Дмитрий Строцев о феномене белорусского протеста (colta.ru, 10.12.2020)
© «Радыё Свабода»
Женщины в белом: асимметричный ответ на насилие
В апреле 2020 года я написал большое эссе для журнала «Збожжа», который издает сообщество белорусских богословов. Темой выпуска было насилие. Свой текст я назвал «Милость и казнь» и размышлял в нем о понимании белорусами насилия как блага. Моя мысль была о том, что в сознании людей, живущих на землях современной Беларуси, в силу катастрофических исторических обстоятельств не сформировалась устойчивая моральная оппозиция добра и зла, что они сохраняют и передают из поколения в поколение абьюзивное доверие к насилию как универсальному жизненному критерию. Сила — это объективное благо, которое надо признавать и сознательно участвовать в перераспределении, канализации насилия, чтобы его карающая мощь ударяла в избранные цели, а не повергала в хаос целый народ.
В августе 2020-го белорусская преступная власть приготовила для граждан своей страны грандиозную гекатомбу, уверенная, что белорусское общество удовлетворится жертвоприношением тысяч людей, вышедших на улицы для протеста против демонстративно сфальсифицированных выборов президента. Силовые структуры Беларуси заранее готовились к масштабной карательной операции — подразделения спецназа и внутренних войск в течение нескольких недель находились на казарменном положении, занятые физической и психологической подготовкой; в белорусских тюрьмах освобождались корпуса для принятия тысяч заключенных, велись ремонтные работы и закупались постельные принадлежности.
С момента оглашения фальшивых результатов выборов, с вечера 9 августа, в течение четырех суток силовики избивали мирных демонстрантов по всей стране. Безоружных людей забрасывали светошумовыми гранатами, расстреливали резиновыми пулями, молотили дубинками. Были жестко задержаны и брошены в тюрьмы около семи тысяч человек. Убийство двух белорусов было подтверждено практически сразу на основании видеосвидетельств.
Д. Строцев на фото отсюда (в октябре-ноябре он сам отсидел 13 суток)
Власти сознательно провоцировали общество на агрессивный ответ, уверенные в своем колоссальном превосходстве и готовые продемонстрировать всему миру дисциплинированное технологичное подавление стихийного силового сопротивления людей, вооруженных строительной арматурой и коктейлями Молотова. Были уверены, что общество мгновенно диссоциируется — большинство по образцу кризисов 2006 и 2010 годов молчаливо подтвердит свою лояльность абьюзеру и дистанцируется от протестной оппозиционной группы, которая останется в жертвенном меньшинстве.
Днем 12 августа в Минске, в городе, в ментальном пространстве которого были разлиты невыразимые ужас и страдание, на небольшой площади перед Комаровским рынком появились женщины в белых одеждах и с цветами. Они подходили и клали цветы в линию на краю пешеходного пространства перед проезжей частью, где стояли милицейская легковая машина с мигалкой и зловещий грязно-зеленый автозак. Женщины отходили и становились группками на дистанции от автозака, из которого в любой момент могли выскочить милиционеры в черном и броситься на них. Так продолжалось некоторое время. Подходили новые женщины с цветами, и в какой-то момент они все, преодолев страх, двинулись к цветам, лежащим на тротуаре, подняли их и остались стоять, образуя торжественную символическую линию. Неожиданно для самих женщин и для всех, кто с тревогой следил за происходящим, милицейская машина и автозак пришли в движение и уехали. Таким героическим перформансом, который получил название «Женщины в белом», начались масштабные женские марши по всей Беларуси, затем — общие многотысячные марши. Началась новая фаза мирного креативного белорусского протеста, в основу которого был положен асимметричный, эстетически точный ответ на брутальную силовую агрессию властей.
Ева-люция и диджеи перемен
Случилось непредвиденное — белорусы вышли из абьюзивной зависимости от насилия как блага. В значительном народном большинстве увидели моральную оппозицию добра и зла и сделали свой выбор в пользу добра против зла, против бесчеловечного произвола организованной преступной группы, захватившей и удерживающей власть в Беларуси путем обмана, угроз и насилия. В обществе не случился раскол на условные «Майдан» и «анти-Майдан», как в Украине в 2014 году. На протяжении более трех месяцев — более ста дней протестов — совершенно очевидно проявило и продолжает себя проявлять мирное противостояние всего белорусского народа, представленного во всех общественных слоях, численно незначительной чиновничье-полицейской вооруженной преступной группе.
В Беларуси есть авторитетные политические партии и движения, есть Координационный совет, созданный недавно и собравший уже несколько тысяч активных членов; белорусы с доверием относятся к оппозиционным институциям и их представителям, прислушиваются к их мнениям и рекомендациям, но ни одна из этих сил не является руководителем общенационального восстания. Белорусские протесты возникли стихийно и устойчиво сохраняют безлидерный характер; общество заново обретает себя путем установления первичных горизонтальных связей и этот тонкий интуитивный процесс не готово подменить выстраиванием организационных вертикальных структур. Одним из главных камертонов настройки широкого общественного резонанса становится протестное искусство.
Белорусское и мировое искусство постепенно включается в мистерию протеста во всей жанровой полноте и в открытой исторической перспективе. Оно порой неожиданно предъявляет себя и дает чистую ноту всему обществу в самые критические и драматические моменты.
Еще в разгар предвыборной кампании, когда власти демонстративно грубо задержали банкира и мецената Виктора Бабарико, значительно опережавшего в сборе голосов всех других претендентов на президентское кресло (включая Лукашенко), вдруг «заговорила» «Ева», картина Хаима Сутина, художника белорусского происхождения и знаменитого представителя Парижской школы. Картина была арестована вместе со всей коллекцией изобразительного искусства Белгазпромбанка, который прежде возглавлял Бабарико. Тихий женский портрет, совсем не «Свобода, ведущая народ на баррикады», быстро стал общенациональным протестным символом, был растиражирован на майках и аксессуарах, послужил основанием для ряда художественных акций, дал имя-камертон для обозначения только начавшего формироваться мирного характера белорусских протестов — «ева-люция».
«Ева» Х. Сутина на обложке минского журнала «Наша гісторыя» и в переделке от арт-активистов. Лето 2020 г.
Позднее, когда сформировался женский триумвират Тихановской, Колесниковой и Цепкало, Светлана, Мария и Вероника стали ездить по стране и собирать многочисленные, впечатляющие своей массовостью пикеты в поддержку кандидата в президенты Светланы Тихановской, власти демонстративно сорвали последний назначенный ими пикет в минском парке Дружбы народов [6 августа]. Таким образом Лукашенко, который в то же время не собирал на пикетах даже подневольных бюджетников, давал понять обществу, что по-прежнему обладает безграничными административными ресурсами для управления ситуацией и что он всё равно заставит белорусов себя признать. Белорусы услышали месседж и были в растерянности, не понимая, как им ответить на вызов диктатора.
Тем временем Тихановская позвала всех, собиравшихся на встречу с ней, прийти в другое место — в Киевский сквер, на хозяйственную выставку (имеется в виду районный «День открытых дверей учреждений дополнительного образования». – belisrael), также устроенную для срыва пикетов. Это предложение выглядело заведомо проигрышным, но люди на него отозвались и пришли. Посреди формального безликого действа вдруг зазвучала песня Виктора Цоя «Перемен требуют наши сердца…» Два звукооператора, диджея, приглашенные обслуживать выставку, нарушили порядок мероприятия и включили запись песни, успевшей стать одним из протестных символов. Молодые люди стояли плечом к плечу, высоко подняв две соединенные руки. У одного кисть была сжата в кулак, другой — двумя пальцами — показывал викторию. Протестное искусство проявило здесь еще одно важное качество — бесстрашие, готовность разделить все риски протестующего народа. Диджеи были тут же задержаны (точнее, их задержали примерно час спустя в нескольких кварталах от Киевского сквера – belisrael), потом уволены с работы, осуждены и посажены на сутки. Их дерзкий перформанс снова мобилизовал протестное сообщество и стал еще одним символом сопротивления. Сразу возникло графическое изображение «диджеев перемен», оно было растиражировано в городских граффити, в том числе на вентиляционной будке в одном из минских дворов на улице Червякова, ставшем впоследствии знаменитой площадью Перемен, название которой также связано с этим протестным символом.
Политическое значение этого спонтанного жеста молодых звукооператоров невозможно переоценить. На площади Перемен развернулась настоящая многонедельная борьба местных жителей с властями за сохранение мурала с «диджеями перемен». Власти неоднократно присылали коммунальщиков, которые под присмотром милиционеров затирали краской, позже заливали смолой мятежное граффити, даже ставили круглосуточный милицейский караул к стене с замазанным изображением. Начиная с десятых чисел августа, когда мурал впервые появился на вентиляционной будке, жители площади Перемен восстанавливали его более десяти раз.
Так это было 09.09.2020. Фото В. Рубинчика
Несколько защитников мурала были арестованы по административным и уголовным статьям. А в ночь на 12 ноября 31-летнему художнику Роману Бондаренко, который вышел на площадь Перемен, чтобы уберечь ее от провластных «неравнодушных граждан», защита площади и мурала стоила жизни. Роман был избит до полусмерти и вскорости скончался в больнице, не приходя в сознание. Там же, на площади Перемен (а в сущности, на придомовой площадке обычного минского двора), возник грандиозный мемориал Романа Бондаренко. Люди, потрясенные безнаказанным зверством властей, ехали отовсюду, приносили цветы и ставили зажженные лампадки. Двор был буквально засыпан цветами и на протяжении нескольких суток непрерывно полон людей, пока в результате беспрецедентной карательной операции с привлечением более тысячи бойцов спецназа, внутренних войск и ОМОНа площадь Перемен не была взята штурмом и «зачищена». Десятки защитников площади были задержаны, мемориал разрушен, цветы и лампадки вывезены на одно из минских кладбищ.
Протестные марши
Белорусские протесты происходят в разных формах. Политики, интеллектуалы предлагают варианты, как структурировать и направить массовую энергию, но сама стихия восстания уже нашла две главные интуитивные формы для своего проявления. Это выражение народного неповиновения на маршах-манифестациях и развитие прямой демократии во дворах-республиках. К двум главным формам можно добавить цепи и очереди солидарности, которые стали возникать еще в предвыборный период и так или иначе связаны и с маршами, и с активностью во дворах.
Первый грандиозный марш состоялся в следующее после выборов воскресенье, 16 августа, когда к минской Стеле пришло не менее трехсот тысяч человек. И это стихийное собрание незнакомых и никем не организованных людей сразу оказалось эстетически цельным, убедительно красивым. Главными организующими элементами свободно дышащей и перетекающей композиции стали бело-красно-белые флаги. Люди подходили к Стеле с разных сторон уже сформировавшимися колоннами с развернутыми знаменами и транспарантами. Огромные бело-красно-белые полотнища тридцати-сорокаметровой длины демонстранты несли на поднятых руках над головами, и само плавание этих гигантских плоскостей в человеческом море, постепенное притекание их к центру композиции на Стеле имели колоссальное эстетическое воздействие. Люди кругом говорили: «Какой красивый наш флаг». Таким образом происходили принятие и признание бело-красно-белого флага главным символом как протеста, так и новой, возрождающейся Беларуси.
После долгого праздничного кипения возле Стелы человеческое море неожиданно пришло в направленное движение — широчайший людской поток двинулся от Стелы по проспекту Победителей к центру города. Милиции, военных не было видно — они исчезли. Люди грандиозным шествием прошли до проспекта Независимости, повернули направо и двигались к площади Независимости, пока не заполнили ее до отказа, все не поместившись. И только после этого стали расходиться. Так родился первый белорусский воскресный марш.
Дальше, в каждое следующее воскресенье, шло интенсивное эстетическое развитие, насыщение тела марша всё новыми художественными элементами вплоть до карнавализации. Плакаты, транспаранты, костюмы, кричалки, танец и музыка — всё поражало необыкновенными креативностью и разнообразием. Язык искусства казался чуть ли не главным языком протеста. На третьем или четвертом марше появились флаги районов, и это часто было свободное самоназывание, не связанное с принятым административным делением Минска.
Потом власти опомнились и начали атаковать марши с привлечением сотен бойцов спецназа, внутренних войск и ОМОНа, вооруженных спецсредствами и огнестрельным оружием, с применением спецтехники и водометов. Людей стали обливать водой, забрасывать гранатами, травить газом, жестко избивать и задерживать. Дважды было задержано больше тысячи человек в один день. Марши стали более скоростными, маневренными, внимание к эстетике отошло на второй план.
Важно сказать, что уже с акции «Женщины в белом» и последовавших массовых маршей протестующие перехватили «эстетическую инициативу». Щегольски экипированные в самую современную амуницию, «космонавты» белорусских силовых структур, наученные эффектным геометрическим перестроениям, быстро уступили в симпатии легкой, артистичной и в каждое мгновение новой реке бодро шагающих эльфов на улицах и площадях восставшей Беларуси. А подражательные жидкие марши сторонников Лукашенко под багрово-болотными флагами, собранные из подневольных бюджетников и офицеров-отставников, в своей траурной обреченности и вовсе получили именование «похоронных процессий».
Дворы-республики
Поначалу мощные многотысячные марши захватили собой все внимание, а дворовые чаты, которые один за другим стали возникать в Телеграме, казалось, имеют дополнительное служебное значение как инструмент для собирания людей на марш или организации цепочек солидарности по месту жительства. И вдруг это явление раскрылось во всей своей преображающей полноте как новый язык для новорожденной демократической Беларуси.
Городские дворы в белорусских спальных районах всегда были местами отчуждения, пространствами, которые надо поскорее миновать по дороге домой или на работу. Встречались между собой пенсионеры на лавочке перед подъездом, молодые родители, наблюдающие за детьми на детской площадке, собачники, вынужденные поприветствовать друг друга вслед за своими питомцами. Владельцы автомобилей могли поспорить за парковочное место на тесной стоянке возле дома.
И вдруг 9 августа люди встретили своих «незнакомых» соседей на выборных участках как единомышленников, одетых в одежду «политического цвета», с белыми браслетами на запястьях, складывающих бюллетени для голосования гармошкой. Оказалось, что все они отдают свои голоса за Тихановскую — за страну для жизни без Лукашенко. Потом, после официального объявления фальшивых результатов выборов, еще разрозненно — вышли на улицы своих городов, умылись первой кровью и вывесили в одиноком решительном порыве на балконах и в окнах своих квартир бело-красно-белые флаги. И тут уже увидели свои дома и дворы, украшенные протестной символикой сверху донизу, кричащие о гражданском неповиновении повсюду, куда хватает глаз, вышли во дворы и встретились друг с другом.
Произошло мгновенное преображение белорусского общества, изменение на «химическом», «молекулярном» уровне. Соседи заговорили между собой на новом, предельно понятном для всех языке страдания, возмущения и солидарности. Властный отказ обществу в вертикальной представительной демократии дал колоссальный импульс для стихийного становления горизонтальной прямой демократии прямо во дворах, в подъездах и на лестничных площадках Беларуси.
Сегодня это уже не просто дворы, а дворы-республики; в одном Минске их насчитывается несколько сотен. Власти были вынуждены признать их существование выпуском специальной карты Минска с делением городской территории на сектора, более или менее захваченные дворовым неповиновением. Против мятежных дворов и районов организуются масштабные карательные операции с привлечением одновременно сотен силовиков и работников коммунальных служб. Коммунальщики под страхом увольнения и административного ареста закрашивают протестные граффити, срезают бело-красно-белые ленточки, снимают с домов и с натянутых между домами тросов флаги, порой величиной с фасад высотного здания. ОМОН и спецназ вламываются в квартиры, чинят беззаконные обыски и похищают активистов. В ноябре против целого микрорайона Новая Боровая была совершена чудовищная диверсия — на несколько дней была полностью отключена вода, а затем и отопление. Такова была отчаянная месть преступных властей за вольный дух и упрямое неповиновение. Атака на мятежную республику не имела ожидаемого успеха, а вызвала мощную солидарную реакцию всего города. Жители Новой Боровой получили бутилированную воду в двойном избытке, такая же история была с обогревательными приборами и теплыми вещами.
Искусство во дворах-республиках — это концерты хоровой, фольклорной, академической, джазовой и рок-музыки. Это театральные спектакли и программы для детей. Это литературные вечера и лекции. Это мастер-классы и художественные студии под открытым небом. Это танцевальные студии. Это разработка и народное согласование дворовой и районной символики. Это изготовление и размещение флагов и ленточек. Это рисование граффити и выставки плаката. Это язык, который непрерывно развивается и который уже не отнять.
Дворов — сотни. Музыканты, артисты, лекторы — нарасхват. Несмотря на то что вся организация происходит конспиративным, партизанским образом, удается собирать большие аудитории, добиваться прекрасного звука и освещения. Выступления и встречи всегда заканчиваются общим чаепитием с выпечкой и «прысмаками», благо принести прямо из кухни горячее угощение всегда недалеко.
Реализм антитеррора
Романтизм XIX века совершил незаметную этическую революцию, имевшую большие исторические последствия. На фоне кризиса христианского мировоззрения, утверждающего строгую оппозицию добра и зла, опровергающего какую-либо эффективность человеческих жертвоприношений, интеллектуалы-романтики детабуировали право на убийство человека или избранной группы для блага преобладающего большинства. Субъективная канализация насилия получила выражение в многочисленных терактах, а убийцы-террористы тут же становились героями в глазах тысяч революционно настроенных людей. Фактически возрождалась архаическая магия убийства как универсального общественного инструмента. Персональный террор XIX века быстро переродился в государственный террор авторитарных и тоталитарных режимов XX века и, к несчастью, сохраняет свое революционное обаяние в начавшемся XXI веке.
Белорусское протестное искусство солидаризуется с протестующим безоружным народом на всех уровнях — не противопоставляет вооруженному насилию властей воинственный романтизм, не мифологизирует сопротивление, а дает предельно реалистическое свидетельство о мирном характере протеста и о непропорционально жестоком его подавлении карателями, твердо называет моральную оппозицию добра и зла.
Белорусское протестное искусство разделяет все риски общества. Деятели искусства делают персональные и коллективные заявления, видеообращения против насилия, против заключений в тюрьмы по политическим мотивам, разрывают трудовые контракты с организациями, поддерживающими преступную власть. (Так поступили артисты Купаловского театра в Минске, уйдя из театра вслед за директором Павлом Латушко почти в полном составе.)
Здание театра с бело-красно-белыми флагами. Фото В. Рубинчика, 18.08.2020
Музыкальные и хоровые коллективы, литераторы, театральные труппы выступают на партизанских концертах по дворам и паркам, подвергая себя риску задержания, что, к сожалению, часто и происходит. Неуловимый Вольный хор в белых и красных балаклавах вдруг появляется в вестибюлях гипермаркетов, на станциях метро, на ступенях Белгосцирка. Поет «Магутны Божа», ставший негласным гимном протестующего народа, другие «Годныя песні» и затем растворяется в толпе. Поэты и писатели публикуют протестные произведения в социальных сетях, музыканты записывают клипы и выкладывают их в YouTube. Фото- и видеодокументалисты предъявляют события во всей их трагической наготе.
Белорусский протест имеет народный, стихийный характер. Художник говорит из самого тела протеста и дает ему голос.
Белорусский протест имеет интуитивный партизанский характер. Он, как вода, непрерывно меняет форму и направление. Искусство становится дневником воды, всей изменчивости и креативности протеста.
Белорусский протест — преображение самой природы общества. Что вчера было водой — сегодня уже вино. Культура забывает себя, растворяется в протесте, чтобы иметь шанс кристаллизации в новой реальности, а не в иллюзии о себе.
Белорусский протест отрицает проективность — живет настоящим, одним днем или даже мгновением, обращенным в будущее. Символы вспыхивают в поступках и мгновенно получают бесконечный культурный резонанс. Все, что не проскочит в игольное ушко протеста, остается музеем.
Сегодняшняя действительность Беларуси дарит нам лучший критический критерий — риск. С этим критерием обращаемся к себе и к действительности. Через реализм антитеррора проходим в завтрашний день.
* * *
От belisrael.info. В материале Д. Строцева упомянут «Вольный хор», перформанс которого в минской «Яме» 9 декабря (исполнение песни «Магутны Божа» на стихи Н. Арсеньевой, которая в годы оккупации служила в коллаборантских изданиях вроде «Беларускай газэты») вызывал неоднозначную реакцию, в т. ч. среди белорусских евреев. Приглашаем наших читателей высказываться…
Опубликовано 11.12.2020 16:40
Водгук
Выкананне “Вольным хорам” у “Яме” “Магутны Божа” мяне здзівіла. Нават не таму, што ў Арсеньевай неадназначная біяграфія для такога месца (прапаганда нам нагадвае, што з бел-чырвона-белым сцягам — тая ж гісторыя), але ўвогуле “Яма” — не месца для выканання гімнаў (думаю, нават ізраільскі там бы “не праканаў”). Не ведаю, як бы прыйшліся да месца якія “S’brent” (што праўда, усе выкананні, акрамя Лін Ялдаці, мне не падабаюцца), пераклад на ідыш брэхтаўскай “Песні адзінага фронту” (існуе ў выкананні “Brave Old World”), і іншыя песні супраціву (баюся, што таксама хутчэй “не”, чым “так”), але ж ёсць і іншыя! (У якасці пачатку для пошуку я бы прапанаваў палову падвойнага альбому “The Ghetto” Андрэ Аходла, ці хаця б спытацца ў таго ж Аляксея Жбанава.)
Шкада, калі неблагая ідэя псуецца дробнымі недапрацоўкамі…
Пётр Рэзванаў, г. Мінск
Добавлено 12.12.2020 19:17
