(окончание; начало здесь)
О других братьях Василевицких мне известно меньше.
Миша Василевицкий Моя бабушка Рива Моисеевна Василевицкая (Гамбург) и прабабушка Мина Фалковна Василевицкая
Как уже упоминал, Миша Василевицкий погиб на фронте. Моя прабабушка Мина Фалковна получала пенсию за него и за погибшего Лейба.
Бабушкин брат Борис (Борух) был на фронте и остался жив. Своих детей у него не было, но он воспитывал дочь своей жены Розы. После войны они с женой еще удочерили девочку-инвалида. Трудился Борис Василевицкий рабочим на заводе в Гомеле. Как написал мой дядя Марат Василевицкий: «Это возле кинотеатра «Спартак» (если, конечно, здание сохранилось), близко к фабрике имени 8 марта, далее рядом была 6-я поликлиника (а может, она и осталась) и пройти чуть вперед – там и стоял большой дом дяди Бори… Он был рабочим человеком, хорошим в доме хозяином. Когда бы к нему домой ни приходил – он всегда что-то мастерил. Был спокойный, немногословный, очень добрый».
Гриша Василевицкий (слева) с сыновьями и женой Маней. Оборот снимка
Бабушкин брат Гриша тоже жил в Гомеле. О его жизни в годы войны я не знаю. Он также был рабочим на одном из гомельских предприятий. Умер Гриша в 1980-х годах, а его семья в начале 90-х уехала в США. Его дом в Гомеле находился по адресу ул. Тельмана, 11. Я наведался туда в 2013 г. – частный деревянный дом был уже выселен и частично разрушен, рядом возводились многоэтажные дома, этот дом тоже шел под снос. Моя бабушка Рива, приезжая после войны в Гомель, останавливалась как раз у Гриши.
Весьма причудливо (если можно использовать этот термин к тем трагическим событиям) сложилась во время войны судьба другого бабушкиного брата, Хаймеера Василевицкого. Он тоже родился и жил в Гомеле.
В самом начале войны Хаймеер оказался в немецком плену. Как и при каких обстоятельствах он туда попал, мне пока выяснить не удалось. Товарищи по несчастью его не выдали, хотя выдать еврея было, увы, в порядке вещей. В результате он оказался в лагере – по-видимому, в Германии рядом с французской границей или на оккупированной нацистами территории Франции. Лагерь то ли находился рядом, то ли был специально прикреплен к располагавшейся там части вермахта (насколько знаю, это было подразделение люфтваффе). Узники обслуживали соединение вермахта: убирали территорию, мыли туалеты, т. е. выполняли различную хозяйственную работу. Мама мне говорила, что Хаймееру пришлось даже быть билетером-контролером в немецко-фашистском кинотеатре или «доме культуры». Немецкий язык Хаймеер понимал, т. к. его родным языком был идиш, но делал вид, что не понимает. И еще опасался, что у него обнаружат результат работы моэля, и тогда – всё, крышка.
А затем он с группой товарищей сумел сбежать из лагеря. Еще раз повезло: его не поймали (как, надеюсь, и других участников побега). Он попал в ряды французских партизан, именуемых также «маки». Так до прихода союзнических войск он и был французским партизаном.
После войны Хаймеер вернулся в Гомель с трофейной мандалиной, на которой отлично играл, и знанием французского языка. Ему повезло еще раз: избежал советских репрессий и лагерей.
Дом Хаймеера находился в Новобелице: кажется, он в нем жил и до войны. Жену его звали Хая. У них было несколько детей. Мне удалось среди сохранившихся бумаг найти почтовую карточку от Хаймеера и Хаи, адресованную моей бабушке. Там значился адрес: ул. Георгия Димитрова, д. 72.
Летом 2015 г. я побывал в Новобелице и нашел этот адрес. Дома Хаймеера уже нет, на его месте построен современный коттедж, там живут другие люди. Удалось немного поговорить с пожилым хозяином соседнего дома. Он помнил Хаймеера и его семью, хорошо о нем отзывался, знал про судьбу во время войны. Сказал, что Хаймеер был очень сильный духом и ответственный человек, много тяжелого перенес в жизни, но не сломался. Обстоятельно поговорить с этим соседом мне, к сожалению, не удалось. Сказал, что у него эсэсовец выбил зубы на допросе. После войны Хаймеер был простым рабочим: сосед говорил, что Хаймеер развозил хлеб на конном фургончике. Где похоронен он и его жена Хая, пока неясно. В начале 1990-х его дети и внуки продали дом и эмигрировали в США.
Теперь о сестрах моей бабушки. Все они тоже родились и выросли в Гомеле.
Фаина и Хана были близнецами. Первый муж Фаины был военным летчиком, его фамилия – Лейкин. Он погиб на фронте. С ним у Фаины было двое дочерей – Циля (Лида) и Рая. Потом Фаина второй раз вышла замуж. Ее второго мужа звали Александр Губанов. У него в биографии есть любопытный факт, он был проводником в вагоне у Сталина. Со вторым мужем у Фаины родился третий ребенок, сын Николай. После войны они жили в подмосковном Одинцово. Однажды в детстве я видел, как он переодевал рубашку. У него на теле были шрамы – мама мне потом сказала, что это следы от ранений, полученных на фронте.
Хана Василевицкая (Лейкина)
Хана Василевицкая после войны жила с мужем в Крыму, в небольшом городке, километрах в тридцати от Феодосии и моря. У них было три сына: Игорь, Марат и Миша,
Лев Лейкин (крайний справа), рядом его жена Хана Лейкина (Василевицкая), их старший сын Игорь Лейкин, младший сын Миша, вторая слева Рива Гамбург (Василевицкая).
Что интересно, у ее мужа фамилия была тоже Лейкин, а звали его Лев. Он значительную часть войны находился в действующей армии, на фронте. В 1941 г. он точно воевал, так как участвовал в боевых действиях по обороне Москвы. Он рассказывал моей бабушке и моим родителям, что по этой причине неплохо знает южную часть Подмосковья. И еще рассказывал, что осенью 1941 года под Тулой, где располагалась их часть, они с товарищем неожиданно нарвались на немцев. Немцы их схватили и посадили на ночь в сарай. Ему с товарищем удалось или сделать подкоп, или разломать часть стенки, так что они благополучно убежали. К сожалению, подробностей не знаю.
У нас долгое время хранился полностью алюминиевый чемодан, довольно большой, пока его не украли «добрые люди» из нашего гаража. Чемодан, когда-то принадлежавший немецкому офицеру, Лев Лейкин привез с войны домой в качестве трофея и в свое время подарил моему папе. У Левы и Ханы было трое детей: Игорь, Марат и Миша.
Летом 1981 года, когда мне было десять лет, я с мамой был в Крыму, в п. Советском у наших родственников. А в 1983 г. и 1984 г. два раза был с родителями в Москве, в гостях у Фаины и ее семьи. Одним из множества детских впечатлений осталось то, что и Хана, и Фаина были во всем похожи на мою бабушку. Впрочем, это не удивительно, ведь они были родными сестрами.
Третья сестра моей бабушки – Лиза, тоже жила в Крыму, в п. Советском, там же, где семья Хана и Левы. У нее не было мужа и детей. Она трагически погибла, ее убил квартирант. Это было в 1970-х годах, когда я был совсем маленький; мои родители ездили на ее похороны.
Теперь о моей бабушке Риве Моисеевне. Насколько я знаю, она была самой младшей из детей, 1917 года рождения, и тоже родилась в Гомеле. Работать начала на Гомсельмаше инструментальщицей, затем – статистиком Белкоопсоюза (это значится в записи акта о регистрации брака от 04.06.1938 г. № 574). После замужества перешла работать на Детскую техническую станцию, к моему дедушке. Вела там кружок рукоделия (изготовление кружев, вышивка и т.п.). Рассказывала мне, что, кроме всего прочего, вышивали большой портрет «великого вождя» и одного из величайших злодеев – Сталина И. В., что по тем временам было в порядке вещей. 13 февраля 1940 г. у бабушки с дедушкой родилась моя мама Эсфирь.
Евсей Гамбург и Песя (Паша) Василевицкая и оборот снимка
После начала войны бабушка и ее родители оставались в Гомеле. Мой дедушка Евсей Гамбург, как упоминалось в ч. 1, был в армии примерно с мая 1941 г.
Моя бабушка с моей мамой на руках и со своими родителями, Моисеем Боруховичем и Миной Фалковной Василевицкими, покинули Гомель накануне оккупации города. Как известно, Гомель был оккупирован 17-19 августа 1941 г.
Прабабушка Мина Фалковна Василевицкая и оборот снимка
Мама мне рассказывала, что ее бабушка предлагала оставаться и не хотела уходить из дома. Она помнила оккупацию Гомеля немецкой армией в Первую мировую, говорила, что немцы пресекали еврейские погромы и даже защищали евреев. Насколько я понимаю, окружающим удалось убедить Мину Фалковну, что это уже «не те немцы». Гарантии достоверности нет, но я слышал от мамы, что мой дедушка сумел на час заскочить домой и сказал, чтобы немедленно уходили, а он возвращается в часть и будет с товарищами пытаться задержать продвижение немцев.
В итоге прадедушка, прабабушка и бабушка с моей мамой на руках отправились на гомельский вокзал, но уехать было невозможно. Тогда с минимумом каких-то вещей они самостоятельно двинулись из Гомеля на Ростов, как и многие другие беженцы. Надо сказать, они выбрали правильное направление: оно было единственным относительно свободным. По дороге у мамы воспалилось и очень опухло ухо – думали, она умрет. Им встретилась какая-то советская воинская часть, нашелся военврач, который смог чем-то помочь и дал какие-то лекарства для мамы. Этот военврач сказал, чтобы они быстрее уходили, так как немцы близко, и скоро начнутся боевые действия.
Мама мне говорила, что дальше они где-то плутали, слышали стрельбу и снова вышли к прежнему месту. Там были только трупы. Несколько раз чуть не нарвались на немцев. В какой-то деревне им вовремя сказали, чтобы бежали, поскольку там уже находились оккупанты. Голодали в пути, воду пили, где придется, из всяких ручьев, прудов и т.п. Ночевать приходилось «на природе», благо было ещё тепло. Но им удалось обогнать наступающий вермахт. В результате попали на станцию Морозовск Ростовской области (ныне это г. Морозовск, райцентр на северо-востоке Ростовской области, близко от Волгоградской области). В дороге дедушка сильно заболел каким-то инфекционным заболеванием, скорее всего, дизентерией, и умер в этом Морозовске, там же его и похоронили. Некоторое время прабабушка, бабушка и мама оставались в этом городке. Бабушка устроилась работать – то ли статистиком, то ли счетоводом.
Потом, в 1942 г., немцы подошли и к Морозовску. Уже втроем мои родные двинулись дальше, чтобы не попасть в лапы к гитлеровцам. Через некоторое время они добрались до г. Пугачева Саратовской области. Поселили их в каком-то полусарае, наверное, у местных жителей. Бабушка пошла работать на фабрику, выпускавшую зимнее обмундирование для армии (тулупы, полушубки, валенки). У нас дома сохранилась очень ветхая справка, о том, что Гамбург Рива Моисеевна работала на валяльной фабрике в г. Пугачев с 10 сентября 1942 г. по 23 мая 1944 г., хорошо трудилась и показала себя с положительной стороны. В течение войны мои бабушка и дедушка искали друг друга, а когда нашли, то бабушка уволилась с валяльной фабрики и вместе с моей прабабушкой и дочерью (моей мамой) отправилась к мужу в Подмосковье.
После приезда к мужу Рива Моисеевна устроилась работать продавцом в магазине, затем была заведующей магазином и проработала в торговле до пенсии.
В 1948 г. у Евсея и Ривы Гамбург родилась вторая дочь Мария (Мара), младшая сестра моей мамы. Моя прабабушка Мина Фалковна жила вместе с ними, но при этом постоянно ездила к другим своим детям – в Гомель, в Крым, в Москву. Дома говорили на идише. Прабабушка соблюдала еврейские традиции, обряды, знала молитвы наизусть.
Во время очередной поездки (в Крым, к Хане и ее семье) Мина Фалковна заболела воспалением легких, возникли проблемы с сердцем, и она умерла. Это случилось 28 декабря 1960 года, через пять с небольшим лет после смерти моего дедушки. Таким образом, моя бабушка осталась без мужа и мамы с двумя дочерьми. На вопросы родных о личной жизни отвечала, что ее любимый муж умер, и никто ей его не заменит. Хотя местные мужики пытались за ней ухаживать, она ни с кем не связывалась. После смерти мужа Рива Моисеевна замуж не выходила и, если выражаться громко и пафосно, посвятила свою жизнь воспитанию дочерей, а потом и внуков.
К сожалению, после смерти дедушки и прабабушки в семейном общении постепенно перешли с идиша на русский. Хотя бабушка до конца жизни говорила не столько на русском, сколько на некоем русифицированном белорусском языке, с особым еврейским акцентом. При этом использовала отдельные слова, а иногда и фразы на идише.
Вскоре после моего рождения бабушка достигла пенсионного возраста. Она могла бы еще поработать, но оставила работу и стала помогать моей маме в моем воспитании. Я проводил с ней массу времени, не меньше, чем с родителями, которые, естественно, работали (на советском заводе). И, разумеется, меня воспитывали не только родители, но и, не в меньшей степени, моя бабушка. Умерла она 8 августа 1998 года.
Кроме этого, от мамы и бабушки есть еще отрывочные сведения о наших родственных связях.
В Гомеле у нас была родственница (скорее всего, со стороны дедушки), которую звали Соня Злотникова. После войны она жила со своим сыном Валерой на ул. Короленко. Мне удалось выяснить, что Валера, когда вырос, был учителем музыки в Гомеле. С падением «железного занавеса» они уехали в США.
Также какие-то наши родственники (очевидно, со стороны бабушки) уехали в США либо до «октябрьской революции» 1917 г., либо в период революции и гражданской войны. Бабушка говорила, что от них приходили письма и даже посылки. Но, по-видимому, с окончанием периода НЭП в советской империи подобные вольности прикрыли, и на этом все связи оборвались.
Потомки людей, о которых было рассказано выше, в настоящее время живут в Израиле, США, Канаде, Беларуси, Украине, Германии, России. Это касается тех потомков, о которых я что-либо знаю или что-то слышал.
Отдельно и специально хочу отметить следующее. Не все потомки указанных людей сохранили свою еврейскую идентичность. Некоторая часть отказалась от нее в пользу иной идентичности. Еврейское мировоззрение, иудаизм давно выработали справедливое и правильное отношение к таким переходам; я не оригинален в этом вопросе и полностью разделяю традиционную позицию. Очень прискорбно и печально, что подобные «волшебные превращения» происходят. Надеюсь, меня нельзя отнести к категории «фокусников» и «чародеев».
В заключение хотелось бы сделать некоторые выводы. На вопрос, много ли я знаю о своих родственниках, предках, о родословной, могу ответить – мало, очень мало. О прабабушках и прадедушках есть только отрывочные сведения.
К сожалению нет фото бабушкиного брата Бориса. Также, увы, нет фото прадедушки Василевицкого, Гамбургов – родителей и братьев, деда.
Информация, изложенная в моем материале, получена довольно несложными и очевидными способами, с относительно небольшими затратами. Представляется, что практически все подобные способы исчерпаны; я дошел до некоего «барьера». Для получения более обширной и глубокой информации необходимо перейти с «любительского» на более высокий уровень изысканий, что, в свою очередь, связано с рядом объективных трудностей…
Пока сложно сказать, насколько удастся реализовать свои желания. Надеюсь, в будущем смогу получить новую информацию о своем роде, это близкая и интересная мне тема.
Михаил Гамбург, Израиль
Опубликовано 16.12.2017 11:36
