Tag Archives: Витебск

Yohanan Ben Yaakov. Trip to Belarus. Pesach 1990

On the eve of Pesach, on April 1990, I went with the Israeli delegation, one of the 34 organizers of the Pesach Seder in the Soviet Union. It was the first Israeli delegation that met with the Jews of the USSR after the fall of the Iron Curtain, and I was instructed to lead the Pesach seder in Mozyr, a small town in the south of Belarus, near Chernobyl.

When I arrived in Mozyr, which was closed to tourism and foreign visits, I discovered that there are from 3 to 5 thousand Jews. There is no minyan for prayer, there is no place for prayer, there are no Hebrew teachers, there is no Jewish cultural club, there is no Jewish community. I found two Jewish textbooks brought here before my arrival.

Near the place of mass execution of Kalinkovichi jews, September 22, 1941. from the left, Edik Gofman of Mozyr and Kalinkovichians Grisha Weinger (1920 – 1994, Nazrat Illit, Israel), Aaron Shustin and Leva Sukharenko.

A monument erected in 1996 with funds collected by fellow countrymen living in Israel and other countries.

An elderly Jew remembered a few words in Hebrew. Sometimes he went to Shabbat and holidays to pray in the elderly minyan in the nearby town of Kalinkovichi, where he read the Torah. He was the only one in the area who could read the Torah.

On the left is Leva (Leiba) Shnitman from Kalinkovichi . Yankel Mopsik

Kalinkovichi and Mozyr Jews near the house in Kalinkovichi on the street of Kalinina 31, in one of the room there was a synagogue. In the front in a sweater Aaron Shustin, the founder of the site belisrael.info

Joseph Malkin

This elderly man, Yosef Malkin, was the hero of my first Seder, held in Mozyr. The faded and dusty local restaurant hall was decorated with a number of colorful and spectacularly vivid paintings of Eretz Israel, in all corners Jewish national flags flaunted. Pictures of seven plant species and the landscape of the Land of Israel were surrounded by a large Jewish audience that gathered in the evening and darkened the wooden articles of the symbolic Belarusian figures located on the walls of the hall …

.I started the Seder with the description of the “throne of my God”, which is now in the Peschah Seder in my house in Kfar-Ezione and in tens of thousands of Jewish homes in Israel, which are going to celebrate Pesach. A vacant chair near the Seder table is waiting for them, those who are sitting with us now. Speaking of Kiddush, I respected the elderly Yosef Malkin, who came with many awards on his jacket for his service in the Red Army in World War II. Two days before I managed to find this kind old man, and he accepted my request to consecrate and take part in the preparation of the Seder. The only Jew in Mozyr, who from childhood remembered some Jewish rules of life.

The reader of the Pesach Haggadah is Sveta Shustin. In the front is Zhenya Kotlyar from Kalinkovichi

.With trembling hands, Mr. Malkin took a large silver bowl filled with red wine from Israel, and began to read in Hebrew with a heavy Ashkenazi accent the words of the Kidush. His voice choked with excitement that rose and filled his eyes with warm tears. The people around us did not understand the intensity of his emotions, I realized. Who knew that these images were in the head of this Jewish old man who in his childhood knew the rich Jewish world around him, a bright Jewish life thriving “within the town limits”, old Jewish communities, famous yeshivas, prosperous Hasidism, the awakening Zionist movement. Yosef Malkin knew in his childhood that it was in Volozhin and Minsk, Bobruysk and Pinsk, Vitebsk and Grodno, Brisk and Vilna, Dvinsk and Dubno, Mir and Baranovichi, Slonim and Rakov, Lida and Oshmyany and many other towns and villages. All this was destroyed by the enemies of Israel, past and worn out of the world. From the intensity of his emotions, Yosef’s hands trembled, tears choked his throat, he could not finish Kiddush. I had to do it myself and continue to manage Seder …

.At the end of the Seder Yosef Malkin asked me to come to his house. It was very late, so we agreed that I would come on the first day of Pesach. The whole family, his daughters, his sons-in-law and grandchildren, as well as other family members gathered in a small apartment. As a result of my attempt to remember about his childhood, a hearty conversation ensued. The old man said that several times over the past decades he have ate matza for Pesach. He could try some matza on Pesach, which reached him in secret and indirect way.

In the armchair an interpreter from English. Zina Zeltser (Vinokur) from Kalinkovichi

Suddenly the old man went to the hidden corner of the wall under the ceiling, took off the cover, opened the slot and pulled out a dusty bag of cloth. Inside were moldy canvas wrappers, which filled the room with a cloud of dust. From them appeared the Shofar of Yosef! The shock was huge. No one in the family knew about this, even his wife, it seems, did not know about this hidden object. Yosef gave me the shofar and quoted a verse with a heavy Yiddish accent: “blow a big shofar for our freedom …”. I asked: “Did anyone in the family know what kind of strange object it was? – No one answered, no one knew. I hesitantly asked Yosef Malkin why he hid it from them, why does no member of his family know anything about the shofar? The old man answered in a whisper, as if in secret: my wife also does not know. If they knew, one of them would have reported it and it would all have ended bitterly. To his amazement, his elderly wife, who always listened in silence, said: “I knew!” Shofar was discovered by chance, but she was afraid to tell her husband that she knew that he would not report it! “These two friendly elders

were tearful and we were all with them.” People there realized that the story was a big surprise for me. For seventy years Rabbi Yosef Malkin kept the shofar, perhaps he even occasionally used it once or twice, but his wife, his amazing wife, could not reveal the secret.

.When I returned to Israel, I learned something about the nature of Soviet power. Nachman Raz, a member of the kibbutz Geva, then the chairman of the Knesset Education Committee, gave me the memorial book of Nadezhda Mandelstam (Am Oved, 1977). A book that opened a window to the Soviet world and the Jews in it. Horrors of those times of Stalin’s terror created such a deep furrows in the souls of this elderly couple that they could no longer be cured. And I learned more about the term “Stukach” (snitch) in the years of my future work in the countries of the former Soviet Union. The couple’s fear was real, the secret was their only refuge.

Yosef Malkin gave me the shofar, briefly explaining to his family what he had in mind, and asked me with tears that I would take him to the Land of Israel, to be trumpeted on the “terrible days”. The Jewish community in Mozyr will disappear, Yosef said, he is the last in this city who knows what shofar is. I quoted him the biblical stanzas: “Blow the shofar for our freedom and pray to bring all of us from Galut!”. To take the shofar from the borders of the Soviet Union was a risky mission. We were warned not try to take nothing out. I confess that the desire to free the shofar and bring it to Israel exceeded the fear. Shofar got on a plane with me, he wasnt found by the soviet authorities and he got to Israel. On Rosh Hashanah in 1990 and the following years we blew this shofar in the synagogue in Kfar Etzion. I cherish this shofar, and this is one of the most valuable items that we have.

After that trip, most of the families from Mozyr and the district with whom I communicated immigrate to Israel. On Saturday, September 5, 2015, the new commander of the brigade, Colonel Roman Hoffmann, joined the morning prayer in the synagogue. During the prayer he stood beside me, and at the end he stretched out his hand and said: Shabbat shalom, I read your words about Gush Etzion and learned from you about the area where I was appointed commander. I said “I thought we’d never met.” Roman replied, it’s true, but the materials I found on the Internet, I read and heard your lectures. That’s why I know you. His Russian accent was obvious, and I asked: Roman, where did you come from? He answered, from a small town in Belarus, which no one knows. Of course, his name will not tell you anything. When I insisted, he quietly muttered, from Mozyr! Roman and his family repatriated from there a few months after Pesach 1990. It is likely that his parents attended the Pesach Seder I held there, or at a large meeting that was held with members of the community.

After Mozyr Y. Ben Yaakov visited Bobruisk. Below there are the pictures that was taken there

Dina Leokumovich soon repatriated to Israel and later was the envoy of the Sokhnut

___________________________________________________________________________________________________

The photo of Yohanan Ben Yaakov, 2016

Letter from Yohanan Ben Yaakov:

When I returned from Belarus, the late Minister of Education Zvulun Hammer invited me to become a his adviser and chief in the process of absorbing immigrants in the educational system, as well as the Jewish educational program in the Soviet Union, which I created with several partners. I called it (חפציב”ה) Heftziba (from the first letters of the words formal Zionist Jewish education in the Soviet Union). This word is mentioned in one of the prophetic verses of the prophet Isaiah, which describes the return from the galut (dispersion) to the land of Israel and the construction of the country. During this period, and after my first trip to the Soviet Union, I also initiated the creation of the Naale program (the repatriation of youth without parents).

I have already been a pensioner for five years, and these programs continue to work.

Happy jewish New Year!

Yohanan Ben-Yaakov

.Translation from hebrew by Igor Shustin

Published on 09/09/2018 12:21

********************

P.S.

Please send us your family stories and other materials about various things,

and we will publish it on the site in different langueges.

We invite volunteers who speak different languages to come work with us.

Together we can make big things.

Our work deserves your support

М. Акулич о художнике Марке Шагале

“Дорогие мои, родные мои звезды, они провожали меня в школу и ждали на улице, пока я пойду обратно. Простите меня, мои бедные. Я оставил вас одних на такой страшной вышине! Мой грустный и веселый город! Ребенком, несмышленышем, глядел я на тебя с нашего порога. И ты весь открывался мне. Если мешал забор, я вставал на приступочку. Если и так было не видно, залезал на крышу. И смотрел на тебя, сколько хотел”. (М. Шагал, “Моя жизнь”)

МАРК ШАГАЛ – ОДИН ИЗ ЗНАМЕНИТЕЙШИХ ВИТЕБСКИХ ЕВРЕЕВ

Говоря о еврейском Витебске, нельзя не сказать об одном из знаменитейших евреев не только этого города Беларуси, но и всего мира. Он был талантливейшим живописцем и графиком, ярким представителем художественного авангарда прошлого столетия, которому удалось покорить мир своим особенным стилем, неповторимостью взгляда на жизнь. Марк Шагал… это поистине гордость земли белорусской и ее народов (не только евреев, хотя его принадлежность к еврейскому народу, разумеется, никем не оспаривается).

Считается, что Марк Шагал родился 6 июля 1887 года, но сам художник спустя многие годы отмечал свое рождение всегда седьмого числа месяца июля. Мастер был рожден в еврейской семье Хацкеля (Захара) Шагала, который был торговцем. У него, кроме Марка, было восемь детей.

Маму Марка Шагала звали Фейга-Ита. По ее благословению в 19-летнем возрасте Марк принял решение о поступлении в школу известного живописца-наставника Иегуды (Юделя) Пэна. Пэн сумел рассмотреть яркость таланта юного Марка и предложил ему заниматься в школе бесплатно. Прошло всего несколько месяцев, и будущий всемирно известный художник из Витебска поехал на учебу в Санкт-Петербург.

На протяжении ряда лет молодой Марк учился рисовать под руководством Николая Рериха (занятия в Рисовальной школе Общества поощрения художеств), Леона Бакста и Мстислава Добружинского (частная школа Елены Званцевой).

Наступил 1910-й год, в котором Шагала ждало продолжение обучения в Париже. Он посещал классы в свободных академиях художеств, осматривал всевозможные выставки и галереи. Молодой художник успешно осваивал новейшие художественные направления — кубизм, футуризм, орфизм… одновременно создавая собственный оригинальный стиль.

В Берлине в июне 1914 года Марк Шагал устроил первую выставку своих работ, объединившую большинство написанных им в Париже картин и рисунков. Она прошла успешно, и о художнике из Витебска узнала публика.

ВРЕМЯ ВОЗВРАЩЕНИЯ ШАГАЛА НА РОДИНУ И ЕГО ОТЪЕЗД В МОСКВУ

В 1914-м году, накануне Первой мировой войны, Шагал вернулся в Витебск. Здесь в 1915-м году 25-го июля он женился на Белле Розенфельд – женщине, которая вдохновляла его на творчество, и которую он очень сильно любил до конца своих дней. Он писал о ней: “Я думал, что в сердце Беллы сокрыты сокровища”.

Как известно, в 1917-м году случилась революция, после которой Марку Шагалу власти предложили должность комиссара по искусству в Витебской губернии. Он украсил свой родной город Витебск к первой годовщине революции, с его участием было основано Народное художественное училище, где преподавали Мстислав Добужинский, Иван Пуни, Ксения Богуславская, Вера Ермолаева, Эль Лисицкий, Казимир Малевич.

В тот период Шагал на родине создал такие известные полотна, как “Прогулка”, “Венчание”, “Над городом” и др. Но также были и творческие разногласия с коллегами, из-за которых работа в Витебске обернулась для Марка разочарованием.

В 1920 году художник уехал в Россию – точнее, в подмосковную Малаховку. В Москве он оформлял костюмы и декорации в Еврейском камерном театре, а в Малаховке, где жил два года, преподавал живопись детям, в том числе и беспризорным.

ЭМИГРАЦИЯ ШАГАЛА, ПРИЗНАНИЕ В МИРЕ И УХОД ИЗ ЖИЗНИ

После Москвы Шагал работал в Париже (где в 1930-е годы получил французское гражданство) и Берлине. Он вновь стал тесно общаться со своими старыми приятелями и друзьями, а также с друзьями вновь приобретенными – Пьером Боннаром, Анри Матиссом, Пабло Пикассо.

Когда началась Вторая мировая война, художник вместе с семьей переехал в Соединенные Штаты. Он надеялся сразу после войны вернуться во Францию, но этого не произошло из-за внезапной смерти горячо любимой жены Беллы в 1944-м году. Художник на длительное время забросил работу, к которой он вернулся, чтобы создать в память о жене картины “Рядом с ней” и “Свадебные огни”.

В Европу Марк Шагал вернулся лишь в 1948-м году. В это время он увлекся библейской темой: его “Библейское послание” миру состояло из множества картин, гравюр, витражей, шпалер. Для этого послания в 1973-м году Шагал специально открыл музей в Ницце, и правительство Франции признало его национальным музеем.

Шагалу после смерти жены Беллы было трудно жить в одиночестве, поэтому, когда он встретил Валентину Бродскую в 1952-м году, они поженились.

Высокая честь была оказана Шагалу во Франции в 1977-м году – ему вручили орден Почетного легиона. Когда же мастер дожил до 90 лет, он мог гордиться тем, что в Лувре была организована крупнейшая прижизненная выставка созданных им работ.

Шагал ушел из жизни в Сен-Поль-де-Вансе (город, расположенный на юго-востоке Франции) в 1985-м году.

ДЕТИ МАРКА ШАГАЛА И ЕГО ВНУКИ

У Марка Шагала была всего одна дочь Ида, которая одновременно являлась дочерью его первой и самой любимой его жены, его музы и отрады – Беллы Розенфельд. Дочь Ида для Шагала была истинным ангелом-хранителем, причем сопровождавшим художника всю его жизнь от момента своего рождения. Таким ангелом ее видел отец, запечатлевший ангельский ее образ на знаменитых полотнах.

Мать Иды Белла рано умерла. Для Шагала это была огромнейшая потеря, которую он, возможно, и не в состоянии был бы пережить, если бы не забота и любовь дочери Иды, возвратившей его к творчеству, оказавшей ему неоценимую помощь в издании книг. Это были книги “Горящие огни” и “Первая встреча”. Она же помогала ему делать переводы на французский язык его произведений.

Дочерью Идой писались первые биографии Шагала, она исследовала его творчество, участвовала в организации его выставок и искренне помогала ему во всем, чем могла.

Ида также вместе с ее мужем Францем Майером подарила Шагалу внука и двух внучек – Пита, Мерет и Беллу.

У Марка Шагала был и сын – внебрачный – от Вирджинии Хаггард-Макнил, О сыне широкая публика долгое время ничего не знала. Его звали Дэвид Макнил, он был музыкантом и писателем.

РАЗНООБРАЗИЕ ИСКУССТВА И МНОГОГРАННОСТЬ НАСЛЕДИЯ МАРКА ШАГАЛА

Замечательный витебский художник поразил мир разнообразием своего искусства, не поддающегося строгому упорядочиванию. В авторском стиле Шагала сочетаются экспрессия и нетрадиционная художественная манера. В его полотнах отражены его религиозные откровения, и его собственное, не похожее ни на какое другое, мировоззрение.

К самым известным художественным творениям Шагала относят его картины “Война”, “Мосты через Сену”, “Исход”, “Свадебные огни”, “Белое распятие”, “Одиночество”, “Прогулка”, “Синий домик”, “Над городом”, “День рождения”, “Вид Парижа из окна”, “Голгофа”, “Памяти Аполлинера”, “Посвящение моей невесте”, “Я и деревня”.

Шагал демонстрировал верность собственному стилю, но любил и экспериментировать с разными жанрами и техниками. Его творческое наследие составляют не только живописные полотна, но и книжные иллюстрации, графика, сценография, мозаика, витражи, шпалеры, произведения скульптуры, керамики. Особенно отличился Марк Шагал на поприще книжных иллюстраций. Он был мастером облачения поэтических строк в необычные, фантастические образы.

Творчество Шагала украсило самые крупные театры мира. Так, в 1964-м году художник расписал плафон, предназначенный для зала Оперы Гарнье в Париже. В 1966 г. Шагал создал для “Метрополитен-оперы” в Нью-Йорке панно, названные “Триумф музыки” и “Источник музыки”.

В начале 1960-х годов к уже известному во всем мире живописцу пришло увлечение такой деятельностью, как монументальное искусство и оформление интерьеров. Находясь в городе Иерусалиме, Шагал занимался созданием мозаики и шпалер для здания парламента, витражами для синагоги медцентра “Хадасса” в районе Эйн-Керем. Несколько позднее его руками были украшены многочисленные католические и лютеранские храмы, синагоги в США, Израиле и Европе.

Знаменитый художник занимался и поэзией, писал эссе и мемуары на идише. Его произведения переведены на многие языки и опубликованы в разных странах. Всемирную славу снискала его книга-автобиография под названием “Моя жизнь”.

Еще в юности Марк Шагал написал свои первые стихотворения, которым не суждено было сохраниться из-за потери тетради с «юношескими опытами». Однако поэзией он не прекращал увлекаться и писал стихи на идише в различные периоды своей жизни. Вот одно из его стихотворений, которое называется “Мой народ”:

Народ без слез — лишь путь блестит в слезах.

Тебя не водит больше облак странный.

Моисей твой умер. Он лежит в песках

на том пути к земле обетованной.

Молчат пророки, глотки надорвав

с тобой. Молчат, багровые от гнева.

И Песни Песней сладкого напева,

текучего, как мед, не услыхать.

Твою скрижаль в душе и на челе

и на земле — готов порушить всякий.

Пьет целый мир из вод, что не иссякли,

тебе глоток оставив там — в земле!

Гонений, избиений — их не счесть.

Но миру не слышна твоя обида.

Народ мой, где звезда твоя — Давида?

Где нимб? Твое достоинство? И честь?

Так разорви небесный свиток — жаль,

ты говоришь? Пусть в молниях ночами

сгорит сей хлам — чтоб хрусткими

ногтями

ты нацарапал новую скрижаль.

А если в прошлом был ты виноват

и обречен — пусть в пепел грех твой

канет,

и новая звезда над пеплом встанет,

и голуби из глаз твоих взлетят.

(Перевод с идиша Льва Беринского)

Курьёзно отметить, что в 2015-м году в Витебске в Музее шоколада белорусские шоколадных дел мастера создали первую шоколадную копию картины Марка Шагала “Влюбленные”, посвященную столетию его свадьбы.

ФИЛЬМЫ О ВЕЛИКОМ ШАГАЛЕ, ПОСТАНОВКИ О НЕМ И ЕГО ЖИЗНИ

Режиссером Александром Миттом был поставлен фильм “Шагал – Малевич”. Его премьера состоялась в 2014-м году. В фильме рассказывается об отношениях и жизни двух известнейших евреев Беларуси, прославивших своей творческой деятельностью в 1918–1920-е годы город Витебск и Беларусь.

В последнее время киностудия “Беларусьфильм” снимала анимационный фильм о Марке Шагале, основанный на его книге “Моя жизнь”. Идея фильма – в передаче мыслей, чувств, мироощущения художника посредством использования картин, повествования о наиболее существенных событиях из жизни Шагала, относящихся к витебскому периоду.

Пятого июля 2017-го года премьеру получасового анимационного фильма “Марк Шагал. Начало” увидели жители Витебска (показ состоялся в Арт-центре имени Марка Шагала). Режиссер-постановщик данного фильма – Елена Петкевич, сценарий написал Дмитрий Якутович, художником-постановщиком работала Алла Матюшевская. Над созданием ленты трудились также художники Татьяна Удовиченко и Инга Карашкевич, озвучивал ее российский кинорежиссер Дмитрий Астрахан.

Летом 2015-м года в честь столетия со дня свадебной церемонии Марка Шагала и Беллы Розенфельд жителям и гостям Витебска дали возможнось посмотреть театрализованную свадебную феерию “Влюбленные над городом”. Рядом с шагаловским домом-музеем была устроена символичная церемония бракосочетания по-иудейски.

Также в Витебске в Национальном академическом драмтеатре имени Якуба Коласа вернулся на сцену спектакль “Шагал… Шагал…”, которому в 2000-м году досталась главная награда международного фестиваля в британском Эдинбурге.

В Новосибирске народный артист России Сергей Юрский на 10-м Рождественском Международном фестивале представил спектакль «Полеты ангела. Марк Шагал». Спектакль этот – о трагичной жизни художника, являющегося творческой и цельной натурой, а также о библейской лестнице Иакова, по которой каждый из людей восходит к Богу.

ВЫСТАВКИ РАБОТ МАРКА ШАГАЛА В БЕЛАРУСИ

Первая выставка произведений Шагала в Беларуси состоялась летом 1997 г. Она была инициирована внучками художника Беллой Мейер и Мерет Мейер-Грабер; они предложили ежегодно отмечать день рождения художника посредством реализации новых интересных проектов.

В период с 1997-го по 2005-й год в Беларуси проводились выставки, которые посвящались различным творческим периодам Шагала: “Марк Шагал. Цвет в чёрно-белом”, “Марк Шагал и сцена”, “Марк Шагал. Пейзажи”, “Марк Шагал. Посвящение Парижу”, “Марк Шагал. Работы средиземноморского периода”.

В 2012–2013 гг. в Минске прошла выставка под названием “Марк Шагал: жизнь и любовь”, где использовались экспонаты из коллекции Музея Израиля в Иерусалиме. Выставка проходила в Национальном художественном музее Беларуси. Благодаря международному проекту посетители увидели работы Шагала, имеющие отношение к мировой литературе.

18 апреля 2017 г. в Минске было положено начало масштабному выставочному проекту «Возвращение образа. К 130-летию Марка Шагала».

Авторы проекта решили показать художника в качестве непревзойденного мастера игры, художественных отображений и превращений во времени. Выставка прошла на трех площадках, и работа ее продолжалась по 21-го мая.

Работы Шагала на марках Беларуси… и полумифической Редонды.

МАРК ШАГАЛ И РОБЕРТ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

Встречавшийся с Марком Шагалом поэт Роберт Рождественский написал о нем следующие строки:

Он стар и похож на свое одиночество.

Ему рассуждать о погоде не хочется.

Он сразу с вопроса:

«— А Вы не из Витебска?..» —

Пиджак старомодный на лацканах вытерся…

«— Нет, я не из Витебска…» —

Долгая пауза.

А после — слова

монотонно и пасмурно:

«— Тружусь и хвораю…

В Венеции выставка…

Так Вы не из Витебска?..»

«— Нет, не из Витебска…»

Он в сторону смотрит.

Не слышит, не слышит.

Какой-то нездешней далекостью дышит,

пытаясь до детства дотронуться бережно…

И нету ни Канн,

ни Лазурного берега,

ни нынешней славы…

Светло и растерянно

он тянется к Витебску, словно растение…

Тот Витебск его —

пропыленный и жаркий —

приколот к земле каланчою пожарной.

Там свадьбы и смерти, моленья и ярмарки.

Там зреют особенно крупные яблоки,

и сонный извозчик по площади катит…

«— А Вы не из Витебска?..».

Он замолкает.

И вдруг произносит,

как самое-самое,

названия улиц:

Смоленская,

Замковая.

Как Волгою, хвастает Витьбой-рекою

и машет

по-детски прозрачной рукою…

«— Так Вы не из Витебска…»

Надо прощаться.

Прощаться.

Скорее домой возвращаться…

Деревья стоят вдоль дороги навытяжку.

Темнеет…

И жалко, что я не из Витебска.

Это теплое, трогательное и слегка ностальгическое стихотворение говорит о большой любви Марка Шагала к своему любимому городу Витебску. Прочитавшим его людям зачастую хочется спросить у окружающих: «А Вы не из Витебска?» Его уже, кстати, не только читают, но и поют благодаря музыке, сочиненной Виктором Берковским.

По материалам интернета подготовила Маргарита Акулич (г. Минск)

Опубликовано 16.07.2017 20:51

Мемория. Марк Фрадкин / מרק פרדקין

מרק פרדקין

04 мая 2017, 00:00

Марк Григорьевич Фрадкин

4 мая 1914 года родился Марк Фрадкин, композитор.

Личное дело

Марк Григорьевич Фрадкин (1914—1990) родился в Витебске в семье врачей Григория Константиновича Фрадкина и Евгении Мироновны Шагаловой буквально накануне начала Первой мировой войны. Семья вскоре перебралась в Курск. Отец погиб, когда Марку было 6 лет: его расстреляли оставлявшие город белогвардейцы, заподозрив в связях с красными. Мать тоже была расстреляна, но уже в годы Великой Отечественной войны, когда Витебск был оккупирован фашистами.

После гибели мужа Евгения Мироновна вернулась с сыном в Витебск и чтобы как-то прокормить себя и сына, работала сразу на нескольких работах, предоставив сыну полную свободу.

Без родительского надзора Марк учился настолько плохо, что его каждый раз пытались оставить на второй год. Чтобы этого избежать, мать каждый раз переводила его в другую школу, так что новый учебный год он каждый раз начинал в новой школе. Однако со временем Марк взялся за ум и после окончания школы смог поступить в Витебский политехнический техникум.

После окончания политехникума два года проработал на витебской швейной фабрике «Знамя индустриализации» инженером по технике безопасности. Сперва играл в театральном кружке при фабричном клубе, а позже вообще оставил фабрику, перебрался в Минск и устроился актером в 3-й Белорусский театр. С 1934 по 1937 год учился в Ленинградском театральном институте, где изучал теорию музыки. Тогда же начались его первые композиторские пробы – он сочинял музыку к студенческим спектаклям.

В 1937 году по окончании института Фрадкин поступил на работу в Минский ТЮЗ – сперва актёром, позже – режиссёром и заведующим музыкальной частью. Параллельно с работой в театре учился в Белорусской консерватории по классу композиции у профессора Н. И. Аладова.

В 1939 году был призван в Красную армию. Служил в стрелковом полку в Виннице, где организовал самодеятельный ансамбль, которым сам и руководил. Во время войны Марк Фрадкин уже дирижировал ансамблем Киевского военного округа. В это же время началось его сотрудничество с поэтом Евгением Долматовским, с которым композитор сотрудничал много лет. Их первыми написанными совместно песнями были «Случайный вальс» и «Песня о Днепре».

«Мы встретились с Долматовским в Урюпинске и решили написать песню с верой в победу, о том, что сейчас мы оставляем Днепр, но мы вернемся и обязательно победим. Мы нашли в заброшенном доме поломанное пианино. Опыта совместной работы у нас не было. За день мы сделали эту песню. На следующий день я с большим волнением принес эту песню в ансамбль», – вспоминал Фрадкин. Песня быстро стала весьма популярна и принесла Фрадкину широкую известность и признание. Рассказывают, что маршал Тимошенко, услышав ее, снял с себя орден Красной Звезды и надел его на композитора, сказав: «Потом оформим». Фрадкин прослужил до 1943, руководил фронтовыми артистическими бригадами, ездил с концертами на передовую.

В 1944 году в возрасте 30 лет Марк Фрадкин стал членом Союза Композиторов СССР и переехал в Москву. Написал музыку ко множеству песен. Много выступал с авторскими концертами.

Марк Фрадкин скончался 4 апреля 1990 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Чем знаменит

Песни, созданные Марком Фрадкиным, были одними из популярнейших в СССР на протяжении 40 лет, на них выросло нескольких поколений советских людей. Лучшие его песни «Прощайте голуби», «Течет Волга», «Березы», «За того парня», «Комсомольцы-добровольцы», «Благодарю тебя», «Там, за облаками», «А годы летят», «Увезу тебя я в тундру» и многие другие стали настоящими шлягерами и вошли в Золотой фонд советской музыки. Песни Фрадкина исполняли самые известные певцы страны – Марк Бернес, Леонид Утесов, Майя Кристалинская, Клавдия Шульженко, Людмила Зыкина, они звучали на каждом концерте, на каждой эстрадной площадке.

Песня Марка Фрадкина на стихи Роберта Рождественского «За того парня» в 1972 году получила 1-ю премию на Международном фестивале песни в Сопоте.

Также Марк Фрадкин написал музыку более чем к 50 кинофильмам.

О чем надо знать

Марк Фрадкин

Песни Марка Фрадкина «сделали репертуар» многим знаменитым певцам и музыкальным коллективам. Много лет «визитной карточкой» Клавдии Шульженко была песня Фрадкина «На тот большак». Своим «крестным отцом» в песне считали Марка Фрадкина Людмила Зыкина и Эдита Пьеха. Многие поколения советских людей узнали Зыкину именно по песне Фрадкина «Издалека долго, течет река Волга…».

Марк Фрадкин дал «путевку в жизнь» и первым советским вокально-инструментальным ансамблям. Во многом благодаря его песням завоевал всесоюзную популярность ВИА «Самоцветы». Даже своим названием ансамбль обязан строчке из песни «Увезу тебя я в тундру».

В 1971 году в популярной тогда еженедельной радиопередаче «С добрым утром!» впервые прозвучала песня Марка Фрадкина «Увезу тебя я в тундру» в исполнении коллектива молодых исполнителей под руководством Юрия Маликова, который в конце программы объявил среди слушателей конкурс на лучшее название для нового ВИА. В адрес редакции пришло несколько десятков тысяч писем, в которых предлагалось 1183 разных названия. В итоге выбор остановился на «Самоцветах» – по строчке из песни «Сколько хочешь самоцветов мы с тобою соберем!».

Когда в 1975 году часть музыкантов вышла из «Самоцветов», создав новый ансамбль «Пламя», Марк Фрадкин оказал молодому коллективу неоценимую помощь: в первую сольную программу ансамбля вошло 15 песен композитора. Он пригласил «Пламя» принять участие в своих творческих вечерах, в ходе которых выходил на сцену и представлял слушателям новый ВИА.

Похожая история была у композитора и с ансамблем «Добры молодцы», с которым он сделал программу, объездил всю страну и много гастролировал за рубежом. «Мне повезло – я единственный исполнитель «Утренней песни», хотя она была очень тяжелая. Я ее даже называл «смерть вокалиста». Она не самая любимая, но самая сложная», – рассказывал солист ВИА «Добры молодцы» Андрей Кирисов.

Прямая речь

Из воспоминаний зрителя творческого вечера Фрадкина в Николаеве в 1972 году: «На сцену вышел статный седовласый мужчина в смокинге и бабочке — Марк Фрадкин. Сел к роялю и начал свой творческий вечер, в гулком зале голос доходил до самых дальних рядов. Через некоторое время из партера вдруг встал ветеран-полковник и подошел к сцене. «Марк Григорьевич, сыграйте о Днепре! Мы же эту песню впервые еще в Воронеже слышали, в сорок втором году!». Фрадкин пригляделся к полковнику и оживился: «Точно! На войну эту песню увезли из Воронежского драмтеатра…». Композитор заиграл. «Песня о Днепре» в камерном исполнении звучала совсем иначе, чем в оркестровом. Складывалось ощущение, что композитор играет ее, как в первый раз. А петь вдруг начали… ветераны! Встав с мест и взявшись за руки. И после исполнения — благоговейная тишина, ни аплодисментов, ни восклицаний».

5 фактов о Марке Фрадкине:

В 1974 году Марк Фрадкин выпустил книгу «Моя биография». Других документальных свидетельств о жизни и творчестве композитора сегодня практически не осталось – видеосъемок нет, фотографий очень мало. Ни дневников, ни писем не сохранилось.
По советским меркам Марк Фрадкин был очень богатым человеком. Его песни исполнялись по всей стране на концертных эстрадах. У композитора была хорошая коллекция картин русских художников–передвижников, а его жена Раиса Марковна, с которой он прожил всю жизнь, щеголяла в великолепных шубах и бриллиантах.
Марк Фрадкин стал жертвой настоящего «троллинга» со стороны актера Бориса Сичкина (исполнителя роли Бубы Касторского в фильме «Новые приключения неуловимых»). Уехав из СССР, Сичкин стал присылать Фрадкину приглашения для выезда и письма, из которых следовало, что композитор тоже собирается иммигрировать и тайком вывозит ценности за рубеж. Поскольку почта тогда массово перлюстрировалась, Фрадкин, по воспоминаниям Сичкина, страшно пугался, получив очередное письмо, и сам бежал с ним в КГБ оправдываться.
В 1979 Марк Фрадкин стал лауреатом Государственной премии СССР за песни «Баллада о спасённом хлебе», «За того парня», «У деревни Крюково», «Там, за облаками», «Увезу тебя я в тундру», «Всегда и снова» и «Обещание».
Марк Фрадкин имел звания Заслуженный деятель искусств РСФСР (1969), Народный артист РСФСР (1974) и Народный артист СССР (1985).

Опубликовано 04.05.2017 22:08

Синагоги белорусских местечек

Чужыя «рускаму жыццю»

14-03-2017 Ігар Іваноў

Пасля падзелаў Рэчы Паспалітай разам з беларускімі тэрыторыямі імперскаму ўраду дасталіся ў спадчыну адметнасці былога права. Новай з’явай для расійскага заканадаўства стала мястэчка — не вядомы да таго тып паселішча, які лічыўся чужым «рускаму жыццю».

Давыд-Гарадок. Сінагога

Мястэчка

За стагоддзі гісторыі большасць мястэчак увабралі ў сябе рысы мінулых эпох, занатаваных у абліччы культавай архітэктуры, планіроўцы гандлёвай плошчы, шараговай грамадскай забудове. Яны арганічна злучылі элементы гарадскога і сельскага асяроддзя, што праяўлялася ў планіроўцы ды забудове паселішча і гаспадарчых занятках насельніцтва.

У часы ВКЛ многія мястэчкі былі прыватнаўласніцкімі. Яны ўтвараліся яшчэ з XV–XVI стагоддзяў як месцы правядзення таргоў. Каб садзейнічаць эканамічнаму росту на сваіх землях, уладары запрашалі на іх яўрэяў, ведаючы пра іх досвед у гандлі і грашовых аперацыях. Яўрэі са старажытных часоў насялялі беларускія, літоўскія, украінскія мястэчкі, яўрэйская культура і традыцыі з’яўляюцца адметнай старонкай гарадской гісторыі, што на стагоддзі прадвызначыла знешні выгляд паселішчаў і местачковы каларыт.

Мястэчкі з’яўляліся і рэлігійнымі цэнтрамі акругі. У іх структуры абавязкова існавалі культавыя пабудовы: царква, касцёл, мячэць, сінагога, якія адыгрывалі важную ролю ў фарміраванні прасторы паселішча. Найбольш распаўсюджаным для беларускіх мястэчак быў «трохкутнік»: царква — касцёл — сінагога. І сёння, калі набліжаешся да мястэчка, здалёк можна пабачыць сілуэты шпіляў касцёла і царквы, зрэдку — рэшткі сінагогі, апошняга напаміну пра выкраслены з гісторыі народ, чужы і адначасова блізкі нашым продкам.

Сінагога ў Волпе

Сінагога: дом сустрэч

Сінагога была важным будынкам для яўрэйскай грамады, выкарыстоўвалася не толькі для адпраўлення культу, але і ў якасці месца збору і абмеркавання важных пытанняў, што стаялі на парадку дня, навін і проста чутак. У залежнасці ад колькасці яўрэяў, сінагог у мястэчку магло налічвацца да дзясятка і больш.

І цяпер на тэрыторыі Беларусі захавалася каля сотні будынкаў сінагог, з якіх толькі шостая частка мае статус гісторыка-культурнай каштоўнасці. Амаль усе захаваныя сінагогі каменныя. Але яшчэ да Другой сусветнай вайны ў Беларусі існавалі драўляныя сінагогі — унікальныя архітэктурныя аб’екты, што былі распаўсюджаныя ва Усходняй Еўропе.

Драўляныя сінагогі будаваліся па ўсёй тэрыторыі Рэчы Паспалітай, а пасля далучэння да Расійскай імперыі — у раёнах мяжы яўрэйскай аселасці. У XIX стагоддзя яўрэі ўжо заходніх губерняў Расійскай імперыі выступалі за выкарыстанне на патрэбы будаўніцтва дрэва як больш таннага і даступнага ў параўнанні з цэглай матэрыялу. Варыятыўнасць архітэктуры сінагог была досыць вялікай: яны вылучаліся сярод іншых пабудоў формай дахаў, масіўнасцю, якая вынікала з вялікага аб’ёму галоўнай залі, складанасцю дахавай сістэмы. Многія з іх былі сапраўднымі творамі мастацтва.

Сінагога ў Азёрах

Ваенныя разбурэнні, шматлікія пажары прывялі да таго, што найбольш раннія з вядомых драўляных сінагог датуюцца XVII стагоддзем. Галоўныя залі ў іх мелі квадратную форму, часцей за ўсё абмяжоўваліся памерамі 10–12 метраў (без уліку сенцаў і знешніх прыбудоў). Адметнай рысай у будаўніцтве драўляных сінагог было аб’яднанне залі і дахавай сістэмы ў адзіны канструкцыйны ўклад. Шмат’ярусныя, ламаныя дахі драўляных сінагог XVII–XVIII стагоддзяў нагадвалі сваім знешнім выглядам старазапаветную Скінію.

Раннія драўляныя сінагогі, найчасцей, мелі адну залю, якая аддзялялася ад галоўнага ўваходу невялікім пакойчыкам — накшталт сенцаў — з-за патрабаванняў Талмуда, які сцвярджаў, што ўваход у сінагогу ажыццяўляўся праз двое дзвярэй. Жаночыя галерэі і іншыя элементы, неабходныя яўрэйскай абшчыне, з’явіліся пазней, на мяжы XVII–XVIII стагоддзяў. Галоўная вось будынка праходзіла ў кірунку «ўсход-захад». Усходняя сцяна, дзе знаходзіўся Каўчэг Запавету (арон-кадэш), не абцяжарвалася ніякімі прыбудовамі, а ўваход у сінагогу быў з заходняга боку.

Сінагога ў Сапоцкіне

Архітэктура сінагог XVII–XVIII стагоддзя развівалася пад уплывам барока, што праглядалася, у асноўным, у пластыцы формаў (крывалінейныя франтоны, пілястры, карнізы). Найбольш яскравым прыкладам з’яўлялася сінагога ў мястэчку Воўпа. Для сінагог таго часу было характэрна дамінаванне галоўнай залі, пакрытай шматузроўневай ламанай страхой, над іншымі прыбудовамі. На тэрыторыі Беларусі гэта сінагогі ў мястэчку Нароўля, Кажан-Гарадок, Мсціслаў, Пінск. У гэтых будынках вылучаўся галоўны фасад, жаночыя галерэі працягваліся ўздоўж паўднёвай і паўночнай сцен, у іх можна было патрапіць праз маленькія дзверы. Сенцы і бабінец прыкрывалі шэрагі невялікіх двухсхільных або аднасхільных дахаў. Заходнія куты ў найбольш архітэктурна развітых сінагогах былі аддзелены ў двухпавярховыя алькежы разнастайных формаў. Хутчэй за ўсё, з’яўленне алькежаў у сінагогах — гэта запазычанне з архітэктуры шляхецкіх маёнткаў, дзе, у сваю чаргу, яны з’явіліся пад уплывам барока.

Сінагога ў Жлобіне

Уплыў імперыі на архітэктуру

Пасля падзелаў Рэчы Паспалітай яўрэйскае насельніцтва далучаных да Расійскай імперыі тэрыторый апынулася пад новай уладай, дзе панавалі іншыя падыходы ў будаўніцтве. У адносінах да грамадскіх будынкаў адной з дамінуючых умоў станавілася пажарная бяспека, як вынік — павялічваецца колькасць мураваных сінагог. Для новых будынкаў складаўся шэраг правілаў, замацаваных у Будаўнічым і Пажарным статутах Расійскай імперыі. Сінагогу дазвалялася будаваць на адлегласці не менш за 50 сажняў ад хрысціянскай царквы, калі будынкі знаходзіліся на розных вуліцах, і 100 сажняў — калі на адной. План сінагогі замаўлялі ў архітэктара, пасля ён зацвярджаўся будаўнічай камісіяй.

Сінагогі мусілі адпавядаць і агульным патрабаванням, якіятычыліся грамадскай і прыватнай забудовы: будаўніцтва не менш чым у 4 сажнях ад суседняга будынка, пакрыццё страхі дазволеным матэрыялам — дранка, гонта, дахоўка. Увага надавалася пажарнай бяспецы і пры складанні печы, заўвагі на гэты конт можна сустрэць у дакументах губернскіх праўленняў.

Сінагога ў Баранавічах

У перыяд Расійскай імперыі адміністрацыяй здзяйсняліся захады па абмежаванні свабодаў у адносінах да яўрэяў — гэта адбілася на матэрыяльным узроўні абшчыны. Перавага ў архітэктуры сінагог пачала аддавацца больш танным, тыповым рашэнням. Панаванне складаных барочных формаў саступае класічным простакутным залам з сенцамі і бабінцам над імі, дахі пазбаўляюцца зводаў, іх будаўніцтва пераходзіць на звычайную кроквенную сістэму з двухсхільнай, вальмавай, або мансарднай, страхой. Вялікія ламаныя аб’ёмы замяняюцца простымі аднаўзроўневымі. Зала, сенцы і бабінец будаваліся на аднолькавай вышыні ў адным аб’ёме, перакрытым агульным дахам. Найбольш бедныя сінагогі ўвогуле архітэктурна не выдзяляліся з шараговай местачковай забудовы.

Архітэктура сінагог ХІХ — пачатку ХХ стагоддзяў звычайна мае шэраг вызначальных рысаў: будынак простакутны або квадратны ў плане, з добра прагляданай з заходняга боку жаночай часткай і з асобным уваходам у яе. Калі жаночая частка месцілася над мужчынскім пярэднім пакоем, у яе вяла асобная лесвіца, якая, у сваю чаргу, магла быць адкрытай з вуліцы ці размяшчацца ўнутры будынка. У абодвух выпадках уваходы ў мужчынскую і жаночую часткі падзяляліся.

Сінагога ў Вілейцы

Сінагога = школа

У справаводстве Расійскай імперыі тэрміны «школа» і «сінагога» часта былі сінанімічныя. Невялікі малітоўны дом з двухсхільнай страхой называлі «малітоўная школа», ці проста «школа». Такая назва магла паходзіць ад «shul» — так на ідыш называлі сінагогу. Адсюль і назва сінагальнага двара — «школьны», і «школьных» вуліц у мястэчках.

У архіўных дакументах будаўнічых аддзяленняў губернскіх камісій можна сустрэць прашэнні мяшчан аб арганізацыі малітоўных школ у сваіх прыватных будынках. Цікавасць прадстаўляе прашэнне гарадоцкага мешчаніна Хазанава аб уладкаванні ў сваім доме малітоўнай школы ў 1879 годзе. Падобны зварот мешчаніна Гінзбурга меў месца ў Віцебску ў 1885-м. У Полацку мешчанін Давід Вігдэргаўз прасіў аб аднаўленні старой і будаўніцтве новай малітоўнай школы на тэрыторыі, што належала Богаяўленскаму манастыру і здавалася ў арэнду. Прычым, адну школу меркавалася адкрыць у доме, гаспадаром якога быў протаіерэй Юркевіч.

Сінагога ў Гродна

Не вайна, дык час…

Падзеі Другой сусветнай вайны прадвызначылі лёс драўляных сінагог — яны былі знішчаны падчас акупацыі. Тыя, што перажылі вайну, трапілі пад бульдозеры ў часы інтэнсіўнай перабудовы паселішчаў гарадскога тыпу. Некалькі драўляных будынкаў выратавала перадача ў жылы фонд ці выкарыстанне ў грамадскай сферы.

У Лепелі напачатку XX стагоддзя існавала некалькі сінагог. Той будынак, што захаваўся да нашага часу, быў узведзены, па розных дадзеных, у 1918 годзе (па інфармацыі Лепельскага гарвыканкама) ці ў 1924-м (згодна з артыкулам Аркадзя Шульмана). Архітэктура сінагогі тыповая для XIX — пачатку XX стагоддзяў: падобныя рашэнні можна ўбачыць на фотаздымках сінагог у Бярозе, Докшыцах, Магілёве, Жлобіне.

Сінагога ў Івянцы

У Любані яшчэ да 2009 года стаялі побач дзве драўляныя былыя сінагогі. З адной з іх звязана імя рабіна Мошэ Файнштэйна — вядомага даследчыка іудзейскага права. У 1996 годзе на сцяне адной з іх з’явілася мемарыяльная дошка, якая прысвечана жыццю і дзейнасці гэтага чалавека, але ў 2009-м сінагога была знішчана, а дошка перанесена на суседні будынак, у якім зараз знаходзіцца музычная школа.

Сінагога ў Лепелі. Фота Андрэя Дыбоўскага, 2005 г.

Ніводны з гэтых будынкаў не ахоўваецца дзяржавай. Таму лёс іх, напэўна, залежыць ад зацікаўленасці патэнцыйнага інвестара ці зменаў у новым горадабудаўнічым праекце мясцовага гарвыканкама.

Сінагога ў Любані. Фота Аляксея Друпава, 2015 г

Арыгiнал

Апублiкавана 14.03.2017 10:25

1936 – «год Вересова»

(Русский текст под оригиналом на белорусском)

1936 – «год Верасава»

Сярэдзіна 1930-х для шахмат, нягледзячы на ўздым рэпрэсій, была насычана падзеямі, пагатоў з канца 1934 г. у Менску дзеяў адмысловы шахматна-шашачны клуб. Аднак у пачатку 1936 г. беларускіх шахматыстаў (і шашыстаў) агаломшыла сумная навіна: 18 студзеня ў 50 год памёр Антон Касперскі, адзін з наймацнейшых ігракоў Менска, неаднаразовы чэмпіён сталіцы і г. д. Першым у Беларусі яму, праўда, ніводнага разу не ўдалося быць – бліжэй за ўсё да чэмпіёнства стаяў ён у 1932 г. Найбольш праславіўся А. Касперскі як шахматны арганізатар і педагог, пра што і было cказана ў некралогах. Бачыў я іх мінімум два: у газеце «Віцебскі пролетарый» і ў маскоўскай «64». Пазней некаторыя газетныя звесткі – не без агрэхаў – перадрукаваў А. Ройзман у часопісе «Шахматы» (№ 4, 2006).

Вучнямі А. Касперскага былі майстар І. Мазель, першакатэгорнікі Л. Жыткевіч, Я. Камянецкі, Г. Кейлес, Ю. Насцюшонак і інш. Нейкі час вучыўся ў Касперскага і Гаўрыла Верасаў – у пачатку 1936 г. яшчэ першакатэгорнік і прэтэндэнт на званне мацнейшага шахматыста рэспублікі (чэмпіён Менска 1933 г., віцэ-чэмпіён БССР у 1934 г.). 1936 год быў для яго пераломным.

Разам з іншымі менскімі шахматыстамі Гаўрыла Мікалаевіч сустрэўся з Эмануілам Ласкерам; экс-чэмпіён свету наведаў Менск у канцы лютага, пабачыўся з беларускім кіраўніцтвам і даў сеанс у клубе партактыву (+16-3=6). Пазней Верасаў успамінаў: «Мне пашанцавала ў дні маладосці сустрэцца з Эм. Ласкерам і паўдзельнічаць у сумесным аналізе… я тады ведаў вывад тэорыі і таму мяне скрайне здзівіла ласкерава ацэнка «няясна, праблемна». У мяне нават мільганула непаважлівая думка пра Ласкера. Толькі пазней, калі я пасталеў, да мяне дайшло, што тады сустрэліся, з аднаго боку, юны ідалапаклоннік друкаванага слова…, і з другога – спелы думаннік».

Перад сустрэчай з Ласкерам Верасаў гучна заявіў пра сябе ў час вялікага бліцтурніру, адбытага ў клубе імя Сталіна 23 студзеня. Чыстае першае месца – 19,5 з 20! – прынесла студэнту БДУ прыз 100 рублёў, напэўна, зусім не лішні. Бліжэйшыя канкурэнты Я. Камянецкі і А. Іваноў адсталі на 5 (!) ачкоў і атрымалі па 75 руб. Пасля гэткага поспеху Г. Верасаў мог дазволіць сабе адпачынак: мабыць, гэтым тлумачыцца адсутнасць яго ў «трэніровачным турніры 1-й і 2-й катэгорыі», што цягнуўся цэлы месяц (25 студзеня – 25 лютага) пад эгідай шахсекцыі беларускіх прафсаюзаў. Цікавосткай гэтага менскага спаборніцтва было тое, што ў яго запрасілі гомельскіх шахматыстаў Брэйтмана і Грыгор’ева. Тым не менш, як сведчыў чэмпіён Менска 1934 г. Леанід Жыткевіч у сваім «шахматным» дзённіку, «турнір арганізацыйна прайшоў вельмі кепска, бо менскія ўдзельнікі не былі вызвалены ад працы. Так, Камянецкі пасля пройгрышу мне і Клімбоцкаму ўвогуле кінуў турнір без усялякіх для сябе наступстваў. Толькі праз недаацэнку сіл Брэйтмана магло атрымацца, што ён заняў першае месца, ды яшчэ з адрывам на 3 ачкі ад астатніх удзельнікаў. Усе гулялі з ім надта рызыкоўна…»

Не маю прычын аспрэчваць словы сведкі-сучасніка… Але, так ці іначай, Абрам Брэйтман быў даволі моцным іграком, а сярэдзіна 1930-х стала яго «зорным часам». У 1935 г. ён выйграў першынство Гомеля, у 1937 г. будзе ажно віцэ-чэмпіёнам БССР. Бадай, варта прывесці табліцу выйгранага ім у 1936 г. трэніровачнага турніра; бяру яе з «шахматнага» дзённіка Л. Жыткевіча.

Турнір паводле складу быў не абы-які. Звяртае на сябе ўвагу той факт, што чэмпіён Менска 1932 г. Шэвельман заняў апошняе месца.

Верасаў ужо тады ўваходзіў у склад беларускай шахсекцыі і аддаваў даніну «папулярызацыі» шахмат. Сакавіцкі сеанс адначасовай гульні ў менскім клубе «Медсанпраца» «скончыўся з лікам плюс 11, мінус 2. У Верасава выйгралі тав. Кац і тав. Фарбер (Клінічны гарадок)».

1936-ы быў не толькі «годам Верасава», а і «годам сеансаў», балазе шахматнае жыццё ў СССР істотна ажывілася ў сувязі з міжнароднымі турнірамі 1935 і 1936 гг., а Беларусь была «заходняй брамай» Саюза, праз якую ўязджалі моцныя ігракі. Пасля візіту ў лютым А. Ліліенталь зноў завітаў у Менск у красавіку і даў ажно тры сеансы – у шахматна-шашачным клубе, у клубе металістаў і ў Палітэхнічным інстытуце. Вынік першага Л. Жыткевіч (ён выйграў у сеансёра, гэтаксама як Бабіёр, Гарэлы, Ракавіцкі, Шэвельман, піянер Алесін, д-р Нісневіч і праф. Праскуракоў) лічыць «ганебным» для Ліліенталя (+8-8=4), але дадае, што ў двух астатніх Ліліенталь «адыграўся». 27 красавіка прайшоў і бліцтурнір з удзелам госця, і зноў бліснуў Г. Верасаў:

Яшчэ ў студзені 1935 г. Г. Верасаў у «сярэднім» бліцтурніры нічога асаблівага не паказаў, і Л. Жыткевіч не без іроніі пісаў: «Верасаў тэмпу “бліц” не вытрымлівае, любіць падумаць у складаным становішчы, і толькі ў выйграным для сябе становішчы гуляе хутка». Відавочна, к 1936 г. ён паверыў у сябе, хоць так і не пазбавіўся «цэйтнотнай хваробы»…

У ліпені Г. Верасаў перамог ва ўсебеларускім турніры ЦК Саюза сярэдняй і пачатковай школы (па-за конкурсам). Гэта стала для яго някепскай трэніроўкай: у жніўні Верасаў упершыню заваяваў званне чэмпіёна БССР, апярэдзіўшы прыкладна роўных па сіле першакатэгорнікаў, Абрама Маневіча (чэмпіён рэспублікі 1933 г. з Гомеля) і Уладзіслава Сіліча (пераможца 1934 г., Віцебск). Паводле слушнай заўвагі А. Ройзмана, «чэмпіянат прайшоў у апантанай барацьбе паміж вядучай тройкай». У выніку спартыўныя ўлады СССР «паставілі» ў Беларусі на Верасава; у 1937-м дазволілі яму згуляць матч з майстрам Пановым, то бок далі шанец самому выканаць званне, чым ён і скарыстаўся. Маневічу і Сілічу, пераведзенаму з майстроў у першакатэгорнікі ў 1935 г., прыйшлося «заняць чаргу», чакаць шансаў да 1939 г.

Імпэтна вялася ў 1936 г. падрыхтоўка да чэмпіянату рэспублікі. Якаў Камянецкі ў «Чырвонай змене», дзе вёў шахматны аддзел, 10.07 не прамінуў уставіць шпільку дробным чыноўнікам: «Сакратары советаў фізкультуры закінулі работу ў галіне шахматаў і шашак і пусцілі яе па волі хваль. Тыповым прадстаўніком такіх советаў фізкультуры з’яўляецца Крычаўскі… Трэці раённы турнір пачаўся 10 красавіка, а аб сканчэнні яго яшчэ не чутно».

Якаў Камянецкі (1-ы злева ўверсе) з родзічамі. Менск, сярэдзіна 1930-х гг. Фота з архіва В. Камянецкага.

У спецыяльным ілюстраваным шахбюлетэні «Чырвонай змены» (выходзіў у жніўні накладам 1000 экз.; былі выпускі № 1, №№ 2-3 і №№ 4-5, за копіі дзякуй Уладзіславу Новікаву з Масквы) Я. К., ужо пад псеўданімам Я. Шахаў, нахвальваў Верасава («Пяць год ён меў жаданне стаць чэмпіёнам рэспублікі. Пяць год ён дабіваўся гэтага… У яго не хапала баявых якасцяў і ён, добра пачынаючы, зусім дрэнна заканчваў. Сёння ён чэмпіён БССР і, відаць, не на адзін год») і даваў выспятка Камітэту па справах фізкультуры і спорту: «Шалаева, Купчынава, Красніцкага Камітэт… успамінае раз на год. Яны чэмпіёны гарадоў і раёнаў. Цэлы год яны самі па сабе, а камітэт сам па сабе».

І праз два месяцы пасля чэмпіянату («ЧЗ» 16.10.1936, «Расціць майстроў») няўрымслівы маладзён – Камянецкаму ішоў 22-гі год – выкрываў недахопы:

У Менску мы павінны былі мець узорную арганізацыю шахматна-шашачнай работы. Між тым, становішча сёння больш чым сумнае. І менскі гарком камсамола, і менскі гарадскі савет фізкультуры самаўхіліліся… У совеце фізкультуры нам сказалі, што ў Менску ёсць тры гурткі, аднак, пытанне – калі былі апошнія заняткі гэтых гурткоў – засталося без адказу… Віцебская шахматная арганізацыя больш займаецца разборам розных склочных спраў, чым арганізацыяй работы на прадпрыемствах. Не адстае і секцыя ў Бабруйску. Там шахматны работнік у дзесяты раз абяцае яе наладзіць, але далей абяцанняў не ідзе.

Стан спраў у шахсекцыі Віцебска крытыкаваўся таксама ў цэнтральнай прэсе (газета «64» № 55, артыкул Льва Гугеля «Абібокі», у якім перапала і Ул. Сілічу, і М. Жудро…) Праўда, ужо ў № 67 маскоўская газета канставатала ў Віцебску «ажыўленне».

Агулам, праз прэсу ў 1936 г. рабілася ўсё магчымае, каб паказаць, што ў Беларусі шахматы зрабіліся народнай гульнёй. Так, газета «Рабочий» 03.04.1936 рапартавала пра маючы адбыцца ўдзел шахматыстак у чэмпіянаце СССР (Ленінград): «у жаночым турніры гуляюць пераможніцы шахматнага жаночага першынства БССР тав. Шафраноўская з Гомеля, тав. Сілінг – выкладчыца з Бабруйска…» Замест Шафраноўскай у 5-й адборачнай групе выступіла будучая чэмпіёнка БССР Галіна Невідомская (4,5 з 9). Сілінг, на жаль, правалілася ў 4-й групе.

Агенцтва БелТА прапаноўвала ганарыцца таленавітым юнаком: «Вучань 9 класа 7-й жлобінскай школы Талкачоў Юрка – лепшы шахматыст раёна. Днямі Талкачоў у клубе «Кастрычнік» даў сеанс адначасовай гульні на 11 дошках. На сеансе прысутнічала больш 100 чалавек… Па ініцыятыве Талкачова арганізован шахматны гурток у школе» (паводле бабруйскай газеты «Комунар», 14 лютага). Пра іншага «вундэркінда» гаварылася ў «Чырвонай змене» 8 чэрвеня: «У Жлобінскі гарадскі клуб «Кастрычнік» часта прыходзіць сын чыгуначніка Лёва Гарэлік, каб пагуляць у шахматы. Ён тут гуляе з дарослымі. Нядаўна з чатырох партый Лёва выйграў тры. Гуляць у шахматы Лёву навучыў старэйшы брат».

Газета «Рабочий» бадзёра паведамляла пра Гомель: «28 сакавіка ў доме фізкультуры адкрыўся гарадскі шахматна-шашачны клуб. У клубе разгорнута вучэбна-метадычная работа пад кіраўніцтвам мацнейшых ігракоў Гомеля тт. Маневіча, Брэйтмана і Раманюка». Пазней (20.04) паведамлялася, што «на разгортванне шахматна-шашачнай работы гомельскі Савет фізкультуры вылучыў 4000 руб.». Ну і Слуцк… Пра гэты горад нават Я. Камянецкі пісаў пазітыўна-нейтральна: «З 7 па 12 ліпеня ў Слуцку праходзілі першыя акруговыя шахматна-шашачныя спаборніцтвы. У шахматным турніры прымалі ўдзел 10 чалавек… Спаборніцтвы выклікалі вялікую цікавасць у шахматыстаў і шашыстаў Слуцкай акругі» («Чырвоная змена», 15.07.1936).

Адным з улюбёных сюжэтаў для прэсы 1936 г. былі шахматныя гульні паміж дзецьмі. Так, адпаведныя здымкі друкаваліся ў «Рабочем» 15 красавіка (подпіс – «юныя наведвальнікі шахматна-шашачнага клуба ў Менску, вучні 4 класа першай школы»), у «Чырвонай змене» 26 чэрвеня («24 чэрвеня ў садзе «Профінтэрн». Дзеці іграюць у шахматы») і 9 ліпеня («Весела, разумна і культурна адпачываюць дзеці ў піонерскіх лагерах»).

Шмат распавядалася ў тагачасных СМІ пра ІІІ міжнародны турнір у Маскве. Цікава, што журналісты цікавіліся і меркаваннем беларускіх ігракоў («Рабочий», 22.05; 10.06). Першым у спісе экспертаў значыўся, вядома, «удзельнік некалькіх усесаюзных турніраў» Г. Верасаў, і выказаўся ён дужа патрыятычна:

На падставе першых тураў я маю ўражанне, што савецкія майстры не ўступаюць замежнікам у сіле гульні. Асабліва мне падабаецца прадпрымальная жывая гульня Руміна, Рагозіна і Левенфіша, якія ўхіляюцца ад шаблона, смела атакуюць пры найменшай магчымасці. Гульня Батвінніка больш салідная. Адчуваецца, што ён добра падрыхтаваны. Батвіннік, безумоўна, будзе адным з пераможцаў… Капабланка рыхтуецца да матчу за першынство ў свеце і знаходзіцца ў форме… Флор занадта асцярожны.

Апытваліся таксама Насцюшонак, Гаві, Геня Шапіра («работніца-стаханаўка фабрыкі «КІМ», удзельніца менскіх і ўсебеларускіх жаночых турніраў»), Шэвельман і Геда Алесін («вучань 24-й школы, 16 гадоў, падзяліў 1-2 месцы ва ўсебеларускім дзіцячым шахматным турніры»). Па заканчэнні «Рабочий» даў слова таксама Сілічу, Брэйтману і школьніцы Тамары Някрасавай, будучай чэмпіёнцы БССР. Кур’ёзны быў яе водгук… «Батвіннік і Рагозін заўсёды даюць цікавыя партыі. Я думаю, што яны ў наступных турнірах стануць яшчэ вышэй. Партыі Капабланкі і Флора адбываюцца без цікавых камбінацый і не захапляюць».

24 мая была змешчана гутарка з адказным сакратаром шахсекцыі ЦСПСБ Кейлесам, які вярнуўся з Масквы і падзяліўся навінамі пра турнір, перадаў прывітанне ад Ласкера «менскім шахматыстам». Але ж летуценне Кейлеса («Капабланка пасля турніра наведае Крым. На зваротным шляху ён дасць у Менску сеанс адначасовай гульні») засталося летуценнем.

Не прайшло і года пасля першынства работнікаў вышэйшай школы і навуковых устаноў СССР (Мінск, кастрычнік-лістапад 1935 г.; 1-2-е месцы падзялілі Верасаў і маскоўскі майстар Белавенец), як у Беларусі зноў адбыўся ўсесаюзны шахматны турнір – сярод работнікаў запалкавай і фанернай прамысловасці. На першы погляд крыху нечакана, што ён быў праведзены ў Барысаве, аднак, калі ўспомніць, што горад быў «запалкавым» цэнтрам не толькі Беларусі, то ўсё становіцца на свае месцы. 18 чэрвеня «Рабочий» анансаваў: «У турніры возьмуць удзел 35 лепшых шахматыстаў і шашыстаў – пераможцаў фабрычна-заводскіх турніраў».

Першае месца, як адсправаздачыўся той жа «Рабочий» 30.06.1936, заняў інжынер Яфімаў з Масквы, 2-е – барысаўчанін Чарняўскі. Трэцяе-пятае месцы падзялілі Астаф’еў, таварыш Чарняўскага па фабрыцы «Пралетарская перамога», Ізгур з горкаўскай фабрыкі «Чырвоная зорка», і Міраедаў з запалкавай фабрыкі імя Леніна (Ленінградская вобласць).

Гулялі ў Барысаве ў шахматы не толькі на запалкавай фабрыцы. Раённая газета «Большэвік Барысаўшчыны», 23.05.1936: «На каніфольным заводзе быў праведзен шахматны турнір. Турнір працягваўся 10 дзён, удзельнічала 8 чалавек. Першае месца занялі зменны тэхнік Шылёнак і рабочы бондарнага цэха Ізмайлаў. Другое месца [sic] заняў рабочы цэха шырспажыва Адзінцоў».

Чаму было не гуляць? Дзякуючы такім стаханаўкам, як Чарно з камбіната «Камінтэрн» («Увесь час перавыконваю новыя нормы. Замест чатырох комплексаў [sic] шахматных дошак даю 20 у змену»), шахмат, відаць, хапала. I прыпевак пра шчаслівае жыццё многа ў Беларусі назбіралі, і ліст народа тав. Сталіну надрукавалі… Вось з наяўнасцю хлеба ў тым годзе – і не толькі – былі «асобныя недахопы». У кожнай краме 80 год таму, як сведчыў аўтар «Рабочего», вісеў мінімальны асартымент, які прадугледжваў «белы хлеб – 4 р. 20 к. кіло, сітны – 1.50». Насамрэч жа «і чорны па 85 к. за кіло ў нашых крамах можна дастаць далёка не заўсёды» (23.06.1936).

На фота з газ. «Рабочий» 24.08.1936: Гаўрыла Верасаў і Ілья Гардон.

Але, як той спяваў, «нам хлеба не надо, работу давай». У жніўні 1936 г., толькі выйграўшы чэмпіянат рэспублікі, Г. Верасаў ужо мкнуўся ў бой. І пісаў у бюлетэні «Чырвонай змены»: «Для мацнейшых шахматыстаў БССР неабходна ў бліжэйшы-ж час арганізаваць спаборніцтва з лепшымі майстрамі СССР».

Падрыхтаваў Вольф Рубінчык, г. Мінск

wrubinchyk[at]gmail.com

***

1936 – «год Вересова»

Середина 1930-х для шахмат, несмотря на подъем репрессий, была насыщена событиями, тем более что с конца 1934 г. в Минске работал специальный шахматно-шашечный клуб. Однако в начале 1936 г. белорусских шахматистов (и шашистов) оглушила печальная новость: 18 января в 50 лет умер Антон Касперский, один из сильнейших игроков Минска, неоднократный чемпион столицы и т.д. Первым в Беларуси ему, правда, ни разу не удалось быть – ближе всего к чемпионству стоял он в 1932 году: Наиболее прославился А. Касперский как шахматный организатор и педагог, о чем и было cказано в некрологах. Видел я их минимум два: в газете «Віцебскі пролетарый» и в московской «64». Позже некоторые газетные сведения – не без огрехов – перепечатал А. Ройзман в журнале «Шахматы» (№ 4, 2006).

Учениками А. Касперского были мастер И. Мазель, первокатегорники Л. Житкевич, Я. Каменецкий, Г. Кейлес, Ю. Настюшёнок и др. Какое-то время учился у Касперского и Гавриил Вересов – в начале 1936 г. ещё первокатегорник и претендент на звание сильнейшего шахматиста республики (чемпион Минска 1933 года, вице-чемпион БССР в 1934 г.). 1936 год был для него переломным.

Вместе с другими минскими шахматистами Гавриил Николаевич встретился с Эмануилом Ласкером, который посетил Минск в конце февраля. Экс-чемпион мира повидался с белорусским руководством и дал сеанс в клубе партактива (+16-3=6). Позже Вересов вспоминал:

«Мне посчастливилось в дни молодости встретиться с Эм. Ласкером и участвовать в совместном анализе… Мне тогда был известен вывод теории, и поэтому меня крайне удивила ласкеровская оценка «неясно, проблемно». В моём сознании даже мелькнула неуважительная мысль о Ласкере… Лишь позднее, когда я стал более взрослым, до меня дошло, что в ту давнюю пору встретились, с одной стороны, юный идолопоклонник печатного слова…, и с другой стороны, – зрелый мыслитель».

Перед встречей с Ласкером Вересов громко заявил о себе во время большого блицтурнира, состоявшегося в клубе имени Сталина 23 января. Чистое первое место – 19,5 из 20! – принесло студенту Белгосуниверситета приз 100 рублей, наверное, вовсе не лишний. Ближайшие конкуренты Я. Каменецкий и А. Иванов отстали на 5 (!) очков и получили по 75 руб. После такого успеха Г. Вересов мог позволить себе отдых: видимо, этим объясняется отсутствие его в «тренировочном турнире 1-й и 2-й категории», который тянулся целый месяц (25 февраля – 25 февраля) под эгидой шахсекции белорусских профсоюзов. Интерес этого минского соревнования заключался ещё и в том, что в него пригласили гомельских шахматистов Брейтмана и Григорьева. Тем не менее, как свидетельствовал чемпион Минска 1934 г. Леонид Житкевич в своем «шахматном» дневнике, «турнир организационно прошел очень плохо, так как минские участники не были освобождены от работы. Так, Каменецкий после проигрыша мне и Климбоцкому вовсе бросил турнир без всяких для себя последствий. Только вследствие недооценки сил Брейтмана могло получиться, что он занял первое место, да еще с отрывом на 3 очка от остальных участников. Все участники играли с ним очень рискованно…»

Не имею причин оспаривать слова свидетеля-современника… Но, так или иначе, Абрам Брейтман был довольно сильным игроком, а середина 1930-х стала его «звёздным часом». В 1935 году он выиграл первенство Гомеля, в 1937 г. Брейтман станет аж вице-чемпионом БССР. Пожалуй, стоит привести таблицу выигранного им в 1936 г. тренировочного турнира; беру её из «шахматного» дневника Л. Житкевича.

Турнир по составу был нерядовой. Обращает на себя внимание тот факт, что чемпион Минска 1932 г. Шевельман занял последнее место.

Вересов уже тогда входил в состав белорусской шахсекции и отдавал дань «популяризации» шахмат. Мартовский сеанс одновременной игры в минском клубе «Медсантруда» «закончился со счётом плюс 11, минус 2. У Вересова выиграли тов. Кац и тов. Фарбер (Клинический городок)».

1936-й был не только «годом Вересова», а и «годом сеансов», благо шахматная жизнь в СССР существенно оживилась в связи с международными турнирами 1935 и 1936 гг. Беларусь же была «западными воротами» Союза, через которую въезжали сильные игроки. После визита в феврале А. Лилиенталь снова пожаловал в Минск в апреле и дал целых три сеанса – в шахматно-шашечном клубе, в клубе металлистов и в Политехническом институте. Результат первого Л. Житкевич (он выиграл у сеансёра, так же как Бабиор, Горелый, Раковицкий, Шевельман, пионер Алесин, д-р Нисневич и проф. Проскуряков) считает «позорным» для Лилиенталя (+8-8 = 4), но добавляет, что в двух остальных Лилиенталь «отыгрался». 27 апреля прошел и блицтурнир с участием гостя, где блеснул Г. Вересов:

Еще в январе 1935 г. Г. Вересов в «среднем» блицтурнире ничего особенного не показал, и Л. Житкевич не без иронии писал: «Вересов темпа “блитц” не выдерживает, любит подумать в сложном положении, и только в выигранном для себя положении играет быстро». Очевидно, к 1936 году он поверил в себя, хотя так и не избавился от «цейтнотной болезни»…

В июле Г. Вересов победил во всебелорусском турнире ЦК Союза средней и начальной школы (вне конкурса). Это стало для него неплохой тренировкой: в августе Вересов впервые завоевал звание чемпиона БССР, опередив примерно равных по силе первокатегорников, Абрама Маневича (чемпион республики 1933 года из Гомеля) и Владислава Силича (победитель 1934 г., Витебск). По резонному замечанию А. Ройзмана, чемпионат «прошёл в ожесточённом соперничестве между ведущей тройкой». В результате спортивные власти СССР «поставили» в Беларуси на Вересова; в 1937-м позволили ему сыграть матч с мастером Пановым, то есть дали шанс самому выполнить звание, чем он и воспользовался. Маневичу и Силичу, переведенному из мастеров в первокатегорники в 1935 г., пришлось «занять очередь», ждать шансов до 1939 г.

Энергично велась в 1936 г. подготовка к чемпионату республики. Яков Каменецкий в газете «Чырвоная змена», где вёл шахматный отдел, 10.07 не преминул вставить шпильку мелким чиновникам: «Секретари советов физкультуры забросили работу в области шахмат и шашек и пустили её по воле волн. Типичным представителем таких советов физкультуры является Кричевский… Третий районный турнир начался 10 апреля, а об окончании его ещё не слышно».

Яков Каменецкий (1-й слева в верхнем ряду) с родственниками. Минск, середина 1930-х гг. Фото из архива В. Каменецкого.

В специальном иллюстрированном шахбюллетене «Чырвонай змены» (выходил в августе тиражом 1000 экз.; были выпуски № 1, №№ 2-3 и №№ 4-5, за копии спасибо Владиславу Новикову из Москвы) Я. К., уже под псевдонимом Я. Шахов, нахваливал Вересова («Пять лет он имел желание стать чемпионом республики. Пять лет он добивался этого… У него не хватало боевых качеств и он, хорошо начиная, плохо заканчивал. Сегодня он – чемпион БССР и, видимо, не на один год») и давал пинка Комитету по делам физкультуры и спорта: «Шалаева, Купчинова, Красницкого Комитет… вспоминает раз в год. Они чемпионы городов и районов. Целый год они сами по себе, а комитет сам по себе».

И через два месяца после чемпионата («ЧЗ» 16.10.1936, статья «Растить мастеров») неугомонный молодой человек – Каменецкому шел 22-й год – вскрывал недостатки:

В Минске мы должны были иметь образцовую организацию шахматно-шашечной работы. Между тем положение сегодня более чем печальное. И минский горком комсомола, и минский городской совет физкультуры самоустранились… В совете физкультуры нам сказали, что в Минске есть три кружка, однако вопрос «когда были последние занятия этих кружков» остался без ответа… Витебская шахматная организация больше занимается разбором различных склок, чем организацией работы на предприятиях. Не отстает и секция в Бобруйске. Там шахматный работник в десятый раз обещает наладить дело, но дальше обещаний не идёт.

Состояние дел в шахсекции Витебска критиковалось также в центральной прессе (газета «64» № 55, статья Льва Гугеля «Бездельники», в которой досталось и Вл. Силичу, и М. Жудро…) Правда, уже в № 67 московская газета констатировала в Витебске «оживление».

В общем, через прессу в 1936 г. делалось всё возможное, чтобы показать, что в Беларуси шахматы стали народной игрой. Так, газета «Рабочий» 03.04.1936 рапортовала о предстоящем участии шахматисток в чемпионате СССР (Ленинград): «в женском турнире играют победительницы шахматного женского первенства БССР тов. Шафрановская из Гомеля, тов. Силинг – преподаватель из Бобруйска… » Вместо Шафрановской в 5-й отборочной группе выступила будущая чемпионка БССР Галина Невидомская (4,5 из 9). Силинг, увы, провалилась в 4-й группе.

Агентство БелТА предлагало гордиться талантливым юношей: «Ученик 9 класса 7-й жлобинской школы Толкачёв Юрка – лучший шахматист района. На днях Толкачев в клубе «Октябрь» дал сеанс одновременной игры на 11 досках. На сеансе присутствовало более 100 человек .. По инициативе Толкачева организован шахматный кружок в школе» (по бобруйской газете «Комунар», 14 февраля). Про другого «вундеркинда» говорилось в «Чырвонай змене» 8 июня: «В Жлобинский городской клуб «Октябрь» часто приходит сын железнодорожника Лёва Горелик, чтобы поиграть в шахматы. Он тут играет со взрослыми. Недавно из четырех партий Лёва выиграл три. Играть в шахматы Лёву научил старший брат».

Газета «Рабочий» бодро сообщала о Гомеле: «28 марта в доме физкультуры открылся городской шахматно-шашечный клуб. В клубе развернута учебно-методическая работа под руководством сильнейших игроков Гомеля тт. Маневича, Брейтмана и Романюка». Позже (20.04) сообщалось, что «на развёртывание шахматно-шашечной работы гомельский Совет физкультуры выделил 4000 руб.». Ну и Слуцк… Про этот город даже Я. Каменецкий писал позитивно-нейтрально: «С 7 по 12 июля в Слуцке проходили первые окружные шахматно-шашечные соревнования. В шахматном турнире принимали участие 10 человек... Соревнования вызвали большой интерес у шахматистов и шашистов Слуцкого округа» («Чырвоная змена», 15.07.1936).

Одним из любимых сюжетов для прессы 1936 года были шахматные игры между детьми. Так, соответствующие снимки печатались в «Рабочем» 15 апреля (подпись – «юные посетители шахматно-шашечного клуба в Минске, ученики 4 класса первой школы»), в «Чырвонай змене» 26 июня («24 июня в саду «Профинтерн». Дети играют в шахматы») и 9 июля («Весело, разумно и культурно отдыхают дети в пионерских лагерях»).

Много рассказывалось в тогдашних СМИ о III Международном турнире в Москве. Интересно, что журналисты интересовались и мнением белорусских игроков («Рабочий», 22.05; 10.06). Первым в списке экспертов значился, конечно, «участник нескольких всесоюзных турниров» Г. Вересов, и высказался он весьма патриотично:

На основании первых туров я вынес впечатление, что советские мастера не уступают иностранцам в силе игры. Особенно нравится мне предприимчивая живая игра Рюмина, Рагозина и Левенфиша, уклоняющихся от шаблона, смело атакующих при малейшей возможности. Игра Ботвинника солиднее. Чувствуется, что он хорошо подготовлен. Ботвинник, безусловно, будет одним из победителей … Капабланка готовится к матчу за первенство в мире и находится в форме… Флор чересчур осторожен.

Опрашивались также Настюшёнок, Гавви, Геня Шапиро («работница-стахановка фабрики «КИМ», участница минских и всебелорусских женских турниров»), Шевельман и Геда Алесин («ученик 24-й школы, 16 лет, разделил 1-2 место во всебелорусском детском шахматном турнире»). По окончании турнира «Рабочий» дал слово также Силичу, Брейтману и школьнице Тамаре Некрасовой, будущей чемпионке БССР. Курьёзным был ее отзыв… «Ботвинник и Рагозин всегда дают интересные партии. Я думаю, что они в следующих турнирах станут еще выше. Партии Капабланки и Флора происходят без интересных комбинаций и не увлекают».

24 мая в газете была помещена беседа с ответственным секретарем шахсекции ЦСПСБ Кейлесом, который вернулся из Москвы и поделился новостями о турнире, передал привет от Ласкера «минским шахматистам». Но мечты Кейлеса («Капабланка после турнира посетит Крым. На обратном пути он даст в Минске сеанс одновременной игры») остались мечтами.

Не прошло и года после первенства работников высшей школы и научных учреждений СССР (Минск, октябрь-ноябрь 1935 г.; 1-2-е места поделили Вересов и московский мастер Белавенец), как в Беларуси вновь состоялся всесоюзный шахматный турнир – среди работников спичечной и фанерной промышленности. На первый взгляд немного неожиданно, что он был проведен в Борисове, однако, если вспомнить, что город был «спичечным центром» не только Беларуси, то всё становится на свои места. 18 июня «Рабочий» анонсировал: «В турнире примут участие 35 лучших шахматистов и шашистов – победителей фабрично-заводских турниров».

Первое место, как отчитался тот же «Рабочий» 30.06.1936, занял инженер Ефимов из Москвы, 2-е – борисовчанин Чернявский. Третье-пятое места разделили Астафьев, товарищ Чернявского по фабрике «Пролетарская победа», Изгур с горьковской фабрики «Красная звезда», и Мироедов со спичечной фабрики имени Ленина (Ленинградская область).

Играли в Борисове в шахматы не только на спичфабрике. Районная газета «Большэвік Барысаўшчыны», 23.05.1936: «На канифольном заводе был проведен шахматный турнир. Турнир продолжался 10 дней, участвовало 8 человек. Первое место заняли сменный техник Шиленок и рабочий бочечного цеха Измайлов. Второе место [sic] занял рабочий цеха ширпотреба Одинцов».

Почему было не играть? Благодаря таким стахановкам, как Черно с комбината «Коминтерн» («Постоянно перевыполняю новые нормы. Вместо четырех комплексов [sic] шахматных досок даю 20 в смену»), шахмат, видимо, хватало. И частушек о счастливой жизни много в Беларуси насобирали, и письмо народа тов. Сталину напечатали… Вот с наличием хлеба в том году – и не только – были «отдельные перебои». В каждом магазине 80 лет назад, как свидетельствовал автор «Рабочего», висел минимальный ассортимент, который предусматривал «белый хлеб – 4.20 кило, пеклеваный – 1.50». На самом же деле «и чёрный по 85 к. кило в наших магазинах можно достать далеко не всегда» (23.06.1936).

На фото из газеты «Рабочий» 24.08.1936: Гавриил Вересов и Илья Гордон.

Но, как тогда пели, «нам хлеба не надо, работу давай». В августе 1936 года, только выиграв чемпионат республики, Г. Вересов уже стремился в бой. И писал в бюллетене «Чырвонай змены»: «Для сильнейших шахматистов БССР необходимо в ближайшее же время организовать соревнование с лучшими мастерами СССР».

Подготовил Вольф Рубинчик, г. Минск

wrubinchyk[at]gmail.com

Опубликовано 17.08.2016 9:24

ПАК Лев Рувимович (1933 – 2016)

Лев Пак (8.10.1933, Витебск – 6.08.2016, Дуйсбург), кандидат в мастера, судья всесоюзной категории (1972). С 2004 жил в Германии.
Окончил Витебский техникум физкультуры. Второй тренер юношеской команды Белоруссии (1969–89). Работал тренером в ДЮСШ Витебска.

Из последних воспоминаний учеников, опубликованных на сайте шахматной федерации Беларуси:

Помним, любим, скорбим.

07 августа 2016

Сегодня пришла очень печальная весть – умер мой первый тренер Лев Рувимович Пак.
Я познакомился с ним в 8 лет, когда впервые начал заниматься шахматами в Витебске.
Была у Льва Рувимовича какая-то изюминка, какой-то секрет. Будучи кандидатом в мастера он воспитал 4-х гроссмейстеров – Андрея Ковалева, Раю Эйдельсон, Женю Агреста и меня. Он умел привить своим ученикам любовь к шахматам, и в этом, наверное, был его главный тренерский талант.
Много есть что вспомнить из детства: как вместе ездили на турниры, как он держал меня за руку, как заботился обо мне.
Позже, когда я уже уехал в Израиль, мы встречались гораздо реже, но не теряли друг друга из виду. Последний раз мы виделись со Львом Рувимовичем в декабре прошло года, когда он приезжал в Израиль. Он выглядел очень хорошо, был активен и как всегда живо интересовался происходящими событиями. Я чувствовал, что он по-прежнему относится ко мне с большой теплотой. Это подтвердил сегодня его сын Рома. Он сказал, что Лев Рувимович до последнего следил за моей игрой, видел все мои партии из турнира в Пойковском, который закончился на днях. Я очень любил Льва Рувимовича и его уход большая потеря для меня.
Лев Рувимович, пусть земля вам будет пухом! Зикарон ве браха!

Илья Смирин (Израиль) 6 августа 2016.

6 августа не стало самого известного витебского тренера Льва Рувимовича Пака.

Жизнь его окончилась на 83-м году в Дуйсбурге (Германия), где он проживал последние годы.

Тем не менее, вся его жизнь была неразрывна связана с Витебском и витебскими шахматами.

Без преувеличения можно сказать, что все лучшие юные шахматисты Витебска 2-й половины прошлого века его воспитанники. И, как вершина айсберга, 4 гроссмейстера: Смирин, Агрест, Ковалев и Эйдельсон, что само по себе, выдающееся достижение для такого небольшого города, но наверное не самое главное. Главным, пожалуй, были дети, которые пройдя через его заботливые руки, вырастали и становились успешными врачами, учителями, тренерами,военными и просто хорошими людьми. Он не только и не столько учил шахматам, а заряжал жизнелюбием и любовью к ним. В этом, мне кажется, и был секрет его тренерского успеха. Он любил людей, жизнь и шахматы и делился этой своей искренней любовью, а интерес к шахматам сохранил до конца дней: постоянно интересовался результатами турниров, где мы играли, смотрел партии и даже продолжал решать шахматные задачки, не уставая восхищаться красотой замысла. Приезжая каждый год в Витебск, просил приготовить ему для чтения подборку журналов “64” за год. Вот и в этом году его ожидала обычная кипа любимых журналов …

Витебск сразу заметно опустел после отъезда Льва Рувимовича в Германию, а сегодня эта пустота стала невосполнимой.

Андрей Ковалев.

1980 г. Материал из журнала “Шахматы, шашки в БССР”.

1981 г. Из того же журнала “Ш, ш. в БССР”

Опубликовано 8.07.2016 16:04

***

Только сегодня настигла меня очень печальная новость, ушёл из жизни Лев Рувимович Пак, мой первый тренер, прививший мне любовь к шахматам, которая и по сей день сопровождает меня. Он сам очень любил своё дело и, насколько я знаю, стремился передавать свой опыт до самого последнего времени. Нас, его учеников, объединил один эпитет, который приходилось слышать не раз, мы играли во вкусные шахматы. И это дорогого стоит.

Сразу вспомнилось многое, юмор, лёгкость в общении, неожиданные творческие находки. Одну из них, относящуюся к одному из самых ярких достижений витебских юношеских шахмат, победе во всесоюзном турнире ”Белая ладья”, позволю себе привести здесь. В ключевом матче с командой Грузии у нас было некоторое превосходство на юношеских досках, но на девичьей ситуация выглядела практически безнадежно, грузинская девочка выигрывала все партии, а наша наоборот. И здесь Лев Рувимович со словами ”с грузинками надо играть кривые дебюты” провёл экспресс-подготовку и, после ходов 1е4 е5 2.Кf3 d5!? завязалась буча, приведшая к ничьей с позиции силы, что и предопределило нашу победу в матче. Партия та давно забылась, а фраза осталась и помогала мне не раз в собственных тренерских решениях.

Мы давно не виделись, перезванивались по Скайпу, но летом, будучи в Витебске после более чем двадцатилетнего отсутствия, надеялся, что встретимся, т.к знал, что он традиционно приезжал в дни фестиваля ”Славянский базар”. Не случилось, и, увы, уже не придётся.

Прощайте, Тренер, светлая память. Vila i frid.

Евгений Агрест , Стокгольм, 11 августа 2016 года

Добавлено 11.08.2016 14:28

Андрей Ковалёв, Лев Пак, Александр Сарбай

Лев Исаакович Мельцер и Лев Рувимович Пак.

Специально для сайта снимки прислал Илья Смирин. 3.09.2016