Tag Archives: Владимир Щербицкий

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.9)

Предыдущие части 1, 2, 3  4, 5, 6, 7, 8

А.Капенгут, 2012

В январе 1983 года очередную Спартакиаду БССР провели в райцентре Солигорск, известном калийным комбинатом, и мы с интересом спустились на экскурсию в шахту, своим простором резко отличающуюся от угольных. Запомнилась встреча с местными любителями. Незадолго до лекции газета «Правда» напечатала интервью с М. Ботвинником. Ключевой тезис – шахматы в СССР приходят в упадок. Я воспользовался представившейся возможностью и развил тему. Потом Каменецкий рассказал, что председатель парткома написал возмущенное письмо в ЦК КПБ и его приглашали разбираться. Этот эпизод понятен только жившим в советское время, и дополняет рассказ об аналогичных выступлениях из предыдущей главы.

Как передышку от «трудов праведных» воспринял очередной чемпионат ВЦСПС Отсутствие практики сказывалось, и я стартовал с серии в 12 ничьих, причем в упорной борьбе. Однако, выиграв на финише 3 встречи, получил бронзовую медаль. Впереди оказались Эдик Розенталис, его родителей я знал еще в 60-х, и Гриша Кайданов , ныне один из ведущих тренеров в США..

В августе 1983 г. в программе 8-й Спартакиады народов СССР  наша сборная жила в одной из гостиниц ВДНХ, и, с Анлреем Ковалёвым, мы ходили на прогулку перед партией в Ботанический сад, сокращая путь через дырку в заборе. В какой-то день она оказалось заколоченной, но в обход идти не хотелось и, «ничтоже сумняшеся», я стукнул ногой по прибитой кое-как доске и мы забрались в необычно пустынный на этот раз уголок парка. Ларчик раскрывался просто – нас повязали и доставили в отделение. Отделались лёгким испугом.

За 20 лет участия в командных первенствах страны я впервые увидел ситуацию, когда одного из фаворитов – Россию, наша полуфинальная группа отправила во второй финал.

В первом же туре подспудные трения в нашей команде привели к взрыву – старший тренер Юферов на собрании команды отказался помогать с моей тяжёлой отложенной против Азмайпарашвили , ехидно заметив, что не хочет бессмысленно тратить ночь на безнадёжную позицию. При долгом доигрывании после бессонного анализа я добился ничейной позиции, но сил не хватило, и я подставил ладью. На очередном собрании, вместо извинений, я услышал от тренера упрёк в дурацком проигрыше, поддержанный частью команды. 8 лет подковёрной дискриминации, наконец, вылезли наружу.

Пару слов об эволюции отношений со старшим тренером. Когда через год после смерти А.П. Сокольского я организовывал мемориал и приглашал гастролеров, то в первую очередь позаботился о представителе группы советских войск в Германии (ГСВГ), по спортивному принципу приписанной к БССР. Незадолго до турнира там на штатной должности свердловский мастер Сергей Юферов сменил чемпиона республики 1970 года Виктора Желяндинова.  Через год на шахматной Олимпиаде СССР он на 5-й доске показал лучший результат в нашей команде. Вскоре Юферов окончил работу по контракту в ГСВГ, а мы были заинтересованы удержать его в Белоруссии. В то время Советский Союз охватило поветрие картотек. Я убедил Болеславского, что при нашем отставании, как минимум, на 10 лет от соседей, необходимо догонять, и он договорился с директором клуба Рокитницким о работе над картотекой. Количество экземпляров периодики возросло втрое, а Сережа резал и клеил карточки, когда клуб пустовал.  Конечно, мне пришлось потратить немало времени, чтобы научить его тонкостям этой работы.

В начале 1975 г. смущённый ИЕ попросил помочь организовать для своей дочки Тани (будущей жены Бронштейна) контакт с моим приятелем в то время Серёжей Юферовым.

Бронштейн с женой

 Я не мог ему отказать – к концу совместного занятия, как бы случайно, дочка зашла в кабинет и, слово за слово, пригласила нас в свою комнату посидеть поболтать за бутылкой сухого. Весной по время сбора на Рижском взморье жена Болеславского умудрилась огорошить Серёжу ближайшим приездом Тани “к нему”. Сказать, что он был напуган, мало – одним словом, она “из Савла сделала Павла”. Серёжа знал, как Купрейчик тяготился ведущей ролью Болеславского в белорусских шахматах, и они написали совместное заявление в ШВСМ, отказываясь заниматься у ИЕ.

В последующие годы Юферов был основным конкурентом на чемпионатах республики. Как-то он бросил мне запомнившуюся фразу: «Между нами разница в цвет». Потом расшифровал: «Когда у меня белые, шансы равны». Однако, несмотря на охлаждение, отношения оставались корректными и я не ожидал такой агрессии.

В важном для попадания во второй финал матче с Эстонией в партии с Неем  я продемонстрировал новый план в остром варианте французской защиты. Хотя я и прокомментировал встречу в “Шахматы в СССР” за 1983г. №11 стр.4, а в “Mega Database 2025” около 500 партий последователей, ни в одной из кучи книг, широко освещающих этот вариант, не увидел ссылки на свою игру.

Я уже рассказывал, как в начале 70-х мне понадобилось создать картотеку спартаковцев – кандидатов в мастера. После очередных перевыборов, по-моему, в 1972 году, я заменил Диму Ноя во главе квалификационной комиссии и расширил документацию на всю республику.  Прошли годы и число кандидатов в мастера перевалило за 200. Естественно, каждый из первой десятки мог дать сеанс с часами арьергарду.

Тут же вспомнился один из таких сеансов, который я давал в ДЮСШ №11 12 сильнейшим кмс (без Гельфанда) примерно в 1983-4 годах. Из известных фамилий могу назвать братьев Атласов и Сагальчиков. Играл серьезно, расслабляясь только со своим сыном и, как результат, только ему проиграл, обыграв остальных. Ребята начали над ним подтрунивать: « Тебе отец нарочно проиграл». Через какое-то время на юношеском первенстве ЦС «Спартак» Марик выиграл у Гаты Камского, а потом стал серебряным призером чемпионата республики, завоевав путевку на первенство СССР 1985 года в Юрмале, выигранное Борей Гельфандом.

Марик

Вернемся к квалификационной комиссии. Где-то во второй половине 70-х в республиканскую федерацию пришел пакет от Анатолия Андреевича Иванова, ведущего специалиста одного из вычислительных центров Донецка. Энтузиаст шахмат, с 1972 года он разработал свою систему рейтингов и прислал нам обсчеты доступных ему белорусских турниров. В то же время, секретарь всесоюзной квалификационной комиссии Э.Л. Дубов (дедушка будущего чемпиона мира по блицу) разрабатывал свою систему и вел обсчет поступающих к нему соревнований со всего Союза. Поэтому для популяризации своей АА обращался к республикам.  Конечно, для мастеров, не успевших толком привыкнуть к рейтингам Эло, любая новая система была ни к чему.

ЦШК был вынужден смириться с Эло, но все же адаптировал нововведение ФИДЕ. Не случайно, количество турниров посланных в ФИДЕ для обсчёта не превышало 8, установленного международной федерацией бесплатного лимита, рационального для небольших стран, но не для лидера мировых шахмат. Наши чиновники этим виртуозно пользовались, сделав лимит священной коровой. Можно только догадываться, по какому принципу они отбирали эти турниры. Эдик Гуфельд  мне как-то рассказывал, как, заинтересовав гостренера, ответственного за подачу материалов в ФИДЕ, удалось избавиться от обсчёта турнира, где он сыграл неудачно.

Поэтому второй эшелон советских шахмат оказался в ситуации, когда из 7-10 ежегодных турниров на обсчет попадал один, от силу два. Естественно, их рейтинги не могли претендовать на объективность, что не просто было объяснить остальному миру.

В итоге я заинтересовался возможностью дифференциации уровня кандидата в мастера, с идеей в далекой перспективе применять рейтинг для установления нормы КМС в турнирах. Была достигнута договоренность с АА. Мы посылали ему таблицы турниров, начиная с нормы кандидатского балла, а получали их обсчитанными. Сводные листы поквартально вывешивались в клубе. Большой объем работы лежал в разное время на членах квалификационной комиссии Д. Ное, Ю. Кулаге и В. Щербицком.

С выходом долгожданного журнала «Шахматы, шашки в БССР» начали регулярно печататься списки КМС с указанием рейтинга по системе Иванова. Несколько лет это нововведение лишь способствовало популярности издания, однако Купрейчик, ставший в 1987 году редактором, запретил печатать информацию квалификационной комиссии. Кому он сделал хуже?

Вспоминается один эпизод. В середине 80-х возвращаемся с очередного матч-турнира столиц Прибалтики и БССР в одном купе с Витей и Русланой, женой гостренера Мочалова. В далекие 59-60 гг. она играла со мной на командных первенствах страны среди юношей вместе с Тамарой Головей и Наташей Зильберминц. С тех пор они поддерживали дружеские отношения вплоть до отъезда Наташи с мужем – первым тренером Бори Гельфанда, в 1980 году в США.

Н.Зильберминц, Э.Зелькинд, А.Капенгут, Т.Головей за ход до сдачи Анандом 7-й партии в матче с Гельфандом Москва 2012

В те времена поддерживать переписку с эмигрантами было рискованно, но мне после «Доктора Живаго» было уже не страшно. Наша давняя подруга начала расспрашивать, как Эдик с женой устроились. В солидном подпитии Купрейчик, отогнув большой палец в мою сторону, пробурчал: «Еще не все уехали». Воистину, «Что у трезвого на уме, у пьяного на языке».

Вскоре состоялся очередной Мемориал Сокольского , традиционная формула для установления денежных призов требовала участия не менее 14 гроссмейстеров и мастеров, но только 2 кмс – победителей отборочных пирамид федерации шахмат БССР и Белсовета “Спартака”, который финансировал турнир. У всех на слуху блестящая победа 15-летнего Каспарова в этом состязании в 1978 г., с которой обычно начинается его послужной список. К слову, во многих книгах Гарик пишет, что его допустили к участию только благодаря просьбе М. Ботвинника. К нашему позору, помогло не это обращение к людям, имеющим отдалённое представление о личности автора письма, а разрешение зам. Председателя Спорткомитета СССР Ивонина, позволяющее бухгалтерии позиционировать Каспарова как мастера, чтобы его участие не отразилось на выдаче денежных призов. Поскольку я сам занимался этим оформлением, то очередной легенде должен быть положен конец, хотя Гарик, я думаю, просто не знал этих деталей.

Боря повторил успех 13-го чемпиона мира в том же возрасте. Однако победителю XIII Мемориала, намного перевыполнившему предполагавшуюся норму, ответственный секретарь квалификационной комиссии Федерации шахмат СССР Э. Дубов больше года торпедировал присвоение звания мастера, ибо в среднем рейтинге турнира не хватало до установления нормы 0,8 единицы. Надо отдать должное А. Быховскому , благодаря которому звание все же было присвоено. Интересно, что двумя годами ранее он предвидел аналогичную ситуацию, наблюдая за игрой Гельфанда на отборочном к чемпионату мира среди кадетов (Сочи, 1982).

Капенгут и Анатолий Быховский

Борин отец в своей книге пишет: “Григорий Серпер рассказал мне, что был уверен в поездке во Францию, так как он занял в чемпионате СССР [1984] второе место, вслед за Дреевым. [который имел персональное приглашение как предыдущий чемпион Европы] Григорий спросил Бориса, какой подарок он хотел бы иметь из Парижа. Борис посоветовал ему не торопиться брать заказы. Вскоре выяснилось, что во Францию должен поехать победитель матча Иванчук – Комаров. Тренер Серпера Сергей Тимофеевич Пинчук позвонил из Ташкента в Москву. Как компромисс он предложил провести матч трех с участием Серпера.

Окем 1988.  Б.Гельфанд, Л.Джанджгава, Г.Серпер, А.Капенгут, переводчик Мартин, С.Матвеева

 Старший тренер юношеской сборной СССР Анатолий Авраамович Быховский ответил: «А вдруг Серпер опять выиграет». Однако с приходом Горбачева обстановка в стране начала меняться, и остается радоваться, что Боря не родился на несколько лет ранее.

 Боря с карманными шахматами

После Мемориала я начал доказывать Гельфанду, что его новый уровень требует других подходов. В частности, пытался объяснить, что при встречах с гроссмейстерами и мастерами на уровне отборочного турнира к чемпионату СССР надо иметь в репертуаре бронебойные системы за черных. Из опыта работы с Талем я извлек, что наиболее надежным дебютом в то время была система Бондаревского – Макагонова, что вскоре доказали матчи Карпов – Каспаров. Однако он считал, успешная практика староиндийской не требует таких волевых решений. Это был наш первый творческий конфликт. Боря, скрепя сердце, начал изучать, а потом и применять эту систему. Я не был на 100% уверен в своей правоте, поэтому спустя несколько лет бальзамом на душу прозвучало:” Спасибо, что вы заставили это играть”. Правда, через еще несколько лет, будучи претендентом, он опять назвал это решение ошибочным, но “дорога ложка к обеду”.

Гельфанд играет со своим другом будущим чемпионом Мира по версии ФИДЕ Сашей Халифманом

Насколько глубоки наши анализы того времени можно судить по широко известной партии Шабалов-Гельфанд, Бермуды, 2004, где Боря пожертвовал ферзя в системе Найдорфа. Жаль, что он не отметил в своих примечаниях 20-летний возраст новинки!

Безусловно, мы продолжали детально анализировать сыгранные партии, обращая особое внимание на выход из дебюта. Порой это давало и практический эффект. Как-то Боря проиграл А. Дрееву черными в ферзевом гамбите. При домашней подготовке мы нашли очень сильный 17-й ход. Следующая партия между ними была своеобразным психологическим этюдом, и соперник попался. Эта ситуация помогла нам глубже заняться моделированием мышления партнеров. Я делился опытом поведения в нестандартных ситуациях, творческими портретами белорусских мастеров, что помогло Гельфанду выиграть не только Мемориал, но и два последующих чемпионата БССР среди мужчин.

В упомянутом интервью Боря сказал: “… при подготовке к партии мы с Капенгутом составляли психологический портрет соперника. Он мне объяснял, что этот мастер один тип позиций любит, в дебюте он так реагирует на новинку, может, есть смысл его удивить… А этот – играет свои схемы, поэтому стоит как-то приспособиться к нему… Все это помогало понять психологию игры, и сейчас помогает тоже. С каким бы я соперником не собирался играть, я внимательно просматриваю партии, пытаюсь понять, в каких ситуациях соперник лучше действует, в каких хуже. И это также приводило к мысли самому быть универсальным шахматистом. Чтобы использовать слабые стороны соперников, ты должен сам уметь делать на хорошем уровне всё. И вот над этим мы работали. Ещё Альберт Зиновьевич призывал в любой позиции искать нестандартное позиционное решение. Это был его конёк, он любил и сам, если мы посмотрим его партии, искать такие нестандартные подходы. Вот над чем мы работали, что формировало мой стиль игры, отношение к шахматам”.

После очередного конфликта на федерации было принято решение о поквартальном согласовании графика с гостренером Е. Мочаловым, но иногда и это не помогало защитить Борю от произвола. В 1984г. Председатель тренерского совета В. Купрейчик накануне Спартакиады БССР собрал заседание, которое не созывалось годами (или меня на него не приглашали, хотя в составе я всегда числился) и провел решение, обязывающее Гельфанда на другой день после возвращения с очередного турнира играть за команду Минска, ибо многие мастера отказались от мероприятия, нужного лишь спортивным функционерам. Мочалов лишь, кисло улыбаясь, сказал: “Значит, мы с тобой ошибались”.

В 1984 г. я был заявлен для участия в Кубке СССР в Киеве на третьей доске за “Спартак” после Ваганяна и Рашковского. Однако Управление шахмат Спорткомитета запретило мне участие во всесоюзных соревнованиях из-за возраста – старше 35 лет допускались только обладатели международных званий. Пришлось полностью переключаться на тренерскую работу.

На чемпионат СССР среди юношей 1985г. в Юрмале помимо Гельфанда, я также готовил к партиям будуших гроссмейстеров Илью Смирина и Гену Сагальчика. Последний, как-то, через 30 лет в США напомнил мне вариант защиты двух коней, где, применив в Латвии мое усиление, Гена выиграл черными.

 Боря с призом

Выиграв решающую партию у В. Иванчука, отставшего на пол-очка, Боря получил золотую медаль. В своей статье в “Шахматы, шашки в БССР” он написал: “Двадцать лет назад на аналогичных соревнованиях в Риге победу одержал мой тренер А. Капенгут. Я рад, что мне удалось оправдать надежды белорусских любителей шахмат и повторить этот успех”.

В “64” #6 за 1985 г. была напечатана моя статья об этом турнире “Проблемы поставлены“. Вот фрагмент:” …Борис глубоко предан шахматам, работоспособен. Хорошая память в сочетании с систематическим подходом позволяет ему без труда усваивать гору информации. А ведь это одна из основных проблем при работе с юными шахматистами! Их зачастую захлестывает поток свежей литературы, без которой, к сожалению, не обойтись. При этом надо заметить, что на регулярных индивидуальных занятиях дебюту мы уделяем минимум времени. После очередных соревнований корректируем план работы на ближайшие месяцы, обсуждаем перспективы. Естественно, «под микроскопом» анализируем все сыгранные партии с акцентом на негативные моменты. Сейчас, например, на повестку дня встала проблема повышения качества анализа, очень острая, на мой взгляд, в юношеских шахматах. Большой процент партий ребята играют вообще без откладывания, а на любом серьезном состязании отложенные позиции – «хлеб» наставника, что не стимулирует их самостоятельной аналитической работы”.

К слову, на турнире я обратил внимание на А. Широва. Поговорив с его отцом, я добавил в статью: “ …Одаренный 12-летний рижанин уже в прошлогоднем первенстве набрал 50 процентов, так же, как и В. Акопян. Но если 13-летний бакинец под руководством вдумчивого тренера А. Моргулева сделал заметный шаг вперед и попал в десятку, то представитель хозяев явно топчется на месте. Складывается впечатление, что Федерация шахмат Латвии расточительно относится к молодым талантам, если не взяла под контроль подготовку мальчика, так рано обратившего на себя внимание”. Прочитав эти строки, всемогущий Председатель Федерации шахмат Латвии В. Канеп распорядился о его переводе в группу В. Багирова, что дало мощный толчок к росту будущего претендента.

В советское время внимание прессы могло устранить многие административные препятствия на пути к совершенствованию, и я надеялся, что эта статья поможет нам и в Минске, поэтому дописал: “ У Гельфанда неуклонно снижается интенсивность игры (1981-й 107 партий, 1982-й 92, 1983-й 71, 1984-й 58). Однако при этом ощущается нехватка сильных турниров. В прошлом году потерян полуфинал чемпионата СССР среди мужчин, совпавший по срокам со Спартакиадой школьников; в этом году он накладывается на юношеские игры.  Проблема календаря болезненна для большинства юных шахматистов. Значительный процент партий приходится на различные командные соревнования, во многих случаях это встречи с партнерами, значительно уступающими по классу. С воспитательной точки зрения это порой необходимо, однако трудно отличить, когда лозунгом «честь коллектива» прикрывается честь мундира!”

После триумфа нас принимал зампредседателя Спорткомитета БССР. Мне случайно попалась на глаза “объективка”: “… с 1984г. (ранее эпизодически) занимается у А. Капенгута”. Эта ситуация напомнила, как в том же 1984 г. гостренер Спорткомитета БССР Е. Мочалов отказался присваивать мне 2-ю (!) тренерскую категорию, и только работа в группе подготовки А. Карпова к матчам с Г. Каспаровым, позволила вернуть первую категорию, которая к этому времени была у меня около 10 лет.

После окончания школы, Л. Бондарь уговорил Борю поступать в институт физкультуры, но прием в тот год был только на заочное отделение по …шашкам, однако, на следующий год, он смог перейти на шахматную специализацию. При этом по многим соображениям ему надо было устроиться на работу. Помог директор ДЮСШ, где я работал старшим тренером, В. Высоцкий, взявший Борю на полставки.

Как я уже писал в предыдущей главе, в эти годы много времени отнимала подготовка к публикации различных вариантов моих исследований Модерн Бенони.

Как досадный казус, вспоминаю историю выхода «Шахматных семестров». В конце 70-х Саша Любошиц, отдыхая в Сочи, познакомился с директором «Вышэйшай школы», который предложил издать книгу по шахматам, слегка адаптированную к тематике издательства. Дополнительный заработок привлекал, но мой друг совершенно не представлял, на что он подписался. Подозреваю, в его намерения входило желание покрасоваться на обложке со мной, при этом само собой подразумевалось, что я ее всю напишу. Конечно, я сразу объяснил, что у меня работы «выше крыши» и предложил соавтором Леню Бондаря. Я искренно хотел, чтобы мои друзья что-то написали, пришлось обрисовать свое видение будущего произведения, воплотившееся в подписание договора с издательством в качестве специального редактора. Однако пунктира оказалось недостаточно, и пришлось не только составить детальный план, но и намечать конкретные позиции для очередной главы. Леня приходил ко мне как на работу, но при этом надо отметить, что он искренно был благодарен. Месяцы шли, а Саша за работу так и не брался, а через год  вообще категорически отказался, но без него директор мог зарубить книгу. Для спасения Лениного труда мы пригласили в соавторы Зяму Лившица, который начал требовать от меня как спецредактора такого же участия, как и с Леней. Конечно, надо было все бросить, но мне было неудобно перед Сашей, которого я подбивал на эту авантюру и перед Леней, с горем пополам написавшего свою часть. В итоге я потратил времени на эту книгу в несколько раз больше, чем требовалось для написания самому.

Шахматные семестры

В предыдущей главе я рассказывал, как мне пришлось обратиться за рецензией на «Индийскую Защиту» к заслуженному тренеру СССР, тренеру-секунданту чемпиона мира Зайцеву. Игорь охотно согласился, но не захотел подписывать готовый текст, а, затребовав рукопись, с интересом её изучил, естественно, с превосходным отзывом.

Книга была сдана в набор, а спустя год тренер чемпиона мира приехал ко мне в Минск с просьбой предоставить ему возможность опять почитать возвращённую рукопись с учётом подготовки к предстоящему матчу. Попутно выяснилось увлечение Игоря историей. У меня от отца осталось несколько сот изданий 40-50-х годов с вкраплениями довоенных. Каждый приезд Зайцев увозил по паре чемоданов книг.

Его профессиональный интерес вызвала моя, одна из лучших в стране, дебютная библиотека. Все гонорары за теоретические материалы, напечатанные на Западе, я тратил на книги по шахматам (и живописи), причем заказывал, в первую очередь, нужные для подготовки “Chess player” и “New Chess player”, “Tournament Chess”; а с 1984 г. и “New in Chess”, а также дебютные монографии, которые презирались истинными коллекционерами, ибо они быстро устаревали. К слову, Игорь попросил у меня свежий выпуск “Tournament Chess” для своего босса и, конечно, это кануло в Лету.

Игорь Зайцев и А. Капенгут в Москве 2012 между турами блиц-турнира

По ходу разговоров Игорь сделал предложение лично рекомендовать Толе к матчу одну из систем Модерн Бенони за белых. При этом он подчеркнул, что Карпов очень не любит платить, но готов использовать свой авторитет в правящей элите для решения проблем.

У меня назрели две. Гостренер БССР Мочалов не только отказывался завизировать первую тренерскую категорию, которая была у меня к этому времени свыше 10 лет, но даже ставил под вопрос вторую. Кстати, когда Толя попросил зампредседателя Спорткомитета СССР об этом, тот, посмотрев документы, спросил: ”А почему не высшую? У него хватает.”

Другим вопросом, мучившим меня, было отлучение от всесоюзных соревнований шахматистов старше 35 лет, не имеющих международных званий. Выше я уже рассказал об этом. 10 с лишним лет назад я выполнял норму международного мастера, но мои документы не послали на конгресс ФИДЕ. Неплохо было бы восстановить справедливость. Забегая вперёд, могу сказать, что Карпов дал поручение Батуринскому  поднять этот вопрос на Президиуме федерации, и, как рассказал Авербах, никто не возражал, но за давностью лет решили не подавать документы в ФИДЕ вновь. Пришлось выполнять повторно, но лишь когда открылись границы.

Во время первой поездки в Москву сбор был на хоккейно-футбольной базе в Новогорске, олимпийского корпуса ещё не построили. Как-то Карпов с Крыловым (тренер по ОФП) поехали играть в теннис, наше занятие намечалось в городе, и я воспользовался этой оказией. Прощаясь у кортов, произнёс: “Буду у тебя около семи”, на что Толя подчеркнул: “Жду тебя без пятнадцати семь”.

Слоняясь в ожидании назначенного времени недалеко от его дома во Вспольном переулке, я зашёл на ул. Качалова (ныне Малая Никитская) в букинистический магазин иностранной литературы. Каждый приезд в столицу я старался побывать там – не столько приобрести что-нибудь, сколько посмотреть на обилие всевозможных альбомов по живописи (по шахматам почти ничего интересного там не бывало). Эта традиция тянулась ещё с моей первой поездки в Москву 15-летним юнцом, когда магазин был на ул. Герцена (ныне Большая Никитская) и я держал в руках 12-томный дебютный труд Эйве, но средств не хватало, и прямо из моих рук его купил интеллигентного вида мужчина средних лет, в котором спустя несколько лет я узнал Бейлина, который, как оказалось, жил рядом.

Зайдя ровно в назначенное время, я взахлёб начал рассказывать Толе о только что увиденном фолианте «Божественной комедии» с гравюрами Густава Доре за неподъёмную для меня цену 900 руб., но, по-моему, это было не так дорого.

«Божественная комедия» с гравюрами Густава Доре

Чемпион мира тут же начал звонить в магазин, но, к сожалению, её уже увели. Мы несколько раз менялись альбомами, но, если я называл официальную цену, то Толя – рыночную. Для последнего “обмена” я привёз французский том Хаима Сутина (тогдашний сосед по комнате в гостинице «Спорт» Багиров хохотал, прочитав имя художника как Суэтин), однако в тот день заболевший хозяин дома предложил оставить альбом, а эквивалент подобрать позже. Результат очевиден. Как мне показалось, для расслабона, он обожал, валяясь на тахте, обрабатывать новый западный каталог марок, с удовлетворением отмечая там карандашом новую оценку марок из своей коллекции, которую Толя помнил наизусть. Я осознал степень его одиночества, когда он показал мне какую-то часть своей коллекции.

Карпов на 39-м ч-те СССР, когда мы познакомились

Вернёмся к шахматам. Карпов попросил рекомендовать надёжную систему против Модерн Бенони, входившую в прежний репертуар Каспарова. Естественно, в матче для её применения им должна быть экстремальная ситуация, поэтому неоправданно тратить много времени на этот дебют.

Ещё дома я пришёл к выводу рекомендовать систему, чаще возникающую из построения Земиша староиндийской защиты, которое иногда встречалось в творчестве чемпиона мира. Практика этого плана, впоследствии названного моим именем, делала только первые шаги, и в недавно вышедшей книге не рассматривалась. Во время совместной работы по целине свежего плана Толя, предлагая очередное усиление, подшучивал, что я должен отразить его идеи в создании теории новой системы. Конечно, когда через 10 лет я писал дебютную монографию А65 для «Информатора», понимание возникающих позиций стало гораздо глубже.

Шахматный информатор, А65

В тот вечер я заметил, что хозяин не совсем здоров, и постарался закруглить обсуждение. Когда Карпов счёл работу оконченной, он позволил себе наконец расслабиться, и я увидел совершенно больного человека. По его подсказке нашёл термометр и с изумлением констатировал что-то около 40 градусов. Для меня было немыслимо, какой силой воли надо обладать, чтобы на полчаса ранее интенсивно анализировать на острие теории.

Я уже рассказывал, как после смерти Болеславского в 1977 г.,  Фурман предложил мне сделать работу учителя перед матчем в Багио.

Семен Фурман

В 1984 г., уже работая в штабе чемпиона мира, я напомнил Толе об этих материалах, и выяснилось, что первый, с 30 новинками под “злодея”, до него не дошёл. Я заметил, что одну из новинок применил Полугаевский на Спартакиаде в 1979 г., хотя шахматист его уровня, безусловно, мог и сам найти эту идею. Чемпиона мира это задело, и он в тот момент захотел разобраться в детективной ситуации с утечкой, однако впереди был матч с Каспаровым.

Игорь Зайцев поинтересовался, хочу ли я помогать во время матча, но я считал свою задачу выполненной, и мы встретились лишь в апреле 1985 г. в том же Новогорске. Прошло около месяца с момента скандального окончания матча. Я увидел похудевшего чемпиона, на мой взгляд, перевозбуждённого, три круга по территории рассказывающего о деталях прекращения, и главный вопрос, который мучил его тогда – кто в последний момент позвонил в машину к Кампоманесу.

Колоссальной школой для многих становился анализ отложенных позиций, доведенный до крайности в матчах на первенство мира, когда штабы без устали искали вдоль и поперек, а выспавшийся подопечный лишь внимал итогам. Заслуженный врач Юлий Богданов в период, когда мы оба работали на Карпова, рассказывал о специальных смесях порошков, резко активирующих память подопечного для ускоренного запоминания итогов ночного анализа. Я подозреваю, что оборотной стороной медали стал спад на матче в Багио, когда после лидерства 5:2 счёт сравнялся, да и к неожиданному концу матча 84/85 гг. мог привести фармакологический бумеранг.

Среди прочего я тогда спросил Толю, как в своё время реагировало руководство на идею его неофициального матча с Фишером. “Письмо с предложением даже не переехало с Лубянки на Старую площадь”. А я наивно представлял, что КГБ только консультирует по запросу ЦК КПСС!

Следующий сбор состоялся на базе бюро молодёжного туризма “Спутник” в Плявинясе (Латвия). Поскольку недалеко была военная база, иностранцев сюда не пускали. На отшибе от основных корпусов стояли несколько двухэтажных щитовых домиков, один из них находился прямо на берегу. В подвальном этаже располагалась сауна, рядом причал с лодками. Естественно, в нём разместился чемпион с Игорем и с Крыловым, занимавшимся Толиным здоровьем. Подальше от озера в одном коттедже жили Макарычев и Михальчишин, в другом – Васюков и я. Бах и его друг Дима, выполнявший обязанности шофёра, жили на отдалении. Недалеко была наша столовая, кормили “на убой”. Зайцев смеялся, что при совместном взвешивании до и после можно наскрести лишний вес ещё на одного участника.

Запомнился Женин красочный рассказ о событиях семилетней давности. Когда в Багио Толя проиграл и счет стал 5:3, Брежнев очень переживал и буркнул: «Надо Толе помочь». Васюков в это время гастролировал с сеансами в Индии. Неожиданно в глушь прилетает вертолет за ним, в Дели сажают на самолет, и из Москвы отправляют в Манилу. В 2012 году прочитал , как Юра Балашов описывает эту ситуацию как бы с другой стороны.

Общими вопросами организации сбора занимался Артур Артурович Невицкий. В детстве он играл в шахматы, потом стремительно начал делать карьеру. Пост первого секретаря Юрмальского горкома партии был хорошим трамплином наверх. Злые языки говорили, что сгорел он на своём протеже, которого сделал комсомольским боссом у себя в епархии. А тот вроде бы не просто сбежал, так ещё и тиснул книжонку о тайной жизни верхушки. Пришлось нашему герою опуститься до замминистра торговли по строительству. В этой роли АА и решал наши вопросы, преимущественно по снабжению. Спустя 30 лет он – координатор Дома Москвы и председатель объединения нацменьшинств Латвии.

К проведению сбора подключался и ЦК комсомола республики со свойственной этим конторам деловой хваткой. Например, я попросил обратный билет на поезд Рига – Симферополь. Мне взяли билет до Минска на состав с тем же названием, но с другим маршрутом, минуя столицу Белоруссии, и я добирался домой ещё несколько часов электричкой.

В один из погожих июльских дней я подбил Толю, на мой взгляд, полностью восстановившегося после сумасшедшей концовки матча, покататься на лодке. Договорились – я туда, он обратно. В очередной раз некогда в прошлом ученик Ботвинника удивил меня – считал гребки. Вспомнилось, как двадцатью годами ранее другой питомец «патриарха» 15-летний Юра Балашов считал шаги часовой прогулки по побережью Юрмалы.

У нас был запланирован один выходной. За день до него, за завтраком, Карпов посмотрел на нас, на небо и изрёк: “Выходной будет сегодня”. Потрясающее чутьё – на следующий день зарядил дождь. Вдвоём с Толей после обеда пошли в лес за черникой, договорились собрать трёхлитровую банку. Я рвал ягоды немного быстрее и лениво наслаждался лесной прохладой. В какой-то момент раздался гром военного самолёта, преодолевающего звуковой барьер. Подняв головы, мы увидели его след. “Левелсивный, как говорит мой сын”, – пробормотал чемпион и зарделся, проявив человеческую слабину. Время приближалось к семи, когда был назначен ужин. Зная, с каким нетерпением ждут кормёжку ребята, я предложил возвращаться. “Но мы же договорились собрать банку”, – отреваншировался Карпов. Нашим повезло – заморосил дождик, и мы опоздали лишь минут на десять.

На следующий день к обеду до нас добрался Новиков, психолог, как говорили, работавший с космонавтами. Посмотрел, как мы ходим кругами, улыбнулся и сел за стол. Мы, естественно, последовали его примеру. Наконец появился босс, нахмурился, но, увидев учёного, улыбнулся и молча сел за стол.

В середине сбора Игорь, тяготившийся везти всю информационную нагрузку штаба, предложил мне взять это на себя, само собой, включая период матча. Совершенно ясно, что этому предшествовало предварительное обсуждение. Я немного удивился степени доверия, но поинтересовался оплатой, ведь это – совершенно другой объём работы. Увы, всё оставалось по-прежнему. Оставалось констатировать, что помощь с тренерской категорией я отработал “с гаком”, а для завершения другого условия, связанного с титулом, нужно было дать место в любом турнире с нормой ММ, но предложений не последовало.

Продолжение следует

Опубликовано 26.9.2025, 00:54

Другие материалы автора:

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

Альберт Капенгут. История одного приза

Альберт Капенгут. Глазами секунданта 

Альберт Капенгут. Победа над Талем

Я его хорошо знал. (Альберт Капенгут откровенно о Михаиле Тале, ч. 1)

Обновленный материал о Капенгуте в Википедии

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.8)

Предыдущие части 1, 2, 3  4, 5, 6, 7

 

 

 

 

 

 

 

       А. Капенгут, примерно, 2020

                                                                   От ред. belisrael

Поздравляю постоянного автора, которого знают и уважают любители шахмат и не только, живущие в разных странах, с наступающим 81-м днем рождения. Здоровья и всего доброго на многие годы!

Продолжаю делиться памятными эпизодами. Хотя каждая глава охватывает определенный промежуток времени, повествование построено тематически, порой нарушая хронологию.

После привлекшего внимание выступления Купрейчика на 47-м чемпионате страны в Минске, его лидерство в белорусских шахматах стало бесспорным, а для меня годы продолжающегося прессинга не прошли бесследно – нервы начали сдавать. Прекрасно проведя чёрными решающую партию чемпионата Белоруссии 1980 г. против Славы Дыдышко; в позиции, выигрывавшийся в два хода, я подставил ладью и уступил тем самым вторую доску.

В 1980 г. по приезде в Ростов на очередной Кубок страны, я узнал о конфликтной ситуации в “Авангарде”, где на первую доску претендовали два ученика Заслуженного тренера СССР В. Карта. Такие ситуации встречались сплошь и рядом, но обычно “сор из избы не выносился”, однако я не помню случая, когда обиженный отказывался от участия, как сделал Белявский.

Запомнилась ситуация доигрывания встречи Карпов – Балашов, назначенной на 4-х часовое доигрывание на 10 утра в день тура. Судьи вскрыли конверт и часы отсутствующего чемпиона мира тикали минут 15, когда прибежал зам. главного судьи Владимир Яковлевич Дворкович и вернул всё назад, потому что наша звезда изрекла, что начнёт доигрывать в 11 утра и только 2 часа. Я подошёл к Юре посочувствовать. Один из тренеров на матче в Багио был натянут, как струна, с трудом сдерживая себя. Партию он выиграл.

                                                         А. Капенгут, 1977-78

Мне удалось сыграть одну из своих лучших партий в любимом дебюте, чёрными интуитивно пожертвовав ладью Лёне Каплуну.

После встречи мой приятель Олег Романишин в своей язвительной манере произнёс: “А ты, оказывается, ещё играть умеешь!” В его устах это был высокий градус похвалы. Володя Багиров, комментируя встречу в Шахматы (Рига) 1980 г.  №19 стр. 6, написал: “Я представляю, что бы было, если эту партию выиграл Гуфельд ?!? Пожалуй, у его знаменитой бессмертной появилась достойная конкурентка”.  Его можно понять, к этому времени Эдик напечатал их поединок в свыше 50 изданий! Думаю, что сейчас их больше сотни!

 Гуфельд – Багиров, 1973

Я уже писал как в «Спартаке» появился второй тренер Каган, много помогавший с текучкой. Однако, когда в преддверии Московской Олимпиады власти для смягчения международной обстановки вновь открыли возможность выезда для евреев, Наум с братом подали документы. Сразу в Миноблсовете «Спартак» потребовали от него заявление об увольнении по собственному желанию. Тем не менее, его не выпустили, и еще 8 лет он просидел «в отказе». Я пригласил на работу кмс Владимира Щербицкого, с которым когда-то учились в архитектурно-строительном техникуме, также взявшим на себя картотеку классификационной комиссии. Володя очень не любил Советскую Власть и иначе, чем «коммуняки» их не называл.

Участники первенства СССР среди республик в мае1981 г.  размещались в довольно новой московской гостинице “Салют”. Был рад увидеть там Борю Спасского, добившегося регистрации брака с проживанием во Франции. Мне было приятно услышать от него при встрече: «В таком прикиде не зазорно и в Париже!» по поводу только сшитого костюма.

Команда финишировала седьмой, что соответствовало нашему потенциалу.

С интересом воспринимал становление будущего чемпиона мира. Как-то мы вдвоём выбрались на концерт в сад Эрмитаж, где после звонка Арканова для нас отложили билеты. Назад решили пройтись пешком через пол-Москвы, оживленно дискутируя на самые разные темы. Гарик не удержался и начал обсуждать перспективы будущего матча, довольно точно раскладывая всё по полочкам, однако при этом удивляясь, как Карпову удается в открытых позициях настраивать гармоничное взаимодействие своих фигур. Не хотелось его расстраивать, но я тогда воспринимал это как разницу в классе. До реального поединка оставалось ещё 3 года!

Интересную партию сыграл против чемпиона СССР Лёвы Псахиса, через полгода ставшего двукратным. Встретилась система Зайцева. В книге Алексея Кузьмина «The Zaitsev System. Fresh Ideas and New Weapons for Black in the Ruy Lopez» выпущенной «New In Chess»  в 2016 году, 15-ю главу автор назвал « Albert Kapengut’s Idea», посвятив автору много тёплых слов. К сожалению, в русском переиздании эта глава исчезла.

«The Zaitsev System. Fresh Ideas and New Weapons for Black in the Ruy Lopez»

Увы, проиграл Артуру Юсупову, тонко проведшему встречу, зато выиграл у традиционного клиента Гены Кузьмина. В книжных примечаниях к этой партии я привожу поединок Таля с Меднисом из рижского межзонального. Там встретилась разработка из матча по переписке СССР – США, где я продемонстрировал основную идею моей новинки.

Когда в 1978 году Я.Е. Каменецкий, в то время председатель комиссии по переписке республиканской федерации, предложил принять столь экстравагантное участие в безусловно политическом мероприятии, я согласился, хотя, обнаружив себя только на 8-й доске, слегка пожалел. Но это были цветочки, а первые ягодки посыпались с первых же ходов, оборачивающихся за месяц! Я сразу применил «противоядие», обкладывая соперника многочисленными вариантами, заставляя принимать по несколько ходов. К слову, мой пожилой партнёр Hornstein рассказал о своих ощущениях, когда освобождал концентрационный лагерь в 1945 и даже прислал вырезку с фото. Когда у меня сотрудник КГБ, занимавшийся в своё время «Доктором Живаго», поинтересовался, можно ли цифровой нотацией воспользоваться шпионам, я осознал, куда вляпался. Ещё круче была ситуация у Якова Ефимовича, получившего однажды чужую открытку в своём письме! Когда, кажется, в бюллетене ЦШК появилось сообщение о моих 2 победах, какой-то участник возмутился, ибо его встречи еще не вышли из дебюта!

Очередной чемпионат республики лишний раз показал, как мой уход в тренерскую деятельность и интенсивная работа над книгой отражаются на результатах. После 6 туров я лидировал и уверенно начал встречу с Бегуном, пожертвовав на 10-м ходу фигуру, а на 18-м провёл комбинацию, оставшись с 3 лишними пешками и продолжал атаковать.

Капенгут – Сергей Бегун, 1982

Надо сказать, что вскоре в Минске впервые должен был состояться международный турнир. В разгар партии я случайно услышал, что мое участие еще под вопросом и так разволновался, что умудрился проиграть абсолютно выигранную позицию. В тягостном состоянии проиграл и следующую. В памяти остался только председатель федерации, произнесший с плохо скрываемым злорадством: «Альберт, лучше пиши книги.»

Николай Мисюк и Александр Любошиц, 1976

Оказавшись через несколько месяцев в Москве в кабинете главного редактора «Шахматы в СССР», услышал от Юрия Львовича о его беседе с Мисюком, где тот просил рекомендовать специалиста вместо умершего Болеславского с обещанием квартиры. Авербах, подумав немного, вспомнил: «Как же, у вас есть Капенгут!» Николай Семёнович что-то промямлил. «Ну, если Вас такой теоретик не устраивает…»

Запомнился очередной ч-т ЦС ДСО «Спартак»,  хотя обычно на турнирах такого ранга я в мемуарах не останавливаюсь, но здесь захотелось обрисовать пунктиром несколько штришков, характерных для Кавказа того времени.  Турнир проходил в Самтредиа, узловой станции на развилке Тбилиси – Сухуми или Батуми. Незадолго до этого, в «Известиях» Давид Бронштейн опубликовал заметку о талантливом грузинском вундеркинде Софико Тереладзе. Её родители, мать – секретарь райкома партии и отец – глав. врач психдиспансера, влиятельные лица в городе, содействовали организации ч-та. Специфика маленького городка сказывалась и, если единственный приличный люкс отдали мне, как 3-кратному чемпиону «Спартака», то с едой были проблемы. Мой приятель Мераб Арчвадзе регулярно забирал меня к себе домой, а однажды отец девочки свозил нас в загородный ресторан, куда нельзя добраться автобусом, а цены не зависели от меню – обед с вином -10 руб., без – 5 руб.

Я тут же вспомнил, как на финале 40-го ч-та СССР в 1972 году в Баку, в свободный день Тукмаков позвал Разуваева и меня в нелегальный ресторан. Его тёща лечила, если мне не изменяет память, сына владельца. Тот, безусловно, хотел нас угостить, но Володя чётко предупредил, что мы рассчитываемся сами. Забавно было смотреть на официанта, который не понимал, какие цены он должен называть гостям хозяина за браконьерскую осетрину на вертеле. Мой старый приятель коренной бакинец Володя Багиров хмыкнул насчёт клички этого места — “Сортирный”.

Через несколько дней Ваха вновь пригласил нас туда же и, смущенно улыбаясь, спросил, не буду ли я против ещё одного незнакомца за столом, не проронившего ни слова за весь вечер. На импровизированном банкете стояла батарея бутылок с вином, оставшаяся почти нетронутой. Как обычно после тура, мы оживлённо обсуждали партии, попутно затрагивая любые темы, иногда ударялись в воспоминания. Чаще звучал диалог со старинным приятелем Юрой Чиковани. Я знал о его княжеском титуле, но не мог предположить, что спустя 14 лет он основал “Грузинское генеалогическое общество”, а в 2004 г., по решению Генеральной ассамблеи международной генеалогической академии во Франции, был избран её действительным членом. По дороге в гостиницу Ваха раскрыл секрет – незнакомец оказался местным судьёй, пользовавшегося большим авторитетом в городе. Конечно, при выборе наказания в рамках, установленных законом, контакты с ним для заинтересованных имели, порой, решающее значение. Естественно, мы были его гостями, а ему, в свою очередь, было любопытно понять образ мышления шахматистов. Скажу откровенно, ни до ни после я не попадал в аналогичную ситуацию.

Гостеприимный Мераб организовал сеанс на ремонтном заводе оборудования для чайных фабрик, где работал инженером. В Советское время такие выступления были реальным подспорьем для бюджета семьи. Мне доводилось довольно много выступать.

 сеанс в БПИ 

Принятое в 1976 году закрытое постановление ЦК КПСС о развитии шахмат наряду с введением денежных призов увеличило гонорары за лекции и сеансы, введя дополнительные градации. Когда мы на заседании республиканской федерации познакомились с нормативами, я пошутил: «Кира Алексеевна, на Вас не распространяется, ведь Вы международный гроссмейстер, а не СССР». К моему удивлению, всегда чарующая нас искромётным юмором Зворыкина после заседания тихонько попросила не афишировать разницу. Конечно, кроме путёвки лекционного бюро нашего клуба организаторы старались придумать что-то ещё.

Памятной была встреча на Орловском часовом заводе, где выпускались знаменитые шахматные часы, вначале деревяные, а потом пластмассовые. Там мне подарили экспериментальные часы со счётчиком ходов, заказанные в малой серии – 20 экз.- руководителем советских шахмат Львом Яковлевичем Абрамовым  в 60-х годах. Изделие оказалось довольно громоздким, часто ломающимся, и революции в судействе не произошло. Попутно память подсказала ещё одну историю в той же поездке. После выступления любители пригласили на уху. Забавно было наблюдать, как здоровые мужики в плавках двигались поперёк течения мелкой речушки с неводом. Естественно, под такую закусь пришлось пригубить на бережку.

Описывая пару эпизодов, вспомнил ещё один. В Киргизии меня пригласили в закрытый мини-город, по-моему, Калининское. Поскольку оформление документов грозило затянуться, к КПП меня просто спрятали в машине. Перед Домом культуры стоял стенд соц. соревнования. Наряду с аббревиатурами предприятий вижу молибденовый завод! Приходилось догадываться, что скрывалось за сокращениями. Оставалось ещё немного времени и меня решили угостить тут же на площади. В палатке висела туша барана, и хозяин, которому шепнули обо мне, спросил, какие куски я предпочитаю.

Возвращаюсь к Арчвадзе. После выступления вынесли 4 больших пакета из фольги, один вручили мне. Мераб шепнул, в нем индийский чай, который добавляли в грузинский, чтобы продавать, как дефицитный «тот самый»! Мой друг сразу отдал мне и свой, после чего председателю профкома пришлось сделать то же самое. Мы несколько лет пили изумительный чай.

Кубок страны 1982 г. провели в Кисловодском олимпийском комплексе, расположенном на высоте 1200 метров над уровнем моря.

 Кисловодский олимпийский комплекс

Его построили на горе Малое Седло в 1979 году. Много говорили о целебном воздухе, который совершенно не чувствовался, пока не вернулся домой и несколько дней дышал как рыба, вытащенная из воды. «Спартак» и ещё пару команд за пару недель готовились там же. Как-то образовалась компания для прогулки в горах – совсем юный Валера Салов,  Ирочка Вильнер (по-моему, в тот момент уже жена Лёни Юдасина), ещё одна Ирина – Ерусланова (будущая жена Рафика Ваганяна), кажется, Саша Кочиев.   Где-то через час прогулки нас настигло огромное стадо, и мы оказались внутри в теснейшем соседстве. Как старший, предупредил всех не рыпаться. Но впечатление сохранилось. Помню, в 1992 году в Линаресе спросил Салова. Он помнил.

Игралось тяжело. Много сил забрало ладейное окончание с пешками “f” и “h” против Толи Вайсера. Пару доигрываний в дни туров измотали вконец. Жаль, что не зафиксировали массу идей, которые приходили обоим в голову, как выяснилось при совместном анализе, не отражённых в теории этого эндшпиля. Кстати, эта серьёзная проблема нуждается в глубоком исследовании. Вот, например, мнение Корчного: “Во время партии шахматист чувствует, о чём думает противник – чем сильнее шахматист, тем сильнее у него развито это чувство”. Корчной В. “Шахматы без пощады” 2006, стр. 273.

Геллер, узнав о моей сдаче в ничейной позиции, начал подтрунивать, однако, узнав ужасный записанный ход, согласился с оценкой. Слабой компенсацией стала партия с Платоновым, где я неудачно пожертвовал фигуру на 17-м ходу и остался без компенсации, однако в дальнейшем сумел его запутать и даже выиграл, после чего Игоря перестали ставить в заявку. Запомнилось, как одноклубник Гарик был разочарован моим соглашением с Таймановым в мароцианской структуре без лёгких фигур, считая, что белые могли ещё долго “пить кровь”.

После выхода в конце 70-х закрытого постановления ЦК КПСС об увеличении выхода шахматной литературы, Республиканская Федерация получила соответствующий запрос, и с подготовленными предложениями Шагалович и я пришли к зампредседателя Госкомиздата БССР. В ходе обсуждения В.Ф. Борушко удивился, почему я сам не предлагаю что-нибудь написать. Я сослался на работу с Талем, но пообещал по окончании написать серьезную монографию, которая и была внесена в план. Вскоре с аналогичной идей обратился зав. редакцией “ФиС” Витя Чепижный, но я отказался, наивно предполагая, что дома будет легче с редактированием. Летом 1980 г. я засел за написание книги по Модерн Бенони.

Для начала я перерыл всю периодику в своей,довольно обширной по тем меркам, библиотеки, найдя массу забытых партий, в основном 50-х, особенно в ставшей в 90-е популярной системе со Сd3. Все это фиксировалось на карточки, а затем, после сортировки, объединялось по тематике.  До сих пор сохранились картонные коробки из-под обуви, набитые до отказа карточками.

В 1964 г. на сборе перед чемпионатом мира среди студентов я впервые увидел табличную нотацию у Володи Багирова, а вскоре приобрел одну из жемчужин своей библиотеки “Handbuch des Schachspiels”, von Bilguer 1916г. издания, ставшую прообразом моих подборок.

“Handbuch des Schachspiels”

После смерти А.П. Сокольского в 1969 г. мне достался «Современный дебют» 1940 года издания под редакцией Г. Левенфиша, изданный также с табличной нотацией, где он был одним из авторов.

 «Современный дебют»

Интуитивно я понял, что делать записи надо на отдельных листах. В моем варианте главную роль играла “шапка”, куда желательно было поместить как можно больше ходов, чтобы сократить техническую работу на ненужных повторах. Особым цветом выделялись ходы специфически для конкретной страницы, где четверть места внизу резервировалось для примечаний. Спустя много лет я с сочувствием листал амбарные книги Эрика Аверкина, который обесценил этим свою гигантскую работу, ибо пополнение полностью заполненных тетрадей превращалось в каторгу. Во время претендентского матча Таль-Полугаевский, только переехавший в Ригу Володя, увидевший мои подборки, воскликнул:” Как будто свои!” Затем начался серьёзный анализ. Каждая партия сопровождалась не только оценкой, но и рекомендацией.

Из-за нехватки места пришлось пожертвовать не только системой 4-х пешек, которую с лёгкой руки югославской энциклопедии я отнес к староиндийской защите, но и системой «полу-Земиша», впоследствии названной моим именем. До сих пор жалею, среди тотального «шмона» я не обращал внимания на эти системы, и в итоге в информаторной монографии А65 и многочисленных статьях не оказалось нескольких партий 50-х годов. Сейчас, в компьютерную эру, аналогичные поиски даже трудно представить, хотя в своих публикациях я не раз обращал внимание на пробелы в базах тех лет, объяснимые лишь скаредностью хозяев «Chess Base”.

Через пару лет эйфория от постановления развеялась, а издательство не жаждало печатать авторов не титульной национальности. Хотя редактором оставалась мать подающего надежды кандидата в мастера Ильи Ботвинника, сменился завспортивной редакции, добившийся исключения книги из плана на следующий год.

В то время возобновились контакты с одним из моих учеников «первого призыва» 1967-69 гг. Борей Либенсоном, уже упоминавшегося в первых главах. Способный парень, на пару с другом за несколько месяцев освоивший японский язык, старался быть полезным во всем. Когда достаточно тесные взаимоотношения восстановились, он признался в «грехопадении» по советским меркам, заставившем сотрудничать с КГБ. С горечью и смехом Боря рассказывал, как чекистский отдел религий боролся с еврейским из-за него, считавшим, что, отправив на курсы раввинов в Будапешт, получили монополию на него. Он возмутился ситуацией с рукописью и пытался подключить своих кураторов. В этот момент я понял, что, сблизившись со мной, мой бывший ученик выполнял их поручение.

В свою очередь, я пытался   через знакомых искать весомого заступника. В итоге, мне посоветовали пойти на прием к инициировавшему работу над книгой зампредседателя Госкомиздата В.Ф. Борушко. К моему удивлению, он проинформировал о положительном решении. Абрам Ройзман, издававший там же свои сборники миниатюр, с уважением сказал: «Здесь надо было вмешательство на уровне не менее завотделом ЦК».

Однако придирки продолжались. От меня потребовали убрать фамилии эмигрантов. Списка у них, естественно, не было, но не приходилось сомневаться, что любой повод даст им возможность окончательно закрыть книгу.  Я дал расписку: “В рукописи не упоминаются гроссмейстеры…и международные мастера…”, однако вовсе не собирался выкидывать их партии. Просто вместо фамилий я ссылался на «Информаторы» и «ЭШД», когда они цитировали эти встречи, а иногда и без этого! Верхом крамолы для меня было упоминание покинувших страну без титулов – в конце концов, я не обязан был знать, кто еще уехал.

На этом мои мытарства не кончились – от меня потребовали рецензии знаменитостей. Одну я закрыл быстро – дал на подпись чемпиону СССР двух последних лет Лёве Псахису. Другую я надеялся получить от одноклубника, не раз бывавшего у меня дома – Гарри Каспарова. Я написал его тренеру и своему приятелю Саше Шакарову, но неожиданно получил ответ, у его подопечного нет для этого времени. В редакции ничего не понимали в шахматах, зато были падки на регалии, и я обратился к Заслуженному тренеру СССР, тренеру-секунданту чемпиона мира Зайцеву. Игорь охотно согласился, но не захотел подписывать готовый текст, а, затребовав рукопись, с интересом её изучил, естественно, с превосходным отзывом.

Тем временем из Англии пришло предложение написать другую книгу на ту же тему для издательства «Pergamon”. Переводить они решили сами, поэтому достаточно было лишь внести дополнения за пару лет. Однако в Всесоюзном агентстве по авторским правам (ВААП) в свое время создали региональные отделения и пытались придумать для них работу. Мой заказ подвернулся кстати. Взяв у них соответствующее письмо, я отправился в Главлит – Главное управление по охране государственных тайн в печати (цензурное подразделение КГБ). Там я неожиданно встретил Владимира Петровича Демидова, в свое время секретаря ЦК комсомола Белоруссии, короткое время возглавлявшего шахматную федерацию республики.

В.П. Демидов

Вскоре его, как и многих других комсомольских лидеров со всей страны перевели в КГБ и отправили в Москву на учебу. Затем он быстро дорос до генеральской должности. Однако в брежневскую эпоху началась зачистка шелепинских выдвиженцев и в конце концов наш бывший босс оказался дома на задворках чекистской империи. Конечно, ценитель шахмат моментально завизировал рукопись. Сдав работу в Белорусское отделение ВААП с английским адресом получателя (я не имел право отправлять самостоятельно) и сообщив в издательство, я успокоился, но, как оказалось, слишком рано. Мой коллега Миша Шерешевский, синхронно переиздавая в «Пергамоне» « Стратегию эндшпиля», догадался пригласить работника ВААП в ресторан, а у меня ума не хватило. В итоге через полгода получаю запрос из издательства, а вскоре и отказ. Выяснилось, что рукопись наш вредитель догадался отослать в… Москву, где никому до нее дела не было.

Еще с 1969 года, когда  мне удалось обогнать Корчного в полуфинале Спартакиады профсоюзов СССР, я активно принимал участие не только в  чемпионатах ВЦСПС, но и в тренерских семинарах,  в 60-70 –х годах  проходивших под руководством знаковой фигуры советских шахмат Я.Г. Рохлина.

Яков Герасимович Рохлин

Ежегодно проходили форумы тренеров высшей квалификации, где часто приходилось выступать.

Одним из постоянных лекторов был Яков Борисович Эстрин.

Я.Б. Эстрин

 В одной из наших первых бесед маститый теоретик рассказал, как включил  мой 18-ходовый разгром В. Антошина в 4-е издание настольной книги молодежи «Курс дебютов» 1968 года добавив к имени В.Н. Панова еще и свое, где эта партия красовалась еще много переизданий. В разговоре знаток дебюта двух коней, напечатавший большую статью об этом дебюте  еще в ежегоднике «Шахматы за 1957г.», пояснил, что хотел этим отомстить гос.тренеру Спорткомитета СССР.

Вообще, о деятельности 7-го чемпиона мира по переписке рассказывали легенды. Как-то в середине 60-х он организовал коммерческую поездку с  Т. Петросяном в Западный Берлин, в результате там вышла книга по защите двух коней за двумя подписями. Тигран тогда произнёс крылатую фразу: «Не по чину берёт!» В наше время Яков Исаевич Нейштадт в интервью «Скажи еще спасибо, что живой!»  говорил: «Однако Эстрин сумел «пробить окно в Европу», организовав ни много ни мало… шахматное издательство в ФРГ! Под его чутким руководством владелец магазина по продаже и пересылке шахматной литературы переквалифицировался в издателя и в течение 20 лет выпускал шахматные книги. Добрый десяток наших гроссмейстеров и мастеров (и я в том числе) опубликовали свои труды в издательстве Руди Шмауса в Гейдельберге».

Конечно, об этом я узнал уже в США, но в конце 70-х, когда  ЯБ обратился ко мне с просьбой о материале в пилотный номер теоретического журнала, который он начинал издавать в ФРГ, подготовил статью о варианте улучшенной защиты Стейница по партии с Владиком Воротниковым.

Когда на очередном профсоюзном семинаре, узнав о предстоящем выходе в Минске “Индийской защиты”, Эстрин предложил развернуть рукопись в 2-3 тома для Руди Шмауса, я обрадовался, но наивно предполагал, что он просто один из авторов, уже печатавшийся там, и поэтому имевший более тесные контакты.

Проблемой стал перевод на немецкий, обусловленный контрактом. Я положился на Борю Либенсона, нашедшего для этой работы выпускницу иняза. Я снабдил ее кучей немецких дебютных монографий для освоения специфики, но это не помогло. Кобленц мило улыбался, читая ее галиматью, но вывод был однозначным – отправлять в таком виде нельзя! Эту глупую авантюру сейчас вспоминаю с улыбкой – ума хватило, чтобы подстраховаться, оговорив оплату переводчицы после получения гонорара, а аванс был относительно небольшим.

Пришлось с повинной головой обращаться к Эстрину. Он предложил связаться с его кузеном, живущим в Ленинграде, оговорив первоочередность своих переводов. Поскольку брату не нужна была машинистка, ибо отправлял сразу ЯБ, то печататься надо было в Москве. Началась каторга с бесконечными пересылками кусков по треугольнику городов. Оказалось, ленинградец часто закладывал и использовал мой заказ для отмазки от кузена, что не улучшало взаимоотношений с главным работодателем. Работа растянулась на годы, и кучу страниц приходилось переделывать, учитывая свежие партии. Стоило Эстрину меня в чём-то заподозрить как я и остался с рукописью 2 томов на немецком и лишь авансом на руках. Большое количество новых идей так и осталось нереализованными, хотя кое-что профессионалы открывали самостоятельно. Пригодилась глава по системе, впоследствии названная моим именем – по ней я знакомил чемпиона мира с основными моментами перед матчем с Каспаровым.

В 1979 году мой старый друг Эдик Зелькинд, с которым мы еще играли за команду 42-й школы, начиная с 1954, собрался уезжать в США. В свое время я уговорил его перейти на работу в ДЮСШ, оставив «литейку», и ему тяжело было расставаться с ребятами, которых он вынянчил чуть ли не с детского сада. Он понимал, что мне трудно забрать братьев Атласов и Хоровец, но просил позаботиться о суперталантливом мальчугане. Я пообещал Эдику заняться Борей, когда для Таля кончится претендентский цикл, в котором я был его секундантом. В тот период я не часто бывал дома, но чемпионат СССР с Мишиным участием проходил как по заказу в Минске напротив нашей старой школы. Наблюдая порой из зала за событиями на сцене, нельзя было не заметить шустрого вундеркинда, вечно перескакивающего через ступеньки. Я уже однажды видел, как в “предбаннике” старого клуба рядом с гардеробом, где из-за дефицита места воткнули еще один столик, этот маленький мальчик технично выигрывал довольно сложный эндшпиль у опытного кандидата в мастера.

С осени 1980г. 12-летний кандидат в мастера начал приходить ко мне домой 3-4 раза в неделю на 3-4 часа, а через пару лет еще чаще и дольше, оставаясь при этом учащимся ДЮСШ в группе Т. Головей. Я быстро привязался к живому ребенку из интеллигентной семьи, а его тяга к шахматам просто очаровывала. Часто тема занятий его настолько интересовала, что приходилось настаивать на еде, чтобы потом продолжить занятия. Поскольку в то время я работал старшим тренером Белсовета “Спартака”, мне не представляло труда направить Гельфанда на сессию школы Тиграна Петросяна, где его заметил известный спортивный журналист Ю. Васильев и в большой статье о сессии школы львиное место уделил нашему любимцу, что сразу гальванизировало друзей и недоброжелателей.

Вспоминаю, как, поехав корреспондентом на чемпионат СССР 1981 г. в Вильнюс, встретил там команду ДЮСШ с заболевшим Борей и, бегая по гостинице в поисках термометра для него, я осознал, что он для меня уже больше чем просто ученик.

Пару слов об этом турнире. После бурного старта Купрейчика появилось предложение поехать туда в качестве журналиста. Хотя я остановился в гостинице «Гинтарас» на вокзальной площади, немало времени пропадал у приятелей в «Драугисте», где разместили участников. Часто «тусовались» с Толей Вайсером, тренировавшим Псахиса. До этого мы с его подопечным не были знакомы, но быстро сдружились. Я даже поделился с ним забытой для подавляющего большинства идеей 9…Фh4+ в Модерн Бенони, над которой в это время работал для книги, а Лёва с успехом применил её через пару месяцев в Югославии. Недавно прочитал в его воспоминаниях, как я пытался помочь будущему чемпиону при подготовке к последнему туру против Васюкова, перечислив кучу возможных вариантов. Неожиданно на этом Псахис остановился.

Рассказ был бы неполным, если бы я не упомянул теневую сторону кочевой жизни шахматистов. За 20 лет я насмотрелся на лёгкие знакомства коллег, только одно из которых кончилось женитьбой – моего друга Лёни Слуцкого – будущего соавтора «Контуров эндшпиля», приехавшего в Пермь на полуфинал страны в 1971 году с рекомендательным письмом к родителям будущей жены.

В Вильнюсе чемпионат проходил в Доме офицеров, бывшем генерал-губернаторском дворце, а ныне – резиденции Президента Литвы. (В далёкие 60-е я несколько раз играл во дворце в армейских ч-тах.)

 Вильнюс Дом офицеров

В уютное подвальное кафе часто забегала стайка студенток факультета русской филологии местного университета, расположенного напротив. Неудивительно, что Толя в течение 5-часовых туров был там завсегдатаем и познакомил девушек с молодыми участниками. Начались посиделки в гостинице, а кончились свадьбами Юсупова и Псахиса.

Тем временем наша работа с Гельфандом продолжалась. Одной из первоочередных задач стал выбор дебютного репертуара, особенно черными. Проанализировав совместно несколько десятков его партий, опираясь на обозримый календарь соревнований и потенциальную силу соперников, я посоветовал ему изучить Староиндийскую, ибо в острых ситуациях Боре будет легче реализовать свой потенциал. Однако никогда нельзя начинать освоение нового дебюта с теории. Поэтому первым этапом я рекомендовал изучение комментированных партий Болеславского, Бронштейна, Геллера, Таля, Фишера, Штейна из “черной серии”, в которых они играли этот дебют, с объяснениями тактических и стратегических идей. Затем планы за белых из сборников Петросяна и Глигорича. Вскоре наступила пора вопросов.

Еще в 1959 г.  выдающийся шахматист и теоретик И.Е. Болеславский отучил меня спрашивать что-то о дебютах встречным вопросом: “А что пишет об этом…”. Только перебрав таким образом доступные источники и убедившись, что общеизвестной информации недостаточно, мой учитель начинал объяснять свою точку зрения. Очень быстро я понял, что не стоит “дразнить медведя” и начал подготавливать аргументацию к занятиям заранее.

Лет десять назад в одном из интервью Боря сказал обо мне: “он придумал, а может быть, перенял у своего учителя Болеславского и сам далее развил, эту систему обработки шахматной информации. И мы были в этом, можно сказать, на сто шагов впереди всех. Если изучался вариант, то все партии были подобраны, классифицированы – не хуже, чем сейчас делает программа ChessBase. Это начало 80-х годов!”

В чем мой ученик неправ, так в отношении к поиску ссылок своего “шахматного деда”. Обладая феноменальной памятью, Исаак Ефремович не хотел на это тратить время. Мы часто по этому поводу пикировались и мой основной аргумент был: “Мне бы Вашу голову!” Лавина информации резко возрастала, и надо было найти способы обуздать ее. Даже сам Болеславский, когда взялся за написание монографий для ГДР, все-таки вынужден был придумать свою систему. Под каждый том отводился чистая телефонная книжка, где на странице сверху писалась “шапка” варианта и, по мере поступления периодики, указывался краткий адрес ссылки типа “ШБ-73/10-28”.

К началу нашей работы появились в продаже тетради – разъемные скоросшиватели, более компактные, чем мои большеформатные листы в клеточку на 4 страницах, и Боря начал в них фиксировать свою подготовку. Промежуточным этапом были карточки, заполняемые из первоисточника. Спустя несколько лет Боря лишь подготавливал каркас и карточки, а его отец брал черновую работу на себя. Основной элемент системы – по мере заполнения одна страничка заменялась на 4-5. К началу компьютерной эры у него накопилось свыше 20 тетрадей, и он уже выбирал нужные для очередного турнира.

К появлению Бори в моей жизни я собрал одну из лучших в стране дебютных библиотек. Все гонорары за теоретические материалы, напечатанные на Западе, я тратил на книги по шахматам (если не находил ничего, заслуживающего внимания, то и по живописи), причем заказывал, в первую очередь, нужные для подготовки “Chess player” и “New Chess player”, “Tournament Chess”; а с 1984г. и “New in Chess”, а также дебютные монографии, которые презирались истинными коллекционерами, ибо они быстро устаревали.  Поэтому мои приятели часто просили только одолжить что-то, нужное для написания собственных книг, а иногда для занятий, порой забывая вернуть. Апофеозом, опустившим меня на землю, было признание одного из приятелей: “Зачем же я буду тратить валюту, если могу бесплатно взять у тебя на время написания рукописи!?” Я-то думал, что им трудно заказать нужное издание!

Соблазн поработать в моей библиотеке привлекал многих. Мой друг Макс Каждан часами корпел в моей квартире, отвлекая от работы. Я уже рассказывал, как Г.Н. Вересов дорожил возможностью брать на время книги. Когда Шерешевский наметил со Слуцким, жившим в Душанбе, работу над очередной книгой «Контуры эндшпиля», Лёня присылал список задействованных партий, Миша просил меня их найти и тут же переписывал.

Неожиданная импровизация случилась во время XI мемориала Сокольского, куда я пригласил будущего чемпиона СССР Гаврикова.

Витя первым делом заинтересовался западной периодикой и много часов проводил у меня. Однако в нашей партии он свыше 30 ходов играл теоретически ничейный эндшпиль и, как ни в чём ни бывало, собирался на следующий день продолжить занятия, и даже был удивлён отказом!

Старт турнира был омрачён отказом директора гомельской ДЮСШ отпустить для участия Борю Малисова. Пришлось первые дни сидеть на телефоне и лихорадочно пытаться вербовать кого угодно. Не удивительно, серьёзной концентрации достигать не удавалось, за исключение партии с Толей Лутиковым, где наконец, я взял реванш за поражение в матче на кубке страны в Днепропетровске в 1970г.

С первых шагов нашей работы на федерации и не только начались перманентные баталии о приоритетах календаря Гельфанда. Слишком часто участие в юношеских командных соревнованиях лишало Борю возможности играть в более важных для совершенствования взрослых турнирах. Я объяснил своему ученику необходимость жесткого учета статистики его результатов в этих условиях, и на очередном заседании президиума в ответ на брюзжание председателя юношеской комиссии о гипертрофированном внимании к юному дарованию, который якобы не так успешно выступает в юношеских соревнованиях, я процитировал реестр, вызвав с трудом скрываемые улыбки нейтральных членов Федерации. По мере улучшения его игры стычки обострялись.

Борис Гельфанд, 1982 

В апреле Гельфанда пригласили в отборочный (до 16 лет) к ч-ту мира в Сочи.  К слову, этот турнир оказался первой ласточкой многочисленных поездок с Борей. Работа на выезде имеет свою специфику. Нужно заметить, я оказался дебютантом в роли воспитателя столь юного создания. Вначале в качестве стимула выступали походы в кафе лучшей в то время в Сочи гостиницы “Жемчужина”, где Боря уплетал в большом количестве кремы, муссы, желе, взбитые сливки и т.п. Потом появился более изысканный – за каждую победу подопечный осваивал незнакомую карточную игру. Апофеозом стал поход в ресторан “Москва”, где я в ходе обеда предсказал четырёхходовой диалог с официантом при расчёте. Произвел впечатление на ученика и эпизод на телефонном переговорном пункте (сейчас даже странно вспоминать о таком сервисе), когда Саша Белявский помог нам анализировать отложенную.

Гостренера по молодёжи выводили из себя Борины манеры, например, тот мог в цейтноте при своем ходе смотреть немигающими маслинами на нас, при этом жонглируя сбитой фигурой. (Когда я просил ученика не делать так, хотя бы при Быховском, мальчик пожимал плечами и очередной раз объяснял, что он при этом думает над ходом, в чем я и не сомневался). В сердцах Толя говорил мне, что будет категорически против командирования Бори на чемпионаты мира и Европы, но в решении проблем внутри страны, типа присвоения мастера или допуска во всесоюзные соревнования будет помогать. Думаю, что тут играли роль и анкетные соображения.

Капенгут и Анатолий Быховский

 По возвращении из Сочи мы узнали, что в республиканский спорткомитет “доброжелатели” сообщили, что его семья получила вызов из Израиля. В мае 1982 г. я добился включения перспективного молодого таланта в чемпионат “Спартака” среди мужчин, где он мог поиграть с мастерами, однако сроки совпадали с первенством СССР среди ДЮСШ, и директор СДЮСШОР №11 издал приказ о его отчислении в связи с занятиями у меня. Старший тренер Тамара Головей, вернувшись с очередного турнира и узнав об этом, возмутилась, а Борины родители, высоко ценя все, что она делала для их сына, написали в СДЮСШОР заявление “…считаем целесообразным, наряду с продолжением занятий у мастера спорта Капенгута, восстановление в группе спортивного совершенствования у мастера спорта Головей”.

Как-то в 1983г., только зайдя в дом, Боря с энтузиазмом накинулся на свежий “Tournament Chess”, и я понял, что надо менять приоритеты. В то время он ещё сам пополнял дебютные подборки. “Хватит быть архивариусом, вот тебе болгарская книга Минева по ладейным окончаниям, через месяц принесешь опровержения, чем больше, тем лучше”.

Через 1,5 месяца работа была закончена, и я принимал ее.  С первых же позиций мне стал очевиден качественный скачок сильного кандидата в мастера до уровня хорошего мастера, настолько свободно он ориентировался в тонкостях непростых для большинства эндшпилей. Я договорился с Ю.Л. Авербахом о публикации Бориной статьи с десятком позиций. Привыкнув к зеленой улице для всех моих публикаций, я был изумлен, узнав, что материал отвергнут после рецензии мастера Хачатурова. Остался неприятный осадок. В упомянутом интервью Гельфанд заметил ” …А кое-какие из находок «ребенка» были, по-моему, действительно важны для теории окончаний”. К слову, для освежения техники расчета непосредственно перед турниром, Боря часто решал практические этюды, и высшим шиком было найти второе решение, а то и опровергнуть его.

Продолжение следует

Опубликовано 01.7.2025, 12:04

Другие материалы автора:

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

Альберт Капенгут. История одного приза

Альберт Капенгут. Глазами секунданта 

Альберт Капенгут. Победа над Талем

Обновленный материал о Капенгуте в Википедии