Category Archives: Еврейскими маршрутами

Leonard Cohen (21.09.1934 – 10.11.2016) / Леонард Коэн

Leonard Cohen: 20 Essential Songs

20
Leonard Cohen, pictured in 1985, passed away at the age of 82. Rob Verhorst/Getty

Poetry, fiction and songwriting were more or less equal forms of expression to Leonard Cohen – although one paid a hell of a lot better than the others. After mastering the mystical power of melody, Cohen went on to enjoy a long, fruitful career marked by spiritual hiatuses, reinvention and a surprising late-career second act unprecedented in American entertainment.

Cohen was the sexy, late-blooming gloom-monger among a small, elite coterie of singer-songwriters who came to define the Sixties and early Seventies. His rumbling voice, Spanish-y guitar lines and deeply poetic lyrics transubstantiated the sacred into the profane and vice versa. While early songs like “Suzanne,” “Sisters of Mercy” and “Bird on a Wire” made him a college-dorm fixture, later masterpieces like “Everybody Knows,” “I’m Your Man” and “The Future” introduced him to a new generation of post-punks and fellow travelers.

And then, in his 70s, he had to do it all over again, thanks to a larcenous manager. But touring rejuvenated our hero, not to mention his reputation. Cohen’s songs, both old and new, sounded deeper, richer, and more important than ever, as this sampling demonstrates.

1 / 20

“Suzanne” (1967)

The opening track of Leonard Cohen’s debut album became his career-making signature. Comparing it to a great Bordeaux, he has deemed this immaculate conflation of the spiritual and the sensual to be his best work. Joined by one of the female choruses that would accompany him through his career, “Suzanne” chronicles his real-life relationship with the artist/dancer Suzanne Verdal near Montreal’s St. Lawrence River in the summer of 1965. “I don’t think I was quite as sad as that,” Verdal later said of Cohen’s portrayal of her, “albeit maybe I was and he perceived that and I didn’t.”

2 / 20

“Sisters of Mercy” (1967)

Cohen composed this sweetly haunting waltz – augmented with calliope and bells – during a blizzard in Edmonton, Canada. After letting backpackers Barbara and Lorraine use his hotel bed for the night, Cohen watched them sleep, gazed out upon the North Saskatchewan River, savored “the only time a song has ever been given to me without my having to sweat over every word,” and sang it for them the following morning. In it, the girls become not entirely chaste nuns who facilitate the singer’s flight from “everything that you cannot control/It begins with your family but soon it comes around to your soul.”

3 / 20

“Bird on the Wire” (1969)

Recorded in Nashville, and bearing a strong melodic connection to Lefty Frizzell’s “Mom & Dad’s Waltz,” the prayerlike “Bird on the Wire” draws its title image from Cohen’s reclusive early-Sixties residence on the Greek island of Hydra, where birds alighted on newly installed telephone wires like notes on a staff. Willie Nelson, Johnny Cash and Aaron Neville have all recorded it, while Kris Kristofferson requested that its opening lines be inscribed on his tombstone. “The song is so important to me,” said Cohen, who frequently opened concerts with it. “It’s that one verse where I say that ‘I swear by this song, and by all that I have done wrong, I’ll make it all up to thee.'”

4 / 20

“Famous Blue Raincoat” (1971)

Among the more enigmatic songs by a composer who claimed to love clarity, “Famous Blue Raincoat” transfers specifics from the songwriter’s life onto the “other man” in a romantic triangle Cohen later claimed to have forgotten the details of. The rival possesses the titular Burberry raincoat Cohen long wore and appears to have been into Scientology, which Cohen explored briefly as a way to meet women. A low-key female chorus and ghostly strings add subliminal harmonic movement to a song that, for all its obscurity, ends with a most crystalline sign-off: “Sincerely, L. Cohen.”

5 / 20

“Is This What You Wanted” (1974)

New Skin for the Old Ceremony sounds like a break-up album anticipating Cohen’s 1979 split from Suzanne Elrod, mother of his two children. “Is This What You Wanted” is a self-deprecating airing of grievances with an increasingly accusatory refrain. Cohen compares himself unfavorably to the woman kicking him out – he’s the moneylender, Steve McQueen, and Rin Tin Tin to her Jesus, Brando, and beast of Babylon. The music has a refreshing, even bracing music-hall kick thanks to new producer John Lissauer, and the female chorus has never sounded more classically Greek.

6 / 20

“Chelsea Hotel #2” (1974)

It’s certainly no “Bird Song,” Jerry Garcia and Robert Hunter’s bucolic tribute to Janis Joplin. But once Cohen identified the woman “givin’ [him] head on the unmade bed” as Joplin, it became easy to see the singer in his snapshot. With their mutual limos idling downstairs, Cohen and fling sympathize and spar, with Joplin getting off the best line: “You told me again you preferred handsome men/But for me you would make an exception.” Cohen later regretted revealing her identity. “It was very indiscreet of me to let that news out,” he said. “Looking back I’m sorry I did because there are some lines in it that are extremely intimate.”

7 / 20

“Lover Lover Lover” (1974)

Cohen often depicted himself as a soldier in art and life, and he improvised the first version of this song for Israeli troopers in the Sinai during the Yom Kippur War. It would later become the first of a batch of unfinished songs he completing while visiting Ethiopia. Eliminating his original opening line about “brothers fighting in the desert,” Cohen went on to construct an Old Testament, if not downright Freudian, dialogue between father and son. “He said, ‘I locked you in this body/I meant it as a kind of trial/You can use it for a weapon/Or to make some woman smile.'” This is my rifle, this is my gun….

8 / 20

“Who By Fire” (1974)

The solemn, strings-accompanied centerpiece of New Skin for the Old Ceremony is based on a melody for the Hebrew prayer “Unetanneh Tokef,” chanted on Yom Kippur, the Day of Atonement, when the Book of Life is opened to reveal who will die and by what means. In this duet with folksinger Janis Ian, Cohen conceives his own litany of “the ways you can leave this vale of tears,” which include downers, avalanche and “something blunt,” ending each verse with the agnostic query, “and who shall I say is calling?” He also encouraged his musicians to improvise Middle Eastern maqams around “Who By Fire” onstage.

9 / 20

“Memories” (1977)

Cohen and villainous producer Phil Spector had a rollicking drunken time recording Death of a Ladies’ Man together. Cohen taps into both his adolescent sexual angst and his unrequited lust for tall, Teutonic singer Nico in this over-the-top Wall of Sound takeoff on the Shields’ 1958 doo-wop hit “You Cheated, You Lied,” which he quotes by way of outro. Later, onstage, Cohen introduced “Memories” as a “vulgar ditty … in which I have placed my most irrelevant and banal adolescent recollections.” It’s actually rather glorious in its uncharacteristic over-the-top-ness.

10 / 20

“The Guests” (1979)

Following the baroque hysterics of Death of a Ladies’ Man, Cohen returned to his acoustic folk roots on Recent Songs. Inspired by the 14th-Century Sufi poet Rumi, “The Guests” sports a Middle Eastern tinge and marks Cohen’s first track with one of his favorite vocal accompanists, Jennifer Warnes. Somewhere between a celebration of life’s rich pageant and a take-off on Poe’s grisly “Masque of the Red Death,” “The Guests” provides a glimpse into Cohen’s spiritual ambivalence. It’s a cold, lonely world out there, but sometimes, as he told filmmaker Harry Rasky, “If the striving is deep enough or if the grace of the host is turned towards the seeking guest, then suddenly the inner door flies open and … the soul finds himself at that banquet table.”

11 / 20

“Hallelujah” (1984)

Five years after Recent Songs, 50-year-old Leonard Cohen returned with Various Positions, which contained the most covered song of his career. “Hallelujah” did not impress CBS president Walter Yetnikoff, however, who considered the album an abomination: “What is this? This isn’t pop music. We’re not releasing it. This is a disaster.” Cohen himself considered the song “rather joyous,” as did Bob Dylan, who played it live in ’88, and Jeff Buckley, whose ’94 version launched him into short-lived stardom. “It was effortless to record,” producer John Lissauer told Alan Light. “It almost recorded itself. The great records usually do.”

12 / 20

“First We Take Manhattan” (1988)

Low-budget synths are in full effect on I’m Your Man, Cohen’s first major artistic reboot. In its opening track, fueled by a spare Eurodisco beat in stark contrast to Cohen’s seven prior more-or-less acoustic albums, the bloody but unbowed troubadour unspools a fantasy about worldwide musical domination. Originally titled “In Old Berlin,” the song also seems to prophesy a bad moon rising. Cohen described the singer as “the voice of enlightened bitterness,” rendering a “demented, menacing, geopolitical manifesto in which I really do offer to take over the world with any like spirits who want to go on this adventure with me.”

13 / 20

“I’m Your Man” (1988)

“I sweated over that one. I really sweated over it,” Cohen said about the overtly carnal title track of his “comeback” album. “On I’m Your Man, my voice had settled and I didn’t feel ambiguous about it. I could at last deliver the songs with the authority and intensity required.” Set to a cheesy drum-machine beat and sotto voce horn riffs, with more than a little suggestion of a country ballad, Cohen conversationally throws himself at the feet of a woman he’s done wrong. He’d never beg for her forgiveness, of course. But if he did: “I’d crawl to you baby and I’d fall at your feet/And I’d howl at your beauty like a dog in heat….”

14 / 20

“Everybody Knows” (1988)

I’m Your Man‘s apocalyptic-comedy theme continued in this classic Cohen list song. His voice is deeper and more mordant than ever, and Jennifer Warnes adds angelic encouragement. Cohen unspools a string of received ideas – about sex, politics, the AIDS crisis, etc. – which he then goes on to neatly overturn. “It says we’re not really in control of our destiny,” explained co-writer Sharon Robinson. “[T]here are others running things, and we go about our daily lives with that in the background.”

 The synthesizers and disco bass line contrast perfectly with the organic sound of Cohen’s voice and the old-world oud soloing around it.

15 / 20

“The Future” (1992)

The fall of the Berlin Wall inspired The Future, especially its gloomy, thrilling title track: “Give me back the Berlin Wall/Give me Stalin and St. Paul/I’ve seen the future, brother: It is murder.” A gospel chorus punctuates this rocker reminiscent of Dylan at his most apocalyptic. Decaying Los Angeles had infected Cohen, who’s both appalled by the present and pessimistic about what’s coming down the track. As he gleefully told one interviewer, “This is kindergarten stuff compared to the homicidal impulse that is developing in every breast!”

16 / 20

“Waiting for the Miracle” (1992)

Cohen sounds like Serge Gainsbourg at his most melancholy here. A low recurring whistle suggests the theme song from some desolate spaghetti Western. In increasingly disconsolate verses, Cohen charts the geography of the “interior catastrophe” he said informed The Future, adding, “All the songs are about that position, but I think treated vigorously, and if I may say so, cheerfully.” Is that a marriage proposal to his current girlfriend Rebecca De Mornay in the penultimate verse? If so, it didn’t take, because the glam couple separated not long after The Future‘s release. “The miracle,” Cohen would say, “is to move to the other side of the miracle where you cop to the fact that you’re waiting for it and that it may or may not come.”

17 / 20

“Anthem” (1992)

“To me, ‘Anthem’ was the pinnacle of his deep understanding of human defeat,” said Rebecca De Mornay, who earned a production credit for suggesting its gospel choir. The Future‘s centerpiece, a magnificent anthem to decay and rebirth, goes back a ways. Cohen began it a decade earlier as “Ring the Bells,” but its Kabbalistic roots extend to the 16th century. As for its unforgettable chorus – “There is a crack, a crack in everything/That’s how the light gets in” – Cohen claims the lines are “very old. … I’ve been recycling them in many songs. I must not be able to nail it.”

18 / 20

“A Thousand Kisses Deep” (2001)

Leonard’s koans became even more profound after he spent five years in the Mt. Baldy Zen Center between The Future and 2001’s Ten New Songs. His new record, according to co-writer/producer/singer Sharon Robinson, was “some kind of extension of his time at Mount Baldy. He was still very reclusive during this time.” Robinson recorded the music in her garage studio and took it to Cohen, who added his vocals in his own home studio. He gave it the feel of an old folk song, and its sense of desolation and profound loneliness makes it an exceptionally intimate experience.

19 / 20

“Going Home” (2012)

Rejuvenated by the two-year tour he undertook in 2008 at age 73, Cohen returned to the studio to record what would become Old Ideas. Its opening track is marvelously meta, with Cohen’s ego or transcendental self or somesuch describing “Leonard” as a “lazy bastard living in a suit.” Although thousands of cigarettes had done a number on his voice, Cohen’s self-examination offers a remarkable example of self-forgiveness on the way to the long goodbye. Cohen didn’t see much future in the song when he first gave it to his producer. “Pat [Leonard] saw the lyric for ‘Going Home’ and said, ‘This could be a really good song,’ and I said, ‘I don’t think so.'”

20 / 20

“You Want it Darker” (2016)

Cohen’s long goodbye concluded with a sparsely arranged 14th album produced by his son, Adam. A male cantorial chorus replaces the backing women of yore in its title track, intoning a haunting countermelody to Cohen’s baritone growl. Like so much great devotional music, the words could be addressed equally to a deity, an object of desire or a fan. It’s hopeful and despairing, bitter and sweet, pious and profane. “Hineni, hineni” – here I am – he declares in Hebrew between verses, “I’m ready my Lord.” You want it darker? As he told The New Yorkerupon its release, “I am ready to die. I hope it’s not too uncomfortable.”

Published 11.11.2016  05:40

***

Коэн, Леонард (21.09.1934 – 07.11.2016)

Коэн родился в 1934 году в Монреале (Квебек, Канада) в еврейской семье среднего достатка. Его отец, Натан Коэн, имевший польские корни, был владельцем известного магазина одежды и умер, когда Леонарду было девять лет. Мать была иммигранткой из Литвы. Родные Леонарда, как и другие евреи с фамилиями Коэн, Кац и Каган, считаются потомками храмовых священнослужителей. Сам Коэн вспоминает об этом так: «У меня было очень мессианское детство. Мне сказали, что я потомок первосвященника Аарона». Он ходил в еврейскую школу, где учился вместе с поэтом Ирвингом Лайтоном. Будучи подростком, Коэн научился играть на гитаре и сформировал фолк-группу под названием Buckskin Boys. Отцовское завещание обеспечило Коэну небольшой постоянный доход, достаточный для того, чтобы осуществить свои литературные амбиции.

Опубликовано 11.11.2016  05:40 

 

***

To all of you who cherish everlasting memory of Leonard Cohen, a Canadian born marvel with Jewish roots from Biełaruś and Lithuania, I ask you to celebrate his life.

A custom is to lit a candle in order to ease his way to his Maker.

Love to All,

Zina Gimpelevich, Canada

Пераклад:
Прашу ўсіх, хто хацеў бы ўвекавечыць памяць пра Леанарда Коэна, цудоўнага ўраджэнца Канады, яўрэя з беларускімі і літоўскімі каранямі, згадаць вышыні яго жыцця. Паводле звычая запалім свечку, каб палегчыць шлях нябожчыка да Тварца.
 
З любоўю да ўсіх, Зіна Гімпелевіч (д-р філалогіі, канадская беларусістка).
11 лiстапада 18:51
P.S.  – 17.11.2016

 

По уточненным данным, полученным от близких, знаменитый поэт, писатель, певец и автор песен Леонард Коэн умер в ночь на 7 ноября, а не 10 ноября, как сообщалось ранее, передает агентство Associated Press. Накануне вечером он упал в своем доме в Лос-Анджелесе, потом пошел спать, и умер во сне.

“Его смерть была внезапной, неожиданной и мирной”, – сказал агентству AP Роберт Кори менеджер Коэна.

Леонард Коэн был похоронен на семейном еврейском кладбище в канадском Монреале.

После того, как 10 ноября стало известно о смерти Коэна, некоторые комментаторы в социальных сетях писали о том, что он “не пережил результатов президентских выборов”. Многие поклонники творчества Леонарда Коэна подчеркивали неуместность подобных комментариев. Как выяснилось теперь, поэт умер за день до выборов.

***
Еще материалы о Л. Коэне:

Памяти Леонарда Коэна

Леонард Натанович Коэн писал и записывал свои песни все те полвека, что я на свете живу.
Его слова и музыка — не только саундтрек ко всей моей жизни, но и партитура взросления.
***

Койфен папиросн. История песни / Koyfen papirosen

Evgeny (klonik69) wrote,

“КУПИТЕ КОЙФЧЕН, КОЙФЧЕН ПАПИРОСН”. ИСТОРИЯ ПЕСНИ

Эту песню очень любил мой отец. Но ни он, ни многие другие, знавшие и любившие эту прекрасную песню, столь созвучную определённому периоду советской истории, не знали что она оказывается родом из Соединенных Штатов, что автор её не жил в Советском Союзе в первой половине 20-х годов прошлого века, да и создана она была лишь в начале 30-х годов.

Её автором считается  Герман Яблоков, обладатель голландско-германского имени и русско-славянской фамилии, который на самом деле был  Хаимом Яблоником, уроженцем западно-белорусского города Гродно.

Родился он в небогатой еврейской семье в 1903 году, в те времена это была Российская империя, а далее город отошёл к получившей независимость Польше. В возрасте десяти лет юный Хаим уже поёт в синагогальном хоре кантора Й. Слонимера, в двенадцать он начинает играть детские роли в местном театре на идиш, а в 17 оставляет дом и поступает в небольшую театральную труппу «Ковнер фарейникте групп» («Объединенная Ковенская группа») и вместе с ней начинает кочевать по городам и местечкам Литвы и Польши.

В 1924 году через Германию и Голландию он добирается до Соединенных Штатов, где и живет всю свою остальную жизнь. И здесь он играет в театрах на языке идиш, сначала в провинциальных театрах в Монреале, Торонто и Лос-Анжелосе, а затем перебирается в столицу театра на языке идиш, в Нью-Йорк.  Талантливый человек, а Хаим Яблоник и был таковым, сочетая таланты актёра, режиссёра, драматурга, поэта, композитора, продюсера, скоро становится одним из самых заметных лиц района Второго Авеню (район Манхеттена, где располагались помещения театров, в которых давали спектакли еврейские театральные труппы). Двадцатые-тридцатые годы двадцатого века – эпоха расцвета театрального искусства на идиш в Соединенных Штатах. Кстати, по приезде в Америку он становится сначала Хайман, а затем Герман (по английски это имя произносится как Херман) и меняет фамилию. Основное направление деятельности Г. Яблокова – музыкальные спектакли, пьесы, часто не очень глубокие, но насыщенные пением и музыкой. Самым успешным из них был «Дер Паец» («Клоун») и эту маску клоуна Г. Яблоков использует и далее в своём творчестве. Популярность его такова, что он удостаивается чести вести еженедельную передачу на идиш на радио. Один из музыкальных спектаклей, в создании которого Г. Яблоков активно участвует, носит название «Папиросн», вот в нём впервые и зазвучала песня под тем же названием, о которой мы ведём речь. А случилось это в 1932 году. К сожалению, содержание пьесы, по которой был поставлен спектакль осталось мне неизвестным, но известно, что песня понравилась зрителям. Г. Яблоков немедленно включил её в свою радиопередачу и она стала известной и популярной уже и за пределами Нью-Йорка.

В 1933 году песня попадает в известное музыкальное издательство братьев Каммен («J and J. Kammen Co.»), которое её публикует. Принял участие в судьбе песни и Генри Линн (несмотря на чисто англосаксонские имя и фамилию – тоже не последнее имя в кино и театральном искусстве на идиш), в то время популярный кинорежиссер, делавший короткометражные фильмы для включения в театральные постановки. Г. Линн вместе с Г. Яблоковым сделал короткометражный 15 минутный игровой фильм на сюжет песни и пьесы. В роли 11-летнего продавца сигарет, мёрзнущего на уличном углу, чтобы продать сигареты и заработать столь необходимые для жизни деньги, снялся юный Сидней Люмет, сын польских еврейских актеров-эмигрантов, совсем недавно скончавшийся в весьма почтенном 86-летнем возрасте. В те дни только мечтавший о своей кинематографической карьере. Впоследствии он осуществил свою мечту и стал одним из ведущих кинорежиссеров Голливуда, достаточно сказать, что в его активе один из лучших фильмов, снятых когда-либо там — «Двенадцать разгневанных мужчин», шедший и на экранах Советского Союза и ставший классикой кинематографа.
В 1935 году пьеса и короткометражный фильм «Папиросн» вместе пошли в МакКинли Сквер Театре в Бронксе (один из районов Нью Йорка). Всё это лишь упрочило популярность песни.
И тем не менее кое-что в истории песни остаётся не совсем понятным. В ней явно присутствует русский след. Использовано в тексте русское слово «Купите», за которым, правда, тут же дано это же слово на языке идиш «Койфт». Да и папиросы существуют только в России, вернее, на том пространстве, где некогда располагалась Российская Империя.. На Западе курят сигареты, а что такое папиросы там вообще не известно. Но Г. Яблоков, а именно он является автором оригинального текста, вне всякого сомнения, никогда не жил в Советском Союзе, да и текст датируется началом тридцатых годов, когда он уже был вполне респектабельным американцем.
Поищем разъяснений у самого автора. После войны он издал книгу «Дер Паец: Арум Дер Велт Мит Дем Идишен Театр» («Клоун: Вокруг света с театром на идише»). В ней он сообщает, что замысел этой песни у него появился ещё в 1922 году, когда жил и работал в Ковно (Каунасе), в тогдашней Литовской республике. Вот теперь процесс создания более понятен, Литва граничила с Советским Союзом и до Ковно, разумеется, доходили отзвуки всего того, что имело место у соседей. А русский язык и что такое папиросы Г. Яблоков не мог не знать, всё же родился и вырос он в Российской Империи. Тогда, в Ковно Г. Яблоков решил, что у него ещё нет возможностей вывести песню в свет и оставил всё на стадии набросков, а вернулся к ней и с большим успехом сделал её популярной, когда имел к тому возможности в Соединенных Штатах.

Теперь о музыкальной части. Г. Яблоков в своей книге подтверждает лишь авторство слов, но никак не мелодии. Он излагает версию, что это народная мелодия, которую он лишь обработал, придав ей нужную для этой песни музыкальную форму. А чья же это мелодия? А вот на этот вопрос ответ дать крайне трудно. Мелодия песни, жалобно грустная, вполне может сойти за румынскую дойну, особенно в исполнении еврейских музыкантов, вносящих национальный колорит в исполнение. Венгров тоже трудно будет убедить в том, что это не их национальная музыка. В обоих этих странах полно цыган, которые, разумеется, будут уверять, что это их мелодия, хотя, возможно и признают, что позаимствовали её у еврейских музыкантов. Были, например, выпущены пластинки с фольклорными произведениями румынских цыган, где звучала и эта мелодия, обозначенная как «цыганская свадебная». В 30-х годах прошлого столетия в Соединенных Штатах была выпущена пластинка с популярными греческими мелодиями в исполнении греко-американского музыкального ансамбля, там эта мелодия тоже присутствовала и была названа «цыганским хасапико» (хасапико – живой греческий народный танец). Болгарский специалист по народному фольклору профессор Николай Кауфман нашёл болгарскую народную песню, мелодия которой напоминает «Папиросн». Хотя профессор не исключает,что мелодия эта попала в его страну из Румынии, занесённая странствующими музыкантами. Возможно, есть и другие претенденты на авторство этой мелодии. Из всего этого многообразия можно понять, что мелодия широко ходила по Восточной Европе, под неё имелись, наверняка, и тексты на разных языках, она была хорошо известна еврейским народным музыкантам-клезмерам, которые и сыграли в её судьбе ключевую роль разнося по разным городам и странам и через них дошла она до ушей Г, Яблокова.

Песня прошла через этап заметного роста популярности после Второй Мировой войны. Основным движущим моментом здесь явилась семимесячная поездка самого Г. Яблокова по послевоенным лагерям для бездомных «перемещённых лиц» (DP по английски) в Германии, Австрии и Италии, за эту поездку он был награжден почётным дипломом армии Соединенных Штатов. Конечно, в этих лагерях было полно евреев (около 200 000 человек) и еврейских детей в частности. Часть была освобождена из нацистских концлагерей, часть пряталась на чердаках, в погребах, в лесах, у соседей христиан и т.д. Концертное турне Г. Яблокова, а он дал более ста представлений, вызвало большой интерес и уж там, вне всякого сомнения, исполнялись «Папиросн» и евреи и еврейские дети только что сами так страдавшие были, разумеется, полны сочувствия и сострадания герою песни. Хотя в лагерях DP пища была и там никто не страдал от голода и не стоял с протянутой рукой.

Ещё одним фактором роста популярности песни после войны стало её исполнение дуэтом сестёр Берри (Багельман). Г. Яблоков был знаком с сёстрами и участвовал в их работе над песней и результатом стал маленький шедевр, который многим хотелось многократно слушать даже не понимая и не зная язык. Г. Яблоков вообще много гастролировал со своей супругой Беллой Майзель, также известной актрисой и певицей, побывав и в Европе и в Южной Америке и в Израиле и песня, конечно, звучала на его концертах.  Г. Яблоков умер в 1981 году.

А его песня? Песня живёт.
Трудно найти оркестр клезмеров, в репертуаре которого не было бы «Папиросн» с солирующей партией любимого еврейского музыкального инструмента – кларнета. Вариант песни с несколько измененным ритмом – прекрасная танцевальная мелодия. Именно так её исполнял ещё в 30-е годы в Соединенных Штатах популярный оркестр под руководством Эйба Эльштейна при солировании виртуоза кларнетиста Дейва Тараса. Очень любят эту мелодию в Аргентине, где она исполняется в ритме танго, правда, со словами на идиш, а не по испански, но, возможно, и это будет. В одном я абсолютно уверен: людям песня нравится и часто даже в самом неожиданном месте вы можете услышать: «Купите, койфт-же, койфт-же папиросн, с’из трукене, нит фун регн фергоссен» («Купите-же, купите папиросы, они сухие, не подмоченные дождём»). Это всё те же неувядаемые и не исчезающие «Папиросн».

 Оригинал

***

Опубликовано 1.11.2016 11:19

Дмитрий Ной. Еврейская тетрадка

Для открытия книги стихов нажмите  Еврейская тетрадка

***

В полулёгком жанре

BY ON

Давайте передохнём от профессионалов. Тем более у меня давнее убеждение: сочинять (не обязательно печатать) стихи полезно всем. Ну как заниматься физкультурой или учиться шахматам (плюс-минус музыке). Так вот, наш гость в поэзии подчёркнутый дилетант. Не исключаю, умышленно — чтобы «не давить на читателя авторитетом». Да и свобода, сами понимаете (не забудьте при слове «свобода» цыкнуть зубом и провести указательным по горлу).
И оттого его темы никоим образом с собственными профессионализмами не пересекаются. Дмитрий Ной — врач-терапевт и шахматист, шахматный арбитр, журналист, редактор. И — добрый, лёгкий человек, отчего ему, как «бесконфликтной кандидатуре», поручали то судейство белорусских чемпионатов, то тренерство сборных, то руководство шахматным журналом… Кстати, в еврейской традиции несложно найти применение сходного принципа: так, 1900 лет тому назад, дабы снять напряжение спора двух седовласых мудрецов, на роль наси (президента, князя) выбрали 18-летнего гения Элазара бен-Азарью…
Фото свои Дмитрий категорически не обожает, так что ограничьтесь абстрактным образом. В поэзию же его занесло, по собственному признанию, от шока: во время августовского путча 1991 года родилось первое стихотворение. Не знаю от чего, может быть, от лёгкости характера, размер и лад его строк обычно частушечный, игровой. И потому — немало шуточек в лёгком жанре, игры слов — столь частушке свойственной.
Но — тот же размер и ритм приобретают неожиданную глубину и серьёзность, когда автор о серьёзном, даже нередко трагическом думает. Видимо, у каждого человека помимо индивидуальных отпечатков пальцев, резонансных частот и строения зубов есть и своя «естественная поэтическая частота». Я даже провёл в подборке чёрточку — между частушкой собственно и тем, что никогда раньше в форме частушечной не видел. Говорят, устами младенца глаголет (поэтическая) истина. Даже если этому младенцу за 70…
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com.

Дмитрий Ной

НА ПРИЁМЕ У ОКУЛИСТА
– Вы видите буквы?
– Да, первую строчку.

– Что там написано?
– Деньги на бочку!

УСТУПАТЬ, НЕ ОТСТУПАЯ
Мне сказала тётя Хая:
– Соломончик, уезжаю!

Я евреев наставляю
уступать, не отступая.

ЧЕРНИЛЬНАЯ ТОЧКА
– Ой, что у вас на носу?
Пойду зеркало принесу.

От страха
прилипла к телу рубаха.

Прибежала дочка:
– Чернильная точка!

Кому потеха,
а мне не до смеха.

ЧАСТУШКИ МОЛОЧНЫЕ
Молоко, молоко…
продаётся близко.
Кто летает высоко,
падает так низко?

Закипело молоко,
появилась пенка.

У того, кто съест её,
вырастают крылья.

Два нырка,
как два сырка
в сырную неделю,
нагло врут издалека,
превзошли Емелю.

Молоко, молоко…
Не ходите далеко.
Коль собьёте масло,
будет не напрасно.

Я умаслил жилотдел,
вышел полный беспредел,
даже объедуха.
Рассказать вам обо всём
не хватает духа.

А вообще-то без быка
не бывает молока.

ПЕТУШОК-ЗАДИРА
Мне подарили петушка,
задиру ростом с два вершка,
как говорят, не без грешка,
за что лишился гребешка.

Подруг своих он не любил,
с утра до ночи клювом бил
и шум такой производил,
что я его сварил.

И стало вдруг спокойно!

С тех пор учу я петушков
вести себя достойно.

ДРУГУ
Что бубнишь себе под нос:
«Где евреи, там вопрос?»

Я тебе замечу сразу:
ты приносишь в дом заразу.

И не слушай тётю Майю:
её хата всегда с краю.

ИВАН ГРОЗНЫЙ
Как тут не вспомнить
Грозного Ивана
с вопросом одиозным для тирана:
– Князь Курбский
еврей или русский?

ЯЗЫКИ ОБЩЕНИЯ
Я человек еврейский
учу английский.

При общении узком
беседую на русском.

Что ни говорите,
хорошо бы и на иврите.

ПУТЧ
Грядёт великая эпоха:
страна меняет скомороха.

КРЫМСКАЯ КАМПАНИЯ
У этой мистики
нет характеристики.

ПОЛИТПРОСВЕТ
Что такое политика
от и до?
Это критика
с приёмами дзюдо.

ПЕРВОАПРЕЛЬСКОЕ ДИТЯ
Раздался ужасный треск.
Верховный Совет воскрес.
Какой прогресс!
Блеск!
Воздух горный.
На трибуну влез Подгорный.
– Не пить!
Не курить!
Не любить!
Не дышать!
Не рожать!
Кузькину мать
не оскорблять!
Рекомендуется долго спать!
Государственная Дума
распущена!
Правда сущая!

ЧТО С ЧЕМ СОЧЕТАЕТСЯ
Яблоки сочетаются с молоком,
сметана с творогом.
Пироги, чтобы не достались
бандитам,
едят быстро и с большим
аппетитом,
как президент
с премьер-министром,
или делят наполовину,
как Украину.

ТОНОК ЛЁД
По поверхности России
скользят русские евреи.
Тонок лёд, но есть идеи:
тут и родина, и дом.
Хорошо, что ветер в спину,
ну а если грянет гром?
На какую прыгнуть льдину?
Отправляйся на чужбину.
Это лучше, чем погром,
или ссылка, или зона
под прикрытием закона —
в назидание притом.

ИУДЕЯМ
С папой римским
вы вступили в диалог.
Да поможет ему разум, а вам Б-г!

ЗАПОВЕДЬ
Израиль един и неделим.
Сердце его — Иерусалим.

По поводу любому
ты это повтори
и передай другому.

ЧЕРНОБЫЛЬ
Ветер бросил меня,
подхватил и унёс.

Видел дым без огня,
видел горе без слёз.

Я, как коршун, парил
над могильником крытым.

Выбивался из сил…
И вернулся убитым.

СТРАХ
Я впрямь перелётная птица
и нигде не могу
приземлиться.

Что меня заставляет
кружиться?
Граница!

Я как будто судьбой околдован
и цепями к безумию прикован.

Я кого-то всегда опасаюсь,
спать ложусь и, заснув, просыпаюсь.

Человек с пистолетом в руках
мне мерещится вечно впотьмах.

– Юда! Ты! —
Я лечу с высоты,
как пустой чемодан.

А вдогонку за мной
он швыряет наган.

***

В дополнение Дмитрий Ной немного о себе специально для сайта:

Прожита большая жизнь длиной в 81 год. Кажется, всё успел сделать. Познакомился с шахматами в 1946 году.
Постепенно совершенствовался. Впервые выступил за юношескую команду Белоруссии в Ростове-на-Дону в 1953 году. Через 10 лет на всесоюзных соревнованиях выполнил разряд кандидата в мастера. Судья республиканской категории по шахматам. Был последним редактором “Шахматного листка” при газете “Физкультурник Белоруссии”,  затем вёл шахматные отделы полтора-два десятка лет в газетах “Звязда”, “Во славу Родины”, журнале “Сельское хозяйство Белоруссии”, занимался тренерской работой.
По специальности врач-терапевт. 36 лет отдал участковой работе в 21 поликлинике Минска.
Стихи стал сочинять неожиданно для себя после путча ГКЧП 19 августа 1991 года с известных сейчас строчек:
“Грядёт великая эпоха. Страна меняет скомороха”. Впервые опубликован в 1997 году. Автор 6 стихотворных сборников. С 2001 года живу в Бостоне. Более 600 произведений вы найдёте   на сайте ГУГЛ СТИХИ.РУ  Кабинет автора  Дмитрий Ной.  Советую их почитать. Они просты, коротки, на злобу дня.

Опубликовано 28 мая 2016 20:44

***

ВЕСЁЛЕНЬКАЯ ИСТОРИЯ

В 2006 году бостонский журнал “Бизнес-реклама” объявил в Интернете на своём сайте “Женсовет” поэтический конкурс. Я в это время работал над своим сборником стихотворений “Еврейская тетрадка” и одним из первых послал из этого цикла 4 произведения в том числе “Тётушка Хая за чашечкой чая”.
“Женсовет” опубликовал вскоре список участников конкурса. Моей фамилии в нём не было. Я запросил редакцию, в чём дело? Ответа нет. Повторяю запрос ещё 3 раза. Наконец, получаю ответ: – Еврейские стихи не печатаем. Алексей -.  Жизнь научила меня прежде, чем возмутиться, подумать, как быть? Я живу в США, в стране до корня волос интернациональной. Народ её мягкий, очень дружелюбный, отзывчивый. Чувствую я себя в его среде прекрасно и ответил: проблем нет. В стихотврении “Тётушка Хая…” я меняю имя Хая на Мая, а имя его героя Соломончика – на Харитончика. Знаменитую сейчас фразу …Еврей без жены как утро без солнца и ночь без луны… я выбросил. На следующий день стихотворение в такой редакции было опубликовано.
Стихотворение неоднократно воспроизводилось в печати. Имя тётушки Маи я сохранил, а вот Соломончика оставил. Конечно, с вызывающей у читателей улыбку фразой…Еврей без жены…

Прислано автором и добавлено 19.12.2016  20:35

Обновлено 16.12.2019  20:30

Как эмигрантка из Беларуси стала королевой ритейла в США

Невероятная история «Миссис Би». Как эмигрантка из Беларуси стала королевой ритейла в США

7 Апреля, 2016, Владимир Статкевич

Миссис Би в своем магазине. 1977 год.

Миссис Би в своем магазине. 1977 год. Фото: omaha.com

Роза Блюмкин не получила экономического образования и до конца жизни плохо разговаривала по-английски. Но богатейший человек в мире Уоррен Баффет говорит об этой эмигрантке, что она дала бы фору всем остальным дипломированным бизнесменам в Америке.

Он до сих пор приводит Блюмкин, урожденную Горелик, в пример начинающим менеджерам, обращая внимание на те простые, но редкие качества, которые привели ее к невероятному успеху: «Если они усвоят уроки Миссис Би, ничему новому я их не научу».

Уоррен несколько раз пытался купить созданный Блюмкин магазин мебели Nebraska Furniture Mart, ставший крупнейшим в США. И почел за честь, когда она наконец согласилась продать 90 процентов семейного бизнеса его холдингу Berkshire Hathaway’s.

Баффет в конце концов стал чувствовать себя практически членом семьи успешной бизнес-леди. Неслучайно в книге писательницы Элис Шредер, опубликовавшей в 2008 году подробную биографию миллиардера, Миссис Би посвящена целая глава.

Спали на соломе прямо на полу

Роза Горелик родилась 3 декабря 1893 года под Минском в маленькой деревушке Щедрин (Shchedrin). Так говорится в биографии Баффета, хотя на сайте магазина Nebraska Furniture Mart дано другое название – Шердин (Shirdeen).

Оба источника сходятся в том, что эта деревня находилась рядом с Минском. Правда, надо помнить о том, что Беларусь входила тогда в состав огромной Российской империи, поэтому «под Минском» может обозначать не два-три, а десятки километров.

На сегодня под описание больше всего подходит деревня Щедрин в Жлобинском районе. Хотя поселок с таким же названием есть и в России, в Брянской области, совсем рядом с нынешней границей Беларуси. Однако он не входил в состав Минской губернии.

Юная Роза Горелик (в последствии – Блюмкин) со своей семьей.
Юная Роза Горелик со своей семьей. Фото: nfm.com

Как сообщается в книге-биографии Баффета, Роза и семь ее братьев спали на соломе прямо на полу их деревянного дома. Отец-раввин не мог позволить себе купить детям матрац.

«Моей первой мечтой с 6 лет было уехать в Америку», – рассказывала Роза, вспоминая об ужасах погромов. И в 13 лет она босиком прошла почти 30 километров до ближайшей железнодорожной станции, чтобы пощадить кожаные подошвы новых туфель.

Девочка для экономии спряталась в поезде под сиденьем и приехала в ближайший город – Гомель. Там она постучала в 26 дверей, прежде чем на ее предложение откликнулся владелец магазина тканей. «Я не нищая, – сказала Роза. – Позвольте мне переночевать, а я покажу, на что способна».

Наутро, когда она пришла на работу и занялась покупателем, то раскатала полотно и обсчитала его прежде, чем кто-нибудь успел взять в руки мелок. «В 12 часов хозяин спросил, смогу ли я остаться», – вспоминала Роза позднее. К 16 годам она была здесь уже управляющей и руководила шестью женатыми мужчинами.

Через 4 года девушка вышла замуж за Изадора Блюмкина, местного продавца обуви. В то же самое время разразилась Первая мировая, в России начало нарастать беспокойство, и Роза приняла решение. У супругов достало денег на один билет в Америку. Она отправила туда мужа, а сама осталась копить на свою поездку.

За 5 долларов с ног до головы

Два года спустя, когда вновь начались беспорядки, Роза села на поезд, следовавший по Транссибирской магистрали. Она направлялась в Китай. Оттуда, правдами и неправдами пересекая границы, перебралась в Японию. А затем на грузовом судне, перевозившем арахис, добралась до Сиэтла. И вскоре воссоединилась со своим мужем.

Через несколько лет, уже обзаведясь детьми, семейная пара переехала в Омаху – город, в котором жило 32 тысячи иммигрантов. Здесь Роза могла говорить с людьми по-русски и на идише. Изадор начал зарабатывать, открыв ломбард. Жена в его дела пока особо не вмешивалась. Посылая по 50 долларов в Россию, она смогла вывезти оттуда еще десятерых родственников.

Скромное начало. Nebraska Furniture Mart начинался в подвале ломбарда.
Скромное начало. Nebraska Furniture Mart начинался в подвале ломбарда. Фото: nfm.com

Но во время Депрессии ломбард разорился. И тогда бизнес в свои руки взяла женщина. Роза знала, что предпринять, и сделала ставку на низкие цены. «Покупаешь вещь за три доллара и продаешь за 3.30», – инструктировала мужа она.

Супруга сумела превратить вышедшие из моды костюмы в настоящее золото. Она раздала по всей Омахе 10 тысяч листовок. В них говорилось, что Блюмкины оденут любого покупателя за 5 долларов с ног до головы. В набор входили белье, костюм, галстук, туфли и соломенная шляпа. За один день супруги заработали 800 долларов – больше, чем за весь предыдущий год.

Потихоньку бизнес начал расширяться: в продажу пошли также драгоценности, шубы и мебель. Ставка на низкие цены оставалась их маркой. Скоро покупатели стали все больше спрашивать именно мебель.

Роза взяла в долг у брата 500 долларов, чтобы открыть в подвале рядом с мужниным ломбардом магазин под названием Blumkin’s. Но столкнулась с проблемой: оптовики не хотели продавать ей мебель из-за жалоб своих дилеров: те говорили, что она сбивает им цену.

Продавай дешево и не обманывай

Тогда Роза нашла человека в Чикаго и заказала у него товара на 2 тысячи долларов в кредит. Когда подошел срок возврата, ей пришлось продать мебель из собственного дома. И тем не менее, начало было положено.

А в 1937 году Роза совершила эпохальный шаг – основала тот самый Nebraska Furniture Mart. Предпринимательницу по-прежнему бойкотировали оптовики. Поэтому Блюмкин разъезжала по всему Среднему Западу, покупая по дешевке мебель в крупных магазинах. Ее девизом стало знаменитое ныне в США «Продавай дешево и не обманывай».

Изадор и Роза Блюмкины на семейном фото 1939-го. Фото: omaha.com
Изадор и Роза Блюмкины на семейном фото 1939-го. Фото: omaha.com

В 1950-м умер муж Розы Изадор. Поддержкой и опорой бизнесвуман стал сын Луи. Он воевал во Второй мировой, получил медаль «Пурпурное сердце» за битву в Арденнах. А затем вернулся и энергично принялся за семейный бизнес.

Усилиями матери и сына предприятие процветало. Но вскоре из-за войны в Корее продажи стали падать. Возникла ситуация, когда Роза не могла расплатиться с поставщиками. Тогда она взяла 50 тысяч долларов кредита. И потеряла покой и сон, поскольку все думала, как их вернуть.

Наконец ей пришла мысль арендовать большое здание Omaha City Auditorium и набить его доверху диванами, столами и табуретками. Затем с сыном они придумали креативную для того времени рекламу, которую разместили в газете.

Распродажа собрала столько людей, сколько не собрал бы проезжий цирк. В три дня Nebraska Furniture Mart продал товара на четверть миллиона долларов. «И с этого дня я никому не должна была ни цента», – говорила Роза.

Постепенно «Миссис Би» становилось именем, которые знали в Омахе повсюду. Оно стало синонимом дешевой мебели со скидками. Люди приезжали в магазин на разных этапах своей жизни: когда женились, покупали дом, рожали ребенка, получали продвижение по службе.

Блюмкины покупали товар в огромных количествах, максимально срезали свои расходы и перепродавали с наценкой 10 процентов. Роза никогда не влезала туда, где не имела знаний и компетенции. Зато в том, в чем разбиралась, решения принимала мгновенно, никогда не оглядываясь назад.

Просто пожали друг другу руки

К началу 1980-х Роза и Луи Блюмкины построили самый большой магазин мебели в Северной Америке. Под одной крышей на трех акрах земли  продавалось товаров более чем на 100 млн долларов в год. С каждым годом объемы росли.

Те процветавшие некогда здесь торговые дома, с которыми поначалу конкурировала Роза, исчезли. Пытались было «зацепиться» другие ритейлеры, но мама и сын каждый раз отбивали вторжение, придумывая невероятные планы дисконтных кампаний.

Их же магазин завоевывал все новых покупателей. Те стали приезжать уже из Айовы, Канзаса, Дакоты… Магазин в Омахе с обширной парковкой сам по себе превратился в небольшой город.

В 1975-м сокрушительный торнадо разрушил новый магазин Миссис Би. Фото: nfm.com
В 1975-м сокрушительный торнадо разрушил новый магазин Миссис Би. Фото: nfm.com

Розу стали называть «Миссис Би» даже в кругу семьи. Она вставала в 5 утра, ела только фрукты и овощи, не прикасаясь к спиртному. И всю себя отдавала бизнесу. Несмотря на пробивающуюся седину, носилась по магазину с энергией молодой женщины, командуя и рубя воздух руками.

Но мало-помалу она все же начала сдавать. Розе сделали две операции, заменив оба колена. Она стала ездить на трехколесном карте для игры в гольф. Постепенно все операции в магазине стали переходить к Луи, хотя она все еще и заведовала торговлей в отделе ковров.

А в 1983 году Блюмкины продали свой бизнес компании Berkshire Hathaway’s. По этому случаю Уоррен Баффет приехал в магазин самолично. В сделке не участвовали ни юристы, ни поверенные. Не было произведено никакого аудита, не делалось никакой описи. Они просто пожали друг другу руки. «Мы дали Миссис Би чек на 45 миллионов долларов, а она дала свое слово», – вспоминает миллиардер.

Баффет к тому времени проникся к Розе огромным уважением. Он подружился с ее внуками Роном и Ирвом, к которым скоро должны были перейти права управления. Ему очень хотелось приобрести магазин, да к тому же сделать так, чтобы занимались им по-прежнему Блюмкины.

В виде Розы миллиардер не просто добавил к своей коллекции интересных людей еще одного персонажа. Что-то из ее непоколебимой воли, истории лишений и силы характера возбуждало в нем благоговение, говорится в биографии.

Они просто пожали друг другу руки. Роза Блюмкин и Уоррен Баффет. Фото: nfm.com
Они просто пожали друг другу руки. Роза Блюмкин и Уоррен Баффет. Фото: nfm.com

С букетом и конфетами подмышкой

Со временем семейные взаимоотношения Блюмкиных пришли к полному разладу. Роза всегда была жесткой в общении, часто распекая сотрудников за нерасторопность. Она вкладывала в бизнес все свое время и ожидала того же от других.

Теперь же в присутствии покупателей она отчитывала своих внуков Рона и Ирва, называя их бездельниками. И постепенно – понятно почему – «мальчики» перестали разговаривать с ней.

Наконец, когда бабушке стукнуло уже 95, они отменили одну ее сделку по коврам. И это стало последней каплей – обиженная на родню Миссис Би вынуждена была уйти из компании «на пенсию».

Это было неприятное, тяжелое время. Она наговорила журналистам много обидных слов в адрес своих родственников, которые теперь руководили ее бывшим детищем. Досталось в том числе его нынешнему владельцу Баффету, который решил не принимать ничью сторону в этом внутрисемейном конфликте.

Но сидеть дома Розе было скучно. Тогда «пенсионерка» решила доказать, что еще чего-то стоит. Реконструировала принадлежавший ей склад, который находился через дорогу от Nebraska Furniture Mart и открыла там… компанию-конкурента!

И какой бы маленькой поначалу ни была новая компания Розы – Mrs. B’s Clearance and Factory Outlet, доллар за долларом она таки начала отбивать покупателей у монстра через дорогу. Началась война за принадлежащие Furniture Mart парковки…

Миссис Би в 1997 году. Она работала в магазине вплоть до своего 103-летия. Фото: nfm.com
Миссис Би в 1997 году. Она работала в магазине вплоть до своего 103-летия. Фото: nfm.com

Наконец Луи не вытерпел. Он написал матери, что нет никакого смысла конкурировать друг с другом, и что лучше объединить усилия. И тогда Миссис Би позвонила Баффету, признавшись, что была не права: семья все же важнее денег.

С букетом роз и коробкой конфет под мышкой Баффет пришел к Блюмкин-старшей в гости. Он дал предпринимательнице 5 млн только за то, чтобы использовать ее имя. И, получая во владение новый бизнес, добавил к пунктам договора следующий: Роза никогда и ни при каких условиях не может конкурировать с ним и со своими родственниками.

Была на посту даже после 100-летия

«Жалею, что не сделал этого раньше», – говорил Баффет журналистам позднее. И это было не просто желанием обеспечить мир в семье. Уоррен признался, что если бы Блюмкин исполнилось даже 120 лет, он не хотел бы и тогда оказаться ее конкурентом, потому что это чревато.

Скоро Блюмкин-старшая наряду с Баффетом и рядом других бизнесменов была введена в Холл славы в Greater Omaha Chamber of Commerce. А на 100-летие Розы Уоррен в первый раз за всю свою жизнь спел. И отдал миллион долларов на реконструкцию театра, которой она занималась.

После примирения с семьей Роза Блюмкин продолжала руководить продажами ковров в Nebraska Furniture Mart. И делала это еще долгое время после своего столетнего юбилея. Умерла она в 1998-м в возрасте 104 года, став легендой американского бизнеса и оставшись в его истории как Миссис Би, королева ритейла.

Сегодня у компании уже 4 больших магазина в разных штатах. Этот – в Техасе. Фото: nfm.com
Сегодня у компании уже 4 больших магазина в разных штатах. Этот – в Техасе. Фото: nfm.com

Найдено на сайте

Опубликовано 8 апреля 2016

Leonard Cohen

https://www.youtube.com/watch?v=IEVow6kr5nI

https://www.youtube.com/watch?v=q2R3Z0zPxto

Леона́рд Но́рман Ко́эн (англ. Leonard Norman Cohen; 21 сентября 1934, Монреаль, Канада) — канадский поэт, писатель, певец и автор песен. Первый поэтический сборник опубликован в 1956 году, первый роман — в 1963 году.

В ранние годы песни Коэна основывались на фолк-музыке, в 1970-х тяготели к поп-музыке и кабаре. С 1980-х годов Коэн поёт низким голосом под сопровождение музыки с синтезаторами и женским бэк-вокалом. Его песни часто эмоционально тяжёлые и со сложными текстами. Среди тем, о которых поёт Коэн: религия,одиночество, сексуальность, сложные отношения между людьми.

Песни и поэзия Коэна оказали большое влияние на многих поэтов-песенников и музыкантов. Леонард Коэн введён в «Канадский музыкальный зал славы»; с 19 апреля 1991 года является Офицером Ордена Канады, а с 10 октября 2002 года — Компаньоном Ордена Канады, что является высшей наградой для гражданина Канады.[1] На его песни существует множество кавер-версий.

Коэн родился в 1934 году в Монреале (Квебек, Канада) в еврейской семье среднего достатка. Его отец, Натан Коэн, имевший польские корни, был владельцем известного магазина одежды и умер, когда Леонарду было девять лет. Мать была иммигранткой из Литвы. Родные Леонарда, как и другие евреи с фамилиями Коэн, Кац и Каган, считаются потомками храмовых священнослужителей. Сам Коэн вспоминает об этом так: «У меня было очень мессианское детство. Мне сказали, что я потомок первосвященника Аарона». Он ходил в еврейскую школу, где учился вместе с поэтом Ирвингом Лайтоном. Будучи подростком, Коэн научился играть на гитаре и сформировал фолк-группу под названием Buckskin Boys. Отцовское завещание обеспечило Коэну небольшой постоянный доход, достаточный для того, чтобы осуществить свои литературные амбиции.

В 1967 году Коэн переехал в Соединённые Штаты, где началась его карьера фолк-музыканта. Он был заметной фигурой в компании американского художника Энди Уорхола. Сам Уорхол позднее утверждал, что одна из его протеже, певица Нико, сильно повлияла на музыкальный стиль Коэна. Одна из первых и наиболее известных песен Коэна, Suzanne («Сюзанна») стала хитом в исполнении Джуди Коллинз. В 1967 году, после выступлений на нескольких фолк-фестивалях, он познакомился с продюсером Джоном Хаммондом и получил возможность записать свой первый альбом Songs of Leonard Cohen(«Песни Ленарда Коэна»), куда, среди прочих песен, вошла и «Сюзанна», уже в исполнении самого Коэна. Альбом был восторженно принят в фолк-кругах и его композиции продержались в топе американских чартов более года, хотя и не принесли Коэну большого коммерческого успеха. За этим последовали альбомы Songs from a Room («Комнатные песни» с известными композициями Bird on the Wire — «Птица на проводе» и The Partisan — «Партизан»),Songs of Love and Hate («Песни любви и ненависти»), Live Songs («Живые песни»), и New Skin for the Old Ceremony («Новая кожа для старой церемонии»).

В 1971 году музыка Коэна была использована в фильме Роберта Олтмена «Маккейб и миссис Миллер». Песни Коэна звучали в фильме настолько органично, что многие ошибочно полагали, будто они были написаны специально для него.

В конце 1960-х — начале 1970-х годов Коэн устроил турне по Соединённым Штатам, Канаде и Европе. Критики высоко оценили его совместные выступления с пианистом Джоном Лиссауэром, но ни одно из них не было записано на плёнку. Тогда же началось его сотрудничество с певицейДженнифер Уорнс.

В 1977 году Коэн выпустил альбом Death of a Ladies’ Man («Смерть дамского угодника»), а год спустя сборник поэзии с очень похожим названием Death of a Lady’s Man. Альбом был записан при участии продюсера Фила Спектора, изобретателя технологии т. н. «звуковой стены». Этот подход очень сильно отличался от техники Коэна, предпочитавшего минимальное инструментальное сопровождение, поэтому запись альбома проходила нелегко. Говорят, что Спектор переписывал альбом на секретных студийных сессиях, а сам Коэн утверждает, что однажды Спектор угрожал ему арбалетом.

В 1979 году был записан альбом с незатейливым названием Recent Songs («Недавние песни»), выдержанный в более традиционном стиле. В его записи участвовала джазфьюжн группа, использовались некоторые восточные инструменты, как, например, уд, мандолина и цыганская скрипка.

После «Recent Songs» (1979) Коэн замолчал на целых пять лет, и появился снова с фильмом «Отель» в качестве режиссёра, автора сценария и музыки (фильм получил Золотую розу Международного телефестиваля в Монтре), «Книгой милосердия» и альбомом «Various Positions» (1985), песни с которого «Hallelujah», «The Law», «If It Be Your Will» звучат так, словно это современные псалмы. Никогда ещё религиозные мотивы в его творчестве не были так отчетливы и прямолинейны.

В 1984 году мир услышал один из крупнейших коэновских хитов — песню Hallelujah («Аллилуйя») с альбома Various Positions («Разнообразные позиции»). Звукозаписывающая студия Columbia Records отказалась распространять альбом в США, где популярность Коэна в последние годы была не слишком высокой. Вообще, с течением времени музыка Коэна стала пользоваться большим спросом в Европе и Канаде. Однажды он иронически заметил, что потрясён той скромностью, с которой американские компании рекламировали его записи. В 1986 году Коэн сыграл в одном из эпизодов телесериала «Полиция Майами».

В 1988 году, с выходом альбома I’m Your Man («Я твой мужчина»), стиль Коэна радикально изменился. На первый план вышли синтезаторы, а лирика сменилась сарказмом, горечью и критикой окружающей действительности. Этот альбом стал самым успешным со времён Songs of Leonard Cohen, а три песни оттуда — титульная, First We Take Manhattan(«Вначале мы захватим Манхэттен») и Everybody Knows («Об этом знают все») — вошли в число его наиболее популярных композиций.

В Everybody Knows, написанной совместно с Шэрон Робинсон, Коэн поёт о социальном неравенстве, царящих в мире лицемерии, лжи и предательстве:

Все знают, что война окончена,
Все знают, что наши проиграли,
Все знают, что битва была предрешена,
Бедные остались бедными, богатые стали ещё богаче.
Вот как это происходит.
Все знают.

Все знают, что лодка дала течь,
Все знают, что капитан солгал,
У всех есть это странное чувство,
Будто их отец или собака умерли.

Все знают, что вы в беде,
Все знают, через что вы прошли,
От кровавого креста на вершине Голгофы
До пляжей Малибу…

и делает мрачные прогнозы на будущее (мотив, который получит своё развитие в песне The Future):

Все знают, что грядёт чума,
Все знают, что она движется быстро,
Все знают, что обнажённые мужчина и женщина,
Всего лишь сияющий артефакт прошлого,
Все знают, что всё мертво,
Но на твоей кровати будет установлен счётчик,
Который раскроет то,
Что все знают и без него

После того как песня Everybody Knows прозвучала в фильме «Врубай на полную катушку», Коэном заинтересовались широкие массы. Большим спросом пользовался альбом The Future («Будущее»), три песни с которого — Waiting for the Miracle («В ожидании чуда»), Anthem («Псалом») и титульная — вошли в скандально известный фильм Оливера Стоуна «Прирождённые убийцы».

В заглавной песне Коэн, возможно, находясь под впечатлением от Лос-Анджелесского бунта 1992 года, предсказывает политический и социальный коллапс в духе библейских пророчеств: «Я видел будущее, брат мой, там — убийство. Всё расползётся по всем направлениям, ничто нельзя будет измерить. Вселенский смерч уже пересёк черту и разметал людские души». В песне Democracy («Демократия») Коэн говорит о своей любви к Америке, но критикует американцев за отсутствие интереса к политике и зависимость от телевидения: «Я не левый и не правый, сегодня вечером я просто останусь дома и затеряюсь в этом безнадёжном маленьком экранчике». «Democracy» использовалась в предвыборной кампании демократической партии США, и звучала на инаугурации Билла Клинтона.

В 1995 году Коэн высказал оригинальную идею о предстоящем референдуме об отделении Квебека от Канады[2]:

« Меня не интересует политическое отделение, гораздо лучше – географическое. Полагаю, всем жителям следует одновременно резко наклониться вбок и фактически оторвать Квебек от Канады и сдвинуть его на юг, к побережью Флориды. Это улучшило бы климат. »

Пять лет, с 1994 по 1999 год, Коэн провёл в уединении в дзэн-буддийском центре Mount Baldy возле Лос-Анджелеса[2]. Там он принял имя Jikhan, означающее «молчание», и стал дзэнским монахом[3].

Коэн вернулся в музыку только в 2001 году с альбомом Ten New Songs («Десять новых песен»), написанный в соавторстве с Шэрон Робинсон. Это, возможно, его самый меланхоличный и спокойный альбом. Dear Heather — альбом 2004 года — стал результатом сотрудничества с джазовой певицей и музыкантом Анджани Томас, Шерон Робинсон также участвовала в написании нескольких мелодий. В этом альбоме, настолько же светлом, насколько тёмным был предыдущий, отразилось изменение настроения Коэна: в своих интервью он признался, что дзэн-буддизм унял депрессию, мучавшую его на протяжении многих лет. Dear Heather — наиболее экспериментальный и шутливый альбом Коэна, разочаровавший многих его поклонников. Сам Коэн заявил, что этот альбом был чем-то вроде черновика, за которым должен был последовать более формальный вариант. Однако этого не произошло из-за юридических разборок с бывшим менеджером Коэна Келли Линч, которая, по словам музыканта, незаконно присвоила свыше 5 миллионов долларов из его пенсионного фонда[4].

Blue Alert («Синяя тревога») — альбом песен, написанных Коэном и Томас, в исполнении последней вышел в 2006 году. По словам одного из обозревателей, при его прослушивании возникает ощущение, будто «произошла реинкарнация Коэна в женское тело. Хотя он не спел ни одной ноты, его голос обволакивает альбом, как дым». В том же году Коэн впервые после долгого перерыва появился на публике на мероприятии в книжном магазине в Торонто. Он спел две свои ранние песни So Long, Marianne («Пока, Марианна») иHey, That’s No Way To Say Goodbye («Эй, так не прощаются») в сопровождении рок-группы Barenaked Ladies и Рона Сексмита.

В 2008 году Коэн объявил о начале давно ожидаемого концертного тура, первого за последние 15 лет. Он стартовал во Фредериктоне, продолжился в различных городах Европы и Канады, включая выступления на фестивале The Big Chill и джазовом фестивале в Монреале, и получил восторженные отзывы критиков. Подлинную овацию вызвало исполнение песни Hallelujah на Глэстенберийском фестивале во время заката. 7 октября 2010 года состоялся первый и пока единственный концерт Леонарда Коэна в России, с огромным успехом прошедший в Кремле. Перед началом концерта уКутафьей башни была давка, а в Александровском саду очередь на вход растянуласть на две сотни метров.

Вскоре Коэн был внесён в американский Зал славы рок-н-ролла в знак вхождения его «в высший эшелон наиболее влиятельных музыкантов эпохи».

В 2011 году ему присуждена Премия Принца Астурийского.

Леонард Коэн: “Популярные проблемы” в честь 80-летия

  • 21 сентября 2014
  • 21 сентября Леонарду Коэну исполнилось 80 лет. На следующий день, 22 сентября, выходит новый альбом “Popular Problems”. Это его 13-й студийный альбом, что для музыканта, начинающего девятый десяток своей жизни, кажется, совсем немного. На то, однако, есть свои уникальные причины.
  • Особый путь

    Коэн занимает совершенно особое место в истории популярной музыки. Первым по-настоящему рок-поколением принято считать поколение Дилана-Beatles-Rolling Stones-Who – поколение, родившееся в начале 40-х. Они сумели оторваться от революционно-взрывной и феерически зажигательной, но по-детски наивной простоты своих предшественников эпохи раннего рок-н-ролла. Они, собственно, и сформировали понятие “рок”.

    И хотя Леонард Коэн их всех на шесть-семь, а то и на десять лет старше, без них рок-артист Коэн, пожалуй, не случился бы. Его первый песенный альбом – он так и назывался “Songs of Leonard Cohen” – вышел в самом конце 1967 года, через год-два после дилановских “Highway 61 Revisited” и “Blonde on Blonde” и через полгода после битловского “Sgt. Pepper”.

    Дорогу в серьезный рок проложили более молодые. Он вышел даже через почти год после “Velvet Underground and Nico” – первого альбома нью-йоркских рок-авангардистов, в компании которых Коэн оказался в середине 60-х благодаря их общей дружбе с Энди Уорхолом и совместной тусовке в его студии Factory.

    Так что же, Коэн безнадежно опоздал? Ведь ему в момент дебюта было уже 33. По меркам тех времен, он был уже на возрастной границе (а то и за ней) рок-музыки, все еще безоговорочно считавшейся молодежной культурой.

    Image captionЛеонард Коэн во время первых гастролей в Британии в декабре 1979 года

    В первую очередь поэт

    В отличие от рокеров, Коэн шел в рок-музыку не от рок-н-ролла и блюза, а от книг. Пока его младшие сверстники слушали Элвиса Пресли, Литтл Ричарда, Чака Берри или даже Вуди Гатри, он читал Уильям Йейтса, Уолта Уитмена и Генри Миллера.

    К 1967 году у него было уже опубликовано несколько поэтических сборников и два романа. Лишь разочаровавшись в возможности добиться коммерческого успеха как писатель, и увидев, насколько более успешны поющие поэты Боб Дилан, Джон Леннон или Пол Саймон, Коэн тоже решил запеть.

    Поразительно, но он оказался музыкален. Вкрадчивый спокойный голос, незамысловатые, но очень проникновенные мелодии, неброские, но изобретательные аранжировки стали идеальным вместилищем для огромного сонма идей, которые по прежнему обуревали Коэна-поэта: иудаизм, в котором он вырос; христианство, которое всю жизнь его окружало; дзен-буддизм, к которому он, наконец, пришел.

    И, конечно же, лирика. Как поэту-лирику Коэну во всей истории рок-музыки, пожалуй, нет равных.

    Уход и возвращение

    Дзен-буддизм подразумевает отрешенность и умиротворение. Именно этого, как ему казалось, достиг Коэн на пороге своего восьмого десятка. Он уединился в буддистском монастыре в Калифорнии, рассчитывая остаток дней провести в медитации.

    Выяснилось, однако, что недобросовестные менеджеры расхитили практически весь его пенсионный фонд (ни много ни мало пять миллионов долларов), и для того, чтобы элементарно выжить, ему пришлось вернуться на сцену.

    “Я считал, что у меня есть надежный запас. Оказалось, что это не так, – и я благодарен такому повороту судьбы. Он заставил меня вновь вернуться к работе”, – говорит Коэн.

    И тут случилось неожиданное. Стареющий Коэн в своем простеньком костюме и неизменной шляпе стал собирать залы, о которых он даже в пору своего расцвета и мечтать не мог.

    Если первое рок-поколение отчаянно стремится удержать или вернуть успех молодости, Коэн лишь на закате жизни по-настоящему вкусил полноценной мирской славы.

    Музыкальные соавторы

    Image captionСтареющий Коэн в простеньком костюме и неизменной шляпе стал собирать залы, о которых в пору своего расцвета он и мечтать не мог

    Найденный почти полвека назад музыкальный стиль оказался невероятно живуч и непреходяще актуален. Почти неизменным он вернулся и в новом альбоме “Popular Problems”.

    Коэн, в полном соответствии со своей литературно-поэтической родословной, никогда не числился среди выдающихся композиторов-песенников. Однако в отличие от иных, чуть ли не нарочито игнорирующих музыкальную составляющую песни поэтов (Александр Галич или поющий Аллен Гинзберг), песни Коэна – всегда песни, как бы явственно ни выходила на первый план их поэтическая образность.

    Его совершенно не смущала и не смущает необходимость прибегать к соавторам – музыкантам-профессионалам, которые нередко берут на себя не только аранжировку и продюсирование, но и непосредственно сочинение музыкальной ткани песни, создание кажущихся столь уникально Коэновскими мелодий.

    На протяжении многих лет таким партнером для Коэна была Шэрон Робинсон, выросшая из скромной роли бэк-вокалистки в полноценного соавтора. Именно ее перу принадлежат такие популярные Коэновские мелодии, как “Everybody Knows” и “Waiting for the Miracle”.

    А на вышедшем в 2001 году альбоме “Ten New Songs” Робинсон числится композитором и вовсе всех песен.

    Медленный Коэн

    Для музыкальной составляющей “Популярных проблем” Коэн привлек 58-летнего Патрика Леонарда, известного в первую очередь как продюсер многих альбомов Мадонны. Что ни в коем случае не должно вводить в заблуждение. Коэн на “Popular Problems” – тот же спокойный, медитативный, меланхоличный и медленный Коэн, каким его знают и любят поклонники вот уже почти полвека.

    Image captionВынужденно вернувшийся на сцену Леонард Коэн в 2008 году выступил на фестивале Гластонбэри

    Собственно даже само название открывающей новый альбом песни – “Slow” (“Медленно”) уже звучит программно:

    Я замедляю темп

    Я никогда не любил торопиться

    Ты хочешь прийти как можно скорее

    Я же хочу прийти последним

    И дело не в том, что я стар

    И дело не в жизни, которой я жил

    Я всегда любил все делать медленно

    Так даже говорила мне мама

    Я шнурую ботинки, но я не хочу бежать

    Я приду, когда приду

    Мне не нужен стартовый пистолет

    И дело не в том, что я стар

    И не в том, что уже близка смерть

    Я всегда все любил медленно

    Медленно у меня в крови

    Новый альбом по нынешним временам чрезвычайно короток. Девять песен, всего лишь 36 минут. По музыкальной ткани он стоит где-то между плотной синтезаторной фактурой его работ начала 2000-х и пестрым разнообразием его предыдущего альбома “Old Ideas”.

    Практикующая киртан (воспевание имен и славы Бога в индуизме и сикхизме) вокалистка Донна де Лори придает очень характерный, не столько экзотически-ориентальный, сколько тревожный колорит в песню “Nevermind” – поэму об изгнании и предательстве во время войны.

    Торжественный орган, хор и скрипка превращают “Samson In New Orleans”в печальный реквием по разрушенному ураганом Катрина Новому Орлеану.

    Не обошлось и неизбежного для Коэна обращения к священным текстам. “Born In Chains” (“Рожденный в цепях”) – рефлексия на библейскую историю исхода евреев из Египта, над которой Коэн работал долгие годы, прежде чем, наконец, выпустить ее на пластинке.

    “Популярные проблемы ” и “Непопулярные решения”

    Проникновенная исповедальность человека, спокойно осознающего свой приближающийся конец, суровая сдержанность, даже аскетичность аранжировок новой работы Коэна наводят на сопоставление ее с последними, записанными незадолго до смерти пластинками другого великого американского трубадура – Джонни Кэша.

    Впрочем, и умирать медленный Коэн тоже не торопится. Он уже то ли в шутку, то ли всерьез объявил, что вслед за “Популярными проблемами” последуют “Непопулярные решения”.

    Именно так – “Unpopular Solutions” – будет называться его следующий альбом.

    Оригинал