Fb, 12 июня 2021, 18:06
Этого не может быть
(Люди, которые играют в игры)
Фото отсюда
В «Онтологии Знака» я называл фундаментальную мировоззренческую ошибку Максима Знака – он работал там, где нужно было сражаться, или, иначе, спутал игру с деятельностью. С режимом нужно было играть, бороться, сражаться, воевать. Вместо этого штаб Бабарико, а потом объединённый штаб участвовали в проекте, то есть, работали по заранее продуманному плану, где все действия продуманы для себя, и не учитывают того, что противник будет поступать по-своему.
«Проект» Бабарико-Знака вообще не содержал такой категории, как «противник». Для них режим был не противником, не врагом, а просто условием (да, неблагоприятным) реализации их проекта.
А режим с ними боролся и воевал. А на войне, как на войне. Одной из главных забот на войне – не дать противнику реализовать его планы и замысел.
Знак для Лукашенко – враг, а Лукашенко для Знака – просто помеха в реализации его проекта.
Это я ещё раз, по-просту, фиксирую онтологическую проблему современности – культура и цивилизация возникают, растут и развиваются в игре, борьбе и единстве противоположностей. А суть актуального состояния и перспективного развития культуры и цивилизации схватывается онтологией игры (диалога в Буберовском смысле). Не в онтологии деятельности, а в онтологии мыследеятельности.
Но для простоты оставим онтологические проблемы и метафизику за рамками, останемся с онтическим («онтика» — философская категория; мышление о сущем, но не о бытии сущего, нефилософское мышление) представлением об игре.
Онтика игры уже прочно вошла в нарратив современного мира.
Категория игры в квазиметафизическом смысле стала популярной после успеха книги «Игра в бисер» Германа Гессе, вышедшей в свет в 1943 году.
За пять лет до этого вышла книга Йохана Хёйзинги «Homo ludens».
Математическая «Теория игр» развивала теоретико-множественные и кибернетические представления, вошла в корпус методов экономики, военной стратегии.
Ну, а после Эрика Берна категория игры стала модной у миллионов образованных любителей читать.
Вспомним Хёйзингу:
«Отмечая убывание игры в современной цивилизации, Хёйзинга предостерегает о возможности крушения культуры в варварство и хаос».
Как это понимать?
Бытие человека (Lebenswelt), как и человечества, не однородно. Это комплекс из трёх (как минимум) различных модусов существования, и того, что называют жизнью, из того, чем человек занят в деятельности, и из игры.
В народном сознании это схватывается различными поговорками (жемчужинами народной мудрости, «максимами и рефлексиями»), например:
«Делу время, потехе час» (деятельность и игра).
«Пенсия — время пожить для себя» (деятельность и жизнь).
То есть, если целое бытия равно сумме: Б=Ж+Д+И (жизнь, как таковая, плюс работа, плюс забавы, игры, включая агон, борьбу и состязательность), то все три модуса могут содержаться в бытии в разных пропорциях.
Кто-то может прожигать жизнь, никогда не работая, а кто-то вкалывает, как лошадь, чтобы хоть как-то заработать на жизнь.
Время в бытии — неделимый ресурс. И это время распределяется между просто жизнью, работой и игрой (свободой).
Об этом Хёйзинга и говорит, но не про отдельного человека, а про человечество в контексте культуры и цивилизации.
Если доля игры в культуре сокращается, уступая время работе (деятельности), или жизненным отправлениям (еда, сон, отдых, болезнь, борьба за выживание), то культура деградирует.
Деградация культуры (в масштабах человечества, или его больших частей — наций) ведёт и к деградации отдельного человека. Человек теряет ориентиры, утрачивает способность мыслить, рефлектировать, понимать.
Ну, а теперь о том, для чего это введение.
Games People Play
Многие годы я задавал себе и другим один и тот же вопрос про Беларусь:
«Как мы допустили такое со своей страной?»
В 2020 году я задавал дополнительный вопрос:
«Почему мы не смогли? Не смогли, хотя всё складывалось очень благоприятно, и “звёзды сошлись”?»
Сейчас я задаюсь ещё более конкретным вопросом:
«Как мы так можем? Почему мы терпим всё это?»
Многие скептически относятся к «теориям игры» Эрика Берна. Некоторые даже считают транзактный анализ лженаукой, как и весь психоанализ. Если рассматривать это как науку, то я согласен. Но суть дела не в научности.
Берн внёс в представление об игре компонент бессознательного.
Люди, которые играют в игры по Берну, не осознают, что они играют. Они уверены, что живут. Не играют, не работают, а просто так живут.
Когда-то Савик Шустер вёл ток-шоу про футбол. Он начинал каждую передачу словами: «Эта передача про футбол. Футбол – это жизнь. Значит, эта передача про жизнь».
Это, конечно, пустое красноречие, футбол — это футбол, а жизнь — это жизнь.
Но «люди, которые играют в игры» по Эрику Берну, именно так и живут. Они разыгрывают игровые сценарии, будучи уверенными, что просто так живут.
Берн утверждает, что они разыгрывают свои роли бессознательно. То есть, сценарии запрятаны глубоко в психике, не осознаются играющими. Им не кажется, они уверены, что живут.
Терапия по Берну — это рефлексия, выведение бессознательного на уровень сознания.
Или обучение человека тому, чтобы различать игру и жизнь, жизнь от игры.
В каких бы пропорциях бытие человека, нации, или человечества ни заполнялось жизнью, деятельностью и игрой, всё будет в порядке, если мы различаем: вот жизнь, а вот игра, и вот работа. Различаем и не путаем.
А путаница этих модусов приводит к ужасным последствиям.
Отвечая на заданные здесь вопросы, я могу сказать, что мы допустили всё, что происходит в стране, что делается с нашей страной, именно потому, что не видим границ между жизнью, деятельностью и игрой.
Но всё равно, мы живём, работаем и играем.
Живём играючи, понарошку.
Работаем, делая вид, что работаем.
Играем так, «как будто бы корову проигрываем», то есть, с головой уходим в игру, живём ею.
В «Онтологии Знака» я различал онтологию деятельности и онтологию игры. Сейчас мне важнее различать жизнь и игру.
Всё, что присутствует в жизни, в игре приобретает другой смысл и значение.
Люди становятся персонажами, вещи становятся игрушками, мир становится полем игры.
В футбол можно играть на лужайке, в огороде, на лесной поляне. Всё это становится импровизированным футбольным полем, не переставая быть тем, чем является в жизни. И гонять по этому полю можно консервную банку.
Но это забавы.
Есть игры посерьёзней.
Например, тайные общества (масоны, розенкрейцеры и т.п.), или субкультурные сообщества (хиппи, металлисты, скинхеды и пр.).
Есть ещё реконструкторы.
Реконструкторы играют в индейцев, в битву при Ватерлоо, в Грюнвальдскую битву, в рыцарские турниры.
Реконструкторы различают игру и жизнь. В игре реконструктор может быть французским гренадёром или тевтонским рыцарем, а по жизни он бухгалтер, или топ-менеджер, студент, или доцент.
Но вот люди, украшающие свои «ауди» и «мерседесы» надписями «На Берлин!», или «Можем повторить!», подобны реконструкторам, «попутавшим берега», потерявшим границы игры и жизни. Они ездят на современных немецких машинах, а живут в воображаемой реальности ВОВ. Они не играют в давно прошедшую войну, они живут в её продолжении.
Таких людей можно считать фриками. Как если бы кто-то из менеджеров среднего звена после игры бросит работу и семью, переселится в вигвам, и будет считать себя делаваром, могиканином или ирокезом.
Но, как относиться к беларусской прокуратуре, которая возбуждает дела о преступлениях времён Второй мировой войны, вызывает на допрос экс-президента Литвы?
Они не реконструкторы, они «попутали берега», и живут в некой иной реальности, а не в ХХI веке.
В 1994 году на семинарах я познакомился с человеком, который категорически не признавал реальности Республики Беларусь. Он был полностью уверен, что СССР и БССР как были, так и есть, а СНГ и РБ — это какая-то игра, это понарошку и скоро всё это закончится, и всё станет, как было.
И у него для такой убеждённости было множество аргументов.
Например, игрушечные денежные знаки — «белочки». Ну нельзя же их воспринимать всерьёз! Это же фантики, типа тех, которые используются в игре «Монополия». Там игра, как игра. А тут, вроде как и понарошку, но в магазине что-то можно купить.
А почему понарошку? А вот, на самой мелкой купюре написано «50 капеек», а цена ей 5 рублей. Сама купюра игрушечная (50 коп.), а стоимость — реальная, 5 советских рублей.
И Шушкевич — председатель Верховного Совета БССР, так он избран, таким и является взаправду. А Вискули – это игра на публику.
Разговаривая с Бажановым (это фамилия того персонажа), я думал, что эти убеждения у него — игра с целью эпатажа. Но нет, как-то встретив его уже в 2000-е, я убедился, что он ни на минуту не усомнился в своей убеждённости.
А как относиться к сообществу и субкультуре «литвинов»? Которые живут в иной реальности. Для них тоже не существует Беларуси, это что-то нереальное, понарошку, их реальность ВКЛ.
Итак: «Как мы допустили такое со своей страной?»
Да никак мы такого со своей страной не допускали!
Это же всё происходит с какой-то не нашей страной.
Мы все живём в стране, в которую играем, кто-то в БССР, кто-то в БНР (кто постарше, помнит кампанию БНФ в 90-е годы по принятию гражданства БНР), кто-то в ВКЛ.
Ну, есть такие, кто живёт в волшебном «цифровом государстве» XXI века.
«Как мы терпим всё это сейчас?»
Так это же всё не по-настоящему!
Ведь этого же не может быть! Такого просто не может быть! Это же какая-то дурная игра, типа «стенфордского эксперимента». Все игры заканчиваются, и это закончится. И все заключённые вернутся по домам, всё наладится, и жизнь пойдёт своим чередом.
Мы же знаем настоящую жизнь, бывали в Европах, Америках, и других частях света. По-настоящему — это когда право и закон, уважение прав человека, рождественские распродажи, а не надувательство, это конвертируемая валюта, это там, где пандемия COVID-19 есть, и от неё защищаются, а не делают вид, что этого нет.
А здесь, где говорят, что никакого ковида нет, это не по-настоящему, это понарошку, несерьёзно, шутка, прикол, выпендрёж. Всё скоро кончится.
«Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны».
Мы живём, не понимая, что реально, а что мнимо. Что есть жизнь, а что перформанс, представление.
И Беларусь для нас игрушка. Россия и Китай — это ого-го. Германия, Франция, Америка!!!
А Польша, Литва, Украина?
Это игрушки в руках НАТОвских кукловодов, спрятавшихся за драной мировой закулисой.
Кукловоды — они реальны. Сионские мудрецы, масоны, Бильдербергский клуб — это реально, это по-настоящему.
А Беларусь? Это так, игра внешних сил.
Поэтому мы уповаем на санкции, на помощь ЕС и США.
Как дети малые. Заиграются, перессорятся между собой, и бегут к взрослым жаловаться, требовать, чтобы взрослые навели порядок.
А пока порядка нет, «три мира» граждан и подданных Республики Беларусь, понарошечного государства, ведут себя по-разному.
Кто-то «вне игры».
Кто-то удаляется с поля, где «реконструкторы» строят игрушечный ГУЛАГ.
Вроде бы, в этом игрушечном ГУЛАГе всё по-настоящему, как в жизни, но не оставляет ощущение, что это всего лишь «стенфордский эксперимент».
И вот-вот придёт жена Зимбардо и всё остановит.
Это враньё! Это не эксперимент.
Это серьёзная игра. Не «рыцарский турнир» реконструкторов, даже не гладиаторский бой, где жизнь проигравшего зависит от красоты его фехтования, и где дерутся «до первой крови».
Это игра без правил, в которой ставка больше чем жизнь.
* * *
Это война, то есть игра без правил, на собственную жизнь. Как минимум для Лукашенко и тех, кто с ним. А вот для второй стороны? Что это для них? Проект, как для Знака? Но он уже сидит. Следование цивилизованным, западным правилам? Им можно следовать, но в Литве или Польше. А уже в Китае бессмысленно. Это всё равно, что сесть за покерный стол, но продолжать играть в шахматы (Дмитрий Щигельский)
Опубликовано 22.06.2021 16:48