары Фейг и Шломо Визеля. Имел трёх сестёр – старшие Беатрис и Хильда и младшая Ципора. Получил традиционное еврейское религиозное образование.
В 1940 году Сигет был присоединён к Венгрии и в 1944 году, под давлением нацистской Германии, в мае все евреи города, включая Визеля с сестрами и их родителей, были депортированы в концентрационный лагерь Освенцим. Его татуированным номером был “A-7713”. По прибытии в концлагерь Визель вместе с отцом был разлучён с матерью и сестрами. Сара и Ципора не выжили в заключении. Визель и Шломо были отправлены в освенцимский трудовой лагерь Моновиц. Несмотря на то, что их часто переводили из одного сектора Освенцима в другой, Визелю удалось 8 месяцев продержаться рядом с отцом. Зимой 1944/1945 года по “маршу смерти” Эли и Шломо были перегнаны из Освенцима в Бухенвальд, где всего за неделю до освобождения лагеря в апреле 1945 года Шломо умер от истощения и болезней, а также побоев, нанесённых надзирателями и другими заключёнными, которые пытались отобрать его еду. В те годы религиозные верования Эли Визеля поколебались, однако после он вернулся к ним с новой силой.
После освобождения из концлагеря Эли Визель попал в Париж, где в одном из приютов отыскал переживших депортацию Беатрис и Хильду. Позже обе эмигрировали в Северную Америку.
В 1948-1951 годах Эли учился в Сорбонне, где изучал философию, литературу и психологию, и после начал работать журналистом. Год он провёл в Индии. В 1955 году переехал в США, где в 1963 году получил гражданство.
Визель начал литературную карьеру на идише (многие годы сотрудничал с различными периодическими изданиями на этом языке), несколькими годами позже стал также публиковаться в периодических изданиях на иврите, затем перешёл главным образом на французский, а в последние годы на английский язык. Свою первую книгу “И мир молчал” на идише опубликовал в 1956 году в Аргентине. Сокращённый и адаптированный вариант на французском языке вышел в 1958 году под названием “Ночь” (англ.) с вступительным словом Франсуа Мориака и сразу же принёс автору широкую известность. Книга была переведена на 18 языков.
В 1965 году совершил поездку по Советскому Союзу с целью получить достоверные сведения о положении евреев в СССР, во время которой встретился с тысячами представителей еврейской общины. Под впечатлением от увиденного и услышанного он написал вышедшую в свет годом позже книгу “Евреи молчания”, в которой призвал международную общественность помогать евреям СССР, протестовать против политики советских властей.
Визель преподавал в Йельском, Бостонском, Джорджтаунском университетах. В 1972-1976 гг. заслуженный профессор иудейских исследований Сити-колледжа Нью-Йорка, с 1976 года заслуженный профессор гуманитарных наук Бостонского университета. В 1978-87 годах возглавлял Президентскую комиссию по Холокосту, которая учредила ежегодные дни поминовения жертв нацизма, планировала исследовательские программы и конференции. В 1980-1986 годах председатель Американского мемориального совета по Холокосту. С 1988 года Посланец мира Организации Объединенных Наций.
1 февраля 2007 года 22-летний отрицатель Холокоста Эрик Хант, представившись журналистом, избил и попытался похитить Визеля во время “Конференции по проблемам ограничения насилия в мире” в Бостоне. Через несколько недель полиция Нью-Джерси арестовала Ханта, сбежавшего с места происшествия. Визель утверждал, что ранее он получал угрозы от отрицателей Холокоста.
Стал инициатором начатой в июне 2010 года международной кампании в поддержку Михаила Ходорковского.
В 2014 году премьер-министр Израиля Биньямин Нетаниягу пытался убедить Эли Визеля баллотироваться на пост президента Израиля, однако тот отказался.
Перевод с французского и примечания Ольги Боровой.
Предисловие.
Ко мне часто приходят иностранные журналисты. Я боюсь этих визитов: с одной стороны, мне очень хочется выложить всё, что я думаю; с другой страшно таким образом вооружить человека, чье отношение к Франции мне неизвестно. Поэтому во время таких встреч я всегда настороже.
В то утро израильтянин, который пришел брать интервью для одной тель-авивской газеты, сразу же вызвал у меня симпатию, которую мне не пришлось долго скрывать, так как наша беседа очень скоро приняла личный характер. Я вспомнил о временах немецкой оккупации. Не всегда самое сильное воздействие оказывают на нас те события, в которых мы непосредственно участвовали. Я сказал своему молодому посетителю, что самым страшным впечатлением тех мрачных лет остались для меня вагоны с еврейскими детьми на Аустерлицком вокзале… И однако, я сам их не видел: мне рассказала об этом жена, вся еще под впечатлением пережитого ужаса. В то время мы еще ничего не знали об изобретенных нацистами методах уничтожения. Да и кто мог бы такое вообразить! Но уже эти невинные агнцы, силой оторванные от своих матерей, превосходили всё, что прежде казалось нам возможным. Думаю, что в тот день я впервые прикоснулся к тайне зла, откровение которого, вероятно, отметило конец одной эпохи и начало другой. Мечта, которую западный человек создал в XVIII веке и восхождение которой – как ему казалось – он наблюдал в 1789 году, мечта, которая до 2 августа 1914 года укрепилась благодаря развитию знания и достижениям науки, окончательно развеялась для меня при мысли об этих вагонах, переполненных детьми. А ведь я и отдаленно не представлял себе, что им предстоит заполнить газовые камеры и крематории.
Вот что я рассказал этому журналисту, добавив со вздохом: “Как часто я думаю об этих детях!” – А он ответил: “Я был одним из них”. Он был одним из них! Он видел, как его мать, любимая младшая сестренка и все родные, кроме отца, исчезли в печи, пожиравшей живых людей. Что касается отца, то мальчик вынужден был изо дня в день наблюдать его муки, агонию и затем смерть. И какую смерть! Обо всем этом рассказано в книге, поэтому я предоставляю читателям – которых, наверное, будет не меньше, чем у “Дневника Анны Франк”, – самим узнать об этом, так же как и о чуде спасения самого мальчика.
Но вот что я утверждаю: это свидетельство, пришедшее к нам после многих других и описывающее ужас, о котором, казалось бы, мы и так уже всё знаем, это свидетельство, тем не менее, совершенно особое, неповторимое, уникальное. Участь евреев Сигета – городка в Трансильвании – их ослепление перед судьбой, которой еще можно было избежать, непостижимая пассивность, с которой они сами ей отдались, глухие к предупреждениям и мольбам очевидца; он сам едва спасся от уничтожения и рассказал им о том, что видел собственными глазами, а они не хотели верить и считали его безумным… Уже всего этого наверняка хватило бы, чтобы написать повесть, которая, я думаю, стояла бы особняком.
Однако эта необычная книга поразила меня другим. Ребенок, рассказывающий нам свою историю, принадлежал к избранным Бога. С момента пробуждения своего сознания он жил только для Бога, черпая пищу в Талмуде, мечтая приобщиться к каббале, посвятить себя Вечному. Случалось ли нам когда-нибудь задумываться о таком последствии ужаса, которое, хотя и менее заметно и не так бросается в глаза рядом с другими, но для нас, людей веры, есть самое худшее? Думали ли мы о смерти Бога в душе ребенка, который внезапно открыл для себя абсолютное зло?
Попробуем понять, что происходит в душе мальчика, когда он наблюдает, как в небо поднимаются клубы черного дыма из печи, куда скоро, вслед за тысячами других, будут брошены его мать и сестренка: “Никогда мне не забыть эту первую ночь в лагере, превратившую всю мою жизнь в одну долгую ночь, запечатанную семью печатями. Никогда мне не забыть этот дым… Никогда мне не забыть эти лица детей, чьи тела на моих глазах превращались в кольца дыма на фоне безмолвного неба. Никогда мне не забыть это пламя, навсегда испепелившее мою веру. Никогда мне не забыть эту ночную тишину, навсегда лишившую меня воли к жизни. Никогда мне не забыть эти мгновения, убившие моего Бога и мою душу; эти сны, ставшие жаркой пустыней. Никогда мне не забыть этого, даже если бы я был приговорен жить вечно, как Сам Бог. Никогда”.
И тогда я понял, чем мне сразу же понравился молодой израильтянин: у него был взгляд Лазаря, уже воскрешенного из мертвых, но всё еще узника тех мрачных пределов, где он блуждал, спотыкаясь о поруганные трупы. Для него слова Ницше выражали почти физическую реальность: Бог умер; Бог любви, доброты и утешения, Бог Авраама, Исаака и Иакова на глазах этого ребенка навсегда растворился в дыму человеческого жертвоприношения, которого потребовала Раса – самый алчный из всех идолов. И сколько еще набожных евреев испытали смерть Бога в своей душе? В один страшный день – в один из многих страшных дней – мальчик присутствовал при том, как вешали (да, вешали!) другого ребенка, – как он пишет, с лицом печального ангела. – И вот кто-то позади простонал: “Где же Бог? Где Он? Да где же Он сейчас?”. И голос внутри меня ответил: “Где Он? Да вот же Он – Его повесили на этой виселице!”.
В последний день еврейского года мальчик присутствовал на торжественной молитве по случаю Рош га-Шана. Он слышит, как тысячи рабов восклицают в один голос: “Благословенно Имя Вечного!”. Еще недавно он и сам склонился бы перед Богом – и с каким восторгом, с каким трепетом, с какой любовью! Но сегодня он продолжал стоять прямо. Человек, униженный и измученный до немыслимого предела, бросает вызов слепому и глухому Божеству: “В тот день я уже ни о чем не молил. Я больше не мог жаловаться. Напротив, я чувствовал себя очень сильным. Я был обвинителем, а Бог – обвиняемым. Мои глаза открылись, и я оказался одинок, чудовищно одинок в мире – без Бога и без человека. Без любви и милосердия. Я был всего лишь пеплом, но чувствовал себя сильнее, чем этот Всемогущий, к которому моя жизнь была привязана так давно. Я стоял посреди этого собрания молящихся, наблюдая за ними как посторонний”.
А я, верующий в то, что Бог есть любовь, – что я мог ответить своему молодому собеседнику, чьи синие глаза всё еще хранили выражение ангельской печали, возникшее когда-то на лице повешенного ребенка? Что я сказал ему? Говорил ли я ему о том израильтянине, его брате, который, быть может, был на него похож, о том Распятом, чей Крест покорил мир? Сказал ли я ему, что то, что оказалось камнем преткновения для него, стало краеугольным камнем для моей веры, и что для меня связь между Крестом и человеческим страданием и есть ключ к той непроницаемой тайне, которая погубила его детскую веру? Ведь Сион восстал из крематориев и массовых захоронений. Еврейский народ возродился из миллионов своих погибших, и именно благодаря им он снова жив. Нам неизвестна цена ни одной капли крови, ни одной слезы. Всё благодать. Если Вечный – в самом деле Вечный, то последнее слово для каждого из нас остается за Ним. Вот что я должен был сказать этому еврейскому мальчику. Но я смог лишь обнять его в слезах.
