Tag Archives: Вячеслав Дыдышко

Альберт Капенгут об Исааке Ефремовиче Болеславском

От ред. belisrael

В продолжение опубликованных ранее материалов автора из готовящейся к выходу книги, предлагается несколько переделанная глава о Болеславском, в которой много белорусской специфики.

Фото автора – капитана команды Беларуси на Олимпиаде в Москве 1994 года в тренировочной форме с национальной бчб символикой, ныне признанной “экстремистской” 

Фото Болеславский на турнире претендентов 1950

Болеславский Исаак Ефремович (1919—1977) международный гроссмейстер. заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР. 

«Для меня идеалом в шахматах всегда был стиль Болеславского. У кого еще из современных шахматистов так хорошо воедино слиты стратегия, тактика, логика и фантазия?». Под этими словами Светозара Глигорича, наверное, подписались бы многие крупные шахматисты.

В “64” за 1981г. №19 стр. 13-15 я написал: “И все-таки вряд ли ошибусь, если скажу. что вклад Болеславского в шахматы как теоретика еще более весом, чем его практические достижения”. На это Давид Бронштейн попенял мне в частном разговоре, что я не прав, ибо он был блестящий игрок, который был вынужден отказаться от больших нагрузок, как я знаю, по состоянию здоровья. Только поэтому своё гигантское дарование мой учитель посвятил развитию дебютной теории. Оценки ИЕ стали чуть ли не «священным писанием» для целого поколения шахматистов, а лучшей наградой для дотошных теоретиков было признание «Опроверг вариант самого Болеславского».

Человек другой генерации, Саша Белявский в своих мемуарах “Бескомпромиссные Шахматы” Москва 2004 стр. 28 написал: “Болеславский любил анализировать дебютную часть партии много больше, чем практически играть. Его анализы отличались добротностью, а книги по теории дебютов содержали множество оригинальных идей, оспаривающих выводы практики. Из общения с Болеславским я почерпнул методы работы над дебютами”.

Мне выпал счастливый жребий много лет работать с этим обаятельным человеком;  попытаюсь рассказать, каким его знал я. На молодых шахматистов, впервые увидевших минского гроссмейстера на Всесоюзных соревнованиях 60—70х годов, не производил сильного впечатления невысокий, полный, рано полысевший, молчаливый человек, который не расставался с видавшей виды старенькой тюбетейкой.  Как-то одна западная газета окрестила ее «ермолкой, похожей на среднеазиатский наряд». На людях все эмоции ограничивались восклицаниями: «Плохо дело!» да «Горе, горе!». Короткие реплики “пустое!» казалось, говорили о флегматичности, но Болеславского выдавали мятущиеся пальцы рук, по-пасторски сложенных на животе. Немногословие бессменного тренера сборной СССР вошло в историю, но все дискуссии заканчивались, когда он изрекал вердикт. Впрочем, аналогичная ситуация сопутствовало заседаниям республиканской Федерации.

Внешней замкнутостью, пассивностью Исаак Ефремович пытался скрыть легко ранимую натуру. При этом он тонко разбирался в людях, давал меткие оценки, хотя непрактичность его порой была поразительна. Среди близких Болеславский становился совсем другим, иногда даже язвительным. Случалось, он слегка подтрунивал над интеллигентнейшим Сокольским. Кочевал даже анекдот о нём, часами молча гуляющим во время турнира претендентов в Будапеште со своим тренером. В конце концов тот не выдержал: «Чудесная погода, Исаак Ефремович», и в ответ услышал: «Ну. и болтун же вы, Алексей Павлович!».

Большие друзья. они вместе переехали в начале 50-х годов в Минск, жили в одном доме. Сокольский был очень близок с Болеславским. Помню, с какой болью АП рассказывал мне, как ИЕ откликнулся на просьбу старого друга Дэвика Бронштейна, переданную через Вайнштейна, позволить ему догнать Болеславского в турнире претендентов 1950 г., где АП был секундантом своего соседа.

Встреча Болеславского и Бронштейна, 1950 г

Гена Сосонко в книге «Давид Седьмой» стр.40 писал: «Исаак Ефремович Болеславский в доверительной беседе с земляком и любимым учеником Альбертом Капенгутом рассказывал, что немного партий этого матча действительно игралось…». Пользуюсь возможностью сказать, что ИЕ никогда мне этого не говорил, а весьма вольная трансформация моих слов, сказанных в доверительной беседе «не для печати», не делает чести автору.

Вернёмся к старинному другу героя. К слову, они и обращались друг к другу – ИЕ и АП. Однажды в поздравительной открытке Сокольский написал: «Вы примите, о ИЕ, поздравления мае», и Болеславский долго посмеивался над приятелем, который продал грамматику ради рифмы. АП был, пожалуй, излишне сентиментален, и ИЕ часто подтрунивал над ним. Последним выступлением Болеславского был турнир памяти Алексея Павловича Сокольского (Минск, 1970 г)

Однако надо не забывать, что их переезд в Минск в начале 50-х по приглашению первого секретаря ЦК КПБ Н.Патоличева вызывал недовольство тех, кому они могли мешать. Адриан Михальчишин писал: «В начале 50-х белорусы переживали шахматный бум благодаря «старому партизану» Гавриилу Вересову – он перевел в Минск Болеславского, Суэтина и Сокольского!» Насколько я знаю, это заслуга известного журналиста Я. Каменецкого, более того, я был свидетелем нескольких стычек Вересова с Болеславским и Суэтиным, несколько раз он жаловался на них в ЦК КПБ.

Одним из недовольных был директор шахматного клуба А. Рокитницкий. Он всячески препятствовал учреждению в Спорткомитете БССР должности инструктора по шахматам, подчеркивая, что выполняет эти функции на общественных началах. Однако делал это заслуженный тренер БССР по шашкам на свой лад.

В 1964 г. на конференции Федерации шахмат ее председатель Шагалович в своем докладе привел вопиющие факты. Наибольшее впечатление на меня тогда произвело выступление Болеславского. В этот момент он был сам на себя не похож, метался по сцене как раненый зверь. Он рассказывал о содержании документов, которые я воочию увидел позже, работая в архиве клуба над материалами по истории шахмат в Белоруссии.

Читаю письмо 1956 г. из Федерации шахмат СССР председателю Спорткомитета БССР: «В связи с учреждением Спорткомитетом СССР звания «Заслуженный тренер СССР» просим представить ходатайство о присвоении этого титула Болеславскому и Сокольскому». Резолюция председателя комитета Коноплина: «т. Рокитницкому – подготовить». Далее читаю «подготовленный» ответ: «Мы отказываемся ходатайствовать… ибо не знаем, что они сделали для страны (! – АК), но в республике они не подготовили ни одного разрядника». В итоге бессменный тренер сборной СССР Болеславский получил это звание лишь в 1964 г. по ходатайству сборной страны, а Сокольский – в 1965 г. за 3-е место на Спартакиаде Народов СССР 1963 г. А впервые белорусские любители познакомились с прославленным гроссмейстером на чемпионате города вскоре после его переезда. Трудно представить победителя недавнего турнира претендентов в одном состязании с перворазрядниками. Не уклонялся Исаак Ефремович и от участия в чемпионатах Белоруссии. В одном из них еще зеленым юнцом я ощутил на себе силу игры выдающегося шахматиста (смотри партию №1)

Под влиянием личности Исаака Ефремовича выросло не одно поколение белорусских мастеров. Но разве можно ограничивать его влияние только шахматами! Он блестяще знал художественную литературу (филолог по образованию) и сыпал цитатами в самых неожиданных ситуациях. Болеславский великолепно знал поэзию, особенно любил Caшv Черного. Как-то в Тбилиси на чемпионате СССР среди женщин 1974 года Исаак Ефремович читал наизусть своим ученицам Тамаре Головей и Татьяне Костиной поэмы Лермонтова. На сборах он любил играть в составление из букв длинного слова других покороче. В стандартном режиме после всех участников зачитывал свой оставшийся список, превосходящий всё услышанное от других. Как-то во время очередной прогулки в лесу Шагалович с изумлением слушал, как мы с ИЕ горланили песни Галича и Кима. Вспоминая своё детство, он признавался в любви к украинским песням. Очень часто ездил в город своей молодости Днепропетровск. Как-то я его развеселил, спросив: “Что, Туров – это псевдоним Баранова?” Насмеявшись над аналогией, он объяснил, что это – другой сотрудник редакции.

Поскольку после демобилизации в 1966 г. я восстановился в БПИ со второго семестра, то был относительно свободен и согласился поехать тренером Головей и Арчаковой на финал женского чемпионата СССР в Киев. Хотя я и раньше много помогал Тамаре советами, но тут я увидел специфику во всем блеске. Девочки расположились в таблице через одного, поэтому через день предстояла подготовка к той же партнерше тем же цветом. Относились к этому очень ответственно, годами вместе слушали Болеславского, и, естественно, в тетрадках были одни и те же варианты. Безусловно, они знали это наизусть, но все равно повторяли. Однажды, увидев старую запись, я попытался показать, что есть более сильное нововведение, но был с негодованием отвергнут, ведь это рекомендовал сам ИЕ! По приезде я спросил у него. Наш общий тренер объяснил:” Я думал, что это продолжение им легче понять”.

Новый 1967 год я встречал у Болеславских. После триумфа Петросяна в 1963 г Армения встречала чемпиона мира и его секунданта “на ура”. Не меньше месяца они ездили “по городам и весям”, а наиболее рьяные болельщики забрасывали их посылками каждый год. Накануне праздника из очередной извлекли трехзвездочный коньяк и любимое варенье Тиграна из грецких орехов. Были только Сокольские.

Играли в буриме. Каждый за столом придумывал две строчки, но следующему показывал только последнюю. В тот раз АП сочинил: «И губы милой целовал», на что ИЕ в своей манере пригвоздил друга: «Но тут наехал самосвал». Потом зачитывали и все долго хохотали. .

Большая часть его заграничных поездок в 60-х связана с работой тренером сборной СССР. Конечно, авторитет Болеславского у тех, кто входил в шахматную элиту, был непоколебим. Миша Таль рассказывал, как на Олимпиаде в Варне в 1962 г. команда что-то анализировала в комнате у ИЕ. Чтобы разрядиться, Боря Спасский произнёс со смаком первую строчку фривольного четверостишья, которую охотно подхватил Керес. Когда мой тренер услышал последнюю матёрную строчку, он всех вытолкал взашей из номера. Трудно представить кого-то ещё, кому можно было так поступить с элитой. Редкий матч на первенство мира обходился без его участия.

Болеславский помогал Давиду Бронштейну, Василию Смыслову, Тиграну Петросяну, Борису Спасскому. Лишь во время матчей с участием Таля он брал «тайм-аут», объясняя Кобленцу, что рижанин вызывает тёплые чувства, но ему нужен не тренер, а нянька, хотя тот искренне относился к минчанину с большим пиететом. Достаточно прочитать воспоминания Миши об их отложенной с чемпионата СССР 1957 г.: “Болеславский долго думал перед тем, как записать ход, а затем, как это часто бывает, мы после партии начали разбирать ее по горячим следам. Человек удивительной доброты, достаточно щепетильный, Исаак Ефремович показал, какой записал “закрытый” ход. Он из этого большого секрета вроде бы не делал. Ход, который (по его словам) был записан, довольно естественный и относительно быстро приводил к упрощениям и к позиции, где наиболее вероятна ничья. До доигрывания было несколько дней, и, когда мы с Кобленцем сели анализировать отложенную позицию, первым делом он ткнул в это напрашивающееся продолжение. Мы бегло посмотрели: вроде бы ничья. И тут вдруг Кобленцу пришел в голову очень неочевидный, неожиданный “секретный” ход соперника. Я убеждал, что Болеславский не похож на человека, который запишет один ход, а будет показывать другой… Кобленц настаивал, мы просидели за анализом этого хода несколько часов, но убедительного ответа не нашли. Я пришел на доигрывание, вскрыли конверт, и я увидел ход, который показал ранее Болеславский. Однако его последствия мы ведь и не проанализировали…”

В 1962 г. участникам турнира претендентов на Кюрасао предложили выбор – послать с каждым тренера или жену. Естественно, выбор был очевиден, а тренером на всех послали ИЕ с запретом готовить Тиграна против остальных советских гроссмейстеров. Со смехом мой тренер пересказывал разговор Корчного с Геллером, когда ленинградцу стал понятен тройной сговор: “У кого же ты будешь выигрывать?” – “У тебя”.

Отработав успешно матчи 1963 и 66 гг., он надеялся, что новый чемпион мира при распределении международных выступлений не забудет своего тренера, но тот мог обеспечить, например, Бевервийк Игорю Платонову за победу над Геллером в 1969 г., а не человеку, столько сделавшего для него. Последний турнир за рубежом Болеславский сыграл в 1963 году, когда ему было только 44 года, да в 1965 г.  подменил в последний момент основного участника на чемпионате Европы.

После первого матча со Спасским была выпущена книга с комментариями секундантов, но поверхностные примечания Бондаревского трудно сравнивать с обстоятельным “разбором полётов” ИЕ. Весной 1968 г. Петросян “вспомнил” о предстоящем в следующем году матче на первенство мира. ИЕ иногда жаловался, что тот совершенно не занимается. Болеславский считал, что матч 1966 г. Спасский проиграл из-за ошибочного выбора дебютной стратегии и понимал, что больше это не повторится. Зная эту семейку, пытался подсунуть вместо себя Суэтина, который мечтал о квартире в Москве, однако Тигран предпочел иметь обоих, а у ИЕ не хватило стойкости отказываться.

Надо сказать, что Болеславский был крайне ортодоксален в вопросах морали. Однажды в 1968 г. Корчной, дал “Шахматной Москве” №18 очень интересное интервью, но, когда я попытался заговорить об этом с ИЕ, тот, не вступая в дискуссию, дал ему уничтожающую характеристику:” Похотлив, как обезьяна”. Я был шокирован, ведь это совершенно из другой оперы. Злые языки нашептали, что во время сбора на подмосковной даче Петросян и Суэтин, решив расслабиться, пригласили девушек. Взбешенный Болеславский позвонил Роне Яковлевне. Та тут же приехала и навела порядок, но это не осталось для ИЕ бесследным.

Болеславский, Рона Петросян

На следующий год, оказавшись в Москве к концу матча, я встретился с ИЕ вскоре после начала 19-й партии и вместе пошли в зал. По дороге я спросил, какой сегодня будет дебют. Слегка поколебавшись, он назвал испанскую. Увидев на демонстрационной доске сицилианскую, Болеславский, наглухо замкнувшись, уединился в уголок, ему было не до меня.  Петросян, проиграл эту встречу, ставшую решающей, а ИЕ, позвонившему в квартиру чемпиона мира, где он жил во время матча, выкинули на площадку чемодан с вещами. Когда в Минске он мне это рассказывал, его колотило. Потом, в течение нескольких лет, Тигран пытался восстановить отношения, но на этот раз учитель был непреклонен.

В 1971 году ИЕ впервые согласился поехать моим тренером на 39-й чемпионат СССР. Молодежи свойственно не обращать на это внимание, поехал с тобой тренер и хорошо. А то, что он при этом доплачивает из своего кармана, не говоря уже о пропадающих побочных заработках (сеансы, статьи, занятия помимо основной работы и т.д.) мало кто замечает. При работе на Кавказские республики организаторы старались компенсировать расходы оформлением тренерской нагрузки, но для Белоруссии это было не реально. Безусловно, я ценил стремление Болеславского мне помочь и его решение поехать много значило. Неожиданно после 3-х туров я стал лидером при звёздном составе, однако в этот момент мой тренер преподнёс неприятный сюрприз, отказавшись от дебютной подготовки к Полугаевскому.

После разрыва с Петросяном Болеславский недолго оставался свободным – его пригласил на сбор Лёва. Из общения с ИЕ я пришёл к выводу, что он ориентируется на долгосрочное сотрудничество с ним. Однако тут сработал фактор различного подхода к совместной работе. После сбора выдающийся теоретик опубликовал статью по системе Авербаха староиндийской защиты, куда включил кое-что из совместных анализов. Полугаевский был в ярости, но ничего ему не сказал, а ИЕ был уверен в дальнейших контактах. К слову, не скажу, что нравилось, когда тренер опровергает мои разработки в печати, но я осознавал, что ему надо кормить семью. Чтобы писать на высоком уровне, надо опережать практику, а тут генератор идей под боком.

Я уже в какой-то публикации высказывался на эту тему, приводя наиболее известные примеры докатившихся до печати разборок – Карпов и Белявский или Каспаров – Гельфанд. Мое субъективное мнение о ситуациях, не оговоренных заранее – если спарринг-партнер оплачивается (конечно, речь идет не о командировочных расходах), то работодатель – собственник анализов. В противном случае, итоги совместной работы принадлежат обоим.

Увидев мою реакцию, ИЕ подсластил пилюлю, пообещав анализировать отложенную, если она будет хуже. В системе Мароци возник эндшпиль по 3 пешки на королевском фланге и по две на ферзевом, однако мои слон и конь противостояли паре слонов соперника. В какой-то момент я спросил Лёву, играет ли он на выигрыш? “Конечно!“ Я растерялся, и тут же сделал сомнительный ход, ослабляющий пешки, а за несколько ходов до контроля упустил четкую ничью, указанную Ваганяном.

В обзоре тура М.М. Юдович писал: “Партия отложена в слоновом эндшпиле при равном количестве пешек. Все же Капенгуту предстоит преодолеть ряд технических затруднений”. ИЕ немного подвигал бесперспективную позицию и уговаривал меня не тратить силы и сдаться, что я и сделал. Через несколько дней он комментировал эту партию в турнирный бюллетень и ужасно разволновался, установив, что вариант, которым аргументировал сдачу, не проходит. Пришлось его успокаивать, что я это нашел, но позицию уже нельзя спасти.

В 1972 году по инициативе Геллера Болеславский был приглашен на предматчевый сбор Спасского в Сочи. Кстати, на этот сбор ИЕ попросил у меня рукопись еще не опубликованной статьи по Анти-Бенони. Спустя полгода в разговоре с Н. Крогиусом выяснилось, что они не смотрели нужный материал по причине… плохой печати! Потом ИЕ рассказывал, что Ефиму Петровичу хотелось во что бы то ни стало опровергнуть систему Найдорфа с 6.Bg5, и они истратили на это уйму времени.

Чемпиону мира настолько понравилась энциклопедическая эрудиция ИЕ, что он настоял в ЦК на поездке Болеславского в Рейкьявик, о чем мало кто знает. Исаак Ефремович жил там с туристами отдельно от Спасского как корреспондент “Шахматного бюллетеня”, но, когда Р. Фишер начал выигрывать партию за партией, он наряду с Геллером стал играть ведущую роль при подготовке. Болеславскому приходилось буквально дневать и ночевать в резиденции чемпиона, ибо Фишер начал бегать из дебюта в дебют, и только знания ИЕ позволяли 10-му чемпиону мира поддерживать определенный уровень.

Проиграв матч, Спасский совершенно неожиданно для Болеславского дал ему приличную сумму, однако Исаак Ефремович стеснялся показать окружающим, что у него есть деньги, и лишь в последний момент решился и купил в аэропорту пересадки очень дорогой радиоприемник, чтобы слушать “вражеские голоса”. Вы бы видели его разочарование, когда я объяснил бесполезность покупки, ибо там не было коротких волн!

На мой взгляд, Е. Геллер и И. Болеславский являлись теоретиками-гигантами, определявшими лицо времени, но их отношение к публикациям было полярно противоположно. Одессит работал на себя и в глубине его анализов, к сожалению, я убедился на нашей партии.  Мой учитель, охотно делившийся знаниями, не случайно 14 лет был тренером сборной страны, постоянно выигрывающей золото на Олимпиадах. А вообще-то, на мой взгляд, Болеславский был на голову сильнее всех остальных публичных теоретиков того времени, и его рекомендации воспринимались современниками как высший знак качества.

Геллер, 1971 г. Ленинград, 39 ч-т СССР

Благодаря феноменальной памяти его познания были энциклопедическими. Как-то Исаак Ефремович рассказывал, как в молодости с Бронштейном и Константинопольским они развлекались, по очереди расставляя на доске позиции из различных партий. Оппоненты же должны были вспомнить, что это за поединок. Конечно, при нынешнем потоке информации эта забава была бы не под силу даже прославленным эрудитам.

Болеславский – Фурман – Бронштейн

Перед несостоявшимся матчем Карпова с Фишером в 1975 г. по заказу С. Фурмана ИЕ сделал широкий обзор современного состояния теории. После преждевременной кончины Болеславского в 1977 г., перед матчем в Багио, Семен Абрамович предложил мне сделать работу учителя, но я не обладал его энциклопедическими знаниями, и мы договорились о свободном поиске. Когда я сдал эту работу, меня тут же попросили сделать следующую.

Письмо Фурмана

Трудно найти современный дебют, в теорию которого Болеславский не внес бы весомый вклад. Особенно его радовало, когда домашняя заготовка срабатывала у питомцев. Он высказывал удивительно много свежих дебютных идей и щедро делился со всеми, не ограничиваясь лишь своими подопечными и учениками. Тренер самого высокого ранга, он заботился и о белорусских резервах, находил время ездить на Всесоюзные юношеские соревнования и это, естественно, приносило плоды.

Один из его учеников, Заслуженный тренер БССР Михаил Шерешевский в книге «Моя методика» пишет: «Это был суперкласс! Гроссмейстер мирового масштаба, тренер сборной СССР и чемпионов мира. Все, кому посчастливилось в составе сборной Белоруссии с ним работать, могли почерпнуть для себя очень многое. Но системы не было! Мы занимались анализом дебютов и их связью с миттельшпилем, а также разбором сыгранных партий.

Конечно, понимание игры у И. Болеславского было колоссальным, умение анализировать уникальным, комбинационное зрение острым, но имеющий уши должен был сам услышать. Никто тебе ничего «не разжевывал» и в рот не клал».

Понятно, что «небожителя», спустившегося с шахматного Олимпа до уровня групповых занятий со сборной республики, мало интересовал пройденный путь до попадания в команду, а недочёты в знаниях лишь встречали недопонимание и лёгкое осуждение. Поэтому дискуссионно сравнение с  Мариком Дворецким, отработавшего методику совершенствования от кандидата в мастера до гроссмейстера.

Число находок Болеславсного можно измерить, пожалуй, четырехзначным числом. При таком изобилии он не любил конспирации, охотно печатал свои анализы, многое показывал на лекциях. Меня всегда поражала его уникальная дебютная интуиция – случалось, он не мог однозначно ответить, чем именно какой-нибудь ход плох или хорош, но его оценки подводили крайне редко. Были у нас и принципиальные споры. Он любил находить истину самостоятельно, я же предпочитал предварительно познакомиться с уже имеющейся информацией, как следствие его же тренерского подхода, когда ещё в 1959 г. на любой вопрос 14-летнего юнца сурово спрашивал, что на эту тему я уже читал. Естественно, приходилось готовиться к занятиям.

Мы часто по этому поводу пикировались с ИЕ, и мой основной аргумент был: “Мне бы Вашу голову!” Возможно, будь у остальных такой инструмент, его метод устроил бы каждого, но увы…

Как-то году в 1960-м на собрании сборной республики на квартире ИЕ участники помоложе столпились у столика, за которым сидели мэтры. Я, как самый молодой, видел доску лишь краешком глаза. Кто-то спросил мнение нашего лидера об одной идее в популярной тогда системе Раузера. Я тут же прокомментировал: «Этот ход впервые применил Гольденов». Когда я произнес его имя, Ройзман тут же заткнул мне рот, но я видел, что Исаак Ефремович сидит озабоченный. Спустя 5 минут он повернулся ко мне и кивнул: «Да».

В вопросах этики он был весьма щепетилен. что я почувствовал на себе. Тяжело разойдясь с Т. Петросяном в 1969 году, Болеславский был секундантом Л. Полугаевского на межзональном турнире. Я уже рассказывал о проблемах, возникших перед партией с Лёвой в финале XXXIX чемпионата СССР.

Когда я демобилизовался в 1966 г., он попросил меня редактировать первый том его рукописи для ГДР – популярная в будущем дебютная серия только началась. Я проверял его рекомендации и оценки, автоматически исправляя опечатки Нины Гавриловны., что, несомненно, помогло мне в дальнейшем совершенствовании. Спорные моменты вызывали дискуссии. Получив авторские экземпляры, один из них ИЕ подарил мне с пожеланием не только изучить, но и развивать дальше. Надеюсь, несколько систем, названных моим именем, подтверждают, что я выполнил пожелание мэтра. В мою первую книгу “ Индийская защита” я включил посвящение “Памяти учителя И.Е. Болеславского”. Мои ученики Гельфанд, Смирин, Шульман продолжили развивать теорию шахмат, публикуя свои книги..

Другие титулованные звезды нанимали “негров” – мастеров на своих условиях, лишь где-то в предисловии благодарили реальных авторов за помощь. Эту же систему потом применили и югославы в 80-90-х годах при издании всех энциклопедий и монографий. Тайманов как-то предлагал это и мне, но я хотел, чтобы имя светилось. Даже после переезда в США Джин предлагал анонимно готовить его дебютные видеокурсы, но и здесь я отказался, хотя, возможно, сделал ошибку, не учитывая специфику жизни шахматистов в Америке.

В отличие от других, ИЕ писал сам, но жесткие сроки не позволяли ему писать на том же уровне, как статьи в журналы, и, вынуждено, его критерии качества снизились. Последние 10 лет жизни ИЕ интенсивно работал над этой серией. Приходилось пересматривать многие общепринятые оценки, разрабатывать новые продолжения. Заменяя общеизвестные варианты, базирующиеся на практике, на свои рекомендации, мой тренер рисковал – ведь в случае их опровержения читатель не имел альтернативы. Хотя и редко, но это случалось. Чтобы осветить какую-то проблему при лимитированном объёме приходилось допускать перестановки ходов, далеко не всегда сильнейшие. За первым изданием появились последующие. Исаак Ефремович много работал над книгами, и до поздней ночи можно было видеть огонек в его окне. Между прочим, это лишний довод против тех, кто объяснял ранний отход от практики «леностью» Болеславского. Конечно, он должен был выдерживать график и опускаться до популяризации, что наложило заметный отпечаток и на другие публикации.

Мы много времени проводили за совместным анализом, поэтому в монографиях текст некоторых вариантов был продолжением дискуссии со мной: там, где я находил какие-то идеи, он старался их опровергнуть. Естественно, это било по моему репертуару. Обладая феноменальной памятью, Исаак Ефремович не хотел тратить время на обработку шахматной литературы, как это приходилось делать мне. Однако лавина информации резко возрастала, и надо было найти способы обуздать ее. В конце концов, он вынужден был придумать свою систему. Под каждый том отводился блокнот для телефонного справочника, где на странице сверху писалась “шапка” варианта и, по мере поступления свежей периодики, указывался краткий адрес ссылки типа “ШБ-73/10-28”.

По несколько раз в неделю я бывал у ИЕ, однако, когда маленького сынишку не на кого было оставить, он приходил ко мне. О его тренерском подходе хорошо говорит один эпизод.

Во время 40-го чемпионата СССР я обратил внимание на партию Васюков – Разуваев в системе Россолимо, где Юра применил новинку на 7-м ходу. После тура я немного посмотрел, разбираясь в идее жертвы отравленной пешки. К моему удивлению, во время тренировочного матча Белоруссия – Эстония Вейнгольд прельстился материалом. После тура я заметил Саше, что я уже напечатал анализ с ключевым 13-м ходом. Он уверял, что просмотрел все опубликованные материалы по варианту. Редкий случай, когда оба правы – дома я нашёл это в своей статье… по Английскому началу! Сейчас система носит моё имя.

Я решил обыграть парадокс и прокомментировал в “Шахматы в СССР” за 1975 г. №6 стр. 11-12. ИЕ просмотрел журнал и поинтересовался возможностью белых получить приемлемую позицию в миттельшпиле. Пришлось признаться в неточности и, как следствие, подачи эффектной идеи в комментариях, обходя острые углы. Можно представить, какие слова мне пришлось выслушать!

К слову, Болеславский не раз констатировал, как часто мне приходилось выигрывать партию дважды из-за потери концентрации в подавляющих позициях. В своё время нам понравился детский фильм “Айболит-66”. Две цитаты оттуда мне часто приходилось слышать в свой адрес: “Нормальные герои всегда идут в обход” и “И мы с пути кривого ни разу не свернём, и, если надо, снова пойдём кривым путём”.

Время окончания нашей работы было стабильным – 8 часов вечера, когда учитель, иногда в моей компании, пытался слушать “вражеские голоса”.

Когда я рассказал Болеславскому о “ Докторе Живаго”, он признался, что встречался с лидером Народно-трудового Союза Е. Романовым на турнире претендентов в Цюрихе в 1953 г., его настоящая фамилия Островский, и, оказывается, он был тренером ИЕ на матч-турнире за звание абсолютного чемпиона СССР. Впоследствии я читал об этом в книге Евгения Романова «В борьбе за Россию» Москва, 1999. Кстати, тогда же мой тренер рассказал о своей встрече с чемпионом СССР 1927 г. Федором Богатырчуком в Амстердаме в 1954 г., а Сергею Воронкову, описавшему свою большую работу, чтобы установить этот факт, достаточно было спросить у меня.

Как-то, разоткровенничавшись, он рассказал о событиях, предшествовавших матч-турниру 1948г. Перед первенством СССР 1947 г., Дмитрий Васильевич Постников, в то время зам. председателя Спорткомитета, как написал Д. Кряквин, “настоящий вершитель шахматных судеб в послевоенном СССР”, а впоследствии председатель Федерации страны, объявил участникам о планируемой просьбе к ФИДЕ включить в матч-турнир двух победителей этого и следующего чемпионатов. Ими стали победитель турниров Керес и Болеславский, дважды финишировавший вторым. Но уже убили Михоэлса и на фоне борьбы с космополитизмом включили Смыслова.

Керес-Болеславский

Уже подготовив рукопись к печати, я наткнулся на старое (2016) интервью Д. Гордона с А. Белявским, где Саша рассказывает, как М. Ботвинника не включили в команду СССР на Олимпиаду в Хельсинки в 1952 году. Я и раньше где-то читал эту версию, скорее всего, рассказанную самим «патриархом». Однако, в “64” №1 за 2003 год был напечатан протокол собрания, где принималось решение не заявлять чемпиона мира на первую доску. (Кстати, при голосовании Болеславский был единственным воздержавшимся.). В свою очередь, ИЕ рассказывал мне своё видение, где акценты расставлены по-другому.

Наиболее полно отразил ситуацию С. Воронков в статье  «КОНЕЦ ЭПОХИ» от 28 ноября 2017.  Однако он не упомянул, а возможно, и не знал, что триггером послужила ситуация со сборной СССР по …футболу на летних олимпийских играх 1952 года в той же Финляндии. Проигрывая 1:5 за полчаса до конца игры команде Югославии (в то время её главой был злейший враг Сталина Иосиф Броз Тито), советская сборная сумела отыграться, но повторный матч проиграла.

«Говорят, что по прибытии в Москву футболисты и тренеры сборной СССР долго не выходили из вагона, опасаясь, что их арестуют прямо на перроне – за проигрыш принципиальному политическому противнику. Но время шло, а люди из ГБ не появлялись, и спустя час все разъехались по домам. Однако история на этом не закончилась. Через месяц спортивное руководство страны приняло решение о расформировании являвшегося базовым клубом сборной ЦДСА. Формулировка? «За провал команды на Олимпийских играх и серьёзный ущерб, нанесенный престижу советского спорта».

Шахматистами, да и начальством, в этой ситуации владел страх! К слову, одним из тренеров нашей команды был А. Сокольский.

Любопытно мой учитель рассказывал про Олимпиаду в Тель-Авиве 1964 г. Их сопровождал майор КГБ со смешной фамилией Приставка, однако не слишком им докучавший. Лучшим книжным магазином города слыл “Болеславский”. Так он назывался ещё долгие годы после смерти дяди ИЕ. На приеме у бессменного премьера Бен-Гуриона убеждённый коммунист Ботвинник вёл с хозяином дискуссию о социалистических принципах кибуцев, а на вопрос, что запомнили шахматисты-евреи на иврите, отличился Лёня Штейн, озвучивший какое-то ругательство. Увидев улицу, названную в честь известного сиониста Жаботинского, он удивился: “Как они уважают наших спортсменов!”. Штангист-однофамилец несколько месяцев ранее выиграл Олимпийские игры.

Было ещё немало забавных ситуаций, рассказанных в соответствующем настроении. Вот одна из них. В 1954 году сборная СССР гастролировала по Южной Америке. Заканчивая выступления в Уругвае, часть команды уже сидела в автобусе, но Петросяна никак не хотели отпускать его соотечественники из большой армянской колонии, одаривавшие его всевозможными сувенирами. Сопровождающий чекист положил на сиденье кофточку для жены, приобретённую на крохи от суточных, и вышел поторопить с отправкой. Одессит решил разыграть друга и перекинул упомянутое скромное приобретение на место Тиграна, наконец вернувшегося в автобус и слегка удивившегося пакетику. “Это тебе армяне передали.” прокомментировал Геллер, и тот спокойно положил это в чемодан.

В конце апреля 1967 г. команда республики играла традиционный матч с ГДР в Берлине по схеме двух четверок. Руководителем делегации был зав. сектором спорта ЦК КПБ Павел Владимирович Пиляк. Незадолго до поездки ИЕ узнал, что 3 месяца назад с него сняли стипендию за снижение спортивных показателей. Непонятно, почему бессменный старший тренер сборной СССР на семи Олимпиадах был оформлен как играющий гроссмейстер, но это не самое “левое” решение на московской кухне. Одно распределение международных поездок чего стоило! ИЕ очень болезненно переживал лишение средств к существованию. Надо отдать должное нашему куратору, он быстро осознал место Болеславского в шахматной жизни республики и вскоре после возвращения открыл под него позицию в Школе Высшего Спортивного Мастерства.

Учебно-тренировочный сбор к Спартакиаде 1967 г. проходил в только что открывшемся мотеле “Интуриста” на 17-м километре Брестского шоссе. Удобное автобусное сообщение из центра в 2 шагах от квартиры, городские телефоны выглядели соблазнительно для ИЕ. Во время нашего первого сбора Болеславский любил следить за нашей игрой в волейбол, иногда гулял по лесу, а Нина Гавриловна носила за ним раскладной стульчик. Потом он не раз выбирался туда просто погулять. Охотно ездил на сборы в открывшийся в 1974 г.  олимпийский центр в Раубичах, где было раздолье для прогулок по биатлонным дорожкам.

После фиаско в ГДР Вересова сдвинули на пятую доску, спустя месяц незаметно поменяли с Ройзманом. Затем повторилась ситуация 1963 г. Уже в поезде, ИЕ, стесняясь смотреть мне в глаза, объяснил мнение ЦК КПБ и попросил уступить ГН. Получив желаемое, но чувствуя себя неуверенно, наш ветеран тут же предложил иметь в команде сильного запасного, например, его, чем взбесил Болеславского.

В финале Вересов опять проиграл все партии, особенно трагично в решающем матче за пятое место с Грузией. В очередном цейтноте, помня об ответственности перед командой, он предложил ничью мастеру Ломая, но когда тот отказался, не выдержал и возмутился:” Мальчишка, как Вы смеете отказываться от ничьи, когда Вам предлагает международный мастер”. Обалдевший Теймураз тут же сделал ход, подставляя фигуру. ГН схватил ее, но затем дал очень плохой шах, уводя ладью, защищавшую от мата по первой горизонтали. После этого надо было давать вечный шах, и снова, как в ГДР, подсознательное нежелание ничьи привело к просрочке времени.

Задерганный Болеславский не мог на это смотреть. “Все, можете уезжать”. В прострации Вересов походил минут 10, потом подошел к ИЕ и грубо оскорбил его. Тот вначале собирался по возвращении подать в суд, потом подостыл и ничего не предпринимал. Его друг Давид Бронштейн в своей книге “The Sorcerer-‘s Apprentice 1998”, написанной в соавторстве с Томом Фюрстенбергом, подчеркнул: “You ought to know that Veresov was very anti-Semitic. He lived in Minsk and was a real enemy of Isaac Boleslavsky”.

Летом 1968 г. Болеславского пригласили тренером студенческой сборной на очередной Олимпиаде. В команде играли два его ученика. На Клязьминском водохранилище мы в основном отдыхали, хотя с нами был лучший тренер страны. Там мне довелось получать для него письма до востребования от близкой подруги довоенных лет. Он рассказывал историю его женитьбы в эвакуации и добавлял, что у Нины Гавриловны золотые руки, но голова… Однако стоически нёс свой крест и главным приоритетом для него был достойный жизненный уровень семьи, оставляя за кадром свою персону.

Пресс-центр 1 лиги, Минск, 1976 г. Нина Гавриловна Болеславская печатает обзор руководителя пресс-центра Капенгута. Сидит демонстратор Валерий Смирнов

Для него неприятным сюрпризом стала ситуация перед доигрыванием последнего тура полуфинала, когда по всем параметрам мы не попадали в главный финал (подробнее в главе о малых олимпиадах). ИЕ, зная в первую очередь от меня об уверенных победах, жалел, что связался, но, к счастью, всё обошлось. Встряска не прошла бесследно для Болеславского, написавшего гневную статью в “Шахматы в СССР” №10 за 1968 г. стр.18 -22., причем сотрудники редакции мне говорили, что кое-где им пришлось сглаживать эмоции.

Гуляя по окрестностям, мы натолкнулись на вишнёвые деревья на косогоре. Я забрался и стал лакомиться, соблазняя ИЕ, но, когда он стал карабкаться, я быстренько сделал кадр. Однако мне не повезло – порвалась перфорация и плёнка была испорчена. На обратном пути в Вене я знал один магазинчик, где наша сборная успешно отоварила свои гроши. ИЕ был в столице Австрии 5 раз, но выводить по карте пришлось мне. Когда мой тренер увидел, что он не мог торговаться как я, попросил купить кое-что и для его семьи.

В 1968 г. на командном первенстве страны среди обществ мы жили в гостинице “Рига” напротив оперного театра. Недалеко был шахматный клуб, а рядом – популярное в то время кафе “Луна”. Как старожил, я сводил ИЕ и Тамару Головей, выступавших за “Спартак”, в это заведение. На обратном пути я спросил своего тренера, как ему там понравилось, и с изумлением услышал в ответ: ”Вы знаете, Алик, для меня это слишком дорого”.

Немного помог маэстро. Став директором Латвийского объединенного шахматного клуба и отказавшись от государственного финансирования, Кобленц организовал выпуск шахматной литературы, которая при огромных тиражах оставалась дефицитом, но поскольку в Советском Союзе  по идеологическим соображениям книги невозможно было печатать не централизованно, то пришлось ограничиться ротапринтами тиражом в 2 000 экз. Вскоре Болеславский стал в этой серии основным автором, публикуя на русском языке очередные переработанные главы, написанные для ГДР.

Даже после серийного выхода трех монографий с последующими переизданиями, его финансовые возможности были ограничены. Некоторые мастера в Минске соглашались давать сеанс только вместе с лекцией, получая через лекционное бюро шахматного клуба около 20 руб. ИЕ соглашался ехать в парк Челюскинцев за 10 руб.

В начале 70-х мы много работали над комментированием партий, вначале только в Информатор, потом и что-то в “Chess Player”, с которым я начал контактировать с 1972 г. Помимо белорусских турниров, я привозил избранные поединки с соревнований, где играл. Часть из них Болеславский отбирал для работы. Дома я находил соответствующие ссылки на предшественников, и только после этого начинался совместный анализ, который потом я оформлял и отсылал.

Как-то ИЕ предложил написать статью по шевенингену. Я тут же вспомнил свою первую теоретическую статью по проблемам этой системы, которая была напечатана в “Шахматном бюллетене”, 1967 г. №3, стр. 68-70. Однако возникающий миттельшпиль трудно объяснить доступным языком, ибо к одной и той же позиции можно прийти самыми разными порядками ходов, и в то же время в каждом из них возможны совершенно самостоятельные продолжения, и её понимание базируется на нюансах перестановок ходов. Я начал, как обычно, подбирать материал, но потом учитель отказался от нашей затеи и объяснил: “Вы знаете, Алик, я подумал и решил, что не надо нивелировать разницу в классе”. Кстати, в воспоминаниях о работе с Талем я рассказываю о нашей попытке покорить этот Монблан перед межзональным.

Перед полуфиналом очередного первенства страны во Львове 1973 г. я принял предложение двоюродного брата провести сбор в Нальчике. Член-корреспондент АМН Габрилович поигрывал в шахматы, выполнил КМС и долгие годы возглавлял Кабардино-Балкарскую федерацию. Брат боготворил Болеславского и поселил нас у себя дома. Как-то гуляя по городу, зашли в ресторан и мне захотелось цыплят табака, но цена стояла за 100 г. На мои настойчивые расспросы о возможной стоимости, официант стойко держался – “сколько завесит”. Получилось приемлемо, но почему-то на ИЕ этот мини диалог произвёл большое впечатление, и в разных ситуациях он напоминал мне – “сколько завесит”.

К 1974 г. сложилась ситуация, когда ИЕ встречался со мной индивидуально, как  правило для совместного комментирования, а с Купрейчиком, Дыдышко, Мочаловым, Шерешевским и Юферовым в другие дни. К этому времени его дочь Таня неудачно побывала замужем в Одессе и вернулась. Однажды смущённый ИЕ попросил помочь организовать для неё не шахматный контакт с моим приятелем в то время Серёжей Юферовым. Я не мог ему отказать – к концу совместного занятия, как бы случайно, дочка зашла в кабинет и, слово за слово, пригласила нас в свою комнату посидеть поболтать за бутылкой сухого.

ИЕ терпеть не мог ходить по кабинетам, но всюду его встречали с огромным уважением. Например, ИЕ со смехом рассказывал мне про заседание штаба по подготовке республики к Спартакиаде Народов СССР 1975 г., который возглавлял первый заместитель председателя Совета Министров БССР Владимир Фёдорович Мицкевич. Когда все расселись, Заслуженный тренер СССР Генрих Матвеевич Бокун, который тогда возглавлял спорт, спросил у ВФ: ”С кого начнем?”, не сомневаясь в выборе фехтования, как коронного для Белоруссии олимпийского вида спорта, и был шокирован ответом: “О чем речь, когда здесь сам Болеславский”.

В преддверии Спартакиады Народов СССР 1975 г. в Риге, Болеславский договорился с Латвийским клубом о проведении учебно-тренировочного сбора для нашей команды на Рижском взморье. Взамен ИЕ, занимаясь с нами, ещё читал лекции хозяевам. К этому времени с постоянными жалобами на глаза я попал к главному офтальмологу Минска, поставившему мне страшный диагноз – опухоль мозга. (к счастью, ошибочный). Пришлось добиваться энцефалограммы на единственном в республики аппарате. Я рассказал об этом ИЕ, он посочувствовал, заодно попросил не претендовать на первую доску. Учитель не хотел лишних проблем, хотя за пару месяцев до нашего разговора Витя набрал 3.5 из 15 в чемпионате СССР. Чтобы подсластить пилюлю, он добавил, если мне запретят играть, то возьмёт вторым тренером. Я поделился ситуацией со здоровьем с Юферовым.

Во время сбора Нина Гавриловна умудрилась огорошить Серёжу ближайшим приездом Тани “к нему”. Сказать, что он был напуган, мало – одним словом, она “из Савла сделала Павла”. Он знал, как Купрейчик тяготился ведущей ролью Болеславского в белорусских шахматах, и они написали совместное заявление в ШВСМ, отказываясь заниматься у ИЕ. Попутно возражали против моей кандидатуры в качестве второго тренера.

ИЕ ужасно перепугался. Ещё свежи были в памяти три месяца без зарплаты и унижение от Петросяна. Хотя нашего лидера заверили, что на его зарплате заявление учащихся не отразится, тем не менее, морально он был готов к капитуляции.

Слухи о возникшей ситуации распространились быстро и через пару месяцев на Спартакиаде я получил несколько деловых предложений. Сначала Алик Рошаль предложил на великолепных условиях переехать в Ташкент, затем директор Ленинградского клуба Наум Антонович Ходоров и, автономно, будущий руководитель советских шахмат Бах предложили стать местным гос. тренером. Алик, поднаторевший в составлении обменных цепочек, детально объяснил мне, как трансформировать выделяемую 2-х комнатную квартиру вкупе с минской в более приличное жильё. Я решил поинтересоваться мнением чемпиона мира, ещё выступавшего за Ленинград. Он ответил, что это не его инициатива, но знает об этом, а на вопрос, что будет представлять эта работа, составление подборок для него или беготня по кабинетам со сметами, ответил, что не знает, но, несомненно, будет такого человека использовать.

Естественно, я тут же поделился с Болеславским, на что тот, пряча глаза, посоветовал: “ Конечно, Алик, Вам надо переезжать”. Он предельно чётко дал понять, что защищать меня не будет, а ситуация через несколько дней на собрании команды вылилось в нашу короткую стычку, для большинства совершенно непонятную. До нелепой кончины спустя полтора года у меня так и не повернулся язык сказать, что триггером была его просьба, хотя, если бы её и не было, может быть позже, подвернулось бы что-то другое.

В феврале 1977 г. ИЕ вышел из дома за рыбой для кота, поскользнулся и упал на Ленинском проспекте, сломав ногу. Проходившая мимо призёр одного из женских чемпионатов республики вызвала скорую, доставившую его в леч. комиссию. Так называлось в Минске 4-е управление Минздрава. Был карантин на грипп. Забытый врачами, «незаметный пациент» просился домой. Перед выпиской врач его даже не осмотрела, а тромб уже начал своё черное дело. Через 15 мин. после появления в своей квартире он скончался.

Фото Болеславского с похорон

В это время я играл в чемпионате ВЦСПС в Вильнюсе и снова, как 11 лет назад, меня вызвали в Минск. Когда появился в знакомой квартире, был ошарашен первой же фразой Тани: “Ты представляешь, у него на книжке только 3 тысячи!”. На похоронах мне даже не дали слова. Нелепейшая смерть этого милого. обаятельного человека была для всех тяжелым ударом, но по-настоящему начинаешь постигать утрату через годы.

В интервью для “The Chess Gerald” за 1994 г.№4 стр. 59-64, я говорил: «В какой-то момент сотрудничества с Болеславским я задумался: вроде бы этим я обязан себе, этим – тоже, а что же я взял у него? И уже позднее понял, что на мне неизгладимая печать его отношения к любимому делу, его шахматного мировоззрения».

Опубликовано 04.11.2021  20:59

***

Еще материалы автора:

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.1)

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.2, начало)

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.2, окончание)

БЕСЕДА С ИЛЬЕЙ СМИРИНЫМ (1)

Город Витебск известен прежде всего как родина великого художника Марка Шагала. Однако среди уроженцев Витебска немало одаренных людей, проявивших себя в разных областях. Один из них – международный гроссмейстер по шахматам Илья Смирин. Первый успех к нему пришел еще в четвертом классе, когда витебская школьная команда выиграла всесоюзный турнир «Белая ладья» в Паневежисе. Илья – чемпион Беларуси 1987 года и неоднократный чемпион Израиля, а в 2004-м, посетив родной город по приглашению Александра Сарбая, завоевал уникальный титул абсолютного чемпиона Витебской области. Почти повторил успех Михаила Ботвинника в предвоенном СССР :))

Год назад в издательстве «Quality Chess» на английском языке вышла книга Ильи Смирина «Староиндийские сражения». Она приобрела популярность и уже переведена на русский язык; ее выход оказался для нас одним из поводов, чтобы побеседовать с автором. Другим поводом стал 50-летний юбилей И. С. (12 января 2018 года). Накануне Илья согласился ответить на наши вопросы. Беседа состоялась в его уютной квартире в красивом городке Кфар-Саба, что километрах в 20 от Тель-Авива.

– Илья, расскажите, откуда пошло увлечение шахматами? Это было семейным хобби? А также немного о своих предках, о «корнях».

Юлий и Майя Смирины

– В шахматы научил играть папа, Юлий Исаакович. Он преподавал в витебском техникуме физику, электротехнику и основы электроники. Мама, Майя Израилевна, работала инженером на ковровом комбинате. Они уехали в Израиль через полгода после меня: я летом 91-го, они в конце 91-го. И живут под Хайфой, в Кирьят-Яме. Папа и привел меня в шахматно-шашечный клуб, мне было тогда семь лет.

Исаак Смирин

– Особенно же я был близок с дедушкой по линии отца. Был очень умный человек, высокой степени порядочности. Он умер в 1981 г.

– Он был религиозным евреем?

– Никто в семье не был религиозен, разве что прадедушка. У меня вообще интересная история семьи. У моего дедушки было восемь братьев. Из них шестеро уехали в Палестину в 1920-е годы. Дедушка был из тех, кто остался, он был вторым по старшинству. Его звали Исаак.

Моисей Смирин

– А его старший брат Моисей Смирин стал известным историком, лауреатом Сталинской премии, членом-корреспондентом Академии наук СССР. Он занимался сравнительно нейтральными темами: историей Германии средних веков, реформацией Томаса Мюнцера. Умер в 1975 году. Я его немного помню, когда маленьким был. Еще один брат со всей семьей погиб в Холокосте, тогда ведь часть Белоруссии относилась к Польше. Что касается тех шестерых, которые уехали в Палестину – когда я приехал в 1991-м в Израиль, еще трое были живы. Один был очень похож на моего дедушку. У меня было такое странное чувство, что я снова встретил своего дедушку. Хотя, я, естественно, никогда в жизни раньше не видел его братьев.

– Они говорили по-русски?

– Да, с акцентом, но всё же прилично. К сожалению, все они уже умерли, последний лет 10 назад в возрасте 95 лет. Один из братьев погиб в войну за Независимость 1948 года. В общем, интересная история. Они все Змирины (זמירין ). Поменяли первую букву «с» на ивритскую «заин», а я решил не менять, оставить всё как есть.

– И правильно, тем более, что вас все знали как Смирина. В 91-м году вы были уже известны.

– В принципе да, узкий круг разночинцев (смеется).

– Известно, что учились в минском институте физкультуры. А шахматной специализацией руководил Бондарь?

Леонид Бондарь и Тамара Головей

– Да, Леонид Алексеевич Бондарь. В тот год, когда я поступал, был прием на шашечную специализацию. Шахматы и шашки чередовались, поскольку Беларусь славилась своими всемирно известными шашистами. В числе шахматистов поступали и я с Гельфандом. Я окончил институт, но это была чистой воды проформа.

– Там некому было особо учить шахматам

– Это было вообще не образование, это было смешно. Вот один случай. После первого курса я пошел в армию. И после армии, если честно, я не был на занятиях ни разу. Сдавал легко, готовясь перед экзаменом и вообще не посещая лекции. Но был такой предмет – политэкономия. Тут я решил всё же пойти на собеседование перед экзаменом, узнать, о чем, собственно, этот предмет, я не совсем понимал суть дела. (Это и сейчас затруднительно сказать.) Прихожу. Сидят борцы, штангисты, боксеры, вот такой контингент, и преподаватель спрашивает у одного штангиста: «Вот рынок сбыта, производство, может ли корабль быть товаром на рынке?» «Не может», – уверенно отвечает штангист. «А почему?» Ответ меня восхитил: «Корабль же большой, на рынок не поместится» 🙂

Мне понравилось, что преподаватель даже глазом не моргнул. Было видно, что он не впервые слышит такие ответы. «Это не Комаровский рынок, молодой человек, это мировой экономический рынок».

Тогда я понял, что сдам этот предмет. И я легко сдал политэкономию на 4.

– Когда поняли, что шахматы могут быть заработком и, шире, делом жизни?

– Я понял, когда мне предложили сделать это интервью за хорошую плату 🙂 (смеемся вместе).

Шахматы – не самая благодарная профессия для заработка. Делом жизни?.. Мне было просто интересно играть, хотя папа хотел, чтобы я поступал в обычный институт, тем более что я закончил специализированный математический класс, и с математикой, физикой, да и гуманитарными предметами у меня всё было хорошо. Но я любил именно шахматы, а тогда престиж шахматистов был достаточно высокий. В середине 1980-х и мастера были в большом почете, а из международных гроссмейстеров в Беларуси был один Купрейчик.

– В Беларуси в течение нескольких лет вообще ведь никто не становился мастером…

– Да, тяжело было стать мастером спорта, а гроссмейстером вообще казалось заоблачной мечтой. Я, правда, еще был кандидатом в мастера, но верил в себя. И решил поступить в институт физкультуры, хоть и понимал, что это несерьезное учебное заведение. Но именно для того я туда и поступал – иметь больше свободного времени для игры, чтобы реализовать свой шахматный потенциал. И в какой-то степени мне это удалось. Потом два года в армии…

– Кстати, расскажите про армию. Служили в спортроте?

– В спортроте.

– В Уручье?

– Да. Сейчас это черта города, а тогда это было километрах в четырех от Минска. Там уже провели метро. Я там был в 2017 году, когда проходил чемпионат Европы в Минске. Подъехал, чтоб посмотреть место своей службы. Многое изменилось, но стоит воинская часть. Хотя, наверное, уже нет спортроты, но военная инфраструктура там осталась. (Надеюсь, что не выдаю секреты!)

– Кто из шахматистов еще тогда служил?

Дмитрий и Валерий Атласы. В центре Нелля Гельфанд. Фото Алены Климец.

– Братья Атласы, Дима и Валера. Валера стал гроссмейстером, они живут в Австрии. Ну, и Боря Гельфанд, вместе были в нарядах по кухне.

 

Евгений Агрест                         Таир Куняшев, Виорел Бологан, Илья Смирин и Валерий Мин

– А когда я только начинал службу, был Женя Агрест, который стал гроссмейстером, много лет живет в Швеции. Т.е. был определенный контингент. Вот Валера Мин, в прошлом году виделся с ним в Казахстане. Он сам из Казахстана, известный там тренер. Служил в обычных войсках в Беларуси, и его перевели в спортроту.

В армии было много по-настоящему смешных моментов. Из цензурных эпизодов приведу два навскидку. Как старшина сказал однажды: «Эй вы, трое, оба ко мне!». Также запомнилась его фраза: «После отбоя запрещены магнитофоны, радиоприемники и другие музыкальные инструменты».

– А кто-то вам помог попасть в спортроту?

Кизилов Николай Степанович, он, кстати, много хорошего сделал для шахматистов в те годы. Многих из них он туда перетаскивал, Андрея Ковалева, например. Андрей Ковалев как раз один из моих друзей с той поры.

Андрей Ковалев

– Я как раз хотел спросить о нем. Так и остался близким другом?

– Да, хотя сейчас видимся значительно реже. Мы вместе занимались шахматами, вместе ездили на турниры, он был моим секундантом и тренером в прежние времена. А когда я был подростком, Андрей был для меня уже взрослый дядя, учил «школе возмужания».

  

Иван Куль и его бронзовая команда BossaNova (Елена Заяц, Наталья Жукова, Ланита Стецко и Ольга Баделько)    Илья и Иван (Тромсе, Норвегия 2014)

– Кто еще из друзей оттуда – Ваня Куль, витебский шахматист, младше меня года на три. Мы встречаемся, когда я приезжаю в Беларусь. А недавно встретились на Крите, где был чемпионат Европы среди клубных команд. Работает программистом, живет в Минске и Витебске. Тем не менее, шахматы по-прежнему любит, создал и спонсировал женскую команду из Беларуси, назвав ее BossaNova и они заняли 3-е место на клубном кубке Европы. Такого ранее не было в истории Беларуси. Часто в последние годы виделся с Володей Полеем. С ним мы еще играли в глубоком детстве в белорусских юношеских соревнованиях.

– Что можете рассказать о витебских шахматистах, не только гроссмейстерах, кто запомнился с юных лет? 

– Действительно, в Витебске были интересные люди.

Владлен Вакуленко (род. в 1946 – ?)

– Как шахматиста могу выделить Владлена Вакуленко, которого уже давно нет.

Андрей Ковалев, Рая Эдельсон и Григорий Иссерман (15.04.1951 – 08.03.2017)

– С Гришей Иссерманом я ездил на мой первый мастерский турнир в 83-м в Калининград. Его, к сожалению, уже тоже нет с нами (умер в Германии – ред.).

Александр Сарбай 6-й слева. Рядом с ним один из авторов интервью и редактор сайта Арон Шустин. Крайний слева Феликс Флейш, второй справа Владлен Вакуленко. Еще на фото: Валерий Акопов – Мозырь, затем Калинковичи, Леонид Линдоренко – Гомель, в дальнейшем Пинск, судьи, Ефим Шейн – Бобруйск – Иерусалим, Сергей Погар – Бобруйск. Верхний ряд: после Ф. Флейша, Сергей Румянцев – Солигорск, Геннадий Нахаенко – Бобруйск, Владимир Голубев – Могилев, Сергей Березюк – Брест, а затем Фридек-Мистек, Чехия, Владимир Железняков – Гомель, и крайний справа Валерий Булгаков – Гродно. Полуфинал ч-та БССР, Пинск, 6-24 февраля 1980 г.

– Александр Сарбай был моим тренером в детстве. Вспоминается любопытный момент, связанный с ним. Мне было лет 11-12. Он предложил сыграть в игру на 3 рубля. Сказал: «Назови число». Я назвал – допустим, 14. Он и говорит: «15. У меня больше, я выиграл».

А потом я увидел знаменитый фильм «Асса», 1987 года. С Цоем, Говорухиным, Друбич. И там был такой эпизод. Герой Говорухина говорит:

– Давай сыграем в Бангладеш.

– А как играть?

– Назови число.

– Ну, 17.

– 18, я выиграл!

В фильме это была шутка, мне же она обошлась в 3 рубля (смеется)

Психиатр Михаил Кунин, в Израиле с осени 1991

Феликс Флейш еще раньше меня переехал жить в Израиль, а Михаил Кунин несколько позже.

  

Владлен Вакуленко и Феликс Флейш                                        Феликс Флейш

Феликс Флейш приехал в 1990. Работал тренером, преподавателем информатики в школе, сейчас занимается компьютерами и работает в муниципалитете Ришон ле- Циона 

– С обоими иногда встречаюсь во время игр израильской лиги

– Дружите ли с кем-то из нынешних молодых белорусских гроссмейстеров?

Геннадий Сагальчик, Борис Гельфанд, Елена Герасимович, Юлия Левитан, Елена Заяц, Илья Смирин, верхний ряд справа налево: Эдуард Райский, Евгений Мочалов, Михаил Шерешевский, Альберт Капенгут, Алексей Александров, Валерий Атлас.  Краматорск 1989. Молодежная спартакиада. 

– С молодыми гроссмейстерами у меня сейчас мало общего. Мне кажется, что Алексей Александров самый талантливый из белорусских шахматистов следующего после меня поколения. Вместе еще играли за одну юношескую сборную в 89-м на чемпионате СССР, заняли 3-е место. (как раз пару дней назад Алексей стал чемпионом Беларуси – belisrael.info)

– Что можете сказать о Купрейчике, Дыдышко, Шерешевском, само собой, о Капенгуте?

– Виктор Купрейчик, конечно, был знаковой фигурой, играл очень интересно, да и по результатам явно выделялся. Яркий человек, жалко, что он недавно умер.

– Вячеслав Дыдышко был одним из сильнейших мастеров Союза. Обыгрывал и Льва Псахиса, и Андрея Соколова, когда они были на пике. Рекордсмен по количеству побед в чемпионатах Беларуси.

– Михаил Шерешевский снова вернулся к шахматам, работает в академии шахмат Крамника в Сочи.

    Альберт Капенгут c юными Борисом и Ильей                                  Капенгут,  Гомель, 1968

– Альберт Капенгут был известным теоретиком и сильным шахматистом, играл в чемпионатах СССР, тренер мой и Бориса Гельфанда. Первым моим персональным тренером был как раз Капенгут. Потому что в Витебске у меня личного тренера не было. Я читал много книг, вот это были мои главные учителя.

Андрей Ковалев, Лев Пак, Александр Сарбай

– Но Пака Льва Рувимовича, который, к сожалению, скоропостижно умер полтора года назад, можно выделить, потому что он воспитал четырех гроссмейстеров: меня, Женю Агреста, Андрея Ковалева, Раю Эйдельсон. Для Витебска очень серьезная цифра. Хотя он не был особо сильным шахматистом, но, видимо, была у него педагогическая нотка, педагогическая изюминка. Он ездил со мной на турниры, опекал по-настоящему, искренне был привязан, и я его тоже очень любил. И для меня его смерть большая потеря. В последние годы он жил в Германии. Два года назад мы виделись в Израиле.

– А были ли знакомы с доктором Николаем Мисюком, многолетним председателем шахматной федерации БССР?

– Общался немножко, запомнил таким немного смешным профессором, потом сменился председатель федерации, и я его больше не видел. Был высокий человек с копной седых волос.

– Благодаря профессору Мисюку, его возможности напрямую обращаться к Машерову, и был построен Дворец шахмат

– Да, я тоже об этом слышал, строительство завершилось в 1985-м.

– Учились с Андреем Филатовым, известным шахматным меценатом, в последние годы – президентом Российской шахматной федерации, верно?

– Да, познакомился с ним уже после армии.

– Он был кандидатом в мастера?

– Точно, кандидатом, способным шахматистом.

– В то время не проявлял еще интерес к бизнесу?

– Тогда нет. Когда мы с ним дружили в институте, никаким бизнесом он не занимался, только незадолго до моего отъезда начал двигаться в этом направлении. Скоро, кстати, выборы в Российскую Шахматную Федерацию. Надеюсь, что он будет переизбран – Андрей сделал много хорошего на благо российских шахмат.

Леонид Бондарь, Борис Гельфанд, Илья Смирин и Андрей Филатов

– И благодаря ему в мае 2012 года в Москве состоялся матч на первенство мира между Анандом и Гельфандом…

– Я выступал там в роли комментатора, как и в других турнирах, к которым Андрей «руку приложил». Именно он подтолкнул меня попробовать себя и в этом жанре.

– Кто из белорусских шахматистов всех времен был, на ваш взгляд, «самым-самым»?

Борис Гельфанд

– Борис Гельфанд, конечно!

– Был еще Исаак Болеславский…

Исаак Болеславский, 1960

– Он играл с Давидом Бронштейном финальный матч претендентов в 50-м для определения соперника чемпиона мира Ботвинника, и при счете 6:6 проиграл в дополнительной партии. Да, действительно, Исаак Ефремович был выдающимся шахматистом, тренером и теоретиком, но он родился не в Беларуси, а в Украине, и переехал в Минск из России уже знаменитым гроссмейстером.

Поэтому я ставлю на первое место Бориса Гельфанда – он играл матч за звание чемпиона мира и был на волоске от победы. К тому же много лет он входит в мировую шахматную элиту. Я бы также отметил Виктора Купрейчика, были еще Алексей Сокольский, Гавриил Вересов.

 – Илья, это ваша книга «Староиндийские сражения» на столе?

– Да. Книга вышла на двух языках. Я ее писал на английском. Это было довольно непросто. Я владею английским хорошо, но не скажу, чтобы свободно.

– Когда начали писать?

– Я долго ее писал, года два, были большие перерывы. Это книга о староиндийской защите, моем любимом дебюте за черных на протяжении всей карьеры. Книга, кажется, удалась – по крайней мере, отзывы о ней были очень хорошие. В «New In Chess», шахматном журнале, который выходит 6 или 7 раз в год, есть постоянная рубрика, они следят за шахматной литературой, которая выходит. И мою книжку они оценили как «любимая книжка». Есть такой английский гроссмейстер Мэттью Садлер, он сказал, что это любимая его книжка 2016 года. Ну и я считаю, что книга удачная, без ложной скромности.

– Как возникла идея написать книгу? Понятно, что давно играли этот дебют, но играют многие, а пишут – нет.

 В Чикаго с Борисом Аврухом и его дочкой Софией. Апрель 2017

– Мне всегда хотелось написать книгу. А тут мой товарищ Боря Аврух, который уже несколько лет живет в Америке, а до этого в Израиле, и мы вместе много лет играли за сборную и за один клуб, выпустил свою книгу в издательстве «Quality chess».

Якоб Агард  (Jacob Aagaard) – представитель этого издательства. И вот Боря и Якоб предложили мне тоже попробовать. Я не торопился ее писать. Обычно книгу пишут полгода, я же не спешил, делал большие паузы. Во-первых, я играл в турнирах и во-вторых, я всё же писал ее по-английски.

– Кого из шахматистов (прошлого и современников) могли бы перечислить как знатоков этого дебюта за белых и за чёрных?

– Многие чемпионы мира играли староиндийскую: Таль, Фишер, Каспаров. В репертуаре двух последних староиндийская занимала одно из главных мест. Из тех, кто не стал чемпионами мира, можно выделить выдающихся гроссмейстеров: Геллера, Бронштейна, Штейна…

– Болеславского?

– Да, забыл его назвать. Вот Геллер, Бронштейн, Болеславский – те трое, которые стояли у истоков староиндийской еще в 1940-х, и играли ее здорово. Из белорусских – Купрейчик, ярко разыгрывавший этот дебют, ну и Гельфанд, новый классик, можно сказать.

Кстати, мой друг Андрей Ковалев тоже любит староиндийскую. Сейчас он реже играет в шахматы, но это по-прежнему его основной дебют.

– В книге отдается предпочтение компьютерным анализам или же логическим обьяснениям структур, типичных манёвров?

– На компьютере я проверял тактические моменты, варианты. Я старался не делать особый упор на теорию, не обходил ее, конечно, полностью стороной, но в целом обозначал пунктиром. Старался делать упор на идее и на эстетике, на красоте возникающих позиций, которые удавалось получить. Я брал свои партии, но не только. В основе книги – 49 моих прокомментированных партий, а внутри этих партий – еще почти 100 моих, записанных просто нотацией или с совсем короткими примечаниями, а также партии других шахматистов. Вот несколько дней назад мне написала из Америки мама одной шахматистки, что партия ее дочки Наринэ Каракашан попала в книгу. А дочка ее играла в полуфинале чемпионата СССР 89-го, но в финале выступать не стала, а вышла замуж. Но ее мама была очень рада, что интересный фрагмент из партии дочки оказался в книге.

(продолжение следует)

Опубликовано 30.01.2018  04:17

Еще о Викторе Купрейчике / More on Viktor Kupreichik

(Ниже на русском)

Яшчэ пра Віктара Купрэйчыка / More on Viktor Kupreichik

Каля ста чалавек прыйшлі сёння, 23 траўня, у вялікую залу Рэспубліканскага цэнтра алімпійскай падрыхтоўкі па шахматах і шашках, каб развітацца з Віктарам Давыдавічам Купрэйчыкам. На экране злева ад труны пад запіс песні Уладзіміра Высоцкага «Кони привередливые» чаргаваліся фатаграфіі і відэаролікі, якія адлюстроўвалі розныя эпізоды біяграфіі выбітнага беларускага шахматыста. Труна была ўсыпана веснавымі кветкамі.

Вынас цела на вул. К. Маркса. Прыкладна 15.30.

У кулуарах дзеячы шахмат падзяліліся з карэспандэнтам belisrael.info сваімі думкамі і ўспамінамі, звязанымі з В. Д. Купрэйчыкам.

Юрый Муйвід, трэнер РЦАП:

– Я ведаў Віктара з тых часоў, калі яму было 11 год, калі ён быў моцным першаразраднікам, гуляў у паўфінале першынства Мінска сярод дарослых. Вельмі шмат ахвяроўваў, гуляў у востракамбінацыйным стылі, падобным да талеўскага – вядома, і выйграваў, і прайграваў.

Заметка А. Ройзмана пра юнага Купрэйчыка ў «Фізкультурніку Беларусі». Фота В. Каблюка.

Быў сведкам, як Віктар выступаў за зборную Мінска на спартакіядзе школьнікаў Беларусі ў сярэдзіне 1960-х гг. (ладзілася ў Гомелі). Ад Мінска тады прыслалі дзве каманды, і за першую гулялі Купрэйчык, ДыдышкаАба Шагаловіч папрасіў, каб я паехаў з мінчанамі замест трэнера Вадзіма Місніка. У першы дзень хлопчыкі і дзяўчаты пачалі гарэзаваць, збягаць з горкі ў парку, а яна была дужа крутая… Вячаслаў Дыдышка выляцеў прама на парапет, урэзаўся ў застыглы цэмент – добра яшчэ, што паспеў згрупіравацца. Віктару пашанцавала больш, ён схапіўся за нейкі куст, прытармазіў. Шагаловіч быў у шоку!

Уладзімір Гінзбург, намеснік старшыні Беларускай федэрацыі шахмат:

– Да таго, як Віктар Давыдавіч некалькі дзён таму няўдала ўдарыўся галавой і злёг, ён рыхтаваўся да чэмпіянату Еўропы ў Мінску, а ўлетку плануецца яшчэ шахматны матч ветэранаў на тэрыторыі пасольства Беларусі ў Расіі, на 10 дошках… Купрэйчык мусіў быў гуляць на 1-й дошцы. Мы даўно рыхтавалі гэты беларуска-расійскі матч, і вось толькі сёлета знайшлі грошы. Нават не ведаю, ці варта цяпер яго праводзіць. Дыдышка кажа: «Няма Віктара – няма сэнсу».

Юрый Балашоў, міжнародны гросмайстар (Расія, разам з міжнародным майстрам Сяргеем Юферавым спецыяльна прыехаў на пахаванне):

– Смерць Віктара – вялікая страта, сышоў яркі, творчы шахматыст. Магчыма, спартыўныя яго вынікі не так уражвалі, як творчыя. У 1979 годзе, калі ў Мінску праходзіў чэмпіянат СССР, людзі пыталіся лішні квіток, ішлі на Купрэйчыка… Мы сябравалі, дапамагалі адно аднаму, разам ездзілі на спаборніцтвы, агулам, былі ў «адной звязцы». Віктар да апошніх дзён захоўваў прыстойную шахматную сілу. Ён валодаў высокімі чалавечымі якасцямі – надзейнасць, сумленнасць, смеласць. Мне ўчора тэлефанавалі з розных гарадоў Расіі – з Пярмі (Анатоль Цярохін), з Тамбова, адусюль, дзе бываў Віктар… Прасілі перадаць спачуванне родным і сябрам. Яшчэ, помню, у 1982 годзе мне пазваніў Васіль Васільевіч Смыслоў, спытаўся, як я пастаўлюся да таго, што ён запросіць у групу сваіх памочнікаў Віктара Купрэйчыка. Вядома, я згадзіўся. І сапраўды, Віктар вельмі дапамог Смыслову, які на сёмым дзясятку гадоў дайшоў у прэтэндэнцкім цыкле да матчу з Каспаравым (1984 г.).

Ю. Балашоў (злева) і У. Гінзбург

Леанід Шацько, шахматыст-завочнік, распаўсюднік шахматнай літаратуры, вядучы шахаддзела ў «Народнай газеце»:

– Дзякуючы Віктару Давыдавічу я, можна сказаць, і прыйшоў у шахматы. У 1972-1974 гг., у старшых класах школы, я ўдзельнічаў у шахматных конкурсах газеты «Знамя юности», якія арганізоўваліся аддзелам пад рэдакцыяй майстра спорту В. Купрэйчыка. У гэтых конкурсах я паступова выканаў 4-ы і 3-і разрады, а ў апошнім, дзе ўдзельнічала звыш 600 (!!!) чалавек, увайшоў у тройку пераможцаў. Так што штуршок да заняткаў шахматамі Віктар Давыдавіч даў многім у нашай краіне. Ён прысылаў мне лісты, якія захоўваю дагэтуль. Што цікава, ў конкурсе 1973 г., дзе я выканаў норму 3-га разраду, адным з пераможцаў стаў Уладзімір Барташ – цяпер вядомы трэнер, які працуе ва Уруччы, у цэнтры дадатковай адукацыі дзяцей і моладзі «Арт». Яго вучні становяцца пераможцамі многіх рэспубліканскіх турніраў.

Даведка пра выкананне разраду, падпісаная В. Купрэйчыкам. Архіў Л. Шацько.

Апошні час Віктар Давыдавіч моцна хварэў, у яго былі праблемы з ныркамі: ведаю, што, калі ён ездзіў на турнір у Дрэздэн, то кожны дзень яму рабілі гемадыяліз. Ён атрымаў групу інваліднасці; магчыма, праз гэта быў вымушаны пару гадоў таму зволіцца з СДЮШАР-11. Тым не менш не губляў бадзёрасці: цікавіўся кнігамі, звяртаўся да мяне наконт навінак, набыў нават «Энцыклапедыю шахматных дэбютаў» (між тым большасці людзей «ва ўзросце» ўжо не да літаратуры па шахматах). У СДЮШАР-11 ён займаўся з некалькімі перспектыўнымі рабятамі, як мінімум адзін з іх – Уладзімір Раманенка, які пераехаў у ЗША – стаў гросмайстрам. Сярод яго вучняў таксама міжнародны майстар Міхаіл Нікіценка. Дзеля заняткаў хлопцы ездзілі да Купрэйчыка і на кватэру.

Далей – фрагмент з тэксту Уладзіміра Някляева, учора апублікаванага тут (паэт Някляеў таксама прыходзіў у РЦАП).

«Не стала Віктара Купрэйчыка. Міжнароднага грасмайстра, найбліскучага беларускага шахматыста, унесенага ў Сусветную залу шахматнай славы.

Мы сябравалі. Ён адзін з самых даўніх маіх сяброў. Таму цяжка. Вельмі.

Апошнімі гадамі ён невылечна хварэў. Але памёр не праз хваробу. Праз выпадак. Спраўдзілася ягонае: «Мы паміраем выпадкова».

Ён любіў не толькі шахматы. Шмат што яшчэ. У тым ліку музыку, літаратуру. За грошы, выйграныя на адным з апошніх (ветэранскіх) турніраў, выдаў па-беларуску кнігу Івана Буніна. Калі спыталі, навошта яму гэта, адказаў: «Хачу, каб любілі Буніна па-беларуску».

Грошы, якія перакладчыкі бунінскай кнігі не ўзялі ў яго як ганарар, ён перадаў на помнік Рыгору Барадуліну».

Падрыхтаваў В. Р.

Гл. таксама: Виктор Купрейчик (03.07.1949 – 22.05.2017) / Viktor Kupreichik

***

Около ста человек пришли сегодня, 23 мая, в большой зал Республиканского центра олимпийской подготовки по шахматам и шашкам, чтобы попрощаться с Виктором Давыдовичем Купрейчиком. На экране слева от гроба под запись песни Владимира Высоцкого «Кони привередливые» сменялись фотографии и видеоролики, отражавшие разные эпизоды биографии замечательного белорусского шахматиста. Гроб был усыпан цветами.

Вынос тела на ул. К. Маркса. Примерно 15:30.

В кулуарах деятели шахмат поделились с корреспондентом belisrael.info своими мыслями и воспоминаниями, связанными с В. Д. Купрейчиком.

Юрий Муйвид, тренер РЦОП:

– Я знал Виктора с 11-летнего возраста, когда он был сильным перворазрядником, играл в полуфинале первенства Минска среди взрослых. Очень много жертвовал, играл в острокомбинационном стиле – конечно, и выигрывал, и проигрывал.

Заметка А. Ройзмана о юном Купрейчике в «Физкультурнике Беларуси». Фото В. Каблюка.

Был свидетелем, как Виктор выступал за сборную Минска на спартакиаде школьников Беларуси в середине 1960-х (проводилась в Гомеле). От Минска тогда прислали две команды, и за первую играли Купрейчик, ДыдышкоАбо Шагалович попросил, чтобы я поехал с минчанами вместо тренера Вадима Мисника. В первый день мальчики и девочки стали резвиться, сбегать с горки в парке, а она крутая… Вячеслав Дыдышко вылетел прямо на парапет, врезался в цемент – хорошо, что успел сгруппироваться. Виктору повезло больше, он ухватился за какой-то куст, притормозил. Шагалович был в шоке!

Владимир Гинзбург, зам. председателя Белорусской федерации шахмат:

– До того, как Виктор Давыдович несколько дней назад неудачно ударился головой и слёг, он готовился к чемпионату Европы, а летом планируется ещё матч ветеранов по шахматам на территории посольства Беларуси в России, на 10 досках… Купрейчик должен был играть на 1-й доске. Мы давно готовили этот российско-белорусский матч, и вот только в этом году нашли деньги. Даже не знаю, стоит ли теперь его проводить, Дыдышко говорит: «Нет Виктора – нет смысла».

Юрий Балашов, международный гроссмейстер (Россия, вместе с международным мастером Сергеем Юферовым специально приехал на похороны):

– Смерть Виктора – большая потеря, ушёл яркий, творческий шахматист. Возможно, спортивные его результаты не были такими впечатляющими, как творческие. В 1979 году, когда в Минске проводился чемпионат СССР, люди спрашивали лишний билетик и шли на Купрейчика… Мы дружили, помогали друг другу, вместе ездили на соревнования, в общем, были «в одной связке». Виктор до последних дней сохранял приличную шахматную силу. Он обладал высокими человеческими качествами – надёжность, честность, смелость. Мне вчера звонили из разных городов России – из Перми Анатолий Терёхин, из Тамбова, отовсюду, где бывал Виктор… Просили передать соболезнование родным и друзьям. Ещё, помню, в 1982 году мне позвонил Василий Васильевич Смыслов, спросил, как я отнесусь к тому, что он пригласит в группу своих помощников Виктора Купрейчика. Конечно, я согласился. И действительно, Виктор очень помог Смыслову, который на седьмом десятке лет дошёл в претендентском цикле до матча с Каспаровым.

Ю. Балашов (слева) и В. Гинзбург

Леонид Шетько, шахматист-заочник, распространитель шахматной литературы, ведущий шахотдела в «Народной газете»:

– Благодаря Виктору Давыдовичу я, можно сказать, и пришёл в шахматы. В 1972-1974 гг., учась в старших классах школы, я участвовал в шахматных конкурсах газеты «Знамя юности», которые проводились отделом под редакцией мастера спорта В. Купрейчика. В этих конкурсах я постепенно выполнил 4-й и 3-й разряды, а в последнем, где участвовало более 600 (!!!) человек, вошёл в тройку победителей. Так что толчок к занятиям шахматами Виктор Давыдович дал многим в нашей стране. Он присылал мне письма, которые храню до сих пор. Что интересно, в конкурсе 1973 г., где я выполнил норму 3-го разряда, одним из победителей стал Владимир Бартош – известный ныне тренер, который работает в Уручье, в центре дополнительного образования детей и молодёжи «Арт». Его ученики становятся победителями многих республиканских турниров.

Справка о выполнении разряда, подписанная В. Купрейчиком. Архив Л. Шетько.

В последнее время Виктор Давыдович сильно болел, у него были проблемы с почками: знаю, что, когда он ездил на турнир в Дрезден, то каждый день проходил гемодиализ. Получил первую группу инвалидности, из-за этого был вынужден уволиться из СДЮШОР-11. Тем не менее бодрости не терял: интересовался книгами, обращался ко мне, приобрёл даже «Энциклопедию шахматных дебютов» (а ведь большинству людей в возрасте уже не до литературы по шахматам). В СДЮШОР-11 он занимался с несколькими перспективными ребятами, как минимум один из них – Владимир Романенко, который переехал в США – стал гроссмейстером. Среди его учеников также международный мастер Михаил Никитенко. Ради занятий ребята ездили к Купрейчику и на квартиру.

Далее – фрагмент из текста Владимира Некляева, вчера опубликованного здесь (поэт Некляев тоже приходил в РЦОП). Перевод с белорусского:

«Не стало Виктора Купрейчика. Международного гроссмейстера, самого блестящего белорусского шахматиста, внесенного во Всемирный зал шахматной славы.

Мы дружили. Он один из старейших моих друзей. Поэтому тяжело. Очень.

В последние годы он неизлечимо болел, но умер не из-за болезни. Из-за случая. Подтвердились его слова: «Мы умираем случайно».

Он любил не только шахматы. Многое другое. В том числе музыку, литературу. За деньги, выигранные на одном из последних (ветеранских) турниров, издал по-белорусски книгу Ивана Бунина. Когда спросили, зачем ему это, ответил: «Хочу, чтобы любили Бунина по-белорусски».

Деньги, которые переводчики бунинской книги не взяли у него как гонорар, он передал на памятник Рыгору Бородулину».

Подготовил В. Р.

См. также: Виктор Купрейчик (03.07.1949 – 22.05.2017) / Viktor Kupreichik

Опубликовано 23.05.2017  23:29

Год без Ройзмана (1)

* * *

С Абрамом Ройзманом я познакомился в 1949 году. Как чемпиона города среди школьников меня включили кандидатом в юношеское первенство республики. Я сыграл одну партию, и пришлось уступить место приехавшему из Бобруйска, а именно А. Ройзману. Его уже знали как талантливого молодого шахматиста, у меня же были средние способности к игре. Глубокой осенью я участвовал в полуфинале республики среди взрослых. Увы! Набрал лишь пол-очка, сделав ничью с Владимиром Шитиком. Он сходу дал мне прозвище «Дмитрий Ной – ПОЛ-ОЧКА».

В следующем году в таком же соревновании я сыграл удачнее. Его судил Ройзман, уже студент Белгосуниверситета. Я встречался с Я. Макиевским чёрными. Получил трудную позицию. Макиевский объявил мне шах ферзём. Я решил, что мат, остановил часы. Макиевский понял моё замешательство и был непрочь продолжить игру. Подлетел Ройзман, сказал: «всёвсё, часы остановленыпоражение». Движения его были быстры, слова набегали одно на другое. Потом Александр Любошиц прозвал Ройзмана «мальчишкой», нахалом. Не без основания… Молодой студент декларировал фразу: «нахальствовторое счастье».

Позже характер Ройзмана изменился в лучшую сторону, и встречались мы с ним как добрые знакомые. После окончания БГУ у него началась трудная жизнь шахматного профессионала. Работал в университете тренером-почасовиком, вёл два шахматных отдела в газетах. Жил с университетской пропиской у Володи Дементея. Цель была оправданной: Ройзман хотел стать мастером. В 1957 году для Або Шагаловича в Минске был устроен турнир с мастерской нормой; как Шагалович, так и Ройзман выполнили мастерский норматив. Ройзману было тяжело, с ним играли крайне серьёзно. Так, он выиграл у мастера Алексея Суэтина классический ферзевый эндшпиль. Борис Гольденов отозвал Суэтина в сторону и сказал: «Я бы за такую игру дал тебе в морду».

Проблема была в том, что Ройзман не работал по специальности долгие годы. Наконец М. Левин устроил его в цех автозавода на инженерную должность. Года два-три он там проработал, но случилась авария, и его уволили. Аркадию Рокитницкому спорткомитет разрешил взять Ройзмана на инструкторскую работу в шахматный клуб, так как мастер постоянно выступал за сборную команду БССР на всесоюзной арене. Здесь Ройзман проработал почти до самой своей кончины в 2015 году.

Абрам Ройзман – автор нескольких популярных шахматных книг о коротких поединках на шахматной доске, скромный человек по натуре своей, рано стал плохо слышать, перенёс оперативное вмешательство, затем ещё одно. Иногда он обращался ко мне для направления к узким специалистам. Как врач я оказывал ему протекцию.

В его жизни, пожалуй, мало было радостных событий. Женитьба на шахматистке Галине Ханиной была не совсем удачной. Она уехала с маленькой дочкой к родителям в Бобруйск, а затем в Израиль. Со второй женой у него детей не было. Дочку он повидал в конце 1990-х годов в Израиле. Перед моим отъездом в США он мне сказал, что тоже имеет вызов от старшего брата, но ехать воздерживается.

Дмитрий Ной, г. Бостон (США), для belisrael.info

* * *

ВОСПОМИНАНИЯ ОБ А. Я. РОЙЗМАНЕ

19-20 июля нынешнего года в Минске прошёл турнир по быстрым шахматам памяти Ройзмана. Сколько раз он сам проводил подобные соревнования? Трудно сосчитать. На сей раз было 120 участников. Среди них – немало нынешних ветеранов, которых Абрам Яковлевич помнил молодыми: В. Купрейчик, В. Дыдышко, В. Смирнов, ровесник Ройзмана В. Демидов и др. Много было молодёжи, шахматистов среднего возраста, таких как гроссмейстер Ю. Тихонов. Рядом висели таблицы предыдущих турниров – там было вдвое меньше участников. Лучшей памяти о себе, на мой взгляд, А. Я. не желал бы.

Впервые я увидел А. Я. Ройзмана на Мемориале А. П. Сокольского в декабре 1971 года. Занимался я тогда у М. Шерешевского, который сам играл в турнире. Проблему совмещения тренировок и собственного участия он решил просто: все ученики получили возможность бесплатно посещать турнир в старом шахматном клубе на улице Змитрока Бядули. В тот день Ройзман играл с рижским мастером Ю. Петкевичем. Ход борьбы в той партии мне не запомнился. Помню, что Ройзман казался мне, 13-летнему, стариком, хотя ему тогда не было и сорока. Весь турнир он находился в лидирующей группе и в итоге разделил 1-3-е места с В. Купрейчиком и А. Капенгутом. Позже я слышал нарекания А. Я. на то, что вместо денег ему выдали в качестве приза транзисторный приёмник, который он даже ни разу не включил. Начало 1970-х, видимо, было лучшим временем в творческой биографии мастера; в 1972 году он выиграл турнир мастеров Прибалтики и БССР.

Лично я познакомился с А. Я. в конце февраля 1973 года. В обществе «Красное знамя», где практически всё время играл и работал Ройзман, состоялся турнир молодежи, отборочный к какому-то другому. Выходили в финал 4 человека, я занял 5-е место. Особых воспоминаний об этом турнире у меня не осталось. Вообще же турниров с моим участием, которые судил Ройзман, было много: это и первенства клуба (позже чемпионаты Дворца шахмат), и чемпионаты города, и многочисленные блицтурниры, темпотурниры.

Как судья А. Я. всегда был подчеркнуто объективен и беспристрастен, что сочеталось у него с отменным чувством юмора. Ройзман всегда подходил к игре не только как судья, но и как шахматист (любил анализировать интересные позиции, находить оригинальные решения). Это вплотную примыкает к его писательской и журналистской деятельности, о которой шахматисты хорошо знают. Я напишу о том, как он не захотел напечатать мою партию. Итак, январь 2001 г., 2-й тур первенства РДШШ.

Тепер – Сажин. 1.е4 с5 2.Кf3 Кf6 3.Кс3 d5 4.Сb5+ Сd7 5.еd С:b5 6.К:b5 К:d5 7.0-0 а6 8.Ка3 е6 9.d4? сd 10.К:d4? С:а3 11.bа 0-0? 12.Сb2 Kd7 13.Лс1 Лс8 14.Фf3 Ке5 15.Фg3 Кс4?? 16.Кf5! Черные сдались.

После того, как я сделал 15-й ход, и соперник надолго задумался, я подошел к А. Я. и сказал ему, что у меня интересная позиция. Он тут же подошёл к доске и стал внимательно её изучать. Когда соперник сдался, мы стали смотреть варианты. По поводу последнего хода белых А. Сажин сказал: «Этого я не видел». Ройзман немедленно отреагировал своей любимой фразой: «Это надо видеть!» Мне он сказал: «К следующему туру запиши мне партию, может быть, я её напечатаю». Он отошёл, а у меня возникли сомнения, всё ли в партии было в порядке. Мы стали смотреть её с начала. После 11-го хода белых я спросил: «А что, если чёрные сыграют 11…Кс3?» Действительно, теперь на 12.Фd2 или Фd3 можно сыграть 12…Ф:d4 13.Ф:d4 Ке2+, и остаются с лишней фигурой. Мой партнёр ужасно расстроился и пошёл всем показывать, как он мог выиграть, а вместо этого проиграл. На следующий тур я занёс партию Ройзману, как он и просил. Он взял листок, вежливо поблагодарил и объявил начало очередного тура. Когда я пришёл на следующий тур, то неожиданно столкнулся с резкой реакцией Ройзмана. Он чуть ли не кричал: «Что ты мне принёс?» Я спокойно ответил: «То, что было в партии, то и принёс». – «А ты знаешь, что он мог у тебя выиграть?» – «Знаю, я сам ему этот вариант и показал». – «Так что ты хочешь, чтобы я твои партии с ошибками печатал?» – «Что печатать, дело ваше, но мне кажется, что эта возможность делает партию еще более поучительной»… Переубедить Ройзмана не удалось. Кто здесь больше прав, пусть судит читатель, но этот эпизод вполне характеризует Ройзмана как шахматного журналиста. Он полагал, что нельзя печатать партии, где с обеих сторон допускаются явные ошибки. А может быть, ему было досадно, что при первом просмотре сразу после партии он не увидел выигрыша за чёрных.

Вспомню о Ройзмане как об историке белорусских шахмат. Многие помнят его статьи в сборнике «Шахматисты Белоруссии» 1972 года и в журналах недавнего времени. Поскольку я сам занимался аналогичными вопросами, мы не раз обсуждали их с А. Я. Вспоминается моя статья к 75-летию мастера в 2007 г. (опубликованная в «Альбино плюс»). Писал я её второпях, проверить материалы времени не хватило… Отсюда явные ляпы: так, я написал, что он закончил исторический факультет, а на самом деле А. Я. окончил физмат. А. Я. отчитал меня за ошибки: «Неужели так трудно было спросить, пока я живой?!». Увы, сейчас этой возможности уже нет.

Мы несколько раз встречались за доской, все партии закончились его победой. Возвращаюсь к теме судейства. Он не терпел, когда видел нечестную игру, договорные партии. В 2002 году в чемпионате Минска Ч. и Х. сыграли договорную партию: один из них, имея выигранное положение, проиграл. Я играл с «героем» в следующем туре. Мне удалось провести хорошую партию и одержать победу. Поздравляя меня с победой после партии, А. Я. сказал: «Я болел за тебя. Не могу смотреть, когда люди устраивают из шахмат комедию. Ты молодец». Сколько я помню, это был единственный случай, когда он хвалил меня.

По жизни А. Я. всегда был оптимистом. В чемпионате города 2001 года я занял 2-е место (мой крупнейший успех). Однако в 4-м туре я проиграл П. Мягкову и был очень расстроен, говорил, что ни на что не способен. Ройзман выслушал мои сетования и, улыбнувшись, сказал: «А я и не знал, что ты такой мазохист!» Быть «мазохистом» не хотелось, я успокоился и успешно продолжил турнир. Когда я в последние годы почти перестал играть в турнирах, он мне говорил: «Ты зря перестал играть, у тебя ведь неплохо получалось. Ты же ещё не старый».

А. Я. всегда живо интересовался всем, что происходило в стране и мире. Я часто видел его читавшим газеты – как официальные, так и оппозиционные. По поводу того, что не знал (или знал недостаточно), он не стеснялся задавать вопросы. До своей болезни Абрам Ройзман любил жизнь и жил интересно.

Юрий Тепер, ведущий библиотекарь БГПУ им. М. Танка, г. Минск, для belisrael.info

Опубликовано 12.08.2016  18:06

Еще материал Год без Ройзмана (2)