Tag Archives: шахматная литература

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.7)

Предыдущие части 12 45, 6

От ред. belisrael

4 июля исполняется 80 лет известному шахматисту, тренеру и теоретику Альберту Капенгуту. В предверии юбилея он прислал очередной материал воспоминаний. Хочется пожелать ему доброго здоровья, оптимизма, хотя это и не так просто в нынешнее время, а также оставаться таким же принципиальным в отстаивании исторической правды. 

 

1978 год

В конце июня в Даугавпилсе стартовал очередной отборочный к чемпионату СССР . Среди 64 участников было только 7 гроссмейстеров, но сейчас, спустя почти полвека, я насчитал 24! В «Шахматы» (Рига) №18 в обзоре турнира напечатана рубрика «Подарки в день рождения» и сопутствующий текст: «У двух мастеров – В. Купрейчика и А. Капенгута – дни рождений пришлись на время турнира. Обоим судейская коллегия преподнесла сувениры, но и сами юбиляры позаботились о подарках. Купрейчик, не без помощи мастера Э. Магеррамова, «подарил» себе эффектную победу. Капенгут был «скромнее»: он решил, что пол-очка против чемпиона Европы среди юношей, вице-чемпиона Москвы мастера С. Долматова  – тоже неплохо. Мирное соглашение было заключено задолго до предусмотренного регламентом 30-го хода, но на сей раз судья не возражал…».

К этой ситуации подходит название одной из моих статей «Правда, только правда, но… не вся правда». Перед началом тура 3 июля была зачитана пышная телеграмма-поздравление Купрейчику, подписанная директором республиканского шахматно-шашечного клуба. На следующий день судьи поздравляют меня, но телеграммы нет, и масса моих друзей пристает с вопросом: «Почему?». Пришлось отшучиваться: « Купрейчик –  национальный герой, и его поздравляют с днем освобождения Минска, а меня поздравлять с днем независимости США, что ли?». Однако в этой безобидной, на первый взгляд, истории, как в кривом зеркале, можно разглядеть контраст в восприятии своих лидеров местным руководством.

1978 год

Газета «64» №29 20-26 июля 1978 года подводит итоги: «Единственную путевку в высшую лигу завоевал самый юный участник турнира бакинец Г. Каспаров. Это выдающийся успех 15-летнего школьника. Чемпион Узбекистана И. Иванов также набрал 9 очков, но уступил Каспарову по системе коэффициентов Бухгольца. Иванов совершил, кажется, невозможное. Начав турнир с двух поражений, он в последующих одиннадцати партиях набрал девять очков. Право сражаться в первой лиге завоевали набравшие по восемь с половиной очков А. Капенгут, В. Купрейчик, А. Михальчишин, А. Панченко   и В. Цешковский. За чертой призеров – отставшие на пол-очка (в порядке мест по Бухгольцу) С. Палатник, Л. Альбурт, С. Долматов, С. Макарычев , Н. Рашковский  и К. Лернер». «Шахматы в СССР» №10 за 1978 год, стр.10 отмечает: «Расчетливо вели борьбу А. Михальчишин и А. Капенгут. Они завершили турнир без поражений, одержав по 4 победы».

Для тех, кто интересуется историей шахмат в Беларуси, несколько слов о Леониде Ильиче Прупесе (почти Брежнев!).

Директор республиканского шахматно-шашечного клуба Леонид Ильич Прупес

С первых дней войны участвовал в боях за Могилев в сводном батальоне НКВД. Затем в партизанской бригаде «Беларусь» был заместителем начальника особого отдела. После войны стал чемпионом республики по легкой атлетике, впоследствии заслуженный тренер БССР, более 20 лет возглавлял Минскую областную физкультурную организацию, а потом руководил республиканской спортивной базой. На сайте «Партизаны Беларуси» сохранилась автобиография героя.

На самом деле его отчество – Израилевич. В элите республики его терпели из-за партизанского прошлого, но только до пенсионного возраста, «сослав его к своим». За десятилетия руководящей работы виртуозно смотрел, куда ветер дует, старался не делать резких движений. Придя в шахматный клуб, открытый еще в 1959 году, он сменил непотопляемого Рокитницкого и первое время прислушивался исключительно к советам незаменимого завхоза Абрама Моисеевича Сагаловича – ведущего судьи в Белоруссии. Я уже писал о нем.  На войне Сагалович остался без ног, с усилиями передвигался на протезах, но для подавляющего большинства любителей был верховным авторитетом в течение нескольких десятков лет. При новом директоре, не разбиравшемся в нашем виде спорта, он был своего рода «серым кардиналом». Однако через пару лет ЛИ поднаторел в конъюнктуре и снова «держал нос по ветру».

На фоне успехов нельзя было забывать и об обязанностях. Вместо тренировочного сбора к первой лиге, мне поручили подготовку сборной республики к XY Всесоюзной Спартакиаде школьников. Шефство было возложено на комсомол. Достаточно было одного моего визита к зав. отдела спорта ЦК ЛКСМБ  Рыженкову  (тогда еще Володе – будущему министру спорта, чтобы нас устроили в пансионат «Юность» на Минском море, где ребята могли не только заниматься шахматами. Выделялись Петя Корзубов и Андрей Ковалев. Продуктивные занятия сыграли свою роль – команда заняла 1 место! Однако поехать с ними я не мог из-за участия в первой лиге и лавры достались другим. Кстати, вскоре Петя на юношеском первенстве мира (декабрь 1978 г. – январь 1979 г.) занял четвертое место.

За неделю до начала первой лиги я послал телеграмму в Ашхабад  организаторам с просьбой принять меня на несколько дней раньше для акклиматизации, но отрицательный ответ получил не я, а гостренер Мочалов, не соизволивший поставить меня в известность. Хотя командировал Спорткомитет БССР, о тренере пришлось просить родной «Спартак», но больше, чем командировочные 2,6 руб. они платить не могли. Оставалось приглашать кого-то из своих. Я выбрал Веремейчика, незадолго до этого ставшего мастером с моей помощью, начавшейся ещё со времён нашей «очень важной» партии командного первенства Белорусского политехнического института среди факультетов в 1967 году, её фрагмент можно увидеть в «Теоретик, Игрок, Тренер» на стр.386.

В первом туре черными я играл со старым партнером Игорем Ивановым. На 21-м ходу предложил отравленную жертву фигуры. Он прельстился, не заметив временной жертвы ферзя на 26-м ходу. В начале турнира голова была ещё как в тумане, и продумав 40 минут над потенциальным матом, я попал в цейтнот и занервничал. Лишняя пара слонов соперника и, при случае, встречные угрозы чёрному королю заставляли найти форсированное решение и, вместо мата надо было ограничиться просто выигранной позицией. Вместо этого я загнал белого короля на h6 при полной доске фигур, где он оказался в безопасности. Пришлось ограничиться вечным шахом.

Чтобы компенсировать расходы по поездке, я предложил Володе оформить совместные комментарии, используя мои подборки, и напечатал в журнале «Шахматы» (Рига) №3 за 1979 год.  Как оказалось, в нашей гостинице остановилась турецкая съемочная группа. От нечего делать Веремейчик познакомился с кем-то, пригласившим Володю на роль стражника без слов. Я дал добро на это развлечение и он 2 недели снимался в кино!

Вскоре я простудился и пропустил несколько туров. Дальше пропускать не мог и вынужден был в неважном состоянии играть со Свешниковым  в день доигрывания. В дебюте черными я на 5-м ходу пожертвовал пешку, применив разработанный мной гамбит.  Освободившиеся от отложенных участники с интересом смотрели на нашу позицию. Особенно эмоционально наблюдал Гургенидзе. Прямо на сцене я у него спросил после 7-го хода: «Бухути, узнаешь?» Он ответил: «Что-то страшно знакомое, не могу понять!» Как все же цвет меняет позицию – он не мог узнать свой коронный вариант! Ведь эта жертва пешки уже встречалась…с переменой цвета, только черная ладья еще стоит на f8, а у грузинского гроссмейстера уже на е1! На 14-м ходу Женя предложил ничью, а я хотел побыстрее вернуться в постель и согласился, но пришлось еще доигрывать до 30 ходов. По дороге в гостиницу Свешников спросил, встречался ли 5-й ход черных.

Евгений Свешников с женой и автор в Хаммеровском центре в Москве во время чемпионата СССР 1988 г

            Естественно, я сослался на свою статью. «Нет. Там этого хода нет». Я не поверил, и он в гостинице показал журнал «Шахматный бюллетень» за 1974, № 3 стр. 63–67, и варианта действительно не было. Я не знаю, как у других авторов, но для меня тема закрывается с последней точкой в рукописи. Конечно, надо ее отослать, увидеть публикацию, наконец, получить гонорар, но все это, как бы «за кадром», не имеет отношения к содержанию. Естественно, я не выверял журнал по рукописи. Потом я спрашивал редактора, милейшего Германа Самуиловича Фридштейна, и он признался, что какую-то «галиматью» выкинул из-за нехватки места. Хотя он был большим педантом, на него невозможно было обижаться.

Туркменские нравы дали себя знать – врачом турнира была оформлена дама, имевшая смутное представление о медицине, в чем ей неудобно было признаться, и от обыкновенной простуды довела до воспаления легких. Тут на дыбы встал главный судья Уфимцев, наотрез запретивший выбывать из турнира. Это было тяжелое испытание!

В 1979 году в издательстве «Беларусь» вышел очередной сборник «Стратегия, тактика, стиль», посвященный республиканским шахматам 70-х. Предыдущие – «Дома и за рубежом» в 1968г. и «Шахматисты Белоруссии» в 1972г.- в основном освещали 60-е. Я послал свежую книжку своему корреспонденту в США международному мастеру Сэйди, в свое время врачу-профилактику Роберта Фишера. Мы играли на турнире в Люблине в 1973 году, где я применил интересную новинку уже на 6-м ходу.  Антони рассказывал немного о себе. Он ливанец, христианин-маронит, с болью рассказывал, как Организация освобождения Палестины разрушила его цветущую родину. В ответе на бандероль он заметил: «Так ты в Белоруссии король!». Увы, для этой оценки надо было жить в Калифорнии!

Когда я попал в США в 2000 году, на World Open в Филадельфии приобрел монументальное исследование гроссмейстера Эндрю Солтиса. Его считают одним из самых плодовитых шахматных писателей, он является автором или соавтором более 100 книг… 

Soviet Chess 1917-1991

            Среди кучи ссылок на меня, на стр. 344 Э. Солтис пишет: «Albert Kapengut, perhaps the best Byelorussian player of the 1970s…». Воистину, «нет пророка в своем отечестве!»

Начало 1979 года было омрачено конфликтом, о котором мало кто знал. Обычно я предпочитал приглашать «варягов» не менее чем за месяц до начала очередного Мемориала Сокольского. На этот раз я был рад приезду своего друга Юры Разуваева. Однако за несколько дней до старта ему подвернулась поездка в Италию. Озадаченный потерей ключевого гостя, я спросил, не может ли он сосватать вместо себя кого-нибудь из друзей-мастеров. Последовала долгая пауза, и растерянно-извиняющимся голосом он произнёс: «А у меня, кроме тебя, не осталось друзей-мастеров.» Для спасения призового фонда, на заседании федерации за несколько дней до старта, я предложил 14-м мастером включить Любошица, трижды игравшего ранее. Список участников был утвержден. Не был против и Купрейчик, однако в день жеребьевки он выразил сомнение в целесообразности этого. Замотанный всевозможными проблемами перед началом турнира, я отмахнулся, ответив лишь, что он не возражал при голосовании. Заведшись, Витя пишет заявление в Спорткомитет БССР, где категорически возражает против участия ветерана, вплоть до отказа играть.

На следующий день я поставил в известность председателя Белсовета «Спартак», созвонившегося тут же с зам. Председателя Спорткомитета республики. Они приняли решение в тот же день повторно собрать федерацию с их участием. Кворума не было, но Мисюк объявил об изменении своей позиции из-за ультиматума лидера сборной. Любошиц был утвержден почетным судьей. Я опасался реакции Борсука, потерявшего много времени из-за ненужного скандала, но в его глазах прочел сочувствие и понимание с кем мне приходится работать. Остаток дня я завис на телефоне, фрахтуя недостающего участника, готового тут же вылететь. Нервотрепка не прошла бесследно, и я отстал на очко от Вити, разделив 2-е место с Дыдышко. Некоторым утешением было блестящее выступление чемпиона Белсовета Бори Малисова, выполнившего мастерскую норму.

Настала пора задуматься о перспективе. После описанного цирка со всей очевидностью стало понятно, что «лбом стену не прошибить», ни «штатный чемпион», ни счет личных встреч ничего не изменят – шахматная карьера зашла в тупик и надо в жизни что-то менять. Напрашивался отказ от дальнейшей борьбы за место в элите страны. Поэтому звонок 8-го чемпиона мира с предложением стать секундантом в претендентском цикле попал в нужный момент. Первым делом я поинтересовался, могу ли при этом сыграть в отборочном к ч-ту СССР, куда я выбыл из первой лиги. Таль тут же пообещал международный турнир взамен (конечно, потом Миша свое слово не сдержал). Вопрос о моих условиях, заданный напряженно искусственным голосом, я обратил в шутку: «Одиночный номер». Я надеялся на 15-летний стаж дружеских отношений и безоговорочно верил ему.

Потом директор Латвийского шахматного клуба Н. Захаров объяснял мне технологию выбора секунданта, включающую проверку в КГБ возможности выезда за рубеж, и я понимал, откуда ноги растут, когда за 3 чемпионских титула подряд мне не дали ни одного турнира даже в соц. странах. Хотя, когда через год, вернувшись с матча Таль – Полугаевский, я получил приглашение зав. спортивной редакции Белорусского телевидения рассказать об этом, Володя Довженко проболтался, что меня, наконец, вычеркнули из «чёрного списка», но объяснять подробнее категорически отказался.

На работе в «Спартаке» согласились с моим продолжительным отсутствием. Второй тренер Наум Каган договорился с директором Дворца культуры профсоюзов о переносе работы нашего клуба в их помещение, и иногда я читал там лекции для нашего актива. Попутно Наум помогал с квалификационными материалами.

После выхода в конце 70-х закрытого постановления ЦК КПСС об увеличении выхода шахматной литературы, Республиканская Федерация получила соответствующий запрос, и с подготовленными предложениями Шагалович и я пришли к зам. председателя Госкомиздата БССР. В ходе обсуждения В.Ф. Борушко удивился, почему я сам не предлагаю что-нибудь написать. Я сослался на работу с Талем, но пообещал по окончании написать серьезную монографию, которая и была внесена в план. Вскоре с аналогичной идей обратился зав. редакцией “ФиС” Витя Чепижный, но я отказался, наивно предполагая, что дома будет легче с редактированием.

Неожиданно возникли трудности – гос. тренер БССР Мочалов не захотел отпускать меня с тренировочного сбора команды республики, попортив немало крови мне и Мише. При учреждении этого поста инструктор республиканского спорткомитета Евгения Георгиевна Зоткова с санкции руководства предлагала мне перейти сюда, (аналогичное предложение в 1975 году поступало из Ленинграда, я уже писал об этом однако, как я понимал, турнирная практика резко сократится, хотя в то время трудно было представить, как изменится моя спортивная жизнь после отказа.

В конце концов я доказал зам. председателя Спорткомитета БССР, что работа с экс-чемпионом мира, мягко говоря, не менее полезна для подготовки к Спартакиаде, чем «бить баклуши» на сборе под Минском, и оказался в Юрмале. Быстро пролетел сбор и началась Спартакиада народов СССР.

Недостаток опыта работы секундантом сказался. В партии с Евгением Владимировым черными я пошел на вариант, в котором на сборе придумал интересную новинку и не смог перестроится. После партии извинился перед Мишей, но неприятный осадок остался.

Конец 70-х

В 1979 г. очередная Спартакиада была для КГБ генеральной репетицией будущей Олимпиады, и знакомый по сборам в минском мотеле чекист Федя появился на нашем турнире, первым делом спросив у меня о пресс-баре. Потом, впрочем, мне сказали, что через год он поймал шпиона и был награжден орденом.

В полуфинале запомнилась партия с чемпионом Европы по переписке Говбиндером. Очень медленно разыгрывая дебют, он повторял мою партию с Дорфманом трёхлетней давности. Оставалось только догадываться, на что он хочет поймать. Я наметил контрольным 23-й гроссмейстерский ход белых, не зная который заранее шахматист его уровня может найти с трудом только после длительного раздумья, однако он был сделан сразу, что подтвердило мою мысль, что позиция возникла не случайно, несмотря на 2 часа времени, истраченного Говбиндером.  Дело в том, что в “Шахматы в СССР” за 1976 г. №9 стр.12 опубликованы примечания мастера А. Чистякова к упомянутой встрече, где дальнейшая борьба получила неточное освещение. Однако ещё при совместном анализе с Иосифом мы видели, как игру чёрных можно усилить. Партия продолжалась ещё 6 ходов, а заключительная позиция тремя годами ранее стояла на доске у меня дома! Я решил обыграть парадокс и прокомментировал в “Шахматы в СССР” за 1979 г. №10 стр. 13, 21. (см. партию№58).

В последнем туре полуфинала мы встречались с Арменией. Москва и Грузия обеспечили себе первый финал, а от нас зависели наши партнёры, боровшиеся с Казахстаном за второй. В конечном счёте всё решал Боря Марьясин, который предпочёл отложить, хотя мог выиграть сразу. Начав переговоры с Ваганяном, он всё же испугался обстановки в команде. Впоследствии поэтому друг Рафика «главный спартаковец» Женя Кузин исключал Борю из любых кандидатских списков на участие, где бы там не было. Однако казахи, которых мы пустили во второй финал, отплатили чёрной неблагодарностью, сплавив в последнем туре финала матч узбекам 1- 8.

Перед последним туром, в котором встречались Латвия и Белоруссия, Таль попросил меня зайти к нему. Он как бы нехотя предложил ничьи на двух досках (по просьбе Гипслиса), но поставил условие, что свою партию он играет, хотя и с гарантированным результатом. Таль в разменном варианте славянской защиты долго мучил Купрейчика. Тот после тура сказал мне, что никогда больше в подобных сделках не участвует и был абсолютно прав. Лучше всех в команде сыграл Мочалов 6,5 из 9, хуже других– Купрейчик 3,5 из 9.

Встреча с 8-м чемпионом мира в АН БССР. Минск 79 г  

Сразу после Спартакиады начался сбор в Юрмале.

Конечно, по эффективности прежде всего вспоминается моя идея, реализованная против Полугаевского, задавшая тон блестящему выступлению Миши, но можно напомнить о поединках с Романишиным (прокомментирована мной в сборник «Межзональные турниры Рига-79 и Рио-79» стр.92-94), Меднисом и Римсдейком, где Таль применял мои разработки. О событиях после триумфа в Рижском межзональном, когда 8-й чемпион мира стал третьим, покорившем вершину 2700 после Р. Фишера и А. Карпова, я  рассказывал. Однако здесь кое-какие моменты освещу подробнее.

Конечно, я разделял эйфорию, охватившую Мишу и близких, однако не мешало бы подумать и о дальнейших планах. Зная нашего героя, я понимал, что он видит свой матч с Карповым, но работа, необходимая для достижения цели, оставалась за кадром. Поскольку в этом цикле статей я стараюсь осветить мою шахматную жизнь в рамках республики, остановлюсь только на его приезде в Минск. При обсуждении календаря Таль захотел через полтора месяца сыграть в чемпионате СССР. Я безуспешно пытался отговорить его. Его статусу в этот момент мог соответствовать только очередной титул, а это “бабушка надвое сказала”. Поэтому наивным выглядит диалог

«В. Р. И нужен был Талю, уже попавшему в претендентский цикл, этот чемпионат?

Ю. Т. Мне кажется, Таль хотел отблагодарить минчан за ту помощь, которую ему оказывал в межзональном турнире Альберт Капенгут (кстати, помню, как Таль стоял в дверях клуба Дзержинского после тура, курил и жаловался Капенгуту: «Зевнул колоссальный темп!»). Или же посчитал, что лучшим способом поддержания формы перед матчем со Львом Полугаевским для него, Таля, будет игра.»

Естественно, ему хотелось расслабиться после трудной для него самодисциплины до и во время межзонального, но он в очередной раз “слетел с катушек”. Апофеозом были недельные гастроли где-то в Полтаве, откуда Таль прилетает «с корабля на бал» в Минск на турнир высшей лиги. совершенно простуженным, считая себя обязанным стать чемпионом. Это всегда трудно, а при недомогании — вдвойне.

На чемпионате СССР 1979 г. у нас не было такого обилия справочных материалов, как на межзональном, поэтому нам приходилось больше полагаться на его феноменальную память. Например, перед партией с Геллером, покончив с завтраком, Миша сосредоточился и начал бормотать: “Где Фима играл последний год?”. Насчитав 4 турнира, он начал вспоминать по порядку все партии, сыгранные там нужным цветом. “Так, он проиграл в этой системе, да и в похожей встрече, хоть и выиграл, но стоял подозрительно”. Наметив 4-5 точек соприкосновения репертуаров, он начал новый круг. “А что в этой позиции было сыграно интересного за последнее время?”. Ботвинник, который в последние годы жизни работал над созданием «электронного гроссмейстера», дал этому феномену своеобразную оценку: «С точки зрения кибернетики и вычислительной техники, Михаил Таль – устройство по переработке информации, обладающее большей памятью и большим быстродействием, чем другие гроссмейстеры; в тех случаях, когда фигуры на доске обладают большой подвижностью, это имеет важнейшее, решающее значение.”

В итоге, после 15 минут такой активности, которой я не уставал поражаться, мне поступал заказ найти конкретные партии, и мы приступали к анализу во всеоружии, причем КПД был очень высок – новинки сыпались как из рога изобилия. Я немало времени провёл за доской с великими шахматистами, но Таль был уникален! Как следствие, в турнирах его талант раскрывался полнее, ибо подобный выбор дебютной стратегии эффективнее многочасовой подготовки соперников.

Фото Миша с Жанной в полулюксе гостиницы «Минск» 1979

         В такие минуты я с горечью вспоминал время, потерянное на десятки, если не сотни часов нашего блица в 1964-66 гг. Ведь займись мы тогда подобными анализами, Таль мог бы гораздо полнее реализовывать свой гигантский потенциал, растраченный порой почём зря, да и мне бы это не помешало. А ведь я говорю только о нескольких годах его творчества!

Мое обращение к глав. врачу республиканского физкультурного диспансера мало что дало Мише, избалованного вниманием медиков. Пришлось даже пропустить партию третьего тура против Романишина, оказавшуюся роковой для экс-чемпиона мира. Во время очередного доигрывания, когда игралась пропущенная встреча, Геля и я сидели в девятом ряду, когда Миша в цейтноте на 38-м ходу опустил коня на е3, потом тут же его подобрал и поставил на f6. Я успел пробормотать ей:” Он подставлял коня!” и побежал за сцену. В комнату участников заходят игроки, отложившие партию, начинается анализ. В ключевой позиции происшествия, Таль искусственным голосом, пытаясь быть непринуждённым, произнёс:” Я чуть было не подставил коня”. Надо было видеть долгий кинжальный взгляд Олега в ответ. У столика в тот момент стоял судья из Гомеля Феликс Гилютин, ничего не сказавший, а чуть поодаль был зам. главного судьи Лева Горелик. Потом он мне сказал:” Таль как бы выронил этого коня, но я рад, что не стоял рядом”. Спустя несколько недель мы с Романишиным вдвоём парились в Новогорске на Олимпийской базе. Зашла речь об инциденте. Мой приятель, с которым играли ещё 12 лет назад, со злостью на партнёра произнёс:” Если бы я знал, что за моей спиной стоял Аршак, я, конечно же, заявил бы об этом. Но полагаться на незнакомого судью, возможно преклоняющегося перед авторитетом экс-чемпиона мира, я не мог себе позволить”.

Я думаю, что раздвоенность между желанием выиграть турнир любой ценой и предательством любимого дела всей жизни сослужили плохую службу (А как назвать иначе?). Достаточно было при доигрывании после одиннадцатого тура вместо желательных трех очков в четырех партиях, которые выводили на первое место, взять лишь полтора, чтобы «посыпаться» не останавливаясь.

Еще в начале нашей работы проскакивала обида на Карпова, от гонорара за работу в Багио до дележа в Монреале. (Геля говорила, что Миша не мог себе позволить обогнать чемпиона мира.) Думаю, что это послужило мощным тонизирующим фактором для подготовки и игры в межзональном.

Апофеозом был визит чемпиона мира в Минск на несколько дней во время 47-го чемпионата СССР. Их комнаты в гостинице “Минск” были почти рядом, но никаких контактов не было. Карпов прилетел в Минск, чтобы встретиться с главой республики Машеровым. Интересен протокол этой встречи. По рассказу Толи, формально его пригласил, кажется, председатель Совета министров республики, не интересовавшийся шахматами, но вскоре зашёл Петр Миронович и в ходе разговора пообещал новый шахматный клуб, документы на который пару лет путешествовали по кабинетам.

Я думаю, что мой друг Юра Разуваев в ходе работы с будущим чемпионом мира с восторгом отзывался о моей библиотеке по живописи, особенно в своё время его восхитили альбомы галереи Сукарно. Толя, сам собиравший книги по искусству, позвонил, и мы договорились о его визите, но потом он всё же ещё раз звякнул, что не сумеет выбраться.

Впрочем, я был так поглощен работой с Талем, что обращал мало внимания на остальное, хотя приметил шустрого мальчугана, перескакивающего через ступеньки в зале клуба Дзержинского, где меня самого когда-то принимали в пионеры. Во время турнира в «Советском Спорте» появилась статья Ю. Васильева о сессии школы Петросяна с теплыми словами об одиннадцатилетнем Боре Гельфанде, и, услышав от мэтра советской шахматной журналистики А. Рошаля негативный отзыв, вызванный, на мой взгляд, его отношениями с Тиграном и Юрой, я подумал, сколько еще в будущем будет рикошетить на Боре!

Поскольку я жил в 5 мин. ходьбы как от гостиницы «Минск», так и от клуба Дзержинского, а Геля предпочитала кормить Мишу домашней едой, то довольно часто местом подготовки, используя обширную библиотеку со свежими западными изданиями, а также обеда и отдыха перед очередным туром стала моя квартира, а, поскольку жена уезжала на работу в НИИ ЭВМ (не скажу, что ей такой режим гостей нравился), то Геля готовила что-то сама. Как-то я вспомнил, как жалел о книгах одного из своих учителей, так и не подписанных Сокольским, и попросил, вроде бы, моего друга подписать свои и был ошеломлен его категорическим отказом. Вспомнил, как на аналогичную просьбу также у меня дома реагировал Багиров: «Но ведь я их тебе не дарил!», хотя тут же подписал.  Увидев, какое это произвело на меня впечатление, Таль предложил компромисс – подписать их моему десятилетнему сыну. Изредка такие вспышки – попытки трансформации наших отношений в более доминантные случались и ранее.

Не скрою, мне было приятно слышать на закрытии межзонального:” Я пользуюсь случаем, чтобы выразить огромную благодарность минскому мастеру А. Капенгуту, который очень помог мне в подготовке дебютов, и в анализе позиций.”  “Шахматный межзональный Рига-79” №20 стр.3.

За анализом М.Таля и его секунданта А.Капенгута наблюдают участники межзонального Л.Любоевич и Ф.Тройс, а также А.Войткевич, помогавший при подготовке к турниру  

Однако, после серии таких, вроде бы мелких эпизодов, мне не мешало бы задуматься, хотя в то время я еще безоговорочно верил ему.

Несколько месяцев после чемпионата СССР были «под завязку» заполнены подготовкой и матчем Таля с Полугаевским, о чем я подробно рассказал в статье «Глазами секунданта» (некоторые фрагменты повторяются и в других материалах).

Я не случайно повторил название своего отчета в “Шахматы, шашки в БССР” №4 за 1980 г. стр. 7-9. На заседании редколлегии Купрейчик назвал статью украшением номера. Журнал издавался уже полгода, но, к сожалению, нам запретили ставить №№, ибо он издавался под фиговым лепестком «информационно-методического сборника». Всего вышел 61№. Не знаю, чья роль в «его рождении» оказалась решающей, но слышал о помощи известного писателя, возможно, Ивана Шамякина, неравнодушного к шахматам. В его дневниках это проскальзывает («Патоличев и Крапива сели в кабинете играть в шахматы», упоминание относится к 1955г.). Другая версия – «пробитый» [в Москве] через Кирилла Мазурова при помощи Максима Танка».

При распределении обязанностей в редколлегии я взялся за теоретический раздел, причем не только регулярно публиковал свои материалы, но и старался расширить круг авторов, особо горд появлением статьи будущего чемпиона мира! Также привлек спартаковцев А. Парнаса и И. Эпштейна, хотя работа над их статьями требовала значительно больше времени, чем написать самому. Не случайно Петя Корзубов, вспоминая уже в этом веке наш журнал, упомянул и мой труд.

К слову, возвращаясь к дискуссии на сайте и На одном из заседаний редколлегии при обсуждении только что вышедшего журнала, я заметил, что первым белорусским гроссмейстером стал 6-кратный чемпион БССР А.С. Суэтин, на что Купрейчик снисходительно заметил: «Этот вопрос согласован в ЦК».

Ещё один момент. Один любитель написал: « Ён не пра лік у бітвах двух тутэйшых “К”, і ўсё-ткі: чэмпіянаты БССР & мемарыялы Сакольскага 1970-79 гг далі перавагу Аліка над Віцем “+3”, не “+6. Дарэчы на пошук вынікаў турніраў – з кніг “Стратегия, тактика, стиль”, “Мемориалы Сокольского” сайта патраціў мінут 5-7».

Купрейчик -Капенгут

Ему невдомёк, что в БССР 60-80 гг. регулярно проводились не только командные первенства республики, как среди областей, так и обществ, а также и столицы. Даже в «Теоретик, Игрок, Тренер» на стр.386.  можно увидеть «очень важную» партию командного первенства Белорусского политехнического института среди факультетов в 1967 году (с Веремейчиком). Несколько раз мы с Витей встречались даже на первенстве города среди ВУЗов, не говоря уже о матчах «Динамо» – «Спартак» или всесоюзных турнирах. Вспомнил об этом, чтобы дать совет критику хотя бы полистать подшивку нашего журнала, чтобы уточнить для себя счёт. К слову, Купрейчик в середине 90-х был расстроен, но не мог возразить, когда, в силу ситуации, как капитан Олимпийской команды Беларуси, я был вынужден напомнить ему баланс нескольких десятков наших встреч.

Весной 1980 года в Судаке состоялось очередное командное первенство ЦС ДСО «Спартак». Я уже рассказывал об аналогичном в 1974 г., когда команда в составе Капенгут, Вересов, Марьясин, Веремейчик, Головей, Арчакова разделила первое место с ленинградцами. Веремейчик вспоминает (правда, перепутав года): «…обошли команду Москвы, которая имела тогда в составе Петросяна, Лейна, Григоряна, Затуловскую. Те даже на закрытие не пришли».

Володя мог и не знать, что на публикацию и обсчет результатов Тигран наложил табу, ибо в соперничестве первых досок Рашковскому и мне удалось обогнать экс-чемпиона мира.

На этот раз к трём ветеранам – Капенгуту, Веремейчику и Головей прибавились Артишевский, Батюта и Цифанская.

Команда Белсовета ДСО «Спартак»: А.Капенгут, Ф.Батюта, Т.Головей, Л.Цифанская, В.Веремейчик и С.Артишевский

Опять слово Володе: «Перед последним матчем мы отставали от команды Москвы на 2 очка и встречались с ней в последнем туре. Нам предложили ничью. Яков Ефимович Каменецкий, который был тогда нашим представителем, сказал, что, наверное, нужно соглашаться.

Я.Е. Каменецкий отмечает нашу победу

А мы с ребятами из команды сели, посудачили и решили, что нет большой разницы, займем мы второе место или третье, будем бороться за первое. На следующий день вышли на тур, выиграли со счетом 4: 2 и стали чемпионами». Немного странным выглядит в мемуарах игнорирование роли старшего тренера Белсовета, не только всё время «державшего руку на пульсе», но и в обоих турнирах выигравшего первую доску, по принципу «…с глаз долой, из сердца вон».

Судак 1980

Во время соревнований мы выбирались в горы и однажды, в полутьме я оказался в полшага от стометрового отвесного обрыва – «Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю».

Т.Головей и А. Капенгут в крымских горах. Фото Ф.Батюты

В заключение хочу повеселить читателей забавной ситуацией. В купе по дороге домой с Т.Головей, Л.Цифанской и Л.Лысенко мы играли в преферанс. Люба незадолго до турнира не очень удачно вышла замуж. За окном уже мелькают пригороды её родного города, и она произносит с тоской: «Киев неумолимо приближается!»

Продолжение следует

Опубликовано 01.07.2024, 19:56

Другие материалы автора:

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

Альберт Капенгут. История одного приза

Альберт Капенгут. Глазами секунданта 

Альберт Капенгут. Победа над Талем

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.6)

Предыдущие части 12 4, 5

Хочу напомнить читателям, хотя ранние главы этого цикла перекликаются с книгой «Теоретик, Игрок, Тренер» (но не тождественны), последние только изредка дублируют отрывки.

В чемпионате республики 1976 года я сделал только 5 ничьих, причем с участниками из нижней половины таблицы – сказалась застарелая болезнь недооценки партнеров, уступающих в классе. Витя отстал на очко, проиграв не только мне, но и Юферову с Мочаловым.

Это фото, подаренное Купрейчику, могло напомнить ему предыдущую за несколько месяцев встречу, но здесь он также просмотрел эффектный удар, а затем растерялся в тактических осложнениях

В апреле 1976 г. в Тбилиси прошёл очередной Кубок страны среди обществ. Кавказское гостеприимство вылилось в гигантский банкет в древнейшем городе Грузии Мцхете, построенном на слиянии Куры и Арагви. Несколько часов мы пировали на открытом воздухе рядом с храмом XI века Светицховели и могли любоваться ещё более старым Джвари на другом берегу реки. Когда я занимался с Наной Александрией, она привезла в Минск в подарок чеканку с видом монастыря на доске, как она сказала, из того, что там осталось.

Запомнилось, как Боря Гулько в долгой буфетной очереди в гостинице “Сакартвело” увидел в мусорной корзине обрывок газеты с шахматной диаграммой, разгладил её и начал решать. Очень интересной получилась партия с Дорфманом. Спустя полгода в Минске он выиграл 1-ю лигу, где я руководил пресс-центром, и Болеславский сказал: “Смотрите, Алик, восходит звезда первой величины”.

Пресс-центр 1 лиги, Минск, 1976 г. Нина Гавриловна Болеславская печатает обзор руководителя пресс-центра А. Капенгута. Сидит демонстратор (будущий ММ) Валерий Смирнов

На следующий год Иосиф стал чемпионом СССР,  но затем отработанные методы чекистской верхушки советских шахмат сломали его карьеру, так же, как и Псахису, Мише Гуревичу, Чернину  и многим другим.

Этому знаменательному для Минска событию предшествовала основательная встряска. В газете «Знамя Юности» была напечатана статья Г. Вересова, В. Купрейчика и В. Холода «Ни шагу… вперед», перепечатанная «Советским Спортом» и даже «Шахматы» (Рига) №21 за 1976 год. (В отличие от газет, эту перепечатку легко найти.). Авторы убедительно говорят о застое в шахматной жизни республики, иллюстрируя фактами, и непосвященного читателя охватывает волна возмущения. Однако центр тяжести критики смещен со Спорткомитета БССР, делавшего непозволительно мало для нашего вида спорта, на общественный орган – республиканскую федерацию, не имеющую ни финансов, ни штатных работников. К слову, «А судьи кто?». Оба автора – члены президиума федерации, отнюдь не замеченные в активном вкладе в ее работу, порой даже не представлявшие составы комиссий, которые они якобы возглавляли.

Статья троих

Безусловно, ситуацию с клубом можно считать критической. Я даже не говорю о сравнении с Дворцами шахмат в Ереване и Тбилиси, Домом шахматиста в Таллине и, конечно, клубами в Москве и Ленинграде. Правда, говоря о Латвии, авторы поверхностно отмечают второстепенное направление работы. Мне, прослужившему в Риге несколько лет, работа местного клуба известна в деталях.  Когда в 1966 году А.Н. Кобленц  возглавил разворованное хозяйство клуба, он наладил производство магнитных досок и шахмат, получив деньги для поддержки дышащих на ладан периферийных клубов, для чего создал Республиканский объединенный шахматный клуб, отказавшись от государственного финансирования не только клубов, но также всех соревнований. Маэстро организовал выпуск шахматной литературы, которая при огромных тиражах оставалась дефицитом, но поскольку в Советском Союзе по идеологическим соображениям книги невозможно было печатать не централизовано, то пришлось ограничиться ротапринтами тиражом в 2 000 экз. Кобленц добился большого помещения в старой Риге под методический кабинет, где много перспективных шахматистов пополняло пять(!) различных картотек. К слову, хотя масштаб университета шахматной культуры нам и не снился, справедливости ради надо отметить, что все же Рокитницкий «с барского плеча» иногда «отстегивал» оплату лекций для кандидатов в сборную.

А статистика результатов сборной с 1963 по 75 гг. нуждается в расшифровке. Третье место в 1963 году было спортивным подвигом, а не нормой. В реальности мы не могли бороться на равных с командами Москвы, России, Ленинграда и Украины. Несколько уступали Грузии и Латвии. Поэтому наш диапазон от 5 до 7 места, но многое зависело от жеребьевки. При попадании в группу с парой из большой четверки мы были обречены на второй финал, а занять там первое место еще надо постараться.

Кстати, тогда в 1963 году, после приема у В.Ф. Шауро Гавриил Николаевич пальцем не пошевельнул, чтобы подготовить запрошенный хозяином кабинета проект постановления ЦК КПБ о развитии шахмат. Об «успешном выступлении» Вересова на Спартакиаде 1967 года – 0,5 из 5, было сказано немало, а меня из-за этой Спартакиады республика оставила без участия (и, скорее всего, еще, как минимум одной, золотой медали) во Всемирной студенческой Олимпиаде. Да и партия Купрейчика с К. Григоряном в последнем туре Спартакиады Народов СССР 1972 года лишила нас первого места во втором финале.

В конечном счете цель тройки была достигнута – А.И. Шагалович подал в отставку. Купрейчик отомстил за попытку заменить его Шерешевским в первенстве СССР среди молодых мастеров 1974 года!

Если попытаться взглянуть на работу Федерации шахмат БССР изнутри, то бросается в глаза систематическая работа юношеской, судейской, квалификационной комиссий, а также и по переписке, композиции, а существование остальных только на бумаге, причем я говорю это, основываясь на 30-летнем членстве в президиуме федерации. Например, будучи постоянно членом тренерского совета, я был приглашен на его заседание только один раз в 1984 году, когда потребовалось после отказа ряда мастеров заставить Гельфанда играть в Спартакиаде БССР, стартующую в день его возвращения домой. Правда, я допускаю мысль, что в случаях возможного проблематичного обсуждения на президиуме, нужные для гос. тренера решения оформлялись протоколами тренерского совета.

Я уже рассказывал, как в начале 70-х мне понадобилось создать картотеку спартаковцев – кандидатов в мастера. После очередных перевыборов, по-моему, в 1972 году, я заменил Диму Ноя во главе квалификационной комиссии и расширил документацию на всю республику. Ранее писал, что в начале 1960 года в БССР было 7 мастеров и только 5 кмс, а норму можно было выполнить лишь в финале чемпионата республики. Но лёд тронулся, и за десятилетие их число выросло больше чем на порядок. Вначале мы утверждали норму КМС в турнирах, а также проверяли наличие 2 кандидатских баллов, но вскоре это стало ненужным.

Запомнилось несколько нестандартных ситуаций. В спартаковских турнирах выполнил норму политэмигрант из Ирана Хакшенас. Хотя он неплохо говорил по-русски, у меня (единственного судью и секретаря на 14 столиков) не было времени выяснять его подноготную, но я не сомневался, что он должен быть в контакте с КГБ. Неожиданно Мочалов объяснил мне, что его кураторы возражают против присвоения. Долгие годы судейскую коллегию возглавлял Лёва Горелик. Когда он выполнил норму, против присвоения резко выступил Витя Купрейчик. Аргументов против не было, но документы отложили. В кулуарах я поинтересовался у Лёвы, может был судейский конфликт, но Горелик предположил другие мотивы. Возможно, на следующем заседании Вити не было, и все прошло автоматически.

Переписочников чаще всего возглавлял Яков Ефимович Каменецкий.  Вспомнил забавную ситуацию. У нашего ветерана всегда находилось много недоброжелателей из-за острого пера, и при очередных выборах его забаллотировали. Когда начали распределять комиссии, выяснилось, что возглавить переписку некому. Пригласили ЯЕ на заседание и спросили, может ли он продолжить возглавлять этот специфический вид шахмат, не будучи членом президиума. Каменецкий горячо начал: «Вот, когда унижают и оскорбляют…». Дима Ной прервал его: «А когда Вы других унижаете и оскорбляете, это как?». Тот отмахнулся: «Это – другое дело!», вызвав всеобщий хохот.

Не думаю, что раскрою большой секрет, если напишу, что в то время переписочники охотно спрашивали эпизодического совета у практиков. Например, я предполагаю, что какой-то вклад в победы Г. Несиса внес его подопечный А. Халифман. Многие помогали известному меценату Й. ван Остерому. В 70-е у меня порой консультировались спартаковцы: чемпион Европы А. Парнас, призер Я. Каменецкий, участники отборочных к чемпионатам и кубку мира А. Габрилович, Г. Шмуленсон и др., а иногда даже динамовец Э. Балендо. Некоторые партии, которые игрались по моим рекомендациям, я печатал с примечаниями, иногда даже в Информаторе.

Все же в чем-то статья, (а, скорее, постановление ЦК КПСС) помогла – Каменецкий пробил выход странички “64” в газете “Физкультурник Белоруссии»

Я считал своим долгом печатать в “ФБ” творческие отчеты об участии во всесоюзных, а иногда и в международных соревнованиях, хотя “злые языки” трактовали это по-другому: “В. Р. …И сам Альберт Зиновьевич не брезговал публикациями в советских изданиях”.

Спорткомитет БССР согласился на проведение в Минске 1 лиги. Громадную роль в ее успешном проведении сыграл тогдашний председатель городской федерации Л.Н. Христофоров. Будучи членом коллегии Министерства промышленного строительства, он уговорил министра отдать актовый зал почти на месяц.

На переднем плане Рашковский – Карасев, руководитель пресс-центра А.Капенгут наблюдает за встречей Купрейчик – Чехов

Газета «Советская Белоруссия» пригласила меня сделать несколько еженедельных обзоров. Я старался в маленький объем воткнуть максимум информации. После третьего обзора меня пригласил ответственный секретарь и, с трудом сдерживая улыбку, рассказал про летучку накануне, когда главный редактор – член ЦК КПБ, обсуждая очередной №, оставил за собой сокращение на несколько строк моего обзора. Он не подозревал, что там слова были как шестеренки в часовом механизме, и, промучившись несколько часов, распорядился гнать меня взашей. Для меня это было признание журналистской зрелости!

К слову, в то время я уже несколько лет сотрудничал с журналом «Промышленность Белоруссии».

«Промышленность Белоруссии»

Однако в какой-то момент на совещании идеологического актива республики П.М. Машеров коснулся этого издания, которое: «…печатает что угодно, от уроков английского до истории шахмат в БССР, только не то, для чего оно было создано».

Я уже рассказывал, что Болеславский терпеть не мог ходить по кабинетам, но всюду его встречали с огромным уважением. Например, ИЕ со смехом рассказывал мне про заседание штаба по подготовке республики к Спартакиаде народов СССР 1975 г., который возглавлял первый заместитель председателя Совета министров БССР Владимир Фёдорович Мицкевич. Когда все расселись, заслуженный тренер СССР Генрих Матвеевич Бокун, возглавлявший тогда спорт, спросил у ВФ: «С кого начнем?”, не сомневаясь в выборе фехтования как коронного для Белоруссии олимпийского вида спорта, и был шокирован ответом: “О чем речь, когда здесь сам Болеславский”.

Я это вспоминал, когда этот член Бюро ЦК КПБ со свитой приехал на турнир. Я уговорил его сесть за доску и поставил знаменитый пешечный этюд Рети, который он решил, но при следующей позиции начал бегать глазами по сторонам, кто его спасет. В ходе дальнейшей беседы мы акцентировали проблему нового помещения для шахматного клуба, и он не только пообещал, но и реально пробивал решение, принятое еще до визита А. Карпова в Минск в 1979 году.

Наш земляк выступил неплохо, но в высшую лигу не попал. Вспомнил рассказ Юрия Тепера: «Хорошо помню фразу одного моего знакомого во время первой лиги чемпионата СССР 1976 г. в Минске: «Ни Капенгут, ни Болеславский помогать Купрейчику в чемпионате не будут».

После отставки Шагаловича стал остро вопрос о кандидатуре председателя федерации. Было ясно на опыте Гольденова, Суэтина, Зворыкиной, что выбор из собственной среды не работает. Был брошен клич искать влиятельную персону со стороны. Мой друг Саша Любошиц, отдыхая в Сочи, познакомился с членом-корреспондентом Академии медицинских наук СССР Николаем Семеновичем Мисюком.

Мисюк и Любошиц, 1976

Как мне говорили со стороны, положение в элите зав. Кафедрой нервных болезней Медицинского института пошатнулось. Его сотрудник Арнольд Гурленя, о котором писал ранее, как я слышал, в свое время женился на Наташе Машеровой, и Николай Семенович был в фаворе, по квоте республики его выбрали в АМН СССР. Однако злые языки шептались, что к первому секретарю ЦК КПБ попала информация о их совместных похождениях, и он выгнал зятя. Мисюку хотелось реабилитироваться в глазах руководства, потому зондаж Любошица встретил взаимопонимание. Дальше по цепочке – Саша поговорил со мной, я с Болеславским, затем вчетвером собрались у ИЕ. Вскоре на заседании федерации утвердили нового председателя.

В конце года очередной мемориал Сокольского впервые проводился по новой формуле, заложенной в упомянутое закрытое постановление ЦК КПСС по развитию шахмат, продублированное заинтересованными организациями. (Я думаю, что именно благодаря ему такой резонанс обрела статья трех, процитированная вначале). Среди многих полезных нововведений для нас ключевым стал статус подобных соревнований, резко облегчающий финансирование их проведения. Раньше надо было из кожи вон лезть, чтобы обеспечить приглашенным, как правило, сильнейшим мастерам страны, по несколько оплаченных лекций с сеансами. В постановлении были регламентированы 3 категории турниров. Для нашего мемориала (по низшей категории) предусматривалось участие 14 мастеров, позволяющее «Спартаку» выплачивать денежные призы. По-прежнему ключевым осталось приглашение 2 КМС – победителей пирамид отбора по «Спартаку» и по республиканскому календарю. Поскольку к участию мы стали привлекать не только мастеров – кандидатов на участие в сборной республики, но и мало играющих, можно было ограничиться тремя приглашенными. Старожил турнира Володя Савон повторил прошлогодний успех, а финалисты чемпионатов СССР Янис Клован и Эдик Бухман разделили 3-4 места, устроив белорусским участникам суровый экзамен. По «спартаковской» пирамиде в турнир попал Веремейчик. Еще со времен учебы в БПИ я взял над ним шефство, посылал на «спартаковские» турниры, несколько раз содействовал его участию в мемориалах. Для выполнения мастерской нормы Володя попросил меня не обыгрывать его в последнем туре, хотя итог предыдущих встреч был разгромный.

В феврале 1977 г. случилось несчастье – умер И.Е. Болеславский. Снова, как 11 лет назад после смерти отца, меня вызвали из Вильнюса в Минск. На похоронах мне даже не дали слова. Нелепейшая смерть этого милого, обаятельного человека была для всех тяжелым ударом, но по-настоящему начинаешь постигать утрату через годы.

Перед несостоявшимся матчем Карпова с Фишером в 1975 г. С. Фурман  заказал ИЕ широкий обзор современного состояния теории. После преждевременной кончины Болеславского перед матчем в Багио, Семен Абрамович предложил мне сделать работу учителя, но я не обладал его энциклопедическими знаниями, и мы договорились о свободном поиске.

Письмо С.А. Фурмана

Когда я сдал эту работу, меня тут же попросили сделать еще одну. К тому времени я ежегодно печатал 3-4 теоретические статьи, зачастую перепечатываемые за рубежом. Еще в 1972 году Болеславский вез готовящиеся к печати теоретические работы к Спасскому перед матчем с Фишером. В начале 1978 года я работал над продолжением статьи по системе Анлийского начала, названной впоследствии моим именем. Меня попросили предоставить этот материал Карпову для подготовки к матчу с Корчным, гарантируя возможность публикации после матча. Когда же после Багио я предложил рукопись в журнал, редактор “Шахматного бюллетеня”, милейший Герман Самуилович Фридштейн, который был большим педантом, попросил справку, что чемпион мира не возражает против публикации. Я махнул рукой на этот облом, и статья пополнила ряд других моих неопубликованных материалов.

В 1984 г., уже работая в штабе чемпиона мира, я напомнил Толе об этих материалах, и выяснилось, что первый, с 30 новинками под “злодея”, до него не дошёл. Я заметил, что одну из новинок применил Полугаевский на Спартакиаде в 1979 г., хотя шахматист его уровня, безусловно, мог и сам найти эту идею. Чемпиона мира это задело, и он в тот момент захотел разобраться в детективной ситуации с утечкой, однако впереди был матч с Каспаровым.

Завоевав признание как известный теоретик, стал получать приглашения и на тренерскую работу. Я уже как-то писал, что побывал в роли тренера Гуфельда на 33-м чемпионате CCCР, однако не скажу, что мне это понравилось. В предыдущей главе я рассказывал о работе с Аршаком Петросяном. Запомнилось, как еще в 1962 году в Тбилиси Вахтанг Ильич Карселадзе  указывал на 12-летнюю Нану Александрия, как будущую соперницу Ноны Гаприндашвили, что в тот момент казалось немыслимым. В какой-то момент 1976г. Нана обратилась ко мне за помощью. Я провел несколько сборов, но не был готов к большим масштабам работы с ней и рекомендовал обратиться к Марику Дворецкому.

В Кисловодске-1976 занимаюсь с Наной, рядом Леня Верховский

Когда-то перед одной из партий я показал Тамазу Георгадзе одну кривую новинку, однако Подгаец опроверг её за доской. Тем не менее тбилисец доверял моим знаниям в дебютной стадии и однажды даже приехал ко мне в Минск позаниматься. Апофеозом наших отношений была история с материалом для “Modern Chess Theory”. Грузинский шахматист ехал в Англию и я попросил его передать мою статью. Он «перевыполнил» просьбу – издал как свою, соответственно и гонорар забрал. Несколько лет назад в Нью-Йорке на матче Карлсен – Корякин вспоминали с Альбуртом работу на международном турнире в Одессе , где у себя дома Лева выполнил гроссмейстерский балл, но на первой лиге у меня дома выступил неудачно. Готовились к партии в его квартире на Льва Толстого, потом я возвращался в «Аркадию» на трамвае. В ходе подготовки к Марику Цейтлину, одессит показал свежую идею в остром варианте защиты Алехина, которую постоянно применял. В трамвайной тряске я мысленно возвращался к намеченному варианту и вдруг увидел эффектную жертву фигуру за белых, заканчивающую игру. Срочно на полпути вышел, нашел телефон-автомат и успел предупредить. Запомнилась партия Альбурта с Бронштейном, дважды откладывавшаяся, где Лева записанным 77-м ходом пожертвовал слона. Когда начали смотреть, я нашел отличную возможность за партнера и пришлось искать ничью. Однако маститый гроссмейстер не ожидал жертвы и быстро проиграл.

Похожая ситуация случилась в том же городе спустя 12 лет на чемпионате СССР, где я был с Гельфандом, а Илюшка Смирин – с Ильей Ботвинником. Партию последнего тура с Ваганяном мой бывший ученик отложил в позиции, близкой к ничье. Его тезка к моменту откладывания уже набрался, и мы смотрели втроем. Нашли крепость, и я пошел спать. Очевидно, уже во сне я увидел, что стойка пробивается, вскочил, но по телефону ребят не нашел. Пришлось проверять комнаты их друзей, чтобы откорректировать. К слову, в нашей среде находки такого рода во сне не такая уже редкость!

Приезжали заниматься и другие. Доводилось работать и со сборными республик. Как-то в Паланге я занимался с мужской командой Литвы, а Миша Цейтлин – с женской. Оригинальный путь избрал А. Гипслис. Меня пригласили тренером команды Латвии на сбор с просьбой прочитать цикл лекций по Анти-Бенони. Айвар все конспектировал, а потом я увидел свои анализы на страницах 5-го тома Югославской энциклопедии, естественно, под его именем. Периодически приглашали читать лекции на профсоюзных семинарах тренеров высшей квалификации.

В очередном чемпионате БССР  не играл Купрейчик, и борьба развернулась между прошлогодним чемпионом и Юферовым. Наша встреча была отложена в безрадостной позиции, но в силу обстоятельств доигрывалась незадолго до финища. Участникам и прессе ситуация с лидерством казалась неясной, ибо они не подозревали, что я нашел шансы на спасение, и не только повторил прошлогодний успех, но и оторвался на 1,5 очка от Сережи, которого на финише нагнал Слава Дыдышко. В сердцах, мой конкурент признался в своем убеждении о разнице в нашей силе … «на цвет». Т.е., если он играет белыми, то равная игра…До тех пор я не слышал такого сравнения.

Как всегда, в «Спартаке» начальство обращало внимание на выступления в чемпионатах ЦС. В предыдущей главе я рассказал, как команда Белсовета ДСО «Спартак» разделила первое место на командном чемпионате общества в 1974 году в Москве. На этот раз в Киеве мы все-таки отстали от россиян. Вскоре сильнейшие спартаковцы встретились в личном чемпионате, который мне удалось выиграть в третий раз, но этот раз в дележе.

Партия Жидков – Капенгут

Оба стали чемпионами ЦС ДСО «Спартак», Фрунзе 1977 г.

Забавно, что в 1970 году с нами делил еще Гена Сосонко, но победитель определялся по Бергеру, зато в 1975 году  я обогнал Игоря Иванова на пол-очка. Тогда еще ленинградец, он меня поражал, когда делал ход, менял очки, брал лежавшую рядом скучнейшую, на мой взгляд, книгу Теккерея “Ярмарка тщеславия” и с увлечением читал, не вставая из-за доски. После ответа партнера все повторялось в обратном порядке. Я не удержался и спросил об этом. Он пожал плечами и ответил: “ Я каждый ход как бы решаю логическую задачу. Выдав результат, моя голова чиста”.

Для полноты картины еще один штрих. Во время моих игровых странствий по Союзу я старался всюду записываться в библиотеки, очаровывая дам, которые имели все права отказать временному читателю, и даже получал доступ к полкам. В Челябинске я взял с собой Игоря, памятуя о его интересе к чтению. Тот попросил посоветовать что-то. Когда мы вышли из библиотеки, он достал из-за пазухи несколько рекомендованных книг и, заметив что-то в моих глазах, добавил: “А что, Софья Власьевна не обеднеет” – “Что-что?” – “Ну, Советская власть”. При первой же, заработанной победой над А. Карповым, поездке за рубеж на Кубу, он отказался лететь с Ю. Разуваевым  в пользу следующего рейса, дозаправлявшегося в Канаде, и там сбежал.

Вскоре состоялся очередной Мемориал Сокольского. Как я уже писал выше, формула для установления денежных призов разрешала участие только 2 кмс – победителей отборочных пирамид федерации шахмат БССР и Белсовета “Спартака”, который финансировал турнир. У всех на слуху блестящая победа 15-летнего Каспарова в этом состязании в 1978 г., с которой обычно начинается его послужной список. В книге «Мой шахматный путь. 1973-1985» Гарик замечает, что его допустили к участию только благодаря просьбе М. Ботвинника. К нашему позору, помогло не это обращение к спортивному руководству республики, имеющим отдалённое представление о личности автора письма, а разрешение зампредседателя Спорткомитета СССР В. Ивонина, позволяющее бухгалтерии позиционировать Каспарова как мастера, чтобы его участие не отразилось на выдаче денежных призов. Поскольку я сам занимался этим оформлением, то очередной легенде должен быть положен конец, хотя Гарик, я думаю, просто не знал этих деталей.

Далее он пишет: «Во время жеребьевки я с некоторым замиранием сердца разглядывал грозных соперников: неоднократные финалисты чемпионатов страны Анатолий Лутиков (гроссмейстер!), Альберт Капенгут (замечательный теоретик и тренер), Виктор Купрейчик, Янис Клованс и Александр Захаров, а кроме них – десяток крепких мастеров, практически вся белорусская рать».

Капенгут -Захаров

С юным вундеркиндом приехала целая команда – тренеры Никитин и Шакаров и, конечно, мама. Когда я их пригласил к себе, первым делом Гарик ринулся к библиотеке, где было немало свежих томов, изданных на Западе. Пришлось Аиде его оттаскивать, когда сели за стол. О старте будущего чемпиона мира вспоминает Александр Никитин: «…первые же его партии потрясли всех – болельщиков, тренеров и, главное, самих участников. Турнир сразу стал заметным событием в спортивной жизни города. На Каспарова пошли зрители. Игра бакинца выделялась необычайной свежестью и какой-то загадочной силой. От хитроумных маневров его фигур у соперников буквально кружилась голова. Соревнование он провел вдохновенно…» Все же, в какой-то момент возраст сказался. Гарик вспоминает: «…в 9-м обиднейшим образом выпустил местного кандидата в мастера Валерия Смирнова, чего долго не мог себе простить. За несколько ходов до контроля у меня был начисто выигранный эндшпиль, но когда я прогуливался по сцене, Альберт Капенгут дружески шепнул мне на ухо, что в гостинице меня ждет второй том романа «Граф Монте-Кристо» (книгу принесла родственница Капенгута – мастер Тамара Головей). Я так обрадовался, что сразу же «поплыл», и вместо элементарного выигрыша получилась ничья». Тем не менее уже за 5 туров до финиша юноша выполнил норму мастера! Обычно всесоюзная пресса обходила наш турнир стороной. На этот раз газета «Советский Спорт» снизошла: «Восьмой мемориал Сокольского удался особенно. Накал борьбы был необычайно высок: из 153 партий лишь 60 закончились вничью. Героем турнира стал чемпион СССР среди юношей Гарик Каспаров из Баку. Так уж получилось, что не мастера экзаменовали школьника, а школьник давал урок мастерам!».

Каспаров и Никитин, примерно, во время Мемориала

Вскоре прошел очередной чемпионат БССР. Несмотря на участие Купрейчика, как и в прошлом году конкуренцию составил только Юферов. Все же мне удалось обогнать его на очко. Сережа мрачно констатировал: «У нас штатный чемпион».

Если же подходить совсем серьёзно, то вспоминается недавнее интервью Бориса Марьясина программе «Шахматное ретро», когда он простодушно сказал: «Капенгут у нас всё выигрывал». Возьмем статистику по чемпионатам CССР, то Витя к этому времени играл 3 раза, 6,5 из 22 , 3,5 из 15 и 6 из 17,  всюду последнее место. У меня только 2 раза – 10,5 из 21 и 9,5 из 21. Он набрал 16 из 54 (30%), я – 20 из 42 (47%).

Если же взять статистику по чемпионатам БССР и Мемориалам Сокольского 70-х годов, то разница по результатам соперников еще более впечатляющая, счёт личных встреч (+6) соответствующий, но на международные турниры по плану республики ездил исключительно Витя, а автору, так и не получившему в свое время международного звания, по достижении 35-летного возраста, впрочем, как и другим, вообще запретили участие во всесоюзном календаре.

Подпевалы, типа горе-историка шахмат в БССР (по газетным вырезкам) В. Рубинчика пытались объяснить счёт: «Как будто кто-то отрицал, что Капенгуту, когда он жил в БССР, случалось побеждать за доской Купрейчика, который на 5 лет моложе!». Для сведения псевдоисториков я написал в книге Теоретик, игрок, тренер, стр. 390: «Не раскрою большого секрета – я обратил внимание на способного мальчика ещё со времени сеанса одновременной игры М.М. Ботвинника в 1962 году и, когда Витя стал кандидатом в мастера, предложил приезжать ко мне поработать.

Ботвинник задумался над ходом в партии против Вадима Мисника. Рядом сидят Толя Ахремчук и Витя Купрейчик. Подсказывают Капенгут и Миша Павлик

 Даже после моего перевода в Прибалтийский округ приказом Р.Я. Малиновского я достаточно часто бывал дома и назначал ему встречи. Когда пришло время играть между собой, я предложил делать короткие ничьи, но к 1968 году боевой характер известного задиры захотел бури». Да и для сравнения напомню, что Каспаров и Гельфанд выигрывали Мемориалы Сокольского в 15 лет!

Продолжение следует

PS.

От редактора belisrael

В конце публикации А. Капенгут неодобрительно высказывается о В. Рубинчике, многолетнем авторе материалов на сайте по различным белорусским вопросам, в начале прошлого года исчезнувшего с сайта, и его можно понять, после того, как тот в комментариях в ютюб на “Шахматном ретро” беседы с А.К. написал:

Well, я не ўзор бескампраміснасці. Але ці стаў бы пасля 24.02.2022 выдаваць сваю кнігу пад грыфам федэрацыі шахмат Расіі (прыўладнай суполкі, дзе сярод куратараў – Пяскоў, Шайгу & Co.), ці хваліўся б гэткім выданнем на ўвесь свет? Не стаў бы і не хваліўся.

Well, я не образец бескомпромиссности. А вот стал бы после 24 февраля 2022 издавать свою книгу под знаменем федерации шахмат России (привластной организации, где среди кураторов – Песков, Шойгу и Со.) или хвастался такой публикацией на весь мир? Не хвастался бы и не хвалился.

Добавлю, что книга была написана и отправлена в издательство 4 года назад. И второе, 3 марта 2022 ведущие шахматисты России обратились к Владимиру Путину. Они призвали прекратить войну на Украине.

“Ошибка может привести к роковой точке невозврата”.

Соответствующее письмо подписали 33 шахматиста из Российской Федерации. Также против войны высказались ряд др. известных шахматистов.

.
Опубликовано 02.03.2024, 23:13
.
Другие материалы автора:

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

Альберт Капенгут. История одного приза

Альберт Капенгут. Глазами секунданта 

Альберт Капенгут. Победа над Талем

Альберт Капенгут. Победа над Талем

В 4-й части воспоминаний я рассказал о победе над Талем, но ограничился диаграммой позиции, где я пожертвовал коня. Сейчас появилась возможность познакомить читателя со всей партией (с повторением преамбулы).

В 1972 г. в преддверии Всесоюзной шахматной Олимпиады в Вильнюсе проходил традиционный матч-турнир столиц Прибалтики и Белоруссии. Рига приехала основной сборной республики без А. Гипслиса. Когда мы встретились в первый день до жеребьёвки, Таль был в гриме прямо с Ленфильма, где пробовался на роль главного героя в фильм “Гроссмейстер”.

Регламент был жёсткий, партии доигрывались с перерывом в пару часов.  При встрече он предложил ничью любым цветом в случае, если жребий сведёт нас в этот вечер, но подчеркнул, что речь идёт только о дне приезда. После откладывания мы пошли покушать, но в одном из лучших вильнюсских ресторанов для нас не нашлось мест. Мы попросили Микенаса позвонить.

Владас Ионович Микенас – заметная фигура в советских шахматах. Ещё в 30-е годы он переиграл почти со всей элитой как лидер команды Литвы. Микенас был одним из немногих шахматистов своего времени, имевших почетный ничейный счет с чемпионом мира Александром Алехиным (1:1 при трёх ничьих). Участник 10 чемпионатов СССР. В 70-80 гг. был арбитром самых престижных состязаний, включая матчи на первенство мира. Страстный филателист, «заразивший» Петросяна, Полугаевского, Багирова. В Литве ему посвящена марка. Мы часто общались, я бывал у него дома на улице Шило в Вильнюсе.

После звонка нас накормили. Миша, привыкший к своей исключительности, всегда очень болезненно воспринимал подобные моменты, они выбивали его из колеи, внутренняя реакция на такие ситуации зашкаливала. Вот и сейчас в очередной раз любимец миллионов меня поразил – он не мог вспомнить позицию с Микенасом, отложенную два часа назад! Но не всегда же в борьбе за возврат трона его будут окружать тепличные условия!

Наша встреча состоялась в последнем туре в решающем матче за первое место.

Альберт Капенгут – Михаил Таль

Испанская партия C67

Кубок столиц Прибалтики и БССР, Вильнюс 02.1972

1.e4 e5 2.Nf3 Nc6 3.Bb5 Nf6 4.0–0 Nxe4 5.d4 Be7 6.Qe2 Nd6 7.Bxc6 bxc6 8.dxe5 Nb7. За два года моей службы в армии в Риге, куда я был переведён приказом министра обороны, мы сыграли, я предполагаю, несколько тысяч партий в блиц. Ещё после предыдущей встречи в 39-м чемпионате страны, где его первый ход был 1.g3, Миша сказал, что не хотел встревать со мной в теоретическую дискуссию. Сейчас выбор старинного варианта Рио-де-Жанейро говорит о том же.

9.Nd4.

 

8-й чемпион мира был глубоким психологом. Конечно, я знал вариант лишь понаслышке. Только потом я прочитал, что сильнее 9.Nc3 0–0 10.Re1⩲.

9…0–0 10.Rd1 Bc5. С Винавером Тейхман и Цукерторт  играли 10…Qe8.

11.b4?! Спустя много лет мне не нравится этот кавалерийский наскок, ослабляющий свой ферзевый фланг.

Ещё сомнительнее 11.Nxc6? Qh4 12.b4 (12.g3?! Qa4 13.Nd4 Bxd4 14.b3 Qb4 15.c3 Bxc3 16.Ba3 Qa5 17.Nxc3 Qxa3 18.Nd5 Nd8 19.Nxc7 Rb8–+; 12.Nd4 Bxd4 13.g3 Bxf2+ 14.Qxf2 Qh5 15.Nc3 Nd8⩱) 12…Qxf2+ 13.Qxf2 Bxf2+ 14.Kxf2 dxc6 15.Bf4 a5 16.c3 h6 17.Nd2 Be6⩱.

11.Nc3 Re8 12.Qh5 Qe7 13.Bf4 Bxd4 14.Rxd4 d5 15.Bg3 Nd6! 16.Re1 Nf5 17.Rdd1 Qb4 18.Rb1 Be6⇄ Парма – Смыслов, Москва 1971 – «Информатор» 12/260.

11…Bxd4. Конечно не оправдана жертва ферзя 11…Bxb4?! 12.Nxc6! dxc6 (12…Qh4?? 13.g3+–) 13.Rxd8 Rxd8 14.c3±.

12.Rxd4 Re8. Ясно, что чёрным нужно освобождающее движение пешки «d», но на один или два шага? В более поздней партии Харанди – Пахман, Манила 1976 известный теоретик предпочёл немедленное 12…d5.

a) 13.Qh5?! g6 (к равенству вело 13…a5!? 14.bxa5 Rxa5 15.Nd2 Ra6 16.Ne4 Qd7 17.Be3 Qe6 18.Ng5 Qg6 19.Qxg6 hxg6=) 14.Qh6 f6 15.Rh4 Qe7 16.Nd2 fxe5 17.Nf3 Rxf3 18.gxf3 Nd6 19.Qg5 Qxg5+ 20.Bxg5 Nf5 с более чем достаточной компенсацией;

b) Сильнее 13.c4!? f6 14.cxd5 fxe5 15.Rd1 cxd5 16.Nc3 c6 17.b5 Bd7 18.Qxe5 (18.bxc6 Bxc6 19.Qxe5 Re8 20.Qf4 Nc5 21.Be3 Ne6 22.Qg4⩲) 18…Rf5 19.Qg3 Na5 20.bxc6 Bxc6⩲.

 

13.Nc3.

a) 13.Bb2

a1) 13…d5 14.Nd2 ) с идеей 15.Qh5 g6 16.Qh6 Rxe5 17.Re4!) 14…Nd6! 15.f4?! (15.c4!?⇄) 15…Qe7 (15…Nf5!? 16.Rd3 Ba6 17.c4 Qb8⩱) 16.Qf2 Nf5 17.Nb3! Nxd4 (Ерменков – Николац, Люблин 1976 – «Информатор» 22/283) 18.Bxd4!? Qxb4 19.f5;

a2) 13…a5!? (хочется использовать чересчур ранний выпад b2-b4) 14.Nd2 axb4 15.Qf3 Rxe5 16.Rf4 d6!? 17.Qxc6 (17.Bxe5? dxe5 18.Rxf7?? Nd6 19.Qxc6 Ra6–+) 17…Re6 18.Qf3 Qe8 19.Rxb4 c5 20.Rf4 (20.Rxb7? Bxb7 21.Qxb7 Rb8–+) 20…Bd7=;

b) На 13.Nd2 опять напрашивается 13…a5!? (13…c5 14.bxc5 Nxc5 15.Nf3 Ne6 16.Rd1 Bb7 17.Qd3 Bc6 18.Nd4 Nxd4 19.Qxd4 Файбисович – Лейн, Воронеж 1969 19…Rb8 20.Bf4 a5 с несколько более перспективной позицией для чёрных; 15…Bb7!?) 14.Qh5 d5 15.exd6 axb4 16.Bb2 cxd6 17.Rxb4 d5 18.Rf4 (18.Rh4? Bf5!∓) 18…f6 19.c4 Be6 20.cxd5 Qxd5 21.Qxd5 Bxd5 22.a4 Nc5. Шансы чёрных предпочтительнее.

13…d6. В случае 13…d5?! 14.b5 Na5 (14…Bd7 15.Bf4M) 15.bxc6 Nxc6 16.Rxd5 Qe7 17.Be3 Nxe5 18.Bf4 Ng6 19.Qxe7 Nxe7 20.Rc5⩲ белые сохраняют инициативу.

14.Bf4 c5. Возможно 14…Qe7 15.Re1 Bf5 16.exd6 Qxe2 17.Rxe2 Rxe2 18.Nxe2 cxd6 19.Bxd6 Bxc2 20.f3 f6 с минимальной инициативой у белых.

15.bxc5 Nxc5.

Примерно в этот момент я перекинулся парой слов со своим приятелем по двухлетнему пребыванию в Риге Толиком Шмитом, игравшим рядом на второй доске, и выразил недоумение Мишиным выбором дебюта. Тот прокомментировал слова экс-чемпиона мира на собрании команды о том, что, если матч будет складываться хорошо, он сделает ничью, и посоветовал не упускать шансы.

16.Bg3 Qg5? Грубая ошибка! После партии Таль объяснял, что он ориентировался на 17.Nе4 и приводил варианты, ведущие к уравнению.

Необходимо играть 16…f6 17.f4 Qe7 18.Qh5 Be6 (приемлемо и 18…Bb7 19.Re1 Qd7 20.Red1 Qc6 21.Nd5 Nd7 22.exd6 cxd6 23.Qg4 Qc8) 19.Re1 dxe5 (19…Qf7 20.Qf3 Rad8 21.Red1 fxe5 22.fxe5 Qxf3 23.gxf3=) 20.fxe5 f5! 21.Nd5 Bxd5 22.Rxd5 c6 23.Bh4 Qf8 24.Rd6 Ne4 25.Rxc6 Rxe5=.

17.Nd5O Qd8. После 17…Ba6 18.Qg4! чёрные не успевают спасти качество: 18…Qxg4 19.Rxg4 dxe5 (19…h5? 20.Nf6+ Kf8 21.Nxe8 hxg4 22.Nxc7+–) 20.Nf6+±.

18.Qh5 Re6. Практически единственный ответ. Слишком опасно 18…Bb7? 19.Rh4 Bxd5 20.Qxh7+ Kf8 21.Rg4! g5 (21…Ne6 22.Bh4 g5 23.Rxg5! Nxg5 24.Qh6+ Kg8 25.Bxg5+–) 22.Rd1 f6 23.Rxd5 Qe7 24.Qh8+ Kf7 25.Qh5+ Kf8 26.h4+–.

Сомнительно 18…Nd7?! 19.f4 Bb7 (19…Nb6 20.Bh4 Qd7 21.e6! Qxe6 22.Re1+–) 20.Bh4 f6 21.exf6 gxf6 22.Rc4±.

 

19.Nf6+!? Трудно удержаться, чтобы не дать такой шах Талю, но не мешает рассмотреть другие продолжения.

19.exd6 cxd6 20.Bxd6!? (20.Nf4 Re8 21.Rad1 Qf6 22.h3±) 20…Rxd6 21.Ne7+! Kh8 (21…Qxe7 22.Qxc5 Rxd4 23.Qxe7 Be6+–) 22.Nc6 Qe8 23.Qxc5 (23.Rxd6?! Nb7!) 23…Rxd4 24.Nxd4±;

19.Rf4!? Qf8 20.Nxc7 Rh6 21.Qe2 dxe5 22.Qxe5 Rb8 23.Rd1±;

19.Rh4! Rh6 (19…h6 20.Rf4 – теперь понятно, зачем 19.Rh4 – 20…Qf8 21.Nxc7 Rxe5 22.Qd1 Rb8 23.Rc4 Rb7 24.Bxe5 dxe5 25.Nd5 Be6 26.Qf3 Qd6 27.Rxc5! Qxc5 28.Nf6+ gxf6 29.Qxb7+–) 20.Nf6+ Qxf6 21.exf6 Rxh5 22.Rxh5 g6 (22…gxf6 23.f3+–) 23.Rh4 Be6 24.a3 Bf5 (24…Rb8? 25.Rb4+–) 25.Rc4 Be6 26.Rb4 a5 27.Rb2±.

19…Rxf6!? Конечно, плохо 19…gxf6? 20.Rg4+ Kf8 21.Qxh7 Ke7 22.Rg8 Qxg8 (22…Qd7 23.exf6+ Rxf6 24.Re1+ Ne6 25.Qg7+–) 23.Qxg8 dxe5 24.Re1 a5 25.Qg4 Rb8 26.Qc4 Rc6 27.f4 Be6 28.Qc3 Rb4 29.fxe5 fxe5 30.Qxe5+–.

20.exf6 Qxf6. Поразмыслив в этой позиции, я понял, что ради «красного словца» – эффектного хода – продешевил. (Впрочем, это я перенял у своего оппонента, иногда злоупотреблявшего «красотой»). Сейчас не так просто наметить план. В лагере чёрных нет заметных слабостей, поэтому сначала надо разменять тяжёлые фигуры, чтобы активизировать короля. Но это не так просто сделать.

Когда-то, по-моему, на 39-м чемпионате СССР, после успешного старта, кто-то из журналистов спросил меня, в чем разница между сильным мастером-финалистом и гроссмейстером. Немного задумавшись, я ответил, что в отдельных компонентах он может не уступать, но привел пример – позиционная жертва качества. Безусловно, мастер понимает рациональность подобного решения, но в нем сидит неуверенность в своей технике для дальнейшего поддержания равновесия. (Естественно, речь идет о начале 70-х, когда число гроссов только перевалило за двадцатку.) Однако и титулованным не просто в течение длительного времени поддерживать баланс.

В книгу включены также партии с Тукмаковым (№26) и Неем (№38), где соперники жертвовали ладью за легкую фигуру и долгое время поддерживали приемлемую игру. Хотя мне удалось их выиграть, анализ показывает нереализованные возможности партнеров, лишний раз подтверждая дискуссионный тезис. В то время непревзойденным мастером позиционной жертвы качества был Тигран Петросян, а в 90-е Боря Гельфанд восхищался умением Володи Крамника играть позиции с нарушенным материальным равновесием.

21.Re1.

  1. a) А. Халифман в книге «Mikhail Tal Games-III, 1962–1972», 1995–ChessStars рекомендует 21.Rad1

a1) 21…Be6 22.Bh4±. Продолжу анализ: 22…Qf5 23.Qxf5 Bxf5 24.c4 a5 25.f3 Bd7 26.R4d2 Ne6 27.Bf2 Bc6 (27…Rb8? 28.c5!) 28.Rb1 h6 29.Rdb2±;

a2) 21…h6 22.Qe2 Bd7 (22…Bf5 23.f3 Ne6 24.R4d2 Qc3 25.Bf2 Rb8 26.Qe3 Qxe3 27.Bxe3 Rb4 28.c4 Ra4 29.Kf2 a5 30.Rc1 Ra3 31.c5!±; 22…Be6 23.Qd2 a5 24.a3 Bd7 25.Rf4 Qg5 26.h4 Qg6 27.Rb1±) 23.f3 a5 24.Qd2 Ne6 25.Rc4 Qg5 (25…a4 26.Rb1 Qf5 27.Be1 Kh7 28.Qd3 Qg6 29.a3 Ra6 30.Rb8±) 26.Qxg5 hxg5 27.h4 Bb5 28.Rc3 gxh4 29.Bxh4 a4 30.Rb1 f6 31.Be1 (31.Rxb5? Nd4=) 31…Bd7 32.Kf2±;

  1. b) Возможно, точнее Qd5!? Bb7 22.Qc4 Ba6 (22…Bc8 23.Bh4 Qe5 24.Qd5 Qxd5 25.Rxd5 Bb7 26.Rdd1±) 23.Qb4 Ne6 24.Rdd1 Qf5 25.Qb3 Qc5 26.Qd5 Qxd5 27.Rxd5±.

21…Be6 22.c3.

 

Думаю, что возникшая позиция ближе к ничьей, хотя белые и владеют инициативой.

22…Rb8?! Не в характере Таля сюрпляс на месте – ему скучно, рижанин начинает искать способы сделать ничью самому и, в конечном счёте, нарывается.

Чёрные обошли очередную ловушку: 22…Bxa2?! 23.Bh4 Qg6 24.Qf3! Rc8? 25.Rg4 Bd5 (25…Qc2 26.Rxg7+ Kxg7 27.Qg4+ Qg6 28.Qxc8+–; 25…Qh6 26.Bg5! Qg6 27.Bf6+– или 26…Qh5 27.Rge4!) 26.Qg3 Qh6 27.Bg5 Qg6 28.Be3 Qf6 29.Bd4+–. Относительно лучше 24…Rf8 25.Rg4 Qd3 26.Bf6 g6 27.Qf4 Nd7 28.Rg3 Qc4 29.Qf5 Nxf6 30.Qxf6+–.

Возможно, сильнейшее в этой позиции – 22…a5!? Чёрные не только готовят захват линии «b», исключив Rb4, но и трансформируют отсталую пешку в силу. Сейчас преждевременно 23.Bh4?! Qg6, и белые ещё не готовы к размену, не захватив вертикаль «b» и не обезопасив пешки ферзевого фланга.

Однако возможно начать перегруппировку с 23.Qe2 Bd7 24.h3 Rb8 25.Qd2 h6 26.f3 Qg5 27.Bf2 Qxd2 28.Rxd2 Ne6 29.Be3 Bc6 30.Ree2⩲.

После 23.h3 h6 не слишком удачно 24.f4?! Qf5 25.Qxf5 Bxf5 26.Bf2 Ne6 27.Rd5 g6 28.Bd4 a4 (28…Nxf4?! 29.Rxa5!) 29.g4 Bd3 30.Be3 Be4 31.Rb5 a3⩲. При 24.Qe2 белые имеют относительную свободу действий, но как ей воспользоваться!? Ферзей разменять не сложно, но от размена ладей чёрные решительно уклоняются: 24…a4 25.Kh2 Bd7 26.Qb2 Qf5 27.c4 Bc6 28.f3 Ne6 (28…Nd3? 29.Qb1+–) 29.Rd2 Ra5 30.Qc3 Rc5 31.Rb2 Qg6⩲.

23.Bh4 Qg6 24.Qxg6 hxg6 25.Rb4 Rxb4?! (25…Rf8 26.Reb1 Bxa2 27.Ra1 a5 28.Rb2 Bc4 29.Rxa5±) 26.cxb4 Nd3 27.Re4 Bxa2.

 

28.b5!? Эту идею экс-чемпион мира просмотрел! Однако здесь максимум для белых – равное число пешек на одном фланге, что не гарантирует победу.

Таль ориентировался на 28.Re7?! Nxb4 29.Rxc7 a5 30.Ra7 Nc6 31.Ra6 Nd4 (31…Bd5 32.Bg3±) 32.Rxa5 Bc4 33.f3 f6⩲. Несмотря на оптимистичные оценки Stockfish 14, не уверен, что этот эндшпиль можно выиграть.

28…Ne5?! При правильной игре чёрные отдают пешки «а» и «с» за пешку «b», после чего белым надо искать шансы на выигрыш, связанные с цугцвангом, когда чёрные вынуждены добровольно отдавать пешку «d».

28…Be6 29.Ra4 Bd7 30.Rxa7 Bxb5 31.Rxc7 d5±.

28…d5!? Игра не носит форсированный характер, поэтому здесь и в дальнейшем приводим примерные варианты. 29.Re8+ Kh7 30.Re7 Kg8 31.Rxc7 Bc4 32.Rb7 (32.Rxa7 Bxb5 33.Be7 Nf4 34.h4 Ne6 35.f3⩲) 32…Nc1 33.f3 d4 (33…Ne2+ 34.Kf2 Nc3 35.Rxa7 Nxb5 36.Ra8+ Kh7 37.Be7±) 34.Bg5 Nb3 35.Kf2 f6 36.Rxa7 Bxb5 (36…fxg5?! 37.b6 Nc5 38.Rc7 Nd3+ 39.Kg3 Ba6 40.Rd7 Nc5 41.Rxd4±) 37.Bf4 d3 38.Rb7 Nd4 39.Bd2 (39.Be3 g5 с идеей 40.Bxd4?? d2∓) 39…g5 40.Bc3±.

29.Ra4?! Ответная неточность. Правильно 29.f4!? Nd3 30.Re8+ Kh7 31.Re7 Bc4 32.Rxc7 Bxb5 33.Rxf7 Kg8 34.Rxa7 Nxf4 35.Bg3 Ne2+ (35…Ne6 36.Bxd6±) 36.Kf2 Nxg3 (36…Nc3 37.Bf4 Ne4+ 38.Ke3 Nf6 39.Bxd6±) 37.Kxg3 d5 38.Rb7 Bd3 39.Kf4+–. Белый король в конце концов проникает на f8.

29…Bb3 30.Rxa7 Bc4 31.Rb7. Чёрные ещё должны потрудиться, чтобы разменять пешки.

31…f6 32.Bg3 Nf7 33.f3 Kf8.

 

34.Be1?! Меня увлекла идея дополнительного давления на пешку с7 после Bа5, однако сейчас подходящее время, чтобы сначала раскачать пешечную структуру королевского фланга.

34.h4!? Nh6 (34…g5 35.h5 Nh6 36.Rxc7 Bxb5 37.Bxd6+±)

a) 35.b6 cxb6 36.Bxd6+ Kg8 37.Rxb6 Nf5 38.Ba3 Bd5 (38…Nxh4?? 39.Rb4+–) 39.Rb8+ Kh7 40.Rb4±;

b) 35.Kf2!? Nf5 36.Bf4 Kg8 (36…Nxh4 37.g4 g5 38.Bd2 Ke8 39.Ba5+–) 37.g4 Nd4 38.Bxd6! cxd6 (38…Nxb5 39.Bxc7 Nxc7 40.Rxc7 Bd5 41.Ke3+–) 39.b6 Bd5 40.Rb8+ Kf7 41.b7 Bxb7 (41…Ne6 42.Rf8++–) 42.Rxb7+ Kf8 43.Rd7 Nb5 44.Ke3+–.

34…Nd8 35.Rb8. Можно уже остаться с равными пешками на королевском фланге. 35.Rxc7 Bxb5 36.Bb4 Nf7 37.Rb7 Be8 (37…Ba4 38.h4 Kg8 39.Rb6 g5 40.hxg5 Nxg5 41.Bxd6±) 38.h4 g5 39.hxg5 Nxg5 40.Bxd6+±.

35…Ke7.

 

36.Ba5?! Опять, как и пару ходов назад, точнее 36.h4!? g5 37.hxg5 fxg5 38.Bc3 g4 39.fxg4 g6. Белые в конечном счёте пробивают эту стойку – при короле в центре и слоне на а5, переведя ладью на h7 и оттеснив чёрного короля на последнюю горизонталь, играют b5-b6. Затем, используя угрозы королю, вытесняют чёрного слона с диагонали b1-h7 и выигрывают пешку g6.

36…Kd7 37.Kf2 Ne6. В случае 37…g5 белые достаточно быстро выигрывают пешку, оставаясь с хорошими перспективами: 38.g3 Ne6 39.Bc3 Ke7 40.b6!? cxb6 41.Rb7+ Ke8 42.Rxb6 Kd7 43.Bb4 d5 44.Rd6+ Ke7 45.Rxd5+±.

То же самое и после 37…d5 38.Bb4 g5 39.Bf8 Ne6 40.b6 Ba6 (40…cxb6 41.Bxg7!±) 41.Ba3 cxb6 42.Rxb6 Bc4 43.Rd6+ Ke7 44.Rxd5+±.

38.Ke3. Опять можно было легко получить знакомую позицию: 38.b6!? cxb6 39.Rxb6 g5 40.Bb4 d5 41.Rd6+ Ke7 42.Rxd5+±.

38…Bf1. Мало что меняло 38…g5. Вот примерный вариант 39.Bc3 d5 40.g3 Kd6 41.Bd4 c5 42.bxc6 Kxc6 43.f4 gxf4+ 44.gxf4 Kd7 45.Bb2 (с идеей f5) 45…d4+∞ 46.Bxd4 Nxd4 47.Kxd4 Bf7 48.Rb7+ Ke8 49.Kc5 Kf8 50.Kd6±.

39.g3 g5.

40.f4! Задача белых – организовать проходную по линии «h». Хорошо и 40.h4!?

40…gxf4+ 41.gxf4 Bh3 42.b6?! Неудачное время для основного ресурса белых. Намного точнее 42.Ra8!? d5 43.Ra7 d4+ 44.Ke4 Bg2+ 45.Kf5 Kd6 (45…Bh3+?! 46.Kg6+–) 46.Kg4 (с идеей f5) 46…g6 47.f5 gxf5+ 48.Kxf5+–.

42…cxb6 43.Rxb6 d5. Таль рад любой подвернувшейся возможности проявить активность и проходит мимо 43…Nd8!? 44.Bb4 Nf7 45.Kf3 Ke6⩲.

44.Bb4 d4+ 45.Ke4 Bg2+?! Упорнее 45…g6 46.Kf3 Bf5 47.h4 d3 48.Rd6+ Ke8 49.Bc3 Ke7 50.Ra6 Kf7 51.Ra7+ Ke8 52.Bxf6 Nxf4! 53.Kxf4 d2 54.Ra8+ Kf7 55.Rd8 Kxf6 56.Rxd2+–.

46.Kf5 Bh3+ 47.Kg6 Nxf4+ 48.Kxg7+–.

48…f5. Или 48…Bg2 49.Rd6+ Kc7 (49…Ke8 50.h4 Bf3 51.Bd2 Nh5+ 52.Kg6 Ng3 53.Bf4 Be4+ 54.Kxf6 Nh5+ 55.Kg5 Nxf4 56.Kxf4 Bh7 57.Rxd4+–) 50.Ra6 (50.Rxf6?? Nh5+=) 50…Nd5 51.Bd2 f5 52.h4 f4 53.h5 Be4 54.h6 f3 55.Ra3! f2 56.Ra7+ Kd6 57.Rf7 Ne3 58.Rxf2 Nf5+ 59.Kf6+–.

49.Rd6+ Kc7 50.Kf6 Ne2 51.Ke5 f4. Легко выиграно после 51…Ng1 52.Rg6 Bg4 53.Kxd4+–.

52.Ba5+ Kb7 53.Rb6+ Kc8 (53…Ka7 54.Rb3+–) 54.Rb3 Bg4 55.Kd6. Неожиданно чёрный король оказался в матовой сети.

55…Nc3 56.Bxc3 dxc3 57.Rxc3+ Kd8 58.Rc4 Ke8 59.Rxf4. Чёрные сдались.

            Как следствие, белорусская команда обогнала латвийскую, а в турнире первых досок я оторвался на 2 очка из трёх партий. Когда я рассказал об этом своему другу, автору книги «Математика на шахматной доске» Жене Гику (здесь я рассказывал историю его женитьбы), он тиснул на одном из сайтов этот эпизод как задачку, но для «красного словца» заменил Микенаса и Лудольфа на Кереса и Штейна, вызвав нездоровую дискуссию. Через месяц на Всесоюзной олимпиаде Миша отреваншировался.

Опубликовано 28.01.2024, 13:31

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.5)

Предыдущие части 12 4

Я продолжаю писать о событиях шахматной жизни в Белоруссии, как правило, не вошедших в напечатанную книгу.

На фоне турнирных баталий настала пора рассказать об основной работе. После выхода Алексея Павловича Сокольского на пенсию в 1969 году, я был оформлен на его место инструктором-методистом Дома физкультуры ДСО «Спартак».

Памяти Алексея Павловича Сокольского

 Причем название своей должности я узнал, только занявшись оформлением тренерского стажа много лет спустя. Главной заботой была реализация спортивного календаря Миноблсовета и Белсовета.

Я уже рассказывал как, воспользовавшись приездом в Минск руководителя профсоюзных шахмат Якова Герасимовича Рохлина, бессменный тренер сборной СССР И.Болеславский, Председатель Федерации шахмат БССР А.Шагалович и я (на правах 4-хкратного чемпиона мира среди студентов в командном зачете) на приеме у секретаря Белсовпрофа Спартака Александровича Аржавкина  добились проведения в годовщину смерти Сокольского важнейшего турнира, ставшего традиционным мемориалом. Попутно хозяин кабинета распорядился, чтобы «Спартак» постоянно возглавлял развитие шахмат в профсоюзах республики.

Помещение методического кабинета Дома физкультуры после рабочего дня отдавалось нам. Одним из первых я провел командный турнир профсоюза работников гос. учреждений. Хорошо запомнил команду МИДа, а в ней будущего министра иностранных дел Мартынова, за которым забегала надменная красавица-жена в шикарном норковом манто, странно выглядевшем в нашем кавардаке. Знакомство с другим членом этого коллектива – Соболевым, даже пригодилось потом, в начале 90-х. Мою жену в Варшаве обокрали, а он помог вернуть загранпаспорт.

Команда Госплана, в которой играл будущий кмс В.Клюкин, также помогала в нашей работе. Мой приятель разработал чертежи недорогого шахматного столика, но заказ не принимали из-за отсутствия дефицитного шпона, наряд на который «с гаком» обеспечили новые знакомые.

Но одним календарем начальству мил не будешь, а вести занятия «по Сокольскому», пуская на самотек «кто придет», никого не устраивало. В то же время Республиканский клуб с «непотопляемым» Рокитницким, практически ничего не делал для массы перворазрядников, ограничиваясь традиционными полуфиналами ч-та Минска, а норму КМС можно было выполнить только в финале.

В течение нескольких лет я выстроил стройную пирамиду, в конечном счете кандидатом в мастера можно было стать даже в круговом полуфинале ч-та Миноблсовета, а «морковкой» для КМС стала возможность пробиться через сито отбора в Мемориал Сокольского, да и играть в Минске особо негде было. В промежутке между турнирами я читал лекции, а главное, полагаясь на активистов, помогающих с судейством, я мог уезжать на свои соревнования.

Лекция в «Спартаке» первая половина 70-х.

Со временем у меня появилось убеждение, что большинство перворазрядников, после института бросившее активную игру, защитив диссертацию, с удовольствием вернутся к любимой игре и быстро поднимут свою квалификацию.

Безусловно, потребовалось создать картотеку членов нашего клуба и долгими часами «висеть» на телефоне, собирая составы с нормой, но «цель оправдывает средства». Конечно, для начальства ежегодные 3-4 новых КМС до поры до времени обеспечивало статус наибольшего благоприятствования.

И судья, и секретарь. Начало 70-х

Для отношения к шахматам в «Спартаке» очень полезным оказалось выступление команды республики в чемпионате страны по шахматной композиции, ставшей двухкратным чемпионом СССР. Костяк сборной составляли спартаковцы. Капитан команды мой друг Гриша Шмуленсон  также играл и по переписке и часто обращался ко мне за советом. Я пробил для композиторов сбор в спортивном лагере «Стайки» для подготовки к следующему чемпионату. Со временем Гриша эмигрировал в Израиль и стал там популярным юмористом.

Конечно, приходилось чем-то жертвовать. Я уже писал, как после армии восстановился в БПИ и мне быстро оформили свободное посещение занятий с индивидуальным графиком сдачи экзаменов и зачетов, но окончательный выбор профессии в сочетании с рождением сына делали диплом инженера чем-то малозначащим. Дотянув до 4 курса, я оставил попытки завершить образование, хотя мой диплом техникума до сих пор находится в БПИ, а на стенде сильнейших спортсменов еще десятилетия красовался мой портрет.

Фото со стенда БПИ с никелированным значком мастера спорта СССР

Рассказ был бы не полным, если бы я не упомянул подвижническую деятельность Лазаря Моисеевича Ангеловича, инженера Промэнергопроекта, посвящавшего все свободное время шахматам в Политехническом. Традиционные командные межфакультетские соревнования привлекали не только студентов, но и преподавателей. Безусловно, для шахмат это был лучший ВУЗ столицы. Большего энтузиаста трудно было найти. Достаточно сказать, что именно ему перед отъездом я передал громадный архив газетных вырезок, накопленный за десятилетия.

Отдавая долги «alma mater» – сеанс на 42 досках в Белорусском политехническом институте

Я уже писал, как после смерти А.П. Сокольского договорился с Республиканской научно-методической библиотекой по физкультуре и спорту о покупке осиротевшей библиотеки. В последующие 15 лет в многочисленных поездках по Союзу я старался пополнять шахматный фонд. (К сожалению, после развала СССР он был разбазарен). Не то, что они любили шахматы, но старались перейти в следующую категорию по объему, обеспечивая более высокие ставки. Удалось даже пробить подписку за валюту на «Schach-Archiv», с трудом выдираемый на сборы команды республики.

Уже со второго мемориала Сокольского я договорился с библиотекой о печати ротапринта со всеми партиями, заложив расходы в смету. Спустя несколько лет я не мог смириться с потерей партий первого турнира. Оказалось, папка с документацией была сдана в гос. архив. Я сделал соответствующие письма и добрался до нее, но оказалось, что все партии при оформлении передачи выкинули. Только Коля Царенков, которому в свое время я одолжил папку, переписал дебюты всех встреч.

В конце 1973 года вновь надо было организовывать очередной Мемориал Сокольского. Проведение предыдущего я доверил (поскольку сам играл в 40-м ч-те СССР) Якову Ефимовичу Каменецкому , заметному персонажу в послевоенной шахматной жизни республики. С его именем связано много личных воспоминаний, заслуживающих отдельной статьи, хотя кое-что читатель может почерпнуть в публикации.

До появления в 1976 году широко известного постановления заинтересованных организаций, базировавшегося на закрытом постановлении ЦК КПСС, о развитии шахмат в СССР, приглашение известных мастеров, не говоря уже о гроссах, было связано с финансовыми обязательствами, как правило, выливающимися в  организацию сеансов, а имя приглашающего было своего рода гарантией. Потому столь важны личные контакты. На этот раз мне удалось заполучить своего друга чемпиона СССР 1971 года гроссмейстера  Володю Савона , с которым в период 1964-66 гг. мы проводили по полгода вместе на Всемирных студенческих олимпиадах, тогда ещё закрытых первенствах страны среди молодых мастеров, личных и командных армейских соревнованиях, а также на бесчисленных учебно-тренировочных сборах. Володя тогда погружался в игру настолько, что его почти не оставалось для кипящей вокруг жизни.

Он не был большим интеллектуалом, его непосредственность иногда вызывала улыбку, но харьковчанин был искренним добрым парнем и, если бы федерация на самом деле заботилась о пополнении большой сборной, то, начиная с участия 20-летнего юноши в 29-м чемпионате СССР (Баку, 1961) могла, выделив ему несколько международных турниров, снять с него заботу о титуле, как средстве обеспечить себя. Не сомневаюсь, что в этом случае его талант заиграл бы новыми красками.

Владимир Савон на 39-м чемпионате СССР, Ленинград 1971

Уже после того, как он стал чемпионом СССР, его послали в Чили. Там Савон сыграл в небольшом турнирчике в Ла-Серена, а потом к нему обратился второй человек в компартии Родриго Рохас и попросил бесплатно поездить по глубинке с выступлениями, чтобы поддержать социалистическое правительство Альенде и продемонстрировать солидарность и дружбу советского народа. Володя мотался в тяжелейших условиях по 2-3 сеанса в день, но был искренне горд своей миссией. Я думаю, что никто больше из наших гроссмейстеров не был способен на это.

Еще я пригласил своих одноклубников: прошлого, по службе в Прибалтийском военном округе, будущего гроссмейстера Юзика Петкевича  и тогдашнего, по игре в «Спартаке» и за него – Валерия Жидкова , с которым год назад играли в финале ч-та СССР.

Мне удалось с результатом 9 очков из 13 в очередной раз выиграть мемориал. Мой главный оппонент в белорусских турнирах – Витя Купрейчик, выступил ужасно, 4,5 и предпоследнее место. Кстати, в книге «Мемориалы Сокольского» Минск, 1989 г. на стр. 187 приводится статистика всех лет с маленьким нюансом – поскольку число турниров у всех разное, то логично подсчитать %, однако, поскольку одним из авторов был Е. Мочалов, это сделано не было. Я не поленился подсчитать. Капенгут -12 мемориалов 104,5 из 144 = 72,6%.  Купрейчик – 6 мемориалов 51 из 85 = 60% .

Этот результат имел последствия. Зашел как-то в Спорткомитет БССР к Е.Г. Зотковой, но ее вызвали к начальству. От скуки ожидания, мой взгляд остановился на лежащей на столе бумаге, и я с удивлением прочитал: «…в связи с неудачным выступлением В.Купрейчика на 4-м Мемориале Сокольского просим в п-ве СССР среди молодых мастеров заменить его на М.Шерешевского. Председатель Федерации шахмат БССР А.Шагалович.» В то время Витя много пил и часто забегал ко мне стрельнуть 5 руб. на бутылку. Когда я рассказал про это письмо, хмель как рукой сняло. Я посоветовал сразу позвонить гос. тренеру по молодежи Быховскому, ибо оставалась неделя. Толя нашел ему место, и Витя выиграл этот турнир. Вскоре после того на Федерации обсуждалось ходатайство о присвоении 1 тренерской категории Шагаловичу и мне. Купрейчик выступил против. В кулуарах я поинтересовался у Вити, почему? Он смутился, но объяснил свое желание насолить первому наставнику, а я попался под руку, чтобы замаскировать истинные намерения. С подобной «логикой» в дальнейшем я сталкивался не раз.

К этому времени стало ясно, что отсутствие представления на присвоение ММ на конгрессе не случайно. Осознание случившегося привело к мучительной боли изнутри, которую не удавалось погасить. Чтобы облегчить своё состояние, я твердил себе о месте евреев в этой стране, “всяк сверчок знай свой шесток”, и прочие банальные истины, но не отпускало. Я начал ломать в себе честолюбивые планы, подпитывающиеся десятилетними успехами. Только когда я сломал стержень уверенности в себе, стало полегче, но какой ценой… Я не мог мобилизовать себя за доской, а главное, исчезла способность максимальной концентрации, что я почувствовал, с треском завалив чемпионат республики, ранее выглядевший лёгкой прогулкой. Через десятые руки до меня дошло, что Батуринский  распорядился выкинуть мои документы.

Летом нас ожидало командное первенство ЦС ДСО «Спартак». Я договорился с Вересовым о проведении сбора вдвоем в Доме творчества писателей в Королищевичах. Я подписал смету, а ГН, используя старые связи, достал путевки. Я взял с собой свежий «Информатор» и Гавриил Николаевич с упоением начал анализировать все подряд, начиная с первой партии. Результаты вносил в школьную тетрадку, забытую в конце сбора. Как-то он уговорил меня составить компанию в преферанс с его старинным приятелем. Женившись, я перестал играть в карты, ибо не хотелось обыгрывать друзей, а с другими не садился. Я понимал, что вечерами ветерану скучновато и согласился. Однако писатель, проигрывая, начал нервничать и, как следствие, позволил себе антисемитский выпад. Я заставил себя доиграть, отказался взять выигранный рубль(!)  и, когда мы остались одни, попросил больше его к нам в комнату не приглашать. ГН за все время не проронил ни слова, но мне показалось, что оценил мою сдержанность. К слову, примерно в этот период Вересов изредка брал книги из моей библиотеки, но каждый раз возвращал их в срок.

В преддверии очередного, на этот раз, Кубка страны среди обществ в Москве в 1974 г. “Спартак” провёл свой командный смотр там же, и ситуация с экс-чемпионом мира, о которой я рассказывал в предыдущей части, повторилась. Он переиграл меня, но просмотрел контрудар. И в этот момент, абсолютно неожиданно для меня, Т. Петросян предложил ничью, которую я тут же принял и спросил удивленно, а что белым делать после 26…Nc4 с последующим надвижением пешки «b»? Опять это произошло при зрителях, и его неудовлетворенность своим решением, спровоцированным незапланированной тактикой, снова вылилась на меня.

Ещё больше он переживал, проиграв Рашковскому белыми в староиндийской защите в 20 с небольшим ходов. К слову, в соперничестве первых досок Нёме и мне удалось его обогнать, но на публикацию и обсчет результатов Тигран наложил табу, а Эдик Шехтман даже не сумел включить эти поединки в полное собрание партий экс-чемпиона мира. Лишь в начале века я получил запрос из «New in Chess» с просьбой сообщить детали турнира, однако в mega database 2023 их по-прежнему нет. Для наших читателей могу сообщить, что команда в составе Капенгут, Вересов, Марьясин, Веремейчик, Головей, Арчакова разделила первое место с ленинградцами.

На сборе меня поразил Толя Лейн, непринуждённо рассказывавший о намерении эмигрировать. Мне казалось, что в то время, когда людей за одно подобное желание пропускали через поголовно осуждающие собрания и увольняли с работы, в нашей профессии, казалось, надо было молчать до последнего, и его раскрепощённость ставила меня в тупик. Семилетняя борьба Бори Гулько за выезд была ещё впереди.

Анатолий Лейн на 39-м чемпионате СССР, Ленинград 1971

На Кубке Петросян не отбывал номер, как некоторые, а был настоящий лидер команды. Я вспоминаю, как Тигран мгновенно нашел выигрывающий план с жертвой пешки в моей партии из матча против «Молдовы» после того, как я не сумел победить! Все команды жили в гостинице “Россия” напротив Кремля и ребята дружно общались, невзирая на различные интересы команд.

К этому времени активный член сборной республики Юферов окончил работу по контракту в Группе советских войск в Германии, и мы были заинтересованы удержать его в Белоруссии. В то время Советский Союз охватило поветрие картотек. Я убедил Болеславского, что при нашем отставании, как минимум, на 10 лет от соседей, необходимо догонять, и он договорился с Рокитницким о работе над картотекой. Количество экземпляров периодики возросло втрое, а Сережа резал и клеил карточки, когда клуб пустовал.

Я рассказал ему, как в детстве мы помогали Суэтину, обяснил эстонский вариант – там использовали перфокарты для ЭВМ, поделился опытом работы в Латвии. Кобленц добился большого помещения в старой Риге под методический кабинет, где много перспективных шахматистов пополняло пять(!) различных картотек – по дебютам, по партнерам, комментированные партии и статьи и т.д.  С юмором поведал о картотеке рижского Дома офицеров, когда я там служил, подчеркнув, что в то же самое время члены сборной ПрибВО А. Шмит, Л. Гутман и Е. Кузьмичев работали и над своими базами. Конечно, показал, как предпочитаю делать для себя, когда карточка служила лишь промежуточным вариантом.

Я охотно делился своей системой с учениками. Особенно выделялся Сережа Артишевский, чьими трудами пользовались Р. Ваганян, Н. Александрия и, конечно, М. Таль. Один из моих подопечных, кандидат медицинских наук – патологоанатом Юра Неборак создавал картотеку Сицилианской, в основу положив книгу Кобленца, и пополнял ее. Перед отъездом из Белоруссии он подарил ее мне. Когда в Минск приехал Аршак Петросян заниматься перед отборочным к чемпионату среди юниоров в 1973 году и захотел освоить шевининген, то я достал с антресолей чемодан с Юриной базой, чем поверг его в ужас. Много лет спустя он еще вспоминал этот эпизод.

В 1964 г. на сборе перед чемпионатом мира среди студентов я впервые увидел табличную нотацию у Володи Багирова, а вскоре приобрел одну из жемчужин своей библиотеки “Handbuch des Schachspiels”, von Bilguer 1916 г. издания, ставшую прообразом моих подборок. Интуитивно я понял, что делать записи надо на отдельных листах. Спустя много лет я с сочувствием листал амбарные книги Эрика Аверкина, который обесценил этим свою гигантскую работу, ибо пополнение заполненных тетрадей превращалось в каторгу. В Алма-Ате на матче Таль – Полугаевский, увидев обилие подборок, подготовленных Артишевским по заказу Таля, только переехавший в Ригу Багиров радостно воскликнул: “Как родные!”

“Handbuch des Schachspiels”, von Bilguer 1916 г. издания

 В моем варианте главную роль играла “шапка”, куда желательно было поместить как можно больше ходов, чтобы сократить техническую работу на ненужных повторах. Особым цветом выделялись ходы специфически для конкретной страницы, где четверть места внизу резервировалось для примечаний. К началу нашей работы с Гельфандом появились в продаже тетради – разъемные скоросшиватели, более компактные, чем мои большеформатные листы в клеточку на 4 страницах, и Боря начал в них фиксировать свою подготовку. Промежуточным этапом были карточки, заполняемые из первоисточника. Спустя несколько лет Боря лишь подготавливал каркас и карточки, а его отец брал черновую работу на себя. Основной элемент системы – по мере заполнения одна страничка заменялась на 4-5. К началу компьютерной эры у него накопилось свыше 20 тетрадей, и он уже выбирал нужные для очередного турнира. Вот что написал впоследствии сам Гельфанд: «Особое внимание в работе над шахматами Альберт Зиновьевич уделял систематизации информации; особенно это было важно в дебютной подготовке до появления серьезных компьютерных баз. До начала 1990-х годов это обеспечивало мне огромное преимущество перед конкурентами, так как идеи Капенгута давали более систематическое видение шахмат, дебютной теории.»

Первоначально идея подборок возникли для подготовки теоретических статей в «Шахматный бюллетень» и «Шахматы» (Рига), где каждый год появлялось по несколько моих материалов. В то время редакция рижских  «Шахмат» в порядке обмена получала много изданий со всех концов земного шара. А. Гипслис, за бутылку коньяка, разрешал мне копаться в его закромах, и я там и сям находил перепечатки. Как-то в мою библиотеку попала переплетенная годовая подписка американского журнала с перепечатками 3 моих статей из «Шахматного бюллетеня». Увы, гонорар мне не доставался, ибо СССР не подписал конвенцию об авторском праве!

В начале 70-х мы с Исааком Ефремовичем много работали над комментированием партий, вначале только в «Информатор», потом и что-то в “The Chess Player”, с которым я начал контактировать с 1972 г. Помимо белорусских турниров, я привозил избранные поединки с соревнований, где играл. Часть из них Болеславский отбирал для работы. Дома я находил соответствующие ссылки на предшественников, и только после этого начинался совместный анализ, который потом оформлял и отсылал. Поэтому сложилась ситуация, когда ИЕ встречался со мной индивидуально, а с Купрейчиком, Дыдышко, Мочаловым, Шерешевским и Юферовым в другие дни.

К слову, с издателем “The Chess Player” Тони Гиллэмом сложились хорошие неформальные отношения. Сам или совместно с ИЕ прокомментировал там 314 партий.

издатель “The Chess Player” Тони Гиллэм

Однажды я попросил Юру Балашова получить у него за меня 50 фунтов. Его жена Лена Шмидке вручила мне взамен гульдены, которые были выведены из обращения. Только спустя 15 лет Боря Гельфанд сумел заменить их в центральном банке Нидерландов.  Взамен гонораров Тони присылал шахматную литературу, а если что-то оставалось, то и подобранные мной по каталогам альбомы по живописи. Однажды по своей инициативе он, увидев на большой распродаже громадный том «Импрессионизм» выслал его, не дожидаясь заказа.

Мой заочный друг предложил издательству «Pitman» выпустить мою книгу по Модерн Бенони еще в начале 70-х, они прислали запрос в ВААП (Всесоюзное агентство по охране авторских прав, монополист по изданию книг советских авторов за рубежом). Их консультант – гроссмейстер Котов предпочел предложить другого автора. Аналогичные ситуации возникали еще много раз.

На 5-й Мемориал Сокольского я пригласил опять Валеру Жидкова, а также героя 40-го ч-та СССР Мишу Мухина, и одного из будущих секундантов Гарика Женю Владимирова и Сашу Бангиева. В эти же сроки в Ленинграде проходил 42-й ч-т страны, где ужасно сыграл Купрейчик.

К этому времени с постоянными жалобами на глаза я попал к главному офтальмологу Минска, поставившему мне страшный диагноз – опухоль мозга. (К счастью, ошибочный.) Пришлось добиваться энцефалограммы на единственном в республики аппарате. Я рассказал об этом ИЕ, он посочувствовал, заодно попросил не претендовать на первую доску. Учитель не хотел лишних проблем, хотя за пару месяцев до нашего разговора Витя набрал только 3,5 из 15 в чемпионате СССР. Чтобы подсластить пилюлю, он добавил, что если мне врачи запретят играть, то возьмёт вторым тренером. Я поделился ситуацией со здоровьем с моим приятелем в то время Серёжей Юферовым.

В преддверии Спартакиады народов СССР 1975 г. в Риге Болеславский договорился с Латвийским клубом о проведении учебно-тренировочного сбора для нашей команды на Рижском взморье. Взамен ИЕ, занимаясь с нами, ещё читал лекции хозяевам. Я подробно описывал дальнейшие события, ограничусь только самым важным. Во время сбора Нина Гавриловна умудрилась огорошить Серёжу ближайшим приездом дочки Тани “к нему”. Сказать, что он был напуган, мало – одним словом, она “из Савла сделала Павла”. Он знал, как Купрейчик тяготился ведущей ролью Болеславского в белорусских шахматах, и они написали совместное заявление в ШВСМ, отказываясь заниматься у ИЕ. Попутно возражали против моей кандидатуры в качестве второго тренера.

Тем временем я принял участие в чемпионате ВЦСПС. Охотно и в дальнейшем принимал в них участие, особенно, когда их организовывал Яков Герасимович Рохлин, очень колоритная фигура советских шахмат.

Яков Герасимович Рохлин

Именно он придумал изречение якобы Ленина: «Шахматы – гимнастика ума», существенно помогавшее в советской действительности. Его дореволюционное прошлое в гимназии очень помогала при общении с власть имущими. В одном из таких турниров нам даже давали талоны на такси! Ни на чемпионатах страны, ни при заграничных выездах такого сервиса я не видел. Игралось достаточно легко, никуда не надо было отбираться. Два раза я завоёвывал серебряные медали, однажды ещё – бронзовую.

Чемпионат ВЦСПС, Ярославль 79 

Победители играют с «беленьким» и «черненьким» Козловами.

По итогам чемпионата была сформирована команда для поездки в Варшаву на матчи. Хозяева были удивлены моим появлением на 2 доске, ожидая в качестве лидера. В их команде я увидел Витковского, уже потерявшего свою должность. Стефан извинился за молчание, ибо не мог написать правду, ведь должен был поддерживать хорошие отношения с Москвой. Конечно, он подтвердил отсутствие моих документов а конгрессе, даже, по его словам, сам спрашивал о них.

С.Витковский (в светлом костюме) наблюдает за партией А.Капенгут – З.Дода. Варшава 75г.

Ян Адамский пожаловался мне на конфликт годичной давности на турнире в Люблине. С его описанием можно познакомиться на Youtube (“Tal Resigns, and then his Wife WINS the Game!”)

Эту же историю повторяют много сайтов.

«На турнире в Польше в 1974 году Таль играл белыми с Адамским. Оба соперника попали в цейтнот. Флаг Адамского упал, но Таль к этому моменту потерял фигуру и сдался. Однако тут жена Таля сказала: «Черные не сделали 40 ходов». Арбитр вмешался и присудил победу Талю, поскольку флаг упал до того, как он сдался. Адамский подал протест, но он был отклонен. Таль выиграл турнир».

Когда я стал Мишиным секундантом, Геля с гордостью рассказала, как она отстояла очко (при отрыве от второго призёра на 3 очка!). Я думаю, что её “медвежья услуга” нанесла удар по репутации, которую экс-чемпион мира ценил, пожалуй, побольше других коллег: “Так Талю в Польше в 1974-м году простили, что он сдался в партии против Адамского, и позволили выиграть…”. (В. Корчной “Шахматы без пощады”).

Чемпионат БССР 1975 года проходил в Гомеле по швейцарской системе. С результатом 7 очков из 9 первое место занял чемпион Ленинграда 1966 года бывший мастер Евгений Рубан, в 1964 году  в чемпионате Белоруссии с прекрасным результатом 12 из 15, пропустивший вперед только Болеславского.

Он также принимал участие в матчах с ГДР, регулярно посещал занятия сборной на квартире у гроссмейстера. Однако на заседании федерации Вересов настойчиво призывал к признанию чемпионом следующего участника. Я пытался аргументировать, что человек отсидел свое по статье за мужеложство, а за поступок, несовместимый со званием мастера, Рубана лишили его. Но начинал турнир он полноправным участником и признание участником вне конкурса противозаконно. ГН практически согласился с моими доводами, но повторял, какой ущерб шахматам принесет чемпион-пидарас! В итоге большинство с ним согласилось. Кстати, кто-то в печати заявил, что председатель федерации несет ответственность за ее решения. Этот человек незнаком с уставом, согласно которому у председателя такой же голос, как и у остальных.

Капенгут – Рубан ч-т БССР Минск 1974

Спартакиада Народов СССР состоялась в июле в столице Латвии. Рига для меня была хорошо знакомым городом, в котором я провел несколько лет, но на этот раз гостиница была на другом берегу Даугавы, да и напряжённый регламент не позволял вылазки в центр, хотя играли мы в Мюнстерской избе – одном из красивейших зданий старой Риги со времен Ганзейского союза.

Мне удалось выиграть первую партию Спартакиады у Марика Рудерфера в излюбленном варианте системы Паульсена в 21 ход, получив за нее приз. Ещё одна награда досталась за самую красивую партию с жертвой ферзя против Олега Павленко.

Однако, несмотря на 1-е место на 2-й доске во втором финале, я проиграл Корчному и Полугаевскому, невольно подтвердив свои мысли об отсутствии максимальной концентрации, потерянной после отказа послать документы на ММ в ФИДЕ и усугублённой новыми обстоятельствами, о которых я подробно рассказал в главе о Болеславском.

Сенсационная победа России над москвичами 8,5-0,5 предопределила результат главного финала. Забавно, что смета главного турнира года ставила запасных, в интересах команд более сильных, чем 7-я доска, в неравное положение к другим участникам. В нашей сборной обижен был Шерешевский. Пришлось запасному ленинградской команды Тайманову дать телеграмму председателю Спорткомитета СССР, чтобы восстановить справедливость.

Основательно помолодевшая команда не имела шансов выйти в первый финал в конкуренции с Россией и Ленинградом, но во втором не должна была уступать узбекам. Неудачно выступили лидеры Купрейчик и Головей – по 2,5 из 9, зато блестяще сыграла Таня Костина – 8 из 9. Вскоре она вышла замуж за чемпиона мира среди юниоров 1975 года Валеру Чехова и переехала в Москву.

Для меня итоги турнира имели неожиданные последствия. В облсовете ДСО «Спартак» шахматы захотели выжить из методического кабинета и не нашли ничего умнее, чем, обвинив в провале на Спартакиаде Народов СССР, снизить мне нагрузку, аргументируя ответственностью общества за этот вид спорта. При первом же разговоре с председателем миноблсовета в ответ на его: «…он не должен объяснять свои действия», мне пришлось стать в позу и произнести: «Как руководитель советского учреждения, он обязан аргументировать свои решения». Пришлось прибегнуть к помощи Е.Г. Зотковой, которая подчеркнула, что плановые задания определялись до жеребьевки, но группа с Россией и Ленинградом не оставляла нам шансы на успех, и Спорткомитет БССР претензий не имеет, к тому же я лично не только занял 1-е место на 2-й доске во втором финале, но и получил два специальных приза. Не помогло. Пришлось обращаться к председателю Белсовета В.И. Борсуку. Гроза подчиненных, он несколько робел перед моей интеллигентностью и удавалось в его кабинете решать наши вопросы поразительно легко. Он рассвирепел, вызвал своего зама и приказал немедленно вернуть мне зарплату. Оказалось, я в роли лакмусовой бумаги попал в эпицентр кабинетной борьбы покровителей обоих, которая продолжалась несколько месяцев. В конце концов Владимир Игнатьевич победил, и бывший председатель Миноблсовета Г.Х. Миннуллин стал простым инструктором учебно-спортивного отдела Белсовета. Хотя мы с ним никогда не возвращались к этому эпизоду, а может, именно поэтому, отношения стали со знаком плюс. Благодаря этой «войне», в Миноблсовете ДСО «Спартак» я «пробил» вторую ставку и пригласил на работу своего друга сильного КМС Наума Кагана, переехавшего из Борисова, неоднократного участника мемориалов и чемпионатов БССР. Это разгрузило меня от текущих турниров с нормой КМС и для спартаковского актива я стал ограничиваться лекциями. Все же из методического кабинета нас вытурили и пришлось на личных контактах договариваться с ДЮСШ ГорОНО, чтобы проводить наши турниры по вечерам в их помещении.

Шефская помощь в порядке компенсации.

В очередном YI мемориале Сокольского опять согласился играть чемпион СССР 1971 года Володя Савон, сумевший отреваншироваться за предыдущее выступление и выиграть турнир. Также я пригласил своих друзей на Всемирным студенческим Олимпиадам Мишу Подгайца  и Эдика Бухмана, а также Аршака Петросяна, которого в 1973 году тренировал на отборочном к ч-ту мира среди юниоров, и его нового тренера Олега Дементьева.

Партии с Купрейчиком всегда были чем-то особенным, но эта далеко не безошибочная встреча стоит особняком. В ней, как в волшебном зеркале, можно преломить многие наши поединки.

Альберт Капенгут – Виктор Купрейчик

Французская защита C03

6-й Мемориал Сокольского, Минск 01.1976

1.e4 e6. Наши партии, как правило, носили принципиальный характер, и значительно чаще, чем обычно, я избирал французскую защиту, чтобы минимизировать свой контроль над творческой фантазией соперника.

2.d4 d5 3.Nd2 Be7.

В то время история варианта только начиналась. В Белоруссии полезный выжидательный ход быстро приобрёл популярность. Поскольку его практика измеряется тысячами партий, я ссылаюсь только на свои – за оба цвета.

4.Bd3.

I. 4.e5?! (неточность, сразу оправдывающая выжидательный ход чёрных, которые при других продолжениях должны это ещё спровоцировать) 4…c5 5.c3 cxd4 6.cxd4 Qb6 7.Ndf3 Bd7 8.Ne2 Bb5 (8…h5) 9.Nc3 (9.a4!?) 9…Bxf1 10.Kxf1 Nc6 11.g3 h5 12.h3 Nh6 13.Kg2 Nf5 14.Ne2 Kd7 15.a3 Rag8 16.Qd3 g5 17.g4 Nh6 18.Nh2 hxg4 19.hxg4 f5 20.exf6 Bxf6⩱ М. Пршибыл – Капенгут, Брно 1991.

II. 4.Ngf3 Nf6 5.e5 Nfd7 6.c3.

6…c5 7.Bd3 Nc6

a) Стандартную ошибку сделал В. Цешковский – 8.Qe2?! cxd4 9.cxd4, допустив 9…Nb4 10.0–0 (10.Bb1? b6∓) 10…Nxd3 11.Qxd3 b6 12.Re1 a5 13.Nf1 Ba6 14.Qe3 Qc7 15.Bd2 Qc2 16.b3 Ba3?! (16…0–0⩱) 17.Bc1 Be7 18.Bd2 Ba3 19.Bc1 Be7 20.Bd2, ничья, Цешковский – Капенгут, Ашхабад 1978;

b) 8.0–0 Qb6 (8…g5!) 9.dxc5!? Nxc5 10.Bc2 10…Qc7 (10…g5!?) 11.Re1 b6 12.Nb3 a5 (12…Ba6?! 13.Nbd4 Rc8 14.Nxc6 Qxc6 15.Nd4 Qd7 16.Qg4± Рашковский – Капенгут, Спартакиада народов СССР, Москва 1963) 13.Nbd4 Ba6 14.a4 (14.Nxc6 Qxc6 15.Nd4 Qd7 16.Qg4±) 14…Nxd4 15.Nxd4 h5 16.h3 Nd7 17.Qf3 Bc5 18.Nb5 Bxb5 19.axb5 Rc8 20.Qg3 g6 21.Ra4± Толонен – Капенгут, Ярославль 1979.

III. 4.c3.

a) 4…Nc6 5.Ngf3 Nf6 6.Bd3 b6?! 7.Qa4! 0–0?! (7…Bd7 8.Qc2 dxe4 9.Nxe4⩲) 8.Qxc6 Bd7 9.Qb7 a5 10.Ne5 (10.e5!? Ne8 11.Be2 Rb8 12.Qa6 b5 13.a4 Ra8 14.axb5!! Rxa6 15.bxa6 a4 16.b4) 10…Rb8 11.Qa6 Ra8 12.Nxd7 Rxa6 13.Nxf6+ gxf6 14.Bxa6 dxe4 15.Nxe4+– Мих. Цейтлин – Капенгут, Ярославль 1979;

b) 4…dxe4 5.Nxe4 Nd7 6.Nf3 Ngf6 7.Bd3 0–0 8.Neg5!? c5 (8…h6 9.h4) 9.Qc2 h6 10.h4!? cxd4 11.cxd4 e5 12.Bc4 (12.Be3 Qa5+ 13.Kf1 exd4 14.Bxd4 b6 Капенгут – Марьясин, Минск 1982 15.Bh7+ Kh8 16.Kg1 Bb7 17.Bf5 Bxf3 18.Bxd7 Be4 19.Nxe4 Nxd7 20.Qc6! Ne5 21.Qc7 Qb4 22.Bxe5 Qxe4 23.Qxe7 Rfe8 24.Bxg7+±) 12…e4? (12…exd4∞) 13.Nxe4 Nxe4?! (13…Nb6 14.Bb3 Bb4+ 15.Nc3 Bg4=) 14.Qxe4 Nf6 15.Qd3 Bb4+ 16.Kf1⩲ b5 17.Bb3 Bb7.

18.Bxh6! Ne4 (18…Be4? 19.Qxb5+–; 18…Bxf3 19.Qg6 Ne8 20.gxf3 Qxd4 21.Rg1 Rc8 22.Qf5±) 19.Qxb5 Rb8 20.Qh5 (20.Be3+–) 20…Qf6 (20…gxh6 21.Qg6+ Kh8 22.Qxh6+ Kg8 23.Ng5! Nf6 24.Qg6+ Kh8 25.Bxf7 Be4 26.Nxe4 Rxf7 27.Qxf7 Nxe4 28.Qh5+ и Qg4+–) 21.Be3+– Капенгут – Бегун, Минск 1982.

4…c5.

4…Nc6.

a) 5.c3 dxe4 6.Bxe4! Nf6 7.Bf3 0–0 (7…Nd5!? с идеей е5) 8.Nc4 Nd5 (8…Bd6!) Ne2 b6 (9…b5!? 10.Ne3 Na5 11.0–0 c6 12.b3 Qb6 13.g3 Rd8 14.Nxd5 exd5 15.Nf4=; 9…Nb6!? 10.Qd3 Nxc4 11.Qxc4 Bd6 12.0–0 Qh4 13.g3 Ne5!=) 10.0–0 Bb7 11.Re1 b5 12.Ne3 Na5 13.Nxd5 Bxd5 14.Bxd5 exd5, ничья, Розенталис – Капенгут, Даугавпилс 1983;

b) 5.Ngf3 Nb4.

b1) 6.Bb5+ Bd7 7.Be2 Ba4 8.b3 dxe4 9.Nxe4 Bc6 10.Neg5 Bf6 (10…Nd5!? 11.Bd2 Bxg5 12.Bxg5 Ngf6 13.Bd2 Ne4 14.Ne5 Ndc3 15.Bxc3 Nxc3 16.Qd3 Nxe2 17.Kxe2 Qd6=) 11.c3 Bxf3 12.Nxf3 Nd5 13.Qd2 Nge7 14.Ba3 Ng6 (14…a5) 15.0–0 (15.g3!?) 15…Be7 (Капенгут – Марьясин, чемпионат БССР, Гомель 1978) 16.Bb2±;

b2) 6.Be2 dxe4 7.Nxe4 Nf6 8.Nxf6+ Bxf6 9.0–0⩲ 0–0 10.c3 Nd5 11.Bd3 Qe7 (11…Bd7 12.Qe2 c5 13.dxc5 Qc7 14.Ng5 Bxg5 15.Bxg5 Qxc5 16.Qe4 f5 17.Qe5 Qc7 18.Rfe1 Qxe5 19.Rxe5 h6 20.Bd2 Rac8 21.Rd1 Rfd8 22.Bc2 Nb4 23.cxb4 Rxc2 24.Bc3 Rc8 25.g4 Ba4!= Бегун – Капенгут, Минск 1983).

5.dxc5 Bxc5. 5…Nf6 6.e5 Nfd7 7.Qg4 Nxe5 (7…0–0 8.Nb3 Nxe5 9.Bxh7+!? Kxh7 10.Qh5+ Kg8 11.Qxe5 Na6∞) 8.Qxg7 Bf6 9.Qg3 Nbd7 10.Ne2 Nxc5 11.0–0 Bd7 12.Nf4 Ncxd3 13.cxd3 h5 14.Nb3 (14.Re1) 14…h4 15.Qe3 Ba4 16.Re1 Bxb3 (16…d4!?) 17.axb3 Nc6 18.Nxe6 fxe6 19.Qxe6+ Qe7 20.Bg5 Bxg5 21.Qg6+ Kd7 22.Qf5+ Капенгут –– Черепков, Минск 1983, и партнёры согласились на ничью.

6.Ngf3 Nf6 7.e5.

7…Ng4!? Новинка, неожиданная для меня. Даже спустя почти полвека в Mega Database 2023 есть только две партии третьеразрядных игроков. В случае 7…Nfd7 возникает широко известная позиция системы Тарраша с лишним темпом (Bf8-e7-c5) у белых.

8.0–0 Nc6 9.Qe2 f6. К неясной игре ведёт 9…Qc7 10.Nb3 Bb6 11.Bb5 0–0 12.Bxc6 bxc6 13.h3 Nh6 14.Bxh6 gxh6 15.a4 a5.

10.Nb3. Наиболее естественно 10.exf6 Nxf6 11.a3 0–0 12.b4 Nd4 13.Qe5 Nxf3+ 14.Nxf3 Bd6 15.Qe2±.

10…Bb6 11.exf6 Qxf6 12.c4!? Начало оригинального плана. Проще было сыграть по стандарту: 12.Bg5 Qf7 (12…Qxb2 13.Rab1 Qc3 14.Nfd4±) 13.h3 h6 14.Bd2 Nf6 15.Be3 0–0 16.Bxb6 axb6 17.Ne5⩲.

12…dxc4 13.Bxc4 0–0 14.Bg5 Qg6 15.Bh4. Неплохо и 15.Nbd2!?

15…Kh8 16.Bg3 e5.

17.Rad1? Ужасный ход, сделанный из общих соображений. «Благими намерениями вымощен путь в ад». Необходимо было 17.Rae1 (занимаясь основной слабостью чёрных – изолированной пешкой) 17…Bd7 18.Bd3 Qh5 19.Nbd2⩲.

17…e4! 18.Nh4 Qe8 19.Rd5? Продолжение порочного плана. Меньшим из зол было 19.h3□ Nf6 20.Bd6 g5 21.Nc5 gxh4 22.Bxf8 Qxf8 23.Nxe4 Bf5⩱.

19…Be6. Ещё сильнее 19…e3! 20.f3 Nge5 21.Bb5 Qe7 22.Bxc6 Nxc6 23.Rh5 Qf7 24.Rb5 Be6 25.Rxb6 axb6 26.Qxe3 Qf6–+.

20.Rg5? Три плохих хода ладьёй – достаточно, чтобы последовало наказание! Тяжелой остаётся позиция после 20.Rb5 e3 21.Bxe6 Qxe6 22.f4 Rad8 23.Kh1 Nf6 24.Nf3 Ne4 25.Ng5 Nxg5 26.Rxg5–+.

Эту позицию можно встретить в массе учебников по тактике, а некоторые авторы даже выдают возможный вариант за произошедшее в партии.

Эффектным ударом 20…Bxc4! 21.Qxc4 Ne3! чёрные могли выиграть: 22.Qc3 (22.fxe3 Bxe3+ 23.Kh1 Rxf1+ 24.Qxf1 Bxg5–+) 22…Qe7 23.Rh5 Qf7–+, и обе ладьи остаются под боем.

20…Ne3?! Витя допустил перестановку, считая, что так ещё проще.

Я сидел за доской, не поднимаясь, около 40 минут. Участники Мемориала, посмотрев разок на позицию, уже не обращали внимание на столик, больше смотрели на меня, зная о принципиальном характере наших поединков, кто с сочувствием, а кто и со злорадством. Но всем казалось, что я бессмысленно сижу в нокдауне. Только Олег Дементьев, переведя взгляд с меня на позицию и назад, увидел напряжённую работу мысли. Постоял ещё немного, но должен был идти делать ход. Я потом забыл его спросить, досчитал ли он весь вариант. Во всяком случае Витя, ничего не подозревая, ходил победителем. Однако я хорошо знал своего соперника, одна из характерных особенностей которого – широчайший разброс тактических трюков на протяжении всей партии. Но тут вступает диалектика, своего рода принцип Гейзенберга в шахматах: при ширине охвата страдает глубина расчёта, всё надо тщательно проверять. Конечно, такая работа чрезвычайно трудоёмка, но «овчинка стоит выделки». Счёт наших встреч «+6» говорит сам за себя!

Это фото, подаренное Купрейчику, могло напомнить ему предыдущую за несколько месяцев встречу, но здесь он также просмотрел эффектный удар, а затем растерялся в тактических осложнениях.

При подготовке книги к печати я решил показать здесь ещё один пример, где я посчитал дальше:


После 13.h4 позиция выглядит угрожающей, но можно сыграть 13…Qc7 14.f4 Ne7 с приемлемой игрой. Я нашёл очередную дыру в Витиных фантазиях.

13…Nxh4!? 14.Qg4 Ng6 15.Bxg6 fxg6.

16.Rxh7!? (безусловно, надо проверять 16.Qxg6+!? hxg6 17.Rxh8+ Kf7 18.Rxd8 Rxd8=) 16…Bxf2+! Вот почему я принял жертву пешки.

17.Ke2 (17.Kxf2? 0–0+! 18.Bf4 Kxh7 19.Rh1+ Kg8 20.Kg3 g5!?∓) 17…Rxh7 18.Qxg6+ Kf8 19.Qxh7 Qh4 20.Qxh4 Bxh4= Купрейчик – Капенгут, Минск 1978.

Кстати, композитор В. Прыгунов даже составил этюд (1990), используя эту идею.

1.e7+ Kf7 2.e8Q+ Kxe8 3.f7+ Kf8 4.Be7+ Kxe7 5.f8Q+ Kxf8 6.0–0+ с выигрышем.

В итоге на 20…Ne3 последовало, как «гром среди ясного неба»:

21.Bxe6! Nxf1 22.Ng6+! hxg6 23.Qxe4 Nxg3 24.hxg3 Bxf2+ 25.Kh2.

Неожиданно роли переменились. Как играть чёрным? Как спасаться от мата? Растерянный Купрейчик сыграл не лучшим образом.

25…Rf7?! Можно отдать ферзя в попытке построить обороноспособную крепость: 25…Qxe6 26.Qxe6 Rf6 27.Qe2 Raf8, но, скорее, речь идёт о технических трудностях.

Большую часть моих раздумий я пытался досчитать до конца 25…Rf4!? 26.gxf4 Nd8. Здесь у белых выбор между 27.Bd5 Qxe4 28.Bxe4 Ne6 29.Rg4 g5 30.fxg5 g6 31.Bxb7± и 27.Rxg6 Nxe6 28.Qxe6 (28.Rxe6?? Qh5#), например: 28…Rd8 (28…Rc8 29.Qh3+ Kg8 30.Rg5 Rc2 31.Qd3+–) 29.f5 (29.g4 b5 30.f5 Bb6⩲) 29…Qg8 30.g4 Qxe6 31.Rxe6 Bh4 32.Nc5 Bf6 33.Re2±.

После слабого ответа белые выигрывают ферзя.

26.Qxg6 Nd8 27.Bxf7 Qxf7 28.Rh5+ Kg8 29.Qh7+ Kf8 30.Rf5 Ke7. Ещё хуже 30…Bb6 31.Qh8+ Ke7 32.Rxf7+ Kxf7 33.a4+–.

31.Qh4+! Надо не забывать, что белый король ещё в матовой клетке, поэтому они не торопятся забирать ферзя!

31.Rxf7+ Nxf7 32.Qe4+ Kd6 33.Qf4+ Ne5 с угрозой Rh8.

31…g5!? Очередная ловушка: 31…Kd7? 32.Qxd8+!+–.

Плохо 31…Qf6? 32.Rxf6 gxf6 33.Qe4+ Kf7 34.Qh7+ Ke6 35.g4 (грозит Qf5+) 35…Bb6 36.Qf5+ Ke7 37.Nc5 Bxc5 38.Qxc5+ Kd7 39.Qc3 Ke6 40.Qc7+–, и чёрные никак не могут наладить координацию оставшихся фигур.

32.Qb4+ Ke8 33.Rxf7 Nxf7 34.Nd2. Перевод коня в центр доски оптимизирует координацию с ферзём. Легко выиграно и после 34.Nc5 Bxc5 35.Qxb7! Rd8 36.Qb5+ Rd7 37.Qxc5+–.

34…Rd8 35.Ne4 Bd4 36.Qxb7!? Точнее 36.g4!

36…g4.

Витя собрался и изыскивает хоть какие-то угрозы белому королю.

37.b4?! Застарелая болезнь легкомысленных ходов в выигранных позициях. Сильнее 37.Nc5! Rd6 38.Qe4+ Ne5 39.Ne6! Rxe6 (39…Bxb2? 40.Ng7+ Kf7 41.Qb7++–) 40.Qxd4 Re7 41.Qd5+–.

37…Kf8 38.Nc5 Rd6 39.Qb8+ Ke7?! Надо было переходить в коневой эндшпиль без двух пешек: 39…Kg7!? 40.Qxd6 Nxd6 41.Ne6+±.

40.Qxa7+ Ke8 (40…Kf6 41.a4 Rd5 42.Qb6+ Rd6 43.Qc7 Kg7 44.Qxd6+–) 41.Qa8+ Ke7 42.Qe4+ Ne5 43.Qf4 Nf7 44.Nb3!+– Bb6 (44…Rh6+ 45.Qxh6 Nxh6 46.Nxd4 Kd6 47.a4+–) 45.Nc5 Rh6+ 46.Kg1 Rg6 47.Qe4+ Kf6 48.Kf1 Kg7. Черные сдались.

Между прочим, хороший учебный пример для рейтинга около 2000. Ребята легко находят комбинацию. Следует вопрос: «Имеет ли значение перестановка ходов?»

К слову, незадолго до своего бегства, Виктор Львович готовился к Гастингсу в спортлагере “Стайки” под Минском с Витей Купрейчиком. Памятуя, что ему урезали стипендию после первого матча с Карповым, я организовал в двух шагах от моего дома двойное выступление (около 100 руб. при его месячной стипендии в 170 руб.), попросив вместо двух сеансов выступить пооткровеннее. Корчного понесло, и он произвёл скорее негативное впечатление на априори своих поклонников. Один из них не выдержал и спросил, как можно так отзываться о Тале. “Злодей” попытался смягчить впечатление, но тут же произнёс: “У меня с ним счёт 5:5 – пять выиграл, остальные -ничьи. Я его насквозь вижу, он не успеет подумать, а я уже знаю о чём”. Любопытно, что в этот отрезок времени счёт был уже значительно больший, но ленинградец использовал талевскую же формулу из интервью сразу после первого матча с Ботвинником.

Продолжение следует

Купить книгу Теоретик, игрок, тренер в России

в Беларуси

Для Европы и Израиля связаться в Риге с книжным магазином Intelektuāla grāmata

Об авторе и вышедшей книге с 3.40 до 7.30 мин.

Опубликовано 08.01.2024, 13:05

Обновлено 12.01.2023, 11:13

Другие материалы автора:

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

Альберт Капенгут. История одного приза

Альберт Капенгут. Глазами секунданта

 

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

От ред. belisrael

В продолжение опубликованных ранее материалов автора из готовящейся к выходу книги, предлагается несколько переделанная глава о Болеславском, в которой много белорусской специфики.

Фото автора – капитана команды Беларуси на Олимпиаде в Москве 1994 года в тренировочной форме с национальной бчб символикой, ныне признанной “экстремистской” 

Фото Болеславский на турнире претендентов 1950

Болеславский Исаак Ефремович (1919—1977) международный гроссмейстер. заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР. 

«Для меня идеалом в шахматах всегда был стиль Болеславского. У кого еще из современных шахматистов так хорошо воедино слиты стратегия, тактика, логика и фантазия?». Под этими словами Светозара Глигорича, наверное, подписались бы многие крупные шахматисты.

В “64” за 1981г. №19 стр. 13-15 я написал: “И все-таки вряд ли ошибусь, если скажу. что вклад Болеславского в шахматы как теоретика еще более весом, чем его практические достижения”. На это Давид Бронштейн попенял мне в частном разговоре, что я не прав, ибо он был блестящий игрок, который был вынужден отказаться от больших нагрузок, как я знаю, по состоянию здоровья. Только поэтому своё гигантское дарование мой учитель посвятил развитию дебютной теории. Оценки ИЕ стали чуть ли не «священным писанием» для целого поколения шахматистов, а лучшей наградой для дотошных теоретиков было признание «Опроверг вариант самого Болеславского».

Человек другой генерации, Саша Белявский в своих мемуарах “Бескомпромиссные Шахматы” Москва 2004 стр. 28 написал: “Болеславский любил анализировать дебютную часть партии много больше, чем практически играть. Его анализы отличались добротностью, а книги по теории дебютов содержали множество оригинальных идей, оспаривающих выводы практики. Из общения с Болеславским я почерпнул методы работы над дебютами”.

Мне выпал счастливый жребий много лет работать с этим обаятельным человеком;  попытаюсь рассказать, каким его знал я. На молодых шахматистов, впервые увидевших минского гроссмейстера на Всесоюзных соревнованиях 60—70х годов, не производил сильного впечатления невысокий, полный, рано полысевший, молчаливый человек, который не расставался с видавшей виды старенькой тюбетейкой.  Как-то одна западная газета окрестила ее «ермолкой, похожей на среднеазиатский наряд». На людях все эмоции ограничивались восклицаниями: «Плохо дело!» да «Горе, горе!». Короткие реплики “пустое!» казалось, говорили о флегматичности, но Болеславского выдавали мятущиеся пальцы рук, по-пасторски сложенных на животе. Немногословие бессменного тренера сборной СССР вошло в историю, но все дискуссии заканчивались, когда он изрекал вердикт. Впрочем, аналогичная ситуация сопутствовало заседаниям республиканской Федерации.

Внешней замкнутостью, пассивностью Исаак Ефремович пытался скрыть легко ранимую натуру. При этом он тонко разбирался в людях, давал меткие оценки, хотя непрактичность его порой была поразительна. Среди близких Болеславский становился совсем другим, иногда даже язвительным. Случалось, он слегка подтрунивал над интеллигентнейшим Сокольским. Кочевал даже анекдот о нём, часами молча гуляющим во время турнира претендентов в Будапеште со своим тренером. В конце концов тот не выдержал: «Чудесная погода, Исаак Ефремович», и в ответ услышал: «Ну. и болтун же вы, Алексей Павлович!».

Большие друзья. они вместе переехали в начале 50-х годов в Минск, жили в одном доме. Сокольский был очень близок с Болеславским. Помню, с какой болью АП рассказывал мне, как ИЕ откликнулся на просьбу старого друга Дэвика Бронштейна, переданную через Вайнштейна, позволить ему догнать Болеславского в турнире претендентов 1950 г., где АП был секундантом своего соседа.

Встреча Болеславского и Бронштейна, 1950 г

Гена Сосонко в книге «Давид Седьмой» стр.40 писал: «Исаак Ефремович Болеславский в доверительной беседе с земляком и любимым учеником Альбертом Капенгутом рассказывал, что немного партий этого матча действительно игралось…». Пользуюсь возможностью сказать, что ИЕ никогда мне этого не говорил, а весьма вольная трансформация моих слов, сказанных в доверительной беседе «не для печати», не делает чести автору.

Вернёмся к старинному другу героя. К слову, они и обращались друг к другу – ИЕ и АП. Однажды в поздравительной открытке Сокольский написал: «Вы примите, о ИЕ, поздравления мае», и Болеславский долго посмеивался над приятелем, который продал грамматику ради рифмы. АП был, пожалуй, излишне сентиментален, и ИЕ часто подтрунивал над ним. Последним выступлением Болеславского был турнир памяти Алексея Павловича Сокольского (Минск, 1970 г)

Однако надо не забывать, что их переезд в Минск в начале 50-х по приглашению первого секретаря ЦК КПБ Н.Патоличева вызывал недовольство тех, кому они могли мешать. Адриан Михальчишин писал: «В начале 50-х белорусы переживали шахматный бум благодаря «старому партизану» Гавриилу Вересову – он перевел в Минск Болеславского, Суэтина и Сокольского!» Насколько я знаю, это заслуга известного журналиста Я. Каменецкого, более того, я был свидетелем нескольких стычек Вересова с Болеславским и Суэтиным, несколько раз он жаловался на них в ЦК КПБ.

Одним из недовольных был директор шахматного клуба А. Рокитницкий. Он всячески препятствовал учреждению в Спорткомитете БССР должности инструктора по шахматам, подчеркивая, что выполняет эти функции на общественных началах. Однако делал это заслуженный тренер БССР по шашкам на свой лад.

В 1964 г. на конференции Федерации шахмат ее председатель Шагалович в своем докладе привел вопиющие факты. Наибольшее впечатление на меня тогда произвело выступление Болеславского. В этот момент он был сам на себя не похож, метался по сцене как раненый зверь. Он рассказывал о содержании документов, которые я воочию увидел позже, работая в архиве клуба над материалами по истории шахмат в Белоруссии.

Читаю письмо 1956 г. из Федерации шахмат СССР председателю Спорткомитета БССР: «В связи с учреждением Спорткомитетом СССР звания «Заслуженный тренер СССР» просим представить ходатайство о присвоении этого титула Болеславскому и Сокольскому». Резолюция председателя комитета Коноплина: «т. Рокитницкому – подготовить». Далее читаю «подготовленный» ответ: «Мы отказываемся ходатайствовать… ибо не знаем, что они сделали для страны (! – АК), но в республике они не подготовили ни одного разрядника». В итоге бессменный тренер сборной СССР Болеславский получил это звание лишь в 1964 г. по ходатайству сборной страны, а Сокольский – в 1965 г. за 3-е место на Спартакиаде Народов СССР 1963 г. А впервые белорусские любители познакомились с прославленным гроссмейстером на чемпионате города вскоре после его переезда. Трудно представить победителя недавнего турнира претендентов в одном состязании с перворазрядниками. Не уклонялся Исаак Ефремович и от участия в чемпионатах Белоруссии. В одном из них еще зеленым юнцом я ощутил на себе силу игры выдающегося шахматиста (смотри партию №1)

Под влиянием личности Исаака Ефремовича выросло не одно поколение белорусских мастеров. Но разве можно ограничивать его влияние только шахматами! Он блестяще знал художественную литературу (филолог по образованию) и сыпал цитатами в самых неожиданных ситуациях. Болеславский великолепно знал поэзию, особенно любил Caшv Черного. Как-то в Тбилиси на чемпионате СССР среди женщин 1974 года Исаак Ефремович читал наизусть своим ученицам Тамаре Головей и Татьяне Костиной поэмы Лермонтова. На сборах он любил играть в составление из букв длинного слова других покороче. В стандартном режиме после всех участников зачитывал свой оставшийся список, превосходящий всё услышанное от других. Как-то во время очередной прогулки в лесу Шагалович с изумлением слушал, как мы с ИЕ горланили песни Галича и Кима. Вспоминая своё детство, он признавался в любви к украинским песням. Очень часто ездил в город своей молодости Днепропетровск. Как-то я его развеселил, спросив: “Что, Туров – это псевдоним Баранова?” Насмеявшись над аналогией, он объяснил, что это – другой сотрудник редакции.

Поскольку после демобилизации в 1966 г. я восстановился в БПИ со второго семестра, то был относительно свободен и согласился поехать тренером Головей и Арчаковой на финал женского чемпионата СССР в Киев. Хотя я и раньше много помогал Тамаре советами, но тут я увидел специфику во всем блеске. Девочки расположились в таблице через одного, поэтому через день предстояла подготовка к той же партнерше тем же цветом. Относились к этому очень ответственно, годами вместе слушали Болеславского, и, естественно, в тетрадках были одни и те же варианты. Безусловно, они знали это наизусть, но все равно повторяли. Однажды, увидев старую запись, я попытался показать, что есть более сильное нововведение, но был с негодованием отвергнут, ведь это рекомендовал сам ИЕ! По приезде я спросил у него. Наш общий тренер объяснил:” Я думал, что это продолжение им легче понять”.

Новый 1967 год я встречал у Болеславских. После триумфа Петросяна в 1963 г Армения встречала чемпиона мира и его секунданта “на ура”. Не меньше месяца они ездили “по городам и весям”, а наиболее рьяные болельщики забрасывали их посылками каждый год. Накануне праздника из очередной извлекли трехзвездочный коньяк и любимое варенье Тиграна из грецких орехов. Были только Сокольские.

Играли в буриме. Каждый за столом придумывал две строчки, но следующему показывал только последнюю. В тот раз АП сочинил: «И губы милой целовал», на что ИЕ в своей манере пригвоздил друга: «Но тут наехал самосвал». Потом зачитывали и все долго хохотали. .

Большая часть его заграничных поездок в 60-х связана с работой тренером сборной СССР. Конечно, авторитет Болеславского у тех, кто входил в шахматную элиту, был непоколебим. Миша Таль рассказывал, как на Олимпиаде в Варне в 1962 г. команда что-то анализировала в комнате у ИЕ. Чтобы разрядиться, Боря Спасский произнёс со смаком первую строчку фривольного четверостишья, которую охотно подхватил Керес. Когда мой тренер услышал последнюю матёрную строчку, он всех вытолкал взашей из номера. Трудно представить кого-то ещё, кому можно было так поступить с элитой. Редкий матч на первенство мира обходился без его участия.

Холмов, Кобленц, Гипслис, Таль, Болеславский. Ч-т СССР, Рига-58

Болеславский помогал Давиду Бронштейну, Василию Смыслову, Тиграну Петросяну, Борису Спасскому. Лишь во время матчей с участием Таля он брал «тайм-аут», объясняя Кобленцу, что рижанин вызывает тёплые чувства, но ему нужен не тренер, а нянька, хотя тот искренне относился к минчанину с большим пиететом. Достаточно прочитать воспоминания Миши об их отложенной с чемпионата СССР 1957 г.: “Болеславский долго думал перед тем, как записать ход, а затем, как это часто бывает, мы после партии начали разбирать ее по горячим следам. Человек удивительной доброты, достаточно щепетильный, Исаак Ефремович показал, какой записал “закрытый” ход. Он из этого большого секрета вроде бы не делал. Ход, который (по его словам) был записан, довольно естественный и относительно быстро приводил к упрощениям и к позиции, где наиболее вероятна ничья. До доигрывания было несколько дней, и, когда мы с Кобленцем сели анализировать отложенную позицию, первым делом он ткнул в это напрашивающееся продолжение. Мы бегло посмотрели: вроде бы ничья. И тут вдруг Кобленцу пришел в голову очень неочевидный, неожиданный “секретный” ход соперника. Я убеждал, что Болеславский не похож на человека, который запишет один ход, а будет показывать другой… Кобленц настаивал, мы просидели за анализом этого хода несколько часов, но убедительного ответа не нашли. Я пришел на доигрывание, вскрыли конверт, и я увидел ход, который показал ранее Болеславский. Однако его последствия мы ведь и не проанализировали…”

В 1962 г. участникам турнира претендентов на Кюрасао предложили выбор – послать с каждым тренера или жену. Естественно, выбор был очевиден, а тренером на всех послали ИЕ с запретом готовить Тиграна против остальных советских гроссмейстеров. Со смехом мой тренер пересказывал разговор Корчного с Геллером, когда ленинградцу стал понятен тройной сговор: “У кого же ты будешь выигрывать?” – “У тебя”.

Отработав успешно матчи 1963 и 66 гг., он надеялся, что новый чемпион мира при распределении международных выступлений не забудет своего тренера, но тот мог обеспечить, например, Бевервийк Игорю Платонову за победу над Геллером в 1969 г., а не человеку, столько сделавшего для него. Последний турнир за рубежом Болеславский сыграл в 1963 году, когда ему было только 44 года, да в 1965 г.  подменил в последний момент основного участника на чемпионате Европы.

После первого матча со Спасским была выпущена книга с комментариями секундантов, но поверхностные примечания Бондаревского трудно сравнивать с обстоятельным “разбором полётов” ИЕ. Весной 1968 г. Петросян “вспомнил” о предстоящем в следующем году матче на первенство мира. ИЕ иногда жаловался, что тот совершенно не занимается. Болеславский считал, что матч 1966 г. Спасский проиграл из-за ошибочного выбора дебютной стратегии и понимал, что больше это не повторится. Зная эту семейку, пытался подсунуть вместо себя Суэтина, который мечтал о квартире в Москве, однако Тигран предпочел иметь обоих, а у ИЕ не хватило стойкости отказываться.

Надо сказать, что Болеславский был крайне ортодоксален в вопросах морали. Однажды в 1968 г. Корчной, дал “Шахматной Москве” №18 очень интересное интервью, но, когда я попытался заговорить об этом с ИЕ, тот, не вступая в дискуссию, дал ему уничтожающую характеристику:” Похотлив, как обезьяна”. Я был шокирован, ведь это совершенно из другой оперы. Злые языки нашептали, что во время сбора на подмосковной даче Петросян и Суэтин, решив расслабиться, пригласили девушек. Взбешенный Болеславский позвонил Роне Яковлевне. Та тут же приехала и навела порядок, но это не осталось для ИЕ бесследным.

Болеславский, Рона Петросян

На следующий год, оказавшись в Москве к концу матча, я встретился с ИЕ вскоре после начала 19-й партии и вместе пошли в зал. По дороге я спросил, какой сегодня будет дебют. Слегка поколебавшись, он назвал испанскую. Увидев на демонстрационной доске сицилианскую, Болеславский, наглухо замкнувшись, уединился в уголок, ему было не до меня.  Петросян, проиграл эту встречу, ставшую решающей, а ИЕ, позвонившему в квартиру чемпиона мира, где он жил во время матча, выкинули на площадку чемодан с вещами. Когда в Минске он мне это рассказывал, его колотило. Потом, в течение нескольких лет, Тигран пытался восстановить отношения, но на этот раз учитель был непреклонен.

В 1971 году ИЕ впервые согласился поехать моим тренером на 39-й чемпионат СССР. Молодежи свойственно не обращать на это внимание, поехал с тобой тренер и хорошо. А то, что он при этом доплачивает из своего кармана, не говоря уже о пропадающих побочных заработках (сеансы, статьи, занятия помимо основной работы и т.д.) мало кто замечает. При работе на Кавказские республики организаторы старались компенсировать расходы оформлением тренерской нагрузки, но для Белоруссии это было не реально. Безусловно, я ценил стремление Болеславского мне помочь и его решение поехать много значило. Неожиданно после 3-х туров я стал лидером при звёздном составе, однако в этот момент мой тренер преподнёс неприятный сюрприз, отказавшись от дебютной подготовки к Полугаевскому.

После разрыва с Петросяном Болеславский недолго оставался свободным – его пригласил на сбор Лёва. Из общения с ИЕ я пришёл к выводу, что он ориентируется на долгосрочное сотрудничество с ним. Однако тут сработал фактор различного подхода к совместной работе. После сбора выдающийся теоретик опубликовал статью по системе Авербаха староиндийской защиты, куда включил кое-что из совместных анализов. Полугаевский был в ярости, но ничего ему не сказал, а ИЕ был уверен в дальнейших контактах. К слову, не скажу, что нравилось, когда тренер опровергает мои разработки в печати, но я осознавал, что ему надо кормить семью. Чтобы писать на высоком уровне, надо опережать практику, а тут генератор идей под боком.

Я уже в какой-то публикации высказывался на эту тему, приводя наиболее известные примеры докатившихся до печати разборок – Карпов и Белявский или Каспаров – Гельфанд. Мое субъективное мнение о ситуациях, не оговоренных заранее – если спарринг-партнер оплачивается (конечно, речь идет не о командировочных расходах), то работодатель – собственник анализов. В противном случае, итоги совместной работы принадлежат обоим.

Увидев мою реакцию, ИЕ подсластил пилюлю, пообещав анализировать отложенную, если она будет хуже. В системе Мароци возник эндшпиль по 3 пешки на королевском фланге и по две на ферзевом, однако мои слон и конь противостояли паре слонов соперника. В какой-то момент я спросил Лёву, играет ли он на выигрыш? “Конечно!“ Я растерялся, и тут же сделал сомнительный ход, ослабляющий пешки, а за несколько ходов до контроля упустил четкую ничью, указанную Ваганяном.

В обзоре тура М.М. Юдович писал: “Партия отложена в слоновом эндшпиле при равном количестве пешек. Все же Капенгуту предстоит преодолеть ряд технических затруднений”. ИЕ немного подвигал бесперспективную позицию и уговаривал меня не тратить силы и сдаться, что я и сделал. Через несколько дней он комментировал эту партию в турнирный бюллетень и ужасно разволновался, установив, что вариант, которым аргументировал сдачу, не проходит. Пришлось его успокаивать, что я это нашел, но позицию уже нельзя спасти.

В 1972 году по инициативе Геллера Болеславский был приглашен на предматчевый сбор Спасского в Сочи. Кстати, на этот сбор ИЕ попросил у меня рукопись еще не опубликованной статьи по Анти-Бенони. Спустя полгода в разговоре с Н. Крогиусом выяснилось, что они не смотрели нужный материал по причине… плохой печати! Потом ИЕ рассказывал, что Ефиму Петровичу хотелось во что бы то ни стало опровергнуть систему Найдорфа с 6.Bg5, и они истратили на это уйму времени.

Чемпиону мира настолько понравилась энциклопедическая эрудиция ИЕ, что он настоял в ЦК на поездке Болеславского в Рейкьявик, о чем мало кто знает. Исаак Ефремович жил там с туристами отдельно от Спасского как корреспондент “Шахматного бюллетеня”, но, когда Р. Фишер начал выигрывать партию за партией, он наряду с Геллером стал играть ведущую роль при подготовке. Болеславскому приходилось буквально дневать и ночевать в резиденции чемпиона, ибо Фишер начал бегать из дебюта в дебют, и только знания ИЕ позволяли 10-му чемпиону мира поддерживать определенный уровень.

Проиграв матч, Спасский совершенно неожиданно для Болеславского дал ему приличную сумму, однако Исаак Ефремович стеснялся показать окружающим, что у него есть деньги, и лишь в последний момент решился и купил в аэропорту пересадки очень дорогой радиоприемник, чтобы слушать “вражеские голоса”. Вы бы видели его разочарование, когда я объяснил бесполезность покупки, ибо там не было коротких волн!

На мой взгляд, Е. Геллер и И. Болеславский являлись теоретиками-гигантами, определявшими лицо времени, но их отношение к публикациям было полярно противоположно. Одессит работал на себя и в глубине его анализов, к сожалению, я убедился на нашей партии.  Мой учитель, охотно делившийся знаниями, не случайно 14 лет был тренером сборной страны, постоянно выигрывающей золото на Олимпиадах. А вообще-то, на мой взгляд, Болеславский был на голову сильнее всех остальных публичных теоретиков того времени, и его рекомендации воспринимались современниками как высший знак качества.

Геллер, 1971 г. Ленинград, 39 ч-т СССР

Благодаря феноменальной памяти его познания были энциклопедическими. Как-то Исаак Ефремович рассказывал, как в молодости с Бронштейном и Константинопольским они развлекались, по очереди расставляя на доске позиции из различных партий. Оппоненты же должны были вспомнить, что это за поединок. Конечно, при нынешнем потоке информации эта забава была бы не под силу даже прославленным эрудитам.

Болеславский – Фурман – Бронштейн

Перед несостоявшимся матчем Карпова с Фишером в 1975 г. по заказу С. Фурмана ИЕ сделал широкий обзор современного состояния теории. После преждевременной кончины Болеславского в 1977 г., перед матчем в Багио, Семен Абрамович предложил мне сделать работу учителя, но я не обладал его энциклопедическими знаниями, и мы договорились о свободном поиске. Когда я сдал эту работу, меня тут же попросили сделать следующую.

Письмо Фурмана

Трудно найти современный дебют, в теорию которого Болеславский не внес бы весомый вклад. Особенно его радовало, когда домашняя заготовка срабатывала у питомцев. Он высказывал удивительно много свежих дебютных идей и щедро делился со всеми, не ограничиваясь лишь своими подопечными и учениками. Тренер самого высокого ранга, он заботился и о белорусских резервах, находил время ездить на Всесоюзные юношеские соревнования и это, естественно, приносило плоды.

Один из его учеников, Заслуженный тренер БССР Михаил Шерешевский в книге «Моя методика» пишет: «Это был суперкласс! Гроссмейстер мирового масштаба, тренер сборной СССР и чемпионов мира. Все, кому посчастливилось в составе сборной Белоруссии с ним работать, могли почерпнуть для себя очень многое. Но системы не было! Мы занимались анализом дебютов и их связью с миттельшпилем, а также разбором сыгранных партий.

Конечно, понимание игры у И. Болеславского было колоссальным, умение анализировать уникальным, комбинационное зрение острым, но имеющий уши должен был сам услышать. Никто тебе ничего «не разжевывал» и в рот не клал».

Понятно, что «небожителя», спустившегося с шахматного Олимпа до уровня групповых занятий со сборной республики, мало интересовал пройденный путь до попадания в команду, а недочёты в знаниях лишь встречали недопонимание и лёгкое осуждение. Поэтому дискуссионно сравнение с  Мариком Дворецким, отработавшего методику совершенствования от кандидата в мастера до гроссмейстера.

Число находок Болеславсного можно измерить, пожалуй, четырехзначным числом. При таком изобилии он не любил конспирации, охотно печатал свои анализы, многое показывал на лекциях. Меня всегда поражала его уникальная дебютная интуиция – случалось, он не мог однозначно ответить, чем именно какой-нибудь ход плох или хорош, но его оценки подводили крайне редко. Были у нас и принципиальные споры. Он любил находить истину самостоятельно, я же предпочитал предварительно познакомиться с уже имеющейся информацией, как следствие его же тренерского подхода, когда ещё в 1959 г. на любой вопрос 14-летнего юнца сурово спрашивал, что на эту тему я уже читал. Естественно, приходилось готовиться к занятиям.

Мы часто по этому поводу пикировались с ИЕ, и мой основной аргумент был: “Мне бы Вашу голову!” Возможно, будь у остальных такой инструмент, его метод устроил бы каждого, но увы…

Как-то году в 1960-м на собрании сборной республики на квартире ИЕ участники помоложе столпились у столика, за которым сидели мэтры. Я, как самый молодой, видел доску лишь краешком глаза. Кто-то спросил мнение нашего лидера об одной идее в популярной тогда системе Раузера. Я тут же прокомментировал: «Этот ход впервые применил Гольденов». Когда я произнес его имя, Ройзман тут же заткнул мне рот, но я видел, что Исаак Ефремович сидит озабоченный. Спустя 5 минут он повернулся ко мне и кивнул: «Да».

В вопросах этики он был весьма щепетилен. что я почувствовал на себе. Тяжело разойдясь с Т. Петросяном в 1969 году, Болеславский был секундантом Л. Полугаевского на межзональном турнире. Я уже рассказывал о проблемах, возникших перед партией с Лёвой в финале XXXIX чемпионата СССР.

Когда я демобилизовался в 1966 г., он попросил меня редактировать первый том его рукописи для ГДР – популярная в будущем дебютная серия только началась. Я проверял его рекомендации и оценки, автоматически исправляя опечатки Нины Гавриловны., что, несомненно, помогло мне в дальнейшем совершенствовании. Спорные моменты вызывали дискуссии. Получив авторские экземпляры, один из них ИЕ подарил мне с пожеланием не только изучить, но и развивать дальше. Надеюсь, несколько систем, названных моим именем, подтверждают, что я выполнил пожелание мэтра. В мою первую книгу “ Индийская защита” я включил посвящение “Памяти учителя И.Е. Болеславского”. Мои ученики Гельфанд, Смирин, Шульман продолжили развивать теорию шахмат, публикуя свои книги..

Другие титулованные звезды нанимали “негров” – мастеров на своих условиях, лишь где-то в предисловии благодарили реальных авторов за помощь. Эту же систему потом применили и югославы в 80-90-х годах при издании всех энциклопедий и монографий. Тайманов как-то предлагал это и мне, но я хотел, чтобы имя светилось. Даже после переезда в США Джин предлагал анонимно готовить его дебютные видеокурсы, но и здесь я отказался, хотя, возможно, сделал ошибку, не учитывая специфику жизни шахматистов в Америке.

В отличие от других, ИЕ писал сам, но жесткие сроки не позволяли ему писать на том же уровне, как статьи в журналы, и, вынуждено, его критерии качества снизились. Последние 10 лет жизни ИЕ интенсивно работал над этой серией. Приходилось пересматривать многие общепринятые оценки, разрабатывать новые продолжения. Заменяя общеизвестные варианты, базирующиеся на практике, на свои рекомендации, мой тренер рисковал – ведь в случае их опровержения читатель не имел альтернативы. Хотя и редко, но это случалось. Чтобы осветить какую-то проблему при лимитированном объёме приходилось допускать перестановки ходов, далеко не всегда сильнейшие. За первым изданием появились последующие. Исаак Ефремович много работал над книгами, и до поздней ночи можно было видеть огонек в его окне. Между прочим, это лишний довод против тех, кто объяснял ранний отход от практики «леностью» Болеславского. Конечно, он должен был выдерживать график и опускаться до популяризации, что наложило заметный отпечаток и на другие публикации.

Мы много времени проводили за совместным анализом, поэтому в монографиях текст некоторых вариантов был продолжением дискуссии со мной: там, где я находил какие-то идеи, он старался их опровергнуть. Естественно, это било по моему репертуару. Обладая феноменальной памятью, Исаак Ефремович не хотел тратить время на обработку шахматной литературы, как это приходилось делать мне. Однако лавина информации резко возрастала, и надо было найти способы обуздать ее. В конце концов, он вынужден был придумать свою систему. Под каждый том отводился блокнот для телефонного справочника, где на странице сверху писалась “шапка” варианта и, по мере поступления свежей периодики, указывался краткий адрес ссылки типа “ШБ-73/10-28”.

По несколько раз в неделю я бывал у ИЕ, однако, когда маленького сынишку не на кого было оставить, он приходил ко мне. О его тренерском подходе хорошо говорит один эпизод.

Во время 40-го чемпионата СССР я обратил внимание на партию Васюков – Разуваев в системе Россолимо, где Юра применил новинку на 7-м ходу. После тура я немного посмотрел, разбираясь в идее жертвы отравленной пешки. К моему удивлению, во время тренировочного матча Белоруссия – Эстония Вейнгольд прельстился материалом. После тура я заметил Саше, что я уже напечатал анализ с ключевым 13-м ходом. Он уверял, что просмотрел все опубликованные материалы по варианту. Редкий случай, когда оба правы – дома я нашёл это в своей статье… по Английскому началу! Сейчас система носит моё имя.

Я решил обыграть парадокс и прокомментировал в “Шахматы в СССР” за 1975 г. №6 стр. 11-12. ИЕ просмотрел журнал и поинтересовался возможностью белых получить приемлемую позицию в миттельшпиле. Пришлось признаться в неточности и, как следствие, подачи эффектной идеи в комментариях, обходя острые углы. Можно представить, какие слова мне пришлось выслушать!

К слову, Болеславский не раз констатировал, как часто мне приходилось выигрывать партию дважды из-за потери концентрации в подавляющих позициях. В своё время нам понравился детский фильм “Айболит-66”. Две цитаты оттуда мне часто приходилось слышать в свой адрес: “Нормальные герои всегда идут в обход” и “И мы с пути кривого ни разу не свернём, и, если надо, снова пойдём кривым путём”.

Время окончания нашей работы было стабильным – 8 часов вечера, когда учитель, иногда в моей компании, пытался слушать “вражеские голоса”.

Когда я рассказал Болеславскому о “ Докторе Живаго”, он признался, что встречался с лидером Народно-трудового Союза Е. Романовым на турнире претендентов в Цюрихе в 1953 г., его настоящая фамилия Островский, и, оказывается, он был тренером ИЕ на матч-турнире за звание абсолютного чемпиона СССР. Впоследствии я читал об этом в книге Евгения Романова «В борьбе за Россию» Москва, 1999. Кстати, тогда же мой тренер рассказал о своей встрече с чемпионом СССР 1927 г. Федором Богатырчуком в Амстердаме в 1954 г., а Сергею Воронкову, описавшему свою большую работу, чтобы установить этот факт, достаточно было спросить у меня.

Как-то, разоткровенничавшись, он рассказал о событиях, предшествовавших матч-турниру 1948г. Перед первенством СССР 1947 г., Дмитрий Васильевич Постников, в то время зам. председателя Спорткомитета, как написал Д. Кряквин, “настоящий вершитель шахматных судеб в послевоенном СССР”, а впоследствии председатель Федерации страны, объявил участникам о планируемой просьбе к ФИДЕ включить в матч-турнир двух победителей этого и следующего чемпионатов. Ими стали победитель турниров Керес и Болеславский, дважды финишировавший вторым. Но уже убили Михоэлса и на фоне борьбы с космополитизмом включили Смыслова.

Керес-Болеславский

Уже подготовив рукопись к печати, я наткнулся на старое (2016) интервью Д. Гордона с А. Белявским, где Саша рассказывает, как М. Ботвинника не включили в команду СССР на Олимпиаду в Хельсинки в 1952 году. Я и раньше где-то читал эту версию, скорее всего, рассказанную самим «патриархом». Однако, в “64” №1 за 2003 год был напечатан протокол собрания, где принималось решение не заявлять чемпиона мира на первую доску. (Кстати, при голосовании Болеславский был единственным воздержавшимся.). В свою очередь, ИЕ рассказывал мне своё видение, где акценты расставлены по-другому.

Наиболее полно отразил ситуацию С. Воронков в статье  «КОНЕЦ ЭПОХИ» от 28 ноября 2017.  Однако он не упомянул, а возможно, и не знал, что триггером послужила ситуация со сборной СССР по …футболу на летних олимпийских играх 1952 года в той же Финляндии. Проигрывая 1:5 за полчаса до конца игры команде Югославии (в то время её главой был злейший враг Сталина Иосиф Броз Тито), советская сборная сумела отыграться, но повторный матч проиграла.

«Говорят, что по прибытии в Москву футболисты и тренеры сборной СССР долго не выходили из вагона, опасаясь, что их арестуют прямо на перроне – за проигрыш принципиальному политическому противнику. Но время шло, а люди из ГБ не появлялись, и спустя час все разъехались по домам. Однако история на этом не закончилась. Через месяц спортивное руководство страны приняло решение о расформировании являвшегося базовым клубом сборной ЦДСА. Формулировка? «За провал команды на Олимпийских играх и серьёзный ущерб, нанесенный престижу советского спорта».

Шахматистами, да и начальством, в этой ситуации владел страх! К слову, одним из тренеров нашей команды был А. Сокольский.

Любопытно мой учитель рассказывал про Олимпиаду в Тель-Авиве 1964 г. Их сопровождал майор КГБ со смешной фамилией Приставка, однако не слишком им докучавший. Лучшим книжным магазином города слыл “Болеславский”. Так он назывался ещё долгие годы после смерти дяди ИЕ. На приеме у бессменного премьера Бен-Гуриона убеждённый коммунист Ботвинник вёл с хозяином дискуссию о социалистических принципах кибуцев, а на вопрос, что запомнили шахматисты-евреи на иврите, отличился Лёня Штейн, озвучивший какое-то ругательство. Увидев улицу, названную в честь известного сиониста Жаботинского, он удивился: “Как они уважают наших спортсменов!”. Штангист-однофамилец несколько месяцев ранее выиграл Олимпийские игры.

Было ещё немало забавных ситуаций, рассказанных в соответствующем настроении. Вот одна из них. В 1954 году сборная СССР гастролировала по Южной Америке. Заканчивая выступления в Уругвае, часть команды уже сидела в автобусе, но Петросяна никак не хотели отпускать его соотечественники из большой армянской колонии, одаривавшие его всевозможными сувенирами. Сопровождающий чекист положил на сиденье кофточку для жены, приобретённую на крохи от суточных, и вышел поторопить с отправкой. Одессит решил разыграть друга и перекинул упомянутое скромное приобретение на место Тиграна, наконец вернувшегося в автобус и слегка удивившегося пакетику. “Это тебе армяне передали.” прокомментировал Геллер, и тот спокойно положил это в чемодан.

В конце апреля 1967 г. команда республики играла традиционный матч с ГДР в Берлине по схеме двух четверок. Руководителем делегации был зав. сектором спорта ЦК КПБ Павел Владимирович Пиляк. Незадолго до поездки ИЕ узнал, что 3 месяца назад с него сняли стипендию за снижение спортивных показателей. Непонятно, почему бессменный старший тренер сборной СССР на семи Олимпиадах был оформлен как играющий гроссмейстер, но это не самое “левое” решение на московской кухне. Одно распределение международных поездок чего стоило! ИЕ очень болезненно переживал лишение средств к существованию. Надо отдать должное нашему куратору, он быстро осознал место Болеславского в шахматной жизни республики и вскоре после возвращения открыл под него позицию в Школе Высшего Спортивного Мастерства.

Учебно-тренировочный сбор к Спартакиаде 1967 г. проходил в только что открывшемся мотеле “Интуриста” на 17-м километре Брестского шоссе. Удобное автобусное сообщение из центра в 2 шагах от квартиры, городские телефоны выглядели соблазнительно для ИЕ. Во время нашего первого сбора Болеславский любил следить за нашей игрой в волейбол, иногда гулял по лесу, а Нина Гавриловна носила за ним раскладной стульчик. Потом он не раз выбирался туда просто погулять. Охотно ездил на сборы в открывшийся в 1974 г.  олимпийский центр в Раубичах, где было раздолье для прогулок по биатлонным дорожкам.

После фиаско в ГДР Вересова сдвинули на пятую доску, спустя месяц незаметно поменяли с Ройзманом. Затем повторилась ситуация 1963 г. Уже в поезде, ИЕ, стесняясь смотреть мне в глаза, объяснил мнение ЦК КПБ и попросил уступить ГН. Получив желаемое, но чувствуя себя неуверенно, наш ветеран тут же предложил иметь в команде сильного запасного, например, его, чем взбесил Болеславского.

В финале Вересов опять проиграл все партии, особенно трагично в решающем матче за пятое место с Грузией. В очередном цейтноте, помня об ответственности перед командой, он предложил ничью мастеру Ломая, но когда тот отказался, не выдержал и возмутился:” Мальчишка, как Вы смеете отказываться от ничьи, когда Вам предлагает международный мастер”. Обалдевший Теймураз тут же сделал ход, подставляя фигуру. ГН схватил ее, но затем дал очень плохой шах, уводя ладью, защищавшую от мата по первой горизонтали. После этого надо было давать вечный шах, и снова, как в ГДР, подсознательное нежелание ничьи привело к просрочке времени.

Задерганный Болеславский не мог на это смотреть. “Все, можете уезжать”. В прострации Вересов походил минут 10, потом подошел к ИЕ и грубо оскорбил его. Тот вначале собирался по возвращении подать в суд, потом подостыл и ничего не предпринимал. Его друг Давид Бронштейн в своей книге “The Sorcerer-‘s Apprentice 1998”, написанной в соавторстве с Томом Фюрстенбергом, подчеркнул: “You ought to know that Veresov was very anti-Semitic. He lived in Minsk and was a real enemy of Isaac Boleslavsky”.

Летом 1968 г. Болеславского пригласили тренером студенческой сборной на очередной Олимпиаде. В команде играли два его ученика. На Клязьминском водохранилище мы в основном отдыхали, хотя с нами был лучший тренер страны. Там мне довелось получать для него письма до востребования от близкой подруги довоенных лет. Он рассказывал историю его женитьбы в эвакуации и добавлял, что у Нины Гавриловны золотые руки, но голова… Однако стоически нёс свой крест и главным приоритетом для него был достойный жизненный уровень семьи, оставляя за кадром свою персону.

Пресс-центр 1 лиги, Минск, 1976 г. Нина Гавриловна Болеславская печатает обзор руководителя пресс-центра Капенгута. Сидит демонстратор Валерий Смирнов

Для него неприятным сюрпризом стала ситуация перед доигрыванием последнего тура полуфинала, когда по всем параметрам мы не попадали в главный финал (подробнее в главе о малых олимпиадах). ИЕ, зная в первую очередь от меня об уверенных победах, жалел, что связался, но, к счастью, всё обошлось. Встряска не прошла бесследно для Болеславского, написавшего гневную статью в “Шахматы в СССР” №10 за 1968 г. стр.18 -22., причем сотрудники редакции мне говорили, что кое-где им пришлось сглаживать эмоции.

Гуляя по окрестностям, мы натолкнулись на вишнёвые деревья на косогоре. Я забрался и стал лакомиться, соблазняя ИЕ, но, когда он стал карабкаться, я быстренько сделал кадр. Однако мне не повезло – порвалась перфорация и плёнка была испорчена. На обратном пути в Вене я знал один магазинчик, где наша сборная успешно отоварила свои гроши. ИЕ был в столице Австрии 5 раз, но выводить по карте пришлось мне. Когда мой тренер увидел, что он не мог торговаться как я, попросил купить кое-что и для его семьи.

В 1968 г. на командном первенстве страны среди обществ мы жили в гостинице “Рига” напротив оперного театра. Недалеко был шахматный клуб, а рядом – популярное в то время кафе “Луна”. Как старожил, я сводил ИЕ и Тамару Головей, выступавших за “Спартак”, в это заведение. На обратном пути я спросил своего тренера, как ему там понравилось, и с изумлением услышал в ответ: ”Вы знаете, Алик, для меня это слишком дорого”.

Немного помог маэстро. Став директором Латвийского объединенного шахматного клуба и отказавшись от государственного финансирования, Кобленц организовал выпуск шахматной литературы, которая при огромных тиражах оставалась дефицитом, но поскольку в Советском Союзе  по идеологическим соображениям книги невозможно было печатать не централизованно, то пришлось ограничиться ротапринтами тиражом в 2 000 экз. Вскоре Болеславский стал в этой серии основным автором, публикуя на русском языке очередные переработанные главы, написанные для ГДР.

Даже после серийного выхода трех монографий с последующими переизданиями, его финансовые возможности были ограничены. Некоторые мастера в Минске соглашались давать сеанс только вместе с лекцией, получая через лекционное бюро шахматного клуба около 20 руб. ИЕ соглашался ехать в парк Челюскинцев за 10 руб.

В начале 70-х мы много работали над комментированием партий, вначале только в Информатор, потом и что-то в “Chess Player”, с которым я начал контактировать с 1972 г. Помимо белорусских турниров, я привозил избранные поединки с соревнований, где играл. Часть из них Болеславский отбирал для работы. Дома я находил соответствующие ссылки на предшественников, и только после этого начинался совместный анализ, который потом я оформлял и отсылал.

Как-то ИЕ предложил написать статью по шевенингену. Я тут же вспомнил свою первую теоретическую статью по проблемам этой системы, которая была напечатана в “Шахматном бюллетене”, 1967 г. №3, стр. 68-70. Однако возникающий миттельшпиль трудно объяснить доступным языком, ибо к одной и той же позиции можно прийти самыми разными порядками ходов, и в то же время в каждом из них возможны совершенно самостоятельные продолжения, и её понимание базируется на нюансах перестановок ходов. Я начал, как обычно, подбирать материал, но потом учитель отказался от нашей затеи и объяснил: “Вы знаете, Алик, я подумал и решил, что не надо нивелировать разницу в классе”. Кстати, в воспоминаниях о работе с Талем я рассказываю о нашей попытке покорить этот Монблан перед межзональным.

Перед полуфиналом очередного первенства страны во Львове 1973 г. я принял предложение двоюродного брата провести сбор в Нальчике. Член-корреспондент АМН Габрилович поигрывал в шахматы, выполнил КМС и долгие годы возглавлял Кабардино-Балкарскую федерацию. Брат боготворил Болеславского и поселил нас у себя дома. Как-то гуляя по городу, зашли в ресторан и мне захотелось цыплят табака, но цена стояла за 100 г. На мои настойчивые расспросы о возможной стоимости, официант стойко держался – “сколько завесит”. Получилось приемлемо, но почему-то на ИЕ этот мини диалог произвёл большое впечатление, и в разных ситуациях он напоминал мне – “сколько завесит”.

К 1974 г. сложилась ситуация, когда ИЕ встречался со мной индивидуально, как  правило для совместного комментирования, а с Купрейчиком, Дыдышко, Мочаловым, Шерешевским и Юферовым в другие дни. К этому времени его дочь Таня неудачно побывала замужем в Одессе и вернулась. Однажды смущённый ИЕ попросил помочь организовать для неё не шахматный контакт с моим приятелем в то время Серёжей Юферовым. Я не мог ему отказать – к концу совместного занятия, как бы случайно, дочка зашла в кабинет и, слово за слово, пригласила нас в свою комнату посидеть поболтать за бутылкой сухого.

ИЕ терпеть не мог ходить по кабинетам, но всюду его встречали с огромным уважением. Например, ИЕ со смехом рассказывал мне про заседание штаба по подготовке республики к Спартакиаде Народов СССР 1975 г., который возглавлял первый заместитель председателя Совета Министров БССР Владимир Фёдорович Мицкевич. Когда все расселись, Заслуженный тренер СССР Генрих Матвеевич Бокун, который тогда возглавлял спорт, спросил у ВФ: ”С кого начнем?”, не сомневаясь в выборе фехтования, как коронного для Белоруссии олимпийского вида спорта, и был шокирован ответом: “О чем речь, когда здесь сам Болеславский”.

В преддверии Спартакиады Народов СССР 1975 г. в Риге, Болеславский договорился с Латвийским клубом о проведении учебно-тренировочного сбора для нашей команды на Рижском взморье. Взамен ИЕ, занимаясь с нами, ещё читал лекции хозяевам. К этому времени с постоянными жалобами на глаза я попал к главному офтальмологу Минска, поставившему мне страшный диагноз – опухоль мозга. (к счастью, ошибочный). Пришлось добиваться энцефалограммы на единственном в республики аппарате. Я рассказал об этом ИЕ, он посочувствовал, заодно попросил не претендовать на первую доску. Учитель не хотел лишних проблем, хотя за пару месяцев до нашего разговора Витя набрал 3.5 из 15 в чемпионате СССР. Чтобы подсластить пилюлю, он добавил, если мне запретят играть, то возьмёт вторым тренером. Я поделился ситуацией со здоровьем с Юферовым.

Во время сбора Нина Гавриловна умудрилась огорошить Серёжу ближайшим приездом Тани “к нему”. Сказать, что он был напуган, мало – одним словом, она “из Савла сделала Павла”. Он знал, как Купрейчик тяготился ведущей ролью Болеславского в белорусских шахматах, и они написали совместное заявление в ШВСМ, отказываясь заниматься у ИЕ. Попутно возражали против моей кандидатуры в качестве второго тренера.

ИЕ ужасно перепугался. Ещё свежи были в памяти три месяца без зарплаты и унижение от Петросяна. Хотя нашего лидера заверили, что на его зарплате заявление учащихся не отразится, тем не менее, морально он был готов к капитуляции.

Слухи о возникшей ситуации распространились быстро и через пару месяцев на Спартакиаде я получил несколько деловых предложений. Сначала Алик Рошаль предложил на великолепных условиях переехать в Ташкент, затем директор Ленинградского клуба Наум Антонович Ходоров и, автономно, будущий руководитель советских шахмат Бах предложили стать местным гос. тренером. Алик, поднаторевший в составлении обменных цепочек, детально объяснил мне, как трансформировать выделяемую 2-х комнатную квартиру вкупе с минской в более приличное жильё. Я решил поинтересоваться мнением чемпиона мира, ещё выступавшего за Ленинград. Он ответил, что это не его инициатива, но знает об этом, а на вопрос, что будет представлять эта работа, составление подборок для него или беготня по кабинетам со сметами, ответил, что не знает, но, несомненно, будет такого человека использовать.

Естественно, я тут же поделился с Болеславским, на что тот, пряча глаза, посоветовал: “ Конечно, Алик, Вам надо переезжать”. Он предельно чётко дал понять, что защищать меня не будет, а ситуация через несколько дней на собрании команды вылилось в нашу короткую стычку, для большинства совершенно непонятную. До нелепой кончины спустя полтора года у меня так и не повернулся язык сказать, что триггером была его просьба, хотя, если бы её и не было, может быть позже, подвернулось бы что-то другое.

В феврале 1977 г. ИЕ вышел из дома за рыбой для кота, поскользнулся и упал на Ленинском проспекте, сломав ногу. Проходившая мимо призёр одного из женских чемпионатов республики вызвала скорую, доставившую его в леч. комиссию. Так называлось в Минске 4-е управление Минздрава. Был карантин на грипп. Забытый врачами, «незаметный пациент» просился домой. Перед выпиской врач его даже не осмотрела, а тромб уже начал своё черное дело. Через 15 мин. после появления в своей квартире он скончался.

Фото Болеславского с похорон

В это время я играл в чемпионате ВЦСПС в Вильнюсе и снова, как 11 лет назад, меня вызвали в Минск. Когда появился в знакомой квартире, был ошарашен первой же фразой Тани: “Ты представляешь, у него на книжке только 3 тысячи!”. На похоронах мне даже не дали слова. Нелепейшая смерть этого милого. обаятельного человека была для всех тяжелым ударом, но по-настоящему начинаешь постигать утрату через годы.

В интервью для “The Chess Gerald” за 1994 г.№4 стр. 59-64, я говорил: «В какой-то момент сотрудничества с Болеславским я задумался: вроде бы этим я обязан себе, этим – тоже, а что же я взял у него? И уже позднее понял, что на мне неизгладимая печать его отношения к любимому делу, его шахматного мировоззрения».

Опубликовано 04.11.2021  20:59

***

Еще материалы автора:

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.1)

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.2, начало)

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.2, окончание)

БЕСЕДА С ДАВИДОМ НАВАРОЙ (1)

Cегодняшний гость belisrael.info – 35-летний чешский гроссмейстер Давид Навара, уже многие годы входящий в мировую шахматную элиту. По нашей просьбе Давид охотно согласился поговорить на самые разные темы.

– Давид, расскажи, в каком окружении рос, когда и от кого узнал о шахматах?

– Мой отец Мирко – профессор математики, мать Лиа – детский зубной врач. Насколько мне известно, они ни разу не меняли профессии. В начале 1990-х мы были нормальной семьей «среднего класса». По сравнению с Западной Европой тогда вся Чехия была бедной, и родителям было непросто оплачивать мои поездки на юношеские чемпионаты мира. К счастью, тренеры и Чешская шахматная федерация пошли нам навстречу. Со временем дела улучшились, причем у нашей семьи больше, чем у других.

Семья не шахматная. О шахматах я узнал в шесть лет из книжки, которую мне показала бабушка, чтобы мне не было скучно. До того я уже прочитал множество детских книжек. Родители меня потом записали в клуб и в кружок, стали со мной ездить на турниры, вся семья собирала шахматные рубрики из газет.

Кто были твои первые тренеры, как проходили занятия?

– С тренерами мне очень повезло. Моим первым тренером в детcком кружке был господин Зденек Мюллер, приятный человек пенсионного возраста. Он не был таким уж сильным игроком, а преподавал замечательно. Нас тогда в кружке было восемь, но один из нас стал гроссмейстером, а два – международными мастерами.

Давид Навара во время подписания книги легендарным гроссмейстером
Людеком Пахманом (автор фото – национальный мастер Бржетислав Модр)

Потом у меня было еще много тренеров, среди которых самые известные – гм Людек Пахман, мм Йозеф Пршибыл и особенно гм Властимил Янса (перечисляю в хронологическом порядке). С гроссмейстером Пахманом я занимался недолго, поскольку он жил и в Германии, и в Чехии. Он был очень доброжелателен. Я многому научился из его книжек. Международный мастер Йозеф Пршибыл сделал для моего шахматного роста очень много, под его руководством я быстро (по тогдашним меркам) прошёл путь от кандидата в мастера до международного мастера. Он со мной много поработал над классикой и над эндшпилем. А с гроссмейстером Янсой мы по сей день сотрудничаем, хоть и с перерывом в несколько лет. Он – великолепный теоретик и стратег, у него в дебюте много оригинальных идей.

– Кстати, в Союзе популярной была книга В. Горта и В. Янсы «Вместе с гроссмейстерами» (вышла в переводе на русский в 1976 г.)… Когда появились первые успехи, после которых ты сказал себе, что будешь профессиональным шахматистом? Возможно, это были юношеские чемпионаты мира?

– Быть может, действительно стоит упомянуть бронзовую медаль из чемпионата мира до 12 лет в 1997 году и серебряную из ЧМ до 14 лет в 1998 году. В 1999-м я откровенно провалился, а в 2000 году выступил успешно в старших возрастных категориях. В последний раз в юношеском ЧМ до 20 лет участвовал в 2001 году, а потом уже нет. Мне не хотелось тратить деньги и время, когда можно было сыграть в более сильных турнирах при лучших условиях. Вряд ли можно сравнивать мою тогдашнюю игру с игрой нынешних молодых профессионалов, но я играл довольно хорошо.

А стать профессиональным шахматистом я решил постепенно. Переломного момента не было, я просто всегда очень любил шахматы.

Можно вспомнить ряд замечательных чешских шахматистов прошлого, начиная с Рихарда Рети, Саломона Флора и заканчивая эмигрировавшими в Германию после Пражской весны 1968 г. Людека Пахмана, Любомира Кавалека, а затем и Властимила Горта. В 21-м веке появились ребята твоего поколения. Кто тебе наиболее близок из названных мною?

– Я в детстве прочитал очень хорошую книгу о Рихарде Рети авторства шахматного историка Яна Календовского. Гроссмейстер Пахман недолгое время тренировал меня, поэтому он мне очень близок. У меня хорошие отношения и с гроссмейстерами Гортом и Кавалеком, особенно с Кавалеком (кстати, он из Западной Германии вскоре переехал в США, где живет по сей день).

Помимо занятий шахматами, что отнимает массу времени, ты получил высшее образование. Ради чего и где ты учился?

– Моя специальность – логика. Но я был лишь средним студентом (из числа тех, кто попали туда и удержались там) и за десять лет после магистерской степени успел забыть почти всё. Есть выражение: «образование – то, что остаётся, когда мы забудем всё, что выучили»… Мне хотелось ещё чем-то заниматься, расширить свой кругозор, да и получить степень магистра. Если бы я теперь стал искать другой источник заработка, она мне пригодилось бы.

Ты отлично говоришь и пишешь, на русском. Откуда это и какими ещё владеешь языками?

– Английским владею примерно так же, как русским. Я им дольше занимался, но выучить славянский язык для меня всё-таки легче. В средней школе (в которой у нас учатся 4 года) нам пришлось выбирать второй иностранный язык. Родители мне посоветовали немецкий, но там было слишком много желающих. Поэтому я добровольно выбрал русский, а некоторые другие – не так уж добровольно. Я тогда начал увлекаться иностранными языками, обнаружил у себя талант и успел самостоятельно многое выучить. С немецким и с испанским мне пришлось начинать самому, а языковые курсы в вузе пришлись очень кстати. Логиком я не стал, но свои знания языка заметно улучшил. Вот где чувствуется, что я провёл в различных учебных заведениях 19 лет!

Помимо этих четырёх языков еще отчасти владею польским, французским и украинским. Словацкий не в счёт, я ведь родился в Чехословакии!

Ты помнишь свою первую шахматную книгу? Интересно, она была чешского автора или переводнаявозможно, с русского? Ведь до распада Советского Союза в нем издавалось много шахматной литературы. Изучал ли ты творчество шахматистов прошлого?

– Да, помню. Она была отчасти переведена с немецкого, отчасти дополнена чешским автором. Его зовут Витезслав Хоушка (Houška), он – журналист и писатель. Он написал немало книг на различные темы, например, серию книг о первом чехословацком президенте Масарике. Мне повезло, что я успел познакомиться с Хоушкой лично до его внезапной кончины.

С русскоязычной шахматной литературой я знакомился сначала посредством своих тренеров, а самостоятельно – где-то с двадцати лет. В детстве я прочел множество чешских шахматных книг и журналов, а где-то с пятнадцати до двадцати пяти лет у меня времени было маловато, поскольку мне пришлось много заниматься…

Расскажи о тех, кто оказал наибольшее влияние на твою игру, стиль, и кто тебе сейчас помогает, с кем сотрудничаешь.

– Я не создавал себе кумиров, а пытался перенять у классиков их сильные стороны. Правда, на практике такое далеко не всегда получается. Понятно, что тренеры на меня сильно повлияли, особенно уже упомянутые гм Янса, мм Йозеф Пршибыл и гм Пахман. Но есть и множество других. Где-то с 2012 года дружим с Харикришной Пенталой, время от времени готовимся вместе. Он с женой вообще-то переехал в Прагу. Так получилось, что они снимают квартиру в доме, в котором есть квартира и у меня. (Я там, впрочем, пока не живу.) Значит, он универсальный сосед: и в рейтинг листе, и в доме. Хотя это ненадолго, они с женой собираются переехать. В последнее время мы очень редко тренировались вместе.

Еще у меня в Праге есть ученик, также с 2012 г., его зовут Тхай Дай Ван Нгуен. У него было много тренеров, и мы с ним занимаемся до сих пор, хоть и редко. За это время он успел стать гроссмейстером, победить в Чемпионате Европы до 18 лет, получить аттестат зрелости и выиграть у меня множество тренировочных партий, особенно в последнее время. Понятно, что я лишь немного поспособствовал его успехам (за исключением побед надо мной), но тем не менее, они меня радуют (также за исключением побед надо мной).

Когда ты почувствовал, что произошёл качественный скачок в твоей игре?

– Вверх или вниз? 🙂

– И тот, и другой…

– Где-то в 17 лет я усилился, а в 20 у меня был очень успешный период, длившийся с августа 2005 до августа 2006 гг. К сожалению, потом последовали скачки вниз. Но в районе тридцати лет я очень здорово играл – быть может, до 33-х. С тех пор я очень медленно ползаю вниз, пока ещё наслаждаясь «взглядом сверху» на психологический барьер Elo 2700. Наступила некоторая усталость, и неудачных дней стало больше.

Известно,что ты не большой любитель спорта, но поддерживаешь форму ходьбой. И бегаешь?

– Я не ленивый, просто мячи и колёса меня категорически не любят и не слушают. Люблю гулять, причем моя обычная скорость 7 км в час не так уж сильно отличается от бега.

Пару лет назад я видел ролик Наташи Жуковой, где во время шахматной олимпиады вы вместе совершали утреннюю пробежку, и она на ходу брала у тебя интервью. По моей просьбе Наташа прислала то видео, за что ей очень благодарен.

– То интервью вышло случайно. Во время олимпиады в Батуми я нередко ходил или бегал у моря. Однажды встретил там гм Наталью Жукову, и она взяла у меня интервью. Но я там бегал и до того – после победы над Борисом Абрамовичем [Гельфандом] получалось очень хорошо.

– По-моему, ты очень доброжелательный, корректный по отношению к соперникам. Кого можешь назвать самыми близкими друзьями среди твоих соотечественников? А среди иностранцев?

Триумфальная победа команды Новый Бор в клубном Кубке Европы 2013 в греческом Родосе. В предпоследнем шестом туре была обыграна команда действующего обладателя Кубка, суперклуб SOCAR из Азербайджана – 3,5:2,5. Разгром ждал азербайджанскую команду на первых трех досках: Давид Навара обыграл Фабиано Каруану, Радослав Войташек – Веселина Топалова, Виктор Лазничка – Гату Камского. 

– У меня немало друзей в моём чешском клубе «AVE Nový Bor». На мой взгляд, название города лучше всего перевести как «Новый Бор» с соответствующим склонением, но Википедия предпочитает «югославскую» версию Нови Бор. Дружу я, например, с Пенталой Харикришной, Матеушем Бартелем из Польши, Яном Маркошем из Словакии, да и со многими другими одноклубниками… А также с большинством чешских «сборников».

Знаю, что ты любишь играть в командных соревнованиях, например, за сборную Чехии, в лигах разных стран, в Кубке Европы среди клубных команд. Хотелось бы услышать более подробно об этом.

– Да, это верно. Когда я учился в вузе, у меня были свободные выходные, а с понедельника по пятницу (иногда – по четверг) я посещал занятия. Так получилось, что в одном сезоне я сыграл в семи лигах. Во многих из этих команд я так и остался.

– Белорусский гроссмейстер Алексей Александров как-то сказал, что в шахматах команда – искусственное образование…

– А мне приятнее играть за команды. В них человек является частью коллектива, в личных же турнирах я немного страдаю от одиночества.

Начиная с 2003 года, ты провёл у себя дома множество матчей по быстрым шахматам. Откуда взялась идея и кто это спонсировал?

– Насколько я помню, с идеей пришёл Павел Матоха… Спонсоры разные, раз или два среди них был и «Microsoft», а чаще всего – государственная энергетическая компания «ЧЕЗ».

– Ещё о пражских матчах. В первом ты победил Виктора Корчного (1.5:0.5), в следующие 2 года тоже были короткие матчи из 2-х партий, когда ты проиграл и сделал ничью В 2006 г. ты сыграл с Борисом Гельфандом матч из 4-х партий, результат 2:2. Далее были матчи из 6 и 8 партий, например, в 2010 г. ты проиграл 2:6 Юдит Полгар, затем выиграл у Сергея Мовсесяна 3.5:2.5. Следующие матчи – снова из 4 партий, а в 2017 и 2018 гг. ты уже играл 12 партий, но результат был далеко не такой, как хотелось бы. Что мешало сыграть лучше, насколько ты был расстроен после неудач?

Фото с выставочного матча 2018 г. с моим хорошим другом Пенталой Харикришной. Наблюдает капитан нашей команды Петр Болеслав

– Мои результаты в этих матчах в последнее время были откровенно плохими, и я отказался от участия в этом году (тем не менее не исключаю, что сыграю в каком-нибудь другом матче).

Да, приятно иметь возможность сыграть с такими сильными соперниками, но мне примерно в половине случаев приходилось добираться на игру почти сразу из французской лиги, причём участие в ней я обещал заранее. В Праге в июне обычно стоит жара, и не так уж приятно ездить при такой погоде 40 минут до игрового зала (в пальто!), а вечером 40 минут обратно. К тому же я знал, что за матч получаю раза в три меньше денег, чем соперник с примерно тем же рейтингом… Но в том, что к матчам я недостаточно готовился, виноват, конечно, я сам. Да и некоторые соперники были явно сильнее меня, с этим не поспоришь.

Пражские матчи проводились в очень приятной атмосфере, я рад, что участвовал в них. Тем не менее мне нужна некоторая передышка.

В декабре прошлого года ты играл в Иерусалиме в заключительном этапе Гран-при ФИДЕ, проводившемся по нокаутсистеме, где определялись последние два участника турнира претендентов. Ты мог бы рассказать о своём выступлении, о др. участниках, кому больше всего повезло и не повезло, о наиболее запомнившихся моментах игры.

– В Иерусалиме, как ни странно, я сыграл хорошо. Правда, Ван Хао приехал туда прямо из китайской лиги и выглядел очень уставшим. Да и я сильно нервничал… Мне показалось, что чуть ли не все полуфиналисты приболели, я в том числе. Турнир был хорошо организован, было интересно посетить Израиль. Я уделил некоторое время туризму, но в основном сосредоточился на игре.

В который раз ты был в Израиле, что скажешь о стране, о сервисе? Случались ли какие-то непредвиденные или курьёзные ситуации?

– В Израиле я играл три раза: первые два – в 2012 году в Еврокубке (впервые за Новый Бор) и в 2015 году, когда завоевал серебряную медаль в Чемпионате Европы. Каких-то особых историй теперь не припомню. Правда, когда после выбытия из Гран-при служба безопасности в аэропорту спрашивала меня о друзьях из Турции, я назвал гроссмейстеров Михальчишина, Шолака и Ипатова (кажется, двое из них там не живут). Мой ответ не очень понравился, но вскоре меня всё-таки пропустили дальше.

Отдельно хотел спросить о твоих встречах с Борисом Гельфандом, которому 24 июня исполнилось 52 года. Кроме товарищеского матча 2006 г., сколько ещё партий ты с ним сыграл, каков общий счёт?

– Кажется, мы сыграли десять классических партий, а счёт – +1 в мою пользу. Учитывая, что я подавляющее большинство из этих партий играл белыми, это – нормальный результат. Борис Абрамович – очень сильный шахматист, и в то же время умный и доброжелательный человек.

Кто для тебя самый неудобный соперник? Помню, что несколько лет назад таковым считался Левон Аронян...

– С Левоном у меня счёт по-прежнему плохой, а с Хикару Накамурой ещё намного хуже. Я ему вообще почти все партии проиграл, за одним исключением. Правда, в двух неформальных партиях после Saint Louis Rapid and Blitz в 2017 г. я его обыграл, но это были неформальные партии.

Бывает, что один ход в партии может перечеркнуть хорошую игру в течение всего турнира, либо наоборот, при общей неважной игре подфартить, что встречается не так уж и редко, особенно, в кубковых матчах. Как у тебя с везением и невезением?

– Тут надо сначала определить, что такое везение и невезение. Если соперник ошибается в последний момент и теряет очко, то мне, наверно, везёт. А если я часто спасаю плохие позиции, поскольку упорно защищаюсь и ставлю ловушки, то это везение или умение защищаться?

Я намного чаще спасаю плохие позиции, чем порчу хорошие, хотя по-разному бывает. Скажем, в 2011 ходу в четвертьфинале Кубка мира в партии с Александром Грищуком я собирался сделать выигрывающий ход, который, скорее всего, обеспечил бы мне выход в полуфинал. Но я передумал, допустил ошибку, не выиграл партии и в итоге проиграл матч. Немного жалко, но так бывает. Виноват в этом я сам.

(окончание следует)

Беседовал Арон Шустин (Петах-Тиква, Израиль)

Опубликовано 25.06.2020  23:23

Ю. Тепер о шахматистах-евреях (2)

(окончание; начало см. здесь)

Иллюстрация с форума immortalchess.net

Продолжим тему шахматистов Беларуси: разумеется, кроме «западников», интерес представляют и судьбы евреев из восточных областей. Самым талантливым здесь, пожалуй, был Роман Фрадкин (1923 г. р.), чей огромный потенциал почти не раскрылся. Мне удалось выяснить, что Роман переехал в Минск из Витебска в 1936 г. Вскоре он пошёл заниматься в шахматном кружке минского Дворца пионеров, который вёл Яков Каменецкий, а позже Гавриил Вересов. Учился юный игрок в школе № 4 г. Минска, успешно сочетал учёбу и шахматы. В 1938 г. Фрадкин стал чемпионом БССР среди юношей, а в 1939 г. получил право сыграть в первенстве республики среди взрослых. Выступление прошло успешно – при сильном составе Р. Фрадкин поделил 3–4-е места с мастером В. Силичем. После окончания школы летом 1940 г. отличник учёбы, только получивший аттестат зрелости, занял 1-е место в турнире белорусских шахматистов и получил там второй балл кандидата в мастера (всего для того, чтобы стать кандидатом, нужно было три балла). Осенью 1940 г. он поступил в Московский энергетический институт, где отучился на 1-м курсе…

Финал Романа Фрадкина был весьма трагичен. Прибыв в июне 1941 г. в Минск на каникулы (для этого он заранее сдал сессию в Москве), наш земляк уже не сумел вырваться из города и погиб в оккупации. Подобной оказалась и судьба его младшего товарища Матвея Райнфельда. Участник первенства БССР 1941 г. (10-е место), Матвей летом окончил 9-й класс 42-й школы.

В рядах Красной Армии проходили службу Абрам Брейтман, Яков Каменецкий и Або Шагалович. Как уже указывалось, один из сильнейших шахматистов БССР Я. Каменецкий был первым шахматным тренером во Дворце пионеров. Каменецкий известен и как шахматный проблемист, и как журналист. Вплоть до своей смерти в январе 1991 г. он занимался популяризацией шахмат в Беларуси.

А. Шагалович (1922–2009) до войны был чемпионом БССР среди юношей (1939), участвовал во «взрослом» чемпионате республики того же года, где показал результат 50%. Вернувшись после войны в Минск, он долгие годы сочетал успешные личные выступления (был чемпионом столицы, в 1957 г. получил звание мастера спорта) с тренерской работой. Практически вся сборная БССР 1970–80-х годов состояла из его учеников. В начале 1990-х годов эмигрировал в США.

Остановимся на судьбе Исаака Мазеля (1911–1945). Этот уроженец Минска ещё в 1927 г. организовал первый в республике школьный шахматный кружок. Позже он отвечал за шахматную работу в белорусских профсоюзах, а после переезда в Москву (1933) – и в профсоюзах СССР. Общественная работа не помешала Мазелю успешно выступить в первенстве СССР 1931 г. и выполнить норму мастера спорта. В чемпионате Москвы 1933–34 гг. поделил 2–3-е места; в дальнейшем его выступления не отличались стабильностью, но судьбе было угодно, чтобы в январе 1942 г., когда фашистские дивизии ещё стояли под Москвой, И. Мазель стал чемпионом столицы СССР. О том чемпионате 1941/42 немало рассказывалось в шахматной литературе.

В марте 1945 г. И. Мазель умер от тифа в ташкентском госпитале. Любопытны сведения о его семье, полученные мной от одной его родственницы в конце 1990-х годов. Отец шахматиста Яков Ильич Мазель был зубным врачом. У Я. Мазеля было четверо детей: Исаак, Доня (погибла в гетто во время войны; была стенографисткой у П. Пономаренко, по мужу Перлова, у неё была дочка Тома), Абрам (был учителем математики, ранен на финской войне, умер после Великой отечественной), Эля (балерина, жила в Ленинграде). Первая жена И. Мазеля осталась в Минске; вторым браком он был женат на шахматистке Ольге Рубцовой и имел троих детей.

Гомельчанин Абрам (после войны его чаще звали Анатолием) Брейтман, 1910 г. р., до войны не раз успешно выступал в чемпионатах Беларуси. В 1937 г. был вице-чемпионом республики, в первенстве 1941 г. занял 3-е место. С войны вернулся без ноги, но это не помешало Брейтману продолжить выступления в чемпионатах БССР и других сильных турнирах. Последний раз играл здесь в 1954 г., после чего переехал в Узбекистан, потом в Грузию, где и умер после 1978 г. «Война сломала ему жизнь!» – восклицал Абрам Ройзман в журнале «Шахматы» № 1, 2008 и пояснил: «На фронте он был тяжело ранен, к тому же погибли его близкие. Он стал неуживчивым, раздражительным…»

Малоизвестное фото с А. Брейтманом – турнир армейского спортивного общества, Минск, 1951 (предоставлено историком А. Пашкевичем)

Переходя к советским евреям-шахматистам, жившим за пределами Беларуси, нельзя не назвать талантливого ростовчанина Марка Стольберга (1922–1943). Уже в 17 лет выполнил норму мастера спорта, заняв в полуфинале первенства СССР 1–2-е места. Отлично стартовал Марк и в финале всесоюзного первенства 1940 г., одержав на старте четыре победы подряд. Хотя в дальнейшем удача отвернулась от юноши, результат его для дебютанта был приемлем (13–16-е места). Давид Бронштейн говорил о нём: «У нашего поколения был свой Таль – Марк Стольберг». Можно предположить, что, доживи Марк до победы, он был бы среди сильнейших в СССР и в мире.

Особая страница истории – шахматы в блокадном Ленинграде. От последствий блокады умер в апреле 1942 г. Илья Рабинович (1891–1942). Ещё до революции стал известен своими выступлениями в российских турнирах и на международной арене. Первая мировая война застала его на турнире в Мангейме (Германия), где он лидировал. Вместе с другими российскими шахматистами Рабинович был интернирован. Вернувшись в Россию в 1918 г., активно участвовал в возрождении шахматной жизни.

Практические шаги питерца были немалыми: троекратный чемпион «северной столицы» (1920, 1928, 1940), чемпион СССР в 1934–1935 гг. Илья Леонтьевич был первым из «лояльных» советских шахматистов, выступившим за границей на международном турнире (Баден-Баден, 1925), где занял 7-е место при 20 участниках. Другой представитель СССР, Ефим Боголюбов, стал в турнирной таблице выше, но вскоре заявил об отказе от советского гражданства.

Помимо практической игры, И. Рабинович вёл большую учебно-методическую и литературную работу, помогал молодому Ботвиннику. Когда началась война, И. Рабиновичу предложили уехать из Ленинграда. Он отказался, выразив желание защищать город, в котором родился и с которым всю жизнь был связан. В ноябре 1941 г.  выступал по радио из блокированного Ленинграда на немецком языке перед вражескими войсками, рассказывал о проходившем тогда в городе шахматном чемпионате, в котором сам и участвовал. Чемпионат из-за трудных условий завершён не был, а Рабиновича в январе 1942 г. вывезли на Большую землю, но спасти мужественного спортсмена, поражённого дистрофией, не удалось.

В Ленинграде погиб видный шахматный организатор Самуил Вайнштейн (1894–1942). Но большинству советских шахматистов, в том числе и многим евреям, удалось пережить войну. В своих мемуарах Михаил Ботвинник немало поведал о том времени… В последний момент эвакуировавшись из Ленинграда, сильнейший советский шахматист, по специальности – инженер-электрик, 2 года работал в Перми. В то же время он занимался аналитической работой и находил время для турнирных выступлений. Последующие события показали, что был на правильном пути; в 1948 г. М. Ботвинник стал чемпионом мира и сохранял титул 15 лет с двумя небольшими перерывами.

Из молодых шахматистов, выдвинувшихся перед войной, назовём Давида Бронштейна (1924–2006) и Исаака Болеславского (1919–1977), тем более что биографии обоих тесно связаны с Беларусью. И. Болеславский ещё в первенстве СССР 1940 г. попал в шестёрку лучших и подтвердил свои права, заняв 4-е место в матч-турнире 1941 г. за звание абсолютного чемпиона СССР. Во время войны днепропетровский студент эвакуировался в Свердловск, где продолжал учёбу в местном университете. В военные годы Болеславский участвовал в нечастых шахматных турнирах (Москва, Свердловск, Куйбышев). В единственном за годы Великой Отечественной чемпионате СССР 1944 года свердловский мастер занял 3-е место после Ботвинника и Смыслова, а в послевоенном чемпионате 1945 г. стал уже вторым (после Ботвинника).

О дальнейшей карьере Болеславского можно говорить много… Ему чуть-чуть не хватило в 1950 г. до матча на первенство мира с Ботвинником.

Переехав в Минск осенью 1951 г., Болеславский почти все силы отдал теоретической работе и тренировке местных шахматистов, но играл и в чемпионатах города, и в чемпионатах БССР. Впрочем, эти выступления (особенно в чемпионатах Минска) можно также рассматривать как «мастер-классы» для белорусских игроков.

Помешал Болеславскому добраться до Олимпа его младший товарищ Давид Бронштейн. Он родился в Белой Церкви, шахматную школу прошёл в Киевском Дворце пионеров у Александра Константинопольского. Будучи жителем Киева, получил и звание мастера спорта СССР за 2-е место в чемпионате Украины 1940 г. (после Болеславского). Интересно, что в 1938 г. во время матча команд Минского и Киевского дворцов пионеров Бронштейн сыграл вничью с Р. Фрадкиным.

Когда началась война, Давид был эвакуирован в Тбилиси, а позже работал на восстановлении Сталинграда. После чемпионата СССР 1944 г. переехал в Москву. Стремительно рос – уже в 1945 г. с 15-го места поднялся в чемпионате на 3-е, войдя в элиту советских шахмат.

В турнире претендентов 1950 г. лидировал Болеславский, Бронштейн за два тура до конца отставал на очко. Исключительным усилием воли Бронштейн догнал старшего товарища. Матч за первое место между ними закончился после упорной борьбы со счётом 6:6, а в борьбе до первой победы счастье улыбнулось Бронштейну. Но завоевать корону молодому гроссмейстеру не удалось – матч с Ботвинником окончился вничью, и тот сохранил своё звание.

Лучшие годы выступлений гроссмейстер Григория (Герша) Левенфиша (1889–1961) пришлись на довоенное время, когда в 1930-е гг. он дважды становился чемпионом СССР. Во время международных турниров в Москве  успешно соперничал с сильнейшими шахматистами мира: Ласкером, Капабланкой, Флором. В 1937 г. Григорий Яковлевич сумел добиться, пожалуй, крупнейшего успеха в карьере, сведя вничью матч с М. Ботвинником. На дальнейших выступлениях Левенфиша сказывался возраст и занятость в профессии. Интересно, что Левенфиш никогда не был профессиональным шахматистом, а всегда сочетал активные занятия шахматами с работой по специальности инженера-химика. Во время войны постоянно выполнял важные правительственные задания. После войны жил в Москве; незадолго до смерти подготовил книгу «Избранные партии и воспоминания».

В эвакуации в Казани находился во время войны Семён Фурман (1920–1978). Для нас его судьба интересна тем, что этот шахматист и тренер сыграл большую, можно сказать, решающую роль в становлении 12-го чемпиона мира Анатолия Карпова.

Родился С. Фурман в ноябре 1920 г. в Пинске, но вся его спортивная карьера связана с Ленинградом. Именно там он добился наибольших своих спортивных успехов, стал гроссмейстером и тренером чемпиона мира. Во время войны работал на заводе в Татарстане, был чемпионом этой республики 1944 г. Но и в Пинске его не забыли: уже в постсоветское время провели несколько мемориалов Фурмана.

Рассуждая о судьбах шахматистов-евреев, прошедших войну, хотелось бы упомянуть о талантливом мастере Исааке Липницком (1923–1959). Уроженец Киева, он вместе с Бронштейном занимался в шахматном кружке Киевского Дворца пионеров и до войны принял участие в первенстве Украины 1939 г. (7-е место). С 1942 г. будущий мастер находился в действующей армии, пройдя славный путь от Сталинграда до Берлина. После войны Липницкий некоторое время служил в Германии и участвовал в соревнованиях, проводимых советской военной администрацией, а в 1947 г. вернулся в Киев. Вскоре талантливый игрок, совмещая тренерскую работу и выступления  в турнирах, добился заметных успехов: стал чемпионом Украины 1949 г., победителем ряда всесоюзных турниров. Высшим достижением мастера стало попадание в призы чемпионата СССР 1950 г. (2–4-е места), причём он всего на 0,5 очка отстал от чемпиона страны Кереса. Любопытно, что стать чемпионом Исааку Оскаровичу помешал его первый тренер А. М. Константинопольский, победивший бывшего ученика в последнем туре. Самому Константинопольскому та победа мало что давала…

Повторить взлёт Липницкому больше не удалось, хотя турнирные успехи у него были и после 1950 г. Он успел написать две отличные шахматные книги, одну – в соавторстве с мастером Борисом Ратнером. Тяжёлая болезнь безвременно унесла жизнь талантливого мастера Липницкого. Ему посвящены книги В. Теплицкого «Исаак Липницкий» (2008), Н. Фузика и А. Радченко «Исаак Липницкий: Звёзды и тернии» (2018)

Среди тех, кто прошёл через войну и продолжил после Победы активно заниматься любимой игрой, назовём Иосифа Ватникова (1923–2013), ставшего в 1977 г. международным мастером, Ханана Мучника (1922–1991), мастера спорта с 1958 г., Бориса Наглиса (1911–1977), мастера спорта с 1961 г., Якова Нейштадта (1923 г. р., мастер с 1961 г.), Иосифа Погребысского (1906–1971, мастер с 1937 г.), Абрама Хасина (1923 г. р., международный мастер с 1964 г.) и др.

В 1950-70-е гг. появилась на свет целая плеяда шахматистов, переживших войну детьми. В основном они были в эвакуации. На Урале в войну находился рижанин Михаил Таль (1936–1992), чемпион мира 1960-61 гг., в Куйбышеве – уроженец Могилёва Лев Полугаевский (1934-1996), двукратный чемпион СССР (1967, 1968; в претендентских матчах доходил до полуфинала). Львовянин Леонид Штейн (1934–1973), троекратный чемпион СССР, был в эвакуации в Узбекистане. Всемирно известный уроженец Ленинграда Виктор Корчной (1931–2016) сумел подростком пережить ленинградскую блокаду. На 4 года старше Корчного был будущий мастер (с 1957 г.) Арон Решко, которому довелось играть в первенстве Ленинграда 1943 г. Служил авиамехаником во время войны будущий гроссмейстер Ефим Геллер (1925–1998), военным метеорологом был международный мастер Лев Аронин (1920–1983). Марк Тайманов (1926–2016) был в эвакуации в Узбекистане.

Закончить статью хотел бы кратким рассказом о судьбе двоих венгерских евреев – международных гроссмейстеров Андре Лилиенталя (1911–2010) и Ласло Сабо (1917–1998). В 1935 г. Лилиенталь приехал в Москву на международный турнир и решил остаться в СССР. К тому времени это был известный мастер, имевший немалые успехи (вспомним великолепную победу над Капабланкой в рождественском турнире 1934 г. в Гастингсе). До 1937 г. он ещё выступал за сборную Венгрии и легко разъезжал по Европе, а затем, после ареста своего покровителя Николая Крыленко, был вынужден принять советское гражданство. В воспоминаниях, записанных незадолго до смерти, А. Лилиенталь тепло отзывался о своём ровеснике Исааке Мазеле (называя его «Масел»), с которым дружил в молодые годы. В 1940 г. Лилиенталь стал чемпионом Москвы и разделил 1–2-е места с Игорем Бондаревским в чемпионате СССР, став выше М. Ботвинника и П. Кереса.

В Москве Лилиенталь жил до 1976 г., а потом решил вернуться в Венгрию, где помогал тренировать национальную сборную страны (которая на Олимпиаде 1978 г. сумела обойти советскую).

Пожалуй, не менее увлекательна биография Ласло Сабо. Во время Второй мировой войны он был мобилизован в венгерскую армию (трудовой батальон) и вынужден был участвовать в войне на стороне Германии. Вскоре он попал в плен – и это было везением, потому что большинство венгров, включённых в тот батальон, погибло. Вернулся в Венгрию Сабо уже после окончания войны. Русским языком он овладел в плену превосходно. В 1950–60-х годах добился немалых успехов; лидер национальной команды, он выступал на 11 олимпиадах (9 из них после войны), участвовал в трёх турнирах претендентов на первенство мира (1950, 1953, 1956).

Ремарка автора (23.09.2018). Разумеется, в этом материале перечислены далеко не все люди, заслуживающие нашего внимания и памяти. Так, например, в Польше были шахматисты-евреи помимо Д. Пшепюрки и М. Ловцкого; о многих из них написано в «Шахматной еврейской энциклопедии» И. Бердичевского… Возможно, о шахматистах Польши стоило бы подготовить отдельную статью. Буду рад мнению читателей на этот счёт.

Опубликовано 29.09.2018  04:48

Ю. Тепер о шахматистах-евреях (1)

От ред. Материал, который вы прочтёте ниже, был написан давно примерно в 2000 г., когда наш уважаемый автор подрабатывал тьютором Открытого университета Израиля в Минске. За истекшие годы по заявленной им теме появилось множество новых источников, в частности, «Шахматная еврейская энциклопедия» Игоря Бердичевского (Москва, 2016). И всё-таки мы решили поместить обзор от Юрия Тепера, поскольку: а) в нём содержатся некоторые малоизвестные факты, особенно во второй части; б) в 2018 г. автор постарался актуализировать свои данные.

Иллюстрация с womanlifeclub.ru

Ю. Тепер

Судьбы еврейских шахматистов в период 1933–1945 годов

Известно, какую страшную цену заплатили евреи Европы после прихода Гитлера к власти. Вместе со всем народом шахматисты прошли путь страданий и борьбы.

Как и судьбы всех остальных евреев европейских стран, судьбы известных шахматистов могут быть разделены на следующие категории: 1) лица, оказавшиеся в Германии на территориях, оккупированных Германией, в том числе в гетто и концлагерях; 2) сражавшиеся с ненавистным врагом; 3) оказавшиеся вне досягаемости для преступных замыслов врага; 4) погибшие от голода и болезней на территориях, не занятых нацистами (пример – блокадный Ленинград).

Посредством историй конкретных людей попробуем проследить судьбу народа.

Как известно, первыми столкнулись с проблемами евреи Германии. Поскольку cначалa нацисты не совершали массовых убийств, ограничиваясь политическим и экономическим преследованием евреев, поражением их в правах, то многим евреям, в том числе выдающимся шахматистам, удалось покинуть Германию. Наиболее характерна здесь судьба 2-го чемпиона мира Эмануила Ласкера (1868–1941; 24 декабря 2018 г. исполнится 150 лет со дня его рождения). Как известно, он 27 лет (с 1894 по 1921 год) удерживал звание лучшего шахматиста мира. Но шахматы были не единственной сферой деятельности этого талантливого человека. Он был доктором математики и философии, писал художественные произведения, разрабатывал теорию различных логических игр (бридж, го…) Потеряв звание чемпиона мира, Ласкер следующее десятилетие сравнительно мало участвовал в соревнованиях, видимо, считая свою миссию в шахматах выполненной. В те годы он занимался в основном научной и литературной деятельностью. Приход нацистов к власти вынудил Ласкера в 1934 г. покинуть Германию, утратив почти всё своё имущество и сбережения. Сначала пожилой гроссмейстер с женой перебрались в Англию, а в 1935 г. во время международного турнира в Москве он обратился к советским властям с просьбой об убежище. Разрешение было получено, и чета Ласкеров 2 года жила в Москве. В 1937 г., однако, супруги перебрались в США. О причинах их решения существуют различные версии. В советской литературе господствовало мнение, что Ласкеры поехали в Америку в гости – навестить семью дочери жены от первого брака. Уже в США Марта (жена Эмануила) заболела и врачи якобы запретили ей возвращаться через океан.

На старости лет Ласкер был вынужден зарабатывать на хлеб, участвуя в шахматных турнирах и утомительных сеансах одновременной игры, что и ускорило его смерть.

В последнее время появились сведения (например, в фильмах о чемпионах мира по сценарию Мелик-Карамова), что Эмануил и Марта, отъезжая в Америку, не собирались возвращаться, что обратные билеты на пароход брались для того, чтобы обмануть советские спецслужбы. Мне кажется маловероятным, что кого-то в мире беспокоила судьба еврейского изгнанника. Факты говорят о том, что на турнире в Ноттингеме 1936 г. (Англия) Ласкер представлял СССР, а в Москве он имел возможность творческой работы как в шахматах, так и в науке.

Из историй других еврейских шахматистов, покинувших Германию после 1933 года, остановимся на судьбах Якоба Мизеса и Иосифа Пората.

Как и Ласкер, Мизес (1865–1954) прожил долгую и интересную жизнь. Результаты уроженца Лейпцига были весьма неровны, блестящие успехи (при очень сильном составе турниров в Остенде и Вене 1907 г. немецкий маэстро занимал там первые места) перемежались с неудачами. Но во всех турнирах, будучи игроком романтического направления, Мизес старался показывать красивую комбинационную игру. Плодотворной была и его деятельность как шахматного литератора. Он опубликовал немало исследований по теории дебюта и эндшпиля, подготовил антологии лучших партий и задач. С приходом к власти нацистов бежал во Францию, а в 1940 г., после разгрома французских войск, перебрался в Англию, где и прожил остаток жизни После войны Якоб Мизес сыграл свой последний международный турнир (Стокгольм, 1948). Достигший 83 лет маэстро сумел в соперничестве с молодыми разделить 3-5-е места.

В 1934 году переехал в Палестину Иосиф Фёрдер, сменивший в 1952 г. фамилию на Порат. Спортивные успехи израильского международного мастера уступают достижениям вышеупомянутых гроссмейстеров, но вклад его в становление израильских шахмат трудно переоценить. В 1928 г. 19-летний уроженец Бреслау выступил на Олимпиаде за сборную Германии, в спустя 7 лет он вместе с Черняком, Ореном и Алони выступил на 6-й Всемирной шахматной олимпиаде в Варшаве за сборную Палестины. Дебютанты сумели занять 15-е место (среди 20 команд). Это выступление шахматистов подмандатной территории было фактически первым появлением израильских спортсменов на спортивной карте мира. А 4 года спустя, выступая на 8-й Олимпиаде в Буэнос-Айресе, представитель Палестины сумел разделить 1-2-е места на 2-й доске с представителем Польши М. Найдорфом, о котором речь пойдёт ниже. Отличная игра Пората позволила команде Палестины занять на этом крупнейшем шахматном форуме 9-е место среди 27 команд-участниц.

Добавим, что, соперничая с товарищами по команде в национальных первенствах, Иосиф 2 раза (в 1937 и 1940 годах) становился чемпионом Палестины, а после провозглашения независимости Израиля добавил к этим победам ещё 4: в 1953, 1957, 1959 и 1963 годах. Уже в преклонном возрасте (в 1964 г.) израильский мастер добился крупнейшего в своей биографии успеха на международной арене, заняв 1-е место в зональном турнире ФИДЕ, проходившем в Улан-Баторе. Достойно выступил Порат и в Амстердаме, где состоялся межзональный турнир. До 1968 г. он сохранял за собой место в национальной сборной. Умер ветеран израильских шахмат в 1996 г.

Нетипична судьба выдающегося шахматиста, блиставшего на рубеже XIX-ХХ вв., Зигберта Тарраша (1862-1934). В феврале 1934 г. он умер в Мюнхене своей смертью. Не будем гадать, насколько первый год нахождения нацистов у власти ускорил кончину «гордости германских шахмат», как называли Тарраша после его громких побед в международных турнирах. Отметим, что он, не будучи шахматным профессионалом (на протяжении всей жизни Зигберт работал практикующим врачом), был наставником немецких шахматистов. По его книгам «Современная шахматная партия» и другим, переведенным на многие европейские языки, учились шахматисты многих стран. Да и сейчас, несмотря на некоторую старомодность, книги не потеряли практической значимости.

Полностью подчинив себе Германию, Гитлер перешёл к международной экспансии. Так, жертвой «аншлюса» стала Австрия. Сильнейшим австрийским шахматистом многие годы был выдающийся мастер комбинационной игры Рудольф Шпильман (1884–1942). После аннексии Австрии он вынужден был бежать в Чехословакию, а когда нацисты и там не оставили его в покое, изгнанника приняла Швеция, где он и умер (возможно, покончил самоубийством). Подобно упоминавшемуся выше Мизесу, Шпильман был шахматистом яркого атакующего стиля с весьма неровными результатами. Не удивительно, что свою первую книгу он назвал «Теория жертвы» (перевод на русский язык вышел в 1936 г.). Несмотря на неровность результатов, австрийский чемпион в 1920–30-х годах был одним из претендентов на мировое первенство, поскольку одержал победы во многих международных турнирах. Интересно, что представитель Нидерландов Макс Эйве, чемпион мира 1935–37 гг., готовясь к первому матчу за мировое первенство с Алехиным, проиграл тренировочный матч именно Шпильману, что, однако, не помешало Эйве одержать сенсационную победу над русским гением. Видимо, уроки матча со Шпильманом не прошли для голландца даром.

Среди шахматистов Чехии в 1930-е годы выделялся Саломон Флор (1908–1983), которого за быстро пришедшие успехи, да и за малый рост, часто сравнивали с Наполеоном. Победы в сильных турнира (не менее десятка первых мест) позволили представителю Чехословакии заключить соглашение с Алехиным о проведении между ними в 1939 г. матча на первенство мира. Но давление нацистов на Чехословакию в сентябре 1938 г. и начавшаяся вскоре Вторая мировая война перечеркнули надежды Флора сыграть матч на первенство мира. Гроссмейстер вынужден был переехать в СССР, где и прожил вторую часть жизни. О том, как советское государство «облагодетельствовало» Флора гражданством в 1942 г., рассказано в книге известного певца и друга гроссмейстера Михаила Александровича. М. Александрович и С. Флор находились тогда в Тбилиси и жили в гостинице. Материальные и жилищные условия Флора как иностранца (гражданина Чехословакии) были значительно лучшими. Но однажды Флор зашёл к другу в номер и неожиданно попросил у него еды. Певец был удивлён – ведь он сам нередко обращался к шахматисту с просьбами о помощи… Оказалось, после решения о предоставлении Флору советского гражданства он был немедленно лишён всех «буржуазных» привилегий – выселен из номера люкс и лишён спецпитания. Помощь друга помогла Флору пережить эти неприятности.

После войны «Сало» нередко играл в советских и международных турнирах, но прежних успехов не показывал, прославившись больше как арбитр и журналист. Можно сказать, что Флор, непосредственно от войны не пострадавший, всё же был её жертвой.

Следующей после Чехословакии добычей для гитлеровцев стала Польша. Двое мастеров-евреев из этой страны погибли в период оккупации: это Моисей Ловцкий (1881–1940) и Давид Пшепюрка (1880–1940). Судьба последнего, знаменитого шахматного композитора, особенно трагична. В августе-сентябре 1939 г. в столице Аргентины Буэнос-Айресе проходила VIII шахматная олимпиада, о которой уже упоминалось. Поездка «на край света» требовала немалых средств, а правительство Польши не могло оказать реальную помощь шахматистам. В этом затруднительном положении Пшепюрка, человек состоятельный, принял решение продать свой дом в Варшаве, а вырученные деньги пожертвовать на поездку. И вот в конце июля 1939 г. бельгийский корабль со всеми европейскими участниками Олимпиады взял курс на Аргентину… Спонсора польской команды на корабле не было, он остался в Польше, несколько месяцев спустя был арестован и погиб в концлагере (по другим сведениям, расстрелян в Кампиносской пуще).

Пшепюрка не имел больших спортивных достижений, хотя и стал первым чемпионом Польши (1927). Тем не менее его вклад в развитие польских шахмат трудно переоценить. В течение пяти лет он издавал журнал «Свят шаховы». Известен Давид был и как составитель шахматных композиций: более 160 его задач в разное время были опубликованы. На олимпиаде 1930 г., где сборная Польши одержала свою единственную в истории победу, он успешно выступал за национальную команду (9 из 13 на 3-й доске). После войны в честь заслуг погибшего польская федерация шахмат не раз проводила мемориалы Пшепюрки, он был посмертно избран почётным членом ФИДЕ.

Менее известна даже в шахматных кругах фигура Моисея Ловцкого. До революции 1917 г. он жил в Киеве, а в 1920-е гг. перебрался в Варшаву, где постоянно играл в польских турнирах (в последние годы – малоудачно). Подробности его гибели неизвестны.

Ещё один представитель Польши, гроссмейстер Акиба Рубинштейн (1882–1961), сумел пережить нацистскую оккупацию в Бельгии. Однако годы после освобождения страны – вплоть до своей смерти – он провёл в больнице для душевнобольных, не участвуя в шахматной жизни. А в первые десятилетия века уроженец Лодзинской губернии неоднократно показывал выдающиеся спортивные результаты и заслуженно считался претендентом № 1 на матч за мировое первенство с Ласкером. То, что этот матч не состоялся, – большое упущение шахматного мира.

После 1918 г. Рубинштейн продолжал играть в турнирах, но результаты его стали неровными, и он выбыл из числа претендентов на корону. Но на олимпиаде 1930 г. в Гамбурге Рубинштейн, лидер команды Польши, играл сильно как никогда, и набрал 15 очков из 17. Соревнование стало «лебединой песней» Рубинштейна – больше он таких успехов не показывал. Во время оккупации Бельгии Акиба скрывался в семьях друзей, его никто не выдал.

В 1939 г. не вернулись из Аргентины в Польшу Мендель (Мигель) Найдорф, Паулино Фридман и Савелий (Ксавье) Тартаковер. Последний, лидер польской команды, родился в Ростове-на-Дону и прожил интересную жизнь (1887–1956). Покинув Россию в 13 лет, Савелий до Первой мировой войны жил в Вене, а после войны – в Париже. Принятие польского гражданства позволило ему выступать на турнирах за Польшу. Пожалуй, никому, кроме Тартаковера, не удавалось столь успешно сочетать практические выступления (особенно в 1920–30-х гг.) и литературную деятельность. Его книга «Ультрасовременная шахматная партия» (1924) была в своё время признана интереснейшей шахматной книгой всех времён, а автор получил прозвище «Гомер шахматной игры». Это выражение придумал Эмануил Ласкер, который, сам будучи прекрасным литератором, по достоинству оценил творения коллеги. Тартаковер умел писать о шахматах так, что увлекал всех, от начинающих до гроссмейстеров. Его афоризмы («тартаковеризмы») до сих пор вызывают интерес.

После окончания Олимпиады 1939 г. гроссмейстер отправился во Францию, где сражался за свободу страны под именем лейтенанта Картье. После окончания войны Тартаковер ещё не раз играл в турнирах и продолжал писать о шахматах. Его смерть 5 февраля 1956 г. стала большой утратой для шахматистов всего мира.

Многие шахматисты остались в Аргентине на время войны, а М. Найдорф и П. Фридман, приняв гражданство этой страны, осели там до конца жизни. М. Найдорф (1910–1996) до войны трижды выступал за сборную Польши и был среди ведущих шахматистов страны. В 1935 г. весь мир облетела партия Гриксберг-Найдорф, получившая название «польская бессмертная». После блестящих жертв трёх фигур подряд чёрные поставили мат королю соперника уже на 22-м ходу.

Когда пришло сообщение о гибели семьи в оккупированной Польше, Мендель стал Мигелем и принял гражданство страны, которая его приютила. 1940–60-е гг. – лучший период его творчества. Многочисленные первые призы в турнирах, успешное вступление за сборную Аргентины – всё это шло в зачёт уроженцу Варшавы. Приобрела популярность среди шахматистов и его заготовка – система Найдорфа в сицилианской защите. Её применяли многие выдающиеся игроки, в том числе Роберт Фишер. Как писал Михаил Ботвинник: «Найдорф был весьма самобытен. Он умел находить оригинальные, опасные для противника решения». До 1980-х гг. Найдорф продолжал удивлять шахматный мир своими достижениями, несмотря на свой возраст.

Гораздо менее продолжительным был творческий путь П. Фридмана (1905–1982); крупных успехов этот шахматист, до войны 7 раз выступавший за сборную Польши, позже не показывал.

Говоря о евреях-шахматистах, выходцах из Польши, нельзя не вспомнить уроженца Варшавы Моше Черняка (1910–1984). В 1935 г. во время VI Олимпиады в Варшаве состоялся его дебют за сборную Палестины. Будучи лидером палестинской команды, он играл на 1-й доске и в Буэнос-Айресе. Вернулся на Землю Израиля он лишь в 1952 г., добавив к званию чемпиона Палестины 1936 и 1938 гг. звание чемпиона Израиля 1955 г. Выступая за сборную страны до 1968 г., он вёл тренерскую и литературную деятельность.

После олимпийских сражений 1939 г. в столице Аргентины остался и представитель Латвии Моше Фейгин, уроженец Двинска (1908 г.). Ему в эмиграции не повезло: со своим слабым здоровьем Фейгин не сумел найти хорошую работу и применение шахматным способностям. В 1950 г. он умер.

В своём рассказе мы приближаемся к судьбе шахматистов, живших на территориях, присоединённых к СССР осенью 1939 г. Это шахматисты западных земель Беларуси и Украины. Из западнобелорусских шахматистов назовём брестчанина Шпигельмахера и жителей Белостока: Барина и Арона Заблудовского. Оказавшись на территории БССР, эти шахматисты приняли участие в ряде соревнований. Так, они входили в состав сборной Беларуси, которая в апреле 1941 г. сыграла товарищеский матч с командой Литвы. Шпигельмахер выиграл обе партии, Заблудовский и Барин показали результат 50% (1 из 2 у каждого). После окончания матча состоялся чемпионат БССР. Отлично выступил в этом турнире Шпигельмахер, поделив 4-5-е места с витебским мастером Владиславом Силичем. Барин набрал в 14 партиях 7 очков и занял 7-е место. Заблудовский оказался среди аутсайдеров (13-е место). В августе 1941 г., по сведениям «Шахматной еврейской энциклопедии», он погиб с другими евреями Белостока от рук нацистов. Вероятно, и двое других «западников» погибли на оккупированных территориях, как и видный шахматный композитор Шая Креленбаум (из местечка Домачево под Брестом).

Несколько больше сведений имеется о мастере из Львова Эдварде Герстенфельде (1915–1943). Он участвовал в ряде польских и международных турниров, лучший результат до войны – 6-е место на международном турнире в Лодзи (1938). В краткий советский период Герстенфельд удачно сыграл в показательном львовском турнире мастеров (4-е место), а в полуфинале первенства СССР 1940 г. разделил 1–2-е места и выполнил норму мастера спорта СССР. Менее успешно выступил львовянин в финале первенства СССР, где оказался лишь на 17-м месте, хотя и сыграл немало интересных партий. Где и как погиб Герстенфельд, точно неизвестно.

(окончание следует)

Опубликовано 27.09.2018  15:26

БЕСЕДА С ИЛЬЕЙ СМИРИНЫМ (1)

Город Витебск известен прежде всего как родина великого художника Марка Шагала. Однако среди уроженцев Витебска немало одаренных людей, проявивших себя в разных областях. Один из них – международный гроссмейстер по шахматам Илья Смирин. Первый успех к нему пришел еще в четвертом классе, когда витебская школьная команда выиграла всесоюзный турнир «Белая ладья» в Паневежисе. Илья – чемпион Беларуси 1987 года и неоднократный чемпион Израиля, а в 2004-м, посетив родной город по приглашению Александра Сарбая, завоевал уникальный титул абсолютного чемпиона Витебской области. Почти повторил успех Михаила Ботвинника в предвоенном СССР :))

Год назад в издательстве «Quality Chess» на английском языке вышла книга Ильи Смирина «Староиндийские сражения». Она приобрела популярность и уже переведена на русский язык; ее выход оказался для нас одним из поводов, чтобы побеседовать с автором. Другим поводом стал 50-летний юбилей И. С. (12 января 2018 года). Накануне Илья согласился ответить на наши вопросы. Беседа состоялась в его уютной квартире в красивом городке Кфар-Саба, что километрах в 20 от Тель-Авива.

– Илья, расскажите, откуда пошло увлечение шахматами? Это было семейным хобби? А также немного о своих предках, о «корнях».

Юлий и Майя Смирины

– В шахматы научил играть папа, Юлий Исаакович. Он преподавал в витебском техникуме физику, электротехнику и основы электроники. Мама, Майя Израилевна, работала инженером на ковровом комбинате. Они уехали в Израиль через полгода после меня: я летом 91-го, они в конце 91-го. И живут под Хайфой, в Кирьят-Яме. Папа и привел меня в шахматно-шашечный клуб, мне было тогда семь лет.

Исаак Смирин

– Особенно же я был близок с дедушкой по линии отца. Был очень умный человек, высокой степени порядочности. Он умер в 1981 г.

– Он был религиозным евреем?

– Никто в семье не был религиозен, разве что прадедушка. У меня вообще интересная история семьи. У моего дедушки было восемь братьев. Из них шестеро уехали в Палестину в 1920-е годы. Дедушка был из тех, кто остался, он был вторым по старшинству. Его звали Исаак.

Моисей Смирин

– А его старший брат Моисей Смирин стал известным историком, лауреатом Сталинской премии, членом-корреспондентом Академии наук СССР. Он занимался сравнительно нейтральными темами: историей Германии средних веков, реформацией Томаса Мюнцера. Умер в 1975 году. Я его немного помню, когда маленьким был. Еще один брат со всей семьей погиб в Холокосте, тогда ведь часть Белоруссии относилась к Польше. Что касается тех шестерых, которые уехали в Палестину – когда я приехал в 1991-м в Израиль, еще трое были живы. Один был очень похож на моего дедушку. У меня было такое странное чувство, что я снова встретил своего дедушку. Хотя, я, естественно, никогда в жизни раньше не видел его братьев.

– Они говорили по-русски?

– Да, с акцентом, но всё же прилично. К сожалению, все они уже умерли, последний лет 10 назад в возрасте 95 лет. Один из братьев погиб в войну за Независимость 1948 года. В общем, интересная история. Они все Змирины (זמירין ). Поменяли первую букву «с» на ивритскую «заин», а я решил не менять, оставить всё как есть.

– И правильно, тем более, что вас все знали как Смирина. В 91-м году вы были уже известны.

– В принципе да, узкий круг разночинцев (смеется).

– Известно, что учились в минском институте физкультуры. А шахматной специализацией руководил Бондарь?

Леонид Бондарь и Тамара Головей

– Да, Леонид Алексеевич Бондарь. В тот год, когда я поступал, был прием на шашечную специализацию. Шахматы и шашки чередовались, поскольку Беларусь славилась своими всемирно известными шашистами. В числе шахматистов поступали и я с Гельфандом. Я окончил институт, но это была чистой воды проформа.

– Там некому было особо учить шахматам

– Это было вообще не образование, это было смешно. Вот один случай. После первого курса я пошел в армию. И после армии, если честно, я не был на занятиях ни разу. Сдавал легко, готовясь перед экзаменом и вообще не посещая лекции. Но был такой предмет – политэкономия. Тут я решил всё же пойти на собеседование перед экзаменом, узнать, о чем, собственно, этот предмет, я не совсем понимал суть дела. (Это и сейчас затруднительно сказать.) Прихожу. Сидят борцы, штангисты, боксеры, вот такой контингент, и преподаватель спрашивает у одного штангиста: «Вот рынок сбыта, производство, может ли корабль быть товаром на рынке?» «Не может», – уверенно отвечает штангист. «А почему?» Ответ меня восхитил: «Корабль же большой, на рынок не поместится» 🙂

Мне понравилось, что преподаватель даже глазом не моргнул. Было видно, что он не впервые слышит такие ответы. «Это не Комаровский рынок, молодой человек, это мировой экономический рынок».

Тогда я понял, что сдам этот предмет. И я легко сдал политэкономию на 4.

– Когда поняли, что шахматы могут быть заработком и, шире, делом жизни?

– Я понял, когда мне предложили сделать это интервью за хорошую плату 🙂 (смеемся вместе).

Шахматы – не самая благодарная профессия для заработка. Делом жизни?.. Мне было просто интересно играть, хотя папа хотел, чтобы я поступал в обычный институт, тем более что я закончил специализированный математический класс, и с математикой, физикой, да и гуманитарными предметами у меня всё было хорошо. Но я любил именно шахматы, а тогда престиж шахматистов был достаточно высокий. В середине 1980-х и мастера были в большом почете, а из международных гроссмейстеров в Беларуси был один Купрейчик.

– В Беларуси в течение нескольких лет вообще ведь никто не становился мастером…

– Да, тяжело было стать мастером спорта, а гроссмейстером вообще казалось заоблачной мечтой. Я, правда, еще был кандидатом в мастера, но верил в себя. И решил поступить в институт физкультуры, хоть и понимал, что это несерьезное учебное заведение. Но именно для того я туда и поступал – иметь больше свободного времени для игры, чтобы реализовать свой шахматный потенциал. И в какой-то степени мне это удалось. Потом два года в армии…

– Кстати, расскажите про армию. Служили в спортроте?

– В спортроте.

– В Уручье?

– Да. Сейчас это черта города, а тогда это было километрах в четырех от Минска. Там уже провели метро. Я там был в 2017 году, когда проходил чемпионат Европы в Минске. Подъехал, чтоб посмотреть место своей службы. Многое изменилось, но стоит воинская часть. Хотя, наверное, уже нет спортроты, но военная инфраструктура там осталась. (Надеюсь, что не выдаю секреты!)

– Кто из шахматистов еще тогда служил?

Дмитрий и Валерий Атласы. В центре Нелля Гельфанд. Фото Алены Климец.

– Братья Атласы, Дима и Валера. Валера стал гроссмейстером, они живут в Австрии. Ну, и Боря Гельфанд, вместе были в нарядах по кухне.

 

Евгений Агрест                         Таир Куняшев, Виорел Бологан, Илья Смирин и Валерий Мин

– А когда я только начинал службу, был Женя Агрест, который стал гроссмейстером, много лет живет в Швеции. Т.е. был определенный контингент. Вот Валера Мин, в прошлом году виделся с ним в Казахстане. Он сам из Казахстана, известный там тренер. Служил в обычных войсках в Беларуси, и его перевели в спортроту.

В армии было много по-настоящему смешных моментов. Из цензурных эпизодов приведу два навскидку. Как старшина сказал однажды: «Эй вы, трое, оба ко мне!». Также запомнилась его фраза: «После отбоя запрещены магнитофоны, радиоприемники и другие музыкальные инструменты».

– А кто-то вам помог попасть в спортроту?

Кизилов Николай Степанович, он, кстати, много хорошего сделал для шахматистов в те годы. Многих из них он туда перетаскивал, Андрея Ковалева, например. Андрей Ковалев как раз один из моих друзей с той поры.

Андрей Ковалев

– Я как раз хотел спросить о нем. Так и остался близким другом?

– Да, хотя сейчас видимся значительно реже. Мы вместе занимались шахматами, вместе ездили на турниры, он был моим секундантом и тренером в прежние времена. А когда я был подростком, Андрей был для меня уже взрослый дядя, учил «школе возмужания».

  

Иван Куль и его бронзовая команда BossaNova (Елена Заяц, Наталья Жукова, Ланита Стецко и Ольга Баделько)    Илья и Иван (Тромсе, Норвегия 2014)

– Кто еще из друзей оттуда – Ваня Куль, витебский шахматист, младше меня года на три. Мы встречаемся, когда я приезжаю в Беларусь. А недавно встретились на Крите, где был чемпионат Европы среди клубных команд. Работает программистом, живет в Минске и Витебске. Тем не менее, шахматы по-прежнему любит, создал и спонсировал женскую команду из Беларуси, назвав ее BossaNova и они заняли 3-е место на клубном кубке Европы. Такого ранее не было в истории Беларуси. Часто в последние годы виделся с Володей Полеем. С ним мы еще играли в глубоком детстве в белорусских юношеских соревнованиях.

– Что можете рассказать о витебских шахматистах, не только гроссмейстерах, кто запомнился с юных лет? 

– Действительно, в Витебске были интересные люди.

Владлен Вакуленко (род. в 1946 – ?)

– Как шахматиста могу выделить Владлена Вакуленко, которого уже давно нет.

Андрей Ковалев, Рая Эдельсон и Григорий Иссерман (15.04.1951 – 08.03.2017)

– С Гришей Иссерманом я ездил на мой первый мастерский турнир в 83-м в Калининград. Его, к сожалению, уже тоже нет с нами (умер в Германии – ред.).

Александр Сарбай 6-й слева. Рядом с ним один из авторов интервью и редактор сайта Арон Шустин. Крайний слева Феликс Флейш, второй справа Владлен Вакуленко. Еще на фото: Валерий Акопов – Мозырь, затем Калинковичи, Леонид Линдоренко – Гомель, в дальнейшем Пинск, судьи, Ефим Шейн – Бобруйск – Иерусалим, Сергей Погар – Бобруйск. Верхний ряд: после Ф. Флейша, Сергей Румянцев – Солигорск, Геннадий Нахаенко – Бобруйск, Владимир Голубев – Могилев, Сергей Березюк – Брест, а затем Фридек-Мистек, Чехия, Владимир Железняков – Гомель, и крайний справа Валерий Булгаков – Гродно. Полуфинал ч-та БССР, Пинск, 6-24 февраля 1980 г.

– Александр Сарбай был моим тренером в детстве. Вспоминается любопытный момент, связанный с ним. Мне было лет 11-12. Он предложил сыграть в игру на 3 рубля. Сказал: «Назови число». Я назвал – допустим, 14. Он и говорит: «15. У меня больше, я выиграл».

А потом я увидел знаменитый фильм «Асса», 1987 года. С Цоем, Говорухиным, Друбич. И там был такой эпизод. Герой Говорухина говорит:

– Давай сыграем в Бангладеш.

– А как играть?

– Назови число.

– Ну, 17.

– 18, я выиграл!

В фильме это была шутка, мне же она обошлась в 3 рубля (смеется)

Психиатр Михаил Кунин, в Израиле с осени 1991

Феликс Флейш еще раньше меня переехал жить в Израиль, а Михаил Кунин несколько позже.

  

Владлен Вакуленко и Феликс Флейш                                        Феликс Флейш

Феликс Флейш приехал в 1990. Работал тренером, преподавателем информатики в школе, сейчас занимается компьютерами и работает в муниципалитете Ришон ле- Циона 

– С обоими иногда встречаюсь во время игр израильской лиги

– Дружите ли с кем-то из нынешних молодых белорусских гроссмейстеров?

Геннадий Сагальчик, Борис Гельфанд, Елена Герасимович, Юлия Левитан, Елена Заяц, Илья Смирин, верхний ряд справа налево: Эдуард Райский, Евгений Мочалов, Михаил Шерешевский, Альберт Капенгут, Алексей Александров, Валерий Атлас.  Краматорск 1989. Молодежная спартакиада. 

– С молодыми гроссмейстерами у меня сейчас мало общего. Мне кажется, что Алексей Александров самый талантливый из белорусских шахматистов следующего после меня поколения. Вместе еще играли за одну юношескую сборную в 89-м на чемпионате СССР, заняли 3-е место. (как раз пару дней назад Алексей стал чемпионом Беларуси – belisrael.info)

– Что можете сказать о Купрейчике, Дыдышко, Шерешевском, само собой, о Капенгуте?

– Виктор Купрейчик, конечно, был знаковой фигурой, играл очень интересно, да и по результатам явно выделялся. Яркий человек, жалко, что он недавно умер.

– Вячеслав Дыдышко был одним из сильнейших мастеров Союза. Обыгрывал и Льва Псахиса, и Андрея Соколова, когда они были на пике. Рекордсмен по количеству побед в чемпионатах Беларуси.

– Михаил Шерешевский снова вернулся к шахматам, работает в академии шахмат Крамника в Сочи.

    Альберт Капенгут c юными Борисом и Ильей                                  Капенгут,  Гомель, 1968

– Альберт Капенгут был известным теоретиком и сильным шахматистом, играл в чемпионатах СССР, тренер мой и Бориса Гельфанда. Первым моим персональным тренером был как раз Капенгут. Потому что в Витебске у меня личного тренера не было. Я читал много книг, вот это были мои главные учителя.

Андрей Ковалев, Лев Пак, Александр Сарбай

– Но Пака Льва Рувимовича, который, к сожалению, скоропостижно умер полтора года назад, можно выделить, потому что он воспитал четырех гроссмейстеров: меня, Женю Агреста, Андрея Ковалева, Раю Эйдельсон. Для Витебска очень серьезная цифра. Хотя он не был особо сильным шахматистом, но, видимо, была у него педагогическая нотка, педагогическая изюминка. Он ездил со мной на турниры, опекал по-настоящему, искренне был привязан, и я его тоже очень любил. И для меня его смерть большая потеря. В последние годы он жил в Германии. Два года назад мы виделись в Израиле.

– А были ли знакомы с доктором Николаем Мисюком, многолетним председателем шахматной федерации БССР?

– Общался немножко, запомнил таким немного смешным профессором, потом сменился председатель федерации, и я его больше не видел. Был высокий человек с копной седых волос.

– Благодаря профессору Мисюку, его возможности напрямую обращаться к Машерову, и был построен Дворец шахмат

– Да, я тоже об этом слышал, строительство завершилось в 1985-м.

– Учились с Андреем Филатовым, известным шахматным меценатом, в последние годы – президентом Российской шахматной федерации, верно?

– Да, познакомился с ним уже после армии.

– Он был кандидатом в мастера?

– Точно, кандидатом, способным шахматистом.

– В то время не проявлял еще интерес к бизнесу?

– Тогда нет. Когда мы с ним дружили в институте, никаким бизнесом он не занимался, только незадолго до моего отъезда начал двигаться в этом направлении. Скоро, кстати, выборы в Российскую Шахматную Федерацию. Надеюсь, что он будет переизбран – Андрей сделал много хорошего на благо российских шахмат.

Леонид Бондарь, Борис Гельфанд, Илья Смирин и Андрей Филатов

– И благодаря ему в мае 2012 года в Москве состоялся матч на первенство мира между Анандом и Гельфандом…

– Я выступал там в роли комментатора, как и в других турнирах, к которым Андрей «руку приложил». Именно он подтолкнул меня попробовать себя и в этом жанре.

– Кто из белорусских шахматистов всех времен был, на ваш взгляд, «самым-самым»?

Борис Гельфанд

– Борис Гельфанд, конечно!

– Был еще Исаак Болеславский…

Исаак Болеславский, 1960

– Он играл с Давидом Бронштейном финальный матч претендентов в 50-м для определения соперника чемпиона мира Ботвинника, и при счете 6:6 проиграл в дополнительной партии. Да, действительно, Исаак Ефремович был выдающимся шахматистом, тренером и теоретиком, но он родился не в Беларуси, а в Украине, и переехал в Минск из России уже знаменитым гроссмейстером.

Поэтому я ставлю на первое место Бориса Гельфанда – он играл матч за звание чемпиона мира и был на волоске от победы. К тому же много лет он входит в мировую шахматную элиту. Я бы также отметил Виктора Купрейчика, были еще Алексей Сокольский, Гавриил Вересов.

 – Илья, это ваша книга «Староиндийские сражения» на столе?

– Да. Книга вышла на двух языках. Я ее писал на английском. Это было довольно непросто. Я владею английским хорошо, но не скажу, чтобы свободно.

– Когда начали писать?

– Я долго ее писал, года два, были большие перерывы. Это книга о староиндийской защите, моем любимом дебюте за черных на протяжении всей карьеры. Книга, кажется, удалась – по крайней мере, отзывы о ней были очень хорошие. В «New In Chess», шахматном журнале, который выходит 6 или 7 раз в год, есть постоянная рубрика, они следят за шахматной литературой, которая выходит. И мою книжку они оценили как «любимая книжка». Есть такой английский гроссмейстер Мэттью Садлер, он сказал, что это любимая его книжка 2016 года. Ну и я считаю, что книга удачная, без ложной скромности.

– Как возникла идея написать книгу? Понятно, что давно играли этот дебют, но играют многие, а пишут – нет.

 В Чикаго с Борисом Аврухом и его дочкой Софией. Апрель 2017

– Мне всегда хотелось написать книгу. А тут мой товарищ Боря Аврух, который уже несколько лет живет в Америке, а до этого в Израиле, и мы вместе много лет играли за сборную и за один клуб, выпустил свою книгу в издательстве «Quality chess».

Якоб Агард  (Jacob Aagaard) – представитель этого издательства. И вот Боря и Якоб предложили мне тоже попробовать. Я не торопился ее писать. Обычно книгу пишут полгода, я же не спешил, делал большие паузы. Во-первых, я играл в турнирах и во-вторых, я всё же писал ее по-английски.

– Кого из шахматистов (прошлого и современников) могли бы перечислить как знатоков этого дебюта за белых и за чёрных?

– Многие чемпионы мира играли староиндийскую: Таль, Фишер, Каспаров. В репертуаре двух последних староиндийская занимала одно из главных мест. Из тех, кто не стал чемпионами мира, можно выделить выдающихся гроссмейстеров: Геллера, Бронштейна, Штейна…

– Болеславского?

– Да, забыл его назвать. Вот Геллер, Бронштейн, Болеславский – те трое, которые стояли у истоков староиндийской еще в 1940-х, и играли ее здорово. Из белорусских – Купрейчик, ярко разыгрывавший этот дебют, ну и Гельфанд, новый классик, можно сказать.

Кстати, мой друг Андрей Ковалев тоже любит староиндийскую. Сейчас он реже играет в шахматы, но это по-прежнему его основной дебют.

– В книге отдается предпочтение компьютерным анализам или же логическим обьяснениям структур, типичных манёвров?

– На компьютере я проверял тактические моменты, варианты. Я старался не делать особый упор на теорию, не обходил ее, конечно, полностью стороной, но в целом обозначал пунктиром. Старался делать упор на идее и на эстетике, на красоте возникающих позиций, которые удавалось получить. Я брал свои партии, но не только. В основе книги – 49 моих прокомментированных партий, а внутри этих партий – еще почти 100 моих, записанных просто нотацией или с совсем короткими примечаниями, а также партии других шахматистов. Вот несколько дней назад мне написала из Америки мама одной шахматистки, что партия ее дочки Наринэ Каракашан попала в книгу. А дочка ее играла в полуфинале чемпионата СССР 89-го, но в финале выступать не стала, а вышла замуж. Но ее мама была очень рада, что интересный фрагмент из партии дочки оказался в книге.

(продолжение следует)

Опубликовано 30.01.2018  04:17