Category Archives: Life stories / Житейские истории

Войтовецкий, Градский и примкнувший к ним Зайдман

29-11-2021  (22:17)

Илья Войтовецкий
Традиция Ленина с “поправкой Сталина”  
Что общего между Карлом Марксом, Владимиром Жириновским и Александром Градским

update: 30-11-2021 (11:14)

Хочу представить читателям Каспаров.Ru замечательного автора Илью Войтовецкого, к сожалению, в 2015 году умершего в возрасте 79 лет.

Илья Войтовецкий был постоянным автором нашего “Рубежа“. Помню, однажды кто-то прислал мне ссылку на его статью “Жди меня” — потрясающая, пронзительная история, связанная с известным одноименным стихотворением Константина Симонова. Это та статья, которая у всех буквально читателей вызовет слезы на глазах.

Прочтя статью, я отыскал электронный адрес Ильи Войтовецкого и попросил у него разрешения на публикацию статьи в нашей газете. Он с радостью согласился. А потом уже сам стал присылать нам свои материалы. Он замечательный рассказчик историй как из собственной, насыщенной событиями жизни, так и из жизни людей, с которыми ему пришлось быть знакомым.

Илья Войтовецкий родился в Украине, с началом войны эвакуировался с матерью на Урал, в г. Троицк, по профессии — инженер-электронщик. Эмигрировал в Израиль в 1971 году, жил в Беэр-Шеве. Участвовал в войне Судного дня (1973–1974), в течение 8 лет был помощником мэра Беэр-Шевы Ицхака Рагера.

Вот отклик об Илье Войтовецком Александра Бовина из его книги “5 лет среди евреев и МИДовцев” (Бовин в 1990–97 гг. был послом России в Израиле и дружил с Ильей):

“Поездка на Мёртвое море памятна еще и потому, что познакомился с чудесным человеком — Ильёй Войтовецким.

Илья возник в 1936 году на Украине. С 1941 по 1971 — Урал. Учился, работал, жил. Инженер. В 1971 году с тёщей, женой и двумя сыновьями добрался до Израиля и сразу осел в Беэр-Шеве, на границе с пустыней Негев. Участвовал в войне Судного дня. Потом и до пенсии трудился инженером по ЭВМ на Химическом комбинате Мёртвого моря. На пенсии отрастил бороду, стал похож на Хемингуэя. Пишет стихи, иногда — прозу. Хобби — компьютер и всё, что можно на нём выделывать. Главное хобби — слабый якобы пол. А вообще, повторяю, чудесный человек, настоящий товарищ, который не подведёт”.

Первой предлагаю читателям статью Ильи Войтовецкого, имеющую отношение к умершему вчера Александру Градскому. Дело в том, что в конце 40-х Илья с родителями переехал в Копейск, в котором родился Градский. Это не столько о самом Градском, сколько о его родителях, особенно о маме.

Затем предложу вниманию читателей лучшую, на мой взгляд, статью Войтовецкого “Жди меня”. Честно говоря, завидую тем, кто прочтет ее в первый раз. Настолько эта история потрясает.

Читайте, я уверен — получите большое удовольствие.

* * *

Традиция Ленина с “поправкой Сталина”: сын адвоката, сын юриста, сын инженера-механика

Что общего между Карлом Марксом, Владимиром Жириновским и Александром Градским

Я знаю, когда, с кого и с чего эта традиция началась!

Не считайте меня излишне самоуверенным хвастуном, всё дело в возрасте и памяти. Я настолько старый человек, что помню ТЕ события, и у меня сохранилась достаточно хорошая память, чтобы ТЕ события помнить.

14 мая 1918 года (нет-нет, это не из глубин памяти, это из пропасти интернета) вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин сочинил биографию другого вождя мирового пролетариата Карла (как там его по батюшке?) Маркса. Труд сей В.И. Ленин начал таким утверждением:

“Маркс Карл родился 5 мая нового стиля 1818 г. в городе Трире (прирейнская Пруссия). Отец его был адвокат, еврей…”

Ничего против этой констатации не попишешь: адвокат так адвокат, еврей так еврей, из песни, как говорится, слова не выкинешь, а песню, по словам поэта, нелегко сложить…

Оказалось, что если нужно — и сложишь, и выкинешь.

Настал 1947 год (хорошо помню!). За ним, прихрамывая и зализывая раны, приковыляли 1948-й, 1949-й, 1950-й… — время весьма и весьма невегетарианское.

Я любил летом прочитывать школьные учебники — собственные и чужие, попадавшиеся на глаза. И ещё — я был наблюдательным мальчиком. Особенно я реагировал на слово “еврей” и внимательно наблюдал, в каком контексте это странное слово употребляется.

Остановлюсь на причине такой избирательности и заинтересованности.

Все военные годы я рос почти сиротой — при живых родителях. Отец со второго августа 1941-го по 9 ноября 1945 года валялся в траншеях, окопах и землянках Второй мировой. Мама от темна до темна, без выходных и праздников, работала. Я был предоставлен улице и присмотру нашей квартирной хозяйки Дарьи Никандровны Монетовой, женщины немолодой, вдoвой, безграмотной и истово верующей. Её заботами сохранилось в Троицке церковное добро, оставшееся без присмотра после закрытия последнего в городе храма, её же радениями и трудами церковь была открыта, восстановлена после многолетнего осквернения, отремонтирована и возвращена верующим.

До нашего вселения в начале июля 1941 года в её бревенчатый дом она о евреях знала лишь по Святому писанию. Когда же, приняв нас, беженцев, под свой кров, она отправилась в милицию прописать “экуированных”, чиновница-милицирнерша, заглянув в мамин паспорт, открыла ей страшную тайну:

— Евреев приютила, Никандровна. Бога побойся…

— Как евреев? — не поняла Монетова. — Откудова?

— А вот оттудова! Евреи они, твои экуированные. Не гневи Бога, одумайся.

— Чево “одумайся”! Чево “одумайся”! Бог-то, Он ведь и сам еврей был. Божьи люди, значицца.

Вернувшись из милиции, Дарья Никандровна, причитая, долго разглядывала маму и меня:

— Божьи люди пришли, истинно Божьи люди.

И крестилась, склоняясь перед иконой, и нас крестным знамением осеняла, поглядывая недоверчиво, удивлённо и благоговейно на своих новых “фатирантов”.

Не так вели себя местные мальчишки. Сразу разглядев в нас “нехристей” или услышав об этом от старших, они не давали мне на улице прохода. Скажи “кукуруза”, “на горе Арарат растёт красный крупный виноград”, “курочка” — постоянно требовали они. Байки про кривое ружьё и ташкентский фронт неизменно пересказывались в моём присутствии и вызывали у пацанья безудержный хохот. Звучало незнакомое слово “жид”.

Узнав про это, Дарья Никандровна посуровела, нахмурилась.

— “Жид” — плохое слово, ругательное. Не “жид”, а — “еврей”. Ты еврей, и мамка твоя еврейка, и папка, который немца на фронте бьёт, тоже еврей. И Матерь Божья, пресвятая Дева Мария, и Спаситель наш, и Апостолы-Святые угодники, — все были евреи. Ты фулюганов не слушай и слово нехорошее не повторяй, негоже это.

Так в самом раннем моём детстве квартирная хозяйка наша Монетова Дарья Никандровна распрямила мою готовую было согнуться спину и научила держать высоко поднятой голову.

Разумеется, я не мог не заметить, что в учебнике истории, в биографии великого вождя Карла Маркса, Владимир Ильич Ленин счёл нужным написать, что отец вождя был не только адвокатом, но ещё и евреем. Пятый пункт Основоположника меня радовал и обнадёживал.

Был у меня друг Ромка Персидский. Ромкин дядя, гордость семьи, полковник сперва Красной, а позднее Советской армии, прошедший войну по всем её промокшим, продрогшим, размытым и изрытым дорогам и бездорожьям, носил впереди себя грудь, увешанную рядами орденов и медалей Советского Союза и нескольких дружественных стран. На офицерской гранд-пьянке по случаю нового 1948 года, выпив вместе с однополчанами “за великий русский народ-победитель”, дядя предложил свой тост — “за народ, давший верующим Иисуса Христа, а неверующим Карла Маркса”.

Развеселившаяся братия не заметила, что сразу после провозглашения тоста Ромкин дядя удостоился внимания и короткой, всего в несколько тихих слов, беседы с незнакомым человеком.

— Сейчас я вернусь, — сказал дядя тёте, поставил на стол недопитую рюмку и направился за незнакомцем. Больше дядю никто никогда не видел. Потом исчезла и тётя — тоже навсегда.

В учебниках истории, изданных в следующие за 1947-м годы (я упоминал, что был наблюдательным мальчиком), Карл Маркс остался только сыном адвоката, евреем его папаша быть перестал. (Как я позднее узнал, шутники-историки называли это изменение ленинского текста “поправкой Сталина”).

Отважившись, я обратился с вопросом к учительнице истории Вере Исааковне. Несчастная выслушала меня, девчоночьи плечики её дрогнули, и учительница понесла околесицу. Из её слов следовало, что “в соответствии с ленинско-сталинской национальной политикой…”, что “великий вождь всего прогрессивного человечества великий товарищ Иосиф Виссарионович Сталин учит нас…” — она путалась и не знала, как закончить фразу. Я вежливо и терпеливо ждал, в моей душе проснулся садист.

Прошли годы, даже десятилетия. Соблюдая законы природы, я состарился. Соблюдая те же законы, один за другим умирали вожди. Каждый новый был мудрее и смешнее предшественника. Народ, глядя на них, делал вид, что строит светлое будущее, дожить до которого никто не надеялся и не намеревался. “Блокаду пережили, изобилие как-нибудь переживём”, — утешал себя народ.

Неизбежное случилось. Советская власть плюс электрификация всей страны приказали долго жить. Обещанное изобилие обернулось разрухой и голодом. Зато появилась “свобода, б**, свобода, б**, свобода”.

На обломках рухнувшей империи поднялись и окрепли новые фигуры. Живучие и пронырливые евреи оказались на фоне происходящего весьма и весьма заметными. Появилось общество “Память” и объявило беспощадную борьбу с “жидовским засильем”.

Естественно, среди борцов-“памятников” оказались люди с еврейскими лицами, отчествами и фамилиями, как же без них!

И тут я подхожу к одной из краеугольных фигур наступившей эпохи. Вова, Володя, Владимир Вольфович Эдельштейн было его имя.

Громогласный, наглый, изворотливый, беспринципный, талантливый… — список можно продолжить, но и перечисленного достаточно. Владимир Вольфович стал одним из самых заметных борцов за попранные интересы и права русского народа. Правда, с такой фамилией как-то не совсем удобно… — словом, Владимир Вольфович переименовал себя, смело позаимствовав фамилию первого мужа своей матери, и превратился во Владимира Вольфовича Жириновского, таковым и прославился. Отчество, однако, почему-то он изменить не решился. А на издевательский вопрос с подковыркой об отце, не моргнув, почти дословно процитировал слова В.И. Ленина о родителе несколько потускневшего Основоположника, использовав при этом “поправку И.В. Сталина”:

— Отец был… юрист!

Так депутат Думы, а затем и её вице-спикер Владимир Вольфович Жириновский стал “сыном юриста”, притчей во языцех российских средств массовой информации.

Всяких разных инородцев, включая евреев, либеральный демократ терпеть не мог, своего нетерпения не скрывал, а, напротив, трубил о нём повсюду, предъявляя в качестве мандата свою семитскую физиономию, украшенную характерным картузом еврейских балагул и ремесленников из местечек черты оседлости. Балаган и клоунада привлекали к ВВЖ симпатии избирателей, повышали, как теперь говорится, его “рейтинг” и приносили ЛДПР голоса русских национально настроенных избирателей.

Однако изобретательный Эдельштейн-Жириновский пошёл дальше.

Владимир Вольфович сел в самолёт, взмыл в небо и неожиданно приземлился на земле Израиля в аэропорту имени Давида Бен-Гуриона — с частным, как было объявлено, визитом. Владимир Вольфович разыскал дом, в котором жил его отец Вольф Исаакович Эдельштейн. Владимир Вольфович нашёл могилу Вольфа Исааковича, посетил её и пролил над ней горькую сыновью слезу. Владимир Вольфович категорически заявил — в микрофон и для протокола:

— Журналисты издевались надо мной: “сын юриста”. А я — сын агронома и коммерсанта.

Однако знамя, поднятое когда-то великим Лениным и подправленное великим Сталиным, не выпало из рук знаменосцев, а взмыло в небо ещё выше. Подхватил знамя не какой-нибудь кустарь-одиночка, даже если он и вице-спикер Думы, его подхватила и понесла целая “свободная”, авторитетнейшая в мире энциклопедия.

Тут я должен оборвать изложение и опять обратить взгляд к собственной автобиографии.

Поздней осенью 1949 года моего отца приказом министра Трудовых резервов перевели из Троицка на новую работу в город Копейск Челябинской области, и вся наша семья, проехав полторы сотни километров на развалюхе-грузовике по раскисшим уральским дорогам, прибыла со своим убогим скарбом в краснознамённый город шахтёров, дававших “стране угля мелкого, но много” (местная шутка).

В эти же осенние дни, а точнее — 3 ноября того же 1949 года в краснознамённом Копейске родился мальчик Саша.

Мне шёл одиннадцатый год. Моя “аидише мамэ”, моя еврейская мама сразу по прибытии на новое ПМЖ совершила несколько характерных поступков: она записала меня в пятый класс самой лучшей в городе школы номер 6, в музыкальную школу при дворце пионеров, в драматический кружок при том же дворце юных пионеров-ленинцев и в читальный зал городской детской библиотеки. Моя мама считала, что мальчик из еврейской семьи, да ещё к тому же и единственный её сын, должен расти образованным, воспитанным и интеллигентным.

Драматическим кружком руководила обаятельная молодая москвичка, выпускница ГИТИСа Тамара Павловна Градская.

Дальше, чтобы не мудрствовать лукаво, я приведу цитату из моей повести “Maestro”, написанной в 1992 году и включённой в книгу “Вечный Судный день” (1996).

“Тамара Павловна Градская (мама популярного барда, певца Александра Градского) руководила во дворце пионеров драмкружком. Выпускница ГИТИСа, она не смогла принять приглашение и остаться во МХАТе — из-за мужа, Бори Фрадкина, инженера-механика; как и она, молодой специалист, он был “инвалидом пятого пункта”, загнанным по распределению, несмотря на диплом с отличием, в нашу тьмутаракань, а было это в недоброй памяти сорок восьмом, сорок девятом или пятидесятом, не помню точно, да и не суть важно: они один другого стоили. Ничего иного наш город не мог предложить начинающей, да так и не начавшей талантливой актрисе, лишь неуправляемую кодлу мальчишек и девчонок, обуреваемых необузданным самомнением и переполненных дерзкими планами. “Мы покоряем пространство и время, мы — молодые хозяева земли!”, “Нам нет преград ни в море, ни на суше!”, “Молодым везде у нас дорога”, “У нас ничего невозможного нет”, “Для нас открыты солнечные дали, горят огни победы над землёй” — вот тот трескучий фон, на котором шло становление наших личностей, вот он — групповой портрет моего искалеченного поколения.

Сколько прекрасных книг, не включённых в списки “рекомендуемых”, прочитали мы с Тамарой Павловной! Никто из нас, её благодарных воспитанников, не стал актёром, и за это ей тоже спасибо, но мы полюбили театр, музыку, книги, мы поверили в благородство и разум, у нас прорезался слух и обострилось зрение, мы научились “отделять зёрна от плевел”.

(Умерла Тамара Павловна, не успев состариться — в 1963, кажется, году, в Москве, в подвальной коммуналке на Фрунзенской набережной, куда семья её сумела вернуться после долгих лет — вроде бы и не ссылки, но и не добровольного отсутствия. Мир праху её.)”

Мальчик Саша, родившийся в Копейске 3 ноября 1949 года, стал впоследствии народным артистом России, “вокалистом, поэтом, композитором, гитаристом” — так характеризует его “свободная энциклопедия “Википедия”.

С Тамарой Павловной Градской и её мужем Борисом Абрамовичем Фрадкиным мы подружились. Нередко, уходя на вечернюю репетицию драмкружка при Дворце культуры угольщиков, которым она тоже руководила, Тамара Павловна просила меня присмотреть за маленьким Сашей, и я охотно выполнял её просьбы. Понятен мой интерес к персоне её знаменитого сына, о котором я узнал после падения “железного занавеса”, когда в Израиле появилась возможность смотреть московское телевидение. На крыше моего дома появилась “тарелка”, и я на экране вскоре увидел высокого (тогда ещё не обрюзгшего и не заматеревшего) молодого человека с божественным голосом, лицом похожего на Бориса Абрамовича, а фамилией на Тамару Павловну. Репортаж вёлся из его дома. Молодой человек подошёл к роялю, на крышке которого я увидел в рамочке фото его мамы, моей обожаемой руководительницы драмкружка при дворце пионеров в краснознамённом городе Копейске.

Позднее появился интернет, в нём завелась “Википедия”, и я заглянул в неё.

Об Александре Борисовиче Градском там была написана полная белиберда: “Родился в семье инженера Бориса Градского”. Я написал в редакцию: помилуйте, господа присяжные энциклопедисты, “Градская” — девичья фамилия Тамары Павловны, её супруг и отец её сына не Градский, он другой. Я отправил фотокопию страниц моей книги “Вечный Судный день”, предложил направить запрос в ЗАГС города Копейска и обратиться к самому ребёнку, которому к тому времени уже перевалило за 60, он, слава Всевышнему, жив, пребывает в полном здравии и расцвете творческих сил и, конечно, знает анкетные данные собственного папаши.

Имя призрачного Бориса Градского было тут же из текста похерено, но ФИО отца персонажа (Борис Абрамович Фрадкин!) смутило энциклопедистов. Не дрогнув, сии высоколобые мужи и дамы воспользовались бессмертным опытом Ленина-Сталина, и вот как теперь выглядит откорректированный абзац:

“Родился в семье инженера-механика и драматической артистки Тамары Павловны Градской” (!!!)

Так и напечатано — чёрным по белому. Можете заглянуть в “свободную энциклопедию “Википедия” и удостовериться.

Дело Ленина с “поправкой Сталина” живёт и, по всей видимости, будет жить в веках.

Примечание “Рубежа”. Видимо, редакторы “Википедии” прочли все же эту статью Ильи Войтовецкого (она размещена на ряде сайтов), потому что на сегодняшний день информация о родителях Градского претерпела очередные изменения. Теперь это место в Википедии выглядит следующим образом:

“Отец — Градский (Фрадкин) Борис Абрамович (1926), инженер-механик. Большое влияние на развитие будущего музыканта оказала его мать, выпускница ГИТИСа Тамара Павловна Градская, которой он лишился в четырнадцатилетнем возрасте”. В общем, этакая компиляция. Отец музыканта все-таки стал Фрадкиным, хотя и не перестал быть Градским. Когда мы сообщили это Илье Войтовецкому, то получили от него краткий комментарий: “История с отцовством Градского тянулась долго, была позорной и изнурительной. А вот теперь, как видите, появились два отца, Градский и Фрадкин, но абсолютные тёзки — и по имени, и по отчеству. Вот как, вот как, серенький козлик!”

Также в своем ответе Илья Войтовецкий рассказал об однажды сделанной попытке общения с самим мэтром, Александром Градским. Приводим это свидетельство в качестве постскриптума.

P. S. В 1992 году я написал повесть “Maestro” и посчитал своим долгом помянуть в ней добрым словом Тамару Павловну. Повесть вошла в мою книгу “Вечный Судный день” (1996), которую по моей просьбе передал “вокалисту, поэту, композитору и гитаристу” мой друг Александр Моисеевич Городницкий. Никакой реакции от будущего Народного артиста России не последовало.

Через несколько лет Александр Борисович Градский (Фрадкин?) оказался в Израиле в составе группы гастролёров. Я узнал номер телефона гостиницы, в которой остановилась группа, и позвонил в гостиничный номер. Мне показалось, что мой бывший воспитанник был немножко после обильного возлияния.

Представившись, я напомнил собеседнику о переданной мною книге, где сказаны добрые слова о его родителях, особенно о маме. Радости в его голосе я не почувствовал.

— Не помню, не читал, — сказал он. — Не могу же я читать всё, что пишут о моих родителях разные графоманы.

— Александр Борисович, а я ведь нянчил вас, когда вы были совсем маленьким. Вы очень тепло писали мне на колени.

А. Б. Градский (03.11.1949, Копейск – 28.11.2021, Москва)

— С тех пор я всю Россию успел обоссать, — сообщил мне будущий Народный. Продолжать беседу мне расхотелось. Я спешно попрощался и положил трубку.

“Рубеж“, №8 2011 г.

Илья Войтовецкий

Вадим Зайдман

Источник

Опубликовано 30.11.2021  23:23

על אריה פרל ותערוכת הציורים שלו

ב-24 לאפריל 2018 צלצל הטלפון בביתו של אריה פרל בנתניה. קול בלתי מזוהה ונרגש נשמע מעבר לקו:

 “האם אני מדבר עם אריה פרל”? לתשובתו החיובית המשיך:

“שלום, מדברים מהמוזיאון לתולדות יהדות פולין בורשה. האם אתה יושב?”

אריה מופתע התיישב ולא ידע כי שיחה טלפונית זו תגרום לו למהפך טראומטי של מהות זהותו.

“אנו רוצים להודיע לך שיש לך אח בשם אדם קונצליך שחיפש אותך כל חייו והצליח רק עכשיו לעלות על עקבותיך. אתה אריה אומצת על ידי הזוג פרל בשנת 1947, בורוצלב,  בהיותך תינוק”.

המום ונרגש פנה אלי אריה ואמר: “השיחה הזו גרמה לכל עולמי להתמוטט בבת אחת”.

אריה הכמעט צבר, שהוריו עלו לארץ והתיישבו בנתניה, לא ידע כי למעשה הוריו אימצו אותו.

כאשר הגרמנים פלשו לפולין, אביו יעקב קונצליך חילק את החנויות שלו בין חבריו הפולנים וביקש לשמור עליהם. הוא בטח בהם והם הבטיחו להחזיר לו את הכל בסיום המלחמה. אף אחד לא שיער את מועד סיומה.

יעקב ואשתו דבורה ביחד עם בנם בכורם אדם נלקחו לגטו, אך הצליחו להימלט ולמצוא מקום  מחבוא בכפר הולדתם ידובניקי, שם הסתתרו בבור גדול ושכנה טובה ידוויגה, אם לשבעה ילדים, באומץ לב ותחת סיכונים, העבירה להם בלילות מזון. הם הצליחו לשרוד שנתיים וחצי כאשר רוב הזמן נאלצו לישון בעמידה. קצת לפני סיום המלחמה, דבורה האם נכנסה להריון וילדה תינוקת במטבחה של ידוויגה. האב יעקב, ידע שלתינוקת אין סיכוי לחיות בתנאים הקשים והוא הניח אותה על פתח דלתה של משפחה חשוכת ילדים בצירוף פתק עם בקשה לשמור עליה עד לסיום המלחמה.

בתום המלחמה עברה המשפחה לדירה בעיירה קטנה בשם טרנוב בדרום פולין. באוקטובר 1945 נולד לליק קונצליך – הרי הוא אריה.

את תודתם והוקרתם למשפחתה של ידוויגה שהחביאה אותם בבור בעת המלחמה הם שלחו את שמם לרשימת חסידי אומות העולם ולתושבי אותו כפר אב המשפחה תרם שטח אדמה עליו נבנתה ברבות הימים כנסייה קתולית.

אך בסופו של דבר, גורל המשפחה לא שפר עליה. יעקב האב החליט לחזור לכפר מגוריו ולחבריו ששמרו על נכסיו. “החברים” כביכול קיבלו אותו בשמחה, נתנו לו לשתות אלכוהול כדי “לחגוג” את חזרתו ולאחר מכן רצחו אותו. הם לא הסתפקו בכך. מחשש שהאם תנסה להחזיר את הנכסים הם הגיעו לדירה בעת שדבורה רחצה את לליק-אריה באמבט, ירו בה והרגו אותה.

אדם האח הבכור, שהזדקק לקביים לאחר שרגליו התנוונו בעת היותו זמן כה רב בבור המחבוא, ראה את אמו מתבוססת בדמה, השליך את הקביים לאחור, הוציא את התינוק מהאמבטיה, הסתיר אותו מאחורי הספה ורץ לשכנים.

“מאותו יום שכחתי איך לבכות” סיפר אדם לאריה שנים לאחר מכן.

הילדים כולל האחות שהוחזרה להורים לאחר המלחמה, הוכנסו לבית יתומים, שם ניסו למצוא משפחה מאמצת. כאשר משפחתו של עורך דין פולני יהודי רצתה לאמץ את אדם ואת אחותו, אדם סירב ללכת ללא לליק-אריה, האח הקטן.  התנאים היו קשים לאחר המלחמה והמשפחה סירבה לאמץ את כל השלושה.

לליק אומץ זמן קצר לאחר מכן על ידי פסח ולובה פרל שעזבו את פולין ועלו לישראל ב-1950. הם נתנו לו את השם אריה.

למרות ההלם הנורא שנפל על אריה, הוא מעולם לא כעס על הוריו שהסתירו ממנו את המידע על מוצאו האמיתי. “הם היו הורים אוהבים ומסורים, אני לא יכול לכעוס עליהם.”

באוגוסט 2018, הצטרפתי אל אריה בן זוגי ביחד עם צוות מטעם הטלוויזיה הישראלית לפגוש בפעם הראשונה, לאחר למעלה משבעים שנה, את אדם אחיו הבכור. הפגישה התקיימה בפארק שופן והונצחה על ידי הצלמים מרחוק כדי לא להפריע. גם אני התרחקתי, נזהרת לא לפגוע בפרטיות שני האחים ברגע מיוחד זה.

לא הייתה עין אחת שלא הזילה דמעה בעת המפגש הטראומטי והמרגש.

האחים בילו עשרה ימים יחד ובהדרגה, טיפין טיפין, אדם גילה לנו את כל מסכת חייו הקשים והטרגיים שעבור עליו.

הפגישה הנרגשת בין האחים טמנה בחובה תערובת של רגשות והתרגשויות שמצד אחד היוו מתנה נפלאה מאוחרת אך גם גרמה להתרסקותם הגופנית והנפשית.  כאשר אריה חזר לארץ, מצבו הבריאותי הידרדר באופן בלתי צפוי וב-27 לאוגוסט 2018, נפטר מהתקף לב.

אחיו אדם, קיבל את הידיעה על מותו בצורה קשה, הוא נכנס לדכאון ומת חודשים ספורים לאחר מכן בשנתו.

שבוע לאחר מות אריה, נפתחה תערוכת ציוריו במוסקבה במוזיאון היהדות. הוא כל כך רצה להיות נוכח באירוע. היו באמתכתו תכניות יצירתיות כה רבות.

שנה לאחר הפגישה הדרמטית של האחים יצא הסרט “אחים בדם” בבימויו של חיים אתגר בערוץ רשות השידור.  בד בבד, בורשה, הבמאי הפולני וויטק לזרוביץ העלה גרסה משלו לסיפור זה ולדבריו סרט זה הפך ליצירתו העיקרית.

יהי זיכרם של כל קרבנות המלחמה הארורה הזו – ברוך!

כותבת המאמר – אולגה גולר.

 

 

פורסם בתאריך 14/11/2021 22:35

 

 

Об Арие Переле и выставке его картин

Выставка «Человек во Вселенной»

Арие Перель родился 1 октября 1945 года в Польше.

Арие приехал с родителями в Израиль в 1950 году, когда ему было 5 лет. Они прибыли на знаменитом корабле КЕДМА. Детский картонный чемоданчик, который пятилетний Леонард, так звали польского еврейского мальчика тогда, до последних лет жизни простоял в доме Арие, как реликвия.

Поместили их семью сразу в землянках в городе Нетания, где и прошло всё его детство, юность и вся жизнь. В Израиле он получил имя Арие. С детства он проявлял необыкновенную смекалку и находчивость, особую любовь к морю.

Службу в армии Арие провёл во флоте. Самые его близкие друзья из команды корабля остались верные ему до последних дней.

С молодости Арие проявлял способности к творчеству: вырезал из дерева необыкновенно выразительные образы. Причём говорил, что он просто убирает лишнее. Отливал скульптуры из металла и пр.

Рисовал он просто всегда и везде. Сохранились его рисунки 50 летней давности.

Арие Перель с годами стал успешным бизнесменом, много времени проводил в Италии.

Создал семью. Женился сразу после армии и у них с супругой Ицой Перель было 4 детей и 12 внуков..

Занятость в бизнесе, офисе, полёты за границу никак не мешали ему уделять время своим детям, путешествиям с ними, любимому морю. Отец семейства и успешный бизнесмен, Арие увлекался так же подводным плаванием, археологией. Собирал старинные часы и предметы истории.

Выйдя на раннюю пенсию, Арие посвятил себя делу художника. Стал писать картины.

Художник, который не учился никогда ни в одной школе искусства. Его учила жизнь, история и врождённая интуиция.

Писал он в основном маслом. Проводил в своей студии в саду в небольшом доме в Нетании около 7 часов каждый день. Говаривал шутя: ” За свою шумную и хлопотную жизнь я заработал себе пару шекелей, чтобы сходить за хлебом и молоком”. Продавать картины не любил, расставался с ними с большой болью.

Написал около 400 полотен. Темы его творчества менялись с годами: от абстрактных планет, портретов людей трёх религий, до ярких полотен фантастических масок в стиле кубизма. Тем не менее творчество Арие было оценено профессиональными кругами мастеров в Москве. Там ему посчастливилось провести 4 персональных выставки в 2018 году.

Эту выставку мы посвятили его серии “ЧЕЛОВЕК ВО ВСЕЛЕННОЙ”.

Организатор и куратор выставки – Ольга Голлер

– генеральный директор отделения Столичного Цеха Деятелей Культуры Мос.Гор. Думы в Израиле.

***

В 2018 году Арие ушел из жизни: он и его новоприобретённый брат; оба расстались с жизнью и улетели каждый   на свою планету. Но его искусство связано истоками жизни.

Эта история не может не тронуть вас, дорогие друзья. Она о том, как война закончилась 75 лет назад, а людей уносит по сей день и расставляет их судьбы своей беспощадной рукой. И по мнению автора, она касается каждого из нас, кто живёт в стремительном 21-м веке.

24 Апреля 2018 года в доме Арие раздался телефонный звонок. «Мы вам звоним из Варшавы, из музея Истории польских евреев» – услышал он на том конце телефонной трубки. – «Мы хотим сообщить вам, Арие, что вас нашёл ваш родной брат, и вас усыновили в 1947 году во Вроцлаве».

« Сядь», – резко попросил меня обычно очень спокойный Арие. «Мне такое сейчас сказали, что моя жизнь перевернулась».

И так неожиданно для нас открылась новая судьба целой семьи, которая оказалась родной семьёй Арие.

А он и не знал, что…

Родной брат Адам разыскивает его уже 72 года после войны, что…

Когда в их края пришли немцы Яков Кюнцлих (родной отец Арие) раздал свои магазины соседям полякам. Самих их, всю семью, увезли в гетто. Но оттуда Яков с женой Дворой и старшим сыном Адамом успешно убежали и скрылись в своей родной деревне Ядовники. Там они просидели в большой яме два с половиной года. Спали стоя. Еду им носила по ночам женщина, Ядвига, из польской семьи. У неё было семеро детей, и никто из них не выдал беглецов. После войны родители Арие вписали их в списки праведников мира. А за то, что не выдали, Яков уже после войны подарил жителям этой деревни 30 гектар земли. Там выстроили католическую  церковь, и она стоит по сей день. Но это всё было намного позже…

А пока в этот самый период их невыносимого существования Двора тем не менее забеременела. Девочка родилась на кухне у той же Ядвиги. Но отец в тот час, что она появилась на свет положил её на крыльцо соседней бездетной семьи поляков. Приложил записку с просьбой сохранить ребёнка до конца войны. Кто тогда мог измерить это понятие – КОНЕЦ ВОЙНЫ!?

После войны семья перебралась в квартиру в небольшом городе Тарнов на юге Польши. В октябре 1945-го родился Лёлик Кюнцлих, маленький Арие. Отец поехал к «друзьям» в Мядовники. Они подпоили его, убили, привязали к мотоциклу и пустили с работающим мотором в болото. Через два дня они позвонили в квартиру Дворы, когда она купала маленького сына. Автоматной очередью через дверь они завершили жизнь матери трёх детей и оставили сирот на этом свете. Адам вспоминал, что после двух с половиной лет жизни в яме, у него атрофировались мышцы ног, и он ходил на костылях.  В тот момент, что мать упала замертво он отбросил костыли, схватил младшего брата из воды, спрятал за диваном и убежал к соседям. «С этого дня я разучился плакать», рассказывал он нам.

Детей раздали по детским домам…

Адам нашёл и сестру и братика. Когда семья польского адвоката Мерк пришли усыновлять Адама с сестрой, Адам не согласился идти без маленького братика. Но жизнь после войны была сложной и у четы Мерк не было такой возможности. Они обещала Адаму, что возьмут Лёлика позже. Однако, когда через два года они действительно пришли забрать Лёлика, то оказалось, что его уже усыновила другая семья – Песах и Люба Перель. В 1950 году они уехали с сыном в Израиль.

«Они были чудесными любящими родителями, но никогда не рассказывали Арие о той страшной правдивой истории».

В наши дни две взрослые дочери Адама думали, что у отца нарушена память после испытаний войны, и его вечный поиск младшего брата стал просто манией. Известие об Арие из Израиля потрясло всех. Так уж сложилось, что именно в апреле 2018 года некие два документы сложились в один законченный пазл, и брат нашёл брата.

Арие и его семья поехали в Варшаву в августе 2018 года. С нами поехала целая команда с израильского телевидения. В день первой встречи братьев операторы снимали этот момент, расположившись за деревьями в парке Шопена, чтобы не мешать. Я тоже держалась в стороне. Я видела, какими слезами обливались эти крепкие израильские мужчины, которые все в своё время прошли армейскую службу в боевых частях. Эта история разбередила в каждом её участнике огромные ресурсы сопереживания и все мы были её частью.

Десять дней братья провели неразлучно. Адам день за днём раскрывал нам все эти страшные события их семьи…

Две семьи – израильская и польская, воссоединились в одну, но прошли во истине шоковую ситуацию.

По приезде домой в Израиль здоровье Арие неожиданно резко пошатнулось, и его не стало 27 августа от сердечного приступа.

Старший брат, Адам, потерял дар речи, когда его настигла эта новость. Он решил, что ему больше не для чего жить. Попрощался с родными и сознательно ушёл из жизни. Просто заснул и не проснулся.

Через неделю после кончины Арие в Москве состоялось открытие выставки его картин в Центре Толерантности в Москве. Он так хотел там побывать, готовился, был полон творческих планов и не предполагал, что открывать ему её не придётся.

Об этой удивительной истории в Израиле в 2019 году , ровно через год, вышел фильм «Братья по крови», созданный режиссёром Хаимом Этгар и талантливой группой операторов на канале Ришут Ашидур. В Варшаве польский режиссёр Войтек Лазаревич поставил свою версию этой истории, которая по его словам стала с тех пор главной историей его жизни.

Да будет светла память всех жертв этой страшной машины Войны, которая не щадит людей и в наши дни! Амень!

– Ольга Голлер

***

А ещё!

Однажды я вошла в студию  неизвестного мне художника. Мои друзья сказали, что им надо на пару минут заехать к одному знакомому человеку. Ничего не подозревая, я вышла из машины в небольшом дворике около некоего  (тогда) для меня дома.

Не знала я, что проживу потом в этом доме и саду 13 лет своей жизни…

Нас пригласили в небольшую студию в чудесом саду. Невысокий человек с изумительной улыбкой и пронзительно голубыми глазами  указал нам взглядом на вход. На стендах по всей площади этой мастерской стояли картины, а на них, О боже!, были нарисованы цветные планеты! Но это были МОИ планеты, из моих детских снов.

Наверное, у каждого человека есть с самого детства особые сны, которые снятся нам  потом всю жизнь. Так у меня есть три таких сна. У них разные темы. Но только, если придёт такой сон ночью, то что-то неописуемое переворачивается в моём сознании, восприятии  жизни и ощущении бытия. День или даже два я ощущаю этот сон где-то необъяснимо в самом сердце, и что бы ни произошло в этот день, сон стоит у меня на страже.

И одним их этих снов был именно он  – сон с точно такими же цветными планетами. Я не удержалась и порывисто спросила голубоглазого художника: “А откуда у вас мои планеты”? Он посмотрел на меня с удивлением, и, видно решив, что я по меньшей мере странная, просто предложил воды… Так завязался наш разговор. И он, этот разговор, потом не прекращался уже 10 лет.

Арие рисовал эту серию картин просто из своей фантазии. И непонятно никому, снились ли они ему или он получал их образы из каких-то других миров. Только однажды я сказала:

– “Что-то мне холодно в твоём космосе, Арие. Не хватает чего-то тёплого, живого, человеческого”.

Он был человеком с очень большим вниманием к миру. И при этом молчалив. Не всегда высказывался, но принимал всё сказанное всерьёз. Так я увидела у нас во дворе на следующий день машину, из неё вышла незнакомая молодая женщина. Она оказалась художницей; Арие взял серию уроков по выписываеию кистей рук.  Студию заполонили напечатанные на чёрно-белом фоне фотографии его рук в различных позициях… Потом учительница перестала приезжать.

И тогда я увидела удивительное превращение на полотнах с планетами. Все они были выполнены маслом на холсте. Будучи вполне успешным бизнесменом по жизни, Арие , вообще, никогда и нигде не учился рисовать. Только именно для  рук пришлось взять серию уроков.Так, прямо в готовые картины он списывал кисти рук в самых разных позициях.

Руки стали оживать  на полотнах и становились органической  их частью. Они как бы лепили, эти планеты, вращали их, клонировали их из малых в большие. И целая серия картин отображала кисти человеческих рук, которые обнимают, гладят планеты. Появились так же и новые работы.   Планеты были как бы живыми, с надрезами, с травмами, с бьющей из них красной жидкостью, а руки… руки закрывали своими сильными пальцами эти раны и не давали планетам кровоточить.

Так Арие чувствовал, что планета наша болеет и нуждается в уходе и заботе, а иной раз –  и в лечении.

Иные посетители студии с неким скептицизмом спрашивали:

– “Ты, мол, что, чувствуешь, что создаёшь вселенную”?

– “Не совсем ” – уходил от ответа Арие.

Однако по мере того, как картины рождались под танцем его кисти, я всё больше ощущала, что оно именно так: Арие творил свою Вселенную.

Однажды был такой забавный момент. У Арие было очень хорошее чувство юмора. А у нас был абонемент в камерный театр. Казалось бы, как это связано… В один день он говорит мне:

– “Не забудть, затра у нас спектакль”. В принципе пьеса называлась “О, Господи. Но я подзабыла её название и спросила:

– ” Арие, как название спектакля:”.

–  “Как же ты не помнишь, она называется “О, АРИЕ”! – получила я ответ.

(На самом деле это была незабываемая пьеса о том, как один пациент пришёл к психологу. Проблемой его было бесконечное одиночество. И по ходу спектакля выяснялось, что этот больной был Богом. Так что об одиночестве Бога думают не мало людей).

***

Три года назад Арие Перель улетел на свои планеты. Он не умер, просто улетел туда,

и взирает на нашу непростую жизнь оттуда.

Выставка «Человек во Вселенной» состоится через три года после смерти художника, время, в которое  он продолжал сопровождать нас и освещать наши действия светом своих работ.

Арье Перель создал целую серию картин, которые отражают его видение смысла человеческой деятельности и всего, созданного человеком во Вселенной. Человек – часть нашей планеты, голубой Земли, которая является знаковым местом Вселенной. Все, что мы создаем, думаем и планируем, связано большой сложной сетью между всеми людьми и с окружающей средой. Человечество – творческая сила, мы защищаем нашу планету и, к сожалению, иногда наносим ей вред.

Художник, Арие Перель, всегда проявлял заботу и чуткость ко всему, что происходит в нашем мире, и видел в своем творческом гуманном видении картину глобальной связи космоса, планеты и человека. Жизнь Арии, как человека и художника, была полна смысла. В 2018 году он ушел из жизни: он и его новоприобретённый брат; оба расстались с жизнью и улетели каждый   на свою планету. Но его искусство связано истоками жизни.

Выставка продлится с 7 октября до 31 декабря 2021 с 10 до 20:00, кроме пятницы и субботы. Адрес: Рамат-Ган, ул. Роках 118, авт. 74, 96, 157, 274, здание Мифаль Хапаис (недалеко от каньона Аялон)

Ольга Голлер – организатор и куратор выставки

 

Опубликовано 07.11.2021  19:28

***

 

Добавлено 12.11.2021  18:56

Владимиру Лякину 70

С Владимиром Лякиным я познакомился в 2012 году благодаря бизнесмену Виктору Бычковскому, большому энтузиасту изучения эпохи Наполеоновских войн.

Предстоял юбилей войны 1812 года и мы подготовили и издали книгу ”1812. Ратные поля Беларуси. Хроника битв”, посвящённую всем сражениям и боевым эпизодам войны 1812 года на земле Беларуси.

Так как авторский стиль и его идеи мне понравились, сотрудничество продолжалось, книги Владимира выходили в моей серии книг ТАКАЯ ИСТОРИЯ – сначала в издательствах Алексея Вараксина и ”Энциклопедикс”, затем, когда получил собственное свидетельство издателя, в своём.

Сотрудничество с Владимиром не всегда простое – авторам хочется видеть книгу как можно быстрее, для чего у издателя не всегда есть возможности. Остаётся результативным, – так как цели у нас совпадают, – это издание книг, раскрывающих интереснейшие страницы истории наших земель.

Интересно то, как Владимир, бывший морской офицер пришёл к труду историка исследователя – его отдаленный предок из России был в гарнизоне Бобруйской крепости, после войны женился и остался в Беларуси. Немалую роль сыграла и непосредственно семья Владимира в формировании его интереса к полной истории и патриотической окраске этого интересна. Провожая сына в Анголу, мать дала ему в дорогу Пана Тадэуша Адама Мицкевича, и эту книгу читал и перечитывал молодой тогда морской офицер между дежурствами.

Помимо отношений автора и издателя Владимир поддержал меня рекомендацией при вступлении в Союз белорусских писателей (с недавнего времени ликвидированный как официальная структура) – дав одну из трех необходимых рекомендаций. При этом подошёл к делу как всегда обстоятельно, прочитав все три моих вышедших на тот момент поэтических сборника и написав самую большую по объёму текста рекомендацию. Так как я пишу в основном по-русски, процесс приёма прошел достаточно сложно и рекомендации на собрании зачитывали. В результате я был принят при подавляющем количестве голосов ”за”.

На сегодня своим самым большим успехом Владимир называет изданную при поддержке Александра Зайцева в 2019 году книгу-альбом ”Последние защитники Великого княжества Литовского”, которая охватывает история боевых частей созданных из уроженцев белорусских земель в 1793-1794 и 1812-1814 годах. Специально для этого издания художником Александром Прибыловым нарисовано около 40 планшетов-изображений солдат и офицеров, что сделало книгу настоящим шедевром. Но мы не останавливаемся. Сейчас готовятся новые издания, например, расширенное переиздание мемуаров Яна Хлопицкого, шляхтича из-под Вильни учавствовавшего в большинстве военных операций наполеоновских войн в 1812-1814 годах. Но главное-книга рассказов для детей и подростков ”Пярсцёнак Тадэвуша Касцюшкі”, с посвящением ”Амаліі і Эміліі і іх сябрам”, которая расскажет в понятном для читателей изложении о событиях 18-19 веков. Надеюсь, здоровье позволит Владимиру написать ещё немало интересных книг, которые, в свою очередь, рассчитываю издать.

Роман Цимберов, поэт и издатель, Минск, 15 октября 2021

 

***

 

От ред. belisrael

Из книги «Кто есть кто в республике Беларусь. Защитники родной страны». Том 3, стр. 197. (Минск, 2007)

На октябрь 2021 Владимир Лякин автор 32 книг по краеведению и военной истории

Владимир один из тех редких энтузиастов, беззаветно любящий свой родной край (на листке с биографией указано, что родился в Хойниках, но скоро семья перебралась в Калинковичи, так что помню себя с малых лет калинковичанином), восстанавливающий его историю, которому должны быть благодарны, как живущие в нем, так и разъехавшиеся за последние десятилетия по разным странам. Это он в течение нескольких лет, изучая архивы Калинковичского военкомата и ряд др., вспомнил имена тысяч земляков, погибших и пропавших без вести в той далекой войне, а также вернувшихся с нее. Списки печатались раз в неделю в районной газете.

Почти три десятка лет плавания в холодных водах морей и мирового океана дают о себе знать и давно он ощущает серьезные проблемы со здоровьем. Хочется думать, что среди читателей сайта окажутся те, кто захочет помочь Владимиру. Для связи с ним обращайтесь на адрес этого  сайта.

 

Северный флот, 1976                                               Ангола, 1988

Помню, когда после окончания училища уезжал на Дальний Восток, был уверен, что уже домой не вернусь, война намечалась с китайцами. А вот же дожил до солидного юбилея, хотя из-за хвароб в основном дома сижу. Честно говоря, хотел тихо отметить в семейном кругу, но если для твоего уважаемого сайта, который читают многие земляки, такой материал нужен, прилагаю кое-что.

Из районной газеты «Калiнкавiцкiя навiны» за 14.08.2021

В районную газету уже года два ничего не давал, но откуда-то узнали про новую книгу, изданную с помощью добрых людей небольшим тиражом, и неожиданно для меня такая статья появилась.

Книга «Калинковичи и калинковичане» в основном составлена из статей, которые уже есть на твоем сайте, прилагаю из нее статью «Как писали историю Калинковичей». Желаю доброго здоровья и успехов.

Как писали историю Калинковичей

Письменные источники, по которым составлена книга, начали появляться в очень давние времена. И первый их них – датированный 1552 годом документ «Литовской метрики», где Калениковичи упомянуты наряду с еще 23 окрестными селениями, приписанными к Мозырскому замку. Составлением подобных административно-хозяйственных документов на местах занимались подкомории (судьи по граничным и межевым делам) при участии своих помощников – коморников (землемеров) и межевщиков.

После включения наших земель в состав Российской империи село, а затем местечко Каленковичи многократно упоминались в «ревизских сказках» (переписях населения), других административных и хозяйственных документах. Кроме известных нам военных и гражданских лиц, проводивших исследования калинковичской земли, было еще немало чиновного люда помельче, писцов и землемеров, фиксировавших местные топонимы в различных документах, на дорожных картах и межевых планах. За малым исключением, их имена канули в лету. Известно лишь, что первый план местечка составил в 1825 году землемер Алинович, план земель Каленковичской Свято-Никольской церкви составил в 1842 году землемер Леневский. Предпоследнюю «ревизскую сказку» по Каленковичам за 1850 год составил и подписал старшина здешнего сельского управления Дорофей Табулин (находился в должности с 1844 по 1861 год).

Добрым словом надо помянуть также настоятеля Калинковичской Свято-Никольской церкви о. Григория Малевича (1844–1903), который был основателем и наставником первого в местечке народного училища, собрал и сделал доступной для других первую в селении библиотеку. Свой вклад в калинковичскую историю внесли и некоторые путешественники, проезжавшие здесь в XIX веке по «казенным», научным и личным делам. Это чиновник А.К. Бошняк (1786–1831), впервые упомянувший местечко в печатном издании, этнограф и публицист П.М. Шпилевский (1823–1861), литератор В.Н. Маракуев, этнограф и фольклорист И.А. Сербов (1871–1943). Стоит поблагодарить и А.И. Круковского (1901–1945) – неутомимого исследователя восточного белорусского Полесья, ученого, историка и этнографа. В 1920-x – начале 1930-х годов он работал в отделе народного просвещения Мозырского округа. Энтузиаст создал и возглавил «Окружное товарищество краеведов», где было и Калинковичское отделение. Одним из его членов был А.А. Сергейчик (1901–?), входивший в первый состав Калинковичского райисполкома; единственный из «аппаратчиков» имевший законченное среднее образование, он занимал должность заведующего культотделом.

Известны и другие калинковичские краеведы той поры: М. Волотовский, В. Дорошевич, Д. Жудро, П. Казак, И. Пилькевич, М. Сосина.

Истинными патриотами, историографами своей малой родины являются и происходящие отсюда литераторы, назову лишь двоих. Сын калинковичского железнодорожника Д. Г. Сергиевич был последовательно белорусским поэтом (псевдоним Змитро Виталин), заключенным сталинского ГУЛАГа, отважным солдатом-фронтовиком, затем офицером, военным журналистом и писателем. После войны жил в Одессе, но часто навещал родные места. В 1982 году на Украине была опубликована его автобиографическая повесть «Давние годы». Это не только яркое литературное произведение, но и бесценный краеведческий материал о Калинковичах в 1919–1925 годах. К сожалению, книга не переиздавалась и осталась неизвестной широкому кругу наших читателей. Другой известный белорусский писатель и публицист, лауреат Государственной премии имени Якуба Коласа, премии Ленинского комсомола, уроженец Калинковичей В.А. Козько в ряде своих произведений показал очарование, красоту и богатую событиями, зачастую трагическими, историю родного края. Об этом читаем в его книгах «Високосный год», «Здравствуй и прощай», «Выратуй і памілуй нас, чорны бусел».

Первая известная нам попытка составить целостную историю Калинковичей была предпринята еще до Великой Отечественной войны. Этим занимался, как вспоминали бывшие ученики калинковичской железнодорожной школы (ныне СШ №4), преподававший там историю М.Т. Власенко (1910–1942). Но в годы фашистской оккупации собранные им материалы пропали, погиб и сам учитель – отважный офицер, командир взвода. В середине прошлого века эту работу возобновил известный в Калинковичах историк-краевед, директор СШ № 1 И.П. Литвиненко (1918–2001). Его знали как авторитетного, очень эрудированного и талантливого преподавателя. Уроки директора никто не пропускал, бывало даже, что приходили ученики из уже отучившейся смены, чтобы еще раз послушать яркий и увлекательный рассказ из отечественной истории. Иван Порфирьевич с начала 50-х годов стал собирать краеведческий материал и публиковать его в районной газете; так, он нашел в столичном архиве одну из калинковичских «ревизских сказок». В 1966 году по его инициативе и при поддержке города и района была утверждена и опубликована в газете «За камунізм» программа составления истории калинковичской земли. Написанием ее отдельных частей занимались школьные учителя истории и сотрудники учреждений культуры. Однако тогда эта работа не была завершена и фактически свелась к публикациям в районной газете.

Единственным заметным успехом той программы стало выявление в Центральном государственном историческом архиве БССР (ныне Национальный исторический архив Беларуси) документа 1793 года, упоминавшего местечко Каленковичи. Эта дата была принята как время основания селения, и летом 1993 года город торжественно, с большим размахом отпраздновал двухсотлетний юбилей. На нем была представлена изданная тиражом в 10000 экземпляров богато иллюстрированная книга «Калинковичи», другие предметы с юбилейной символикой.

Вторично к составлению калинковичской истории вернулись в 1990-х годах при реализации общереспубликанской программы составления и издания городских и районных историко-документальных хроник. Работу по написанию книги «Памяць. Калінкавіцкі раён» вел большой авторский коллектив под руководством минского историка В.Г. Ференца и редактора районной газеты И.И. Гариста. Из бюджета для этого были выделены определенные средства, в связи с чем и результат оказался более значительным, чем ранее.

заставка, гл. 1

В НИАБ был выявлен документ, позволивший перенести дату возникновения Калинковичей с 1793 на 1560 год. В объемной (798 страниц) районной хронике, изданной в 1999 году, впервые упоминались некоторые владельцы селения, каленковичский православный храм и школа при нем, были подробно описаны происходившие на калинковичской земле события Гражданской и Великой Отечественной войн, мирного строительства. Вместе с тем дореволюционный период истории собственно Калинковичей остался почти неосвещенным, а некоторые отнесенные к этому времени события (например, создания железнодорожной станции и узла) были неверно датированы. Продолжением этой работы стало издание в 2010 году книги калинковичского журналиста и краеведа А.В. Веко «Льецца памяці рака», освещающая историю калинковичской земли со 2-й половины XX века до наших дней. Он же опубликовал в районной газете и датированный 1552 годом отрывок одного из документов «Литовской метрики», где впервые упоминалось село Калениковичи.

С 2006 по 2012 год коллективом Калинковичского государственного краеведческого музея издавался краеведческий бюллетень «Калінкавіцкі летапіс», посвященный историко-культурному наследию региона. В результате анализа научной литературы и целевых запросов было установлено наличие не вводившихся ранее в научный оборот различных документов, относящихся к истории Калинковичей и других населенных пунктов района в Российском государственном военно-историческом архиве (Москва), Российском государственном архиве (Санкт-Петербург), Национальном историческом архиве Беларуси (Минск), Государственном архиве Гомельской области и Государственном архиве общественных объединений Гомельской области, Мозырском зональном государственном архиве. Республиканская газета «Літаратура і мастацтва» рассказала об этом в заметке «Жывое слова з мінулага». Там говорилось, что «…калінкавіцкія даследчыкі паставілі сабе задачу: давесці да ўсіх, хто цікавіцца сваім мінулым, раней невядомыя гістарычныя матэрыялы. У краязнаўчы музей паступіў шэраг водгукаў і падзяк чытачоў бюлетэня з Беларусі і з-за мяжы. Праца стваральнікаў «Калінкавіцкага летапіса» была адзначаная Ганаровай граматай Упраўлення па ўвекавечанні памяці абаронцаў Айчыны і ахвяр войн Узброеных сіл Рэспублікі Беларусь. Разам з тым, адсутнасць неабходнай матэрыяльнай і грамадскай падтрымкі праекта не дазваляе дасягнуць усіх пастаўленых перад ім мэт і ператварыць «Калінкавіцкі летапіс» у прыкметную з’яву гісторыка-культурнага жыцця рэгіёна». К сожалению, многообещающий краеведческий проект в итоге закрыли.

Безусловно, самыми многочисленными, самоотверженными, бескорыстными историками и краеведами были и будут наши педагоги и культработники. Ефим Матвеевич Фарберов, директор калинковичской СОШ № 6, стоял у истоков создания первого в нашем городе музея. Под его руководством в школе сложились прочные традиции военно-патриотического воспитания учащихся, велась активная работа по сбору документов и материальных свидетельств об освобождении города и района от оккупантов, антифашистском подполье и партизанском движении, героях-земляках. 9-го мая 1965 года, к 20-летнему юбилею победы советского народа в Великой Отечественной войне, в школе был открыт музей Боевой славы с богатой экспозицией, где были представлены фотографии, документы, боевые награды, воспоминания, письма и личные вещи советских воинов-освободителей, образцы оружия и военного снаряжения, найденные на местах боев.

Раиса Степановна Атаманова (1937–2017) родилась на побережье Черного моря, закончила Ялтинское педагогическое училище и, став женой офицера, волею судьбы оказалась в Калинковичах. Инициативный историк и краевед, она много лет возглавляла школьный музей боевой славы, которому в 1986 году было присвоено звание «Народного», была одной из создательниц районной историко-документальной хроники «Память». Уйдя на пенсию, продолжала руководить клубом старшеклассников «Патриот», проводила музейные экскурсии, участвовала в работе республиканского Военно-исторического товарищества.

Большая часть жизни калинковичанина Владимира Григорьевича Путикова (1917–1998) была связана с армией, куда он был призван в 1937 году. На фронте с первого дня Великой Отечественной войны. Стал офицером, командиром роты воздушно-десантного полка, был награжден двумя орденами Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За взятие Вены», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» и другими. Уволившись в запас в звании подполковника, вернулся в родной город, работал начальником охраны калинковичского мясокомбината. В 1980-х годах Владимир Григорьевич, собрав большое количество документов и воспоминаний очевидцев, написал большую книгу в жанре документальной повести о Калинковичах в годы войны. Известно, что автор обращался по поводу ее издания в некоторые белорусские издания, даже получил на повесть положительные рецензии, но книга так и осталась в рукописи.

Много интересного о прошлом родного города я узнал от калинковичанок Ольги Алексеевны Шманцарь (1918–2007) и Азы Семеновны Дорошко, предки которых Бадеи упомянуты в документах XVIII-XIX веков среди жителей местечка.

Среди молодого поколения калинковичских краеведов по призванию нужно особо отметить руководителя военно-исторического клуба «Поиск» Евгения Григорьевича Сергиенко и преподавателя истории Владимира Викторовича Гимбута. Хочется верить, что когда-нибудь, благодаря усилиям названных и еще пока не проявивших себя патриотов-краеведов в школах и других учебных заведениях нашего города и района появится факультатив с таким, примерно, названием: «Родиноведение: Калинковичская земля».

Сегодня калинковичане могут ознакомиться с историей своего города по десятку различных научно-популярных и краеведческих книг, вышедших в свет за последние три десятилетия. Некоторые из них изданы городскими властями к различным юбилеям, но большая часть, и самые интересные – благодаря бескорыстной помощи нескольких калинковичских уроженцев и патриотов. Это председатель Гомельского отделения Белорусского фонда Мира Т.И. Глушаков, председатель правления Новгородского отделения Российской академии бизнеса и предпринимательства М.Д. Скибарь, проживающий в США ветеран войны и труда Н.Р. Рошаль, генеральный директор минской фирмы «Белгазавтосервис» М.А. Супрунович, частный предприниматель В.С. Шевченко.

В.А. Лякин

 

Об истории еврейской общины Калинковичей и некоторых ее представителях читайте в нижеперечисленных очерках книги «Калинковичи и калинковичане»:

МЕСТЕЧКО

ГОРОДСКИЕ ЛЕГЕНДЫ

УЛИЦА ПОЧТОВАЯ (СОВЕТСКАЯ)

УЛИЦА ЗЕЛЕНАЯ (КРАСНОАРМЕЙСКАЯ)

УЛИЦА БАРАНОВСКАЯ (КАЛИНИНА)

УЛИЦА ГИМНАЗИЧЕСКАЯ (ЛУНАЧАРСКОГО)

ДОПРИЗЫВНИКИ

ИЗВОЗЧИКИ

ВЕСЕННИЙ ВЕТЕР РЕВОЛЮЦИИ

ДЕЛО НЭПМАНА РАБИНОВИЧА

МЭР МЕСТЕЧКА

ПАМЯТЬ ОГНЕННЫХ ЛЕТ

Опубликовано 16.10.2021  13:19

 

Виталий Трахтенберг о сыне Илье, осужденном по «студенческому делу»

Виталий Трахтенберг: «Сын не подписывал никаких бумаг или прошений о помиловании»

Диана Середюк, «Новы час», 01.09.2021

В своём последнем слове осуждённый на 2,5 года по «студенческому делу» Илья Трахтенберг сказал: «Независимо от того, что меня ждёт, я останусь свободным человеком, потому что я могу самостоятельно думать и принимать решения». Мы встретились с отцом Ильи Виталием, спросили у него о судьбе сына после оглашения приговора и о том, как живет семья последние 10 месяцев.

Надеялись, что после разговора со следователем сын вернётся

Для тогда еще 18-летнего Ильи Трахтенберга выборы 2020 года были первыми в его жизни. До этого он не проявлял особой активности в предвыборных событиях, но 9 августа стало «спусковым крючком» для парня. В начале учебного года Илья, тогда ещё студент-второкурсник мехмата БГУ, присоединился к мирным студенческим протестам.

— Он искренний парень, и просто утереться, сделать вид, что ничего не случилось — это не о нём, — говорит Виталий Трахтенберг. —Когда была встреча с ректором, ребята предложили Илье пойти к нему от мехмата. Он был активен с первых дней сентября, но ничего противозаконного не делал.

Никто в семье не мог предположить, что парень будет расплачиваться за свою деятельность свободой. Но 12 ноября в квартиру, где жил Илья, пришли трое сотрудников КГБ. Виталий, который тогда был с сыном, говорит, что обыск проходил корректно: никаких «маски-шоу» с выламыванием дверей.

— Мне дали в руки удостоверения, чтобы я мог их прочитать, постановление, единственное, что нельзя было его сфотографировать. Они разрешили мне позвать своих понятых и не заходили в квартиру, пока я не изучу документы. Илье разрешили отправить SMS матери.

Никто не говорил, что молодой человек будет задержан — говорили, что нужно что-то «уточнить». Поэтому родные Ильи надеялись, что он вернется после разговора со следователем.

— Ему ещё так заботливо сказали: «Ты возьми рюкзак для ноутбука, чтобы было в чём нести, когда пойдешь назад». Поэтому были определенные иллюзии, — вспоминает Виталий.

Тогда он ещё не знал, что сыну надели мешок на голову и повезли в КГБ. Вечером позвонили родителям и сказали, что Илья задержан на три дня, потом — что на 10. Иллюзии исчезли.

Родители быстро сориентировались. С первого дня у Ильи был адвокат. Однако на следующий день после ареста парня допросили в присутствии другого коммерческого юриста. К ее услугам семья не обращалась, но, по словам отца политзаключенного, она всё равно пытается получить от Виталия деньги за работу.

Мечтает стать архитектором и продолжить династию

Мужчина неохотно делится эмоциональными моментами из жизни сына и рассказами о его детстве. В семье пытаются контролировать свои эмоции — это помогает не отчаиваться, держаться самим и подбадривать Илью.

— Илья — парень, который увлекается и глубоко изучает тему. Очень активно участвовал в клубе интеллектуальных игр «Что? Где? Когда?», ему нравятся графика, черчение, занимался этим в гимназии. Ленился — учителя говорили, что если бы он делал как надо, то результаты были бы отличные. Илья играет на гитаре и пишет песни, в школе увлекался геологией, металлами, интересовался марками – у моего дедушки коллекция, немного — астрономией. Он открытый, искренний и выносливый парень, – говорит Виталий Трахтенберг.

Илья мечтает стать архитектором и продолжить династию. Его прадед, известный архитектор Наум Трахтенберг, фактически отстроил послевоенный Минск — разработал генеральный план столицы и других городов. Дед — архитектор-оформитель. После школы Илья поступал на архитектуру в Санкт-Петербурге, но не прошёл, поэтому вернулся в Минск и пошел на мехмат в БГУ. Но на втором курсе решил, что зимой после сессии заберёт документы и снова попробует поступить на архитектуру. Правда, Илью исключили в октябре, незадолго до задержания. Формально — за пропуски, по факту — за активность.

Родители Ильи в разводе, но теперь они едины в поддержке своего сына и называют это «работой в команде». Оба они с сильными характерами, и это передалось сыну. Кроме мамы и папы, парня ждут 80-летняя бабушка и две младшие сестры, одной из них 18, другой — 3.

Начал заниматься спортом, поменял прическу, переболел

«Дело студентов», несмотря на множество препятствий, широко освещалось в СМИ. В июле 12 фигурантов дела были признаны виновными в «активном участии в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок». Они находятся за решеткой почти 10 месяцев.

Еще в начале года Виталий смог получить несколько свиданий с Ильёй. Он отмечает, что логика разрешения или запрета на встречи с заключенными непонятна. Насколько известно Виталию, сын не подписывал никаких бумаг и прошения о помиловании — это его принципиальная позиция, поскольку парень не считает себя виновным.

В заключении выбор занятий невелик, и в основном Илья проводил время за настольными играми и шахматами.

— Он сразу пришел и сказал, что умеет играть в шахматы, но ему быстро показали, что он погорячился — там хватает и лучших игроков. Начал заниматься спортом — смеюсь, что хоть кто-то его заставил. А то обычно я отжимаюсь, а он лежит на диване с гитарой или смартфоном, — рассказывает Виталий Трахтенберг.

Около месяца назад Илью Трахтенберга этапировали из минского СИЗО на улице Володарского в могилёвскую тюрьму, что является промежуточным этапом перед отправкой в колонию. Буквально накануне родственники ещё могли увидеться с ним.

— Этап был очень трудным, Илья ехал в наручниках. Но «повезло», что руки были сцеплены спереди. Конвой — с пустыми глазами. Первым делом они для чего-то вытряхнули из конвертов все письма. Поэтому Илье пришлось их собирать, когда приехал, — сообщает отец политзаключенного.

Он узнал, что Илья изменил свою фирменную пышную прическу — постригся очень коротко. Парень утверждает, что его к этому никто не принуждал, он сам решил сменить имидж. Однако родственники других политзаключённых говорят, что, несмотря на все шампуни, у заключенных появляются вши. Возможно, исходя из этого, Илья и постригся.

До недавнего времени парень не жаловался на свое здоровье. Сразу после задержания, когда его поместили в СИЗО КГБ, отец собрал для него передачу с витаминами и успокоительными средствами. Но сын сказал, что не использовал их, а полагался на силу своего организма.

— А тут он попросил витамины и средство от простуды. В письме к Наде (матери Ильи — НЧ) он написал, что почти выздоровел, и я так понял, что он успел подхватить болезнь.

Но, судя по письмам, сын держится нормально.

— Мы пишем ему бодрые письма, не рассказывая о том, что здесь происходит, и он таким же образом нас бережёт, — признаётся Виталий Трахтенберг.

«Главное, чтобы все были вместе»

Отвечая на вопрос, как удаётся преодолевать испытания, которые так неожиданно обрушились на семью, Виталий Трахтенберг лишь иронично улыбается и повторяет: «Нормально, прорвёмся». И действительно: дела, от которых семья Ильи раньше была далека, теперь совершаются на раз-два. За время заключения сына родителям пришлось освоить много новых навыков: изучить юридическую терминологию, на память выучить правила упаковки передач в разных СИЗО. А ещё — писать в тюрьму письма поддержки незнакомым людям и не ждать их ответов.

— Я понимаю, что там работает та же схема, что и с Ильей: письма в основном приходят от родственников. На «Володарку» письмо шло в среднем 12 дней. Здесь, в Могилёве, срок вроде бы немного сократился — семь дней, хотя я всегда пользуюсь использую конверты первого класса.

Виталий каждый раз пишет сыну длинные письма по 4-6 страниц. О чём можно писать, когда кажется, что слов поддержки уже не хватает?

— Я фактически не пишу ему слов поддержки — только в начале и в конце, когда прощаюсь. Учитывая, что у меня «квест» со строительством и ремонтом, этого достаточно, чтобы было о чём рассказать в письме. Пишу о вещах, не имеющих отношения к тому месту, где он находится, так как понимаю, что цензор всё читает. У сына новостей гораздо меньше. Он пишет в основном о том, что нужно передать в передачах, и некоторые нейтральные новости.

Отец политзаключенного убеждён: тем, кто за решёткой, важно знать, что их помнят, поэтому нужно продолжать писать, даже если ответы не доходят. А вот с передачами нужно быть осторожнее.

— По нашему опыту: передача в СИЗО ограничена 30 килограммами. И у нас рассчитано по 7,5 килограмма раз в неделю. Но были случаи, когда кто-то хотел сделать что-то приятное и что-то передавал, не предупредив, и у нас заканчивался лимит. Мы с Ильёй общаемся и знаем, что нужно передать и в каком количестве. Поэтому, если кто-то хочет поддержать заключенного, лучше отправить посылку, потому что её вес не входит в вес передачи, или положить деньги на счёт — но это можно сделать в СИЗО, а не в колонии — там только от родственников. Это может быть минимальная сумма, но будет написано, от кого. И если письмо может не дойти, то перевод дойдёт гарантированно. Ну и заключенный сможет купить себе карамельку.

Важно поддерживать и родных политзаключенных, правда, здесь у всех ситуации разные. Кому-то нужна финансовая помощь —- счета за услуги адвокатов внушительные. Кому-то — физическая: не все родственники живут в Минске, иногда они могут отправить на маршрутке сумку с передачей, и нужно, чтобы кто-то ее забрал отнес и передал в СИЗО.

— Единого рецепта нет, но главное — всем быть вместе. Поскольку режим пытается всех раздробить, чтобы все боялись кому-то помочь. И сохранять взаимоподдержку — один из вариантов противостояния.

«Я крепко пожму ему руку и отправлю из страны как можно скорее»

Дата обжалования приговора по «студенческому делу» пока неизвестна, но ожидается, что слушание состоится в начале октября. К этому времени подойдёт половина срока заключения, и отец рассчитывает, что Илья сможет подать на условно-досрочное освобождение, несмотря на то, что в СИЗО, как и других, его поставили на учёт как «склонного к экстремизму».

— Здесь много нюансов: в суде с них сняли статью о совершении преступления в группе лиц, и поскольку это первое заключение, они не могут быть экстремистами. И нигде в Процессуально-исполнительном кодексе не сказано, что при постановке на учёт нельзя подавать заявление на УДО. Поэтому мы делаем всё возможное в существующем правовом поле и используем все существующие законные механизмы.

Совершенно не считаю его виновным, его друзья, наши соседи считают его героем и передают слова поддержки. Я хотел бы посоветовать ему следовать правилу трёх «H»: не верь, не бойся, не проси.

Если мне удастся вытащить его до окончания этого режима, я сначала крепко пожму ему руку, а затем как можно скорее отправлю его из страны. При условии, что он сам согласится на это.

Если хотите поддержать Илью, напишите ему письмо или открытку: Тюрьма № 4. 212011, г. Могилёв, ул. Крупской, 99А, Илья Витальевич Трахтенберг.

Фото Яны Трусилo

Перевод с белорусского belisrael

Источник

Опубликовано 06.09.2021  11:39

ПАМЯЦІ ПАЭТА АЛЕСЯ РАЗАНАВА

Нельга забыць

(развітальнае слова ад В. Жуковіча)

У вечнасць пайшоў зоркі наш волат духу Алесь Разанаў, знакавая постаць беларускае літаратуры, смелы наватар у космасе паэзіі і філасофскае думкі, няскораны, хоць і пакараны ў 1968-м як змагар за лепшую долю роднае мовы. Ён выступаў за выкладанне на філфаку ўніверсітэта профільных прадметаў па-беларуску і быў выключаны з БДУ.

Мы з ім пазнаёміліся ў Берасці, калі ён, вучань сельскае школы, энергічны і сімпатычны рослы хлопец у кірзавых ботах, прыязджаў з роднага Сяльца (Бярозаўшчына) пачытаць свае вершы ў творчым асяроддзі на літаратурным аб’яднанні знанага прафесара і крытыка Уладзіміра Андрэевіча Калесніка (пры рэдакцыі абласной газеты). Па вершах школьніка адчувалася: іх аўтара абміне хвароба ўласнага росту, якая здараецца з пачаткоўцамі. Нас, ягоных слухачоў, шмат што зачароўвала ў прадэкламаваных творах. Надта нязвычнымі, свежымі паўсталі яны. Невыпадкова рана з’явіліся ў газетах першыя публікацыі паэта – у 1961 годзе; яму тады споўнілася 14 гадоў.

Пазней сустракаліся мы даволі часта, калі Алесь, падтрыманы Максімам Танкам і Уладзімірам Калеснікам, працягваў і завяршаў універсітэцкую адукацыю ў горадзе над Бугам. Бываў зямляк няраз у маёй кватэры. Тады, у далёкім ужо 1968 годзе, я прысвяціў яму верш. У знак падтрымкі пасля выключэння з БДУ.

***

Алесю Разанаву

Няма гармоніі, дый годзе:

да чысціні ўсё ліпне бруд.

А Гулівера часта водзіць

за нос духоўны ліліпут.

Ля вернасці снуецца здрада,

пад маскай – чорная мана.

Таму цьмянее часта радасць

і прыпазняецца вясна.

А ты ўставай, адвагі поўны,

надзеі дзёрзка ўваскрасі

і неўтаймоўны дух бунтоўны

няўтомна

на алтар нясі.

Шчодра адораны ад прыроды, працаваў Алесь Разанаў актыўна, інтэнсіўна разгортваў свой талент, усё часцей друкаваўся ў перыёдыцы, выдаваў зборнікі, моцныя стваральнаю энергіяй паэта-мысляра, эксперыментатара. Інтэлектуальная беларуская прастора ўвачавідкі багацела з ягоным прыходам у літаратуру. «Адраджэнне» – так неардынарна быў названы паэтычны першынец Разанава, тады яшчэ студэнта (1970). Хай сабе тая кніжачка засведчыла, што яе аўтар выхоўваўся ў савецкай рэчаіснасці, але ў ёй змешчаны цудоўныя вершы: «Мова», «Паганіні», «Тамaза Кампанела», «Вытокі», «***Які запал!»… Далей ішлі прыкметна разняволеныя і ўскладнёныя (як зместам, так і жанрава) кнігі: «Назаўжды» (1974), «Каардынаты быцця» (1976), «Шлях-360» (1981), «Вастрыё стралы» (1988), «У горадзе валадарыць Рагвалод» (1992), «Паляванне ў райскай даліне» (1996) ды іншыя. Побач з вершамі, мініяцюрамі, паэмамі, баладамі ягоныя кнігі засяляюць чыста разанаўскія жанры: версэты, вершаказы, зномы, пункціры… Галоўнае ж у тым, што як традыцыйныя, так і наватарскія творы паэта вызначаюцца гуманістычным зместам.

Я не мог не радавацца дасягненнямі і перамогамі Алеся Разанава, як не мог не разумець, што Разанаў – бязмежны, як далягляд, неабсяжны і невычэрпны, як акіян, і непераможны, як ісцівая праўда. Ён – лаўрэат Дзяржаўнае прэміі імя Янкі Купалы (1990, за кнігу паэзіі «Вастрыё стралы»), лаўрэат прэміі імя Наталлі Арсенневай (па выніках конкурсу на лепшую кнігу паэзіі за 2017 год).

Люблю перачытваць кнігу «З апокрыфа ў канон» (з такім незвычайным аўтографам: «…чыё месцажыхарства між аблокаў і васількоў – Васілю Жуковічу. Алесь Разанаў 16.11.10»), асабліва – «Жыта і васілёк» (Слова пра Максіма Багдановіча). Пра яе можна сказаць: сэрца на далоні. Разанава сэрца, мудрае, мужнае, трапяткое. Тут ёсць узрушальныя праўдзівасцю і прароцтвам выказванні, як вось гэтае: «Людзі затапталі Хрыстовы сляды – і паміж планамі (прыродным, чалавечым і боскім) парушылася сувязь; людзі затапталі Хрыстовы сляды – і па затаптаных Хрыстовых слядах прыйшлі іншыя істоты, “гора” беларускага народа. Хто яны? Кажучы словамі нашага выдатнага паэта Пімена Панчанкі, гэта – клан, гэта – клас, гэта – гразь. Прыйшла гразь – і запэцкала прыгожы малюнак “Апокрыфа”. Яна запэцкала і пэцкае сёння нашу спадчыну, нашу культуру, нашу мову, нашу гісторыю». І яшчэ: «Ніхто так не прагне ўлады і не чапляецца за ўладу, як гразь: такая ў яе анталогія. Але ж не вечна доўжыцца гэтаму ганебнаму стану рэчаў, не вечна гразі панаваць, нават калі ашуканы і запалоханы ёю народ усё яшчэ лічыць, што яна ўдзень і ўначы рупіцца пра ягоны дабрабыт!.. Ды не будзе народ апраўданы толькі за тое, што ён народ, але на любым судзе будуць апраўданы тыя адважныя душы, што не пакрывілі сумленнем і не схіліліся перад уладай гразі».

Знакаміты арыгінальны паэт і эсэіст Разанаў стаўся й выдатным перакладчыкам, валодаючы рознымі мовамі. Нямецкую і літоўскую ведаў настолькі дасканала, што змог сам складаць вершы і па-літоўску, і па-нямецку. Рупіўся пра ўзбагачэнне беларускае літаратуры іншамоўнаю перакладною паэзіяй, паклапаціўся пра выданне анталогій грузінскае і літоўскае паэзіі па-беларуску, прывабіўшы і мяне такою адказнаю справаю. Алесь умеў пераконваць і дамаўляцца. Дзякуючы яму я пабываў і ў Тбілісі, і ў Ташкенце. Пасля ташкенцкага семінару выдаў у Менску кніжку перакладаў з старажытнаўзбекскае мовы выбраных твораў слыннага Алішэра Наваі.

Як натуральна пачыналася, так і доўжылася нашае сяброўства. Алесь адорваў мяне сваімі кнігамі з зычлівымі аўтографамі. На тытульнай старонцы першага зборнічка «Адраджэнне» 17 жніўня 1970-га паэт-юнак пажадаў мне, «каб цвёрда трымаўся на Зямлі і каб праз нейкі час крэмзаў аўтограф» яму. А ў студзені 1996 года ёмістую кнігу «Паляванне ў райскай даліне» падпісаў па-разанаўску арыгінальна: «Мінчуку, але ўсё роўна заўсёднаму берасцейцу…» У савецкі час бязбожжа з ягоных рук я атрымаў нечаканы, але жаданы падарунак – БІБЛІЮ.

Прысутнасць Разанава-лідара азначала ўплыў. Выдатна адчуваў ён, хто на што здатны. Пад ягоным уплывам, да прыкладу, Ніна Мацяш стварыла шэраг бліскучых паэтычных партрэтаў сваіх сучаснікаў, Анатоль Вярцінскі – некалькі казанняў.

Цяпер успамінаецца ўсё да драбніцаў, звязанае з асобаю авангарднага творцы, няўрымслівага чалавека, у тым ліку – сустрэчы, гамонкі, вандроўкі. Прыемна ўзгадаць, як мы з ім, А. Вярцінскім, В. Буландай не без прыгодаў дабіраліся ў Белаазёрск на паэтычныя чытанні ў гонар незабыўнае зямлячкі Ніны Мацяш. Алесь быў вельмі сутнасны і красамоўны прамоўца. Ягоныя прамовы ўспрымаліся як мастацкія творы. Не забудзецца і яго выступ на маёй юбілейнай вечарыне, дзе ён цытаваў мой верш «***Бяссонне…»

Аднаго разу Алесь даверыў мне свой сон: ён апрануў новую ільняную кашулю… Я тады сказаў: «Алеська, ты неўзабаве ажэнішся, і твая абраная будзе вельмі спрыяльная табе для жыцця». Так яно й сталася… Няхай бы, дружа, доўжылася і доўжылася тваё зямное жыццё, тваё шчасце ў сям’і і ў літаратуры! Ды лёс не перайначыш.

Калі сястра Алесева Люба ўгаворвала яго любымі сродкамі змагацца з няўмольнаю хваробай, ён суцяшаў яе: што хацеў, здзейсніў. Але, як сведчыць Любоў Сцяпанаўна, ён збіраўся, ды не паспеў, стварыць гісторыю Сяльца, сваёй немалой радзімы.

У журботны дзень развітання з Алесем 28 жніўня ў сталічным храме Пятра і Паўла, пасля прачулае беларускамоўнае паніхіды сябры Саюза беларускіх пісьменнікаў, услед за старшынём СБП Барысам Пятровічам, пранікнёна выказвалі свае думкі пра вялікага, у чымсьці геніяльнага Алеся Разанава. Любоўю і цеплынёй былі прасякнутыя ўспаміны родных ды блізкіх пра выдатнага творцу і чалавека – за сталом памінальным, дзе пачаў шчырую, праніклівую гаворку блізкі сябра сям’і Зміцер Санько. Не без хвалявання Галіна Разанава, Алесева жонка, казала, якім высакародным, далікатным і мужным быў муж. Яшчэ распавяла яна, што Алесева маці ў 1968 годзе ў лісце да Максіма Танка пыталася, чым правініўся яе сын, і што класік адказаў ёй: «Ваш сын ні ў чым не вінаваты. Вы павінны ганарыцца такім сынам!»

Даражэнькі наш Паэце, дзякуй табе за ўсё незабыўнае! Няхай будзе лёгкім шлях у царства на нябёсах тваёй высокай, светлай душы!

Васіль Жуковіч

***

Jury Paciupa (fb, 26.08.2021, 18:55)

Памёр Алесь Разанаў (1947–2021)

Нараджаемся не для смерці,

Нараджаемся мы, каб жыць,

Ды страла нацэлена ў сэрца,

Праз вякі ўжо страла ляціць.

Гэтыя радкі Леаніда Якубовіча, які загінуў у 22 гады, амаль аднагодка Алеся Разанава, нібы ліст з таго свету аўтару зборніка «Вастрыё стралы».

Так, паэты не паміраюць… Але чалавек, крыніца вершаў, крыніца мудрасці, ужо ніколі не пацешыць нас сваімі новымі радкамі. Кім быў Алесь Разанаў? Для нашага пакалення ён быў Настаўнікам, для Беларусі ён быў знакавай Постаццю, для вечнасці – Паэтам. Мы ўсе вучыліся на ягоным «Шляху-360», на ягоным «Вастрыі стралы»… У кожнага з Разанавым было нешта асаблівае, асабістае і асабовае, у кожнага сваё, нават калі мы беглі ад яго, каб не стаць эпігонамі, мы вучыліся ў яго быць самымі сабою.

* * *

Для мяне Алесь Разанаў адкрыўся зборнікам «Шлях-360» (1981), на які я выпадкова натрапіў у кнігарні мястэчка Азёры, вярнуўшыся ў 1985 г. з войска. Дагэтуль я быў знаёмы з авангарднай паэзіяй, пераважна па хрэстаматыях, але пасля зборніка «Шлях-360» усе французскія авангардыстыя выглядалі яснымі і празрыстымі. Я проста не мог паверыць, што такі зборнік выйшаў у Менску, у СССР, дзе панавала тэорыя сацыялістычнага рэалізму. Я яго чытаў і перачытваў і не мог начытацца, у мяне ён уваходзіў цэлымі фразамі, якія потым адгукаліся ў маіх вершах. Тады я яшчэ не адважыўся пераймаць стыль Алеся Разанава, хіба толькі спрабаваў, але я быў зачараваны таямнічасцю і герметычнасцю кнігі, яе рацыянальнай архітэктонікай і ірацыянальным зместам, зачараваны сугестыяй і магіяй слоў. Уражваў нават партрэт паэта, мужны твар мага ці ваяра, тутэйшы і нетутэйшы, пранізлівыя вочы, дзіўнае падабенства з антычнымі выявамі, з прыхаднямі з космасу. Праўду кажу, часамі мяне наведвала дзіўнае пачуццё, што гэта чалавек з Марса, з Неба, аднекуль здалёк… Што ён валодае надзвычайнымі здольнасцямі і гэтыя здольнасці дазволілі яму не зважаць на агульнапрынятую эстэтыку. Я і пазней, распытваў, лавіў кожнае слова пра паэта і, калі аднаго разу пачуў, як яго бачылі ў бібліятэцы засяроджаным і нерухомым у медытацыі некалькі гадзін, я верыў, зноў і зноў пераконваўся, што гэта няземны чалавек.

Нарэшце, у верасні 1987 г., я наважыўся паехаць да Алеся Разанава, каб пазнаёміцца асабіста. Праз школьнага сябра, які вучыўся ў Менску ў РТІ, здабыў у даведцы хатні адрас і пайшоў у госці. Як цяпер помню, ішоў па вуліцы Веры Харужай, ішоў, як да бога, як да мага, як у дом чарадзея. Мінаў я – хлопец з правінцыі – касмічныя знакамітыя менскія кукурузіны, якія мяне толькі пераконвалі, што я іду да няпростага чалавека. Лічыў дамы, мінуў нейкі раўчук, як мне падалося, трапіў у шэраг хрушчовак, дзе і знайшоў кватэру паэта. Вядома, прыйшоў не папярэдзіўшы, не патэлефанаваўшы, мне і ў голаў тады не магло прыйсці, што культурныя людзі перш тэлефануюць. Дзверы адчыніла жонка, выбегла дзіця, потым выйшаў паэт і запрасіў мяне ў пакой. Гаварылі мы мо’ з гадзіну, мо’ менш, помню, я пытаўся, якія яго ўлюбёныя паэты, ён не назваў нікога, але працытаваў усходняга паэта, вылучаў не імёны, а асобныя вершы. Найболей мяне ўразілі словы пра паэзію, якая зношваецца, сціраецца і не захапляе «шасцерню часу», таму патрэбныя новыя словы, новыя формы. Гэта было не пра «актуальнасць», якою нам забівалі галовы, гэта было нешта іншае. Гэта было нават не пра час, а пра вечнасць.

Выйшаў я ад Алеся Разанава іншым чалавекам, хоць нічога асаблівага, калі глядзець цяперашнімі вачыма, ён мне не казаў. І, барані Божа, не крытыкаваў. Пабыўшы ў паэта, я зразумеў, што пісаць так, як я пісаў, нельга, а як – яшчэ не ведаў. Пэўны час я знаходзіўся пад уплывам Алеся Разанава, потым старанна пазбываўся ягонага ўплыву. Гэта быў бунт вучня супраць настаўніка.

***

Невялікі штрышок у паэтыку Алеся Разанава, проста дэталь. Пачну здалёк. Істотнае не толькі тое, што ёсць, але і тое, чаго няма. Часам бязбытнасць нечага больш істотная, чым бытнасць. Прыкладам, істотна не так тое, якія словы мы ўжываем, як тое, якіх НЕ ўжываем. Калі мы засмецім мову барбарызмамі, няўдалымі наватворамі, то ніякае багацце лексікі не ўратуе нас ад неахайнасці стылю, так і будзем хадзіць нехлямяжыя. (Таму я ніколі не ўжываю ні «вырашыць», ні «распавядаць», як і аўтары XIX ст.)

А. Разанаў (злева) – супрацоўнік аддзела крытыкі і літаратуразнаўства выдавецтва «Мастацкая літаратура». Фота 1982 г. адсюль

Пяціпавярховік па вул. В. Харужай, 46/1, дзе ў 1976–1991 гг. жыў Алесь Разанаў (фота В. Рубінчыка, 2020)

Калі ў Анатоля Сыса няма вершаў пра каханне (пра маці, пра жанчыну як з’яву быцця ёсць, а пра каханне – няма), то ў Алеся Разанава няма санетаў. Некалі ў анкеце часопіса «Крыніца» я прасіў яго напісаць санет, але ён так і не напісаў. І правільна зрабіў. Разанаў усім сваім паэтычным іством быў завостраны (зноў вастрыё стралы!), каб ствараць уласныя формы: версэты, пункціры, квантэмы, вершаказы… Для яго паўтарыць ужо знойдзенае не так цяжка было, як было б здрадай сабе самому. Ён спыняўся, калі не знаходзіў новага – істотнага (любіў ён гэтае слова). Ён умеў не толькі пісаць, але і маўчаць, як кожны праўдзівы паэт. Гэта ад яго я засвоіў правіла, што паэт не мусіць шмат пісаць, бо шматпісанне разбэшчвае, змушае паўтарацца, рабіць неабавязковае, а абавязковае – тапіць у неабавязковым. Што толькі куча друзу прырастае колькасцю, а літаратура – якасцю.

Апублiкавана 01.09.2021  14:37

Нынешняя Беларусь. За что уволили генетика Марину Шаптуренко

“Всё, чем я жила, пришлось оставить”. Генетик отдала четверть века Академии наук и… была уволена

Доктора биологических наук Марину Шаптуренко 13 августа уволили с должности главного научного сотрудника Института генетики и цитологии Национальной академии наук Беларуси.

16.08.2021

Марина Николаевна рассказала Зелёному порталу о своих профессиональных интересах и жизненных изменениях последнего года.

 

О выборе профессии

Моя история не слишком отличается от биографий людей моего поколения. Родилась в Минске в 1973 г. в семье учителя и инженера. Могу сказать, что имела почти беззаботное детство в эпоху застойной стабильности СССР.

Почему мой выбор профессии пал на биологию, трудно сказать. Среди школьных предметов больших приоритетов не было. Ближе к окончанию школы задала себе вопрос: «Чем бы мне хотелось заниматься?» Любила природу и телепередачу “В мире животных”, что и определило мой выбор. Тогда казалось, что с Перестройкой мы получили широкие возможности для образования и развития.

С 1991 г. я училась на биологическом факультете БГУ и одновременно работала, чтобы обеспечить свои расходы и облегчить жизнь родителей.

Попробовала себя в качестве техника, лаборантки, секретаря и агронома. Так что к моменту защиты диплома в 1996 г. имела представление о перспективах работы в бюджетной и частной сфере. Тяга к науке оказалась сильнее.

Дипломную работу я выполняла в Ботаническом саду Национальной академии наук, где хотела продолжить исследования уже в качестве аспиранта. Но на моё заявление ответили отказом.

Тогда финансирование было скудным и общее состояние Ботанического сада, как, впрочем, и всей Академии наук, было далеким от удовлетворительного, поэтому предпочтение отдавали физически крепким парням, способным помимо освоения программы аспирантуры выполнять тяжёлые неквалифицированные работы.

Тогда я впервые задумалась о правильности выбранного пути. Представлявшиеся первоначально возможности оказались иллюзорными. Но вокруг я видела истинных энтузиастов своего дела. Таким важным для меня и моего пути в науке оказался Александр Чаховский, научный сотрудник ботанического сада, который, наблюдая мою увлеченность биологией, предложил обратиться в Институт генетики как один из ведущих в биологическом отделении Академии наук.

Тогда, в 1996 году, Институтом руководила академик Любовь Хотылёва. Встреча с ней определила моё будущее в генетике и подарила мне замечательного учителя, теплые дружеские отношения с которым продолжаются до сих пор, и это одна из больших ценностей в моей жизни.

Оглядываясь назад, могу сказать, что мой научный путь, как, впрочем, и развитие самой науки в Беларуси после Перестройки, складывался «вопреки». В 1996 году, когда я поступила в аспирантуру, финансирование было настолько мизерным, что реагенты для экспериментов приходилось покупать за собственные средства. Участие в конференциях было возможным только при поддержке организаторов или спонсоров, которую удавалось получить в исключительных случаях.

При этом я работала в коллективе высококвалифицированных и увлечённых своей работой учёных лаборатории гетерозиса и генетики количественных признаков под руководством академика Любови Хотылёвой. Это был коллектив единомышленников и работа, которую не просто выполняли, а проживали с полной отдачей.

Основные практические навыки исследовательской работы, помощь и поддержку при выполнении диссертационного исследования я получила здесь. Именно такая атмосфера обеспечивала преемственность.

 

О преобразованиях в Академии наук: 2000-е

С начала 2000-х гг. в Академии наук началась реорганизация, последствия которой значительно отразились на профессиональном составе и, следовательно, состоянии науки в стране. Был изменён Устав НАН Беларуси, в результате чего наряду с другими поправками в состав Общего собрания, прерогативой которого являлась координация деятельности Академии наук, была введена квота для представителей министерств, органов государственного управления и учреждений образования, пропорциональная количеству лиц с учёными степенями.

Таким образом академики и учёные утратили право самостоятельной координации научной деятельности. Должность Президента Академии наук также утратила статус выборной. С этого момента руководители не избираются из числа академиков, а назначаются непосредственно Александром Лукашенко.

В 2002 году в НАН Беларуси появляется аграрное отделение в результате присоединения аграрной Академии наук. С этого момента доля управленцев от аграриев в НАН Беларуси неуклонно растёт. Изменения в структуре Академии отражали процесс формирования в стране вертикали власти под руководством Александра Лукашенко и затронули также все структурные организации, включая Институт генетики и цитологии, со всеми вытекающими последствиями. В этот период мы потеряли значительную долю высокопрофессиональных специалистов.

Исчезли отдельные направления исследований и школы. Была нарушена система преемственности. Ценность личности утратила значение. Некоторые позитивные изменения в виде совершенствования материально-технической базы в большей степени были обусловлены состоянием экономики Беларуси и авторитетом в правительстве Михаила Мясниковича (первый назначенный Председатель Академии наук).

 

О генетических исследованиях

Несмотря на все сложности, в том числе смену темы темы диссертации в связи с гибелью экспериментальных посевов по причине длительного засушливого сезона и недееспособности системы орошения опытной станции Института, я защитила кандидатскую диссертацию в 2004 г. и продолжила работу в области генетики растений.

Вплоть до 2013 г. совместно с коллегами из Института генетики и цитологии и Института овощеводства я занималась разработкой проблемы гетерозиса (феномен, обусловливающий превосходство гибридов первого поколения над родителями, позволившее на практике значительно поднять сборы урожая многих важных сельскохозяйственных культур во всем мире). Мы исследовали генетические аспекты этого явления и создали с участием коллег-селекционеров ряд сортов и перспективных форм хозяйственно важных культур, большинство из которых районированы по нашей стране.

Планов на докторскую диссертацию изначально не было. Однако за годы работы были накоплены обширные данные, которые требовали обобщения. К тому же с исследования феномена гетерозиса в 1965 г. фактически начал свою работу Институт генетики и цитологии под руководством Николая Турбина.

Мы перешли от математико-статистических моделей описания генетических явлений к их молекулярным основам. Подготовка монографии и обобщающей диссертационной работы была делом чести. Тем более я имела надёжную поддержку моего друга и учителя – академика Любови Хотылёвой.

 

О преобразованиях в Академии наук: 2010-е

После структурной реорганизации Института в 2010 г. лабораторию, в которой я выполняла исследования, возглавил академик Александр Кильчевский. Тематика гетерозиса с его «лёгкой руки» была закрыта практически одновременно с прекращением трудовых отношений с ведущим специалистом в этой области Людмилой Тарутиной, которая совместно с Любовью Хотылёвой создали замечательный и очень востребованный среди генетиков и селекционеров труд «Диаллельный анализ в селекции растений» и за свои исследования были награждены Государственной премией СССР.

В ситуации, когда расформирована исследовательская группа и закрыто целое направление, единственным приемлемым решением было уйти в докторантуру, обеспечив таким образом свою независимость и финансирование для окончания работы, и, наконец, довести до логического завершения начатое моими коллегами еще в 1965 г. дело. И диссертация, и монография вышли в свет.

 

Наука и жизнь

Моя жизнь оказалась настолько тесно вплетена в науку, что даже личные важные события совпадали с научными. Во время подготовки кандидатской диссертации родилась моя старшая дочь Вера. Подготовка докторского исследования совпала с рождением сына Матвея.

Как шутили коллеги, дети – мои самые важные «научные» достижения. Оба декретных отпуска я не переставала работать, при этом оставаясь прежде всего мамой.

Докторскую работа была готова в срок, в 2016 г., ещё более года потребовалось на ее изучение консультантом Александром Кильчевским, выход на защиту и утверждение. После защиты Александр Кильчевский предложил мне сменить основное место работы на заведование кафедрой в экологическом университете им. А. Д. Сахарова. Предложение я не приняла. Далее стало ясно, что развивать свое направление в Институте будет сложно, строить карьеру невозможно.

С 2017 г. моя научная деятельность уже была сосредоточена на исследовании генетики человека, в частности на вопросах генетического фенотипирования. В этот же период было начато сотрудничество со специалистами-офтальмологами БГМУ и подготовлены проекты, связанные с фармакогенетикой возрастной молекулярной дегенерацией сетчатки и регматогенной отслойкой сетчатки (оба заболевания ведут к слепоте), успешность лечения которых потенциально связана с генетическими особенностями пациентов. Одна из разработок прошла конкурс инновационных проектов Мингориспокома, получив максимальную оценку.

Наличие высокой квалификации и научного опыта позволило мне также войти в состав Государственного экспертного совета № 1 «Естественные науки» и возглавить в 2019 г. секцию «Биология.  Биологические технологии», которой я всё ещё продолжаю руководить дистанционно.

Плакаты, которые представители научного сообщества оставили в поддержку генетиков на акции 31 августа 2020 г., когда стало известно о первых увольнениях

Плакаты, которые представители научного сообщества оставили в поддержку генетиков на акции 31 августа 2020 г., когда стало известно о первых увольнениях

 

Политика, компетенция, социальное устройство

Если говорить о политике, то мой интерес к ней был исключительно наблюдательный, с полным пониманием реалий. То же могу сказать и о своём окружении. Научная среда очень специфична. Думаю, здесь самая высокая концентрация критично мыслящих людей. Речь именно о настоящих учёных.

Многие годы я практически не знала людей, поддерживающих воцарившийся с 1994 года, политический режим. После референдума по изменению Конституции в 2004 года не видела смысла в участии в выборах. Таким образом, до 2020 года, можно сказать, я была аполитична.

Что произошло к августу 2020-го и далее? Коротко – политическая деградация, социально-экономическое отставание, падение профессионализма. Те же тенденции на микроуровне. Директором моего Института, напомню, одного из ведущих в биологическом отделении Академии наук, в 2018 г. был назначен Руслан Шейко, доктор сельскохозяйственных наук, специализация – зоотехния, свиноводство. До сих пор в памяти собрание научного коллектива в связи с представлением нового директора и речь академика Александра Кильчевского, суть которой была сведена к тому, что достойных среди генетиков найти не удалось.

На тот момент в штате Института было не менее двух академиков, трёх член-корреспондентов Академии наук, восьми докторов, сорока кандидатов наук и, ещё раз, – ни одного достойного. Так или иначе, Институт получил «мягкого» администратора с весьма пространным представлением о генетике, научных исследованиях Института и менеджменте такой организации.

Возвращаться к вопросу о том, каким должен быть глава научного (или другого) учреждения нет смысла, действующие в стране правила отменяют прения.

Очевидно одно: назначенец извне не будет отстаивать интересы сотрудников, с которыми он даже не знаком, и с лёгкостью закроет любое направление, так как не имеет о нём представления, ничего не привнёс в его развитие и не создал нового.

 

Протестный 2020-й

После выборов 2020 года значительная часть научного сообщества Беларуси открыто выступила с резким осуждением действий власти. Все участники акций, видеообращений и писем попали «на заметку». Волна увольнений прошлась по Институту Истории Академии наук. Следом начались репрессии в отношении сотрудников Института генетики.

С августа 2020-го до сегодняшнего дня по политическим мотивам в нашем Институте принуждено к увольнению восемь человек, ещё двоим объявлено о прекращении трудовых отношений в ближайшее время. Среди уволенных – квалифицированные специалисты, в том числе с научными степенями.

Назначенный перед выборами 2020 г. замдиректора по хозяйственным вопросам Института и экс-замминистра МЧС Геннадий Ласута как главный идеолог совместно с другими представителями администрации проводил мониторинг и «профилактические беседы», после которых сотрудники должны были либо менять свои взгляды, либо писать заявление на увольнение.

К концу 2020 года по личным убеждениям 15 сотрудников Института генетики вышли из провластного профсоюза и вошли в независимый. Таким образом появился список «неблагонадёжных лиц», обязательный к исполнению. Директор Института Руслан Шейко к этому моменту преодолел свою «робость» и уже не стеснялся предлагать увольнение «по соглашению сторон».

Весной этого года в рабочее время в Институт пришли люди в чёрных масках и забрали на допрос председателя независимой профсоюзной первички Института, у отдельных сотрудников прошли обыски. Лицам из списка было в разной форме объявлено об увольнении.

В такой ситуации и для меня последствия были очевидными. Вскоре начался жёсткий контроль трудовой дисциплины в отношении отдельных сотрудников. В июне я планировала отпуск и заблаговременно написала соответствующие заявления. Однако директор отказался их подписывать. При личном разговоре Руслан Шейко потребовал заявление на увольнение.

Это не вызвало удивления. Я никогда не скрывала свою позицию, о чем меня неоднократно предупреждали. В определённом кругу Академии наук также считали мою персону причастной к организации протестного движения учёных.

Но правда в том, что научное сообщество преимущественно представляют мыслящие люди, способные самостоятельно и критично оценивать ситуацию. В этом отношении уместнее говорить о самоорганизации.

По совокупности обстоятельств далее я приняла решение об отъезде. По сути, сейчас я начала жизнь сначала. Всё, чем я жила, пришлось оставить – родную Беларусь, любимую работу, друзей и близких. Моё будущее пока неопределённо, но я не сожалею ни об одном своём решении. С болью наблюдаю происходящее в стране и в моём институте. С 13 августа я официально уволена из Института генетики и цитологии НАНБ, которому отдала 25 лет жизни.

Резко осуждаю происходящее в стране и непосредственно в Академии наук. Считаю, что действующая политика подрывает государственность, т. к. разрушает социальные и политические институты, и направлена против беларусского народа.

Источник 

Опубликовано 25.08.2021  17:27

Семён Гофштейн. Моя жена Маша

25 июля 2021 года ушла из жизни моя любимая Машенька… С её уходом моя жизнь потеряла для меня всякий смысл.  Моё счастье и радость жизни ушли вместе с ней… Она была необыкновенным человеком, красивая, умная, начитанная, очень милая. Она любила животных, особенно кошек и собак. Я познакомился с ней в 1961 году. Ей было 24 года, а мне 27. Не знаю, как я мог ей понравиться. Я был очень некрасивым парнем. Как бы там ни было, я ей понравился, а я её полюбил с первого взгляда. И было за что.  Она превосходила меня во всём. Я не стоил её мизинчика на ножке.

Я впервые посвятил ей своё стихотворение

Твой рыцарь без упрёка и без страха,

И моё сердце просится в полёт,

Ведь твои ручки сладкие, как сахар,

А твои ножки сладкие, как мёд.

 

Хочу тебе я в ноги поклониться,

Поклясться всеми я готов богами –

Ты самая прекрасная царица,

А я лишь пыль под милыми ногами…

 

Ты в жизни для меня всего дороже,

Позволь тебя  Богиней называть,

Я каждый пальчик твоих милых ножек

Готов самозабвенно целовать.

Тебя прекрасней в целом мире нет,

Тебе дарю я, Маша, свой сонет.

1961 г.

С 1961 по 1962 годы я посвятил моей любимой множество стихов. Стихи не публиковал, многие из них уже не помню, но некоторые из них сохранились в моей памяти.

Вот одно из них.

Я жду тебя, горю одним желаньем

Увидеть нежный милый образ твой,

Уверен я, что чудным утром ранним

Увижусь я, любимая, с тобой.

 

Зимою будет встреча, или летом,

Но солнце ярко будет нам светить.

Я ежечасно думаю об этом,

Да ведь иначе и не может быть…

 

Богам не верю я, в них смело грязи груду,

Чертями их бесстрашно назову,

А вот тебе, тебе молиться буду,

Как самому большому божеству…

 

Я жду тебя, горю одним желаньем

Увидеть поскорее образ твой,

Надеюсь я, что скоро утром ранним

Мы встретимся, любимая,  с тобой.

1961-1962 годы

Стихи, конечно, не шедевры, но, как все молодые люди, я писал. На моё удивление, стихи мои Машеньке нравились. Писал я их от всей души, как влюблённый антропос. Но это дело не меняло, так как стихи были откровенно слабые.

Первые два года мы не женились, присматривались друг к другу. Так  хотела она. Что касается меня, то я готов был идти в ЗАГС в любую минуту. Через два года мы поженились. Моему счастью не было предела… Мы пошли в ЗАГС, но нам сказали, что надо ждать две недели. Я возмутился и сказал, что ждать так долго не хочу. В моей школе намечался учительский праздник. Я готовил для учителей историческую викторину. Она была совсем несложной. Моя Машенька стеснялась идти со мной. Она считала себя не такой образованной, как учителя. Каково было её удивление, когда учителя затруднялись отвечать на вопросы. За них отвечала моя Машенька. Зав. роно, он тоже присутствовал на празднике, не сводил с неё глаз.

Позже он спросил меня, не моя ли это невеста. Я ответил положительно, и он сказал мне, что она мила и красива, на что я сказал, что других не ищу. Он посмотрел на меня и тихо рассмеялся. Когда праздник закончился, учителя упрекнули меня в том, что я, якобы, познакомил Машу с ответами на вопросы викторины. Потом я сказал всем, что в ЗАГСе нас не расписали. Директор школы позвал меня и Машу в сельсовет, и нас там быстро расписали. Так Машенька стала моей женой. С ней я прожил 60 лет, и до конца её жизни я любил её так, как любил её юную, нежную, светлую.

Моя Машенька была действительно светлым человечком. Я вспоминаю только несколько случаев из нашей жизни. В то время жизнь была в Белоруссии очень трудной. Я зарабатывал в качестве учителя довольно много, а Маша, фельдшер-лаборант, получала значительно меньше. Деньги были, но купить на них было нечего. Чтобы купить килограмм печёнки, Маше приходилось часами стоять в очереди. И вот однажды Машенька купила килограмм печёнки и вырезала прожилки и прочую ненужность. К Маше прибежал маленький котёнок по кличке Стасик. Он очень любил печёнку.  И вдруг Машенька вслух заплакала от умиления, – котёнок стоял на задних лапках и просил печёнку. Машенька скормила ему половину всей печёнки.

Потом Машенька сказала мне, что свою долю она скормила котику, а остальное принадлежит мне. Я ей сказал, что печёнку не люблю и никогда не ем. И ещё один эпизод уже из моей учительской жизни. Однажды на большой перемене, когда дети шли поесть в столовую, ко мне подошёл мальчик и сказал, что он очень голоден, а денег у него нет. Он был из очень бедной семьи. Я спросил у него, сколько ему нужно, чтобы поесть в столовой. Он сказал, что 20 копеек хватит. Получил деньги, пошёл и поел. На следующий день снова пришёл ко мне, но уже с младшей сестричкой, получил от меня 40 копеек.  Об этом я рассказал моей Машеньке. Она стала давать мне перед уходом в школу 40 копеек для двух детей. Это продолжалось много лет, пока мальчик не повзрослел. Он стал стесняться просить деньги на еду. Когда я рассказал всё это Маше, она сказала мне, что я должен рассказать об этом директору школы, и он даст двум детям талоны на бесплатное питание, что тот и сделал.

И вот ещё эпизод из жизни Машеньки. Когда мы собрались уезжать в Израиль, нам нужно было срочно продать квартиру. Наши соседи хотели получить её почти даром. Соседка Нина обещала за квартиру высылать нам по десять долларов в месяц, пока не выплатит долг.

Мы нашли одну женщину, которая готова была купить нашу квартиру за 4500 долларов, но, как выяснилось позже, её отговорил от покупки один из друзей Нины по её просьбе. И вот однажды на старом автомобиле приехали два крутых парня со старым алкоголиком. Они хотели купить для него нашу квартиру, отдать ему в придачу свой старый автомобиль, а у него забрать его очень хорошую трехкомнатную квартиру. Эти парни не отходили от него ни на шаг. Когда они случайно оставили его одного, я спросил его, доволен ли он таким обменом. Он сокрушённо покачал головой и сказал, что у него очень хорошая квартира, но его заставляют пойти на это. Я рассказал об этом разговоре Машеньке, и она мне сказала, что лучше мы пострадаем материально, но не будем виноваты перед стариком. Она отказала этим парням в продаже нашей квартиры, потребовав от них  6000 долларов, на что они не согласились.

Мы с трудом нашли покупателя и продали нашу квартиру всего за 2500 долларов и были довольны, что могли уехать в Израиль. Нине мы предлагали нашу квартиру за 2000 долларов.

Сердце Машеньки всегда было обращено в сторону страдающих людей. Голодное военное детство научило её чувствовать чужие страдания. У Маши было мало своих родственников, почти все они погибли во время Холокоста. Она их помнила, зажигала в их память поминальные свечи, а меня этому не научила. Она искала духовной поддержки у моих многочисленных родственников, но никакой поддержки не получала. Мои родители Машеньку не любили, как и меня самого. Они любили больше двух других  невесток, которые и умом и красотой уступали моей любимой. Но получилось так, что именно Маша осталась в Мозыре и старалась помочь моим родителям.  Когда умирал мой отец, именно она была у его постели. И даже здесь, в Израиле, Машенька их не забывала, ни мою мать, ни отца, и ставила им поминальные свечи. Она помнила, когда умерли отец и мать, а я это уже не помню. Такой была моя любимая.

Когда случилась катастрофа на Чернобыльской АЭС, Машенька одной из первых поехала спасать людей в зону отчуждения. Она проверяла кровь, мочу, помогала выехать людям из зоны отчуждения, делала молча своё нужное дело. Так она стала ликвидатором Чернобыльской аварии, и была награждена нагрудным знаком ликвидатора. Свою награду никогда не носила, она была очень скромным человеком. Работа в зоне резко отразилась на её здоровье.

У неё заболела печень, была тяжёлая операция ещё в Белоруссии. Когда уходила на операцию, просила меня присмотреть за котиком. Я Стасика кормил очень хорошо, но он любил только Машу. Он смотрел на меня и будто спрашивал, где Маша. Он искал её во всех углах квартиры, искал её под кроватью, очень по ней грустил. Когда Маша вернулась после операции, Стасик прыгал от радости, катался на спине по полу, своими кошачьими средствами выражал Машеньке свою любовь. Маша очень заботилась обо мне. Она первая заподозрила, что у меня болят почки. По анализу мочи она поняла, что у меня хронический пиелонефрит. Она установила мне диету, стала следить за моим здоровьем, делала всё для того, чтобы я хорошо выглядел и был здоров. Только её стараниями я дожил до 87 лет и продолжаю жить до сих пор. Полтора года назад Машеньку поразила страшная болезнь – рак кишечника. Она не любила бегать по врачам, терпела жуткие боли, стала жаловаться мне на невыносимые боли в животе, резко постарела. Мне удалось уговорить её поехать в больницу. Рак подтвердился.  Операция  была трудной и долгой.  Был вырезан почти весь кишечник. Когда я спросил у врача, сколько она будет жить, последовал ответ – не больше года. Машенька прожила полтора года. Эти полтора года были для неё мукой. Через каждые два дня я менял ей стому, – мешочек на животе, где скапливался кал. Но эта работа и забота о моей милой придавала мне силы и радость, может быть, последнюю радость в моей жизни. Мучения и боли у Машеньки продолжались. Она уже не хотела жить и всё время говорила мне об этом. И она умерла. Ей шёл 85 год. Вместе с ней умер и я. Я уже не живу. Просто существую. Солнце моей жизни закатилось навсегда.

 

Милая, тебя уж нет на свете,

От меня ушла ты навсегда.

Пусть тебе там ярко звёзды светят,

И не гаснет пусть твоя звезда…

 

Это последние стихи, посвящённые моей любимой. Она ушла от меня, будучи уверенной в моей любви. Прощай, моя любимая!  Светлая тебе память!  И спасибо тебе за всё!

…

Др. материалы автора, ранее опубликованные на сайте:

Семен Е. Гофштейн. Я не жалею, что родился  16 января 2018

Воспоминания Семёна Гофштейна (1)  15 июля 2019

Воспоминания Семёна Гофштейна (2)   20 июля 2019

Воспоминания Семёна Гофштейна (3)   22 июля 2019

Воспоминания Семёна Гофштейна (4)   27 августа 2019

Воспоминания Семёна Гофштейна (5)   3 сентября 2019

 

Опубликовано 17.08.2021  17:28

 

***

          ВЕНОК СОНЕТОВ

Светлой памяти моей жены Марии  Бабковой

Сонет 1

Твой рыцарь без упрёка и без страха,

И моё сердце просится в полёт,

Ведь твои ручки сладкие, как сахар,

А твои ножки сладкие, как мёд.

 

Хочу тебе я низко поклониться,

Поклясться всеми я готов богами,

Ты самая прекрасная царица,

А я лишь пыль под милыми ногами.

 

Ты в жизни для меня всего дороже,

Позволь тебя богиней называть,

Я каждый пальчик твоих милых ножек

Готов самозабвенно целовать.

 

Тебя прекрасней в целом мире нет,

Тебе дарю я, Маша, мой сонет.

1961 г.

Сонет 2

Тебе дарю я, Маша, мой сонет.

От сердца он летит к тебе, родная,

Тебя уже сейчас со мною нет,

Но неразлучны мы, я это знаю.

 

Моя любовь не гаснет никогда,

Страдания утихли понемногу,

Любимая моя, твоя звезда

В потёмках освещает мне дорогу.

 

На сердце тяжкий камень у меня,

Я одинок в моей пустой квартире,

Нет никого несчастней в этом мире.

 

Печальным колокольчиком звеня,

Жизнь предо мною пролетает наша.

Тебя уж нет, но ты со мною, Маша!

 

Сонет 3

Тебя уж нет, но ты со мною, Маша!

Душа моя тобою лишь полна.

Была ты светлым солнцем в жизни нашей,

Тобой была вся жизнь озарена.

 

Гордиться можешь ты всей жизнью яркой,

Ты прожила достойно жизнь свою,

Но у Лауры есть поэт Петрарка,

А вот тебе, тебе лишь я пою.

 

Я не поэт, ты это знаешь, Маша,

Но всё ж я твой навеки трубадур,

Нет никого тебя милей и краше,

И ты прекрасней всех Мадонн Лаур.

 

И пусть уже ты, Маша, не со мной,

Ношу я в сердце светлый образ твой.

 

Сонет 4

Ношу я в сердце светлый образ твой.

Я по тебе страдаю не напрасно,

Мы были связаны одной судьбой,

Была всегда мила ты и прекрасна.

 

Я помню свет твоих счастливых глаз,

Я не забыл, Мария, стан твой гибкий,

Твои глаза я целовал не раз,

Вовек мне не забыть твоей улыбки.

 

Внезапный твой уход мне сердце гложет,

И не смирюсь я с этим никогда,

Пришла моя нежданная беда.

 

И лишь уход желанный мой, быть может,

Поставит свою точку навсегда.

Никто мне в моём горе не поможет.

 

Сонет 5

Никто мне в моём горе не поможет,

Но счастлив я, что связан был с тобой,

А это ведь немало в жизни тоже,

С твоей я связан, милая,  судьбой.

 

Мне на судьбу мою роптать не надо,

Проходит всё, проходит жизнь сама,

Ты для меня была такой наградой,

От радости чуть не сходил с ума.

 

И ты была со мной, любовь моя,

Быть не могла судьба моя чудесней,

С тобой был безгранично счастлив я.

 

Здесь было всё,- и радость, и любовь,

Но ты ушла и не вернёшься вновь,

В моей судьбе была ты звонкой песней.

 

Сонет 6

В моей судьбе была ты звонкой песней,

Завидовали песне соловьи,

Зимою, летом, ранним утром вешним

Летели  беззаботно дни мои.

 

И думал я, что это вечно будет,

И это, Маша, не был сонный бред,

Когда я шёл с тобой, смотрели люди

Тебе, моя любимая, вослед.

 

Тебя люблю, как прежде, бесконечно,

Любовь бессмертна, это знаю я,

Нет, Маша, на планете жизни вечной.

 

Но ты живёшь во мне, любовь моя.

Всегда была ты нежною, земною,

Как счастлив я, что ты была со мною.

 

Сонет 7

Как  счастлив я, что ты была со мною,

Так много лет по жизни мы прошли,

Ты мне казалась феей неземною,

А я рабом у ног твоих в пыли.

 

Свет глаз твоих был нежным и лучистым,

Как солнцем, освещала ты мой мир,

Ко мне навстречу шла ты с сердцем чистым,

Любимая моя, ты мой кумир.

 

Мне в унисон твоё сердечко билось,

И верил я, что будет так всегда,

Но, дорогая, как же получилось,

Что в мир иной ушла ты навсегда?

 

И пусть тебя со мною, Маша, нет,

Твоей звезды не гаснет яркий свет.

 

Сонет 8

Твоей звезды не гаснет яркий свет,

Я продолжаю, Маша, жить в надежде,

Что оба вместе встретим мы рассвет,

И станем оба счастливы, как прежде.

 

Но знаю я, что нет чудес на свете,

А ты ушла из жизни навсегда,

Рассвет мы вместе никогда не встретим,

И я с тобой не встречусь никогда.

 

Но не уходит ничего бесследно,

Любовь приходит к людям вновь и вновь,

В отличие от нас, любовь бессмертна.

 

Любовь  людская, словно скорость света,

Сердцами люди понимают это,

Не умирает просто так любовь.

 

Сонет 9

Не умирает просто так любовь,

Не могут без любви жить в мире люди,

Когда в сердцах кипит от счастья кровь

И радость наполняет наши груди.

 

И пусть не вечны мы с тобою, Маша,

Но живы мы стремлением одним:

Любовь земная делает нас краше,

И  вечно всё, что мы в сердцах храним.

 

От солнечных лучей лёд быстро тает,

Любовь, как солнце, нам надёжный щит,

Сильнее всех смертей любовь святая.

 

Любовь над нами ангелом летает,

И, как весной, вокруг всё расцветает,

От всех невзгод любовь нас защитит.

 

Сонет 10

От всех невзгод любовь нас защитит.

И в этом я не сомневаюсь, Маша,

Пусть время быстрой птицею летит

И сверху крыльями своими машет.

 

В бессмертие души я верю, Маша,

И вера эта радости полна,

Так и любовь сама бессмертна наша,

В бессмертных душах наших, там она.

 

В короткой жизни быть должно терпенье.

Об этом надо помнить каждый раз,

И жду я то прекрасное мгновенье,

Когда придёт наш  сладкой встречи час…

 

Тогда мои закончатся сомненья,

Вновь разлучить никто не сможет нас.

 

Сонет 11

Вновь разлучить никто не сможет нас,

Не разлучит ни на одно мгновенье,

Огонь души бессмертной не угас,

И в этом нашей жизни вдохновенье.

 

Пока я жив, и ты жива, родная,

С тобою, как с  живой,  я говорю,

Когда с тобой я встречусь, сам не знаю,

Но встретиться желанием горю.

 

Я должен снова проявить терпенье,

Мы встретим, Маша, наше счастье вновь,

Вернётся, верю, вечная любовь.

 

Грусть улетит, как ветра дуновенье,

И потечёт по жилам нашим кровь,

Наступит счастья сладкое мгновенье.

 

Сонет 12

Наступит счастья сладкое мгновенье,

Сплетутся воедино души наши,

Что это так и  будет, нет сомненья,

С тобой я скоро встречусь, верь мне, Маша.

 

Прими, любимая, моё посланье,

С тобой я говорю ещё живой,

В душе моей горит одно желанье-

Как поскорее встретиться с тобой.

 

Любимая, я рвусь в твои края,

Ты, Машенька, одна в моей судьбе,

Здесь без тебя болит душа моя.

 

Мне нипочём ни острый меч, ни плаха,

И всей душой летит,  спешит к тебе

Твой рыцарь без упрёка и без страха.

август – сентябрь 2021 г.

 

Опубликовано 2.09.2021  09:30     

Обновлено 11.09.2021  21:39

Бермудский треугольник семьи Паперно (2)

Часть 1

 

.
Дед мой по отцу, Моисей Аронович Паперно, человек очень необычной судьбы, родился в 1893 г. в Белоруссии, а умер в 1962 г. в Москве. Последний из поколения его братьев скончался в 1972 г. за несколько лет до моего рождения. В силу различных обстоятельств общения родственниками по этой линии не было почти никакого. Да и документы особо не сохранились. Опрос папы дал самые минимальные сведения. На фоне многочисленной маминой родни с подробно изученными глубокими корнями ситуация выглядела крайне удручающей.

.
Разумеется, история семьи Паперно вызывала у меня как у носителя этой фамилии наибольший интерес. А сложность задачи только подзадоривала.

.
Для начала удалось получить выписку из домовой книги по последнему месту жительства деда, адресов его братьев и сестры я не знал. Важно было выяснить, откуда они родом.
Из отцовского рассказа я знал, что дед родился в Речице, начинал трудовую деятельность в Киеве, был призван в царскую армию, после революции стал НЭПманом, обладал значительным имуществом, впоследствии у него отобранным, во время войны строил завод в Вятских Полянах, потом в эпоху борьбы с «безродными космополитами» лишился работы, пытался прокормиться, снимаясь в кино, и доживал свой век в крошечной комнатке с семьей из пяти человек. Сестра его похоронив молодую дочку, зарезанную известным хирургом во время неудачной операции на сердце, вскоре скончалась сама. Старший брат ушел еще раньше, связь с родственниками прервалась. Сын младшего брата уехал в Америку, не оставив концов.
Прабабушка умерла в Москве перед войной. От прадеда не осталось ничего, кроме имени.

Большую часть поисков я вел самостоятельно, развив кипучую деятельность. Нашел на Востряковском кладбище могилу прабабушки и ее младшего сына. Выписка из домовой книги подтвердила место рождения, там было написано «Речица».

.
Опираясь на это, я обратился к известному профессиональному исследователю архивов. И хотя по другим линиям он мне очень помог, в отношении фамилии Паперно значимых результатов достичь, увы, не удалось.

.
А далее в результате долголетней обширной переписки с различными архивами удалось выяснить, что подлинное место рождения – г. Мозырь, а не Речица. Из найденных впоследствии документов выяснилось, что проживая в Мозыре фактически (где их отец работал мастером на местной спичечной фабрике «Молния»), братья деда все же были приписаны к Речицкому еврейскому обществу, а предки к Глускому и Бобруйскому обществам. Не буду утруждать читателя подробностями этой своей исследовательской работы. Достижения были мизерными, а усилия титаническими.

.
Параллельно я старался фиксировать все линии Паперных, представители которых попадались на моем пути. И этот накопленный материал позволил через некоторое время сделать определенные выводы.

.
Во-первых, оказывается, предки всех изученных мною линий происходили из Бобруйского уезда, с потенциальным эпицентром в местечке Паричи. Имеется довольно много сведений о ранних поколениях, но соединиться с ними не удавалось. Если мысленно соединить линиями Бобруйск, Речицу, Мозырь – получится подобие треугольника, бермудского треугольника семьи Паперно, как я его в шутку называю.

.
Во-вторых, у носителей фамилии стойко бытует легенда о своих итальянских корнях. Действительно, в конце пятнадцатого – середине шестнадцатого веков под влиянием юдофобской политики Римских пап часть итальянских евреев переселилась в Речь Посполитую, где в то время подобных притеснений не было. У итальянских евреев до сих пор распространена фамилия «Пиперно», искажением которой некоторые полагают наше семейное имя. Эта фамилия происходит от города Приверно под Римом, некогда столицы племени вольсков, описанной еще Титом Ливием. Кажется, с 12 века и до реформ Муссолини город так и назвался – Пиперно.

.
Впрочем, есть и другие этимологические гипотезы. Например, от реки Арно во Флоренции. Израильско-итальянский профессор, на которого я вышел, заинтересовался моими исследованиями, но впоследствии по техническим причинам связь прервалась…

.
Важной вехой для всестороннего осмысления своей родословной явилась для меня семейная поездка – своего рода этнографическая экспедиция по местечкам Беларуси. Среди прочего мы посетили Мозырь и Речицу. Мы разыскали места массовых убийств евреев в период Холокоста, кладбища. С синагогами здесь было сложнее. И почти не встретили евреев – сформировалось ощущение «выжженной земли». Это было очень грустно…

.
И вот наступила осень 2020 г. Выздоравливая после тяжелого ковида, случайно обнаружил в сети сообщение о том, что в г. Мозыре при ремонте дороги возле здания бывшей тюрьмы под асфальтом нашли камни с давно уничтоженного еврейского кладбища, использованные в свое время для ее мощения.

На некоторых мацевах сохранились надписи, и приводился список имен, среди которых я заметил своего прадеда Аарона Паперно(го), скончавшегося в 1915 г. Совпадение имен и дат позволило подтвердить, что это именно он.

.
Всю прошедшую суровую зиму я ждал, что потеплеет, стает снег, и можно будет удалить налипшую глину и лед, чтобы полноценно прочесть надпись на надгробии. В итоге оказалось, что отца прадеда звали Элияу Зеэв. Это красиво совпадало с именем Вольф, которое носил старший брат моего деда.

.
Наконец, несколько недель назад я заказал в НИАБе два дела, рассмотренные в 1865 г. Речицким магистратом, из которых выяснилось, что прапрадед Элияу Зеэв Вольф Мовшевич проживал в Речице, будучи приписан к Глускому и к Бобруйскому обществу. При этом, в одной из найденных мною тамошних линий часто повторялось имя «Элияу», а одним из их потомков, родившимся в начале 19 века был как раз Мовша. Круг замкнулся.

Многое еще впереди, очень хочется, например, выяснить девичью фамилию прабабушки. Но в наше время, когда массово оцифровываются еще недавно недоступные архивные фонды, когда крепнет интерес к генеалогии у разных людей, выкладывающих в свободный доступ результаты своих поисков, шансы растут и перспективы грезятся захватывающими.
.
.
школьная спортплощадка на месте старого еврейского кладбища в г. Мозырь (2015 г.)
.
Продолжение следует

Менахем Йеошуа (Евгений) Паперно

.
Опубликовано 12.08.2021  04:14

«Мы так много сделали и не смогли победить».

Хроника протестов в Беларуси, рассказанная их участниками

Шура Буртин

19 мая 2021, Meduza (в сокращ.)

Люди, с которыми я разговаривал в Минске, не представляют никого, кроме самих себя. Мне хотелось понять, что происходит, но я там никого не знал — и просто связался со знакомыми знакомых. Почти всех их я видел первый раз в жизни. Я пришел, записал и ушел, это просто голоса.

В марте 2021-го, заглянув в фейсбук, я увидел маленький непонятный пост одной прекрасной белорусской актрисы: «Все очень плохо». Обычно так пишут люди, у которых умирает кто-то близкий. Я залез на ее страницу — вся лента состояла из сообщений об арестах… До того я видел ее только на сцене, но написал, что хочу приехать и расспросить о ситуации.

Несколько музыкантов и айтишников, инженер, врач скорой, оператор, фотограф, мультипликатор. Позже становится понятно, что публиковать их рассказы под настоящими именами опасно. Поэтому имена всех героев этого текста изменены.

ГЛАВА 1

26 лет с Лукашенко

Ольга, актриса

Как мы жили? Ничего яркого, динамичного, прогрессивного не происходит, царствует обыденность, как в русской глубинке. Не плохо и не хорошо. Это такая данность, с которой сражаться бессмысленно, все просто создавали какие-то свои мирки, свои прослойки. Если человек предприниматель, режиссер, музыкант, он живет независимо от государства. Вообще никаких контактов с властью — только с пожарными, не знаю, гороно. Люди делали свое сообщество, основанное на взаимовыручке: ты мне, я тебе. Сегодня я тебя бесплатно фотографирую, завтра ты мне делаешь макияж, потом мы вместе бесплатно участвуем в чьем-то ролике, потом мы этого человека приглашаем сыграть на корпоративе. Натуральный обмен, все на доверии. Так и в творческой среде, и у мелкого бизнеса.

Где-то кто-то открыл небольшое кафе, вокруг которого группируются хорошие люди, делают проекты. Да, вам не дадут открыть театр, но можно начать на квартирах и развить это до довольно больших масштабов. Так мы жили много лет и комфортно существовали. У нас был преподаватель, такой оппозиционный человек, и он сказал однажды фразу: «Ребята, не Лукашенко заставляет вас писать мимо унитаза…» Она на меня произвела неизгладимое впечатление, тем более что это сказал человек не лояльный к власти.

Так мы жили много лет и комфортно существовали. Все много путешествовали — благо рядом Польша, Литва, Германия. Очень много радостных штук происходило с Украиной, там много свободы, солнечности, южности. Много связи с Россией — Москва, Питер. Все белорусы делали вылазки — подпитаться. Меня как маленького человека устраивало такое положение вещей. Я могла ездить в разные страны, делать свои дела, я нашла путь эскапизма.

Лукашенко же — немножко фрик. Как если бы у вас к власти пришел Жириновский. Он странный, диковатый, придурковатый. Его всерьез не воспринимали. Поздний совок: взять справку, слинять, уехать — и смеяться над этим. Это не казалось угрожающим, просто каким-то отсталым, колхозным, слабым. Не было массовых репрессий. Казалось, что все катится равномерно.

Самое страшное, что произошло, — это несколько пропавших оппозиционеров. Все понимали, что они были убиты по приказу Лукашенко, но, как ни кощунственно звучит, эти случаи были единичны. Просто стало понятно, что лучше каких-то вещей не говорить, не действовать как оппозиционная личность. Можно было сохранять прежний образ жизни — ну, дорогу проложили ближе, за окном стало шуметь чуть больше, но жизнь продолжается.

Федор, музыкант

Мы хохотали от всего, что происходит, где-то ненавидели, ясное дело. Закон о тунеядстве — ты ржешь. Когда начинают за крошку марихуаны садить на восемь лет — начинаешь бояться и ненавидеть. Все это в сознании сплелось каким-то странным клубком, что называется, и смех и грех, но все за 26 лет научились с этим сосуществовать.

Иногда он давал послабухи, на что-то они закрывали глаза. Открылась целая улица Октябрьская, хипстерская. Была возможность существовать в зоне ослабленного контроля. И люди эти лакуны собой заполняли. Старались траектории своей жизни выстраивать таким образом, чтобы не соприкасаться с проявлениями государства вообще.

Понимаешь, мы как люди, склонные к справедливости, верили, что большинству белорусов именно это и надо. Аграрная нация, которая забыла себя сверху донизу, — ну что поделаешь. Ты знаешь, что ты болен, но можешь еще долго протянуть. Просто надо научиться жить со своей болезнью.

Татьяна, оператор

Белорусы — тягловый народ, они очень в работу включены. Есть такое представление, что жизнь трудна, что ее надо тянуть, нагрузку нести. Не очень-то умеют радоваться; когда праздник — он какой-то невеселый получается. Работать любят, привыкли, а чего-то еще, кроме как тянуть лямку, — с этим вопросы. Все были погружены в тягание жизни, в нарочитое преувеличение бытовых происшествий. Ничего общего как бы и не было.

Как мы сосуществовали с режимом? Эта тема не обсуждалась никогда, потому что вроде как всем все понятно. Белорусы — очень рациональные и прагматичные. Очень малоэмоциональные, долго в себе. Государство, конечно, убогое, но мы с ним не бодаемся. Раздражение было, но оно было глубоко спрятано. Тем, кому удавалось не пересекаться [с властями], прекрасно себя чувствовали. Но это была душная атмосфера, нельзя сказать, что дышали полной грудью. Посмотрите на людей, даже сейчас они больше улыбаются, чем год назад. Более открытые взгляды и контакты более спонтанные. Почему такая волна поднялась, которую не ожидали? Ты в себя заталкиваешь, заталкиваешь, заталкиваешь — но когда-то должно выйти на поверхность.

Гриша, музыкант

Луку [Лукашенко] из жизни удалось исключить. Я даже удивлялся, когда слышал, что обсуждают, что он там опять ляпнул. У меня он был просто выключен. Я езжу, у меня играет радио «Культура», зачем мне ехать и возмущаться? Да, ты жил в его стране, но мог позволить себе нормальную жизнь. Выстраиваешь свой параллельный мир, борешься с собой, со своими недостатками.

Даже были элементы свободы вроде фестивалей. Милиция выставляет рамки, проверяет тебя — ну и что? Если ты не был на любом европейском городском празднике, тебя это и не возмущало. Ты ездил за границу: два часа — и ты в Вильнюсе.

Да, это ненормально, но я-то выкручусь. Ай, пошли поедим устриц. А куда ты поедешь в следующий раз? Я поеду в Черногорию. Ай, ты что, лучше в Италию. Ладно, хотя бы в Польшу съезжу развеюсь. Но ковид закрыл это всё. Нас закрыли в кастрюле как в скороварке.

ГЛАВА 2

Ковид

Каждое утро Ольга приходит на кухню и рассказывает, кого вчера арестовали, — ее день начинается с телеграма. Потом она улыбается, словно извиняясь, варит кашу, шутит. Нужно сделать вид, что этого нет, и как-то жить свою жизнь.

Ольга, актриса

Первым официально умершим от ковида был актер, отец моих близких друзей. Лукашенко пренебрежительно сказал: «А чего он на работу ходил? Сидел бы дома». У него не было возможности, все ходили. Он не мог взять отпуск, отпроситься, театр — это же производство, ты должен быть. Была паника, никто ничего не знал, мы чувствовали себя совершенно брошенными.

Медиков [власти] не поддерживали, у них очень долго не было средств защиты. Но люди взяли все в свои руки. Появились содружества родителей, которые решали, водить детей в школу или не водить. Появились авторитетные медики, которые стали говорить правду в чатах. Первым загорелся Витебск. Там есть реаниматолог Владимир Мартов, очень хороший человек. Он видел, что гибнут его товарищи, схватился и начал читать статьи, переводить с английского, — и сделал первые протоколы. Он стал негласным главой медиков Беларуси. Волонтеры бесконечно шили маски, кормили бесплатно врачей, привозили воду, помогали больным, скидывались, собирали деньги.

Был парад Победы [9 мая 2020 года], куда пригнали остаток ветеранов, которых по пальцам перечесть. Там был наш друг, ветеран, которому было 89 лет, но он очень крепкий. А они привезли солдат, потом оказалось, что многие из них были уже больны, но об этом молчали. Он заразился и умер. Я была на похоронах, одинокие, пронзительные похороны.

Гриша, музыкант

Когда ковид начался, весь бизнес стал умирать. Но, например, «Галерея У» вдруг бац — и превратилась в склад. И люди, айтишники, стали собирать все, что должно было обеспечить государство.

Борис, врач

Год назад для слишком многих людей стало очевидно, что система несостоятельна. Я знал, что будет катастрофа. И даже было злорадство: а что вы, *****, [черт] хотели? Вы же, суки, больше 20 лет своими руками это все делаете! На кого вы теперь пеняете? Наша система здравоохранения не готова ни к каким вызовам, она даже ежедневные вопросы очень плохо решает. У нас не было ничего, масок в больнице не хватало, уж не говорю про костюмы, перемерла куча медперсонала. И отношение к нам было такое: а что вы хотите?

Но начали волонтерские движухи появляться, стали приезжать ребята, за свои деньги покупать, привозить, отшивать. В 10-й больнице привозили обеды, чуть ли не на довольствие поставили весь медперсонал. Это было очень важно. Физически и психологически было тяжело, целый день ходишь, ни пописать, ни попить, люди постоянно умирают. И я подумал: как так? это белорусы? они могут это? я на вас давно крест поставил, а вы вот так?

Ольга, актриса

Потом начались выборы, и вышли вперед лидеры, которые были убедительны и симпатичны, они разговаривали с народом уважительно. Они не выглядели идеальными, но были в разы приятнее. Мы поверили, пронеслась надежда.

Многие не верили ни в одного из кандидатов, но хотели перемен, чтобы сменилась структура. Они приходили в невероятное воодушевление даже в маленьких городах, где такое болото. Было волнение, прекрасное, восхитительное.

Началась фантасмагория. Люди стояли в очереди, чтобы подать подписи [за кандидатов], их разгоняли, задерживали. Давили настолько грубо, даже не соблюдали приличия. Простого человека по большей части устраивает соблюдение приличий. Но нет, нас просто гнали, как скот. «Шо, хто вы? ***** [к черту] пошли отсюда!» — и это все в масштабах страны, не среди кучки людей, а среди миллионов.

Борис, врач

Когда начался сбор подписей за кандидатов, и люди стали выстраиваться в очереди, у меня случилось прозрение. Я подумал: черт, это чудо какое-то. У меня был отпуск, я поехал помочь отцу забор поставить, ворота повесить, но невозможно было работать, потому что целый день [сидишь] в телеграме, в ютьюбе, каждый день что-то происходит. Когда я приехал в Минск, уже [Виктор] Бабарико сидел в тюрьме. Все думали — ну вот, опять все закончилось. Но оставили [Светлану] Тихановскую — так, черт, все-таки есть же шанс! Как нас качало!

Гриша, музыкант

Поначалу я был скептически [настроен]. Понятно, что ничего не изменится, опять будут дурака валять, ахинею нести, как будто перед ними дети. Мне казалось, что подавать апелляции [жалобы в ЦИК за отказ допустить противников Лукашенко] — как-то унизительно. Как гопнику объяснять: зачем ты у меня отобрал, я же тебе ничего не сделал. Кандидат в президенты [Виктор Бабарико] выезжает из дома, его арестовывают гаишники, винтят и заводят в тюрьму. Думаешь: ну гейм овер. А гейм овер не происходит. Ты едешь по городу и видишь очередь на квартал за него. Думаешь: что? откуда? Эмоции стали немножко меняться.

Думаешь: конечно, это бессмысленная игра мышки с котом. Но мышка оказалась бесшабашная, молодая. Появляется Маша Колесникова, а я ее знаю очень давно, человек вне политики. Они тоже не ожидали — они же копают, есть досье на человека, зачистили всех героев, а на нее не обратили внимания. Она оказалась круче многих героев.

Он всех посадил и клево, чешет пузо свое. А тут собираются девчонки, смеются, начинают ездить по городам, к ним приходят люди. Красивые кадры появляются! Это все превращается в сказку на глазах, когда заведомо слабый герой начинает Змею Горынычу головы отрубать. Они вырастают — две, четыре, восемь, а он все рубит и рубит.

Валера, программист

Ты пытаешься работать, но только смотришь стримы. Там берут интервью у людей — и все говорят так здорово, так складно формулируют. Каждый открытый, свободный, очень приятный, интеллигентный. И ты как будто открываешь для себя: вокруг тебя живут очень много хороших людей. До этого все сидели по своим тусовочкам. И сразу захотелось помогать в меру своих сил. И вдруг как будто жизнь появилась. Даже в маленьких городках — Речице, Бобруйске, Слониме — огромное количество людей собиралось. Раньше они вдалеке держались от происходящего.

Саша, художница

Я помню, был последний день, когда собирали подписи за кандидатов. И все становились в очередь, чтобы подписаться за кого-то. Посадили Бабарико, еще одна ****** [ужасная] новость. Идет стрим «Радио Свобода», [видно], что начинается ливень, а люди продолжают стоять в очереди, человек сто. И тут в прямом эфире задерживают журналистку. В этот момент нахлестывает такая ярость: нет, я больше не могу! Заказываю такси, еду — и вижу, что весь проспект заполнен людьми. Какое-то ощущение восторга.

Федор, музыкант

У нас предвыборные кампании — это всегда была батлейка, кукольный театр. А тут удивление и восхищение, когда три разных штаба смогли очень быстро между собой договориться, эти три грации. Всех кандидатов посадили, а Тихановскую в качестве издевки допустили — и получили такую дулю.

Татьяна, оператор

Все прекрасно знали, что выборов нет, сделать ничего нельзя. Но тут веселая летняя тема: а давайте сделаем что-то странное, поступим законопослушно, но нелогично. Давайте хотя бы праздник непослушания устраивать. Я не видела в этом никакого смысла, не верила, что что-то получится из того, что делают предвыборные штабы. Никто не ожидал такого взрыва.

Фокус в том, что как только появился какой-то сквозняк, какая-то возможность законно действовать против имеющейся власти, люди стали действовать. Когда это начало набухать, он так перепсиховал, так боялся!

ГЛАВА 3

9 августа 2020 года

Ольга, актриса

Мы все столпились возле участков. И был отключен интернет во всей стране. Жуткая тревога, все были на звонках. Звонит сестра: у нас проголосовали 700 человек с белыми браслетами, а в результатах за Тихановскую — только 50. Люди стоят совершенно подавленные, а комиссия убегает через задний вход, вынося огромные пакеты с какими-то подарками, коврами, чайниками.

Люди стояли с колясочками, с собачками. Те, кто с колясочками, в этой темноте пошли домой, а кто без собачек — пошли в центр. Потом стали слышны выстрелы, взрывы, никто не мог спать всю ночь. Это было головокружительно страшно, понятно, что происходит что-то ужасное. Огромное количество раненых, немыслимое. Задержали тысячи людей и через пару дней появились первые свидетельства пыток, издевательств страшных. Мои друзья были волонтерами на Окрестина, они слышали эти крики, ловили по кустам людей, которых выпускали, развозили их на машинах. Потому что те просто бежали, убегали в ночь. Это реально было гестаповское истязание, очень жестокое.

Валера, программист

Вечером мы пришли к участку, там толпа. Лето, здорово, тепло, все сидели на парапетах и наблюдали. Все очень расслабленные, потому что уверены, что нас большинство. Комиссия должна вывесить результаты на дверях. И видим, как они копошатся за стеклянными дверьми — то хотят подойти, то боятся. Каждый раз сто человек поднимаются, идут смотреть — а они обратно прячутся. Так и не решились вывесить. Комиссии убегали через задние двери, через окна вылезали, ОМОН их вывозил.

Какие-то участки вывесили настоящие результаты — на Новой Боровой, например, вывесила школа. Это же так просто: ты не солгал, выходишь перед людьми, перед тобой толпа, родители детей, которые учатся в этой школе, — и все кричат спасибо, хлопают в ладоши. Председатель комиссии сама плачет, потому что, оказывается, быть честной — это здорово.

Гриша, музыкант

Стоит дом новый, большой, к нему целый участок приписан. Понятно, что люди, купившие за свои деньги квартиру, за Лукашенко голосовать не будут. Там, где пятиэтажки, все нормально идет, а тут у них что-то не работает, одна кабинка, очередь. Люди стоят четыре, пять, шесть часов — и не возмущаются: мы подождем. Мелькнул шанс все поменять, что, казалось, не сдвинется никогда в жизни. Ну, оно так и не поменялось — поменялись люди, очень много чего поменялось, лично во мне. Потом подъезжает автобус с ОМОНом, комиссия туда убегает. И стоят люди, скандируют «Позор!» Это какая-то завораживающая вещь в государстве, где ничего не происходило.

Федор, музыкант

В первую ночь было не очень много народа, тысяч 20. Но все были очень рады, что мы собрались. Я никогда не любил толпу, но в тот момент почувствовал необходимость этого. Нам сигналили машины, было так весело. Я чувствовал, что мы герои и все герои вокруг. Еще когда все зажигалки зажгли — буквально за 15 минут до того, как те пошли в атаку. Все первые три дня было страшно и радостно, и все эти три дня я провел трезвым. Третья ночь была на [микрорайоне] Серебрянке, там вообще была дичь, прямо в ствол заглянул, нас чуть не расстреляли. Тихари на джипах без опознавательных знаков хватали кого-то рандомно, мы пытались отбить — тогда опустилось окошко, они стали по нам стрелять резиновыми пулями очередями. А резиновая пуля в голову с 20 метров — то же самое, что обычная. Было страшно, мы разбежались. Увидели, как на Серебрянку идет колонна бронетехники.

Я знал, что будут колошматить, но никто не представлял, что они будут забрасывать людей гранатами, стрелять и пытать. Мы не ожидали, что у людей будут разорваны конечности, а менты будут мешать оказывать медпомощь. Что в скорую будет звонить начальник Окрестина и кричать на главврача подстанции. Им был дан карт-бланш, как Гитлером прямо: делайте что хотите, стреляйте, насилуйте, убивайте, вам ничего не будет, только спасите родину.

Борис, врач

9 августа у меня было суточное дежурство, я позвонил в ночную смену и договорился, что они чуть задержатся, пошел, проголосовал и поехал на работу. Вся больница была в холодном напряжении. Больница скорой помощи — к нам приезжает вся сочетанная травма, самая тяжелая. Мы готовились, вывели расширенную смену хирургов. С обеда пропал интернет, все друг другу писали смски, звонили по телефону. Потом начали слышать взрывы, мы высыпали на крыльцо приемного отделения, видели зарево, никакой информации. Но понятно, что происходит какая-то катастрофа. Кто-то что-то узнал по телефону — сразу всем говорит. Потом к нам поехали с разными травмами, было очень тягостно. Синие, с черепно-мозговыми травмами, в коме ребята приезжали. Я видел оторванную стопу, проникающие пулевые ранения в живот, в грудную клетку. Только чувство долга держало на месте, хотелось все бросить и туда бежать, была ярость. А куда бежать — неясно, никакой информации.

Про [Александра] Тарайковского — первого убитого во время разгона протестов — я услышал 11-го с утра, когда закончилась моя смена. Девочки с подстанции рассказали, что у него проникающее пулевое в грудную клетку и никакого взрывного устройства там не было. Ребята слышали переговоры силовиков, было ясно, что они его просто застрелили. Я приехал домой, помылся, переоделся, набил в рюкзак все, что у меня было, — бинты, жгуты, израильский бандаж, взял теплую одежду, потому что знал, что на Окрестина люди лежат много часов на асфальте. Уже было известно про тысячи людей, сидящих по СИЗО, надо что-то делать, а непонятно что.

Гриша, музыкант

Я проснулся в четыре утра и понимаю, что не могу ни лежать, ни сидеть, ничего. Говорю: я поеду. Жена берет ребенка, говорит: «Езжай, будь столько, сколько надо». Поехал в Жодино, под стены тюрьмы, забрать этих избитых людей — их как раз стали массово выпускать, чтобы снять пар. Я запомнил их глаза, их за три дня превратили в шиншилл каких-то, животных из клетки. Приезжаю — а там тысячи таких, как я: «Я тут с двух ночи, дайте мне хоть кого-нибудь!» Какая-то женщина кричит: «Наших жодинских не трожь, они так не могли, это россиян привезли!»

Валера, программист

Мы сидели дома и видели, как несколько людей убегают от омоновцев по двору, мы крикнули им, они забежали, поднялись к нам. У одного из них была разрезана нога, куча крови, мясо торчит, мы думаем, вызывать ли скорую. Мы уже читали новости, что на скорых приезжает ОМОН… Но все-таки решили вызвать. Скорые не записывали больных, делали всё на месте, чтобы потом раненых не вычислили. Врачи вызывали больше всего уважения. Скорая дежурила у Окрестина, омоновцы им угрожали: ты сейчас получишь ***** [по шее], — а фельдшер кричала на него. Они очень сильно сплотились, документировали травмы, пытки, публиковали это.

Борис, врач

Мы с женой пришли [10 августа] на [станцию метро] Пушкинскую, там творилось что-то неимоверное. У автобуса открываются двери, выбегают космонавты, случайных людей начинают молотить палками. Это теперь привычное зрелище, а тогда я остолбенел и стоял. Я видел, как забросали гранатами машину, выволокли оттуда ребят, поволокли. Солдаты тыкают в людей ружьями: мы вас щас застрелим, если не уйдете, какой-то сюр. Это было и страшно, и вызывало ярость: что вы, суки, творите? Нас остановили: что у тебя в рюкзаке? Было видно, что это солдат-срочник, я говорю: завтра мама тебе пирожки привезет в часть, ты ей что будешь рассказывать? «Все хорошо, мама, я в людей стреляю…»

Татьяна, оператор

Били и задерживали людей три дня [10-12 августа] специальные отряды ОМОНа. Даже сами тюремщики ужасались, насколько избиты люди, которых им привозили. Я видела: они били не в аффекте, делали это как работу, за деньги. Эмоционально они в этом не участвовали…

Источник

Опубликовано 10.08.2021  14:01