Tag Archives: Роман Пилляр

Операция «Трест»: как Б. Савинков попал в ловушку ГПУ в Беларуси

Юрий Глушаков, «Новы час», 24-05-2021

Нашумевшие задержания Федуты, Зенковича и Костусёва вынудили многих вспомнить, как советские чекисты выманивали из-за границы белогвардейских лидеров.

Борис Савинков

Конечно, подобная аналогия очень условна, и политологи из фейсбука имеют мало общего с матёрыми конспираторами прошлого. Но оперативные игры ОГПУ 1920-х гг. действительно вошли в учебники многих спецслужб. Посмотрим на знаменитую операцию «Синдикат-2» с помощью недавно рассекреченных архивных документов с Лубянки.

От Маркса до Муссолини

После того, как Красной Армии удалось ликвидировать основные фронты гражданской войны, в стране продолжало действовать антибольшевистское подполье. Беларусь превратилась в один из очагов как политического вооружённого сопротивления, так и обычного бандитизма. Большинство повстанцев в Беларуси были связаны с «Народным союзом защиты Родины и свободы» (НСЗРиС) Бориса Савинкова.

Борис Савинков провёл своё детство в Варшаве. Сначала он присоединился к социал-демократическому движению, но затем перешёл в партию социалистов-революционеров. Благодаря решительности, харизме и неплохим организаторским способностям Савинков стал помощником руководителя боевой организации партии эсеров Евно Азефа, уроженца Гродненской губернии. Савинков стал организатором самых знаменитых эсеровских покушений: убийства министра внутренних дел Вячеслава фон Плеве, великого князя Сергея Александровича, священника Георгия Гапона и др. Будучи арестованным и ожидая смертной казни, он смог совершить дерзкий побег из Севастопольской тюрьмы и на лодке по морю ушёл за границу. Однако на фоне поражения революции 1906–1907 гг. и изобличения Азефа, оказавшегося банальным провокатoром царской полиции, у Савинкова начался мировоззренческий кризис.

После Февральской революции эволюция бывшего эсеровского боевика направо продолжилась. В 1917 году Борис Савинков стал помощником военного министра Временного правительства. При этом он сблизился с генералом Лавром Корниловым, задумавшим мятеж (неудачный) против демократической власти. В результате Савинков был исключён из партии эсеров. После Октябрьской революции бывший охотник за царскими министрами создал подпольные офицерские организации под пафосным названием «Союз защиты Родины и свободы». Но после нескольких неудачных попыток поднять восстание СЗРиС распался. Савинков оказался за границей, а в октябре 1920-го он принял участие в походе Булак-Балаховича в Беларусь. Русский националист Савинков пытался заигрывать с белорусским и украинским национальными движениями.

Но вскоре Савинков и Балахович стали непримиримыми врагами. Борис Викторович, который был ещё и неплохим литератором, написал роман о Мозырском походе — «Конь вороной». А в своей газете «За Свободу» опубликовал статьи с изобличением еврейских погромов, учинённых балаховцами в Пинске и Мозыре. Станислав Булак-Балахович от этих неприличных деяний открещивался, но одновременно сёк у себя на конюшне солдат и офицеров своего войска, перешедших к Савинкову.

Между двумя лидерами велась жестокая борьба за ресурс, оставшийся после неудачного похода в Беларусь, — за людей и материальные ценности. Многих балаховцев Савинков успешно пераманил к себе. А вот с имуществом армии дела пошли хуже: главный интендант Елин не смог дать отчёт на сумму в 39 миллионов марок. И Савинков, пользуясь своей близостью к Юзефу Пилсудскому, добился ареста неразборчивого завхоза балаховского войска польскими властями.

Но тут уже Станислав Никодимович сделал «ход конём» — развернул коневодческий бизнес, используя и бывших армейских коней. А при помощи министра обороны Сикорского получил концессию на высечку Беловежской пущи, где начали работать многие его бывшие подчинённые.

Лесоповал — это всё же намного лучше, чем польские лагеря, где тогда царили тиф, голодуха и происходили кровопролитные стычки между монархистами и республиканцами. Иные же, чтобы вырваться из лагеря, записывались в боевые группы савинковцев, ходившие в закордонные рейды.

В 1920 году в Варшаве появился Александр Упельниц, который нелегально перешёл советскую границу. Он же — Упелиньш, он жа Опперпут, он жа Селянинов, он же Спекторский, он же Стауниц, Касаткин и проч. Бывший офицер военного времени, из латышских крестьян, а тогда — командир Красной Армии, помощник начальника внутренних войск Западного фронта. По словам Упельница, в то время он был левым эсером, но люто ненавидел большевиков. Приехав по делам службы в Гомель, он связался там с бывшими офицерами и интеллигенцией, создав крупную антисоветскую организацию. С докладом об этом он и прибыл к Савинкову в Варшаву.

Упельниц впечатлил «отца крестьянской демократии» Савинкова своей необычайной энергичностью и неукротимым желанием бороться с большевиками — любыми методами. В 1920–1921 гг. он четырежды переходил границу, на службе на это время взяв отпуск — для лечения ревматизма и варикозного расширения вен. В Варшаве же Упельниц-Опперпут убедительно рассказывал, что крестьяне в Беларуси спят и видят, как поднять восстание. Красноармейские части при этом предлагалось отравить цианистым калием, два килограммы которого тут же и закупили в варшавских аптеках. Ещё латыш, ставший из «красного» «белым», предложил себя в качестве организатора восстания в Гомельской, Смоленской и Тверской губерниях. И вошёл в оргкомитет по восстановлению «Народного Союза защиты Родины и свободы», даже сформировав Западную областную организацию, крупнейшую структуру в НСЗРиС. Весной 1921 года Упельниц в очередной раз перешёл границу — и исчез.

Летом 1921 года отряд соратника Савинкова Павловского перешёл границу и направился в Игуменский уезд. Отряд уничтожал по дороге коммунистов и советских активистов, разоружал красноармейцев и грабил государственные учреждения. В округе действовало много законспирированных организаций «Народного союза», а в самом Игумене ей руководил местный военком. Но всеобщего восстания не получилось.

В Гомель же направились поручик Михайлов и Сикорский. Они уже шли на явку к Гомельскому губернскому комиссару НСЗРиС Моисеенко, полученную раньше от Упельница-Опперпута, не зная того, что в квартире их ждёт чекистская засада. Однако об опасности эмиссаров предупредила маленькая девочка. Михайлов и Сикорский успели спрятаться, в Жлобине их снова попытались арестовать. Отстреливаясь, савинковские боевики кинулись в разные стороны и снова сумели уйти от преследования.

Западный областной комитет был целиком провален. В Гомеле прошли массовые аресты. Серьёзные удары были нанесены чекистами и по московским резидентурам. Но савинковцы снова и снова переходили границу. Тот же отряд Павловского снова попытался поднять восстание на Игуменщине, а отряд поручика Прудникова — на Могилёвщине и Гомельщине. К Павловскому присоединялись мелкие группы, но дальше этого дело всё равно не двигалось. В Пуховичах организовалась дружина еврейской самообороны. Павловский воспринял это как вызов, приказал самообороне разоружиться, а местному населению — выплатить контрибуцию. Для гарантии он взял заложников. В момент передачи контрибуции появились советские части, тогда савинковцы просто расстреляли заложников и убежали. Подразделения Красной Армии преследовали отряд, и Павловский ушёл в Варшаву. Тут стало известно об аресте Упельница-Опперпута и разгроме многих организаций НСЗРиС в Беларуси. Руководство НСЗРиС в ярости даже готовило рейд в Минск для освобождения своего лучшего закордонного функционера из тюрьмы.

Фото из книги «Б. Савинков на Лубянке. Документы»

В июле 1921 года «партизаны» Павловского, Михайлова и Прудникова снова перешли границу. Как и раньше, отряды комплектовали из эмигрантов и интернированных в лагерях, за участие в рейде обещали деньги. Сам «Серж» Павловский называл их «ландскнехтами». Но всё хуже обстояли дела с настроениями местного населения. В своих позднейших показаниях Павловский писал: «Когда у нас вышли харчи и пришлось обращаться к крестьянам, я заметил, что настроение крестьян против нас. В тех деревнях, где нас весной встречали чуть не хлебом-солью, не только с нами не разговаривали, но бежали в волисполком сообщать, что пришли бандиты». В это время уже вводился НЭП, была отменена продразвёрстка и разрешена свободная торговля хлебом. Напряжение среди крестьянства постепенно спадало.

С большим трудом отряд полковника Павловского, в котором был и адъютант Савинкова штабс-капитан Леонид Шешеня, сумел пробиться сквозь красноармейские кордоны на польскую территорию.

В то время в рядах самого НСЗРиС шло разложение. Как сообщал Павловский, члены Союза документы, захваченные в рейдах на советскую территорию, стали отдавать не Савинкову, а прямо продавали французской разведке. Бывали случаи, когда полевые командиры не рассчитывались со своими боевиками после очередной вылазки.

В Глубоком стоял отряд полковника Эрдмана — настоящая головная боль для польских властей. Лишённые содержания российские боевики по ночам выходили на большую дорогу и грабили всех, кто проезжал. Сам же полковник Эрдман всем встречным рассказывал о своём плане «завоевания Москвы» — он должен был из Глубокого перейти на советскую территорию, где его будто бы ждала уже готовая поднять восстание 5-я дивизия РККА.

Под эту операцию Эрдман получил миллион марок. Перейдя границу, он повёл свой отряд ночью к какому-то красному гарнизону. За сотню шагов до цели полковник выстрелил из револьвера и с криком «спасайся, кто может» бросился к польской границе. Денег в кассу НСЗРиС он, понятно, не вернул.

«Синдикат» для диктатуры пролетариата

Таким образом, дела у НСЗРиС шли всё хуже и хуже. Вдобавок под давлением советского правительства Савинков был вынужден покинуть Польшу. В основу этой советской ноты к Польше во многом легли показания Упельница-Опперпута, данные им после ареста.

Теперь Савинкову пришлось ездить по другим европейским столицам в поисках денег. Он продолжал занимать нишу «крестьянского демократа», правее эсеров и меньшевиков, но левее открытой белогвардейской реакции. Вождь НСЗРиС говорил о «Советах без коммунистов» и «мужицкой России». Но начал расхваливать и недавно зародившийся итальянский фашизм, утверждая, что «за фашизмом — будущее».

В 1922 году Савинков даже встретился с Бенито Муссолини. Однако итальянский дуче не оценил предложение Савинкова противопоставить Коминтерну некий «Интернационал националистов» и денег ему не дал. Весной 1922 года, во время Генуэзской мирной конференции, Борис Савинков смог лично войти в доверие к местной резидентуре ГПУ под чужой фамилией и готовил покушение на членов советской делегации во главе с Чичериным, но был изобличён и арестован итальянской полицией (не помогли и контакты с Муссолини). Всё это время руководство РКП(б) и ГПУ по-прежнему считали Бориса Савинкова одним из самых опасных лидеров антисоветской эмиграции. Бывший эсер, «право-левый» популист был более существенной угрозой, чем убеждённые монархисты с их очень ограниченной социальной базой.

Л. Шешеня, Б. Савинков

Но самому лидеру НСЗРиС донесения через кордон стали поступать всё реже, а от активности «в Совдепии» зависело финансовое благосостояние организации. И тогда Савинков послал с проверкой за кордон своего личного адъютанта — штабс-капитана Леонида Шешеню.

Перейти польско-советскую границу, которая в то время была похожа на дырявый швейцарский сыр, было несложно. Но доверенный эмиссар Савинкова почему-то нарвался на пограничный наряд. А попав в ГПУ, Шешеня становиться героем «белого дела» (и одновременно — к стенке) не захотел. Увидев, что арестованный «поплыл», чекисты решили начать рискованную оперативную игру.

О дальнейшем развитии сюжета в советское время писались художественные книги и снимались фильмы. Правда, многие подробности тогда оставались «за кадром». Под контролем ГПУ Шешеня сообщил «в центр», что ему удалось установить связь с крупной антибольшевистской организацией — «Либеральными демократами» (организаторы Либерально-демократической партии России во главе c Владимиром Вольфовичем, наверное, обладали чувством юмора). Послание от «либерал-демократов» Савинкову передал легендарный чекист Андрей Фёдоров.

Надо отдать должное: операция «Синдикат-2», как её назвали разработчики, проводилась на грани фола, но эту границу не переходила. Сложную игру вёл незадолго до этого созданный Контрразведывательный отдел (КРО) ГПУ во главе с Артуром Артузовым. Борису Савинкову достались непростые противники — элита тогдашнего ГПУ. Настоящее имя начальника отдела было Артур Евгений Леонард Фраучи (Ренуччи). Его отец был известным сыроваром итальянско-швейцарского происхождения, мать имела латышско-эстонско-шотландские корни. Окончил с отличием Петроградский политехнический институт по специальности инженер-проектировщик. С 1918 года — в военной контрразведке.

А. Артузов, Р. Пилляр

Заместителем начальника КРО был Роман Пилляр (Ромуальд Людвиг Пиллар фон Пильхау) — прибалтийский барон, вступивший в РСДРП(б) в 1914 году. Родился на Белосточчине, один из основателей Компартии Литвы и Беларуси, секретарь ЦИК Литбела. При захвате поляками в Вильно (1919 г.) пытался застрелиться, но выжил с пробитым лёгким. Был приговорён к смертной казни, расстрелян — но снова чудом остался жив! Затем барон-большевик стал спецуполномоченным по Особому отделу Западного фронта, разведчиком-«нелегалом» в Германии.

Андрей Фёдоров, первым выехавший к савинковцам за кордон, в прошлом принадлежал к одной из самых радикальных революционных фракций — эсеров-максималистов. С 1917 года левый эсер, с 1919 г. — член РКП(б). Бывших анархистов и левых эсеров с их опытом боевой и подпольной работы охотно брали в ВЧК-ГПУ, их там было больше, чем в любой другой советской силовой организации.

Начальник 6-го «белогвардейского» отделения КРО был Игнат Сосновский, офицер польской армии и резидент польской разведки в советской России, который после ареста перешёл на сторону Советов.

Оперативник Григорий Сыроежкин славился необычайной силой и отвагой. И, как говорили очевидцы, мог перепить любого на дружеской вечеринке…

План «Синдиката-2» составлялся сотрудниками КРО с учётом психологических особенностей «партнёра», с привлечением экспертов из числа людей, знавших его ещё по революционной деятельности. И план сработал.

Савинковцы не поверили Фёдорову, в Париже ему инсценировали «разобличение» как «агента Гепеу», угрожали убить на месте. Но Фёдоров проявил чрезвычайную выдержку и находчивость, умудрившись убедить опытнейших заговорщиков в своей невиновности. И ещё не раз операция была под угрозой провала. Однако НСЗРиС, находившийся в кризисе, с проваленными за кордонам организациями, как в глотке воздуха нуждался в «свежей крови». И савинковцы проглотили наживку.

После интенсивного обмена посланиями и связными Борис Савинков послал для проверки «либеральных демократов» одного из своих самых доверенных людей — Сержа Павловского. Под Бешенковичами полковник Павловский соединился с группой некоего Даниила Иванова, которая всю зиму просидела в лесу и питалась мясом из бочки. Вместе с «ивановцами» они ограбили станцию «Зубры», при этом убив 4-х человек, в т.ч. 60-летнего начальника дороги, расправились с евреями. В это время Павловский предложил называться «фашистами» и пошить отряду чёрные рубашки.

Затем Павловский пробрался в Москву для проверки Шешени, который жил там на квартире с женой — понятно, под присмотром контрразведчиков. Опытный диверсант так ничего и не заподозрил, на встрече с лидерами «либеральных демократов» был арестован. И тоже начал работать под контролем. В Париж и Варшаву сообщили, что он ранен в ногу, но обстоятельства требуют срочного приезда Савинкова в СССР.

Верил ли полковник, при всех его прошлых «подвигах», что этим он выторгует себе жизнь? Вряд ли. Он отчаянно надеялся вырваться, спастись самому и предупредить «вождя». Для чего и сделал ряд попыток. Не вышло.

Но именно письма «Сержа» к Савинкову, похоже, сыграли одну из решающих ролей в успехе чекистской операции. Павловский в конспиративной переписке называл Савинкова «отцом» и просил его самого скорее приехать для «осмотра» и последующей «свадьбы».

15 августа 1924 года лидер НСЗРиС с несколькими соратниками перешёл польско-советскую границу, а уже на следующий день в Минске был арестован ГПУ.

Фото из книги «Б. Савинков на Лубянке. Документы»

Версии

И cразу после сенсационного ареста Савинкова, и сегодня существует множество версий, по каким причинам это произошло. Загадкой остаётся, почему всё же опытнейший подпольщик, десятки раз ускoльзавший от гибели, поверил в хоть и блестяще исполненную, но не такую уж и сложную по замыслу комбинацию советской контрразведки? Оперативники и аналитики из КРО смогли как-то аргументировать, почему Савинков лично и безотлагательно должен приехать в СССР. Но как?

Не менее загадочной является и его смерть на Лубянке 7 мая 1925 года — то ли Савинков действительно выбросился из окна, то ли его вытолкнули чекисты. Так, может, с самого начала это возвращение было неосознанным или осознанным суицидом лидера, проигравшего свою борьбу?

Представляется всё же, что самоубийство было не в характере Бориса Савинкова. Других на смерть ему приходилось посылать, себя — нет. Но он действительно был фанатиком — человеком, который жил ради борьбы и своего личного самоутверждения через неё. Савинков ни за что не хотел смириться с поражением. Вероятно, на этом и сыграли организаторы «Синдиката»: их мистификация хотя бы на короткое время давала ему надежду на победу.

Ещё один аргумент, при помощи которого лидера антисоветской эмиграции могли мотивировать к возвращению в СССР. Владимир Ленин был в то время смертельно болен, и Савинкова могли убедить: он должен быть в стране в тот момент, когда после смерти вождя в большевистской партии начнётся кризис, столкновение за власть между её разными фракциями. По понятным причинаи такая «легенда» не озвучивалась не только в открытых источниках, но и во внутренней отчётности ГПУ.

Впрочем, со временем все организаторы и участники победной операции сами пострадали в результате именно этой борьбы за власть внутри ВКП(б). Артур Артузов, Роман Пилляр, Игнат Сосновский, Андрей Фёдоров, Григорий Сыроежкин, как и почти все чекисты времён Гражданской войны, были расстреляны в 1937–1939 годах. По злой иронии истории — как «польские шпионы».

Возможно, уцелел только неуловимый Упельниц-Опперпут. Похоже, это был первый сотрудник советских спецслужб, который вошёл в доверие к савинковцам… Точно известно, что после ареста в Минске в 1920 году Александр Упельниц перешёл на службу в ГПУ (если только он не был агентом ЧК уже с 1918 года) и участвовал в качестве наживки ещё в одной легендарной игре — операции «Трест». А в 1927 году Александр Упельниц-Опперпут-Стауниц снова из «красного» стал «белым»: убежал за границу, где выступил с серией разоблачений.

Но кем он был на самом деле и чем занимался дальше — всё ещё остаётся загадкой.

Источник

Перевод с белорусского: belisrael.info

Опубликовано 24.05.2021  23:00