Tag Archives: Паричи

В. Лякин. ОБОРОНА БОБРУЙСКОЙ КРЕПОСТИ (III)

Окончание. Начало и продолжение

Снятие блокады

Наполеон

Последовавший вскоре за Горбацевичским боем отзыв частей
Эрсана и Х.Эвертса к главным силам «Великой армии»
окончательно поставил крест на планах взятия или хотя бы
тесного обложения Бобруйской крепости. В дальнейшем
русские транспорты с сильными конвоями из Мозыря, Речицы и
Лоева приходили сюда постоянно. Понял это и Наполеон в
далекой Москве, определив Я.Домбровскому приказом от 23
сентября лишь вести наблюдение за русским гарнизоном,
пресекая его вылазки, а главное внимание сосредоточить на
корпусе Ф.Ф.Эртеля, не допуская его перехода через Припять. В
сентябре-октябре на этом участке боевых действий
установилось хрупкое равновесие, чашу весов в котором
периодически пыталась склонить на свою сторону та или иная
сторона. Русский отряд под командованием генерал-майора
А.В.Запольского из корпуса Ф.Ф.Эртеля изгнал австрийцев из
Пинска, но, опасаясь, что польская кавалерийская бригада
Д.Дзевановского отрежет его от Мозыря, вскоре отступил.
Ситуация складывалась более благоприятно для поляков, когда
через Беларусь на Смоленск продвигался 9-й корпус маршала
К.Виктора, но с его отдалением русские вновь осмелели.
Я.Домбровский держал главные силы своей дивизии севернее
Бобруйска, оставив западнее крепости два пехотных батальона
под командованием полковника Малиновского, и примерно
такой же отряд на другом берегу Березины. Разведывательные
отряды из бригады Д.Дзевановского в несколько десятков
уланов и присоединившихся к ним местных шляхтичей в
каждом рыскали у крепостных стен, перехватывая казачьи
разъезды и небольшие хозяйственные команды,
заготавливавшие дрова и продовольствие. Эти мобильные, с
хорошими проводниками и на добрых конях группы добирались
до Речицы, Гомеля и Мозыря, брали «языков» и производили в
стане противника немалый переполох. По настойчивым
призывам губернатора Н.Брониковского, имевшего якобы
точные сведения о движении русского корпуса от Мозыря на
58
Слуцк, Я.Домбровский выступил туда 12 октября с четырьмя
тысячами солдат и десятью орудиями. Дойдя до этого города, и
даже продвинувшись далее на запад, к Несвижу, генерал с
досадой осознал, что стал жертвой дезинформации, корпус
Ф.Ф.Эртеля не трогался с места.
Полковник Ю.Хорновский, стоявший с сильным отрядом
южнее Могилева, предпринял во второй половине октября
движение за р.Сож (очевидно, с целью фуражировок) и
«…отогнал казачье ополчение под самый Чернигов». Это,
кажется, был один из последних успехов завоевателей – «звезда
императора» уже стремительно катилась к закату. В конце
октября – начале ноября, в связи с общим отходом
наполеоновских, и контрнаступлением русских войск на
главном театре военных действий, ситуация для гарнизона
крепости стала заметно улучшатся, хотя стычки с противником
не прекращались. 30 октября у местечка Волчин имел место
упорный бой русского отряда с батальонами Малиновкого, и
поляки заставили противника отступить под защиту крепостных
орудий.

После этого серьезных боестолкновений у стен

крепости больше не было. 3-го ноября Я.Домбровский с
главными силами и артиллерией своей дивизии двинулся от
Свислочи на спасение Минска, которому угрожала с юго-запада
армия адмирала П.В.Чичагова. Покидая этот район, генерал,
однако, оставил отряд в 1000 штыков и 150 сабель для
продолжения обсервации Бобруйска и еще большие силы для
защиты Могилева.
21-го ноября казачий отряд из состава 3-й Западной армии
под командованием полковника Г.А.Луковкина, соединившись с
пришедшим из Мозыря отрядом пехоты подполковника
А.Л.Палагейко, догнал на р.Уша и разбил отходившее от
крепости польское подразделение. Остатки его, однако, сумели
прорвать русское кольцо, переправились через Березину и
присоединились к своим. С подходом армии П.В.Чичагова
активизировал свои действия и генерал-майор Г.А.Игнатьев.
Один посланный им вдогон отходящему противнику отряд
вошел в Рогачев, а другой (запасной батальон Уфимского
59
пехотного полка) вступил в укрепленный вражеский лагерь у
м.Свислочь. (Он был пуст уже несколько дней). 26-го ноября к
Бобруйской крепости из Мозыря подошли главные силы 2-го
резервного корпуса. Их привел сюда генерал-майор С.А.Тучков,
сменивший сутки назад в Паричах отстраненного от должности
генерал-лейтенанта Ф.Ф.Эртеля. В этот же день к Бобруйску
прибыл, проделав долгий путь из Севастополя, 75-й флотский
корабельный экипаж. После короткого отдыха все эти силы и
еще 8 батальонов из состава гарнизона крепости двинулись на
соединение с Главной русской армией.

схема боев на белорусском Полесье лето-осень 1812

Считается, что
Бобруйская крепость была во вражеском обложении ровно 4
месяца – с 22 июля по 22 ноября. 5-го декабря генерал-майор
Г.А.Игнатьев прибыл в Минск для исполнения своих
обязанностей военного губернатора.
Как известно, город с находившимися в нем огромными
военными и продовольственными складами был взят русскими
без боя. Н.Брониковский, до последнего отказывавшийся верить
в движение больших сил противника к Минску, после разгрома
прикрывшей город бригады генерала И.Коссецкого впал как бы
в паралич. Не имея времени и средств эвакуировать
сосредоточенные в городе запасы, он даже не отдал приказа их
сжечь. В ночь на 16 ноября незадачливый губернатор бежал с
остатками своих войск к Борисову. Перед этим, нагрузив своими
личными вещами карету минского архирея, генерал отправил ее
со своим доверенным слугой Коржинским в Вильно. Секретарь
губернатора Турчинский, имея при себе его кошелек с 50
червонцами и 170 талерами, одежду и столовое серебро,
отправился вдогонку за хозяином. События развивались
стремительно. Секретарь, так и не встретившись с
Н.Брониковским, опасаясь грабителей, оставил ценности и
вещи у знакомого дворянина Есьмана, а сам поспешил скрыться.
Месяц спустя об имуществе бывшего губернатора узнал
борисовский поветовый исправник, изъял его у помещика и
доставил в Минск губернатору действующему. Наверное, не без
некоторого душевного удовлетворения генерал-майор
Г.А.Игнатьев распорядился продать вещи соперника с аукциона,
60
а вырученные средства обратить для «…призрения разоренных
от неприятеля». Тем и завершилась дуэль двух губернаторов.
Генерал-майор Г.А.Игнатьев за умелую организацию
обороны Бобруйской крепости был награжден орденом
св.Владимира 2-й степени и повторно, уже М.И.Кутузовым,
утвержден в должности Минского военного губернатора. В
своем письме по этому поводу фельдмаршал отметил:
«Сохранение крепости Бобруйской во все время вторжения
неприятеля внутрь России и когда он гнездился в наших
пределах и истребление сил его поставляет Вас в числе
генералов, наиболее в нынешнюю кампанию отличившихся».
Уже упоминавшийся А.И.Михайловский-Данилевский в своем
капитальном труде по истории войны 1812 года пришел к
выводу, что не будь крепости на Березине, 2-й Западной армии
«…невозможно б было прежде исхода августа соединиться с 1-
ю армиею, а тогда она была уже в окрестностях Москвы.
…Князю Багратиону, не имевшему с собою понтонов, довелось
бы идти на Речицу и Лоев, там переправляться через Днепр и
большим обходом искать соединения с 1-ю армиею или вовсе от
него отказаться, пинскими болотами примкнуть к Тормасову и
1-й армии предоставить одной бороться с Наполеоном».
После изгнания врага из пределов империи крепость выполняла
функции важной тыловой базы русской армии. В середине
ноября 1812 года генерал-фельдмаршал М.И.Кутузов
распорядился учредить в Бобруйске и окрестностях запасные
магазины для хранения месячной нормы продовольственных и
фуражных рационов на 120 тысяч человек и 45 тысяч лошадей.
Позже цитадель приобрела еще одну функцию. В октябре 1813
года с территории бывшего Княжества Варшавского для
содержания в крепостных казематах были доставлены 27
человек «неблагонадежных», в том числе барон Шейба, бывший
полковник Станский, шляхтичи Гутович, Дзенкович, Чарноцкий
и другие.
61
Памятник ратной славы
Штабс-капитан, кавалер орденов Св.Анны и Св.Владимира
Т.Е.Нарбут накануне войны в связи с ухудшением состояния
здоровья (сказались ранения и напряженный труд на
строительстве крепости) вышел в отставку и поселился в своем
родовом имении Шавры Лидского повета. На протяжении
полувека он целеустремленно изучал и пропагандировал
историю Великого княжества Литовского, проводил
археологические раскопки, изучал руины древних крепостей,
собирал образцы народной мифологии, этнографии и
фольклора. Написал и издал «Историю литовского народа» в 9
томах, в которой довел события до 1569 года. Разыскал и
опубликовал ряд важных источников по истории Беларуси, в
том числе «Хронику Быховца». Поистине, вклад этого храброго
офицера, талантливого инженера и краеведа в военную и общую
историю Отечества неоценим.
Генерал-лейтенант К.И.Опперман в 1812 году занимался
вопросами боеготовности крепостей, состоял при Главной
квартире армии, участвовал в боях под Вязьмой и Красным. В
1813 году командовал отдельным отрядом при осаде и взятии
крепости Торн, участвовал в полевых сражениях и трехдневной
«битве народов» при Лейпциге. В кампании 1814 года был при
осаде Гамбурга. После завершения наполеоновских войн
длительное время эффективно руководил деятельностью
инженерного департамента Военного министерства. Под его
непосредственным руководством было завершено строительство
Бобруйской крепости и возведена цепь новых укреплений на
западной границе империи. Кроме дел военных инженерный
талант Карла Ивановича был востребован и в
градостроительстве, он возглавлял комиссию по возведению
Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге. За немалые
государственные заслуги генерал был удостоен графского
титула и многих орденов, в том числе высшего в России –
Св.Андрея Первозванного. Умер в 1831 году во время эпидемии
холеры.
62
Минский военный губернатор Г.А.Игнатьев после изгнания
неприятеля за короткое время энергичными мерами восстановил
порядок в сильно пострадавшей от военных действий
провинции. В 1816-1826 годах он последовательно занимал
должность начальника артиллерии в 6-м и 2-м пехотных
корпусах. За успешные действия во время русско-турецкой
войны был произведен в генерал-лейтенанты, награжден
орденом Св.Александра Невского и пожалован значительным
земельным наделом. Впоследствии был генерал-аудитором
Военного министерства, где и прослужил до самой кончины в
1852 году. Из 83-х лет жизни 67 этот храбрый воин и способный
управленец отдал службе Отечеству.

Укрепление «горжевой редюит»

Строительство Бобруйской крепости продолжалось до 1826
года. Ее посещали императоры Александр I и сменивший его
Николай I, здесь проходили службу будущие «декабристы» и
видные впоследствии военные и администраторы. В 1868 году
крепость была переведена во 2-й класс, а в 1886 году
превращена в крепость-склад. Она чуть было вообще не исчезла
в начале 20 века, когда известный фабрикант С.Морозов захотел
построить на этом месте большую текстильную фабрику.
Капиталист и военное ведомство не сошлись, однако, в цене,
сделка расстроилась, благодаря чему форты и бастионы
уцелели.

Крепость в 1918 году

Современный вид укреплений

Ныне территория бывшей крепости и ее
сохранившиеся постройки имеют статус памятника истории и
архитектуры, охраняемого государством. Несколько лет назад
по предложению топонимической комиссии при Бобруйском
горисполкоме улицы, находящиеся на территории бывшей
крепости, получили названия, связанные с ее историей:
Генерала Багратиона, Теодора Нарбута, Карла Оппермана,
Карла Берга, Генерала Игнатьева и Крепостной Вал.

План реконструкции Бобруйской крепости

Существует
план реставрации этого уникального историко-культурного
объекта республиканского значения, разработанный
специалистами «БелНИИП градостроительства». В отдаленном
будущем здесь возведут культурно-спортивно-развлекательный
комплекс с жилой застройкой повышенной комфортности.
Архитектура и дизайн всех новых сооружений будут
63
соответствовать духу той исторической эпохи. Появятся
гостиницы, рестораны и кафе, различные клубы, этническая
деревня, музей оружия под открытым небом, много других
объектов и достопримечательностей, которые будут привлекать
туристов со всей республики, стран ближнего и дальнего
зарубежья.. При въезде в крепость будет установлен ее
огромный, хотя и уменьшенный в пятнадцать раз в отношении к
оригиналу, макет 1812 года. На части заповедной территории,
небольшом полуострове, омываемом водами Березины, построят
аквапарк и яхт-клуб. Реализация этого грандиозного проекта
уже началась: реставрируется женский монастырь, возводится
православный собор Св.Александра Невского, сюда подводятся
различные инженерно-энергетические коммуникации.
В Бобруйском краеведческом музее обороне 1812 года
посвящена часть экспозиционного зала «История края в
досоветский период» и постоянно действующая выставка
«Страницы истории Бобруйской крепости». На территории
бывшего 3-го крепостного полигона планируется создание музея
истории цитадели, который станет филиалом краеведческого
музея.

  

Артиллерия, стрелковое и холодное оружие защитников

Бобруйской крепости

Сотрудниками музея проводятся конференции, другие
тематические мероприятия и экскурсии на тему «Война 1812
года и Бобруйская крепость». Каждый год приносит новые
исторические исследования, публикации и археологические
находки, связанные с эпохой наполеоновских войн. Так, недавно
в г.п.Паричи было обнаружено относящееся к тому периоду
захоронение неизвестного русского офицера, возможно,
погибшего в ходе «экспедиции Эртеля» или умершего от ран в
здешнем госпитале. К сожалению, о Горбацевичском бое 1812
года ныне напоминают лишь могильные курганы у д.Обча, под
которыми вот уже почти два века покоятся сражавшиеся там
воины, да ядро русского 6-фунтового орудия – экспонат
школьного музея. Это поле боя – одно из немногих, где нет
памятного знака или мемориальной доски. Память павших и
захороненных на нем воинов оберегает, наверное, лишь
небольшая иконка Св.Георгия Победоносца, оставленная там
несколько лет назад автором этих строк.
64
Боевой четырехмесячный период в многолетней истории
крепости на Березине был весьма кратковременным, но очень
ярким и насыщенным важными событиями. Время оказалось не
властно над многими фрагментами этого грозного
фортификационного сооружения, свидетелями бывшего здесь
когда-то жестокого и кровавого военного противостояния.
Возрожденная в статусе народного историко-культурного
наследия, Бобруйская крепость всегда будет сохранять для нас
память о подвигах и героях великой эпопеи 1812 года.
65
Приложение №1
Боевой состав гарнизона Бобруйской крепости.
(на 17.10.1812)
34-я пехотная дивизия (генерал-майор Г.А.Игнатьев)
Бригада запасных батальонов полков 24-й пехотной дивизии
(подполковник Чикин)
Бутырского пехотного
Томского пехотного
Ширванского пехотного
Уфимского пехоного
19-го егерского
40-го егерского
Бригада резервных батальонов полков 26-й пехотной дивизии
(подполковник Дреер)
Ладожского пехотного
Нижегородского пехотного
Орловского пехотного
42-го егерского
Бригада запасных батальонов полков 27-й пехотной дивизии
(майор У.И.Левандовский)
Виленского пехотного
Одесского пехотного
Симбирского пехотного
Тарнопольского пехотного
49-го егерского
50-го егерского
Запасной батальон Витебского пехотного полка 15-й пехотной
дивизии
Гарнизонные батальоны:
Минский
Могилевский
1-го пионерного полка минерная рота
2-го пионерного полка минерная рота
2-го пионерного полка пионерная рота
Бобруйская инженерная команда
Бобруйская военно-рабочая команда
3-й запасной бригады понтонная рота №17
4-й запасной бригады понтонная рота №24
66
3-я лабораторная артиллерийская полурота
Бобруйский крепостной артиллерийский гарнизон
Отдельные команды казачьих полков:
донского Грекова 21-го
донского Быхалова 1-го
донского Исаева 2-го
донского Комисарова 1-го
бугского 2-го
бугского 3-го
Всего 19 батальонов, 15 отдельных подразделений и команд, 344
орудия, 5 907 человек.
Приложение №2
Боевой состав 2-го резервного корпуса русской армии.
( на 15.09.1812 года)
Командир корпуса – генерал-лейтенант Ф.Ф.Эртель.
Обер-квартирмейстер – полковник П.И.Пенский.
Пехота.
Командир пехоты корпуса – генерал-майор А.В.Запольский.
Бригада запасных батальонов 2-й гренадерской дивизии
(подполковник А.Л.Палагейко).
Запасные батальоны полков:
Киевского гренадерского (майор Сонцов)
Московского гренадерского
Астраханского гренадерского
Фанагорийского (майор Манюкин)
Сибирского гренадерского (майор Дескур)
Малороссийского гренадерского
Бригада запасных батальонов 12-й пехотной дивизии
(подполковник М.М.Андриевский)
Запасные батальоны полков:
Новоингермоландского пехотного (майор Гущин)
Алексопольского пехотного
Нарвского пехотного (майор Новицкий)
Смоленского пехотного (майор Гинтовт)
67
6-го егерского (подполковник Бонжан)
41-го егерского.
Бригада запасных батальонов 15-й пехотной дивизии
(подполковник В.Христофоров)
Запасные батальоны полков:
Козловского пехотного
Колыванского пехотного (подполковник Журьярий)
Куринского пехотного
13-го егерского (майор Бабичев)
14-го егерского (подполковник Случевский).
Кавалерия.
Полк запасных эскадронов 3-й и 4-й кавалерийских дивизий
(майор Ильченко)
Запасные эскадроны полков:
Оренбургского драгунского
Курляндского драгунского (майор Николаев)
Сибирского драгунского (майор Безобразов)
Иркутского драгунского (майор Белозерский)
Сдвоенный Сумского гусарского (майор
Козловский)
Сдвоенный Мариупольского гусарского (майор
Станкевич)
Сдвоенный Ахтырского гусарского (майор Калачов)
Сдвоенный Павлоградского гусарского
Сдвоенный Литовского уланского.
Донские казачьи полки:
Исаева 2-го (полковник И.И.Исаев)
Грекова 9-го (полковник А.Е.Греков)
Семенченка (войсковой старшина С.И.Семенченка).
Отряды конной лесной стражи:
Минской губернии
Волынской губернии (штабс-капитан Литинский).
Отдельный отряд Кленовского (подполковник М.О.Кленовский)
1-й сводногренадерский батальон 26-й пехотной
дивизии.
Сотня 3-го Бугского казачьего полка.
Артиллерия:
Батарейная полурота №33 (штабс-капитан
Либштейн)
68
Легкая полурота №4 (штабс-капитан Тимофеев)
Всего в составе корпуса: 18 батальонов, 14 эскадронов, 3 полка
донских казаков, 3 отдельных отряда, 12 орудий, 11 тысяч человек.
Приложение №3
Боевой состав группировки генерала Я.Домбровского
(на 15.09.1812 года)
17-я пехотная дивизия 5-го пехотного (польского) корпуса Великой
армии (с частями усиления).
Командир – дивизионный генерал Я.Домбровский.
Начальник штаба – полковник А.Цедровский.
1-я бригада (бригадный генерал Э.Жолтовский)
1-й пехотный полк (полковник К.Малаховский)
17-й пехотный полк (полковник Ю.Хорновский)
2-я бригада (бригадный генерал И.Красиньский)
6-й пехотный полк (полковник Ю.Серавский)
14-й пехотный полк (полковник А.Семеновский)
2-й маршевый французский полк (майор Эрсан)
1-й батальон 33-го полка легкой пехоты (майор Х.П.Эвертс).
28-я бригада легкой кавалерии (бригадный генерал Д.Дзевановский)
2-й уланский полк (майор Я.Пясецкий)
7-й уланский полк (полковник А.Завадский)
15-й уланский полк (полковник А.Тжецевский).
10-я польская рота пешей артиллерии.
11-я польская рота пешей артиллерии.
Всего в составе дивизии с частями усиления: 17 батальонов, 12
эскадронов, 22 орудия, 12 тысяч человек.
69
Приложение №4
Документы
В правительствующий Сенат из
Государственной военной коллегии.
26 августа 1810 года.
Рапорт
С высочайше Его императорским Величеством апробированного в
10-й день сего августа доклада, подносимого господином военным
министром, о мерах, какие приняты им насчет построения новой
крепости в Бобруйске, военная коллегия представляя сию копию,
доносит: что дальнейшие распоряжения по оному военным министром
приводятся в исполнение.

П.И.Багратион – И.А.Буглаку
15 июня 1812 г., Волковыск.
Бобруйскому господину Дворянскому маршалку.
Предполагая устроить в Бобруйске военно-временный госпиталь на
1 000 человек больных воинских чинов я предписываю вам:
1-е. С получением сего тотчас приступить к избраниюудобных под
госпиталь строений, и к приведению оных в исправное состояние, так
чтобы в оных могло поместиться вышеописанное число больных, без
всякого затруднения и со всеми выгодами.
2-е. Засим распорядится, чтобы тотчас доставлено было от
Бобруйского повета нужное количество дров, соломы и всего для
госпиталя потребного.
3-е. Полагаю, что местные способы подают вам всю возможность
устроить сей госпиталь с той точностью и выгодами, которая требует
польза службы Государя Императора и польза самого человечества.
70
И.А.Булгак – П.И.Багратиону
16 июня 1812 г., Бобруйск.
Его сиятельству генералу от инфантерии Главнокомандующему 2-ю
Западною армиею и разных орденов кавалеру князю Багратиону
бобруйского поветового маршалка и кавалера
Рапорт
Повеление Вашего Сиятельства от 15-го сего июня за №1947
относительно устройства в Бобруйске временного госшпиталя я сего
июня 16-го числа пополудни в 6 часов честь имею получить и
волеизъявление оного относительно очищения домов, о доставлении
дров, соломы и всего для гошпиталя потребного сей минуты обще с
бобруйским комендантом и городничим сделаю распоряжение о
выставке на станциях повелением Вашим Сиятельством лошадей.
Г.А.Игнатьев – Военному министру.
23 июня 1812 г., из Бобруйска.
Во исполнение полученного мною сего числа предписания рт г.
инж.-ген.-лейт. Опермана, имею честь представить у сего вашему
высокопревосходительству ведомость, составленную мною обще с г.
инж.-полковником Федоровым о числе полагаемого для обороны
Бобруйской крепости гарнизона, и о потребных на продовольствие
войск, полагаемых для обороны крепости, провианта, припасах,
инструментах и материалах, а при том покорнейше прошу.
Буде ваше высокопревосходительство соизволит опробовать
представленную у сего ведомость, в таком случае: 1-е, снабдить меня
и г. инж.-полковника Федорова разрешением на заготовление тех
вещей, которые по ведомости полагается заготовить здесь в
Бобруйске. 2-е, предписать артиллерийскому департаменту о
поспешном доставлении в Бобруйск потребного в запас оружия и тех
вещей, кои от оного департамента, вследствие прежняго штатного
положения, еще не доставлены и по сей ведомости показаны во
ожидании. 3-е, инженерному департаменту предписать, чтобы
назначенные из С.-Петербурга инструменты и материалы были
немедленно в Бобруйск доставлены. 4-е, предписать кому следует о
поспешном доставлении в Бобруйскую крепость тех запасов, которые
предполагается ныне же собрать с земли на продовольствие войск. 5-
71
е, предписать кому следует о прикомандировании в Бобруйскую
крепость, для действия из крепостных орудий, и еще одной понтонной
роты, для вылазок ½ легкой артиллерии с орудиями. 6-е, поелику на
оборону Бобруйской крепости, кроме артиллеристов и пионер,
полагается 100 пехоты, а в числе оной в находящихся здесь запасных
24-й и 27-й дивизий состоит только до 6000 человек, включая в сие
число и последних приведенных рекрут, то как недостающее число
пехоты, как равно и два эскадрона легкой кавалерии приказать
дополнить откуда следует. 7-е, сверх сего необходимо ныне же
прикомандировать в Бобруйск 200 казаков для разных отрядов и
собрания нужных сведений.
П.И.Багратион – Александру I. 6 июля 1812 г.
На марше в Бобруйскую крепость.
Разбитие неприятельского авангарда при Романове, из семи полков
состоявшего, и совершенное истребление двух лучших из оных, о чем
я имел счастие доносить Вашему Императорскому Величеству от 3
июля из местечка Уречья, остановило покушения неприятельские на
ариергард вверенной мне армии, и от того времени, преследуя меня
издалека, не имеет дерзости делать нападений более. Я, между тем,
имея направление сколько возможно поспешное к Бобруйску, с
намерением от оного действовать по соображению с движением
Первой армии и того более с стремлениями неприятельскими на
Могилев и если бы оные предприняты были далее во глубь России,
получил известие, что Пинск занят неприятелем и что партии оного
оттоль следуют к Мозырю, а вместе с сим получил отношение
Военного министра о поступлении Второго резервного корпуса при
Мозыре под мое начальство.
…Не имея счастия получить Высочайшего Вашего Императорского
Величества повеления, какое направления принять я должен от
Бобруйска, но при взгляде на здешние местоположения, неудобные к
действиям, при внимании к изъявленному Вашим Императорским
Величеством опасению, чтобы неприятель не сделал вторжение к
Смоленску, чтобы не подпасть окружению со всех сторон
несравненных превосходством неприятельских сил, и чтобы наконец
не отступить от единственной моей цели соединится с первою армиею
или открыть действия на неприятеля, противу оной состоящего по
72
соображению с ее движениями, я решился следовать к Могилеву и
оттоль далее по обстоятельствам, о коих в свое время буду доносить
Вашему императорскому Величеству.

П.И.Багратион – Д.А.Толстому, Могилевскому
гражданскому губернатору. 7 июля 1812 г.
Бобруйская крепость.
Не имея сведений, какая именно переправа находится в Могилеве,
приказал я начальнику инженеров генерал-майору Ферстеру послать
надежного офицера для осмотра реки и переправы и для построения
живого моста на Днепре, если такового нет. Почему прошу Вашего
Сиятельства преподать подносителю сего офицеру все способы для
скорейшего исполнения возложенной на него порученности, наряжая
нужное число рабочих.
М.Б.Барклай де Толли – А.П.Тормасову
15 июля 1812 г., Смоленск
Господину генерал-от-кавалерии и кавалеру Тормасову
от военного министра.
Имею честь препроводить к вашему высокопревосходительству
копию с рапорта генерал-лейтенанта Оппермана на имя мое
последовавшего, от 15-го июля за №128, из коего усмотреть изволите,
что за взятием 6 батальонов из Бобруйска генералом князем
Багратионом, остается там весьма слабый гарнизон, для защиты сей
обширной крепости. И потому, для пользы службы Его Величества
всепокорнейше прошу, ваше превосходительство, усилить
Бобруйский гарнизон, по возможности и совершенному
благоусмотрению вашему, хотя из Мозырского корпуса, ибо, как
Бобруйская крепость, так и Мозырский корпус, состоят ныне под
начальством вашего высокопревосходительства.
Копия с секретного рапорта господину военному министру от
генерал-лейтенанта Оппермана , из Киева, от 15 июля 1812 года, за
№128-м.
Командующий в Бобруйске артиллерии генерал-майор Игнатьев
доносит мне, с нарочно посылаемым офицером, что
главнокомандующий 2-ю Армиею, при проходе своем через Бобруйск,
73
из 18-ти запасных батальонов, составлявших тамошний гарнизон, взял
с собою шесть, и что за тем, в оставшихся 12 батальонах, имеются,
включая и больных, только пять тысяч человек, и что артиллеристов в
крепости оставлено только 160 человек, а для здешних объездов 100
казаков. Хотя я полагаю, что сие уменьшение гарнизона учинено
потому, что господин генерал-от-инфантерии князь Багратион не
предвидит опасности для Бобруйской крепости, но, поелику может
быть ему неизвестно, что крепость сия расположена весьма обширно,
потому что предполагалось в оной держать такой гарнизон, который
мог бы отвлечь знатное число неприятельской армии, и поелику
обширные ея верки, не будучи одеты камнем, но дерном, и имея сухие
рвы, требуют противу решительного и сильного неприятеля полного
числа предположенного гарнизона, то есть около 10000 пехоты, 450
артиллеристов и 2-х эскадронов легкой кавалерии, и для внешних
объездов до 5 эскадронов (коим, при обложении крепости, в оную не
вступать, но соединится с ближним корпусом), то долгом имею
представить все сие на благоразсмотрение вашего
высокопревосходительства.

Г.А.Игнатьев – Ф.Ф.Эртелю
17 июля 1812 года, Бобруйская крепость.
Поелику неприятель занимает своими отрядами все дороги, идущие
к Бобруйску, от Минска и Глуска, в ближайшем от крепости
разстоянии, то я и предписал есаулу Матушкину, возвратиться в
крепость, полагая наверно, что неприятель не упустит занять и
Паричской дороги, чтобы пресечь мое сообщение с Мозырем. С
другой стороны, слышно, что вчерась был занят Рогачев,
следовательно, и сия дорога пресечется. Будучи готов принять
дорогих гостей, , если бы они вздумали предпринять что либо
сериозное противу крепости и, имея достаточное количество съестных
и прочих припасов, я не боюсь и блокады, в которой, кажется,
намерены они содержать мою крепость, и только скучно будет не
иметь с Армиями сношения. В следствие чего, ваше
превосходительство, покорнейшепрошу, по сближении к Мозырю 3-й
Западной армии, отрядить для открытия сообщения с Бобруйской
крепостью сильный отряд. Я полагаю, что обложивший Бобруйскую
крепость неприятель немногочисленен.
74
М.Б.Барклай де Толли – А.П.Тормасову
26 июля 1812 г., селение Выдра.
Господину генерал-от-кавалерии и кавалеру Тормасову
от военного министра.
Дабы поспешнейше усилить Бобруйский гарнизон, я педписал
генерал-лейтенанту Эртелю, немедленно откомандировать туда из
вверенного ему корпуса два или три баталиона, а равно баталионы
внутренней стражи: Минский, в Речицах, а Могилевский – близ
Чернигова, находящиеся, и 100 казаков или другой кавалерии. О чем
имею честь уведомить ваше высокопревосходительство.

Г.А.Игнатьев – А.П.Тормасову
24 августа 1812 года, Бобруйская крепость
Главнокомандующему 3-ю Западною Армиею, господину
генералу от кавалерии и кавалеру Тормасову Бобруйского военного
губернатора артиллерии генерал-майора Игнатьева
Рапорт.
Имею честь донести вашему высокопревосходительству, что
казачий разъезд, посланный сего числа из селения Волчина к местечку
Свислочу, взял двух пленных, одного унтер-офицера и одного
рядового, которые, будучи допрашиваемы, согласно показали:
1-е. Что в местечке Свислочи находятся два баталиона 14-го
пехотного полка с двумя орудиями и пятидесятью уланами,
составляющие авангард дивизии Домбровского.
2-е. Генерал Домбровский, с 1-м и 6-м пехотными полками его
дивизии, с двумя эскадронами кавалерии и четырьмя орудиями,
находится в местечке Якшицах.
3-е. 17-й пехотный полк дивизии его же, Домбровского, оставлен в
гарнизоне в городе Могилеве.
4-е. 3-й батальон 14-го полка оставлен еще в Гродно.
5-е. генерал Домбровский прибыл в Якшицы 22-го числа, от Могилева
(по объявлению пленных). Ему приказано занять окрестности
Бобруйской крепости, для пресечения всех дорог; в случае же
приближения наших войск, отступить к Могилеву, не вступая в дело.
6-е. Дивизия Домбровского под Смоленском не находилась.
75
Г.А.Игнатьев – А.П.Тормасову
26 августа 1812 года, Бобруйская крепость
Во исполнения повеления Вашего
высокопревосходительства, последовавшего от 7-го числа сего
месяца, а мною сего числа полученного, имею честь представить у
сего рапорт о числе войск, составляющих Бобруйский гарнизон, и при
сем почтеннейшее доношу:
1-е. Для усиления здешнего гарнизона предписано от господина
военного министра отправить в Бобруйск Минский и Могилевский
гарнизонные батальоны, которые уже сюда и следуют, да из корпуса г.
генерал-лейтенанта Эртеля три запасных батальона, о присылке коих,
как можно поспешнейше, отнесся я сего числа к г. генерал-лейтенанту
Эртелю.
2-е. Вверенная мне Бобруйская крепость приведена в настоящее
оборонительное положение: артиллерии, снарядов и пороху состоит
полный комплект; провианта, по числу полагаемого для сей крепости
десятитысячного гарнизона, состоит налицо на четыре месяца; и сверх
того ожидаю транспортов с провиантом из г.Речицы. О снабжении
крепости медикаментами, в коих имею большой недостаток,
предоставлено было мною г. военному министру, и получено в ответе,
что оные предписано доставить в 6 месяцев. О потребных на случай
осады крепости, на продовольствие гарнизона, солонине, сухой рыбе
и уксусе, предоставлено от меня, с нарочным, г. военному министру, с
тем, чтобы они были заготовлены в Малороссийских губерниях и
доставлены в крепость при первой возможности. Положенные на
таковой же случай для здешнего гарнизона водку, кислую капусту,
горох, соленые огурцы и фураж, предписал к Минскому
гражданскому губернатору собрать с земли, как можно поспешнейше,
и доставить в крепость.
3-е. В войсках, составляющих Бобруйский гарнизон, , как равно и
между жителями всех состояний, с половины июля болезни
необыкновенно усилились, так что в короткое время , из 8 000
больных, число оных в здешнем гарнизоне выросло до 2 000 человек,
но умирает, благодаря Бога, немного.
4-е. Четвертый корпус неприятельской армии находился в
окрестностях Бобруйска более трех недель, но 1-го числа сего месяца
выступил со всех пунктов к г.Могилеву, и теперь близ Бобруйска
неприятельских войск не находится.
76
Г.А.Игнатьев – в штаб главнокомандующего генерал-
фельдмаршала кн. М.И.Голенищева-Кутузова.
1 октября 1812 г. из Бобруйска.
Блокировавший Бобруйскую крепость неприятельский корпус под
командованием ген. Домбровского, вчерась из здешних окрестностей
выступил по тракту к Могилеву и следует туда форсированными
маршами. Корпус сей состоит из 8 000 – 9 000 о чем долгом моим
поставил Вашему Сиятельству через нарочного донести.
Г.А.Игнатьев – в штаб главнокомандующего генерал-
фельдмаршала кн. М.И.Голенищева-Кутузова.
5 октября 1812 г. из Бобруйска.
Рапортом 1-го числа сего месяца я имел честь донести Вашему
Сиятельству что блокировавший Бобруйскую крепость
неприятельский корпус под командою генерала Домбровского,
выступил из окрестностей Бобруйских к Могилеву. Но посланную
мною для вернейшего узнавания о движении неприятеля партиею
открыто: 1-е – что генерал Домбровский, собрав вверенный ему
корпус 30 сентября у местечка Свислочи, того ж дня переправил оный
на левый берег Березины, и сделал движение по дороге к СтароБыхову; но той же самой ночью, отправя только 17-й пехотный полк к
Новому Быхову, а оттуда по дороге к местечку Чечерску, сам с 3-мя
пехотными и 3-мя кавалерийскими полками перешел обратно на
правый берег Березины, и 1-го октября пошел через Холуи и Лапичи к
г.Слуцку, повидимому навстречу 3-й армии. По полученным мною
верным сведениям, весь корпус генерала Домбровского состоит их
7 000 чел., о чем Вашему Сиятельству почтеннейшее доношу.
77
Приложение №5
Словарь фамилий
(титулы и чины на 1812 год)
Александр I Павлович, Романов (1777-1825), император Российской
империи.
Афанасьев, Иван Николаевич (?-?), капитан, командир №17
понтонной роты 3-й запасной артиллерийской бригады.
Багратион, Петр Иванович (1769-1812), князь, генерал от
инфантерии, главнокомандующий русской 2-й Западной армией.
Бакле д’Альб, Луи Альбер Гислен (1761-1824), барон, полковник,
начальник топографического бюро Наполеона.
Баранов (?-?), полковник, офицер штаба 2-го резервного корпуса,
временно командовал отрядом из состава 26-й пехотной дивизии.
Барклай де Толли, Михаил Богданович (1757-1818), генерал от
инфантерии, Военный министр, Главнокомандующий 1-й Западной
русской армии.
Берг, Карл Карлович (1773-1832), подполковник, командир
батальона 2-го Пионерного полка, комендант Бобруйской крепости.
Бернадот, Жан Батист (1763-1844), наследный принц Шведский
Карл Юхан.
Бертье, Луи Александр (1753-1815), принц Невшательский, князь
Ваграмский, маршал, начальник Главного штаба «Великой армии».
Богарне, Эжен Роз (1781-1824), вице-король Итальянский, командир
4-го (итальянского) корпуса «Великой армии».
Бодуэн, Пьер Франсуа (1773-1815), барон, полковник, командир 93-
го полка линейной пехоты «Великой Армии».
Бромирский, Каспар (?-?), капитан 15-го польского уланского полка.
Брониковский, Николай Каэтан (1767-1817), граф, бригадный
генерал, губернатор Минского департамента ВКЛ.
Булгак, Игнатий Александрович (1763- после 1817), маршалок
Бобруйского повета.
Ваншэн (?-?), капитан, командир роты карабинеров 33-го полка
легкой пехоты «Великой армии».
Вери, Констан (1778-1845), личный камердинер Наполеона.
Виктор, Клод (1764-1841), маршал, командир 9-гокорпуса «Великой
армии».
Викторов (?-?), поручик, адъютант генерал-майора Е.П.Фелькерзама.
78
Вольтэр (?-?), шеф батальона 93-го линейного пехотного полка
«Великой армии».
Гардье, Луи (?-?), лейтенант 111-го линейного полка «Великой
армии».
Гасно (?-?), шеф батальона 93-го линейного пехотного полка
«Великой армии».
Греков (21-й), Иван Васильевич (1776-после 1815), войсковой
старшина, командир донского казачьего полка своего имени.
Грессер (2-й), Александр Иванович (1772-1822), полковник, шеф 2-
го пионерного полка.
Даву, Луи Никола (1770-1823), герцог Ауэрштедский, командир 1-го
корпуса «Великой армии».
Дарю, Пьер Антуан Ноэль (1767-1829), граф, государственный
секретарь Франции.
Дембинский, Александр (?-?), поручик 2-го польского уланского
полка.
Дзевановский, Доминик (1759-1827), бригадный генерал, командир
28-й легкой кавалерийской бригады «Великой армии».
Добринский, Павел Михайлович (1764-1833), статский советник,
Минский гражданский губернатор.
Домбровский, Ян Генрик (1755-1818), дивизионный генерал,
командир 17-й пехотной дивизии 5-го (польского) корпуса «Великой
армии».
Дреер (?-?), подполковник, командир бригады «резервных»
батальонов 26-й пехотной дивизии.
Ермолов, Алексей Петрович (1772-1861), генерал-майор, начальник
штаба 1-й Западной русской армии.
Есьман (?-?), помещик Борисовского повета.
Жером, Бонапарт (1784-1860), король Вестфальский, командир 8-го
(вестфальского) корпуса «Великой армии».
Журьярий (?-?), подполковник, командир батальона Колыванского
пехотного полка.
Жюно, Жан Андпрош (1771-1813), герцог д’Абрантес, дивизионный
генерал, сменил Жерома на посту командира 8-го (вестфальского)
корпуса «Великой армии».
Загаин (?-1812), поручик, адъютант генерала Ф.Ф.Эртеля.
Запольский, Андрей Васильевич (1768-1813), генерал-майор,
командир пехоты 2-го резервного корпуса.
Зимин (?-?), казак донского полка Исаева 2-го.
79
Зимсон, Георг Францевич (?-?), инженер-майор, руководитель
проектной группы при К.И.Оппермане.
Игнатьев, Гавриил Александрович (1768-1852), генерал-майор,
руководитель обороны Бобруйской крепости, Минский военный
губернатор.
Исаев (2-й), Иван Иванович (1770-1829), полковник, командир
казачьего полка своего имени в составе 2-го резервного корпуса.
Клеманов (?-?), казак донского полка Исаева 2-го.
Клеховский, Валенты (?-?), капитан, адъютант бригадного генерала
Д.Дзевановского.
Коленкур, Арман Огюстен Луи (1773-1827), дивизионный генерал,
состоял в свите Наполеона.
Константин Павлович, Романов (1779-1831), великий князь,
командир гвардейского пехотного корпуса русской армии.
Коржинский (?-?), слуга губернатора Минской провинции
Н.Брониковского.
Кортез (?-?), шеф батальона 93-го линейного пехотного полка
«Великой армии».
Коссецкий, Франтишек Ксаверий (1778-1857), бригадный генерал,
командир Минской бригады войск ВКЛ.
Кутузов, Михаил Илларионович (1747-1813), светлейший князь,
генерал-фельдмаршал, главнокомандующий всеми русскими армиями.
Лаговский, Пётр (1776-1843), капитан, командир 5-й роты 2-го
польского уланского полка.
Лада, Иозеф (?-?), рядовой 5-й роты 2-го польского уланского полка.
Латур-Мобур, Мари Виктор (1768-1850), дивизионный генерал,
командир 4-го кавалерийского корпуса «Великой армии».
Левандовский Устин Иванович (?-?), майор, командир бригады
«запасных» батальонов полков 27-й пехотной дивизии .
Легран, Клод Александр (1762-1815), граф, дивизионный генерал,
командир 6-й пехотной дивизии «Великой армии».
Лелорнь д’Идевиль, Луи Франсуа (?-?), аудитор 1-го класса
Государственного совета Франции.
Луковкин, Гавриил Амвросиевич (1772-1849), полковник, командир
донского казачьего полка своего имени.
Малаховский, Казимир (?-?) полковник, командир 1-го польского
пехотного полка.
Малиновский, Винцент (?-?), шеф батальона, затем полковник 14-го
польского пехотного полка.
80
Маре, Юг Бернар (1763-1838), герцог Бассано, граф, министр
иностранных дел Франции.
Маргери, Анри Жан Батист (?-?),полковник, командир 33-го полка
легкой пехоты «Великой армии».
Матушкин (?-?), есаул донского казачьего полка Исаева 2-го.
Меневаль, Клод Франсуа (1778-1850), личный секретарь Наполеона.
Меллер-Закомельский, Петр Иванович (1755-1823), барон, генераллейтенант, директор Артиллерийского департамента Военного
министерства.
Мельников (?-?), казак донского полка Исаева 2-го.
Мишо (?-?), шеф батальона 93-го линейного полка «Великой армии».
Мюрат, Иоахим (1767-1815), король Неаполитанский, маршал,
командующий резервной кавалерией «Великой армии».
Назимов (?-?), урядник донского казачьего полка Исаева 2-го.
Наполеон I Бонапарт (1769-1821), император Франции, король
Италии, проректор Рейнского союза, главнокомандующий «Великой
армии».
Нарбут, Теодор Евхимович (1784-1864), инженер-капитан,
впоследствии белорусский историк.
Неверовский, Дмитрий Петрович (1771-1813), генерал-майор,
командир 27-й пехотной дивизии.
Ней, Мишель (1769-1815), герцог Эльхингенский, маршал, командир
3-го корпуса «Великой армии».
Оражевский (?-?), сержант 5-й роты 2-го польского уланского полка.
Опперман, Карл Иванович (1766-1831), инженер-генерал-лейтенант,
директор Инженерного департамента Военного министерства.
Палагейко, Антон Лаврентьевич (1771-1826) подполковник,
командир пехотной бригады 2-го резервного корпуса.
Парадовский, Стефан (?-?), капитан 1-го польского пехотного полка.
Паскевич, Иван Фёдорович (1782-1856), генерал-майор, начальник
26-й пехотной дивизии.
Платов, Матвей Иванович (1753-1818), генерал от кавалерии,
атаман Войска Донского, командир Летучего казачьего корпуса.
Понятовский, Иозеф Антоний (1763-1813), князь, дивизионный
генерал, командир 5-го корпуса «Великой армии».
Птахин (?-?), урядник донского казачьего полка Исаева 2-го.
Радожицкий, Илья Тимофеевич (1788-1861), поручик 3-й легкой
роты 11-й артиллерийской бригады.
Раза, Рустам (1780-1850), мамелюк, оруженосец Наполеона.
81
Рожнецкий, Александр (1774-1849), дивизионный генерал, командир
4-й легкой кавалерийской дивизии «Великой армии».
Рокоссовский (?-?), поручик 5-й роты 2-го польского уланского
полка.
Свида (?-?), помещик Бобруйского повета.
Сен-При, Эммануил Францевич (1776-1814), граф, генерал-майор,
начальник штаба 2-й Западной армии.
Сиверс (3-й), Егор Карлович (1778-1827), полковник, командир 1-го
Пионерного полка.
Симановский, Эузебиуш (?-?), полковник, командир 14-го польского
пехотного полка.
Сиротников (?-?), казак донского полка Исаева 2-го.
Сташук (?-?), рядовой 5-й роты 2-го польского уланского полка.
Сусалин (?-?), поручик, адъютант генерал-майора Е.П.Фелькерзама.
Сухтелен, Петр Корнилович (1751-1836), инженер-генерал и
дипломат.
Тихановский (?-?), пристав соляного склада в м.Паричи Бобруйского
повета.
Тишин, Иван Николаевич (?-?), подполковник, командир №24
понтонной роты 4-й запасной артиллерийской бригады.
Ткаченко, Григорий (?-?), уроженец Бобруйского повета,
военнопленный.
Толстой, Дмитрий Александрович (1754-1832), граф Могилевский
гражданский губернатор.
Тормасов, Александр Петрович (1752-1819), генерал от кавалерии,
главнокомандующий 3-й Обсервационной армии.
Тритгоф, Густав Густавович (1-й) (?-?), подпоручик минерной роты
полковника А.И.Грессера.
Турчинский (?-?), секретарь губернатора Минского департамента
ВКЛ генерала Н.Брониковского.
Тучков (2-й), Сергей Алексеевич (1767-1839), генерал-майор,
командир 22-й пехотной дивизии, затем командир 2-го резервного
корпуса.
Удино, Никола Шарль (1767-1847), герцог Реджио, маршал,
командир 2-го корпуса «Великой армии».
Фелькерзам, Ефим Павлович (1759-1810), генерал-майор, главный
строитель Бобруйской крепости.
Фёдоров, Степан Степанович (1763-1834), инженер-полковник,
после Е.П.Фелькерзама главный строитель Бобруйской крепости.
82
Хорновский, Юлиан (?-?), полковник, командир 17-го польского
пехотного полка.
Чарнецкий, Адам (1784-1825), шляхтич, рядовой пехоты, участвовал
в строительстве Бобруйской крепости.
Чикин (?-?), подполковник, командир бригады «запасных»
батальонов 24-й пехотной дивизии.
Шильдер, Карл Андреевич (1785-1854), инженер-капитан.
Щербаков (?-?), казак донского полка Исаева 2-го.
Эвертс, Хендрикус Петрус (1777-1851), майор 33-го полка легкой
пехоты «Великой армии».
Эртель, Фёдор Фёдорович (1768-1825), генерал-лейтенант, командир
2-го резервного корпуса.
Эрсан (?-?), майор, командир 2-го маршевого полка «Великой армии».
Янг (?-?), шеф 1-го батальона 33-го полка легкой пехоты «Великой
армии».
Приложение №6
Словарь терминов
Фортификационные:
Арсенал – склад для хранения оружия и боеприпасов.
Бастион (лат. – «строю укрепления») – пятиугольное долговременное
крепостное сооружение по углам крепостной стены.
Блокгауз (нем. – «группа зданий») – фортификационное сооружение
из одного или нескольких соединенных между собой казематов,
приспособленное для ведения кругового огня.
Верк (нем. – укрепление) – отдельное укрепление, входящее в состав
крепостных сооружений и способное к самостоятельной обороне.
Волчья яма – углубление в земле в виде усеченных конусов глубиной
в рост человека (1,75 м), диаметром по дну 0,5 – 0,7 м с вбитыми в дно
короткими, заостренными наверху кольями, расположенными в
шахматном порядке в 4—5 рядов.
Гласис – (лат. – «покатость») – пологая земляная насыпь впереди
наружного рва крепости для улучшения обстрела противника.
Каземат – (франц. – «комната с толстыми стенами») – помещение в
оборонительных сооружениях для защиты гарнизона от огня
противника.
83
Палисад (франц. – «частокол») – устроенная в наружном рву крепости
сплошная стена из бревен, врытых вертикально на треть в землю,
заостренных сверху и соединенных между собой.
Полигон – (греч. – «много» и «угол») – крепостной многоугольник.
Пороховой погреб – защищенное от разрушения снарядами
помещение для хранения взрывчатых веществ и боеприпасов. Располагались чаще всего в центре крепости.
Равелин (лат. – «отделять») – треугольное сооружение впереди
крепостного рва, служащее для поддержки огнем атакованных
бастионов.
Редан (франц. – «уступ») – открытое полевое укрепление из двух
фасов под углом 60-1200
, выступающим в сторону противника.
Редюит – (франц. – «убежище») – укрепление внутри крепости,
последний оплот обороняющихся.
Сортия – вылазочная или подземная галерея в крепостном валу.
Тет-де-пон (фр. «укрепление у моста») – укрепление для защиты
мостовой переправы.
Фас (франц. – «лицо») – сторона укрепления, обращенная к
противнику.
Форштадт (нем.) – предместье.
Фронт (лат. – «передняя сторона») – совокупность элементов
крепостной ограды, обращенная в сторону неприятеля.
Цехйгауз (нем.) – склад обмундирования, снаряжения и другого
военного имущества.
Цитадель (от итал. – «маленький город») – наиболее укрепленная
центральная часть крепости.
Прочие:
Авангард – (фр. «передняя стража»), передовая часть войск.
Аванпост – (от фр. «передовой пост»), передовой пост боевого
охранения главных сил.
Адъютант – (от лат. «помощник»), офицер при военачальнике, штабе
или войсковой части для поручений и ведения делопроизводства.
Арьергард – (фр. «тыловая стража»), замыкающая часть войск.
Батальон – основная тактическая единица в наполеоновской и
русской армиях.
Батарея – (от фр. «бить»), артиллерийское подразделение.
Бивак – расположение войск для отдыха на местности, под открытым
небом.
84
Бригада – армейское тактическое соединение из нескольких полков,
отдельных батальонов или артиллерийских рот.
Верста = 500 саженей = 1 067 м.
Главная квартира – штаб и конвой императора,
главнокомандующего.
Гренадер – солдат тяжелой пехоты.
Дезертир – военнослужащий, самовольно покинувший свое
подразделение.
Дивизия – тактическое соединение, состояла из нескольких бригад.
Единорог – артиллерийское орудие с длинным стволом, стоявшее на
вооружении русской армии с середины 18 века по середину 19 века.
Канонир – (нем. «артиллерист»), рядовой артиллерии.
Квартирьер – военнослужащий, отвечавший за разбивку лагеря в
походе, прием, распределение фуража и провианта.
Коммуникация – путь сообщения армии и ее частей.
Магазин – здание или помещение для складирования и хранения
продовольствия, фуража и других припасов.
Мародер – солдат, самовольно покинувший часть, грабящий убитых,
раненых, а также мирных жителей.
Мортира – артиллерийское орудие с коротким стволом для навесной
стрельбы.
Разъезд – конный отряд, патруль для разведки.
Рекогносцировка – разведка, личный осмотр позиций противника.
Рекрут (от фр. «набирать войско») – вступающий в армию по
воинской повинности или по найму.
Фуражировка – сбор продовольствия и фуража (сена, соломы) по
ходу движения или в районе расположения части.
Эскадрон – основное тактическое подразделение в наполеоновской и
русской кавалерии.
85
Литература.
Материалы Национального исторического архива Беларуси:
фонд 295, опись 1, дела 94, 97, 100
фонд 320, опись 1, дела 12, 15, 615
фонд 320, опись 2, дела 14, 10а
фонд 655, опись 1, дело 1
фонд 1262, опись 1, дело 5
фонд 1477, опись 1. дело 310, 399
фонд 1537, опись1, дело 1.
фонд 1587, опись 1, дела 1, 3.
фонд 2002, опись 1, дела 3, 21
Ахлестышев Л.П. «Двенадцатый год». (Спб., 1910).
«Беларусь и война 1812 года. Документы» (Мн., 2011).
Богданович М.И. «История Отечественной войны 1812 года, по достоверным
источникам». т. 1-3 (Спб., 1859-1860).
Залесский К.А. «Наполеоновские войны 1799-1815. Биографический
энциклопедический словарь». (М., 2003).
Иностранцев М.А. “Отечественная война 1812 года. Операции 2-й Западной
армии князя Багратиона от начала войны до Смоленска”. (Спб.. 1914).
Краснянский В.Г. “Минский департамент Великого княжества Литовского”
(Спб., 1902).
Лукашевич А.М. “Белорусские земли как вероятный театр военных действий.
Изучение, инженерная и топографическая подготовка (70-е г.г. 18 в. – 1912
г.)”. (Мн.. 2010).
Ненадавец А.М. “Летапіс горада на Бярэзіне (1387-1917)”. (Мн., 1998).
Ненадавец А.М. “Бабруйская крэпасць”. (Бабруйск, 1998).
«Отечественная война 1812 года». Энциклопедия. (М., 2004 г.)
“Памяць. Бабруйскі раён” (Мн., 1997).
Пивоварчик С.А. «Белорусские земли в системе фортификационного
строительства Российской империи и СССР» (Гродно, 2006).
“Часовая мінская газета. 1812 год”. (Мн., 2008).
Швед В., Данскіх С. “Заходні рэгіен Беларусі ў часы напалеонаўскіх войнаў.
1805-1815 гады”. (Гродна, 2006).
“Энцыклапедыя гісторый Беларусі” т.1 (Мн., 1993 г.).
Яковлев В. В. “История крепостей” (М., 2000).
«Dziennik czynnosci wojennych generala Dabrowskiego to jest: od czasu
odlaczenia sie korpusu generala Latour-Maubourg, czyli dnia 24 sierpnia az di
zloczenia sie i przejscia Berezyny z wielka arvia to jest dnia 28 novembra 1812 r.”.
(W: “Pamietniki wojenne 1792-1812”. Drezno: 1871).
Iwaszkiewiez J. “Litwa w roku1812” (Krakow i Warszawa, 1912).
Kukiel M. “Wojna 1812 roku”. t. 1-2 (Krakow, 1937).
Staszewski J. «Pamietnik Piotra Lagowskiego o wowjnie 1812 r. na Litwie».
(Wilno, 1936)
86

Опубликовано 12.04.2023  04:40

В. Лякин. ОБОРОНА БОБРУЙСКОЙ КРЕПОСТИ (II)

Продолжение. Начало

Бои на минском направлении
27 июня в Бобруйск был доставлен приказ Александра I по
армиям о начале войны с Наполеоном. Затем, в течение более
чем недели, никаких указаний в крепость не поступало. Курьер,
посланный Г.А.Игнатьевым в штаб 1-й Западной армии, был
перехвачен противником. Тогда генерал, по своей инициативе,
вступил в должность Минского военного губернатора, о чем во
все окрестные поветы было послано специальное извещение. В
нем Г.А.Игнатьев требовал «…чтобы по всем делам,
исполняющимся в городе и повете отношение приходило ко мне
и господину гражданскому губернатору, находящемуся в
г.Речице. Строго предупреждаю наблюдать, чтобы чиновники
находились безотлучно при своих местах и должностях, а кто из
них от сей должности без позволения отлучится, таковых брать
под арест и доставлять ко мне в Бобруйскую крепость
посредством земской полиции для предания военному
уголовному суду». Борисовскому, Игуменскому и Бобруйскому
исправникам было предписано немедленно доставить к
крепости все находящиеся на Березине суда, что и было
исполнено.
Более половины находящихся в крепости орудий не имели
своих артиллерийских расчетов. Генерал сформировал
последние из личного состава понтонных и пионерных рот и
немедленно организовал их боевую подготовку. В конце июня
севернее крепости на соединение со 2-й Западной армии
проходила недавно сформированная в Москве 27-я пехотная
дивизия. Ее «запасные» батальоны (Одесского, Тарнопольского,
Виленского и Симбирского пехотных, 49-го и 60-го егерских
полков) получили приказ прибыть к Мозырю, но Г.А.Игнатьев
задержал их на марше и включил в состав гарнизона. Кроме
того, остро нуждаясь в коннице для ведения разведки, он
оставлял у себя все казачьи команды из охраны проходивших
через Бобруйск транспортов, со временем составив из них две
полноценные сотни. Лично проверяя в ночное время все
караулы и посты, генерал добился неукоснительного
29
соблюдения подчиненными всех требований устава, обеспечил в
крепости строгую дисциплину и порядок
В первые же дни после начала войны находившаяся в
междуречье Западного Буга и Немана 2-я Западная русская
армия оказалась в сложном положении. Против нее действовала
почти вдвое сильнейшая центральная группировка «Великой
армии» под командованием младшего брата Наполеона,
вестфальского короля Жерома Бонапарта. В этих условиях князь
П.И.Багратион не мог выполнить поставленную ему задачу
атаковать фланг и тыл главных сил противника, тем более что
французский корпус маршала Н.Даву устремился на Минск,
разрывая коммуникации между двумя русскими армиями. 29-го
июня П.И.Багратион по распоряжению Военного министра
начал отход из Волковысска на Слоним. Оттуда он направился к
Новогрудку, получив на марше приказ императора двигаться на
соединение с 1-й Западной армией. На марше войска
П.И.Багратиона пополнили донской казачий корпус атамана
М.И.Платова и подошедшая из Москвы 27-я пехотная дивизия
генерала Д.П.Неверовского. Но дорога на север уже была
перехвачена противником, с запада напирали войска Жерома и,
спасая армию из готовой захлопнуться западни, князь Пётр
принял решение отходить на юго-восток, через Несвиж на
Слуцк и Бобруйск. Войска двигались форсированными
маршами, проходя в день при несносной жаре по 45-50 вёрст.
«Находясь с 26-ю дивизиею в голове колонны – вспоминал
И.Ф.Паскевич – к счастью, я имел большой запас сухарей и
водки. Отпуская двойную порцию, поддерживал этим солдат,
но, несмотря на то, у меня выбыло из полка по 70 человек».
Прикрывая тяжелые марши главных сил армии, арьергард
М.И.Платова нанес чувствительные поражения кавалерии
Жерома в боях у Мира и Романово, заставив противника снизить
темп преследования. Но опасность по-прежнему была велика.
Заняв Минск, Даву продвинулся ещё восточнее, к Борисову и
Могилеву. На помощь ему, держа направление к Игумену,
спешил 5-й (польский) корпус «Великой армии».
30

Игнатьев

По инициативе генерала Г.А.Игнатьева для приближающейся
2-й Западной армии на Слуцкий тракт из окрестных мест было
доставлено необходимое количество продовольствия и фуража,
и, кроме того, на каждой почтовой станции было собрано по 600
мещанских и крестьянских подвод. И когда эти целесообразные
и необходимые меры были уже осуществлены, в Бобруйскую
крепость прибыло предписание П.И.Багратиона об их
проведении.
С 16 по 18 июля части 2-й Западной армии приводили себя в
порядок и отдыхали под защитой крепостных орудий. Каждый
батальон получил по четыре подводы для подвоза на марше
слабосильных и пополнил из запасов крепости свой
десятидневный провиантский запас. Все раненые и больные
были отправлены на судах в Речицу. Шесть «запасных»
батальонов 26-й пехотной дивизии из гарнизона крепости
П.И.Багратион включил в состав своей армии. С этой целью из
Мозыря был также вызван казачий полк Грекова 21-го, а сотня
есаула Матушкина из оставшегося там полка Исаева 2-го была
передана генералу Г.А.Игнатьеву. Князь понимал, что опасно
ослабляет гарнизон, и поэтому распорядился оставить в нем
предназначенные для корпуса Ф.Ф.Эртеля «запасные»
батальоны 27-й пехотной дивизии. К тому же он знал, что уже
10 июля из находящегося в г. Ромны на Украине рекрутского
депо к Бобруйской крепости выступили обучавшиеся там шесть
«резервных» (укомплектованных новобранцами) батальонов 26-
й пехотной дивизии, а из рекрутского депо в г. Новгород-Северский – еще шесть «резервных» батальонов 24-й пехотной
дивизии. С их подходом гарнизон достигал своей штатной
численности в десять тысяч человек. (Однако уже с дороги
батальоны 24-й пехотной дивизии были повернуты на Калугу, а
батальоны 26-й дивизии, дойдя до Чернигова, задержались там
почти на два месяца).
Переправа 2-й Западной армии на восточный берег Березины
заняла двое суток, осуществлялась на двух больших паромах и
заранее собранных к крепости речных судах. Рассчитывая
отныне только на свои силы, генерал-майор Г.А.Игнатьев
31

Опперман

письменно докладывал К.И.Опперману: «Теперь с Божией
помощью могу принять неприятеля». После ухода армии в
гарнизоне осталось лишь около 5 тысяч человек, что было
совершенно недостаточно для эффективной обороны обширной
крепости. Г.А.Игнатьев сделал по этому поводу
соответствующий доклад находившемуся с инспекцией в Киеве
генералу К.И.Опперману. Тот незамедлительно направил
соответствующий рапорт Военному министру, который в свою
очередь, распорядился откомандировать в гарнизон Бобруйской
крепости из корпуса Ф.Ф.Эртеля «…два или три батальона, а
равно батальоны внутренней стражи: Минский, в Речицах, а
Могилевский близ Чернигова, находящиеся, и 100 казаков или
другой кавалерии».
Главнокомандующий 2-й Западной армии по достоинству
оценил энергию и распорядительность Г.А.Игнатьева.
«Бобруйская крепость вошла в состав военных действий второй
армии – рапортовал он царю, – а посему, чтобы вся
ответственность за успешное проведение оной в оборонительное
состояние, снабжение и защищение возлежала на генерал-майоре Игнатьеве, я принял смелость утвердить его в звании
губернатора на основании 4-го пункта положения о крепостях,
…поручив ему при том управление вообще полицейской части в
уездах Минской губернии, свободной от неприятеля».
21-го июля последние подразделения 2-й Западной армии
переправились через Березину и двинулись к Могилеву. Уже
через несколько дней передовые разъезды противника
появились близ Бобруйска.
32
Дуэль двух губернаторов
Строго говоря, летом-осенью 1812 года минскими
губернаторами одновременно совершенно официально являлись
не два, а три человека. Первым из них был статский советник
П.М.Добринский, назначенный на должность Минского
гражданского губернатора в мае 1812 года и прибывший в город
лишь за десять дней до начала войны. Рано утром 6 июля,
получив сведения об угрожавшей городу реальной опасности,
он начал спешную эвакуацию казны и наиболее ценного
казенного имущества в находившийся на юге Беларуси
поветовый город Речицу. При начавшейся сумятице увезти
удалось немногое. Сам П.М.Добринский с губернским
прокурором, некоторыми чиновниками казенной палаты и
прочих присутственных мест вечером этого дня отправился
вначале в г.Борисов, а оттуда, при приближении французов – в
Речицу. По дороге часть губернаторской свиты и почти вся
прислуга разбежалась. В новом центре своих сильно
уменьшившихся владений (Белицкий повет Могилевской
губернии, часть территорий Мозырского и Речицкого поветов
Минской губернии) Павел Михайлович сидел смирно, заботясь
в основном о продовольственном снабжении своих защитников
в Мозыре и Бобруйске. Он вернулся в Минск после получения в
конце ноября соответствующего распоряжения фельдмаршала
М.И.Кутузова. Вторым Минским губернатором (военным) был
назначенный на эту должность П.И.Багратионом командир
гарнизона Бобруйской крепости генерал-майор Г.А.Игнатьев.

Брониковский

И,
наконец, третьего, также военного Минского губернатора,
бригадного генерала графа Н.Брониковского назначил Наполеон
после занятия города корпусом маршала Н.Даву. Сорокалетний
польский аристократ был потомственным военным, и сам
немало повоевал. Двадцати лет отроду добровольцем русской
армии он участвовал в осаде крепости Хотин; в войне 1792 года
сражался уже с русскими, получил чин майора и крест «Виртути
Милитари»; в костюшковском восстании оборонял Вильно и
Варшаву, был произведен в генералы; в 1809 году воевал на
33
стороне Наполеона в Австрии, а позже в Испании. И все же
харизмы и качеств настоящего боевого генерала он не приобрел,
компенсируя их придворной ловкостью и лестью. Один из
современников, характеризуя Н.Брониковского, писал, что он
хотя храбр и предан французам, но «…принадлежит к числу
людей, которые, будучи произведенным в генералы, остаются в
душе неуверенными младшими офицерами». Наверное, это и
было основной причиной того, что Наполеон, прекрасно
разбиравшийся в людях, предпочел оставить Н.Брониковского
на тыловой административной должности. 15 июля граф прибыл
в Минск для вступления в новую должность. «Минская часовая
газета» восторженно сообщала по этому поводу, что «…в наш
город явился муж выдающихся достоинств, талантов, известный
любовью к Отечеству». Однако любому понятно, что губернатор
в провинции, как и солнце на небе, не может иметь двойников.
И между генерал-губернаторами началась борьба не на жизнь, а
на смерть. Н.Брониковский, собрав в своем дворце новую
администрации, высшее духовенство и представителей
городских цехов, объявил, что Минская губерния
переименована в департамент и будет отныне управляться
«…как военная дивизия». Генерал-майор Г.А.Игнатьев
немедленно ответил на этот вызов. Он разослал по окрестным
поветам свое объявление, гласившее, что каждый, не
подчиняющийся его власти, взятый в лесу или населенном
пункте с оружием в руках, будет расстрелян на месте. Такая же
кара грозила и всякому, доставлявшему противнику
продовольствие и фураж. Кроме того, помещикам (опять же под
страхом смертной казни) было запрещено вооружать своих
крестьян даже под предлогом защиты от грабителей и
мародеров. Сообщалось, что в случае приближения русских
войск обыватели должны находится при своих дворах и
спокойно заниматься работами по хозяйству. Генерал
торжественно заверял от имени российского императора, что его
войска никому беспричинно не причинят обид. В это плохо
верилось, и с каждым днем градус взаимного ожесточения
ощутимо повышался. «Минская часовая газета» поместила в
34
номере от 8 августа прокламацию из Бобруйска и отзыв на нее
возмущенных патриотов Великого княжества Литовского.
«…Посылаем Вашей милости (редактору газеты – В.Л.) письмо
российского генерала Игнатьева, который называет себя
Бобруйским и Минским военным губернатором. В то время,
когда мы все после московского ярма уже дышим свободным
воздухом Отечества и имеем в нашей провинции губернатором
уважаемого нашего земляка, генерала французской армии его
светлость Брониковского, смелость россиянина в
распространении такого письма к освобожденным из-под власти
тирании местностям свидетельствует о заносчивости и алчности
этого народа. Обращаясь требовательным тоном, будто бы от
имени своего монарха, от которого он отрезан и с каким уже не
имеет никакой коммуникации, к тем, кто защищен протекцией
великого Наполеона, и кто уже утешается в своих домах
милыми нашим сердцам отечественными свободами, господин
Игнатьев, как рожденный в деспотизме, видимо, не осознает и
кривит душой, когда говорит, что никаких обид и насилий с их
стороны не будет. …Желаем господину Игнатьеву: пусть лучше
подобные указы, угрозы и обещания посылает вглубь России, а
еще лучше – пусть сам их отвозит. Пусть он поторопится на
помощь столице своего монарха, стены которой поражены
славными победами Великой армии».
Первоначально наблюдение крепости и находящегося у
Мозыря 2-го резервного корпуса русской армии Наполеон
поручил кавалерийскому корпусу дивизионного генерала
М.Латур-Мобура. Корпус состоял из двух дивизий: тяжелой
немецкой и легкой польской (уже серьезно потрепанной в боях
под Миром и Романовым), всего около 9 тысяч сабель. Имея
лишь 24 полевых орудия и совсем не имея пехоты, французский
генерал особо не спешил под жерла русских крепостных пушек.
23-го июля Г.А.Игнатьев получил от лояльного российским
властям местного помещика Свиды первую информацию о
противнике, которой поделился с командиром 2-го резервного
корпуса. «…Неприятель третьего дня пополудни в 9 часов
прибыл в местечко Глуск, военный комиссар Французской
35
армии с несколькими солдатами для заготовления провианта и
фуража, и, по сделании распоряжения, той же ночи из местечка
выехал. А вчерась поутру в 11-м часу, оный же комиссар, с
несколькими стами конницы, в Глуск возвратился, а после
прибытия его, несколько отделений Польского войска, в 3 часа
пополудни, вступили в Глуск. Он же г.Свида уведомляет, что в
трех милях от Глуска, в селе Будиначах, находится главная
квартира Польских войск, за которыми следуют в большом
количестве Австрийцы и Саксонцы, в каком же они числе, того
обстоятельно узнать не мог». Командование гарнизона крепости
получало сведения от своих информаторов регулярно, и
передавало их своему командованию. «Неприятель,
находящийся в Глуске – докладывал 28 июля Г.А.Игнатьев в
штаб 2-й Западной армии, – приблизился вчерась к Бобруйску за
15 верст. …А между тем неприятельские посты стоят уже от
Бобруйской крепости: по дороге от Глуска – в 3-х верстах, а по
дороге от Свислочи – в 7 верстах».
Первое боестолкновение произошло здесь утром 27 июля.
Посланная из крепости на разведку сотня донских казаков
есаула Матушкина у д.Глебова Рудня, в 22-х верстах южнее
Бобруйска, столкнулась, как повествует документ, «с
французским эскадроном» (очевидно, с ротой польских улан).
Неприятель шел в м.Паричи на фуражировку и дорогой захватил
26 подвод с амуничными вещами Московского и Сибирского
гренадерских полков, следовавших из крепости в Мозырь.
Поляки, увлекшиеся на свою беду трофеями, поздно заметили
казаков и не успели развернуться для боя. Матушкин сразу
«ударил в дротики» и «…разсеял весь эскадрон, несколько
человек положил, 4-х человек взял в плен». Однако несчастья
завоевателей в этот день еще не закончились. Едва их
командиры собрали беглецов в пяти верстах западнее, у
д.Брожа, как снова попали под удар другого русского
кавалерийского отряда под командованием майора
У.Левандовского. После короткой ожесточенной сшибки 15
улан были изрублены, 6 взяты в плен, остальные рассеялись в
36
окрестных лесах и болотах. У русских в этот день потерь не
было.
28-го июля к д.Брожа подошел другой польский отряд.
Убедившись, что русские покинули этот район, уланы занялись
сбором продовольствия и фуража. Разъезд из одного унтерофицера и 10 рядовых, посланный в м.Паричи, забрал там в плен
пристава Тихановского и охранявшую соляной склад
инвалидную команду. Бедалаг повели под конвоем в Брожу, но
тут, из-за поворота дороги, внезапно показались казаки
Матушкина. В минуту все было кончено: конвоиры сами
обратились в пленных; лишь двоих из них унесли добрые кони.
«Есаул Матушкин – читаем в очередном донесении
Г.А.Игнатьева – рекомендует за оказанную храбрость вверенной
ему сотни урядников Птахина и Назимова, казаков Клеманова,
Сиротникова, Зимина, Мельникова и Щербакова, коих
всепокорнейше прошу …наградить знаком Военного ордена».
Из этого же донесения известно, что 29 июля гарнизон понес и
первые боевые потери: из посланного к Глуску разъезда
«…неприятель отрезал и захватил двух казаков». В начале
августа сформированный в крепости мобильный отряд
совершил успешную вылазку в м.Глуск. 17-го августа посланная
в дальнюю разведку, к м.Любаничи казачья сотня столкнулась
там с сильным неприятельским отрядом из пехоты и конницы.
«Неприятель – сообщал Г.А.Игнатьев в штаб корпуса – увидев
наших казаков, гнался за оными, в числе нескольких эскадронов,
за три версты до крепости, но при всем том, не мог схватить ни
одного человека». 5 сентября разведывательный казачий отряд,
посланный к м.Свислочь, захватил там двух пленных. На
допросе от них узнали важную информацию: генерал
Я.Домбровский получил распоряжение взять крепость в осаду и
вскоре появится со своими главными силами под ее стенами.
Хорошо показали себя в обороне крепости не только пехота и
казаки. При командире 2-го пионерного полка К.К.Берге (он же
и комендант крепости) после ухода 2-й Западной армии
осталось три инженерные роты. Одна была пионерная его
имени, вторая минерная из батальона полковника А.И. Грессера
37
и третья минерная из батальона полковника Е. К. Сиверса.
Кроме того, имелись две понтонные роты (без понтонов): 17-я
капитана И.Н.Афанасьева и 24-я подполковника И.Н.Тишина.
Все четыре месяца блокады крепости минеры, пионеры и
понтонеры беспрерывно улучшали верки, несли
артиллерийскую службу, а бывало, участвовали и в вылазках.
Всех хорошо подготовленных офицеров этих подразделений
генерал-майор Г.А.Игнатьев назначил командовать отдельными
секторами обороны, и они прекрасно справились с этой
ответственной задачей. Известно, что офицер минерной роты
А.И.Грессера подпоручик Г.Г.Тритгоф за строительство и
оборону крепости, где в период осады он выполнял обязанности
артиллерийского офицера, был награжден бриллиантовым
перстнем.
Командир находящегося в глубоком тылу противника
гарнизона крепости чувствовал себя вполне уверенно «Будучи
готов принять дорогих гостей, – писал он Ф.Ф.Эртелю – если бы
они вздумали предпринять что либо сериозное противу
крепости и, имея достаточное количество съестных и прочих
припасов, я не боюсь и блокады, в которой, кажется, намерены
они содержать мою крепость, и только скучно будет не иметь с
Армиями сношения». Но вскоре ситуация изменилась. 21-го
августа находившийся в Смоленске Наполеон отдал через
начальника Генштаба распоряжение командиру 17-й польской
пехотной дивизии «…занять своей пехотой и артиллерией
наиболее удобные позиции для прикрытия Могилева и Минска,
держать в обложении гарнизон Бобруйска и вести наблюдение
находящимся в Мозыре корпусом». Понимая, что сил у
Я.Домбровского для этого явно недостаточно, император
разрешил вернуть в дивизию несший гарнизонную службу в
Гродно батальон, а также приказал генералу М.Латур-Мобуру
передать ему из своего корпуса сильную кавалерийскую бригаду
в 1200 сабель. «Генерал Домбровский – уточнил император –
будет посылать донесения губернаторам Могилева и Минска,
Главному управляющему Литвы в Вильно (Б.Маре, министру
иностранных дел, государственному секретарю – В.Л.), а также
38
докладывать вам (маршалу А.Бертье – В.Л.), что делает
гарнизон Бобруйска, корпус в Мозыре, и что происходит в
стране».

Домбровский

Уже на следующий день это распоряжение было доставлено в
находящуюся у г.Мстиславля польскую дивизию с
уведомлением, что в подчинение Я.Домбровского поступает 28-
я легкая кавалерийская бригада генерала Д.Дзевановского.
Позже ему были временно подчинены еще несколько маршевых
подразделений. В начале осени для обороны Минской
провинции, блокады Бобруйской крепости и сдерживания
стоявшего у Мозыря корпуса Ф.Ф.Эртеля, польский генерал
располагал 15-ю батальонами пехоты, 12-ю эскадронами
кавалерии (всего около 12 тысяч человек) с двумя десятками
орудий. 57-летний воин был польским дворянином, сыном
офицера саксонской армии. Уже в двухлетнем возрасте он
потерял мать и его воспитанием занимался отец. Служить начал
14-ти лет в шеволежерском полку князя Альбрехта, через
несколько лет был произведен в офицеры. Он 18 лет не был на
родине, говорил с немецким акцентом, писал с ошибками – и
при этом был пламенным польским патриотом. В чине генерал-лейтенанта командовал в 1794 году под Варшавой правым
крылом польской армии, отличился при Лабишине и взятии
Бромберга. Был пленен войсками А.В.Суворова, но от
предложения перейти на русскую службу отказался и уехал во
Францию. Там сформировал и возглавил 1-й и 2-й легионы в
составе Итальянской армии. (Их походный «марш
Домбровского» является сейчас национальным гимном
Польши). Это был прирожденный боец, человек недюжинной
силы и храбрости. Так, в сражении на р.Треббия он получил две
раны пикой, но саблей пробил себе путь из казачьего кольца. В
битве при Боско год спустя, лично возглавив кавалерийскую
атаку, Я.Домбровский первым настиг австрийскую
артиллерийскую батарею и захватил орудие. В тот момент,
когда он рубил палашом одного из врагов, другой выстрелил в
него из карабина в упор. От верной смерти генерала спасла
книга «История тридцатилетней войны», которую он читал в
39
перерыве между боями, а перед атакой засунул за мундир. (С
застрявшей в середине пулей она и поныне хранится в
польском военном музее). Позже стал одним из организаторов
польской армии, командовал дивизией, отличился при Диршау и
Фридланде. Однако у него не сложились отношения с польским
военным министром И.Понятовским, из-за чего в русском
походе командовал все той же дивизией.
Оставив на левобережье Березины сильный отряд под
командованием полковника Ю.Хорновского (15-й уланский и
17-й пехотные полки) Я.Домбровский перешел с остальными
войсками к м.Свислочь севернее Бобруйска. Там он получил
распоряжение Наполеона силами пехоты осадить Бобруйскую
крепость, а кавалерию послать в разведывательный рейд к
Мозырю и Пинску. 23-го августа Я.Домбровский отдал приказ о
начале осады крепости и двинул под ее стены все наличные
силы, включая полученные от Минского губернатора
Н.Брониковского подкрепления – маршевый французский полк
и два голландских батальона 33-го легкого полка.
Представляется, что опытный, много повидавший на своем
военном веку генерал всерьез и не рассчитывал взять с
имеющимися у него силами эту мощную твердыню. Он уже знал
о неудачном штурме более слабой, чем Бобруйская,
расположенной на Западной Двине русской Динабургской
крепости. 13-го и 14-го июля 6-я пехотная дивизия генерала
К.Леграна из корпуса маршала Н.Удино дважды пыталась взять
находившийся у реки тет-де-пон, но была отбита с немалыми
потерями. Более того, когда французы начали ночью отход,
гарнизон предпринял сильную вылазку, сильно потрепав
арьергард противника и захватив 80 пленных.
Утром 27 августа войска Я.Домбровского подошли к
крепости на расстояние нескольких километров. В полдень
этого же дня, выполняя приказ императора, дивизионный
генерал отправил свою кавалерию под командованием
Д.Дзевановского на разведку русских сил под Мозырь. Вечером
прибыло срочное донесение полковника Ю.Хорновского о том,
что две русские колонны прорываются в Бобруйск по левому
40
берегу Березины. Я.Домбровский немедленно выслал ему в
подкрепление 1-й пехотный полк с четырьмя орудиями,
существенно ослабив, таким образом, свои силы у Бобруйска. В
ночь на 29 августа подразделения 14-го польского полка
В.Малиновского (он сменил убывшего по болезни полковника
Э.Симановского) при поддержке роты 2-го уланского полка
овладели д.Волчин, а рано утром выбили русских из фольварка
Панюшкевичи, лежавшего в 9 верстах севернее крепости.
«Между другими в этом деле – пишет Ю.Крашевский –
отличился 2-го уланского полка капитан Лаговский». Сам
мемуарист, храбрый воин и скромный человек, ограничился
упоминанием в своем дневнике о том, что это был «…набег ко
двору Панюшкевичи на тракте к Бобруйску».
Утром 29 августа из м.Глуск к польской дивизии подошли
два батальона 33-го легкого полка под командованием майора
Х.Эвертса. Он родился в 1777 году в Роттердаме и с 18 лет
служил в голландской армии. В апреле 1812 года был переведен
из 4-го полка линейной пехоты на должность командира
батальона укомплектованного его соотечественниками 33-го
полка легкой пехоты. В своих мемуарах он пишет, что в начале
войны «…дух полка не мог быть лучше: у всех видно было
желание схватится с неприятелем и отличиться в бою». Правда,
«отличились» голландцы в другом – более половины полка
отстала на маршах, а кое-кто был уличен в мародерстве и
грабежах. Взбешенный маршал Л.Даву на смотре 12 июля в
Минске приказал полку промаршировать перед ним с
повернутыми вверх ружейными прикладами, что считалось
признаком бесчестья. «Эти необоснованные упреки – записал в
своем дневнике лейтенант 111-го линейного полка Л.Гардье –
поскольку они адресовались тем, кто не покинул своего поста,
опечалили всех военных, очевидцев этой неприятной сцены, и
тем более настроили их отдать справедливость этим достойным
храбрецам». Выступая из Минска, маршал оставил 33-й легкий
полк в городе для сбора отставших и несения гарнизонной
службы. 15 августа командир полка А.Маргери с 2-м и 3-м
батальонами и половиной полковой артиллерии убыл в
41
Смоленск, а Х.Эвертс с 1-м и 4-м батальонами и другой
половиной полковых орудий остался в Минском департаменте.
«Заняв позицию – вспоминал мемуарист – я постарался
приблизиться к Бобруйской крепости. …Подойдя ближе к
расположению войск генерала Домбровского, я посчитал
необходимым встретится с ним на следующий день, чтобы
лично познакомиться и решить разные текущие дела.
Отправляясь к нему, я взял с собой офицера с отрядом
кавалерии. В дороге, на повороте, я увидел, как из облака пыли
показалась окруженная польскими кавалеристами коляска, в
которой находился генерал Домбровский. …Мы вернулись в
расположение моего отряда и прошли в палатку. Генерал
внимательно осмотрел два моих батальона, артиллерию,
кавалерию, потом побывал на артиллерийских позициях и
проверил часовых. Он оказался всем доволен. Три дня спустя я
получил приказ занять позиции непосредственно перед
крепостью. Тут же я принял под свое начало пехотный полк
майора Эрсана, который расположился рядом со мной и служил
мне в качестве подкрепления». Всего, таким образом,
голландский офицер имел под своим командованием шесть
полноценных батальонов пехоты общей численностью около
четырех тысяч человек.
Утром 2 сентября, как свидетельствует Х.Эвертс, «…генерал
сообщил мне новость, что значительный отряд казаков
расположился на опушке леса недалеко от крепости. Генерал
приказал привести батальоны в полную боевую готовность и
двинуться против казаков, что я немедленно и исполнил. Однако
когда мы прибыли в указанное место, противника там уже не
было. Продолжая движение вперед, мы подошли близко к
Бобруйску и встретили здесь казаков. Генерал приказал нам
атаковать их, и я поручил это роте карабинеров под
командованием капитана Ваншэна. Рота немедленно бросилась
вперед и открыла огонь. Генерал, подполковник Янг и я
двигались за ними, следя за действиями противника. Мы
осмотрели также и крепостные укрепления. Я заметил, что силы
казаков намного превосходят наши и они, приблизившись к
42
нашим карабинерам, начали сосредотачиваться под прикрытием
нескольких деревянных домов. Я предложил генералу
выдвинуть вперед мою артиллерию и немедленно открыть
огонь, что он и одобрил. После того, как наша пушка сделала
несколько выстрелов, неприятель ответил из крепости
гаубицами. Генерал завершил осмотр крепости и приказал мне
не ввязываться в серьезный бой, а спокойно вести перестрелку
и, если что, отступить. После этого он уехал. Я подчинился
приказу и был вынужден отходить, т.к. казаки, поддержанные
артиллерийским огнем из крепости, настойчиво наседали, и у
нас было уже несколько раненых (пятеро, кажется). К вечеру мы
соединились с войсками в лагере».
Ю.Крашевский, писавший об этой рекогносцировке по
польским источникам, свидетельствует: «…генерал
Домбровский и командир Эвертс оказались на волосок от
смерти – одна из гранат пролетела так близко от головы
генерала, что сбила с него шапку». Далее он приводит выдержку
из рапорта командующего в Генеральный штаб «Великой
армии», где сказано: «… не желая компрометировать интересы
императора, штурмовать не решаюсь». Иначе и быть не могло.
Идти при поддержке двух десятков полевых орудий против
трехсот пушек на валах крепости было бы чистым безумием.
Между тем, на восточном берегу Березины также шли бои.
Сводная бригада полковника К.Малаховского, несколько
уступавшая в численности противостоящим ей силам русских,
по своей выучке и боевому опыту значительно их восходила. 11-
го сентября русский отряд подполковника Дреера (два батальона
пехоты и 300 малороссийских казаков), выполняя приказ
генерал-лейтенанта Ф.Ф.Эртеля, переправился через Днепр у
Рогачева и двинулся к Бобруйску. Своим маршем он прикрывал
двигавшийся южнее отряд полковника Баранова (четыре
«резервных» батальона 26-й пехотной дивизии и 300
малороссийских казаков), при котором был большой обоз с
продовольствием, снаряжением и медикаментами. (В гарнизоне
очень ждали медиков и лекарства, т.к. более 2 тысяч человек
лежали в госпиталях). Несколько часов спустя разведка Дреера
43

польская пехота в бою

польская кавалерия на биваке

заметила идущие наперерез им колонны польской пехоты и
кавалерии. На виду у противника подполковник начал отход к
Жлобину, уводя противника за собой и освобождая, таким
образом, проход отряду Баранова. К.Малаховский преследовал
русских до самого Жлобина и только там, узнав, что другая
русская колонна движется у него за спиной к крепости,
повернул свои войска обратно. Теперь уже Дреер преследовал
поляков, намереваясь ударить им в тыл. Бой произошел 13
сентября у м.Казимировка (ныне д.Казимирово). Русские
понесли большие потери и были вынуждены отступить.
(Ю.Крашевский пишет, что командир русского отряда был
смертельно ранен, что не соответствует действительности).
Тем временем второй русский отряд, движение которого
сдерживал огромный обоз, уже подходил к Бобруйску. Однако
здесь ему преградил путь польский батальон, блокировавший
крепость с востока. У Баранова был шанс прорваться с боем,
хотя бы и с потерей части обоза, но он решил уклониться от
стычки и переправиться через реку южнее, у Паричей. Русская
колонна двинулась вниз по течению Березины, но далеко не
ушла… Последующие события отражены в рапорте
дивизионного генерала Я.Домбровского маршалу К.Виктору.
«…14 сентября бригада Малаховского настигла и уничтожила
противника в Панкратовичах. …Было взято много пленных,
противник потерял весь обоз, который был отправлен
Малаховским в Могилев. Остатки этой колонны пытавшиеся
спастись вплавь, были уничтожены немного позднее».
Ю.Крашевский приводит следующие подробности:
«…Малаховский …пошел прямо за Барановым, рассеял его
батальоны, взял до 300 пленных, а из оставшихся многие на
переправе утонули. 15-й уланский полк атаковал большой обоз,
взял много имущества, большую аптеку и врачей,
направлявшихся в Бобруйск; они были доставлены в Могилев к
губернатору». Действительно, в этом бою удача не
сопутствовала русскому оружию, урон был велик: батальоны
Ладожского и Орловского пехотных полков потеряли половину
своих людей, Нижегородского пехотного и 42-го егерского –
44

русский егерь

русские гренадеры

русские артиллеристы

почти две трети. Однако о полном их разгроме речь все же не
идет. Бригадный генерал Д.Дзевановский, получив сведения о
переправе отряда Баранова, написал в своем рапорте командиру
дивизии, что русские «…отступив, вновь воссоединились и
заняли Паричи». Оттуда они без особых помех достигли
Бобруйской крепости. В итоге общая численность гарнизона
возросла, согласно строевого рапорта, до 5 691 человек. В этот
же день 14 сентября действовавшие западнее крепости русские
войска под командованием генерал-лейтенанта Ф.Ф.Эртеля
разгромили гарнизон противника в м.Глуск, а на следующий
день одержали победу у Горбацевичей.
15-го сентября, как сообщает в своих мемуарах голландец
Х.Эвертс, «…на рассвете генерал (Домбровский – В.Л.) сообщил
мне, что многочисленные войска противника под
командованием генерала Эртеля, намного превосходящие наши
силы, двигаются в нашем направлении. Генерал приказал
майору Эрсану выступить со своим полком вперед. Мне он
приказал в полной боевой готовности выступить к Бобруйску,
чтобы вести наблюдение за гарнизоном, который, как
предполагалось, не выйдет из крепости». От своих
осведомителей Я.Домбровский прекрасно знал о
свирепствовавшей в крепости эпидемии тифа и дизентерии,
значительно снизившей боеспособность гарнизона. Серьезной
вылазки оттуда навстречу войскам Ф.Ф.Эртеля он не
предполагал, в чем и не ошибся. К 11 часам вечера этого дня
Х.Эвертс получил сообщение от командира французского
маршевого полка о том, что он вынужден «…оставить поле
битвы» и отступать к Свислочи. «Я также не мог более
удерживать занимаемые позиции – сообщает мемуарист, – и с
боем отходил влево к Свислочи. Я находился между двух огней
и был намного слабее своих противников, чтобы померятся
силами хотя бы с одним из них… Отступая и еще не дойдя до
Свислочи, я встретил генерала Домбровского и его штаб».
Генерал Д.Дзевановский, пробивавшийся весь этот день с юга
через непроходимые болота на звук канонады, так и не поспел к
полю битвы. Явившись туда на следующее утро, он узнал от
45

французская линейная пехота

раненых французов и местных жителей, что блокада крепости
была снята утром, а наполеоновские войска отступили в свой
укрепленный лагерь при Свислочи.
Но и в последующие дни стычки между польскими
аванпостами и казачьими «партиями» из крепости не
прекращались. Одну из таких схваток, случившуюся 18
сентября, описал в своих мемуарах капитан П.Лаговский. «…В
шестом часу два патруля пошли под Бобруйск и были атакованы
150-ю донцами. 5-я рота улан, стоявшая в Панюшкевичах,
разделилась на две части для оказания помощи своим. Поручик
Рокоссовский с сержантом Оражевским пошли большим
трактом к Бобруйску. Капитан Лаговский с другой половиной
пошел правым берегом Березины. Бой был упорный, неприятель
отступил под защиту батарей крепости. В этом деле были
ранены два храбрых солдата: Лада Иозеф получил пулю в бок,
Сташук был подстрелен. Неприятель потерял двух офицеров,
три донца было ранено, убито три коня».
Кроме вылазок в ближайшие окрестности крепости, генералмайор А.Г.Игнатьев вел и дальнюю разведку, имея, как было
сказано в одном из его донесений, «надежных шпионов».
Важную информацию давали также пленные и перебежчики.
(Первый такой, рядовой 12-го польского пехотного полка,
явился в крепость уже в конце июля). Население Бобруйска и
окрестностей в целом сохраняло лояльность русским властям,
но были и такие, кто принимал противоположную сторону. В
одном из архивных документов упомянут военнопленный
Г.Ткаченко, уроженец Бобруйска, служивший в войсках
Герцогства Варшавского, которому в феврале 1814 года выдали
путевой билет до родного города.
Забегая вперед, скажем, что в четырехмесячной дуэли двух
Минских губернаторов граф Н.Брониковский потерпел полное
фиаско, лишился своего военного авторитета, а заодно и
фамильного серебра.

46
Экспедиция Эртеля

Эртель

Одной из главных задач находившегося у Мозыря русского
корпуса была поддержка и снабжение гарнизона Бобруйской
крепости. Когда в июле несколько направлявшихся туда русских
транспортов стали добычей неприятеля, генерал Ф.Ф.Эртель
предпринял ответные меры. 8-го августа он оправил за Припять
сильный отряд под командованием подполковника Журьярия
(батальон Колыванского пехотного полка, эскадрон
Оренбургского драгунского полка, рота Литовского уланского
полка и полусотня донских казаков) для очистки от неприятеля
большой дороги на Рогачев и открытия безопасного движения
между Мозырем и Бобруйском. Задачу удалось выполнить лишь
частично и, побуждаемый командованием и просьбами из
крепости к более решительным действиям, генерал решил
предпринять экспедицию главными силами корпуса на
Бобруйск. В начале сентября он докладывал о своем плане
секретной депешей главнокомандующему 3-й Обсервационной
армии генералу от кавалерии А.П.Тормасову. «…Я решился,
оставя в Мозыре два батальона пехоты, три эскадрона драгун и
всех лесных стрелков, выступить 30 числа (ст.стиль – В.Л.)
через Коленковичи и Глуск, до Свислоча… . А полковнику
Баранову велел быть с четырьмя батальонами его 26-й дивизии
на почте в Голынках… 7-го числа. Он составит из сих
батальонов мой резерв, и в случае, ежели бы вздумал бы
(Домбровский – В.Л.) сломать у Свислоча мост, то чтобы он
перешел возле Бобруйска через Березину, приказал подготовить
заблаговременно материалы, в чем будет ему способствовать
генерал-майор Игнатьев, которого я прошу о сем. Подполковник
Дреер останется в Рогачеве с двумя батальонами и 300
малороссийских казаков, и займет всю дистанцию до Якимовой
слободы, для наблюдения за действиями неприятеля… Если Бог
благословит мои начинания, удастся мне разбить Домбровского
и потеснить к Минску, то возьму направление на Столпцы, и
поспешу истребить байдаки с артиллерийскими снарядами,
нагруженными для отправки в большую армию. Тогда надеюсь,
47
что война должна непременно взять другой оборот». Как видим,
Федор Федорович размышлял масштабно и был настроен весьма
решительно. Большинство из слышавших что-либо об этом
генерале знают его по язвительному замечанию известного
А.П.Ермолова: «…Проходя служение в должностях
полицейских и в них достигнувши чина генерал-лейтенанта и
других наград, он упражнял полицейские свои способности в
утеснении жителей в окрестностях Мозыря». Героя войны 1812
года можно понять – отсидев по молодости за вольнодумство в
казематах Петропавловской крепости, он не питал уважения к
полицейским чинам. Действительно, Ф.Ф.Эртель несколько лет
был московским, а затем петербургским обер-полицмейстером и
неплохо справлялся со своими обязанностями. Мемуарист
начала 19 века Ф.Ф.Вигель посвятил ему такие строки:
«…Эртель был человек живой, веселый, деятельный. В нем
была врожденная страсть настигать и хватать разбойников и
плутов, столь же сильная, как кошке ловить крыс и мышей.
Никакой вор, никакое воровство не могли от него укрыться…».
Но начинал свою службу в русской армии этот выходец из
старинного немецкого дворянского рода в чине прапорщика 1-го
флотского батальона. В ходе боевых действий 1789 года
командир канонерской лодки №75 молодой поручик Ф.Ф.Эртель
после ожесточенного боя захватил трехпушечную шведскую
галеру и пленил ее экипаж. Через некоторое время, будучи уже
капитаном, он, со знаменем в руках, во главе отряда морской
пехоты первым ворвался на две вражеские батареи (такой же
подвиг совершит на Аркольском мосту и молодой Наполеон
Бонапарт, но восемь лет спустя). Успешной строевой службе
морского офицера положила конец тяжелая рана: в одной из
абордажных схваток он лишился правого глаза… На должность
командира 2-го резервного корпуса 45-летний генерал был
назначен в декабре 1811 года.
Для отвлечения части сил противника на левый берег
Березины командир 2-го резервного корпуса сформировал из
находившихся в Чернигове «резервных» батальонов 26-й
пехотной дивизии два отряда. Первый, под командованием
48
полковника Баранова, силой в 1800 штыков и сабель, начал в
конце августа движение по маршруту Якимова Слобода –
Жлобин – Поболово – Бобруйск. Второй, под командованием
подполковника Дреера, силой в 1100 штыков и сабель, должен
был двигаться северо-восточнее, по маршруту Чечерск –
Рогачев – Поболово – Бобруйск. 7-го сентября польский
полковник Ю.Хорновский, осуществлявший блокаду крепости с
левого берега Березины, получил сведения о подходе русских
сил и послал на разведку сильный отряд пехоты и конницы под
командованием капитана Бромирского. В Рогачеве этот отряд
внезапной атакой рассеял находившихся здесь волынских
лесных стрелков, взял пленных и узнал от них численность и
направление движения русских войск. Немедленно об этом было
послано донесение генералу Я.Домбровскому. Несмотря на
приближающуюся ночь, на левый берег было немедленно
выслано подкрепление: 1-й пехотный полк А.Малаховского с
четырьмя орудиями. Силы поляков на правом береге Березины
были, таким образом, значительно ослаблены, на что,
собственно, русское командование и рассчитывало.
События, между тем, набирали оборот. Ранним утром 11
сентября, после совершения в городе Мозыре и военном лагере
при нем молебнов по поводу очередной годовщины коронации
императора Александра I, по наплавному мосту, составленному
из ошвартованных борт о борт больших байдаков, на левый
берег Припяти начали переправу главные силы корпуса. В поход
отправились 6 батальонов (Смоленского, Нарвского,
Новоингермоландского пехотных, 6, 13 и 41 егерских полков),
10 эскадронов регулярной кавалерии (сдвоенные эскадроны
Ахтырского, Мариупольского, Павлоградского, Сумского
гусарских и Литовского уланского полков), полк донских
казаков Грекова 9-го, всего 4700 штыков и сабель. Четыре
легких артиллерийских орудия и обоз переправили на паромах.
Войска проходили длинные гати и в начале ведущего на
Бобруйск тракта строились в походные колонны. Командовал
отправлявшимися в экспедицию войсками сам Ф.Ф.Эртель.
Авангард корпуса (батальон Смоленского пехотного, рота 41-го
49
егерского, 2 эскадрона Сумского гусарского полков, казачий
полк Грекова 9-го, всего 1350 штыков и сабель при 2-х орудиях)
опережал главные силы на один переход. В день войска
проходили в среднем 30 верст, ночевали в местечках
Домановичи, Озаричи, Волосовичи. В Озаричах русский отряд
был усилен еще четырьмя полевыми орудиями, прибывшими
сюда из Бобруйской крепости. Из этого местечка Ф.Ф.Эртель
двинулся на Глуск и «…в следовании своем встретил множество
подвод с провиантом и фуражом, а также рогатого скота,
гнавшегося к неприятелю». Обозы тут же разворачивались в
сторону Мозыря.
Во второй половине дня 14 сентября авангард Ф.Ф.Эртеля
атаковал м.Глуск. Сведения о наполеоновском гарнизоне,
занимавшем местечко, противоречивы. Почти все историки,
освещавшие эти события, основываются на сообщении
Я.Домбровского, что это был польский отряд под
командованием капитана С.Парадовского, состоявший из 300
пехотинцев («слабосильных», выписанных из госпиталей
Варшавы) и 30 улан. В числе прочих этой версии
придерживался и автор капитального исследования «Война 1812
года» польский военный историк М.Кукель. Правда, в
примечании он отметил «…яркий контраст между рапортами
Понятовского (командира 5-го пехотного корпуса «Великой
армии» – В.Л.), где события излагаются сухо и попросту, и
окраской рапортов и реляций Домбровского, которые, очевидно,
исправлялись им с целью создания нужного впечатления у
потомков». Польский историк Ю.Крашевский, изучавший эту
военную операцию в 60-х годах 19 века и пользовавшийся,
очевидно, какими-то другими источниками, приводит иные
сведения. Он пишет, что бригадный генерал Д.Дзевановский,
выступая из Глуска к Паричам, «…отослал все свои
подразделения и стоявший в Глуске маршевый французский
полк майора Эрсана немедленно, оставив в Глуске только
французского коменданта, несколько десятков человек пехоты с
пятью офицерами для охраны магазина и лазарета, тридцать
уланов на усталых лошадях для поспешнейшего заполнения
50
магазинов и 3-х больных офицеров, в т.ч. своего адъютанта
(капитана Клеховского – В.Л.)». Истина, наверное, будет
установлена, когда в архивах найдется именной список взятых
здесь русскими пленных.
Ф.Ф.Эртель не уточняет в своем рапорте национальную
принадлежность занимавшего местечко противника, указав
лишь «…совершенное расстройство неприятеля, который по
двухчасовом сопротивлении обратился в бегство, оставя нам
место сражения… В плен взято 3 офицера, в том числе бывший
в Глуске комендант и до 80 человек рядовых. Со стороны нашей
ранено только 1 обер-офицер и 23 человека нижних чинов».
Далее генерал пишет, что «…взял я свое направление на Вильчу
и Горбацевичи…, авангард мой того же вечера по починке моста
переправился на другую сторону; а на рассвете 3 сентября я с
вверенным мне корпусом начал преследовать бегущего
неприятеля».
Я.Домбровский излагает эти события иначе. «…Капитан
Парадовский, прибывший сюда недавно с 300 солдатами,
отважно оборонялся, но не мог устоять против превосходящих
сил врага. Он отступил и преследовался до Горбацевичей, где
соединился… с Эрсаном и Эвертсом, которые по моему приказу
двигались навстречу противнику…». Тут либо память подвела
славного полководца, либо все же верны выводы М.Кукеля.
Ясность вносят опубликованные в начале прошлого века
мемуары Х.Эвертса. Он пишет, что «…получил приказ
двинуться в направлении Бобруйска и занять позиции
непосредственно перед крепостью. Там я принял под свое
начало пехотный полк под командованием майора Эрсана,
который расположился рядом со мной и служил мне в качестве
подкрепления». 3-го сентября, «…на рассвете генерал
(Домбровский – В.Л.) сообщил мне, что многочисленные войска
противника под командованием генерала Эртеля, намного
превышающие наши силы, двигаются в нашем направлении.
Генерал приказал майору Эрсану выступить вперед со своим
полком. Мне он приказал в полной боевой готовности
выступить к Бобруйску, чтобы вести наблюдение за гарнизоном,
51
который, как предполагалось, не выйдет из крепости. Кроме
того, Эрсан постоянно должен был держать меня в курсе
происходящего. Мы тут же приступили к выполнению
приказаний. Ближе к полудню с той стороны, куда ушли наши
войска, от Батовичей (Горбацевичей – В.Л.) послышалась
сильная перестрелка, а немного позже и сильная канонада. Не
было никакого сомнения, что неприятель именно там, где его
ожидали, и он пытался прорваться на соединение с гарнизоном
Бобруйска». Ю.Крашевский, который в свое время вряд ли
мог знать о неопубликованных мемуарах Х.Эвертса, пишет
фактически то же самое. «…Генерал Домбровский, узнав об
этом марше (Эртеля – В.Л.) приказал маршевому полку,
имевшему 3 тысячи человек, идти на неприятеля, с которым и
встретились в Горбацевичах».
Бой происходил на почтовом тракте из Глуска в Бобруйск.
Этот извилистый, стесненный с обеих сторон густыми хвойнолиственными лесами путь тянулся из Глуска 15 верст до
Вильчи, оттуда еще 19 верст до Горбацевичей, далее 11 верст до
Киселевичей и через 5 верст заканчивался в Бобруйске.
Проделавший эту дорогу двумя месяцами ранее, начальник
штаба 2-й Западной армии генерал-майор Э.Ф.Сен-При записал
в своем походном дневнике: «…По всему пути от Глуска до
Бобруйска густые леса и песок». Участник кампании,
впоследствии ее историограф, Д.П.Бутурлин, описывая поход
Ф.Ф.Эртеля отметил, что дорога «…по коей следовали
Россияне, была проложена через великие леса, представляла
длинную теснину, весьма удобную к защищению». Место боя
находится между нынешними деревнями Обча и Горбацевичи,
противники столкнулись здесь на встречном марше.
Наполеоновские войска составляли 5 батальонов пехоты и 2
орудия, всего примерно 3 400 человек. Русские имели
существенный численный перевес (на 1,1 тыс. человек) и
вчетверо превосходили врага в артиллерии. Однако реализовать
это превосходство в условиях, когда по дороге в ряд могло
поместиться только 15-20 человек и пара орудий, а густой и
местами заболоченный лес не давал возможности обойти
52
позиции противника значительными силами, было практически
невозможно. Из рапорта Ф.Ф.Эртеля известно, что бой начался в
17 часов, когда «…в 6 верстах от Горбацевич авангард мой, в 2-х
верстах от меня предшествовавший, встречен был неприятелем
в самой теснине дефиле большою силою пехоты с двумя
орудиями; на флангах же их были стрелки. Находясь в сем
отдалении от авангарда, я предполагал, что неприятель, увидя
малый отряд, будет стремиться обходить оный, в чем и не
ошибся. Неприятельская пехота сильно потеснила авангард наш,
которому приказал я отступить в порядке и тихим шагом, для
соединения с корпусом».
Подоспевший на линию огня генерал-лейтенант приказал
егерям и казакам отступавшего авангарда рассыпаться по
флангам в лес, «…сам же пошел вперед. Поставя храбрый
Смоленский батальон в голову колонны с двумя легкими
орудиями и примкнув к нему другие батальоны, велел не
отставать от Смоленского батальона и колоннами следовать
ближе одна к другой. Остальные орудия поставил в середине
пехоты, а кавалерию по флангам дороги, по которой, однакоже,
пехота в разсуждении тесноты дефилеи не могла идти иначе, как
полувзводами, а кавалерия по 2 в ряд. Таким образом устроив
свои войска, пошел я вперед и опрокинул неприятеля с первой
его крепкой позиции…». Ю.Крашевский свидетельствует, что
польский генерал, находившийся с двумя батальонами пехоты и
артиллерией в 2-х милях (14 км.) севернее Горбацевичей, «…не
смог помочь французскому полку, потому что бой шел в лесу и
болотах; он не мог в этой ситуации употребить с пользой свою
артиллерию и не мог оставить ее без прикрытия».
В разгар боя какое-то подразделение наполеоновских войск
обошло лесом и атаковало русских с тыла, но было отбито.
П.Лаговский ошибочно пишет в своих мемуарах, что это были
эскадроны генерала Д.Дзевановского. Находившимся в этот
момент в полутора десятках километров от места схватки, в
почти непроходимых болотах, польским уланам были слышны
только отзвуки боя со стороны Горбацевичей, но пройти туда
напрямую не было никакой возможности.
53
К исходу дня инициатива окончательно перешла к русским.
«…Проходил я тесные дефилеи – пишет Ф.Ф.Эртель царю –
будучи окружен неприятелем, но ничто не могло удержать
храбрые Вашего Императорского Величества войска, ни
опасности, ни жестокость неприятельского огня, со всех сторон
производившегося. Смоленский батальон показал себя
отличным примером храброго своего батальонного командира,
четыре раза опрокидывая неприятеля из самых крепких
позиций…». Действительно, французский маршевый полк
отступал в беспорядке, об этом свидетельствует и
Ю.Крашевский. «…Около 8-го часа (вечера – В.Л.) или еще
раньше, эта сборная часть, составленная из солдат 68-ми полков,
которым надоела война, стали бросать оружие, а майор Эрсан,
прискакав к генералу Домбровскому, откровенно доложил ему,
чтобы больше не рассчитывал на его полк и что пора подумать о
себе. Генерал Домбровский уже думал о потере своей
артиллерии, наблюдая, как бежит французская пехота, а
неприятельская конница мчится по тракту плотной колонной с
палашами в руках, чтобы окружить его, а он не может послать
против нее и 20 кавалеристов. Так бы и стало, если бы
счастливым случаем капитан Парадовский из 1-го пехотного
полка, пришедший с конвоем… к Глуску и увидев там большие
русские силы, не решил отходить к главной квартире и пошел
стороной от тракта, а услышав сильный огонь, пошел прямо на
него и вышел на край леса при дороге, по которой двигалась
колонна русской кавалерии. Он быстро развернул свой батальон
численностью в 400 человек, который дал несколько залпов в
сторону скученной массы войск; многие были убиты, еще
больше ранено и это заставило неприятеля немедленно
отступить в большом беспорядке…».
Об этом столкновении русской конницы с польской пехотой
Ф.Ф.Эртель в своем донесении не упомянул, но факт косвенно
подтверждается в мемуарах Х.Эвертса. «…К 11 часам вечера –
пишет он – я получил от майора Эрсана донесение, что он
вынужден повернуть в Звилов (Свислочь – В.Л.), где находилась
штаб-квартира генерала Домбровского. Последний прислал
54
майору Эрсану в подкрепление батальон польской пехоты. Силы
вместе взятых французов и поляков намного уступали по
численности русским… Я знал майора Эрсана как одного из
храбрейших офицеров и убежден, что в той ситуации он сделал
все возможное. Но сложившиеся обстоятельства… вынудили
его оставить поле битвы и уступить противнику свои позиции. Я
также не мог более удерживать занимаемые позиции (у
Бобруйской крепости – В.Л.) и с боем отходил влево к Звилову.
…Отступая и еще не дойдя до Звилова, я встретил генерала
Домбровского и его штаб». Это был последний боевой эпизод
Горбацевичского боя, вскоре наступила ночь. Ф.Ф.Эртель писал,
что «…только темнота ночи и неизвестность дороги и места
положения спасли неприятеля от всеконечного поражения.
Сражение началось в 5, а закончилось в 11 часов по полудни
бегством неприятеля из всех занятых им мест. На поле сражения
оставался я до 9 часов утра».
Я.Домбровский, опасавшийся попасть под концентрический
удар со стороны Горбацевичей и Бобруйской крепости, в эту же
ночь увел свои войска к Свислочи. Однако соединения войск
2-го резервного корпуса с гарнизоном крепости не произошло.
Генерал Г.А.Игнатьев просто не мог вывести свою пехоту в
поле, т.к. половина гарнизона лежала в госпиталях. Генерал
Ф.Ф.Эртель, разбив французский полк, имел против себя еще
всю польскую дивизию. Зная, что блокада крепости прорвана,
батальоны полковника Баранова и уцелевшие обозы достигли
Бобруйска, он, очевидно, не захотел еще раз испытывать судьбу,
и повернул обратно. А через несколько часов после этого к
полю недавней битвы подошла, пробившаяся, наконец, с
крайним напряжением сил через огромное болото, польская
кавалерийская бригада Д.Дзевановского. Не зная исхода боя,
генерал послал на разведку разъезд из 15 улан, который был
обнаружен и прогнан оставленной здесь казачьей похоронной
командой. Тут же против казаков была послана рота поручика
Дембинского, которая обратила донцов в бегство, захватив
двоих в плен. Выяснив от них и приведенного из ближайшей
деревушки крестьянского старосты о событиях вчерашнего дня,
55
Д.Дзевановский направился к Киселевичам и далее к
Барановичам (в 17 верстах северо-западнее Бобруйска). Там он
встретил батальон польской пехоты, а также «…своего
адъютанта, капитана Клеховского, с отрядом французской
пехоты и несколькими уланами, с которыми он спасся из Глуска
и до этого времени бродил по лесам». К 17 сентября
Я.Домбровский вновь собрал все свои полки и, как пишет в
своих воспоминаниях П.Лаговский, в этот же день
«…чрезвычайный гонец доставил известие, что… была битва
под Бородино».
Так же как и после Бородинской битвы, обе стороны
приписывали победу себе. Я.Домбровский считал, что “…
отступление противника было действительным доказательством
успеха сражения, в котором французы и поляки сражались со
всей храбростью и отвагой, идя к славе”. Ю.Крашевский,
описывая отражение последней русской кавалерийской атаки
замечает: “… нельзя поставить под сомнение, что что-то другое
могло заставить неприятеля не только не воспользоваться
разгромом французов, но и отступить с такими силами до
Мозыря”. Более объективной представляется оценка М.Кукеля.
«Убедившись в его (Эртеля – В.Л.) отходе – пишет польский
историк – Домбровский начал выставлять эту неясную историю,
как свою победу. Эртель, впрочем, также рапортовал о своей
победе». Нужно признать, что русский генерал имел для этого
все основания. “При последнем сем деле – пишет он – взято в
плен обер-офицеров – 5, нижних чинов – 154, на месте осталось
убитыми более 1 тысячи человек. Со стороны нашей урон в
сравнении с неприятельским весьма мал: убит находившийся
при мне за адъютанта Козловского запасного батальона поручик
Загаин, нижних чинов 76, ранено обер-офицеров – 3, нижних
чинов – 101”. Вне сомнения, число убитых врагов генерал
завысил, но и поляки не остались в долгу: П.Лаговский
утверждает, что только убитыми противник потерял несколько
офицеров и 300 нижних чинов. Ю.Крашевский пишет о
восьмистах привезенных в Глуск русских раненых. Все павшие
(за исключением поручика Загаина, зятя Ф.Ф.Эртеля,
56
погребенного с воинскими почестями в Глуске) были
захоронены впоследствии местными жителями в нескольких
братских могилах с небольшими насыпными курганами за
восточной околицей д.Обча. 22-го сентября главные силы 2-го
резервного корпуса вернулись в окрестности Мозыря.
Экспедиция была завершена и можно согласиться с
утверждением генерала, что это был “… трудный поход, ибо в
11 дней прошли 380 верст без росстахов, 8 часов находились в
сражении и двое суток были без пищи по неимению воды”.
Проанализировав обстановку и уяснив, что блокада
Бобруйской крепости – дело неперспективное, генерал
Я.Домбровский держал затем основные силы своей дивизии в
укрепленном лагере при м.Свислочь.
Сражение при Горбацевичах, случившееся в день, когда
французы заняли Москву, а ставка Наполеона расположилась в
Кремле, было первой победой русской армии после
Бородинской битвы. В некотором смысле этому сражению ”не
повезло”: на фоне грандиозных баталий Смоленска, Бородина,
Малоярославца и Березины оно оказалось едва замеченным в
трудах русских военных историков и не попало в мраморную
летопись на стенах храма Христа Спасителя. В октябре 1812
года император Александр I почти без изменений утвердил
представленный Ф.Ф.Эртелем список отличившихся в боях за
Пинск, Глуск и в сражении при Горбацевичах с одной оговоркой
– “кроме пожалования Смоленскому батальону георгиевских
знамен и роте 41-го егерского полка серебряных труб”. Царь
распорядился “… помянутый список для надлежащего по сему
исполнения… отправить при регистре к генерал-лейтенанту
Эртелю для раздачи оных, а о благодарении войск, при сем
сражении бывшим, отдать в приказ. Сверх сего за отличные
распоряжения в сем деле, генерал-лейтенант Эртель
награждается Мною кавалером ордена Святого Георгия 3
класса”. Таким образом, Федор Федорович стал одним из 123-х
русских офицеров и генералов, награжденных этой степенью
ордена за всю войну 1812-1814 годов.

57

 

Окончание следует

Опубликовано 11.04.2023  09:51

Бермудский треугольник семьи Паперно (2)

Часть 1

 

.
Дед мой по отцу, Моисей Аронович Паперно, человек очень необычной судьбы, родился в 1893 г. в Белоруссии, а умер в 1962 г. в Москве. Последний из поколения его братьев скончался в 1972 г. за несколько лет до моего рождения. В силу различных обстоятельств общения родственниками по этой линии не было почти никакого. Да и документы особо не сохранились. Опрос папы дал самые минимальные сведения. На фоне многочисленной маминой родни с подробно изученными глубокими корнями ситуация выглядела крайне удручающей.

.
Разумеется, история семьи Паперно вызывала у меня как у носителя этой фамилии наибольший интерес. А сложность задачи только подзадоривала.

.
Для начала удалось получить выписку из домовой книги по последнему месту жительства деда, адресов его братьев и сестры я не знал. Важно было выяснить, откуда они родом.
Из отцовского рассказа я знал, что дед родился в Речице, начинал трудовую деятельность в Киеве, был призван в царскую армию, после революции стал НЭПманом, обладал значительным имуществом, впоследствии у него отобранным, во время войны строил завод в Вятских Полянах, потом в эпоху борьбы с «безродными космополитами» лишился работы, пытался прокормиться, снимаясь в кино, и доживал свой век в крошечной комнатке с семьей из пяти человек. Сестра его похоронив молодую дочку, зарезанную известным хирургом во время неудачной операции на сердце, вскоре скончалась сама. Старший брат ушел еще раньше, связь с родственниками прервалась. Сын младшего брата уехал в Америку, не оставив концов.
Прабабушка умерла в Москве перед войной. От прадеда не осталось ничего, кроме имени.

Большую часть поисков я вел самостоятельно, развив кипучую деятельность. Нашел на Востряковском кладбище могилу прабабушки и ее младшего сына. Выписка из домовой книги подтвердила место рождения, там было написано «Речица».

.
Опираясь на это, я обратился к известному профессиональному исследователю архивов. И хотя по другим линиям он мне очень помог, в отношении фамилии Паперно значимых результатов достичь, увы, не удалось.

.
А далее в результате долголетней обширной переписки с различными архивами удалось выяснить, что подлинное место рождения – г. Мозырь, а не Речица. Из найденных впоследствии документов выяснилось, что проживая в Мозыре фактически (где их отец работал мастером на местной спичечной фабрике «Молния»), братья деда все же были приписаны к Речицкому еврейскому обществу, а предки к Глускому и Бобруйскому обществам. Не буду утруждать читателя подробностями этой своей исследовательской работы. Достижения были мизерными, а усилия титаническими.

.
Параллельно я старался фиксировать все линии Паперных, представители которых попадались на моем пути. И этот накопленный материал позволил через некоторое время сделать определенные выводы.

.
Во-первых, оказывается, предки всех изученных мною линий происходили из Бобруйского уезда, с потенциальным эпицентром в местечке Паричи. Имеется довольно много сведений о ранних поколениях, но соединиться с ними не удавалось. Если мысленно соединить линиями Бобруйск, Речицу, Мозырь – получится подобие треугольника, бермудского треугольника семьи Паперно, как я его в шутку называю.

.
Во-вторых, у носителей фамилии стойко бытует легенда о своих итальянских корнях. Действительно, в конце пятнадцатого – середине шестнадцатого веков под влиянием юдофобской политики Римских пап часть итальянских евреев переселилась в Речь Посполитую, где в то время подобных притеснений не было. У итальянских евреев до сих пор распространена фамилия «Пиперно», искажением которой некоторые полагают наше семейное имя. Эта фамилия происходит от города Приверно под Римом, некогда столицы племени вольсков, описанной еще Титом Ливием. Кажется, с 12 века и до реформ Муссолини город так и назвался – Пиперно.

.
Впрочем, есть и другие этимологические гипотезы. Например, от реки Арно во Флоренции. Израильско-итальянский профессор, на которого я вышел, заинтересовался моими исследованиями, но впоследствии по техническим причинам связь прервалась…

.
Важной вехой для всестороннего осмысления своей родословной явилась для меня семейная поездка – своего рода этнографическая экспедиция по местечкам Беларуси. Среди прочего мы посетили Мозырь и Речицу. Мы разыскали места массовых убийств евреев в период Холокоста, кладбища. С синагогами здесь было сложнее. И почти не встретили евреев – сформировалось ощущение «выжженной земли». Это было очень грустно…

.
И вот наступила осень 2020 г. Выздоравливая после тяжелого ковида, случайно обнаружил в сети сообщение о том, что в г. Мозыре при ремонте дороги возле здания бывшей тюрьмы под асфальтом нашли камни с давно уничтоженного еврейского кладбища, использованные в свое время для ее мощения.

На некоторых мацевах сохранились надписи, и приводился список имен, среди которых я заметил своего прадеда Аарона Паперно(го), скончавшегося в 1915 г. Совпадение имен и дат позволило подтвердить, что это именно он.

.
Всю прошедшую суровую зиму я ждал, что потеплеет, стает снег, и можно будет удалить налипшую глину и лед, чтобы полноценно прочесть надпись на надгробии. В итоге оказалось, что отца прадеда звали Элияу Зеэв. Это красиво совпадало с именем Вольф, которое носил старший брат моего деда.

.
Наконец, несколько недель назад я заказал в НИАБе два дела, рассмотренные в 1865 г. Речицким магистратом, из которых выяснилось, что прапрадед Элияу Зеэв Вольф Мовшевич проживал в Речице, будучи приписан к Глускому и к Бобруйскому обществу. При этом, в одной из найденных мною тамошних линий часто повторялось имя «Элияу», а одним из их потомков, родившимся в начале 19 века был как раз Мовша. Круг замкнулся.

Многое еще впереди, очень хочется, например, выяснить девичью фамилию прабабушки. Но в наше время, когда массово оцифровываются еще недавно недоступные архивные фонды, когда крепнет интерес к генеалогии у разных людей, выкладывающих в свободный доступ результаты своих поисков, шансы растут и перспективы грезятся захватывающими.
.
.
школьная спортплощадка на месте старого еврейского кладбища в г. Мозырь (2015 г.)
.
Продолжение следует

Менахем Йеошуа (Евгений) Паперно

.
Опубликовано 12.08.2021  04:14

Письма о поиске еврейских корней (1)

Добрый день!

Прошу меня извинить за беспокойство. Не могли бы Вы мне помочь?

Ищу информацию о своем дедушке – Штейнбах Якове Абрамовиче 30 ноября 1910 года рождения.

Родился в м. Носовичи Добрушского р-на.

Нужны любые документы – свидетельство о рождении, аттестат школьный, выписки из домовой книги или ЗАГСа… может быть есть хоть какая-то информация в Синагоге.., доказывающие еврейское происхождение дедушки.

Я просто не знаю куда конкретно обратиться, поэтому пишу наудачу всем..

Буду очень признательна за помощь или какую-то наводку 🙂

Я живу в Казани. В детстве часто приезжала в Гомель, пока деда с бабушкой были живы, но очень давно уже там не была.

С уважением,

Татьяна Косова

***

Здравствуйте, Арон

Наткнулась в интернете на Ваш сайт и подумала, что возможно Вы сможете мне подсказать.

Я сейчас занимаюсь поиском информации о моей бабушке, Ивановой Соломеи Амосовны, которая родилась в 1940 году в с. Солотин Паричского района Гомельской области в Беларуси. У нее было две сестры и брат (Анна, Килина, Астах). в свидетельстве о рождении моей мамы бабушка указана как русская. Думаем, что когда бабушка приехала в россию, с ней не было никаких документов. После войны она продолжала жить в этой деревне, во время войны, по воспоминаниям мамы о рассказах бабушки, бабушка с семьей несколько лет жили с партизанами в землянках в лесу (возможно ли, что она пережила оккупацию именно так?)
Имена у членов семьи были еврейские, в тех местах жили евреи, возможно ли, что моя бабушка тоже была еврейка? Пытаюсь понять, как мне поднять довоенные документы? Я читала, что в тех местах были раввины, возможно ли что кто то из нашей семьи есть в записях.
Сейчас деревня Солотин находится в Жлобинском районе, по другой информации Солотин это есть Погонцы (Паганцы). я отправила запрос о свидетельстве о рождении в архив г. Жлобина, мне ответили и после ряда процедур, возможно, мы его восстановим. но что если там указано русские? Я так поняла, что архив может дать информацию с 44 до 72 года.
Пытаюсь понять, возможно ли то, что я еврейка по маминой линии и как мне узнать инормацию о моей семье? Как то слишком много странного, чтобы с легкостью согласиться с графой “русская” в бабушкиной истории.
Заранее Вам спасибо за ответ и любую информацию в помощь.

_______________
С уважением,
Елизавета …
г. Санкт-Петербург

Периодически получаю подобные письма с просьбой помочь в установлении еврейства. Просьба присылать побольше информации, а также имеющиеся снимки.

Возможно, с помощью читателей можно будет оказать помощь.  Пишите на адрес редакции сайта amigosh4@gmail.com 

Опубликовано 04.04.2018  12:25

***

Благодарю Мишу Гамбурга из Израиля, который подробно в фейсбуке осветил ряд вопросов. Привожу их без редактуры.

По поводу первого письма некоей Татьяны. “Нужны любые документы – свидетельство о рождении, аттестат школьный, выписки из домовой книги или ЗАГСа… может быть есть хоть какая-то информация в Синагоге.., доказывающие еврейское происхождение дедушки.” Но я подозреваю, что данные по ее дедушке найти таки можно, если быть спецом в данной области. С другой стороны. Откуда у кого-то может находиться аттестат, свидетельство о рождении или иные документы её дедушки. Данные по людям до 1919 г. из всех архивов переданы из всех беларуских архивов – в центральный архив в Минске. Однако, если она приезжала к дедушке с бабушкой в детстве, значит в соответствующем архиве ЗАГС должна быть запись о смерти и выдаче свидетельства о смерти. Например, Гомельский областной архив ЗАГС находиться по адресу Гомель, ул. Крестьянская, д. 20.

Если Йосеф (имеется ввиду Й. Жолудев, председатель еврейской общины Гомеля – ред. belisrael) отправил ее в облархив, который в Новобелице, то в архиве надо уметь работать и спрашивать грамотно, врядли работники кинутся искать по принципу “ищу то, не знаю что”, к сожалению. Для “выписок из домовой книги” (точнее можно найти данные переписи личных хозяйств, какие-то данные по налогам с них) надо знать адрес, период времени и может еще что-то, опять-таки не по всем улицам сохранились данные и т.д. Это кажется, что пришел в архив и нашел. На самом деле это сложно и надо хорошо разбираться в архивном делопроизводстве/

Елизавете из Питера хотелось бы пояснить, Далеко не факт, что Вы восстановите свидетельство о рождении. Если в архиве данные с 1944 по 1972 годы, то никакой инфы по 1940 у них нет. И кто, и что будет восстанавливать? Или чиновники возьмут чистый бланк и со слов Елизаветы напишут, что ей надо? Моя мама тоже с 1940 года. Но начальник Гомельского областного архива ЗАГС мне сказала, что данных о рождении у них именно за 1940 г. не сохранилось, за другие годы есть, а за 1940 нет. Она очень удивилась увидев свидетельство о рождении (дубликат) моей мамы, выданный 06 мая 1946 года, где дата рождения 13 февраля 1940 и ссылка на запись в Книге актов за 13.02.1940 г. за № 5. И САМОЕ ГЛАВНОЕ, в свидетельстве о рождении того образца нет графы НАЦИОНАЛЬНОСТЬ, и никакая национальность не указана!!! Есть ФИО ребенка, дата рождения, номер записи в книге ЗАГС, ФИО родителей и место рождения. Кроме того, в письме никаких “еврейских имен” у членов семьи я не заметил. Еще момент, “бабушка приехала таки в расею без документов” или же “оставалась жить в той же деревне с партизанами”? Неясно. Вообще письмо в чем-то довольно смешное. Бабушка в лесу с партизанами, как царевна в лесу с 7-ю богатырями и королевичем Елисеем, евреи еще водились в “тех местах”, и даже раввины попадались. Если серьезно, то ни в каких синагогах никаких записей нет, тем более что синагога у Гомеле вроде как одна и находиться на ул. Красноармейской и в ней нет никаких архивов и т.п.

Арон, я просто сам как столкнулся с подобными вопросами, то сильно расстроился. Никто на блюдечке инфу не предоставит. Не факт, что есть платная услуга в архиве (архивах) по поиску того, что интересует. Часто неизвестно, в документах какой направленности надо искать ту или иную информацию, в каких фондах архива, что есть в этих фондах. Данные до 1919 года в Минске, это надо значит туда ехать, жить где-то там, и как-то искать. И ещё, старые документы (из синагоги например) могут быть на идиш, это еще надо языком владеть устным и письменным. И т.д. и т.п. Допустим нанять специалиста (причем не шарлатана), где его найти и сколько это стоит тоже вопрос. Наверно я еще какие-то сложности упустил или не знаю про них. Короче реально – ж*па, т.е. очень сложно и проблематично.

Буду рад, если кому-то мое мнение поможет. К тому же люди где-то работали, кто-то вступал в комсомолию и вэкапэбе, есть еще военные архивы, военкоматские и другие, в том числе в Московской области в Подольске Центральный архив, потом есть еще гебешные архивы. Там могут быть как личные дела, так и другие документы…

7 апреля 2018  13:45

***

Просматривал информацию о деревне Солотин и наткнулся на письмо Елизаветы из С-Петербурга. Предлагаю свою версию происхождения ее предков. Население деревни Солотин – старообрядцы, т.е. выходцы из России, сбежавшие от преследования церкви после Никоновской реформы. У нас их называли “кацапы”. Фамилия “Иванова” еще одно косвенное тому подтверждение. У моих знакомых из числа “кацапов” есть, скажем так “по паспорту”, как белорусы так и русские.
С уважением, Виталий Прус, Беларусь
08.04.2018  10:16

 

***

Помещаю новые письма от Татьяны Косовой и Елизаветы Харисовой:

Арон, добрый день! Поблагодарите, пожалуйста, от моего имени Мишу Гамбурга! Да, процесс поиска документов весьма непрост, но увлекателен 🙂 Я сделала запрос в архив Минска, жду, что ответят и нашла онлайн документы в двух военных архивах, поеду еще к ним 🙂 спасибо огромное и Вам и ему за участие!

***

Арон, здравствуйте. спасибо Вам! 

мы нашли родственников, бабушка действительно была из старообрядцев, и  еврейских корней нет)
от души посмеялась про историю с партизанами и царевичем елисеем))
выглядело для нас все очень складно. а со стороны и правда сказочно))
из питерской синагоги сразу пришел ответ что ни-ка-ких евреев и рядом не стояло)
С уважением,
Елизавета
г. Санкт-Петербург
Опубликовано 8 апреля 15:27

 

***

Миша Гамбург

Я прочитал на сайте новые сообщения от уважаемых Татьяны и Елизаветы. Большой им привет. Насколько я понял, у Елизаветы вопрос таки прояснился. Кстати, насколько я знаю в Израиле живут потомки российских старообрядцев, которые когда-то приехали в Палестину, они создавали и защищали и развивали страну, и продолжают это делать. Самый известный пример – Рафаэль Эйтан – был начальником (весьма неплохим) Генерального штаба Армии Обороны Израиля, из старообрядцев. Татьяне хочу пожелать успешных поисков и содержательных ответов на ее запросы. Пусть держит нас в курсе своих поисков. Надеюсь у Татьяны будет еще возможность и желание посетить и Гомель и побывать в Израиле. 

8 апреля 2018 в 20:19

***

Здравствуйте,

Я пытаюсь зарегистрироваться на вашем сайте, чтобы связаться с Татьяной, которая дала объявление о Якове Абрамовиче Штейнбахе. Вполне возможно, что мы с ней троюродные брат и сестра.
Мой дед Наум Абрамович Штейнбах родом из Белоруссии и у него был старший брат Яков.
Помогите мне с ней связаться.   Zoar Shteinbach, Canada  22.07.2018
В тот же день, адрес Татьяны был отправлен Зоару. Надеюсь, вскоре он расскажет интересную семейную историю. Во всяком случае, что-то я уже знаю из нашей переписки

М. Зверев. Детство в Паричах (2)

Продолжаем публиковать записи недавно умершего Михаила Исааковича Зверева (1929–2017), сделанные в 2001 г. Начало см. здесь.

До войны я год или два ходил в детсад. Я любил, когда на меня обращали внимание… Детсад помню мало, но хорошо помню учёбу в школе. Учиться начал с шести лет в еврейской школе, в 1935 году школа находилась – как я узнал много лет спустя – в имении Михаила Пущина. Дом и сад колхоза «Октябрь» были когда-то его имением. В Паричах была и церковь, где семья Пущина была похоронена, но советская власть уничтожила церковь, имение и память о друге Пушкина А. С. Только несколько лет назад по моему предложению (я давно сказал председателю горсовета, что в Паричах было имение Пущина) они приняли это во внимание.

М. Зверев у могилы Пущиных, начало ХХI в.

Напротив нашей школы была белорусская школа, между ними – большой двор. Помню, зимой мы бросали снежки друг в друга. Ребят было много с одной и другой стороны. Игра перешла в настоящую драку, продолжавшуюся более получаса (была большая перемена). Снежки мы делали из снега, а затем их окунали в воду. Они твердели.

Учился я средне, были тройки, четвёрки и пятёрки. Двоек не помню, маме не приходилось ходить в школу и краснеть. Однажды, ещё в «нулевушке» еврейской школы, я сидел на задней парте. Я был озорным мальчиком и громогласно, перед всеми учениками нашей группы, заявил, что выпью из чернильницы чернила. А чернильницы были такими, что наливались чернила легко, а выливались трудно. Я стал чернильницу трясти, пил и обливался. Все девочки и мальчики смеялись, а я радовался.

Во втором-третьем классе была девочка, её почему-то звали Чире-Гоп. Она была старше всех в классе. Сидела на последней парте, была толстая, неуклюжая, ходила в третий класс три года. Все над ней насмехались, она стеснялась.

В третьем-четвёртом классе я подружился с Фроимом Кантаровичем. Он был сыном директора нашей школы, способным мальчиком. Учился на отлично. Мать его, Эшке (Блоз) была учительницей, преподавала географию, возможно, и историю. Отец преподавал арифметику. Его уважали в школе. В первые дни войны он погиб на фронте.

Насчёт Эшке: «Блоз» (в переводе с идиша «дуй» – прим. ред.) была её кличка. Почему «Блоз», точно не помню. Кажется, от того, что, приходя в класс, она со стола сметала пыль и дула ртом.

Однажды шёл урок. Было уже тепло, и окна в классе были открыты. Эшке, рассказывала что-то новое по географии. Я слушал внимательно, ибо я любил географию, историю, арифметику, ботанику, но мне захотелось по-маленькому невтерпёж. Я поднял руку. Учительница меня не пустила, тогда я, недолго думая, вылез через окно. Сходил, а потом через дверь зашёл в класс и сел за парту.

В 1935 году отец умер от рака, фотографий его не сохранилось. В 1934 или 1935-м умерла моя сестра Мера. Ей было лет 6-7, а мне 4-5. Она заболела менингитом и умерла очень быстро: мама говорила, что она сгорела. Мы с сестрой любили друг друга. Она со мной гуляла, водила за ручку в гости, особенно часто к Крамникам: там жила её подруга Буня (Пуня). Не помню, где сестру похоронили: видимо, как и отца, на еврейском кладбище.

Паричи существуют более 320 лет. Их основали евреи. После войны еврейское кладбище более чем на половину разрушили, часть вспахали. Много памятников разворовали местные жители, особенно из деревни Высокий Полк. Потом его частично восстановили.

Моего отца хоронили по еврейскому обычаю, без гроба. Он был завёрнут в какую-то белую материю, несли его на специальных носилках. Спускали его на верёвках в могилу. Во время похорон я убежал из дома. Меня искали.

Сейчас я часто бываю у могил матери, брата Ефима, племянника Игоря, племянницы Гали. Они рано умерли: Галя в 54 года, Игорь в 49, как и мой отец. Отец моего отца умер тоже рано, в 54 года. Его убила лошадь, когда он её запрягал или распрягал. Дед мой Файвл был сапожником, или, ещё говорили, лесопромышленником.

Дед Файвл и отец матери Ехиел были работоспособными, свободолюбивыми и щедрыми людьми. Ехиел с моей бабушкой Хаей-Ривой имели много детей, не меньше 10. Многие уехали в Америку. Связь мама с братьями и сёстрами не поддерживала, так что я о них не знаю.

Моя мать – Зверева Лана Ехиелевна, 1898 г. р. – родилась в г. п. Щедрин, за 12 км от Парич, через речку Березина. Прожила 64 года. Она была второй женой у моего отца. Первая его жена с двумя детьми в 1921 году были убиты (шашками зарублены) в деревне Ковчицы. Всего тогда бандиты зарубили 70 человек. А Иче, мой будущий отец, плотник, строил в это время дом в другой деревне.

Мама была красивая, умная и добрая женщина. Всю жизнь много трудилась. Вышла замуж в 25 лет, по меркам того времени – уже немолодая. Меня она любила, я её тоже. До 3-3,5 лет я спал с ней, а отец спал отдельно. Он был болен: получил травму, упав со строительных лесов, когда строил аптеку в Паричах. Он очень сильно переживал смерть жены и детей, и это, видимо, отразилось на его душевном состоянии. Вёл себя сдержанно; не помню ласки с его стороны, когда я ему приносил обеды на стройки в Паричах. Я же это всегда делал с удовольствием. При жизни отца к нам часто приезжали тракторист Довид – его брат из Ковчиц – и другой брат, Липа Кравцов из деревни Любань. Он был председателем колхоза «Коминтерн».

В этом 2001 году я узнал, что мой дядя Липа ушёл на войну, погиб. А жену, их четырёх детей и жену отца расстреляли полицаи из Озаричей.

В три или четыре года я с отцом ездил в Ковчицы. Была холодная, снежная зима. Ночь. Мы ехали на санях. Подвод было три или четыре. Я сидел в тулупе на санях.

Сани скользили легко, иногда скрипели. Лошади шли медленно, и вдруг насторожились, остановились, заржали. Пугливо смотрели в сторону леса. Мы оглянулись и увидели большую стаю волков, они подходили к нам ближе и ближе.

Кто-то сказал, что надо остановиться на поляне. Остановились. Лошади в середину, сани вокруг. На санях было много соломы. Мы стали скручивать солому в факелы и поджигать. Волки окружили нас, страшно рычали, свирепо смотрели в нашу сторону, видимо, готовились к прыжку. Мы поняли это, стали кричать и бросать в них подожжённые факелы. Они остановились и попятились назад, но продолжали нас окружать. Мы долго кричали, бросали зажжённые факелы и палки, всю ночь жгли костры. Лошади ржали и стучали копытами, махали головами. Рассвело, и волки отступили. Мы двинулись в путь и вскоре оказались в Ковчицах. Я на всё это с интересом смотрел, но мне было жутко.

Наш дом в Паричах находился почти под одной крышей со Щукиными. Хозяином был Герцл. К ним до войны приезжал из Америки не то сын, не то брат. Почему-то бывали мы у них редко, видимо, потому, что калитка выходила на ул. Мещанскую.

У нас был большой огород, сад, двор. Дом был построен в ХІХ веке, его купили отец и мать, когда поженились. Была надпись – номер, и подписано «Россия». Потом кто-то сорвал. Около дома рос клён – такого же возраста, что и дом. Каждый год мы с братом брали из дерева вкусный сок.

В мае дерево осаждали майские жуки. Мы их ловили, сажали в коробки от спичек и слушали, как они жужжали.

Во дворе был сарай с большим кирпичным погребом, выложенным красивым красным кирпичом. В погребе были специальные выемки для бочек, скринок. Там мы хранили картофель, капусту, бураки, молоко, все продукты. Холодильников тогда не было. Так как погреб находился в сарае, то сверху хранилось сено и солома. Я и брат часто там играли и даже спали.

Яблоки-дички, собранные в лесу около дубняка (его сейчас уже нет, там были вековые дубы), мы подолгу держали на чердаке. Они там хорошо сохранялись.

Дом у нас был небольшой, но с просторной кухней. Были ещё чулан, зал и спальня. Общая площадь – 9 на 6,5 м. На кухне была большая русская печь – на ней могли спать 4-5 человек. Печь была очень тёплая, потому что в поду было много соли. Соль держала тепло.

Мама часто пекла хлеб. Пекли у нас в печи и мацу.

Я захаживал к бабушке Гите Крацер, которая жила в соседнем переулке. Она держала козу и угощала меня козьим молоком. Вкусное было молоко. Бабушку убили фашисты.

Была у нас корова – небольшая, красная, почти бесхвостая, с одним большим рогом и одним маленьким. Молоко было очень хорошее, высокой жирности. У нас все хотели покупать, но мама продавала мало молока. Мы сами ели молоко, творог, делали масло в маслобойке. Я любил пить сыворотку после сделанного масла. Любил и творог с молоком. Мама мне всегда делала и говорила: «Придёшь, будет на окне, возле твоей кровати».

Летом часто я приходил поздно. Это были 1940–41 гг. Мама закрывала дверь, а я через форточку в зале залезал в дом. Там же всегда стояли творог и молоко: я их съедал и ложился спать. После смерти отца я спал на кушетке в зале. Отец в зале спал на кровати.

Когда я был маленький, то спал в спальне – с сестрой и котом. Я любил кошек, они меня ласкали, мурлыкали под одеялом. Часто я оставался один, мама куда-то уходила, и я прятался под одеялом вместе с котом. Мне было страшно.

Когда умер отец, мама стала работать в ларьке. Была она малограмотная; не помню, чтобы она что-то читала. Но писать и считать она умела. В ларьке продавались хлеб, водка, ситро, булка, конфеты (только «подушечки»), печенье. Мама по доброте своей часто отпускала товары в долг. У неё была тетрадь, где она записывала, кто ей должен и сколько.

У неё было много безденежных клиентов, которые платили потом. Был такой здоровенный мужик Петро: приходил часто к ней за бутылкой, хлебом, поговорить. Мама была ещё молодая (но рано состарилась), приятная женщина, поговорить с ней любили.

Когда приходили люди с деньгами, она продавала. Нужно было выполнять план. А когда отпускала в кредит, особенно в рабочий день, говорила: «Петро, пить сегодня нельзя, работать надо». Так она многим говорила.

Бывало, что ей оставались должны и не отдавали, и в день получки нечего было получать, мама закладывала почти всю зарплату – 35-40 р. Она была очень доверчивой. Часто мы с братом приходили, и она угощала нас ситро с булкой. Чтобы не было накладно матери, мы брали несколько бутылок ситро, отливали от них и пили. Мама запрещала это делать, но мы делали.

У могилы матери (Минск, Восточное кладбище)

Трудно было жить без отца. Но слово «жид» я слышал только от Пашкевича. В школе, среди моих сверстников, я этого не слышал.

С братом Ефимом мы ловили рыбу. Я любил её ловить на удочку или топтухой: ловил пескаря, плотку, вьюна, леща. Я не любил стоять и удить в одном месте. Я шёл вдоль речки по течению, останавливался, где хорошо клевало, и шёл дальше, до парома, пристани. Рыбачил и купался. Часто брат брал меня с собой. Брали лодку-плоскодонку, ставили перемёт с живцами. Были хорошие уловы, но случалось, что перемёт уносила большая рыба или ещё кто-то.

Когда становилось очень трудно, мы с братом переезжали паромом на другой берег и заготавливали лозу для корзин. Сдавали, получали какой-то заработок.

То, что брат часто помогал Анте Пашкевич убирать сад, это благодаря дружбе Анти с мамой. Но иногда мы лазили по чужим садам. Однажды вечером после гулянки, часов в 10, я остановился на нашей улице около одного дома. Я приметил, что у хозяев хорошая груша, решил нарвать груш. Зашёл я в сад, залез на дерево, где они густо росли, нарвал целую пазуху и набил карманы, хотел слезть. И вдруг в калитке появляется хозяйский сын с девушкой. Они сели под деревом и стали влюбляться. Целовались, тискались, но, кажется, до секса не дошло.

Так продолжалось до ночи. Было уже за полночь, а они сидят, воркуют… Мне захотелось в туалет, я устал на дереве. Несколько раз шуршал, но они не обращали внимания, так были заняты. Они как-то встали, потом опять сели. Я уже проклинал эти груши. Но, наконец, они ушли. И я очень поздно явился домой, мама меня отругала. С тех пор я перестал наведываться в чужие сады. Это был урок.

Был и другой интересный случай. На окраине Паричей был еврейский колхоз «Кастрычнік» – русских, белорусов там работало мало. Председателем его был Фридкин Ехиел, племянник моей матери. И вот однажды мы (нас было ребят пять) решили сходить в колхозный сад. Сад с яблоками и грушами был огромный, занимал много гектаров. Шалаш сторожа находился в центре. У сторожа было ружье, заряженное солью, и собаки.

Мы зашли в сад со стороны деревни … (название в тексте пропущено – ред.), заранее выбрав тихое место, где от сторожа далеко и не так видно. Залезли на деревья, набрали яблок и двинулись домой. Шли недалеко от сада, рядом школа, водокачка. Решили остановиться попить водички и двинуться дальше. И вдруг появляется Герцл, обращается ко мне: «Откуда, ребята, где набрали яблоки?» Всё в шутку, хитро, вроде как ничего не случилось. «Хочешь попить?» Я говорю: «Да». – «Ну подойди, пей». Я стал пить воду, ребята отошли, вдруг он меня хватает за рубашку, вытряхивает яблоки, потом говорит: «Снимай рубашку, снимай штаны». Я остался в одних трусиках. Ребята разбежались. Он знал, что я заводила. Отпустил меня, а штаны, рубашку, яблоки забрал.

Долго я добирался домой вдоль речки, потом по улице. Пришёл домой, когда стемнело, чтобы никто не видел. Но многие всё-таки видели. Мне было очень стыдно, я был стеснительный. Назавтра мама со мной пошла к председателю. Он её выслушал, мне отдали штаны и рубашку. Я получил нагоняй.

Мы помогали маме, но работы было много – дом, сад, огород, корова, работа, свиньи. Она работала с утра до позднего вечера, у неё почти не было времени, чтобы погулять, посидеть. С отцом она прожила недолго, с 1922 по 1935 год – 13 лет. Потом сошлась с колхозником Гореликом, он был вдовцом. Мы – я и мама – жили у него в доме. У него был сын Симен и дочь Рива. Они где-то учились. Часто я слышал, как патефон играл песню «Рио-Рита», в доме устраивались танцы. Горелика я не любил. Он работал на лошади, и я в колхозе пас лошадей, катался на них без седла. Однажды чуть не упал, но ухватился за гриву, и лошадь остановилась.

Мать и отца я уважал независимо от их взаимоотношений. Я их любил, как любил и сестру, и брата. Хотя мы были с братом очень разные в жизни, иногда дрались, он меня бил, забирал интересные находки (я однажды в одном саду нашёл несколько золотых коронок, он забрал). Со мной он мало гулял, у него были свои друзья – он же старше меня на 6-7 лет. Мы были и идейно разные. Он коммунист, больше русский, чем еврей, хотя учился в хедере, хорошо писал и читал на идише. Я был настоящий еврей – никогда этого не стеснялся, наоборот, гордился, что родили меня отец Иче и мама Лана, а назвали Ехиел (Иехиэль).

Брат увлекался голубями. На чердаке нашего дома было окно, через которое голуби залетали на чердак. В сенцах на втором этаже было место, где голуби сидели, спали. Там же стояла кормушка. Голубей было много, мы даже ели их. Мама варила суп: он был вкусным, но мяса почти не находили, оно разваривалось.

Брат очень часто возился с птицами, они его слушались. Его интересовал полёт, голуби в нём и возбудили интерес к летательным аппаратам. У брата был голубь-индеец, как он его называл. Он выделялся среди всех голубей подвижностью, энергией. За ним шли все голуби, он был их вождём. Часто брат посылал «индейца» на задание, и тот приводил новую стаю.

Мы очень ценили голубя-индейца, часто забирали его в дом; зимой, когда было холодно, он жил в припечке вместе с кошкой. Летом он иногда тоже залетал в дом и жил в припечке, ему нравилось. Но однажды его не стало. Или его кошка съела, или куда-то улетел. Мы долго горевали, особенно брат.

Вскоре брат уехал учиться в Могилёв. Сначала училище окончил (ремесленное), занимался в аэроклубе. Затем учился в Конотопском военном лётном училище. Окончил в начале войны.

Идишу я научился дома от мамы, она хорошо знала язык и с папой на нём говорила. Соседи тоже говорили с мамой по-еврейски – не хуже, чем евреи. Почему? Потому что Паричи были до войны на 90% еврейским местечком, и все говорили по-еврейски – и поляки, и «кацапы». Селились компактно, «по национальности». Евреи – в центре, русские – около Высокого Полка, белорусы – на Мещанской улице.

В Паричах был костёл по ул. Мещанской (Советской), церковь около пристани. Были аптека и богатейшая библиотека. Две синагоги – кирпичная и деревянная.

М. Зверев с дочерью Ираидой (живёт в США) и друзьями

От ред. Ещё кое-что о паричских евреях можно прочесть здесь и здесь, у Якова Позина. А сейчас – слово супруге Михаила (Иехиэля) Исааковича Зверева, Бэле Шеповне Зверевой, жительнице Минска:

СПАСИБО за помощь Кисиной Ире – дочери Миши. Спасибо моему двоюродному брату Вайсману Аркадию и моей кузине Кокиной Ане, которые в 2008 г. дали возможность осуществить мечту моего мужа, увидеть Израиль.

Особенно большая благодарность Мишиной племяннице Валенчиц Миле, моей подруге Шерман Рае, нашим друзьям Досовицким Мише и Иде, Шнейдманам Изе и Фаине, которые до конца в самые трудные годы поддерживали морально и материально, что позволяло мне покупать первичные дорогостоящие лекарства, жизненно необходимые для Михаила Исааковича.

Опубликовано 23.10.2017  05:00

М. Зверев. Детство в Паричах (1)

От редактора

В июле 2017 года умер мой старый приятель Михаил Исаакович Зверев – о нём уже кратко рассказывалось на belisrael.info. За полтора месяца до смерти уроженцу местечка Паричи исполнилось 88, в последнее время он не выходил из дома, сильно болел. Обычно 9 мая после похода на «Яму» я навещал его, иногда с моим дядей Марком, и мы живо беседовали. В этом году разговора, по большому счёту, не вышло.

Когда в августе супруга М. И. попросила подготовить к публикации фрагменты из дневников, я не ожидал, что в тетрадях покойного найдётся нечто особенное. Помнил по встречам в клубе «Белые и чёрные», да и по собраниям в Минском объединении еврейской культуры, что ораторским искусством Миша (как его многие называли) не отличался, зачастую перескакивал с пятого на десятое.

В 2000-х годах я не раз просил М. И. что-нибудь написать для газеты «Анахну кан» и бюллетеня «Мы яшчэ тут!» Иногда он откликался на просьбы, но выходили только маленькие заметки, не отражавшие масштаб его личности. Ещё три месяца назад мне казалось, что дневник будет фрагментарным и неинтересным широкой публике.

Прочитав «тайные» рукописи Зверева, я изменил своё мнение. Несомненно, он был одарённым человеком: памятливым, наблюдательным, трудолюбивым. Даже его нехитрые, местами сумбурные дневниковые записи о родственниках, соседях, довоенном быте имеют нынче определённую историческую ценность. Добавлю, что автор их обладал, наряду с простодушием, чувством юмора и самокритичностью. В рассказе о довоенных Паричах мне то и дело слышались интонации Анатолия Кузнецова, ровесника автора, жившего в Киеве (oсобенно когда речь зашла о котах и голубях…) А некоторые наблюдения оказались бы, наверное, близки бобруйчанину Эфраиму Севеле, ещё одному человеку зверевского поколения.

В записях начала 1990-х годов Михаил Зверев сам объяснил, почему взялся за перо: «Дневник – самый верный друг мой… Вести дневник – это укреплять память, вспоминать свою прожитую жизнь, оставить память о себе детям, память о друзьях, родных, их жизни, о моих соучениках, о родине, о Паричах. Это моя жизнь, моё второе “я”. С возрастом тянет к родству, близким людям, к евреям. Это мой народ». Позднее о том же напишет Дина Рубина: «Похоже, мы вообще обречены на судьбинную причастность своему народу, даже когда сильно этого не хотим… И даже смеяться уже хочется только над своими. Наверное, старею…»

Почерк у М. И. был вполне разборчивый. Надеюсь набрать и опубликовать как минимум четыре фрагмента под условными названиями «Детство в Паричах» (в двух частях), «Выжить в войну» и «О еврейских делах». В 1990–2000-х годах автор дневника, неплохо знавший ситуацию в еврейских общественных организациях Минска, не скупился на критику в адрес их руководителей. С другой стороны, он отнюдь не был брюзгой и радовался успехам того же «Хэсэда».

К сожалению, Михаил Исаакович не оставил записи об эпизоде, который немало говорит о тогдашнем «вожде» белорусских евреев. Со слов г-жи Зверевой, когда в «Анахну кан» (№ 8, 2002) были опубликованы еврейские частушки, надиктованные её мужем, то ныне покойный Л. вызвал «фольклориста» и устроил ему выволочку: «Не могли евреи такое петь!»

   

Тогда же поизощрялся в газете «Авив» её постоянный автор Б-н, заместитель Л. по «главному еврейскому союзу». Правда, в том квазифельетоне жало критики было направлено уже не на Зверева, а на редакцию: «Cлово «дрындушкі» я, к стыду своему, до этого не слышал. Что такое «дрын» и что такое «душки» я по-отдельности знал, а вот вместе они у меня как-то не складывались… Я понимаю, что гэтыя дрындушкі, как пишет газетка, – «частка нашай гісторыі», но я всегда считал, что такие «часткі» – достояние особых изданий, посвященных неформальной лексике и нецензурируемой поэзии, и выносить их на страницы общественных изданий все же не стоит. Однако, когда я вспомнил, что выданне «незалежнае», то сразу успокоился: у ребят неприятностей не будет. Ну, может, читать их станут чуть поменее: уж больно туалетный запах в нос бьет» И т. д., и т. п.

Как бывший издатель «Анахну кан», я решил воспроизвести нашу публикацию 2002 г. (см. выше) и посвятить её памяти Михаила Исааковича, а заодно поддеть ханжу Б-на, чей фальшивый ужас перед словом «поц» не мешал ему публично восхищаться творчеством Игоря Губермана. По моим сведениям, «историк» Б-н поселился в Иерусалиме и за свои книжки, состряпанные по методикам российского министра Мединского (или наоборот, горе-доктор начитался Б-на?), до сих пор считается уважаемым человеком в «белорусском землячестве»…

Вряд ли Звереву было приятно в «главной еврейской газете» читать нападки, которые косвенно задевали и его. Пожилой и не очень здоровый человек, он зависел от Л., но, тем не менее, в 2005 г. воспроизвёл для моего бюллетеня «Мы яшчэ тут!» еще один образчик «низового» фольклора 1930-х гг. «Для верности» публикую заметку из № 11 в двух вариантах.

Почему паричский пожарный гонялся за пацанами? Здесь необходимо некоторое знание идиша. Тот, кто первым пришлёт на e-mail правильный и подробный ответ, получит презент от редакции народного израильско-белорусского сайта.

Как нетрудно догадаться, после выхода на пенсию Михаил Исаакович продолжал работать. Громких должностей не занимал (правда, в середине 1990-х чуть не стал редактором того самого «Авива»), но проявил себя как шахматный и шашечный организатор. Любил петь в хоре, снимался в кино. А в мае 2001 г., подписав письмо в защиту библиотеки, которую возглавляла уважаемая им Дина Звуловна Харик, он аттестовал себя так: «Общественный деятель еврейской культуры».

Теперь я ценю М. Зверева и как мемуариста. Предлагаю всем, кто интересуется нашим прошлым, почитать дневник – слегка причёсанный – и высказать своё мнение. Возможно, из фрагментов сложится целая книга; о ней мечтал сам автор.

В. Рубинчик, г. Минск

wrubinchyk[at]gmail.com

* * *

Михаил Зверев

Детство в Паричах (1)

Место моего рождения, Паричи, я помню с трех лет, а может, и ещё раньше. Почему? После рождения я спал сначала с мамой, а потом в «мултер» – корыте, подвешенном веревками к потолку на крюк, около печи на кухне. Меня часто раскачивали, и я засыпал. Но однажды я выпал и довольно сильно ушибся. Мне было около двух лет. Видимо, именно это падение с высоты 1,2-1,5 метра (я его помню) обострило мою память.

Старший брат Ефим (Хаим), которому тогда было лет 9, сказал, что я буду лётчиком или спортсменом, но он ошибся. Он, Хаим, стал лётчиком, а я – инженером.

В три года мама впервые повела меня в баню. Когда я вошел в женское отделение, то удивился. Я увидел много женских тел, голых, разных, удивительных. Я испугался, сильно застеснялся и встал к стене лицом. Мама стала меня мыть, тереть, но я был возбуждён – даже возмущён – и выскочил из моечного зала. Больше я с мамой туда не ходил. Смутно помню, как ходил в баню с отцом и братом.

В Паричах баня была большая, чистая. Тазов для мойки не было, все приносили свои тазики. Пар был мягкий, не очень влажный. Топили дровами. Парильщики знали, как делать пар, как поднимать температуру. Веники были для парилки берёзовые, постоянно рядом находился врач. Сейчас в банях нет врачей, поэтому можно подхватить разные болезни.

С детства меня интересовала женская красота и нагота – что-то символическое и благородное. Она интересует и сейчас, в 2001 году, хотя мне за 70.

В минской квартире с женой Бэлой

В раннем возрасте в моей душе было много романтики и драм. Например, играл в футбол на стадионе в колхозе «Октябрь», стоял вратарем. Мяч при ударе попал в большой палец, и палец вывихнулся. Полгода я не ходил в школу. Палец вставили, но было очень больно. Даже сейчас он напоминает о себе.

Однажды я бегал «с самолётом». Как это делается? Берёшь шесть пропеллеров, прикреплённых к перекладине, и бежишь, а пропеллеры вращаются. Это очень интересно. И вот я закружился и попал под лошадь – хорошо, что она была умная и остановилась, на меня не наступила. Всё обошлось. Мама испугалась, а я нет.

В детстве я тонул. Зимой я учился кататься на коньках, и вот решил посоревноваться с одним мальчиком. Надо было перебежать место около берега со слабым льдом. Я решил проскочить, но провалился. А там была полынь, глубоко… Хорошо, что у меня было большое пальто, полы легли на лёд, и я смог продержаться некоторое время. Мальчик проскочил, а я нет. Слышу голос девушки: «Держись». Она на животе приползла и вытянула меня. Я пришёл домой мокрый. Дома был переполох, но на печи я отогрелся.

У меня с раннего детства стала формироваться влюблённость. На улице Мещанской жили мещане. У них была дочь Лариса – очень красивая девушка, с плавной походкой. У неё была длинная коса. Я всегда заглядывался на нее. Мне нравилась соседская девочка Галя Лисовская, которая потом стала поэтессой. Вообще, я был влюбчивый. Помню, влюбился в девочку Полю, ей было 7-8, а мне 5-6 лет. Я часто приходил в её сад и помогал собирать яблоки.

До войны я окончил пять классов. Во время войны я не учился в школе, т. к. жил один с октября 1941 года до сентября 1944 года, когда нашёл маму в Дагестане, в городе Избер-Баш.

В семье нашей было трое детей: мой старший брат Ефим 1922 года рождения, сестра Мера 1927 г. р. и я, 1929 г. р. (возможно, 1928 г.).

Из жизни в Паричах 1935-36 гг. Однажды мы – брат Ефим, наша родственница из Речицы Дина Шапиро, я и ещё кто-то – пошли в лес по ягоды. Лес был за речкой Березиной, в сторону Щедрина. Переплыли речку на пароме и углубились в лес. Шли по дороге километра 3-4. Искали ягоды (землянику и чернику), которые попадались нечасто, потому что было много любителей их собирать. А я же очень любознательный, меня всё интересовало в лесу: не только ягоды, но и птицы, ящерицы, ёжики… Я увлекся и отошёл от группы. За мной и не следили, каждый был занят собиранием. Я тоже собирал ягоды, но больше увлекался природой. Приблизился вечер, в лесу потемнело. Я начал искать брата и всю группу, аукать, но никто не отвечал. Я понял, что остался один, испугался, забегал, закричал, но напрасно. Мои спутники ушли далеко.

Я успокоился. Мне уже было не до природы, и я задумался, как быть. Вспомнил, что солнце садится где-то за Паричами, за речкой. Думал, думал, и убедился, что не ошибаюсь. Компаса у меня не было, где север, юг, запад, восток, я представлял себе с трудом, но знал, что солнце садится именно там, за горизонтом. И я пошёл напрямик, не разбирая дорогу, через кустарники, грязь. Однажды провалился в болото до груди, но вылез. Там вились змеи, ужи, я испугался, и это мне придало силы. Я заплакал, но шёл, шёл не останавливаясь часа два, весь промок… Полил дождь, потом опять выглянуло солнце, а я упрямо шагал. И когда солнце стало садиться, я увидел Паричи. Я уже бежал, но не плакал. Я был рад, что, наконец, попал домой. Когда я вернулся, то все удивились: они, оказывается, меня долго искали, но не могли найти. Собирались назавтра снова идти искать. А я сам нашёлся (об этом много потом было разговоров) и в своих глазах был героем.

Брат Ефим был энергичным и очень изобретательным. Учился он неважно, окончил семь классов. Знал хорошо идиш – читал, писал и разговаривал. Его страстью были технические новшества, а также девушки из деревни Скалки. С друзьями часто ходил в деревню на блядки.

Он прожил 68 лет. Страсть к технике у него появилась очень рано. Где-то в 1935-36 году брат сконструировал ламповый приемник – единственный в Паричах. Мы слушали Польшу, Германию, Москву, даже Америку.

В финскую войну у нас реквизировали этот приемник – пришли из НКВД и забрали. Они узнали по антенне.

Ещё брат собирал деревянные педальные автомобили – легковые и грузовые – и катал ребят. Конструировал коробчатые змеи, и мы их запускали на болоте. Однажды посадили в змей кошку и высоко его запустили. Когда вернули назад, то кошка была перепугана до полусмерти. Долго цеплялась за змей, а потом убежала.

Главное же заключалось в том, что брат конструировал планеры и самолеты с двигателями. Он выписывал технические журналы, совершенствовал описанные там схемы и участвовал в соревнованиях. Занимал призовые места, за что получал обычно книги: «Войну и мир» Льва Толстого, сочинения Пушкина, Мопассана и др. О нём писали в газетах.

Однажды он получил приз – хорошие лыжи. Я любил кататься зимой, у меня были небольшие, плохонькие самодельные лыжи, так он подарил мне настоящие. Я очень увлёкся, прыгал с крутых трамплинов. У речки, недалеко от парома, добывали глину, там образовался карьер. У этого карьера трамплин достигал высоты в полтора-два метра; мы, пацаны, насыпали снег и прыгали. Многие ломали свои лыжи, а я научился классно прыгать. Лыжи были моим главным зимним хобби.

Но однажды моей радости пришел конец. Утром собираюсь покататься, иду в кладовку, сенцы – а лыж нет. Спрашиваю у брата – не знает, у мамы – не знает. Подумал, что кто-то пошутил. Наконец, убеждаюсь, что кто-то украл мои лыжи. Как я плакал, горевал! Лыжи в то время стоили дорого: я искал их, но тщетно. Спрашивал у русских ребят, детей мещан, но никто не мог ничего сказать. Горевал я долго, но потом сильно увлекся коньками.

Из трёх коньков ребята делали санки, прикрепляли парус и по речке катались. Это было увлекательно, но увлечение надолго не задержалось. Нужны были замёрзшая речка, хороший ровный лёд, сильный ветер.

Была в моей жизни и ещё одна детская драма. Я увлёкся собиранием марок. Рядом с нами стоял небольшой дом – на углу ул. Мещанской и Маяковского (бывшая 2-я Бобруйская), впритык к нашему. У соседей родные жили в Америке и часто присылали письма, даже посылки. Однажды я зашёл к соседям и увидел письма. Мне понравились марки, хотя о филателии я не имел никакого представления. Я попросил, они мне дали, и я начал собирать. Я узнал всех жителей Паричей, которые получали письма из Польши, Германии, США и других мест. Приходил к ним и просил марки, мне давали.

Я ходил по учреждениям, искал марки даже в мусорных ящиках. Потом почтовые марки появились в продаже. Я собирал бутылочки и сдавал в аптеку, а потом на эти деньги покупал в киоске марки.

Со мной стал собирать марки Бема Паперно. У него было дома много бутылочек, и я подговаривал Бему брать их. Мы их мыли, сдавали и на вырученные деньги пополняли свои запасы.

У меня появилась большая коллекция гашеных и негашеных марок. Я усердно занимался коллекционированием: если что-то начинал, то не бросал, как многие.

Брат Ефим подарил мне два тома «Войны и мира» Толстого. Я прочитал – а больше пролистал – оба тома, и решил заполнять книги марками. Заполнил два тома «Войны и мира» почти до конца. Часто просматривал марки, систематизировал их; очень было интересно, ребята мне завидовали. И вот однажды, в 1938 г., не стало этого «альбома»…

После того, как отец умер, мама пускала квартирантов. Сначала у нас жила Дина Шапиро, наша далёкая родственница, потом медсестра Соня. В гости к ней приходил юрист-защитник. Они целовались, и не только (я наблюдал в щёлку двери). Мне это было очень интересно потому, что уже в 6 лет я вместе с другими ребятами познакомился с «Декамероном» Бокаччо. Нам читали, а мы слушали. И вот у нас поселился военком с молодой женой. Ему было за 50 лет, а ей – не более 30. Они занимали зал и комнату – спальню. Военком напивался и устраивал дебоши, бил жену (особенно вечером и ночью). Мама мне говорила, что они не платят за квартиру, задолжали нам. Она требовала от квартирантов оплатить долг и съехать.

Однажды я пришёл из школы и не нашёл свою коллекцию марок, которой очень дорожил. Там были редкие марки Тувинской республики, экземпляры из США, Польши с изображением Пилсудского. Я искал, у всех спрашивал, но, как и лыжи, не нашёл. Кто мог взять? Только пьяница-военком. Денег у них с женой никогда не водилось, они сразу всё пропивали. Сейчас бы я заявил в милицию, но тогда это не поощрялось. Почти никто туда не обращался – люди боялись НКВД и милиции.

После пропажи коллекции у меня случился надлом, и я забросил коллекционирование, зато увлёкся техникой. Стал катать каток железный, конструировать пропеллеры. Построил самолет с шестью пропеллерами и бегал по улице, пока не попал под лошадь. В начале 1980-х годов я опять стал собирать марки, но уже не так серьёзно.

Я рано, до войны, завёл дневник, где собирал интересные вырезки и записывал выражения из прочтённых книг. С детства любил красоту и силу, спорт. Интересовался политикой, слушал последние известия.

Нашими самыми близкими соседями были Хадаровские, Клавдия и Антон. У них было четверо детей: Саша, Павлик, Витя и сестра (имя забыл). Антон работал на мельнице мельником, а Клавдия смотрела за домом. Она любила заглядывать в рюмку. Антон приносил муку из мельницы, а Клавдия пропивала. Муж бил её, но это не помогало.

Часто она приходила к нам – мама покупала у нее муку. Я дружил с Павликом и Сашей, а Витя был вредный парень.

Хорошие отношения у нас сложились и с Антей Пашкевич. Она была высокая, худая женщина, малограмотная. А вот муж её был грамотным, мастером на все руки, даже интеллигентом, но только в трезвом состоянии. Когда он напивался, то бродил по улице и ругался, кричал: «Ох, жиды!». Протрезвев, он не помнил о своих проделках, удивлялся, но затем продолжал хамить. Была у них дочь Лариса – симпатичная, хорошая девушка – и сын. Он погиб сразу после войны, подорвался на снаряде или неразорвавшейся гранате в своём саду.

Брат Ефим ежегодно помогал Пашкевичам снимать урожай яблок, груш. Мама дружила с Антей.

Друзья были у меня всегда, и в школе тоже. Например, Феликс: его отца, партработника, звали Калман, они приехали из Западной Беларуси. Их семья недолго прожила в Паричах. У нас завязалась настоящая дружба, хотя Феликс был «интеллигентик». С ним нельзя было бороться, у него была вывихнута рука.

Дружил я с Крамником Яшей, Струпинским Ициком. Он был почти немой. Плохо говорил, всё понимал, очень сообразительный и толковый. Их немцы убили.

М. Зверев – дома и на киносъёмках (снимки 1990-х гг.)

От нашей улицы и Мещанской сложилась команда, которая постоянно воевала с «кацапами». Они жили на противоположной стороне болота-луга. На этом лугу брат мой Ефим постоянно запускал шары, змея, планеры. А на праздники он запускал самолёты и планеры с пожарной вышки, которая находилась в центре местечка, у базара.

Однажды была у нас жёсткая баталия: с обеих сторон участвовало по 10-15 пацанов, снабжённых тачанками с рогатками. Мы бросали то небольшие камешки, а то и здоровенные камни и кирпичи. Мне в плечо стукнуло плоскостью кирпича так, что я и сейчас чувствую это место. Было много раненых, но никому не жаловались.

(продолжение следует)

Опубликовано 19.10.2017  13:11