Сэм Ружанский, РочестерФеликс Зандман: жизнь – и 59 минут

Недавно в Интернете появился фильм израильтянина Хаима Гехта «Триумф духа. История Феликса Зандмана». Он длится всего 59 минут, но эти минуты покажутся вам секундами – настолько интересно, трогательно и искренне звучит с экрана уникальная история обыкновенного еврейского мальчика из Гродно, которому удалось выжить в огне Холокоста. Выжить благодаря благородству, мужеству и бескорыстной готовности к самопожертвованию обыкновенной польской семьи Анны и Яна Пухальских.

Феликс выжил, вырос, успешно окончил университет, защитил докторскую. Сегодня основанная им компания Vishay – крупнейший международный концерн по производству электронных компонентов, концерн, вносящий весомый вклад в промышленность и обороноспособность США и Израиля.

По просьбе главного редактора «Мы здесь» Леонида Школьника я взял эксклюзивное интервью у президента компании Vishay, доктора Феликса Зандмана. Оно будет опубликовано в очередном номере «МЗ». А пока что рекомендую посмотреть киноочерк о д-ре Зандмане:
http://www.narod.tv/?vid=75086 или http://learnmitzvot.com/showsubvideos.php?id=118 (фильм – на иврите, с синхронным переводом на русский язык).
А сейчас привожу и само интервью.

Сэм Ружанский, «МЗ»

Я беседую с человеком-легендой. Человеком, который в 1943-1944 годах мог быть многократно убит. Человеком, который, проведя  долгие 500 дней в подземелье, выжил и победил – всем смертям назло. Человеком, которого безжалостная нацистская машина должна была перемолоть так, чтобы о нем ни осталось на земле и следа. Но он выжил в испепеляющем огне войны, и не просто выжил – сегодня этот еврейский мальчишка из Гродно знаменит на весь мир.

Он стал крупным ученым и влиятельным бизнесменом, создал знаменитую теперь компанию Vishay. Его достижения отмечены высокими наградами Франции, Америки и Израиля, по его учебникам учатся поколения студентов. Моего собеседника зовут Феликс Зандман.

Гродно до Второй мировой

Уважаемый д-р Зандман, прошу вас хотя бы коротко рассказать о своей семье.
Семьи моих родителей сильно отличались друг от друга. Семья моего отца Арона, дедушка Берл Зандман и бабушка Ривка, вела свой род из обедневших  благочестивых ученых. Родители же матери Гени, дедушка Нахум Фрейдович и бабушка Тэма, считались в Гродно богатыми людьми: они, говоря современным языком, имели свой бизнес. Мой отец по завершении учебы в университете Вены и защиты докторской диссертации приехал к родителям в Гродно. Здесь он познакомился с мамой, Геней Фрейдович, влюбился в нее и вскоре они поженились. После женитьбы папа, как младший бизнес-партнер дедушки Нахума, стал
заниматься строительством. Мама занималась воспитанием детей.

Родители Феликса – Арон и Геня Зандман; бабушка Тэма Фрейдович

Чем руководствовались родители, записав вас в школу с обучением на иврите и только двух предметов на польском языке?
Отец был сионистом левого толка и поэтому отдали меня в гимназию «Тарбут» с обучением на иврите, – отец хотел, чтобы я получил хорошее еврейское образование и проникся идеями сионизма. Так и произошло. Постепенно, под влиянием семьи и школы, я на всю жизнь глубоко впитал в себя идеалы сионизма и любовь к Израилю.

Но почему в гимназию с обучением на иврите, а не на идиш?
Видите ли, сионисты, кроме того, что их целью являлось объединение евреев на исторической родине – в Израиле, считали, что только иврит может стать языком возрождающегося государства. Не говоря  уже о том, что в Гродно не было гимназии на идиш, да к тому же идиш проповедовали бундовцы. А Бунд, кстати, был антисионистской и антирелигиозной организацией и выступал против репатриации евреев в Палестину.

В 1939 году, в тогда еще польском Гродно, евреи составляли 60 процентов всего населения. Тем не менее, они испытывали антисемитизм со стороны «коренного меньшинства». Что, исходя из вашего личного опыта, вы можете сказать об антисемитизме в Польше до, во время и после Второй мировой войны?
Евреи в Гродно проживали с конца XIII века. В городе бок о бок жили евреи и поляки. Но они практически не сливались. Что касается антисемитизма, то он всегда существовал. До 1933 года находил свое выражение в разного рода ограничениях, словесных оскорблениях, в лозунгах, иногда переходил в физическое насилие. Приход Гитлера к власти нашел свое отражение и в Польше – отношение к евреям становится все хуже и хуже. С оккупацией гитлеровцами Польши положение евреев резко ухудшилось – нас стали загонять в гетто, лишили всех прав и содержали  в нечеловеческих условиях. Бежать из гетто было невозможно, и хотя большинство поляков относилось к положению евреев безразлично, было много таких, которые из личной неприязни к евреям или за определенное вознаграждение доносили немцам о пытавшихся скрыться евреях. Немцы, в основном, с трудом отличали евреев от поляков, в то же время поляки безошибочно нас  «вычисляли».

В довоенной гродненской синагоге…

Что касается послевоенного периода, то ничего особо не изменилось и это, к сожалению, естественно, ведь это был тот же самый народ, и его отношение к евреям не могло измениться со сменой власти. Это  нашло подтверждение во время знаменитого погрома в Кельце (июль 1946 года). Поляки после войны неоднократно нападали на евреев, особенно на тех, кто готовился уехать в Израиль, при этом польская полиция не мешала погромщикам.
Постепенно «народный антисемитизм» в Польше перерос в государственный, последний особо «отличился» после успехов Израиля в Шестидневной войне (июнь 1967 года) – многие евреи были изгнаны с государственной службы, уволены из армии.
Что касается моего личного опыта… Возвращаясь из школы и проходя мимо гимназистов-поляков, я часто подвергался их издевательствам, был бит и неоднократно возвращался домой в синяках. Честно говоря, просто боялся за свою жизнь.

Почему же ваша сионистская семья не последовала призыву Зеэва Жаботинского: «Оставьте все… Гитлер идет. Уезжайте в Израиль! Мы на пути к Катастрофе!»…
Я этого хотел. Мой отец, хотя и не разделял политические взгляды Жаботинского, все же ходил на встречи с ним и был согласен с его призывом уезжать. Отец много рассуждал об отъезде: где мы там будем жить? Будет ли работа? Может быть, мы как-то выживем в гетто? Но … дальше размышлений не пошел. А Жаботинский оказался тысячу раз прав!

1939 год. Советы оккупировали часть Польши. Ваш отец полон надежд, что «не будет гонений на евреев… будет хорошая жизнь». Почему же всего месяц спустя  он резко изменил свое мнение?
Как я уже сказал, отец был социалистом-сионистом, состоял в партии МАПАЙ и был приверженцем социальной справедливости. Как большинство молодых людей, он был слегка наивен и даже как-то раз сказал мне, что, может быть, коммунизм не столь уж плохая идея. (Партия «МАПАЙ» была выразительницей идеологии социалистического сионизма. Другой социалистической партией Израиля являлась МАПАМ, которая пыталась объединить марксизм-ленинизм и коммунистическую риторику с идеологией сионизма – С.Р.). Отец надеялся, что при советской власти прекратится антисемитизм, для всех будет работа и восторжествует справедливость. Через пару недель ему стало ясно: всё, о чем Советы вещали по радио, в газетах и выступлениях, – ложь. И тогда отец сказал мне, двенадцатилетнему: «Феликс, забудь всё, что я тебе говорил раньше, – я тебя неправильно ориентировал, я был неправ. Запомни: Советский Союз – это один сплошной большой обман».

Война. Оккупация

О тягостях жизни в гетто и трагической судьбе его обитателей хорошо известно, в том числе и из вашей книги. Но мне хотелось бы кое-что уточнить. Поверьте, мне не очень удобно говорить об этом, но я обязан спросить: с какой целью вы хотели вступить в полицию гетто?
Как только наша семья оказалась в гетто, было твердо решено, что  никто из нас не пойдет служить в полицию. И никто не пошел. Повторяю, семья решила:  никто из нас никогда не будет коллаборациони́стом. Но в октябре 1942 года нашу семью перевели из гетто в концлагерь Kielbasin. Это был транзитный лагерь, из него для евреев был лишь один путь – в лагеря смерти Освенцим и Треблинку.

«Всех согнали в гетто. А я убежал…»

Однажды во время построения немцы предложили тем, кому от 17 до 30 лет, подать заявление на вступление в полицию. Я решил, что могу это сделать, поскольку, несмотря на то, что мне было только 15, выглядел старше. Я подумал, что таким образом смогу спасти свою жизнь. Я спросил отца и он сказал: «Нет. Никто из нашей семьи не сделает этого». Я послушал его и не подал заявление. Хотя внутренне был не совсем с ним согласен. Я  повторяю, мне тогда было только 15 лет и я хотел жить! Это же так просто!

Во время оккупации вас несколько раз могли поймать и расстрелять. Но вам каждый раз удавалось  уйти от ареста. Вы полагаете, что у вас за спиной стоял некий личный ангел-хранитель? Кстати, вы верите в Бога?
Начну с последнего вопроса – да, я верю в Бога! И не спрашивайте меня, почему. Просто верю в Бога. Не могу объяснить, почему, но я действительно верю. Что касается ангела за моей спиной, такого вопроса я себе не задавал. Но я знаю другое – дедушка Нахум рассказал мне поучительную басню про бобра. Послушайте. В лесу жил бобер, который всегда по одной и той же тропе ходил к озеру ловить рыбу. Поэтому поймать его было легко, надо было поставить капкан на этой тропе. И вот однажды бобер заметил на тропе капкан, остановился, стал плакать и причитать и… всё же пошел вперед и, конечно, попался. Окончив рассказ, дедушка спросил меня: «Феликс, а ты бы поступил так же?». И я ответил: «Нет, он же был глупый, я бы обошел капкан стороной». Дедушка похвалил меня, сказав, что я хороший мальчик, что только так и надо поступать. Мне кажется, что эта дедушкина басня не раз выручала меня – я всегда пытался обойти возможную опасность. Рассказывая эту басню своим детям и внукам, я учу их: «Не плачьте, не причитайте, делайте же что-нибудь!».

Чем вы можете объяснить, что Анна Пухальска, у которой было пятеро детей, зная, что только  за то, что она прячет евреев, вся ее семья, включая 3-летнею Ванду и годовалого Валека, будет расстреляна, пошла на такой смертельный риск и предоставила вам и еще трем евреям убежище на долгие 17 месяцев?
Анна долгие годы была сторожем дачи Фрейдовичей. Я же регулярно отдыхал летом на даче и мы хорошо знали друг друга. Это позволило мне надеяться, что она меня приютит. Поэтому зимней ночью (февраль 1943 года – С.Р.) я рискнул появиться у нее дома и попросил разрешения только переночевать. Она впустила меня и сразу сказала: «Я буду прятать тебя так долго, как долго будет длиться война» Я спросил: «Почему вы так поступаете, у вас же пятеро детей, спасибо и за одну ночь». В ответ услышал: «Это мой долг перед твоей бабушкой. Она была ко мне очень добра и помогла мне в беде. Ты мне послан Богом. И я таким образом отблагодарю твою бабушку». И затем рассказала мне историю с ее спасением от пьяного мужа.

Анна Пухальска

Однажды, когда Анна была на последнем месяце беременности, ее муж Ян пришел домой пьяный и выгнал ее на улицу без гроша в кармане. И она пришла за помощью к пани Тэме – моей бабушке. «Твоя бабушка, – рассказала Анна, – отвела меня в еврейский госпиталь, где я родила свою  вторую дочку – Сабину. А все больничные расходы пани Тэма взяла на себя». Выслушав этот рассказ, я сказал Анне: «Мы, домашние, знали, что бабушка наша была филантропом из  филантропов, но об этой истории дома никто не знал. Бабушка  об этом никогда даже не заикалась». В тот же вечер в доме Анны появился мой дядя Сендер, потом – семейная пара Голда и Мотл Басс и еще двое бежавших их гетто евреев. Всех Анна пустила переночевать. Но утром она сказала, что может приютить только (!) четверых. Поэтому двое ушли в другое убежище. Правда, за месяц перед нашим освобождением Анна разрешила присоединиться еще пятому человеку – Эстер.

Анна Пухальска; Зандман: «Отсюда полтора метра – вот до сих пор, и вниз…»

Простите, д-р Зандман, но если судить по словам Анны, что вы ей посланы Богом, она была религиозным человеком?
Анна была в высшей степени убежденной католичкой. Верующими были и все члены ее семьи. Однако при всем при том, поскольку она не доверяла своему священнику, – боялась что он ее выдаст немцам, – Анна и вся ее семья, несмотря на их потрясающую религиозность, все как один, подумайте только, регулярно нарушали тайну исповедии молчали о спасаемых ими евреях.

Как вам удалось создать скрытое убежище в небольшом  двухкомнатном домике? И как смогли вы выжить  физически и морально в крошечной яме, в полной темноте, сырости, кишащей насекомыми, с крайне редкой возможностью помыться и с ведром в качестве унитаза?
Вначале мы прятались в погребе с картошкой. Затем по предложению Сендера и по его рисунку стали по ночам копать яму-убежище в доме под спальней хозяев. Размер был такой: 1 метр 70 сантиметров в длину, полтора метра в ширину и 1.2 метра в высоту, т.е. площадью чуть больше 2 квадратных метров.

И как в такой яме могли разместиться четыре человека, а в конце срока – пятеро?
Мы размещались так (когда нас стало пятеро) – трое лежат на полу на одном и том же боку, один сидит на корточках, а 5-й – на ведре. Каждые два часа мы менялись позициями. Раз в день Анна спускала нам пищу и убирала ведро с нечистотами. (Так продолжалось 17 месяцев, точнее – 500 дней и ночей – С.Р.). Мой дядя сразу установил закон нашего выживания: нет сексу (ведь с нами в темной яме была очень приятная женщина – Голда Басс), нет – разборкам и спорам, нет плохим словам. Только так мы можем выжить! Важным пунктом его закона была дележка пищи. «Один день, – сказал он, – Голда делит пищу на 4 равные порции, а мы с Феликсом  выбираем любые две порции. На следующий день я делю пищу, а  вы, Бассы, выбираете так же любые две порции». Я никогда в жизни не видел более точного деления. В целом правила выживания, установленные Сендером, определили нашу жизнь в яме. У нас не было секса, не было драк,  была полная взаимная лояльность. Мы вышли из ямы друзьями и остались такими на всю жизнью. Хотя мне известны случаи, когда в подобных условиях люди были готовы разорвать друг друга на куски. Вы только вдумайтесь – 17 месяцев в темноте, без движения и в сырости! Это ужасно!». Наше маленькое сообщество выжило  только благодаря моему дяде Сендеру. Как Моисей десятью заповедями в свое время спас еврейский народ, так и Сендер своими «заповедями» спас обитателей этой ямы.

Чья это была идея – начать с вами заниматься? Насколько трудно было в темноте осваивать алгебру, геометрию с тригонометрией, плюс учить физику и историю?
Это тоже было предложением моего дяди. Для меня, именно для меня, изучение перечисленных выше предметов в темноте не представляло особых трудностей. Я был очень любознательный, открытый для всего нового. Сендер объяснял мне что-то, я слушал, но никогда не принимал ничего на веру и всегда требовал: «Докажи мне это, докажи!». Дядя был настоящим героем обучения: ничего не имея под рукой, он должен был по памяти как бы воссоздавать учебники. Он был инженер, прекрасный математик,  многое знал и умел передавать другим свои знания. Занятия по истории взял на себя Мотл Басс. Я жадно впитывал уроки обоих. В результате я вышел из ямы с твердыми  знаниями в области математики, физики и истории.

Но в вашем «классе» было темно!?
Да, в яме была абсолютная темнота, ничего нельзя было видеть и невозможно было что-то записывать. Всё надо было изучать по памяти. Я полагаю, что вы бы тоже смогли так учиться.
Когда я пошел в 1944 году в десятилетку, то за год прошел три класса. Я считался там лучшим по математике. Мне было достаточно взглянуть на вопрос, который учитель писал на доске, чтобы сразу дать ответ. Учитель удивлялся, как я это делаю, он не мог понять, что за этим стояла моя длительная тренировка занятий по памяти. Теперь я так больше не смогу, – растренировался.

В подполье у вас была мечта – отомстить немцам за всё содеянное с вашей семьей. Вы думали: «Как только я буду освобожден, пойду стрелять немцев, всех подряд: мужчин, женщин и даже детей!». После освобождения вы переехали в Данциг, в котором в то время было полно немцев, приобрели пистолет и … не смогли убивать? Что или кто остановил вас?

Немцы на одной из улиц Гродно

Я действительно тогда ненавидел немцев. Что же меня остановило? Понимаете, я увидел женщин с детьми, пожилых и старых людей (все молодые были в армии) и … не смог стрелять. При всей моей ненависти – не смог. Я не мог стрелять в беззащитных людей. Я не убийца, поэтому и не смог! Всё, точка! Когда я об этом думаю сегодня, то осознаю, что моя «месть» нашла иное воплощение – в моих и других евреев победах: я остался живой! У меня есть семья! Мой народ получил свое государство – Израиль! Я помогал и продолжаю помогать Израилю создавать промышленность и военную технику. И, наконец, но не в последнюю очередь, очень важная для меня победа – компания Vishay приобрела в Германии завод концерна Телефункен, кстати, отобранный нацистами у еврея. И теперь над корпусом этого немецкого концерна благодаря мне реет флаг Государства Израиль!..

Из Польши – в Америку и Израиль

Почему, будучи еще школьником, вы мечтали стать именно инженером?
Потому что мне всегда это очень  нравилось. Я действительно с детства мечтал об этом.

Это и стало причиной, из-за которой вы бросили занятия в университете Данцига и отправились для дальнейшей учебы во Францию?
Это никоим образом не связано с университетом в Данциге. Главной причиной было то, что в это время в Польше вспыхнул антисемитизм, сопровождаемый в ряде мест погромами. Мы с дядей, опасаясь за свою жизнь, решили покинуть Польшу и направились во Францию.

Феликс Зандман в годы учебы во Франции

Вы прибыли во Францию в 1946 году, не зная ни слова по-французски. Но уже в 1949-м  успешно окончили университет в Нанси, за что были отмечены высоким званием «Студент века». Затем – докторская диссертация в Сорбонне, в процессе подготовки которой вы разработали новый метод и уникальную технологию измерения напряжений. Вы стали успешным исследователем, пользующимся заслуженным авторитетом среди ученых и инженеров. Но в 1956 году, на пике своего успеха во Франции, вы приняли предложение переехать на работу в США. Что вас так  привлекло, почему вы приняли это предложение?
Я переехал в Штаты, потому что прибывший из Америки представитель компании, зная о моих работах и ознакомившись на месте с инструментами и оборудованием, мною разработанными, сделал привлекательное предложение по применению моих знаний и опыта. И я согласился. Сразу по прибытии в Штаты я начал работать в крупнейшей в то время фирме Budd в должности директора департамента научных исследований и разработок, одновременно стал консультантом по военной технике. В целом, возможности, предоставленные мне в Америке, не идут ни в какое сравнение с тем, что у меня было во Франции. И я их реализовал сполна – мой успех в США в десятки раз превышает мои достижения во Франции.  Не говоря уже о том, что моя работа хорошо оплачивалась.

В Штатах вы изобрели принципиально новый тип электрических сопротивлений, для производства которых 22 февраля 1962 основали собственную компанию. Но вы всегда хотели быть инженером – и только инженером! Что же вас побудило стать бизнесменом и почему вы назвали вашу компанию «Вишей»?
Начнем с названия. Я назвал свою компанию в память о моей любимой бабушке Тэме, которая родилась в маленьком литовском городке Вишей (теперь Вейсияй). К тому же мой партнер, троюродный брат Альфред Слейнер, тоже ведет свой род из Вишей. Каждый раз, когда новый заказчик нашей компании спрашивает, что означает имя Вишей, я рассказываю историю моей бабушки и тем самым в очередной раз увековечиваю память ее и  горькую судьбу евреев этого городка.
А теперь – почему я решил стать бизнесменом. После разработки принципиально новой конструкции высокопрецизионных сопротивлений я обратился  к главе компании Budd с предложением освоить их выпуск. Глава компании мистер Бадд сказал, что надо определиться,  будет ли для этих изделий рынок и поручил это сделать двум специалистам по маркетингу. Эти двое быстро пришли к выводу – для таких сопротивлений рынка нет. Я же  пытался доказать, что для них надо создавать рынок, что качество этих изделий с лихвой перекроет их более высокую цену. Но м-р Бадд все равно отказался эту разработку финансировать. Так меня подтолкнули к созданию самостоятельной фирмы и так мне волей-неволей пришлось стать бизнесменом.

Насколько вы, как глава компании, следуете традициям вашей семьи – в частности, бабушки Тэмы и отца Арона, таким традициям, как милосердие, благотворительность и социальная справедливость? В чем конкретно выражается ваша благотворительность?
Понятия благотворительности и социальной справедливости и позиция главы компании находятся в очень непростых взаимоотношениях – иногда гармонических, иногда – нет. Что же в части справедливости… В Vishay существует правило – мы не должны лгать и не должны обманывать. Этому еще в детстве меня учил отец. Любое нарушение этого положения карается увольнением. Это один из важных принципов, который я дополнительно почерпнул в Америке: честные люди заслуживают продвижения, а обман, даже самый мелкий, наказуем.

Уроки этики

Приведу пример из опыта моей работы в компании Budd. Как-то раз в одном контракте я  обнаружил ошибку в оформлении, которая позволила бы нашей компании получить дополнительно два  млн. долларов. И я пришел к главе компании м-ру Бадду с предложением взыскать эти деньги с заказчика. В ответ услышал жесткое «нет». Я спросил шефа: «Разве это незаконно?». «Законно, –  ответил он, – но мы так делать не будем». Дискуссия была окончена. Лишь дома я догадался, в чем причина такого решения. Во-первых, неэтично ловить клиента на неточностях договора. Во-вторых, это означало бы потерю репутации честного партнера. И еще один, не менее важный аспект, – что будут думать подчиненные м-ра Бадда (и в первую очередь  я) о его порядочности. С тех пор я, с одной стороны, всегда руководствуясь этим принципом, наши контракты максимально четко оговаривают все его пункты, а с другой – мы никогда не используем в свою пользу ошибки (или случайные лазейки) в контракте. Это, наверное, и есть социальная справедливость, уроки которой я еще в детстве получил от своего отца.

Что касается милосердия и благотворительности, – это целиком мое личное дело, никак не связанное с работой Vishay. Тут я полностью придерживаюсь урока моей бабушки Тэмы: «Единственное, что нам принадлежит, – это то, что мы отдали другим. И это все, чем мы только владеем. Если ты помог человеку, если это сделано от души, это и есть то, что никто у тебя не отнимет». Надо сказать, что Тэма сама по себе была институтом благотворительности. Руководствуясь этими ее уроками, я регулярно делаю различные пожертвования, в том числе помогаю тем, кто может и хочет что-то сделать (Феликс, так же, как его бабушка, предпочитает помогать без публичной огласки. Но я в качестве примера приведу два из наиболее крупных пожертвований д-ра Зандмана. Вместе с женой Рутой он финансировал  восстановление синагоги в Гродно, а также бесплатно разработал и осуществил модернизацию пушки знаменитого израильского танка «Меркава», для чего он надел на ствол пушки изобретенный им оригинальный термальный рукав. Это предложение позволило резко повысить точность стрельбы и вывело «Меркаву» в число лучших танков мира – С.Р.).

«Моя жена Рута и есть мой главный советник…»

Удовлетворены ли вы знаниями и  трудовыми навыками евреев из бывшего СССР, работающих на ваших предприятиях, например, в Израиле?
Абсолютно доволен. Кстати, около 80 процентов работающих на заводах «Вишей» в Димоне – это выходцы из бывшего Советского Союза. Они хорошие, ответственные  и целеустремленные работники.

Д-р Зандман в Димоне

Как-то раз при посещение одного из заводов в Димоне Феликс обратил внимание на профессионально работающую женщину. Он поинтересовался, откуда у нее инженерное образование, и в ответ услышал: «Я не инженер, я историк». Тогда он спросил, откуда тогда у нее эти знания, и услышал простой ответ: «Днем я работаю здесь, а вечером учусь». И таких людей  на заводе немало. «Так что я очень доволен отношением и качеством работы евреев из Союза. Честно говоря, не знаю, была бы столь успешна работа заводов в Димоне, если бы там не работали «советские» евреи!», – считает д-р Зандман.

Есть ли  у вас деловые контакты с  Польшей, Россией, Чехией и другими странами Восточной Европы?
Заводы «Вишей» имеются в Чехии и Германии. В Польше и России есть только наши торговые представители; кстати, у компания Vishay есть представительства во многих странах мира.

Ныне «Вишей» представляет собой одну из крупнейших компаний  по производству электронных компонентов. Довольны ли вы своими достижениями?
«Вишей» сегодня – действительно одна и крупных мировых компаний: 70 заводов, расположенных в 20 странах. Это 25 000 работающих. Наша компания представлена на бирже Нью-Йорка. Объем годовых продаж до кризиса 2009 года составлял 3 млрд. долларов. Во время кризиса, естественно, объем продаж снизился почти вдвое. Но теперь мы вернулись к прежнему уровню. Должен отметить, что объем заказов даже вырос и мы ожидаем, что к концу 2010 года будет реализовано продукции не меньше, чем на 3 млрд. долларов.

Каким вы видите будущее «Вишей»?
Если коротко, то, выражаясь по-американски, – ОК! Vishay является крупнейшим производителем дискретных полупроводников и пассивных электронных компонентов. Я не представлю себе, что какие-либо электронные устройства в будущем смогут обойтись без подобной продукции. Я предвижу, что, когда подрастут мои внуки, будет еще более широкое использование наших  изделий  – как в приборах бытовой техники, так и в автомобилях, самолетах и  в военной продукции. (Подробно с продукцией Vishay можно ознакомиться на сайте www.vishay.com – С.Р.).

Как вам удается достичь высокого качества продукции ?
Мы все время совершенствуем технологию плюс обеспечиваем ее четкое соблюдение. Но для того, чтобы остаться в бизнесе, необходимо не только выпускать продукцию высокого качества, но должна быть своевременная ее доставка и многое другое и, естественно, правильная цена изделий. Как всего этого можно достичь? Просто – хорошая добросовестная работа, дисциплина, непрерывное совершенствование производства,  правильная мотивация и стимулирование работников. Это целая система управления, обеспечивающая работу в унисон огромного 25-тысячного коллектива компании. Но не только и не столько цифры определяют наш успех. Вот как повествует библейская легенда из Книги Судей о победе Гидона (Гедеона) над мидианитами, которые систематически нападали на евреев, сжигали их дома и поля и уходили с богатой добычей. И тогда Гидон, по указанию Бога, собрал 32-тысячное войско и привел его к реке, у которой расположилось войско мидианитов. Но Бог сказал Гидону, что у него очень много людей, и Гидон отпустил домой всех, кто боится воевать или просто робок. Таких оказалось 22 тысячи. Оставшихся 10 тысяч он подвел к реке и приказал напиться. Всех, кто стал на колени, чтобы напиться (а их оказалось 9700), Гидон тоже отправил домой. Остались те, кто пил воду,  лакая, как пес, – их набралось 300 человек. Гидон разбил их на три сотни и дал каждому воину шофар и факел. По его команде одна сотня должна была пойти на лагерь мидианитов с левого фланга, другая – прямо по центру, а третья – с правого фланга. Когда стемнело,  все три сотни по команде Гидона, трубя в шофары и с зажженными факелами, двинулись на лагерь своих врагов. Увидев, что они окружены, мидианиты не только в панике бежали, но и, не разобравшись в темноте, порубили много своих. Из приведенного рассказа видно, что условиями успеха являются грамотное руководство, хорошая организация исполнения, правильное вооружение (технология, станки, инструменты,  исходный материал) и умелая координация действий  всего коллектива. Эту формулу просто необходимо  знать каждому бизнесмену.

Вы были гражданином Польши, затем – гражданином Франции и Америки и, наконец, 11 марта 1994 года стали гражданином Израиля. Как важно для вас быть израильтянином? Позвольте мне, перефразируя Джона Кеннеди, спросить: что вы сделали, делаете и будете делать для этой страны, для Израиля?

На заводе «Вишей» в Димоне, Израиль

Я с детства хотел быть израильтянином и, наконец, мне удалось стать гражданином страны, о которой я всегда мечтал. Я был гражданином Польши, затем Франции и Америки, но все же везде ощущал себя, в первую очередь, евреем. Только в Израиле я чувствую себя гражданином своей страны. Что касается вашего вопроса о том, что я сделал для Израиля, то назову всего две вещи. Первое – Vishay открыл в Израиле свои предприятия, что позволило создать 4000 рабочих мест, а с учетом вспомогательных служб – почти 10 000. Кроме того, я лично, как физик, внес весомый вклад в конструкцию израильского танка. И благодарю Бога, что мне довелось способствовать развитию промышленности и укреплению обороноспособности Израиля.

Кто был и продолжает оставаться вашим главным советником и опорой? Кому вы признательны за помощь и поддержку в написание книги? И кто всегда рядом с вами в хорошие и плохие времена?
К большому сожалению, ряд моих советников, кто очень помог мне и которым я безмерно обязан, ушли из жизни. Но не могу не упомянуть тех, кто определил мое становление как человека, инженера и бизнесмена: это мой отец, мой дядя  Сендер, мой троюродный брат Слейнер (первый партнер компании), м-р Бадд, пригласивший меня в Америку и ряд  специалистов Vishay, которые, к счастью, живы и здоровы. Со мной рядом вот же почти 40 лет   моя жена Рута, которая и есть мой главный советник. Она со мной всегда – и в радости, и в горе. Во многих вопросах, особенно в принятии серьезных решений, я могу полагаться на ее интуицию и жизненный опыт. Не говоря уже о том, что любовь и поддержка Руты явились для меня главной опорой  при написании моей книги, которой я хотел увековечить память родителей и рассказать об истории создания «Вишей».

В этих книгах на английском и русском языках – судьба Феликса Зандмана

Вы непосредственный свидетель поражающего воображение поступка семьи Пухальских – удивительный пример высокого духа, героизма, человеколюбия и готовности пожертвовать собой ради жизни других людей. Могли бы вы повторить их подвиг?
Если бы был холост, то, возможно, да. Если бы был женат и имел пятерых детей? Скорее всего,  нет. То, что сделала Анна, трудно переоценить. Так могут поступать только ангелы. Анна и была ангелом.

Что является главным событием в вашей жизни?
На этот вопрос еще рано отвечать – жизнь продолжается.

Реализовали ли вы свою мечту?
Еще нет. Я каждый день работаю и каждый день, реализуя очередную мечту, работаю над воплощением следующей идеи. Так что, как и на предыдущий вопрос, мой ответ – жизнь продолжается.

Играете ли вы по-прежнему на скрипке и кто ваш любимый композитор?
К сожалению, нет. Когда-то играл. Теперь – нет, я очень и очень занят. А любимый композитор –  Моцарт. Но мне нравятся и Шопен, и Барток , и Чайковский, и другие.

Вы свободно говорите на шести языках – на идиш, иврите, польском, французском, английском и русском. Сидя в яме под домом Пухальских, вы наизусть повторяли стихи и поэмы Пушкина и Лермонтова. Не помните ли, какие именно произведения вы повторяли?
Это было так давно, почти 70 лет назад. Любил повторять Пушкина «Песнь о вещем Олеге». Остальные просто не помню. Что касается русского языка, то я понимаю абсолютно всё,  свободно читаю на нем и пишу. А вот что касается разговорной речи (тут Зандман переходит с английского на русский – С.Р.), «мне немножко тяжело, нет у меня слов, забыл».

Уважаемый др. Зандман, благодарю вас за интересную беседу и за то что вы, будучи чрезвычайно занятым человеком, нашли возможность уделить для интервью нашему еженедельнику час своего времени. Напоследок – еще один вопрос: что вы хотели бы пожелать нашим читателям?
Что я хотел бы пожелать вашему еженедельнику «Мы здесь»? (Зандман задумался на минуту, повторил по-русски: «Мы здесь» и добавил, не раздумывая, по-русски: «Навсегда» – С.Р.).

Во-первых, я желаю всем читателям всего наилучшего. Во-вторых, помните, что мы с вами имеем одну страну, которая для нас, евреев, важнее всего на свете. Сейчас я живу  в Америке, в этой свободной стране, я гражданин Штатов, я голосую на выборах и плачу налоги. Но если вы спросите  меня: «Это ваша страна на все 100 процентов?», мой ответ будет – нет. Моя страна на все сто процентов – это Израиль! Когда я жил в Польше, я был еврей, когда жил во Франции, меня считали поляком, когда я приехал в Штаты, меня стали называть французом. Наконец, когда я приезжаю в Израиль, меня там называют американцем. Но я знаю одно – я всегда еврей, и этого у меня никто не отнимет…

“Мы Здесь” № 253 1 – 7 апреля 2010

Послесловие от 30 июня 2011, “МЗ”

Казалось, это было только вчера – мне посчастливилось договориться об интервью для «МЗ» с Феликсом Зандманом – основателем, владельцем и главным инициатором и вдохновителем всех научных, технических и организационных решений, реализация которых превратила его компанию «Vishay Intertechnology» в одного из крупнейших поставщиков электронных компонентов в мире.

Да, это было вчера, точнее – в первых числах апреля 2010 года, когда в еженедельнике «Мы здесь», № 253, было опубликовано мое интервью с Феликсом Зандманом под заголовком «Всем смертям назло». А спустя всего год с небольшим интернет принес печальную весть – в возрасте 83 лет Феликс Зандман, з”л, ушел из жизни. Не стало человека, который в 1943-1944 годах мог быть многократно убит; человека, который, проведя долгие 500 дней в подземелье, выжил и победил – всем смертям назло; человека, которого безжалостная нацистская машина должна была перемолоть так, чтобы о нем ни осталось на земле и следа. Но он выжил в испепеляющем огне войны, и не просто выжил – этот еврейский мальчишка из Гродно стал знаменит на весь мир.

Сегодня я вспоминаю всё, что связано с проведением этого интервью. Еще только готовясь к нему, я тщательно изучил всё, что было напечатано о Феликсе, включая его автобиографическую книгу Never the Last Jouney. Все публикации свидетельствовали, что всё, что Зандман задумывал – от реализации своих научных разработок до совершенствования системы управления 26-тысячным коллективом своих предприятий, расположенных почти во всех частях света, – он проделывал только после тщательного и скрупулезного анализа, находя, как и положено большому ученому, самые оптимальные решения.

Этот подход я прочувствовал лично: только после того, как я познакомил его с идеей интервью (где оно будет опубликовано, кому и почему будет адресовано) после его знакомства с несколькими моими прдыдущими публикациями в старом добром русскоязычном «Форвертсе», – лишь после всего этого я получил «добро» Зандмана на подготовку вопросов. (Видимо, он тщательно «просеивал» представителей прессы!).

Не прошло и недели, как я направил ему список моих вопросов. Сразу отмечу, что, несмотря на то, что Зандман хорошо владел русским языком, он предпочел всю переписку, а впоследствии и само интервью провести на английском.

Итак, я направил Зандману вопросы и стал ждать ответа, прекрасно понимая, что от их качества зависит его согласие на интервью. Наконец, пресс-секретарь Зандмана м-р Эндрю Пост сообщил: г-н Зандман дал согласие на интервью и назначил его на 15 часов 5 марта (время на интервью – один час). Пресс-секретарь при этом не преминул добавить от себя: мол, он не ожидал, что его чрезвычайно занятый шеф выделит из своего плотного графика столько времени для беседы. «Видимо, вы чем-то его заинтересовали», – добавил Эндрю Пост.

Эти его слова я вспомнил позже, когда в процессе интервью Зандман, слегка отвлекшись от ответа на очередной вопрос, сказал мне: «Я вижу, вы тщательно прочитали мои книгу, о чем свидетельствуют ваши точные, конкретные и интересные вопросы». (В устах Зандмана это прозвучало для меня, как награда за труд, который я вложил в подготовку к беседе).

Что же касается непосредствено интервью, хочу отметить, что Знадман и здесь остался верен себе, проработав до мелочей порядок проведения и последующего оформления самого интервью. Так, он предложил для более рационально использования времени не зачитывать сами вопросы – каждый из нас имел пред собой отпечатанный их список. При этом, естественно, я мог задать любые уточняющие вопросы. Далее – всё интервью проводится на английском языке с записью на диктофон с последующим моим переводом на русский язык и подготовкой текста публикации в целом. Но было еще одно непременное условие Зандмана: он непременно хотел ознакомиться с текстом интервью на русском языке до его публикации.

5 марта 2010 года за 3 минуты до назначенного часа я позвонил секретарю Зандмана и ровно в 15.00 она соединила меня с Феликсом. После традиционного обмена приветствиями Зандман сразу приступил к ответам на вопросы. И в этом тоже сказался его рациональный подход. Он еще раз повторил, что будет просто называть номер вопроса и давать на него ответ.

После каждого вопроса он спрашивал удовлетворен ли я ответом и нет ли у меня дополнительных вопросов. Мы уложились ровно в час (кстати, это была пятница), никто не отвлекал Зандмана от разговора со мной (правда, всё же он отвлекся один-единственный раз – когда позвонила его жена. Он кратко ей ответил и снова вернулся к интервью).

Прошу читателей не удивляться столь подробному рассказу о, может быть, далеко не главном факте из жизни Феликса Зандмана. Но в этом небольшом факте его биографии, как в капле воды, отразились все черты его характера, стиля жизни и работы, которые определили не только его выживание во время войны, но – и это, пожалуй, главное – его потрясающие успехи как крупного ученого, инженера и одного из талантливейших менеджеров нашего времени.

Выражая глубочайшее соболезнование семье Феликса Зандмана, хочу завершить эти заметки словами поэта: «Печаль моя светла». Потому что он был удивительным Человеком, единственная встреча с которым оставила неизгладимый след в моей жизни. Эрэ зайн ондэнк – светлая ему память!