Tag Archives: паричские евреи

25 лет назад… Записи М. И. Зверева

15 мая 2019 г. Михаилу Исааковичу Звереву (1929–2017) исполнилось бы 90 лет, и это повод, чтобы ещё раз опубликовать выдержки из его дневника. Напомним, в позапрошлом году мы давали подборку записей Михаила (Иехиэля) Зверева разных лет: о детстве в Паричах, о военном времени и некоторых других.

09.02.1994. Жить становится очень трудно. Всё дорожает. Денег еле хватает на пищу. Шушкевича – председателя Верховного Совета – сняли. Стал Гриб – милиционер. Ничего хорошего ждать не приходится.

13.02.1994. Вот уже год не работаю. Алик Брегман устроился дежурить – 60 тыс. руб. Я хочу работать по своей [профессии] – инженером-конструктором.

Документ полувековой давности

Завтра стачка в Беларуси. Отставка правительства и Верховного Совета. Я буду участвовать. Кебич – это бездарный руководитель. Коммунист, безответственный человек. Это показало его выступление перед телезрителями. Так беспардонно говорить о том, что Россия выдаст рубли на зайчики 1:1, что секретарь Машеров был «Президентом» в БССР. Да, «Президентом»-секретарём, что хотел, то и делал. Сажали, власть [была] коммунистов, но не народа.

15.02.1994. Являюсь членом правления еврейского культурного объединения им. Изика [sic] Харика, г. Минска. Остались 5 членов правления, было 9. 4 уехали в Израиль, США. Я организовал клуб шашистов, шахматистов. Ходит мало любителей.

М. Зверев (сидит 3-й справа) с членами клуба «Белые и чёрные», 1998 г.

Сегодня, 15 февраля, в Белоруссии была стачка. Много народа было на пл. Независимости, а потом народ по проспекту пошёл к Верх. Совету БССР [sic]. Там был митинг. Народу было 15-20 тыс. чел. Народ требовал отставку правительства Кебича и Верховного Совета БССР. Стачка еще будет через неделю при открытии сессии Верховного Совета.

21.02.1994. Завтра иду на площадь Независимости. Начинается сессия. Народ будет требовать отставки правительства и Верховного Совета. Кебича вон, вон.

[Начало марта]. Всё страшно дорожает, как будем жить. Кебич доведёт страну Беларусь до полного краха. Ох, эта партократия. Рынка нет.

Был праздник Пурим. Были вечера в Русском театре, Доме офицеров. 23.02 был праздник День защитников – концерт, потом танцы. Мне очень понравилось. Потанцевал хорошо с дамой. Проводил её. Она была с подругой, холостячкой. Была метель, шёл снег. Вспомнил молодые годы, студенчество, Паричи; когда мы, студенты, приезжали на каникулы в Паричи.

10.03.1994. 2 марта ходил на Яму. Это день, когда стали уничтожать минское гетто. Было уничтожено 5 тыс. евреев. Траурный митинг открыл Феликс Липский. Выступил посол Израиля, Пеккер – узник гетто, который спасся.

04.05.1994. Покаяния в народе нет. Равнодушие и сопротивление новому. Мы вжимаемся в плохое, хорошее не видим.

10.05.1994. Первое мая прошло спокойно. В городе было тихо. Погода стоит прохладная, ветреная, солнечная. На 9 мая я уехал в Бобруйск, а затем в Паричи.

21.06.1994. Выборы, выборы первого президента. Вот уже на протяжении нескольких недель идёт агитация за кандидатов в президенты Белоруссии. Если говорить откровенно, никто из претендентов не может претендовать, нет соответствующих данных. Но Шушкевич в какой-то мере соответствует этому титулу, а претендуют Кебич, Новиков, Лукашенко, Дубко. Это партократы.

22.06.1994. В последние дни агитация за Шушкевича увеличилась. Больше стали распространять проспекты Шушкевича. Много молодых людей стали распространять данные положительные о Шушкевиче. В газетах «Вечерний Минск», «Народная» печатают обо всех кандидатах, но очень много о Шушкевиче.

Был интересный факт 22.06 в 14.00. Очень много школьников предлагают информацию – листки о Шушкевиче в центре. Распространяли и мужчины. Смотрю, где строят метро, трое мальчишек что-то прячут в трубу. Я увидел и сказал им, что так делать нельзя. Возьмите листки и распространяйте, ведь вам платят, они послушались. Но об этом я сообщил старшему. Он сердито заявил, что сейчас дам им. Один школьник заявил, что уже 7 дней распространяет листки. Я взял 10 листков и разбросал у нас в доме в ящики.

Я за Шушкевича, вся интеллигенция, студенты и многие рабочие. Но Кебич всё насаждает силой и у него положение и средства. Кто, кто будет президентом? Я, где мог, агитировал за Шушкевича. Завтра голосование.

Был в облисполкоме по вопросу приватизации земли в Копыле, родительском доме Бэлы (жены). Ничего не выяснил.

23.06.1994. Утром встал в 8.00. Подготовился к пробегу. Сегодня 100-летие олимпийского движения. Будет пробег на 1 км, 3 км и 10 км. Я не подготовлен, но пойду.

Подготовился, в смысле одежду, настроился. С женой пошли в 9.45 проголосовали (народу было мало) и поехал в спортивный комплекс «Трудовые резервы». Народу было немало, пожилых бегунов – не очень. Организовано было плохо. Руководящих и направляющих «спортивных» деятелей было много, но чтобы что-то узнать, никто ничего не знает. Но, наконец, узнал: бегать на 1 км и 3 км будет молодёжь. Мы, ветераны – 10 км. Я пробежал 10 км. Было трудно. Сильный ветер, холодно, бежали все вместе. Это неудобно. После пробега почувствовал себя отлично. Вся рубашка была мокрая. Попил кока-колы бесплатно. Дали календарь. Пробежал за 1 ч 08 мин 45 сек. В 15.00 был дома.

28.06. Голосование [за] президента – выборы его произошли. 45,1% – Лукашенко, 17,0% – Кебич. Остальные не прошли [во второй тур]. Кто будет президентом, [вопрос] усложняется. Всё может быть.

Алик Брегман работает – дежурит по 12 час., 24 часа на хлебозаводе, заводе холодильников, в спортивном старом дворце. Я часто бываю у него. Он предлагает мне тоже устроиться дежурить.

12.07.1994. Футбол. Смотрю, болею, рад, что немцы проиграли. Это команда-машина, нет поэзии, романтики, спортивности, игры как таковой, а есть работа, отлаженный механизм, грубость отработанная, скрытая, немецкая педантичность. Рад, что они проиграли [болгарской] команде, которая играет эмоционально, напористо и красиво. Она играет не всегда так, но так и должно быть. Это люди. Они играют в футбол, а не работают. Мне нравится команда Бразилии и особенно Швеция, которая играет хорошо, технично, тактически грамотно и очень интересно.

Бразилия – команда футбольная очень наигранная, технически интересная, эмоциональная, фанатичная. Футбол – это их жизнь, как и всего бразильского народа. Итальянцы играют некрасиво, неинтересно. Испанцы красиво. Россия – просто преступно. Это не команда, а какой-то сброд, без интереса, без национального и человеческого самолюбия.

Команда США – настоящая загадка, сюрприз чемпионата. Очень организованная команда, физически сильная, научилась играть просто, красиво и чётко. Румыния – играла хорошо, но неровно. Камерунцы на этот раз сыграли слабо, команда очень возрастная. Норвегия, Колумбия, Саудовская Аравия – им не повезло. Спорт – это везение.

Футбол начался 17 июня, кончается 17 июля. Чемпионами будут шведы или бразильцы. Болгары или итальянцы – нет. Я болею за шведов.

3-го июля был день освобождения Минска, Белоруссии [sic; на самом деле территория современной Белоруссии была освобождена лишь к концу июля 1944 г. – belisrael]. Отличный был праздник. Я бегал 10 км. Был марафон – первый. Участвовало 230 человек. Все добежали. Я получил майку.

18.07.1994. В еврейском обществе был на встрече с актёром еврейского театра г. Минска 1940-х годов Роговым Давидом. Он был с женой. Еврейское общество приняло его хорошо. Он читал Шолем-Алейхема, еврейских поэтов. Я задал несколько вопросов, он ответил. Пили чай, [ели] пирожные. Он составил список всех присутствующих на вечере.

[Александр] Гальперин уехал в Голландию по еврейским вопросам – учёбы. Я разговаривал с его женой. Милая женщина. Гальперины из Одессы.

Исаак Хасдан с семьёй сегодня уехал в Израиль.

Звонил в Гомель Иосифу Хасдану. Он был на отдыхе. Звонил Яков Могилянский. Он хочет быть в Бобруйске у Вайсман[ов], которые купили 2-х комнатную квартиру в Бобруйске, продали в Минске за 13 тыс. [USD].

0.30 18 июля – смотрю чемпионат мира по футболу. Финал играют Бразилия – Италия. Они трижды чемпионы мира. Кто выиграет: Европа или Южная Америка? Я за Европу.

Парадоксы в жизни, как наш новый и первый президент – Лукашенко.

От футбола получил удовольствие, но не большую радость. Плохая игра России – это трагедия.

Алик Брегман работает уже почти год в ведомственной охране, дежурит недалеко от нас. Получает 230 тыс. – мало. Предложил мне устроиться. Я пока воздерживаюсь. Ночью не спать не люблю.

Победу в 15-м чемпионате мира по футболу завоевали (именно завоевали) бразильцы. Выиграли по пенальти.

Я считаю, что решение о чемпионе пенальти неправильно и не зрелищно. Болельщики многие остались недовольны. Так был решён только этот 15-й чемп. мира.

Если команды не смогли показать превосходство одной над другой, то решить, кому присудить кубок, надо следующим образом:

  1. Если команды не выиграли друг у друга, то решение вопроса возложить на вратарей. Вратарь бьёт 3-5 раз вратарю другой команды; кто больше забьёт, та и команда выиграла.
  2. Вместо первых 11 игроков играют остальные 11 – 30 мин.
  3. Игра тренеров с тренерами другой команды. Тренеры являются членами сборных команд, и они должны показать и практически, кто сильнее.
  4. Или переигровка.

19.08.1994. Вчера и позавчера был на вечере – фестивале международной христианской еврейской музыки и танца. Он продлится 19-го и 20-го – дополнительный день. Посещение бесплатное. Народу было очень много во дворце спорта. Обслуживали его верующие христиане и евреи из Израиля и США и городов Белоруссии.

Выступали певцы: Виктор Клименко – бывший русский. Родился на Кубани в семье казака. Живёт в Финляндии. Еврей Джонатан Остгел из США. Хелен Шапиро… Выступал мессианский раввин – учитель мессианского еврейского центра в Санкт Петербурге. Джонатан Бернис. Они внедряют мессианский иудаизм – движение евреев, принявших Иешуа (Иисуса) в качестве мессии и обещанного спасителя Израиля и всего мира. Много в концерте религиозного – это понятно. Многие не выдерживали более 1,5 часа и уходили. Давали всем проспекты. Обслуживали культурно, со вниманием, благодарили за то, что пришли. Евреев было немало. Около дворца было много народу, которые не смогли попасть во дворец. Четыре прожектора освещали небо около дворца, играли своими лучами. Говорят, что посол израильский был недоволен и даже написал протест против этого мессианского фестиваля.

22.08.1994. Вот уже два дня деньги и цены снизились на «0», на нулик. А цены на молоко, кефир, хлеб, сметану и творог выросли на 3-10-12 раз. Как жить дальше?

Еврейское общество работает, но слабо. Евреям негде общаться. Все разобщились. Молодёжь в одном месте, женщины в другом, старикам негде. Всё здание Интернациональной, 6 занимает «Сохнут», курсы по изучению иврита.

Была поездка в Ивье. Там убито несколько тысяч евреев. С 29 [июля] по 8 августа независимый американский хореограф Тамар Рогофф разработала «Ивьевский проект», посвящённый памяти погибших евреев в годы Великой Отечественной войны под Ивьем.

Надо подумать насчёт проекта в Паричах, надо подключить Клейнера из Чикаго и Розу Штейнбук в Нью-Йорке.

Опубликовано 21.05.2019  15:23

Безграничная подлость и пример порядочности

Всегда тяжело писать о неприятном, потому никак не мог взяться. Но есть то, что никак не отпускает. Перебирая разные названия, сказал себе, что надо называть вещи своими именами, а не пытаться как-то смягчить. Хотя долгое время ничто не предвещало подобного финала. Но поскольку все зашло слишком далеко, то вынужден выложить почти всю личную переписку.

Итак, 18 января получил такое письмо:

Добрый День,

Меня зовут Илья Центэр, живу в Калифорнии.
Мой отец родился в Паричах, в 1915 году.
 В этом году хочу посетить это местечко, о котором много слышал от отца и в котором похоронены моя бабушка и тетя, мама и сестра отца. Они были сожжены в синагоге и их имена на памятнике ( №744 и №749).
Нужна туристкая информация, как добраться из Минска, где можно остановиться, гостиница, мотель,  как связаться с еврейской общиной, есть ли транспорт, т.е все что необходимо знать проезжему туристу.
Заранее благодарен,
 

Илья Центэр

В тот же день отправил ответ:

Шалом, Илья!

Я свяжусь с минчанином, который бывал в Паричах и записывал воспоминания о тех местах. А когда собираетесь и сколько чел. поедет? Хотелось бы, чтоб написали для сайта историю своей семьи. Наверняка у вас сохранены и старые снимки. 

Адрес моей стр. https://www.facebook.com/aaron.shustin (19 апреля эта стр. была мерзким образом уничтожена, но это отдельная история – А.Ш.)
С уважением,
Арон Шустин

 

И далее 24 января продолжил

Илья, свяжитесь с Александром Астраухом по эл. почте… Ему 58 лет, многое знает о Паричах, бывал там не раз, и у него есть машина. Согласен свозить туда, а также провести экскурсию по Минску…
Всего  доброго,

Арон

В тот же день получил ответ:

Спасибо Аарон,

Обязательно напишу Александру и восппользуюсь его услугами.

Я напишу Вам историю моей семьи, как Вы просили, но сделаю это, наверно,  после моей поездки в Белоруссию.

 

С уважением,

Ilya
 
P.S.
Вас, наверно, немного удивляет  картинка Джокера рядом с моей подписью.
Во-первых, она является ( любая картинка) знаком, что послание отправлено смоего компьютера.
А сам Джокер, это потому, что я коллекционирую джокеры. Начал давно, в юности, когда играл в преферанс. Когда уехал из Союза, то их было всего 26, а сейчас около 1000.

К тому же я очень люблю юмор, анекдоты, шутки, и это как бы мой trade mark iв моей жизни.

А  спустя примерно месяц получил от Ильи сообщение в фейсбуке, что Александр не ответил на его письмо и он просит найти кого-то др. В тот момент я не понимал, почему Александр не ответил, но решил не выяснять, а заняться поиском нового человека. И вскоре откликнулся минчанин Владислав, адрес которого 13 марта я и отослал Илье.

И в тот же день он отправил следующее письмо, копию которого прислал мне:

Здравствуйте, Владислав,

Меня зовут Илья, и Вас порекомендовал мне Аарон Шустин.
Мы с женой приедем  в Минск на 3 дня ( никогда не были в Белоруссии) и нам нужен гид/эксурсовод на это время.
Основная цель нашей поездки, посещение местечка Паричи, где родился мой отец и в частности посещение памятника жертвам холокоста в этом местечке, в числе которых мои бабушка и тетя.
Мы прилетаем  1 июля в 11:10 утра и наверняка поселимся в гостинице Беларусь, еще не забронировали комнату.
Мы бы хотели осмотреть  город, эксурсия на машине, и безусловно послушать эксурсовода. Возможны также радиальные поездки в некоторые другие места.
Эту эксурсию можно сделать во второй половине 1 июля
2 июля поездка на целый день в Паричи.
3 Июля день отдыха, возможная поездка в Крупки ( место рождения отца моей жены) а также в какие-нибудь другие места, если практически это возможно.
4 июля утром мы уезжаем в Друскининкай, поездом, наверно через Вильнюс ( 3 часа + 2 часа автобус). Аарон посоветовал через Гродно, ( 5 часов поезд + 1:40 автобус). Посмотрим на месте, т.к думаю, что заказывать заранее билеты не нужно, – посоветуйте.

Напишите, пожалуйста  Ваши предложения, советы, как более практично все сделать, и стоимость Ваших услуг.

Заранее благодарен,
 

Ilya Центэр

Затем между ними до 5 апреля была переписка, с различными просьбами с обеих сторон, содержание которой мне пересылал Илья.

А 14 апреля мне пришлось отправить следующее письмо:

Илья, я только вчера узнал, что Александр Астраух, которого я вначале рекомендовал, отправил вам письмо, на которое не получил ответ. Жаль, что он мне давно не написал об этом. Потому что был наилучшей кандидатурой. Как-то я попал в не очень хорошее положение.

Шабат шалом!

И сразу же получил ответ:

Аарон, Я не получил письмо от Александра, или случайно как-то пропустил. Если можно, пожалуйста, соедините меня с ним опять, т. к. Владислав ч меня немного напрягает, как-то не совсем стало уютно.

Thanks,
 

Тогда уже я написал Астрауху и 15 апреля получил ответ, пересланный Илье:

Добрый вечер, Арон,

пусть Илья напишет мне подробно: даты, время, маршруты, пожелания… а я постараюсь всё сделать наилучшим образом.

15 апреля:

Большое спасибо, Арон.

 Написал Александру и если все подойдет, то обязательно напишу Владиславу, и извинюсь, что мы выбрали другой, более подходящий для нас вариант.

 

С уважением,
 

15 апреля

Здравствуйте, Александр,

Меня зовут Илья, и Вас порекомендовал мне Аарон Шустин.
Мы с женой ( Света) приелетаем  в Минск  1-го июля, на 3 дня ( никогда не были в Белоруссии) и нам нужен гид/эксурсовод на это время.
Основная цель нашей поездки, посещение местечка Паричи, где родился мой отец.   В основном это будет  посещение памятника жертвам холокоста в этом местечке, в числе которых были мои бабушка и тетя и  улицы где мой отец когда-то жил. У меня есть адрес, но  понимаю, что дома уже давно нет. Может заедем в сельсовет, может там софранились какие-нибудь записи???
Также мы хотим  посетить местечко Крупки, где родился отец Светы.
Мы прилетаем  11:10 утра из Паланги и  останавливаемся в гостинице Беларусь, комнату уже  забронировали.
Мы бы хотели осмотреть  город, эксурсия на машине, и безусловно послушать эксурсовода.
План такой:
Эксурсию  по городу можно сделать  сразу из аэропорта или во второй половине этого же дня
2 июля поездка на целый день в Паричи, где му максимум проведем, наверно, часа два??
3 Июля  поездка в Крупки  а также в какие-нибудь другие места, если практически это возможно.
4 июля утром мы  на поезде уезжаем в Вильнюс, а оттуда в Друскининкай, – последний пунк нашего летнего отпуска.
Напишите, пожалуйста  Ваши предложения, советы, как более практично все сделать, и стоимость Ваших услуг.
Заранее благодарен,
 

Ilya Центэр


А это письмо, отправленное 17 апреля:

Здравствуйте, Владислав,

К сожалению мы должны будем отказаться от ваших услуг.
Неожиданно, появилась возможность воспользоваться знакомством и провести вместе время  в  Минске и окресностях с одними знакомыми.
Спасибо Вам большое за желание работать с нами.
С уважением,
 

Ilya

22  мая 

Шалом, Илья!
Что нового, с поездкой все остается в силе? Осталось немного более мес.
С моей стр. в Фб более мес. назад произошла дикая история, некоторые постарались, чтоб ее не стало. Чем все кончится и как достучаться до Фб, сложно сказать. Пока же открыл новый аккаунт на Aar Sh
Всего доброго,

Арон

22 мая:

Шалом Арон,
Все идет по плану, большое спасибо за знакомство с Александром, он, производит очень приятное впечатление.
Обязательно напишу отчет о поездке в Паричи.

 

Всего наилучшего,
 

Отлично! 
Доброго здоровья!
Арон

8 июля:

Шалом, Илья!
Надеюсь, поездка в Беларусь была удачной.
Жду материал.

Арон

8 июля:

Добрый день, Аарон!

Поездка в Минск более чем удалась, огромное Вам спасибо за то, что Вы помогли её организовать и самое главное, что познакомили нас с Александром, удивительным человеком.
Поездки в Крупки и в Паричи, оказались совершенно не такими, какими я их представлял.
Все представилось более значимым, выходящим за рамки собирательного материала о семье моего отца.
Поездка в Мир оказалась сюрпризным бонусом к нашей насыщенной программе.
Я записал два интервью, сделал много снимков и, конечно, мои заметки,  все это очень эмоционально.
Я должен все это переварить.
Сейчас мы в Друскининкай, вернёмся домой 19 июля и начну обрабатывать материал.
Собираюсь сделать презентацию для родных  и близких друзей.
Обязательно пришлю Вам “мой отчет ” .
С уважением

Илья

31 июля 9:06

Шалом, Илья!
Еще не готов материал? Предполагаю, что он будет большой, тогда можно разбить на несколько частей.

Всего доброго – А.Ш.

31 июля 9:19

Доброе утро, Аарон!
Что-то никак не могу закончить, продолжаю писать, но скелет “отчета” получается не совсем стройный. Кроме того я записал беседу с раввином из Бобруйска и некоторые высказывания из встреч в Крупках и Паричах.
Мои все друзья здесь также ждут от меня рассказа, но я сказал что устрою презентацию с видео и фото материалом.
Я написал уже порядка 3 страниц, но это все надо как-то сжать, и я смогу это только сделать, когда напишу все.
Проблема заключается в том, что мне самому непонятен, какой я сделал вывод из своей поездки, на какие вопросы ответил.
Я уверен, что я найду решение.
Я Ваш “должник”.
 
Могу прислать черновик, что уже написал, но только для Вас, без обнародования. Может Вы что-то подскажите.

 

С уважением,

31 июля 12:25

Ок, присылайте

31 июля 17:35

Добрый вечер, Аарон.

Посылаю Вам, как и обещал черновик моего посещения местечек в Беларуссии.
Буду вблагодарен за советы, как быстрее закончить мой рассказ

 

С уважением,
31 июля 23:04
Илья, да все хорошо получается. Ничего не надо сокращать. Присылайте окончание про Паричи, запись с рабином Бобруйска и снимки. Поправим описки и можно будет опубликовать.

А.Ш.

8 августа 21:54

Добрый вечер Аарон,

Я закончил мой “отчет” и посылаю его Вам.
Буду благодарен за любую корректировку.
Александру я пошлю отдельно.
 
Пожалуйста, дайте мне знать, где и когда его поместите.

 

 

9 августа 15:02

Шалом, Илья!
Все хорошо, я только кое где подправлю описки и мелкие ошибки. Займет это несколько дней. Еще неплохо бы прислать отдельно снимки, включенные в текст.

И в заключение немного о себе: возраст, кем работали в Питере, с какого года в Америке, в каком городе, а также о жене, детях и их семьях (если я не ошибаюсь, у вас один сын), имена и т.д.

9 августа 21:50

Здравсвуйте, Арон!,

Спасибо за Вашу оценку моего “отчета”. Как Выпонимаете, я писал это для себя и своих близких друзей. Я собираюсь собрать друзей и сделать как бы презентацию, используя видео-фото материалы.

Получив данные, о которых просил в прошлом письме, провозившись не только с текстом, но и размещением снимков, которые доставили немало хлопот, поскольку автор не прислал их отдельно, а вставил в текст, которые надо было верезать, обрабатывать и искать место каждого в тексте, а потому я попросил прислать отдельно, что и было сделано, только получил, как оказалось, далеко не все, а некоторые повторены 2 и 3 раза, что и привело к тому, что только на заключительном этапе потратил 2 дня и после полуночи 13 августа материал был опубликован. Хотя и в дальнейшем пришлось исправлять несколько пропущенных орфографических ошибок, а также редактировать ряд снимков, оказавшихся деформированными.

13 августа в 8:54 получил такое письмо:

Арон,

Для меня все нормально. Большое Вам спасибо за редактирование, это самое главное. Я исправил свойтекст и послал всем своим друзьям, правда, все равно есть несколько описок, но это все мелочи.
Во вторник уезжаем на 4 дня, а потом соединюсь.

 

С уважением,
 

А далее автор исчез…я подождал и 29 августа в 22:07 написал:

Шалом, Илья!

У вас все в порядке, что-то пропали надолго?

И в 23:51 получил ответ:

Добрый день, Арон!

Спасибо за беспокойство, у меня все вроде ничего, немного занят, время бежит очень быстро.
Поездка в Беларусь была замечательным моментом. Я послал мой “отчет” своум родным и близкому кругу друзейи знакомых, порядка 60 человек. Получил очень хорошие отзывы.
Очень многие, читая, чувствовали как-будто они сами посетили эти местечки, т.к у многих  почти такая же судьба. Мне, конечно, было приятно читать эти отзывы, от близких мне людей.
Жизнь идет вперед, может моя поездка будет иметь продолжение, есть кой-какие идеи, но пока это все наброски в моейголове, т.к по натуре, я люблю мечтать и мысленно осущестлять свои идеи.
Сейцхасуже занимаюсь подготовкой, опять же пока только мысленно, к традиционнойвстрече Нового 2019 года, т.к каждый нечетный год собираемся постоянной компанией ( 30 человек), максимум что может вместить наш дом. Тему пока не выбрал,надо как-то обыграть две последние цифры, в данном случае это 19, но пока, кроме “Золотого века литературыи поэзии, Х1Х век, ничего в голову не приходит, а учитывая, что всем участникам нашей компании за 70, то тема домашнего задания почти для всех , включая меня, довольно сложная. Но есть еще время подумат.
Завттра уезжаем в лес, с палаткой на 4 дня, тоже ежегодная традиция, но думаю, что это уже в последний раз,  спать в палатке уже не совсем удобно, хотя и купили раскладушки и палатки удобные. Но запах костра, песни и еда на свежем воздухе напоминает молодость, туристкие походы и путешествие автостопом..
Всего Вам наилучшего, и поздравляю с наступающим Еврейским Новым годом, – Shana Tova!
До будущих встреч,
 

В заключение был клип с отдыхом на природе в июле 2011…видно, чтоб я порадовался, как неплохо живется. Про “долг” уже и не слова, о том, что напрягал и создавал мне проблемы, также. 

Я продержался несколько дней, поскольку у меня в голове не укладывалось произошедшее и 3 сентября в 23:11 и в письме высказал все, что думаю о том, что на самом деле украл у меня массу времени, посчитав, что я некая палочка-выручалочка для каждого, что у меня хобби помогать. А то, что сайт независим и, естественно, не может рассчитывать на чью-либо поддержку, за исключением посетителей, при том, что расходы на него совсем немалые, что нет возможности привлекать грамотных авторов из Беларуси, да и не только, кому совсем непросто живется и которые достойны вознаграждения за свою работу, что мне приходится самому помогать некоторым из наиболее активных авторов, так плевать ему. В ответ 4 сентября в 4:35 получил следующее:

Арон,

Я совершенно не понял смысл Вашего последнего письма.
Если Вы его адресовали мне не по ошибке, то если считаете нужным, обьяснитесь прямо, без обобщений.
А насчет вины,  Вы совершенно правы, мы сами всегда виноваты в проблемах, которые у нас есть.

Всего наилучшего.

 

Ilya

Пришлось мне вновь разжевывать чем занимаюсь, что никому ничего не должен, тем более помогать живущим в Америке, на что ответа получено не было. 
И тогда 12 сентября в 10:33 послал еще одно письмо:

Илья, поскольку вы не ответили на мое письмо, то продолжу коротко. Вы меня поставили в нелепейшее положение, когда не обратив внимание на ответ Александра, попросили искать нового чел. Откликнулся Владислав и уж коль в процессе вашей переписки он в какой-то момент начал “напрягать”, то зачем было придумывать, что “отыскали своего знакомого”, а не сказать прямо, что по невнимательности пропустили ответ от того, кого я рекомендовал ранее, поскольку он хорошо знает Паричи. Могли извиниться и сказать, что привезете какой-нибудь подарок. Получилось же, что это я парил мозги Владиславу. Во всяком случае, в его глазах это так выглядит. Далее, сама публикация отняла несколько дней. Но вас это никак не тревожит, главное, что довольны как вышло. Так вот, я никому ничего не должен и мое время тоже чего-то стоит. И мало кто может представить, что я еще и помогаю вполне обеспеченным людям, сам не получая взамен ничего. А потому, чтоб у людей было представление обо всем, вынужден буду описать историю.

А.Ш.

Ответ же оказался еще более наглым и циничным, чем я пог представить:

12 сент. в 18:53

Добрый день Аарон,

Я не знаю как получилось, что Ваши письма становятся все менее и менее приятно читать. Наверно есть несколько причин, к большинству из которых, по моему мнению, я не имею никого отношения.
Мой “отчет” о поездке в Беларусь, был Вашей просьбой, о которой Вы мне несколько раз напоминали и спешили меня закончить его как можно быстрее.  Если Вы помните,  Вы просили меня написать что-нибудь еще до поездки, но я отказался. Если бы не Ваши просьбы, мой ” отчет” был бы известен только моим друзьям и всей местной округе, т.к был напечатан в одной из газет в Сан Франциско. Так что, пожалуйста, закройте эту тему.
С Владиславом, да, получилось, не совсем красиво, правда, я привез ему довольно неплохой подарок, хороший набор Американских монет, это была его просьба, до того как мы расстались и я её выполнил.  Он был очень доволен этим подарком и написал мне об этом.
Я посчитал, что отказ от его услуг с историей о знакомом  будет самой безобидной, но получилось, что я был. неправ, еще раз подтверждение тому, что враньё,  как и все плохое, всегда всплывает наружу.
Я напишу Владиславу и извинюсь.
Вы со своей стороны можете делать все, что Вы считаете нужным, меня это не волнует ни с какой стороны. 
Я приношу извинения за недопонимание наших взаимоотношений и за историю с Владиславом.
 
Давайте на этом письме прекратим на неопределенное время нашу переписку, чтобы  сохранить приятное впечтление о нашем виртуальном знакомстве и  начальных переписок.
Еще раз сНовым Еврейским годом, и всего Вам наилучшего,
С уважением,

Действительно, нечто невероятное, человек уже абсолютно ничего не стесняется, говоря по-белорусски нахабна хлусіцьЕсли Вы помните,  Вы просили меня написать что-нибудь еще до поездки, но я отказался. Если бы не Ваши просьбы, мой ” отчет” был бы известен только моим друзьям и всей местной округе, т.к был напечатан в одной из газет в Сан Франциско. Так что, пожалуйста, закройте эту тему.

Я вынужден был отреагировать и тем же днем 12 сент. в 20:35 отправил еще одно нейтральное письмо, на что 18 сент. в 7:07 получил последнее письмо, чтоб не сомневался в том, что свалившийся на меня виртуальный знакомый уважительно отнесся к Владиславу

Здравствуйте, Владислав,

Я узнал от Арона Шустина, что моя неправда об отказе от Ваших услуг, всплыла на поверхность.
Я  извиняюсь, не приводя никаких причин, для оправдания моего поступка..
Мне действительно, казалось, что такая формулировка будет самой безобидной, но оказалось, что я неправ.
Еще раз, прошу прощение, за свой поступок.
 С уважением,

Ilya


P.S.

Если у Вас будет какая-нибудь просьба ко мне, я постараюсь её выполнить.

После этого я решил использовать последний шанс, чтоб не оглашать произошедшее и 24 сент. в 19:14 отправил письмо:

Илья, как замечательно! Вы готовы еще и выполнить любую просьбу Влада, наплевав на того, кто в отличие от него допустил одну ошибку, не сказав, что все стоит денег. Мне действительно тяжело начать публично рассказывать о произошедшем по одной причине, чтоб не дать повод антисемитам заявить, что с евреями нельзя иметь дело, они хитрецы, обманщики и т.д. Но у вас есть способ исправить ситуацию и не заставлять меня все-таки поведать обо всем. Вы сам человек не бедный, да и, как писали, есть много десятков добрых знакомых, кто читал материал и был очень доволен. Переведите деньги на адрес сайт, чтоб исчерпать конфликт. Да и с др. можете обсудить вопрос помощи сайту.

Ответа так и не последовало, не зря же писал “меня это не волнует ни с какой стороны”

А так красиво им было закончено повестование о посещении Беларуси:

Жизнь идет вперед, дети выбирают свой путь, как и мы когда-то, но в каждом поколении у нас остается самое главное, и это главное будет с нами всегда – принадлежность к своему роду, который когда-то продолжили наши бабушки и дедушки.

Эта принадлежность к своему роду сидит в нас очень глубоко, независимо от того, какой процент крови от этого рода есть в следующем поколении. Ведь род наших бабушек продолжался не одну тысячу лет, и стереть этот генетический код практически невозможно.

Удивительная ныне жизнь

Помнится пару лет назад в фейсбуке одна особа из Израиля упорно мне давала советы не писать плохого о евреях. При том, что сама ничем не желала помочь, как тогда, так и дальнейшем, хотя имеет возможность.

Не могу понять что происходит со многими евреями. Они готовы продаваться бесстыжим политикам, агитировать за них, только чтоб от этого что-то иметь лично. Находят оправдание своим, подчас, мерзким поступкам, забывают то, что для них было сделано. Вспоминая время жизни в той стране, когда единичные экземпляры ради карьеры готовы бы лить грязь на Израиль и защищать “угнетенных палестинцев” (имею ввиду молодых, а не тех, кого вынуждали поставить подпись), другие становились на сторону откровенных антисемитов, годами посылая уехать в “свой Израиль”, а уже в начале 91-го сами дернули, встречались и др. подлости, и уже почти своих 28 лет в стране, могу сказать, что Израиль, да и др. западные страны не на пользу пошли многим. Жить-то стали хорошо, а вот с моралью возникли большие проблемы.

Редактор сайта belisrael
***
P.S.
Совсем недавно, когда я вновь активно занялся поиском родственников ветеранов 2-й Мировой войны, фамилий которых нет в списке публикации, а также погибших в ней, то в ответ получил от Эдуарда Коробко письмо:
– Добрый день. У Вас замечательный сайт. Огромное спасибо.
К сожалению, члены моей семьи там не фигурируют. (сейчас уже есть с описанием и фотоснимками – А.Ш.) В Великой отечественной войне участвовало четверо. Ещё двое погибли в Калинковичах. Постараюсь написать то, что помню о них…
Шейнкман Шимон и Этл, расстрелянные в Калинковичах 22 сентября 1941
и в заключение:
Хочу помочь сайту материально, напишите, как это сделать.
Фактически это был первый случай за 10 лет!, когда живущий в Израиле так отреагировал, а после того, как мы пообщались по тел., выделил достойную сумму.
Отличный пример и большое спасибо Эдику, который после школы уехал поступать в Питер, а после окончания института остался работать в Ленобласти. О сайте же узнал впервые. В Израиль приехал со своей семьей и родителями в мае 1991.
Опубликовано 07.10.2018  22:13 

Бобруйск – столица еврейства?

13 июня 2018  в 09:02

Вадим Сехович / TUT.BY

Бобруйские сионисты Каценельсоны: как Бобруйск стал неофициальной столицей еврейства

Кому Бобруйск обязан титулом неофициальной столицы белорусского еврейства, как местные купцы поучаствовали в создании еврейского государства и какую прихоть могла себе позволить самая богатая вдова Беларуси, — в материале TUT.BY и Universal Press, посвященном истории бизнеса в одном из самых богатых городов дореволюционной Беларуси.

Согласно данным «Первой всеобщей переписи населения Российской империи», проведенной в 1897 году, в уездном городе Бобруйске Минской губернии проживает 34 336 человек — если брать границы современной Беларуси, то это шестой показатель в ее пределах. Жители «иудейского вероисповедания», как и в подавляющем большинстве городов и местечек дореволюционной Беларуси, в Бобруйске превалируют — 20 760 человек или 60,4% от всех горожан.

Фото: nailizakon.com
Дореволюционный Бобруйск. Фото: nailizakon.com

 

В «Первой всеобщей переписи …» публикуются аналогичные данные по 42 крупным населенным пунктам, находящимся сегодня на территории независимой Беларуси. И по доле еврейского населения Бобруйск занимает в этом списке только 16-е место. Самый высокий процент — в Докшицах (75,8%), а из уездных центров — в Пинске (74,2%). В Брест-Литовске проживает 64,9% иудеев (11-е место), в Гомеле — 55,4% (24-е), в Минске — 52,3% (27-е), в Витебске — 52,2% (28-е), в Могилеве — 49,9% (32-е), в Гродно — 48,3% (33-е). 42-е место у Вилейки, в котором доля жителей иудейского вероисповедания среди городского населения составляет 37,3%.

Славу Бобруйску, который со второй половины XIX века превращается в политический и культурный центр еврейства дореволюционной Беларуси, создают не его еврейские портные, трактирщики, рабочие фабрики спичечной соломки Незабытовского, маслобойни Поклевского-Козелла, лесопилки австрийца Гонести и лесорубы из дач Воронцова-Вельяминова, восстанавливающего природный баланс засадкой каштанов в городе.

Доля иудеев в населении крупнейших городов и местечек дореволюционной Беларуси в 1897 году:

Населенный пункт Доля иудеев к общему населению, в %
1 Докшицы 75,8
2 Пинск 74,2
3 Слоним 72,5
4 Слуцк 71,5
5 Мозырь 69,7
6 Дисна 68,3
7 Городок 67,9
8 Дрисса 67,3
9 Кобрин 66,6
10 Пружаны 66,5
11 Брест-Литовск 64,9
12 Новогрудок 63,5
13 Друя 63,3
14 Игумен 61,6
15 Полоцк 61,5
16 Бобруйск 60,4

По данным «Первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 года».

Неофициальному званию столицы еврейства Бобруйск обязан богатым еврейским купцам, чьи имена гремят не только по всей империи, но и в Европе.

В Бобруйске на протяжении нескольких поколений ведут бизнес самые богатые Рабиновичи империи. Торговый оборот Хаима Рабиновича, занимающегося лесом, хлебом, льном и банковскими операциями, «доходит до весьма значительных размеров». Он считается самым богатым бизнесменом Минской губернии до середины 1890-х годов, когда «положение дел его пошатнулось, чему немало способствовали его слишком широкая жизнь, а также излишняя доверенность к своим служащим, которые пользовались им для своей выгоды».

На лесном рынке Российской империи выделяются оборотами, доходящими, соответственно, до 500 тыс. и 1 млн рублей, бизнесы бобруйчан Шаи Добкина и Шаи Каценельсона. Первый торгует лесом в Европу (через Либаву и Ригу), ведет оптовую торговлю мануфактурой и сахаром, занимается банковскими операциями и является крупным домовладельцем города. Второй специализируется на лесе, муке и пшене (его мучные склады расположены в Бобруйске, Борисове и Херсоне) и содержит пароход «Днепр» и еще два судна на днепровской системе. Из Бобруйска происходит один из самых знаменитых деятелей финансового мира империи второй половины XIX века — директор одного из крупнейших банковских концернов страны С.-Петербургского учетно-ссудного банка Абрам Зак.

Но их имена, заслуги и обороты меркнут перед масштабами бизнеса, который создают во второй половине XIX — начале XX века Иосиф Каценельсон, его вдова и дети — самые богатые бизнесмены Беларуси этого периода и влиятельные деятели международного еврейского движения.

С Днепра на Темзу

Известность и богатство к этой семье приходит в период жизни основателя бизнес-империи Иосифа Каценельсона. Он, средней руки бобруйский винный откупщик, в 1870 году инвестирует в лесную торговлю. Бизнесмен арендует несколько лесных дач в Бобруйском и Игуменском уездах и заключает оптовые контракты с крупными перекупщиками белорусской древесины в низовьях Днепра — Клейнерманом, Рабиновичем, Сандомирским и другими.

Сплавщики, нанятые приказчиками фирмы Каценельсона, ежегодно в так называемый «большой сплав» с апреля по июнь гонят в многокилометровых караванах по Днепру и его притокам «херсонские плоты» — громадные, иногда двухъярусные сооружения, состоящие из 250−400 стволов. Миновав киевскую пристань и Кременчуг с Екатеринославлем, где отсеиваются мелкие торговцы, эти настоящие лесные города на воде проводятся через днепровские пороги. Перед порогами не действует поговорка: «Поспешишь — людей насмешишь». Наоборот, плотовладельцам необходимо спешить, чтобы не началось время спада воды в Днепре. В этом случае перевалка леса через пороги приводит помимо потери во времени и к серьезным расходам. За пороги — в Никополь, Александрию, Николаев, но главным образом в Херсон, идет только самый ценный и крупный лес. В середине 1890-х годов ежегодно в этот порт сплавляется лесных материалов на сумму 4,5 млн рублей. Бизнес здесь поставлен на широкую ногу и динамичен: чтобы постоянно быть «в тренде», богатейшие купцы из Минской и Могилевской губерний массово скупают херсонскую жилую и коммерческую недвижимость.

Фото: lisportal.org.ua
Лесной сплав. Фото: lisportal.org.ua

 

Иосиф Каценельсон получает известность как честный и исполнительный партнер, и несколько сплавов окупают все его первичные инвестиции в лесной бизнес. Но по-настоящему большие деньги приходят к бобруйскому купцу после того, как он начинает поставки леса на английский рынок. Старшим партнером Иосифа Каценельсона становится одна из старейших лесоэкспортных фирм Российской империи — «Торговый дом «Петра Беляева наследники и Ко». Этот старообрядческий семейный бизнес, существующий с 1830-х годов, имеет собственные лесные дачи и лесопильные заводы в Олонецкой и Архангельской губерниях, конторы в С.-Петербурге и Лондоне и крепкие деловые связи с крупнейшими агентами- покупателями на Британских островах. При поддержке Беляевых бобруйский купец перенаправляет лесные потоки до Либавы с последующим трафиком на Британию. Фамилия Каценельсона приобретает известность на британском рынке.

В 1893 году ежегодный оборот фирмы Иосифа Каценельсона оценивается в 400 тыс. рублей. Такими оборотами в это время не может похвастаться ни один из бизнесменов в белорусских губерниях. В кредитной истории его фирмы, сохранившейся в Национальном историческом архиве Беларуси, есть такая запись: «Очень богат, производит торговлю леса на весьма значительную сумму и считается за человека честного, богатого, благонадежного и заслуживающего только доверия».

Вдовья доля

Когда в ноябре 1893 года Иосиф Каценельсон скончается, скорбит весь бизнес-мир Бобруйска. Соболезнования придут в уездный белорусский город и из Лондона.

Завистники и конкуренты, правда, рассчитывают, что наследники Иосифа Каценельсона — его вдова Пая-Брайна и сыновья Палт и Нисон — не унаследуют от мужа и отца выдающихся предпринимательских способностей. Однако они ошибаются.

Вдова и ее дети в том же 1893 году реорганизуют дело мужа и отца. Внеся в уставный капитал 60 тыс. рублей, они регистрируют «Торговый дом Иосиф Каценельсон и Сыновья». В 1894 году фирма строит недалеко от Бобруйска, в Березинском форштадте, лесопильный завод, на котором трудится 45 человек. Торговый дом Каценельсонов расширяет лесные разработки за счет дач в Волынской и Подольской губерний и открывает отделение в Либаве. Для международных операций семья Каценельсонов в полном составе переходит в петербургское купечество.

Фото: Мирон Климович
Достопримечательность Бобруйска — дом купчихи Каценельсон. Фото: Мирон Климович

 

Промышленная деятельность не является профилирующей для бизнеса Каценельсонов. Завод работает под заказ, потом сдается в аренду. Профиль Каценельсонов — это торговля. Бизнесмены здесь чувствуют себя как рыба в воде: к 1901 году ежегодный оборот торгового дома увеличивается до 2 млн рублей. В 1901 году «Торговый дом Иосиф Каценельсон и Сыновья» направляет на рассмотрение в минское отделение Госбанка прошение об увеличении кредитной линии, сопроводив его данными о финансовом состоянии фирмы. Согласно им, недвижимость в Бобруйске (дома и лесопильный завод) стоят 65 тыс. рублей, наличный капитал фирмы — 1,2 млн рублей, вексельные кредиты в разных банках — до 150 тыс. рублей. Руководство минского отделения Госбанка выносит вердикт: «Сведения эти могут считаться приблизительно верными».

На бобруйской улице Присутственная (сегодняшняя Интернациональная) по сей день стоит «дом купчихи Каценельсон» — памятник дореволюционного зодчества, выполненный в модном в начале XX века стиле «модерн». По легенде, Пая-Брайна Каценельсон увидит этот особняк где-то в прибалтийских губерниях, приобретет его и перевезет по частям в родной Бобруйск. Дом с двумя башнями займет свое новое место в 1912 году. В военное время купчиха переедет к сыну Нисону в Петроград, а особняк будет сдан в аренду местной полицейской управе. В 1918 году в нем обоснуется Бобруйский уездный ревком. До 2015 года здание, ставшее памятником архитектуры, занимает районная библиотека. Сегодня особняк, который находится на балансе коммунального предприятия «Аренда и услуги», законсервирован и пустует.

Сионист и депутат

В Бобруйске Пая-Брайна Каценельсон управляет бизнесом вместе со своим сыном Палтом. Палт Каценельсон с начала XX века также возглавляет Бобруйское общество взаимного кредита — один из крупнейших финансовых институтов этого формата, объединяющий около 300 участников.

Внешние связи фирмы из Либавы и С.-Петербурга обеспечивает ее другой сын Нисон. Будущий выдающийся деятель еврейского национального движения появится на свет в Бобруйске в 1862 году, окончит Берлинский университет, защитит диссертацию по экспериментальной физике и получит ученую степень доктора философии.

 Фото: ru.wikipedia.org
Физик, депутат, миллионер и «зэк» — Нисон Каценельсон. Фото: ru.wikipedia.org

 

В конце XIX века бобруйский лесотрейдер выходит на первые роли в международном еврейском движении. В 1899 году он присутствует в качестве делегата на III Всемирном сионистском конгрессе в Базеле, на котором обсуждаются меры по созданию еврейского государства на территории Эрец-Исраэля (Палестины). На этом же мероприятии Нисон Каценельсон избирается одним из директоров The Jewish Colonial Trust (Еврейского колониального банка) — учреждения, созданного для сбора средств на выкуп земель в Палестине, получение там концессий и пр. В 1905 году бизнесмен становится председателем директориума банка, который через филиал Anglo-Palestine Bank и его отделения в Иерусалиме, Бейруте, Хевроне, Цфате, Хайфе, Тверии и Газе разворачивает коммерческую деятельность непосредственно на Земле обетованной.

Не остается в стороне от «сионистских планов» «Торговый дом Иосиф Каценельсон и Сыновья» — после допуска ценных бумаг The Jewish Colonial Trust на российский финансовый рынок торговый дом становится одним из контрагентов лондонского учреждения. Бобруйское и либавское отделения «Торгового дома Иосиф Каценельсон и Сыновья» наравне с Минским коммерческим банком и еще четырьмя имперскими компаниями перечисляют российским акционерам банка дивиденды на 1 фунтовые акции The Jewish Colonial Trust.

Бизнесмен, активно участвуя в строительстве будущего еврейского государства в Палестине, уделяет немалое внимание текущему положению его соплеменников в Российской империи. В 1905 году он становится одним из создателей «Союза для достижения полноправия еврейского населения в России». Учредительское собрание организации, которая провозглашает борьбу за отмену ограничительных законов для евреев, за разрешение обучения на идише и иврите и создание национальной автономии, проходит в Вильно, а центральное бюро размещается в С.-Петербурге.

Фото: zagorod.com
Подсчет голосов выборщиков в I Государственную Думу на одном из участков Российской империи. Фото: zagorod.com

 

В 1906 году Нисон Каценельсон получает возможность проповедовать свои взгляды в I Государственной Думе. Он избирается в нее от Курляндской губернии, в административном центре которой Либаве находится отделение «Торгового дома Иосиф Каценельсон и Сыновья». В Думе бизнесмен и общественный деятель входит в крупнейшую фракцию «кадетов» (35,87% от состава думы) и становится от нее членом финансовой комиссии. «Кадеты», выступающие за парламентское реформирование устоев царской России, пользуются поддержкой широких слоев — интеллигенции, купцов, мещан, либеральных дворян и даже рабочих.

В июле 1906 года царь Николай II распустит I Государственную Думу, а через два дня ее бывшие депутаты, включая Нисона Каценельсона, подпишут так называемое Выборгское воззвание. В нем 180 «кадетов», «трудовиков», «эсдеков», «автономистов», членов «мусульманской фракции» и Партии демократических реформ призовут население Российской империи к гражданскому неповиновению правительству — не платить налоги и не ходить на военную службу.

Фото: rusversia.ru
Тюрьма «Кресты», в которой отсидел Нисон Каценельсон. Фото: rusversia.ru

 

Через несколько дней против бывших членов Госдумы будет начато уголовное преследование и 169 из них предстанут перед судом. Три получат оправдательный приговор, остальные — по 3 месяца тюрьмы и лишение избирательного права. Нисон Каценельсон отсидит свои три месяца в питерских «Крестах».

В 1910-х годах экс-депутат возглавит Либавский эмиграционный комитет Еврейского колонизационного общества, который помогает российским евреям в эмиграции в США и другие страны мира. В Либаве начинается беспересадочная Русско-Американская линия «АО Русское Восточно-Азиатское пароходство», отсюда уходят в английские порты пароходы «АО Русское Северо-Западное пароходство» и «Русского пароходного общества «Рюрик». Помощь комитета переселенцам заключается в улаживании недоразумений с пароходными конторами и их агентами, в получении паспортов, в передаче денег, высылаемых уже выехавшими родственниками, и самое главное, в оказании медицинской помощи. Число эмигрантов-евреев, ежегодно отправляющихся из Либавы за новой жизнью за океан, составляет 15−20 тыс. человек.

Изображение: photoship.ru
Рекламный проспект главной трансатлантической линии Российской империи. Изображение: photoship.ru

 

Первая мировая война прервет связи торгового дома Каценельсонов с Британскими островами, война на Балтике парализует доставку леса и эмиграцию. В 1918 году имущество Каценельсонов в Бобруйске будет национализировано местным ревкомом, который разместится в их же доме. О судьбе Паи-Брайны и Палта Каценельсона ничего не известно. Что касается Нисона, то после большевистской революции он останется в независимой Латвии, где скончается в ноябре 1923 года в возрасте 61 года.

У Нисона Каценельсона будет многочисленное потомство — четверо сыновей и две дочери. Один из наследников бизнесмена и политика Авраам станет врачом, будет сражаться в рядах белой гвардии на Кавказе, потом эмигрирует в Палестину и примет участие в строительстве еврейского государства. В 1950-х годах Авраам Каценельсон в течение некоторого времени будет работать послом Израиля в Стокгольме. Старшая дочь Нисона Каценельсона Рахель станет известным общественным деятелем Израиля и женой третьего президента еврейского государства Залмана Шазара — уроженца местечка Мир.

Паричские династии

Недалеко от Бобруйска располагается небольшой городской поселок Паричи. В конце XIX — начале XX веков купцы-лесопромышленники этого местечка смогут бросить вызов своим именитым конкурентам-соседям, включая даже Каценельсонов.

Дом, например, крупнейшего паричского бизнесмена Гершона Когана оценивается в конце XIX века в 80 тыс. рублей — даже на центральных улицах Минска в это время не так много зданий, за которые дают такую сумму.

Гершон Коган — настоящий хозяин местечка. За относительно небольшой срок своей деятельности на ниве лесной торговли (в большом бизнесе он с 1881 года) оборот его фирмы вырастает до 350 тыс. рублей, что сопоставимо с крупными лесоторговыми компаниями Минска, Бобруйска и Игумена. Помимо дома купец имеет в наличности около 120 тыс. рублей, а также хорошие кредитные истории и возможность расширения лимитов в Виленском частном коммерческом и Минском коммерческих банках.

В Виленском частном коммерческом банке кредитуется еще один крупный паричский лесопромышленник — Зелик Горелик. Его фирма ведет историю с 1879 года, в конце 1890-х годов ее оборот составляет 250 тыс. рублей.

Паричские бизнесмены держатся друг друга и чтобы противостоять конкуренции, нередко объединяют капиталы для разработки лесных дач. Так Коган и Горелик, взяв в компаньоны Беньямина Гринберга, рубят лес имения Красный Берег в Бобруйском уезде. В 1905 году местные купцы учреждают Паричское общество взаимного кредита. Его членами состоят около 200 человек, а руководит финансовой организацией один из сыновей Гершона Когана.

Революция лишит паричских купцов имущества, средств производства и предпринимательского духа, а в годы Великой Отечественной войны местная еврейская община будет почти полностью уничтожена фашистскими оккупантами.

Опубликовано 13.06.2018  10:40

 

М. Митрахович. Паричская трагедия

От ред. В записях М. Зверева (1929–2017) за 2006 г. сказано: «Я узнал, что в Речице работает мой соученик Митрахович Михаил. Я учился с ним в седьмом классе в 1945-46 гг. Мне он нравился, и я всех помню по классу. Позвонил ему. Говорил с женой. Он мне позвонил. Рассказ о паричской трагедии принесла его дочь Галя»… Среди бумаг Зверева нашёлся этот рассказ – или повесть, как представил её уважаемый автор.

Михаил Федосович Митрахович

ПАРИЧСКАЯ ТРАГЕДИЯ

Повесть

Иосиф лежал на крыше синагоги, и вся трагедия происходящего была как на ладони.

Голова распухла, путались мысли, душа разрывалась от горя: «Всех расстреляли. Мамы и сестёр нет. Кому я сейчас нужен, зачем спрятался?» Несмотря на свою природную сообразительность, выхода он не находил. Рано утром 18 октября 1941 года, ещё в сумерках, Иосиф нашёл лаз и пролез на чердак синагоги. Рядом с печной трубой взорвал прогнившую доску и кусок ржавой жести. Через образовавшуюся щель пролез на крышу, а щель опять прикрыл жестью. Улёгся за трубой со стороны глухой стены, чтобы с улицы никто не заметил, и стал ждать.

За двое суток до расстрела всех евреев согнали в их же молельный дом. Это было высокое деревянное здание с обширным залом и двумя высокими, цилиндрической формы, трубами для обогрева. В 10 часов утра 18 октября 1941 года всех евреев, 317 человек, вывели из синагоги и загнали во двор комендатуры. Два немца прошли по чердаку здания, но пролома в крыше не заметили.

Иосиф видел всё: как к комендатуре подъехала колонна крытых брезентом грузовых автомашин, как немцы их загружали его братьями и сёстрами, как девочка лет пяти выскочила из колонны и побежала по улице, как офицер выстрелил из пистолета, как она упала, сильно крича, и отбивалась от солдат, которые несли её в машину. Потом вся колонна двинулась по Бобруйской улице и на уровне Высокопольского кладбища свернула вправо, в сосонник. Иосиф слышал автоматные очереди, и каждый выстрел жгучей болью отдавался в его сердце.

Памятник на месте гибели паричских евреев. Фото А. Астрауха (май 2009 г.)

Иосиф слез с крыши на чердак, забился в угол и просидел там до позднего вечера. Затем спустился в зал, на ощупь, нашёл там кем-то оставленное старое пальто, одел его, согрелся и осторожно вышел на улицу.

Что делать? Куда идти? Кругом враги! Крадучись, он дошёл до своего дома. Из-под пола достал спрятанные там продукты, сложил в мешок, взял нож, чашку, ложку. Открыл дверь шкафа старинной работы, ощутил запах детства, нафталина, взял спрятанное мамино золотое кольцо, её тёплый зелёный шарф, и вышел на улицу.

В последние дни старые евреи советовали молодым уходить в лес, к партизанам. Где эти партизаны, в каком лесу, и что это за люди – Иосиф не имел представления. За двадцать лет своей жизни он знал только свой дом, школу и сапожную мастерскую, в которой работал последние три года.

Отец умер от сердечного приступа, когда Иосифу было двенадцать лет, мать – инвалид с детства, а две младшие сестры учились в школе. По этой причине он не мог поступать в институт – нужно было помогать маме. Она часто болела, по ночам стонала, перевязывая свою язву на голени. В сапожной мастерской Иосифа хвалили, доверяли ремонтировать модные туфли, а сапоги его славились на весь район. И ещё одна сердечная боль тревожила Иосифа. Он во сне и наяву часто соприкасался с Розой – дочерью Исаака, который жил по соседству.

За неделю до трагедии она нелегально ушла в Бобруйск к родственникам и не вернулась. Где она? Что с ней? Он только один раз прикоснулся к её груди, и этого было достаточно, чтобы думать о ней день и ночь.

Роза была очень красивой. Круглое смуглое лицо, большие карие глаза, высокая грудь, курчавые чёрные волосы и тонкие ноги. Именно в них Иосиф видел всю прелесть её существа. Он много раз смотрел в щёлочку забора, когда она шла с работы, и любовался её фигурой.

При встрече с ним Роза опускала глаза, лицо её озарялось нежной, скромной улыбкой. И на расстоянии она читала сокровенные мысли Иосифа. После окончания школы она работала в библиотеке с надеждой поступить на заочное отделение пединститута. Исаак, отец Розы, иногда подходил к Малке, хлопал её по плечу и шутил: «Малка, калым готов? Роза моя уже созрела, ведь хорошо по соседству быть родственниками». Малка улыбалась и отвечала: «Скоро, скоро пришлю сватов».

Сваты пришли, да не те, которых ждали. Пришли не сваты, а враги, убийцы. Мирная жизнь и радужные мечты растаяли, как дым. Зачем к нам пришёл этот фашист, что мы им плохого сделали? Жили мы бедно, но хорошо, весело. Евреи и белорусы жили как братья, понимали друг друга, помогали друг другу и радовались жизни.

Иосиф ощутил головокружение, прислонился к забору и опять себе задал вопрос: «Куда идти, что делать?» Он вспомнил дорогу, по которой ходил с мамой в детстве в соседние деревни. Там они меняли сахар и головы от селёдки на яйца, масло, молоко, и к вечеру возвращались домой. По этой дороге и пошёл Иосиф в неизвестность.

Спустя некоторое время заморосил дождь, стало ещё темнее. Ноги в рваных галошах промокли, старое пальто отяжелело, давило на плечи, а он всё шёл и шёл. На повороте дороги оступился, упал, потерял очки. С большим трудом нашёл их, надел и пошёл дальше. На востоке посветлело, идти стало легче, но более опасно.

Иосиф прошёл ещё два-три километра и приблизился к деревне. В нерешительности остановился у крайнего дома, в окне которого появился свет. Он увидел старушку с горящей лучиной и рядом маленького телёночка, наверное, только что родившегося. Иосиф сел у забора и стал ждать, даже задремал от усталости. Вдруг скрипнула дверь, и женщина вышла во двор.

– Как зовут эту деревню? – спросил Иосиф.

– Деревню зовут Прудок, – ответила она. – А ты что тут делаешь?

– Иду в Шатилки, устал, вот и присел у вашего дома, решил отдохнуть. Вы не возражаете?

– Да что ты, мил человек, заходи в хату, отогрейся, молочка попьёшь.

Приглашение в хату Иосифу очень понравилось, но зайти он не мог. Восточные черты лица озадачат старушку, и неизвестно, чем это кончится. Но он согласился выпить молоко на улице.

Женщина вынесла большой гладыш парного молока. Иосиф припал к нему губами и на одном дыхании осушил его. Ему показалось, что он пил не молоко, а бальзам, целительный напиток. В знак благодарности он поклонился старушке и пошёл дальше.

На дворе стало совсем светло, бойко кричали петухи, мычала скотина. Среди деревни он свернул в переулок вправо и вышел в поле. Где же тот большой лес, где партизаны? Вдоль дороги одно мелколесье и стройный молодой сосонник. Иосиф долго шёл по травянистому полю, обошёл наполненный водой ров, и только тогда вдали увидел контур тёмного леса. Взошло солнце, природа оживилась, на душе полегчало. Солнце светило в спину, и так приятно было ощущать его тепло. Два небольших перехода – и под ногами захрустели ветки.

В сосновом лесу было сыро, зябко и как-то жутко. Усталость брала верх. Иосиф собрал сухих веток, травы и прилёг под толстой сосной. Даже в дремоте страх перед будущим сковывал его мысли и не давал покоя.

Проснулся Иосиф от крика вороны, которая уселась на верхушке сосны и кричала во всё горло. Такой большой вороны Иосиф никогда раньше не видел – не ворона, а гусь. Серая, с чёрным хвостом и гигантским клювом, словно из басни Крылова. Только без сыра, а жаль.

Иосиф встал, отряхнулся, показал вороне кукиш и пошёл дальше. Чтобы выбрать маршрут, по пути пытался залезть на дерево, но ничего не получилось: сухие ветки обламывались, да и сноровки не было, упал с высоты двух метров, разбил очки. «Не везёт, так не везёт во всём, всё против меня», – подумал он. Одно стёклышко в очках осталось целым, а второе он склеил на время слюной и берёзовым листом. Близорукость у него была сильной, поэтому и в армию не взяли. Пошёл дальше, в глубь леса, по пути ему встречались рытвины, наполненные водой. Затем он опять вышел к деревне, прочёл её название – Ракшин. Взял круто вправо и пошёл дальше.

К вечеру захотелось есть. Развернул мешок, достал хлеб, хвост селёдки, перекусил, запил водой из лужи – и опять в путь. В сумерках подошёл к следующей деревне, спрятался за толстой сосной и стал наблюдать.

Всё вокруг замерло, даже жутко стало Иосифу от такой тишины. Он продолжал изучать обстановку. Вскоре залаяла собака, два мальчика перебежали улицу, старик понёс в хату ведро с водой, и опять всё затихло. Иосиф со стороны огорода вошёл во двор, открыл дверь сарая, по лестнице поднялся на вышки и замер от радости. Перед ним на вышках лежала сухая душистая солома, а в стороне ещё более ароматное сено. Это была радость уставшего человека, измученного психическими переживаниями. После всех страданий за последние двое суток он впервые почувствовал себя в безопасности. Улёгся в мягкую, тёплую солому, расслабился и уснул. Проснулся только назавтра к полудню. Во все щели фронтонов пробивались яркие солнечные лучи.

Иосиф разделся, снял мокрую одежду и развесил её на торчавшие в крыше гвозди, предварительно пригнув их большим пальцем. В противоположном углу вышек он заметил гнездо, в котором сидела большая рыжая курица. Спустя некоторое время она закудахтала и слетела в сарай. Иосиф подошёл к гнезду, взял два тёплых яйца, извинился и с большим аппетитом их съел. Взять больше, а их было восемь, он не посмел: чужое, совестно.

После обеда Иосиф опять расслабился и уснул. Измученная нервная система жаждала покоя. Проснулся ночью, услышал шум дождя. Кое-где протекала крыша, но вокруг него было сухо и уютно. До утра не уснул, вспомнил маму, сестёр, ощутил запах волос Розы, представил её печальную тихую улыбку.

Весь день через щель во фронтонах наблюдал за деревней и её жителями. В хозяйском доме, рядом с сараем, жили старик со старухой. Старик хромой, передвигался с трудом, с палочкой. Жена его выглядела крепкой, дородной женщиной. Ходила по двору бодро, широким шагом. Казалось, всё вокруг ей подчинялось. Даже куры стайкой бегали за ней следом. К мужу она относилась с большим вниманием. Он колол дрова, а потом уставший присел на бревно. Она подошла, погладила его седую голову и ласково сказала:

– Коля, иди приляг, отдохни, я сама управлюсь.

Сложила дрова в скирду и ушла в дом. Иосиф тоже прилёг в свою постель и начал рассуждать: «Я попал к хорошим людям и зла они не должны мне сделать. Когда я их вижу во дворе, мне становится хорошо, и на душе спокойно. Их душевность передаётся мне на расстоянии. Наверно, так бывает».

Спустя два часа старики вышли принаряженные, закрыли на замок дверь и пошли вдоль улицы. Иосиф вышел из сарая, доколол все оставшиеся дрова, сложил в скирду и опять залез на вышки. Соседский мальчик дважды подходил к забору, смотрел, как работает Иосиф, и уходил обратно. К вечеру старики вернулись, посмотрели на сложенные дрова, затем друг на друга, присели на скамейку, поговорили. Старуха пошла к соседям и привела мальчика. Тот что-то объяснял, махал руками, но старики так ничего и не поняли. Все разошлись, а Иосиф почувствовал себя героем. Он тоже сделал доброе дело, а сейчас и яйца не зазорно прибрать к рукам, уж больно есть хочется.

Время шло. Иосиф жил в сарае, куры регулярно несли ему яйца, за водой ходил только ночью к колодцу, в огороде собирал пожелтевшие огурцы да морковь. Так и питался. Пошла вторая неделя. Однажды к вечеру Иосиф услышал шаги в сарае. По лестнице на сеновал поднималась старуха. И когда их взгляды встретились, она сначала ахнула, потом внимательно посмотрела и спросила:

– Это ты наши дрова поколол?

– Я, – ответил Иосиф.

– Тогда слазь и пойдём в хату.

Простое, открытое лицо старухи не вызывало никаких подозрений. Иосифа приняли как хорошего гостя. А когда он рассказал, как расстреливали паричских евреев, как он сам избежал смерти, дед Николай стукнул кулаком по столу, прослезился и сказал плохое слово в адрес фашистов. Старики уже знали, что в Паричах расстреляли всех евреев, и только единицам удалось спастись. И одним из них был Иосиф.

Дед Николай из-под пола достал водку, все втроём выпили, закусили, после чего начался душевный разговор. Николай Николаевич до пенсии работал в колхозе счетоводом, баба Катя – в полевой бригаде. Два их сына сейчас в армии, дочь живёт в другом конце деревни, в своём доме, а зять неизвестно где.

Иосифу было разрешено жить на сеновале, а поздно вечером приходить для беседы. Продукты на сеновал баба Катя приносила регулярно, а однажды подарила Иосифу новые очки, которые принесла от дочери, тоже близорукой. Иосиф был безмерно счастлив. Мир он стал видеть не одним, а двумя глазами.

В конце октября Николай Николаевич сообщил Иосифу, что в ближайших лесах есть группы людей, которые собирают оружие, оставленное нашими войсками, налаживают связи и готовятся к борьбе с немцами.

– Бывший секретарь сельсовета на днях будет в деревне, и я постараюсь о тебе ему доложить.

Так и случилось. Через три дня в полночь пришёл человек и взял Иосифа с собой в лес. Там он был зачислен в партизанский отряд, и началась другая, не менее беспокойная жизнь.

Николай Николаевич и бабка Катя отправили Иосифа, как родного сына. В сарай принесли тёплой воды, Иосиф помылся, надел чистое бельё и почувствовал себя в раю, даже прослезился в знак благодарности. А потом пошутил:

– Если мне дадут пулемёт, я готов держать оборону на вышках вашего сарая.

Иосифу дали тёплую одежду, продукты на дорогу, на ботинки надели новые галоши старшего сына. Иосиф уходил в лес с чувством глубокой благодарности этим простым и добрым людям. Свой след в душе они оставили ему на всю оставшуюся жизнь.

Первый день в партизанском отряде совпал с приятным событием. Сын командира отряда Вася обнаружил на поляне десятка три отбившихся от стада овец. Партизаны окружили их и всех переловили. Обед был на славу. Иосифу, как знаменитому сапожнику, подарили шкуры. Из них он потом изготовил два десятка пар тёплых унтов, которые пригодились зимой. Никаких боевых действий в этот период партизаны не предпринимали. На обширной поляне, среди болота вырыли землянки, для лошадей и коров делались густые шалаши – навесы из сосновых веток. Заготавливали сено, зерно, картофель.

Два лейтенанта занимались с партизанами боевой подготовкой, изучали оружие. Отряд готовился к зиме и боевым действиям. Первое боевое крещение произошло в Казаковом лесу, на границе Бобруйского и Паричского районов. Группа немцев из десяти человек и паричский бургомистр были расстреляны в упор на участке дороги, которую партизаны забаррикадировали сваленными деревьями. Трупы полили бензином и сожгли. Один партизан был ранен в живот и по дороге в лагерь скончался. Настроение у всех было приподнятое, каждый по-своему рассказывал о скоротечном бое.

Приехали в лагерь на немецкой машине, с трофеями: два пулемёта, десять автоматов, восемь пистолетов, много гранат и патронов.

Радовались победе все, только командир отряда оставался строгим и задумчивым. Он понимал, что эта победа для близлежащих деревень обернётся трагедией.

Так и случилось. Спустя сутки в одной из деревень немцы сожгли восемь домов, расстреляли восемь молодых парней и старую учительницу, которая пыталась их защитить. Партизанский отряд немцам обнаружить не удалось. Строгая конспирация и маскировка спасли положение. В течение пяти дней над лесом летал лёгкий немецкий самолёт, но безрезультатно. Через две недели стали готовиться к очередной операции.

Иосиф вёл себя достойно в этом бою. Но на обратном пути бежал с ящиком взрывчатки, упал и разбил очки вдребезги. Дважды связные пытались достать их в Паричах, Шатилках – тщетно. Иосиф без очков был уже не солдат. Холодало, землю припорошило снегом. Чтобы быть полезным партизаном, он организовал сапожную мастерскую. Шил и ремонтировал обувь. В его штате состояли дед Ефим и мальчик Вася. Пригодились высушенные кожи и два резиновых колеса от немецких машин. Протектор из покрышки снимали острым ножом, а кордовый слой шёл на подошвы.

Cтраницы журнала рогачёвских партизан, посвящённые партизанскому быту (зарисовки М. Липеня)

Отряд дважды менял место расположения, с трудом выходя из окружения. Спасал густой лес и болото. В следующий период обстановка ухудшилась. Немцы активизировались. В деревнях создавали полицейские посты. Продуктов не хватало. Женщины мололи зерно ручными жестяными мельницами, пекли хлеб. Мясо на столе было редко. Стали болеть дети, один из них, самый маленький Петя, умер. Среди взрослых возникали ссоры, появилась раздражительность. На себе Иосиф иногда чувствовал неодобрительные взгляды. В сапожной мастерской работы поубавилось. Крупных боевых действий партизаны не предпринимали. Где-то сожгут мост, заминируют дорогу, обрежут провода. Чаще стали отправлять группы партизан в окрестные деревни за продуктами, особенно по ночам. Привозили зерно, свиней, птицу, сено. В один из таких продуктовых рейсов был зачислен и наш герой. Но, к сожалению, геройства не получилось. Группа партизан ушла в деревню, а Иосифа оставили в поле возле бурта картошки. Ему предписывалось заполнить мешки картошкой и ждать партизан. В деревне началась стрельба, и только на рассвете возле бурта появились люди. Но это были не партизаны, а полицейские. Иосиф видел плохо. Он бегал вокруг бурта и спрашивал: «Кто вы, с какого отряда?» Ему проволокой скрутили руки и привезли в полицейский участок, а назавтра переправили в Паричи. Иосиф шёл по улице впереди двух немцев. Худой, высокий, весь заросший чёрной щетиной. Он был дома, но среди врагов, узнать его было невозможно. Во дворе комендатуры Иосифа сфотографировали и поместили в хозяйственное помещение, приспособленное для изолятора с одним маленьким окошком под крышей.

Дед Яков в Первую мировую войну попал в плен и в течение года жил в Германии, знал немецкий язык. По-стариковски он топил печки в комендатуре, колол дрова и ухаживал за лошадью коменданта. Нередко через окошко общался с заключёнными. Семью Иосифа он знал хорошо. Во время обхода своих владений дед Яков увидел в окне чёрную бороду, подошёл поближе и узнал Иосифа. Часовой в это время был в комендатуре, что дало им возможность побеседовать. Иосиф откровенно рассказал деду все свои приключения с момента расстрела евреев. Он понимал, что жизнь его на волоске, и искал малейшую возможность спасения. Дед Яков оценил всю сложность ситуации и ничего не мог обещать. Он посоветовал Иосифу не говорить, что был в партизанах, а сказать на допросе, что ходил по деревням, помогал старикам по хозяйству, а они его кормили. За связь с партизанами немцы расстреливали на второй день после допроса, а с Иосифом тактику поменяли. Возможно, решили его использовать как проводника в партизанский отряд.

Однажды утром в окно Иосиф увидел Розу. Она вышла из соседнего дома и вошла в комендатуру. Дед Яков был в курсе всех дел и рассказал Иосифу, что Роза вернулась из Бобруйска через неделю после расстрела паричских евреев и сразу же была арестована. Вместе со второй девочкой, которую привезли из Калинковичей. Розу оставили при комендатуре переводчицей. Когда допрашивали Иосифа, переводчиком был Бойко Фёдор. Будучи раненым, в августе 1941 года он лечился в паричской больнице и женился на медсестре. Держал связь с партизанами, давал им необходимую информацию.

Деда Якова день и ночь сверлила мысль, как спасти Иосифа, да так, чтобы не заподозрили в этом его участие. Как-то утром с чердака доставал лошади сено и заметил гнилую доску в перекрытии потолка, потрогал её, сдвинул с места, прикрыл сеном и продолжал свою работу. В обед сообщил Иосифу расположение доски, её расстояние от глухой стены (пять четвертей) и приблизительное время операции – после полуночи.

Металлической расчёской и ногтями Иосиф легко сорвал с потолка штукатурку, несколько дольше провозился с дранкой, которая была прибита толстыми гвоздями, и легко выдавил доску на чердак. Образовалась узкая щель. Острые края доски обработал зубами. Разделся догола, встал на табуретку, в щель с трудом просунул голову и по миллиметру начал пролазить на чердак. Процедура длилась больше часа, прекращалось дыхание, останавливалось сердце, темнело в глазах. Спасло сало деда Якова, которым Иосиф предварительно смазал тело. Еврейская смекалка его не подвела. Вылез на чердак, оделся, а там всё пошло по плану.

Спрятался он на сеновале колхозного сарая в деревне Козловка. Ночью приходил домой к деду Якову, запасался продуктами и уходил обратно. Большого шума в комендатуре в связи с побегом Иосифа не было. Наоборот, немцы весь день хохотали и были в приподнятом настроении. Они пригласили в изолятор самого тощего немца, раздели его и попросили пролезть на чердак. Попытка успеха не имела. Они продолжали хохотать, а рядом стоял дед Яков. Только он понимал, какая сила протолкнула Иосифа на чердак в такую узкую щель. Это пластичность тела, страх смерти, высокое чувство любви к Розе и сало деда Якова, которое он передал ему перед побегом.

Итак, план побега был осуществлён на половину. Без Розы Иосиф уходить в партизаны категорически отказался. Он слёзно просил деда Якова помочь освободить Розу. Сложности в этом не было, но было опасно для самого деда, а вдруг немцы его заподозрят. Розу никто не охранял, ей бежать некуда было. На следующий день среди белого дня, через дырку в заборе двора комендатуры Роза вышла на улицу и незаметно покинула Паричи. В придорожном сосоннике за деревней Козловка её встретил Иосиф. Среди всех человеческих встреч – эта встреча была единственная, неповторимая, божественная, душераздирающая. Они сблизились, в изнеможении упали на колени и прижались друг к другу. Слёзы радости и безысходного горя ручьями текли по их лицам. Ни одно слово не вырвалось из их уст. Природа не притихла, а онемела, преобладало только чувство, оно заполнило всё вокруг. Даже маленькая пичужка застыла на ветке от действия сгустка сплошного человеческого счастья. У Иосифа беззвучно зашевелились губы. Он давал клятву: «Больше мы никогда не расстанемся, а если придётся умирать, то только вместе». Роза всё поняла и так же беззвучно ответила «Да».

Последний прощальный луч заходящего солнца скользнул по лицу Розы и на мгновение задержался. Иосиф увидел всё: её умные, тёмные глаза, алые полуоткрытые губы, нежные поблекшие щёки и глубинные добрые чувства.

Печальный намёк на улыбку сменился пеленою безысходного горя, пережитого ею в течение последних месяцев. В эту минуту Иосиф был готов совершить любой героический поступок ради спасения этого милого создания. Они продолжали стоять на коленях, прижавшись друг к другу, боясь прервать эти сладостные минуты.

От леса волной наплывал туман, быстро темнело. Иосиф приподнял Розу. Они встали и медленно, обнявшись, пошли к заброшенному колхозному сараю. Там Иосиф приготовил ужин, мягкую постель из свежего сена и море ласки. Перед сном он надел ей на палец мамино золотое кольцо. Уснули они только под утро. Иосиф заживил ей все душевные раны. Роза была безмерно счастлива и благодарна Иосифу за его любовь, доброту и благородство души. Это чувство заполнило всю её плоть.

Два дня и две ночи длилась эта душевная благодать. На исходе второй ночи в сарай пришёл дед Яков и потребовал срочно уходить в лес. Немцы всполошились, готовятся прочёсывать все ближайшие деревни. Исчезновение Розы могло причинить им большие неприятности. Вторую переводчицу они срочно отправили в Бобруйск. Деда Якова допросили, но ни в чём не заподозрили. Он продолжал работать в комендатуре.

Маршрут обратного пути к партизанам Иосиф выбрал тот же, что и в ноябре 1941 года. Шли быстро, просёлочными дорогами, обходили все опасные места. Поздно вечером подошли к знакомой деревне. В дом Николая Николаевича зашли со стороны огорода. Встретили их хозяева душевно, но с опаской. Хозяйка вышла на улицу, чтобы убедиться, что гостей никто не видел. В деревне несколько человек немцы расстреляли за связь с партизанами, установили полицейский пост. После девяти часов вечера ходить в деревне запрещалось. После ужина ушли на знакомый сеновал, а на рассвете распрощались с хозяевами и продолжили свой путь. Всходило солнце, своими лучами заливало лес, поле. Озарённые этим светом, Иосиф и Роза шли в неизвестность, в своё трудное и опасное будущее. Какова их дальнейшая судьба?

Прошло больше полувека, а трагические события 1941 года по-прежнему тревожат память и волнуют душу. Значительная часть невинной нации уходила в небытие тихо и безропотно, без всякого сопротивления. Только единицам удалось спастись и дожить до Победы.

Допускаю, что вторую часть повести напишет кто-то из внуков Иосифа и Розы, когда познакомятся с первой… Повесть явилась отражением трагических событий 1941 года. Часть фактов истинных, а остальные – художество автора. Источник данных – дед Яков, Бойко Фёдор и личные наблюдения на оккупированной территории.

1992 г.

Опубликовано 26.11.2017  15:10

 

М. Зверев. Размышления разных лет

И снова – отрывки из записей Михаила (Иехиэля) Зверева, знакомого нашим читателям по публикациям о довоенных Паричах (здесь и здесь), по рассказу о своих приключениях в годы войны.

М. Зверев в конце 1980-х гг. (Минск). Он же в 2001 г. (Чикаго) с сыном Володей-Даном, жителем США

09.05.1991. В Паричах. Могила моего отца Исаака (Иче), который умер в 1936 году, не сохранилась. Часть еврейского кладбища после войны вспахали и разорили.

И я, его сын Зверев Михаил (Ехиел), взял земли из кладбища и всыпал в могилу моей мамы, второй жены отца Зверевой Ланы Ехиелевны. Похоронена в Минске на Восточном кладбище.

21.02.1994. В понедельник в метро видел певца Вуячича. Я подошёл, сказал, что песню «Идише маме» он спел неплохо, но без еврейского колорита. Он ответил: «А как могло быть иначе?» Я возразил. Больше он ничего не ответил.

В обществе (Минском объединении еврейской культуры им. Изи Харика – В. Р.) бываю, каждый вторник – клуб любителей шашек и шахмат. Обещают ходить, но люди, евреи очень инертны.

21.04.1994. Вот моя мысль о жизни. Жизнь на Земле без человека – это не жизнь. Земля пуста, она вне сознания человека. Луна без человека – это безжизненное тело, ничего там нет. Значит, именно человек создаёт жизнь на Земле, а возможно, со временем создаст и на других планетах (Марс, Юпитер и т. д.). Значит, жизнь человека связана с жизнью Земли.

04.05.1994. Евреи уезжают. Я об этом думал около 30 лет назад, думал о Родине – родине предков, но я почему-то здесь. Всё противоречит моему желанию и интересам. Странно.

Часто, видимо, это бывает как у людей, так и у целого народа.

10.05.1994. Прошла Пасха еврейская, польская и русская. Бывшие коммунисты сейчас увлекаться стали религией. Что это – неверие в себя, в народ? Идёт процесс выдвижения кандидатов в президенты республики БССР – уже выдвигаются Новиков, Кебич, Шушкевич, Лукашенко. Кто пройдёт?

На 9 мая я уехал в Бобруйск, а затем в Паричи. На этот раз у могилы и памятника погибшим евреям никого из приезжих евреев не было. Был один я и Позин Яша с Аней, брат его, Соня Горелик из Паричей. Почти все евреи уехали. У памятника был председатель местного совета д. Козловка, машина с венками и несколько человек. Народ не пришёл – ни евреи, ни белорусы.

Они возложили венки, поговорили о дне победы, и мы уехали в Паричи. Паричи, моя Родина… Я с удовольствием приезжаю. Чувствую себя здесь полным сил – душевных и физических. Я был в доме, где родился, прошёлся по огороду, саду. Дом разрушен совсем. Два-три года тому назад сгорел. Виноваты квартиранты, которые приехали с севера. Все вещи горели. Дом не восстанавливается, нет средств у хозяев Френклах (молодых – старики умерли). Они всегда были бедны, очень бедны. Дом наш моя мать не продала им, а отдала за малые деньги, которые они выплачивали несколько лет, но полностью не выплатили.

М. Зверев рядом со своим домом по ул. Маяковского и у реки (фото А. Астрауха, май 2009 г.)

Я взял землю у дома, снял номер дома 1 по ул. Маяковского, был и другой № 1 – 60-летней давности. Был на еврейском кладбище, которое в 1945-46 гг.. распахали жители соседней деревни Высокий Полк. Распахали и могилу отца моего, который умер около 1935 г. Я взял горсть земли на кладбище, чтобы условно похоронить на могиле матери, увековечить память об отце. Я это сделаю.

Кладбище в запустенье. Многие медальоны памятников повреждены, многие памятники заброшены. Уехали почти все евреи в США, Израиль, многие не приезжают совсем на могилы предков. В Паричах остались четыре смешанных белорусско-еврейских семьи. Паричи – маленький Париж, как я всегда называю. Клейнер Михаил написал «Паричский вальс». Его надо петь и танцевать. Я разговаривал со многими паричанами, с моим учителем математики Барановским Альфредом.

У ограды кладбища, на паричской улице (фото А. Астрауха, май 2009 г.)

22.05.1994. Кант говорил: «Философия может дать внутреннее удовлетворение». Я это подтверждаю. Я люблю философствовать, и она приносит удовлетворение и радость потому, что я мечтаю о хорошем будущем для себя, своих детей и людей.

И ещё жизнь прекрасна потому, что можно путешествовать. Я всю жизнь любил путешествовать: убегал из дома на целый день с друзьями, когда был маленький, убегал из детдомов, детприёмников, любил командировки, когда работал, сейчас часто езжу в Паричи, Бобруйск, Копыль. Ездил в Новосибирск. Хочу съездить в Израиль, Париж. В США я уже побывал у сына. Я очень люблю природу, люблю бродить по лесу, собирать грибы, ягоды, клюкву.

Вообще, человек большой дурак в том, что он отдаляется от природы, уничтожает её. Если современный человек не найдёт нить природы, он погибнет. Если он будет благоразумен, то он постарается найти ту середину, когда и человеку хорошо, и природе.

Мне исполнилось 65 лет. Можно сказать, что жизнь позади, но и есть ещё жизнь впереди, если жить разумно, рационально, заниматься бегом, гимнастикой, ходить в баню, не забывать жену и женщин. Забудешь женщин – жизнь мужчины закончена. Мужчина становится стариком.

09.06.1994. Был 15 дней в Копыле, с 24 мая до 7 июня. Погода была холодная, дождливая. В городе всё дорого – дороже, чем в Минске. Вскопал лопатой землю. Посеял лук, огурцы, помидоры, чеснок, морковь, бураки. Рассада дорогая.

Немного облагородил сад, двор. Нашёл, кажется, покупателя на полдома. Договорился с ФОКом (председатель Рыбак) о купле или продаже своих полдома. Но ему верить трудно.

Топил грубку, было холодно в доме. Работал с удовольствием, чувствовал и чувствую себя хорошо. Не уставал. Питался скромно… Ходил в баню – 600 р., мылся холодной водой.

Сад, огород – это прекрасно. Дом деревянный – это здоровье. Я в Копыле жил и живу почти один. Никто не помогает и не приезжает. Я чувствую себя, как в детстве, отрочестве в Паричах. Мысли чистые, читается хорошо, нет спешки в работе. Но одно сложное чувство на душе. Трудное, непонятное время. И чувство одиночества…

Дом в запустенье – как в «Вишнёвом саде». Сервант старый отдал в краеведческий музей в 1992 г. Приходила зав. музеем, попросила его для уголка еврейской семьи, что оформит актом от семьи Левиных. Но этого не сделала.

В Копыле горсовет поставил монумент погибшим евреям – половина жителей Копыля погибла в гетто от немцев, полицаев, украинцев и литовцев.

Был у одной партизанки, она находилась в гетто, но удостоверения не дают. Надо выяснить у [Феликса] Липского (в 1990-х – президент всебелорусской ассоциации евреев – бывших узников гетто и нацистских концлагерей. – В. Р.)

19.06.1994. Звонили из Казахстана насчёт полдома в Копыле. Хотят купить.

Сегодня в парке Я. Купалы справляли юбилей – 70-летие Василя Быкова. Быков за Позняка. Он в своём выступлении сказал, чтобы белорусы не проспали. Это единственный случай получить президента и независимость.

Встретил Якова Гутмана. Он опять в Беларуси, живёт уже в США. Взял телефон. Потом пошёл в баню.

19.09.1994. Землю из Паричей, с кладбища еврейского, я подсыпал в могилу матери. Надо сделать надпись: «Зверев Исаак Файвелевич, 1888 года рождения. Родился в Ковчицах. Первая семья отца погибла в 1922 году в Ковчицах». Его жену и двоих детей убили (как и многих евреев – 90 чел.) топором, когда они выходили из хлева. Их били по голове и они падали, убивали как скот. Это мне рассказал вторично Семён Ковалерчик, которому рассказала мать его. Семён сейчас на Сахалине.

8.05.2000. Еду в Паричи. Автобус Минск-Брагин. Шесть пассажиров.

Не живу в Паричах с 1946 года. Окончил 7 классов (во время войны не учился – работал, детдом, два детприёмника). Поступил в 7 класс. До войны 1941 г. кончил четыре класса.

В 1950 г. окончил Бобруйский автотехникум и был направлен в Молотовскую область, Красновишерский район, участок Сторожевая. Работал механиком. Потом ушёл служить в Советскую армию, работал на МТЗ. Мама одна жила в Паричах. Дому было много лет, нужен был ремонт, и мама дом продала еврею Френклаху, сама приехала в Минск. Не надо было это делать. Дом сгорел. Квартиранты оставили дом и уехали в гости, а печку, грубку не потушили.

В 1957 г. женился на Симе. Я её почти не знал…

Из трудовой книжки

В Паричах бываю каждый год на кладбище, где похоронены отец Исаак и сестра Мера.

Кладбище еврейское больше чем на половину разрушено, валяются камни-надгробия. Власти особенно не думают об этом.

Я узнал о своём дяде Липе, его судьбе. Он ушёл на фронт в 1941 г. – и всё. Жену, четырёх детей и моего отца расстреляли полицаи из Озаричей.

На могиле было всего 19 человек – 10 евреев, остальные школьники, учителя, и из Козловки председатель совхоза. Были возложены венки.

После Паричей у меня прилив сил. Приняли меня Палей и его жена Надя хорошо. У неё бабушка еврейка, отец поляк. Палей живёт всю жизнь в Паричах. У него сын живёт напротив. Хороший дом.

Палей был всю войну в оккупации. Живёт он зажиточно, трудяга. У него лошадь, собаки, большой двор, огород. В Паричах живёт его дочь.

Паричи уже давно не райцентр. Евреев всего двое-трое. Кролика дочь и Нёмы дочь. Они замужем за белорусами. В Козловке живёт Мацкова. Муж у неё был белорус – пьяница, умер. Сын вроде лечился. Это мои косвенные родственники. Рая Гершман была замужем за Гореликом Сименом. Он пришёл с войны без ноги. У них было 7 дочек.

2001. Если смотреть на прошлое, тяжёлые послевоенные годы, то мы думали о завтрашнем дне, но не серьёзно, потому что надо было выжить. Но какой-то оптимизм был насчёт будущего. Многие умные евреи уезжали.

Труд и слишком оптимистичная советская песня заменяли масло и мясо. Мы воспитывались на хлебе, картошке и яблоках. Мы все мечтали о счастливой жизни для всех, но не знали, что это такое.

01.02.2008. Всё сильно дорожает. 10, 20 и 50 р. – это уже даже не копейки, как прежде.

«Джойнт» уменьшает субсидии на еврейскую общину. Нам перестали для клуба «Белые и чёрные» давать печенье, сахар и чай. Хор при «Рахамиме» разваливается, ходит мало любителей. Мало выступаем. Газета «Авив» и журнал «Мишпоха» стали платными.

В ноябре мы с женой Бэлой снимались в фильме «Суд идёт». Снимала Москва – заработали 120 т. р. Дочь и сын не пишут и не звонят… Иногда собираю бутылки. Небольшой доход, но важный. Звонит мне паричанин Рудобелец. Собираю материал о Паричах. Почти каждый день гуляю в сквере Янки Купалы.

28.02.2009. С Николаем Рудобельцем встречаемся редко, но перезваниваемся. Работал начальником треста. У него сын развёлся и дочь развелась, она живёт в Санкт-Петербурге. Он поехал 13.02 туда.

Звонил на днях Позин Яша – тоже паричанин.

Вчера получил письмо по линии Красного Креста о моём дяде – Липе Кравцове. Его семье поставлен памятник в д. Любань Октябрьского района Гомельской области. Семью убили полицаи-белорусы в октябре 1941 г. Я добивался установки памятника семь лет – сначала от председателя геттовцев [Михаила] Трейстера, а потом от [Леонида] Левина. Герасимова Инна мне заявила: «Я бы не поставила».

09.05.2009. Ездил в Паричи. Договорился с [Александром] Астраухом. Выехали вдвоём в 7.00 в Паричи, на могиле погибших евреев были в 9.30 (мы первые). Собралось более 30 евреев. Поехали в деревню Любань. Встретились с сестрой Фёдора Ахроменко. Поговорили о моих погибших родственниках. Сестра Фёдора рассказала, как убили жену Липы Кравцова. Она была у семьи Ахроменко, периодически пряталась. Её убили, когда она выходила. Её настигла пуля полицая, когда она находилась у места рубки дров.

Встреча на братской могиле в Паричах 9 мая 2009 г. (фото А. Астрауха)

Детей и отца Кравцова полицаи убили (расстреляли) в их доме и забрали всё их имущество, увезли на трёх повозках. Угнали корову.

Надо обо всём этом написать подробнее…

Подготовил к публикации В.Р.

Опубликовано 24.11.2017  00:31

М. Зверев. Выжить в войну

(дополнение к публикациям о довоенных Паричах, см. здесь и здесь)

Я был романтиком в детстве и остался им в 65-летнем возрасте, останусь таким до конца жизни. Я любил людей и жизнь, люблю и сейчас. Жизнь прекрасна всегда: с рождения и в любом возрасте. Да здравствует жизнь. Её мы сами создаём и сами живём в ней (из записей осени 1994 г.).

Шолом-Алейхем сказал: «Мы едем не на ярмарку, а с ярмарки». А я, Михаил Зверев, говорю: «Мы едем с одной ярмарки на другую» (2000 г.).

* * *

В 1941 году, с 18 июня я в первый раз в жизни был в гостях у родного брата моей матери, Фридкина Липы Иехиэлевича (он, как и моя мать Лана Фридкина, родом из Щедрина, но на семь лет её моложе, 1905 г. р.). Мне шёл 13-й год, я жил с матерью. Мой старший брат Хаим (Ефим) рано ушёл из дома, т. к. поступил в могилёвское училище, затем в аэроклуб. Когда умер отец, нам жилось трудно, и вот мама отправила меня в гости в Бобруйск. Для меня это была первая поездка в город из Паричей – районного центра, где не было даже дороги для автобусов. Местные жители передвигались на пароходе или лошадях.

Дядя работал столяром и плотником, как мой отец Иче в своё время. Тогда это была тяжёлая работа: всё надо было делать без механизации, основные инструменты – пила, топор, рубанок, стамеска. Когда строили деревянный дом, брёвна поднимали вручную с помощью верёвки.

Встретили меня хорошо. Жена дяди, тётя Хая, накормила меня, спрашивала, как я учусь, помогаю ли маме.

У дяди была манера: говорить и смеяться. Это был высокий крепкий мужчина со светлыми волосами, очень похожий на актёра Марка Бернеса. По-моему, его просто женили, как было принято у евреев в то время. Жена его, из семьи паричских балагул, была старше лет на 8-10; худая, не очень опрятная, ограниченная и жадная. Продукты от мужа и детей она держала под замком.

Жила семья дяди около военного городка, у аэродрома, на ул. Сакко. У дяди было трое детей: дочери Роза и Ева, сын Ефим (Фима). Мы с Фимой однажды пошли к аэродрому, там стояли огромные самолёты-бомбардировщики («дугласы»). Так я впервые увидел самолёт.

22 июня взошло солнце – и внезапно вздрогнула земля. Мы сразу почувствовали, что началась война. Немецкие самолёты бомбили аэродром.

Бобруйск бомбили и 23, 24, 25 июня. В городе была паника, он горел, люди уходили. Говорили, что к городу приближаются немцы. Я, мальчик 12-ти лет, хотел уйти из Бобруйска в Паричи пешком, но дядя не пустил. Ходили слухи, что недалеко от Паричей высадился немецкий десант. Потом, через много лет, подтвердилось, что так оно и было.

Мы с дядей пошли к брату Хаи, мяснику. Он жил у базара; кажется, звали его Авнер. Как и его сестра, малоразговорчивый, грубый. Он сказал, что надо уезжать: немцы близко.

26 июня Бобруйск горел особенно сильно. Люди уходили пешком, в одиночку и семьями, ехали на подводах. Cемья дяди (он сам, жена, их дети), я и ещё одна девочка Роза, старшая дочь Авнера – все мы с другой семьёй, балагульской, выехали на подводе с небольшим скарбом.

Когда мы перешли мост через реку Березину, город горел. По дороге за Бобруйском нас сразу обстреляли из самолётов, на бреющем полёте. Многих часто обстреливали, и люди разбегались, падали, потом не находили друг друга, ибо прятались в лесу. Некоторые вынуждены были возвращаться назад. Поэтому в дальнейшем весь обоз эвакуированных двигался ночью, а днём останавливались в лесу. Рогачёв мы прошли ночью, остановились там только на пару часов. Затем были Пропойск, Довск, Чечерск. В Чечерске мы жили недели две в еврейской семье. Приняли нас очень хорошо. Затем – Гомель. Из Гомеля мы выбрались на пароходе (барже) и оказались в Воронежской области. Там нас приняли тоже хорошо, поставили на довольствие, определили на квартиру, в колхоз, где дядя и тётя стали работать. Потом дядю забрали в армию, а тётя, Хая Фридкина, отдала меня и Розу в Усманьский детдом. Тётя Хая не смогла одна содержать пятерых детей. Это было трудно.

Дети дяди, Ева и Ефим, с 1990-х годов жили в Нью-Йорке (Бруклине).

В детдоме нас принимали две женщины. Во время приёма нас собрали в одну комнату, вызывали к столу и спрашивали: «Вы из Беларуси? Вы белорусы?» Десять или двенадцать детей ответили: «да», хотя многие были из еврейских семей. Когда меня вызвали, я ответил, что из Беларуси, но не белорус, а еврей, а зовут меня Ехиел. Они ответили: «Мы вас не понимаем, мы назовём тебя Хима», на что я сказал «нет». Назвали ещё каким-то именем, я отказался. Тогда назвали имя «Михаил», я согласился, и так я стал Михаилом.

В детдоме я прожил недолго, где-то до августа или сентября. Вскоре познакомился с пареньком из Печищ и русской девочкой. Она нам рассказывала, что в детдоме она временно, что вскоре за ней должен приехать отец, полковник. И действительно, приехал в военной форме симпатичный молодой офицер.

Мой новый друг из Печищ сказал мне: «Что мы будем здесь торчать, в этом детдоме – скоро и немцы сюда придут». Я согласился. Подумав, мы с ним решили, что есть удобный случай убежать.

Поговорили с девочкой и её отцом, что хотим проводить их на вокзал. Они согласились и сказали воспитательнице, та разрешила.

Мы их проводили и на вокзале решили не возвращаться. Сели в тот же поезд, но в другой вагон. Приехали на станцию Отрожки Воронежской области. Там в это время формировался состав на Ташкент с эвакуированными, и мы сели в этот товарный поезд. Продуктов у нас не было. Ехали медленно и долго. В Ртищеве Саратовской области поезд остановился на несколько часов, пополнили запасы воды. На станции пассажирам выдавали пищу – пшённую кашу с постным маслом. А я не любил постное масло, и в итоге три дня не ел.

В вагоне народу было много, спали кто на нарах, кто на полу. Доехали мы, я и этот мальчик, до ст. Уральск и сошли, дальше не захотели ехать, потому что ещё далеко было до Ташкента.

На ст. Уральск милиция нас задержала. Меня определили в детприёмник Уральска, а мой друг был на несколько лет старше меня и выше ростом, его отправили куда-то в другое место, я так и не узнал, куда.

В этом небольшом детприёмнике я находился, примерно, в сентябре-октябре 1941 г. Начальство и воспитатели относились к детям недоброжелательно. Новую одежду, которую я получил в Усманьском детдоме, у меня забрали, а взамен дали старую. Пальто, ботинки были мне малы и жали. Я мучился в этих ботинках.

Ближе к концу 1941 г. меня перевели в детдом около озера Баскунчак. На станции Баскунчак (в Астраханской области), куда приехали поездом, мы ждали подвод, которые должны были отвезти в детдом. Ехать надо было далеко, куда-то в степь километров за 200. Одеты мы были плохо, а ждать пришлось долго.

И тут я снова решил бежать. Шёл поезд Астрахань-Саратов, и мы с мальчиком, ещё одним моим временным дружком, сели в него. В Саратове на вокзале нас задержала милиция, сдала в детприёмник. Там я пробыл пару месяцев, и по моей настойчивой просьбе (а меня снова хотели отправить в детдом) направили меня в Аткарский район, в совхоз Марфинского сельсовета (директором был немец; название совхоза и деревни не помню). Это уже начало 1942 г. Там я работал рубщиком дров, поливальщиком, рабочим по переборке картофеля в подвале, подпаском, а затем пастухом. У меня была чесотка, обморожение пальцев ног. Спал на печи – ни простыни, ни одеяла. Носил детдомовское пальто и им накрывался.

Директора совхоза сняли – он плохо относился к эвакуированным (в основном евреям). Парторгом в совхозе была жена полковника из Орла, у неё была дочь. Она хотела меня усыновить, но я отказался. Ответил, что у меня есть мать и брат на фронте. Направила меня учиться в железнодорожное училище г. Аткарска (в сентябре 1942 г.). Окончив его в конце 1943 г., я был направлен на работу на ст. Палласовка на юг от Саратова, где работал путеобходчиком, потом заболел малярией. В 1944 году мне в Саратове сделали в железнодорожной больнице операцию (аппендицит), после неё я работал сторожем, охранял склад с материалами. После второй операции не вернулся на работу.

В детстве я не чувствовал, что я еврей. Я дружил в Паричах со многими: евреями, белорусами… Мы не знали, что такое еврей, белорус, русский, поляк и т. д. Во время войны в детприёмниках, детдомах, совхозе, училище я понял, что такое евреи. И после войны понял… Антисемитизм – это как наркотик, алкоголь. Отношение к евреям и сейчас очень плохое, особенно в верхах. В народе антисемитизм – это как невежество по отношению к чужому народу – идёт сверху. Это выгодно верхушке, особенно когда плохо в государстве.

* * *

Эпизод на конном базаре, начало 1944 г. У одной еврейки сушилось бельё. И один молодой парень снял рубашку – и бежать. Она увидела и заорала: «У меня, ба мир, украли, а гемдул, рубашку, а насэ, а мокрэ, хапт ем, ловите его, он вор, эр из а ганеф, ловите его, хапт ем!»

* * *

В больнице я узнал, что освободили Гомель. Сразу же уехал туда (Саратов-Харьков-Гомель). Работал на стройке, возил кирпич. Хотели меня направить учиться на парикмахера, я отказался.

Уехал в Речицу, на базаре встретил родственников, тётю Сару и её мужа. Жил у них месяц. Они подсказали, где была моя мама в эвакуации. Лана Сурпина из Чернигова знала адрес мамы, сказала, куда ехать в Дагестан (Каякентский район, посёлок Избербаш). Поехал туда, нашёл маму, она была больна, лежала на полу (ещё 10 человек рядом). В Каякенте мне по наружным данным выдали метрику, где указаны день, год рождения – 15 мая 1929 г. Довоенных документов нет и не было.

М. Зверев в 1944 и 1977 гг.

В конце декабря 1944 г. мы с мамой вернулись в Паричи. Узнал я из Гомеля и о брате Ефиме, лётчике – он был на фронте в Венгрии.

Наш дом в Паричах оказался единственным уцелевшим на всей улице. В нём поселились бывшие партизаны. Мама стала требовать, чтобы они освободили дом, громко возмущалась, и её отправили за решётку в участок. Хорошо, что в это время возвращался с фронта Ефим, он перегонял самолёты. Он пошёл в милицию, кричал на них, что у матери фронтовика забрали дом, грозил револьвером… Это подействовало, дом вернули.

В 1946 году я окончил Паричскую школу, в том же году поступил в Бобруйский автотехникум, затем был послан по направлению в Молотовскую область, Красновишерский район. Работал там механиком в леспромхозе Говорливском, на участке «Сторожевая», затем был переведен в г. Красновишерск. В 1950–53 гг. служил в Советской Армии, дослужился до младшего лейтенанта, потом, с 1954 г., много лет работал на Минском тракторном заводе. В 1962 г. окончил Белорусский политехнический институт.

Диплом сталинского времени

Я был во время войны один и защищал не только себя, но и людей. Я умел уже в эти годы делать людям добро… Прошёл это время, как мужчина. Я очень самостоятелен, не поддаюсь влиянию со стороны. Прислушиваюсь к мнению других, но с детства жил своим умом.

М. Зверев во время гостевой поездки в Израиль 2008 г. и с внуком Натаном (Минск, 2009)

Я сионист и остаюсь им. Но мне не повезло, что я не уехал из этой страны, где погибло много моих родных, близких людей. Вся моя прошедшая жизнь стала дневником…

Записи 2003–2009 гг. подготовил к публикации В. Р.

Опубликовано 03.11.2017  08:13

М. Зверев. Детство в Паричах (2)

Продолжаем публиковать записи недавно умершего Михаила Исааковича Зверева (1929–2017), сделанные в 2001 г. Начало см. здесь.

До войны я год или два ходил в детсад. Я любил, когда на меня обращали внимание… Детсад помню мало, но хорошо помню учёбу в школе. Учиться начал с шести лет в еврейской школе, в 1935 году школа находилась – как я узнал много лет спустя – в имении Михаила Пущина. Дом и сад колхоза «Октябрь» были когда-то его имением. В Паричах была и церковь, где семья Пущина была похоронена, но советская власть уничтожила церковь, имение и память о друге Пушкина А. С. Только несколько лет назад по моему предложению (я давно сказал председателю горсовета, что в Паричах было имение Пущина) они приняли это во внимание.

М. Зверев у могилы Пущиных, начало ХХI в.

Напротив нашей школы была белорусская школа, между ними – большой двор. Помню, зимой мы бросали снежки друг в друга. Ребят было много с одной и другой стороны. Игра перешла в настоящую драку, продолжавшуюся более получаса (была большая перемена). Снежки мы делали из снега, а затем их окунали в воду. Они твердели.

Учился я средне, были тройки, четвёрки и пятёрки. Двоек не помню, маме не приходилось ходить в школу и краснеть. Однажды, ещё в «нулевушке» еврейской школы, я сидел на задней парте. Я был озорным мальчиком и громогласно, перед всеми учениками нашей группы, заявил, что выпью из чернильницы чернила. А чернильницы были такими, что наливались чернила легко, а выливались трудно. Я стал чернильницу трясти, пил и обливался. Все девочки и мальчики смеялись, а я радовался.

Во втором-третьем классе была девочка, её почему-то звали Чире-Гоп. Она была старше всех в классе. Сидела на последней парте, была толстая, неуклюжая, ходила в третий класс три года. Все над ней насмехались, она стеснялась.

В третьем-четвёртом классе я подружился с Фроимом Кантаровичем. Он был сыном директора нашей школы, способным мальчиком. Учился на отлично. Мать его, Эшке (Блоз) была учительницей, преподавала географию, возможно, и историю. Отец преподавал арифметику. Его уважали в школе. В первые дни войны он погиб на фронте.

Насчёт Эшке: «Блоз» (в переводе с идиша «дуй» – прим. ред.) была её кличка. Почему «Блоз», точно не помню. Кажется, от того, что, приходя в класс, она со стола сметала пыль и дула ртом.

Однажды шёл урок. Было уже тепло, и окна в классе были открыты. Эшке, рассказывала что-то новое по географии. Я слушал внимательно, ибо я любил географию, историю, арифметику, ботанику, но мне захотелось по-маленькому невтерпёж. Я поднял руку. Учительница меня не пустила, тогда я, недолго думая, вылез через окно. Сходил, а потом через дверь зашёл в класс и сел за парту.

В 1935 году отец умер от рака, фотографий его не сохранилось. В 1934 или 1935-м умерла моя сестра Мера. Ей было лет 6-7, а мне 4-5. Она заболела менингитом и умерла очень быстро: мама говорила, что она сгорела. Мы с сестрой любили друг друга. Она со мной гуляла, водила за ручку в гости, особенно часто к Крамникам: там жила её подруга Буня (Пуня). Не помню, где сестру похоронили: видимо, как и отца, на еврейском кладбище.

Паричи существуют более 320 лет. Их основали евреи. После войны еврейское кладбище более чем на половину разрушили, часть вспахали. Много памятников разворовали местные жители, особенно из деревни Высокий Полк. Потом его частично восстановили.

Моего отца хоронили по еврейскому обычаю, без гроба. Он был завёрнут в какую-то белую материю, несли его на специальных носилках. Спускали его на верёвках в могилу. Во время похорон я убежал из дома. Меня искали.

Сейчас я часто бываю у могил матери, брата Ефима, племянника Игоря, племянницы Гали. Они рано умерли: Галя в 54 года, Игорь в 49, как и мой отец. Отец моего отца умер тоже рано, в 54 года. Его убила лошадь, когда он её запрягал или распрягал. Дед мой Файвл был сапожником, или, ещё говорили, лесопромышленником.

Дед Файвл и отец матери Ехиел были работоспособными, свободолюбивыми и щедрыми людьми. Ехиел с моей бабушкой Хаей-Ривой имели много детей, не меньше 10. Многие уехали в Америку. Связь мама с братьями и сёстрами не поддерживала, так что я о них не знаю.

Моя мать – Зверева Лана Ехиелевна, 1898 г. р. – родилась в г. п. Щедрин, за 12 км от Парич, через речку Березина. Прожила 64 года. Она была второй женой у моего отца. Первая его жена с двумя детьми в 1921 году были убиты (шашками зарублены) в деревне Ковчицы. Всего тогда бандиты зарубили 70 человек. А Иче, мой будущий отец, плотник, строил в это время дом в другой деревне.

Мама была красивая, умная и добрая женщина. Всю жизнь много трудилась. Вышла замуж в 25 лет, по меркам того времени – уже немолодая. Меня она любила, я её тоже. До 3-3,5 лет я спал с ней, а отец спал отдельно. Он был болен: получил травму, упав со строительных лесов, когда строил аптеку в Паричах. Он очень сильно переживал смерть жены и детей, и это, видимо, отразилось на его душевном состоянии. Вёл себя сдержанно; не помню ласки с его стороны, когда я ему приносил обеды на стройки в Паричах. Я же это всегда делал с удовольствием. При жизни отца к нам часто приезжали тракторист Довид – его брат из Ковчиц – и другой брат, Липа Кравцов из деревни Любань. Он был председателем колхоза «Коминтерн».

В этом 2001 году я узнал, что мой дядя Липа ушёл на войну, погиб. А жену, их четырёх детей и жену отца расстреляли полицаи из Озаричей.

В три или четыре года я с отцом ездил в Ковчицы. Была холодная, снежная зима. Ночь. Мы ехали на санях. Подвод было три или четыре. Я сидел в тулупе на санях.

Сани скользили легко, иногда скрипели. Лошади шли медленно, и вдруг насторожились, остановились, заржали. Пугливо смотрели в сторону леса. Мы оглянулись и увидели большую стаю волков, они подходили к нам ближе и ближе.

Кто-то сказал, что надо остановиться на поляне. Остановились. Лошади в середину, сани вокруг. На санях было много соломы. Мы стали скручивать солому в факелы и поджигать. Волки окружили нас, страшно рычали, свирепо смотрели в нашу сторону, видимо, готовились к прыжку. Мы поняли это, стали кричать и бросать в них подожжённые факелы. Они остановились и попятились назад, но продолжали нас окружать. Мы долго кричали, бросали зажжённые факелы и палки, всю ночь жгли костры. Лошади ржали и стучали копытами, махали головами. Рассвело, и волки отступили. Мы двинулись в путь и вскоре оказались в Ковчицах. Я на всё это с интересом смотрел, но мне было жутко.

Наш дом в Паричах находился почти под одной крышей со Щукиными. Хозяином был Герцл. К ним до войны приезжал из Америки не то сын, не то брат. Почему-то бывали мы у них редко, видимо, потому, что калитка выходила на ул. Мещанскую.

У нас был большой огород, сад, двор. Дом был построен в ХІХ веке, его купили отец и мать, когда поженились. Была надпись – номер, и подписано «Россия». Потом кто-то сорвал. Около дома рос клён – такого же возраста, что и дом. Каждый год мы с братом брали из дерева вкусный сок.

В мае дерево осаждали майские жуки. Мы их ловили, сажали в коробки от спичек и слушали, как они жужжали.

Во дворе был сарай с большим кирпичным погребом, выложенным красивым красным кирпичом. В погребе были специальные выемки для бочек, скринок. Там мы хранили картофель, капусту, бураки, молоко, все продукты. Холодильников тогда не было. Так как погреб находился в сарае, то сверху хранилось сено и солома. Я и брат часто там играли и даже спали.

Яблоки-дички, собранные в лесу около дубняка (его сейчас уже нет, там были вековые дубы), мы подолгу держали на чердаке. Они там хорошо сохранялись.

Дом у нас был небольшой, но с просторной кухней. Были ещё чулан, зал и спальня. Общая площадь – 9 на 6,5 м. На кухне была большая русская печь – на ней могли спать 4-5 человек. Печь была очень тёплая, потому что в поду было много соли. Соль держала тепло.

Мама часто пекла хлеб. Пекли у нас в печи и мацу.

Я захаживал к бабушке Гите Крацер, которая жила в соседнем переулке. Она держала козу и угощала меня козьим молоком. Вкусное было молоко. Бабушку убили фашисты.

Была у нас корова – небольшая, красная, почти бесхвостая, с одним большим рогом и одним маленьким. Молоко было очень хорошее, высокой жирности. У нас все хотели покупать, но мама продавала мало молока. Мы сами ели молоко, творог, делали масло в маслобойке. Я любил пить сыворотку после сделанного масла. Любил и творог с молоком. Мама мне всегда делала и говорила: «Придёшь, будет на окне, возле твоей кровати».

Летом часто я приходил поздно. Это были 1940–41 гг. Мама закрывала дверь, а я через форточку в зале залезал в дом. Там же всегда стояли творог и молоко: я их съедал и ложился спать. После смерти отца я спал на кушетке в зале. Отец в зале спал на кровати.

Когда я был маленький, то спал в спальне – с сестрой и котом. Я любил кошек, они меня ласкали, мурлыкали под одеялом. Часто я оставался один, мама куда-то уходила, и я прятался под одеялом вместе с котом. Мне было страшно.

Когда умер отец, мама стала работать в ларьке. Была она малограмотная; не помню, чтобы она что-то читала. Но писать и считать она умела. В ларьке продавались хлеб, водка, ситро, булка, конфеты (только «подушечки»), печенье. Мама по доброте своей часто отпускала товары в долг. У неё была тетрадь, где она записывала, кто ей должен и сколько.

У неё было много безденежных клиентов, которые платили потом. Был такой здоровенный мужик Петро: приходил часто к ней за бутылкой, хлебом, поговорить. Мама была ещё молодая (но рано состарилась), приятная женщина, поговорить с ней любили.

Когда приходили люди с деньгами, она продавала. Нужно было выполнять план. А когда отпускала в кредит, особенно в рабочий день, говорила: «Петро, пить сегодня нельзя, работать надо». Так она многим говорила.

Бывало, что ей оставались должны и не отдавали, и в день получки нечего было получать, мама закладывала почти всю зарплату – 35-40 р. Она была очень доверчивой. Часто мы с братом приходили, и она угощала нас ситро с булкой. Чтобы не было накладно матери, мы брали несколько бутылок ситро, отливали от них и пили. Мама запрещала это делать, но мы делали.

У могилы матери (Минск, Восточное кладбище)

Трудно было жить без отца. Но слово «жид» я слышал только от Пашкевича. В школе, среди моих сверстников, я этого не слышал.

С братом Ефимом мы ловили рыбу. Я любил её ловить на удочку или топтухой: ловил пескаря, плотку, вьюна, леща. Я не любил стоять и удить в одном месте. Я шёл вдоль речки по течению, останавливался, где хорошо клевало, и шёл дальше, до парома, пристани. Рыбачил и купался. Часто брат брал меня с собой. Брали лодку-плоскодонку, ставили перемёт с живцами. Были хорошие уловы, но случалось, что перемёт уносила большая рыба или ещё кто-то.

Когда становилось очень трудно, мы с братом переезжали паромом на другой берег и заготавливали лозу для корзин. Сдавали, получали какой-то заработок.

То, что брат часто помогал Анте Пашкевич убирать сад, это благодаря дружбе Анти с мамой. Но иногда мы лазили по чужим садам. Однажды вечером после гулянки, часов в 10, я остановился на нашей улице около одного дома. Я приметил, что у хозяев хорошая груша, решил нарвать груш. Зашёл я в сад, залез на дерево, где они густо росли, нарвал целую пазуху и набил карманы, хотел слезть. И вдруг в калитке появляется хозяйский сын с девушкой. Они сели под деревом и стали влюбляться. Целовались, тискались, но, кажется, до секса не дошло.

Так продолжалось до ночи. Было уже за полночь, а они сидят, воркуют… Мне захотелось в туалет, я устал на дереве. Несколько раз шуршал, но они не обращали внимания, так были заняты. Они как-то встали, потом опять сели. Я уже проклинал эти груши. Но, наконец, они ушли. И я очень поздно явился домой, мама меня отругала. С тех пор я перестал наведываться в чужие сады. Это был урок.

Был и другой интересный случай. На окраине Паричей был еврейский колхоз «Кастрычнік» – русских, белорусов там работало мало. Председателем его был Фридкин Ехиел, племянник моей матери. И вот однажды мы (нас было ребят пять) решили сходить в колхозный сад. Сад с яблоками и грушами был огромный, занимал много гектаров. Шалаш сторожа находился в центре. У сторожа было ружье, заряженное солью, и собаки.

Мы зашли в сад со стороны деревни … (название в тексте пропущено – ред.), заранее выбрав тихое место, где от сторожа далеко и не так видно. Залезли на деревья, набрали яблок и двинулись домой. Шли недалеко от сада, рядом школа, водокачка. Решили остановиться попить водички и двинуться дальше. И вдруг появляется Герцл, обращается ко мне: «Откуда, ребята, где набрали яблоки?» Всё в шутку, хитро, вроде как ничего не случилось. «Хочешь попить?» Я говорю: «Да». – «Ну подойди, пей». Я стал пить воду, ребята отошли, вдруг он меня хватает за рубашку, вытряхивает яблоки, потом говорит: «Снимай рубашку, снимай штаны». Я остался в одних трусиках. Ребята разбежались. Он знал, что я заводила. Отпустил меня, а штаны, рубашку, яблоки забрал.

Долго я добирался домой вдоль речки, потом по улице. Пришёл домой, когда стемнело, чтобы никто не видел. Но многие всё-таки видели. Мне было очень стыдно, я был стеснительный. Назавтра мама со мной пошла к председателю. Он её выслушал, мне отдали штаны и рубашку. Я получил нагоняй.

Мы помогали маме, но работы было много – дом, сад, огород, корова, работа, свиньи. Она работала с утра до позднего вечера, у неё почти не было времени, чтобы погулять, посидеть. С отцом она прожила недолго, с 1922 по 1935 год – 13 лет. Потом сошлась с колхозником Гореликом, он был вдовцом. Мы – я и мама – жили у него в доме. У него был сын Симен и дочь Рива. Они где-то учились. Часто я слышал, как патефон играл песню «Рио-Рита», в доме устраивались танцы. Горелика я не любил. Он работал на лошади, и я в колхозе пас лошадей, катался на них без седла. Однажды чуть не упал, но ухватился за гриву, и лошадь остановилась.

Мать и отца я уважал независимо от их взаимоотношений. Я их любил, как любил и сестру, и брата. Хотя мы были с братом очень разные в жизни, иногда дрались, он меня бил, забирал интересные находки (я однажды в одном саду нашёл несколько золотых коронок, он забрал). Со мной он мало гулял, у него были свои друзья – он же старше меня на 6-7 лет. Мы были и идейно разные. Он коммунист, больше русский, чем еврей, хотя учился в хедере, хорошо писал и читал на идише. Я был настоящий еврей – никогда этого не стеснялся, наоборот, гордился, что родили меня отец Иче и мама Лана, а назвали Ехиел (Иехиэль).

Брат увлекался голубями. На чердаке нашего дома было окно, через которое голуби залетали на чердак. В сенцах на втором этаже было место, где голуби сидели, спали. Там же стояла кормушка. Голубей было много, мы даже ели их. Мама варила суп: он был вкусным, но мяса почти не находили, оно разваривалось.

Брат очень часто возился с птицами, они его слушались. Его интересовал полёт, голуби в нём и возбудили интерес к летательным аппаратам. У брата был голубь-индеец, как он его называл. Он выделялся среди всех голубей подвижностью, энергией. За ним шли все голуби, он был их вождём. Часто брат посылал «индейца» на задание, и тот приводил новую стаю.

Мы очень ценили голубя-индейца, часто забирали его в дом; зимой, когда было холодно, он жил в припечке вместе с кошкой. Летом он иногда тоже залетал в дом и жил в припечке, ему нравилось. Но однажды его не стало. Или его кошка съела, или куда-то улетел. Мы долго горевали, особенно брат.

Вскоре брат уехал учиться в Могилёв. Сначала училище окончил (ремесленное), занимался в аэроклубе. Затем учился в Конотопском военном лётном училище. Окончил в начале войны.

Идишу я научился дома от мамы, она хорошо знала язык и с папой на нём говорила. Соседи тоже говорили с мамой по-еврейски – не хуже, чем евреи. Почему? Потому что Паричи были до войны на 90% еврейским местечком, и все говорили по-еврейски – и поляки, и «кацапы». Селились компактно, «по национальности». Евреи – в центре, русские – около Высокого Полка, белорусы – на Мещанской улице.

В Паричах был костёл по ул. Мещанской (Советской), церковь около пристани. Были аптека и богатейшая библиотека. Две синагоги – кирпичная и деревянная.

М. Зверев с дочерью Ираидой (живёт в США) и друзьями

От ред. Ещё кое-что о паричских евреях можно прочесть здесь и здесь, у Якова Позина. А сейчас – слово супруге Михаила (Иехиэля) Исааковича Зверева, Бэле Шеповне Зверевой, жительнице Минска:

СПАСИБО за помощь Кисиной Ире – дочери Миши. Спасибо моему двоюродному брату Вайсману Аркадию и моей кузине Кокиной Ане, которые в 2008 г. дали возможность осуществить мечту моего мужа, увидеть Израиль.

Особенно большая благодарность Мишиной племяннице Валенчиц Миле, моей подруге Шерман Рае, нашим друзьям Досовицким Мише и Иде, Шнейдманам Изе и Фаине, которые до конца в самые трудные годы поддерживали морально и материально, что позволяло мне покупать первичные дорогостоящие лекарства, жизненно необходимые для Михаила Исааковича.

Опубликовано 23.10.2017  05:00