Tag Archives: Владимир Лякин

В.Лякин. КРОВАВАЯ МЕТЕЛЬ НАД ВОЛКОВЫСКОМ (IV)

Окончание. Начало и продолжение здесь, здесь и здесь

Глава 11

День второй. Город в огне

Обе противоборствующие стороны провели ночь на занятых накануне позициях. Русские контролировали почти весь город и мосты на главной дороге. Саксонцы и французы занимали полосу равнины за городом, удерживали территорию кладбища на северной окраине Волковыска и каменные постройки еврейской корчмы в конце Виленской улицы. Мосты и броды за городом патрулировали обе стороны. Здесь сторожевые посты противников стояли так близко друг к другу, что ночью, как вспоминал очевидец, разводящий саксонского караула в темноте ошибся и вместо своего солдата сменил русского часового. Правда, заметив, что смененный направился не в ту сторону, его догнали и взяли в плен. Генерал Ш. Ренье вернулся из Бискупицы еще до рассвета и собрал своих старших командиров на короткое совещание. Нужно было любой ценой устоять на занятых позициях против новых массированных атак гораздо более сильного противника, продержаться ещё примерно 5-7 часов до подхода австрийцев.

«Утро 16-го ноября, – сообщает К. Функ, – подтвердило наши ожидания; насколько можно было видеть сквозь густой падающий снег, все больше русских войск спускалось через гребень возвышенности и скрывалось за холмами. У них было много пушек, и не оставалось сомнений, что саксонцы вскоре будут атакованы превосходящими силами. Утренний бой начался тем, что русские предприняли сильную атаку на трактир, и после упорной борьбы им удалось выбить оттуда наших. Затем они атаковали кладбище; Рейнье сам поспешил сюда, приказал второй дивизии продвигаться вперед в колоннах, а батальону легкой пехоты идти в атаку на постоялый двор. Наши стрелки пробились туда не без больших потерь, однако скоро снова были отброшены превосходящими силами врага. После долгого, с переменным успехом боя эта позиция

~ 131 ~

оставалась, по меньшей мере, спорной. Русские покинули каменные стены трактира, однако и не позволили занять их саксонцам. Два офицера (лейтенанты фон Бржески и Киндер) и многие солдаты полка легкой пехоты встретили на этом месте свою смерть».

Видя, что развить успех в этом направлении не удается, Ф.В. Остен-Сакен попытался сокрушить левое крыло вражеской боевой линии. Из составленных после боя рапортов известно, что в 9-м часу утра конники генерал-майора А.П. Мелиссино и поддерживавшая их пехота, перейдя по восточной мельничной плотине Волковыю, навалилась на левый фланг саксонцев. Встреченная пушечными залпами в упор, атака захлебнулась. Генерал-майор Г. Габленц немедленно организовал контратаку. Произошла сшибка двух кавалерийских масс, в ходе которой бывший впереди саксонский гусарский полк фон Энгеля понес серьезные потери, а его командир, получив несколько ран, рухнул с коня и едва избежал плена. Однако подоспевшие на помощь гусарам легкоконный полк фон Поленца, уланский полк принца Клеменса и конная батарея фон Рота отбросили русскую конницу обратно за речку. «Лубенцы три раза ходили в атаку левого крыла неприятеля, – гласит запись в их полковой истории, – но каждый раз саксонская многочисленная конница отражала их атаки и принуждала возвращаться за ручей у с. Заполье». Перед полуднем, как и накануне, бой несколько утих.

В записках К. Функа, лично наблюдавшего ожесточенные схватки больших масс кавалерии и пехоты, приведены некоторые подробности, отсутствующие в официальных донесениях. Например, он свидетельствует, что основные столкновения конницы были не севернее, а южнее Волковыи. «Рейнье приказал батальону Ангера выдвинуться для обороны мостов. Сам же поспешил к загородным мостам перед нашим левым флангом, где он ожидал главного удара. Конный авангард должен был перейти на ту сторону и выстроиться на плоской

~ 132 ~

возвышенности. Напротив нее показалась сильная колонна кавалерии, которая развернулась в боевой порядок и грозила обходом с флангов наших гусаров и полка Поленца. Полковник фон Энгель, который возглавлял авангард, смело поскакал со своими эскадронами навстречу врагу, и, не дав остановить себя предупреждением, что дальше сзади выстраивается второй строй врага, атаковал первый с такой решительностью, что враг повернул, увлекая в своем отступлении и резерв. Конная батарея мчалась за ними во весь опор, и как только наши войска прекратили преследование, стала стрелять картечью по бегущим. За несколько минут поле покрылось поверженными людьми и лошадьми, и противник даже не пытался снова собраться вместе. Этот блестящий бой, за который генерал Габленц был награжден командирским крестом саксонского военного ордена, произошел на глазах всего нашего лагеря. В это время снег прекратился, а покатая равнина, на которой происходил бой, давала возможность различать не только каждое движение, но даже и отдельных людей. Полковник Энгель получил в схватке 11 ранений, из которых, правда, ни одно не было смертельным. Наблюдая за этим боем, пехота забыла о своем собственном опасном положении. Благодаря смелости полковника Энгеля мы могли более не опасаться за наш левый фланг, и конный авангард смог занять свою предыдущую позицию по ту сторону мостов. Но мы видели все большее количество вражеских солдат, двигающихся в город и пропадающих там за домами; это был знак, что они готовятся к наступлению. Не стоило надеяться, что Сакен будет тянуть с ним до следующего дня, так как наше сопротивление показывало ему, что мы ждем поддержки австрийцев».

К полудню 4(16)  ноября,  после  некоторого  затишья, генерал-лейтенант Ф.В. Остен-Сакен вновь начал перегруппировку своих войск, намереваясь атаковать во второй половине дня уже правый фланг противника. С этой целью он спешно перебрасывал подкрепления находившемуся на том

~ 133 ~

участке генерал-майору П.К. Эссену. Часть корпусного резерва во главе с генерал-майором И.А. Ливеном была отправлена в помощь уже занимавшим город полкам.

В 2 часа пополудни из Слонима в обход русских позиций через Бискупицу к Ш. Ренье прибыл его другой посылавшийся в Слоним адъютант майор Шарле. Он сообщил, что основные силы австрийского корпуса уже на подходе и согласно предложенному плану примерно через час-полтора атакуют русских в Изабелине, а оттуда будут продвигаться к Волковыску. Сигналом начала этой атаки будут девять пушечных выстрелов, после чего в наступление перейдёт и Саксонский корпус. «Около 3-х часов дня, – читаем у К. Функа, – они (русские. – В.Л.) скопились против нашего правого фланга; Рейнье, которому передали это сообщение, прибыл ко второй дивизии и долго с кажущимся безразличием рассматривал врагов. Наконец он вытащил свои часы, отозвал генерал-лейтенанта Функа в сторону и приказал ему выстроить пехоту вместе с орудиями за краем возвышенности, зарядить пушки зажигательными снарядами и ждать, пока не услышит в районе Изабелина девять выстрелов из пушек с тремя перерывами. По этому знаку он со своими войсками должен был быстро продвинуться через край возвышенности и поджечь город; а как только он загорится, то следовало остановиться, забрать к себе застрельщиков с равнины и быть в резерве до того времени, пока французы, которые еще ничего не сделали к этому времени, бросятся в атаку, и с этого момента поднять крик: «Волковыск и победа!». При этих словах на его лице было своеобразное выражение, которое войска прекрасно знали и всегда считали хорошим предзнаменованием».

Русский командующий, намеревавшийся ввести противника в заблуждение относительно места намеченной очередной решительной атаки, приказал своим находящимся в городе войскам продолжить отвлекающие действия в районе кладбища, трактира и начала Виленского тракта. Подобные

~134~

демонстративные действия предприняли и стоявшие против левого фланга противника Старооскольский пехотный, 45-й и 29-й егерские полки. Их успешно сдерживали саксонская пехота, кавалерия и артиллерия, усиленные отправленным сюда из второй боевой линии полком французских «штрафников». Около трех часов дня собранная против правого крыла наполеоновской позиции русская артиллерия открыла беглый огонь, готовилась новая мощная атака. Штурмовые колонны корпуса генерал-майора П.К. Эссена уже с полчаса ожидали команды идти вперед, когда произошло событие, разом и кардинально изменившее весь ход Волковысского боя.

В четвертом часу дня откуда-то издалека, за правым флангом и тылом русских, донесся приглушенный расстоянием, но отчетливый гул серии пушечных выстрелов – условный сигнал, поданный К. Шварценбергом своим союзникам. Чуть ранее (и этим, наверное, объясняется задержка команды на атаку для войск П.К. Эссена) генерал-лейтенант Ф.В. Остен-Сакен получил донесение с аванпостов, что австрийцы уже на подходе. Кавалерийская бригада генерал-майора Ф. Фрелиха, выступив в 6 часов утра из Озерницы, по дороге сбила стоявшую заслоном у Зельвы казачью сотню, и, неотступно преследуя ее, ворвалась в переполненный русскими обозами Изабелин. Накануне в охране местечка были оставлены Серпуховский драгунский полк и донской казачий полк Горина 1-го (одна сотня выдвинута к Зельве). Но в первой половине дня 16-го ноября драгунов отозвали к главным силам корпуса. В итоге австрийцы легко рассеяли казачий заслон, захватили обозы и лазареты противника, взяли много пленных, после чего двинулись на Волковыск. Примерно на полпути между ними и спешно возвращавшимся по приказу генерала Ф.В. Остен-Сакена Серпуховским драгунским полком на тракте произошел встречный бой. Вначале драгуны опрокинули передовые вражеские эскадроны, но затем, отбивая непрерывные атаки

~ 135 ~

гусарских полков Кайзера и Бланкенштайна, были вынуждены отступать.

С нетерпением ожидавший подхода союзников Ш. Ренье немедленно произвел натиск на противника со своей стороны. Вот как описывает этот момент и последующие события находившийся в самой гуще боя генерал К. Функ. «Прозвучавшие, хотя еще довольно далеко, 9 пушечных выстрелов с тремя паузами показались странными, но огонь батареи и новый крик подействовали опьяняюще. Все кричали: «Австрийцы там! Да здравствует Шварценберг!» и войска с трудом могли удержаться, чтобы не броситься в долину. Скоро

У всех перед глазами открылось новое зрелище. Отчетливо можно было различить, как они (русские. – В.Л.) колебались – то продвигались вперед, то стояли на месте, адъютанты скакали туда и сюда, кавалерия, которая ранее грозила нашему правому флангу, стояла неподвижно. Меньше чем через полчаса огонь с новой силой заполыхал в трех местах в городе. Прежде чем густой дым успел скрыть местность, войска заметили, как толпы казаков, которые пропали из поля зрения с момента атаки, рассеялись во все стороны, и одновременно с ними по ту сторону города колонны быстрым шагом спешили снова взобраться на холмы. Поднимающееся пламя было знаком для французов; юные новобранцы взбирались на возвышенности с большим мужеством, но их атака провалилась, так как они стали слишком рано стрелять и теперь из-за сильного ответного огня русских егерей не могли перезарядить свое оружие. За несколько минут снег покрылся убитыми и умирающими, и кто не падал, спешил обратно на склон. Однако они снова быстро собрались и во второй раз бросились в атаку, и на этот раз, не сделав ни выстрела, прорвались до самых домов. Внутри города шла страшная резня; французы, разъяренные своими потерями, беспощадно закалывали штыками русских егерей. Напрасно эти превосходные войска пытались оказывать сопротивление; им не оказали помощи, и они были почти полностью уничтожены».

~ 136 ~

Потери в полках П. Дюрютта тоже были существенными: 14 офицеров и сотни солдат полегли в рукопашных схватках и перестрелках. К тому же немалое количество наполеоновских солдат, захваченных накануне в плен и запертых в постройках Волковыска, заживо там сгорели в огне уничтожившего город пожара. «Чтобы устроить решительную атаку, – продолжает К. Функ, – русский полководец собрал в городе такое количество войск, какое только могло поместиться на этой территории. Так как огонь грозил перекинуться на стоящие рядом с мостами здания, все бросились в эту сторону, чтобы его избежать. К счастью, в городе не было еще артиллерии, иначе взлетевший на воздух зарядный ящик или фургон с порохом уничтожил бы и друзей и врагов. Но пушки на дамбах не могли двигаться достаточно быстро, на мостах скопились толпы, сопротивление прекратилось, и французы не допускали промахов. Когда, наконец, пушки очистили проход, все в диком бегстве устремились через дамбы, и только в чистом поле казаки смогли прикрыть беспорядочное отступление своей пехоты. Чтобы нанести Сакену окончательное поражение, у нас снова не хватило кавалерии; наши 1000 лошадей были слишком утомлены, чтобы быстро двигаться, и Ренье должен был довольствоваться лишь наблюдением за бегством врага. Наступившая темнота озарялась лишь огнями Волковыска и вспышками отдельных выстрелов. Вероятно, никогда ранее такой успешный вначале для русских план с участием превосходных войск так страшно не проваливался, как в этой операции. Никогда боевой дух корпуса не проявлялся лучше, чем в той выносливости, с которой саксонцы вели неравный бой 38 часов подряд, ни разу не показав малодушия».

Тяжелейший для обеих сторон двухдневный бой к ночи затух сам собой. Саксонцы и французы, уже несколько дней толком не высыпавшиеся и не видевшие горячей пищи, просто не имели сил преследовать бежавшего противника. Если бы они сумели на исходе дня захватить мосты через р. Россу, корпус

~137~

Ф.В. Остен-Сакена оказался бы в западне. Прекрасно это осознавая, русский генерал действовал быстро и решительно. Он приказал кавалерии создать завесу прикрытия, а пехоте и артиллерии спешить в ночи к спасительным переправам у деревни Вага и фольварка Бланкитна. На беду, мост у Бланкитны под тяжестью артиллерии провалился, несколько орудий свалились в воду, переправа застопорилась. Ширина реки в этом месте была около 15 метров, глубина центральной части русла была с человеческий рост. Пионерная полурота подполковника П.Н. Гебенера совершила здесь такой же подвиг, что и французские понтонёры генерала Ж. Эбле девять дней спустя на Березине. Работая ночью по грудь в ледяной воде, периодически сменяясь, чтобы отогреться глотком водки у костра, русские солдаты за пару часов починили мост, и движение войск возобновилось. «Пока починяли мост, – записано в истории Самарского (Украинского) пехотного полка, – на левом берегу Россы показались войска, высланные Ренье из Волковиска. «Украинцы» готовились к отчаянному бою, но неприятель не решился атаковать наши отступавшие войска, и полк продолжил движение».

Смертельно уставшие французы и саксонцы, уже израсходовавшие свой последний наступательный порыв, слабо преследовали русский арьергард, составленный из Лубенского гусарского и трёх казачьих полков. Генерал А.П. Мелиссино успешно выполнил свою задачу, потеряв при отходе убитыми несколько кавалеристов, да еще «корнет Стефаний 1-й был отрезан и взят в плен с 22-я гусарами; лошадей убито и пропало 85». Австрийцы тоже не спешили, подойдя к Россе лишь на следующее утро, когда весь русский корпус был уже на другом берегу реки, а переправы догорали.

По официальным российским донесениям их потери в Волковысском бою составили 300 человек, из них треть убитыми. По немецким и французским источникам, противник потерял в Волковыске и при отступлении от него до 1,5 тыс.

~138~

человек убитыми и ранеными, 2,5 тыс. пленными (в их числе был и полковник И.П. Белокопытов, который, впрочем, вскоре сбежал). Косвенно значительные потери в русском корпусе подтверждаются составленными после боя строевыми рапортами Староингерманландского и Выборгского пехотных полков, показывающих убыль в строю за октябрь-ноябрь 1812 года до половины личного состава. В своих записках К. Функ сообщает, что лишь в нетронутой огнём части города они насчитали свыше 1,5 тыс. тел вражеских солдат, и в разных местах нашли около 1,7 тыс. раненых русских, «при этом в расчет не брались несчастные, которые, частью раненые, частью пьяные, сгорели в домах». По его утверждению, примерно столько же противник потерял в Изабелине, где были сосредоточены русские обозы и лазареты. Все это, включая генеральские экипажи и другое личное имущество старших начальников, стало добычей победителей. На следующий день «кавалеристы показывали руки, полные дукатов, и предлагали на продажу лошадей, украшения, ордена, турецкие шали и другие драгоценности». Еще более ценным приобретением для австрийцев были приведенные сюда из-за Дуная выносливые верблюды, которыми они охотно заменяли своих полумертвых от бескормицы обозных кляч. Несколько этих «кораблей пустыни» К. Шварценберг подарил при личной встрече Ш. Ренье.

Потери союзников при Волковыске были тоже весьма впечатляющими – около 2-х тысяч убитыми, пропавшими без вести, ранеными и пленными. В первой ночной схватке за город 7-й корпус уменьшился на несколько сотен человек (особенно пострадал полк Лекока). За два дня боев только убитыми и ранеными саксонцы потеряли 30 офицеров и более 600 рядовых, французы – 450 солдат, австрийцы – 200. И еще около 500 пленных русские увели с собой. Потерь же мирного населения тогда никто не считал, они станут известны много позже.

~139~

Глава 12

Горчица после обеда

Волковысский бой, явно проигранный русскими тактически, в масштабах всей кампании стал, однако, одним из слагаемых их общей победы. Идущий за армией П.В. Чичагова австрийский корпус, без сомнения, быстро взял бы обратно Минск с его огромными складами оружия, обмундирования, продовольствия, и к сражению на Березине подоспел бы, ударив русским в тыл. Но К. Шварценберг, который не мог допустить разгрома Саксонского корпуса, спешно вернулся к Волковыску. Накоротке посоветовавшись после боя, оба командующих приняли решение попытаться настигнуть и разбить русский корпус или, хотя бы, отбросить его на Волынь. Этим они вполне способствовали Ф.В. Остен-Сакену в решении его главной задачи по сковыванию в этом районе австрийских и саксонских сил.

Утром 16 ноября к Наполеону был направлен курьер с донесением о победе при Волковыске и сложившейся там оперативной обстановке. Император получил эти известия через несколько дней в местечке Толочин восточнее Березины. Находившийся в императорской свите граф А. де Коленкур вспоминал: «он тотчас же пожелал верить и поверил, что австрийцы, предупрежденные министром герцогом Бассано и вдохновленные примером его гения, воспользовались счастливым случаем, чтобы подойти к нам, и их маневры выручат нас и даже дадут нам некоторые шансы на успех, из которого он сумеет извлечь большие результаты». Перед началом сражения на Березине в полках было объявлено о победе над русскими при Волковыске и скором подходе свежих подкреплений, австрийского и саксонского корпусов.

Последнее утверждение было лишь пропагандистским приемом Наполеона с целью поднять моральный дух сильно поредевшего и оголодавшего воинства «Великой армии». А

~140~

войска Ш. Ренье и К. Шварценберга в этот момент двигались в противоположном направлении, преследуя русских от Волковыска до Свислочи, Рудни и затем Брест-Литовска. «Он (Ренье. – В.Л.) не смог догнать русских из-за недостатка кавалерии, – пишет К. Функ, – но договорился с князем Шварценбергом загородить им переход у Рудни на переправе через Нарев. Туда направились полк принца Фридриха Августа и стрелковый батальон из дивизии Ле Кока, которые вместе с частью кавалерии заняли вход на дамбу. К ним на поддержку должна была подойти австрийская дивизия. Она прибыла еще до появления русского авангарда, но вместо того, чтобы продвигаться к самой дамбе, генерал Фрелих задержался до 10 часов утра, чтобы сперва приготовить обед. Противник подошел уже в 8 часов по дороге из Свислочи, и саксонцы одни не смогли их задержать. Когда бой закончился, появился и генерал Фрелих, но огонь его артиллерии не помешал врагу разрушать за собой мосты. Наш марш почти на каждом шагу тормозился из-за разрушенных русскими войсками мостов и дамб; часто войска должны были задерживаться на несколько часов, чтобы дать время саперам на ремонт дорог. И хотя эти работы шли с утра до ночи, за несколько дней мы не прошли и нескольких миль. В совершенно истощенной и опустошенной местности войска терпели недостаток во всем; замерзший картофель был почти единственной пищей солдат, а для пленников не было совсем ничего. Их количество, возрастающее с каждым днем, давало представление о степени распада войск Сакена. Их задерживали без боя в лесах и деревнях; конная разведка присылала их толпами, и вторая дивизия, которая шла в авангарде, уже в первые дни набрала их более чем семь сотен, а вскоре число их выросло до 2 500. Их передавали в штаб-квартиру, но и там не знали, что с ними делать; их не охраняли, и они добровольно сопровождали наши колонны, так как иногда из сочувствия солдаты давали им немного плохих продуктов. Те из них, кто не погиб, впоследствии убегали, особенно когда мы

~ 141 ~

достигли менее истощенных местностей, где у жителей еще можно было найти кое-какое пропитание».

Наблюдения,  очевидно,  правдивые,  но  в  целом  корпус Ф.В. Остен-Сакена отступал организовано, не был деморализован и оказывал жесткое сопротивление при каждом удобном случае. Ротмистр И.Д. Бурский, составивший в начале 20 века историю Лубенского гусарского полка, осветил один из таких эпизодов, имевший место у с. Великие Хриники на краю Беловежской пущи. «Получив подкрепление их двух пехотных полков, Мелиссино перешел в решительное наступление. Неприятель был выбит из леса и дефиле и потерял 300 человек пленными, не считая массы убитых и раненых. За это славное дело Мелиссино был награжден саблей, украшенной алмазами, а штаб-ротмистры Шетохин, Диль и Калицкий, поручики Коченовский, Плещанский и Пиленко, корнеты Шульц, Европеус и Стефаний 2-й получили Монаршее благоволение». Известен относящийся к тем дням случай, когда кавалерист русского арьергарда, оказавшись рядом со штабом Ш. Ренье, внезапно бросился прямо на командующего, разметал его адъютантов, но был зарублен подоспевшей охраной.

Потери русского корпуса при отходе были все же очень велики. «Боевая сила 4-эскадронного полка, – читаем в боевой летописи Смоленцев, – при 16-рядном составе взвода была признана недостаточною, ибо потери от боевой убыли, а еще более от тех лишений, которым мы подвергались не менее французов, довели наши полки до такого расстройства, что многие из них пришлось переранжировать в 3-х и даже 2-х эскадронный состав. Да и то при 12 или 10 рядах во взводе. Случалось и так, что взводы набирали только рядов 6-7. Иные полки регулярной конницы состояли из 60 человек; полк, имевший налицо от 120 до 150 человек, считался сильным. Громадная убыль произошла от сражений, беспрестанных сшибок, биваков на морозе, превышающем 25 градусов. Кто был в полушубке, кто в тулупе, кто в кеньгах (кожаный башмак с

~ 142 ~

меховым подбоем. – В.Л.), кто в валенках; у большей части лица были обернуты тряпками, так что, положив оружие, люди не походили на солдат. Офицеры были одеты только несколько лучше. Часто спешивались, потому что от холода нельзя было долго удержаться на лошади: кто садился, должен был скоро соскакивать и несколько вёрст бежать, чтобы согреться. Многие заболевали. Отмораживали себе члены и оставались позади. Каждый день, сопряженный с тяжелым и большим переходом по голодному, разоренному краю, при жестокой стуже, стоил нам нескольких человек и лошадей, убыль которых надо было считать безвозвратною».

Преследуемые превосходящими силами союзников, русские в очередной раз оставили Брест-Литовск, отступив на Любомль и Ковель. 13(25) ноября в находящуюся в г. Кобрине Главную квартиру генерала К. Шварценберга была доставлена депеша с повторным приказом Наполеона взять Минск и присоединиться к главным силам «Великой армии». Оставив Саксонский корпус наедине с ослабленным, но по-прежнему грозным врагом, австрийцы ушли трактом на Пружаны, Ружаны и Слоним. Выждав еще несколько дней, за ними потянулся и корпус генерала Ш. Ренье. Но они уже безнадёжно опоздали.

«Действия Сакена, – пишет участник той войны русский военный историк Д.П. Бутурлин, – говорят сами за себя: будучи оставлен против неприятеля, имевшего почти двойныя силы, он вполне выказал способности самостоятельного военачальника, настойчиво преследовал Ренье, заставил возвращаться Шварценберга, угрожавшего Дунайской армии нападением с тыла, умел уклониться от поражения, будучи обойден с фланга значительными силами австрийского корпус, и отвлек неприятеля на значительное расстояние, не теряя его из вида, но избежав решительного боя с превосходною в числе австро-саксонскою армиею». Впоследствии старый полководец с полным основанием заявлял: «это была горчица после обеда.

~143~

Моя задача была выполнена с большой пользой для общего дела».

Далее Слонима союзники уже не продвинулись. Ситуация на театре военных действий стремительно менялась, и к началу зимы постигшая наполеоновскую армию катастрофа стала уже очевидным фактом. С другой стороны, в Вильно и Ковно еще стояли сильные гарнизоны, было достаточно артиллерии, большие склады были заполнены боезапасом, обмундированием и продовольствием. Сформированная той осенью последняя армия ВКЛ и еще сохранившие боеспособность, находившиеся всю кампанию на белорусских землях пять корпусов «Великой армии» имели реальные шансы остановить поредевшую, и тоже сильно пострадавшую от жестоких морозов, русскую армию. Так, возможно, и стало бы, останься Наполеон тут на «зимних квартирах». Но произошло, что произошло.

1(13) декабря в Слоним с большим трудом сквозь казачью «завесу» из Вильно добрался ранее посланный в Главную квартиру «Великой армии» адъютант генерала Ш. Ренье. Он сообщил К. Шварценбергу об отъезде императора во Францию и передал устный приказ маршала И. Мюрата отступать для прикрытия Варшавы. Австрийский генерал, серьезно опасавшийся попасть под удар уже главных сил русской армии, на следующее утро начал отступление к Белостоку. И день спустя копошившиеся на пепелищах уцелевшие жители Волковыска в очередной раз увидели проходившие мимо армейские колонны. Стоявшие у Ружан и Волковыска саксонцы прикрывали их уход, а затем и сами потянулись 13(25) декабря на запад, к Волчину и Высоко-Литовску. На следующий день под обстрелом наседавших казаков из Волковыска ушел их арьергард. В очередной раз жители города увидят здесь чужеземных (и опять немецких) солдат лишь век спустя.

~144~

Глава 13

Ветер времени

Последствия ноябрьского двухдневного боя были для Волковыска поистине ужасающими. Из рапорта здешнего городничего, затребованного Гродненским губернским начальством в 1836 году, известно, что «в городе находилось всех домов 231, из коих сожжено 152, разорено 31, осталось 48, причинено убытка на 209 759 руб. и 35 коп. серебром». Погибла или пропала без вести почти треть горожан: по собранным в 1813 году сведениям их осталось всего 702 человека (340 мужского и 362 женского пола).

Как уцелевшие жители Волковыска встречали возвратившуюся русскую армию, сведений не сохранилось. Примерное представление об этом может дать рассказ краеведа Е.Ф. Орловского о вступлении в Гродно отряда полковника Д.В. Давыдова. «Чуть не все евреи г. Гродны с громкими криками радости и удовольствия сопровождали знаменитого партизана 1812 года, который следовал под свадебным еврейским балдахином. Затем все жители города Гродны барабанным боем были созваны на площадь. Д.В. Давыдов велел им снести все оружие на квартиру нового полицмейстера, подполковника Храповицкого. Немедленно был уничтожен столб, воздвигнутый в Гродне, на Парадной площади, по случаю занятия Наполеоном Москвы. В разных местах города запылали разведенные казаками костры; туда же полетели в огонь аллегорические световые картины и сочинения, глумившиеся над русскими войсками по случаю оставления Москвы. Самая замечательная картина находилась на балконе аптекаря; она изображала орла французского и белого орла польского, раздирающих на части двуглавого орла русского. Давыдов велел аптекарю изготовить вместо этой картины новую, изображающую орлов Франции и Польши, улетающих от орла русского. Отыскали ксендза, который более других своих

~145~

собратьев восхвалял Наполеона; Давыдов приказал ему сочинить и произнести речь, в которой предавался проклятию Наполеон и прославлялся император Александр I и фельдмаршал Кутузов-Смоленский. По городу заходили военные патрули; на улицах запрещено было собираться более чем по пяти человек. Настроение населения было враждебное; на польских жителей города Гродны, преданных Наполеону, невозможно было положиться, почему Давыдов управление г. Гродною передал еврейскому кагалу, чем еще больше увеличил негодование поляков».

Наверное, нечто подобное, хотя и в гораздо меньших масштабах, происходило тогда и в Волковыске, что в отличие от губернского центра, лежал тогда в руинах. Как сказано в том же рапорте городничего, «разорённым пособия не было», и погорельцы обустраивались, как могли. Из уцелевшего здания плебании вынесли всю мебель, сняли двери, окна со ставнями, с печей отодрали изразцы, а потом и вовсе разобрали их на кирпичи. Та же участь постигла и приходской костел, оставшийся с голыми стенами.

Обессиленная, ограбленная и униженная волковысская шляхта, озлобленная на вновь взявших верх пришельцев с востока, обратила свою ненависть и на их помощников, местных евреев. В начале марта 1813 года временно исполнявший должность Гродненского гражданского губернатора действительный статский советник М.Ф. Андржейкович получил донесение от Волковысского кагала, что в городе ходят слухи о готовящемся мятеже. Здешний шляхтич Д. Плонский приватно сообщил своему знакомому лавочнику Герцелю: «Я слышал достоверно, что для вас и россиян дело весьма худо. Будут резать евреев и россиян, и поставлена цена за резание россиянина 4, а за еврея 6 злотых, а ножи приготовленные находятся у шляхтича Бринка и у ксендза каноника Волковысского». Другой шляхтич Ф. Янушкевич, поругавшись с еврейкой-торговкой на рынке, заявил ей: «Вы думаете, что

146 ~

государь будет строить для вас фольварки. Нет. Скорее мы будем строить для вас виселицы». Чиновник отнесся к полученному сообщению серьезно и дал задание разобраться по его существу Гродненскому коменданту полковнику М.О. Кленовскому. Комендант поручил следствие одному из своих офицеров и Волковысскому земскому исправнику Порадовскому. Те установили, что в городе и повете, особенно среди еврейского населения, действительно циркулируют упорные слухи, что «их на праздник Пасхи вырежут, отчего происходит великое уныние и страх». За угрозы и антиправительственную пропаганду под стражу взяли трех упомянутых шляхтичей, жену писаря Волковысской городской ратуши А. Плущевскую, а также еще 8 мещан и крестьян. Допросы и обыски, впрочем, ничего не дали, спрятанного оружия тоже не нашли, в общем «никаких заговоров, ни оснований к мятежу не обнаружилось». Попутно, однако, в повете удалось раскрыть несколько убийств и других уголовных преступлений, виновные в которых были казнены или подвергнуты телесным наказаниям.

Местные жители христианского вероисповедания сочувственно относились к уцелевшим, тайно пробиравшимся на родину французам. «Прошел 1812-й год; – читаем в воспоминаниях О.А. Пржецлавского, – взволнованные умы в нашем крае успокоились; исчезли, как сон, несбыточные мечты, все вошло в обычную колею. С самой весны 1813 г. стали появляться в помещичьих дворах по одному, а иногда по нескольку бродячих Французских солдат и офицеров тренаров (франц. – «отставшие»), уцелевших от разгрома большой армии. …Запрещено было давать пристанище Французским тренарам, а велено доставлять их к ближайшим воинским командам. Этого, разумеется, никто не делал, да и власть смотрела сквозь пальцы на неисполнение приказания и забирала только тех, которые сами попадались ей в руки. Деревня наша была на самом Слонимско-Новогрудском тракте; тренары из-

~147~

под Березины путешествовали большею частью по ночам, чрез леса, ориентируясь по звездам. Много их перебывало у нас в усадьбе; но мы, дети, редко их видывали. От матушки было приказано управляющему принимать их в довольно отдаленном от господского дома флигеле, где жили он, приказчик и лесничий, и, накормив бедных представителей бывшего Наполеоновского величия, давши им на дорогу провизий и по нескольку злотых, отправлять в дальнейший путь».

По причине полного уничтожения «присутственных мест» в Волковыске негде было разместить вернувшихся из эвакуации чиновников царской администрации, в связи с чем управление поветом на некоторое время перенесли в местечко Изабелин. Обратились в пепел костельный и все другие еще остававшиеся в городе архивы, частично пропали и те, что смогли эвакуировать в начале войны. Поистине невосполнимой стала пропажа городских метрических книг за 1805 – 1812 годы.

В масштабах Волковысского повета за войну людские потери составили 3 683 человека, материальные – 1 063 323 рубля и 29,4 копейки серебром. Огромный ущерб причинила эпидемия «гнилой горячки» (тифа), вспыхнувшая ранней весной 1813 года, когда из-под стаявшего снега показалось великое множество неубранных останков погибших людей, трупов лошадей и других животных. По записанному в середине 30-х годов 19 века свидетельству бывшего волковысского бургомистра М. Лёвки в городе тогда было собрано и предано земле «700 человеческих тел и 130 скотских трупов».

После восстановления на Гродненщине российской власти и ухода войск на запад, гражданская власть была передана «Временной губернской комиссии», а весной 1813 года, после возвращения на свои места эвакуированной ранее администрации, возобновилась деятельность всех губернских и поветовых учреждений. Впрочем, военное положение, дававшее властям чрезвычайные полномочия, сохранялось тут еще на протяжении двух лет. Даже в этой сплошной зоне бедствия у

~ 148 ~

полностью ограбленного обеими воевавшими сторонами населения для пополнения воинских запасных магазинов насильно изымались чудом сбереженные остатки зерна и фуража. Из-за этого, а также огромных потерь тяглового скота, в 1813 году было обработано лишь около половины прежних посевных площадей. Повезло, что урожаи этого и последующих годов были довольно хорошими. Но если бы не картофель, именно с тех пор ставший «вторым хлебом» для белорусов, массового «голодомора» тогда вряд ли удалось бы избежать. Наконец, до властей дошло, что взять тут уже решительно нечего, и царским указом от 30 августа 1814 года крестьяне западных губерний Российской империи были освобождены от недоимок за два предыдущих года.

Положение полностью разоренного населения было крайне тяжелым. К тому же, повет наводнили пришлые люди, согнанные войной из прежних мест обитания, скитавшиеся «меж двор» в поисках крова и пропитания. Из воспоминаний владельца небольшого фольварка в Волковысском повете Ф. Карпинского знаем, что среди них были не только мещане и селяне. «И видя часто, – пишет он, – идущих с одной рукой, либо искалеченными другими способами, просящих кусок хлеба нищенствующих бедных солдат московских, которым злодеи, чиновники при магазинах, не давали продовольствия даже в их инвалидности, не раз думал об этом со слезами». Имеются в виду, скорее всего, возвращавшиеся домой списанные из российских полков калеки. Когда отгремели последние залпы кровопролитных наполеоновских войн, большинство набранных с Беларуси в царскую армию рекрутов уже полегли в боях, умерли от истощения и болезней.

Немало тяжелых, драматических испытаний выпало и на долю уроженцев Волковыска и повета, призванных на службу в армию и жандармерию восстановленного Наполеоном Великого Княжества Литовского. В октябре 1812 года 20-й пехотный полк А. Биспинга был переведен из Гродно в гарнизон Вильно.

~149~

Вместе с другими частями отступавшей «Великой армии» он ушел оттуда 10 декабря, 14-го перешел Нёман, 30-го стал на квартирах в пригороде Варшавы. К тому времени в строю было 937 офицеров, унтер-офицеров и рядовых. В январе 1813 года по распоряжению Наполеона 18-й, 20-й и 21-й пехотные полки ВКЛ были взяты (с сохранением их обмундирования и номеров) на французское содержание и отправлены в гарнизон крепости Модлин севернее польской столицы.

Осада русскими войсками этой мощной цитадели продолжалась почти год, но 25 декабря, в соответствии с подписанными условиями, она открыла свои ворота перед победителями. В плен сдалось 2511 французских, немецких, польских и литвинских солдат. К тому времени частью погибла,

С частью умерла от болезней треть полка А. Биспинга, в живых оставались сам полковник, 47 офицеров, 463 подофицеров и рядовых. Однако Александр I не утвердил оговоренные условия капитуляции. Офицеры и солдаты полков ВКЛ не были отпущены, подобно полякам, по домам, а объявлены «изменниками» и военнопленными. Имения А. Биспинга, как и других поддержавших Наполеона владельцев недвижимости на Беларуси, были секвестированы. Бывшие солдаты ВКЛ были насильно распределены для службы по разным русским гарнизонам на Кавказе. Их начали отпускать лишь через несколько месяцев после окончания войны. Составленный 14 ноября 1814 года в Варшаве реестр бывших полков Герцогства Варшавского и Великого Княжества Литовского показывает, что к этому времени в живых из полка А. Биспинга остались и вернулись на родину лишь 128 человек (28 офицеров, 32 подофицера, 68 рядовых).

19-й уланский полк ВКЛ К. Раецкого, насчитывавший 708 сабель, вместе с 17-м уланским полком свели в начале 1813 года во временную кавалерийскую бригаду под командованием генерала Р. Гедройца. После короткого отдыха белорусских улан, остававшихся верными Наполеону, направили к

~ 150 ~

м. Серакув в западной Польше (немецкое название – Цирке). Там и начался их славный боевой путь, завершившийся весной 1814 года уже на территории Дании. Из датированного 29-м июня 1814 года рапорта генерала Я. Домбровского брату царя Великому князю Константину известно, что эти полки после своего возвращения в Польшу дислоцировались в Седлецком департаменте, к востоку от Варшавы. Оттуда остатки полка К. Раецкого отправили в Плоцкий департамент, где и расформировали в начале 1815 года. Домой на Беларусь вернулась лишь горсть уцелевших к тому времени кавалеристов – 5 офицеров, 4 подофицера и 18 рядовых.

Рота волковысских жандармов (или ее часть) при появлении в повете передовых частей русской армии ушла в Гродно, где влилась в состав отряда начальника департаментской жандармерии полковника князя М. Радзивилла. При подходе противника к городу он увел своих людей (223 кавалериста) к Варшаве. В январе 1813 года они были направлены в Познань. Там 60 литвинских жандармов на лучших конях включили в состав гвардейского 3-го полка шеволежеров-улан, откуда они в апреле при расформировании полка перешли в гвардейский 1-й полк шеволежеров-улан. Остальные под командованием полковника М. Радзивилла составили эскорт итальянского вице-короля Е. Богарне и отступали с ним до Лейпцига. В июле 1813 года это небольшое подразделение было включено в состав польского 16-го уланского полка. Известно, что из тех уроженцев Беларуси, кто в конце 1812 года с оружием в руках покидал Отечество, два с половиной года спустя обратно возвратился только каждый восьмой-десятый. Их оставили дослуживать установленный 6-летний срок в Литовском отдельном корпусе входившего в состав Российской империи Царства Польского.

Дальнейшие судьбы главных участников Волковысского боя сложились по-разному. Ранее, чем у других, оборвалась яркая жизнь красавца и храбреца генерал-майора

~151~

А.П. Мелиссино. Весной 1813 года его Лубенский гусарский полк успешно прикрывал отступление русской армии от Лютцена к Дрездену. В сражении при Бауцене он был на левом фланге позиции союзников, и при их вынужденном отходе дважды сдерживал контратаками французских кирасир. 14 августа 1813 года в бою у селения Левенберг около Дрездена генерал лично повел своих бойцов в атаку на каре французской гвардии, врубился в него одним из первых, и был сражен тремя пулями в упор. Гусары подобрали изувеченное тело своего командира и при отступлении предали его земле у городка Теплиц в Богемии (ныне г. Теплице в Чехии). Могила А.П. Мелиссино не сохранилась. Его вдова, княжна Р.М. Кантакузен, устроила в своем имении Пугляи Горецкого уезда Могилевской губернии (ныне деревня в Оршанском районе Витебской области) символическое захоронение-памятник прославленному герою. Этот импровизированный мемориал находился в сельской церкви, и там, в специальном ящике, хранились награды и мундир генерала, конское седло и уздечка. В конце 19 века ветхое здание церкви разобрали, построили новое, куда и перенесли вещи А.П. Мелиссино. Все они, как и память о прославленном кавалеристе, сгинули в послереволюционной смуте. Здание бывшей церкви ныне используется для хозяйственных нужд.

Лишь на пару месяцев пережил своего достойного противника другой участник Волковысского боя – командир 2-й бригады французской 32-й пехотной дивизии («штрафники острова Вальхерен») А. Мори. Летом 1813 года за военные заслуги он получил к своему 50-летию титул барона Империи и был произведен в бригадные генералы. Но он, вероятно, даже не успел пошить себе парадный генеральский мундир, погиб 18 октября 1813 года в битве при Лейпциге.

Дивизионный генерал Ш. Ренье из Беларуси увел своих солдат в Польшу, однако 13 февраля 1813 года был настигнут у города Калиш русским корпусом генерал-лейтенанта

~152~

Ф.Ф. Винцегероде. В завязавшемся сражении саксонцы и французы понесли значительный урон, но все же смогли отбиться и уйти на запад. Пополнив свой 7-й корпус свежими подкреплениями, Ш. Ренье командовал им в победных для наполеоновских войск сражениях при Бауцене, Рейхенбахе, и позже в неудачных – при Гросберене и Денневице. В знаменитой «битве народов» под Лейпцигом часть Саксонского корпуса перешла к союзникам, а его командир с другой частью своих войск был заперт в городе и 19 октября попал в плен. Ослабший и морально угнетенный, он сильно заболел и был отпущен победителями домой. Прибыв в столицу Франции, прожил совсем недолго, скончался 27 февраля 1814 года. Имя Ш. Ренье в числе других прославленных полководцев Наполеона запечатлено на Триумфальной арке в Париже.

Командир 1-й бригады французской 32-й пехотной дивизии («штрафники острова Белль») генерал П. Дево в 1813 году за воинские заслуги стал кавалером ордена Воссоединения и был пожалован титулом барона Империи. В январе 1814 года при капитуляции гарнизона крепости Торгау попал в плен, вернулся во Францию уже после завершения военных действий и во время 1-й реставрации Бурбонов остался без назначения. Наполеон в период «Ста дней» дал ему должность в Национальной гвардии, но вернувшиеся вскоре Бурбоны отправили старого вояку в отставку. Оставшись почти без средств к существованию, израненный и больной, с расстроенной психикой, он закончил свою жизнь в 1819 году в парижской лечебнице для душевнобольных.

Жарри Этьен Анатоль Жедеон (1764 – 1819)

Более счастливой, но не более долгой, была жизнь командира 3-й бригады («штрафники острова Ил-де-Ре») той же дивизии генерал Э. Жарри. В 1813 году он получил ранение в бою у саксонского города Фрейбурга, но остался в строю. После окончания войны был комендантом в департаменте Юра. Во время «Ста дней» император Наполеон оставил его в этой должности, но вернувшиеся вскоре к власти роялисты

~ 153 ~

отправили генерала в отставку. Барон поселился в городке Сен-Ламен департамента Юра, где и скончался в 1819 году от полученных на войне ран в возрасте 55 лет.

Генерал-майор М.Л. Булатов в заграничном походе русской армии был со своим корпусом при осаде Ченстохова и в сражении под Дрезденом. Закончил свой боевой путь у стен Гамбурга, получив при долгой осаде этого города ещё два тяжелых ранения. После войны командовал войсками, дислоцированными в Бессарабии, где получил эполеты генерал-лейтенанта. Последняя должность, которую исполнял заслуженный, имевший 28 ран (!) воин – губернатор в Омске. Там он скончался и был похоронен в 1825 году. Наверное, к счастью, что не дожил несколько месяцев до ареста и лишения офицерского чина и боевых наград своего любимого старшего сына Александра, «декабриста».

В кампанию 1813 года дивизия П. Дюрютта продолжила воевать в составе Саксонского корпуса и, жертвуя собой, отличилась даже в неудачном для них сражении под Калишем. Дивизионный генерал вновь блестяще проявил свои способности в ряде сражений на германской земле, особенно при Лютцене, где организовал внезапную для противника контратаку, весьма способствовавшую очередной победе Наполеона. Но в решительной битве при Лейпциге сражавшиеся с П. Дюрюттом в одном строю саксонцы изменили, перешли к союзникам. Генерал все же спас большую часть своей дивизии, которая успешно прикрывала отступление на запад разбитой «Великой армии». За это император, до того особо его не отмечавший, наградил храбреца графским титулом. В кампанию 1814 года П. Дюрютт долго и успешно оборонял важную крепость Мец, отвергнув все предложения противника о сдаче. Когда весть о героическом гарнизоне и его отважном командире дошла до Наполеона, уже отрекшегося от трона, тот воскликнул: «Вот человек, которому я ничего не сделал и который так много сделал для меня!». Солдаты П. Дюрютта, превратившиеся к

~ 154 ~

тому времени из «штрафников» в закаленных битвами ветеранов, так и не сложили оружия перед пришельцами, лишь поменяли знамя, т.к. король Людовик ХVIII оставил генерала комендантом крепости и назначил его командующим 3-м военным округом. Население Меца, оценившее героическое поведение П. Дюрютта, поднесло ему почётную шпагу. Когда пришло известие, что император покинул о. Эльба и прибыл в Париж, генерал публично заявил: «Появление Наполеона в нынешних условиях – несчастье для страны, ей грозит новое вторжение. Но наш долг состоит в том, чтобы сражаться, победить или умереть». Командуя 4-й пехотной дивизией, П. Дюрютт отважно бился при Ватерлоо, имея наибольший успех из всех частей 1-го армейского корпуса. К прежним его ранам здесь прибавились две новые: сабельный удар в лицо и оторванная осколком гранаты кисть правой руки. Последние годы жизни отставной изувеченный воин провел в своем имении во Фландрии, где и скончался в 1827 году. Имя П. Дюрютта также выбито на Триумфальной арке в Париже.

Генерал-лейтенант К. Функ после отъезда из корпуса больного Г. Габленца успешно командовал вместо него авангардом Саксонского корпуса. Но в январе 1813 года, как и когда-то в молодости, независимость в суждениях и непокорный дух привели его к конфликту с Ш. Ренье, который лишил генерала должности и отправил в Саксонию. Осенью обстановка на театре военных действий изменилась кардинальным образом в пользу союзников. Покровитель К. Функа король Фридрих Август I после «битвы народов» при Лейпциге сменил до конца войны французское покровительство на прусский арест, потерял половину своих земель и подданных, но хоть сохранил корону. В отличие от других саксонских генералов К. Функ отказался служить союзникам, и был отправлен в отставку. В дальнейшем некоторое время исполнял дипломатическую миссию в Лондоне, а с 1818 года полностью посвятил себя занятиям историей и литературой. За ряд военно-исторических

~ 155 ~

исследований, в том числе четырехтомные «Картины времен войны» и сочинение о крестовых походах, был удостоен звания почетного доктора Марбургского университета. Наиболее известным из его трудов стали «Воспоминания о кампании саксонского корпуса генерала Ренье в 1812 году», составленные на основе коротких записей, что делал генерал урывками на биваках и привалах, а то и после очередной боевой схватки.

Кажется, этот человек, храбрый воин с задатками талантливого литератора, остро ощущал свою необыкновенную эпоху и считал долгом поведать о ней потомству. Один из главных выводов, который сделает для себя внимательный читатель его мемуаров, состоит в том, что несправедливая захватническая война неизбежно заканчивается крахом для самого агрессора. Но этот пророческий голос не был услышан его соотечественниками, которые еще дважды ходили в двадцатом веке на восток с оружием в руках. И вновь, как в 1813 году, увидели, как на их собственной земле обосновались российские гарнизоны – теперь уже на долгие десятилетия. Карл Функ скончался в г. Вурцене 7 августа 1828 года, так и не подержав в руках книжку своих мемуаров, изданных через несколько месяцев в Дрездене.

Генерал-лейтенант К. Лекок после русского похода вернулся в Саксонию, где весной 1813 года сформировал и затем водил в бой 24-ю пехотную дивизию. В декабре попал в плен к союзникам при капитуляции крепости Торгау. В 1814 году во главе саксонского контингента сражался в Нидерландах уже на стороне союзников, а в кампании 1815 года командовал корпусом. После войны долгие годы был главнокомандующим саксонской армией, провел ее переформирование. Умер 1830 году в Швейцарии, по пути в Южную Италию.

Из всех генералов, участвовавших в Волковысском бою, в послевоенное время на Гродненщине проживал только бывший шеф Староингерманландского пехотного полка

~ 156 ~

Г.Г. Энгельгардт. В кампанию 1813 года он командовал 8-й пехотной дивизией, при Баутцене получил два пулевых ранения, после чего в боевых действиях против Наполеона уже не участвовал. В 1816 году был произведен в генерал-лейтенанты и по прошению уволен от службы «за ранами». Поселился в своем имении Кустовичи возле Кобрина, где и скончался в 1833 году.

Саксонский генерал-майор Г. Габленц, сильно простудившийся в Волковысском бою, сразу после него был отправлен домой на лечение. В 1813 году командовал 26-й бригадой лёгкой кавалерии 7-го корпуса восстановленной «Великой армии». В 1815 году, после «Ста дней» Наполеона, возглавил саксонские оккупационные войска во Франции, и два года спустя был произведен в генерал-лейтенанты. Впоследствии стал губернатором Дрездена. Умер в 1835 году. На исходе жизни продиктовал записки о русском походе 1812 года, которые по сей день не опубликованы.

Генерал-лейтенант Ф.В. Остен-Сакен в кампанию 1813 года участвовал со своими войсками во взятии Варшавы, Кракова и блокаде Ченстохова. Потом командовал 50-тысячным корпусом в составе Силезской армии союзников, был произведен в генералы от инфантерии. Вновь отличился в сражениях при Кацбахе, Лейпциге, Бриенне, Ла-Ротьере и Краоне. После взятия Парижа некоторое время был его генерал-губернатором. За выдающиеся заслуги был награжден многими боевыми орденами, в том числе высшим российским – Андрея Первозванного. Уже после войны император Александр I как-то обмолвился в узком кругу: «Я чувствую себя виноватым против Сакена. Беннигсен оклеветал его в моих глазах. Надеюсь, что теперь Сакен будет доволен мною». Впоследствии опытный полководец участвовал во французском походе 1815 года и стал главнокомандующим 1-й армией, дислоцированной в западных губерниях России. Был возведен в графское, а затем и княжеское достоинство, стал членом Государственного Совета, в 1826 году

~157~

получил чин генерал-фельдмаршала. Умер в 1837 году и был похоронен в Киево-Печерской лавре.

Генерал-лейтенант П.К. Эссен всю первую половину 1813 года формировал в Бобруйске и отправлял в действующую армию маршевые батальоны, а затем и сам прибыл с пополнениями на театр боевых действий. После войны командовал пехотной дивизией, затем был Оренбургским военным губернатором, в 1819 году произведен в генералы от инфантерии. Позже стал Санкт-Петербургским генерал-губернатором, получил графский титул, заседал в Государственном Совете. Скончался в 1844 году.

В кампании 1813 года дивизия генерал-майора И.А. Ливена также входила в корпус генерала Ф.В. Остен-Сакена, была при взятии Ченстохова, сражениях при Кацбахе и Лейпциге. За проявленную доблесть ее командир был удостоен ордена Св. Александра Невского и 15 сентября 1813 года произведён в генерал-лейтенанты. В кампании 1814 года И.А. Ливен участвовал в сражениях при Бриенне и Ла-Ротьере, в последнем имел пулевое ранение. По завершении военных действий командовал 10-й пехотной дивизией, но вскоре в связи с ухудшением самочувствия подал прошение об отставке. Именным Высочайшим указом от 22 августа 1826 года был возведён, вместе с матерью и братьями, в князья Российской империи. Пережив всех участвовавших в Волковысском бою российских, французских и саксонских генералов, ветеран скончался 14 февраля 1848 года и был похоронен в Митаве Курляндской губернии.

Осенью 1818 года закончился шестилетний срок службы (его признало и царское правительство) набранных в полки последней армии ВКЛ солдат, и они были отпущены по домам. Были, возможно, среди них и уцелевшие солдаты 20-го пехотного, 19-го уланского полков, призванные на службу из Волковысского повета. Этих имен история не сохранила. Последние из белорусов, забранных накануне войны на царскую

~ 158 ~

военную службу, вернулись домой лишь в 1831 году, а из гвардии ещё двумя годами позже. Примерно тогда же восстановилась довоенная численность Волковыска и всего повета.

В середине 19 века город насчитывал 461 дом и 2267 жителей, имелись костел, церковь и синагога, приходское училище, больница, кирпичный завод, две мельницы и полсотни торговых лавок. В 1885 году через Волковыск пролегла железная дорога на Белосток и Варшаву, что сильно стимулировало хозяйственное развитие региона. По данным первой Всероссийской переписи 1897 года население города составляло 10 323 человека, тут имелись уже 22 различных промышленных предприятия, а железнодорожная станция была одной из крупнейших на западе Беларуси. Ежегодно 29 июня в Волковыске проходила многолюдная ярмарка, куда съезжались продавцы и покупатели со всей Гродненской губернии.

С началом 1-й мировой войны город стал важным тыловым объектом русской армии, тут размещался штаб главнокомандующего Северо-Западным фронтом. Осенью 1915 года Волковыск оккупировали германские войска, а в феврале 1919 года их сменили легионеры воссозданной Речи Посполитой. В середине лета следующего года сюда ненадолго пришла Красная армия, но два месяца спустя в результате польского контрнаступления была отброшена на восток. По Рижскому мирному договору 1921 года между РСФСР и Польшей город остался за последней, стал центром повета в Белостокском воеводстве. Осенью 1939 года, после ликвидации 2-й Речи Посполитой, Волковыск вошёл в состав БССР, получил статус райцентра. С 28 июня 1941 года по 14 июля 1944 года был под фашистской оккупацией. За это время захватчики истребили тут более 20 тысяч человек (в т.ч. все не успевшее эвакуироваться еврейское население). Более тысячи местных жителей сражались с врагом и погибли на фронтах Великой Отечественной войны.

~ 159 ~

В 1970 году в Волковыске проживали около 25 тысяч человек, а ныне в районном центре суверенной Беларуси – 45 тысяч. Сейчас это важный узел железных дорог на Барановичи, Мосты, Берестовицу, Свислочь; автомобильных магистралей на Мосты, Слоним, Ружаны, Берестовицу. В городе функционируют несколько важных промышленных объектов, из которых крупнейшими являются Волковысский мясокомбинат и предприятия строительной отрасли. Сферу культуры в Волковыске представляют 3 профильных центра, военно-исторический музей им. П.И. Багратиона, 5 библиотек, кинотеатр «Юность», 7 общеобразовательных школ, 2 гимназии, 2 колледжа. Имеются 2 детско-юношеские школы Олимпийского резерва, 2 детско-юношеские спортивные школы профсоюзов, а также физкультурно-оздоровительные комплексы, в том числе одна из лучших в Беларуси мотоциклетная трасса. Главными достопримечательностями города, кроме уже упомянутого военно-исторического музея, являются величественные католический храм Св. Вацлава и православная церковь Св. Николая, памятники средневековья, городища «Муравельник» и «Шведская гора». Тут помнят и чтят своих прославленных земляков: художников А. Каменского и С. Жуковского, поэтессу Л. Гениюш, генералов А. Рафаловича и Я. Юзефовича, Героя Советского Союза Н. Абрамчука и других.

Ветер времени высушил кровь и слезы прокатившихся через Волковыск и неоднократно разрушавших его войн, развеял бушевавшую на полях сражений взаимную ненависть, примирил за чертой небытия бывших врагов и их потомков. Осталась память.

~ 160 ~

Глава 14

Память

Накануне 25-летия наполеоновского похода в Россию по распоряжению из Санкт-Петербурга в местах ведения боевых действий собирали различные сведения и воспоминания очевидцев о тех событиях. В феврале 1836 года такое указание получил и Гродненский гражданский губернатор Н.Х. Коптев. Сановник в свою очередь дублировал его по уездам, приложив к официальной бумаге специальный опросный лист из 13 пунктов. Волковысский городничий, отставной штабс-капитан (его подпись на документе неразборчива), в виду полного истребления каких-либо документов за военный период занялся опросом еще живущих тут участников и свидетелей памятных событий, былых чинов наполеоновской администрации – поветового «маршалка» Радовицкого, бургомистра М. Левку и других. Наверное, потревожили тогда и мирно обитавшего в своем имении Струбница бывшего наполеоновского полковника А. Биспинга. По их рассказам, и сделанным уже по окончанию боевых действий отчетам о причиненным войной ущербе, штабс-капитан составил и отослал 12 сентября того же года в Гродно небольшой по объему рапорт. Наверное, он не вполне устроил чиновников губернской канцелярии, и в дополнение туда же было затребовано и 18 сентября послано ещё соответствующее донесение Волковысского предводителя дворянства, а на следующий день – и донесение земского исправника. Эти отчеты и являются, собственно, первым дошедшим до нас местным описанием событий, происходивших на Волковысчине летом-осенью 1812 года.

Ответственным за составление обобщающей исторической записки по Гродненской губернии был назначен директор губернских училищ И.М. Ястребцов, а тот поручил это дело учителю Гродненской гимназии кандидату наук Ф.К. Гартцу. Исполнитель, судя по всему, был человеком

~161~

хорошо образованным, пунктуальным и ответственным. За три месяца он добросовестно изучил и переработал гору присланной с мест корреспонденции, а также 59 томов и связок хранившихся в губернском архиве бумаг «присутственных мест» за 1812 – 1813 годы на русском, французском и польском языках. Составленный им итоговый отчет с названием «Сведения (записки), относящиеся к истории о войне 1812 года» на 39 рукописных листах и поныне является для историков и гродненских краеведов очень ценным, не потерявшим по сей день своего научного значения, документом. Сам Ф.К. Гартц вряд ли был знаком с изданным несколькими годами ранее в Санкт-Петербурге капитальным исследованием Д.П. Бутурлина «История нашествия имп. Наполеона на Россию в 1812 г.», почему и допустил в этих записках некоторые неточности. Вернее, повторил вслед за своими информаторами с мест уже слившиеся друг с другом за давностью лет «были и небылицы».

Волковысские старожилы хорошо запомнили, что «главнокомандующий нашей армии князь Багратион был в городе Волковыске и жил в церковно-служительском доме римско-католического исповедания», как «сам Ренье едва спасся через окошко», но реальный полковник И.П. Белокопытов превратился уже в мифического «генерала Столокопытова», а главнокомандующий Саксонского корпуса Ш. Ренье «трансформировался» сразу в двух неприятельских генералов – Ренье и Редниера.

События памятного 1812 года были отражены и в небольшой форматом и тиражом книжке «Исторический очерк Волковыска, уездного города Гродненской губернии» (Вильно, 1882) местного священника, краеведа Д.Г. Булгаковского. Немного позже, летом 1888 года, планировалась и была согласована с российскими властями ознакомительная поездка французского военного историка генерала Э. Пьеррона по местам сражений и боев 1812 года в Витебской, Гродненской и Минской губерниях. Гродненский губернатор действительный

~ 162 ~

статский советник А.Н. Потёмкин разослал уездным исправникам копию запроса, поступившего по этому поводу из штаба военного округа с просьбой оказать всяческое содействие иностранному гостю. Но состоялся ли этот вояж и был ли французский генерал в Волковыске – неизвестно.

В начале 1911 года предводителю дворянства Волковысского уезда надворному советнику С.В. Ольденбергеру доставили циркуляр за подписью Гродненского губернатора действительного статского советника В.М. Борзенко, касающийся мероприятий, связанных с празднованем векового юбилея войны с Наполеоном. «Высочайше утвержденная 7 мая 1910 г. Междуведомственная Комиссия… —  говорилось в нем, —  обратилась с просьбою о сообщении ей сведений о всех памятниках и сооружениях, относящихся к этой славной эпохе. А потому прошу в самое непродолжительное времени сообщить сим подробныя сведения: 1) обо всех находящихся в пределах уездов и городов памятниках, сооружениях и зданиях, так или иначе связанных с воспоминаниями о Войне 1812 г., и сохранились ли они или испортились и в каком в настоящее время положении, 3) если необходимо восстановление, какая сумма потребуется на приведение их в должный вид». Неизвестно, каким был ответ, но местное начальство и общественность после этого, как говорится, «возбудилось и зашевелилось». Вскоре по образцу губернского был образован «Волковысский уездный комитет по празднованию 100-летнего юбилея Отечественной войны 1812 года», главой которого стал упомянутый С.В. Ольденбергер, а в числе членов были уездный исправник титулярный советник А.И. Кузьмин, городской староста М.О. Мацкевич, инспектор народных училищ статский советник В.Н. Карцов, настоятель местной церкви о. Владимир Занкевич и командир дислоцированной в уезде 16-й артиллерийской бригады генерал-майор А.Д. Цибульский. Появился у них и влиятельный союзник В.А. Кадыгробов,

~ 163 ~

надворный советник, камер-юнкер императорского двора, прокурор Гродненского окружного суда, председатель Гродненского церковного историко-археологического комитета и большой энтузиаст общественно-краеведческой работы. «Если каждый из нас стремится, – говорил этот человек, – поставить памятник или хотя бы крест на могиле каждого из своих близких, то неужели же мы, хотя бы теперь, сто лет спустя, не поставим общими усилиями памятника тем тысячам героев, даже местонахождение могил которых теперь неизвестно». Он предложил установить мемориальный памятник-монумент на месте Волковысского боя 1812 года и даже предложил его проект. Уездный комитет с энтузиазмом поддержал идею и ходатайствовал за ее реализацию перед вышестоящими начальниками. Однако те, поразмыслив, сделали центром губернских юбилейных мероприятий не Волковыск, так и не взятый в свое время П.К. Эссеном, а Кобрин, где войска А.П. Тормасова одержали полную и бесспорную победу над противником.

Прошли торжества в честь 100-летия победной войны с Наполеоном, но идея увековечения двухдневного Волковысского боя не была забыта. По инициативе В.А. Кадыгробова в городе создали специальную комиссию по сооружению монумента, которую он и возглавил. Гродненский губернский распорядительный комитет по ходатайству губернатора выделил на эти цели 1 тысячу рублей. Гораздо больше собрали по добровольной подписке среди различных организаций, учреждений и частных лиц. Самыми весомыми были пожертвования офицеров и рядовых уже упомянутой, стоявшей в городе и окрестностях, бригады легкой артиллерии. Тогда считалось, и даже писалось в газетах, что она ведет свою родословную от русской артиллерийской части, что когда-то обстреливала противника со Шведской горы у Волковыска.

На  объявленном  конкурсе  победил  проект  известного архитектора И.А. Фомина, автора уже возведенного

~ 164 ~

величественного гранитного обелиска в честь событий 1812 года в Витебске. Волковысский монумент в отличие от витебского, очень высокого и четырехгранного, был пониже, имел вид круглой колонны из полированного гранита на квадратном ступенчатом постаменте. Колонну венчал отлитый из бронзы восседающий на шаре державный двуглавый орел, а ниже была овальная бронзовая доска с памятной надписью. Наконец все согласования и подготовительные работы были завершены. И 22 апреля 1914 года император Николай II дал свое разрешение на установку монумента. Работы по его изготовлению были поручены специализированной минской фабрике Л.М. Берковского и сделана предоплата в 400 рублей. Имеются сведения, что арестантами волковысского узилища была к тому времени исполнена деревянная копия памятника в натуральную величину. И вот в начале июня того же года в Волковыске на углу Дворянской и Полицейской улиц при большом стечении народа произвели торжественную закладку основания монумента. А вскоре прозвучали роковые выстрелы в Сараево, и началась первая мировая война… Известно, что В.А. Кадыгробов и в условиях военной сумятицы продолжал начатую работу. Сохранилось его письмо, отправленное в мае 1915 года из Минска Гродненскому губернатору генерал-майору В.Н. Шебеко. «Милостивый государь Вадим Николаевич, – сообщает он, – согласно постановлению комиссии сооружения памятника Отечественной войны 1812 года в г. Волковыске от 14 мая 1914 г. работа (гранитная) по сооружению этого памятника сдана владельцу фабрики памятников в Минске Л.И. Берковскому за 3800 руб., причём сроком окончания сооружения памятника было обусловлено 1 декабря 1914 г. и, на случай непредвиденных для Берковича затруднений, 1 марта 1915 года. Несмотря на вспыхнувшую Великую Войну г-н Берковский вполне добросовестно и аккуратно выполнял взятый им подряд». И кто знает, улыбнись в том 1915 году удача русскому оружию, не будь памятного летне-осеннего «Великого 

~ 165 ~

отступления» и оккупации германцами Западной Беларуси, наверное, осуществил бы этот энтузиаст-краевед одно из главных дел своей жизни.

Новый этап увековечения на Волковысчине событий памятного 1812 года связан с именем местного энтузиаста-краеведа Г.И. Пеха (1897 − 1969). Еще молодым человеком он принимал участия в археологических раскопках в 1925 году на «Замчище» и «Шведской горе», затем на протяжении многих лет, будучи уже членом Варшавского краеведческого общества, обследовал сохранившиеся в Волковыске и окрестностях исторические памятники, собирал различные предметы старины. Его коллекция составила основу открытого в городе в 1935 году краеведческого музея, сам Г.И. Пех стал (и был на протяжении трех десятилетий) его первым директором. Экспозиции разместились в выкупленном частном особняке постройки 1805 года, в котором, как было установлено, в свое время размещалась штаб-квартира 2-й Западной русской армии генерала П.И. Багратиона. В годы Великой Отечественной войны музей был разграблен, но само здание, к счастью, уцелело. После освобождения Волковыска от фашистов Г.И. Пех и другие местные краеведы приложили много сил для восстановления своего детища. Они смогли получить часть коллекции оружия, снаряжения, обмундирования русской и других европейских армий 18 – 19 веков из фондов ликвидированного к тому времени Ленинградского артиллерийского исторического музея, преобразовать свое учреждение культуры в уникальный военно-исторический музей имени П.И. Багратиона.

Сейчас музейные экспозиции находятся в двух помещениях: в новом отражена собственно вся богатая история Волковыска и региона, в старом (бывший усадебный дом, 6 залов) – события 1812 года и других наполеоновских войн. В первом зале представлены образцы холодного и огнестрельного оружия европейских армий рубежа 18 – 19 веков,

~166~

иллюстративный материал по французской империи Наполеона Бонапарта и ее взаимоотношениям с Россией. Второй зал посвящен боевому пути 2-й Западной армии и героической судьбе генерала П.И. Багратиона. Здесь представлены также портреты других известных полководцев 1812 года, документы, оружие и элементы воинского снаряжения того времени.

Картина волковысского краеведа Георгия Иосифовича Пеха (1897-1969)

Экспозиция третьего зала рассказывает о памятных ноябрьских событиях в Волковыске. Центральной ее частью являются русское полевое орудие с ядрами боекомплекта и большая красочная картина кисти Г.И. Пеха «Волковысское сражение». Здесь можно увидеть портреты некоторых участников боя, рисунки и гравюры с изображениями других героев той войны, мундиры российской армии.

Четвертый зал знакомит посетителей с событиями второго периода кампании, отступлением «Великой армии» из Москвы, операцией на Березине. Здесь представлены найденные на местах былых сражений пули, картечь и осколки ядер, образцы оружия и обмундирования наполеоновских войск. Пятый зал повествует о событиях заграничного похода русской и союзной ей армиям в 1813 – 1814 годах, взятии Парижа и отречении Наполеона. Наконец, в шестом зале демонстрируется различная военная литература и образцы батальной живописи той эпохи, памятные медали в честь побед, одержанных русской армией в войне с Наполеоном.

Самого же поля боя при Волковыске, в прямом смысле этого слова, давно уже не существует. Изменился до неузнаваемости исторический центр города, когда-то сгоревший дотла, обильно политый кровью солдат разных армий и мирных жителей. Северная, южная и восточная городские околицы, поля и перелески, где два дня с переменным успехом для противоборствовавших сторон происходили жестокие схватки пехоты и кавалерии, гремели пушки, были полностью застроены еще во второй половине 20 века.

~ 167 ~

Продолжателями дела сбережения исторической памяти вслед за Д.Г. Булгаковским, В.П. Толочко, В.А. Кадыгробовым, Г.И. Пехом стало новое поколение волковысских историков и краеведов по призванию, одним из которых является Н.И. Быховцов. «Я был бы очень рад, – говорит Николай Иванович, – увидеть свои исторические работы отдельными книгами, тем более что многие статьи после публикации в журнале «Волковыщина» значительно пополнились новыми документами и материалами. Несколько лет назад я обращался к местным предпринимателям за помощью в издании книг, но безрезультатно. Это не тот сорт людей, которые имеют духовную потребность что-то сделать для нашего наследия. На собственные же средства издать книгу не представляется возможным. Буду и впредь работать над составлением истории родного края, надеюсь, что мои труды когда-нибудь все же будет изданы и востребованы обществом».

Удивительно, но при таком обилии исторического материала событиям памятного в истории 1812 года Волковысского боя за два прошедших века не было посвящено ни одной книги или даже брошюры. Яркие военные воспоминания К. Функа, посвятившего событиям в Волковыске отдельную главу, были изданы в русском переводе маленьким тиражом лишь в 2013 году, и сделала это по своей инициативе группа энтузиастов белорусской военной истории. Большую и бескорыстную помощь в работе над переводом с немецкого и в издании самой книги мне, ее составителю, оказали три замечательных человека: гродненцы Владимир Витольдович Бржеский и Геннадий Михайлович Баламут, минчанин Анатолий Александрович Климчик. Давно изреченная истина гласит: пока у народа сохраняется историческая память, у него есть будущее. Это как с деревом – подрубишь корни, и оно засохнет. Забвение своего прошлого обедняет и даже калечит души людей. Наша история – это живой огонь, а не застывший пепел.

~168~

Приложения

Приложение № 1

Боевой состав наполеоновских и российских войск, участвовавших в Волковысском бою

(на 15.11.1812)

 

7-й (Саксонский) корпус «Великой армии»
Главнокомандующий дивизионный генерал
Ш. Ренье
Начальник штаба – полковник Ф. Грессо
Командующий артиллерией – подполковник фон Хойер
Командующий инженерами – полковник Брюллей
Главный интендант – майор фон Руссель
Главный врач – майор Рашиг
21-я пехотная дивизия
Командир – генерал-лейтенант К. фон Лекок.
Начальник штаба – майор фон Коппенфельдс
1-я бригада
Командир – генерал-майор Ф. фон Штейндель
Полк линейной пехоты Фридриха Августа (2 батальона,
рота полевой артиллерии). Командир – полковник
фон Брошевски
Полк линейной пехоты принца Клеменса (2 батальона,
рота полевой артиллерии). Командир – полковник
фон Меллентин
Гренадерский батальон  Любенау.  Командир –  майор
фон Любенау
2-я бригада

Командир – генерал-майор К. фон Ностиц

~169~

Полк линейной пехоты принца Антона (2 батальона, рота полевой артиллерии). Командир – полковник фон Руссель

1-й полк легкой пехоты (2 батальона). Командир – полковник фон Эрджи

Артиллерия дивизии

 

4-я пешая батарея и артиллерийский парк. Командир – майор фон Гроссман

 

Инженеры дивизии

Саперная рота. Командир – капитан Плотерль

 

22-я пехотная дивизия

 

Командир – генерал-лейтенант К. фон Функ Начальник штаба – подполковник И. фон Цешвиц

 

2-я бригада

Командир – генерал-майор К. Зарер фон Зар

 

2-й полк легкой пехоты (2 батальона). Командир – полковник фон Таттеборн

 

Гренадерский батальон Ангера. Командир – майор фон Ангер

 

Гренадерский батальон Шпигеля. Командир – майор фон Шпигель

 

Артиллерия дивизии

 

3-я пешая батарея и артиллерийский парк. Командир – майор Ауенмюллер

 

32-я пехотная дивизия.

 

Командир – дивизионный генерал П. Дюрютт Начальник штаба – полковник Ш. Стеенод Военный комиссар – Риво

 

1-я бригада

Командир – бригадный генерал П. Дево

 

36-й легкий полк (3 батальона). Командир – полковник П. Бом

~170~

Вюрцбургский пехотный полк (3 батальона). Командир – полковник Мозер

 

2-я бригада

Командир – полковник А. Мори

 

131-й линейный полк (3 батальона). Командир – полковник А. Мори

 

35-й легкий полк (1 батальон). Командир – полковник Ж. Дюше

 

3-я бригада

Командир – бригадный генерал А. Жарри

 

132-й линейный полк (3 батальона). Командир – полковник П. Тридула

 

133-й линейный полк (3 батальона). Командир – полковник П. де Мениль

 

Артиллерия дивизии

 

Командир – шеф батальона Костон Три артиллерийские роты

 

23-я бригада легкой кавалерии Командир – генерал-майор Г. фон Габленц

 

Уланский полк принца Клеменса (4 эскадрона). Командир – подполковник Зейшвиц

 

Легкоконный полк Поленца (4 эскадрона). Командир – подполковник фон Манн

 

Гусарский полк (4 эскадрона). Командир – подполковник фон Энгель

 

1-я конная батарея. Командир – майор фон Рот

 

Резервная артиллерия корпуса

 

1-я пешая батарея. Командир – капитан Зонтаг 2-я пешая батарея. Командир – капитан Равруа Артиллерийский парк

~171~

Всего в корпусе 29 батальонов пехоты, 12 эскадронов кавалерии, 58 орудий (ок. 23 тыс. штыков и сабель).

 

Примечание: Вюрцбургский пехотный полк был оставлен в гарнизоне Варшавы и в Волковысском бою не участвовал.

 

Кавалерия авангарда

Австрийского вспомогательного корпуса

 

Командир – генерал-майор Ф. Фрелих

 

Гусарский № 1 Кайзера полк (6 эскадронов). Командир – полковник фон Зент Гёгри

 

Гусарский № 6 Бланкенштайна полк (6 эскадронов). Командир – полковник В. фон Гиллерт

 

Всего 12 эскадронов, 1700 сабель

 

Отдельный корпус Ф.В. Остен-Сакена из состава 3-й Западной русской армии

Командующий – генерал-лейтенант Ф.В. Остен-Сакен Обер-квартирмейстер – полковник Готовский

 

Корпус П.К. Эссена

Командир – генерал-лейтенант П.К. Эссен Шлиссельбургский пехотный полк (2 батальона).

Командир – полковник И.Б. Ререн

Староингерманландский пехотный  полк  (2    батальона).

Шеф – генерал-майор Г.Г. Энгельгардт

Архангелогородский   пехотный    полк    (2      батальона). Шеф – полковник В.Н. Шеншин

Украинский   пехотный    полк    (2    батальона).      Шеф – полковник О.М. Второв

Олонецкий пехотный полк (3 батальона). Шеф – генерал- майор П.П. Турчанинов

~172~

37-й егерский полк (3 батальона). Шеф – полковник Н.И. Сутгоф

Серпуховский драгунский полк (4 эскадрона). Шеф – полковник И.С. Жевахов

Владимирский драгунский полк (3 эскадрона). Шеф – полковник И.В. Аргамаков

Тверской драгунский полк (1 эскадрон). Командир эскадрона – штабс-капитан Юрьев

Лубенский гусарский полк (8 эскадронов). Шеф – генерал-майор А.П. Мелиссино

2-й башкирский полк. Командир – майор Курбатов

1-й калмыцкий полк. Командир – подполковник Д. Тундутов

4-й Уральский казачий полк. Командир – войсковой старшина П.М. Назаров

Донской казачий Рубашкина 1-го полк. Командир – войсковой старшина А.Ф. Чикилёв

8-я батарейная артиллерийская рота. Командир – подполковник К.П. Бастиан

14-я легкая артиллерийская рота. Командир – поручик Я. Черемисов

15-я легкая артиллерийская рота. Командир – капитан К. Гебгарт

15-я конная артиллерийская рота. Командир – штабс-капитан В.М. Бушуев

Половина 1-й роты 2-го Пионерного полка. Командир – подполковник Н.П. Гебенер

Всего в корпусе: 14 батальонов, 16 эскадронов, 4 полка иррегулярной кавалерии, 4 артиллерийские роты, пионерная полурота.

 

Корпус М.Л. Булатова

Командир – генерал-майор М.Л. Булатов

~173~

Вятский пехотный полк (3 батальона). Шеф – полковник Н.В. Васильчиков

 

Выборгский пехотный полк (2 батальона). Шеф – полковник И.С. Кутузов

 

Старооскольский пехотный полк (3 батальона). Шеф – генерал-майор М.А. Шкапский

 

Охотский пехотный полк (2 батальона). Шеф – полковник С.И. Раков

 

Мингрельский пехотный полк (2 батальона). Шеф – генерал-майор Т.И. Збиевский

 

Галицкий пехотный полк (2 батальона). Шеф – генерал-майор Ф.А. Линдфорс

 

Камчатский пехотный полк (1 батальон). Командир – подполковник О.И. Езерский

 

45-й егерский полк (1 батальон). Командир батальона – подполковник И.Л. Велентий

 

29-й егерский полк (2 батальона). Шеф – полковник И.Н. Дурново

 

Переяславский драгунский полк (4  эскадрона).  Шеф – генерал-лейтенант А.П. Засс

Смоленский драгунский полк (4 эскадрона).     Шеф – генерал-майор Е.Е. Гампер

Чугуевский  уланский полк (8 эскадронов).  Шеф – генерал-майор Г.И. Лисаневич

Донской казачий Власова 2-го полк.  Командир – войсковой старшина М.А. Власов

Донской казачий Горина 1-го полк.  Командир – войсковой старшина Д.Ф. Горин

2-й калмыцкий полк. Командир – подполковник С. Тюмень

22-я батарейная артиллерийская рота. Командир – подполковник М.М. Калатинский

41-я  легкая  артиллерийская  рота.  Командир –  капитан П. Риман

~174~

Половина 1-й роты 2-го Пионерного полка

Всего в корпусе: 18 батальонов, 16 эскадронов, 3 полка иррегулярной кавалерии, 2 артиллерийские роты, пионерная полурота.

 

Дивизия И.А. Ливена

Начальник – генерал-майор И.А. Ливен

 

Ярославский пехотный полк (2 батальона). Шеф – полковник О.К. Соколовский

 

Крымский пехотный полк (3 батальона). Шеф – полковник Ф.Э. Крюссольд

 

Белостокский пехотный полк (3 батальона). Шеф – полковник А.П. Засс

 

8-й егерский полк (3 батальона). Шеф – полковник И.П. Белокопытов

 

39-й егерский полк (2 батальона). Шеф – полковник М.Ф. Ахлестышев

 

10-я батарейная артиллерийская рота. Командир – подполковник П. Вербовский

 

18-я легкая артиллерийская рота. Командир – штабс-капитан Гине

 

Всего в дивизии: 13 батальонов, 2 артиллерийские роты

 

Итого в корпусе: 45 батальонов, 32 эскадрона, 7 полков иррегулярной кавалерии, 8 артиллерийские рот, пионерная рота (27 тыс. чел., 92 орудия).

 

Примечание: Белостокский пехотный полк был оставлен для защиты г. Брест-Литовска и в Волковысском бою не участвовал.

~175~

Приложение № 2

Словарь имен

(титулы, чины и должности на 1812 год)

 

Абеле фон Лилиенберг, Франц Мария (1766 – 1861) – барон, австрийский полковник, командир 2-й бригады дивизии центра Австрийского вспомогательного корпуса.

 

Александр I (1777 – 1825) – российский император. Багратион, Петр Иванович (1769 – 1812) – князь, генерал от инфантерии, главнокомандующий 2-й Западной армии. Барклай де Толли, Михаил Богданович (1757 – 1818) – генерал от инфантерии, военный министр, главнокомандующий 1-й Западной армии.

 

Бенкендорф, Александр Христофорович (1781 – 1844) – полковник, затем генерал-майор, командир «летучего» кавалерийского отряда.

 

Беннигсен, Леонтий Леонтьевич (1745 – 1826) – генерал от кавалерии, начальник Главного штаба объединенных русских армий.

 

Бернадот, Жан Батист Жюль (1763 – 1844) – князь Понтекорво, маршал Франции, наследный принц Швеции Карл-Юхан.

 

Бертье, Луи Александр (1753 – 1815) – князь Ваграмский, Невшательский и Валанженский, маршал Франции, начальник Главного штаба «Великой армии».

 

Бессьер, Жан Батист (1868 – 1813) – герцог Истрийский, маршал Франции, командующий гвардейской кавалерией в составе «Великой армии».

 

Бибиков, Петр Иванович (1776 – 1834) – надворный советник, директор госпиталей и главный кригс-комиссар 2-й Западной армии.

 

Биспинг, Адам (1784 – 1858) – полковник, шеф 20-го пехотного полка ВКЛ.

~176~

 

Богарне, Эжен Роз (1781 – 1824) – вице-король Италии, принц Венецианский, генерал-полковник конных егерей, командир 4-го (итальянского) корпуса «Великой армии».

 

Бороздин, Михаил Михайлович (1767 – 1837) – российский генерал-лейтенант, командир 8-го пехотного корпуса 2-й Западной армии.

 

Брён, Жан Антуан (1861 – 1826) – барон, французский бригадный генерал, с августа по ноябрь 1812 года комендант Гродно и глава Гродненского департамента.

 

Брониковский, Николай  (1772 – 1817) – граф, бригадный генерал, в июне-ноябре 1812 года глава Минского департамента ВКЛ.

 

Булатов, Михаил Леонтьевич (1760 – 1825) – генерал-майор, командир корпуса в составе Дунайской, затем 3-й Западной армии.

 

Булгаков, Константин Яковлевич (1783 – 1835) – русский дипломат, тайный советник, в октябре-декабре 1812 года исполнял обязанности гражданского губернатора освобожденных территорий Гродненской губернии.

 

Бутенёв, Аполлинарий Петрович (1787 – 1866) – чиновник министерства иностранных дел, с мая по сентябрь

 

1812 г.        начальник        дипломатической        канцелярии        при

Главнокомандующем 2-й Западной армии.

Бутурлин,    Пётр    Дмитриевич    (1794 –     1853) –     граф,

поручик, адъютант П.И. Багратиона.

 

Бьянки, Фридрих (1768 – 1855) – барон, фельдмаршал-

лейтенант,        командир         дивизии        центра         Австрийского

вспомогательного корпуса.

Вери,    Констан    (1778 –    1845) –     личный    камердинер Наполеона.

 

Виктор (Перрен), Клод Виктор (1764 – 1841) – герцог Беллунский, маршал Франции, командующий 9-м корпусом «Великой армии».

~177~

Вистицкий, Михаил Степанович (1768 – 1832) – генерал-майор, генерал-квартирмейстер 2-й Западной армии.

 

Витгенштейн, Петр Христианович (1768 – 1843) – генерал-лейтенант, затем генерал от кавалерии, командир 1-го отдельного пехотного корпуса русской армии.

 

Воронцов, Михаил Семенович (1782 – 1856) – граф, генерал-майор, командир 2-й сводно-гренадерской дивизии в составе 2-й Западной армии.

 

Габленц, Генрих Адольф (1764 – 1835) – саксонский генерал-майор, с июня 1812 года командир 23-й бригады легкой

 

кавалерии 7-го (саксонского) корпуса «Великой армии».
Гагарин,  Фёдор   Фёдорович   (1786 –   1863) – князь,
поручик, адъютант генерала П.И. Багратиона.
Гебенер, Павел Николаевич (1783 – 1847) –

 

подполковник, командир пионерной полуроты в пехотном корпусе П.К. Эссена 3-й Западной армии.

 

Груши, Эммануэль (1766 – 1847) – граф, дивизионный генерал, командир 3-го корпуса резервной кавалерии «Великой армии».

 

Гувьон Сен-Сир,      Лоран       (1764 –       1830) –       граф,

дивизионный генерал, затем маршал Франции, командующий 6-м (баварским) корпусом «Великой армии».

 

Даву, Луи Николя (1770 – 1823) – герцог Ауэрштедтский, князь Экмюльский, маршал Франции, командующий 1-м корпусом «Великой армии».

 

Давыдов, Денис Васильевич (1784 – 1839) – подполковник, командир отдельного армейского кавалерийского отряда, действовавшего в тылу «Великой армии».

 

Дево, Пьер (1762 – 1819) – бригадный генерал, командир 1-й бригады 32-й пехотной дивизии «Великой армии».

 

Дембровский, Дмитрий Петрович (1783 – 1847) – коллежский советник, главный провиантмейстер 2-й Западной армии.

~178~

Домбровский, Ян Генрик (1755 – 1818) – дивизионный генерал, командир 17-й пехотной дивизии 5-го (польского) корпуса «Великой армии».

 

Домениль, Пьер (1777 – 1832) – барон, бригадный генерал, комендант Венсеннского замка под Парижем.

 

Дохтуров, Дмитрий Сергеевич (1759 – 1816) – генерал от инфантерии, командир 6-го пехотного корпуса 1-й Западной армии.

 

Дюронель, Антуан Анри (1771 – 1849) – граф, дивизионный генерал, командир 6-й бригады гвардейской кавалерии «Великой армии».

 

Дюрютт, Пьер Франсуа Жозеф (1767 – 1827) – дивизионный генерал, командир 32-й пехотной дивизии, входившей с ноября 1812 года в состав 7-го (саксонского) корпуса «Великой армии».

 

Ермолов, Михаил Александрович (1794 – 1853) – прапорщик Свиты Е.И.В. по квартирмейстерской части, адъютант П.И. Багратиона.

 

Жарри, Антуан Гедеон (1764 – 1819) – бригадный генерал, командир 3-й бригады 32-й пехотной дивизии «Великой армии».

 

Жером Бонапарт (1784 – 1860) – младший брат Наполеона, король Вестфальский, дивизионный генерал, командующий 8-м (вестфальским) корпусом, в начале русского похода командовал правым крылом «Великой армии».

 

Жюно, Жан Андрош (1771 – 1813) – герцог д’Абрантес, дивизионный генерал, сменил Жерома Бонапарта на посту командующего 8-м (вестфальским) корпусом «Великой армии».

 

Зарер фон Зар, Карл Отто Людвиг (1761 – 1823) – генерал-майор, командир 2-й бригады 22-й пехотной дивизии 7-го (саксонского) корпуса «Великой армии».

 

Запольский, Андрей Васильевич (1768 – 1813) – генерал-майор, заместитель командира 2-го резервного корпуса русской армии.

~179~

Иловайский, Николай Васильевич (1769 – 1828) – генерал-майор, командир «летучего» казачьего отряда в составе 2-й западной армии.

 

Клаузевиц, Карл Готфрид фон (1780 – 1831) – подполковник, квартирмейстер 1-го резервного корпуса русской армии.

 

Клапаред, Мишель Мари (1770 – 1842) – граф, дивизионный генерал, командир Легиона Вислы в составе «Великой армии».

 

Кленгель, Генрих Магнус фон (1761 – 1814) – генерал-майор, командир 1-й бригады 22-й пехотной дивизии 7-го (саксонского) корпуса «Великой армии».

 

Коленкур,  Арман  Луи  (1773 –  1823) –  маркиз,  герцог

 

Виченский, дивизионный генерал, обер-шталмейтер императорского двора.

 

Конопка, Ян (1775 – 1815) – барон, бригадный генерал, командир 3-го полка шеволежеров-улан императорской гвардии Наполеона.

 

Красинский, Винцент Корвин (1782 – 1858) – граф, бригадный генерал, командир 1-го полка шеволежеров-улан императорской гвардии Наполеона.

 

Кутузов, Михаил Илларионович (1747 – 1813) – светлейший князь, генерал-фельдмаршал, главнокомандующий российскими армиями.

 

Лангенау, Фридрих Густав (1782 – 1840) – барон, генерал-майор, начальник штаба 7-го (саксонского) корпуса «Великой армии».

 

Ланской, Василий Сергеевич (1753 – 1831) – действительный тайный советник, Гродненский гражданский губернатор.

 

Ланской, Дмитрий Сергеевич (1767 – 1834) – тайный советник, генерал-интендант 2-й Западной армии.

~180~

Латур-Мобур, Мари Никола (1768 – 1850) – дивизионный генерал, командир 4-го корпуса резервной кавалерии «Великой армии».

 

Левенштерн, Карл Фёдорович (1771 – 1840) – генерал-майор, начальник артиллерии 2-й Западной армии.

 

Лекок, Карл Христиан фон (1767 – 1830) – генерал-лейтенант, командир 21-й пехотной дивизии 7-го (саксонского) корпуса «Великой армии».

 

Лефевр, Франсуа Жозеф (1755 – 1820) – герцог Данцигский, маршал Франции, командующий пехотой Старой императорской гвардии.

 

Ливен, Иван Андреевич (1775 – 1848) – граф, генерал-майор, командир 10-й пехотной дивизии 3-й западной армии.

 

Лорж, Жан Гийом (1767 – 1826) – барон, дивизионный генерал, командир 7-й дивизии тяжелой кавалерии «Великой армии».

 

Маевский, Сергей Иванович (1779 – 1848) – надворный советник, генерал-аудитор 2-й Западной армии.

 

Макдональд, Этьен Александр (1765 – 1840) – герцог Тарентский, маршал Франции, командующий 10-м корпусом «Великой армии».

 

Маре,    Юг   Бернар     (1763 –     1839) –     герцог   Бассано, французский дипломат, министр иностранных дел, контролировал администрацию ВКЛ и координировал взаимодействие союзников Наполеона.

 

Марин, Сергей Никифорович (1776 – 1813) – полковник, флигель-адъютант, дежурный генерал 2-й Западной армии.

 

Мелиссино, Алексей Петрович (1766 – 1813) – генерал-майор, командир 26-й кавалерийской бригады 3-й Западной армии.

 

Меншиков, Николай Сергеевич (1790 – 1863) – светлейший князь, штабс-ротмистр, адъютант генерала П.И. Багратиона.

~181~

 

Милорадович, Михаил Андреевич (1771 – 1825) – генерал от инфантерии, в кампании 1812 года командовал арьергардом, затем авангардом объединенных 1-й и 2-й Западных армий.

 

Митаревский, Николай Евстафьевич (1790 – 1862) – подпоручик 12-й легкой роты 7-й артиллерийской бригады 6-го пехотного корпуса 1-й Западной армии.

 

Мор, Иоганн Фридрих (1765 – 1847) – барон, генерал-майор, командир бригады в составе Австрийского вспомогательного корпуса.

 

Мори, Анри (1763 – 1813) – полковник, командир 2-й бригады 32-й пехотной дивизии «Великой армии».

 

Мортье, Адольф Жозеф (1768 – 1835) – герцог Тревизский, маршал Франции, командующий пехотой Молодой императорской гвардии.

 

Муханов, Павел Иванович (1791 – 1812) – поручик Лейб-гвардии Егерского полка, адъютант П.И. Багратиона.

 

Мюрат, Иоахим (1767 – 1815) – король Неаполитанский, маршал Франции, командующий резервной кавалерией «Великой армии».

 

Наполеон I (1769 – 1821) – император французов, король Италии, протектор Рейнского союза, медиатор Швейцарии, главнокомандующий «Великой армии».

 

Ностиц, Карл Фридрих Эрнст (1767 – 1838) – генерал-майор, командир 2-й бригады 21-й пехотной дивизии 7-го (саксонского) корпуса «Великой армии».

 

Ожаровский, Адам Петрович (1776 – 1855) – граф, генерал-майор, командир отдельного армейского отряда, действовавшего в тылу «Великой армии».

 

Ожеро, Шарль Франсуа (1757 – 1816) – герцог Кастильоне, маршал Франции, командующий 11-м (резервным) корпусом «Великой армии».

~182~

 

Оржанский, Фёдор Михайлович (1770 –?) – майор Ладожского пехотного полка, комендант Главной квартиры Багратиона.

 

Остен-Сакен, Фабиан Вильгельмович фон (1752 – 1837) – генерал-лейтенант, командующий отдельным корпусом в составе 3-й Западной армии.

 

Перовский, Лев Алексеевич (1792 – 1856) – прапорщик, адъютант П.И. Багратиона.

 

Платов, Матвей Иванович (1753 – 1818) – генерал от кавалерии, атаман Войска Донского, командир «летучего» казачьего корпуса.

 

Понятовский, Иосиф Антоний (1763 – 1813) – князь, дивизионный генерал, командующий 5-м (польским) корпусом «Великой армии».

 

Пфлахер, Франц (1745 – 1815) – генерал-майор, командир пехотной бригады Австрийского вспомогательного корпуса.

 

Радожицкий, Илья Тимофеевич (1788 – 1861) – поручик 3-й легкой роты 11-й артиллерийской бригады 1-й Западной армии.

 

Раевский, Николай Николаевич (1771 – 1829) – генерал-лейтенант, командир 26-й пехотной дивизии 2-й Западной армии.

 

Раецкий, Константин (1773 – 1844) – полковник, шеф 18-го уланского полка ВКЛ.

 

Раза, Рустам (1780 – 1850) – мамелюк, оруженосец Наполеона.

 

Ренье, Шарль Луи (1771 – 1814) – граф, дивизионный генерал, с марта 1812 года командующий 7-м (саксонским) корпусом «Великой армии».

 

Роге, Франсуа (1770 – 1846) – дивизионный генерал, командир 2-й дивизии Молодой императорской гвардии.

~183~

 

Рожнецкий, Александр (1774 – 1849) – дивизионный генерал, командир 4-й легкой кавалерийской дивизии 4-го резервного кавалерийского корпуса «Великой армии».

 

Сен-При, Эммануил Францевич (1776 – 1814) – граф, генерал-лейтенант, начальник штаба 2-й Западной армии.

 

Сиверс, Карл Карлович (1772 – 1856) – граф, генерал-майор, командир 4-го кавалерийского корпуса 2-й западной армии.

 

Сорбье, Жан Бартелемо (1762 – 1827) – граф, дивизионный генерал, командующий резервной артиллерией императорской гвардии.

 

Старынкевич, Николай Александрович (1784 – 1857) – губернский секретарь, начальник канцелярии штаба генерала П.И. Багратиона.

 

Сюше, Луи Габриель (1770 – 1826) – герцог Альбуферский, маршал Франции, командующий Арагонской армией в Испании.

 

Тормасов, Александр Петрович (1752 – 1819) – генерал от кавалерии, в первой половине кампании 1812 года командовал русской 3-й Обсервационной (Западной) армией.

 

Траутенберг, Леопольд (1762 – 1814) – барон, фельдмаршал-лейтенант, командир дивизии правого фланга в Австрийском вспомогательном корпусе.

 

Удино, Никола Шарль (1767 – 1847) – герцог Реджио, маршал Франции, командующий 2-м корпусом «Великой армии».

 

Ферстер, Егор Христианович (1756 – 1826) – инженер-генерал-майор, начальник инженеров 2-й Западной армии.

 

Фрелих, Франц (1771 – 1813) – генерал-майор, командир 2-й бригады кавалерийской дивизии Австрийского вспомогательного корпуса.

 

Фридрих Август I (1750 – 1827) – король Саксонии.

~184~

 

Функ, Карл Фердинанд (1761 – 1828) – генерал-лейтенант, командир 22-й пехотной дивизии 7-го (саксонского) корпуса «Великой армии».

 

Хаммерштейн, Ганс Георг (1771 – 1841) – граф, бригадный генерал, командир 24-й бригады легкой кавалерии 8-го (вестфальского) корпуса «Великой армии».

 

Цехмейстер фон Райнау, Теофил Иозеф (1765 – 1819) – барон, генерал-майор, командир 1-й бригады кавалерийской дивизии Австрийского вспомогательного корпуса.

 

Чаплиц, Ефим Игнатьевич (1768 – 1825) – генерал-майор, затем генерал-лейтенант, командир кавалерийского корпуса 3-й западной армии.

 

Чернышев, Александр Иванович (1785 – 1857) – полковник, командир отдельного кавалерийского отряда, действовавшего в тылу «Великой армии».

 

Чичагов, Павел Васильевич (1767 – 1849) – адмирал, с сентября 1812 года главнокомандующий 3-й Западной армией.

 

Шварценберг, Карл Филипп (1771 – 1820) – князь, генерал от кавалерии, затем фельдмаршал, командующий Австрийским вспомогательным корпусом.

 

Штейндель, Фридрих Готлиб (1754 – 1824) – генерал-майор, командир 1-й бригады 21-й пехотной дивизии 7-го (саксонского) корпуса «Великой армии».

 

Эбле, Жан Батист (1758 – 1812) – граф, дивизионный генерал, начальник мостовых экипажей «Великой армии».

 

Энгельгардт, Григорий Григорьевич (1759 – 1833) – генерал-майор, шеф Староингерманландского пехотного полка.

 

Эссен, Петр Кириллович (1772 – 1844) – генерал-лейтенант, командир дивизии, затем корпуса в составе 3-й Западной армии.

 

Эртель, Фёдор Фёдорович (1767 – 1825) – генерал-лейтенант, командир 2-го резервного корпуса русской армии.

 

Приложение № 3

~185~

 

Словарь терминов

 

Авангард  –  (фр.  «передняя  стража»),  передовая  часть войск.

 

Аванпост – (от фр. «передовой пост»), передовой пост боевого охранения главных сил.

 

Адъютант – (от лат. «помощник»), офицер при военачальнике, штабе или войсковой части для поручений и ведения делопроизводства.

 

Арьергард – (фр. «тыловая стража»), замыкающая часть войск.

 

Батальон – основное тактическое подразделение в пехоте.

 

Батарея – (от фр. «бить»), артиллерийское подразделение.

 

Бивак – расположение войск для отдыха на местности, под открытым небом.

 

Бригада – армейское тактическое соединение из нескольких полков или артиллерийских рот.

 

Верста – русская мера длинны, 500 саженей, 1.0668 километра, 0.6629 сухопутной мили.

 

Вольтижер – (от фр. «порхать») солдат, выполняющий задачу застрельщика.

 

Главная квартира – штаб и конвой императора, главнокомандующего.

 

Гренадер – солдат тяжелой пехоты.

 

Дезертир – военнослужащий, самовольно покинувший свое подразделение.

 

Дефиле – (фр. «ущелье, теснина»), узкий проход между природными препятствиями (горы, леса и др.).

 

Канонир – (нем. «ар тиллерист»), рядовой артиллерии. Карабинер – солдат элитной роты полка французской легкой пехоты.

~186~

 

Каре – (фр. «квадрат»), боевой порядок пехоты в виде четырехугольника.

 

Квартирьер – военнослужащий, отвечавший за разбивку лагеря в походе, прием, распределение фуража и провианта.

 

Коммуникация – путь сообщения армии, и ее частей. Лье – старинная французская единица измерения расстояния (сухопутное лье равно 4 445 м).

 

Магазин – здание или помещение для складирования и хранения продовольствия, фуража и других припасов.

 

Мародер – солдат, самовольно покинувший часть, грабящий убитых, раненых, а также мирных жителей.

 

Обсервационный – сторожевой, наблюдательный. Партизан – (фр. «сторонник, приверженец»), солдат специального подразделения или член вооруженного отряда обывателей, нападавших на коммуникации, тыловые части и небольшие подразделения врага.

 

Пикет – пост сторожевого охранения.

 

Приборный металл – золото, серебро, медь, бронза; из них изготавливались некоторые металлические элементы военной униформы.

 

Приборный цвет – отличительный цвет деталей военной униформы присвоенный каждому полку.

 

Разъезд – конный отряд, патруль для разведки. Рекогносцировка – разведка, личный осмотр позиций противника.

 

Тет-де-пон – (фр. «укрепление у моста»), укрепление для защиты мостовой переправы.

 

Фуражировка – сбор продовольствия и фуража (сена, соломы) по ходу движения или в районе расположения части.

 

Шеволежер – солдат регулярной легкой кавалерии, вооруженный пикой.

 

Эскадрон – основное тактическое подразделение в кавалерии.

~187~

 

Источники и литература НИАБ в г. Гродно: фонд 1, опись 19, дело 1141.

 

«1812 год в воспоминаниях современников» (М., 1995).

 

«Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года, собранные и изданные по поручению его Императорского Высочества великого князя Михаила Александровича», т. 3 (Спб., 1912).

 

Анисимов Е.В. «Генерал Багратион: жизнь и война» (М., 2009).

 

«Атлас гісторыі Беларусі» (Мінск, 2006).

 

Ахлестышев Д.П. «Двенадцатый год. Исторические документы собственной канцелярии главнокомандующего 3-ю Западною армиею ген. от кавалерии А.П. Тормасова». (С-Петербург, 1912 г.)

 

Бобровский П. “Материалы для географии и статистики

России,        собранные        офицерами         Генерального         штаба.

Гродненская губерния” (Спб., 1863).

 

Богданович М.И. “История Отечественной войны 1812 г. по достоверным источникам”, т. 3 (Спб., 1860).

 

Бурский И.Д. “История 8-го гусарского Лубенского полка. 1807 – 1907” (Одесса, 1912).

 

«Война 1812 года: Военное искусство, военно-экономическое противоборство, гуманитарные аспекты». Материалы международной военно-исторической конференции. (Мн. – Борисов, 2008).

 

Годунов В.И., Королев А.Н. «История 3-го Уланского Смоленского Императора Александра III-го полка. 1708 – 1908» (Либава, 1908).

 

Донских С.В. «Штрафные батальоны Наполеона в войне 1812 года» («Война 1812 года: события, судьбы, память». Материалы международной научно-практической конференции. Витебск, 2012).

 

Дударь Ю.П. «В тени императорского орла» (М., 2012).

~188~

 

Иностранцев М. «Операции 2-й Западной армии князя Багратиона от начала войны до Смоленска» (С-Петербург, 1914).

 

Лахтионов С.В. «История 147-го пехотного Самарского полка. 1798 – 1898» (Спб., 1899).

 

Лукашэвіч А.М. “Беларусь напярэдадні і ў час вайны 1812 г.” (Мн., 2004).

 

Мартынов А.И. «Краткая история 46-го драгунского Переяславского императора Александра III полка. 1798 – 1898» (Спб., 1899).

 

Митаревский Н.Е. «Воспоминания о войне 1812 года» (М., 1871).

 

Несцярчук Л.М. «Беларусь у вайне 1812 года. Паміж Напалеонам і Аляксандрам» (Брэст, 2012).

 

Николаев Е.П. «История 50-го пехотного Белостокского Его Высочества Герцога Саксен Альтенбургского полка. 1807 – 1907» (Спб., 1907).

 

Оливер М., Патридж Р. “Армия Наполеона” (М., 2005). Орловский Е.Ф. «Гродненская губерния в 1812 году» (Гродно, 1912).

 

«Отечественная война 1812 г. в воспоминаниях современников» (М., 2008).

 

«Отечественная война 1812 года и освободительный поход русской армии 18131814 годов». Энциклопедия. 1, 2, 3 тома (М., 2012).

 

«Памяць. Ваўкавыскі раён» (Мн., 2004).

Радожицкий   И.Т.    «Походные   записки  артиллериста» (М., 1835).

Соколов О.В. “Армия Наполеона”. (Спб., 1999).

 

«Сборник Императорского Русского исторического общества». Т. 128. (Спб., 1909).

 

Тарас А.Е. «1812 год. Трагедия Беларуси» (Мн., 2012). Хлебников В.Н. «История 32-го драгунского Чугуевского Ея Величества полка. 1613 – 1893» (Спб., 1893).

~189~

 

Швед В.В., Данскіх С.У. «Заходні рэгіён Беларусі ў часы наполеонаўскіх войнаў» (Гродна, 2006).

 

Шиканов В.Н. «Генералы Наполеона. Биографический словарь» (М., 2004).

 

Fabry G. “Campagne de 1812” (Paris, 1912).

 

Funck K. “Erinnerungen aus dem Feldzuge des sаchsischen Corps, unter dem General Grafen Reynier im Jahre 1812» (Dresden, 1829).

Iwaszkiewiez J. “Litwa w roku1812” (Krakow i Warszawa, 1912).

 

Karpyza W. «Rok 1812» («Ziemia Wołkowyska», t. V, Lаbork, 2012).

 

Kukiel M. “Wojna 1812 roku”, t. 1, 2 (Krakow, 1937). Rawkins W. “The Army of Saxony 1805 – 14” (HMR Group, 1979).

~190~

Оглавление

 

Предисловие

Глава 1. 16 ноября 1812 года

Глава 2. Городок на речке Волковыя

Глава 3. Главная квартира Багратиона

Глава 4. Тревожная неделя в июне

Глава 5. Несбывшиеся надежды

Глава 6. Саксонский корпус «Великой армии»

Глава 7. Штрафники Наполеона

Глава 8. Русский корпус генерала Остен-Сакена

Глава 9. Дороги сошлись у Волковыска

Глава 10. День первый. Сквозь метель

Глава 11. День второй. Город в огне

Глава 12. Горчица после обеда

Глава 13. Ветер времени

Глава 14. Память

Приложения:

1. Боевой состав наполеоновских и российских войск, участвовавших в Волковысском бою

2. Словарь имен

3. Словарь терминов Источники и литература

Опубликовано 08.07.2023  11:06

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

~191~

Опубликовано 08.07.2023

В.Лякин. КРОВАВАЯ МЕТЕЛЬ НАД ВОЛКОВЫСКОМ (II)

Продолжение. Начало здесь

Глава 4

Тревожная неделя в июне

Достоверно известно, что первый документ с пометкой «Главная квартира. Волковыск» был подписан П.И. Багратионом в воскресенье 9(22) июня. Доставка документов в Главную квартиру и отправка таковых из нее осуществлялась круглосуточно. Из Вильно, где находились император Александр I, Военный министр и другие важнейшие сановники государства, прибыли очередные депеши. В секретном именном царском указе содержались полученные разведкой сведения о концентрации наполеоновских войск близ самой границы, предположение о неминуемом скором вторжении и повеление «быть войскам в ежеминутной готовности встретить неприятеля». Расширялся и круг поставленных Военным министром перед командованием армии задач, в частности по эвакуации из зоны боевых действий документации и материальных средств. Вполне возможно, что в этот же день, ближе к вечеру, генерал от инфантерии принял явившихся к нему с визитом чинов поветовой администрации или даже присутствовал с офицерами штаба на приеме в их честь у поветового маршалка.

В понедельник 10(22) июня главнокомандующий во исполнение полученных указаний разослал командирам корпусов и других входящих в состав армии частей секретный приказ. «На пространстве, занимаемом корпусом под начальством Вашим состоящим, – говорилось в нем, – старайтесь благовременнее узнать о земских чиновниках, кои хотя малое понятие могут дать о земле; и в случае отступления, ежели оно будет признано необходимым, и вы получите о том повеление, увезите таковых с собою, для того, чтобы неприятель затруднен был в своих распоряжениях при необходимостях взять с земли реквизицию, не найдя людей, могущих удовлетворить его намерения. Узнайте, где имеются архивы, и

~ 45 ~ 

из всех соберите в то же время списки ревизские, инвентари, статистические и другого рода сведения, кои каким либо образом могут служить неприятелю к соображению для налогов и реквизиций, и при отступлении увезите все сии с собою. Обязаны вы будете благовременно знать, где именно в пространстве корпуса вами командуемого есть и какого рода продовольствие, дабы при отступлении не оставить неприятелю ни малейших способов к продовольствию, ниже к транспортированию его запасов: для чего и должно будет благовременно иметь сведение о волах и лошадях крестьянских, фурманских, помещичьих и прочих состояний, дабы пред отступлением собрав их и нагрузив казенным и частным запасом, отправить вперед на пункты, к коим отступление определится; а остальное при самом отступлении истребить, не подвергая отнюдь грабежу прочего жителей имущества противузаконным насилием».

Был послан ответ М.Б. Барклаю де Толли, где среди прочего князь делился с Военным министром и своими опасениями. «Магазейны казенные могли бы быть перевезены, как зависящие собственно от распоряжений непосредственных главнокомандующего; но где взять даже и для сего подвод, занятых беспрестанно свозом реквизиционных требований и другими воинскими надобностями при движении войск, и какие принять меры против собственности тех людей, которые, отдав следующее по реквизиционному требованию за себя и за не имеющих, в остатке еще что-нибудь имеют? Легко быть может, что к тому времени, когда обстоятельства принудят нас к отступлению, поспеет на полях хлеб, то какие меры должно будет распространить на сие степень продовольствия; ибо посевы оного обыкновенно бывают в разных местах, и в таких, где войска проходить не будут и не могут. Я утвердительно сказать могу, что недостанет никаких способов к отъятию и истреблению всего, поелику и самые ужасные меры будут ничтожны пред пространством, по которому таковую операцию

~ 46 ~

производить потребуется. Ваше высокопревосходительство изволили также объявить волю Государя Императора, чтобы земских чиновников, могущих дать неприятелю понятие о способах земли, при отступлении увезти с собою, равно как инвентари, списки, статистические и другие сведения, могущие руководствовать неприятеля в соображении для налогов. Для получения о таковых людях сведений сделано мною приличное тому движение; но какие предстоят невозможности собрать тогда сих людей, а итого более получить в то время сведений в архивах и у многих частных людей имеющиеся? А между тем и самое точное выполнение, удостоверяет ли в пользах от него? Кроме сих чиновников, сколько в краю людей, могущих дать полное понятие о земле и способах ее? Редкой помещик не в состоянии дать достоверное сведение о целом уезде, редкой эконом даже, и сколько наконец в каждой деревне мужиков, могущих говорить о способах деревни своего жительства. Чем нахожу труднее выполнение сих обстоятельств, тем с большим усердием желаю оправдать точность моего внимания к оным».

Этим же днем датирована депеша, отправленная в далекий г. Мозырь командиру расквартированного там 2-го резервного корпуса генерал-лейтенанту Ф.Ф. Эртелю. Князь сообщал о решении высшего командования подчинить ему вверенные генералу войска, требовал срочного донесения в Главную квартиру в Волковыск сведений об их численности и дислокации. Этот частный эпизод дает наглядное представление о сроках и порядке доставке секретных бумаг в то время. Депеша была получена в Мозыре, лежавшем в глуби Полесских болот, четыре дня спустя, но Ф.Ф. Эртеля там уже не оказалось, он уехал в Херсонскую губернию инспектировать рекрутские депо. Замещавший его генерал-майор А.В. Запольский отправил затребованные данные в Волковыск с этим же курьером, а другого с полученной депешей – вслед командиру корпуса. Тот нашел Ф.Ф. Эртеля 25 июня (7 июля) в г. Овидиополе Херсонской губернии. И в этот же день рапорт А.В. Запольского

~ 47 ~

был доставлен в Главную квартиру 2-й Западной армии, находившуюся уже в местечке Мир Минской губернии. Между тем Ф.Ф. Эртель отправил из Овидиополя свой рапорт П.И. Багратиону, но доставлявший его офицер, узнав в Луцке в штабе А.П. Тормасова последние новости, взял направление на Пинск и Минск. В итоге эта адресованная в Волковыск депеша Эртеля попала в Главную квартиру армии 6(18) июля, когда та находилась уже в Бобруйской крепости, не так далеко от Мозыря.

Во вторник 11(23) июня в Волковыск была доставлена отправленная двумя днями ранее очередная депеша из Вильно.

В этот же день П.И. Багратион отправил письмо А.П. Тормасову с предложением приблизить его армию к г. Кобрину, а корпус Ф.Ф. Эртеля – к г. Пинску. «Я имею причины думать, – делился князь своими опасениями с главнокомандующим 3-й армией, – что неприятель предпринимая нападение на пределы наши, как знающий достоинство продовольственной части на Волыни, и ее готовность к содействию, без сумнения воспользуется пространством нас разделяющим, и ворвавшись у Влодавы или Бреста ударит в правый фланг армии, предводительствуемый вами». Так, собственно, и произошло, но неделей позднее, когда корпус К. Шварценберга перешел границу у Дрогичина, а корпус Ш. Ренье – у Белостока.

В ночь на среду 12(24) июня французы навели у г. Ковно через пограничную р. Нёман несколько понтонных мостов, по которым с рассветом на правый берег хлынул поток войск «Великой армии». Первые сведения о начале военных действий в Главной квартире 2-й Западной армии были получены, возможно, уже на следующий день, но неофициальные – от «еврейской почты». 12-го, наверное, в первой половине дня, П.И. Багратион отправил Военному министру в Вильно свои соображения и предложения по взаимодействию всех сосредоточенных на границе русских армий. «Имею честь получить копию высочайшего повеления, объявленного вами

~ 48 ~

генералу от кавалерии Тормасову, – пишет он, – относительно сосредоточения 3-х пехотных и 2-х кавалерийских дивизий при Луцке, и оставления для наблюдения австрийских границ у Староконстантинова 36-й дивизии с частию кавалерии. Не говоря, чтобы таковая позиция была невыгодна, я беру смелость со всею откровенностию предложить вашему высокопревосходительству мои мысли для доклада его императорскому величеству. Все обстоятельства заставляют меня думать, что неприятель, предпринимая нападение на пределы наши, как знающий достоинства продовольственной части в Волынской губернии и ее готовность к содействию, без сумнения будет искать воспользоваться пространством между мною и генералом от кавалерии Тормасовым, чтобы, ворвавшись у Влодавы или Бреста, ударить в правый фланг 3-й армии, и взять в тыл оной. А по сим уважениям кажется мне, что полезнее бы было, сосредоточив силы 3-й армии у Ковеля, правому флангу оной податься за Дивин на половину расстояния к Кобрину. В таковом соотношении третьей армии со второю мы найдем себя в способах к отражению неприятеля, как в противном очень разделенными для преподания взаимных пособий от одного другому. Резервный 2-й корпус, под командою генерал-лейтенанта Эртеля у Мозыря состоящий, слишком отдален, чтобы воспользоваться подкреплением от оного. Ибо в настоящее жаркое время едва ли в десять дней поспеет он в соединение к 2-й или 3-й армиям. По сему самому думаю, что расположение оного у Пинска, который оставаться должен позади линии, было бы удовлетворительнее».

В этот же день в Вильно поскакал еще один курьер с полученными от генерал-майора Е.Х. Ферстера материалами, относительно возведения укреплений в г. Несвиже. В сопроводительном письме к ним князь сообщал, что «по собственным соображениям, я не предвижу нужды в оном; но за всем тем, ожидать буду повеления, чтобы в точности исполнись оное».

~ 49 ~

 

В четверг 13(25) июня, курьер доставил П.И. Багратиону отправленное тремя днями ранее из Дубно письмо главнокомандующего 3-й Западной армией. «Неизвестность, в коей мы по сие время находимся, – писал А.П. Тормасов, – как почитать границы Австрии, заставляют нас быть в сем положении и держать войска сосредоточенными в четырех пунктах – Ковеле, Луцке, Дубно и Заславле, следовательно без особенного соизволения переменить моей позиции, по движению Главной армии о коих даже никакого сведения не получаю, я не могу». Поздно ночью в Волковыск была доставлена депеша № 286 за подписью Военного министра М.Б. Барклая де Толли с изложением царского «высочайшего повеления». Секретное предписание было отправлено рано утром 12-го, еще до того, как в Вильно узнали о вторжении вражеской армии. В нем говорилось: «Так как все силы неприятельские сосредоточены между Ковно и Меречем, и сего числа ожидается переправа через Нёман, то Государь Император высочайше повелеть соизволил, сообщить для соображения вашего сиятельства нижеследующие предложения: 1-е. Генералу от кавалерии Платову предписано сосредоточить свой корпус около Гродно и идти неприятелю во фланг. 2-е. Армия, вверенная вашему сиятельству, должна способствовать сему движению, обеспечивая тыл корпуса генерала Платова. 3-е. По получении сего, Армия вашего сиятельства должна быть собрана и совершенно готова к действиям по данным вам предписаниям. 4-е. Ежели 1-й Армии не можно будет дать выгодного сражения пред Вильною, тогда, присоединив к себе 1-й и 6-й корпуса, она будет сосредоточена около Свенцян, где, быть может, и дано будет сражение. Впрочем, если обстоятельства дозволят, то 1-я Армия от Свенцян и сама пойдет вперед атаковать неприятеля».

Посоветовавшись со своим ближайшим окружением, П.И. Багратион отправил с тем же курьером ответ в Вильно. «Высочайшее повеление, вашим высокопревосходительством

~ 50 ~

объявленное от 12-го июня № 286, я имел счастие получить сего числа и, приступив к немедленному исполнению оного, непреложным долгом считаю представить на благоуважение Его Императорского Величества мои замечания. 1-е. Не зная, какое точно сделано генералу от кавалерии Платову направление, полагаю впрочем, что он не может иначе идти во фланг неприятелю, переправляющемуся между Мереча и Ковно, как правою стороною Нёмана; а потому мне остается только стараться опрокинуть те силы неприятельские, которые по нынешнему расположению своему на Тыкочин чрез Сураж вступят в наши границы. 2-е. Противостоять силам сего неприятеля я буду в состоянии. Но при взгляде на предположение собрать 1-ю армию у Вильно для отпора неприятелю, не имея у себя на правом фланге никакого прикрытия, по чрезвычайной отдаленности 6-го корпуса, и к армии 2-й едва ли принадлежащего существенно, я останусь в большой опасности, чтобы быстрым стремлением неприятеля на Вильно не только не быть отрезанным совершенно от 1-й армии, но даже от предначертанной мне линии отступления. Ибо одно верное обозрение карты доказывает, что по отступлении 1-й армии к Свенцянам неприятель, заняв Вильно, может предупредить отступление 2-й армии в Минск, и по краткости пути будет там прежде, нежели я достигну туда, отступая. 3-е. Если бы 2-я армия оставалась в первом ее состоянии, я бы мог, нанося часто вред неприятелю, уничтожать его, и в случае нужды избирать безопаснейший путь отступления. Но в настоящем ея числе, едва превышающем сильный корпус, я поставил себе в непременную обязанность, изъяснив предвидимые мною случаи, быть в готовности выполнять со строжайшею точностию посылаемые мне повеления. 4-е. Вашему высокопревосходительству известно, что связь, и до сей поры существовавшая между 2-й и 3-й армиями, не обнадеживала верным их соединением, но по предначертанным ныне предположениям для 2-й армии совершенно разрушилась.

~51~

Кобринский и Пинский магазейны, быв открыты, потребуют весьма благовременного истребления оных самыми строгими мерами; мосты и переправы между мною и 3-й армией подвергнутся той же участи, о чем предварительно представлять честь имею».

Тогда же за подписью П.И. Багратиона было отправлено письмо М.И. Платову с корректировкой его задач в свете только что полученных новых распоряжений. «В сих предначертаниях, – писал князь, – заключается Высочайшее повеление». Он просил донского атамана не медля проинформировать штаб армии о готовности казачьих полков к маршу в назначенное место и сообщить их маршрут, «дабы по сим и я соизмерять мог направление вверенной мне армии для обеспечения тыла корпуса вашего».

Наконец, в 7 часов утра пятницы 14(26) июня в Главную квартиру 2-й Западной армии примчалась конная эстафета со срочной и давно ожидавшейся депешей. «По высочайшему повелению имею честь уведомить ваше сиятельство, – сообщал М.Б. Барклай де Толли, – о неприятельской переправе на нашу сторону, близ Ковно. 1-я Западная Армия сосредотачивается в Вильно. Генералу от кавалерии Платову велено немедленно идти во фланг и тыл неприятелю. А действия вверенной вам армии, подкрепляя генерала Платова, должны соображаться с высочайшею волею, изложенной в отношении моем за № 286-м». Фельдъегерь привез также приказ императора Александра I армиям о начале войны. В штабе закипела авральная работа по передаче этого важного известия в войска. В подписанном главнокомандующем письме атаману М.И. Платову сообщалось: «Воля государя есть, дабы вы с вверенными вам полками беспокоили правый фланг и тыл неприятеля. Другое повеление, полученное мною, которого копию к вам препровождаю, извещает о переправе неприятеля чрез Нёман близ Ковно». Казачьему корпусу было предписано следовать на соединение с 1-й Западной армией.

~52~

Через несколько часов доставили другую, также подписанную Военным министром депешу, что предписывала при отступлении уничтожать, при невозможности вывезти, все собранные на местах припасы «не оставляя противнику ни малейших способов к продовольствию». В ней писалось, чтобы при отступлении войска повсеместно угоняли обывательских лошадей, уничтожали их повозки и упряжь, приводили в нерабочее состояние мельницы. Копии документов были сняты писарями штабной канцелярии, заверены ее директором Гаевским и немедленно отправлены в Главную квартиру 3-й Западной армии. К ним прилагалось письмо П.И. Багратиона А.П. Тормасову с просьбой перенаправить следующие из Украины обозы с продовольствием по новому маршруту, чтобы они не достались наступающему врагу.

В Главную квартиру в Вильно был направлен с секретными бумагами адъютант П.И. Багратиона подпоручик П.И. Муханов. Там был доклад о сделанных князем распоряжениях и предложения, которые, в случае принятия их верховным командованием, могли дать войне совершенно иной оборот, чем тот, что известен нам из военной истории. «Спешу уведомить ваше высокопревосходительство, для всеподданнейшего Государю Императору донесения: 1-е. Авангард войск вверенной мне армии расположен на биваке в местечке Яловке; прочие же войска соединены побригадно и готовы выступить по первому повелению. 2-е. Казачьи полки, содержащие кордоны от Владавы до Суража, остаются еще в их прежнем положении. 3-е. Поставив себя в беспрерывные сношения с генералом от кавалерии Платовым, какое сделано мною сего числа ему отношение здесь влагаю копию; из оной усмотреть изволите, что г. Платов тогда только уважит мое предложение – действовать согласно оному, когда не имеет особенного предписания, впрочем, и не имея особенного от вас, может быть затруднится, приняв мое отношение частным. Донеся таким образом о сделанных мною распоряжениях,

~ 53 ~

обращаюсь к вам с покорнейшею просьбою довести до сведения высочайшего следующее: Если благоугодно Государю Императору, чтобы 2-я армия, следуя прежде данным мне предписаниям, подкрепляя и защищая фланг генерала от кавалерии Платова, сохранила между тем верное сношение с 1-й армиею, то поспешите разрешить меня, и не далее времени, потребного на обратный приезд сего нарочного, чтобы я мог в ту минуту, собрав за Щару свои силы, отступить до Минска и сим упредить быстроту неприятеля. Но если бы благоугодно было Его Императорскому Величеству сделать диверсию, по сердечным чувствам и по делу известного мне воинства Российского выгоднейшую, которая иметь будет особенное влияние на всю Польшу и на движения союзных армий неприятельских, то я прошу разрешения, чтобы с корпусом генерала Платова и армиею, мне вверенною, которой соберется под ружьем до сорока тысяч, позволено было идти через Белосток, Остроленку в Варшаву».

Это был дерзкий, но вполне осуществимый план. Неожиданный удар соединенных сил 2-й и 3-й армий в правый фланг устремившихся к Вильно главных сил Наполеона заставил бы того поменять планы и ослабить натиск на 1-ю армию М.Б. Барклая де Толли. Впрочем, участник той кампании, ставший потом признанным военным теоретиком К. Клаузевиц считал, что предложенная П.И. Багратионом идея флангового наступления на мощную армию вторжения была изначально ошибочна, т.к. для его успеха потребовалось бы намного больше сил, чем имелось тогда в составе 2-й и 3-й русских армий. Как бы там ни было, случилось, что случилось – у истории нет сослагательного наклонения.

В тот же день за подписью князя в Луцк была отправлена депеша для А.П. Тормасова с последними новостями. «Войска мои, – писал один главнокомандующий другому, – частью в биваках, а другие готовы всякую минуту к выступлению. Бог да благословит наше начало и успехи каждого из нас!»

~ 54 ~

В субботу 15(27) июня П.И. Багратион отправил очередную, уже на имя царя, депешу, где просил новых инструкций в связи с изменением обстановки. В этот же день главнокомандующий получил распоряжение Военного министра с разрешением действовать по обстоятельствам. Был дан ответ М.И. Платову на его два запроса о снятии кордона. Атаману предписывалось начать движение на Лиду, Сморгонь и Свенцяны для действий в тыл и фланг противника, но князь просил его при этом стараться, «чтобы неприятель не мог отрезать дорогу к соединению с вверенной мне армиею».

К тому времени в ставке императора Александра I поняли, что исполнить отданное ранее распоряжение в полном объеме 2-я Западная армия не сможет. Был составлен и срочно отправлен в Волковыск новый приказ, предписывавший корпусу М.И. Платова двигаться «денно и нощно» к м. Свенцяны (там предполагалось дать генеральное сражение), а войскам П.И. Багратиона отходить на Минск и Борисов, имея «в виду, чтобы неприятель не мог отрезать вам дороги через Минск к Борисову».

В воскресенье 16(28) июня офицеры Главной квартиры составляли и отправляли в войска распоряжения и маршруты на предстоящее отступление. В числе поступившей в Главную квартиру корреспонденции была и разведывательная сводка от генерала А.П. Тормасова. Курьера накормили, дали ему немного отдохнуть и на свежем коне отправили обратно в Дубно с другой депешей. «Сего числа, – сообщал в ней П.И. Багратион, – я отступаю со всех пунктов расположения вверенной мне армии, и следую через Слоним к Минску. Кордонная стража от Владовы, расположенная по границе к Белостоцкой области, также отступает. Сим предваряю, чтобы ваше Высокопревосходительство принять изволили свои меры, и чтобы сношения со мной имели уже через Бобруйск в Минск». В штаб армии поступило отправленное накануне из Гродно обстоятельное донесениеМ.И. Платова.«Согласно с

~ 55 ~

предписанием вашего Сиятельства от 14-го с № 321-м, и сего числа с № 325-м, я последую с полками корпуса мне вверенного от Гродно по правой стороне течения реки Нёмана, через Лиду, имея примерно направление на Минск; если потребует того надобность, – я буду иметь сношение с вашим Сиятельством по назначению вашему, наблюдая налево от себя отрядом правый фланг неприятеля, стремящегося на 1-ю армию; я уверен, что правый же фланг вашего Сиятельства армии будет меня подкреплять».

К вечеру из Вильно привезли новые секретные бумаги, в том числе ответ М.Б. Барклая де Толли на предыдущие донесения и уже упомянутый приказ № 320, где сообщалось о выступлении русских войск 16-го числа Вильно к Свенцянам, уточнялись боевые задачи М.И. Платову и П.И. Багратиону. «Милостивый государь мой Матвей Иванович, – обращался в новом письме князь к донскому атаману. – С адъютантом Беервицем я получил уведомление вашего высокопревосходительства, что вы намерены отступить на Лиду. Основываясь на том, что ни я, ни ваше высокопревосходительство не можем делать важных диверсий во фланг неприятелю иначе, как по минской уже дороге, я предпринял мое направление по оной, и 18 числа сего месяца войска вверенной мне армии со всех пунктов настоящего их расположения выступят через Слоним, Несвиж к Минску». Наконец, наверное, уже в самом конце того длинного летнего дня, Военному министру в Свенцяны и в казачий корпус М.И. Платова из Волковыска были отправлены сообщения о том, что при отступлении армии «в Мостах мост будет истреблён и почта летучая снимается, ваших посланных прошу присылать через Клицы в Слоним».

Волковыск, да и весь повет, напоминал в те жаркие июньские дни потревоженный улей. Из города вывозилось имущество казенных учреждений и военных складов, больные из местного госпиталя, семьи русских чинов «присутственных

~ 56 ~

мест». Известно, что назначенных к высылке поветовых чиновников, выборных лиц из шляхты и прочих местных жителей отправили с казачьим конвоем вначале в Смоленск, потом в Москву, а оттуда в Тамбов, где они и находились почти до конца года. Именного списка по этим людям не найдено, однако в архиве сохранился аналогичный документ, подписанный 14 июня в Гродно М.И. Платовым. По нему эвакуации вглубь России подлежали губернский «маршалок» статский советник Грондзский, его ближайшие помощники Старжинский и Михаловский, т.к. «имеют познание области и присутствуют в областном комитете для военных повинностей». Из занимаемого казаками Бельского повета, например, вывезли почти все местное начальство: «маршалка» Венгеровского («распоряжается реквизициею»), городничего Милевича («знает состояние города»), исправника Боуфала и его помощника Полетило («знают состояние уезда»), казначея Каменского («имеет обширные познания о статистике») и еще 22 человек, занимавших различные общественные и административные должности. Затребованных подвод не хватало, и команды из Бугского казачьего полка рыскали в их поисках по Волковыску, окрестным фольваркам и селениям. Там, в свою очередь, все уже было подчистую конфисковано командованием биваковавших частей, и в итоге многого вывезти не успели.

Понедельник 17(29) июня был последним днем пребывания Главной квартиры 2-й Западной армии в Волковыске. В этот день войска 8-го (Вестфальского) корпуса «Великой армии» заняли Гродно и продолжили движение на Лиду и Ошмяны, создавая для русских угрозу флангового обхвата. В дополнение к этой 65-тысячной группировке путь к отступлению 2-й Западной армии могла перекрыть 50-тысячная сводная группировка маршала Л. Даву, что по приказу Наполеона должна была выступить 19 июня (1 июля) от Вильно тремя колоннами на Лиду, Ошмяны и Глубокое. Но так случилось, что командовавший вестфальцами младший брат

~57~

французского императора необоснованно задержался в Гродно на 4 дня, что, собственно, и спасло 2-ю армию от окружения.

В первой половине дня П.И. Багратион отправил в штаб 1-й Западной армии свое последнее письмо из Волковыска. «Вчерашний день в 8 часов пополудни, – говорилось в нем, – достигло ко мне отношение вашего высокопревосходительства от 15-го июня под № 320, и в то же самое время посланы повеления войскам 2-й армии о немедленном выступлении по данным маршрутам к Минску. Они пред сим имели предварительное повеление о скором выступлении, и быв в совершенной готовности, выступят без замедления. Повеление вашего высокопревосходительства к генералу от кавалерии Платову я отправил с нарочным; имея пред сим его уведомление, что против 17-го числа в полночь оставит он Гродно, и пойдет чрез Щучин на Лиду. Вследствии чего я оставляю сейчас Волковиск, имея путь вместе с войсками чрез Слоним и Несвиж к Минску и сего числа имею ночлег в Зельве. Генерал-майор Иловайский 5-й, по снятии кордонов, возьмет свой путь чрез Пружаны, Слоним, и в четыре марша соединится со мною. А коль скоро все казачьи полки примкнут ко мне, тогда я переправлю их на свой левый фланг в подкрепление корпусу генерала Платова и чтобы иметь с ним коммуникацию. Отступление 2-й армии прикрывают Ахтырский гусарский и Литовский уланский полки под командою генерал-адъютанта Васильчикова, быв подкреплены сводною гренодерскою дивизиею, под командою генерал-майора графа Воронцова. Кирасирским полкам посланы маршруты на следование в соединение к армии, а 27-й дивизии дано повеление остановиться в Минске и иметь свои предосторожности. Сам, коль скоро перейду Слоним, удвою марши, чтобы не быть отрезанным».

В три часа пополудни главнокомандующий вышел из своего кабинета в доме с колоннами во двор, заполненный штабными чинами, конвойными гренадерами и повозками, на 

~ 58 ~

которые спешно заканчивали погрузку имущества Главной квартиры. Князю подали верхового коня, быть может, на том самом месте, где 138 лет спустя установят его большой бронзовый бюст на каменном постаменте.

Между тем погода, бывшая до того на протяжении многих дней теплой и ясной, резко переменилась. Небо сплошь затянули низкие облака, начал накрапывать теплый летний дождик. (К ночи он превратится в ливень с сильной грозой, не утихавшей на протяжении нескольких дней.) Окинув последний раз взглядом красивый дом с колоннадой, где ровно неделю размещалась его ставка, генерал от инфантерии дал команду начать движение и тронул поводья коня. Ни сам он, ни сопровождающие, сюда уже не вернутся. Через две недели трагически погиб адъютант главнокомандующего подпоручик П.И. Муханов. Получив задание провести разведку сил противника у м. Романово, он, как гласит донесение, «одетый во французский мундир, был смертельно ранен казаком, принявшим его за неприятеля». Офицер так и не узнал, что накануне Военный министр М.Б. Барклай де Толли подписал приказ о его производстве в поручики.

Граф Э.Ф. Сен-При находился на Бородинском поле рядом с тяжело раненым П.И. Багратионом и сам получил тяжелую контузию. Сопровождал умирающего князя до с. Симы Московской губернии, где лично закрыл ему навеки глаза 12(24) сентября и организовал погребение в приделе местного православного храма (ныне останки полководца упокоены на Бородинское поле.) В конце года получил звание генерал-лейтенанта, и вновь отличился, командуя дивизией и корпусом в кампаниях 1813 – 1814 годов. Свидетельство присущего графу остроумия до сих пор находится в лежащем на левом берегу Рейна городе Кобленце. Летом 1812 года городские власти установили на одной из площадей массивную гранитную колонну с фонтаном у подножья и высеченной золотыми буквами надписью «В память о походе против России». 31

~59~

декабря 1813 года находившийся в авангарде русской армии корпус генерала Э.Ф. Сен-При форсировал Рейн и занял город. Проезжая на следующий день его улицами в сопровождении штабных чинов и раболепных членов магистрата, генерал увидел памятник и прочел надпись. Префект Ж. Дозан, по чьей инициативе, собственно, и поставили эту колонну, стал горячо заверять, что ее сегодня же снесут. Улыбнувшись, Сен-При сказал, что этого делать не стоит, будет достаточно лишь высечь внизу надписи дополнение: «Осмотрел, понравилось. Русский комендант города Кобленца. 1 января 1814». Что и было незамедлительно исполнено. Граф дошел военными дорогами до родной Франции и был смертельно ранен осколком вражеского ядра в бою за г. Реймс 13 марта 1814 года. Это была какая-то мистическая история. «Что удивительно, – писал на следующий день Наполеон в Париж своему старшему брату Жозефу, – Сен-При был ранен тем же самым канониром, который нацелил орудие и на Моро». Давний соперник Наполеона французский дивизионный генерал Ж.В. Моро (1763 – 1813), который тоже перешел на российскую службу, был смертельно ранен французским ядром 27 августа 1813 года в сражении при Дрездене.

Новые отметины от вражеского оружия получили: Ф.М. Оржанский при Бородино, Д.П. Дембровский под Москвой, Малоярославцем и Бауценом. У полковника С.Н. Марина от тягот походной жизни открылись старые раны (одна из двух аустерлицких пуль так и осталась в груди), он умер в начале 1813 года.

Адъютант П.И. Багратиона поручик Ф.Ф. Гагарин после Бородинской битвы попросился в строй, и к началу французской кампании 1814 года был штаб-ротмистром, командиром эскадрона Павлоградского гусарского полка. У городка Бери-о-Бак недалеко от Реймса 5 марта его полк был атакован и опрокинут тремя гвардейскими эскадронами личной охраны Наполеона. Подробности этого боя по понятным причинам

~60~

русскими его участниками не освещались, но за них это сделал в своих мемуарах французский бригадный генерал П. Дотанкур. «Вражеская кавалерия, – пишет он, – в панике бежала в сторону Корбени и далее. Даже самые старые кавалеристы никогда раньше или позднее не видели подобного бегства: 3 мили лошади беглецов и преследователей безостановочно мчались, пока не падали без сил. За Корбени, в одной из схваток с бегущими, один подофицер поймал Гагарина, русского князя, который, убегая, загнал трёх лошадей. Когда подофицер вел его к командиру эскадрона, тот кричал во весь голос: «Я князь Гагарин!» не переставая». Фёдор Фёдорович пробыл в плену недолго и дослужился впоследствии до чина генерал-майора. Он, наверное, мог бы достичь и большего, не будь отчаянным картёжником и дуэлянтом. Однажды на почтовой станции князь повздорил с каким-то проезжим чиновником и под дулом пистолета заставить его съесть дюжину рябчиков. Этот случай имел большую огласку и даже стал сюжетом одной из сцен в романе М.Н. Загоскина «Юрий Милославский». Семьи гусар так и не завел, скончался в Москве в 80-летнем возрасте.

Николай Старынкевич после гибели П.И. Багратиона некоторое время состоял с той же должности при генерале М.А. Милорадовиче. С декабря 1812 года служил в личной канцелярии фельдмаршала М.И. Кутузова, а после его кончины и при других главнокомандующих русской армией. За предполагаемые (не подтвердившиеся) связи с «декабристами» был арестован и провел восемь месяцев в одиночной камере, где написал автобиографические воспоминания «Жизнь моя с 1812 года, то есть со службы при армии, по июнь месяц 1825-го года». В дальнейшем карьера белоруса развивалась вполне успешно, он вышел в отставку с чином тайного советника.

А более всех из окружения П.И. Багратиона на военной и государственной службе преуспел Л.А. Перовский, позднее граф, генерал от инфантерии, министр внутренних дел и министр уделов Российской империи.

~ 61 ~

Глава 5

Несбывшиеся надежды

К вечеру 17(29) июня Волковыск непривычно опустел и затих. Оставленный в городе казачий разъезд направлял запоздавшие эстафеты по Слонимскому тракту в м. Зельва, где должна была заночевать Главная квартира П.И. Багратиона. На исходе дня туда со срочной депешей прибыл императорский адъютант полковник А.Х. Бенкендорф. Князю предписывалось идти на соединение с главными силами армии через Новогрудок и Вилейку, а при невозможности – отступать на Минск или Бобруйск. Главнокомандующий тут же отдал приказ на форсированный марш. «Пройдя с места 5 верст, – гласил он, – отдыхать час; отойдя потом 10 верст – 2 часа; перейдя 15 верст – 3 часа; винную и мясную порцию раздавать два раза в день. Иметь в виду, что быстрое движение покроет славою всех участвовавших в оном и заслужит благоволение Государя Императора». Пройдя за пять дней при изнуряющей жаре и грозовых ливнях сто пятьдесят верст, войска П.И. Багратиона переправились у м. Николаево через Нёман, намереваясь идти далее к Западной Двине.

Русских преследовала сильная вражеская группировка, а на отдалившиеся транспорты и небольшие воинские подразделения нападали уже сорганизовавшиеся отряды местной шляхты. Так, у д. Вишневка вблизи Зельвы они атаковали и разграбили русский обоз, взяли пленных, а 300 захваченных карабинов передали только что созданной новой администрации. «Все войско князя Багратиона, – напечатала в своем № 53 круто переменившая после прихода французов свой тон виленская газета «Курьер Литовский», – которое старалось соединиться с войском Барклая де Толли, кажется, уже отрезано, и не сможет к нему присоединиться. В своем бегстве он понес тяжкое поражение. Везде, где проходил, восставали граждане. Едва оставил Волковыск, как весь повет сплотился и

~ 62 ~

присоединился к Генеральной Конфедерации. В Янове местные жители повязали Москалей, бывших в охране магазинов, и передали последние в сохранности французам. Дороги полны дезертирами из войска Багратиона. Около Мостов, Рожанек и Солечников их полно. Спрашиваемые, зачем дезертировали, отвечали – нас французы так долго били, что теперь желаем лучше быть с ними, чем против них».

После занятия Гродно вестфальский король Жером Бонапарт, задержавшись на несколько дней в городе, двинул в погоню за русскими по тракту на Щучин и Новогрудок свой авангард – десятитысячный кавалерийский корпус генерала М. Латур-Мобура. В него входили составленная из поляков и саксонцев кирасирская дивизия генерала Ж. Лоржа, вестфальская бригада легкой кавалерии генерала Г. Хаммерштейна и польская дивизия легкой кавалерии генерала А. Рожнецкого. Первые разведывательные дозоры польских улан появились у Волковыска со стороны Лунно лишь 22 июня (4 июля). Как их встречало местное население, свидетельств не сохранилось, но имеются воспоминания командира 20-й бригады легкой кавалерии 5-го (Польского) корпуса «Великой армии» бригадного генерала А. Сулковского, который был явно разочарован приемом, оказанным им 17(29) июня жителями Гродно. «Вступали в город, – сообщает от в своем письме жене, – со слезами радости на глазах, но вскоре мой энтузиазм угас, когда увидел, что только представители муниципалитета приветствовали у моста наши подразделения, и была там еще пара хлопов с цветами, и, не считая их, можно было заметить выразительный холод, с которым нас принимали». Жители не без оснований полагали, что в хаосе войны некоторые из «освободителей» вряд ли удержаться от грабежей, в чем и оказались правы.

Саксонский корпус генерала Ж. Ренье перешел границу у Белостока еще позже и взял направление Свислочь-Слоним. Волковыск саксонцы проходили, задерживаясь на дневку, 3-

~ 63 ~

7(15-19) июля. «В конце июня или в начале июля, – пишет краевед В. Карпыза, – французы вступили в Волковыск. В городе назначили подпрефекта и учредили комитет, составленный в основном из местных жителей. Устроили госпиталь для раненых и больных в Волковыске, другой такой же в Изабелине и еще третий в Субачах Шидловецкой парафии.

В городе функционировала также почта, и был создан род милиции». Обошлось тогда в городе без эксцессов или нет, нам неизвестно, но в повете такое происходило. Еще в начале 20 века в костельном архиве м. Шидловичи (ныне д. Шиловичи западнее Волковыска) была найдена примечательная запись. «6.07.1812 г. с утра начался сильный грабёж, несколько десятков солдат в белых мундирах с красными обшлагами

(обмундирование саксонских пехотных полков Кенига и Низемойшеля из бригады генерала Г. Кленгеля. – В.Л.) напали на плебанский дом, забирали, что хотели, унижали жителей, двери ломали, замки отбивали, склянки, келишки, чашки – одни брали, другие разбивали, по всем углам шарили, одни после других приходили, до 13 человек избили, за женщинами гонялись». Неизвестно, как отнеслось к этому командование саксонского корпуса, и было ли вообще какое-то разбирательство, т.к. двадцать дней спустя эта бригада была окружена русскими войсками в Кобрине, понесла в бою громадные потери, а уцелевшие попали в плен.

С приходом наполеоновских войск на Беларусь тут оживились патриоты былого ВКЛ, инициировавшие учреждение новых властных органов. Жером Бонапарт назначил губернатором Гродно польского генерала А. Рожнецкого, но вскоре тот ушел со своими войсками дальше на восток, поручив этот пост генералу Л. Каменецкому. Этого сменил французский генерал Ж. Брён, назначенный маршалом Бертье приказом от 3 июля, но прибывший с прежнего места службы (г. Пиллау, Пруссия) лишь в начале августа. Генерал-губернатору подчинялись все находившиеся в департаменте войска, а также

~ 64 ~

вновь созданные Национальная гвардия и жандармерия. Личным распоряжением Наполеона 5 июля в помощь ему интендантом провинции был назначен военный чиновник аудитор Госсовета К. Шассенон де Кюрзе. Маршалком шляхты Гродненского департамента был переизбран бывший маршалок губернского дворянства Л. Панцержинский, который вместе с военными властями начал деятельно формировать новую власть в виде поветовых Рад (Советов) Конфедерации на местах.

Что происходило тогда в Волковыске, доподлинно неизвестно (документы сгорели), можно лишь предположить, что и тут спустя некоторое время после ухода русских войск шляхта собралась на очередной сеймик. Он мог проходить в парафиальном костеле, присутствовали там, кроме представителей шляхты со всего повета, и наиболее уважаемые, состоятельные горожане христианского вероисповедания. После богослужебной части собравшимся довели Акт Генеральной конфедерации, постановления Временного правительства ВКЛ, разъяснили порядок проведения тайного голосования по выборам депутатов на предстоящий сейм Генеральной Конфедерации. Затем участники сеймика подписали особый «присяжный лист». В нем говорилось: «Мы, жители Великого Княжества Литовского, жившие в провинции, во время неволи нашей Гродненской губернией названной, шляхта, духовный и светский люд, равно горожане, крестьяне и всякого звания местные жители, свидетельствуем перед Богом и всем светом, что попечением Светлейшего и Непобедимого Императора и Короля Наполеона и храбростью непобедимых войск его освобожденные от ярма неволи Московской и возвращенные Отечеству нашему, как только осведомлены были об учреждении Конфедерации всего Королевства Польского на сейме в Варшаве и прочтя в п. 4 и 5 этого Акта воззвание к объединению всех сынов Отечества, добровольно, единомысленно и неразрывно к ней присоединяемся, все относящиеся к этому правила свято соблюдать обязуемся и до

~65~

тех пор в этом Союзе пребывать обещаем и перед Богом присягаем, что пока Отечество наше из рук присвоителей не будет исторгнуто и воля народа такой Конфедерации не расторгнет». Волковысская шляхта посылала также двух своих представителей на департаментский сеймик в Гродно.

Первоначальные формы новой власти просуществовали лишь до середины июля и были распущены приехавшим в Гродненский департамент для формирования новых властных структур представителем находившегося в Вильно Временного правительства ВКЛ князем А. Гедройцем. Во главе гродненской гражданской администрации был поставлен уже упомянутый французский интендант, личность своевольная и капризная, заслужившая у окружающих прозвище «маленький император». Поветы по французскому образцу были переименованы в дистрикты (округа), волости – в кантоны. Волковысский повет состоял из семи более мелких административных единиц: собственно город и 6 сельских округов (по 5-6 парафий в каждом). В Волковыск, как и в семь других поветов Гродненщины, был назначен французский комиссар, имя его не установлено. Вся военная власть в повете была в руках назначаемого военным губернатором коменданта плаца, выполнявшего его поручения и ответственного за безопасность и порядок на подконтрольной территории. Вначале это были французские и саксонские офицеры, позже их сменили офицеры войск ВКЛ. Точных данных, кто и когда занимал эту должность в Волковыске, не найдено, последними, предположительно, могли быть капитан Я. Аренс или поручик Я. Освяцимский (оба назначены в середине сентября). Функции коменданта плаца и подпрефекта не были четко разграничены. Тут создавалась

также Административная комиссия, поветовый суд, подразделения Национальной гвардии и жандармерии. Городовой магистрат переименовывался в муниципалитет. Административная комиссия состояла из подпрефекта, 3-х комиссаров и секретаря.

~ 66 ~

Известно, что волковысским подпрефектом был местный шляхтич (имел свой дом в городе) Антоний Радовицкий. Обычно подпрефектом назначали кого-то из главных лиц прежней поветовой администрации: поветового маршалка, хорунжего или подкомория. Какую должность до прихода наполеоновских войск занимал А. Радовицкий, неясно. Помощниками подпрефекта были 2 поветовых советника из числа «уважаемых жителей», у секретаря был один помощник. Назначенные на эти должности лица не имели права от нее отказаться.

В середине октября в составе подпрефектур произошли новые изменения. Волковысскую, как и другие, численно увеличили и разделили на три отдела: 1-й – порядка, безопасности и справедливости; 2-й – продовольствия; 3-й – финансов, просвещения и религии. Каждый отдел имел председателя, 2-3 членов, секретаря и его помощника-канцеляриста. Таким образом, после реорганизации новую поветовую администрацию составляли подпрефект, 2 советника, секретарь и его помощник, а также чиновники трех отделов, всего около двадцати человек. В своем большинстве это были шляхтичи, ранее служившие хорунжими, писарями, судьями гродскими, земскими, граничными, асессорами. Из них в документах той поры персонально упомянуты лишь волковысский поветовый пограничный судья Викентий Оржешковский и владелец имения Лысков, поветовый хорунжий Адам Быховец. На годовое содержание чиновников из поветового бюджета выделялось 7 500 злотых. Были также более точно и полно определены задачи подпрефектуры. В круг ее ответственности входили жандармерия, почта, транспорт, размещение войск, внутренняя безопасность, а кроме того, сбор налогов, создание магазинов и надзор за ними, содержание лазаретов, вопросы просвещения и религии. Для усиления контроля за сбором налогов была создана специальная комиссия в составе подпрефекта, подкомория, хорунжего и председателя

~ 67 ~

земского суда. Она контролировала поступление денежных и материальных средств, проводила проверки на местах, имела право вызывать жандармерию для экзекуции неплательщиков. Как известно из доклада префекта Гродненского департамента в Вильно, все эти реорганизации на местах завершились в середине ноября. Что касается выборной должности поветового маршалка, то им в 1812 году был владелец имения Конно помещик Петр Биспинг. Неизвестно, однако, остался ли он на месте после ухода русских войск или эвакуировался вместе с ними. Последнее более вероятно, т.к. после войны его еще дважды избирали (и утверждали) на этот пост.

С июля до середины октября в г. Гродно и губернии дислоцировался батальон под командованием майора Я. Винницкого из польского 14-го пехотного полка дивизии генерала Я. Домбровского. Вторую половину лета и начало осени одна его рота стояла гарнизоном в Волковыске. Из сохранившихся во французском военном архиве документов известно, что в августе-октябре 1812 года 98 уроженцев Волковыска и повета (почти все из шляхетских семей) пополнили два гвардейских шеволежерских полка Наполеона: 1- й (польский) генерала В. Красинского и 3-й (литвинский) генерала Я. Конопки. В это же время во исполнение воли Наполеона и решения заседавшего в Вильно Временного правительства повет выставил своих людей в два полка регулярной армии ВКЛ. 19-й уланский полк штатной численностью в 981 человек формировался в г. Новогрудке и окрестностях. Туда поступали новобранцы из трех поветов Виленского департамента и пяти (в т.ч. Волковысского) поветов Гродненского департамента. Командиром полка в чине полковника был назначен К. Раецкий, помещик из-под Новогрудка. Майором у него был И. Каминский (из польского 13-го гусарского полка), шефами эскадронов – С. Растворовский (из польского 11-го уланского полка) и С. Потканский (из польского 1-го полка конных егерей). Волковысский повет

~ 68 ~

выставлял в новоформируемый полк от каждых находящихся на его территории 75 «дымов» (домохозяйств) одного кавалериста с конем и еще обеспечивал его суммой в 476 злотых 15 грошей на обмундирование. Предположительно, таковых набралось 70-80 человек.

20-й пехотный полк штатной численностью в 2 076 человек формировался в г. Слониме и окрестностях из рекрутов шести поветов (в т.ч. Волковысского) Гродненского департамента и одного повета Минского департамента. Его командиром в чине полковника стал владелец имения Струбница под Волковыском Адам Биспинг (младший брат Петра Биспинга). Майором полка был назначен Л. Глазер (до того шеф батальона польского 15-го пехотного полка), шефами батальонов – Г. Милберг и О. Валицкий (оба из 1-го полка Легиона Вислы), Я. Плончинский (из польского 12-го пехотного полка). По утвержденной правительством разнарядке каждый повет выставлял в пехоту определенное количество рекрутов (Волковысский – около двухсот), а также снабжал их на первое время одеждой, продовольствием и деньгами. «Со всего Новогрудского повета, – сообщал 24-го октября «Курьер Литовский», – жители прислали цвет своей лучшей молодежи; согласно установленных правил дали кантонистам одежду и белье, а сверх того еще темно-синие воротники, галстуки и металлические пуговицы; из патриотических побуждений добавили черные шелковые платки и башмаки. Его милость шеф 20-го пехотного полка Адам Биспинг, осмотрев такой набор обмундирования новогрудских кантонистов, двумя письмами от 21-го и 22-го сентября, и майор Глазер, принимавший кантонистов в Слониме, письмом от 21-го сентября, выразили Новогрудскому подпрефекту свою уважительную благодарность за эти пожертвования».

В центрах департаментов и поветов из местных жителей создавались подразделения (батальоны, роты) Национальной гвардии. Они предназначалась для поддержания там

~ 69 ~

общественного порядка, охраны казны, важных объектов городской инфраструктуры, государственной и частной собственности. В Гродненском департаменте такие части из горожан возрасте от 18 до 50 лет, вооруженных из французских арсеналов, но обмундированных за свой счет, было предписано сформировать в Гродно, Брест-Литовск, Каменце-Литовском, Кобрине, Лиде, Новогрудке, Пружанах, Слониме и Волковыске.

В последнем, насколько известно, такой роты создать не успели. Но другое  подразделение,  конная  жандармская  рота, ответственная за поддержание законности и порядка в повете, была сформирована здесь из шляхты и мещан уже в сентябре. По штату в ней числилось 107 человек (5 офицеров, 21 унтер-офицер, трубач, 80 рядовых). Командир роты в чине капитана утверждался в Вильно, другие офицеры выбирались общим голосованием мещан и землевладельцев. Они выполняли свои обязанности бесплатно «по причине уважения к чину, мундиру и почетной обязанности охранять собственность и безопасность жителей того повета, в котором служат». Список унтер-офицеров и рядовых жандармов составлялся в канцелярии подпрефекта (отказаться от службы было нельзя), зато они имели жалованье (один злотый в день) и оплачиваемый казной фураж для лошадей. Пофамильный список жандармской роты Волковысского повета не сохранился.

Уже основательно разоренный предыдущими российскими реквизициями повет был вынужден теперь отдавать последние материальные ресурсы другим пришельцам. В дополнение к прежним появились новые налоги: на торговлю рыбой, маслом, табаком, спиртным и т.д. Во второй половине июля по доставленной из Гродно разнарядке тут собрали полторы сотни лошадей для пополнения их убыли в «Великой армии». Чрезвычайно обременительной была и гужевая повинность: город был обязан ежедневно содержать в готовности к перевозкам войск и военного имущества не менее ста подвод. По распоряжению из Вильно от 8 августа в

~ 70 ~

Волковыске учреждался расходный магазин на 10 тысяч порционов, в который с каждого двора собирали по 40 гарнцев пшеницы и овса, по 2 гарнца гороха, по 80 фунтов сена, соломы и другое. В середине августа поступило новое указание – сдать в казну все имеющееся на складах и у жителей серое сукно домашнего изготовления (его стоимость обещали зачесть в счет податей) и две сотни зимних тулупов для новоформируемой армии ВКЛ. В начале сентября объявлено очередное требование властей: собрать в повете для военных нужд 2 тысячи тон зерна, 900 волов, по 1,5 тыс. тон сена и соломы. И уже в ноябре, накануне разгрома и сожжения города, гродненская префектура «спустила» сюда новое распоряжение из Вильно: одноразово собрать с каждого хозяйства по 1 гарнцу водки, 2 гарнца пшеницы и 1 пуду сена. Кроме того, за счет местных жителей содержались поветовая почтовая контора с установленным количеством подменных лошадей и два военных госпиталя (в Волковыске и Изабелине). С неисполнительными особо не церемонились – на такой двор начальство обычно присылало четырех солдат, которых хозяин должен был вплоть до погашения долга кормить, поить, да еще платить каждому по 12 злотых.

И все же многими эти почти невыносимые тяготы военного времени воспринимались как временные, преходящие, неизбежную плату за восстановленную независимость. Казалось, еще одна победа великого Наполеона – и будет заключен выгодный и почетный мир, наступит процветание. Новые власти торжественно отмечали государственные праздники былой Речи Посполитой, Французской империи и победы «Великой армии». С особым торжеством и размахом праздновали 15 августа 1812 года на Гродненщине день рождения Наполеона. «Поветовый город Волковыск, в делах Польши некогда славный, – читаем в № 70 «Курьера Литовского», – праздновал день рождения Найяснейшего Наполеона императора следующим образом. В 6 часов колокола

~ 71 ~

оповестили жителей об этом радостном и долгожданном событии. В 11 часов подпрефект повета с гражданами, генералом войск австрийских Пфанзеттером (предположительно это был генерал-майор Франц фон Пфлахер, командир пехотной бригады из двух полков. – В.Л.), с магистратом и цехами прибыли к костелу, где после богослужения исполнили гимн «Te Deum» («Тебя, Бога, хвалим»). После завершения торжественной церемонии, в которой ассистировал отряд из 14-го пехотного полка, у подпрефекта был дан обед на несколько десятков персон, где произносились соответствующие событию тосты. Вечером весь город был ярко освежен иллюминацией, особенно дома подпрефекта, плебана, ратуша, синагога. В этот день, что стал днем народного торжества, все местные жители молили Бога Заступника, чтобы Наполеона спас и благословил воскрешение Польши».

Несколько красочных штрихов к этой картине добавляет В. Толочко (1887 – 1942), служивший в начале 20 века викарием в Волковысском костеле и имевший доступ к его архиву. В 20-е годы прошлого века он опубликовал в журнале «Двухнедельник Децензии Виленской» статью «Бенефициум волковысский в 1812 году», где описал происходившие в городе 15 августа события, совпавшие с праздником Успения и Вознесения Девы Марии. Ксендз сообщает, что накануне костел и плебания были украшены гирляндами из цветов и другой зелени, а квартировавшие в городе солдаты вывесили флаги и государственные эмблемы Франции и союзных с ней государств. Глава парафии К. Кирженевский лично распорядился «на крыльце плебании, только несколько выше, чтобы проходу не мешало, повесить немалый полотняный транспарант с инициалом «N», обвитый гирляндой и с короной вверху, а внизу с надписью – Великому Императору». Викарий В. Толочно перечисляет по должностям собравшихся на следующее утро в костеле именитых прихожан: «маршалок,

~ 72 ~

новый подпрефект, судья и другие из общества волковысского, каморник, стряпчий, исправник, бурмистр и славные отцы скабината (судейские чины. – В.Л.) с женами и детьми в уборах отечественных, местные граждане (Сехенивы, Павесцы, Каленкевичи и другие), и конечно, имевший там свою квартиру французский генерал с адъютантами и офицерами штаба». Надо полагать, что насчет французского генерала викарий-краевед напутал, на тот день в пределах Гродненской губернии, а именно в Гродно, был лишь один такой, генерал-губернатор Ж. Брён, а в Волковыске находился австрийский генерал. «Торжественное богослужение, – продолжает В. Толочко, – проводил наш славный ксендз Кристоф Кирженевский, а проповедь, как кажется, произнес красноречивый ксендз Драгатт… Вдруг раздались громкие возгласы «Да здравствует император!» и веселые звуки марша. Французский генерал принял парад продефилировавших перед ним войск. На сытном обеде у ксендза Плебана много говорили о разных связях и альянсах, которые соединяли всегда Польшу и Францию. Французские горны сыграли прекрасную поэтическую мелодию вечерней зари… Одна за другой гасли на небе звезды и огни в домах волковыских жителей; наступала темная ночь, дышавшая ненастьем и бурей». (Похоже, Владислав Толочко вдохновлялся тут картинами знаменитой поэты «Пан Тадеуш» и недаром его еще при жизни именовали «последним гражданином Великого Княжества Литовского».) Двойной праздник, светский и церковный, был для жителей Волковыска одним из немногих светлых и радостных в этом памятном году. Никто из них и в страшном сне не мог себе представить, что станет с ними и с городом всего через три месяца.

~73~

Глава 6

Саксонский корпус «Великой армии»

Саксония, небольшое княжество в центре германских земель, зажатое между сильными соседями Австрией и Пруссией, обрела статус королевства по воле Наполеона после присоединения к возглавляемому им Рейнскому Союзу. Не без его влияния новоявленный король Фридрих-Август I взялся за модернизацию на французский манер своих государственных структур и вооруженных сил. Уже в 1809 году в очередной австрийско-французской войне саксонский корпус, бывший под командованием наполеоновского маршала Ж. Бернадота (впоследствии короля Швеции) хорошо показал себя в решающей битве при Ваграме.

Для похода в Россию королевство выставило около 25 тысяч солдат, хорошо вооруженных и обученных бойцов. Меньшая часть их воевали в составе 9-го армейского, 3-го и 4-го кавалерийских корпусов «Великой армии». Остальные (ок. 19 тыс. чел. с учетом прибывавших пополнений) составили 7-й (Саксонский) корпус армии вторжения, сформированный в начале марта 1812 года. К началу похода в его двух пехотных дивизиях и одной кавалерийской бригаде имелось 8 полков пехоты (гвардейский гренадерский, распределенный побатальонно в разные бригады; 5 полков линейной и 2 полка легкой пехоты), 3 полка кавалерии (гусарский и 2 шеволежерских), а также 50 орудий. Призывной контингент, состоявший в основном из молодых крестьян и горожан, имел перспективы по службе благодаря личным качествам, а также государственные социальные гарантии при увольнении из армии по возрасту или ранению.

Полки линейной пехоты были вооружены модификациями французского гладкоствольного ружья с кремневым замком и штыком (вес 4,7 кг, прицельная дальность стрельбы до 300 м). На вооружении легкой пехоты был несколько облегченный вариант этого ружья или французского

~74~

драгунского ружья со сходными характеристиками. Офицеры имели шпаги или сабли, конные – еще и пистолеты. Гусары были вооружены кавалерийскими карабинами, саблями и пистолетами, шеволежеры – еще и пиками. Немногочисленная артиллерия корпуса делилась на полковую, дивизионную и резервную. В полках имелось по четыре 4-фунтовые пушки, при дивизиях – еще по одной 6-орудийной батарее (четыре 6-фунтовые пушки и две 8-фунтовые гаубицы), резервную артиллерию корпуса составляли две такие батареи (12 орудий).

Обмундирование пеших гренадер саксонской гвардии составляли черная меховая шапка с налобной бляхой и белым нитяным этишкетом; красный мундир с воротником, лацканами, обшлагами и отворотами из темно-синего сукна. Эполеты были серебряные с бахромой. Полки линейной пехоты носили кивера (в элитных гренадерских ротах с красными перьевыми султанами, в прочих – с белыми помпонами). Белые суконные мундиры имели в разных полках разный приборный цвет отдельных элементов (воротники, лацканы, обшлага, отвороты), и разный цвет приборного металла (пуговицы, накладки и др.).

В полках Фридриха Августа и принца Клеменса приборный цвет был зеленый, но приборный металл разный: в первом – желтый, во втором – белый. В полку принца Антона приборный цвет был синий, приборный металл – белый. Линейная пехота носила белые панталоны, черные гетры и башмаки. Полки легкой пехоты имели кивера с зелеными султанами и нитяными этишкетами, латунными бляхами с номером полка. Мундир был из темно-зеленого сукна. Воротники и обшлага – черные с красной выпушкой; погоны и отвороты фалд – зеленые с красной выпушкой; пуговицы желтого металла с номером полка. Панталоны серые, черные башмаки. Артиллеристы имели кивера с красными султанами и этишкетами, зеленые мундиры с красными воротниками, лацканами, обшлагами и отворотами, зеленые панталоны, черные гетры и башмаки.

~ 75 ~

Саксонские шеволежеры носили черные кивера французского образца с белым султаном, красные мундиры с желтыми металлическими пуговицами, белые рейтузы, короткие черные сапожки со шпорами. Воротник, лацканы, обшлага и отвороты мундиров были разные: в полку принца Клеменса – светло-зеленые, в полку Поленца – светло-синие. В единственном на всю саксонскую армию гусарском полку обмундирование составляли кивера с белыми султанами и этишкетами, светло-синие доломаны с черными обшлагами и воротником, рядами белых шнуров на груди; такие же, но опушенные мехом, ментики; светло-синие чикчиры и короткие сапожки со шпорами.

«Для оснащения корпуса, – читаем у К. Функа, – средств не экономили: проявили заботу о создании условий для долгого военного похода, в частности, укомплектовали и оснастили медицинскую службу. Кавалерия была хорошо подготовлена; конная упряжь для орудий и повозок была в приличном состоянии; личный состав всех родов войск был бодрым, здоровым и в наилучшем расположении духа. Это радовало глаз и внушало самые прекрасные надежды. Бригадным генералам по утвержденному штату предоставлялся фураж для их верховых лошадей, а трём офицерам дивизионного штаба кроме установленного числа ординарцев щедрой рукой короля выделялась еще и двуконная карета и крытая повозка, запряженная четверкой лошадей, а уж главный штаб корпуса вел за собой целую вереницу карет, повозок и верховых лошадей. Офицеры шли воевать с желанием, и были рады предстоящему военному походу, надеясь, что многое сгладится, станет со временем лучше, и вообще человек должен стоить больше, чем его должность».

Сам мемуарист, командовавший в русском походе 22-й пехотной дивизией, отличившийся во многих боях на белорусской, украинской и польской земле, был храбрым солдатом и способным литератором. С портрета, датированного

~ 76 ~

началом 19 века, на нас смотрит вполоборота моложавый, стройный, приятной внешности офицер в гусарском доломане. Строгое и благородное, без тени надменности лицо, пытливый взгляд являют нам человека думающего, образованного, творчески одаренного. Карл Вильгельм Фердинанд фон Функ родился 13 декабря 1761 года в городе Шеппенштедт герцогства Браушвейг в семье дворян, выходцев из Швеции. С юных лет его готовили к военной карьере; и в 1780 году он начал ее лейтенантом в саксонском гвардейском полку «Гард дю Кор».

Однако несколько лет спустя молодой офицер стал откровенно тяготиться придворной службой с ее муштрой и парадами. К тому же он имел весьма независимый характер, из-за чего поссорился с командиром полка и вышел в отставку. Карл пошел по другой стезе, поступил в Геттингенский университет, подружился с И. Шиллером и И. Гете, печатался в «Литературной газете». В 1791 году, когда в Европе начали грохотать пушки, он вновь вступил на военную службу, на этот раз ротмистром в гусарский полк, и принял боевое крещение в Рейнской кампании. Но и литературные занятия не забросил, стал одним из авторов изданного в 1792 году капитального исторического исследования «История императора Фридриха II». К 1806 году он уже майор, старший адъютант генерала от кавалерии Г. Цейшвица, вместе с которым в несчастливой для пруссаков и союзных с ними саксонцев битве при Йене угодил в плен к французам.

И здесь в жизни К. Функа происходит удивительный и счастливый поворот. Каким-то образом он добился возможности поехать с вестями в Дрезден, где передал своему королю Фридриху Августу слова Наполеона о благосклонном к нему отношении, чем удержал от бегства из столицы. После заключения мира и союза с Францией он уже полковник, королевский флигель-адъютант, а затем и генерал-майор, инспектор кавалерии. Являлся одной из главных фигур масштабной реорганизации саксонской армии в 1810 – 1811

~ 77 ~

годах, за что был произведен в генерал-лейтенанты и поставлен во главе 22-й пехотной дивизии.

Командирами составлявших ее пехотных бригад были два заслуженных 50-летних генерала. Командир 1-й бригады (линейные полки Кайзера и Низемойшеля, гренадерский батальон Браузе) генерал-майор Г. Кленгель и большая часть его уцелевших после Кобринской катастрофы людей на момент Волковысского боя уже несколько месяцев были в русском плену. Небольшая часть бригады (батальон Браузе и 2 роты линейного полка Низемойшеля), находившаяся вне Кобрина, уцелела, была пополнена и сражалась до конца кампании. Командиром 2-й бригады (легкий полк Зарера, гренадерские батальоны Ангера и Шпигеля) был генерал-майор К. Зарер фон Зар. Он тоже не сражался при Волковыске, в октябре серьезно заболел и был отправлен на родину.

Карл Кристиан Эрдман фон Лекок (28.10.1767, Торгау – 30.6.1830, Брич, кантон Валлис)

Другой входившей в состав Саксонского корпуса пехотной дивизией командовал генерал-лейтенант К. Лекок, 45-лет от роду. Сын саксонского генерала, он начал службу в совсем еще юном возрасте в пехотном полку своего отца. В 1806 году подполковником во главе гренадерского батальона сражался при Йене, прикрывал отступление разбитой прусской армии, был ранен. За проявленную доблесть произведен в полковники, стал генерал-адъютантом саксонского короля и комендантом крепости Виттенберг. В 1809 году он уже генерал-майор и командир пехотной бригады, сражался на стороне французов при Ваграме, опять ранен. Активно занимался реорганизацией саксонской армии и обучением солдат и офицеров передовой военной тактике. Король Фридрих Август I произвел его в генерал-лейтенанты и намеревался поставить во главе формируемого корпуса, но у Наполеона на этот счет имелись свои планы. В итоге К. Лекок возглавил 21-ю пехотную дивизию и стал старшим саксонским генералом в корпусе. Командиром 1-й бригады (линейные полки Фердинанда и Клеменса, гренадерский батальон Либенау) этой дивизии был

~ 78 ~

заслуженный 57-летний генерал-майор Ф. Штейндель. 2-й бригадой (линейные полки Антона и Лекока) командовал опытный 45-летний генерал-майор К. Ностиц.

Включенную в состав корпуса 23-ю бригаду легкой кавалерии (шеволежерский полк Клеменса, легкоконный полк Поленца, гусарский полк Энгеля) возглавил генерал-майор барон Г. Габленц. Он родился в дворянской семье в 1764 году, довольно долго служил в младших офицерских чинах. С началом войны карьера пошла быстрее: в 1794 году он ротмистр гусарского полка, сражался на Рейне; в 1806 году майор, при Йене командовал уже двумя эскадронами. Три года спустя отличился в битве при Ваграме, был награжден за храбрость и стал полковником. Накануне русского похода получил эполеты генерал-майора и возглавил кавалерию корпуса.

Назначение командира 7-го («Саксонского») корпуса «Великой армии» состоялось, как уже было сказано, без учета мнения короля и было довольно неожиданным для его офицеров и солдат. «Пока имя человека, – пишет К. Функ, – который вскоре должен был принять командование над саксонцами, было тайной, но не являлось безразличным для его будущего ближайшего окружения. В конце февраля стало, наконец, известно, что дивизионный генерал граф Ренье назначен главнокомандующим саксонского корпуса. Он ещё в 1809 году, после битвы при Ваграме, стоял некоторое время во главе саксонских войск и тогда не особо стремился снискать их симпатии. Вина за нескрываемые обоюдно прохладные отношения, лежала, вероятно, на двух сторонах. Ренье считал, что его внезапный отзыв с комфортного поста военного министра Неаполитанского королевства был доказательством недоверия или злой воли Наполеона. Это назначение лишало его перспектив на славу или богатство по завершению похода, и, наверное, он перенёс часть своей антипатии на подчиненные ему войска».

~ 79 ~

На момент этого назначения 41-летний французский генерал уже был широко известен как своими военными талантами, так и зачастую непредсказуемыми поступками. Шарль Ренье родился в семье врача и учился на архитектора. Попав в водоворот революционных событий, вступил на военную службу рядовым канониром и быстро сделал блестящую карьеру, отличившись на полях битв в Германии, Египте, Италии, Испании и Португалии. Карл Функ, близко наблюдая своего начальника на протяжении нескольких месяцев русского похода, писал о нем следующее. «Замкнутость и уединенность были присущи его характеру, но они были также и следствием его внутренней самооценки. Он знал, что от природы полностью лишен внешней привлекательности, которая больше всего воздействует на людей. В юности, охваченный революционным угаром, он мог бы преуспеть на этом поприще. Будучи солдатом в то время, когда каждый француз носил оружие, ему ничего не стоило отличиться, так как его природные таланты опирались на прилежное изучение математики, военной географии, искусства, всех направлений высшей стратегии и инженерных знаний. Его продвижения по службе вначале было стремительным. Опыт, полученный в 17 походах, научил его обращать внимание на различные, казалось бы, незначительные мелочи. Лишь немногие военачальники могли сравниться с ним в осмотрительности, когда не упускаются из вида мельчайшие детали, в остроте и надежности взгляда, в быстром обзоре местности и редком знании тактики, позволяющим почти всегда точно определить намерения врага. Сила воображения позволяла ему удерживать в памяти все подробности и давала неисчерпаемые возможности для использования различных средств. Он всегда точно знал, что происходило, и что должно произойти в каждом пункте, он не заботился о своей безопасности, не терял в бою спокойствия и присутствия духа, что позволяло в решающие моменты быстро найти и правильно осуществить самое подходящее решение.

~ 80 ~

Кроме военных наук он охотно изучал историю, античность и современную французскую, английскую и итальянскую литературу. Он говорил лишь на французском и итальянском языках, но понимал испанский и латинский и за короткое время хорошо освоил немецкий. Вообще Ренье обладал отличными способностями к быстрому усвоению сути строения иностранного языка и к его пониманию, хотя не мог должным образом воспроизвести произношение. Он отказывался от услуг переводчиков-евреев с польского языка на немецкий, если они не дословно переводили сказанное. В обществе он часто смущал присутствующих, сидя в центре молча, и лишь когда какой-либо предмет общей беседы вызывал его интерес, он вступал в разговор и его высказывания всегда были правильными. Острый взгляд, красивый нос с горбинкой, даже правильные черты лица не придавали ему привлекательности, скорее вызывали неприязнь и производили отталкивающее впечатление холодной жестокости. Он был высокого роста, достаточно хорошо сохранился в свои сорок лет и мог считаться красивым мужчиной, но его сдержанность вызывала скорее чувство страха, чем глубокого уважения. На его характере отрицательно сказались жизненный опыт и не оправдавшиеся надежды. Будучи бунтарем, он ненавидел угнетение, но тот путь, по которому пошла революция, разрушил все его надежды, и подобно ряду других людей, которые не могли стать свободными, он стал деспотом. Привыкнув к постоянной победе себялюбия над добродетелью и честностью, он покрыл свое сердце твердым панцирем и больше не верил в справедливость и душевную доброту. Его тщеславие было задето предпочтением молодым выскочкам, в то время как он уже 15 лет занимал один и тот же пост. Он непрерывно сопротивлялся императору, и, не желая служить под командованием Сюше, без разрешения вернулся из Испании. Он знал, что стоит на зыбкой почве, на которой его удерживала только потребность Наполеона в его способностях».

~ 81 ~

Из воспоминаний самого мемуариста и еще нескольких участвовавших в этом походе саксонских офицеров известно, что с началом ноябрьских проливных дождей и холодов для них начался самый сложный период за всю кампанию. По разбитым, утопавшим в непролазной грязи белорусским дорогам едва можно было двигаться, к тому же солдаты совершенно износили свое обмундирование и обувь. После изнурительного дневного марша, разбив к вечеру на относительно сухом месте лагерь, батальоны высылали в окрестные селения подразделения фуражиров. Буквально всё, как вспоминали очевидцы, «нужно было брать силой: продукты, корм для лошадей, солому или снопы ржи для лагеря, дрова и даже кухонную посуду, так как наши котелки, которые пехотинцы носили с заплечными ранцами, давно были потеряны или прострелены в боях». Более того, оголодавшие, оборванные солдаты хватали в крестьянских хатах, мещанских домах, даже в церквях и напяливали на себя любую одежду. Вскоре «на марше можно было наблюдать самые необычайные одеяния: ризы священника, еврейские меха, женские уборы, а также шкуры и шерстяные пледы, которые опоясывались веревкой вокруг тела».

Генералам и офицерам, озабоченным сохранением хоть какой-то боевой готовности своих частей, приходилось закрывать на это глаза. Несмотря на столь досадные нарушения субординации, моральный дух саксонских солдат не был сломлен, дисциплина соблюдалась, отставших на марше и дезертиров практически не было. Но горе было оказавшимся в одиночестве или в малом числе вне строя или охраняемого лагеря. Саксонская кавалерия, уменьшившаяся к тому времени до 1,2 тыс. коней не могла угнаться за вездесущими, кружившими вокруг противника казаками. В их руки постоянно попадали фуражиры, курьеры, возвращавшиеся из госпиталей солдаты, и даже направлявшиеся в корпус из Саксонии и Польши обозы.

~82~

Глава 7

Штрафники Наполеона

Пьер Франсуа Жозеф Дюрютт (13.7.1767, Дуа, Нор – 18.4.1827, Ипр, Бельгия)

Одним из главных участников Волковысского боя являлась французская 32-я пехотная дивизия генерала П. Дюрютта. Она была сформирована в начале июля 1812 года в составе 11-го армейского корпуса маршала Ф. Ожеро и до осени располагалась гарнизонами в различных немецких городах. Дивизия состояла из трех бригад (в каждой по два полка) и трех артиллерийских рот неполного состава, всего 4 полка линейной и 2 полка легкой пехоты, около 9 тыс. человек и 16 орудий. Она считалась французской, но по численности и качеству набранного туда контингента не могла сравниться с другими сражавшимися в России французскими дивизиями «Великой армии».

Например, в 1-м армейском корпусе маршала Л. Даву накануне похода штатная численность пехотного полка (включая находящийся в депо батальон) составляла почти 4 тысячи человек, батальона – 840 бойцов, роты – 140. Командир полка имел, как правило, чин полковника, батальонами командовали шефы батальонов, ротами – капитаны. При штабе состояли майор (заместитель командира), 5 полковых адъютантов, квартирмейстер, финансист, офицер-«орлоносец» (знаменосец) с двумя ассистентами в унтер-офицерских чинах, два хирурга с помощниками, полковой оркестр и несколько военных ремесленников, всего 50 человек. Первая рота каждого батальона линейной пехоты была гренадерской, вторая – вольтижерской, еще четыре именовались фузилерными (или «ротами центра»). В подчинении у командовавшего ротой капитана были лейтенант и су-лейтенант (младший лейтенант), 14 унтер-офицеров, 121 рядовой и 2 барабанщика (у вольтижеров 2 горниста).

Бойцы отборных гренадерских рот имели высокие черные кивера с красным султаном, красные эполеты, красные

~ 83 ~

темляки на ножнах полусабли, синие мундиры с красными воротниками и обшлагами, белые штаны, черные (летом белые) гетры и башмаки черной кожи. Ремни снаряжения были из белой кожи, а на патронной суме крепился латунный вензель Наполеона с короной. Элитной считалась и вольтижерная рота, которая комплектовалась лучшими стрелками и обычно высылалась в застрельщики. Эти бойцы обучались умению быстро перемещаться по полю боя и поспевать за идущей рысью кавалерией. Они отличались мундирными воротниками желтого цвета, желто-зелеными султанами и эполетами, а также эмблемой в виде сигнального рожка на киверах и патронных сумах. Обмундирование фузилеров отличались от других рот красными, с белой выпушкой, воротниками. Гренадеры и вольтижеры носили на плечах эполеты, фузилеры – погоны. За спиной солдата висел четырехугольный кожаный ранец с закрепленной на нем ремешками сверху шинельной скаткой. Офицеры носили форму полков, но из более качественного материала. Знаками различия рядовых и унтер-офицеров были нарукавные нашивки, офицеров и генералов – эполеты, нагрудный офицерский знак и детали форменной одежды.

Полки легкой пехоты (предназначалась для маневренного боя, действий в рассыпном строю и прикрытия флангов) несколько отличались от линейных частей своей организацией, обмундированием и вооружением. Там первая рота называлась карабинерной, вторая – вольтижерской, прочие – «ротами центра». Обмундирование составляли черный кивер с ромбовидной бляхой, красным или желтым султаном; темно-синий мундир с красно-зелеными или желто-красными эполетами, красные воротник и обшлага; темно-синие штаны, черные гетры, башмаки (у офицеров сапожки).

Рядовые и унтер-офицеры французской линейной пехоты были вооружены гладкоствольным кремневым ружьем образца 1777 года, модернизированным в начале 19 века, с прицельной дальностью стрельбы до 300 метров. Это ружье калибром

~84~

15,5 мм, весом 4,7 кг имело длину 152 см, в походе носилось через плечо на погонном ремне белой кожи. Трехгранный штык длиной в 45-50 см обычно носился на плечевой портупее в ножнах, пока не поступала команда примкнуть его к ружью. Бойцы гренадерских и вольтижерных рот, кроме того, носили на плечевой портупее еще и полусаблю в ножнах. Пехотинец имел при себе в патронной суме 60 патронов и еще столько же было припасено для него в обозе. Пехотные саперы (несколько человек на роту) были вооружены карабином, саблей специального образца и топором. Музыканты полковых оркестров имели шпаги, ротные музыканты – полусабли. Полк легкой пехоты имел на вооружении полусабли и такие же, как и у «линейцев», ружья, за исключением вольтижерской роты, имевшей гладкоствольные карабины весом 3 кг, длиной (со штыком) 156 см, калибром 17,1 мм и прицельной дальностью стрельбы в 120 метров. Старшие офицеры и все офицеры элитных рот имели сабли, прочие – шпаги; те, кому полагалось иметь строевого коня – еще и пару пистолетов в седельных кобурах (ольстрах). Шестифунтовая пушка была калибром 95 мм, все ее металлические части красились в черный цвет, лафет, передок, зарядный ящик, фуры артиллерийского обоза – в оливково-зеленый. Канониры и обозники имели пехотное вооружение и снаряжение.

Обычно французская пехота сближалась с противником в колоннах и разворачивалась для боя в три шеренги по фронту. Атаковать могли сомкнутым строем, ротными или батальонными колоннами. Часто применяли т.н. «смешанный ордер», при котором боевая линия в центре формировалась из одного или нескольких батальонов, а на ее флангах были колонны, способные при кавалерийской атаке противника быстро свернуться в каре. В обороне пехота действовала в линейном или рассыпном строю. Широко применялась тактика «стрелковых масс». Это была широко развернутая линия строя из сведенных в пары бойцов, укрывавшихся в складках

~ 85 ~

местности. Один из них заряжал ружье, а второй стрелял, стараясь выбить в первую очередь офицеров противника.

Дивизия генерала П. Дюрютта, как уже было отмечено, в силу ряда причин являла собой лишь бледную копию лучших французских частей «Великой армии». Её полки имели не пять, как полагалось, строевых батальонов, а лишь по три. В них отсутствовали т.н. «элитные» гренадерские и вольтижерные подразделения, все роты были фузилерными. А главное, рядовой состав этой дивизии почти сплошь состоял из «уклонистов» – лиц, пытавшихся избежать военной службы, пойманных дезертиров и даже не горевших желанием воевать за Францию иностранцев. Один из полков («Вюрцбургский») был укомплектован этническими германцами – подданными подвластного Наполеону «Рейнского союза». В пяти других большинство составляли французы, уроженцы провинция Вандея, где были сильны симпатии к Бурбонам; итальянцы и голландцы из недавно присоединенных к Франции новых департаментов; включенные сюда насильственно испанские, португальские и хорватские военнопленные. Соответственно низкими были уровень воинской дисциплины и боевой подготовки. По этой причине Наполеон распорядился подобрать сюда командный состав из числа опытных, имевших хорошую боевую закалку французских офицеров и унтер-офицеров, служивших в гвардейских и лучших пехотных полках. Назначенные в Вюрцбургский полк дополнительно должны были хорошо владеть немецким языком, в Вальхернский – голландским, в прочие – итальянским и испанским.

В 1-ю бригаду 32-й пехотной дивизии входили Вюрцбургский линейный полк (ранее 3-й полк «Рейнского союза») и 36-й легкий полк (он же «полк острова Белль»). Член Рейнского союза Великое герцогство Вюрцбург (существовало на западе Баварии в 1806 – 1813 годах, невзирая на свое название, было маленьким), управлялось великим герцогом Фердинандом III. В 1809 году он, по настоянию Наполеона,

~ 86 ~

скомплектовал из своих подданных и направил на войну в Испанию пехотный полк, который к 1813 году почти весь там и полёг. Накануне похода в Россию император вновь потребовал от герцога исполнения союзнических обязательств. Тому пришлось подчиниться, но качественного призывного контингента уже не было, в новый полк силой набирали разных смутьянов и отбросы общества. 36-й полк легкой пехоты комплектовали примерно из такой же, склонной к побегам, публики, что и объясняет его дислокацию на острове Бель-Иль, в 14 км от побережья французской Бретани. Еще в 17 веке королевский суперинтендантом финансов Н. Фуке (известный всем по роману А. Дюма «Виконт де Бражелон») превратил его в неприступную крепость, а Наполеон, став императором, в честь своей первой жены переименовал этот клочок суши в «остров Жозефины». Впрочем, других красот, кроме названия, остров в 83 км2 не имел, даже ни одного деревца там не было – лишь скалы да песок. Понятно, с каким воодушевлением покидали его направлявшиеся в русский поход солдаты.

1-й бригадой командовал 40-летний П. Дево, сын аптекаря из маленького городка Вьерзон. Военную службу начал рядовым королевской пехоты. В 1792 году был уже капитаном гренадерской роты, воевал в Северной армии, имел несколько ранений. Скоро достиг звания подполковника, и как особо отличившийся, доставил в Париж ключи от сдавшегося города Намюра. С 1797 года воевал под началом генерала Бонапарта в Италии, затем отправился с ним в Египетский поход, где получил еще две раны при штурме турецкой крепости Акка. Вернувшись на родину, оказался в составе десантных войск на французской эскадре и в морском бою при Альжезирасе получил десятую по счету рану. В 1802 году в чине полковника участвовал в экспедиции на о. Сан-Доминго у берегов Америки, там вновь был ранен. Вернулся по состоянию здоровья во Францию и был произведен в бригадные генералы. До 1812 года служил комендантом о. Бель-Иль («Жозефины»).

~ 87 ~

Вторую бригаду 32-й пехотной дивизии составляли 131-й линейный полк («полк острова Вальхерен») и один батальон 35-го полка легкой пехоты. Большой, в 216 км2, остров Валхерен (ныне, после возведения дамбы, соединившей его с материком, является уже полуостровом) находился у юго-западных берегов Голландии. Летом 1809 года англичане высадили сюда большой десант, но дела их пошли неудачно, несколько месяцев спустя пришлось эвакуироваться. После этого французы основательно укрепили остров, сосредоточив здесь немало войск, в числе которых были и «штрафники». Командир этой бригады 39-летний полковник А. Мори был уроженцем Лангедока, военную службу начал рядовым в королевском пехотном полку. Революция открыла перед храбрыми и способными представителями простого народа невиданные ранее горизонты.

В 1791 году он уже командир роты, капитан в гренадерском полку. В 1799 году шеф батальона А. Мори в одном из боев угодил в плен к австрийцам, но сбежал через несколько дней. В 1807 году за храбрость (первым ворвался во вражеский редут осажденного Кольберга) был назначен майором 48-го линейного пехотного полка. Четыре года спустя стал командиром Вальхеренского пехотного полка, а затем и «островной» пехотной бригады.

Третью бригаду составляли 132-й и 133-й линейные полки, базировавшиеся одно время на острове Иль-де-Ре (85 км2) у юго-западного побережья Франции. Они имели особенность, о которой упомянул один из участников похода: «в полках острова Ре и Средиземноморском почти исключительно дети от 15 до 16 лет, и все же они лучшие из всей дивизии». Командир бригады 38-летний А. Жарри был сыном мелкого чиновника из департамента Франш-Конте. С началом революции решительный парень гренадерской стати вступил в Национальную гвардию, два года спустя получил первый офицерский чин и был переведен в один из пехотных полков. Начавшаяся война ускорила его военную карьеру: в 1792 году

~ 88 ~

уже лейтенант, год спустя – капитан и батальонный командир. Весной 1794 года, в разгар «якобинского» террора, офицер был по какому-то доносу арестован. Дело могло закончиться расстрелом или гильотиной, но Жарри бежал из тюрьмы и некоторое время скрывался. После смены правительства был реабилитирован и восстановлен в армии. Вскоре он уже полковник и начальник штаба дивизии, с 1805 года – командир бригады в гренадерской дивизии маршала Н. Удино. Отличился при осаде Данцига, в сражениях при Йене и Прейсиш-Эйлау, получил эполеты бригадного генерала. В 1809 году за Эсслинг и Ваграм Наполеон отблагодарил его баронским титулом. Затем были два года войны в Испании и назначение комендантом острова Иль-де-Ре.

Управиться с целой дивизией «штрафников» мог далеко не каждый военачальник, и такой был найден Наполеоном в лице 45-летнего дивизионного генерала П. Дюрютта. Этот уроженец г. Дуэ на севере Франции вступил во время революции волонтером в батальон департамента Нор, отличился в боях при Менине и Куртре, а за сражение при Жемаппе был произведен в офицеры. Проявил себя не только отчаянно храбрым строевым командиром, но и способным, думающим штабистом. За успешные действия при отражении англо-русского десанта в Голландии получил эполеты бригадного генерала. Затем вновь в огне, отличился в сражениях под Биберахом и Гогенлинденом, несколько раз был ранен, награждён орденом Почётного легиона, в 1803 году произведен в дивизионные генералы. В кампании 1809 года, сражаясь против австрийцев, войска П. Дюрютта совершили успешную переправу через реки Пьяве и Тальяменто, покрыв себя славой в жестоком штурме укреплений форта Мальборгетто. Редкий даже в те легендарные времена случай: дивизионный генерал лично повел в бой штурмовые колонны и ворвался во вражеское укрепление первым. Та долгая и кровопролитная схватка стоила атакующим сотен убитых, гарнизон же форта полег весь. Спустя

~ 89 ~

некоторое время П. Дюрютт блеснул отвагой и в битве при Ваграме. В 1812 году недолгое время был губернатором Берлина и одновременно командиром резервной дивизии.

Разумеется, при подготовке похода в Россию у Наполеона и мысли не было брать с собой эти ненадежные, составленные из «уклонистов» части, но затянувшаяся на необозримых просторах кампания и громадные потери «Великой армии» поменяли его решение. 20 сентября император подписал декрет, по которому «штрафные» полки изымались из состава 11-го корпуса маршала Ш. Ожеро и отправлялись в Варшаву, им присваивались номера регулярных частей.

Около месяца эта дивизия, переименованная из 4-й резервной в 32-ю пехотную, находилась на территории Герцогства Варшавского. Недостаточно укомплектованная и плохо снабжаемая, совсем не имеющая зимнего обмундирования, она, оставив один из полков в гарнизоне Варшавы, прибыла на Беларусь в начале ноября. «Они не привели с собой, – сообщает К. Функ, – ни артиллерии, ни кавалерии; пехотные батальоны пришли одни, и их вид не внушал нам большого доверия и согласия, которое царило между нами и австрийцами. Хотя внешне они выгодно отличались от саксонцев своим новым, только что сшитым в Берлине обмундированием, но уже с самого начала выделялись беспорядком и отсутствием воинской дисциплины. Этим трём новым полкам еще только предстояло заработать своих «орлов» (полковые знамёна. – В.Л.), в них было примерно 6000 солдат, к которым впоследствии присоединился еще один полк из Вюрцбурга. Дивизия состояла частью из новобранцев, юношей 15-17 лет, частью из иллирийцев и частью из испанских пленников, которых принудили к военной службе. Офицерам, призванным из запаса, недоставало влияния на эту необузданную толпу, а действительно хорошие унтер-офицеры в одиночку не были в состоянии усмирить людей, которые большей частью даже не понимали их язык. Генералы и

~90~

командиры частей их совершенно не сдерживали; они скакали на марше все вместе и спокойно смотрели, как группа в 40-50 человек на их глазах выходила из колонны и бежала через поля, чтобы ограбить захолустную деревню. Хуже всех были испанцы; они учиняли насилия над женщинами в господских дворах и почти каждый их шаг обозначался пожаром, так как они повсеместно поджигали ульи, чтобы полакомиться медом. О порядке движения колонн никто уже не думал, и считалось самой большой трудностью удержать марширующую дивизию в рядах. Французы отставали, располагались лагерем и снова соединялись, как им нравилось. Ночью они сбивались в банды, которые с горящими факелами шарили по амбарам и конюшням, выискивая скрытые под снопами пожитки местных жителей. Генералы, за исключением одного-единственного, отвечали дерзким надменным тоном на каждое вежливое возражение; только грубые замечания, которые они также получали достаточно часто, внушали им некоторое уважение к другим. К счастью, повсюду бродившие казаки и крестьяне вскоре освободили нас от части наших недостойных сотоварищей, взяв в плен некоторое количество отставших и грабителей. Испанцы и иллирийцы, если были пойманы, поступали на русскую службу, и спустя несколько недель французская дивизия была очищена от отбросов. Не сделав ни одного выстрела по противнику, она уменьшилась на треть».

Действительно, дивизионная строевая справка на 1 декабря показывает число находящихся в строю (с учетом потерь при Волковыске) в 6500 человек. Вместе с тем артиллерия дивизии увеличилась к этому времени до 24-х орудий, возможно, за счет трофейных.

~91~

Продолжение следует

Опубликовано 02.07.2023  12:47

 

 

 

 

 

В.Лякин. КРОВАВАЯ МЕТЕЛЬ НАД ВОЛКОВЫСКОМ (I)

Историко-документальный очерк

Лякин В.А.

Л97         Кровавая метель над Волковысском /

В.А. Лякин. – Минск : Р.М. Цимберов, 2018, – 216, [2] с. ;

[8] л., цв. вкл.

ISBN 978-985-90473-3-6

 

Со страниц этой книги читатель узнает о малоизвестном, но важном событии войны 1812 года – двухдневном бое 15 и 16 ноября между российскими и наполеоновскими войсками за белорусский городок Волковыск. Сковав боем саксонский, а затем и австрийский корпуса «Великой армии», русский корпус генерала Ф.В. Остен-Сакена в итоге отступил, но выиграл время, что позволило главным силам 3-й Западной армии выйти к реке Березине навстречу отступавшим из Москвы войскам Наполеона.

Для всех, кто интересуется историей Отечества.

ISBN 978-985-90473-3-6

~ 2 ~

Предисловие

Уважаемый читатель! Перед тобой новая книга белорусского писателя и краеведа Владимира Александровича Лякина. Думаю, она будет интересна тем, кто увлекается Наполеоновской эпохой и событиями, происходившими тогда на землях сегодняшней Беларуси.

Я помню, как взял в руки его первую книгу, посвященную этой теме – «Мозырь в 1812 году». Она была в несколько сот страниц, и я подумал, что чтение будет делом трудным: ну что интересного могло происходить в маленьком городишке, находившемся «на задворках» основных событий военного лихолетья. Однако я ошибался; книга была написана удивительно живым языком и содержала в себе описание множества фактов и событий, о которых я и понятия не имел. С тех пор автор постоянно возвращался к событиям, происходившим на нашей земле в начале 19 века. Кроме уже упомянутой «Мозырь в 1812 году» им были написаны и изданы: «Восемнадцатый пехотный полк ВКЛ», «1812 год. Ратные поля Беларуси», «Реквием Минской бригаде», «Гроза двенадцатого года над Полесьем», «Белорусские дороги Наполеона Бонапарта», «Конные бои при Мире и Романово», «Оборона Бобруйской крепости», «Ліцвіны ў гвардыі Напалеона». Сегодня, без всякого сомнения, автор является одним из самых осведомленных людей по военным действиям на территории нашей Родины в 1812 году.

Скажу об отличительных особенностях творчества В.А. Лякина, краеведа по призванию, и краеведа талантливого. Прежде всего, он избежал соблазна писать о том, что уже многократно описано. Его книги содержат множество интересных подробностей о событиях, малоизвестных широкому кругу читателей. Да и специалисты частенько обходили их стороной, а если писали, то в двух словах, и были далеко не всегда точны в своих репликах. Между тем обстановка на северном и южном флангах той военной кампании очень часто самым непосредственным образом влияла на весь ход боевых действий. Немаловажно и то, что погружая нас в, казалось бы, незначительные подробности, автор позволяет еще раз увидеть, осознать, что любая война – это прежде всего неслыханное бедствие для такой небольшой страны, как наша.

~ 3 ~

Представляемая на суд читателя книга рассказывает о событиях, происходивших летом и осенью 1812 года в Гродненском департаменте воссозданного императором Наполеоном Великого Княжества Литовского. Их кульминацией стал двухдневный бой 15 и 16 ноября между российскими и наполеоновскими войсками за стоявший на важной транспортной коммуникации городок Волковыск. Русский корпус генерала Ф.В. Остен-Сакена внезапной ночной атакой занял его, однако удержать не смог, был вынужден отступить. Но, сковав боем вначале Саксонский, а затем и Австрийский корпуса Великой Армии, он выиграл время, что позволило главным силам 3-й Западной армии выйти на рубеж реки Березины и тем самым вынудить Великую Армию с боями прокладывать себе дорогу к отступлению. Таким образом, развиваясь достаточно далеко от главного театра войны, эти боевые действия на западе Беларуси оказали весьма существенное влияние на ход заключительной фазы всей кампании 1812 года.

Автор старается (хотя это у него не всегда получается) держаться в стороне от дискуссий, какой была эта война для предков нынешних белорусов – первой “Великой Отечественной”, “освободительной” или “гражданской”. Оставляя эти оценки за научным сообществом профессиональных историков, он, следуя шаг за шагом рядом с участниками и свидетелями тех давних событий, изучая строка за строкой архивные документы и военные мемуары, восстанавливает, как представляется, полную и объективную картину происходящего. Из небытия возвращаются похороненные под глыбами времени и вытравленные менявшими друг друга политическими режимами из сознания белорусов имена и славные дела их далеких предков.

В приложениях помещен подробный перечень всех участвовавших в бою 15-16 ноября 1812 года корпусов, дивизий, бригад и полков с фамилиями их командиров, представляющий особый интерес для краеведов и военных историков.

 

Владимир Бржеский

 

~ 4 ~

Глава 1

16 ноября 1812 года

Низкие снежные тучи, проплывая по свинцовому небу, казалось, задевали крытый железом купол храма Преображения Господня и крыши деревянных домов небольшого, в полтора десятка улиц, лежавшего при почтовом тракте уездного городка Красный Смоленской губернии. В эту войну он уже дважды серьезно пострадал от боевых действий. 14-го августа 1812 года (2-го по старому стилю) во второй половине дня у города, занятого четырьмя батальонами русских егерей с двумя пушками, появилась многочисленная французская кавалерия дивизионного генерала Э. Груши. Русские защищались упорно, дважды переходили в контратаки, но когда на помощь кавалеристам подоспел 24-й полк легкой пехоты, были сломлены численным превосходством противника и отошли к Смоленску. Они вернулись три месяца спустя, преследуя отступающую из Москвы «Великую армию», иной раз даже заступая ей дорогу. На рассвете 14(2) ноября, когда Наполеон с гвардией покидал Смоленск, в Красный ворвался совершавший рейд по вражеским тылам сильный отряд (егерский, гусарский, драгунский и 4 казачьих полка) генерал-майора А.П. Ожаровского. Небольшой французский гарнизон был застигнут врасплох и полег на месте. Но после полудня с востока на Смоленском тракте показались колонны «Легиона Вислы» дивизионного генерала М.М. Клапареда. Командир русского отряда пытался было удержать этот важный коммуникационный пункт, но его «партизаны», не устояв против мощной атаки закаленных в испанской войне ветеранов, были выбиты из города, рассеяны и смогли лишь на следующий день собраться в селе Кутьково, четырьмя верстами южнее. На этом неприятности для них не закончились. В ночь на 16-е мирно спящих по хатам «партизан» (боевого охранения не было), атаковала 2-я дивизия Молодой гвардии генерала

~ 5 ~

Ф. Роге. Разгром был полный, спасались кто как мог, дорога французам на Оршу была расчищена.

Вечером 15-го, перед наступлением темноты, в Красный прибыл император Наполеон со своей гвардией, корпусами И. Понятовского и А. Жюно. Высланный вперед комиссар-распорядитель Главной императорской квартиры Жуанвиль подобрал для размещения ставки Наполеона просторный, в несколько комнат, крытый гонтом купеческий дом на улице Сорокинской рядом с городской площадью. Он уцелел от огня, сохранились двери и даже стекла за ставнями на больших окнах, но внутри был основательно разграблен. Комнаты быстро очистили от грязи и хлама, затопили обложенные голландскими изразцами печи. На кухню, где уже хлопотал повар с помощниками, доставили из обозных фур императорский обеденный сервиз и продукты, включая дюжину бутылок шамбертена. Под присмотром императорского камердинера Констана гвардейцы из охраны постелили на пол в спальне ковры из тех же фур, установили раскладную походную кровать, рядом поместили дорожный несессер с туалетными принадлежностями монарха. В столовую (она же и рабочий кабинет) принесли из других мест два больших деревянных стола и несколько длинных скамей, накрыли их зеленым сукном. Один стол был обеденным, на другом разложили большую, постоянно корректируемую карту военных действий. Вдоль стен разместили походную библиотеку, рулоны других планов и карт, портфели с документами.

В течение ночи переполненный войсками городок наводняли все новые и новые толпы отставших от своих полков, деморализованных и бросивших оружие солдат вперемешку со следующими за армией гражданскими лицами. Дорога, которой они пришли, являла собой поистине адское зрелище. Где-то гуще, особенно в узостях, у переправ через речушки и ручьи, а где пореже, она была усеяна закоченевшими трупами людей и обглоданными конскими костяками, частями разбитых повозок,

~ 6 ~

содержимым выпотрошенных и брошенных тут же сундуков и чемоданов. В огне разложенных на обочинах костров отсвечивало серебро салонных канделябров, старинная бронза, золотое шитье церковной утвари. В грязи, припорошенные снегом, валялись и другие ценные, но уже никому не нужные вещи из московской добычи. Тут и там виднелись брошенные ружья, тесаки, кирасы и кивера, даже зарядные ящики с ядрами и картечью. Мучительный для оголодавших и обносившихся солдат мороз под минус 20 градусов в этот день ослаб, пришла оттепель, над землей клубился туман.

Наступивший понедельник 16 ноября принес ослабленной громадными потерями «Великой армии» новые испытания. Главные силы (ок. 60 тысяч штыков и сабель) преследующей ее русской армии были уже здесь, штаб-квартира генерал-фельдмаршала М.И. Кутузова находилась в деревне Шилово, в пяти верстах от Красного. Но тот вел себя осторожно, и, не желая рисковать в решительном сражении, послал свой авангард (два кавалерийских и два пехотных корпуса) «оседлать» Смоленский тракт в теснине у села Микулино. Командовавший им генерал от инфантерии М.А. Милорадович имел задачу отрезать путь отступления тянущимся из Смоленска на некотором расстоянии один от одного 4-му, 1-му и 3-му корпусам «Великой армии», окружить их, пленить или уничтожить.

Первыми, в этот же день, около трех часов пополудни, в устроенную русскими ловушку угодили войска Итальянского вице-короля Е. Богарне. Отчаянная попытка прорыва вдоль тракта на Красное была неудачной. Зная о своем подавляющем численном превосходстве, М.А. Милорадович послал к Е. Богарне парламентера с предложением о сдаче, но оно было отвергнуто. Потеряв в ожесточенных схватках 2,2 тысячи человек (почти половину бывших в строю) и все 17 остававшихся у них орудий, итальянцы все же смогли под покровом наступившей темноты пробраться окольными

~ 7 ~

дорогами к своим. Спасти остатки 4-го корпуса помогла и вовремя ударившая в тыл русским подмога – посланный Наполеоном сборный отряд гвардейской пехоты с двумя орудиями под командованием А. Дюронеля.

Поздно вечером император пригласил к себе на ужин только что прибывшего в штаб-квартиру вице-короля Евгения, маршалов Л. Бертье, Ж. Мортье, Ж. Лефевра, Ж. Бессьера и отличившегося при спасении Итальянского корпуса дивизионного генерала А. Дюронеля. За столом прислуживали оруженосцы Наполеона мамелюки Рустам и Али. Обычно уделявший приему пищи не более четверти часа император на этот раз управился еще быстрее и сразу перешел к обсуждению насущных дел:

– Господа, я с сожалением вижу продолжающуюся и даже усиливающуюся дезорганизацию армии. Остается надеяться, что соединение с корпусами, которые ждут нас в Литве, быстро восстановит общий порядок. Эти свежие, хорошо организованные войска возьмут на себя арьергардную службу и будут отстаивать наши позиции, а мы тем временем реорганизуем и пополним ваши корпуса. На подходе, уже проследовала Варшаву, новосформированная дивизия Дюрютта. Она, а также полки Литовского княжества, что сформировало правительство в Вильно, усилят корпуса Рейнье и Шварценберга, и те загонят, наконец, в татарские степи Чичагова, этого сухопутного русского адмирала. Корпус герцога Беллунского, который я послал из Минской провинции на помощь нашим 2-у и 6-у армейским корпусам, со дня на день возьмет обратно Витебск и отбросит Витгенштейна за Двину. Мы станем на зимние квартиры за Днепром. В Минске, как докладывает губернатор Брониковский, все склады, включая четыре обращенных под них больших монастыря, наполнены собранным в Литве продовольствием и фуражом, его хватит армии на всю зиму. Там мы будем находить помощь и подкрепления на каждом шагу, в то время как Кутузов будет

~ 8 ~

ослаблять свои силы переходами, и будет отдаляться от своих резервов. Он остается в стране, которую мы истощили. У нас есть минские склады, а русские будут умирать от голода…

Встав из-за стола и молча пройдясь по комнате, Наполеон обратился к дивизионному генералу И. Понятовскому:

– Князь, очень похвально, что ваши храбрые поляки единственные во всей армии полностью сохранили в этом нелегком походе свою артиллерию, все 74 орудия.

– Да, сир, 54 полевые и 20 полковых пушек, ядер и картечи тоже вполне достаточно.

– Распорядитесь, генерал, немедля передать из этого числа 30 орудий с боезапасом итальянским полкам вице-короля. Как известно, в сегодняшнем бою их последние пушки стали добычей казаков… Завтра, без сомнения, всем будет очень нелегко. Как показали пленные, и это подтвердили отправленные в разведку разъезды шеволежеров графа Красинского, знающие язык этой страны, вся русская армия лишь в полутора лье от нас. Мы задержимся здесь, чтобы дождаться из Смоленска арьергард – корпуса герцога Эльхингенского и князя Экмюльского. Под «орлами» в каждом едва ли осталось бойцов на одну-две полноценные дивизии. Без нашей помощи они будут отрезаны и погибнут, этого допустить нельзя.

Наступило тревожное молчание, все не сводили глаз с императора. И тот вновь заговорил – быстро, решительно, твердо:

– С рассветом мы атакуем главные силы Кутузова, что сосредоточены против нас, а затем, когда колонна 1-го корпуса будет на подходе, нанесем вспомогательный удар в тыл тем русским, что блокировали Смоленскую дорогу. Полагаю, что с началом сражения Кутузов отзовет с нее, или хотя бы ослабит, свой заслон, что позволит нашим войска соединиться… Прошу всех к карте, господа!

~ 9 ~

Подождав, пока маршалы и генералы переместятся за другой стол с разрисованной, утыканной цветными флажками оперативной картой, Наполеон продолжил:

– Основные силы русских, четыре пехотных корпуса с сильной артиллерией, стоят на позициях юго-восточнее от нас, как видите, очень близко, у селений Шилово и Уварово. Примерно столько же, частью пехоты, частью кавалерии, Главнокомандующий русских оставил на главной дороге вот здесь, северо-восточнее и подальше, у селений Микулино и Мерлино, чтобы блокировать наш следующий из Смоленска арьергард. Предполагаю, что враг намерен утром одновременно атаковать нас и подходящий по главной дороге 1-й корпус, но мы ударим первыми. Довольно я побыл императором, пришло время вновь стать генералом: на рассвете лично поведу свою Молодую гвардию прямо на Кутузова. В авангарде будут молодцы генерала Роге, что на славу побили этого царского поляка Ожаровского. Во второй линии – Старая гвардия и 30 орудий резервной артиллерии графа Сорбье. В нужное время вы, князь Понятовский, со всеми поляками, а также вестфальцами герцога д’Абрантес продвинетесь по главной дороге до Микулина, атакуете русских с тыла и поможете пробиться нашему арьергарду. Ваш корпус, сын мой вице-король, будет в резерве. Господа, я готов выслушать ваши соображения по диспозиции.

Начальник Главного штаба Л. Бертье и вслед за ним другие участники совещания одобрили предложенный план, но все решительно воспротивились личному присутствию Наполеона на линии огня. Командующий Молодой гвардии, недавний комендант Москвы маршал Ж. Мортье в отчаянии даже заявил, что пойдет, в таком случае, с ружьем в рядах своих тиральеров и готов погибнуть, прикрыв собой императора.

Мимолетная улыбка осветила несколько похудевшее, но по-прежнему привлекательное, матово-бледное лицо Наполеона:

~ 10 ~

– Помню, при осаде Акры к моим ногам упала брошенная из крепости бомба. Два солдата, стоявшие рядом, схватили меня, один спереди, другой сзади, защитив своими телами. Бомба разорвалась и обдала нас пылью. Мы все трое упали в образовавшуюся большую воронку; один из солдат был ранен. Я произвел обоих в офицеры. Один из них погиб потом в Испании, второй, Домениль, лишился ноги при Ваграме. Я дал этому сыну крестьянина из Перигё титул барона, чин бригадного генерала и должность коменданта Венсеннской цитадели. Жизнями таких героев, как они и вы, герцог Тревизский, судьба хранит, бережет меня для какого-то великого предназначения. Что ж, согласен, ведите сами в бой храбрецов Молодой гвардии, я, как главнокомандующий, буду осуществлять общее руководство. Расходимся, господа маршалы и генералы, до рассвета осталось не так много времени…

Намекая на свою неуязвимость, император выдавал желаемое за действительное. Лишь несколько особо приближенных людей из «ближнего круга» видели на его теле следы двух ран от вражеского оружия, и молчали о них. Глубокий шрам под левым коленом был напоминанием о штыковом ударе, полученном в 1793 году при штурме Тулона. Менее заметный шрам на правой ноге был последствием пулевого ранения в сражении 1809 года у Регенсбурга. Великий человек сознательно их скрывал, творя свой миф, свою великую легенду, что будет потом жить в веках.

Телохранитель Рустам, ночевавший, по заведенному порядку, у дверей императорской спальни, в последнее время был частым свидетелем ночных бдений, бессонницы, а то и кошмаров, терзавших владыку полумира. Порой тот вскакивал среди ночи и ходил по комнате из угла в угол, повторяя, словно в бреду, какие-то мучившие его мысли. Вот и сейчас, вскоре после полуночи, чутко дремавший на расстеленной шинели мамелюк услышал из-за двери вначале громкие стоны, потом скип половиц, шаги, а затем, отчетливо:

~ 11 ~

Жан-Луи-Эбенезер Ренье (1771, Лозанна – 1814, Париж)

– Убей меня в Москве пушечное ядро, я мог бы остаться в истории столь же великим, как Александр Македонский или Юлий Цезарь! А сейчас только бы Шварценберг и Ренье сохранили коммуникации, удержали Минск… Представить иное просто невыносимо!

Ровно в эти же часы мучивший французского императора кошмар уже начал сбываться наяву в сотнях вёрст восточнее Красного. Русская 3-я Западная армия, взяв Минск с громадными складами продовольствия и военного имущества, выступила к реке Березине, где готовились ловушка и разгром всей «Великой армии». Находившиеся на западе Беларуси корпуса Ж. Ренье и К. Шварценберга втянулись в ожесточенное двухдневное сражение за город Волковыск и не смогли ей помешать. На часах истории для империи Наполеона начался обратный отсчет. Несколько лет спустя ее создатель и свидетель крушения, заточенный победителями на маленьком острове Святой Елены у берегов Африки, повторит слова, произнесенные в городке Красный на Смоленщине. Их запишет и сохранит для потомства маркиз Эммануэль де Лас Каз, его последний секретарь и первый биограф.

~12~

Глава 2.

Городок на речке Волковыя

24 сентября 2005 года город Волковыск, один из райцентров Гродненской области Беларуси, торжественно и с размахом отпраздновал свое 1000-летие. Он был основан на берегу речки Волковыи, при ее впадении в реку Рось (Россу), приток Нёмана, как форпост славянского племени дреговичей на границе с воинственными ятвягами. О названии города до сих пор не утихают споры, но большинство историков и краеведов связывают его возникновение с волком, обитателем густых пущ. Первоначально это пограничное укрепление находилась за левым, южным берегом Волковыи, и состояло из трех деревянных крепостиц на трех природных возвышенностях с дошедшими до нас из глубины веков названиями «Замчище», «Муравельник» и «Шведская гора». Ныне это юго-восточная окраина города.

В 12 веке Волковыск уже вполне сложившийся городок в Городенском удельном княжестве, которым правили князья Всеволодковичи. «Шведская гора», носившая в те времена какое-то иное, неведомое нам название, сохранила функции укрепленного детинца, там находились поставленный князем правитель и его дружинники. Вокруг разросся торгово-ремесленный посад, где жили купцы, мастеровые, хлеборобы и разный зависимый люд. Процветанию поселения способствовало его удачное географическое положение: по речкам Волковыи и Россе можно было добраться до Нёмана и, через волок, до Днепра. В середине 13 века Волковыск, как и вся Гродненщина, вошел в состав Великого Княжества Литовского. Из Ипатьевской летописи известно, что здесь правил Глеб Волковысский, участвовавший в успешном походе русских дружин на ятвягов в 1256 году. Правда, несколько лет спустя удача от князя отвернулась, волынский правитель Даниил Романович осадил и захватил Волковыск, пленив при этом и самого Глеба.

~ 13 ~

После этого первого разорения город постепенно переместился на правый берег речки. Вербное воскресенье 16 марта 1410 года стало поистине трагическим днем для Волковыска. Сюда внезапно ворвались вражеские конники, закованные в броню рыцари Тевтонского ордена во главе со своим магистром Ульрихом фон Юнгингеном. Укрепление на «Шведской горе» устояло, но городок был полностью разграблен и сожжен, погибло немало его жителей. Волковысская хоругвь поквиталась с «псами-рыцарями» в том же 1410 году в знаменитой Грюнвальдской битве, после которой немцы не приходили сюда с войной целых пятьсот пять лет.

В самом начале 16 века Волковыск получил Магдебургское право и стал центром одного из поветов Новогрудского воеводства. Тогда же город впервые обрел и свой геральдический символ, герб в виде щита с изображением повернутой вверх и вправо головы воющего волка. Кроме местных здесь стали селиться и пришлые иноземцы, обосновалась еврейская община, члены которой занимались торговлей и швейным промыслом. В середине 17 века сюда явились новые завоеватели: с севера – шведы, с востока – московиты. Первые основательно пограбили город, а вторые, выполняя предписание царя Алексея Михайловича «те земли воевати и людей побивати», дважды, в 1655 и 1662 годах, превращали его в груды дымящихся развалин. Тогда окончательно прекратило свое существование нагорное укрепление, а сама возвышенность получила нынешнее название – «Шведская гора». По одному преданию шведы поставили на ней свои пушки для обстрела города, по другому – похоронили там своих погибших солдат. После завершения той долгой и кровавой войны перепись 1671 года показала, что в Волковыске осталось менее трети прежнего населения, прочие погибли или были уведены в неволю.

~14~

Со временем город отстроился, и два поколения трудились в сравнительно мирной обстановке, если не учитывать случавшихся время от времени внутренних вооруженных разборок разных шляхетских партий. Ранней весной 1706 года пришла к городу очередная беда, его вновь основательно разорили вначале русские, затем шведские войска. Здесь уцелели всего 122 дома, но несколько десятилетий спустя, в 1777 году, их было уже вдвое больше. В Волковыске открылась иезуитская миссия, функционировали монастыри пиаров и мариовиток, оживилась торговля, шло большое строительство. На южном берегу Волковыи, при Слонимском тракте, построили фарный (приходской) костёл и плебанию (относящиеся к нему жилые и хозяйственные постройки).

Во время разделов Речи Посполитой и восстания под руководством Т. Костюшко на долю Волковыска выпали новые испытания. 9-го мая 1794 года находившийся в городе татарский кавалерийский полк М. Барановского, до того державший нейтралитет, присоединился к восставшим. Сюда прибыл также 5-й пехотный полк ВКЛ под командованием генерала П. Грабовского, отдельные роты которого стали в Волковыске, Деречине, Самойловичах, Изабелине, Лыскове и Ружанах. В июле того же года в этих местах оперировала пехотная дивизия ВКЛ под командованием генерала А. Хлевинского, одно из подразделений которой составляли добровольцы из Волковысского повета. Для лиц из прежней администрации, запятнавших себя предательством или добровольным сотрудничеством с царским режимом, наступили тяжелые времена, некоторые из них угодили на виселицу. С тех времен сохранился интересный документ с названием «Акт поручительства жителей Волковысского повета за своего маршалка Ф. Кулешу». Его подписали 18 мая 1794 года подчаший и граничный коморник волковысский М. Маркович, земский регент волковысский А. Ревинский и еще 98 патриотично настроенных шляхтичей и мещан. «Мы, рыцарство

~15~

и обыватели Волковысского повета, именем набожной совести и святой справедливости извещаем и оглашаем всем вместе и каждому в отдельности пану, что его милость, сиятельный Франтишек Кулеша, маршалок Волковысского повета, взятый москалями в прошлом году силой из дома в Волковыск и оглашенный при нас маршалком местной конфедерации, выполнял свои начальнические обязанности самым аккуратным образом согласно с распоряжениями тогдашней генеральности, никого ни в чем не обижал и вообще всем в равной мере всегда воздавал справедливость. С прекращением же тарговицкой конфедерации, будучи последним по выбору поветовым маршалком, ни в какие соглашения с москалями не вдавался, москалей и казаков никогда в своем доме не держал и не прятал, шляхту никогда не подбивал ни к реконфедерации, ни к бунту, ни на сторону москалей, никакого заговорщического списка не предлагал и в целом, как одинаково с нами запальчивый патриот, жаждущий скорейшего восстания польского народа, тот маршалок Кулеша ни в чем не запятнан, никаким не подвержен сомнениям и очернительству, какие только придуманы враждебными особами, а что все это все готовы утверждать в качестве правды и ей в любом суде присягать, в том наше свидетельство убедительной присягой собственными руками подписываем». Тогда в Волковысском повете проживали полсотни шляхетских родов, самыми многочисленными из которых были Амброшкевичи, Брынки, Булгарины, Леваневские, Михаловские, Охремовичи, Семашки, Эйсмонты, Юшкевичи и Ясколды.

Восстание было жестоко подавлено. На присоединенных в 1795 году к России землях ВКЛ были образованы Виленская и Слонимская губернии. Последнюю несколько лет спустя переименовали в Гродненскую, и Волковыск был одним из ее поветовых центров. Проведенная здесь царским правительством перепись зафиксировала наличие в городе 362 домов и 2127 жителей (евреев и христиан было примерно поровну).

~ 16 ~

Веками в городе мирно сосуществовали представители нескольких конфессий. С начала 19-го века главой многочисленного тут католического населения был ксендз Кирженевский. Кто был раввином волковысских евреев, священниками небольших униатского и православного приходов – неизвестно. Исполнительная власть была перестроена по российскому образцу, но с учетом местных особенностей. При назначении чиновников царским указом предписывалось поступать «по прежним здешнего края правам и обрядам». С осени 1795 года раз в три года шляхта (потомственные дворяне не моложе 25 лет, имеющие недвижимость в повете) собиралась в Волковыске числом в 200-300 человек на свои сеймики для избрания поветового маршалка, поветового исправника (т.н. «начальника повета»), судебных заседателей, депутатов на губернские сеймики, обсуждения своих нужд и прочих сословных дел. Избираемого на 3 года поветового маршалка (предводителя дворянства) утверждал затем губернатор. Он являлся полномочным представителем всех дворян повета перед государственной администрацией вплоть до самого императора, был обязан защищать своих избирателей, подавать жалобы на неправомерные действия властей, выступать с ходатайствами по делам и т.д. Эта должность соответствовала 5-у классу табели о рангах («статскому советнику») и обращаться к маршалку официально полагалось «Ваше благородие». Почет был велик, однако издержки по должности тоже были немалые. Жалования маршалку не полагалось, различные подарки и подношения от шляхты брать запрещалось. Расходы при этом возникали значительные: было принято держать открытый стол для своих избирателей и помогать материально нуждающимся из их числа. С 1802 по 1808 этот пост дважды занимал владелец имения Изабелин князь К. Грабовский (1774 – 1833), которого позже сменил помещик, владелец имения Головчицы П. Биспинг

~ 17 ~

(1777 – 1848). У маршалка был заместитель (хорунжий), также избиравшийся на поветовом сеймике сроком на 3 года.

Важными чиновными фигурами поветовой администрации были городничий и поветовый исправник. Первый возглавлял административно-исполнительную власть в городе и координировал работу гражданских поветовых учреждений. Исправник (он же поветовый смотритель) отвечал за полицейскую службу на подведомственной территории. Ему подчинялись выборные полицейские чины – сотские и десятские. Оба назначались, как правило, из числа действующих или отставных российских офицеров, не успевших по болезни или в связи с ранением выслужить пенсию и не имевших других источников доходов. В их ведении был также нижний земский суд, занимавшийся обеспечением в повете «добропристойности, хорошего поведения и порядка».

Судья и два его помощника (подсудок и писарь) избирались на сеймике сроком на 3 года, их утверждал губернатор. Они разбирали различные криминальные и гражданские дела, исполняли нотариальные функции, принимали к рассмотрению жалобы на незаконные действия администрации повета. Для исполнения судебных решений судья назначал по своему выбору двух каморников, которые взаимодействовали в этих вопросах с полицией. Делопроизводство велось на русском и польском языках, уголовные дела рассматривались по законам Российской империи, гражданские – как правило – по давнему Статуту ВКЛ. Был еще поветовый межевой суд, состоявший из судьи, подсудка, писаря и двух подкомориев, которые осуществляли свои функции согласно Статуту ВКЛ, и согласно ему, а также царскому указу 1799 года, оставались «сами по себе уже непеременными по смерть». Они решали спорные дела о размежевании и установлении границ земельных участков в границах повета.

~18~

Поветовое казначейство ведало в повете государственными доходами и расходами, было подразделением губернской казенной палаты. Его возглавлял, как правило, чиновник в ранге коллежского секретаря, под началом которого работали несколько бухгалтеров, счетчиков и копиистов. Еще одним представителем чиновной интеллигенции той поры был городской лекарь, имевший в своем штате 2-х подлекарей и 2-х учеников лекарей. В числе других волковысских чиновников того времени документы упоминают поверенного стряпчего, поветового землемера и служащих по лесному ведомству, фамилии которых неизвестны. Стряпчий подчинялся губернской прокуратуре и осуществлял надзор за соблюдением должностными лицами законов Российской империи на подведомственной территории. Понятно, что при существовавших тогда, да и позже, порядках, это была фигура декоративная, роль которой сводилась лишь к зачитыванию в «присутственных местах» и разъяснению различных законодательных актов.

Городовой магистрат осуществлял управление и судебные функции «для мещан и вольноживущих в сем городе, для городских и обитающих в сей округе евреев». Состоял из бургомистра, бурмистра, ратмана и двух лавников. Председателем его был бургомистр, избиравшийся на 3 года и получавший жалованье из городских доходов. На время исполнения обязанностей он считался государственным служащим, имел статский чин 10-го класса («коллежский секретарь»), именовался «благородием», освобождался от всех повинностей и воинского постоя. В 1812 году волковысским бургомистром был мещанин Матвей Левка. Кагал был органом управления еврейской общины города, являясь посредником между ней и властями. Он избирался на 3 года местным еврейским населением в составе нескольких уполномоченных, которые утверждались в этой должности Гродненским губернским правлением. На кагал возлагался сбор всех податей,

~19~

расход и хранение «кагальных сумм», помощь больным, престарелым, неимущим членам еврейской общины и ряд других обязанностей. С помощью этого органа еврейская религиозно-финансовая верхушка держала всю общину в беспрекословном повиновении.

Поветовая инвалидная команда (комплектовалась из отслуживших в армии положенный срок солдат) входила в состав Внутренней стражи и подчинялась командиру Гродненского губернского внутреннего гарнизонного батальона. По штату в ней состояло 2 обер-офицера, 5 унтер-офицеров, 40 рядовых и барабанщик. Команда несла караульную и конвойную службу, а также содействовала властям в сборе и отправке в армию рекрутов. С 1797 года на Гродненщине регулярно (раз в год, а в военное время и чаще) проводились рекрутские наборы. Для местного населения, привыкшего за века, что в наемную армию шли служить добровольно, это стало худшим из зол. Крестьянский или мещанский парень, которого теперь насильно забирали служить на долгие 25 лет, имел очень мало шансов дожить до отставки и вернуться домой. Семья и община прощалась с ним навсегда, провожая с болью и плачем – как покойника. Известно, что в 1808 году из Волковысского повета в армию взяли 130 человек, в 1809 году – 217, в 1810 году – 169, в 1811 году – 180. В апреле 1812 года, накануне войны, царское правительство поводило в западных губерниях внеочередной рекрутский набор – 2 человека от тысячи душ податного населения. Сколько тогда было взято в Волковыске и повете, сведений не сохранилось.

Новобранцев из Гродненской губернии по установленному порядку отправляли для обучения к службе в пять рекрутских депо. Каргопольское комплектовало полки 6-й пехотной дивизии; Ахтырское – 12-ю пехотную дивизию; Олонецкое – 21-ю пехотную дивизию; Глуховское и Брянское готовили пополнение для артиллерии. В 1812 году полки этих дивизий (за исключением некоторых частей артиллерии)

~20~

воевали на главном направлении театра военных действий в составе 1-й и 2-й Западных армий.

На рубеже 18 – 19 веков поветовый город Волковыск (в русских документах и на картах того времени значится как Волковиск) был важным узлом на речных и сухопутных путях сообщения на Гродно, Вильно, Лиду, Слоним, Пружаны и Белосток. Правда, очередная перепись 1811 года показала в городе только 231 домовладение (166 принадлежали христианам, 165 – евреям), хотя в лучшие времена их было гораздо больше. Причиной тому стал сильный пожар 1800 года, когда «костёл, кляштор и прочие бывшие иезуитские строения обратились в пепел». Небольшую привилегированную часть жителей составляли христианское духовенство, шляхта, чиновники и богатое гильдийное купечество. Ведущую роль в хозяйственной жизни города играла торговля, и поэтому кроме нескольких входивших в гильдии купцов, здесь было много торговцев помельче, скупавших для перепродажи изготовленное в городе домотканое сукно и в окрестных селениях – небольшие партии скота, зерна и фуража. Большую же часть горожан составляли мещане – лично свободное податное сословие, платившее подушную подать, исполнявшее рекрутскую и различные другие натуральные повинности. Многие занималась строительством, гужевым извозом и речной навигацией на Россе и Нёмане, кто-то работал на здешней ткацкой фабрике, изготовлявшей сукно и полотно. Мещане-ремесленники (большей частью евреи) были ткачами, портными, сапожниками, скорняками, кузнецами, резчиками, ювелирами. Были еще в городе военнослужащие и члены их семей местной “инвалидной” команды, нижние чины полиции, мелкие служащие различных «присутственных мест» (копиисты, канцеляристы, подканцеляристы), прислуга, нищие и прочий деклассированный элемент.

Экономическое положение города и его жителей перед войной было нелегким. Нуждаясь в средствах для ведения

~ 21 ~

постоянных войн, правительство значительно увеличило процентный сбор с купеческих капиталов, цену на соль, питейный, паспортный, гербовый и прочие государственные сборы. В Гродненской и других белорусских губерниях денежное обращение было переведено на постоянно обесценивающиеся ассигнации, при том, что налоги и сборы взымались серебром. Экономическое положение края настолько ухудшилось, что это стало причиной письменного обращения представителя местной политической элиты князя А.А. Чарторыйского к императору Александру I. «Казна требует, – сообщал аристократ, – уплаты всех податей серебром. Откуда же его возьмут? Могу утверждать, Ваше Величество, что теперь некоторые помещики продают свои земли, потому что они не в состоянии уплатить налоги, в 3 и 4 раза превышающие таковые в остальной Империи. Все налоги, включая косвенные, каковы весовые деньги за пересылку писем, гербовая бумага, прием рекрут и другие, взымаются не по курсу, но по номинальной стоимости денежных знаков, а это увеличивает налоги приблизительно в той же пропорции, в какой падают ассигнации. Несомненно одно, что Литва находится в самом бедственном положении. Соблаговолите, государь, быть защитником этого края перед собственным Вашим правительством, так как, вероятно, о нем никто не позаботится».

Население Гродненщины бедствовало, вымирало и разбегалось, уменьшившись за первое десятилетие 19 века почти на пятую часть. Этот апокалипсис усилили неурожайные 1805 – 1807 годы, совпавшие с масштабными эпидемиями. Известно, что количество христиан-мещан в Волковысском повете уменьшилось тогда наполовину, хотя число мещан иудейского вероисповедания осталось прежним, кагал не позволял им разбегаться.

Неизвестны относящиеся к тому времени дневники или мемуары кого-либо из жителей Волковыска, но до нас дошли красочные воспоминания уроженца соседнего Слонимского

~ 22 ~

повета О.А. Пржецлавского (1799 – 1879). «Я очень немногим моложе настоящего века, – пишет он, – и поэтому ясные воспоминания о замечательнейших событиях мне современных начинаются у меня с 1810 – 1811 годов. Мы тогда жили в Ружане, местечке Слонимского уезда, принадлежавшем князю Франциску Сапеге, от которого мой отец арендовал большое имение из Ружанского графства и самое местечко. Я очень хорошо помню 1811 год; он отличался тропическими жарами и, если не повсеместно в России, то, по крайней мере, в западных губерниях, страшною засухою, причинившею в тамошнем крае всеобщий неурожай, лесные пожары и разные болезни. Воздух наполнен был дымом; во все лето солнце, не затемняемое ни малейшим облаком, являлось сквозь густой дым, в виде большого раскаленного шара; от восхода до заката можно было смотреть на него невооруженным глазом. В конце лета явилась знаменитая комета, как бы в подтверждение народного поверья, что эти небесные тела предвещают войну и другие общественные бедствия. Тогда уже было известно о натянутых отношениях между нашим и Французским правительствами, и носились слухи о близкой войне. Комета 1811 года была очень замечательна по своей величине и блеску; она имела большое ядро, хвост не длинный, но очень густой и светлый; когда не было луны, то от кометы освещалась часть неба. Орбита ее должна быть невообразимо велика, так как она до сих пор, после 60-летнего бега, не возвращалась еще и не показывалась во второй раз. Слухам о приближающейся войне все в тамошнем крае, более или менее, сквозь страх, радовались. … Известно уже, что наше местопребывание было на самом большом тракте. Поэтому в местечке, где была и почтовая станция, беспрестанно появлялись новые лица. … Отец пригласил странника ночевать у нас и просил не беспокоиться об экипаже, который будет починен. … Недели чрез две мы узнали, что по сведениям, полученным от нашего посланника в Париже, Камиллиана задержали близь самой границы. Оказалось, что это был

~ 23 ~

переодетый офицер Французского генерального штаба, посланный для съемки главных местностей и дорог Гродненской губернии. В палке у него нашли срисованные им планы. Около того же времени, в половине лета, в нескольких верстах от Ружаны, в лесу, по дороге к следующей станции Межевичи, завелись разбойники. Их было трое, они останавливали и грабили проезжающих. … Атаман, по прозванию Жигар, был Волковыский мещанин, два другие – беглые солдаты».

Сохранился план Волковыска, датированный 1798 годом. Его детальную «расшифровку» сделал уже в наши дни краевед Н.И. Быховцов. «Можно с уверенностью предположить, – пишет он, – что Кремяницкая улица одновременно называлась Бискупьей (Бискупицкой), так как к обеим деревням Кремяница и Бискупцы из Волковыска вела одна и та же дорога. Сейчас это улица Советская, ведущая от почты в восточном направлении. Как можно судить по карте конца 18-го столетия, Слонимская улица это современная улица К. Маркса. Улица Пекарская называлась так потому, что вела по направлению к деревне Пекари, и позднее стала называться Виленскою. Сейчас это улица Победы. Улица Песчаная на самом деле называлась Песковской, так как вела от улицы Кремяницкой (Бискупьей) на север по направлению к местечку Пески, где на окраине города соединялась с улицей Пекарской. Улица Петрошевская – это часть современной улицы Ленина от универмага до Святониколаевской церкви. Своё название получила по направлению к деревне Петрошевцы. Позже стала называться Широкой. Улица Замковая на карте 1798 г. начиналась с того места, где сейчас находится универмаг, и вела прямо к еврейскому кладбищу. Сейчас в этом месте улица отсутствует. Улица Иезуитская – это часть современной улицы Советской от почты до универмага. Ясеневая улица получила название от деревни Ясеновица, к которой вела, и шла от костёла по направлению к современной улице Рокоссовского. Кроме того,

~ 24 ~

имелись два предместья, т.е. два пригородных, заселённых людьми, участка, одно из которых называлось Запольем. Второе, без названия, обозначалось как «предместье за мостом», которое позднее станет называться Замостьем. Заполье возникло на восточной окраине города, а Замостье – на западной. Было и ещё одно центральное место в городе, называемое Рынком».

Некоторые изменения за 14 лет, минувшие после составления плана, конечно, имели место, чему способствовал и сильный пожар 1800 года. Но сгоревшие постройки обычно восстанавливались на прежних местах, появлялись и новые, как например построенное при дороге на Изабелин красивое, с мезонином и колоннами, усадебное здание, украшающее город (в качестве музея) и поныне. Можно представить, как примерно выглядел Волковыск накануне войны с Наполеоном. Центральная городская площадь (к ней примыкал и рынок с торговыми лавками) находилась, где и сейчас, между нынешними улицами Ленина и Советская, центральным универсамом и скульптурой городского «тотема» – волка. На восточном краю площади стояла городская ратуша, с других сторон – дома наиболее уважаемых и состоятельных горожан, среди которых выделялось большое подворье шляхтича Чартошевского. Отсюда в разных направлениях разбегались пять улиц. На северо-запад шла короткая (ок. 0,2 км) улица Гродненская (сейчас начало, до парка, ул. С. Панковой). Примерно втрое длиннее была уходившая к северо-востоку улица Виленская (начало улицы Кузнецова). Это было место компактного проживания евреев, тут были синагога и «хэдэр» (еврейская школа). Улица заканчивалась каменным, с большим подворьем, зданием корчмы. Самой протяженной (ок. 3 км), но местами с обширными незастроенными участками, была пролегавшая к востоку улица Бискупская (сейчас Советская). На ней были торговые лавки, земская канцелярия, большие подворья помещика Быховца, судей Колупайло и Быковского, подкомория Суходольского и хирурга Берка, а также еще одна

~25~

площадь поменьше, при которой возвышались иезуитский костел и монастырь. Улица заканчивалась стоявшими далеко на отшибе, у самой речки, усадьбой шляхтича Немчинова и т.н. «верхней» водяной мельницей. Далее, за Волковыей находилось предместье Заполье (ныне одноименная улица), где имелась единственная на то время в городе деревянная православная церковь. На юго-восток от ратуши, до мостка через Волковыю и немного далее, до парафиального костела и плебании, шла улица Слонимская (ныне части улиц Ленина и К. Маркса). Тут находились здания городского и поветового судов, а также городская канцелярия. Наконец, от центра города к юго-западу, до моста на Волковыи, пролегала улица Брестская (отрезки улиц Первомайская и Калинина), имевшая самую плотную застройку. Тут среди прочих выделялось домовладение шляхтича Петрошевского, у речки стояла «нижняя» мельница. За Волковыей продолжением этой улицы было предместье Замостье. На южном берегу, примерно на полдороге между Замостьем и парафиальным костелом, находился большой фольварк со «средней» мельницей. При всех трех мельницах были плотины, выполнявшие и функции мостов.

Внешний вид построек отразил в своих записках побывавший в середине 19 века в Волковысском уезде офицер российского Генерального штаба. «Зажиточная шляхта, – пишет он, – строила квадратные, одноэтажные, редко двухэтажные дома наподобие сараев. Большой дом, с пристроенными к нему флигелями, называется дворцом; меньший дом, без флигелей для прислуги, – двором, дворком. Каменный дом, построенный на каком-нибудь холме и окруженный рвом, называется замком. Низшая шляхта живет в домах, которые весьма мало отличаются от крестьянских хат. Такой деревянный дом покрыт соломой, перед домом красовались высокие ворота, даже если бы ограда состояла из плетня».

Карл Вильгельм Фердинанд фон (13.12.1761, Брауншвейг — 7.8.1829)

Выразительное описание Волковыска оставил побывавший тут поздней осенью 1812 года саксонский генерал

~26~

К. Функ. «Это местечко, которое из-за его величины может называться, пожалуй, городом, состоит из больших, беспорядочно застроенных участков и множества огороженных садов, которые сообщаются через кривые переулки. Улицы в нем вымощены лишь частично, и на замерзшей, то ухабистой, то скользкой земле, едва можно было проехать на лошади. Протекающая из болот со стороны Изабелина небольшая речка, через которую переброшены несколько мостов, отрезает пригород, вместе с церковью, несколькими домами и мельницей от города. Далее она поворачивает, течет то в разделенных, то в воссоединенных притоках на запад и впадает в Россу, которая в свою очередь впадает в Нёман. Ниже по дороге между домами тоже стояли мосты, а выше они находились приблизительно на удалении четверти часа пути от города. Прибрежные трясины, несмотря на мороз, были непроходимы, по крайней мере, для кавалерии. Город лежит в котловине; на полуденной и западной сторонах, между ведущими в Изабелин и Белосток дорогами, тянутся холмы, над которыми возвышаются другие; на противоположной стороне, между дорогами на Мосты и в Слоним, земля точно так же ступенчато повышается. Первая ступень начинается через почти 600 шагов от крайних домов, а следующие ведут наверх к плоской равнине. На открытом пространстве между подножием возвышенностей и городом находилось окруженное стеной кладбище и на незначительном удалении от него – еврейский трактир».

На плане конца 18 века кладбище (католическое) показано южнее речки Волковыи и приходского костела, так что генерал тут явно имел в виду православное кладбище, находившееся тогда за северной городской чертой (а ныне на ул. Восточной).

~27~

Глава 3

Главная квартира Багратиона

О том, как начинался на белорусской земле памятный в поколениях 1812 год, сообщает в своих мемуарах И.Т. Радожицкий, тогда поручик русской артиллерии. «Первые два месяца сего года провели мы в увеселениях. Сверх обыкновенных танцевальных собраний по воскресным дням, на коих являются милые паненки со своими прелестями, командиры наши давали нередко бальные вечера. Новый год встретили мы танцами, всю масленицу проплясали и в приятном угаре предавались сладкой сентиментальности. Пожилые офицеры страшились Наполеона, видя в нем нового Аттилу, а мы, юные, дружно резвились с Амуром, вздыхали и охали от ран его, как вдруг… нам сказан поход. Увы! Прощайте, милые паненки! 28 февраля наша рота с бригадным штабом выступили из Несвижа. Два года стояли мы на непеременных квартирах, но жители при выступлении нас не провожали, как бывает после хорошего квартирования. Причиной сему, кажется, было то, что поляки думали тогда более о Наполеоне и о возрождении своей Отчизны, а евреи, составлявшие большую часть жителей в Несвиже, были довольны, что избавились от лихих москалей».

Гродненский гражданский губернатор B.C. Ланской сообщал 13(25) апреля своему начальству, что в губернии пока тихо, но в случае отступления русских войск «все против нас восстанет со всех сторон». 14(26) апреля из столицы в Вильно, где находилась Главная квартира 1-й Западной армии, прибыл император Александр I в сопровождении свиты и гвардейского эскорта. 5(17) мая он наведал с инспекционными целями Гродно. Наверное, тогда, или еще ранее, В.С. Ланской получил «высочайшее повеление»: подготовить, на случай вторжения неприятеля к вывозу в г. Псков важнейшие документы и архивы губернских и поветовых учреждений (секретную переписку, карты, планы, «ревизские сказки» и т.д.). Предписывалось

~28~

заранее все это «забрать под благовидными предлогами через земских исправников и казначеев и иметь в такой готовности, чтобы можно было их взять с собою при отступлении войск».

C ранней весны 1812 года Волковыск и повет стал местом прохода и бивакования разных частей русской армии. В начале апреля из местечка Великое Село через Волковыск на Вильно проследовала 3-я легкая рота 11-й артиллерийской бригады, в которой служил И.Т. Радожицкий. «От Великого Села, – вспоминал мемуарист, – поручено мне быть походным квартирмейстером; моя обязанность состояла в том, чтобы, уезжая накануне вперед, всегда приготовлять квартиры для ночлегов роте, устраивать переправы через реки для артиллерии и приискивать фураж для продовольствия лошадей. Последняя статья была очень затруднительна. По нашему пути не было утверждено этапных магазинов. Правительство, может быть, из бережливости, не выпускало денег в этот край, в котором готовилась встреча неприятелю; а потому на местах ночлегов было позволено брать фураж под квитанции. На пути из города Волковиска для переправы артиллерии через р. Зельву и Нёман при местечках Пяски и Мосты я собрал паромы; но в приискании фуража встретил большое затруднение. Польские паны добровольно нигде не давали сена за бумагу чуждой для них грамоты (большая часть русских поляков не умеют читать по-русски), а потому надлежало брать, где что найдется, почти насильно». По этому поводу, разумеется, случались конфликты, один из которых окончился тем, что поручик пригрозил помещику: «буду брать сам вооруженной рукою, и ежели встречу неприязненное сопротивление от дворовых людей его, то велю привезти пушку и стану действовать, как против бунтовщиков».

А вот зарисовка из-под пера А.П. Бутенёва, чиновника министерства иностранных дел, спешившего в самом начале лета в Волковыск для занятия в Главной квартире 2-й Западной армии должности начальника дипломатической канцелярии при

~ 29 ~

П.И. Багратионе. «Я ехал по так называемому Белорусскому тракту, по большой почтовой дороге, которая вела из Петербурга к Минску и в хорошую погоду была отличная. Тут уже начал я обгонять направлявшиеся к границам войска. Наши молодцы-солдаты бодро и весело шагали по сыпучему песку, в шинелях и с ранцами, ружья на плечах, в предшествии музыкантов и песенников, которые оглашали воздух народными песнями. Я очень живо помню эти встречи, особенно когда проходил Московский гренадерский полк, прославленный своею храбростью в наших воинских летописях».

В мае г. Волковыск и окрестности наводнили войска 8-го пехотного корпуса генерал-лейтенанта М.М. Бороздина из состава 2-й Западной армии. «А бедные сельчане, – писал об этом времени владелец имения Хоравщизна в Волковысском повете Ф. Карпинский, – должны были временами принимать на ночлег в одной хате до 40 солдат. Да еще должны были давать им борщ и суп с крупой, да по три фунта хлеба». Впрочем, согласно известной поговорке «кому война, а кому и мать родна», кое-кто извлекал для себя выгоду из этой почти апокалипсической ситуации. Вот что сообщает в своих воспоминаниях бывший подпоручик 12-й легкой роты 7-й артиллерийской бригады 6-го пехотного корпуса Н.Е. Митаревский. «Рота наша была расположена тесно, в плохой деревне, кажется, верстах в двадцати от Волковыска. За провиантом я ездил несколько раз в Волковыск, на покупку же фуража отпускали деньги. Так как цены на фураж были высокие, то ротные командиры имели большую выгоду. Деньги на покупку фуража развозили комиссионеры. Комиссионер приезжал в богатой коляске и обыкновенно останавливался у бригадного командира. Туда посылали за деньгами из других рот офицеров. Ездил получать деньги обыкновенно я и, по приказанию ротного командира, из следуемой суммы отдавал десятый процент комиссионеру, что делали вообще все. Однажды я спросил у своего командира: за что же отдают

~30~

комиссионерам столько денег? «А для того, – сказал он, – чтоб они хлопотали, и нам не было остановки за деньгами». Дела эти – давно минувших дней и о них теперь можно говорить: никто и ни с кого не взыщет. Можно, однако ж, судить, какие всем командирам рот и комиссионерам были выгоды. Офицеры же вообще жили чрезвычайно бедно, особенно пехотные. Не редкость было встретить офицера с протертыми локтями у мундира и заплатами на коленях у панталон. Зная всеобщую бедность, позволено было шить мундиры из солдатского сукна и носить темляки, шарфы и этишкеты на киверах нитяные. Мы, артиллеристы, еще кое-как перебивались, а пехотные офицеры большей частью ели из одного котла с солдатами».

2-я Западная армия генерала от инфантерии князя П.И. Багратиона располагалась весной 1812 года на Волыни, имея Главную квартиру в г. Луцке. Вскоре от Военного министра М.Б. Барклая де Толли поступило распоряжение переместить ее ближе к границе, в южные поветы Гродненской губернии. 27 мая (8 июня) П.И. Багратион сообщал из Пружан в Вильно: «21-го мая я оставил Луцк, и, следуя при 7-м корпусе, прибыл 24-го числа в Кобрин. Личное обозрение при сем переезде дорог и селений, в коих войска должны быть расположены по кантонир-квартирам, и другого роду замечания на удобства и невыгоды расположения войск, были поводом к некоторым переменам против дислокации, отправленной при вышеупомянутом отношении моем к вашему высокопревосходительству. Занимаясь в Кобрине сими и другими распоряжениями, 25-го числа к ночи я прибыл в Пружаны». Там князь получил 3(15) июня очередную, оправленную двумя днями ранее из Вильно, депешу от М.Б. Барклая де Толли. В ней сообщалось о распоряжении императора Александра I переместить его войска еще севернее с целью «сблизить более обе главные западные армии, для подавания себе взаимной помощи и встретить неприятеля превосходными силами на тех пунктах, где он решительно

~31~

захочет прорваться». Главную квартиру армии предписывалось перенести в г. Волковыск.

Немедленно туда выехал со своими помощниками генерал-квартирмейстер М.С. Вистицкий с задачей отправить дислоцированный в Волковыске и окрестностях 6-й пехотный корпус в Виленскую губернию, быстро решить на месте все квартирные вопросы для размещения в городе Главной квартиры армии и двух конвойных батальонов уже к вечеру 6-го июня. О переменах в дислокации штаб-квартиры в тот же день 3-го июня был также проинформирован и командир взаимодействующего с армией казачьего корпуса генерала от кавалерии М.И. Платова. «Милостивый Государь мой Матвей Иванович, – писал ему князь. – Шестого числа сего месяца квартира моя будет уже в городе Волковиске Гродненской губернии, а потому и прошу покорно Вашего Высокопревосходительства о всех обстоятельствах, которых доведение к моему сведению признать изволите нужным, извещать меня, адресуя в Волковиск».

На следующий день туда же из Пружан последовал и начальник инженеров армии генерал-майор Е.X. Ферстер. Он имел другое задание: провести рекогносцировку дороги от Волковыска до Слонима и Несвижа, оценить возможности производства работ по укреплению последнего, далее обследовать тракт на Бобруйск и Борисов. По всем направлениям помчались гонцы с распоряжениями о перемене войсками квартир. На тот момент в составе 2-й Западной армии было два пехотных и один кавалерийский корпус, отдельный казачий отряд (9 полков), две пионерных, одна понтонная и одна минерная роты. Итого 46 тысяч бойцов и 168 орудий. После нескольких дневных переходов 8 (20) июня они были уже на новых местах: 8-й пехотный корпус генерал-лейтенанта М.М. Бороздина в окрестностях Волковыска, 7-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Н.Н. Раевского в Новом дворе и окрестностях, 4-й кавалерийский корпус генерал-майора

~32~

Сиверса в Зельве и окрестностях, казачьи полки генерал-майора Н.В. Иловайского – под Белостоком. Утром следующего дня стоявший у Белостока донской казачий корпус генерала от кавалерии М.И. Платова выступил по направлению к Гродно.

Все историки и краеведы сходятся во мнении, что Главная квартира 2-й Западной русской армии занимала в Волковыске усадебный дом, построенный в 1805 году при выезде на Изабелинский тракт, недалеко от фарного костела и плебании. Его подобрал для этих целей заранее прибывший в город генерал-майор М.С. Вистицкий. Наверное, эта постройка и находилась в юрисдикции местного католического прихода, т.к. в документе 1836 года отмечено, что П.И. Багратион проживал «в доме, принадлежащем ксендзу Кирженевскому Волковысскаго Приходскаго Римско-Католическаго костела, отстоящего от части за городом». Изящное, с колоннадой в центральной части, деревянное прямоугольное в плане одноэтажное здание (прихожая, 6 комнат, мансарда под крышей, 15 окон) вполне могло разместить относительно небольшой штаб армии. Генерал от инфантерии П.И. Багратион прибыл туда со своим окружением, скорее всего, во второй половине дня 9(21) июня. Об этом свидетельствует датированное этим числом и местом его очередное послание за № 298 генералу от кавалерии М.И. Платову. Князю уже доводилось бывать в Волковыске четырнадцать лет назад, когда тут некоторое время стоял его 7-й егерский полк. Здесь он получил весной 1798 года известие о производстве в чин полковника, отсюда же почти год спустя повел своих егерей в знаменитый Итальянский поход А.В. Суворова.

Можно предположить, что, прибыв в усадьбу, главнокомандующий занял под спальное помещение мансарду на втором этаже, под рабочий кабинет – правую угловую комнату, а в смежной с ней примыкавшей к входу комнате поменьше разместились начальник канцелярии, несколько адъютантов и ординарцев. Прочие четыре комнаты, наверное,

~ 33 ~

достались начальнику Главного штаба армии и другим генералам. Офицеры штаба рангом пониже обосновались в соседних домах.

В конвой Главной квартиры по распоряжению П.И. Багратиона были назначены два сводных гренадерских батальона (в каждом по три роты) 26-й пехотной дивизии общей численностью около семисот штыков. Большую их часть составляли испытанные в боях ветераны, бравшие Измаил, сражавшиеся при Нови, Аустерлице и Прейсиш-Эйлау. Они подчинялись коменданту Главной квартиры, охраняли главнокомандующего и сопровождали его в поездках, а также выполняли различные полицейские задачи. 1-м сводно-гренадерским батальоном командовал подполковник Орловского пехотного полка О.М. Кленовский, 2-м сводно-гренадерским батальоном командовал майор 42-го егерского полка И.М. Трубченинов 4-й. (У них были разные судьбы. Батальон О.М. Кленовского 19(31) июля был откомандирован в район Мозыря во 2-й Резервный корпус генерала Ф.Ф. Эртеля и до 6(18) ноября находился в его составе. Батальон И.М. Трубченинова до 26 августа был в конвое Главной квартиры армии, на Бородинском поле оборонял Багратионовы флеши, где и полег почти без остатка).

Конвойные расположились по домам жителей Волковыска. Город был буквально переполнен военными всех чинов, и картина была, пожалуй, еще драматичнее той, что описал в своих воспоминаниях Н.Е. Митаревский, побывавший в предыдущей Главной квартире П.И. Багратиона. «По приезде в Луцк, обратился я к полицеймейстеру с просьбой о квартире и рассказал ему, каким образом прибыл. Это был отставной раненый кавалерийский майор и прекрасный человек. «Ах, батюшка мой, – сказал он мне, – не знаю, что мне с вами делать и где вас поместить. Вы не можете себе представить, что у нас за суматоха… Все дома заняты и нет уголка свободного. Тут князь Багратион со всем своим штабом, вся армия собралась

~ 34 ~

около Луцка… Давай квартиры, строй печи для заготовления сухарей, давай дрова, давай подводы и всё на свете. Мне приходится просто хоть в реку броситься… Когда я сказал князю, что невозможно выполнить таких требований, то он закричал: „Знать ничего не хочу… Чтоб было, не то – повешу“. – Меня повесить!.. Повесить старого служаку!.. Я сам служил моему государю… кровь свою проливал…» И добряк полицеймейстер до того разгорячился, что, скинув сюртук и расстегнув рубашку, сказал: «Вот посмотрите мои раны!». Тут обратился он к стоявшему квартальному, чтобы нашел мне квартиру. Когда тот сказал, что решительно не знает, куда меня поместить, то он обратился к нему: «Пожалуйста, поместите где-нибудь. Не ночевать же господину офицеру на улице, в грязи!» Долго я ходил с квартальным по улицам: грязь была страшная. Все квартиры были заняты генералами, адъютантами, чиновниками штаба и разными офицерами; солдат в простых хатах стояло человек по десяти и более. Наконец нашли мне квартиру. В передней большой комнате помещалось человек десять пехотных солдат; при этой комнате был чуланчик, грязный-прегрязный, заваленный еврейским хламом так, что чуть-чуть оставалось свободное место; меня туда поместили, но я и этому обрадовался, потому что было уже поздно вечером».

А.П. Бутенёв отметил в своих записках, что «через 6 или 7 суток, на пути из Минска по направлению к Гродне, добрался до Волковыска, где находилась главная квартира второй армии.Я очутился в жалком городишке, деревянные домики которого населены грязными и с виду бедными, но весьма промышленными, и оттого более назойливыми и корыстолюбивыми, Евреями, каковы все они в Польше или каковы были в то время. Немедленно по прибытии я направился с моими бумагами и письмами к главнокомандующему. Воинственное и открытое лицо его носило отпечаток Грузинского происхождения и было своеобразно-красиво. Он принял меня благосклонно, с воинскою искренностью и

~ 35 ~

простотою, тотчас приказал отвести помещение и пригласил раз навсегда обедать у него ежедневно. Он помещался в так называемом замке какого-то соседнего Польского пана, единственном во всем городе порядочном доме. Тут собиралось все общество главной квартиры, принявшее меня радушно и ласково в среду свою. В отведенном мне Еврейском доме не было постели и никакой мебели, кроме деревянных скамеек и прокоптелых столов».

Всего штабных чинов, включая адъютантов, ординарцев и обслугу, насчитывалось несколько десятков человек, но ключевых фигур было пятнадцать: начальник Главного штаба, начальник инженеров, начальник артиллерии, генерал-интендант, генерал-квартирмейстер, дежурный генерал, полевой генерал-провиантмейстер, полевой генерал-кригс-комиссар, полевой генерал-аудитор, генерал-гевальдигер, генерал-вагенмейстер, полевой генерал-штаб-доктор, полевой почт-директор, полевой обер-священник и комендант Главной квартиры. Все они (за исключением, разве что, генерала Сен-При) были тщательно подобраны самим князем.

Начальник Главного штаба 36-летний генерал-майор и генерал-адъютант граф Э.Ф. де Сен-При, этнический француз из эмигрантов, граф древнего аристократического рода, получивший прекрасное образование в Гейдельбергском университете, являлся при том бесстрашным солдатом и опытным военачальником. Отличился в нескольких кампаниях, был ранен, пользовался уважением подчиненных и полным доверием Александра I, называвшего его «достойнейшим из достойных». Собственно, поэтому царь и назначил его весной 1812 года на вторую по значимости после главнокомандующего должность во 2-й Западной армии. Более того, разрешил генералу писать ему непосредственно и дал особую, разработанную Военным министром, секретную инструкцию, о которой не знал П.И. Багратион. Князь, конечно, не был в восторге от этого назначения и даже обмолвился в узком кругу,

~ 36 ~

что «..не хотел графа иметь при себе, но воля государя дать мне его в дядьки. Он назначен начальником штаба против моего желания, переписывается с государем, когда я пишу, то и он пишет, только на французском языке». Впрочем, бывшее на первых порах недопонимание скоро исчезло, в дальнейшем они отлично сработались.

Начальником инженеров (руководил инженерными частями и чинами армии) был 55-летний инженер-генерал-майор Е.X. Ферстер, уроженец Браушвейга, имевший за плечами долгую беспорочную службу в русской армии и участие в нескольких кампаниях. Город Волковыск он посетил проездом, сразу отправившись оттуда со специальным заданием в Несвиж и далее на восток по предполагаемому маршруту армии. Начальник артиллерии армии генерал-майор 40-летний уроженец Вюртемберга К.Ф. Левенштерн попал в Россию еще ребенком, обучался в Артиллерийском и Инженерном шляхетском корпусе. Успел послужить на флоте, участвовал на фрегате «Подражислав» в морском бою со шведами, имел награды, повышался в чинах. Но его сильно укачивало на крутой волне, и, намучавшись от «морской болезни», офицер перевелся на берег, где столь же достойно воевал с французами и турками. Генерал-интендант  (главный  начальник  военного снабжения  армии),  35-летний  чиновник,  тайный  советник Д.С. Ланской был двоюродным братом известного А.Д. Ланского, фаворита императрицы Екатерины II.

Происходил из небогатых дворян, в молодости служил в армии, участвовал в русско-турецкой войне, ушел в отставку с чином полковника. Затем была достойная карьера на гражданском поприще: директор государственной экономии, губернский прокурор, Виленский, затем Московский гражданский губернатор. В 1811 году стал Киевским гражданским губернатором, оттуда и вернулся вновь в армию уже на должность            генерал-интенданта.   Полевым генерал-провиантмейстером  (заведовал снабжением        армии

~37~

продовольствием и фуражом, назначался обычно из гражданских чиновников, подчинялся генерал-интенданту) был 29-летний коллежский советник Д.П. Дембровский. Выходец из небогатых дворян, он с молодости тоже побывал на войне. Начав строевую службу рядовым в гусарском полку, завершил ее «за ранами» штаб-ротмистром, после чего был задействован в тыловом обеспечении войск. Полевым генерал-кригс-комиссаром (заведовал денежным и вещевым довольствием войск, снабжением госпиталей; назначался обычно из гражданских чиновников, подчинялся генерал-интенданту) был 36-летний надворный советник П.И. Бибиков. Он происходил из дворян Тульской губернии, в царствование Павла I служил вахмистром Лейб-гвардии конного полка, затем занимал разные должности по комиссариатскому ведомству. Генерал-квартирмейстером армии (отвечал за выбор позиций и квартир для войск, составление маршрутов их движения, составление боевых донесей, ведение журнала боевых действий и др.) являлся 43-летний генерал-майор М.С. Вистицкий. Происходил из дворян Смоленской губернии, служил унтер-офицером в гвардии, затем, уже в офицерских чинах в армейской пехоте, был в кампаниях против турок, поляков и французов. В 1796 году храбрый и толковый офицер был переведен в Свиту Е.И.В. по квартирмейстерской части, где выполнял ответственные задания по топографической съемке, составлял атласы и другие материалы для военных и гражданских нужд. Одно время управлял квартирмейстерской частью Финляндской армии. Там произвел важные нововведения: специальный экзамен на должность офицера-квартирмейстера и назначение их в обязательном порядке на должности дежурных штаб-офицеров при дивизионных и корпусных дежурствах. В начале 1812 года служил начальником штаба 6-го пехотного корпуса, откуда и забрал его в мае месяце в свой штаб князь П.И. Багратион. Генерал-майор М.С. Вистицкий до своего оставления армии в

~ 38 ~

связи с тяжелой болезнью осенью 1812 года лично вел журнал ее маршей и боевых действий.

Должность дежурного генерала в Главной квартире (ведал внутренними и административно-хозяйственными делами, назначался из генералов и старших офицеров) исполнял 35-летний полковник С.Н. Марин, сын новгородского губернатора. По отзывам современников это был красивый, яркий и одаренный человек. Все достоинства профессионального военного вполне уживались в нем с литературным даром поэта и переводчика, да еще с признанным талантом шахматиста. Служил поручиком в Лейб-гвардии Преображенском полку (автор полкового марша) и был участником известных мартовских событий 1801 года. В ночь переворота он командовал внутренним караулом преображенцев в Михайловском замке и беспрепятственно пропустил заговорщиков в замок. (Сказалась, наверное, обида на Павла I, который на некоторое время разжаловал его в солдаты за то, что сбился с ноги на вахт-параде.) В сражении при Аустерлице поручик получил два пулевых ранения в грудь, был награждён золотой шпагой «За храбрость». В чине капитана сражался при Фридланде, получил тяжелую контузию и боевой орден. Был пожалован в императорские флигель-адъютанты, доставлял в Париж адресованные Наполеону депеши.

Должность полевого генерал-аудитора (начальник военно-судной части армии, назначался обычно из гражданских чиновников) исполнял 33-летний надворный советник С.И. Маевский. Он был сыном шляхтича, офицера ВКЛ с Витебщины, воспитывался в Полоцком иезуитском коллегиуме. Военную службу в российской армии начал в 1795 году подпрапорщиком Курского пехотного полка, но вскоре был переаттестован в гражданский чин, служил полковым аудитором. Участвовал в главных сражениях с французами в кампаниях 1805, 1806 и 1807 годов, затем, уже в должности обер-аудитора 15-й пехотной дивизии, отличился на очередной

~ 39 ~

русско-турецкой войне. Там был отмечен П.И. Багратионом, который вызвал его в мае 1812 года в свою Главную квартиру на должность генерал-аудитора, но определил в дежурную часть помощником к С.Н. Марину. «Трудясь по сердцу, – вспоминал на исходе жизни С.И. Маевский события лета 1812 года, – делая по привязанности любя его (Багратиона. – В.Л.), как лучшего родственника, я не знал границ ни трудам, ни опасностям. Идет ли часть войск, тащится ли повозка, остались ли казачьи коши – все это издали должен знать Маевский и наизусть сказать князю. Образ моей службы был таков: весь день ехать с князем верхом, на привале писать, вечером начитать работать с Сен-При, продолжая это дело до 12 часов ночи. В это время встает князь и работает со мной до свету, не забудьте, что мне должно соснуть самому, а и того нужнее знать: где кто стоит и в каком направлении и когда выйдет на сборный пункт! … Бервиц, князь Гагарин и Маевский – вот три человека, которые несли всю тяжесть посыльных».

О других чинах Главной квартиры сведений сохранилось немного. Генерал-гевальдигером (начальник военной полиции армии, назначался из генералов и старших офицеров) был офицер 2-го Пионерного полка подполковник И.Г. Орлов, имевший помощниками штабс-капитана Полтавского пехотного полка М.С. Резунова, штабс-капитана Фанагорийского гренадерского полка Шумовского и поручика Владимирского пехотного полка К.И. Дунаева. Генерал-вагенмейстером (главный начальник обозов армии, назначался из генералов и старших офицеров) являлся майор Алексопольского пехотного полка Е.Н. Потресов, его помощником был поручик Владимирского пехотного полка П.Ф. Дараган. Полевым генерал-штаб-доктором (руководил медицинской службой армии) являлся надворный советник И.И. Вицман. Должность полевого почт-директора (осуществлял контроль за перепиской военнослужащих и жителей занимаемых армией местностей) занимал коллежский советник С.Л. Ямпольский. Он состоял

~ 40 ~

ранее почтмейстером при Константинопольской дипломатической миссии и за свои заслуги в делах перлюстрации имел орден Св. Владимира 4-й степени. С собой в Главную квартиру С.М. Ямпольский привез помощников: титулярного советника Гоменовича, канцелярского служителя Рубца и двух почтальонов. Работы для них оказалось слишком много, и уже находясь в Волковыске, почт-директор вытребовал к себе в помощь из Белостокской почтовой конторы канцеляриста Шульца, хорошо владевшего русским, польским и немецким языками. Полевой обер-священник 2-й Западной армии протоиерей о. Тимофей Таранецкий имел за плечами солидный 20-летний опыт духовной службы в войсках. Комендантом Главной квартиры армии был майор Ладожского пехотного полка Ф.М. Оржанский.

На второй или третий день пребывания в Главной квартиры в Волковыске туда прибыл еще один, уже упомянутый человек – 25-летний чиновник министерства иностранных дел, начальник дипломатической канцелярии при Главнокомандующем 2-й Западной армии А.П. Бутенёв. Апполинарий Петрович был сыном помещика Калужской губернии, получил приличное домашнее образование, имел философский склад ума и хорошие деловые качества, что позволило ему стать переводчиком, затем секретарем в коллегии иностранных дел. Впоследствии имел чин действительного тайного советника, стал членом Государственного Совета и российским посланником в Константинополе. На исходе жизни написал мемуары на французском языке, где поведал и о своем пребывании в Главной квартире П.И. Багратиона и служивших там людях. «Начальником главного штаба был генерал-адъютант Государя граф Эммануил Сен-При. Назову главнейших лиц второй армии, насколько помню их почти через полвека. Дежурным генералом был Марин, один из красавцев гвардии, сочинитель легких стихов. Квартирами, продовольствием, экипажами, верховыми людьми свиты

~ 41 ~

главнокомандующего заведовал полковник Юзефович, лицо, знакомством которого, следовательно, нельзя было брезговать. Интендантом армии был тайный советник Дмитрий Сергеевич Ланской (брат его Василий Сергеевич, позднее министр внутренних дел, был в то время генерал-интендантом первой армии). В числе многих блестящих адъютантов и ординарцев князя Багратиона припоминаются мне в особенности князь Николай Сергеевич Меншиков (младший брат адмирала), князь Федор Сергеевич Гагарин, барон Бервик, про которого говорили, что он происходил от Стюартов, Муханов, Лев Алексеевич Перовский (позднее граф и министр внутренних дел), Дмитрий Петрович Бутурлин (впоследствии директор Императорской публичной библиотеки и сочинитель “Истории 1812 года”), Михаил Александрович Ермолов. С тремя последними я в особенности сошелся, хотя находился в добрых отношениях и со всею этою молодежью, моими сверстниками, живыми и пылкими, вечно веселыми, привыкшими ко всяким лишениям, не знавшими усталости и прямо из-за обеда, из-за карточного стола или с постели, в какую бы ни было погоду, хватавшимися за оружие и готовыми лететь в бой. Вторая армия славилась своими генералами. То были знаменитый Раевский, командир Первого корпуса, и Бороздин, командовавший Вторым корпусом и в 1799 году действовавший с успехом в Неаполе. Но особенною любовью пользовались в армии два молодые дивизионные генерала: граф, впоследствии князь и фельдмаршал, Воронцов и Паскевич, будущий князь Варшавский и также фельдмаршал».

Кое-в чем память подвела старика, и поэтому к вышеприведенному фрагменту его записок требуются некоторые уточнения и пояснения. Одним из адъютантов П.И. Багратиона в Волковыске был поручик граф Пётр Дмитриевич Бутурлин (1794 – 1853), которого мемуарист спутал с Дмитрием Петровичем Бутурлиным (1790 – 1849), служившим тогда поручиком Свиты Е.И.В. по квартирмейстерской части,

~ 42 ~

впоследствии известным военным историком, автором «Истории нашествия императора Наполеона на Россию в 1812 году». Полковник Д.М. Юзефович был близким к П.И. Багратиону человеком, но в то время в составе его Главной квартиры официально не числился, был шефом Харьковского драгунского полка в кавалерийском корпусе К.К. Сиверса, с которым и прошел всю кампанию. Штаб-ротмистр князь Н.С. Меншиков, 22 лет от роду, был сыном сенатора и правнуком известного сподвижника императора Петра Великого. Таких высот, как его старший брат Александр Сергеевич (адмирал, дипломат, видный участник Крымской войны) не достиг, но был хорошим боевым офицером и вышел в отставку с чином гвардейского полковника. Поручик князь Ф.Ф. Гагарин (Бутенёв неверно указал его отчество), 25 лет, был представителем родовитого дворянства, сыном генерала, погибшего во время восстания 1794 года в Варшаве. До того, как стать адъютантом П.И. Багратиона, служил в гвардии, сражался с французами при Аустерлице, Прейсиш-Эйлау, Гейльсберге, и Фридланде (2 боевых ордена), с персами и турками (золотая сабля с надписью «За храбрость»). Имел репутацию лихого кавалериста и дуэлянта, впоследствии дослужился до генерал-майора. Прапорщик Л.А. Перовский (Бутенёв именует его Александрович вместо Алексеевич), которому на момент пребывания в Волковыске было 19 лет, был внебрачным сыном известного вельможи елизаветинских и екатерининских времен графа А.К. Разумовского. Обучался в Московском университете и Школе колонновожатых, по окончанию которой стал адъютантом П.И. Багратиона. Уже в то время он был человеком не по возрасту серьезным и показывал задатки больших дарований. Восемнадцатилетний прапорщик Свиты Е.И.В. по квартирмейстерской части М.А. Ермолов был дальним родственником начальника штаба 1-й Западной армии и сыном гвардейского офицера, ставшего «по случаю» в 1785 – 1786 годах фаворитом императрицы Екатерины II. С

~ 43 ~

обязанностями адъютанта князя П.И. Багратиона справлялся хорошо, но больше тяготел к наукам и литературе. После войны вышел в отставку, жил во Франции, издал ряд научных трудов на французском языке, а также перевел на французский язык повесть «Выстрел» А.С. Пушкина. Двадцатилетний подпоручик П.И. Муханов, племянник старого боевого товарища П.И. Багратиона, до того, как стал по его протекции адъютантом князя, служил в лейб-гвардии Егерском полку. Был исполнительным и храбрым офицером, к сожалению, с несчастливой судьбой. Стоит, пожалуй, рассказать о другом интересном человеке, не упомянутом в записках Бутенёва – начальнике личной канцелярии П.И. Багратиона Н.И. Старынкевиче. Он был сыном священника из белорусского местечка Шклов в Могилевской губернии. При содействии местной влиятельной шляхетской родни поступил в основанный генералом С.Г. Зоричем Шкловский кадетский корпус. Общительный и способный к наукам паренек приобрел тут, и затем при обучении в Московском университете, много полезных знакомств. Начал службу в 1801 году мелким чиновником в канцелярии управляющего Малороссийскими губерниями, затем успешно работал в Военной коллегии и Министерстве юстиции, быстро повышаясь в чинах. Генерал П.И. Багратион, по достоинству оценив ум, покладистый характер, высокие деловые и моральные качества молодого чиновника, взял его накануне войны к себе начальником личной канцелярии. Тогда Н.И. Старынкевичу было 28 лет, он имел чин губернского секретаря.

Обстановка в Главной квартире, несмотря на ненормированный рабочий день, множество текущих дел, принимаемых и отправляемых бумаг, была, как вспоминал А.П. Бутенёв, «радушной и ласковой». Каждый четко знал и полной выкладкой сил исполнял свои обязанности. Что же происходило здесь, в доме с колоннами, в те июньские дни?

~44~

Продолжение следует

Опубликовано 13.05.2023  10:09

В. Лякин. ОБОРОНА БОБРУЙСКОЙ КРЕПОСТИ (III)

Окончание. Начало и продолжение

Снятие блокады

Наполеон

Последовавший вскоре за Горбацевичским боем отзыв частей
Эрсана и Х.Эвертса к главным силам «Великой армии»
окончательно поставил крест на планах взятия или хотя бы
тесного обложения Бобруйской крепости. В дальнейшем
русские транспорты с сильными конвоями из Мозыря, Речицы и
Лоева приходили сюда постоянно. Понял это и Наполеон в
далекой Москве, определив Я.Домбровскому приказом от 23
сентября лишь вести наблюдение за русским гарнизоном,
пресекая его вылазки, а главное внимание сосредоточить на
корпусе Ф.Ф.Эртеля, не допуская его перехода через Припять. В
сентябре-октябре на этом участке боевых действий
установилось хрупкое равновесие, чашу весов в котором
периодически пыталась склонить на свою сторону та или иная
сторона. Русский отряд под командованием генерал-майора
А.В.Запольского из корпуса Ф.Ф.Эртеля изгнал австрийцев из
Пинска, но, опасаясь, что польская кавалерийская бригада
Д.Дзевановского отрежет его от Мозыря, вскоре отступил.
Ситуация складывалась более благоприятно для поляков, когда
через Беларусь на Смоленск продвигался 9-й корпус маршала
К.Виктора, но с его отдалением русские вновь осмелели.
Я.Домбровский держал главные силы своей дивизии севернее
Бобруйска, оставив западнее крепости два пехотных батальона
под командованием полковника Малиновского, и примерно
такой же отряд на другом берегу Березины. Разведывательные
отряды из бригады Д.Дзевановского в несколько десятков
уланов и присоединившихся к ним местных шляхтичей в
каждом рыскали у крепостных стен, перехватывая казачьи
разъезды и небольшие хозяйственные команды,
заготавливавшие дрова и продовольствие. Эти мобильные, с
хорошими проводниками и на добрых конях группы добирались
до Речицы, Гомеля и Мозыря, брали «языков» и производили в
стане противника немалый переполох. По настойчивым
призывам губернатора Н.Брониковского, имевшего якобы
точные сведения о движении русского корпуса от Мозыря на
58
Слуцк, Я.Домбровский выступил туда 12 октября с четырьмя
тысячами солдат и десятью орудиями. Дойдя до этого города, и
даже продвинувшись далее на запад, к Несвижу, генерал с
досадой осознал, что стал жертвой дезинформации, корпус
Ф.Ф.Эртеля не трогался с места.
Полковник Ю.Хорновский, стоявший с сильным отрядом
южнее Могилева, предпринял во второй половине октября
движение за р.Сож (очевидно, с целью фуражировок) и
«…отогнал казачье ополчение под самый Чернигов». Это,
кажется, был один из последних успехов завоевателей – «звезда
императора» уже стремительно катилась к закату. В конце
октября – начале ноября, в связи с общим отходом
наполеоновских, и контрнаступлением русских войск на
главном театре военных действий, ситуация для гарнизона
крепости стала заметно улучшатся, хотя стычки с противником
не прекращались. 30 октября у местечка Волчин имел место
упорный бой русского отряда с батальонами Малиновкого, и
поляки заставили противника отступить под защиту крепостных
орудий.

После этого серьезных боестолкновений у стен

крепости больше не было. 3-го ноября Я.Домбровский с
главными силами и артиллерией своей дивизии двинулся от
Свислочи на спасение Минска, которому угрожала с юго-запада
армия адмирала П.В.Чичагова. Покидая этот район, генерал,
однако, оставил отряд в 1000 штыков и 150 сабель для
продолжения обсервации Бобруйска и еще большие силы для
защиты Могилева.
21-го ноября казачий отряд из состава 3-й Западной армии
под командованием полковника Г.А.Луковкина, соединившись с
пришедшим из Мозыря отрядом пехоты подполковника
А.Л.Палагейко, догнал на р.Уша и разбил отходившее от
крепости польское подразделение. Остатки его, однако, сумели
прорвать русское кольцо, переправились через Березину и
присоединились к своим. С подходом армии П.В.Чичагова
активизировал свои действия и генерал-майор Г.А.Игнатьев.
Один посланный им вдогон отходящему противнику отряд
вошел в Рогачев, а другой (запасной батальон Уфимского
59
пехотного полка) вступил в укрепленный вражеский лагерь у
м.Свислочь. (Он был пуст уже несколько дней). 26-го ноября к
Бобруйской крепости из Мозыря подошли главные силы 2-го
резервного корпуса. Их привел сюда генерал-майор С.А.Тучков,
сменивший сутки назад в Паричах отстраненного от должности
генерал-лейтенанта Ф.Ф.Эртеля. В этот же день к Бобруйску
прибыл, проделав долгий путь из Севастополя, 75-й флотский
корабельный экипаж. После короткого отдыха все эти силы и
еще 8 батальонов из состава гарнизона крепости двинулись на
соединение с Главной русской армией.

схема боев на белорусском Полесье лето-осень 1812

Считается, что
Бобруйская крепость была во вражеском обложении ровно 4
месяца – с 22 июля по 22 ноября. 5-го декабря генерал-майор
Г.А.Игнатьев прибыл в Минск для исполнения своих
обязанностей военного губернатора.
Как известно, город с находившимися в нем огромными
военными и продовольственными складами был взят русскими
без боя. Н.Брониковский, до последнего отказывавшийся верить
в движение больших сил противника к Минску, после разгрома
прикрывшей город бригады генерала И.Коссецкого впал как бы
в паралич. Не имея времени и средств эвакуировать
сосредоточенные в городе запасы, он даже не отдал приказа их
сжечь. В ночь на 16 ноября незадачливый губернатор бежал с
остатками своих войск к Борисову. Перед этим, нагрузив своими
личными вещами карету минского архирея, генерал отправил ее
со своим доверенным слугой Коржинским в Вильно. Секретарь
губернатора Турчинский, имея при себе его кошелек с 50
червонцами и 170 талерами, одежду и столовое серебро,
отправился вдогонку за хозяином. События развивались
стремительно. Секретарь, так и не встретившись с
Н.Брониковским, опасаясь грабителей, оставил ценности и
вещи у знакомого дворянина Есьмана, а сам поспешил скрыться.
Месяц спустя об имуществе бывшего губернатора узнал
борисовский поветовый исправник, изъял его у помещика и
доставил в Минск губернатору действующему. Наверное, не без
некоторого душевного удовлетворения генерал-майор
Г.А.Игнатьев распорядился продать вещи соперника с аукциона,
60
а вырученные средства обратить для «…призрения разоренных
от неприятеля». Тем и завершилась дуэль двух губернаторов.
Генерал-майор Г.А.Игнатьев за умелую организацию
обороны Бобруйской крепости был награжден орденом
св.Владимира 2-й степени и повторно, уже М.И.Кутузовым,
утвержден в должности Минского военного губернатора. В
своем письме по этому поводу фельдмаршал отметил:
«Сохранение крепости Бобруйской во все время вторжения
неприятеля внутрь России и когда он гнездился в наших
пределах и истребление сил его поставляет Вас в числе
генералов, наиболее в нынешнюю кампанию отличившихся».
Уже упоминавшийся А.И.Михайловский-Данилевский в своем
капитальном труде по истории войны 1812 года пришел к
выводу, что не будь крепости на Березине, 2-й Западной армии
«…невозможно б было прежде исхода августа соединиться с 1-
ю армиею, а тогда она была уже в окрестностях Москвы.
…Князю Багратиону, не имевшему с собою понтонов, довелось
бы идти на Речицу и Лоев, там переправляться через Днепр и
большим обходом искать соединения с 1-ю армиею или вовсе от
него отказаться, пинскими болотами примкнуть к Тормасову и
1-й армии предоставить одной бороться с Наполеоном».
После изгнания врага из пределов империи крепость выполняла
функции важной тыловой базы русской армии. В середине
ноября 1812 года генерал-фельдмаршал М.И.Кутузов
распорядился учредить в Бобруйске и окрестностях запасные
магазины для хранения месячной нормы продовольственных и
фуражных рационов на 120 тысяч человек и 45 тысяч лошадей.
Позже цитадель приобрела еще одну функцию. В октябре 1813
года с территории бывшего Княжества Варшавского для
содержания в крепостных казематах были доставлены 27
человек «неблагонадежных», в том числе барон Шейба, бывший
полковник Станский, шляхтичи Гутович, Дзенкович, Чарноцкий
и другие.
61
Памятник ратной славы
Штабс-капитан, кавалер орденов Св.Анны и Св.Владимира
Т.Е.Нарбут накануне войны в связи с ухудшением состояния
здоровья (сказались ранения и напряженный труд на
строительстве крепости) вышел в отставку и поселился в своем
родовом имении Шавры Лидского повета. На протяжении
полувека он целеустремленно изучал и пропагандировал
историю Великого княжества Литовского, проводил
археологические раскопки, изучал руины древних крепостей,
собирал образцы народной мифологии, этнографии и
фольклора. Написал и издал «Историю литовского народа» в 9
томах, в которой довел события до 1569 года. Разыскал и
опубликовал ряд важных источников по истории Беларуси, в
том числе «Хронику Быховца». Поистине, вклад этого храброго
офицера, талантливого инженера и краеведа в военную и общую
историю Отечества неоценим.
Генерал-лейтенант К.И.Опперман в 1812 году занимался
вопросами боеготовности крепостей, состоял при Главной
квартире армии, участвовал в боях под Вязьмой и Красным. В
1813 году командовал отдельным отрядом при осаде и взятии
крепости Торн, участвовал в полевых сражениях и трехдневной
«битве народов» при Лейпциге. В кампании 1814 года был при
осаде Гамбурга. После завершения наполеоновских войн
длительное время эффективно руководил деятельностью
инженерного департамента Военного министерства. Под его
непосредственным руководством было завершено строительство
Бобруйской крепости и возведена цепь новых укреплений на
западной границе империи. Кроме дел военных инженерный
талант Карла Ивановича был востребован и в
градостроительстве, он возглавлял комиссию по возведению
Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге. За немалые
государственные заслуги генерал был удостоен графского
титула и многих орденов, в том числе высшего в России –
Св.Андрея Первозванного. Умер в 1831 году во время эпидемии
холеры.
62
Минский военный губернатор Г.А.Игнатьев после изгнания
неприятеля за короткое время энергичными мерами восстановил
порядок в сильно пострадавшей от военных действий
провинции. В 1816-1826 годах он последовательно занимал
должность начальника артиллерии в 6-м и 2-м пехотных
корпусах. За успешные действия во время русско-турецкой
войны был произведен в генерал-лейтенанты, награжден
орденом Св.Александра Невского и пожалован значительным
земельным наделом. Впоследствии был генерал-аудитором
Военного министерства, где и прослужил до самой кончины в
1852 году. Из 83-х лет жизни 67 этот храбрый воин и способный
управленец отдал службе Отечеству.

Укрепление «горжевой редюит»

Строительство Бобруйской крепости продолжалось до 1826
года. Ее посещали императоры Александр I и сменивший его
Николай I, здесь проходили службу будущие «декабристы» и
видные впоследствии военные и администраторы. В 1868 году
крепость была переведена во 2-й класс, а в 1886 году
превращена в крепость-склад. Она чуть было вообще не исчезла
в начале 20 века, когда известный фабрикант С.Морозов захотел
построить на этом месте большую текстильную фабрику.
Капиталист и военное ведомство не сошлись, однако, в цене,
сделка расстроилась, благодаря чему форты и бастионы
уцелели.

Крепость в 1918 году

Современный вид укреплений

Ныне территория бывшей крепости и ее
сохранившиеся постройки имеют статус памятника истории и
архитектуры, охраняемого государством. Несколько лет назад
по предложению топонимической комиссии при Бобруйском
горисполкоме улицы, находящиеся на территории бывшей
крепости, получили названия, связанные с ее историей:
Генерала Багратиона, Теодора Нарбута, Карла Оппермана,
Карла Берга, Генерала Игнатьева и Крепостной Вал.

План реконструкции Бобруйской крепости

Существует
план реставрации этого уникального историко-культурного
объекта республиканского значения, разработанный
специалистами «БелНИИП градостроительства». В отдаленном
будущем здесь возведут культурно-спортивно-развлекательный
комплекс с жилой застройкой повышенной комфортности.
Архитектура и дизайн всех новых сооружений будут
63
соответствовать духу той исторической эпохи. Появятся
гостиницы, рестораны и кафе, различные клубы, этническая
деревня, музей оружия под открытым небом, много других
объектов и достопримечательностей, которые будут привлекать
туристов со всей республики, стран ближнего и дальнего
зарубежья.. При въезде в крепость будет установлен ее
огромный, хотя и уменьшенный в пятнадцать раз в отношении к
оригиналу, макет 1812 года. На части заповедной территории,
небольшом полуострове, омываемом водами Березины, построят
аквапарк и яхт-клуб. Реализация этого грандиозного проекта
уже началась: реставрируется женский монастырь, возводится
православный собор Св.Александра Невского, сюда подводятся
различные инженерно-энергетические коммуникации.
В Бобруйском краеведческом музее обороне 1812 года
посвящена часть экспозиционного зала «История края в
досоветский период» и постоянно действующая выставка
«Страницы истории Бобруйской крепости». На территории
бывшего 3-го крепостного полигона планируется создание музея
истории цитадели, который станет филиалом краеведческого
музея.

  

Артиллерия, стрелковое и холодное оружие защитников

Бобруйской крепости

Сотрудниками музея проводятся конференции, другие
тематические мероприятия и экскурсии на тему «Война 1812
года и Бобруйская крепость». Каждый год приносит новые
исторические исследования, публикации и археологические
находки, связанные с эпохой наполеоновских войн. Так, недавно
в г.п.Паричи было обнаружено относящееся к тому периоду
захоронение неизвестного русского офицера, возможно,
погибшего в ходе «экспедиции Эртеля» или умершего от ран в
здешнем госпитале. К сожалению, о Горбацевичском бое 1812
года ныне напоминают лишь могильные курганы у д.Обча, под
которыми вот уже почти два века покоятся сражавшиеся там
воины, да ядро русского 6-фунтового орудия – экспонат
школьного музея. Это поле боя – одно из немногих, где нет
памятного знака или мемориальной доски. Память павших и
захороненных на нем воинов оберегает, наверное, лишь
небольшая иконка Св.Георгия Победоносца, оставленная там
несколько лет назад автором этих строк.
64
Боевой четырехмесячный период в многолетней истории
крепости на Березине был весьма кратковременным, но очень
ярким и насыщенным важными событиями. Время оказалось не
властно над многими фрагментами этого грозного
фортификационного сооружения, свидетелями бывшего здесь
когда-то жестокого и кровавого военного противостояния.
Возрожденная в статусе народного историко-культурного
наследия, Бобруйская крепость всегда будет сохранять для нас
память о подвигах и героях великой эпопеи 1812 года.
65
Приложение №1
Боевой состав гарнизона Бобруйской крепости.
(на 17.10.1812)
34-я пехотная дивизия (генерал-майор Г.А.Игнатьев)
Бригада запасных батальонов полков 24-й пехотной дивизии
(подполковник Чикин)
Бутырского пехотного
Томского пехотного
Ширванского пехотного
Уфимского пехоного
19-го егерского
40-го егерского
Бригада резервных батальонов полков 26-й пехотной дивизии
(подполковник Дреер)
Ладожского пехотного
Нижегородского пехотного
Орловского пехотного
42-го егерского
Бригада запасных батальонов полков 27-й пехотной дивизии
(майор У.И.Левандовский)
Виленского пехотного
Одесского пехотного
Симбирского пехотного
Тарнопольского пехотного
49-го егерского
50-го егерского
Запасной батальон Витебского пехотного полка 15-й пехотной
дивизии
Гарнизонные батальоны:
Минский
Могилевский
1-го пионерного полка минерная рота
2-го пионерного полка минерная рота
2-го пионерного полка пионерная рота
Бобруйская инженерная команда
Бобруйская военно-рабочая команда
3-й запасной бригады понтонная рота №17
4-й запасной бригады понтонная рота №24
66
3-я лабораторная артиллерийская полурота
Бобруйский крепостной артиллерийский гарнизон
Отдельные команды казачьих полков:
донского Грекова 21-го
донского Быхалова 1-го
донского Исаева 2-го
донского Комисарова 1-го
бугского 2-го
бугского 3-го
Всего 19 батальонов, 15 отдельных подразделений и команд, 344
орудия, 5 907 человек.
Приложение №2
Боевой состав 2-го резервного корпуса русской армии.
( на 15.09.1812 года)
Командир корпуса – генерал-лейтенант Ф.Ф.Эртель.
Обер-квартирмейстер – полковник П.И.Пенский.
Пехота.
Командир пехоты корпуса – генерал-майор А.В.Запольский.
Бригада запасных батальонов 2-й гренадерской дивизии
(подполковник А.Л.Палагейко).
Запасные батальоны полков:
Киевского гренадерского (майор Сонцов)
Московского гренадерского
Астраханского гренадерского
Фанагорийского (майор Манюкин)
Сибирского гренадерского (майор Дескур)
Малороссийского гренадерского
Бригада запасных батальонов 12-й пехотной дивизии
(подполковник М.М.Андриевский)
Запасные батальоны полков:
Новоингермоландского пехотного (майор Гущин)
Алексопольского пехотного
Нарвского пехотного (майор Новицкий)
Смоленского пехотного (майор Гинтовт)
67
6-го егерского (подполковник Бонжан)
41-го егерского.
Бригада запасных батальонов 15-й пехотной дивизии
(подполковник В.Христофоров)
Запасные батальоны полков:
Козловского пехотного
Колыванского пехотного (подполковник Журьярий)
Куринского пехотного
13-го егерского (майор Бабичев)
14-го егерского (подполковник Случевский).
Кавалерия.
Полк запасных эскадронов 3-й и 4-й кавалерийских дивизий
(майор Ильченко)
Запасные эскадроны полков:
Оренбургского драгунского
Курляндского драгунского (майор Николаев)
Сибирского драгунского (майор Безобразов)
Иркутского драгунского (майор Белозерский)
Сдвоенный Сумского гусарского (майор
Козловский)
Сдвоенный Мариупольского гусарского (майор
Станкевич)
Сдвоенный Ахтырского гусарского (майор Калачов)
Сдвоенный Павлоградского гусарского
Сдвоенный Литовского уланского.
Донские казачьи полки:
Исаева 2-го (полковник И.И.Исаев)
Грекова 9-го (полковник А.Е.Греков)
Семенченка (войсковой старшина С.И.Семенченка).
Отряды конной лесной стражи:
Минской губернии
Волынской губернии (штабс-капитан Литинский).
Отдельный отряд Кленовского (подполковник М.О.Кленовский)
1-й сводногренадерский батальон 26-й пехотной
дивизии.
Сотня 3-го Бугского казачьего полка.
Артиллерия:
Батарейная полурота №33 (штабс-капитан
Либштейн)
68
Легкая полурота №4 (штабс-капитан Тимофеев)
Всего в составе корпуса: 18 батальонов, 14 эскадронов, 3 полка
донских казаков, 3 отдельных отряда, 12 орудий, 11 тысяч человек.
Приложение №3
Боевой состав группировки генерала Я.Домбровского
(на 15.09.1812 года)
17-я пехотная дивизия 5-го пехотного (польского) корпуса Великой
армии (с частями усиления).
Командир – дивизионный генерал Я.Домбровский.
Начальник штаба – полковник А.Цедровский.
1-я бригада (бригадный генерал Э.Жолтовский)
1-й пехотный полк (полковник К.Малаховский)
17-й пехотный полк (полковник Ю.Хорновский)
2-я бригада (бригадный генерал И.Красиньский)
6-й пехотный полк (полковник Ю.Серавский)
14-й пехотный полк (полковник А.Семеновский)
2-й маршевый французский полк (майор Эрсан)
1-й батальон 33-го полка легкой пехоты (майор Х.П.Эвертс).
28-я бригада легкой кавалерии (бригадный генерал Д.Дзевановский)
2-й уланский полк (майор Я.Пясецкий)
7-й уланский полк (полковник А.Завадский)
15-й уланский полк (полковник А.Тжецевский).
10-я польская рота пешей артиллерии.
11-я польская рота пешей артиллерии.
Всего в составе дивизии с частями усиления: 17 батальонов, 12
эскадронов, 22 орудия, 12 тысяч человек.
69
Приложение №4
Документы
В правительствующий Сенат из
Государственной военной коллегии.
26 августа 1810 года.
Рапорт
С высочайше Его императорским Величеством апробированного в
10-й день сего августа доклада, подносимого господином военным
министром, о мерах, какие приняты им насчет построения новой
крепости в Бобруйске, военная коллегия представляя сию копию,
доносит: что дальнейшие распоряжения по оному военным министром
приводятся в исполнение.

П.И.Багратион – И.А.Буглаку
15 июня 1812 г., Волковыск.
Бобруйскому господину Дворянскому маршалку.
Предполагая устроить в Бобруйске военно-временный госпиталь на
1 000 человек больных воинских чинов я предписываю вам:
1-е. С получением сего тотчас приступить к избраниюудобных под
госпиталь строений, и к приведению оных в исправное состояние, так
чтобы в оных могло поместиться вышеописанное число больных, без
всякого затруднения и со всеми выгодами.
2-е. Засим распорядится, чтобы тотчас доставлено было от
Бобруйского повета нужное количество дров, соломы и всего для
госпиталя потребного.
3-е. Полагаю, что местные способы подают вам всю возможность
устроить сей госпиталь с той точностью и выгодами, которая требует
польза службы Государя Императора и польза самого человечества.
70
И.А.Булгак – П.И.Багратиону
16 июня 1812 г., Бобруйск.
Его сиятельству генералу от инфантерии Главнокомандующему 2-ю
Западною армиею и разных орденов кавалеру князю Багратиону
бобруйского поветового маршалка и кавалера
Рапорт
Повеление Вашего Сиятельства от 15-го сего июня за №1947
относительно устройства в Бобруйске временного госшпиталя я сего
июня 16-го числа пополудни в 6 часов честь имею получить и
волеизъявление оного относительно очищения домов, о доставлении
дров, соломы и всего для гошпиталя потребного сей минуты обще с
бобруйским комендантом и городничим сделаю распоряжение о
выставке на станциях повелением Вашим Сиятельством лошадей.
Г.А.Игнатьев – Военному министру.
23 июня 1812 г., из Бобруйска.
Во исполнение полученного мною сего числа предписания рт г.
инж.-ген.-лейт. Опермана, имею честь представить у сего вашему
высокопревосходительству ведомость, составленную мною обще с г.
инж.-полковником Федоровым о числе полагаемого для обороны
Бобруйской крепости гарнизона, и о потребных на продовольствие
войск, полагаемых для обороны крепости, провианта, припасах,
инструментах и материалах, а при том покорнейше прошу.
Буде ваше высокопревосходительство соизволит опробовать
представленную у сего ведомость, в таком случае: 1-е, снабдить меня
и г. инж.-полковника Федорова разрешением на заготовление тех
вещей, которые по ведомости полагается заготовить здесь в
Бобруйске. 2-е, предписать артиллерийскому департаменту о
поспешном доставлении в Бобруйск потребного в запас оружия и тех
вещей, кои от оного департамента, вследствие прежняго штатного
положения, еще не доставлены и по сей ведомости показаны во
ожидании. 3-е, инженерному департаменту предписать, чтобы
назначенные из С.-Петербурга инструменты и материалы были
немедленно в Бобруйск доставлены. 4-е, предписать кому следует о
поспешном доставлении в Бобруйскую крепость тех запасов, которые
предполагается ныне же собрать с земли на продовольствие войск. 5-
71
е, предписать кому следует о прикомандировании в Бобруйскую
крепость, для действия из крепостных орудий, и еще одной понтонной
роты, для вылазок ½ легкой артиллерии с орудиями. 6-е, поелику на
оборону Бобруйской крепости, кроме артиллеристов и пионер,
полагается 100 пехоты, а в числе оной в находящихся здесь запасных
24-й и 27-й дивизий состоит только до 6000 человек, включая в сие
число и последних приведенных рекрут, то как недостающее число
пехоты, как равно и два эскадрона легкой кавалерии приказать
дополнить откуда следует. 7-е, сверх сего необходимо ныне же
прикомандировать в Бобруйск 200 казаков для разных отрядов и
собрания нужных сведений.
П.И.Багратион – Александру I. 6 июля 1812 г.
На марше в Бобруйскую крепость.
Разбитие неприятельского авангарда при Романове, из семи полков
состоявшего, и совершенное истребление двух лучших из оных, о чем
я имел счастие доносить Вашему Императорскому Величеству от 3
июля из местечка Уречья, остановило покушения неприятельские на
ариергард вверенной мне армии, и от того времени, преследуя меня
издалека, не имеет дерзости делать нападений более. Я, между тем,
имея направление сколько возможно поспешное к Бобруйску, с
намерением от оного действовать по соображению с движением
Первой армии и того более с стремлениями неприятельскими на
Могилев и если бы оные предприняты были далее во глубь России,
получил известие, что Пинск занят неприятелем и что партии оного
оттоль следуют к Мозырю, а вместе с сим получил отношение
Военного министра о поступлении Второго резервного корпуса при
Мозыре под мое начальство.
…Не имея счастия получить Высочайшего Вашего Императорского
Величества повеления, какое направления принять я должен от
Бобруйска, но при взгляде на здешние местоположения, неудобные к
действиям, при внимании к изъявленному Вашим Императорским
Величеством опасению, чтобы неприятель не сделал вторжение к
Смоленску, чтобы не подпасть окружению со всех сторон
несравненных превосходством неприятельских сил, и чтобы наконец
не отступить от единственной моей цели соединится с первою армиею
или открыть действия на неприятеля, противу оной состоящего по
72
соображению с ее движениями, я решился следовать к Могилеву и
оттоль далее по обстоятельствам, о коих в свое время буду доносить
Вашему императорскому Величеству.

П.И.Багратион – Д.А.Толстому, Могилевскому
гражданскому губернатору. 7 июля 1812 г.
Бобруйская крепость.
Не имея сведений, какая именно переправа находится в Могилеве,
приказал я начальнику инженеров генерал-майору Ферстеру послать
надежного офицера для осмотра реки и переправы и для построения
живого моста на Днепре, если такового нет. Почему прошу Вашего
Сиятельства преподать подносителю сего офицеру все способы для
скорейшего исполнения возложенной на него порученности, наряжая
нужное число рабочих.
М.Б.Барклай де Толли – А.П.Тормасову
15 июля 1812 г., Смоленск
Господину генерал-от-кавалерии и кавалеру Тормасову
от военного министра.
Имею честь препроводить к вашему высокопревосходительству
копию с рапорта генерал-лейтенанта Оппермана на имя мое
последовавшего, от 15-го июля за №128, из коего усмотреть изволите,
что за взятием 6 батальонов из Бобруйска генералом князем
Багратионом, остается там весьма слабый гарнизон, для защиты сей
обширной крепости. И потому, для пользы службы Его Величества
всепокорнейше прошу, ваше превосходительство, усилить
Бобруйский гарнизон, по возможности и совершенному
благоусмотрению вашему, хотя из Мозырского корпуса, ибо, как
Бобруйская крепость, так и Мозырский корпус, состоят ныне под
начальством вашего высокопревосходительства.
Копия с секретного рапорта господину военному министру от
генерал-лейтенанта Оппермана , из Киева, от 15 июля 1812 года, за
№128-м.
Командующий в Бобруйске артиллерии генерал-майор Игнатьев
доносит мне, с нарочно посылаемым офицером, что
главнокомандующий 2-ю Армиею, при проходе своем через Бобруйск,
73
из 18-ти запасных батальонов, составлявших тамошний гарнизон, взял
с собою шесть, и что за тем, в оставшихся 12 батальонах, имеются,
включая и больных, только пять тысяч человек, и что артиллеристов в
крепости оставлено только 160 человек, а для здешних объездов 100
казаков. Хотя я полагаю, что сие уменьшение гарнизона учинено
потому, что господин генерал-от-инфантерии князь Багратион не
предвидит опасности для Бобруйской крепости, но, поелику может
быть ему неизвестно, что крепость сия расположена весьма обширно,
потому что предполагалось в оной держать такой гарнизон, который
мог бы отвлечь знатное число неприятельской армии, и поелику
обширные ея верки, не будучи одеты камнем, но дерном, и имея сухие
рвы, требуют противу решительного и сильного неприятеля полного
числа предположенного гарнизона, то есть около 10000 пехоты, 450
артиллеристов и 2-х эскадронов легкой кавалерии, и для внешних
объездов до 5 эскадронов (коим, при обложении крепости, в оную не
вступать, но соединится с ближним корпусом), то долгом имею
представить все сие на благоразсмотрение вашего
высокопревосходительства.

Г.А.Игнатьев – Ф.Ф.Эртелю
17 июля 1812 года, Бобруйская крепость.
Поелику неприятель занимает своими отрядами все дороги, идущие
к Бобруйску, от Минска и Глуска, в ближайшем от крепости
разстоянии, то я и предписал есаулу Матушкину, возвратиться в
крепость, полагая наверно, что неприятель не упустит занять и
Паричской дороги, чтобы пресечь мое сообщение с Мозырем. С
другой стороны, слышно, что вчерась был занят Рогачев,
следовательно, и сия дорога пресечется. Будучи готов принять
дорогих гостей, , если бы они вздумали предпринять что либо
сериозное противу крепости и, имея достаточное количество съестных
и прочих припасов, я не боюсь и блокады, в которой, кажется,
намерены они содержать мою крепость, и только скучно будет не
иметь с Армиями сношения. В следствие чего, ваше
превосходительство, покорнейшепрошу, по сближении к Мозырю 3-й
Западной армии, отрядить для открытия сообщения с Бобруйской
крепостью сильный отряд. Я полагаю, что обложивший Бобруйскую
крепость неприятель немногочисленен.
74
М.Б.Барклай де Толли – А.П.Тормасову
26 июля 1812 г., селение Выдра.
Господину генерал-от-кавалерии и кавалеру Тормасову
от военного министра.
Дабы поспешнейше усилить Бобруйский гарнизон, я педписал
генерал-лейтенанту Эртелю, немедленно откомандировать туда из
вверенного ему корпуса два или три баталиона, а равно баталионы
внутренней стражи: Минский, в Речицах, а Могилевский – близ
Чернигова, находящиеся, и 100 казаков или другой кавалерии. О чем
имею честь уведомить ваше высокопревосходительство.

Г.А.Игнатьев – А.П.Тормасову
24 августа 1812 года, Бобруйская крепость
Главнокомандующему 3-ю Западною Армиею, господину
генералу от кавалерии и кавалеру Тормасову Бобруйского военного
губернатора артиллерии генерал-майора Игнатьева
Рапорт.
Имею честь донести вашему высокопревосходительству, что
казачий разъезд, посланный сего числа из селения Волчина к местечку
Свислочу, взял двух пленных, одного унтер-офицера и одного
рядового, которые, будучи допрашиваемы, согласно показали:
1-е. Что в местечке Свислочи находятся два баталиона 14-го
пехотного полка с двумя орудиями и пятидесятью уланами,
составляющие авангард дивизии Домбровского.
2-е. Генерал Домбровский, с 1-м и 6-м пехотными полками его
дивизии, с двумя эскадронами кавалерии и четырьмя орудиями,
находится в местечке Якшицах.
3-е. 17-й пехотный полк дивизии его же, Домбровского, оставлен в
гарнизоне в городе Могилеве.
4-е. 3-й батальон 14-го полка оставлен еще в Гродно.
5-е. генерал Домбровский прибыл в Якшицы 22-го числа, от Могилева
(по объявлению пленных). Ему приказано занять окрестности
Бобруйской крепости, для пресечения всех дорог; в случае же
приближения наших войск, отступить к Могилеву, не вступая в дело.
6-е. Дивизия Домбровского под Смоленском не находилась.
75
Г.А.Игнатьев – А.П.Тормасову
26 августа 1812 года, Бобруйская крепость
Во исполнения повеления Вашего
высокопревосходительства, последовавшего от 7-го числа сего
месяца, а мною сего числа полученного, имею честь представить у
сего рапорт о числе войск, составляющих Бобруйский гарнизон, и при
сем почтеннейшее доношу:
1-е. Для усиления здешнего гарнизона предписано от господина
военного министра отправить в Бобруйск Минский и Могилевский
гарнизонные батальоны, которые уже сюда и следуют, да из корпуса г.
генерал-лейтенанта Эртеля три запасных батальона, о присылке коих,
как можно поспешнейше, отнесся я сего числа к г. генерал-лейтенанту
Эртелю.
2-е. Вверенная мне Бобруйская крепость приведена в настоящее
оборонительное положение: артиллерии, снарядов и пороху состоит
полный комплект; провианта, по числу полагаемого для сей крепости
десятитысячного гарнизона, состоит налицо на четыре месяца; и сверх
того ожидаю транспортов с провиантом из г.Речицы. О снабжении
крепости медикаментами, в коих имею большой недостаток,
предоставлено было мною г. военному министру, и получено в ответе,
что оные предписано доставить в 6 месяцев. О потребных на случай
осады крепости, на продовольствие гарнизона, солонине, сухой рыбе
и уксусе, предоставлено от меня, с нарочным, г. военному министру, с
тем, чтобы они были заготовлены в Малороссийских губерниях и
доставлены в крепость при первой возможности. Положенные на
таковой же случай для здешнего гарнизона водку, кислую капусту,
горох, соленые огурцы и фураж, предписал к Минскому
гражданскому губернатору собрать с земли, как можно поспешнейше,
и доставить в крепость.
3-е. В войсках, составляющих Бобруйский гарнизон, , как равно и
между жителями всех состояний, с половины июля болезни
необыкновенно усилились, так что в короткое время , из 8 000
больных, число оных в здешнем гарнизоне выросло до 2 000 человек,
но умирает, благодаря Бога, немного.
4-е. Четвертый корпус неприятельской армии находился в
окрестностях Бобруйска более трех недель, но 1-го числа сего месяца
выступил со всех пунктов к г.Могилеву, и теперь близ Бобруйска
неприятельских войск не находится.
76
Г.А.Игнатьев – в штаб главнокомандующего генерал-
фельдмаршала кн. М.И.Голенищева-Кутузова.
1 октября 1812 г. из Бобруйска.
Блокировавший Бобруйскую крепость неприятельский корпус под
командованием ген. Домбровского, вчерась из здешних окрестностей
выступил по тракту к Могилеву и следует туда форсированными
маршами. Корпус сей состоит из 8 000 – 9 000 о чем долгом моим
поставил Вашему Сиятельству через нарочного донести.
Г.А.Игнатьев – в штаб главнокомандующего генерал-
фельдмаршала кн. М.И.Голенищева-Кутузова.
5 октября 1812 г. из Бобруйска.
Рапортом 1-го числа сего месяца я имел честь донести Вашему
Сиятельству что блокировавший Бобруйскую крепость
неприятельский корпус под командою генерала Домбровского,
выступил из окрестностей Бобруйских к Могилеву. Но посланную
мною для вернейшего узнавания о движении неприятеля партиею
открыто: 1-е – что генерал Домбровский, собрав вверенный ему
корпус 30 сентября у местечка Свислочи, того ж дня переправил оный
на левый берег Березины, и сделал движение по дороге к СтароБыхову; но той же самой ночью, отправя только 17-й пехотный полк к
Новому Быхову, а оттуда по дороге к местечку Чечерску, сам с 3-мя
пехотными и 3-мя кавалерийскими полками перешел обратно на
правый берег Березины, и 1-го октября пошел через Холуи и Лапичи к
г.Слуцку, повидимому навстречу 3-й армии. По полученным мною
верным сведениям, весь корпус генерала Домбровского состоит их
7 000 чел., о чем Вашему Сиятельству почтеннейшее доношу.
77
Приложение №5
Словарь фамилий
(титулы и чины на 1812 год)
Александр I Павлович, Романов (1777-1825), император Российской
империи.
Афанасьев, Иван Николаевич (?-?), капитан, командир №17
понтонной роты 3-й запасной артиллерийской бригады.
Багратион, Петр Иванович (1769-1812), князь, генерал от
инфантерии, главнокомандующий русской 2-й Западной армией.
Бакле д’Альб, Луи Альбер Гислен (1761-1824), барон, полковник,
начальник топографического бюро Наполеона.
Баранов (?-?), полковник, офицер штаба 2-го резервного корпуса,
временно командовал отрядом из состава 26-й пехотной дивизии.
Барклай де Толли, Михаил Богданович (1757-1818), генерал от
инфантерии, Военный министр, Главнокомандующий 1-й Западной
русской армии.
Берг, Карл Карлович (1773-1832), подполковник, командир
батальона 2-го Пионерного полка, комендант Бобруйской крепости.
Бернадот, Жан Батист (1763-1844), наследный принц Шведский
Карл Юхан.
Бертье, Луи Александр (1753-1815), принц Невшательский, князь
Ваграмский, маршал, начальник Главного штаба «Великой армии».
Богарне, Эжен Роз (1781-1824), вице-король Итальянский, командир
4-го (итальянского) корпуса «Великой армии».
Бодуэн, Пьер Франсуа (1773-1815), барон, полковник, командир 93-
го полка линейной пехоты «Великой Армии».
Бромирский, Каспар (?-?), капитан 15-го польского уланского полка.
Брониковский, Николай Каэтан (1767-1817), граф, бригадный
генерал, губернатор Минского департамента ВКЛ.
Булгак, Игнатий Александрович (1763- после 1817), маршалок
Бобруйского повета.
Ваншэн (?-?), капитан, командир роты карабинеров 33-го полка
легкой пехоты «Великой армии».
Вери, Констан (1778-1845), личный камердинер Наполеона.
Виктор, Клод (1764-1841), маршал, командир 9-гокорпуса «Великой
армии».
Викторов (?-?), поручик, адъютант генерал-майора Е.П.Фелькерзама.
78
Вольтэр (?-?), шеф батальона 93-го линейного пехотного полка
«Великой армии».
Гардье, Луи (?-?), лейтенант 111-го линейного полка «Великой
армии».
Гасно (?-?), шеф батальона 93-го линейного пехотного полка
«Великой армии».
Греков (21-й), Иван Васильевич (1776-после 1815), войсковой
старшина, командир донского казачьего полка своего имени.
Грессер (2-й), Александр Иванович (1772-1822), полковник, шеф 2-
го пионерного полка.
Даву, Луи Никола (1770-1823), герцог Ауэрштедский, командир 1-го
корпуса «Великой армии».
Дарю, Пьер Антуан Ноэль (1767-1829), граф, государственный
секретарь Франции.
Дембинский, Александр (?-?), поручик 2-го польского уланского
полка.
Дзевановский, Доминик (1759-1827), бригадный генерал, командир
28-й легкой кавалерийской бригады «Великой армии».
Добринский, Павел Михайлович (1764-1833), статский советник,
Минский гражданский губернатор.
Домбровский, Ян Генрик (1755-1818), дивизионный генерал,
командир 17-й пехотной дивизии 5-го (польского) корпуса «Великой
армии».
Дреер (?-?), подполковник, командир бригады «резервных»
батальонов 26-й пехотной дивизии.
Ермолов, Алексей Петрович (1772-1861), генерал-майор, начальник
штаба 1-й Западной русской армии.
Есьман (?-?), помещик Борисовского повета.
Жером, Бонапарт (1784-1860), король Вестфальский, командир 8-го
(вестфальского) корпуса «Великой армии».
Журьярий (?-?), подполковник, командир батальона Колыванского
пехотного полка.
Жюно, Жан Андпрош (1771-1813), герцог д’Абрантес, дивизионный
генерал, сменил Жерома на посту командира 8-го (вестфальского)
корпуса «Великой армии».
Загаин (?-1812), поручик, адъютант генерала Ф.Ф.Эртеля.
Запольский, Андрей Васильевич (1768-1813), генерал-майор,
командир пехоты 2-го резервного корпуса.
Зимин (?-?), казак донского полка Исаева 2-го.
79
Зимсон, Георг Францевич (?-?), инженер-майор, руководитель
проектной группы при К.И.Оппермане.
Игнатьев, Гавриил Александрович (1768-1852), генерал-майор,
руководитель обороны Бобруйской крепости, Минский военный
губернатор.
Исаев (2-й), Иван Иванович (1770-1829), полковник, командир
казачьего полка своего имени в составе 2-го резервного корпуса.
Клеманов (?-?), казак донского полка Исаева 2-го.
Клеховский, Валенты (?-?), капитан, адъютант бригадного генерала
Д.Дзевановского.
Коленкур, Арман Огюстен Луи (1773-1827), дивизионный генерал,
состоял в свите Наполеона.
Константин Павлович, Романов (1779-1831), великий князь,
командир гвардейского пехотного корпуса русской армии.
Коржинский (?-?), слуга губернатора Минской провинции
Н.Брониковского.
Кортез (?-?), шеф батальона 93-го линейного пехотного полка
«Великой армии».
Коссецкий, Франтишек Ксаверий (1778-1857), бригадный генерал,
командир Минской бригады войск ВКЛ.
Кутузов, Михаил Илларионович (1747-1813), светлейший князь,
генерал-фельдмаршал, главнокомандующий всеми русскими армиями.
Лаговский, Пётр (1776-1843), капитан, командир 5-й роты 2-го
польского уланского полка.
Лада, Иозеф (?-?), рядовой 5-й роты 2-го польского уланского полка.
Латур-Мобур, Мари Виктор (1768-1850), дивизионный генерал,
командир 4-го кавалерийского корпуса «Великой армии».
Левандовский Устин Иванович (?-?), майор, командир бригады
«запасных» батальонов полков 27-й пехотной дивизии .
Легран, Клод Александр (1762-1815), граф, дивизионный генерал,
командир 6-й пехотной дивизии «Великой армии».
Лелорнь д’Идевиль, Луи Франсуа (?-?), аудитор 1-го класса
Государственного совета Франции.
Луковкин, Гавриил Амвросиевич (1772-1849), полковник, командир
донского казачьего полка своего имени.
Малаховский, Казимир (?-?) полковник, командир 1-го польского
пехотного полка.
Малиновский, Винцент (?-?), шеф батальона, затем полковник 14-го
польского пехотного полка.
80
Маре, Юг Бернар (1763-1838), герцог Бассано, граф, министр
иностранных дел Франции.
Маргери, Анри Жан Батист (?-?),полковник, командир 33-го полка
легкой пехоты «Великой армии».
Матушкин (?-?), есаул донского казачьего полка Исаева 2-го.
Меневаль, Клод Франсуа (1778-1850), личный секретарь Наполеона.
Меллер-Закомельский, Петр Иванович (1755-1823), барон, генераллейтенант, директор Артиллерийского департамента Военного
министерства.
Мельников (?-?), казак донского полка Исаева 2-го.
Мишо (?-?), шеф батальона 93-го линейного полка «Великой армии».
Мюрат, Иоахим (1767-1815), король Неаполитанский, маршал,
командующий резервной кавалерией «Великой армии».
Назимов (?-?), урядник донского казачьего полка Исаева 2-го.
Наполеон I Бонапарт (1769-1821), император Франции, король
Италии, проректор Рейнского союза, главнокомандующий «Великой
армии».
Нарбут, Теодор Евхимович (1784-1864), инженер-капитан,
впоследствии белорусский историк.
Неверовский, Дмитрий Петрович (1771-1813), генерал-майор,
командир 27-й пехотной дивизии.
Ней, Мишель (1769-1815), герцог Эльхингенский, маршал, командир
3-го корпуса «Великой армии».
Оражевский (?-?), сержант 5-й роты 2-го польского уланского полка.
Опперман, Карл Иванович (1766-1831), инженер-генерал-лейтенант,
директор Инженерного департамента Военного министерства.
Палагейко, Антон Лаврентьевич (1771-1826) подполковник,
командир пехотной бригады 2-го резервного корпуса.
Парадовский, Стефан (?-?), капитан 1-го польского пехотного полка.
Паскевич, Иван Фёдорович (1782-1856), генерал-майор, начальник
26-й пехотной дивизии.
Платов, Матвей Иванович (1753-1818), генерал от кавалерии,
атаман Войска Донского, командир Летучего казачьего корпуса.
Понятовский, Иозеф Антоний (1763-1813), князь, дивизионный
генерал, командир 5-го корпуса «Великой армии».
Птахин (?-?), урядник донского казачьего полка Исаева 2-го.
Радожицкий, Илья Тимофеевич (1788-1861), поручик 3-й легкой
роты 11-й артиллерийской бригады.
Раза, Рустам (1780-1850), мамелюк, оруженосец Наполеона.
81
Рожнецкий, Александр (1774-1849), дивизионный генерал, командир
4-й легкой кавалерийской дивизии «Великой армии».
Рокоссовский (?-?), поручик 5-й роты 2-го польского уланского
полка.
Свида (?-?), помещик Бобруйского повета.
Сен-При, Эммануил Францевич (1776-1814), граф, генерал-майор,
начальник штаба 2-й Западной армии.
Сиверс (3-й), Егор Карлович (1778-1827), полковник, командир 1-го
Пионерного полка.
Симановский, Эузебиуш (?-?), полковник, командир 14-го польского
пехотного полка.
Сиротников (?-?), казак донского полка Исаева 2-го.
Сташук (?-?), рядовой 5-й роты 2-го польского уланского полка.
Сусалин (?-?), поручик, адъютант генерал-майора Е.П.Фелькерзама.
Сухтелен, Петр Корнилович (1751-1836), инженер-генерал и
дипломат.
Тихановский (?-?), пристав соляного склада в м.Паричи Бобруйского
повета.
Тишин, Иван Николаевич (?-?), подполковник, командир №24
понтонной роты 4-й запасной артиллерийской бригады.
Ткаченко, Григорий (?-?), уроженец Бобруйского повета,
военнопленный.
Толстой, Дмитрий Александрович (1754-1832), граф Могилевский
гражданский губернатор.
Тормасов, Александр Петрович (1752-1819), генерал от кавалерии,
главнокомандующий 3-й Обсервационной армии.
Тритгоф, Густав Густавович (1-й) (?-?), подпоручик минерной роты
полковника А.И.Грессера.
Турчинский (?-?), секретарь губернатора Минского департамента
ВКЛ генерала Н.Брониковского.
Тучков (2-й), Сергей Алексеевич (1767-1839), генерал-майор,
командир 22-й пехотной дивизии, затем командир 2-го резервного
корпуса.
Удино, Никола Шарль (1767-1847), герцог Реджио, маршал,
командир 2-го корпуса «Великой армии».
Фелькерзам, Ефим Павлович (1759-1810), генерал-майор, главный
строитель Бобруйской крепости.
Фёдоров, Степан Степанович (1763-1834), инженер-полковник,
после Е.П.Фелькерзама главный строитель Бобруйской крепости.
82
Хорновский, Юлиан (?-?), полковник, командир 17-го польского
пехотного полка.
Чарнецкий, Адам (1784-1825), шляхтич, рядовой пехоты, участвовал
в строительстве Бобруйской крепости.
Чикин (?-?), подполковник, командир бригады «запасных»
батальонов 24-й пехотной дивизии.
Шильдер, Карл Андреевич (1785-1854), инженер-капитан.
Щербаков (?-?), казак донского полка Исаева 2-го.
Эвертс, Хендрикус Петрус (1777-1851), майор 33-го полка легкой
пехоты «Великой армии».
Эртель, Фёдор Фёдорович (1768-1825), генерал-лейтенант, командир
2-го резервного корпуса.
Эрсан (?-?), майор, командир 2-го маршевого полка «Великой армии».
Янг (?-?), шеф 1-го батальона 33-го полка легкой пехоты «Великой
армии».
Приложение №6
Словарь терминов
Фортификационные:
Арсенал – склад для хранения оружия и боеприпасов.
Бастион (лат. – «строю укрепления») – пятиугольное долговременное
крепостное сооружение по углам крепостной стены.
Блокгауз (нем. – «группа зданий») – фортификационное сооружение
из одного или нескольких соединенных между собой казематов,
приспособленное для ведения кругового огня.
Верк (нем. – укрепление) – отдельное укрепление, входящее в состав
крепостных сооружений и способное к самостоятельной обороне.
Волчья яма – углубление в земле в виде усеченных конусов глубиной
в рост человека (1,75 м), диаметром по дну 0,5 – 0,7 м с вбитыми в дно
короткими, заостренными наверху кольями, расположенными в
шахматном порядке в 4—5 рядов.
Гласис – (лат. – «покатость») – пологая земляная насыпь впереди
наружного рва крепости для улучшения обстрела противника.
Каземат – (франц. – «комната с толстыми стенами») – помещение в
оборонительных сооружениях для защиты гарнизона от огня
противника.
83
Палисад (франц. – «частокол») – устроенная в наружном рву крепости
сплошная стена из бревен, врытых вертикально на треть в землю,
заостренных сверху и соединенных между собой.
Полигон – (греч. – «много» и «угол») – крепостной многоугольник.
Пороховой погреб – защищенное от разрушения снарядами
помещение для хранения взрывчатых веществ и боеприпасов. Располагались чаще всего в центре крепости.
Равелин (лат. – «отделять») – треугольное сооружение впереди
крепостного рва, служащее для поддержки огнем атакованных
бастионов.
Редан (франц. – «уступ») – открытое полевое укрепление из двух
фасов под углом 60-1200
, выступающим в сторону противника.
Редюит – (франц. – «убежище») – укрепление внутри крепости,
последний оплот обороняющихся.
Сортия – вылазочная или подземная галерея в крепостном валу.
Тет-де-пон (фр. «укрепление у моста») – укрепление для защиты
мостовой переправы.
Фас (франц. – «лицо») – сторона укрепления, обращенная к
противнику.
Форштадт (нем.) – предместье.
Фронт (лат. – «передняя сторона») – совокупность элементов
крепостной ограды, обращенная в сторону неприятеля.
Цехйгауз (нем.) – склад обмундирования, снаряжения и другого
военного имущества.
Цитадель (от итал. – «маленький город») – наиболее укрепленная
центральная часть крепости.
Прочие:
Авангард – (фр. «передняя стража»), передовая часть войск.
Аванпост – (от фр. «передовой пост»), передовой пост боевого
охранения главных сил.
Адъютант – (от лат. «помощник»), офицер при военачальнике, штабе
или войсковой части для поручений и ведения делопроизводства.
Арьергард – (фр. «тыловая стража»), замыкающая часть войск.
Батальон – основная тактическая единица в наполеоновской и
русской армиях.
Батарея – (от фр. «бить»), артиллерийское подразделение.
Бивак – расположение войск для отдыха на местности, под открытым
небом.
84
Бригада – армейское тактическое соединение из нескольких полков,
отдельных батальонов или артиллерийских рот.
Верста = 500 саженей = 1 067 м.
Главная квартира – штаб и конвой императора,
главнокомандующего.
Гренадер – солдат тяжелой пехоты.
Дезертир – военнослужащий, самовольно покинувший свое
подразделение.
Дивизия – тактическое соединение, состояла из нескольких бригад.
Единорог – артиллерийское орудие с длинным стволом, стоявшее на
вооружении русской армии с середины 18 века по середину 19 века.
Канонир – (нем. «артиллерист»), рядовой артиллерии.
Квартирьер – военнослужащий, отвечавший за разбивку лагеря в
походе, прием, распределение фуража и провианта.
Коммуникация – путь сообщения армии и ее частей.
Магазин – здание или помещение для складирования и хранения
продовольствия, фуража и других припасов.
Мародер – солдат, самовольно покинувший часть, грабящий убитых,
раненых, а также мирных жителей.
Мортира – артиллерийское орудие с коротким стволом для навесной
стрельбы.
Разъезд – конный отряд, патруль для разведки.
Рекогносцировка – разведка, личный осмотр позиций противника.
Рекрут (от фр. «набирать войско») – вступающий в армию по
воинской повинности или по найму.
Фуражировка – сбор продовольствия и фуража (сена, соломы) по
ходу движения или в районе расположения части.
Эскадрон – основное тактическое подразделение в наполеоновской и
русской кавалерии.
85
Литература.
Материалы Национального исторического архива Беларуси:
фонд 295, опись 1, дела 94, 97, 100
фонд 320, опись 1, дела 12, 15, 615
фонд 320, опись 2, дела 14, 10а
фонд 655, опись 1, дело 1
фонд 1262, опись 1, дело 5
фонд 1477, опись 1. дело 310, 399
фонд 1537, опись1, дело 1.
фонд 1587, опись 1, дела 1, 3.
фонд 2002, опись 1, дела 3, 21
Ахлестышев Л.П. «Двенадцатый год». (Спб., 1910).
«Беларусь и война 1812 года. Документы» (Мн., 2011).
Богданович М.И. «История Отечественной войны 1812 года, по достоверным
источникам». т. 1-3 (Спб., 1859-1860).
Залесский К.А. «Наполеоновские войны 1799-1815. Биографический
энциклопедический словарь». (М., 2003).
Иностранцев М.А. “Отечественная война 1812 года. Операции 2-й Западной
армии князя Багратиона от начала войны до Смоленска”. (Спб.. 1914).
Краснянский В.Г. “Минский департамент Великого княжества Литовского”
(Спб., 1902).
Лукашевич А.М. “Белорусские земли как вероятный театр военных действий.
Изучение, инженерная и топографическая подготовка (70-е г.г. 18 в. – 1912
г.)”. (Мн.. 2010).
Ненадавец А.М. “Летапіс горада на Бярэзіне (1387-1917)”. (Мн., 1998).
Ненадавец А.М. “Бабруйская крэпасць”. (Бабруйск, 1998).
«Отечественная война 1812 года». Энциклопедия. (М., 2004 г.)
“Памяць. Бабруйскі раён” (Мн., 1997).
Пивоварчик С.А. «Белорусские земли в системе фортификационного
строительства Российской империи и СССР» (Гродно, 2006).
“Часовая мінская газета. 1812 год”. (Мн., 2008).
Швед В., Данскіх С. “Заходні рэгіен Беларусі ў часы напалеонаўскіх войнаў.
1805-1815 гады”. (Гродна, 2006).
“Энцыклапедыя гісторый Беларусі” т.1 (Мн., 1993 г.).
Яковлев В. В. “История крепостей” (М., 2000).
«Dziennik czynnosci wojennych generala Dabrowskiego to jest: od czasu
odlaczenia sie korpusu generala Latour-Maubourg, czyli dnia 24 sierpnia az di
zloczenia sie i przejscia Berezyny z wielka arvia to jest dnia 28 novembra 1812 r.”.
(W: “Pamietniki wojenne 1792-1812”. Drezno: 1871).
Iwaszkiewiez J. “Litwa w roku1812” (Krakow i Warszawa, 1912).
Kukiel M. “Wojna 1812 roku”. t. 1-2 (Krakow, 1937).
Staszewski J. «Pamietnik Piotra Lagowskiego o wowjnie 1812 r. na Litwie».
(Wilno, 1936)
86

Опубликовано 12.04.2023  04:40

В. Лякин. ОБОРОНА БОБРУЙСКОЙ КРЕПОСТИ (II)

Продолжение. Начало

Бои на минском направлении
27 июня в Бобруйск был доставлен приказ Александра I по
армиям о начале войны с Наполеоном. Затем, в течение более
чем недели, никаких указаний в крепость не поступало. Курьер,
посланный Г.А.Игнатьевым в штаб 1-й Западной армии, был
перехвачен противником. Тогда генерал, по своей инициативе,
вступил в должность Минского военного губернатора, о чем во
все окрестные поветы было послано специальное извещение. В
нем Г.А.Игнатьев требовал «…чтобы по всем делам,
исполняющимся в городе и повете отношение приходило ко мне
и господину гражданскому губернатору, находящемуся в
г.Речице. Строго предупреждаю наблюдать, чтобы чиновники
находились безотлучно при своих местах и должностях, а кто из
них от сей должности без позволения отлучится, таковых брать
под арест и доставлять ко мне в Бобруйскую крепость
посредством земской полиции для предания военному
уголовному суду». Борисовскому, Игуменскому и Бобруйскому
исправникам было предписано немедленно доставить к
крепости все находящиеся на Березине суда, что и было
исполнено.
Более половины находящихся в крепости орудий не имели
своих артиллерийских расчетов. Генерал сформировал
последние из личного состава понтонных и пионерных рот и
немедленно организовал их боевую подготовку. В конце июня
севернее крепости на соединение со 2-й Западной армии
проходила недавно сформированная в Москве 27-я пехотная
дивизия. Ее «запасные» батальоны (Одесского, Тарнопольского,
Виленского и Симбирского пехотных, 49-го и 60-го егерских
полков) получили приказ прибыть к Мозырю, но Г.А.Игнатьев
задержал их на марше и включил в состав гарнизона. Кроме
того, остро нуждаясь в коннице для ведения разведки, он
оставлял у себя все казачьи команды из охраны проходивших
через Бобруйск транспортов, со временем составив из них две
полноценные сотни. Лично проверяя в ночное время все
караулы и посты, генерал добился неукоснительного
29
соблюдения подчиненными всех требований устава, обеспечил в
крепости строгую дисциплину и порядок
В первые же дни после начала войны находившаяся в
междуречье Западного Буга и Немана 2-я Западная русская
армия оказалась в сложном положении. Против нее действовала
почти вдвое сильнейшая центральная группировка «Великой
армии» под командованием младшего брата Наполеона,
вестфальского короля Жерома Бонапарта. В этих условиях князь
П.И.Багратион не мог выполнить поставленную ему задачу
атаковать фланг и тыл главных сил противника, тем более что
французский корпус маршала Н.Даву устремился на Минск,
разрывая коммуникации между двумя русскими армиями. 29-го
июня П.И.Багратион по распоряжению Военного министра
начал отход из Волковысска на Слоним. Оттуда он направился к
Новогрудку, получив на марше приказ императора двигаться на
соединение с 1-й Западной армией. На марше войска
П.И.Багратиона пополнили донской казачий корпус атамана
М.И.Платова и подошедшая из Москвы 27-я пехотная дивизия
генерала Д.П.Неверовского. Но дорога на север уже была
перехвачена противником, с запада напирали войска Жерома и,
спасая армию из готовой захлопнуться западни, князь Пётр
принял решение отходить на юго-восток, через Несвиж на
Слуцк и Бобруйск. Войска двигались форсированными
маршами, проходя в день при несносной жаре по 45-50 вёрст.
«Находясь с 26-ю дивизиею в голове колонны – вспоминал
И.Ф.Паскевич – к счастью, я имел большой запас сухарей и
водки. Отпуская двойную порцию, поддерживал этим солдат,
но, несмотря на то, у меня выбыло из полка по 70 человек».
Прикрывая тяжелые марши главных сил армии, арьергард
М.И.Платова нанес чувствительные поражения кавалерии
Жерома в боях у Мира и Романово, заставив противника снизить
темп преследования. Но опасность по-прежнему была велика.
Заняв Минск, Даву продвинулся ещё восточнее, к Борисову и
Могилеву. На помощь ему, держа направление к Игумену,
спешил 5-й (польский) корпус «Великой армии».
30

Игнатьев

По инициативе генерала Г.А.Игнатьева для приближающейся
2-й Западной армии на Слуцкий тракт из окрестных мест было
доставлено необходимое количество продовольствия и фуража,
и, кроме того, на каждой почтовой станции было собрано по 600
мещанских и крестьянских подвод. И когда эти целесообразные
и необходимые меры были уже осуществлены, в Бобруйскую
крепость прибыло предписание П.И.Багратиона об их
проведении.
С 16 по 18 июля части 2-й Западной армии приводили себя в
порядок и отдыхали под защитой крепостных орудий. Каждый
батальон получил по четыре подводы для подвоза на марше
слабосильных и пополнил из запасов крепости свой
десятидневный провиантский запас. Все раненые и больные
были отправлены на судах в Речицу. Шесть «запасных»
батальонов 26-й пехотной дивизии из гарнизона крепости
П.И.Багратион включил в состав своей армии. С этой целью из
Мозыря был также вызван казачий полк Грекова 21-го, а сотня
есаула Матушкина из оставшегося там полка Исаева 2-го была
передана генералу Г.А.Игнатьеву. Князь понимал, что опасно
ослабляет гарнизон, и поэтому распорядился оставить в нем
предназначенные для корпуса Ф.Ф.Эртеля «запасные»
батальоны 27-й пехотной дивизии. К тому же он знал, что уже
10 июля из находящегося в г. Ромны на Украине рекрутского
депо к Бобруйской крепости выступили обучавшиеся там шесть
«резервных» (укомплектованных новобранцами) батальонов 26-
й пехотной дивизии, а из рекрутского депо в г. Новгород-Северский – еще шесть «резервных» батальонов 24-й пехотной
дивизии. С их подходом гарнизон достигал своей штатной
численности в десять тысяч человек. (Однако уже с дороги
батальоны 24-й пехотной дивизии были повернуты на Калугу, а
батальоны 26-й дивизии, дойдя до Чернигова, задержались там
почти на два месяца).
Переправа 2-й Западной армии на восточный берег Березины
заняла двое суток, осуществлялась на двух больших паромах и
заранее собранных к крепости речных судах. Рассчитывая
отныне только на свои силы, генерал-майор Г.А.Игнатьев
31

Опперман

письменно докладывал К.И.Опперману: «Теперь с Божией
помощью могу принять неприятеля». После ухода армии в
гарнизоне осталось лишь около 5 тысяч человек, что было
совершенно недостаточно для эффективной обороны обширной
крепости. Г.А.Игнатьев сделал по этому поводу
соответствующий доклад находившемуся с инспекцией в Киеве
генералу К.И.Опперману. Тот незамедлительно направил
соответствующий рапорт Военному министру, который в свою
очередь, распорядился откомандировать в гарнизон Бобруйской
крепости из корпуса Ф.Ф.Эртеля «…два или три батальона, а
равно батальоны внутренней стражи: Минский, в Речицах, а
Могилевский близ Чернигова, находящиеся, и 100 казаков или
другой кавалерии».
Главнокомандующий 2-й Западной армии по достоинству
оценил энергию и распорядительность Г.А.Игнатьева.
«Бобруйская крепость вошла в состав военных действий второй
армии – рапортовал он царю, – а посему, чтобы вся
ответственность за успешное проведение оной в оборонительное
состояние, снабжение и защищение возлежала на генерал-майоре Игнатьеве, я принял смелость утвердить его в звании
губернатора на основании 4-го пункта положения о крепостях,
…поручив ему при том управление вообще полицейской части в
уездах Минской губернии, свободной от неприятеля».
21-го июля последние подразделения 2-й Западной армии
переправились через Березину и двинулись к Могилеву. Уже
через несколько дней передовые разъезды противника
появились близ Бобруйска.
32
Дуэль двух губернаторов
Строго говоря, летом-осенью 1812 года минскими
губернаторами одновременно совершенно официально являлись
не два, а три человека. Первым из них был статский советник
П.М.Добринский, назначенный на должность Минского
гражданского губернатора в мае 1812 года и прибывший в город
лишь за десять дней до начала войны. Рано утром 6 июля,
получив сведения об угрожавшей городу реальной опасности,
он начал спешную эвакуацию казны и наиболее ценного
казенного имущества в находившийся на юге Беларуси
поветовый город Речицу. При начавшейся сумятице увезти
удалось немногое. Сам П.М.Добринский с губернским
прокурором, некоторыми чиновниками казенной палаты и
прочих присутственных мест вечером этого дня отправился
вначале в г.Борисов, а оттуда, при приближении французов – в
Речицу. По дороге часть губернаторской свиты и почти вся
прислуга разбежалась. В новом центре своих сильно
уменьшившихся владений (Белицкий повет Могилевской
губернии, часть территорий Мозырского и Речицкого поветов
Минской губернии) Павел Михайлович сидел смирно, заботясь
в основном о продовольственном снабжении своих защитников
в Мозыре и Бобруйске. Он вернулся в Минск после получения в
конце ноября соответствующего распоряжения фельдмаршала
М.И.Кутузова. Вторым Минским губернатором (военным) был
назначенный на эту должность П.И.Багратионом командир
гарнизона Бобруйской крепости генерал-майор Г.А.Игнатьев.

Брониковский

И,
наконец, третьего, также военного Минского губернатора,
бригадного генерала графа Н.Брониковского назначил Наполеон
после занятия города корпусом маршала Н.Даву. Сорокалетний
польский аристократ был потомственным военным, и сам
немало повоевал. Двадцати лет отроду добровольцем русской
армии он участвовал в осаде крепости Хотин; в войне 1792 года
сражался уже с русскими, получил чин майора и крест «Виртути
Милитари»; в костюшковском восстании оборонял Вильно и
Варшаву, был произведен в генералы; в 1809 году воевал на
33
стороне Наполеона в Австрии, а позже в Испании. И все же
харизмы и качеств настоящего боевого генерала он не приобрел,
компенсируя их придворной ловкостью и лестью. Один из
современников, характеризуя Н.Брониковского, писал, что он
хотя храбр и предан французам, но «…принадлежит к числу
людей, которые, будучи произведенным в генералы, остаются в
душе неуверенными младшими офицерами». Наверное, это и
было основной причиной того, что Наполеон, прекрасно
разбиравшийся в людях, предпочел оставить Н.Брониковского
на тыловой административной должности. 15 июля граф прибыл
в Минск для вступления в новую должность. «Минская часовая
газета» восторженно сообщала по этому поводу, что «…в наш
город явился муж выдающихся достоинств, талантов, известный
любовью к Отечеству». Однако любому понятно, что губернатор
в провинции, как и солнце на небе, не может иметь двойников.
И между генерал-губернаторами началась борьба не на жизнь, а
на смерть. Н.Брониковский, собрав в своем дворце новую
администрации, высшее духовенство и представителей
городских цехов, объявил, что Минская губерния
переименована в департамент и будет отныне управляться
«…как военная дивизия». Генерал-майор Г.А.Игнатьев
немедленно ответил на этот вызов. Он разослал по окрестным
поветам свое объявление, гласившее, что каждый, не
подчиняющийся его власти, взятый в лесу или населенном
пункте с оружием в руках, будет расстрелян на месте. Такая же
кара грозила и всякому, доставлявшему противнику
продовольствие и фураж. Кроме того, помещикам (опять же под
страхом смертной казни) было запрещено вооружать своих
крестьян даже под предлогом защиты от грабителей и
мародеров. Сообщалось, что в случае приближения русских
войск обыватели должны находится при своих дворах и
спокойно заниматься работами по хозяйству. Генерал
торжественно заверял от имени российского императора, что его
войска никому беспричинно не причинят обид. В это плохо
верилось, и с каждым днем градус взаимного ожесточения
ощутимо повышался. «Минская часовая газета» поместила в
34
номере от 8 августа прокламацию из Бобруйска и отзыв на нее
возмущенных патриотов Великого княжества Литовского.
«…Посылаем Вашей милости (редактору газеты – В.Л.) письмо
российского генерала Игнатьева, который называет себя
Бобруйским и Минским военным губернатором. В то время,
когда мы все после московского ярма уже дышим свободным
воздухом Отечества и имеем в нашей провинции губернатором
уважаемого нашего земляка, генерала французской армии его
светлость Брониковского, смелость россиянина в
распространении такого письма к освобожденным из-под власти
тирании местностям свидетельствует о заносчивости и алчности
этого народа. Обращаясь требовательным тоном, будто бы от
имени своего монарха, от которого он отрезан и с каким уже не
имеет никакой коммуникации, к тем, кто защищен протекцией
великого Наполеона, и кто уже утешается в своих домах
милыми нашим сердцам отечественными свободами, господин
Игнатьев, как рожденный в деспотизме, видимо, не осознает и
кривит душой, когда говорит, что никаких обид и насилий с их
стороны не будет. …Желаем господину Игнатьеву: пусть лучше
подобные указы, угрозы и обещания посылает вглубь России, а
еще лучше – пусть сам их отвозит. Пусть он поторопится на
помощь столице своего монарха, стены которой поражены
славными победами Великой армии».
Первоначально наблюдение крепости и находящегося у
Мозыря 2-го резервного корпуса русской армии Наполеон
поручил кавалерийскому корпусу дивизионного генерала
М.Латур-Мобура. Корпус состоял из двух дивизий: тяжелой
немецкой и легкой польской (уже серьезно потрепанной в боях
под Миром и Романовым), всего около 9 тысяч сабель. Имея
лишь 24 полевых орудия и совсем не имея пехоты, французский
генерал особо не спешил под жерла русских крепостных пушек.
23-го июля Г.А.Игнатьев получил от лояльного российским
властям местного помещика Свиды первую информацию о
противнике, которой поделился с командиром 2-го резервного
корпуса. «…Неприятель третьего дня пополудни в 9 часов
прибыл в местечко Глуск, военный комиссар Французской
35
армии с несколькими солдатами для заготовления провианта и
фуража, и, по сделании распоряжения, той же ночи из местечка
выехал. А вчерась поутру в 11-м часу, оный же комиссар, с
несколькими стами конницы, в Глуск возвратился, а после
прибытия его, несколько отделений Польского войска, в 3 часа
пополудни, вступили в Глуск. Он же г.Свида уведомляет, что в
трех милях от Глуска, в селе Будиначах, находится главная
квартира Польских войск, за которыми следуют в большом
количестве Австрийцы и Саксонцы, в каком же они числе, того
обстоятельно узнать не мог». Командование гарнизона крепости
получало сведения от своих информаторов регулярно, и
передавало их своему командованию. «Неприятель,
находящийся в Глуске – докладывал 28 июля Г.А.Игнатьев в
штаб 2-й Западной армии, – приблизился вчерась к Бобруйску за
15 верст. …А между тем неприятельские посты стоят уже от
Бобруйской крепости: по дороге от Глуска – в 3-х верстах, а по
дороге от Свислочи – в 7 верстах».
Первое боестолкновение произошло здесь утром 27 июля.
Посланная из крепости на разведку сотня донских казаков
есаула Матушкина у д.Глебова Рудня, в 22-х верстах южнее
Бобруйска, столкнулась, как повествует документ, «с
французским эскадроном» (очевидно, с ротой польских улан).
Неприятель шел в м.Паричи на фуражировку и дорогой захватил
26 подвод с амуничными вещами Московского и Сибирского
гренадерских полков, следовавших из крепости в Мозырь.
Поляки, увлекшиеся на свою беду трофеями, поздно заметили
казаков и не успели развернуться для боя. Матушкин сразу
«ударил в дротики» и «…разсеял весь эскадрон, несколько
человек положил, 4-х человек взял в плен». Однако несчастья
завоевателей в этот день еще не закончились. Едва их
командиры собрали беглецов в пяти верстах западнее, у
д.Брожа, как снова попали под удар другого русского
кавалерийского отряда под командованием майора
У.Левандовского. После короткой ожесточенной сшибки 15
улан были изрублены, 6 взяты в плен, остальные рассеялись в
36
окрестных лесах и болотах. У русских в этот день потерь не
было.
28-го июля к д.Брожа подошел другой польский отряд.
Убедившись, что русские покинули этот район, уланы занялись
сбором продовольствия и фуража. Разъезд из одного унтерофицера и 10 рядовых, посланный в м.Паричи, забрал там в плен
пристава Тихановского и охранявшую соляной склад
инвалидную команду. Бедалаг повели под конвоем в Брожу, но
тут, из-за поворота дороги, внезапно показались казаки
Матушкина. В минуту все было кончено: конвоиры сами
обратились в пленных; лишь двоих из них унесли добрые кони.
«Есаул Матушкин – читаем в очередном донесении
Г.А.Игнатьева – рекомендует за оказанную храбрость вверенной
ему сотни урядников Птахина и Назимова, казаков Клеманова,
Сиротникова, Зимина, Мельникова и Щербакова, коих
всепокорнейше прошу …наградить знаком Военного ордена».
Из этого же донесения известно, что 29 июля гарнизон понес и
первые боевые потери: из посланного к Глуску разъезда
«…неприятель отрезал и захватил двух казаков». В начале
августа сформированный в крепости мобильный отряд
совершил успешную вылазку в м.Глуск. 17-го августа посланная
в дальнюю разведку, к м.Любаничи казачья сотня столкнулась
там с сильным неприятельским отрядом из пехоты и конницы.
«Неприятель – сообщал Г.А.Игнатьев в штаб корпуса – увидев
наших казаков, гнался за оными, в числе нескольких эскадронов,
за три версты до крепости, но при всем том, не мог схватить ни
одного человека». 5 сентября разведывательный казачий отряд,
посланный к м.Свислочь, захватил там двух пленных. На
допросе от них узнали важную информацию: генерал
Я.Домбровский получил распоряжение взять крепость в осаду и
вскоре появится со своими главными силами под ее стенами.
Хорошо показали себя в обороне крепости не только пехота и
казаки. При командире 2-го пионерного полка К.К.Берге (он же
и комендант крепости) после ухода 2-й Западной армии
осталось три инженерные роты. Одна была пионерная его
имени, вторая минерная из батальона полковника А.И. Грессера
37
и третья минерная из батальона полковника Е. К. Сиверса.
Кроме того, имелись две понтонные роты (без понтонов): 17-я
капитана И.Н.Афанасьева и 24-я подполковника И.Н.Тишина.
Все четыре месяца блокады крепости минеры, пионеры и
понтонеры беспрерывно улучшали верки, несли
артиллерийскую службу, а бывало, участвовали и в вылазках.
Всех хорошо подготовленных офицеров этих подразделений
генерал-майор Г.А.Игнатьев назначил командовать отдельными
секторами обороны, и они прекрасно справились с этой
ответственной задачей. Известно, что офицер минерной роты
А.И.Грессера подпоручик Г.Г.Тритгоф за строительство и
оборону крепости, где в период осады он выполнял обязанности
артиллерийского офицера, был награжден бриллиантовым
перстнем.
Командир находящегося в глубоком тылу противника
гарнизона крепости чувствовал себя вполне уверенно «Будучи
готов принять дорогих гостей, – писал он Ф.Ф.Эртелю – если бы
они вздумали предпринять что либо сериозное противу
крепости и, имея достаточное количество съестных и прочих
припасов, я не боюсь и блокады, в которой, кажется, намерены
они содержать мою крепость, и только скучно будет не иметь с
Армиями сношения». Но вскоре ситуация изменилась. 21-го
августа находившийся в Смоленске Наполеон отдал через
начальника Генштаба распоряжение командиру 17-й польской
пехотной дивизии «…занять своей пехотой и артиллерией
наиболее удобные позиции для прикрытия Могилева и Минска,
держать в обложении гарнизон Бобруйска и вести наблюдение
находящимся в Мозыре корпусом». Понимая, что сил у
Я.Домбровского для этого явно недостаточно, император
разрешил вернуть в дивизию несший гарнизонную службу в
Гродно батальон, а также приказал генералу М.Латур-Мобуру
передать ему из своего корпуса сильную кавалерийскую бригаду
в 1200 сабель. «Генерал Домбровский – уточнил император –
будет посылать донесения губернаторам Могилева и Минска,
Главному управляющему Литвы в Вильно (Б.Маре, министру
иностранных дел, государственному секретарю – В.Л.), а также
38
докладывать вам (маршалу А.Бертье – В.Л.), что делает
гарнизон Бобруйска, корпус в Мозыре, и что происходит в
стране».

Домбровский

Уже на следующий день это распоряжение было доставлено в
находящуюся у г.Мстиславля польскую дивизию с
уведомлением, что в подчинение Я.Домбровского поступает 28-
я легкая кавалерийская бригада генерала Д.Дзевановского.
Позже ему были временно подчинены еще несколько маршевых
подразделений. В начале осени для обороны Минской
провинции, блокады Бобруйской крепости и сдерживания
стоявшего у Мозыря корпуса Ф.Ф.Эртеля, польский генерал
располагал 15-ю батальонами пехоты, 12-ю эскадронами
кавалерии (всего около 12 тысяч человек) с двумя десятками
орудий. 57-летний воин был польским дворянином, сыном
офицера саксонской армии. Уже в двухлетнем возрасте он
потерял мать и его воспитанием занимался отец. Служить начал
14-ти лет в шеволежерском полку князя Альбрехта, через
несколько лет был произведен в офицеры. Он 18 лет не был на
родине, говорил с немецким акцентом, писал с ошибками – и
при этом был пламенным польским патриотом. В чине генерал-лейтенанта командовал в 1794 году под Варшавой правым
крылом польской армии, отличился при Лабишине и взятии
Бромберга. Был пленен войсками А.В.Суворова, но от
предложения перейти на русскую службу отказался и уехал во
Францию. Там сформировал и возглавил 1-й и 2-й легионы в
составе Итальянской армии. (Их походный «марш
Домбровского» является сейчас национальным гимном
Польши). Это был прирожденный боец, человек недюжинной
силы и храбрости. Так, в сражении на р.Треббия он получил две
раны пикой, но саблей пробил себе путь из казачьего кольца. В
битве при Боско год спустя, лично возглавив кавалерийскую
атаку, Я.Домбровский первым настиг австрийскую
артиллерийскую батарею и захватил орудие. В тот момент,
когда он рубил палашом одного из врагов, другой выстрелил в
него из карабина в упор. От верной смерти генерала спасла
книга «История тридцатилетней войны», которую он читал в
39
перерыве между боями, а перед атакой засунул за мундир. (С
застрявшей в середине пулей она и поныне хранится в
польском военном музее). Позже стал одним из организаторов
польской армии, командовал дивизией, отличился при Диршау и
Фридланде. Однако у него не сложились отношения с польским
военным министром И.Понятовским, из-за чего в русском
походе командовал все той же дивизией.
Оставив на левобережье Березины сильный отряд под
командованием полковника Ю.Хорновского (15-й уланский и
17-й пехотные полки) Я.Домбровский перешел с остальными
войсками к м.Свислочь севернее Бобруйска. Там он получил
распоряжение Наполеона силами пехоты осадить Бобруйскую
крепость, а кавалерию послать в разведывательный рейд к
Мозырю и Пинску. 23-го августа Я.Домбровский отдал приказ о
начале осады крепости и двинул под ее стены все наличные
силы, включая полученные от Минского губернатора
Н.Брониковского подкрепления – маршевый французский полк
и два голландских батальона 33-го легкого полка.
Представляется, что опытный, много повидавший на своем
военном веку генерал всерьез и не рассчитывал взять с
имеющимися у него силами эту мощную твердыню. Он уже знал
о неудачном штурме более слабой, чем Бобруйская,
расположенной на Западной Двине русской Динабургской
крепости. 13-го и 14-го июля 6-я пехотная дивизия генерала
К.Леграна из корпуса маршала Н.Удино дважды пыталась взять
находившийся у реки тет-де-пон, но была отбита с немалыми
потерями. Более того, когда французы начали ночью отход,
гарнизон предпринял сильную вылазку, сильно потрепав
арьергард противника и захватив 80 пленных.
Утром 27 августа войска Я.Домбровского подошли к
крепости на расстояние нескольких километров. В полдень
этого же дня, выполняя приказ императора, дивизионный
генерал отправил свою кавалерию под командованием
Д.Дзевановского на разведку русских сил под Мозырь. Вечером
прибыло срочное донесение полковника Ю.Хорновского о том,
что две русские колонны прорываются в Бобруйск по левому
40
берегу Березины. Я.Домбровский немедленно выслал ему в
подкрепление 1-й пехотный полк с четырьмя орудиями,
существенно ослабив, таким образом, свои силы у Бобруйска. В
ночь на 29 августа подразделения 14-го польского полка
В.Малиновского (он сменил убывшего по болезни полковника
Э.Симановского) при поддержке роты 2-го уланского полка
овладели д.Волчин, а рано утром выбили русских из фольварка
Панюшкевичи, лежавшего в 9 верстах севернее крепости.
«Между другими в этом деле – пишет Ю.Крашевский –
отличился 2-го уланского полка капитан Лаговский». Сам
мемуарист, храбрый воин и скромный человек, ограничился
упоминанием в своем дневнике о том, что это был «…набег ко
двору Панюшкевичи на тракте к Бобруйску».
Утром 29 августа из м.Глуск к польской дивизии подошли
два батальона 33-го легкого полка под командованием майора
Х.Эвертса. Он родился в 1777 году в Роттердаме и с 18 лет
служил в голландской армии. В апреле 1812 года был переведен
из 4-го полка линейной пехоты на должность командира
батальона укомплектованного его соотечественниками 33-го
полка легкой пехоты. В своих мемуарах он пишет, что в начале
войны «…дух полка не мог быть лучше: у всех видно было
желание схватится с неприятелем и отличиться в бою». Правда,
«отличились» голландцы в другом – более половины полка
отстала на маршах, а кое-кто был уличен в мародерстве и
грабежах. Взбешенный маршал Л.Даву на смотре 12 июля в
Минске приказал полку промаршировать перед ним с
повернутыми вверх ружейными прикладами, что считалось
признаком бесчестья. «Эти необоснованные упреки – записал в
своем дневнике лейтенант 111-го линейного полка Л.Гардье –
поскольку они адресовались тем, кто не покинул своего поста,
опечалили всех военных, очевидцев этой неприятной сцены, и
тем более настроили их отдать справедливость этим достойным
храбрецам». Выступая из Минска, маршал оставил 33-й легкий
полк в городе для сбора отставших и несения гарнизонной
службы. 15 августа командир полка А.Маргери с 2-м и 3-м
батальонами и половиной полковой артиллерии убыл в
41
Смоленск, а Х.Эвертс с 1-м и 4-м батальонами и другой
половиной полковых орудий остался в Минском департаменте.
«Заняв позицию – вспоминал мемуарист – я постарался
приблизиться к Бобруйской крепости. …Подойдя ближе к
расположению войск генерала Домбровского, я посчитал
необходимым встретится с ним на следующий день, чтобы
лично познакомиться и решить разные текущие дела.
Отправляясь к нему, я взял с собой офицера с отрядом
кавалерии. В дороге, на повороте, я увидел, как из облака пыли
показалась окруженная польскими кавалеристами коляска, в
которой находился генерал Домбровский. …Мы вернулись в
расположение моего отряда и прошли в палатку. Генерал
внимательно осмотрел два моих батальона, артиллерию,
кавалерию, потом побывал на артиллерийских позициях и
проверил часовых. Он оказался всем доволен. Три дня спустя я
получил приказ занять позиции непосредственно перед
крепостью. Тут же я принял под свое начало пехотный полк
майора Эрсана, который расположился рядом со мной и служил
мне в качестве подкрепления». Всего, таким образом,
голландский офицер имел под своим командованием шесть
полноценных батальонов пехоты общей численностью около
четырех тысяч человек.
Утром 2 сентября, как свидетельствует Х.Эвертс, «…генерал
сообщил мне новость, что значительный отряд казаков
расположился на опушке леса недалеко от крепости. Генерал
приказал привести батальоны в полную боевую готовность и
двинуться против казаков, что я немедленно и исполнил. Однако
когда мы прибыли в указанное место, противника там уже не
было. Продолжая движение вперед, мы подошли близко к
Бобруйску и встретили здесь казаков. Генерал приказал нам
атаковать их, и я поручил это роте карабинеров под
командованием капитана Ваншэна. Рота немедленно бросилась
вперед и открыла огонь. Генерал, подполковник Янг и я
двигались за ними, следя за действиями противника. Мы
осмотрели также и крепостные укрепления. Я заметил, что силы
казаков намного превосходят наши и они, приблизившись к
42
нашим карабинерам, начали сосредотачиваться под прикрытием
нескольких деревянных домов. Я предложил генералу
выдвинуть вперед мою артиллерию и немедленно открыть
огонь, что он и одобрил. После того, как наша пушка сделала
несколько выстрелов, неприятель ответил из крепости
гаубицами. Генерал завершил осмотр крепости и приказал мне
не ввязываться в серьезный бой, а спокойно вести перестрелку
и, если что, отступить. После этого он уехал. Я подчинился
приказу и был вынужден отходить, т.к. казаки, поддержанные
артиллерийским огнем из крепости, настойчиво наседали, и у
нас было уже несколько раненых (пятеро, кажется). К вечеру мы
соединились с войсками в лагере».
Ю.Крашевский, писавший об этой рекогносцировке по
польским источникам, свидетельствует: «…генерал
Домбровский и командир Эвертс оказались на волосок от
смерти – одна из гранат пролетела так близко от головы
генерала, что сбила с него шапку». Далее он приводит выдержку
из рапорта командующего в Генеральный штаб «Великой
армии», где сказано: «… не желая компрометировать интересы
императора, штурмовать не решаюсь». Иначе и быть не могло.
Идти при поддержке двух десятков полевых орудий против
трехсот пушек на валах крепости было бы чистым безумием.
Между тем, на восточном берегу Березины также шли бои.
Сводная бригада полковника К.Малаховского, несколько
уступавшая в численности противостоящим ей силам русских,
по своей выучке и боевому опыту значительно их восходила. 11-
го сентября русский отряд подполковника Дреера (два батальона
пехоты и 300 малороссийских казаков), выполняя приказ
генерал-лейтенанта Ф.Ф.Эртеля, переправился через Днепр у
Рогачева и двинулся к Бобруйску. Своим маршем он прикрывал
двигавшийся южнее отряд полковника Баранова (четыре
«резервных» батальона 26-й пехотной дивизии и 300
малороссийских казаков), при котором был большой обоз с
продовольствием, снаряжением и медикаментами. (В гарнизоне
очень ждали медиков и лекарства, т.к. более 2 тысяч человек
лежали в госпиталях). Несколько часов спустя разведка Дреера
43

польская пехота в бою

польская кавалерия на биваке

заметила идущие наперерез им колонны польской пехоты и
кавалерии. На виду у противника подполковник начал отход к
Жлобину, уводя противника за собой и освобождая, таким
образом, проход отряду Баранова. К.Малаховский преследовал
русских до самого Жлобина и только там, узнав, что другая
русская колонна движется у него за спиной к крепости,
повернул свои войска обратно. Теперь уже Дреер преследовал
поляков, намереваясь ударить им в тыл. Бой произошел 13
сентября у м.Казимировка (ныне д.Казимирово). Русские
понесли большие потери и были вынуждены отступить.
(Ю.Крашевский пишет, что командир русского отряда был
смертельно ранен, что не соответствует действительности).
Тем временем второй русский отряд, движение которого
сдерживал огромный обоз, уже подходил к Бобруйску. Однако
здесь ему преградил путь польский батальон, блокировавший
крепость с востока. У Баранова был шанс прорваться с боем,
хотя бы и с потерей части обоза, но он решил уклониться от
стычки и переправиться через реку южнее, у Паричей. Русская
колонна двинулась вниз по течению Березины, но далеко не
ушла… Последующие события отражены в рапорте
дивизионного генерала Я.Домбровского маршалу К.Виктору.
«…14 сентября бригада Малаховского настигла и уничтожила
противника в Панкратовичах. …Было взято много пленных,
противник потерял весь обоз, который был отправлен
Малаховским в Могилев. Остатки этой колонны пытавшиеся
спастись вплавь, были уничтожены немного позднее».
Ю.Крашевский приводит следующие подробности:
«…Малаховский …пошел прямо за Барановым, рассеял его
батальоны, взял до 300 пленных, а из оставшихся многие на
переправе утонули. 15-й уланский полк атаковал большой обоз,
взял много имущества, большую аптеку и врачей,
направлявшихся в Бобруйск; они были доставлены в Могилев к
губернатору». Действительно, в этом бою удача не
сопутствовала русскому оружию, урон был велик: батальоны
Ладожского и Орловского пехотных полков потеряли половину
своих людей, Нижегородского пехотного и 42-го егерского –
44

русский егерь

русские гренадеры

русские артиллеристы

почти две трети. Однако о полном их разгроме речь все же не
идет. Бригадный генерал Д.Дзевановский, получив сведения о
переправе отряда Баранова, написал в своем рапорте командиру
дивизии, что русские «…отступив, вновь воссоединились и
заняли Паричи». Оттуда они без особых помех достигли
Бобруйской крепости. В итоге общая численность гарнизона
возросла, согласно строевого рапорта, до 5 691 человек. В этот
же день 14 сентября действовавшие западнее крепости русские
войска под командованием генерал-лейтенанта Ф.Ф.Эртеля
разгромили гарнизон противника в м.Глуск, а на следующий
день одержали победу у Горбацевичей.
15-го сентября, как сообщает в своих мемуарах голландец
Х.Эвертс, «…на рассвете генерал (Домбровский – В.Л.) сообщил
мне, что многочисленные войска противника под
командованием генерала Эртеля, намного превосходящие наши
силы, двигаются в нашем направлении. Генерал приказал
майору Эрсану выступить со своим полком вперед. Мне он
приказал в полной боевой готовности выступить к Бобруйску,
чтобы вести наблюдение за гарнизоном, который, как
предполагалось, не выйдет из крепости». От своих
осведомителей Я.Домбровский прекрасно знал о
свирепствовавшей в крепости эпидемии тифа и дизентерии,
значительно снизившей боеспособность гарнизона. Серьезной
вылазки оттуда навстречу войскам Ф.Ф.Эртеля он не
предполагал, в чем и не ошибся. К 11 часам вечера этого дня
Х.Эвертс получил сообщение от командира французского
маршевого полка о том, что он вынужден «…оставить поле
битвы» и отступать к Свислочи. «Я также не мог более
удерживать занимаемые позиции – сообщает мемуарист, – и с
боем отходил влево к Свислочи. Я находился между двух огней
и был намного слабее своих противников, чтобы померятся
силами хотя бы с одним из них… Отступая и еще не дойдя до
Свислочи, я встретил генерала Домбровского и его штаб».
Генерал Д.Дзевановский, пробивавшийся весь этот день с юга
через непроходимые болота на звук канонады, так и не поспел к
полю битвы. Явившись туда на следующее утро, он узнал от
45

французская линейная пехота

раненых французов и местных жителей, что блокада крепости
была снята утром, а наполеоновские войска отступили в свой
укрепленный лагерь при Свислочи.
Но и в последующие дни стычки между польскими
аванпостами и казачьими «партиями» из крепости не
прекращались. Одну из таких схваток, случившуюся 18
сентября, описал в своих мемуарах капитан П.Лаговский. «…В
шестом часу два патруля пошли под Бобруйск и были атакованы
150-ю донцами. 5-я рота улан, стоявшая в Панюшкевичах,
разделилась на две части для оказания помощи своим. Поручик
Рокоссовский с сержантом Оражевским пошли большим
трактом к Бобруйску. Капитан Лаговский с другой половиной
пошел правым берегом Березины. Бой был упорный, неприятель
отступил под защиту батарей крепости. В этом деле были
ранены два храбрых солдата: Лада Иозеф получил пулю в бок,
Сташук был подстрелен. Неприятель потерял двух офицеров,
три донца было ранено, убито три коня».
Кроме вылазок в ближайшие окрестности крепости, генералмайор А.Г.Игнатьев вел и дальнюю разведку, имея, как было
сказано в одном из его донесений, «надежных шпионов».
Важную информацию давали также пленные и перебежчики.
(Первый такой, рядовой 12-го польского пехотного полка,
явился в крепость уже в конце июля). Население Бобруйска и
окрестностей в целом сохраняло лояльность русским властям,
но были и такие, кто принимал противоположную сторону. В
одном из архивных документов упомянут военнопленный
Г.Ткаченко, уроженец Бобруйска, служивший в войсках
Герцогства Варшавского, которому в феврале 1814 года выдали
путевой билет до родного города.
Забегая вперед, скажем, что в четырехмесячной дуэли двух
Минских губернаторов граф Н.Брониковский потерпел полное
фиаско, лишился своего военного авторитета, а заодно и
фамильного серебра.

46
Экспедиция Эртеля

Эртель

Одной из главных задач находившегося у Мозыря русского
корпуса была поддержка и снабжение гарнизона Бобруйской
крепости. Когда в июле несколько направлявшихся туда русских
транспортов стали добычей неприятеля, генерал Ф.Ф.Эртель
предпринял ответные меры. 8-го августа он оправил за Припять
сильный отряд под командованием подполковника Журьярия
(батальон Колыванского пехотного полка, эскадрон
Оренбургского драгунского полка, рота Литовского уланского
полка и полусотня донских казаков) для очистки от неприятеля
большой дороги на Рогачев и открытия безопасного движения
между Мозырем и Бобруйском. Задачу удалось выполнить лишь
частично и, побуждаемый командованием и просьбами из
крепости к более решительным действиям, генерал решил
предпринять экспедицию главными силами корпуса на
Бобруйск. В начале сентября он докладывал о своем плане
секретной депешей главнокомандующему 3-й Обсервационной
армии генералу от кавалерии А.П.Тормасову. «…Я решился,
оставя в Мозыре два батальона пехоты, три эскадрона драгун и
всех лесных стрелков, выступить 30 числа (ст.стиль – В.Л.)
через Коленковичи и Глуск, до Свислоча… . А полковнику
Баранову велел быть с четырьмя батальонами его 26-й дивизии
на почте в Голынках… 7-го числа. Он составит из сих
батальонов мой резерв, и в случае, ежели бы вздумал бы
(Домбровский – В.Л.) сломать у Свислоча мост, то чтобы он
перешел возле Бобруйска через Березину, приказал подготовить
заблаговременно материалы, в чем будет ему способствовать
генерал-майор Игнатьев, которого я прошу о сем. Подполковник
Дреер останется в Рогачеве с двумя батальонами и 300
малороссийских казаков, и займет всю дистанцию до Якимовой
слободы, для наблюдения за действиями неприятеля… Если Бог
благословит мои начинания, удастся мне разбить Домбровского
и потеснить к Минску, то возьму направление на Столпцы, и
поспешу истребить байдаки с артиллерийскими снарядами,
нагруженными для отправки в большую армию. Тогда надеюсь,
47
что война должна непременно взять другой оборот». Как видим,
Федор Федорович размышлял масштабно и был настроен весьма
решительно. Большинство из слышавших что-либо об этом
генерале знают его по язвительному замечанию известного
А.П.Ермолова: «…Проходя служение в должностях
полицейских и в них достигнувши чина генерал-лейтенанта и
других наград, он упражнял полицейские свои способности в
утеснении жителей в окрестностях Мозыря». Героя войны 1812
года можно понять – отсидев по молодости за вольнодумство в
казематах Петропавловской крепости, он не питал уважения к
полицейским чинам. Действительно, Ф.Ф.Эртель несколько лет
был московским, а затем петербургским обер-полицмейстером и
неплохо справлялся со своими обязанностями. Мемуарист
начала 19 века Ф.Ф.Вигель посвятил ему такие строки:
«…Эртель был человек живой, веселый, деятельный. В нем
была врожденная страсть настигать и хватать разбойников и
плутов, столь же сильная, как кошке ловить крыс и мышей.
Никакой вор, никакое воровство не могли от него укрыться…».
Но начинал свою службу в русской армии этот выходец из
старинного немецкого дворянского рода в чине прапорщика 1-го
флотского батальона. В ходе боевых действий 1789 года
командир канонерской лодки №75 молодой поручик Ф.Ф.Эртель
после ожесточенного боя захватил трехпушечную шведскую
галеру и пленил ее экипаж. Через некоторое время, будучи уже
капитаном, он, со знаменем в руках, во главе отряда морской
пехоты первым ворвался на две вражеские батареи (такой же
подвиг совершит на Аркольском мосту и молодой Наполеон
Бонапарт, но восемь лет спустя). Успешной строевой службе
морского офицера положила конец тяжелая рана: в одной из
абордажных схваток он лишился правого глаза… На должность
командира 2-го резервного корпуса 45-летний генерал был
назначен в декабре 1811 года.
Для отвлечения части сил противника на левый берег
Березины командир 2-го резервного корпуса сформировал из
находившихся в Чернигове «резервных» батальонов 26-й
пехотной дивизии два отряда. Первый, под командованием
48
полковника Баранова, силой в 1800 штыков и сабель, начал в
конце августа движение по маршруту Якимова Слобода –
Жлобин – Поболово – Бобруйск. Второй, под командованием
подполковника Дреера, силой в 1100 штыков и сабель, должен
был двигаться северо-восточнее, по маршруту Чечерск –
Рогачев – Поболово – Бобруйск. 7-го сентября польский
полковник Ю.Хорновский, осуществлявший блокаду крепости с
левого берега Березины, получил сведения о подходе русских
сил и послал на разведку сильный отряд пехоты и конницы под
командованием капитана Бромирского. В Рогачеве этот отряд
внезапной атакой рассеял находившихся здесь волынских
лесных стрелков, взял пленных и узнал от них численность и
направление движения русских войск. Немедленно об этом было
послано донесение генералу Я.Домбровскому. Несмотря на
приближающуюся ночь, на левый берег было немедленно
выслано подкрепление: 1-й пехотный полк А.Малаховского с
четырьмя орудиями. Силы поляков на правом береге Березины
были, таким образом, значительно ослаблены, на что,
собственно, русское командование и рассчитывало.
События, между тем, набирали оборот. Ранним утром 11
сентября, после совершения в городе Мозыре и военном лагере
при нем молебнов по поводу очередной годовщины коронации
императора Александра I, по наплавному мосту, составленному
из ошвартованных борт о борт больших байдаков, на левый
берег Припяти начали переправу главные силы корпуса. В поход
отправились 6 батальонов (Смоленского, Нарвского,
Новоингермоландского пехотных, 6, 13 и 41 егерских полков),
10 эскадронов регулярной кавалерии (сдвоенные эскадроны
Ахтырского, Мариупольского, Павлоградского, Сумского
гусарских и Литовского уланского полков), полк донских
казаков Грекова 9-го, всего 4700 штыков и сабель. Четыре
легких артиллерийских орудия и обоз переправили на паромах.
Войска проходили длинные гати и в начале ведущего на
Бобруйск тракта строились в походные колонны. Командовал
отправлявшимися в экспедицию войсками сам Ф.Ф.Эртель.
Авангард корпуса (батальон Смоленского пехотного, рота 41-го
49
егерского, 2 эскадрона Сумского гусарского полков, казачий
полк Грекова 9-го, всего 1350 штыков и сабель при 2-х орудиях)
опережал главные силы на один переход. В день войска
проходили в среднем 30 верст, ночевали в местечках
Домановичи, Озаричи, Волосовичи. В Озаричах русский отряд
был усилен еще четырьмя полевыми орудиями, прибывшими
сюда из Бобруйской крепости. Из этого местечка Ф.Ф.Эртель
двинулся на Глуск и «…в следовании своем встретил множество
подвод с провиантом и фуражом, а также рогатого скота,
гнавшегося к неприятелю». Обозы тут же разворачивались в
сторону Мозыря.
Во второй половине дня 14 сентября авангард Ф.Ф.Эртеля
атаковал м.Глуск. Сведения о наполеоновском гарнизоне,
занимавшем местечко, противоречивы. Почти все историки,
освещавшие эти события, основываются на сообщении
Я.Домбровского, что это был польский отряд под
командованием капитана С.Парадовского, состоявший из 300
пехотинцев («слабосильных», выписанных из госпиталей
Варшавы) и 30 улан. В числе прочих этой версии
придерживался и автор капитального исследования «Война 1812
года» польский военный историк М.Кукель. Правда, в
примечании он отметил «…яркий контраст между рапортами
Понятовского (командира 5-го пехотного корпуса «Великой
армии» – В.Л.), где события излагаются сухо и попросту, и
окраской рапортов и реляций Домбровского, которые, очевидно,
исправлялись им с целью создания нужного впечатления у
потомков». Польский историк Ю.Крашевский, изучавший эту
военную операцию в 60-х годах 19 века и пользовавшийся,
очевидно, какими-то другими источниками, приводит иные
сведения. Он пишет, что бригадный генерал Д.Дзевановский,
выступая из Глуска к Паричам, «…отослал все свои
подразделения и стоявший в Глуске маршевый французский
полк майора Эрсана немедленно, оставив в Глуске только
французского коменданта, несколько десятков человек пехоты с
пятью офицерами для охраны магазина и лазарета, тридцать
уланов на усталых лошадях для поспешнейшего заполнения
50
магазинов и 3-х больных офицеров, в т.ч. своего адъютанта
(капитана Клеховского – В.Л.)». Истина, наверное, будет
установлена, когда в архивах найдется именной список взятых
здесь русскими пленных.
Ф.Ф.Эртель не уточняет в своем рапорте национальную
принадлежность занимавшего местечко противника, указав
лишь «…совершенное расстройство неприятеля, который по
двухчасовом сопротивлении обратился в бегство, оставя нам
место сражения… В плен взято 3 офицера, в том числе бывший
в Глуске комендант и до 80 человек рядовых. Со стороны нашей
ранено только 1 обер-офицер и 23 человека нижних чинов».
Далее генерал пишет, что «…взял я свое направление на Вильчу
и Горбацевичи…, авангард мой того же вечера по починке моста
переправился на другую сторону; а на рассвете 3 сентября я с
вверенным мне корпусом начал преследовать бегущего
неприятеля».
Я.Домбровский излагает эти события иначе. «…Капитан
Парадовский, прибывший сюда недавно с 300 солдатами,
отважно оборонялся, но не мог устоять против превосходящих
сил врага. Он отступил и преследовался до Горбацевичей, где
соединился… с Эрсаном и Эвертсом, которые по моему приказу
двигались навстречу противнику…». Тут либо память подвела
славного полководца, либо все же верны выводы М.Кукеля.
Ясность вносят опубликованные в начале прошлого века
мемуары Х.Эвертса. Он пишет, что «…получил приказ
двинуться в направлении Бобруйска и занять позиции
непосредственно перед крепостью. Там я принял под свое
начало пехотный полк под командованием майора Эрсана,
который расположился рядом со мной и служил мне в качестве
подкрепления». 3-го сентября, «…на рассвете генерал
(Домбровский – В.Л.) сообщил мне, что многочисленные войска
противника под командованием генерала Эртеля, намного
превышающие наши силы, двигаются в нашем направлении.
Генерал приказал майору Эрсану выступить вперед со своим
полком. Мне он приказал в полной боевой готовности
выступить к Бобруйску, чтобы вести наблюдение за гарнизоном,
51
который, как предполагалось, не выйдет из крепости. Кроме
того, Эрсан постоянно должен был держать меня в курсе
происходящего. Мы тут же приступили к выполнению
приказаний. Ближе к полудню с той стороны, куда ушли наши
войска, от Батовичей (Горбацевичей – В.Л.) послышалась
сильная перестрелка, а немного позже и сильная канонада. Не
было никакого сомнения, что неприятель именно там, где его
ожидали, и он пытался прорваться на соединение с гарнизоном
Бобруйска». Ю.Крашевский, который в свое время вряд ли
мог знать о неопубликованных мемуарах Х.Эвертса, пишет
фактически то же самое. «…Генерал Домбровский, узнав об
этом марше (Эртеля – В.Л.) приказал маршевому полку,
имевшему 3 тысячи человек, идти на неприятеля, с которым и
встретились в Горбацевичах».
Бой происходил на почтовом тракте из Глуска в Бобруйск.
Этот извилистый, стесненный с обеих сторон густыми хвойнолиственными лесами путь тянулся из Глуска 15 верст до
Вильчи, оттуда еще 19 верст до Горбацевичей, далее 11 верст до
Киселевичей и через 5 верст заканчивался в Бобруйске.
Проделавший эту дорогу двумя месяцами ранее, начальник
штаба 2-й Западной армии генерал-майор Э.Ф.Сен-При записал
в своем походном дневнике: «…По всему пути от Глуска до
Бобруйска густые леса и песок». Участник кампании,
впоследствии ее историограф, Д.П.Бутурлин, описывая поход
Ф.Ф.Эртеля отметил, что дорога «…по коей следовали
Россияне, была проложена через великие леса, представляла
длинную теснину, весьма удобную к защищению». Место боя
находится между нынешними деревнями Обча и Горбацевичи,
противники столкнулись здесь на встречном марше.
Наполеоновские войска составляли 5 батальонов пехоты и 2
орудия, всего примерно 3 400 человек. Русские имели
существенный численный перевес (на 1,1 тыс. человек) и
вчетверо превосходили врага в артиллерии. Однако реализовать
это превосходство в условиях, когда по дороге в ряд могло
поместиться только 15-20 человек и пара орудий, а густой и
местами заболоченный лес не давал возможности обойти
52
позиции противника значительными силами, было практически
невозможно. Из рапорта Ф.Ф.Эртеля известно, что бой начался в
17 часов, когда «…в 6 верстах от Горбацевич авангард мой, в 2-х
верстах от меня предшествовавший, встречен был неприятелем
в самой теснине дефиле большою силою пехоты с двумя
орудиями; на флангах же их были стрелки. Находясь в сем
отдалении от авангарда, я предполагал, что неприятель, увидя
малый отряд, будет стремиться обходить оный, в чем и не
ошибся. Неприятельская пехота сильно потеснила авангард наш,
которому приказал я отступить в порядке и тихим шагом, для
соединения с корпусом».
Подоспевший на линию огня генерал-лейтенант приказал
егерям и казакам отступавшего авангарда рассыпаться по
флангам в лес, «…сам же пошел вперед. Поставя храбрый
Смоленский батальон в голову колонны с двумя легкими
орудиями и примкнув к нему другие батальоны, велел не
отставать от Смоленского батальона и колоннами следовать
ближе одна к другой. Остальные орудия поставил в середине
пехоты, а кавалерию по флангам дороги, по которой, однакоже,
пехота в разсуждении тесноты дефилеи не могла идти иначе, как
полувзводами, а кавалерия по 2 в ряд. Таким образом устроив
свои войска, пошел я вперед и опрокинул неприятеля с первой
его крепкой позиции…». Ю.Крашевский свидетельствует, что
польский генерал, находившийся с двумя батальонами пехоты и
артиллерией в 2-х милях (14 км.) севернее Горбацевичей, «…не
смог помочь французскому полку, потому что бой шел в лесу и
болотах; он не мог в этой ситуации употребить с пользой свою
артиллерию и не мог оставить ее без прикрытия».
В разгар боя какое-то подразделение наполеоновских войск
обошло лесом и атаковало русских с тыла, но было отбито.
П.Лаговский ошибочно пишет в своих мемуарах, что это были
эскадроны генерала Д.Дзевановского. Находившимся в этот
момент в полутора десятках километров от места схватки, в
почти непроходимых болотах, польским уланам были слышны
только отзвуки боя со стороны Горбацевичей, но пройти туда
напрямую не было никакой возможности.
53
К исходу дня инициатива окончательно перешла к русским.
«…Проходил я тесные дефилеи – пишет Ф.Ф.Эртель царю –
будучи окружен неприятелем, но ничто не могло удержать
храбрые Вашего Императорского Величества войска, ни
опасности, ни жестокость неприятельского огня, со всех сторон
производившегося. Смоленский батальон показал себя
отличным примером храброго своего батальонного командира,
четыре раза опрокидывая неприятеля из самых крепких
позиций…». Действительно, французский маршевый полк
отступал в беспорядке, об этом свидетельствует и
Ю.Крашевский. «…Около 8-го часа (вечера – В.Л.) или еще
раньше, эта сборная часть, составленная из солдат 68-ми полков,
которым надоела война, стали бросать оружие, а майор Эрсан,
прискакав к генералу Домбровскому, откровенно доложил ему,
чтобы больше не рассчитывал на его полк и что пора подумать о
себе. Генерал Домбровский уже думал о потере своей
артиллерии, наблюдая, как бежит французская пехота, а
неприятельская конница мчится по тракту плотной колонной с
палашами в руках, чтобы окружить его, а он не может послать
против нее и 20 кавалеристов. Так бы и стало, если бы
счастливым случаем капитан Парадовский из 1-го пехотного
полка, пришедший с конвоем… к Глуску и увидев там большие
русские силы, не решил отходить к главной квартире и пошел
стороной от тракта, а услышав сильный огонь, пошел прямо на
него и вышел на край леса при дороге, по которой двигалась
колонна русской кавалерии. Он быстро развернул свой батальон
численностью в 400 человек, который дал несколько залпов в
сторону скученной массы войск; многие были убиты, еще
больше ранено и это заставило неприятеля немедленно
отступить в большом беспорядке…».
Об этом столкновении русской конницы с польской пехотой
Ф.Ф.Эртель в своем донесении не упомянул, но факт косвенно
подтверждается в мемуарах Х.Эвертса. «…К 11 часам вечера –
пишет он – я получил от майора Эрсана донесение, что он
вынужден повернуть в Звилов (Свислочь – В.Л.), где находилась
штаб-квартира генерала Домбровского. Последний прислал
54
майору Эрсану в подкрепление батальон польской пехоты. Силы
вместе взятых французов и поляков намного уступали по
численности русским… Я знал майора Эрсана как одного из
храбрейших офицеров и убежден, что в той ситуации он сделал
все возможное. Но сложившиеся обстоятельства… вынудили
его оставить поле битвы и уступить противнику свои позиции. Я
также не мог более удерживать занимаемые позиции (у
Бобруйской крепости – В.Л.) и с боем отходил влево к Звилову.
…Отступая и еще не дойдя до Звилова, я встретил генерала
Домбровского и его штаб». Это был последний боевой эпизод
Горбацевичского боя, вскоре наступила ночь. Ф.Ф.Эртель писал,
что «…только темнота ночи и неизвестность дороги и места
положения спасли неприятеля от всеконечного поражения.
Сражение началось в 5, а закончилось в 11 часов по полудни
бегством неприятеля из всех занятых им мест. На поле сражения
оставался я до 9 часов утра».
Я.Домбровский, опасавшийся попасть под концентрический
удар со стороны Горбацевичей и Бобруйской крепости, в эту же
ночь увел свои войска к Свислочи. Однако соединения войск
2-го резервного корпуса с гарнизоном крепости не произошло.
Генерал Г.А.Игнатьев просто не мог вывести свою пехоту в
поле, т.к. половина гарнизона лежала в госпиталях. Генерал
Ф.Ф.Эртель, разбив французский полк, имел против себя еще
всю польскую дивизию. Зная, что блокада крепости прорвана,
батальоны полковника Баранова и уцелевшие обозы достигли
Бобруйска, он, очевидно, не захотел еще раз испытывать судьбу,
и повернул обратно. А через несколько часов после этого к
полю недавней битвы подошла, пробившаяся, наконец, с
крайним напряжением сил через огромное болото, польская
кавалерийская бригада Д.Дзевановского. Не зная исхода боя,
генерал послал на разведку разъезд из 15 улан, который был
обнаружен и прогнан оставленной здесь казачьей похоронной
командой. Тут же против казаков была послана рота поручика
Дембинского, которая обратила донцов в бегство, захватив
двоих в плен. Выяснив от них и приведенного из ближайшей
деревушки крестьянского старосты о событиях вчерашнего дня,
55
Д.Дзевановский направился к Киселевичам и далее к
Барановичам (в 17 верстах северо-западнее Бобруйска). Там он
встретил батальон польской пехоты, а также «…своего
адъютанта, капитана Клеховского, с отрядом французской
пехоты и несколькими уланами, с которыми он спасся из Глуска
и до этого времени бродил по лесам». К 17 сентября
Я.Домбровский вновь собрал все свои полки и, как пишет в
своих воспоминаниях П.Лаговский, в этот же день
«…чрезвычайный гонец доставил известие, что… была битва
под Бородино».
Так же как и после Бородинской битвы, обе стороны
приписывали победу себе. Я.Домбровский считал, что “…
отступление противника было действительным доказательством
успеха сражения, в котором французы и поляки сражались со
всей храбростью и отвагой, идя к славе”. Ю.Крашевский,
описывая отражение последней русской кавалерийской атаки
замечает: “… нельзя поставить под сомнение, что что-то другое
могло заставить неприятеля не только не воспользоваться
разгромом французов, но и отступить с такими силами до
Мозыря”. Более объективной представляется оценка М.Кукеля.
«Убедившись в его (Эртеля – В.Л.) отходе – пишет польский
историк – Домбровский начал выставлять эту неясную историю,
как свою победу. Эртель, впрочем, также рапортовал о своей
победе». Нужно признать, что русский генерал имел для этого
все основания. “При последнем сем деле – пишет он – взято в
плен обер-офицеров – 5, нижних чинов – 154, на месте осталось
убитыми более 1 тысячи человек. Со стороны нашей урон в
сравнении с неприятельским весьма мал: убит находившийся
при мне за адъютанта Козловского запасного батальона поручик
Загаин, нижних чинов 76, ранено обер-офицеров – 3, нижних
чинов – 101”. Вне сомнения, число убитых врагов генерал
завысил, но и поляки не остались в долгу: П.Лаговский
утверждает, что только убитыми противник потерял несколько
офицеров и 300 нижних чинов. Ю.Крашевский пишет о
восьмистах привезенных в Глуск русских раненых. Все павшие
(за исключением поручика Загаина, зятя Ф.Ф.Эртеля,
56
погребенного с воинскими почестями в Глуске) были
захоронены впоследствии местными жителями в нескольких
братских могилах с небольшими насыпными курганами за
восточной околицей д.Обча. 22-го сентября главные силы 2-го
резервного корпуса вернулись в окрестности Мозыря.
Экспедиция была завершена и можно согласиться с
утверждением генерала, что это был “… трудный поход, ибо в
11 дней прошли 380 верст без росстахов, 8 часов находились в
сражении и двое суток были без пищи по неимению воды”.
Проанализировав обстановку и уяснив, что блокада
Бобруйской крепости – дело неперспективное, генерал
Я.Домбровский держал затем основные силы своей дивизии в
укрепленном лагере при м.Свислочь.
Сражение при Горбацевичах, случившееся в день, когда
французы заняли Москву, а ставка Наполеона расположилась в
Кремле, было первой победой русской армии после
Бородинской битвы. В некотором смысле этому сражению ”не
повезло”: на фоне грандиозных баталий Смоленска, Бородина,
Малоярославца и Березины оно оказалось едва замеченным в
трудах русских военных историков и не попало в мраморную
летопись на стенах храма Христа Спасителя. В октябре 1812
года император Александр I почти без изменений утвердил
представленный Ф.Ф.Эртелем список отличившихся в боях за
Пинск, Глуск и в сражении при Горбацевичах с одной оговоркой
– “кроме пожалования Смоленскому батальону георгиевских
знамен и роте 41-го егерского полка серебряных труб”. Царь
распорядился “… помянутый список для надлежащего по сему
исполнения… отправить при регистре к генерал-лейтенанту
Эртелю для раздачи оных, а о благодарении войск, при сем
сражении бывшим, отдать в приказ. Сверх сего за отличные
распоряжения в сем деле, генерал-лейтенант Эртель
награждается Мною кавалером ордена Святого Георгия 3
класса”. Таким образом, Федор Федорович стал одним из 123-х
русских офицеров и генералов, награжденных этой степенью
ордена за всю войну 1812-1814 годов.

57

 

Окончание следует

Опубликовано 11.04.2023  09:51

В. Лякин. ОБОРОНА БОБРУЙСКОЙ КРЕПОСТИ (I)

 

Исторический
очерк
Мозырь
«Белый ветер»
2012

1

Рецензент
Профессор Гродненского государственного университета им.
Я.Купалы, доктор исторических наук В.В.Швед.

Лякин В.А.
Оборона крепости на Березине: исторический очерк.

На страницах этой книги читатель совершит увлекательное и
познавательное путешествие в нашу историю, узнает о строительстве
Бобруйской крепости и ее обороне от наполеоновских войск в 1812
году. Эта неприступная твердыня выполнила важную стратегическую
задачу и внесла немалый вклад в победу над врагом.
Для всех, кто интересуется историей Отечества.
2
Предисловие
Очередная книга белорусского писателя, историка и краеведа
В.А.Лякина из серии о событиях 1812 года на Беларуси
посвящена не очень известному, но яркому и важному эпизоду
того великого вооруженного противостояния, существенно
повлиявшему, как считают многие военные историки, на ход и
результаты всей кампании. Два века назад, когда гремела «гроза
двенадцатого года» и вершились судьбы народов России и всей
Европы, роль крепостей уже не была столь важной, как во
времена средневековья. Армии научились вести их правильную,
с применением инженерных новинок, осаду, а пушки большого
калибра могли сокрушить любые каменные стены и башни. Но и
крепости видоизменились: «оделись» в земляные валы,
ощетинились равелинами и реданами, гарнизон укрывался в
прочных казематах. Штурм таких твердынь мог стоить
нападающей стороне громадных людских потерь и не дать
результата. Бобруйская крепость, сооруженная по новейшему
проекту как раз накануне вторжения Наполеона в Россию, уже
вскоре после начала войны оказалась в тылу «Великой армии».
Она единственная, в отличие от других укреплений,
возведенных на белорусской земле (Динабург, Дрисса, Борисов)
не досталась врагу и, находясь четыре месяца в блокадном
кольце, полностью выполнила все возложенные на нее задачи.
Крепость оттянула не себя немало вражеских сил, которые в
ином случае могли быть использованы Наполеоном на более
важных направлениях. Ее гарнизон во главе с храбрым и
деятельным генерал-майором Г.А.Игнатьевым контролировал
важную переправу через Березину, собирал разведывательные
данные о противнике и тревожил его коммуникации. В книге
подробно, на основе архивных источников и воспоминаний
очевидцев описаны строительство и оборона этой твердыни на
Березине, деятельность российского командования по деблокаде
крепости, ее использование в послевоенный период. Читатель
узнает о современном состоянии историко-архитектурного
памятника, планах его реконструкции и превращения в
3
культурно-туристический центр республиканского значения. Не
меньший интерес, чем основной текст, представляют и
приложения к нему: боевые составы гарнизона Бобруйской
крепости, взаимодействовавшего с ним 2-го резервного корпуса
русской армии, блокировавшей крепость наполеоновской
группировки генерала Я.Домбровского. Издание снабжено
словарем фамилий, фортификационных и военных терминов,
что делает его более интересным и доступным для широкого
круга читателей.

В.Л.Бычковский, заместитель директора ООО «Каре тур»,
руководитель проекта «Березина – война и мир».

4

Сен-Жан д’Акр на Березине

Император Французов, король Италии, протектор Рейнского
Союза, медиатор Швейцарии, регент Великого герцогства
Клеве-Берг проснулся в два часа ночи от едкого запаха дыма и
блиставших за окном огненных сполохов. Догорал уездный
город Дорогобуж, подожженный вчера отступавшими русскими.
Уцелело три сотни домов из тысячи, в том числе и обособленно
стоящая на взгорке кирпичная, окруженная большим садом и
огородом усадьба здешнего городничего, которую со
вчерашнего вечера занимала Главная квартира
главнокомандующего «Великой армией». Несколько минут он
пролежал на своей узкой походной складной кровати, не
шевелясь, с закрытыми глазами, пытаясь задержать в памяти
тающие фрагменты увиденного сна. Весна 1799 года, Палестина,
высокие стены старинной приморской крепости Сен-Жан д’Акр.
Она закрывала путь на Дамаск, и далее, на Евфрат, к Индии.
Чтобы повторить блистательный путь македонской фаланги
Александра Великого, французской армии во чтобы то ни стало
нужно было взять эту твердыню. Вспомнились склоны горы
Турон, откуда был хорошо виден осажденный город. Это было
то самое место, где за сотни лет до него ставили свои палатки
Людовик Святой и Ричард Львиное Сердце. Расположившаяся
здесь небольшая французская армия занимала как бы
гипотенузу треугольника, где крепость была противоположным
углом, а море – двумя другими сторонами. Тяжелейшая
двухмесячная осада, три неудачных штурма и множество
кровавых стычек при вылазках гарнизона принесли огромные,
невосполнимые потери. Погибли талантливый генерал
Кафарелли, немало отличных офицеров и множество храбрых
солдат, армия оказалась на грани гибели. К тому же
французский лагерь навестила чума – проклятье Востока. Тогда
старый недруг Сидней Смит даже изрек пророчество: «Долина
Назарета – это завершение необычайной военной карьеры
Бонапарта». Сколько их было, таких предсказаний, а его
счастливая звезда восходит все выше и сияет все ярче.
5
Вспомнилось озорное юношеское лицо одноклассника по
военному училищу Филлипо, с которым они вместе сдавали
выпускной экзамен профессору Лапласу. Судьба развела их на
четырнадцать лет и вновь сблизила на этом клочке каменистой
земли у моря, но по разные стороны крепостных стен. Филлипо
в чине инженер-полковника служил англичанам и был тут
одним из руководителей обороны. Они так и не встретились, его
бывший приятель, совсем еще молодой, умер в крепости от
перенапряжения и теплового удара. Да, тогда обстоятельства
сложились неблагоприятно, и он внял этому предупреждению
свыше, снял осаду и увел поредевшую армию обратно в Египет.
Странный непонятный и тревожный сон…
Протянув руку, император взял с прикроватного столика
маленький колокольчик и позвонил. В комнату тут же вошел
будто бы и не спавший мамелюк Рустам в своей расшитой
золотом восточной куртке, тюрбаном на голове и кривой
турецкой саблей на поясе. За ним в дверь проскользнул
камердинер Констан, сразу же отправленный Наполеоном за
кофе. Император умылся водой из кувшина, которую поливал
ему на руки оруженосец, с помощью Констана быстро побрился,
освежился одеколоном и облачился в свой любимый зеленый
мундир гвардейских егерей с нашитой на него Большой звездой
ордена Почетного Легиона. Камердинер помог ему надеть
высокие сапоги и подал черную фетровую треуголку, по
которой все издалека узнавали императора. Наполеон вышел на
крыльцо. В предрассветной темноте с холма, на котором стоял
дом городничего, хорошо были виды ровные огни бивачных
костров Старой гвардии, и дальше, до самого леса на горизонте
– бесчисленные бивачные огни линейной и легкой пехоты
корпусов Даву, Нея и Жюно.
Переход из Смоленска до Дорогобужа был одним из самых
утомительных за эту кампанию. Выехав из города в час ночи 25-
го августа (здесь и далее даты по новому стилю), поезд
императора на рассвете перешел Днепр у Соловьева, и, оставляя
реку по левую сторону, быстро продвигался по московскому
тракту. На лесной поляне за селом Михалевка сделали короткий
6
привал на завтрак, а за несколько вёрст до Дорогобужа
император пересел из кареты на коня Эмира. Стояла
удушающая жара. Внезапно налетавшие бешеные порывы ветра
поднимали с дороги до небес тучи пыли и мелкого песка,
ослеплявшие и затруднявшие дыхание. Проехав Дорогобуж, где
дорога и река расходились, Днепр круто поворачивал на север,
император продолжил движения на отдаленный пушечный гром.
Через полчаса он встретился с И.Мюратом, авангард которого
вел перестрелку с казаками атамана М.И.Платова, занявшими
выгодные позиции по берегу речки Осьмы, что пересекала
московский тракт. Разглядывая в подзорную трубу противника,
Наполеон слушал доклад Неаполитанского короля. Две попытки
сбить русских с дороги не увенчались успехом, войска понесли
ощутимые потери от артиллерийского огня, и следует
подождать подхода своих пушек. Утвердив сделанные
начальником авангарда распоряжения, император вернулся к 17

часам в Дорогобуж. Повозки с запасами провизии для штаб-квартиры отстали, но к счастью, в усадьбе нашлось несколько
мешков муки, из которой повара приготовили сносный ужин для
императора и его свиты. Другим повезло меньше, продуктов в
уцелевших от пожара домах завоеватели почти не нашли. Но
зато на мещанских огородах поспевало великое множество
капустных кочанов, и солдаты тут же обозвали Дорогобуж
«городом капусты».
Потом была долгая работа допоздна, непродолжительный
трехчасовый сон с этими странными видениями из давних лет…
Совершив небольшую прогулку в приятной ночной прохладе по
саду, император вернулся в дом начинать новый рабочий день.
Он был мрачен и молчалив. Часа в три ночи с аванпостов, от
И.Мюрата прибыло донесение, что в сумерках казаки подожгли
мост через Осьму и ушли вслед за своей армией по столбовой
дороге к Вязьме. Ушли, опять ушли в глубь своих бесконечных
лесов и полей…
С рассветом на окружавших город биваках пехоты почти
одновременно раздался грохот барабанов, отбивавших
«Генеральный сбор», а на биваках кавалерии – звуки труб,
7
исполнявших сигнал «Седлать». Подгоняемые начальством
солдаты поднимались со своих импровизированных подстилок у
костров, наскоро перекусывали тем, что осталось от ужина,
приводили в порядок амуницию, разбирали составленное в
козлах оружие, седлали и запрягали лошадей. Спустя полчаса
барабаны пробили «Построение», а трубы пропели «По коням».
Гасли бивачные огни, подразделения становились на
перекличку, затем сводились в походные колонны. В третий раз
гремели барабаны и звучали трубы, исполняя команду «К
выносу знамени». После того, как бронзовые орлы занимали
свои места впереди полков, массы войск приходили в движение.
Согласно отданных накануне распоряжений главные силы
«Великой армии» двинулись по московскому тракту за
кавалерией И.Мюрата. Находившийся за Днепром итальянский
корпус вице-короля Е.Богарне направился на деревни Благово и
Березняки для охвата северного русского фланга, а польский
корпус князя И.Понятовского, двигавшийся южнее почтового
тракта – на деревни Бражино и Лужки для охвата южного
фланга русской армии.
В половине десятого утра, имея под седлом коня Курда,
император в сопровождении свиты и эскорта направился на
противоположный берег Днепра, где им накануне был назначен
смотр 93-го линейного полка корпуса маршала М.Нея.
Саперная гвардейская рота всю ночь сооружала свайный мост
через неширокий и неглубокий в этом месте Днепр, но
закончить работу до приезда императора не успела. Не слушая
оправданий руководившего работами инженерного полковника,
Наполеон двинул жеребца прямо в реку, и легко преодолел ее,
лишь слегка замочив сапоги. Свита и конвой двинулись следом.
Полк в парадной форме, под ружьем, был выстроен недалеко, на
поле сжатой пшеницы, в идеально ровную линию, с
интервалами между батальонами. Впереди главного строя
находилась рота полковой артиллерии со своими двумя
начищенными до блеска 3-фунтовыми пушками, позади строя –
полковой обоз. Это была настоящая боевая воинская семья.
Свой первый бой 93-й линейный, исполняя задачу корабельного
8
десанта, принял при печально известном Трафальгаре. Хотя
морское сражение и было проиграно, в полку с тех пор твердо
уверовали, что это их стрелок, взобравшись на мачту, сразил
метким выстрелом знаменитого английского флотоводца
Нельсона. Затем полк отличился при Кольберге, Молино-дельРей, Экмюле, Эсслинге, Клегенфурте, Ваграме, и несколько
дней назад – при Валутиной Горе. Когда блестящая кавалькада
с Наполеоном во главе показалась на равнине, ее огласил рёв
трех тысяч луженых солдатских глоток:
– Да здравствует Император!
Клич катился по строю, его подхватывал каждый батальон,
мимо которого проезжал полководец. Наполеон спешился и
выслушал строевой рапорт полковника барона Ф.Бодуэна. С
этим сорокапятилетним пикардийцем он был знаком давно, еще
со времен осады Тулона. Потом храбрый и честный служака
сражался под командованием генерала Бонапарта в Италии. Три
года спустя отличился и был ранен при Маренго, где прямо на
поле битвы был произведен первым консулом в батальонные
командиры. И уже от императора Наполеона он получил звание
полковника и баронский титул. Сопровождаемый свитой,
полководец осмотрел вначале артиллерию, затем двинулся
вдоль шеренг линейцев, принимая поочередно рапорта от шефов
батальонов Мишо, Кортеза, Вольтера и Гасно. Император
тщательно проверял состояние экипировки, обмундирования и
оружия, интересовался, имеется ли на каждого солдата 150
патронов и 3 запасных кремня, хватит ли у артиллеристов
снарядов на случай большого сражения, задавал множество
других вопросов. Настроение его заметно улучшилось: полк
почти не имел отставших, был обмундирован и вооружен
согласно регламента, солдаты глядели молодцами и не
жаловались на дурное снабжение. В строю Наполеон узнал
несколько старых ветеранов своих первых походов, приветливо
беседовал с ними, вспоминал славные бои, где они отличились.
У полковника, каждого шефа батальона и командира роты он
спрашивал, кто самый храбрый из его солдат, и тут же называл
его имя сопровождающим для оформления производства в
9
офицеры, повышения в чине или иной награды. Несколько
рядовых сами обратились к императору за наградой, и тот
справлялся у их товарищей, достойны ли они ее. Получив
подтверждение, приказал адъютанту записать и эти имена.
Обойдя весь строй, главнокомандующий остановился возле
носилок с ранеными в последней стычке с русскими.
Склонившись над одним из них, спросил имя, и есть ли какие
просьбы.
– Ваше Величество, трое моих братьев погибли на Вашей
службе, и я последняя опора и надежда моих старых родителей,
уже не в состоянии Вам более служить. Поручаю себя милости
Вашего Величества.
– Бертье, запишите его …
Наполеон вновь сел на коня, и полк прошествовал мимо него
церемониальным маршем. Распорядившись выдать солдатам
двойную мясную и винную порцию из своих запасов, император
обратился к окружившим его офицерам полка:
– Господа, вы не имеете такой блестящей выправки и
формы, как моя Гвардия, но вы сражаетесь в тысячу раз чаще,
чем она, вы всегда впереди, от вас зависит успех и победа в бою.
Я доволен вами, и в честь заслуг полка награждаю доблестного
полковника Бодуэна командорским крестом ордена Почетного
Легиона!
Под громогласное «Да здравствует император!» кавалькада
понеслась к уже готовому мосту через Днепр. (93-й линейный
«растает» в огненном вулкане близкой уже Бородинской битвы.
Его командир будет ранен, в 1813 году получит эполеты
бригадного генерала, но два года спустя погибнет в сражении
при Ватерлоо).
После ужина в кабинете у императора прошло совещание в
узком кругу, на которое были приглашены лишь начальник
Генштаба и находившийся при армии министр –
государственный секретарь Франции граф П.Дарю. Для них у
стены были поставлены кресла. На большом столе посреди
комнаты лежала большая карта военных действий, утыканная
разноцветными булавками, обозначавшими передвижение
10
войск. Ее только что обновил, в соответствии с полученными
донесениями, сам начальник топографического бюро при
императоре полковник барон Л.Бакле д’Альб. Сбоку, на
маленьком табурете, сидел безмолвный и неприметный
секретарь императора Ф. де Меневаль, ценимый им за редкое
умение записывать со скоростью мысли.
Докладывал состоявший в должности переводчика
императора (на самом деле исполнявший обязанности
начальника секретной службы Генштаба) аудитор 1-го класса Ф.
Лелорнь д’Идевиль:
– Ваше Величество, два дня назад вся русская армия стояла
здесь, на позициях у Дорогобужа. По показаниям пленных и
местных жителей утром 24-го генералы Барклай и Багратион
подробно осматривали местность, очевидно подыскивали
позицию для сражения. Перебежчик-поляк утверждает, что
слышал своими ушами, как Багратион изругал, и даже грозил
разжаловать в рядовые главного квартирмейстера армии за то,
что он расположил часть войск тылом к нашему авангарду…
– Не очень-то доверяйте этим перебежчикам. Помните, как в
Витебске один такой божился, что видел собственными глазами,
как в пьяной ссоре был убит великий князь Константин…
Кстати, чем занят брат мой, русский царь?
– Сир, по сведениям из перехваченной корреспонденции и от
наших агентов известно, что император Александр находился в
Москве две недели, всю вторую половину июля. Там он
распорядился собирать рекрутов и ополчение по всем
губерниям. Он обратился также за финансовой помощью к
дворянству и купечеству. Московская губерния пообещала ему
80 тысяч подкрепления, Украина – 18 тысяч казаков, некоторые
влиятельные частные лица выставляют за свой счет целые
батальоны и эскадроны с полным снаряжением. Московское
купечество сделало пожертвования на два миллиона рублей
золотом. Очевидно, по наущению влиятельного московского
митрополита Платона, прозванного за красноречие Златоустом,
которому сто десять лет…
– Сто десять лет?
11
– Сто десять лет от роду, сир, и по его наущению эта война
пропагандируется как священный поход против нас. Он поднес
царю икону весьма почитаемого в России святого Сергия и
произнес речь, в которой имел дерзость сравнить Ваше
Величество с библейским Голиафом… В найденных здесь, в
Дорогобуже, русских газетах сообщается об отслуженных в
Москве и Санкт-Петербурге торжественных молебнах по поводу
одержанных русскими побед при Витебске и Смоленске…
– Как, они осмеливаются лгать не только людям, но и
самому Господу Богу? Продолжайте…
– Третьего августа царь прибыл в Санкт-Петербург, сейчас
ведет переговоры с английским посланником, и, как доносит
наш источник, готовит встречу с наследным принцем Швеции
Бернадотом…
– Вот как? Этот неблагодарный вновь собирается меня
предать?
– Увы, сир, увы… Нашим людям в Стокгольме удалось
снять копию с его последнего письма царю, но я не смею…
– Читайте же!
– «Возможно, что он – имеется в виду Ваше
Императорское Величество – выиграет первое сражение, потом
второе и даже третье. Исход четвертого будет неопределенным.
Однако если вы проявите стойкость, то, несомненно, выиграете
пятое!».
Матовое лицо императора исказила презрительная гримаса.
– Довольно. Ступайте.
Когда за аудитором закрылась дверь, Наполеон задумчиво
произнес:
– Да, этот малый не промах: женившись на моей бывшей
невесте, он, как кажется, нацелился и на мой трон… Верно я
сделал, уволив Бернадота из армии, когда он так
опростоволосился при Ваграме, и напрасно, видит Бог,
напрасно, согласился на избрание его наследником шведского
короля…
Император встал со стула, подошел к столу с картой, и,
скрестив руки на груди, продолжил:
12
– Мы зашли на восток так далеко, как до нас проникал
только Александр Македонский, если не считать поляков,
которые сражались в Москве два века назад. Взгляните на карту,
господа: мы стоим сейчас на самой высокой точке русской
возвышенности, откуда берут свое начало великие реки Волга,
Днепр и Западная Двина, впадающие соответственно в
Каспийское, Черное и Балтийское моря. Когда-нибудь новый
Ксенофонт напишет об этом великом походе новый «Анабазис»,
прославив в веках героев Франции… Меня интересует ваше
граф и ваше, князь, мнения относительно действий, которые
необходимо предпринять для успешного завершения этой
кампании.
Встав с кресла, П.Дарю обернулся к императору:
– Сир, безусловно, вся Франция и Европа в восторге от
последних побед «Великой армии». Однако битва за Смоленск и
тяжелые, на пределе возможного переходы последних дней
тяжело сказались на войсках. Нужно смотреть правде в глаза:
Барклай не даст нам генерального сражения, а будет и дальше
изматывать своей «скифской войной». Ожесточение войны
растет, силы противника множатся. В сражении при Валутиной
горе мы захватили всего лишь несколько пленных, и – ни одного
орудия, даже ни одной обозной повозки! Русские отступают в
полном порядке, не бросая раненых и даже успевают хоронить
своих убитых, о чем в армии Вашего Величества, к сожалению,
не очень-то заботятся. Жители, начиная от Смоленска, тоже
уходят, сжигая свои деревни и города, как этот несчастный
Дорогобуж…
– А что скажете вы, Бертье?
– Ваше Величество, совершенно ясно и очевидно, что по мере
дальнейшего продвижения вперед мы будем встречать перед
собой пустыню. Русские четко придерживаются своей системы,
оставляя за собой пожарища, где не найти жилья, пищи и
фуража, даже воды, потому что они бросают в колодцы павших
лошадей. Мы зашли очень далеко вглубь России, и было бы
благоразумным остановиться, дать отдых войскам. С
прискорбием приходится констатировать, что их уже коснулся
13
дух разложения. Солдатам не раздают пайков, они вынуждены
питаться за счет конфискаций и грабежа. Многие по этой
причине оставляют ряды и становятся жертвами нападений
казаков и крестьян. Продвигаться далее на восток опасно. Мы
должны остановиться и решить вопрос с заключением мира.
Закончив говорить, начальник Генерального штаба
почтительно склонил голову, а император зашагал от окна до
противоположной стены и обратно с регулярностью маятника,
говоря на ходу – быстро и размеренно:
– Господа, я вижу с сожалением, что вы не понимаете
очевидных вещей. Да, война затянулась и, скажу откровенно,
надоела уже и мне самому. Но нам нужна, необходима победа в
генеральном сражении, без чего вряд ли получится заключить
мир на приемлемых условиях. Русские не стали драться у
Дорогобужа, но тем выше вероятность, что они дадут
генеральное сражение у Вязьмы. Они надеются на подход
подкреплений из Калуги и Москвы, до которой остается не
более пятидесяти лье. Их духовный центр, древняя столица
Москва уже близка и они не сдадут ее без боя, иначе русская
армия будет опозорена в глазах народа. Нужно идти вперед,
приняв все необходимые меры предосторожности, обеспечив
безопасность тыла и флангов армии, ее коммуникаций. Мы
настигнем врага завтра или послезавтра, вцепимся в него и не
дадим в очередной раз ускользнуть. Под стенами Москвы мы
добудем новую победу и новую славу. Опираясь на богатые
ресурсы этого огромного города, мы приведем в порядок армию,
организуем страну, а русские бояре, опасаясь бунта своих
крепостных, принудят Александра подписать выгодный для нас
мир. Через две недели мы будем в Москве, а через месяц – конец
войне. Сегодня же напишите, граф, в этом духе сообщение
нашим посланникам при европейских дворах. Ступайте, а вы,
Бертье, останьтесь.
Вновь склонившись над картой, император продолжил,
обращаясь к начальнику Генерального штаба:
– Вот и пришло время двинуть корпус Виктора из Пруссии
для обеспечения наших тылов, подготовьте приказ о его
14
передислокации в Литву. Дивизии Домбровского и приданных
ему частей должно быть достаточно для удержания
коммуникации из Минска до Орши и Смоленска. Кстати,
уведомите герцога Бассано в Вильно, чтобы находящийся в
Гродно батальон из этой дивизии был в нее возвращен…
Полагаю, этих сил хватит и для того, чтобы сдерживать
находящиеся у Мозыря русские войска генерала Эртеля,
которых всего-то 6-8 тысяч, большей частью новобранцев. А вот
Бобруйская крепость, боюсь, полякам не по зубам… Я приказал
Домбровскому взять ее в осаду и попытаться захватить. И если
это случится, то будет великим чудом, которое, увы, не
произошло 13 лет назад, когда мы штурмовали Сен-Жан-д’Акр в
Палестине. Если бы Акра тогда пала, мы бы быстро дошли до
Евфрата, и даже до Индии, устанавливая везде новый порядок.
Признаюсь, Бертье, полет моего воображения впервые
оборвался у тех неприступных стен…
И вдруг все сложилось, как в мозаике, императору стал ясен
смысл сегодняшнего сна. Ангел-хранитель вновь предупреждал,
что уже достигнут предел возможного, и если он будет, как и
под Сен-Жан-д’Акр упорствовать, воинское счастье и удача
покинут его… Тяжелый взгляд владыки полумира нашел на
карте реку Березину и, следуя по ее течению, остановился на
Бобруйской крепости. Гнетущее молчание затягивалось и Бертье
начал собирать со стола свои бумаги, собираясь откланяться.
– Да, вот еще – не поднимая головы от карты, продолжил
император – прикажите поместить под арест этого господина из
Главного управления госпиталями, который, как мне доложили,
предоставил десять походных амбулансов следующему за
армией виноторговцу. Да еще имел наглость утверждать, что это
вино предназначено для императора. Допросите этого негодяя и
доложите мне, какое он понесет наказание в соответствии с
тяжестью его вины. Выясните также, какой офицер Молодой
Гвардии сопровождал эти повозки из Вильно, и по какой
причине этот офицер оказался вовлеченным в постыдные
коммерческие спекуляции. Все конфискованное вино должно
15
быть немедленно передано в госпитали. Но займетесь этим
позже – через два часа мы выступаем на Славково.
И затем, без всякой связи с предыдущим и с оттенком иронии
в голосе:
– Эх, Бертье, если бы мы взяли тогда Сен-Жан-д’Акр, я
короновался бы императором Востока, вас сделал бы великим
визирем, и мы вернулись бы в Париж через Константинополь.
Но теперь мы вначале возьмем Москву, заключим с царем мир,
по которому эта Бобруйская крепость достанется нам без боя,
как трофей. Идите, князь, и вы тоже, Меневаль.
Собрав свои бумаги в портфели, оба удалились, император
остался в комнате один. Отстегнув и бросив в угол шпагу, где
уже валялась треуголка, он присел у стола и, подперев голову
руками, долго размышлял, окидывая взглядом на карте
неимоверно и опасно растянувшуюся коммуникационную
линию «Великой армии». Итак, жребий брошен, не впервые ему
идти наперекор обстоятельствам и судьбе. Вязьма, Гжатск,
Можайск, Москва… Чутье полководца подсказывало, что где-то
здесь русская армия даст, наконец, долгожданное генеральное
сражение, победа в котором завершит эту тяжелую и
чрезвычайно затянувшуюся кампанию. До безвестного пока села
Бородино оставалось двести верст и десять дней пути.
16
Гроза идет с запада

К исходу первого десятилетия 19 века Французская империя
прочно и безраздельно властвовала во всей континентальной
Европе, исключая Россию. Островная Англия, обескураженная
крахом нескольких организованных ей антифранцузских
коалиций и жестоко разоряемая потерей европейских рынков,
казалось, долго не продержится и пойдет на мир с Наполеоном.
В соответствии с условиями не слишком почетного и выгодного
для России Тильзитского мира эта империя тоже была
вынуждена присоединиться с лета 1807 года к антианглийской
континентальной блокаде. Наполеон торжествовал,
устрашенные Пруссия, Австрия и европейские государства
помельче безмолвствовали. Однако вскоре ситуация стала
меняться. Разрыв отношений с Англией, основным торговым
партнером России, очень негативно отразился на состоянии ее
экономики и вызвал плохо скрываемое озлобление со стороны
правящей дворянской элиты и влиятельного купечества. Уже с
1809 года царское правительство стало постепенно отходить от
согласованной с Францией политики, а вскоре к экономическим
противоречиям между двумя государствами добавились и
политические. Уверенный в своей силе и могуществе Наполеон
вначале пытался диктовать российскому двору свои условия, а
когда это не принесло результатов, взял курс на подготовку
очередной победоносной военной кампании. В 1810-1811 годах
простыми декретами он присоединил к Французской империи
Голландию и некоторые немецкие территории, стал наводнять
своими войсками прусские и польские пределы, концентрируя
их в опасной близости от российской границы. Отбросив
колебания и сомнения, стал готовиться к неизбежной войне и
Александр I. Давая весной 1811 года прощальную аудиенцию
покидавшему Санкт-Петербург французскому послу
А.Коленкуру, царь не скрывал своих намерений. «…Если
император Наполеон начнет войну, то возможно и даже
вероятно, что он нас побьет, но это не даст ему мира. …Мы
предоставим нашему климату, нашей зиме вести за нас войну.
17
Французские солдаты храбры, но менее выносливы, чем наши:
они легче падают духом. …Я первым не обнажу меча, но я
вложу его в ножны последним. Я скорее удалюсь на Камчатку,
чем уступлю провинции, или подпишу в моей завоеванной
столице мир, который был бы только перемирием». Посланник
прекрасно знал и впоследствии доложил Наполеону, что за
этими словами царя стояла напряженная государственная
деятельность по укреплению обороноспособности, сухопутных
и морских рубежей России. За несколько лет до этого разговора
российский инженер-генерал П.К.Сухтелен, управлявший
делами особой Инженерной экспедиции, был послан в
длительную инспекционную поездку по западной границе
империи. Состояние ее фортификационного прикрытия
выглядело в тот момент весьма удручающе. Имелось только две
относительно современные крепости (в Риге и Киеве),
удаленные друг от друга на расстояние более тысячи верст. По
итогам инспекции генерал представил царю детальный проект
усиления этого направления постройкой семи новых крепостей
на пространстве от Вильно до Днестра. Но денег в казне было
мало, документ положили под сукно. С 1809 года, когда
отношения России и Франции вновь стали обостряться, а
политический горизонт затянуло мрачными военными тучами,
закрывать далее глаза на плачевное военно-инженерное
обустройство западных рубежей империи было уже
невозможно. У всех на виду был сравнительно недавний
пример, когда стойкая оборона в 1799 году турецко-английским
гарнизоном мощной приморской крепости Сен-Жан д’Акр
положила конец грандиозным восточным планам генерала
Бонапарта и поставила на грань гибели французский
экспедиционный корпус в Египте.
18
Строительство крепости

В начале 1810 года Военное министерство России уже
всерьез озаботилось проектом укрепления западных рубежей
страны. Он предусматривал усиление оборонительной линии по
рекам Западная Двина и Днепр: приведение в порядок
имевшихся тут старых укреплений и строительство двух новых
крепостей. Сразу же выяснилось, что в Военном министерстве
нет достоверных сведений на этот счет, за исключением
найденных в архиве инженерного департамента нескольких
старых чертежей, «…по коим нельзя удостовериться о нынешнем
положении строений». Посему из Санкт-Петербурга в начале
марта для осмотра старых укреплений и выбора мест для
строительства новых спешно откомандировали толковых
инженерных офицеров.

 

Строительство Бобруйской крепости. Фрагмент экспозиции Бобруйского государственного краеведческого музея

В их числе был и поручик Теодор
Нарбут, сыгравший, пожалуй, ключевую роль в появлении
Бобруйской крепости. 26-летний офицер происходил из
старинного белорусского шляхетского рода. Образование
получил на математическом факультете Виленского
университета, в 1803 году вступил на военную службу и был
зачислен в Инженерный департамент. Преподавал точные науки
во 2-м кадетском корпусе в Санкт-Петербурге, участвовал в
гидротехнических работах на р.Неман, в 1807 году сражался с
французами (дважды ранен), в 1808 году – со шведами (вновь
ранен, произведен в поручики и награжден орденом Св.Анны).
При начале изыскательских работ Бобруйск не числился в
списке приоритетов, особое внимание обращалось на Динабург,
Быхов и Рогачев. Так, 12 марта 1810 года инспектор артиллерии
генерал-лейтенант П.Л.Меллер-Закомельский информировал
Военного министра о количестве орудий, которые необходимо
поставить «…в устраиваемые вновь в Динабурге и около
Рогачева или Быхова две крепости». Но дело повернулось иначе.
Прибыв с изыскательскими целями в район Быхов – Могилев
инженер-поручик детально изучил этот район и предложил
руководству другой вариант – заложить крепость западнее, на
правом берегу Березины. По его мнению, для этого хорошо
19
подходило возвышенное плато, на котором располагался
поветовый город Бобруйск. Здесь имелся большой холм с
высокими и крутыми склонами к Березине, сама река была
судоходной, а в городе сходилось несколько дорог. Инспектор
инженерного департамента Военного Министерства генерал
К.И.Оперман проверил представленные расчеты, лично
обследовал местность, после чего поддержал предложение
своего подчиненного. Окончательное решение о возведении
новой крепости в Бобруйске было принято в начале мая 1810
года и тогда же К.И.Опперману было предписано начать здесь
работы «…не теряя времени». Перед этим М.Б.Барклай де Толли
затребовал у генерала сведения, какие конкретно территории и с
какими находящимися на них постройками займет территория
крепости, чтобы определить сумму выкупных платежей.
Военный министр предписал собрать эту информацию «…в
непроницаемой тайне», резонно полагая, что в ином случае
владельцы земли и строений непомерно вздуют цены на свое
имущество. Т.Е.Нарбут, принявший активное участие и в
постройке крепости, был произведен в штабс-капитаны и
награжден орденом Св.Владимира. «Удачный выбор места, где
выстроен Бобруйск – писал известный военный историк
А.И.Михайловский-Данилевский, – оказал в Отечественную
войну величайшую, неоценимую услугу. Ни одна крепость в
России нигде не была столь полезна, как Бобруйск в 1812 году».
К этому времени город имел уже долгую и славную
полутысячелетнюю историю. В конце 14 века Великий князь
Литовский Витовт приказал построить здесь первый, пока еще
деревянный, замок. Селение в 15-16 веках не раз горело при
набегах крымских татар и в войнах с Московским государством,
но вновь возрождалось из пепла. В 20-е годы 17 века,
Бобруйский замок, стоявший на холме при впадении речки
Бобруйки в Березину, был обнесен глубоким рвом и валом с
новыми дубовыми стенами. В нем было несколько десятков
орудий разного калибра, которые могли обстреливать переправу
через реку, каменный цейхгауз и пороховой погреб. Гарнизон
составлял небольшой отряд наемных воинов, который при
20
необходимости пополнялся местными жителями. В ходе
штурмов 1649 и 1655 годов эти укрепления сильно пострадали,
но затем вновь были отстроены. К исходу 18 столетия они,
однако, совершенно обветшали, были частично разобраны и уже
не представляли никакой боевой ценности.
В течение лета 1810 года были решены основные
организационные вопросы нового строительства. В Бобруйск на
работы были направлены 12 батальонов пехоты и несколько
отдельных инженерных подразделений под общим
командованием генерал-майора Г.А.Игнатьева. Главным
строителем крепости был назначен отозванный с Кавказа
генерал-майор Е.П.Фелькерзам, а К.И.Оперману были поручены
разработка проекта и наблюдение за производством работ. Этот
способный 45-летний организатор и инженер был родом из
Гессен-Дармштадта, знал несколько европейских языков, а
после вступления в молодости на царскую военную службу
прекрасно освоил и русский язык, говорил на нем почти без
акцента. В войне со шведами отличился в Гогландском и
Роченсальмском морских сражениях, участвовал в Польском
походе 1792 года. Затем возглавил Депо карт при военном
ведомстве, где провел огромную работу по картографическому
оформлению государственных границ. Был произведен в
генерал-майоры и в 1801-1805 годах руководил работой по
составлению известной «Столистовой» карты Российской
империи. Позднее К.И.Оппермана направили в Италию с
секретным поручением изучить новейшую систему
возводившихся там Наполеоном укреплений. Выполнив эту
непростую задачу, генерал дополнительно провел еще и
топографическую съемку на Ионических островах в
Средиземном море. В перерывах между военными походами и
научными исследованиями его также привлекали для
преподавания инженерных наук младшим братьям царя,
великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам. В 1811 году
К.И.Опперман был произведен в инженер-генерал-лейтенанты и
назначен директором Инженерного департамента. В Бобруйске
работала подчиненная лично ему специальная инженерная
21
команда из пяти инженерных офицеров и семи специалистов-унтеров для «сочинения и черчения» нужных проектных
документов. Руководил ее работой опытный фортификатор
инженер-майор Г.Ф.Зимсон, занимавшийся до этого
крепостными работами в Кронштадте и Выборге. 20 июня
император Александр I предварительно утвердил общий план
крепости и годовую смету в 461 029 рублей на ее строительство.
Цитадель из семи полигонов и прибрежного фронта фактически
поглощала исторический центр города, располагаясь на правом
берегу Березины, при впадении в нее речки Бобруйки. На
противоположном берегу Березины планировалось построить
тет-де-пон (предмостное укрепление).

Бобруйская крепость в плане на 1812 год

10 августа царь уже
официально утвердил решение о постройке и доработанный в
деталях проект крепости, начертав на документе резолюцию:
«Быть по сему. Александр».
4 июня 1810 года, еще до подхода войск, в Бобруйске
начались первые земляные работы, которые велись силами 1 300
крестьян из окрестных поветов. 5 августа число работников
пополнили 3 600 «нижних чинов». Строительство велось
спешно и с размахом. Верки (валы) возводились первоначально
временного профиля, с усилением их деревянными палисадами.
Деревья для них вырубались в окружавших Бобруйск казенных
лесах и подвозились к месту работ на казенных же
артиллерийских лошадях. Одновременно устраивали
деревянные сортии (подземные ходы и галереи для вылазок) с
надежными, обшитыми железом, внешними воротами. В местах
возведения равелинов и бастионов были заложены каменные
блокгаузы. Для укрепления гласиса и верков на окрестных лугах
нарезалось огромное количество больших и тяжелых пластин
дёрна. Специальные «дерноукладчики» (у каждого было 2
помощника) укладывали их вплотную одна к другой, скрепляя
специальными деревянными кольями. На флангах бастионов
возводились каменно-земляные реданы с казематами на три
орудия каждый. На общественных выгонах возле города для
нужд строительства поставили известковый и кирпичный
заводы. Кроме того, гранит, и некоторые другие
22
стройматериалы доставлялись с Украины, Карелии, даже Урала
и Кавказа.
В начале сентября ход крепостных работ проинспектировал
Е.П.Фелькерзам и остался весьма недоволен их планированием
и организацией, из-за чего терялось немало времени. По его
распоряжению был уточнен порядок развода подразделений на
работы, план на следующий день доводился до них с вечера.
Бобруйской инженерной команде дополнительно было передано
170 артиллерийских лошадей. По всей губернии спешно
разыскивали вольных мастеров для производства сложных
работ, которые не могли быть исполнены солдатами. Инженергенерал вскоре убыл в Санкт-Петербург, оставив
контролировать работы двух своих адъютантов, поручиков
Викторова и Сусалина. Осенью начали строительство двух
пороховых погребов. Здание бывшего Бобруйского иезуитского
костела переоборудовали под цейхгауз, а на монастырских
руинах возвели арсенал. Работы велись до конца октября, после
чего крестьян-чернорабочих отпустили по домам, а большую
часть войск направили на «зимние квартиры». В Бобруйске
остались «резервные» (укомплектованные новобранцами)
батальоны Ярославского пехотного, 5-го егерского полков и три
роты пионерного полка. Для солдат были устроены утепленные
бараки и приобретены полушубки. За зиму они заложили
фундаменты еще четырех пороховых погребов и подготовили
много различных стройматериалов. Из пионер была
организована отдельная команда плотников в 150 человек и еще
550 солдат при 300 лошадях занимались вырубкой и подвозкой
леса. Жителям Бобруйска, чьи строения были предназначены к
сносу, было предписано переселиться до 15 марта на новое
место, за понесенный ущерб им полагалась компенсация.
Остаться на территории крепости могли только те из них, кто
мог построить там каменный дом. Для остальных участки под
застройку отводились вне крепости, в запроектированных
форштадтах (предместьях) – Слуцком, Минском Березинском.
Отчитываясь военному министру о проделанных за сезон
работах, К.И.Опперман писал: «окромя как во время государя
23
Петра Великого никогда в одном году столь обширные
инженерные работы предпринимаемы и производимы не были».
Между тем, в декабре 1810 года скончался главный строитель
крепости генерал-майор Е.П.Фелькерзам и на его место был
назначен срочно переведенный из Киева инженер-полковник
С.С.Фёдоров. Для введения его в курс дела и внесения
некоторых согласованных изменений в проект крепости зимой
1811 года в Бобруйск из столицы вновь прибыл генерал
К.И.Опперман. (В этом году он посетил крепость трижды).
Ранней весной на работы прибыли еще 11 пехотных и 3
егерских батальона, а также понтонная рота. Все находившиеся
при крепостных работах войска были сведены в отдельную
резервную дивизию под командованием Г.А.Игнатьева. Этот 43-
хлетний генерал-майор был родом из служивых дворян, прошел
обучение в Артиллерийском и Инженерном корпусах, побывал в
войнах с турками, польскими конфедератами, участвовал в
знаменитом итальянском походе А.В.Суворова. Инициативный
и бесстрашный, он отличился при штурме Измаила и
нескольких полевых сражениях, заслужил боевые награды, в
числе которых был и высоко ценившийся в армейской среде
орден Св.Георгия 4-й степени. Будучи по натуре не только
храбрым воином, но и деятельным администратором, он вскоре
добился увеличения дневного солдатского пайка с 10 до 15
копеек, что значительно улучшило питание его занятых
тяжелым физическим трудом людей. За лето вся крепость
опоясалась валами в 8-10 метров высотой, были построены
здания различных мастерских и складов. В местах, откуда из
города расходились почтовые тракты, были устроены трое
мощных каменных ворот – Минские, Слуцкие и Водяные.
Прилегающие к воротам участки дорог и две главные
магистрали внутри крепости были замощены камнем. В местах,
где местность вдоль рвов недостаточно плотно поражалась
огнем с бастионов, были возведены фланкирующие казематы из
двойных деревянных срубов, промежуток между которыми
заполнялся землей и камнями. Перед рвом устраивались
замаскированные «волчьи ямы».
24
14 июля 1811 года Бобруйская крепость была причислена к
1-му классу оборонительных сооружений Российской империи.
Она служила важнейшим опорным пунктом армии на
белорусском Полесье и местом сбора войск и воинских
припасов на случай вторжения противника с запада. К концу
этого года в результате чрезвычайных усилий инженеров и
рядовых строителей все фронты, направленные на север, запад и
юг, представляли уже грозную силу. Это далось ценой
чрезвычайно напряженного и тяжелого труда. Известно о 218
умерших или погибших на строительстве «нижних чинов»,
крестьян же никто не считал. (В официальном списке умерших
учтен, надо полагать, и рядовой А.Чарнецкий, за
приверженность к Наполеону лишенный шляхетства и отданный
в солдаты. Между тем, известно, что он бежал из Бобруйска,
имитировав свое утопление в реке, взял новую фамилию
Даленго-Ходаковский, которую и прославил позднее своими
трудами в археологии и славяноведении). Количество больных
на работах так умножилось, что госпиталь в Бобруйске и
ближайший в Глусске оказались переполненными, и Военное
министерство распорядилось в июле 1811 года устроить еще
один госпиталь на 300 коек в находившемся южнее крепости
местечке Паричи Минской губернии.
Зимой и весной 1812 года были полностью закончены брамы
(укрепленные ворота), активно велись работы на тет-де-поне на
правом берегу Березины и в Нагорном укреплении на южном
берегу речки Бобруйки. По распоряжению Военного министра
М.Б.Барклая де Толли, к которому поступали многочисленные
жалобы о злоупотреблениях военных и гражданских
чиновников, была разработана и утверждена специальная
инструкция, определявшая «…правила, коим должно следовать
в наряде обывателей на крепостные работы и в их смене».
Документ предписывал наряжать из ближайших к крепости
поветов Могилевской губернии по 500 рабочих, которых
должны были сменять через две недели работ. Каждый должен
был взять из дому продовольствия на эти три недели (с учетом
дороги и возможного опоздания смены), а казна выплачивала
25
ему по 15 копеек за каждый рабочий день. Дела пошли живее, и
вскоре были закончены каменный пороховой склад на несколько
тысяч зарядов и три деревянных на 1,5 тысячи зарядов каждый,
каменные здания офицерского собрания и провиантского
магазина. После завершения ледохода напротив Водяных ворот
был построен мост через Березину. Из укреплений Санкт-Петербурга, Нарвы, Риги и Ревеля в Бобруйск были доставлены
344 орудия различного калибра: от 24-х фунтовых пушек на
крепостных лафетах до 3-х фунтовых полевых; имелись также
мортиры и единороги. Из них на 200 орудий прислуги не
имелось, предполагалось, что ее подберут и обучат на месте.
В марте 1812 резервная бригада Г.А.Игнатьева была
преобразована в 34-ю пехотную дивизию с дислокацией в
Бобруйской крепости, а генерал занял еще и должность
начальника гарнизона. В феврале 1812 года, когда главные силы
российской армии начали стягиваться к западной границе,
Военное министерство распорядилось двинуть туда 1-й и 3-й
батальоны пехотных полков, предварительно пополнив их до
полной штатной численности за счет 2-го батальона,
остававшегося на месте. Их этих запасных батальонов (и
эскадронов) в тылу намеревались сформировать несколько
новых дивизий, которые должны были составить гарнизоны
Рижской, Динабургской и Бобруйской крепостей, а также войти
в состав трех резервных армий. До конца этот проект
осуществить не успели. В итоге 1-я и 2-я резервные армии стали
1-м и 2-м отдельными корпусами, и лишь 3-я армия
(Обсервационная, затем Западная) была развернута в
соответствии с планом. 34-я пехотная дивизия, составлявшая
костяк десятитысячного (по штату) гарнизона Бобруйской
крепости, находилась в оперативном подчинении у командира 2-
го резервного корпуса генерала Ф.Ф.Эртеля, штаб которого
находился в Мозыре. Эту дивизию составляли «запасные»
батальоны полков двух боевых дивизий: 24-й (Уфимского,
Ширванского, Бутырского и Томского пехотных, 19-го и 40-го
егерских полков) и 26-й (Ладожского, Полтавского,
26
Нижегородского и Орловского пехотных, 5-го и 42-го егерских
полков).
Первым комендантом крепости стал командир 2-го
пионерного полка, потомственный военный из лифляндских
дворян, подполковник К.К.Берг. Годом ранее император
утвердил подготовленное Военным министерством «положение
о защите крепостей и обязанностях комендантов в военное
время». Документ гласил, что последний «…за оборону отвечает
жизнью и честью». Кроме большой ответственности комендант
обладал и широкими полномочиями: отдавал распоряжение
местным властям и гражданской полиции на пролегавших
территориях, мог затребовать и получать он них различную
помощи и сведения, а на период возможной блокады вообще
признавался «…уполномоченной самовластной особой».
В мае 1812 года в Бобруйске по служебным делам побывал
артиллерийский поручик И.Т.Радожицкий. В своих
воспоминаниях он пишет, что «…увидел большую деятельность
между инженерами, которые занимались построением недавно
начатой крепости. Они поправляли главный парапет, который от
слабости грунта часто обваливался. При всей деятельности
инженеров, наружные пристройки еще не были кончены». Эти
недоработки не укрылись и от глаз начальника штаба 2-й
Западной армии генерал-майора Э.Ф.Сен-При. 19-го июля он
отметил в своем походном дневнике: «Бобруйск – крепость на
Березине с 8-ю плохо одетыми бастионами. Трудные подступы
со стороны Березины, не закончена со стороны неприятеля».

Внешний вид Бобруйской крепости

Внутренний вид Бобруйской крепости

Если бы у этого русского генерала (француза по
национальности), было время для детального осмотра твердыни,
он, безусловно, по достоинству оценил бы ее мощь. Крепость
имела вид геометрической фигуры, близкой к квадрату, одна
сторона которого изгибалась вдоль русла реки Березины. Общая
протяженность укреплений составляла 3,8 км., внутренняя
площадь – немногим более 1 кв. км. 1-й и 2-й полигоны
составляли северный фронт (856 м.), 3-й и 4-й полигоны –
западный фронт (1070 м.), 5-й и 6-й полигоны – южный фронт
(856 м). Вдоль болотистого острова, отделенного рукавом
27
Березины, проходила Крепостная набережная, составлявшая 7-й
полигон. 8-й полигон (Нагорное укрепление), а так же тет-депон, к началу войны полностью завершить не успели.
Значительная часть городской застройки (до 250 домов) вошла в
черту крепости, прочие оказались между южным фронтом
крепости и Нагорным укреплением. Уже после начала войны в
крепости был устроен госпиталь на 1 тыс. человек.
Большое скопление в Бобруйске войск и активные
строительные работы привлекли внимание наполеоновской
разведки. «Доходит до сведения – писал Военный министр в
декабре 1810 года подполковнику К.К.Бергу – что около
строящихся крепостей и в бывших провинциях польских
скитаются подозрительные люди под различными названиями
путешественников, монахов и даже нищих, кои могут
осматривать и снимать на план местоположения, укрепления,
подговаривать воинских чинов к побегу и возмущать
неблагомысленных жителей ко вреду государственному».
Обезвредить шпионов удавалось далеко не всегда. О встрече с
таким агентом, маскировавшимся под «каморника» (землемера)
поведал в своих записках И.Т.Радожицкий. «Мне назначили –
вспоминал он – в городе (Несвиже – В.Л.) для перемены другую
квартиру. Со вступлением моим за порог в новое жилище
представился мне каморник, окруженный математическими
инструментами и планами. Я предложил ему, чтобы он очистил
квартиру, определенную мне по власти еврейского кагала, и в
удостоверение представил налицо десятника еврея. Каморник
отвечал мне на польском неловком наречии, что он квартирует
тут с позволения князя Р. (Д.Радзивилла – В.А.) и не позволит
себя согнать с места никому. Разговор у нас сделался живее;
устрашенный десятник еврей убежал, а польский каморник
превратился во француза… Догадавшись, каков был гость, я
поспешил к своему командиру, но покуда отыскали
городничего, каморник исчез, не оставив лоскута бумаги на
месте”.
28

 

Продолжение следует

Опубликовано 08.04.2023  08:39

В.Лякин. Медаль за врачебный подвиг

В один из весенних дней 1913 года, с раннего утра, на восточной окраине обычно сонно-пустынного полесского местечка Калинковичи было необычайно оживленно и многолюдно. У недавно построенного на средства земства и мещанской управы небольшого одноэтажного деревянного здания собралась, наверное, треть здешнего двухтысячного населения. Ожидался приезд официальных лиц из уездного города Речицы. Несколько городовых и члены местной добровольной пожарной команды, руководимые урядником А.Я. Маковнюком, с трудом расчистили в густой толпе площадку перед фасадом и проезд со стороны Свято-Никольского храма. У входа, в тщательно отутюженном мундире медицинского ведомства, стоял Михаил Осипович Барташевич, 34-летний фельдшер, до этого Дудичского, а с нынешнего дня Калинковичского фельдшерского пункта Хойникского врачебного участка Речицкого уезда Минской губернии. Рядом, в нарядном платье сестры милосердия, была его помощница и жена, Надежда Ивановна, акушерка. Ожидая появления высокого начальства, они заметно волновались, хотя накануне подготовили, кажется, все: приемный покой был обеспечен необходимой мебелью и сиял чистотой, врачебный инструментарий и медикаменты имелись в нужном количестве и были аккуратно разложены по местам.

В числе встречающих была вся местная элита: староста сельского общества А.Н. Кужелко, писарь Н.Н. Савицкий, председатель мещанской управы З.Ш. Зеленко, начальник железнодорожной станции при местечке А.А. Виноградов, начальник почтово-телеграфной конторы Е.С. Курбатов, аптекарь З.Х. Михлин, председатель здешнего ссудно- сберегательного общества Л.Б. Рабинович, купцы и владельцы лавок. Тут же была и учительница калинковичской церковно-приходской школы О.И. Уманович со своими учениками, державшими в руках листки с приветственными виршами. Группа певчих окружала настоятеля местного православного прихода о. Сергея Лавровского, прибывшего освятить здание. Наконец звонарь, выполнявший на храмовой колокольне роль наблюдателя, подал условный сигнал, а вскоре прибыл и большой конный экипаж. Из него вышли уездный предводитель дворянства коллежский советник Е.В. Оделькоп с супругой, начальник губернского врачебного отделения Ф.А. Василевский, земский врач Хойникского врачебного участка И.М. Сляднев и уездный исправник М.В. Валюжин. На расшитом рушнике им поднесли хлеб-соль, и церемония открытия первого в истории Калинковичей медицинского заведения началась…

Разумеется, с болезнями в местечке боролись и ранее. В списке медицинских работников Речицкого уезда 1907 года упомянуты «вольнопрактикующий врач в Калинковичах З.М. Метелиц», акушерка Г. Г. Аперман. Несколько лет спустя число местных акушерок пополнили М.М. Горелик, Б.Ш. и М.М. Фурсевич. В начале 20 века при железнодорожной станции была введена должность врача, на нее был назначен опытный медик Х.И. Ковалевский. Однако реально возможность получать хотя бы элементарную медицинскую помощь основная масса жителей местечка обрела лишь с 1 июля 1911 года, когда в волостном центре, соседнем селе Дудичи, открыли фельдшерский пункт. Калинковичане составляли подавляющее большинство его посетителей, в связи с чем, на проходившем в декабре 1912 года общем земском собрании и было принято ходатайство к губернским властям о перемещении медпункта из села в местечко.

Первый штатный калинковичский фельдшер, а позднее врач, М.О. Барташевич родился в 1879 году в белорусской крестьянской семье в местечке Столбцы Минского уезда. В 1895 году толковый и целеустремленный паренек смог поступить в Могилевскую фельдшерско-акушерскую школу и по ее окончанию три года спустя был направлен работать фельдшером в Хойникский врачебный участок Речицкого уезда. Скромная сельская лечебница на 10 кроватей, со штатом из одного врача, двух фельдшеров и повивальной бабки, обслуживала тогда огромную территорию – 4 волости (Хойникская, Юревичская, Автютевичская, Дудичская) с населением около пятидесяти тысяч человек. Из врачебных отчетов того времени видно, что полешуки жестоко страдали от малярии, холеры, тифа, коклюша и прочих хворей, смертность от них была очень высокой. Поистине вселенским бедствием были для наших предков периодически прокатывавшиеся эпидемии оспы. В страшных мучениях умирало до трети заболевших, остальных болезнь уродовала на всю жизнь. После эпидемии 1897 года, буквально опустошившей ряд населенных пунктов Мозырского и Речицкого уездов, власти приняли, наконец, решение о проведении всеобщей вакцинации населения.

В Хойникском врачебном участке эта обязанность была возложена на М.О. Барташевича, и он блестяще с ней справился. В 1899 и 1900 годах, на наемной подводе и в санях, проезжая иной раз в зной и холод по 90 верст в один конец до отдаленнейших селений участка, Михаил сделал прививки более чем двум тысячам не переболевшим оспой взрослым и детям. Тогда он впервые посетил Калинковичи – маленькое местечко в четыре улицы с рынком и теснившимися вокруг него торговыми лавками. На молодого фельдшера впечатление мог произвести, пожалуй, только красивый, строгих линий, Свято-Казанский храм, и вряд ли он мог тогда догадываться, что именно здесь будет его дом, и здесь он построит первую в селении больницу – дело всей его жизни.

За успешное выполнения задачи оспопрививания, настоящий врачебный подвиг, медика представили к высокой награде. В начале 1903 года из далекого Санкт-Петербурга в Речицу прибыли серебряная медаль и документ, гласивший, что «…Государь император… в 1-й день февраля сего года Высочайше соизволил на награждение за труды по оспопрививанию сельского фельдшера Хойникского пункта Речицкого уезда Михаила Барташевича». Жизнь шла своим чередом, вскоре Михаил женился на работавшей в той же лечебнице акушерке Надежде. В молодой семье появились дочь Нина и сын Дмитрий, за которыми присматривала приехавшая сюда из Столбцов мать фельдшера. Когда в 1911 году открылся новый фельдшерский пункт в Дудичах, его заведующим был назначен Михаил Осипович, а Надежда Ивановна стала работать там акушеркой. С перемещением медицинского учреждения в Калинковичи работы им только прибавилось. Кроме местечка и примыкавших к нему одноименных фольварка и села, к фельдшерскому пункту были приписаны еще 16 окрестных сел и деревень, всего более 7 тысяч человек населения. В 1913 году Барташевичами амбулаторно было принято 3832 человека, еще более тысячи человек получили медицинскую помощь на дому. Не будет преувеличением сказать, что эта чета медиков была восприемницей при появлении на свет дедов и прадедов практически всех коренных калинковичан, спасла здесь многие жизни. «Выделяется особенно Калинковичский фельдшерский пункт – читаем в отчете Речицкого земства за 1914 год, – что объясняется особым доверием, которым пользуется фельдшер Калинковичского пункта». Семья жила тогда рядом с медпунктом, на той же улице Гимназической, в наемной квартире.

После февральской революции 1917 года М.О. Барташевич одним из первых вступил в профсоюз «Медсантруд», но в политической деятельности не участвовал и в партиях не состоял, отдавая всего себя врачебному делу. С осени 1917 по декабрь 1921 года обучался на медицинском факультете Киевского университета и получил диплом врача. К этому времени Калинковичский фельдшерский пункт было решено преобразовать в больницу, а Михаилу Осиповичу было предложено ее возглавить. В здании пункта разместилась амбулатория, а больница – в спешно собранном недалеко, еще в 1916 году, дощатом бараке. Сохранился датированный 9 августа 1921 года документ, направленный, видимо, по настоянию врача Речицкой уездной врачебной комиссией Дудичскому волисполкому. «На основании постановления комиссии по устройству больницы в Калинковичах – говорится там – в срочном порядке необходимо принять меры к тому, чтобы собрать со всех деревень Дудичской волости в пользу больницы 50 пудов муки или ржи… Комиссия просит созвать 4- го сентября по этому вопросу съезд сельсоветов». Больница хотя и не сразу (помешало нашествие Булак-Булаховича), но все же была устроена. В 1923 году, как видно из другого документа, в ней было «…15 кроватей, имеется 1 врач, 1 лекпом и 1 акушерка». 17 июня 1923 года М.О. Барташевич выступал на проходившей в местечке конференции крестьян только что учрежденной Калинковичской волости и добился принятия на ней специальной резолюции по состоянию медицинского дела. Констатировалась, что волостная больница находится в тяжелом положении из-за отсутствия средств и медикаментов, и на ее поддержку сельские сообщества обязывались собрать по самообложению 1 тысячу пудов зерна. На деньги от его продажи планировалось произвести в больнице ремонт и закупить самые необходимые медпрепараты. Уже на втором заседании нового состава волисполкома по инициативе врача вопрос о больнице был включен в повестку дня, подтверждено решение о самообложении налогом в пользу больницы и ассигновано из волостного бюджета 100 рублей на ее самые неотложные нужды.

Медико-санитарное состояние волости было тогда чрезвычайно тяжелым, к привычному уже тифу добавилась новая, пришедшая в годы войны из Европы смертельная инфекция – грипп «испанка». В сохранившемся протоколе профсоюзного собрания калинковичского отделения «Медсантруд» читаем: «…прием в больнице производится с 8 до 3-х часов и после этой работы производится уборка и остается дежурный. Имеется только трое лиц младшего медперсонала. Из них один санитар печет хлеб, вместе с ним прачка. Сестра работает с 9 до 6 часов, бывает и больше. Завхоз выполняет и письмоводительскую работу. Акушерка и лекпом тоже перегружены работой. Врач кроме работы в больнице и амбулатории обязан обслуживать «страховиков» (имеющих медицинскую страховку – В.Л.), которых имеется около 600 человек. Работы на одного столько, что нет сил выдержать».

С первых дней пребывания в должности волостной врач решительно взялся за расширение и укрепление местной сети здравоохранения, добился включения в годовой отчет исполкома ходатайства об открытии еще двух фельдшерских пунктов и расширении больничного штата. Тогда же в первый раз доктор поставил перед руководством вопрос, решению которого отдаст впоследствии много сил – построить новое больничное здание, т.к. старое «…не вполне соответствует своему назначению, оно было возведено не специально для больницы, а является лишь бараком». Настойчивость вскоре принесла первые результаты, в штат больницы добавили 7 санитаров, при ней был открыт зубной кабинет. Летом 1924 года Калинковичская волость была преобразована в район с прибавлением к нему еще 38 населенных пунктов. По инициативе врача, вошедшего в первый состав райисполкома, при каждом сельсовете были созданы «сантройки» в составе члена сельсовета, сельского учителя и фельдшера, организована их работа. В конце июня 1925 года в местечке, на железнодорожной станции и в центрах сельсоветов проводился районный «туберкулезник». При активном участии медперсонала, первых калинковичских комсомольцев и пионеров ставились платные спектакли и концерты, доход от которых шел в фонд борьбы с туберкулезом.

Спустя несколько дней Калинковичи получили статус города и на одном из первых заседаний горисполкома по докладу М.О. Барташевича был решен вопрос о создании здесь пяти врачебных участков. В первый входила улица Советская (бывшая Почтовая), как сказано в протоколе «…от моста по направлению к г. Мозырю» и переулок Мозырский. Второй составляли улицы Калинина, Красноармейская (ранее – Барановская и Зеленая, именовавшаяся также и Церковной) с переулками. Третий включал улицу Первомайскую, недавно созданную на месте бывшего скопища землянок и бараков с красноречивым прозвищем «Злодеевка» и часть Советской (до моста). В четвертый входили улица Луначарского (бывшая Гимназическая), переулок Пролетарский и улица Мельничная, впоследствии Куйбышева. Пятый район составляла железнодорожная станция, примыкавшие к ней поселки Сад, Труд и хутор Луток.

Медицинский коллектив города и района работал самоотверженно, слаженно и эффективно. Вскоре было покончено с эпидемиями, значительно сократились другие заболевания. И все же главной заботой районного врача была постройка нового здания больницы, для чего, в качестве материала, он предлагал использовать пустовавшие сооружения находившегося при станции артиллерийского склада времен первой мировой войны. Районное и городское руководство идею не поддержало, имея, очевидно, на эти капитальные постройки какие-то другие виды. Но упорный медик не отступился и, как видим из протокольной записи, «…им был поднят вопрос перед председателем Мозырского окрисполкома т. Микуличем, который обещал оказать материальную поддержку по перевозке под больницу здания бывших артиллерийских парков и назвал сумму в 1 тысячу рублей».

Последовавшие события отражены в уже упомянутой автобиографической повести «Давние годы» Д.Г. Сергиевича. «…Однажды на зимних каникулах, когда мы своей ребячьей ватагой носились по пустым комнатам головного здания, играли в свои немудреные детские игры, на территории городка появилась группа взрослых. Комиссия эта обошла все помещения городка, не обращая на нас никакого внимания. Все они о чем-то горячо толковали, одобрительно постукивали пальцами по светлым, еще не почерневшим бревнам со струйками засохшей на них янтарной смолы. Ваня Субач на небольшом отдалении ходил следом за комиссией и прислушивался к разговорам. Когда понял суть заинтересованности неожиданных гостей особенно к головному зданию городка, сказал нам:

– Будут разбирать и перевозить в местечко…

…Да, больница получилась что надо. Забегая вперед, скажу, что здание это было разобрано, перевезено в местечко и собрано там, на новом месте, тоже в таком же сосновом лесу, но неподалеку, можно сказать, в самой непосредственной близости (район нынешней улицы Дачной – В.Л.). Правда, пристройки, появившиеся позднее, несколько изменили ее внешний вид, но основа осталась прежняя – большое деревянное здание с мезонином и тремя крыльями. Огромная буква «Ш», если глянуть сверху».

В апреле 1926 года М.О. Барташевич был избран в первый состав Калинковичского горисполкома и возглавил в нем секцию здравоохранения. Сохранившиеся в архивах документы того времени свидетельствуют, что это был не только прекрасный медик, но и выдающийся организатор, настоящий патриот. «Состояние нашей работы зависит от активности коллектива – говорил он, выступая на отчетно-выборном профсоюзном собрании больницы. – Необходимо оживить профессиональную и культурную работу среди коллектива, час или два в неделю уделять не только механическому чтению медицинской и другой литературы, и обмену мнениями о прочитанном». Работая зачастую сверхурочно и без оплаты, Михаил Осипович требовал того же и от своих подчиненных, одновременно решительно отстаивая их права и интересы. Так, сохранилось его ходатайство в Облздрав с просьбой повлиять на Калинковичский РИК в решении вопроса о предоставлении жилья санитарке, вдове Л.Н. Бочковской, т.к. она «…получает небольшое жалованье, на которое не в состоянии нанять себе комнату». В другом составленном им документе говориться, что в районе «…17 медработников живут в скверных наемных квартирах с непосильной квартплатой».

И все же, хотя и не так быстро, как хотелось бы, снижался уровень заболеваемости, улучалась материальная база здравоохранения, а главное – реализовывалась давняя задумка, строилось новое, светлое и просторное здание больницы. Выступая в мае 1926 года на заседании райисполкома, М.О. Барташевич отмечал: «Есть основания считать, что строительство больницы будет скоро закончено. Имеется 1800 рублей, есть материал… Нужно поставить вопрос перед всеми Советами об отпуске 4000 рублей для окончания постройки больницы осенью». Наверное, дни лета и ранней осени 1926 года были одними из самых счастливых и светлых в жизни этого 47-летнего врача-труженика: обретали реальные воплощения все его усилия последних лет.

Однако планам этим не суждено было сбыться, в первой половине октября доктор …исчез! В поисках разгадки довелось просмотреть множество архивных документов, были прослежены все служебные перемещения калинковичских медработников за тот период, но врач как в воду канул. Более того, в полностью сохранившейся картотеке калинковичского отделения «Медсантруда» отсутствует только одна его карточка. Лишь в протоколе заседания горсовета от 14 октября в разделе «Разное» имеется скупая запись о возложении обязанностей руководителя секции здравоохранения на фельдшера Л. Телесина «…вместо выбывшего Барташевича». Вопросов при этом никто не задавал, прений не было – похоже всем все было ясно. Эти и некоторые другие косвенные свидетельства дают основания предполагать, что за внезапным исчезновением районного врача, члена районного и городского Советов, стояло всесильное ОГПУ. Похоже, принципиальный, «неудобный» для местного начальства доктор стал жертвой весьма распространенного тогда способа сведения личных счетов – политического доноса. Не исключено, что доносчиком мог быть и кто-то из «своих». Незадолго до этого врачом были привлечены к ответственности два санитара – за избиение пациента и невыход на работу без уважительных причин. Истину мы сможем установить, если отыщется погребенное в недрах спецархива следственное дело калинковичского «контрреволюционера». На его счастье, до ежовско-бериевских времен, когда НКВД быстро заставляло всякого арестованного, не утруждая себя каким-то там следствием, подписывать расстрельные признания, было еще далеко. Разобравшись, что к чему, Михаила Осиповича через некоторое время отпустили. Но полного оправдания не последовало, возможно, сыграли свою роль какие-то неосторожные высказывания врача, а может быть, припомнили ему и царскую медаль. В одном из протоколов Мозырского окружного бюро «Медсантруда» говорится: «…процессов в 1925-1927 годах у нас не было. Если и были некоторые дела, то они оканчивались, еще не доходя до суда. Вероятно, что эти дела заканчивались бы оправдательными приговорами, но подобные истории тянутся месяцами и за этот период окончательно изматывается обвиняемый». Последнее письменное упоминание о самом Михаиле Осиповиче содержат налоговые отчеты по Калинковичам за 1929 год, когда он занимался частной врачебной практикой и проживал в доме № 11 по улице Луначарского. Позднее, когда политику НЭПа свернули, он, оставшись без работы и средств к существованию, был вынужден уехать с женой к дочери в город Киев. В 1938 году М.О. Барташевич был вновь там арестован и умер два года спустя в пересыльной тюрьме. Его жена скончалась в 60-х годах прошлого века.

Арест и отстранение от работы районного врача имели весьма негативные последствия. Более года эта должность оставалась вакантной, обязанности по ней временно исполнял А.С. Леонов, ветеринар по образованию. Сменивший его М.Л. Кеммельдфельд хотя и имел соответствующий диплом, но не обладал необходимым врачебным опытом, и, судя по всему, явно не справлялся с организаторской работой. Строительство здания больницы почти замерло, его ввели в эксплуатацию лишь в 1930 году, причем печные и отделочные работы затянулись еще на два года. В секретных информационных сводках того времени по району стали появляться негативные отзывы о состоянии медицинского обслуживания. «Среди крестьянства популярно мнение – говорилось в одной из них, – что обращаться в медпункт бесцельно, а лучше продать последнее и идти к частному врачу. Есть факты отказа медперсоналом оказывать помощь до тех пор, пока крестьянин «гостинец» не принесет». Все это закономерно привело к сильнейшей эпидемии сыпного тифа в Калинковичах и районе в конце 1928 и начале 1929 годов, которую удалось локализовать и ликвидировать только ценой крайнего напряжения сил, привлекая медицинских работников из других мест.

Прошли десятилетия. Давно снесена построенная М.О. Барташевичем, полвека послужившая городу больница, нет уже дома, где жила семья первого калинковичского врача, не сохранилось даже его могилы. Город в большом долгу перед этим замечательным человеком. Хочется верить, что когда-нибудь здесь появится новое медицинское учреждение или улица, носящие его имя.

Из книги Владимира Лякина “Калинковичи и калинковичане”,  2021

Опубликовано 19.02.2022  23:55

Владимир Лякин. Старый дуб

В давние времена на небольшой возвышенности за северной окраиной села, затем местечка Каленковичи, где от почтового тракта на Бобруйск отходила проселочная дорога на Антоновку, была красивая дубовая роща из нескольких десятков деревьев. У древних славян дуб, олицетворявший силу и мощь, был посвящён богу-громовержцу Перуну. Его так и называли – Перуново дерево. С приходом в эти места христианства языческие каплицы в дубравах были разрушены, но осталось любовное и уважительное отношение белорусов к самому дереву. Оно выражено в народных приметах и поговорках: «Дуб перед ясенем лист пустит — к сухому лету», «Много желудей на дубе — к суровой зиме», «Не сей пшеницы прежде дубового листа». Дубовая кора содержит много дубильной кислоты, а потому была незаменима при дублении кож. Сохранившиеся в национальном историческом архиве Беларуси метрические книги старой Каленковичской Свято-Никольской церкви написаны ее священниками чернилами, изготовленными из т.н. «чернильных орешков» на дубовых листьях. Дубовыми желудями в основном кормились бывшие на вольном выпасе крестьянские свиньи, а в неурожайные годы их размалывали и смешивали с мукой для выпечки хлеба. Настоем или отваром дубовой коры наши предки эффективно пользовались при воспалении десен, болезни горла, диарее. Наконец, из тяжелой, прочной и долговечной древесины этого дерева делали множество предметов хозяйственного предназначения и домашнего обихода, наиболее состоятельные хозяева даже возводили жилые постройки.

Самое старшее поколение калинковичан во времена своей молодости видело в этой небольшой дубовой роще десятка три деревьев разного возраста, некоторые уже тогда были очень старыми. Известно, что дуб живет свыше четырехсот лет, но встречаются и более старые, как, например, «Царь-Дуб» высотой 32 метра из Голевичского лесничества, засохший, когда ему было далеко за половину тысячелетия. Ныне часть его могучего ствола диаметром около двух метров выставлена с табличкой «Ровесник Калинковичей» в городском парке.

Улица Советская, дорога на Мозырь. Справа городской сквер, 1955 г.

Когда в далеком 1959 году я стал школьником и часто проходил на занятия через городскую дубраву, то видел несколько деревьев, которым по их высоте и внешнему виду, было лет 200-300. На рубеже тысячелетий уже начавших засыхать великанов спилили, не тронули лишь несколько молодых деревьев и одно среднего возраста, могучее и высокое. Когда по весне все деревья вокруг покрывались листвой, оно еще долго стояло с голыми темными ветвями, и лишь на исходе апреля, а то и в мае, за пару дней оживало и зеленело. В знаменитом романе Л.Н. Толстого «Война и мир» есть два отрывка, чем-то созвучные чувствам, что навевал своим видом этот старожил калинковичанам. «…На краю дороги стоял дуб. Вероятно, в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще, и в два раза выше каждой березы. Это был огромный, в два обхвата дуб, с обломанными, давно, видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюже, несимметрично растопыренными корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца. «Весна, и любовь, и счастие! — как будто говорил этот дуб. — И как не надоест вам все один и тот же глупый бессмысленный обман! Все одно и то же, и все обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастья. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они — из спины, из боков. Как выросли — так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам». Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего-то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он все так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их. «Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, — думал князь Андрей, — пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, — наша жизнь кончена!»

И вот спустя какое-то время офицер вновь проезжал в том месте. «…Да, здесь, в этом лесу, был этот дуб, с которым мы были согласны, — подумал князь Андрей. — Да где он? » — подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и, сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого горя и недоверия — ничего не было видно. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что это старик произвел их. «Да это тот самый дуб», — подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна — и все это вдруг вспомнилось ему. «Нет, жизнь не кончена и тридцать один год, — вдруг окончательно беспеременно решил князь Андрей».

Простоял бы этот самый старый в Калинковичах дуб еще бы лет двести или триста, но, на свою беду, был уж очень близко к проезжей части дороги, и по этой, наверное, причине был спилен коммунальной службой в 2015 году. Тогда я сфотографировал срез на пне, увеличил снимок на компьютере и пересчитал годовые кольца. Их оказалось 158, а значит, дерево росло с 1857 года. Можно предположить, что его посадил калинковичский священник о. Антоний Малевич, которому годом ранее за счет казны был построен на этом месте большой дом на каменном фундаменте. Ширина годичных колец меняется год от года, и по ним можно судить, как на дерево в разное время влияли температура воздуха, количество осадков, загрязнение атмосферы, мелиорация, циклы солнечной активности, нашествие насекомых-вредителей и даже гибель соседних деревьев. Самые широкие кольца этого спиленного великана приходятся на 1915-1916 годы, значит тогда природные условия являлись для него самыми благоприятными. До конца 60-х годов идут кольца средних размеров, а затем они сужаются, видимо по причине проводимых здесь обширных осушительных работ, что привели к пересыханию протекавшей через город речки Кавни. Когда с распадом СССР прекратилась и бездумная мелиорация, годовые кольца этого дуба стали немного пошире.

Калинковичи, 2012 г.

Год от года становясь все выше и красивее, дуб видел, как сменяли друг друга поколения калинковичан, расцветало местечко, ставшее городом и райцентром, как обжигали его огненные вихри военного лихолетья. В 20-е годы прошлого века дом священника национализировали, здесь поочередно помещались волисполком, райисполком, военный госпиталь, резиденция немецкого коменданта, штаб советского стрелкового корпуса, вновь райисполком, затем детская больница. В конце 80-х годов ветхое деревянное здание разобрали, а в 2011-2012 годах на его месте возвели современное здание филиала «Белагропромбанка», почти такое же высокое, как и находящийся рядом старый дуб. Недавно на оставшемся от старожила большом пне установили красивую деревянную скульптуру черепахи.

Из книги В.Лякин. «Калинковичи и калинковичане», 2021

От ред. belisrael

Возможно у кого-то в семейном архиве сохранились старые снимки, которые дополнят публикацию.

Есть предложение поделиться также воспоминаниями и фото по следующим темам:

– военный городок и госпиталь, военный стадион, контакты с солдатами и офицерами

– белорусская и еврейская кухня, запомнившиеся блюда и рецепты

– приусадебное хозяйство

– походы в баню

– спортивные соревнования на сцене старого ДК (бокс, борьба, шахматный чемпионат всесоюзного Урожая 1967 г.)

– приезд еврейских артистов (Анна Гузик, Вадим Мулерман…)

– Чернобыльская катастрофа (первые дни, празднование 1 мая и маёвка в лесу,  последующие месяцы и годы, партийное вранье, болезни и преждевременные смерти)

Опубликовано 03.02.2022  10:33

Прощай 2021, здравствуй 2022 год

Заканчивается год 2021, который оказался крайне сложным и депрессивным для многих людей в мире. Ковид, противостояние России со странами Европы и Америкой, угроза войны с Украиной, поддержка кровавого белорусского режима, наступление на права человека. Усилившиеся внутренние проблемы в Израиле, цинизм и безнравственность политиков и обслуживающих их журналистов, что давно стало нормой, отсутствие веры в справедливость.
.
В какой-то мере этому можно было бы противостоять публикациями на сайте, что стараются делать наши авторы, но таких крайне мало, чему есть объяснение. Любая работа должна быть оплачена и только самые небезразличные могут себе в ущерб тратить время и силы, чтоб по мере возможностей улучшать мир. Не первый год задаю себе вопрос почему многие люди, имея возможности, наплевательски относятся к чужому труду. Более того, это относится к тем, кого знаю многие десятилетия, кто может похвалить меня как за прошлое, так и за сайт, но стоит только задать вопрос, а почему за много лет так и не сделал элементарного и хоть как-то помог, чтоб сайт не существовал вопреки всему, чтоб можно было поощрять авторов и привлекать новых.
.
Один на это тут же по телефону отреагировал: «ну это твои проблемы». Иные умники ничего другого не придумывают, как слать мне по ватсаап или в мессенджере в фейсбуке разный мусор. И хотя я  уже ничему не удивляюсь, каждый год задаю один и тот же вопрос, что произошло с людьми? Конечно, с одной стороны это наследие жизни в той уже давно не существующей стране, и привычка урвать халяву там, где это возможно. Для кого-то это началось с получения посылок от давно эмигрировавших родственников, для др. после Чернобыля, а также того, что после своей эмиграции или репатриации в Израиль сами получили немалую помощь, но чтоб в ответ проявить элементарную порядочность, тут уж ни за что.
.
И разговор не только о прямой финансовой помощи. Ведь чего проще взять и написать историю семьи, поделиться проблемами и удачами, рассказать об увлечениях, публиковать материалы сайта в соцсетях, пересылать их по эл. почте, в различных мессенджерах. Именно так сейчас все и развивается.
.
Я знаю, что есть люди, особенно в серьезном возрасте, каждый день ждущие материалы сайта, которые поддерживают их интерес к жизни. Например, Наум Рошаль, живущий в Америке, которому в июле исполнилось 95 лет, продолжающий вести активный образ жизни, посещающий спортивный комплекс, ежегодно делающий пожертвования. К наступающему Н.Г. он прислал добрые пожелания всем своим землякам, а также читателям сайта.
.
Среди авторов прежде всего должен назвать живущих в Беларуси, неутомимого Вольфа Рубинчика, Инессу Ганкину, Владимира Лякина, Семена Гофштейна из Иерусалима.
Из сотен опубликованных материалов, приведу несколько:
.
.
В наступающем 2022 году, все-таки, надеюсь на значительно большую активность читателей, новых авторов, публикаций на самые разные темы. Поддерживайте свое физическое и душевное здоровье, счастья, благополучия, удачи!
.
Ред. belisrael
.
Опубликовано 31.12.2021  20:48
PS.
.
8 декабря исполнилось 30 лет со дня подписания Беловежских соглашений.
.
В то время, живущий в Мозыре, учитель сельской школы Семен Гофштейн, а с 2007 в Иерусалиме, написал юмореску
 .

ЗДАРЭННЕ Ў ПУШЧЫ

(гумарэска)

Узяў Шушкевіч дубальтоўку,

А гэта шчэ было зімой,

Ды паляваць пайшоў на воўка,

Мароз трашчаў аж божа ж мой…

Куды падзецца Станіславу,

Ад холаду яму капут,

Тут, можа, выпіць бы на славу,

Ды дзе у лесе крама тут?

Пячэ мароз праз цела тлушчу,

Не чуе ног, не чуе рук,

Ды бачыць, як брыдуць па пушчы

Два хлопцы — Ельцын і Краўчук…

Вось падыйшлі бліжэй, пытаюць:

«Ты трэцім будзеш?» — Ну але ж!

— Гарэлку, мабыць, хлопцы маюць,

Як ім адмовіш, грэцца трэ’ ж…

У леснiковую хаціну

Зайшлi тры бравых хлапчукi,

I мемарандум праз хвіліну

Падпісан імі вось такі:

Жылі мы ўсе ў вялікай згодзе,

За стол адзін нас не ўсадзіць,

Дык хай у кожным агародзе

Свой прэзідэнт цяпер сядзіць…

Няхай сядзіць і грэе пуза,

І радуе рабочы клас,

Садружнасць хай замест Саюза

Навекі будзе тут у нас…

* * *

І расчынілі ў пекла дзверы,

Бо стала не жыццё, а – гэ…

Жылі мы ўсе ў СССРы,

Пакутуем у СНД…

1991 г.

.

Карыкатура з часопіса «Вожык»

Обновлено и добавлено 01.01.2022  22:49

Владимир Лякин. Мэр местечка

В тот субботний день Калинковичи были подобны потревоженному улью. Люди безостановочно сновали со двора на двор, кучками собирались возле развешенных в центре местечка и на каждой улице афишек с текстом на русском и еврейском языках. Грамотеи читали объявление вслух своим необразованным согражданам:

«17 января сего 1925 года в помещении пожарного депо состоится общее собрание граждан с повесткой дня:

  1. Культуродостижения на еврейской улице за 7 лет (докладчик тов. Бабицкий).
  2. Что необходимее – клуб или синагога? (докладчик тов. Левит)
  3. Текущие дела. Начало собрания – 18.00».

На это мероприятие, должное завершить громкую тяжбу между калинковичскими властями и верующими местной еврейской общины, ожидалось прибытие высокого начальства из Мозырского окрисполкома и даже Минска. Более года назад Калинковичский волостной исполнительный комитет «…на основании желания большинства граждан» возбудил перед Речицким уездным исполкомом ходатайство о передаче одного из двух зданий (нового и просторного) здешней синагоги под клуб для культурно-просветительных нужд. Уездные власти одобрили это благое пожелание и отправил бумаги далее по инстанции в Гомельский губисполком. Не дожидаясь формального завершения этого, казалось бы, совершенно ясного дела, калинковичское начальство бесцеремонно выставило раввина с его культовыми причиндалами из «муниципализированного» здания. Инициативная группа комсомольцев и самодеятельных артистов тут же деятельно взялась за переоборудование бывшего религиозного храма в храм искусств. Но произошла осечка.

1-го марта 1924 года Калинковичская волость перешла в состав Мозырского уезда, в связи с чем бумаги отправили по второму кругу и далее в Совнарком БССР. А там уже находилась подписанная 452 верующими коллективная жалоба на чиновничье-комсомольское самоуправство. «Мы, нижеподписавшиеся граждане местечка Калинковичи, – говорилось в ней – верующие прихожане старой синагоги заявляем свой энергичный протест против насильственного захвата новой синагоги. Занятием последней стеснили прихожан старой синагоги, 500-600 человек на помещение в оставшейся старой синагоге. Захваченная синагога, расширяемая и перестраиваемая под театр, тесно прилегает к нашей синагоге, что плохо как верующим, так и развлекающимся в театре, приведет к вечной вражде и столкновениям, и это не должно быть допущено государством, ибо как те, так и другие, такие же граждане республики, несущие все тяжести налогов, призывных наборов. Мы имеем законное право на моление в нашей синагоге, что законом, по крайней мере, не запрещено. Посему просим Вашего содействия в воспрещении постройки театра из синагоги».

Составленный грамотным юридическим языком документ произвел в Минске должное впечатление, и оттуда последовало распоряжение прекратить незаконные деяния. Но председатель волисполкома П.И. Куприянов и его помощники так просто сдаваться не собирались. 31-го мая, мобилизовав партийцев и молодежь, они провели общее собрание жителей, где большинством голосов было подтверждено прежнее решение по изъятию у верующих синагоги. Там же постановили отчислить каждому на цели переоборудования здания однодневный заработок (1500 рублей). Тогда верующие отправили в Мозырь и Минск новую жалобу. Создалась патовая ситуация, которую и должно было окончательно разрешить назначенное на 17 января очередное общее собрание калинковичан. Народ потянулся на сход задолго до его начала. В просторном пожарном депо, очищенном по этому поводу от инвентаря и водовозного транспорта, установили украшенный кумачом стол для президиума и длинные деревянные скамьи для остальных. На одной из них сидел 65-летний старик в очках, к которому окружающие обращались очень уважительно. Это был один из авторов обоих коллективных писем.

…В 1860 году в многодетной еврейской семье Зеленко (иногда писались как Зеленка) родился новый калинковичанин. Малыша нарекли именем Зусман (на идиш – «добрый человек»), но называли Зусь – как знаменитого хасидского (течение в иудаизме, к которому принадлежала местная община) проповедника, автора мудрых наставлений. Семья из трех поколений, живших под одной крышей, в быту ничем не отличалась от соотечественников. В пятницу вечером, по еврейскому концу Каленковичей ходили служки из синагоги и стучали в окна лавок, напоминая об окончании работы. Все семьями шли в синагогу, а по возвращению домой начинался праздничный ужин. Тогда хозяйка подавала фаршированную рыбу, бульон с домашней лапшой и мясное блюдо, иногда даже кофе. Но кончалась суббота, и наступали будни с многочисленными заботами и тревогами.

Первое в жизни серьезное поручение, которое доверили маленькому Зусю, была пастьба и охрана домашней птицы – двух гусей, двух индеек и нескольких кур. С длинным прутом в руке, он выгонял их на лужок у речки Кавни и время от времени поглядывал в небо, где мог неожиданно появиться коршун – смертельный враг его подопечных. Потом, годам к одиннадцати, после окончания обучения в «хэдере» (школа для еврейских детей) ему поручили более ответственное дело – пасти на общественном выгоне двух лошадей, на которых, собственно, и держалось все благосостояние семьи. Иногда в хорошую летнюю погоду его сопровождал древний, лет за восемьдесят, дед Михель, повидавший много на своем веку, мастер рассказывать всякие интересные истории. От него мальчик узнал, что их семья много лет назад по распоряжению начальства переселилась в местечко из соседнего села Горбовичи, где они испокон века арендовали корчму у пана Горвата. Но в Каленковичах уже были свои корчмари Голоды, и Михелю, а затем и его сыну Шолому, пришлось заняться извозным промыслом. Старик вспоминал, как во время войны с Наполеоном его, вместе с парной упряжкой и телегой отправили служить в воинский обоз при русском корпусе генерала Эртеля, что стоял в окрестностях Мозыря. Возчики были вместе с солдатами на исходе лета 1812 года под огнем противника возле Бобруйской крепости, некоторые лишились своих упряжек и даже погибли.

Как-то разглядывая хранившуюся в семье реликвию тех времен – аттестат, выданный русским командованием Михелю после его службы, маленький Зусь спросил у деда:

– А почему здесь сказано местечко Калинковичи, когда все называют его Каленковичи, и это название есть даже на столбах при въезде и выезде?

Старый Михель подивился уму и любознательности внука, и честно ответил:

– Да кто ж его знает почему, штабным писарям, людям великой мудрости и учености, оно виднее…

Быстро бежит время, вырос Зусь и женился на ровеснице Брайне, дочке соседа- лавочника. По обычаю своего народа перешел жить в их дом, начал помогать в торговле льняным маслом, которое производилось тут же. Оно пользовалось большим спросом в самом местечке, его также охотно покупали приезжавшие на ярмарку крестьяне из окрестных сел и даже других уездов. Оборотистый и честный во взаимоотношениях с покупателями и партнерами по торговым сделкам, Зеленко заслужил у них доверие и уважение. Со временем расширил свое дело, начал поставлять из Полесья в Польшу и Прибалтику хлеб, лен, пеньку, «горячее вино» (водка местного производства) с винокуренных заводиков здешнего панства. На Украине хорошо продавались деготь, смола, скипидар и разного рода лес. Взамен Зусь с компаньонами доставляли из тех краев на Каленковичскую, Юровичскую и Мозырскую ярмарки соль, различные металлические изделия, стекло, мыло, свечи, виноградные вина, чай, кофе, специи и прочие «колониальные товары». Бывая по торговым делам в Москве, Санкт-Петербурге, Варшаве и даже за кордоном (сохранились сведения об оформлении им в 80-х годах 19 века заграничного паспорта), приобрел опыт успешных сделок и нужные деловые связи.

Между тем случилось событие, раскрывшее в успешном торговце еще административный и организаторский талант. В 1882 году в уездном городе Речица появилась мещанская управа, занимавшаяся делами мещан города и уезда, которые почти все были из еврейского сообщества. Ездить туда было далековато, дела затягивались, и каленкавичане, вычитав в соответствующем указе, что такую же управу можно учредить в любом местечке, имеющем более 50 дворов, обратились 20 июня 1883 года по этому вопросу к уездному начальству. Заявление подписали крупные торговцы и лавочники М. Кауфман, И. Кацман, А. Комиссарчик и еще 12 еврейских «пятидворных депутатов», в числе которых был З. Зеленко. Бумага проследовала в Минск и там 7 июля обрела резолюцию: «… приговор мещанского общества утвердить, о чем дать знать Речицкому уездному исправнику и предложить распорядиться о производстве выборов должностных лиц во вновь учрежденную мещанскую управу».

И вот 1 августа того же года собравшиеся в синагоге 17 «пятидворных депутатов» провели первые в истории местечка вполне демократические выборы. Тайное голосование производилось черными и белыми шарами. Большинством голосов первым председателем мещанской управы был избран Шмерка Иоселев Голер, 55 лет, грамотный, владелец лавки, имевший 60 рублей годового дохода. Его заместителями и членами управы стали Е. Бергман и А. Карасик. Когда главный вопрос собрания был решен, слово попросил молодой «пятидворный депутат» З. Зеленко. Он предложил, во избежание путаницы в бумагах по одноименным фольварку, селу и местечку именовать последнее во всех документах мещанской управы несколько иначе – Калинковичи, заменив в старом названии «е» на «и» – будет красивее и благозвучнее. Ведь такое название властями уже однажды ранее употреблялось, в доказательстве чего Зусь предъявил собранию дедову бумагу. Предложение понравилось и было единогласно принято. Начиная с этого времени названия Каленковичи и Калинковичи употреблялись в официальных документах какое-то время одновременно, причем первое относилось к одноименному селу, где жили христиане-земледельцы а второе к местечку с преимущественно еврейским населением и железнодорожной станции. Новый вариант получил свое официальное закрепление в справочнике 1909 года «Список населенных мест Минской губернии», а позднее стал названием города.

Зусь Зеленко

Перевыборы в Калинковичскую мещанскую управу происходили каждые 3 года, и Ш. Голер выигрывал их на протяжении почти двух десятилетий. В 1886 году З. Зеленко впервые вошел в состав управы. В 1902 году был избран ее председателем на первый срок и потом также неоднократно переизбирался. Дети уже подросли, взяли на себя часть семейной торговли, и можно было сосредоточиться на решении общих для всех калинковичан проблем. Первое, чем занялся новоизбранный глава управы, было создание добровольной пожарной дружины, которая и начала функционировать 23 июля 1903 года. Затем был поставлен вопрос о преобразовании старой частной бани на речке Кавне в общественную и ее ремонте. Плату за ее посещение управа установила самую умеренную. Евреи ходили в общую баню по пятницам, а христиане – в субботу.

Водопровода и какой-либо канализации в Калинковичах отродясь не было, воду жители брали из немногочисленных колодцев или прямо из Кавни. Обычно ее запасали заранее в бочках, чтобы не испытывать недостатка в случае надобности по хозяйству. Но в засуху вода в колодцах кончалась, и ее не хватало даже для питья. Как видно из архивных документов, З. Зеленко был первым, кто попытался решить этот важнейший для местечка вопрос путем постройки артезианской скважины, однако из-за большой дороговизны проекта он тогда не реализовался. Весенняя и осенняя распутицы делали калинковичские улицы, не имевшие тротуаров, почти непроходимыми. Отсутствовало и освещение, из-за чего после наступления темноты всякое передвижение по местечку, особенно, если Луну закрывали облака, было просто немыслимым. Впервые вопрос об освещении Калинковичей обсуждался в мещанской управе в 1906 году. Предлагалось установить в центре местечка и на каждой из четырех улиц восемь больших керосиновых фонарей, на это требовалось около тысячи рублей. Проект утвердили в Минском губернском правлении, все расходы отнесли за счет «коробочного сбора», и вскоре местечко украсили эти чудеса цивилизации. В 1905 году за счет средств земства и мещанской управы была замощена булыжником улица Почтовая (ныне Советская), и с левой ее стороны сделали деревянный тротуар. В 1909 году по договоренности с почтово- телеграфной конторой при железнодорожной станции в центре местечка, на здании мещанской управы установили большой обитый железом почтовый ящик, корреспонденция из которого забиралась ежедневно.

Средств на цели благоустройства требовалось немало. Выручало калинковичское ссудно- сберегательное общество, созданное в 1900 году по инициативе «мэра» и еще трех десятков состоятельных и влиятельных купцов и мещан. В 1902 году капитал товарищества составлял уже солидную сумму в 2400 рублей, а прибыль с него – 153 рубля 50 копеек. В 1914 году в нем числилось 347 членов, сумма вкладов выросла до 16636 рублей, а основной капитал составил 9707 рублей. На средства общества в 1907 году был выстроен т.н. «каменный корпус» – 7 отдельных помещений под одной крышей (реконструирован в 1930 году, ныне здание торгового центра «АнРи»). Пять помещений занимали лавки, в других был молитвенный дом и «хэдэр», где помещалась библиотека с книгами на еврейском и русском языках. По примеру соседнего Мозыря, в Калинковичах тогда было создано еврейское общество пособия бедным, содержавшее «дешевую столовую» и выдававшее беспроцентные ссуды нуждавшимся. Бывало, что за благотворительностью обращалось до половины жителей местечка. Не отказывали в ней и попавшим в беду белорусам, жителям примыкавшего к местечку села. Калинковичские евреи и белорусы, хотя и жили в то время своими улицами, всегда находили общий язык. Долгое соседство этих двух общин создало в Калинковичах такие экономические связи и образ жизни, без которых те и другие уже не могли обойтись. Какой-либо зависти и вражды между ними не было, потому что все с большим трудом добывали свое скудное пропитание: «тутэйшие» – земледелием и отхожим промыслом, а евреи – ремеслами, торговлей и посредническими услугами. Разумеется, конфликты, как правило, на экономической почве, также имели место, но, как видно из документов, всегда решались мирно, на основе взаимного интереса, зачастую без вмешательства властей.

С началом 1-й мировой войны в местечке открыли финансируемый земскими властями и мещанской управой «питательный пункт для детей запасных и беженцев». Еврейские семьи, прибывшие в местечко из охваченных войной районов, нашли временное пристанище в недавно построенном здании новой синагоги. В один из дней начала марта 1917 года сначала на железнодорожной станции, а потом в местечке и прилегающем к нему селе молнией распространилось известие – «царя скинули»! Вскоре население толпилось в центре и на вокзале, у здания почтово-телеграфной конторы, с крыши которой несколько солдат из здешних артиллерийских складов уже сбрасывали царского двуглавого орла. Впрочем, в деятельности мещанской управы особых изменений не произошло, только сняли со стены большой, во весь рост, портрет императора, да перестал надоедать неведомо куда сгинувший полицейский урядник А. Маковнюк, великий любитель «проинспектировать» еврейские лавки. В конце ноября по телеграфу поступило известие, что все органы власти предыдущего правительства ликвидируются и создаются новые – Советы. Таковой и был избран на общем собрании жителей местечка в январе 1918 года. Безропотно, но с тяжелым сердцем и недобрыми предчувствиями передал Зусь новой власти помещение, документы, кассу и печать упраздненной мещанской управы, в которой состоял почти три десятка лет, из них пятнадцать последних – председателем. А вскоре в местечке и за его пределами стал рушиться весь старый мир, частью которого был и он сам…

Регулярно происходила смена властей: Советы вскоре были разогнаны немцами, но вернулись обратно, когда у тех самих «скинули» кайзера. Затем приходили и были изгнаны поляки. Когда, как казалось, наконец, установился долгожданный мир, на калинковичан свалилась новая напасть – «балаховцы». Итог их семидневного пребывания отражен в сводке Дудичского волревкома за подписью председателя А. Гаранина, членов Л. Науменко и И. Будника: «Очень много убитых в Калинковичах, особенно среди евреев, их семьи сильно потерпели от балаховцев». По позднейшим подсчетам таковых было 45 человек, и еще 67 – в других населенных пунктах волости. Пострадавших было бы еще больше, если бы всю эту «черную неделю» многие еврейские семьи не прятали от погромщиков их соседи-белорусы из примыкавшего к местечку села.

В августе 1923 года по составленному волисполкомом списку в Калинковичах были огульно «муниципализированы» несколько десятков лавок и жилых домов. Их хозяевам предложили заключить с властями договор на аренду своего бывшего имущества, и большая часть попавших в чиновничьи жернова бедалаг подписала эти бумажки. Но З. Зеленко и с ним еще четверо калинковичан, неплохо разбиравшиеся в законодательстве, заявили обоснованные жалобы на незаконность принятых в отношении их имущества решений. Год спустя, после прокурорской проверки, уже Калинковичский райисполком 6 августа 1924 года был вынужден признать, что вышеназванные дома и лавки «…от муниципализации освобождены и оставлены за прежними владельцами». Жалобщиков и знатоков законодательства взяли, однако, тогда на заметку.

Но вернемся в январь 1925 года. «На собрании было 605 человек, – отмечено в отчете исполкома, – из числа взрослого еврейского населения – 300 человек. Публика была наэлектризована, разбилась на две части: за синагогу и за клуб. …Вначале собрание проходило шумно, прерывались докладчики, шумели преимущественно женщины, собравшись в отдельную группу. По вопросу передачи новой синагоги под клуб произведено поименное голосование. Из присутствовавших на собрании за отдачу синагоги под клуб 418, за оставление синагоги 197. По роду занятий они распределяются: торговцев 50, женщин 96, из них торговок 49, кустарей и извозчиков, преимущественно стариков – 51».

21-го февраля того же года вопрос о Калинковичской синагоге рассматривался в высшей инстанци – на заседании Президиума ЦИК БССР. Главе белорусского правительства А.Г. Червякову это калинковичское самоуправство, видимо, порядком надоело, и последовало решение: «Постановление Комиссии по отделению церкви от государства от 6-го декабря 1924 года относительно передачи новой Калинковичской синагоги под клуб – отменить. Поручить Совету Народных Комиссаров изыскать средства на постройку рабочего клуба в м. Калинковичи». Так бывший «мэр» в последний раз оказал добрую услугу своему местечку: построенный в 1926 году на бюджетные средства просторный «Нардом» (позднее РДК) в течение полувека был здесь главным очагом культуры. Синагогу тогда вернули верующим, но, как оказалось, ненадолго. В 1930 году ее вместе с православным храмом «муниципализировали» и отдали под горисполком. После войны здесь был Дом пионеров и одно время занимались младшие школьные классы. Здание разобрали по ветхости в 70-х годах прошлого века.

За решением СНК последовали «оргвыводы»: председатель и секретарь калинковичского сельсовета, опрометчиво заверившие своей печатью подписи верующих, лишились своих постов, а в отношении наиболее активных «подписантов» нарядили следствие. Пройдет не так уж много времени, и они станут первыми кандидатами в расстрельные списки «врагов народа». В памятных 1937-1938 годах году в Калинковичах будет расстреляно (и впоследствии реабилитировано) более ста человек, а в Минске сгинет и сам А.Г. Червяков.

Председатель Калинковичского райисполкома П.И. Куприянов продолжал энергичную «муниципализацию», но по какому-то досадному недоразумению реквизировал дом у гражданки М. Жданович (ее сын был не последним человеком в Мозырском ОГПУ), после чего слетел с должности. На его место пришел М.А. Косухин, недавний командир полка, здешний уроженец, и при нем, наконец, в Калинковичах починили устроенные еще мещанской управой деревянные тротуары и вновь зажгли 6 керосиновых фонарей (куда «вихри враждебные» унесли еще два – история умалчивает). А старому Зусю, можно сказать, в последний раз повезло – всеми уважаемый, он тихо скончался в кругу семьи и близких летом 1925 года.

Из книги В.Лякин. «Калинковичи и калинковичане»

Опубликовано 21.11.2021  19:33

Отклики:

Gennadi Starker 22 ноября 2021 в 00:13

К сожалению, калинковичский историк и краевед Владимир Лякин не участвует в FB.
Поэтому хотел бы поблагодарить Арона Шустина за размещение статей Владимира на своей странице в И-нете и в FB. Это очень интересно.
Кроме того, отношусь с искренним уважением к капитану 2 ранга В. Лякину лично.