Tag Archives: Юрий Глушаков

Операция «Трест»: как Б. Савинков попал в ловушку ГПУ в Беларуси

Юрий Глушаков, «Новы час», 24-05-2021

Нашумевшие задержания Федуты, Зенковича и Костусёва вынудили многих вспомнить, как советские чекисты выманивали из-за границы белогвардейских лидеров.

Борис Савинков

Конечно, подобная аналогия очень условна, и политологи из фейсбука имеют мало общего с матёрыми конспираторами прошлого. Но оперативные игры ОГПУ 1920-х гг. действительно вошли в учебники многих спецслужб. Посмотрим на знаменитую операцию «Синдикат-2» с помощью недавно рассекреченных архивных документов с Лубянки.

От Маркса до Муссолини

После того, как Красной Армии удалось ликвидировать основные фронты гражданской войны, в стране продолжало действовать антибольшевистское подполье. Беларусь превратилась в один из очагов как политического вооружённого сопротивления, так и обычного бандитизма. Большинство повстанцев в Беларуси были связаны с «Народным союзом защиты Родины и свободы» (НСЗРиС) Бориса Савинкова.

Борис Савинков провёл своё детство в Варшаве. Сначала он присоединился к социал-демократическому движению, но затем перешёл в партию социалистов-революционеров. Благодаря решительности, харизме и неплохим организаторским способностям Савинков стал помощником руководителя боевой организации партии эсеров Евно Азефа, уроженца Гродненской губернии. Савинков стал организатором самых знаменитых эсеровских покушений: убийства министра внутренних дел Вячеслава фон Плеве, великого князя Сергея Александровича, священника Георгия Гапона и др. Будучи арестованным и ожидая смертной казни, он смог совершить дерзкий побег из Севастопольской тюрьмы и на лодке по морю ушёл за границу. Однако на фоне поражения революции 1906–1907 гг. и изобличения Азефа, оказавшегося банальным провокатoром царской полиции, у Савинкова начался мировоззренческий кризис.

После Февральской революции эволюция бывшего эсеровского боевика направо продолжилась. В 1917 году Борис Савинков стал помощником военного министра Временного правительства. При этом он сблизился с генералом Лавром Корниловым, задумавшим мятеж (неудачный) против демократической власти. В результате Савинков был исключён из партии эсеров. После Октябрьской революции бывший охотник за царскими министрами создал подпольные офицерские организации под пафосным названием «Союз защиты Родины и свободы». Но после нескольких неудачных попыток поднять восстание СЗРиС распался. Савинков оказался за границей, а в октябре 1920-го он принял участие в походе Булак-Балаховича в Беларусь. Русский националист Савинков пытался заигрывать с белорусским и украинским национальными движениями.

Но вскоре Савинков и Балахович стали непримиримыми врагами. Борис Викторович, который был ещё и неплохим литератором, написал роман о Мозырском походе — «Конь вороной». А в своей газете «За Свободу» опубликовал статьи с изобличением еврейских погромов, учинённых балаховцами в Пинске и Мозыре. Станислав Булак-Балахович от этих неприличных деяний открещивался, но одновременно сёк у себя на конюшне солдат и офицеров своего войска, перешедших к Савинкову.

Между двумя лидерами велась жестокая борьба за ресурс, оставшийся после неудачного похода в Беларусь, — за людей и материальные ценности. Многих балаховцев Савинков успешно пераманил к себе. А вот с имуществом армии дела пошли хуже: главный интендант Елин не смог дать отчёт на сумму в 39 миллионов марок. И Савинков, пользуясь своей близостью к Юзефу Пилсудскому, добился ареста неразборчивого завхоза балаховского войска польскими властями.

Но тут уже Станислав Никодимович сделал «ход конём» — развернул коневодческий бизнес, используя и бывших армейских коней. А при помощи министра обороны Сикорского получил концессию на высечку Беловежской пущи, где начали работать многие его бывшие подчинённые.

Лесоповал — это всё же намного лучше, чем польские лагеря, где тогда царили тиф, голодуха и происходили кровопролитные стычки между монархистами и республиканцами. Иные же, чтобы вырваться из лагеря, записывались в боевые группы савинковцев, ходившие в закордонные рейды.

В 1920 году в Варшаве появился Александр Упельниц, который нелегально перешёл советскую границу. Он же — Упелиньш, он жа Опперпут, он жа Селянинов, он же Спекторский, он же Стауниц, Касаткин и проч. Бывший офицер военного времени, из латышских крестьян, а тогда — командир Красной Армии, помощник начальника внутренних войск Западного фронта. По словам Упельница, в то время он был левым эсером, но люто ненавидел большевиков. Приехав по делам службы в Гомель, он связался там с бывшими офицерами и интеллигенцией, создав крупную антисоветскую организацию. С докладом об этом он и прибыл к Савинкову в Варшаву.

Упельниц впечатлил «отца крестьянской демократии» Савинкова своей необычайной энергичностью и неукротимым желанием бороться с большевиками — любыми методами. В 1920–1921 гг. он четырежды переходил границу, на службе на это время взяв отпуск — для лечения ревматизма и варикозного расширения вен. В Варшаве же Упельниц-Опперпут убедительно рассказывал, что крестьяне в Беларуси спят и видят, как поднять восстание. Красноармейские части при этом предлагалось отравить цианистым калием, два килограммы которого тут же и закупили в варшавских аптеках. Ещё латыш, ставший из «красного» «белым», предложил себя в качестве организатора восстания в Гомельской, Смоленской и Тверской губерниях. И вошёл в оргкомитет по восстановлению «Народного Союза защиты Родины и свободы», даже сформировав Западную областную организацию, крупнейшую структуру в НСЗРиС. Весной 1921 года Упельниц в очередной раз перешёл границу — и исчез.

Летом 1921 года отряд соратника Савинкова Павловского перешёл границу и направился в Игуменский уезд. Отряд уничтожал по дороге коммунистов и советских активистов, разоружал красноармейцев и грабил государственные учреждения. В округе действовало много законспирированных организаций «Народного союза», а в самом Игумене ей руководил местный военком. Но всеобщего восстания не получилось.

В Гомель же направились поручик Михайлов и Сикорский. Они уже шли на явку к Гомельскому губернскому комиссару НСЗРиС Моисеенко, полученную раньше от Упельница-Опперпута, не зная того, что в квартире их ждёт чекистская засада. Однако об опасности эмиссаров предупредила маленькая девочка. Михайлов и Сикорский успели спрятаться, в Жлобине их снова попытались арестовать. Отстреливаясь, савинковские боевики кинулись в разные стороны и снова сумели уйти от преследования.

Западный областной комитет был целиком провален. В Гомеле прошли массовые аресты. Серьёзные удары были нанесены чекистами и по московским резидентурам. Но савинковцы снова и снова переходили границу. Тот же отряд Павловского снова попытался поднять восстание на Игуменщине, а отряд поручика Прудникова — на Могилёвщине и Гомельщине. К Павловскому присоединялись мелкие группы, но дальше этого дело всё равно не двигалось. В Пуховичах организовалась дружина еврейской самообороны. Павловский воспринял это как вызов, приказал самообороне разоружиться, а местному населению — выплатить контрибуцию. Для гарантии он взял заложников. В момент передачи контрибуции появились советские части, тогда савинковцы просто расстреляли заложников и убежали. Подразделения Красной Армии преследовали отряд, и Павловский ушёл в Варшаву. Тут стало известно об аресте Упельница-Опперпута и разгроме многих организаций НСЗРиС в Беларуси. Руководство НСЗРиС в ярости даже готовило рейд в Минск для освобождения своего лучшего закордонного функционера из тюрьмы.

Фото из книги «Б. Савинков на Лубянке. Документы»

В июле 1921 года «партизаны» Павловского, Михайлова и Прудникова снова перешли границу. Как и раньше, отряды комплектовали из эмигрантов и интернированных в лагерях, за участие в рейде обещали деньги. Сам «Серж» Павловский называл их «ландскнехтами». Но всё хуже обстояли дела с настроениями местного населения. В своих позднейших показаниях Павловский писал: «Когда у нас вышли харчи и пришлось обращаться к крестьянам, я заметил, что настроение крестьян против нас. В тех деревнях, где нас весной встречали чуть не хлебом-солью, не только с нами не разговаривали, но бежали в волисполком сообщать, что пришли бандиты». В это время уже вводился НЭП, была отменена продразвёрстка и разрешена свободная торговля хлебом. Напряжение среди крестьянства постепенно спадало.

С большим трудом отряд полковника Павловского, в котором был и адъютант Савинкова штабс-капитан Леонид Шешеня, сумел пробиться сквозь красноармейские кордоны на польскую территорию.

В то время в рядах самого НСЗРиС шло разложение. Как сообщал Павловский, члены Союза документы, захваченные в рейдах на советскую территорию, стали отдавать не Савинкову, а прямо продавали французской разведке. Бывали случаи, когда полевые командиры не рассчитывались со своими боевиками после очередной вылазки.

В Глубоком стоял отряд полковника Эрдмана — настоящая головная боль для польских властей. Лишённые содержания российские боевики по ночам выходили на большую дорогу и грабили всех, кто проезжал. Сам же полковник Эрдман всем встречным рассказывал о своём плане «завоевания Москвы» — он должен был из Глубокого перейти на советскую территорию, где его будто бы ждала уже готовая поднять восстание 5-я дивизия РККА.

Под эту операцию Эрдман получил миллион марок. Перейдя границу, он повёл свой отряд ночью к какому-то красному гарнизону. За сотню шагов до цели полковник выстрелил из револьвера и с криком «спасайся, кто может» бросился к польской границе. Денег в кассу НСЗРиС он, понятно, не вернул.

«Синдикат» для диктатуры пролетариата

Таким образом, дела у НСЗРиС шли всё хуже и хуже. Вдобавок под давлением советского правительства Савинков был вынужден покинуть Польшу. В основу этой советской ноты к Польше во многом легли показания Упельница-Опперпута, данные им после ареста.

Теперь Савинкову пришлось ездить по другим европейским столицам в поисках денег. Он продолжал занимать нишу «крестьянского демократа», правее эсеров и меньшевиков, но левее открытой белогвардейской реакции. Вождь НСЗРиС говорил о «Советах без коммунистов» и «мужицкой России». Но начал расхваливать и недавно зародившийся итальянский фашизм, утверждая, что «за фашизмом — будущее».

В 1922 году Савинков даже встретился с Бенито Муссолини. Однако итальянский дуче не оценил предложение Савинкова противопоставить Коминтерну некий «Интернационал националистов» и денег ему не дал. Весной 1922 года, во время Генуэзской мирной конференции, Борис Савинков смог лично войти в доверие к местной резидентуре ГПУ под чужой фамилией и готовил покушение на членов советской делегации во главе с Чичериным, но был изобличён и арестован итальянской полицией (не помогли и контакты с Муссолини). Всё это время руководство РКП(б) и ГПУ по-прежнему считали Бориса Савинкова одним из самых опасных лидеров антисоветской эмиграции. Бывший эсер, «право-левый» популист был более существенной угрозой, чем убеждённые монархисты с их очень ограниченной социальной базой.

Л. Шешеня, Б. Савинков

Но самому лидеру НСЗРиС донесения через кордон стали поступать всё реже, а от активности «в Совдепии» зависело финансовое благосостояние организации. И тогда Савинков послал с проверкой за кордон своего личного адъютанта — штабс-капитана Леонида Шешеню.

Перейти польско-советскую границу, которая в то время была похожа на дырявый швейцарский сыр, было несложно. Но доверенный эмиссар Савинкова почему-то нарвался на пограничный наряд. А попав в ГПУ, Шешеня становиться героем «белого дела» (и одновременно — к стенке) не захотел. Увидев, что арестованный «поплыл», чекисты решили начать рискованную оперативную игру.

О дальнейшем развитии сюжета в советское время писались художественные книги и снимались фильмы. Правда, многие подробности тогда оставались «за кадром». Под контролем ГПУ Шешеня сообщил «в центр», что ему удалось установить связь с крупной антибольшевистской организацией — «Либеральными демократами» (организаторы Либерально-демократической партии России во главе c Владимиром Вольфовичем, наверное, обладали чувством юмора). Послание от «либерал-демократов» Савинкову передал легендарный чекист Андрей Фёдоров.

Надо отдать должное: операция «Синдикат-2», как её назвали разработчики, проводилась на грани фола, но эту границу не переходила. Сложную игру вёл незадолго до этого созданный Контрразведывательный отдел (КРО) ГПУ во главе с Артуром Артузовым. Борису Савинкову достались непростые противники — элита тогдашнего ГПУ. Настоящее имя начальника отдела было Артур Евгений Леонард Фраучи (Ренуччи). Его отец был известным сыроваром итальянско-швейцарского происхождения, мать имела латышско-эстонско-шотландские корни. Окончил с отличием Петроградский политехнический институт по специальности инженер-проектировщик. С 1918 года — в военной контрразведке.

А. Артузов, Р. Пилляр

Заместителем начальника КРО был Роман Пилляр (Ромуальд Людвиг Пиллар фон Пильхау) — прибалтийский барон, вступивший в РСДРП(б) в 1914 году. Родился на Белосточчине, один из основателей Компартии Литвы и Беларуси, секретарь ЦИК Литбела. При захвате поляками в Вильно (1919 г.) пытался застрелиться, но выжил с пробитым лёгким. Был приговорён к смертной казни, расстрелян — но снова чудом остался жив! Затем барон-большевик стал спецуполномоченным по Особому отделу Западного фронта, разведчиком-«нелегалом» в Германии.

Андрей Фёдоров, первым выехавший к савинковцам за кордон, в прошлом принадлежал к одной из самых радикальных революционных фракций — эсеров-максималистов. С 1917 года левый эсер, с 1919 г. — член РКП(б). Бывших анархистов и левых эсеров с их опытом боевой и подпольной работы охотно брали в ВЧК-ГПУ, их там было больше, чем в любой другой советской силовой организации.

Начальник 6-го «белогвардейского» отделения КРО был Игнат Сосновский, офицер польской армии и резидент польской разведки в советской России, который после ареста перешёл на сторону Советов.

Оперативник Григорий Сыроежкин славился необычайной силой и отвагой. И, как говорили очевидцы, мог перепить любого на дружеской вечеринке…

План «Синдиката-2» составлялся сотрудниками КРО с учётом психологических особенностей «партнёра», с привлечением экспертов из числа людей, знавших его ещё по революционной деятельности. И план сработал.

Савинковцы не поверили Фёдорову, в Париже ему инсценировали «разобличение» как «агента Гепеу», угрожали убить на месте. Но Фёдоров проявил чрезвычайную выдержку и находчивость, умудрившись убедить опытнейших заговорщиков в своей невиновности. И ещё не раз операция была под угрозой провала. Однако НСЗРиС, находившийся в кризисе, с проваленными за кордонам организациями, как в глотке воздуха нуждался в «свежей крови». И савинковцы проглотили наживку.

После интенсивного обмена посланиями и связными Борис Савинков послал для проверки «либеральных демократов» одного из своих самых доверенных людей — Сержа Павловского. Под Бешенковичами полковник Павловский соединился с группой некоего Даниила Иванова, которая всю зиму просидела в лесу и питалась мясом из бочки. Вместе с «ивановцами» они ограбили станцию «Зубры», при этом убив 4-х человек, в т.ч. 60-летнего начальника дороги, расправились с евреями. В это время Павловский предложил называться «фашистами» и пошить отряду чёрные рубашки.

Затем Павловский пробрался в Москву для проверки Шешени, который жил там на квартире с женой — понятно, под присмотром контрразведчиков. Опытный диверсант так ничего и не заподозрил, на встрече с лидерами «либеральных демократов» был арестован. И тоже начал работать под контролем. В Париж и Варшаву сообщили, что он ранен в ногу, но обстоятельства требуют срочного приезда Савинкова в СССР.

Верил ли полковник, при всех его прошлых «подвигах», что этим он выторгует себе жизнь? Вряд ли. Он отчаянно надеялся вырваться, спастись самому и предупредить «вождя». Для чего и сделал ряд попыток. Не вышло.

Но именно письма «Сержа» к Савинкову, похоже, сыграли одну из решающих ролей в успехе чекистской операции. Павловский в конспиративной переписке называл Савинкова «отцом» и просил его самого скорее приехать для «осмотра» и последующей «свадьбы».

15 августа 1924 года лидер НСЗРиС с несколькими соратниками перешёл польско-советскую границу, а уже на следующий день в Минске был арестован ГПУ.

Фото из книги «Б. Савинков на Лубянке. Документы»

Версии

И cразу после сенсационного ареста Савинкова, и сегодня существует множество версий, по каким причинам это произошло. Загадкой остаётся, почему всё же опытнейший подпольщик, десятки раз ускoльзавший от гибели, поверил в хоть и блестяще исполненную, но не такую уж и сложную по замыслу комбинацию советской контрразведки? Оперативники и аналитики из КРО смогли как-то аргументировать, почему Савинков лично и безотлагательно должен приехать в СССР. Но как?

Не менее загадочной является и его смерть на Лубянке 7 мая 1925 года — то ли Савинков действительно выбросился из окна, то ли его вытолкнули чекисты. Так, может, с самого начала это возвращение было неосознанным или осознанным суицидом лидера, проигравшего свою борьбу?

Представляется всё же, что самоубийство было не в характере Бориса Савинкова. Других на смерть ему приходилось посылать, себя — нет. Но он действительно был фанатиком — человеком, который жил ради борьбы и своего личного самоутверждения через неё. Савинков ни за что не хотел смириться с поражением. Вероятно, на этом и сыграли организаторы «Синдиката»: их мистификация хотя бы на короткое время давала ему надежду на победу.

Ещё один аргумент, при помощи которого лидера антисоветской эмиграции могли мотивировать к возвращению в СССР. Владимир Ленин был в то время смертельно болен, и Савинкова могли убедить: он должен быть в стране в тот момент, когда после смерти вождя в большевистской партии начнётся кризис, столкновение за власть между её разными фракциями. По понятным причинаи такая «легенда» не озвучивалась не только в открытых источниках, но и во внутренней отчётности ГПУ.

Впрочем, со временем все организаторы и участники победной операции сами пострадали в результате именно этой борьбы за власть внутри ВКП(б). Артур Артузов, Роман Пилляр, Игнат Сосновский, Андрей Фёдоров, Григорий Сыроежкин, как и почти все чекисты времён Гражданской войны, были расстреляны в 1937–1939 годах. По злой иронии истории — как «польские шпионы».

Возможно, уцелел только неуловимый Упельниц-Опперпут. Похоже, это был первый сотрудник советских спецслужб, который вошёл в доверие к савинковцам… Точно известно, что после ареста в Минске в 1920 году Александр Упельниц перешёл на службу в ГПУ (если только он не был агентом ЧК уже с 1918 года) и участвовал в качестве наживки ещё в одной легендарной игре — операции «Трест». А в 1927 году Александр Упельниц-Опперпут-Стауниц снова из «красного» стал «белым»: убежал за границу, где выступил с серией разоблачений.

Но кем он был на самом деле и чем занимался дальше — всё ещё остаётся загадкой.

Источник

Перевод с белорусского: belisrael.info

Опубликовано 24.05.2021  23:00

Ю. Глушаков. Кто устроил в Гомеле кровавый «стрекопытовский мятеж»?

«Новы час», 19-04-2021

В 1920-х годах в Гомеле был сквер имени 25 марта. Но назван он был не в честь БНР, а в память о жертвах стрекопытовского мятежа в марте 1919 года. О том, кто стоял за его организацией, историки спорят до сих пор. Попробуем осветить эту тёмную страницу нашего прошлого.

Тайный заговор или безжалостный бунт?

В «нулевых» разгадать загадку бунта попытался директор Государственного архива Гомельской области Анатолий Карасёв. Он собрал большое количество документов и материалов в разных архивах Беларуси и России. А. Карасёв говорил, что у него есть версии, которые просто взорвут все прежние представления о возникновении мятежа. Но случилась трагедия. Директор архива подрабатывал сторожем в своём же учреждении. Весной 2004-го во время дежурства он оказался в больнице с тяжёлой травмой головы, а несколько дней спустя умер. Что произошло в ту ночь – неизвестно. Но расследование, которое Карасёв вел почти как детектив, было прервано.

По своему символическому значению трагические события мятежа занимали в советском пантеоне Гомеля второе место — после Великой Отечественной войны. Имёнами убитых стрекопытовцами Николая Билецкого, Ивана Ланге, Зои Песиной, Сергея Бочкина и Бориса Ауэрбаха в Гомеле были названы улицы, в самом центре города коммунарам был установлен памятник. Но, по понятным причинам, на персоналии руководителей восстания советская историография обращала мало внимания: достаточно было его однозначной оценки как «контрреволюционного». Например, состав таинственного «Полесского повстанческого комитета» мятежников неизвестен до сих пор.

Бочкин

Так что это было на самом деле? Старательно спланированный заговор коварного контрреволюционного подполья? Бессмысленный бунт дезертиров, сопровождавшийся еврейскими погромами и грабежами? Или восстание чистых «белых героев» против большевистской тирании? Представляется, что и первое, и второе, и третье. Правда, «героев» в этом деле совсем не густо – как начали стрекопытовцы с бегства с поля боя, так и продолжали. А вот с погромом и заговором – попробуем разобраться.

Общий ход событий мы уже описывали. Теперь дадим слово одному из повстанцев – ротмистру де Маньяну. Его биография типична для того времени.

Весёлые корнеты

Путь этого потомка французских аристократов в Гомель был неблизкий. Сергей де Маньян окончил лицей цесаревича Николая и университетский курс при нём. Но затем резко изменил планы и решил стать военным. Окончил курсы при Тверском кавалерийском училище и в 1910 году поступил в Первый Сумский гусарский полк. Сумские гусары стояли в Москве и были элитным подразделением российской императорской армии.

Вино и прочее спиртное лилось рекой. Владимир Литауэр, поступивший в полк в 1913 году, в своих мемуарах описывает, что рабочий день офицеров начинался с завтрака с вином. В обед в офицерском собрании пили уже и водку, и коньяк. Как при этом господа офицеры умудрялись нести службу, да ещё в конном строю — чудо чудное. Вечером же гусарские офицеры «отрывались» ещё больше, иной раз – целиком в духе анекдотов о поручике Ржевском.

После подавления революции 1905 года, когда функции тогдашнего «ОМОНа» выполняла преимущественно кавалерия и иные войска, офицеры нередко становились предметом осуждения в обществе. В ответ бравые военные без раздумий пускали в ход оружие против «штатских штафирок»… Корнет запаса Сумского полка в ресторане «Медведь» застрелил штатского человека, не вставшего под «Боже, царя храни», другой корнет в ресторане «Победа» избил стеком чиновника…

Служить в кавалерии и вести соответствующий образ жизни мог лишь выходец из зажиточной семьи, имевший доход от поместья. Утрата доходов означала автоматическое оставление полка. Многие офицеры вынуждены были так поступить, к примеру, после женитьбы.

По каким-то причинам де Маньян тоже вскоре оставил военную службу. Во всяком случае, в 1914 году он был призван в 4-й запасной кавалерийский полк уже из отставки. В 1915 году штаб-ротмистр де Маньян в составе маршевого эскадрона 17-го Новомиргородского уланского полка поехал на Юго-Западный фронт. Воевал в Галиции и на Карпатах, по всей видимости храбро. После ранения вернулся в строй.

Подпольные гусары

После революции, с распадом старой армии, де Маньян снова оказался в Москве. Тут уже были и многие его коллеги по Сумскому гусарскому полку. По воспоминаниям ротмистра, советская власть, зажатая между белыми армиями, интервентами и крестьянскими восстаниями в тылу, висела на волоске. И это внушало её соперникам немалые надежды. В Москве как грибы росли подпольные офицерские организации. В них вступили почти все офицеры-сумцы. Одни пошли в монархическое подполье генерала Довгерта (Довгирда), ориентированное на Германию («патриотов» не смущало, что немцы продолжали войну и оккупацию). Другие – в «Союз защиты родины и свободы» (СЗРиС) Бориса Савинкова, связанный с союзниками царской России, продолжавшими войну с Германией.

В истории полка написано, что почти все сумцы принадлежали к монархической организации Довгерта. Но это не так. Просто консервативные эмигранты не хотели признавать своё сотрудничество с Борисом Савинковым – бывшим руководителем боевой организации партии эсеров, которые охотились раньше на царских министров и самого Николая ІІ. На самом деле, «кавалерийским центром» в савинковской организации руководил прапорщик Сумского полка Виленкин. И даже лётчиками в «Союзе защиты родины и свободы» заведовал сумский гусар подполковник Говоров. По совместительству Говоров командовал и 8-м конным полком Красной Армии, куда и был назначен командиром эскадрона де Маньян.

Организации Довгерта и Савинкова враждовали между собой. Но гусарам-сумцам из обеих структур это не мешало вместе весело проводить время. «Встречались мы чуть ли не каждый день и у Лопухина, и у Говорова, и у Виленкина, или по шашлычным, как только пронюхивали, где есть водка», — вспоминал штаб-ротмистр Соколов, командовавший у пронемецких монархистов боевой группировкой. Естественно, при таком образе жизни и пренебрежении конспирацией многие офицеры-заговорщики стали лёгкой добычей ВЧК. И летом 1918 года белогвардейское подполье пришлось сворачивать, а его участникам – пробираться к Колчаку, Деникину и Юденичу.

Де Маньян оставался в красной коннице, но тоже мечтал как можно скорее убежать от большевиков. И вскоре такой случай представился. В Гомеле.

Господа командиры

В январе 1919 года эскадрон де Маньяна был включен в состав 21-го конного дивизиона 2-й бригады 8-й пехотной дивизии и переброшен в Гомель. Ещё эта бригада называлась «Тульской», т. к. формировалась из уроженцев Тульской губернии. Гомель впечатлил оголодавших россиян своим богатством. «В гомельских кофейнях подавали шоколад, а в кондитерских предлагали конфеты и пирожные: явление, которое совсем не имело место в столицах», — вспоминал де Маньян. Узнав о гомельских пирожных, часть красных конников, дезертировавших перед отправкой из Москвы, даже добровольно вернулась в строй!

Эскадрон был размещён на частных квартирах и занял почти квартал. Преимущественно это были еврейские дома, хозяева которых, как правило, беспрекословно выполняли все требования красных кавалеристов.

И в Москве, и в Гомеле де Маньян саботировал свои командирские обязанности. Он вспоминал: «Никаких занятий в эскадронах, конечно, не велось. Совещания были сведены к минимум, люди в эскадронах проводили свободное время в зависимости от вкусов и привычек. Любители женщин танцевали в общественном собрании, ревнители искусства посещали кинематографы, более практичные элементы пустились в спекуляцию, а кокаинисты и алкоголики отдавались своим пристрастиям в домашней обстановке». Короче говоря, воинские подразделения быстро и неуклонно разлагались.

С неохотой в дивизионе восприняли весть об отправке на фронт. Но выехать на позиции де Маньяну и его подчинённым так и не пришлось. 23 марта, отправившись на вокзал, они увидели, что он занят частями 2-й бригады, самовольно оставившими позиции. «Военная власть перешла в чьи-то другие руки», — вспоминал де Маньян. «В городе с часу на час росло тревожное настроение. Еврейские магазины спешно закрывались, движение на улице прекращалось. К вечеру на улицах появились патрули еврейской самообороны. Город буквально вымер, тишина вокруг была полная».

Как выяснилось, в районе Овруча части Тульской бригады попали под обстрел петлюровской артиллерии и отказались продолжать наступление. Замитинговали, кричали, что не хотят «воевать за жидов». В Калинковичах попытались устроить погром, но одна из рот, всё ещё сохранявшая военный порядок, остановила его. Решено было возвращаться домой. Комиссар бригады Михаил Сундуков был убит.

Гомель замер в тревоге. И на сей раз события не заставили себя ждать.

«Господин командир! Господин командир! Вставайте, по всему городу жидов громят, в нашу квартиру и то ломились…», — де Маньян жил в квартире лесопромышленника Л. (возможно, Лавьянова? — Ю.Г.) «Данилов, — позвал я вестового. — Кто же громит?» «Да начала пехота, господин командир, а теперь и наши сложа руки не сидят».

Впрочем, тут же командир дивизиона сообщил, что это – восстание, и предложил к нему присоединиться. На митинге дивизиона, открывшемся тут же, бывшие красноармейцы обратились к бывшим, а теперь уже действующим офицерам, с просьбой о руководстве выступлением.

«Маски были сняты: ещё днём ранее все мы, безусловно, мало доверяли друг другу, а теперь вполне нормально обсуждали положение и возможность совместной борьбы с общим врагом», — пишет де Маньян.

В Гомеле была провозглашена «Русская Народная Республика». Во главе её стал анонимный «Полесский повстанческий комитет, который то ли раньше готовил восстание в Гомеле, то ли был избран во время восстания. Комитет назначил командующим «1-й армией РНР» штабс-капитана Владимира Стрекопытова из купеческой тульской семьи, интенданта полка, раньше – члена меньшевистской партии. Где должны были появиться 2-я, 3-я и другие армии РНР — история умалчивает. Но штаб мятежников решил двигать войска в направлении на Брянск и Москву. Комендантом Гомеля стал командир эскадрона подполковник Степин.

Так стихийно начатое выступление красноармейцев, не желавших воевать, при помощи бывших офицеров и осколков их подпольных организаций было превращено в полноценное контрреволюционное восстание.

Артобстрел во имя мира

Оставшиеся советские силы пытались удержать центр города, создав опорные узлы обороны в гостинице «Савой», на телефонно-телеграфной станции и в ЧК. Уже в ночь на 25 марта по «Савою» начали бить пушки мятежников из района Полесского вокзала. Днём начался штурм. После нового артобстрела защитники «Савоя» вынуждены были сдаться под «честное слово», что будут отпущены по домам. Вместо этого почти все китайцы из интернационального отряда ЧК были перебиты на месте, а остальных повели в тюрьму на Румянцевской, избивая по пути кулаками и прикладами.

Часть повстанцев штурмовала «Савой» и ЧК, а другие – еврейские дома и лавки. К ним присоединились выпущенные из тюрьмы уголовники и старые черносотенцы. Де Маньян пишет: «В ночь на 25-е погром не принимал ещё широких размеров… но к утру 25-го, когда выяснилось, что большевистские силы почти ликвидированы, что бороться почти не с кем, солдаты, освободившиеся от боя, отправились в еврейские квартиры, сначала под видом обысков, а затем уже открыто, карая за сочувствие большевикам». Маньян сообщает, что убийств при этом было мало, зато почти каждый стрекопытовец приложил руку к грабежам. Те же, кто не участвовал в погроме, просто требовали от своих хозяев «плату за охрану».

Только когда в город хлынули крестьяне из окрестных деревень с возами для награбленного, штаб повстанцев начал принимать меры по ликвидации беспорядков. В целом же ротмистр обвиняет руководителей восстания в пассивности и инертности. Были созданы многочисленные комиссии и комитеты, выпустившие около 15 обращений к гомельчанам. Был брошен лозунг: «Вся власть — Учредительному собранию!» Выпущенные из тюрьмы матросы требовали «Советов без коммунистов».

Полесский повстанческий комитет заискивал перед рабочими, обещая им «железные законы охраны труда» и называя «товарищами» (среди самих офицеров это обращение было скорее издевательским). Одновременно была восстановлена свобода торговли. Некоторые же заявления были открытой ложью. Например, Стрекопытов в обращении к крестьянам утверждал, что Россия уже объявлена «Народной Республикой», «Минск окружён», «мы закончили войну и заключили мир», и т. д.

В. Стрекопытов и С. де Маньян

Как пишет де Маньян, в некоторых вопросах повстанцы шли навстречу населению очень далеко. Один гомельчанин явился в штаб с просьбой разрешить ему погребальное шествие по случаю смерти родственника. Штабной писарь выдал разрешение на похороны, действительное на протяжении года – и для всех родственников просителя.

Часть гомельских чиновников и жителей городских окраин сочувствовала мятежникам. Безусловно, деятельность ЧК, перебои с продуктами, падение заработков и вызванная войной разруха раздражали очень многих. Сказывались и антисемитские настроения. Но вступать в войско Стрекопытова никто из гомельчан не стал. Лишь в Речице спортивное общество «Сокол» приняло участие в перевороте и захвате власти.

Только 27 марта штаб повстанцев закончил с призывами и нашёл время выслать разведку в сторону противника.

Первые немногочисленные советские части, брошенные к Гомелю, были без проблем разбиты повстанцами, что придало последним уверенность в собственных силах. Но постепенно с юга к Гомелю стали подходить крупные подразделения Красной Армии и крестьянские добровольческие отряды. А 28 марта случился эпизод, который фактически изменил ход событий.

Одна из подошедших батарей, сочувствуя повстанцам, не стала обстреливать Полесский вокзал. И тогда станцию, где находился штаб мятежников, атаковал небольшой отряд красных курсантов. Это был взвод могилёвских пехотных курсов, выдвинувшийся на разведку через деревню Прудок. 18 бойцов приняли бой с 200 стрекопытовцами и, потеряв двоих человек, чьи изуродованные тела, были найдены на следующий день, отошли. Но, обстреляв из винтовок штаб мятежников, могилёвские курсанты, сами того не зная, решили судьбу Гомеля. «Трудно себе представить, — пишет Сергей де Маньян, — какая началась паника. Все деятели штаба, полковые писари, каптенармусы, фуражиры и проч. буквально растворились в воздухе. Люди потеряли человеческий облик и стремились только спрятаться подальше от несчастной станции».

После этого все командиры были вызваны в штаб, где по «неспокойной фигуре» командующего «1-й армией РНР» Стрекопытова и «перекошенному лицу» начальника штаба ротмистр понял — Гомель будет оставлен.

В ночь на 29 марта мятежники, оставляя Гомель, убили заранее привезенную на станцию группу из четырнадцати советских деятелей. Жители соседних домов слышали нечеловеческие крики, расправа была страшной: выколотые штыками глаза, раскроенные черепа. По свидетельству очевидцев, стены сарая на станции «Гомель-Хозяйственный» были забрызганы кровью и мозгами. Мозг Ауэрбаха лежал на полу, с Песи Каганской заживо сняли скальп, намотав её долгие волосы на полено.

Многие из казнённых были представителями гомельской интеллигенции, которые пошли на советскую службу после революции. Каганская считалась одной из первых красавиц Гомеля. Председатель Гомельского Союза журналистов Николай Билецкий принадлежал к старинному шляхетскому роду Езерских.

Бегство

Двое суток повстанческие эшелоны пробивались от Гомеля к Калинковичам. Периодически при звуках стрельбы и криках «Китайцы идут!» солдаты в панике покидали вагоны. На подходе к Припяти Красная Армия блокировала мятежников с двух сторон.

31 марта под Калинковичами состоялось совещание офицеров. По свидетельству де Маньяна, несмотря на отдельные возражения, Стрекопытов решил отказаться от штурма Калинковичей, бросить эшелоны с артиллерией и захваченным в Гомеле имуществом, и пешком пробиваться на соединение с частями Украинской Народной Республики. 1 апреля повстанцы на лодках форсировали Припять у Барбарова и вышли на территорию, занятую армией УНР.

«Покидая Гомель, покидали Россию», — горевал де Маньян.

Вокзал ст. Калинковичи (наше время)

Штаб Стрекопытова разместился в Ровно, а его пехоту включили в украинское войско, предварительно разбросав по разным соединениям. Очевидно, украинцы не доверяли «1-й армии РНР». И неслучайно: вскоре командующий Северной группой войск атаман Аскилко, при поддержке бывших царских офицеров и консервативных партий, поднял мятеж против главного атамана УНР, социал-демократа Симона Петлюры. Верные атаману курени задушили мятежников, был разоружён и один стрекопытовский полк. Пошли слухи о репрессиях. В этот же период стрекопытовцы сами расстреливали присоединившихся к ним матросов-анархистов, т. к. обвиняли их в грабежах и наркомании. Затем командование «Русско-Тульского отряда» установило контакты с французской разведкой, которая советовала им «присмотреться» к полякам.

Вскоре против УНР начали наступление польские войска. И стрекопытовцы действовали по уже опробованному сценарию: оставили своих украинских союзников и перешли на сторону поляков. Правда, с ними там обошлись без особой милости: профессиональных мятежников отправили в концлагеря в Брест-Литовске и Стшалково. По иронии судьбы, в Стшалково рядом с ними сидели пленные гомельчане, в т. ч. участник защиты «Савоя» и Всебелорусского съезда в декабре 1917 года в Минске, бывший левый эсер Василий Селиванов. Правда, в отличие от «большевиков», стрекопытовцев не избили.

Летом 1919 года из польского плена бывших повстанцев вызволил князь Ливен, который рассчитывал пополнить ими свой отряд. Но вскоре отказался от этой идеи. «Русско-тульским» кавалеристам, прибывшим в Митаву, назначили новое начальство вместо подполковника Стёпина. В ответ бывшие повстанцы, узнавшие дух вольницы, отказались подчиняться. В свою очередь, светлейший князь отказался от стрекопытовцев, боясь, что они разложат ливенцев.

«Русско-Тульский» отряд оказался в отчаянном положении. Стрекопытовцы уже фактически превратились в наёмников, воюющих за матобеспечение. А после польского интернирования некоторые из них, несмотря на июльскую жару, ходили в наглухо застёгнутых шинелях – даже штаны пришлось поменять на хлеб. И тут снова появились вербовщики – теперь немцы пригласили вступить бесхозяйственную часть в отряд Бермондта-Авалова, который придерживался пронемецкой ориентации.

Стрекопытовцы переоделись в немецкие мундиры цвета фельдграу, на которых так странно смотрятся золотые погоны и кресты.

Таковы реалии гражданской войны: люди шли убивать и умирать всего лишь за сапоги и хлебный паёк. Но де Маньян был в сомнениях: «Впрочем, было трудно разобраться, какому делу мы собирались служить… Были ли мы белой армии в настоящем значении этого слова?» В это время командующий Северо-Западной армией генерал Юденич при поддержке англичан начал наступление на Петроград. Но армия Бермондта вместо большевиков нанесла удар по столице союзной Латвии Риге. Бермондтовцы не признали независимости Латвии и называли её частью России. Но были разбиты и выброшены в Германию, где некоторое время спустя Бермондт-Авалов создал «Российское национал-социалистическое движение». В результате это привело к поражению белых в Прибалтике.

Англичане морем вывезли стрекопытовцев к Юденичу. Они ещё повоевали под его флагами, пока не были в очередной раз интернированы в Эстонии. После освобождения они вместе с бывшим командующим отправились на лесозаготовки. Сергей де Маньян дослужился до подполковника в 3-й русской армии, воевавшей на стороне Пилсудского. Свои довольно правдивые воспоминания о восстании в Гомеле он опубликовал в газете Бориса Савинкова «За свободу» в 1924 году.

Стрекопытовский мятеж был типичной авантюрой времён Гражданской войны. Но сегодня с новой силой вспыхнули споры, кто был прав или виноват в тех событиях столетней давности. Кто-то уже пытается ставить вопрос о реабилитации «героев» «Русской народной республики». Однако общий вывод может быть один: Беларуси и белорусскому народу, жителям Гомеля эта очередная вспышка гражданской войны не принесла ничего, кроме горя, страданий и смерти.

PS. На месте гостиницы «Савой» в Гомеле — здание «Старого универмага». На месте телефонно-телеграфной станции – общественно-культурный центр. А на месте бывшего здания ЧК ныне — музей истории города.

Юрий Глушаков, г. Гомель

Перевод с белорусского: belisrael.info

* * *

Читайте также опубликованный 23.02.2016 материал калинковичского историка и краеведа Владимира Лякина: «Девять дней в марте 1919-го»

Опубликовано 19.04.2021  20:58

«Долой самодержавие!»: как в Беларуси за демократию сражались

Пишет Юрий Глушаков («Новы час», 23.10.2020)

В октябре 1905 года, 115 лет назад, русский царь Николай II под давлением революции был вынужден объявить «Манифест» о гражданских свободах и выборах в Государственную Думу.

Карикатура 1905 года. Фото img01litfund.ru

Лето 1905 года выдалось жарким, прежде всего в политическом смысле. Не успели утихнуть революционные волны, вызванные июньским восстанием на броненосце «Князь Потёмкин-Таврический», как разразилась забастовка в Лодзи. Вскоре она переросла в вооруженное восстание и баррикадные бои рабочих, сражавшихся с полицией. Неспокойно было и в Беларуси, которую царские власти пренебрежительно называли «Северо-Западным краем».

Митинг в Лодзи, 1905 год

Уже в конце мая 1905 года в Гомеле прошла однодневная забастовка против погрома в Житомире. В Гомеле казаки застрелили 17-летнего рабочего во время разгона людей на «бирже труда» на улице Ковальской (ныне Интернациональная). В тот же день неизвестные стреляли в гомельского полицмейстера, но неудачно. Ранения получил пристав Дашкевич. 20 июня прошла многолюдная демонстрация – солдаты и офицеры 160-го абхазского пехотного полка выразили солидарность с манифестантами. Демонстрации шли одна за другой. Например, 12 июля 4000 рабочих протестовали против телесных наказаний, применённых против жителей деревни Дятловичи.

В ответ власти ввели в Гомель казаков и «дикие» подразделения черкесов. Начались массовые облавы, аресты и избиения людей, в том числе случайных прохожих. Резиновых дубинок тогда еще не знали – с протестующими расправлялись при помощи нагаек, шашек, прикладов, да и просто кулаков и сапогов. Несколько человек получили огнестрельные ранения.

Черкесы разгоняют демонстрацию в Кракове

Массовые демонстрации и аграрные волнения охватили тогда всю Беларусь. Забастовки, демонстрации и различные акции проходили в Минске, Гродно, Могилеве, Бресте, Витебске, Мозыре, Бобруйске и многих других городах. В июне 1905 г. началась всеобщая забастовка в Белостоке Гродненской губернии. Её организовала местная группа анархистов-коммунистов. Но 29 июня произошла трагедия. По некоторым данным, провокатор обстрелял патруль. По другой версии, анархист Арон Елин (Гелинкер) бросил бомбу в помощника полицмейстера Глобского и группу полицейских. Как бы то ни было, в ответ полиция и войска начали кровавую зачистку в центре Белостока, задерживая и безжалостно избивая всех прохожих. Всего было убито 13 горожан, при этом один городовой Павел застрелил шесть человек.

Помимо общероссийских социалистических партий, еврейских и польских социалистов, в Беларуси действовала и Белорусская социалистическая грамада. БСГ выступала за социальное и национальное освобождение белорусских рабочих. Во многом ориентируясь на революционное народничество, БСГ создала Белорусский крестьянский союз. При нем формировались отряды крестьянской самообороны. Летом 1905 года Белорусская социалистическая грамада готовила всеобщую крестьянскую забастовку, листовка «Ко всем дворовым работникам и работницам…» была напечатана тиражом 10 тысяч экземпляров. Батраков, которые в основном работали за еду у хозяев, призывали предъявлять такие требования – мясо 2-3 раза в неделю, молоко – каждый вечер. Таковы были реалии жизни простых людей в Российской империи, «которую мы потеряли».

Цензура посредством недвижимости

Поднимающийся вал революции вынудил даже замшелое самодержавие пойти на уступки обществу. 19 августа 1905 г. было объявлено о созыве «законосовещательной» Государственной думы. Она получила название «Булыгинская» по имени главы МВД Александра Булыгина, подготовившего этот проект. В то время центральные органы представительной власти в Российской империи вообще отсутствовали: монархическая власть опиралась исключительно на жесткую «вертикаль» исполнительной власти.

А. Булыгин

Царь Николай II обладал колоссальными полномочиями. Он единолично назначал правительство и губернаторов, только перед ним отчитывались все высшие должностные лица. Самым важным из министерств было министерство внутренних дел, в ведении которого находились не только общая и политическая полиция плюс жандармерия, но и местные органы власти. Государственный совет был призван играть символическую представительную роль. Однако его члены никем не избирались, а назначались лично царём – обычно пожизненно, из числа земельной аристократии и других «высших чинов». При этом полномочия Государственного совета ограничивались совещательными функциями при «государе императоре».

Конечно, на самом деле Николай Романов правил не один. Слабовольный и недальновидный царь большую часть ответственности за управление страной перекладывал на своих подчиненных, а его собственные решения сильно зависели от мнения царицы и ее ближайшего окружения. Но тем более, при формально неограниченном самодержавии, вся страна становилась игрушкой в руках сановников и просто авантюристов, сумевших пробиться к престолу. Самым вопиющим примером фаворитизма и мошенничества стала в дальнейшем незабвенная «распутинщина».

Царь Николай II

В Российской империи избирались только городские думы и земские собрания. Но даже выборы местного самоуправления не были ни демократическими, ни свободными. Выборы жёстко обставлялись имущественными и классовыми ограничениями. Депутаты избирались по «куриям» – от крупных землевладельцев, от сельских общин и т. д. Необходимым условием для избрания было наличие определенной недвижимости, при этом права избранных были исключительно номинальными. В городской думе «нехристиане» не могли составлять более пятой части депутатов, в то время как евреи составляли более половины населения городов и местечек. В белорусских губерниях, которые после восстания 1863 г. находились под подозрением, царь в описанное нами время так и не позволил учреждение земств.

Не менее ограничительная система была заложена и в проекте «Булыгинской думы». Полностью отстранялись от выборов рабочие и крестьяне, не имевшие достаточного имущественного ценза. Студенты и солдаты также лишались права голоса, да и женщинам по-прежнему не разрешали голосовать. Из 143 миллионов жителей Российской Империи только 4 миллиона самых богатых получили бы избирательное право. Те же крестьяне, кто преодолевал имущественный порог, должны были отсеивать своих депутатов по 4-ступенчатой избирательной системе! Даже дворянство и буржуазия были лишены прямых выборов – для них предусматривалась двухуровневая система. И в итоге эта пирамида снова оказывалась не полноценным парламентом, а всего лишь «законосовещательным» органом. Единственный плюс заключался в том, что в законе впервые говорилось о «тайном голосовании». Но по сути «Булыгинская дума» никак не ограничивала власть царя и бюрократии, стоявшей за его престолом.

Но планы половинчатой «конституционной реформы» царизма скорректировало освободительное движение, продолжавшее нарастать.

«За нашу и вашу свободу!»

В обществе проект Булыгина практически никого не удовлетворил, и вскоре поднялась новая революционная волна. Сильнейший удар самодержавию нанесли рабочие, организовавшие всеобщую забастовку. Белорусские рабочие стояли в авангарде этой борьбы.

25 сентября бастовали 1200 рабочих брестских мастерских в Москве. 7 октября Всероссийский союз железнодорожников (ВСЖ), находившийся под влиянием партии эсеров, призвал к общероссийской забастовке. По телеграфным проводам и стальной магистрали протестный импульс быстро передался в разные части Российской империи. 11 октября в Гомеле прошел митинг железнодорожников, в котором приняли участие 10 тысяч человек. 12 октября прекратилось движение на Полесской и Либово-Роменской железных дорогах. 13 октября коалиционный комитет в Гомеле призвал к всеобщей забастовке. Электростанция перестала работать, вокзал погрузился во тьму. Либавский поезд ушел в тот день под конвоем войск.

Октябрьская стачка. Иллюстрация с pbs.twimg.com

К середине октября забастовали железнодорожники Минска, Гомеля, Бреста и других белорусских станций. К забастовке присоединились профсоюзы врачей, конторских служащих и представителей других профессий. А 14 октября заявил о поддержке всеобщей забастовки «Союз союзов» – объединение ряда профсоюзов страны, которые существовали, как правило, нелегально или полулегально. Жители Российской империи не имели права свободно объединяться в союзы, в том числе профессиональные.

Власти отчаянно пытались подавить народное движение репрессиями. 6 октября в Минске полиция устроила массовое избиение после митинга в синагоге. Пострадали более 100 человек, 8 из них получили тяжелые ранения. 6 октября неизвестные устроили несколько терактов против полицейских.

Всероссийская политическая забастовка приобрела огромную популярность благодаря сочетанию экономических и политических требований. Сознательные рабочие, поднявшиеся на борьбу, требовали созыва Учредительного собрания на основе всеобщего, равного, тайного и свободного избирательного права. При этом забастовочные комитеты требовали введения 8-часового рабочего дня, признания со стороны администрации рабочих депутатов, без согласия которых люди не могли быть уволены, повышения заработной платы, выплаты пособий по болезни, отмены штрафов, запрета женщинам выполнять мужскую работу и освобождения беременных от работы на 4 недели до родов и 6 недель после родов с выплатой зарплаты, открытием яслей, оплачиваемых отпусков, открытия библиотек на предприятиях. Забастовщики также требовали передать народу всю землю в общественное уравнительное пользование.

Анархия прoтив демократии

Всеобщую забастовку в Беларуси поддержали как социалистические партии – социал-демократы, эсеры, Белорусская социалистическая Грамада, Бунд, Поалей-Цион, Польская социалистическая партия (ПCП) и другие, так и либералы – конституционные демократы из «Партии народной свободы». Но не всё было просто. Несмотря на общий рост борьбы за демократию, часть радикалов была недовольна этим энтузиазмом. Речь об анархистах-коммунистах, первые группы которых в Российской империи появились в Гродненской губернии. Цитаделью анархистского движения был Белосток, где сторонники безвластия имели огромное влияние на рабочих. Но после того, как местный пролетариат присоединился к всероссийской политической стачке, лидеры движения под чёрным флагом чуть ли не хватались за голову со словами: «Всё пропало!»

Дело в том, что анархисты того времени не признавали никаких компромиссов, считая и либеральную республику, и самодержавную монархию практически одним злом. Для этих крайних радикалов любое государство и любая форма капитализма были неприемлемы. А то, что массы снова последовали за политическими «властническими» партиями, которые поманили их демократическими лозунгами, это «экстремистское крыло» анархизма восприняло чуть ли не как личное поражение.

Некоторым утешением для анархистов-коммунистов стало то, что они сумели включить в требования белостокских забастовщиков и многие экономические моменты. Но вскоре «чернофлажники» задумали дать более обстоятельный ответ «буржуазному минимализму и демократизму». При всём своем пылком темпераменте анархисты-коммунисты были в некоторых отношениях реалистами и оценивали революцию, происходившую на их глазах, как буржуазно-демократическую. Но чтобы не «утонуть бесследно в огромной демократической волне», анархисты этого лагеря намеревались обострить борьбу не только с государством, но и с буржуазией.

Однако насчёт того, что противопоставить демократической эйфории, мнения анархистов разделились. Самая крайняя фракция выступила за «антибуржуазный террор». С ней спорили так называемые «коммунары» – они не соглашались с тактикой индивидуального террора. «Целой исторической полосе нельзя противопоставить индивидуальный протест отдельных покушений», – писал в органе анархистов-«чернофлажников» «Бунтарь» некто «Леонид Виленский».

Тактика же «коммунаров» предполагалась такая: «Пройдёт революция, – говорили они («коммунары» – Ю. Г.), – и образами героев-борцов, кровью погибших жертв, крестами братских могил на многие, долгие годы осветит в глазах масс демократический флаг. Для них это будет что-то дорогое и выстраданное. Враждебно и холодно встретят тогда массы любую критику демократии. Им это покажется кощунственным. И необходимо сейчас, на большом фоне демократии, создать хотя бы одну точку, враждебную всей картине. Пусть это будет лишь точка, пусть она вспыхнет и погаснет, но след останется. Многомиллионные массы заметят её и сохранят в своих умах как нечто идущее вразрез с идеями и лозунгами демократии. Таким пунктом может быть только массовый анархический акт – попытка восстания во имя анархической коммуны».

При этом попытка заранее обрекалась на поражение и жертвы, но должна была быть сделана в пропагандистских целях. Однако «чернофлажникам» не удалось создать хотя бы временную «военно-революционную коммуну» в Белостоке и других городах, приступив к внедрению там анархо-коммунизма. Группы анархистов, готовившие подобные выступления, были арестованы полицией, вероятно – не без помощи провокаторов.

Сторонники традиционного анархизма в духе идей князя Кропоткина считали такие попытки «вспышкопускательством». Сам Кропоткин призывал не злоупотреблять насилием даже ради революции и делал упор на пропаганду идей будущей свободной безгосударственной системы анархических коммун. Позже он предположил, что анархические инициативы смогут развиваться и в республиканском государстве в русле так называемого «демократического федерализма». Осенью 1905 г. белорусские сторонники Кропоткина и близкого к нему органа «Хлеб и Воля» провели съезд в Вильно. Его организатором стал уроженец Витебской губернии столяр Илья Гейцман («Хаим Лондонский»), до того дважды бежавший с военной службы.

Объявление Манифеста 17 октября

«Царь испугался, издал манифест: мёртвым – свобода, живых – под арест»

Но что бы ни писали анархисты, массы действительно жаждали политической воли и той социальной справедливости, которая могла быть реализована хотя бы в рамках этой воли. Беларусь, как и вся Российская Империя, была охвачена всеобщей забастовкой, везде шли демонстрации и столкновения с царской полицией. Всего во всероссийской политической стачке приняло участие около 2 миллионов человек. Железнодорожное сообщение было остановлено практически везде. Сотрудники телеграфно-почтовых контор и телефонных станций объявили о прекращении работы. Бастовали не только рабочие, но и учителя, инженеры, врачи, юристы, суды, сотрудники банков, министерств и других государственных учреждений. К забастовке присоединились даже артисты императорских театров. В Петербурге не работало электрическое и газовое освещение, столица погрузилась во тьму.

И самодержавие заколебалось. 17 октября 1905 года был провозглашен «Манифест» Николая II. Уже в первой строчке самодержец признал, что фактически идёт навстречу народу под давлением «смут и волнений в столицах и во многих местностях». Отсюда «наше сердце преисполнено великой и тяжелой скорбью». Требуя, как и прежде, жестокого подавления беспорядков, царь вынужден был в целях примирения: «1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов. 2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу (речь о «Булыгинской Думе» – Ю. Г.), привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив этим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку». С тех пор ни один закон не имел силы без одобрения «выбранных от народа», да и Государственной Думе было дано некое туманное право «действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от НАС властей».

Примечательно, что «Манифест» был о вовлечении в выборы всего населения, ранее лишенного избирательного права. Правда – «в мере возможности». Но напуганный революцией царь пообещал в будущем и введение общего избирательного права. Если подходить к этой формуле буквально, то ни в одной европейской стране избиратели не имели такого права.

Также Манифест 17 октября отменил фактические запреты на издания на белорусском и украинском языках. В следующем, 1906-м году, вышла первая газета на белорусском языке – «Наша Доля».

Погром

Но, как говорится, «гладко было на бумаге…» С одной стороны, местные власти и сам министр внутренних дел ничего не знали о «Манифесте», который был подготовлен тайно, и прочли о нём только в газетах. Судя по всему, либералы в правительстве во главе с премьер-министром Сергеем Витте, опасаясь вмешательства консервативных кругов, скрывали подготовку документа. Растерянностью властей воспользовались демократическими силами, и многочисленные радостные демонстранты заполнили улицы городов. Но реакция, не без санкции самого Николая II, ответила на «дарование свободы» жестоким террором.

18 октября на площади у Виленского вокзала в Минске собрался массовый митинг, организованный железнодорожным стачечным комитетом во главе со служащими Либаво-Роменской дороги Павлом Жабой и Петром Гамзахурди. По линии министерства путей сообщения они одними из первых получили полный текст царского «Манифеста» и зачитали его присутствующим. После переговоров с минским губернатором Павлом Курловым митинг был дозволен. А из Пищаловского замка выпустили часть политзаключенных, которые сразу присоединились к присутствующим.

Однако власти решили, что такой «разгул свободы» даровать нельзя. Когда мирные участники санкционированного «массового мероприятия» начали расходиться, по ним открыли огонь войска и полиция. Винтовочные залпы с близкого расстояния буквально косили людей. Среди прочих была убита эсерка Роза Шабад, стоявшая с красным флагом. Полиция продолжила расправу над людьми, пытавшимися спрятаться на близлежащих улицах. Всего погиб 51 человек, еще больше получили ранения. Данные медицинской комиссии показали, что большинство убитых получили пули в спину или затылок.

Жертвы погромов

В других случаях полиция привлекала боевиков из националистического «Союза русского народа» к нападениям на демократические и рабочие организации. «Черная сотня» громила и убивала евреев, а там, где их не было – интеллигентов и других «подозрительных». Погромы и массовые убийства прошли в Речице, Орше и других городах.

В октябре 1905 года отряд местной самообороны во главе с Лейбом Рожендом («Лейба-страдалец») выехал из Гомеля в Речицу, чтобы предотвратить погром. Рабочий Роженд отличался огромной физической силой и был опасен для местных черносотенцев. Но на станции Лейба допустил ошибку – купил билеты сразу для всех дружинников. Гомельскую самооборону в Речице уже поджидала засада. Призванные из запаса военнообязанные вместе с «чёрной сотней» расстреляли из винтовок гомельских дружинников по дороге с вокзала в город. Раненых добивали топорами и прикладами. Одному из самооборонцев отсекли ногу, и на фото этой ужасной бойни её можно видеть рядом с трупами.

Однако в Гомеле «чёрная сотня» не решилась устроить погром по случаю дарования «свобод». Гомельские железнодорожники сформировали в стачечном комитете рабочую дружину из 300 человек. И объявили о твёрдом намерении защитить безопасность граждан.

Противостояние между силами революции и реакции продолжалось ещё долго. Когда монархии удалось временно потеснить демократическое и социальное движение, царь быстро забыл об «общем избирательном праве». Выборы в следующие Госдумы проводились на основе того же сословного-имущественного ценза, женщины и малообеспеченные к выборам по-прежнему не допускались. Избирательные кампании часто сопровождались массовыми арестами избирателей, представителей интеллигенции и всех недовольных. Капризный самодержец неоднократно разгонял неудобных для него депутатов. И в конечном счёте нежелание царизма идти по пути постепенных преобразований привело его к гибели.

Но даже сразу после поражения первой революции, при помощи всех войск, полиции и «чёрной сотни», не все её достижения удалось ликвидировать или свести к формальности.

И сегодня всеобщая забастовка в октябре 1905 года для нас не просто история. По большому счету, 8-часовой рабочий день, право на объединение в профсоюзы, на оплачиваемый отпуск и больничный, на декретный отпуск, равноправие женщин и многие другие социальные завоевания – всё это родом из 1905 г. Как, впрочем, и парламентская демократия, и всеобщее избирательное право, и признание белорусского языка и национальной культуры. Что-то из названного работает хорошо и давно стало для нас привычным, что-то до сих пор остаётся пустым звуком. Но ведь история и жизнь общества – не застывшая данность, а динамичный и сложный процесс постоянной борьбы различных социальных сил и их идей. Вечное противостояние мракобесия и насилия – и свободы и справедливости.

Перевод с белорусского belisrael

Источник

Опубликовано 23.10.2020  21:19

Д. Драгунский: «Желаю Беларуси как можно большей независимости»

Юрий Глушаков, газета «Новы час» (12.10.2020)

Писатель Денис Драгунский, одним из первых откликнувшийся на призыв Светланы Алексиевич высказаться о событиях в Беларуси, имеет гомельские корни. Его отец, автор знаменитых «Денискиных рассказов» Виктор Драгунский, родился в семье гомельчан и провёл детство на берегах Сожа.

Фото nacion.ru

Однажды в Гомеле

Лев Драгунский, дед популярного детского писателя, был одним из основоположников социал-демократического движения в Гомеле.

В конце XIX – начале XX веков жизнь патриархального, по сути, города взорвали пришедшие сюда железная дорога и капитализм. Подле деревянных особняков с соломенными крышами задымили трубы первых фабрик и заводов. Сперва работавших на них пролетариев всё устраивало – ну и что, что рабочий день длился 16 часов, зато была «стабильность», и хозяин расплачивался деньгами. Поначалу хозяина мастерской или фабрики, как и царя-батюшку, так и воспринимали – как «отца»-кормильца. Но разразился один экономический кризис, затем другой. И в рабочих кварталах появились такие люди, как Лев Драгунский. В этих кварталах они начали создавать кружки самообразования для рабочих. Это было важно, потому что имперские власти не желали тратить деньги на школы, и большинство населения оставалось неграмотным. Пропагандисты, которые пошли в массы, были для пролетариата своего рода «интернетом» того времени.

Интеллигенты-социалисты хотели свержения самодержавия. А также агитировали за сокращение рабочего дня, за гражданские свободы и нормальную заработную плату. Последнее обстоятельство особенно импонировало рабочим, и это придало борьбе с самодержавием массовый народный характер. Уже первые забастовки – грозное оружие пролетариата – вынудили многих хозяев в Гомеле сократить рабочий день до 10-12 часов и повысить заработную плату – до 50 процентов.

В Гомельском музее сохранилась книга, изданная в 1925 году. В ней довольно часто упоминается революционер Драгунский. Книга чудом пережила репрессии, поскольку многие из упомянутых в ней социал-демократов, в том числе большевики, бундовцы и эсеры, были позже осуждены во время «большого террора». Самого Драгунского тоже посмертно записали в меньшевики и даже пытались обвинить в сотрудничестве с «охранкой». Дело в том, что долгое время его, одного из лидеров РСДРП, политическая полиция не трогала. На самом деле «охранка» оставляла на воле его и нескольких других членов подпольного комитета, чтобы скрыть своего настоящего агента-провокатора Мирона Черномазова, который впоследствии стал выпускающим редактором легальной большевистской газеты «Правда».

Но в 1903 году Лев Драгунский был впервые арестован и предстал перед царским судом. В том году царская полиция решила опробовать в борьбе с революционным движением «новую» технологию – разжигание межнациональной вражды. 65 процентов населения Гомеля в то время составляли евреи, бытовой антисемитизм и религиозные конфликты не были редкостью. Но мало кто знает, что первоначально царская полиция для нападения на «демократов» использовала не «русских», а еврейских погромщиков. Последние набирались из ломовых извозчиков и различных темных элементов. Еврейскую «чёрную сотню» для нападений на революционных рабочих вдохновлял «казённый» раввинат. Однако рабочие организовались и дали отпор нападавшим. Тогда жандармы в августе-сентябре 1903 года настроили против евреев «русских» рабочих из мастерских Либаво-Роменской железной дороги. Однако рабочие партии впервые в новейшей еврейской истории организовали в Гомеле отряды самообороны, чтобы встретить черносотенцев с оружием в руках. Одним из организаторов гомельской самообороны был и Лев Драгунский.

При этом профессия Драгунского была абсолютно мирная – учитель русского языка. Но исследователь Марина Щукина цитирует воспоминания родственников писателя – в семье не любили людей с интеллигентской внешностью. Как только мужчины с чеховскими бородками и пенсне приходили к Льву Драгунскому, сразу шли аресты и посадки в гомельский тюремный замок.

Женой Льва Драгунского была акушерка Циля Исааковна, уроженка знаменитого «Кагального рва» – гомельской «Молдаванки». Но революция 1905–1907 годов потерпела поражение, а следом за ней распался и семейный союз Драгунских.

В 1913 году монархия Романовых с пафосом отметила 300-летие династии и свою воображаемую неприступность. А педагог и социал-демократ Драгунский развелся с Цилей и женился на Хане-Бейле Ратнер, которая была на 16 лет моложе его. В том же году молодая семья эмигрировала в Америку.

Туда же отправились дети от первого брака Исаак и Рита. Рита вышла замуж за Юзефа Перцовского, сына старьевщика. Семья была в прямом и переносном смысле молодой – Рите 16 лет, а её мужу 17. Ко всему прочему, Юзик имел криминальные наклонности. Как сообщает Марина Щукина со слов членов семьи Драгунских, Юзик, например, легко мог обокрасть лавку отца и имитировать её ограбление «неизвестным» экспроприатором.

В Нью-Йорке, в Бронксе, у Риты и Юзика родился сын Виктор, будущий советский писатель. Семья жила почти в трущобах, по крайней мере, рядом с огромными крысами, поэтому вскоре они решили вернуться в Гомель. А вот дедушка Лев, который уже принимал активное участие в американском социалистическом движении, остался в Америке навсегда. После неудачного удаления зуба он подхватил заражение крови и умер.

Виктор Драгунский. Фото ru.citaty.net

«Денискины рассказы» и Гомель

Семейная жизнь Драгунских развивалась так же стремительно, как и сама эпоха. В Гомеле произошла революция, а у Риты Драгунской появился новый муж. По смутному преданию, перед этим он приложил руку к казни её первого мужа – Юзика Перцовского, обвинённого в бандитизме. По другой версии, отец писателя умер от тифа. Как бы то ни было, отчимом будущего автора «Денискиных рассказов» стал Ипполит Войцехович, начальник Гомельской милиции. Однако в 1920 году он, в свою очередь, был убит бандитами. На его похороны на улицы Гомеля вышло огромное количество людей. А дядя будущего писателя был анархистом, участником подпольного движения против немецких оккупантов в 1918 году.

Гомель во времена НЭПа тоже жил полной противоречий жизнью. Параллельно с суровыми пролетарскими буднями и революционным строительством новая буржуазия любила отдыхать, и с пафосом. Расцвело и местное эстрадное искусство. Школьником Драгунский даже посещал кафе-шантан «Эльдорадо» в парке, ранее носившем имя Паскевичей, а в то время – имя первого наркома просвещения товарища Луначарского.

А в 1922 году его мать вышла замуж в третий раз за приехавшего на гастроли в Гомель режиссёра еврейского театра Менахема-Мендла Рубина. Кто осудит её, если гражданская война отняла у женщины первых двух мужей? Так Виктор ещё теснее вошёл в театральный мир. Но в 1931 году он потерял и второго отчима: режиссёр соблазнился прелестями капиталистического мира и уехал в Америку.

Виктор Драгунский. Фото 24smi.org

А Виктор с мамой остались в Москве. Здесь он некоторое время работал токарем, а потом поступил в театрально-литературную студию. В 1941 году, с началом войны, Виктор Драгунский ушёл в ополчение, затем работал в фронтовых творческих бригадах.

Демократизация жизни в СССР 1960-х годов дала возможность раскрыться блестящему таланту Виктора Драгунского и многих других. «Денискины рассказы» подкупали своей живостью и непосредственностью, они словно исходили от советского ребенка. В тексте имелись и отсылки к романтике первых лет советской власти, ибо во время оттепели было объявлено о возвращении к «истинному ленинизму». Видимо, говоря о буденновской сабле, вспоминал Виктор Юзефович и своего гомельского отчима в кожаной тужурке с маузером на боку. Кто знает, что бы он рассказал нам, доживи до наших дней?

Новая Беларусь

И всё-таки мы спросили Дениса Драгунского, сына Виктора: «А что сказал бы Дениска Кораблёв о текущих событиях в Беларуси?» Наш респондент, хотя и был прообразом легендарного литературного героя, за него отвечать не стал. Но от себя российский писатель Денис Драгунский ответил на вопросы «НЧ» следующее:

Денис Драгунский. Фото www.facebook.com

– То, что Лукашенко в России называют «народным президентом», – это имперско-шовинистическая отрыжка. Смотрите сами: России нужен сильный, умный, непростой лидер. Любимым остаётся Сталин – здесь вам и репрессии, но здесь и увлечение литературой и театром, беседы с Булгаковым и Пастернаком. Любят и помнят также Андропова – как утонченного интеллектуала у власти. Правит железной рукой – и сочиняет сонеты, и вообще еврей по матери: умный грустный взгляд из-под очков. Выдающийся политик и Путин – я говорю это без симпатии, но признавая очевидное. Тоже, кстати, собеседник Солженицына и приверженец русских философов. Почему так? Российский имперец ответит: «Да потому что мы – великий народ, и наш президент должен быть соответствующим… А эти белорусы – это же сплошной колхоз, ну немножко «БелАЗ» – вот им и нужен такой весь из себя народный президент, Батька, одним словом». Но каждый «народный президент», как ни понимай это странное сочетание, после 26 лет пребывания у власти становится «антинародным». Так сказать, по факту его застревания во власти.

А вот будущее Беларуси, по мнению писателя Дениса Драгунского, должно быть следующим:

– Я бы хотел видеть Беларусь современной парламентской республикой. Именно парламентской республикой, с развитой системой политической конкуренции. Возможно, с ограничением по времени для лидера правящей партии или даже для самой партии, которая находится у власти. При всём уважении к госпоже Меркель, это не очень приятный пример слишком долгого пребывания у власти. О демократии можно говорить только после того, как в результате свободных выборов дважды сменилась власть в стране, причём к власти пришли не разные люди, а разные политические силы. На смену либералам пришли социалисты, потом на смену социалистам пришли консерваторы и так далее.

Понятно, я бы хотел, чтобы в новой Беларуси были обеспечены политические свободы и права человека, проводилась гуманная социальная политика.

Беларусь – компактная высокоиндустриализованная страна. Такими являются большинство стран-членов ЕС. Но пусть белорусы сами решают, вступать в Евросоюз или оставаться «неприсоединившимися». Впрочем, я бы не хотел для Беларуси статуса вечного «лимитрофа», пограничного государства, вынужденного балансировать между Россией и ЕС. Я бы пожелал Беларуси как можно большей независимости.

Юрий Глушаков

P.S. Автор благодарен журналисту и исследователю Марине Щукиной за помощь при подготовке материала.

Источник

Перевод с белорусского – belisrael.info

Опубликовано 13.10.2020  14:02

В. Рубінчык. Першачэрвеньскае

Шалому! Здаецца, лета ў Беларусі будзе гарачае ва ўсіх сэнсах. «Фортка магчымасцей» для альтэрнатыўных палітыкаў паступова пашыраецца, і цяпер у яе могуць пралезці нават кандыдаты пэўнай камплекцыі. Як у мульціку: «приятной наружности и вот такой окружности» (развіваць тэму не буду, каб не абвінавацілі ў фэтшэймінгу).

Збор подпісаў у Салігорску, май 2020 г.

Дальбог, многае ў гэтым сезоне грае супраць «сонцападобнага» – ён лепіць памылку за памылкай. «Наезды» на ахвотных заняць прэзідэнцкі фатэль у стылі дурнаватага рэкламнага персанажа ўзору 1991 г. («Прыйдзе дзень, і я скажу ўсё, што я думаю з гэтай нагоды»). Развагі пра тое, што жанчыны не прыдатныя для кіравання тутэйшай дзяржавай, што ў нас нібы гэтак пабудавана Канстытуцыя, значаць адштурхоўванне ўсіх маладых-амбітных прадстаўніц прыўкраснага полу (мо нават і Качанаву пакрыўдзіў…) Намёкі на нягегласць прэм’ер-міністра, уласнаручна прапхнутага на пасаду ў абыход той самай Канстытуцыі – усяго 21 месяц таму.

Дапусцім, што ў кожны з прэзідэнцкіх тэрмінаў мае ў парадку ратацыі з’яўляцца новы прэм’ер-міністр. Тады з 1996 г. (год, калі Лукашэнка атрымаў права прызначаць другую асобу ў дзяржаве фактычна без згоды заканадаўчага органа) у нас мусіла быць 5 прэм’ер-міністраў, якія служылі б да 2001, 2006, 2010, 2015 гг. і во цяпер – да «выбараў» 2020 г. Насамрэч жа іх налічваецца 7 – Лінг, Ярмошын, Навіцкі, Сідорскі, Мясніковіч, Кабякоў, Румас – а цяпер запланаваны восьмы. За гэты ж перыяд, 1996–2020 гг., набралося 9 кіраўнікоў адміністрацыі прэзідэнта… што сведчыць пра імкненне «цара» ўсцяж перакладваць адказнасць на «баяр» (што і назіралася ў крытычныя моманты – напрыклад, увесну 2017 г., калі разгараліся пратэсты супраць «дэкрэта № 3»). Які сур’ёзны чалавек з уласнай пазіцыяй пажадае будаваць кар’еру ў дзяржапараце пры такім раскладзе?

Мабыць, і вышэйшыя чыны спецслужбаў не ўсім здаволены: з 2005 г. змянілася 4 старшыні КДБ і 4 міністры ўнутраных спраў, але на пасадзе памочніка Аляксандра Лукашэнкі па нацыянальнай бяспецы 15 гадоў застаецца 1 чалавек, і па дзіўным супадзенні яго прозвішча таксама Лукашэнка. Калі Віктар-сын-першага-прэзідэнта ў 4 разы разумнейшы за сваіх паплечнікаў-урадоўцаў, гэта неабходна прапісаць у новай Канстытуцыі! 🙂

Хіба толькі верная Ліда, 1953 г. нар., крочыць у нагу з Лукашэнкам-старэйшым ад 1996 г., але і яна ўсё часцей скардзіцца, што пасада «галоўнай лічылкі» ёй надакучыла. А тыдзень таму прызналася, што пасля адстаўкі будзе… чакаць сыходу з жыцця, міжволі падклаўшы свайму шэфу тлустае свінчо. Цяпер маладыя юрысткі & юрысты зірнуць на Ярмошыну – і сто разоў падумаюць, перш чым наймацца на службу да Рыгорыча. Мала хто хацеў бы к 67 гадам быць высмактаным настолькі, каб весці паўрасліннае існаванне, хай сабе ў «элітным» квартале на вул. Ціхай. Уваход у той драздоўскі квартал – рубель, выхад – два 🙂

Памылка меншага маштабу – адклад «прэзідэнцкага паслання» нацыянальнаму сходу і беларускаму народу, з сярэдзіны красавіка да… грэцкіх календаў (29 мая стала вядома, што яно толькі рыхтуецца). Не, «так можна было», але спасылка на вонкавыя фактары не пераканала – незабыўная «міжнародная абстаноўка» яшчэ доўга будзе напружаная. 25 красавіка А. Л. вяшчаў: «Нам патрэбен дакладны прагноз. Яго сёння даць нельга». Як быццам на пачатку лета ўсё ў свеце «ўстаканіцца»…

Рэзюмэ? «Гэты чыноўнік зламаўся, прынясіце новага». Не думаў cёлета нікога падтрымліваць, але пасля чарговай пасадкі Сяргея Ціханоўскага, гэтым разам у выніку правакацыі (29.05.2020), і выступленняў «лепшых людзей горада» (прывет Яўгену Шварцу) з асуджэннем гродзенскай імпрэзы Сяргея, падпісаўся за вылучэнне жонкі блогера – Святланы Ціханоўскай. Праўда, пан Троцкі (! – Валянцін, каторы паплечнік Міколы Статкевіча) мяркуе, што збор подпісаў у нечым нават шкодны, бо адцягвае людзей ад рэальных пратэстаў.

І тым не меней… Мінск, 31.05.2020, каля 12:00

Трохі пацяплеў я да Валера Цэпкалы, якога «падсцёбваў» тут і тут. Агулам-то яго свежае інтэрв’ю Арцёму Шрайбману не ўразіла; В. Ц. даў зразумець, што ўдзел у палітычнай кумпаніі для яго – чарговы эксперымент (37:48–38:30). Але істотна, што Валер выказаўся супраць адкрыцця ў Беларусі АЭС (можна спытацца, дзе ён быў у сярэдзіне 2000-х гадоў, калі ў нетрах адміністрацыі рыхтавалася прынцыповае рашэнне аб пачатку будоўлі, ды лепей позна, чым ніколі), за абмежаванне прэзідэнцтва двума тэрмінамі… І, як той Віктар Бабарыка, амаль адразу выступіў у абарону Ціханоўскіх – гэткай салідарнасці «кандыдатаў у кандыдаты» бракавала ўлетку 2015 г. Сёння каля мінскай Камароўкі падпісаўся я і за Цэпкалу.

Чарга ахвотных пакінуць свой аўтограф «не за Лукашэнку» расцягнулася бадай на кіламетр… 31.05.2020, каля 12:30.

Мікола Казлоў і Анатоль Лябедзька (абодва – «у цэнтры ўвагі») за перамогу кандыдата ад АГП насамрэч не змагаюцца, а подпісы збіраюць для «зносін з народам»

Пікецік Андрэя Дзмітрыева быў не такі папулярны

На Камароўку прыйшоў і знаны «курапацкі» пратэстоўца Леанід Кулакоў

Над «ціханоўскай» палаткай развяваліся сцягі з еўрасаюзаўскімі зорачкамі і «Пагоняй»; гучала песня на матыў «We will, we will rock you» з пераробленымі словамі («Свер-гнем та-ра-кана!»)

Прадстаўнікі «Нямецкай хвалі» і Арцём, які працуе на тэлеканал «Белсат»

З Бабарыкам больш складана. Кандыдатурку фінансіста прасоўваюць Святлана А-ч з Мінска-Беларускага і Галіна А-т з Тверыі-Ізраільскай (зрэшты, Галіна – за таямнічага «Бабарэку» :)) Гэта дзве дамы, якіх варта паслухаць… і зрабіць наадварот. Тое, што лаўрэатка «наўзаем» падтрымае свайго фундатара, прадбачыць было няцяжка, ды ад гэтага не лягчэй. Трэці факцік – адзін колішні знаёмы, лукашыст і надаеда, «раптам» адкрыта запісаўся ў ініцыятыўную группу Бабарыкі. З аднаго боку, гэта сведчыць пра эрозію сістэмы, за якую шмат гадоў «тапіў» мой раўналетак, з другога – да тру-дэмакрата яго не пацягне…

Дарэчы, за тыдзень прадугадаўшы пазіцыю Святланы Аляксандраўны, я памыліўся ў іншым: у статусе Юрыя Глушакова. Ён-такі першы нам. старшыні ў партыі «Зялёныя» (ад пачатку 2020 г. – пасля колькігадовай паўзы), тут «Беларускі партызан» меў рацыю. А, напрыклад, у тым, што журналіст Віталь Цыганкоў з’яўляецца «вядомым палітолагам» – не.

Яшчэ раз пра бульбу, бо зноў чамусьці са мной пра яе спрачаюцца… Напэўна, ёсць сэнс развіваць вытворчасць некаторых яе гатункаў у Беларусі, але з галавы не выходзіць адзін эпізод. Увесь дзень у верасні 2004 г. на полі каля адной з вёсак Шчучынскага раёна капалі бульбу (я таксама капаў). Пад вечар прыехалі фуры са смуглымі людзьмі, перакупшчыкі хуценька пагрузілі мяхі з бульбай і павезлі «на Маскву», заплаціўшы вяскоўцам мізэрныя грошы.

Тутэйшыя бульбаводы былі – і, мяркую, застаюцца – прайстэйкерамі, а не прайсмэйкерамі. «Пужалкі» пра будучы голад у суседзяў трэба «дзяліць на шаснаццаць»; існуе праўдападобная версія, што пандэмія COVID-19 пайшла нават на карысць расійскай сельскай гаспадарцы, дый ва Ўкраіне не ўсё так кепска, як прадказвалі. Таму да парады галоўнага клюшкара «Трэба пасеяць паболей. Гэта будзе ўратаванне… Калі вы паводле тэхналогіі будзеце гэта абслугоўваць, атрымаеце хоць невялікую, але жывую капейку. Да вас прыедуць на поле і забяруць» (15.05.2020) стаўлюся даволі скептычна. Яна, між іншага, супярэчыла развагам таго ж «маркетолага»: «Галоўнае – прадаць па добрай цане, а не проста выпхнуць тавар за мяжу». Дый пазнавата ў сярэдзіне траўня было даваць парады наконт бульбы, не?

В. а. цара згадаў вытворчасць малака і мяса, але не настойваў, што ў іх «уратаванне». Пэўна, рэч у тым, што вырабы, якія прыносяць краіне ў разы больш валюты, так і не зрабіліся нацыянальнай «фішкай». Некаторым жа карцела пагуляцца з тутэйшай сімволікай і стэрэатыпамі (як пазалетась, калі мяхі бульбы былі дастаўлены Пуціну на Новы год), а да таго ж па прызначэнні даты «выбараў» паказаць уласную «блізіню да народу»… Ну, і зацыкленасць палітычнага пенсіянера на мінулым адыграла ролю. У кастрычніку 2019 г. в. а. даводзіў казахам (не перакладаю, каб захаваць cтылёвыя адметнасці):

Картофель — это же наш спаситель. Что такое картофель? Картофель в войну и прочее где-то вырастил, и ты вместо хлеба, вместо молока… На картошке на одной люди выживали. Когда мне говорят, какой бы памятник вы за войну поставили в Беларуси… Я бы мешок картошки на памятник воздвиг и корову.

На хвілінку, вайна скончылася 75 год таму. У XXI ст. нават на прасторах СНД вага бульбы ў спажывецкім кошыку зніжалася… Я не супраць бульбы, сам яе люблю на сняданак – але супраць таго, каб з гэтага клубняплода рабіўся нейкі фетыш. І хопіць пра «піянераў ідэал».

Іегуда Пэн. Аўтапартрэт 1932 г.

* * *

Першага чэрвеня 2009 г., г. зн. акурат 11 год таму, памёр Аляксандр Сяргеевіч Патупа – фізік, прадпрымальнік, пісьменнік, даследчык сацыяльна-палітычных працэсаў, якому сёлета ў сакавіку магло б споўніцца 75. Між іншага, у 1960-х гадах юны першаразраднік Патупа лічыўся ў БССР перспектыўным шахматыстам.

А. Патупа і адна з яго мастацкіх кніг, якая ёсць і ў маёй бібліятэцы

Зважаючы на млявую зваротную сувязь, не ўсім «зайшла» ідэя пра помнік дачасна памерлым беларускім медыяменеджарам. Усё-такі, прыпомніўшы мае сустрэчы з Аляксандрам Сяргеевічам у 2004 г., якія пакінулі добрае ўражанне, высоўваю яшчэ адну ідэю – помнік беларускім палітычным аналітыкам. Такі помнік мог бы стаяць на прыватнай тэрыторыі ды мець форму «абстрактна-канкрэтнай» скульптуры, прысвечанай наступным рана памерлым людзям:

Алег Багуцкі (1968–2017)

Ірына Бугрова (1954–2011)

Святлана Навумава (1956–2011)

Сяргей Панькоўскі (1956–2009)

Аляксандр Патупа (1945–2009)

Віталь Сіліцкі (1972–2011)

Віктар Чарноў (1957–2013)

Яднае гэтых людзей тое, што яны глынулі вольнага паветра канца 1980-х – пачатку 1990-х гадоў – а потым, цытуючы выраз аўтара belisrael.info пра медыяменеджараў, «не маглі ўжо вярнуцца ў ранейшыя цуглі». Унёсак пералічаных у развіццё палітаналітыкі на нашых землях быў розны, але галоўнае, што ён быў. І стаўся падмогай для новых пакаленняў…

Нехта запярэчыць, што палітычныя даследаванні для Беларусі не актуальныя, і лепей бы ўвекавечыць у метале працаўнікоў больш патрэбных прафесій. Дык не адзін год існуюць ужо ў нашых гарадах скульптуры паштальёнаў…

Мінск (ля кінатэатра «Кастрычнік»), Барысаў (ля вакзала)

Крыху шануюць у нас і дворнікаў – іх вобразы ўвасоблены як мінімум у Гомелі і Мінску. Зрэшты, калі меркаваць паводле мінскай скульптуры, дзе даўно бракуе кавалу мятлы, ні мастацтва, ні нават прыбіранне смецця ў вачах тутэйшага начальства не ёсць прыярытэтам 🙁 Іначай раённае або сталічнае чынавенства знайшло б невялікія грошы для рамонту.

Выгляд скульптуры на вул. Карастаянавай – у 2012 г. і ў 2020 г.

Ну, а завяршыць хочацца, натуральна, на мажорнай ноце. У вясну, сапсутую распаўсюдам COVID-19 (на 31.05.2020 у Беларусі, пішуць, памерла 235 чалавек, і 24 тысячы яшчэ не акрыялі) ды хабёльствам асобных гора-кіраўнікоў, выявіліся і лепшыя якасці чалавечага роду. Гл. дзве наступныя аб’яўкі, сфатаграфаваныя ў Цэнтральным раёне г. Мінска:

На бульвары Шаўчэнкі і вул. Веры Харужай (пад’езд аднаго з дамоў)

Вольф Рубінчык, г. Мінск

01.06.2020

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 01.06.2020  00:04

Перадвыбарная кумпанія ў Тутэйшыі

Краіна Тутэйшыя – месца, дзе многім з нас не хапае месца… Між тым неяк адаптаваліся: жывем, існуем або трываем (непатрэбнае выкрэсліць).

Пераважная ўвага тут і цяпер – да кандыдатаў у прэтэндэнты на «галоўны фатэль» РБ. Іх цяпер 15, амаль як на якіх-небудзь паўночнаамерыканскіх выбарах, але вылучэнцаў, якія штосьці з сябе ўяўляюць, няшмат (адзначаў тутака).

Запомніўся адказ Cяргея Ціханоўскага, блогера-і-за-кратамі-сядзельца, на пытанне карэспандэнткі «Нямецкай хвалі»: «Калі праводзіць паралелі, кім вы сябе адчуваеце: беларускім Навальным? Або, можа, Зяленскім?» – «Я адчуваю сябе беларускім Ціханоўскім». Напэўна, так (сур’ёзна-дасціпна) і трэба выказвацца.

Яшчэ досціп ад Настачкі з твітэра: «Калі бачу ў адной навіне прозвішчы Бабарыка, Ціханоўскі, Цэпкала, адразу ў галаве карцінка ўзнікае, як першы ў аркестры дырыжыруе, другі з Паплаўскай “Малінаўку” спявае, а трэці з Лалітай скача». Празрыстая алюзія на дырыжора Віктара Бабарыкіна, спевака Аляксандра Ціхановіча і расійскага шоўмэна Сашу Цэкала 🙂

На гэтым вясёлым фоне асабліва ўбога выглядалі «жарцікі» ад Ліды Я. з цэнтравыбаркама… Нагадаю: жонка Міколы Статкевіча Марына прынесла ў ЦВК «недасканалыя паперы». Рэакцыя была такая: «Баюся, Марыну Адамовіч увечары чакае сямейная сцэна!» А пра іншую прэтэндэнтку, нібыта заражаную каранавірусам, чыноўніца абвясціла: «Напэўна, ёй хацелася плюнуць у маёй прыёмнай». Фэйспалм…

Сёння пачытаў, як цырк-шапіто, выгнаны з Брэста-Літоўскага ў сувязі з эпідэміяй COVID-19, мадзее ў сельскай мясцовасці, практычна ў лесе… Доўга думаў. Прыйшоў да высновы, што не тую ўстанову назвалі «цырк-шапіто» (і турнулі з горада).

«Мадам Ярмо» не толькі выпраменьвае паранаідальныя ідэі – следам за тым, хто зрабіў на яе стаўку ажно ў 1996 г. – але і страціла прафпрыдатнасць. Улетку 2019 г. «заслужаная юрыстка» прапаноўвала правесці выбары прэзідэнта 30.08.2020, «Радыё Liberty» ды іншыя дробныя СМІ стрымгалоў кінуліся каментаваць тую ярмошынскую заяву… Cёлета «раптоўна» выявілася, што, калі на «выбарах» спатрэбіцца працяг, то названая дата пярэчыць канстытуцыі: «У 30 жніўня ёсць недахоп: выбары могуць праходзіць у два туры»… Іншая пасля такога факапу сышла б на пенсію, але 67-гадовая ўладальніца катэджа ў Драздах ані сумелася. Працягвае лінію старухі Шапакляк на дробныя паскудствы, як лёгка ўбачыць. Зрэшты, для чаго яшчэ, па вялікім рахунку, юрысты патрабуюцца «вярхоўнаму»?

«Салідныя кандыдацкія бабры» як быццам пачулі маю бясплатную параду – не апранаць даспехі радыкалаў. Адстаўны казы барабаншчык памочнік Лукашэнкі ўчора заявіў: «Краіне патрэбна еднасць – без падзелу на ўладу і апазіцыю, ворагаў і сяброў». Карацей, усеагульны кампраміс (і такой бяды, што яго не бывае ў прынцыпе – хіба толькі на могілках).

Пан Цапкала, слушна пазначаючы некаторыя праблемы беларускага соцыуму ды палітыкуму, па-ранейшаму кур’ёзна рэагуе на вострыя пытанні. Рэпліку «Хто вінаваты?» ён парыруе развагамі пра тое, што трэба перагарнуць старонкі мінулага, не шукаць ворагаў… Ну не атрымаецца абнуліць чвэрць стагоддзя – нават пры дапамозе такіх «плюшак», як авіярэйсы лаўкостараў, энергаэфектыўная эканоміка і да т. п.

Здаецца, па-ранейшаму замоўчвае Валер Ц. свой унёсак у пабудову той сістэмы, якую ён цяпер лупцуе… Унёсак не толькі канца ХХ ст. (дапусцім, што на той час аматар хакею сапраўды адпавядаў запытам выбарцаў), а і ХХІ ст. Напрыклад, у амплуа «памочніка прэзідэнта», прадстаўніка Лукашэнкі ў «Нацыянальным сходзе» (2002–2005).

Тое, што вяшчае нядаўні банкір, які ўступіў у тутэйшую палітыку, часам увогуле чмур… Крым – грэчаскі? Цэнтрвыбаркам абараняе галасы грамадзян? Мо апошняе – і камплімент на адрас «мадам Ярмо» (або заляцанне да «наменклатуры»), але з маёй званіцы ўспрымаецца як чарговы няўдалы жарт.

Прамаўляе Віктар Б. і разумныя рэчы – напрыклад, што хацеў бы аднавіць абмежаванне тэрмінаў кіравання прэзідэнта двума тэрмінамі (=10 год) – ды неяк яны губляюцца сярод трэшу… І як тут паверыш чалавеку, які займаў пасаду старшыні праўлення банка не 10, а 20 (дваццаць) гадоў? Так, аб’ектыўна розніца паміж палітыкай і бізнэсам істотная, аднак Віктар яе акурат не хоча заўважаць… Прэзідэнт у яго трактоўцы – «чысты менеджар», і каб жа пан Бабарыка не перанёс на палітыку & дзяржкіраванне сваё разуменне кадравых працэсаў… Іначай кажучы, учэпіцца новаабраны ў фатэль пад прэтэкстам выканання KPI – не адбярэш і праз два дзесяцігоддзі. Вунь пан Зяленскі таксама абяцаў сысці пасля першага прэзідэнцкага тэрміна, а цяпер, 20.05.2020, кажа, што, «як будзе вялікая падтрымка ад народу», можа і перадумаць…

Натуральна, былі, ёсць і будуць есці аўтары кшталту Стася К., якія заклікаюць скарыстаць шанс (як тыя напарстачнікі на вакзальнай плошчы): «Давайце намалюем сабе таго бізнэсмена, які фарміраваўся ў апошнія 30 гадоў. Ён шмат чаго дабіўся. Ён любіць Беларусь так, як можа. Ну, вось так, як Бабарыка, напрыклад. Дабіўся, любіць, прапануе сябе. Чаму вам не падабаецца тое, як ён яе любіць, і тое, чаго дабіўся?» Засталося дадаць хіба: «Вы проста не любіце ўсіх Бабарык банкіраў!» Зміцер Дзядзенка няблага напісаў 20 мая: «Мяняць быка на індыка – беларускі нацыянальны спорт».

Вангую, што неўзабаве за В. Бабарыку «ўпішацца» С. Алексіевіч – яна палюбляе гэткага ўзроўню каляпалітычныя праекты (напрыклад, ухвальна выказвалася пра А. Мілінкевіча і Т. Караткевіч). І захапляецца, калі нехта з багатыроў ахвяруе на культурку 0,01…% ад сваіх капіталаў.

Год таму каля галоўнага офіса «Белгазпрамбанка» на вул. Прытыцкага ў Мінску паставілі скульптуру Осіпа Цадкіна «Дараносец». Гонар і хвала фундатарам!

Дарэчы, не тое каб я імкнуўся падлавіць лаўрэатку на супярэчнасцях – неяк само вылазіць… Летась спадарыня фактычна падтрымала эўтаназію; паводле С. А., яна магчымая, «калі чалавек хоча адысці раней, чым перастае быць чалавекам». А днямі тая ж «Свабода» піша, што лаўрэатка – за тое, каб жывёлы-інваліды, якім пагражае эўтаназія, працягвалі жыць (і матэрыяльна падтрымлівае групу «Добры леў»). Як яно спалучаецца? Дзеля-мадзеля патлумачу: хай жывуць хворыя жывёлы, я супраць эўтаназіі для хворых людзей. Асабліва небяспечнай была б яе легалізацыя ў нашых умовах, дзе шчыруе прававы нігілізм, а вольнае самавыяўленне грамадзян, лагодна кажучы, дзе-нідзе ставіцца пад сумнеў.

Яшчэ каліва звестак пра жывёлаў і людзей.

Заяц-шарак пасяліўся ўвесну 2020 г. каля Дома ўрада ў Мінску – няйначай гэта пачатак перадвыбарнай кампаніі старшыні Магілёўскага аблвыканкама, экс-міністра сельскай гаспадаркі Леаніда Зайца. Вушасты звярок распальвае цікавасць журналістаў, пра яго пішуць у сувязі з «сакральным» будынкам. Выходзіць, яго з’яўленне – хітры ход, каб павялічыць пазнавальнасць Леаніда Канстанцінавіча як будучага палітыка! 🙂

Зайцы (2 экз.). Злева – фота Тамары Хаміцэвіч, «Мінск-навіны». Правае фота ўзята адсюль

З тым, што «капіталізм караскаецца ўгору», згаджаецца гомельскі гісторык Юрый Глушакоў. Яго погляд можна пачытаць тут: «Сенсацыяй гэтай кампаніі стала з’яўленне на ёй «рэальнай» буржуазнай апазіцыі… Мэта цалкам зразумелая – адарваць ад усялякіх “кандыдатаў пратэсту” ІТ-шнікаў, “крэаклаў” і іншых “яйкагаловых”». Версія, што мае права на жыццё: вылучэнне кандыдатаў «з эліты» абумоўлена ходам гістарычных падзей, але ў канкрэтных умовах яны могуць быць пешкамі (ОК, фігурамі) у «гульні тронаў». Дыялектыка… (Чаму Глушакова на сайце «Белпартызан» мянуюць першым намеснікам старшыні партыі «Зялёныя», здольная адказаць толькі рэдактарка – Юрый перастаў ім быць у 2016 г.).

Не ведаю, за каго тут аддаць голас – мо і праўда за маэстра Віктара Бабарыкіна, галоўнага дырыжора прэзідэнцкага аркестра ў 2002–2019 гг.? (Засталося дачакацца яго вылучэння ў кандыдаты.) Затое дакладна ведаю, за каго НЕ галасну – вядома ж, за в. а. цара з яго «піярам у час чумы»: «Паказнік застанецца адзін – смяротнасць людзей. І тое, што мы ў гэтым плане лепшыя ў свеце, ніхто ўжо не аспрэчвае».

Статыстыцы афіцыйнай няма вялікага даверу, дык жа ж нават паводле яе – далёка не лепшыя. Асцярожная «Наша Ніва», прывёўшы лічбы, якія абвяргаюць выказванне правадыра, заўважыла: «Магчыма, маецца на ўвазе колькасць смерцяў на агульную колькасць захварэлых» (21.05.2020). Замест мяне даў дыхту Лукашэнку і яго мудрым тлумачальнікам аўтар «БелГазеты» Дзмітрый Растаеў, прычым заранёў (19.05.2020): «Нават калі прывязаць нашы лічбы да “аб’ёму тых, каго выяўляюць”, пераможная карцінка ўсё адно не складваецца. У Сінгапуры, напрыклад, пры 27356 выяўленых усяго 22 памерлых, у Катары пры 30972 выяўленых усяго 15 ахвяр. Тэзіс пра “самую нізкую смяротнасць” і тут міма касы».

Cпраўдзіўся мой пятамайскі прагноз адносна Беларусі і Ізраіля: «памерлых у Беларусі покуль меней (107 супраць 237), але разрыў скараціўся… і, на жаль, будзе скарачацца далей». На сёння ў Беларусі – 190 памерлых з COVID-19, у Ізраілі – 279 (паводле звестак адпаведных міністэрстваў аховы здароўя). «Плато», пры якім штодня ў краіне прыбаўляюцца сотні носьбітаў каранавіруса – так сабе плато. Гэтых носьбітаў ужо два райцэнтры (34303 інфікаваных мінус 12833 вылекаваных = 21470 чалавек). І значная частка хворых – у цяжкім стане; відаць, «жыватворны парад» не ўсім пайшоў на карысць…

Хочацца верыць Ірыне Глінскай з галоўнага ў РБ цэнтра гігіены і эпідэміялогіі, якая 22.05.2020 прадказала зніжэнне захваральнасці на рубяжы мая – чэрвеня. Ну, хаця б таму, што спецыялістка шчыра прызнае: «Піку не было, зніжэнне будзе павольнае… Сёння няма падстаў меркаваць, што вірус сыдзе і мы ўсе пра яго забудзем». Праўда, шэф Глінскай, міністр Каранік, «думаў» 09.04.2020, што пік такі будзе, і на месяц раней, г. зн. у канцы красавіка – пачатку мая… Дык то ж міністр, чалавек, які па вызначэнні (by default) усёй праўды не ведае і не скажа. Ладна, як усё скончыцца, «разбор палётаў» акажацца больш дарэчны. Што ўзяць з асобнага чыноўніка, калі тут «усю сістэму трэба мяняць». Ідзецца не пра рэвалюцыйную прапаганду – пра сумную рэчаіснасць.

Вольф Рубінчык, г. Мінск

wrubinchyk[at]gmail.com

22.05.2020

Апублiкавана 22.05.2020  21:29

В. Рубінчык. КАТЛЕТЫ & МУХІ (112)

Зноў шалом. Пазалетась даволі ганебны сход Нацыянальнага алімпійскага камітэта прайшоў пад канец вясны, а сёлета – пасярод яе, 15.04.2019, акурат у дзень пажару галоўнай парыжскай цікавосткі (супадзенне? :)) Паўтара месяца таму прэзідэнт НАК, вядомы таксама як першы прэзідэнт РБ, не прыслухаўся да закліку пайсці ў адстаўку… Тым не менш прапанова мела нечаканы працяг – Рыгорыч нарэшце з’явіўся на пасяджэнні выканкама сваёй улюбёнай арганізацыі ды «навёў шоргату». Напрыклад, было сказана (перакладу з рускай):

«На жаль, у апошні час НАК некалькі збавіў абароты. Калі раней у гэтым будынку віравала жыццё, праводзіліся рэзанансныя мерапрыемствы па алімпійскай адукацыі, падтрымцы дзіцяча-юнацкага спорту, то цяпер гэтай працы амаль не відно і не чутно. Павеяла нейкім халадком у адносінах з федэрацыямі».

Карацей, а-яй, «хто гэта зрабіў?» Рыба гніе з галавы, не?.. Напэўна, паглядзелі ў кіраўніцтве НАК, што іхні шэф не пнецца выконваць дадзенае 30.05.2017 ўрачыстае абяцанне – кожны квартал наведваць іхнія пашыраныя сходы – і самі вырашылі «збавіць абароты», а першы віцэ-прэзідэнт НАК увогуле склаў свае паўнамоцтвы, не адпрацаваўшы пасля іх набыцця і двух гадоў.

Пісалі, што да Андрэя Асташэвіча ў гэтую вясну з’явіліся пытанні ў праваахоўных органах. Пэўна, заслужаны майстар спорту РБ (атрымаў званне за ўдзел у аматарскіх хакейных турнірах разам з Рыгорычам) той яшчэ «жук», але хто быў вылучаны замест яго? Ні больш ні менш як сам памочнік прэзідэнта РБ Віктар Аляксандрыч Лукашэнка, а падтрымалі яго кандыдатуру выканкамаўскія аднагалосна.

Не палюбляю tut.by, і ёсць за што. Але яны даюць магчымасць выказацца «простым» людзям у каментарах, і за гэта сёе-тое магу дараваць. «Народная сацыялогія» паказвае, што рэпліка «Дык быццам бы нельга сямейным кланам займаць кіраўнічыя пасады ў адной арганізацыі?» (vadimkarako, 15.04.2019) на сёння мае рэйтынг +368-3, «А больш людзей у Беларусі няма?» (matutka-2) = +280-2…

Так, в. а. цара каторы раз стрэліў сабе ў нагу, зрабіўшы ў спартова-адміністрацыйнай сферы мінімум тры сур’ёзныя памылкі за два гады: 1) у маі 2017 г. «перавыбраўся» прэзідэнтам НАК і паабяцаў актыўна ўдзельнічаць у яго працы, хоць яўна не збіраўся гэтага рабіць; 2) у 2019 г. не сышоў у адстаўку следам за сваім першым намеснікам; 3) прасунуў – або дазволіў прасунуць – на месца Асташэвіча свайго сына, які да таго ж «будзе сумяшчаць гэтую дзейнасць са сваёй працай на пасадзе памочніка Прэзідэнта» (чытайце тут, што я думаю пра падобныя сумяшчэнні).

Пасля гэткіх камуфлетаў заявы Лукашэнкі – маўляў, няможна мірыцца з сітуацыяй, калі бяздарны кіраўнік перасаджваецца з аднаго цёплага месца на другое («зразумела, што непатапляльнасць гэтых гора-кіраўнікоў засноўваецца на такіх негатыўных з’явах, як кумаўство, пратэкцыянізм і кругавая парука…», 12.08.2014) – будуць успрымацца чыноўнікамі, у лепшым выпадку, з булгакаўскай іроніяй: узяў бы старушонак і сябе па патыліцы дручком пагрукаў… З другога боку, прызначэнне В. А. Лукашэнкі ў выканкам НАК, замаскаванае пад выбары, мае сваю логіку і можа ўспрымацца нават з аптымізмам: хіба «лаўка запасных» рэжыму ў кадравых пытаннях ужо зусім кароткая, змены наспелі і пераспелі. У справе падрыхтоўкі «Еўрапейскіх гульняў» на К. Маркса, 38 не давяраюць ні знакамітым спартсменам, ні буйным урадоўцам, іх вымушаны кантраляваць цэлы «сын галоўнакамандуючага», бо цяперашні спорт – ён такі: «не проста забаўляльнае відовішча, а бітва, калі хочаце – вайна»…

На першы погляд, кіраваць у спартовай сферы лягчэй, чым, напрыклад, у сельскай гаспадарцы: заўсёды можна зваліць няўдачы на саміх спартоўцаў, трэнераў, суддзяў, допінг-лабараторыі… Але ж, калі нехта бачыць у «віцэ-прэзідэнцтве» Віктара ў НАК прыступку да вышэйшай пасады ў дзяржаве, то, мяркую, памыляецца. Гадоў праз 5 большасці выбарцаў непрыемна будзе чуць само прозвішча «Лукашэнка», а тым часам няўмольна падрастаюць канкурэнты «клана», якія праяўляюць сябе і ў каляспартовых інтрыгах… Аднаго я згадваў у сакавіку.

Як ставіцца да чэрвеньскіх «Еўрапейскіх гульняў», дзеля якіх у Мінску ўжо шмат месяцаў вісяць рэкламныя стэнды? Я стаўлюся… стаічна. У іх правядзенні ёсць плюсы і мінусы; заклікаць да байкоту гэтай спартовай імпрэзы не бачу сэнсу. Верагодна, адбудзецца нешта падобнае да міжнароднай Універсіяды ў Краснаярску-2019, якая «пераразмеркавала грошы: забрала ў многіх і падзяліла сярод нямногіх». Але адметна, што ў рацыёне ўдзельнікаў – «меню еўрапейскай, беларускай, азіяцкай кухні» – плануецца і кашэрная ежа, прынамсі ў лютым яе абяцалі тут.

* * *

Моташна ўжо апісваць, а пагатоў аналізаваць падзеі, што надараліся ў Курапатах за апошнія паўмесяца… Выглядае, што «ястрабы» ва ўладзе не жадалі кампрамісаў з грамадскімі актывістамі, іначай зацягнулі б выкананне першасакавіцкага «загаду» свайго боса да грэцкіх календаў. З другога боку, ці так неабходна было абзываць «сатаністамі», «хунвэйбінамі», еtc., тых, хто 4 і 13 красавіка дэмантаваў больш за сотню крыжоў? Калі гэта навешванне ярлыкоў і расчалавечванне апанентаў (адзін журналіст-паэт абагульніў дэмантажнікаў словам «яно») рабілася шляхам да паразумення?

Гісторык Аляксей Братачкін, які ўдумліва пісаў пра Курапаты ў 2017 г., нядаўна задаўся пытаннем: «Як увогуле месца памяці ахвяр масавага забойства, звязанага з пэўным перыядам у гісторыі, можа быць па-за палітыкай?» Вядома, «па-за» не можа, а «па-над» – чаму б і не?

На мой одум, груз шматгадовага процістаяння будзе вісець над урочышчам яшчэ доўга. І разам з тым памяркоўная «дэпалітызацыя» не толькі магчымая, але – пасля ўсталявання «дзяржаўнага» помніка ахвярам сталінскіх рэпрэсій у 2018 г. – у нечым і памысная (аналагічны, але не тоесны казус – святкаванне ўгодкаў БНР, дый увогуле стаўленне да ейнай спадчыны ў апошнія гады).

Яшчэ ў канцы 1980-х па беларускай зямлі хадзілі ветэраны НКУС, мажліва, датычныя да расстрэлаў у Курапатах. Цяпер з верагоднасцю 99,9…% ніхто з іх не жыве, і заклікі да помсты перасталі быць дарэчнымі (тое, што пад канец ХХ стагоддзя помста не была чужая «народнай свядомасці», паказваюць хаця б велераўскія «Прыгоды маёра Звягіна» і быкаўскія «Народныя мсціўцы»). Многім з тых «абаронцаў Курапат», якія ў 2010-х дэкларуюць свой антысталінізм і антыбальшавізм, не зашкодзіла б здушыць таталітарныя парывы найперш у сабе. Напрыклад, у 2012 г. кіраўніцтва адной кансерватыўнай партыі заявіла, што абвяшчае персонай нон-грата ў Курапатах гісторыка Ігара К. Гэты К. мне не сват і не брат, але спачатку яго, потым – некага іншага…

У Курапатах, 09.04.2019

Наяўнасць металічнай агароджы вакол лесу, як і брам у ёй, з пэўнымі агаворкамі вітаю. Плот як бы падкрэслівае, што Курапаты – могільнік, месца смутку, а не плацдарм для атакі на «сталіністаў». Спадзяюся, каб трапіць на тэрыторыю ўрочышча, не спатрэбіцца адмысловых дазволаў. Не трэба і металашукальнікаў на ўваходзе пад маркай таго, што ў лесе бадзяецца рознае вандаллё: фотапастак, якія збіралася ўсталяваць лясніцтва ў канцы сакавіка (мо ўжо і ўсталявала), мусіць быць дастаткова для бяспекі мемарыялу.

Як бы ў адказ на маю – і не толькі маю – прапанову да ўраду выдзеліць магутную апаратуру (цеплавізары? геарадары?) для пошуку парэшткаў у Курапатах, каб устанавіць лік расстраляных з дакладнасцю +/-10–20%, намеснік дырэктара інстытута гісторыі Нацыянальнай акадэміі навук, археолаг Вадзім Лакіза, учора заявіў: «Колькасць мы ніколі дакладна не даведаемся… сказаць, колькі менавіта людзей там пахавана, немагчыма. Я асабіста і мае калегі будзем заўсёды супраць работы, накіраванай на раскрыццё ўсіх западзін, якія ёсць у Курапатах. Там забітыя людзі пахаваныя, не трэба трывожыць іх». Але, карыстаючыся савецкай формулай, «гэта трэба не мёртвым, гэта трэба жывым». Для чаго ж тады атрады следапытаў і адмысловыя пошукавыя батальёны шукалі (і шукаюць) парэшткі ваяроў? А мо і археолагам не варта «варушыць косткі», як той казаў?!

У Курапатах няможна махнуць рукой: «якая розніца, хто, колькі і ў якіх месцах лесу», нават калі дадаецца «галоўнае, што бязвінныя людзі», дарма што гэткая пазіцыя выгадная асобным інтарэсантам і «наверсе», і «ўнізе». Пакуль навукова абгрунтаваных адказаў на вышэйпададзеныя пытанні няма, канфлікты ў грамадстве будуць тлець… і каб жа толькі паміж гісторыкамі Ігарам Марзалюком ды Дзянісам Марціновічам, як тут.

Яшчэ жменя вестак на развітанне.

Цікавы расповед пра Іцхака-Меера (Міхаіла) Южука, якому ўжо 93, пад назвай «Я еду туды, дзе пахаваны мае бацькі і родзічы», апублікаваны на сайце «Медыя-Палессе». Ізраільцянін родам з Пагоста-Загародскага штогод прыязджае на Піншчыну, а летась мясцовая тэлерадыёкампанія запісала з ім «урок памяці»… Пачытайце таксама, як у Пінску сёлета адзначылі міжнародны дзень памяці ахвяр Халакоста.

 

Рэдкая кніга братоў Южукоў (Пінск, 2002, рэдактура Вячаслава Ільянкова); І.-М. Южук у 2015 г. каля аднаго з пастаўленых ім помнікаў

Ад Іны Соркінай прыйшло запрашэнне на канферэнцыю: у рамках VIII Кангрэса даследчыкаў Беларусі (Вільнюс, 27-29 верасня 2019 г.) плануецца секцыя «Яўрэйскія даследаванні: беларускі кантэкст». Анкету пажадана запоўніць да 25 мая.

Выбары ў Ізраілі прайшлі 9 красавіка даволі прадказальна, як быццам пад спеў Лявона Вольскага «Ты не чакай, сюрпрызаў не будзе»: Бібі «заваліў»-такі Бені… Як кур’ёз рэкамендую агляд 15.04.2019 ад гомельскага гісторыка Глушакова, з каментарыямі малавядомага «незалежнага эксперта» Эфраіма Гроднера (затое родам з Беларусі!) Паводле гісторыка, вынікі ізраільскіх выбараў ілюструюць… «усебаковы крызіс неаліберальнай мадэлі» ў свеце.

У Мінску да 1 студзеня 2021 г. збіраюцца стварыць «Нацыянальны дзіцячы тэхнапарк» для юных «яйкагаловых». Нішто сабе навіна; засмучае хіба тое, што ў Расіі «экатэхнапаркамі» пачалі менаваць не толькі цэнтры інавацыйных распрацовак, а і… ардынарныя звалкі. Дарэчы, у верасні 2018 г. заяўлялася, што мінскі дзіцячы тэхнапарк з робататэхнікай і праграмаваннем адкрыюць не да 2021-га, а да 2020 года.

«Вольфаў цытатнік»

«Навукоўцы прыйшлі да высновы, што чытачы фантастычных раманаў пражываюць больш насычанае і гарманічнае жыццё, чым астатнія людзі. Прычына ў тым, што яны (чытачы фантастыкі) лепш настроены на ўспрыманне рэчаіснасці, бяруць больш уражанняў і эмоцый з навакольнага свету. Таксама людзі, якія аддаюць перавагу чытанню мастацкай літаратуры перад рознымі часопісамі і сайтамі, нашмат болей суперажываюць навакольным і часцей прыходзяць на дапамогу» («Век», 2015)

«Здрабнеў увесь палітычны істэблішмент свету. Правы, левы, пасярэдні. Ідэалогіі, што вымагалі вялікіх духоўных і інтэлектуальных сіл, зніклі, застаўся адзін неаспрэчны капіталістычны эканамічны фон, які вырашае сацыяльныя праблемы ў той ці іншы спосаб. Дзе – добраахвотнай міласцю, дзе – накладзеным на прадукцыйную частку грамадства плацяжом, дзе – гвалтоўным адабраннем лішкаў. Сацыяльны ўтапізм не вабіць, маральныя нормы замянілі на фарысейскую палітычную карэктнасць» (Ганна Ісакава, fb, 12.04.2019)

«Калі чытаць у газетах і фэйсбуках, дык здаецца, што там бурліць жыццё, – насамрэч жыццё за пісьмовым сталом, а ўсё іншае толькі падабенства жыцця» (Андрэй Федарэнка, з ліста 14.04.2019)

«Які этнас і якая дзяржаўнасць больш перспектыўныя – пытанне вельмі складанае. Трэба проста рупіцца, а там час пакажа» (Аляксандр Бур’як, 15.04.2019)

Вольф Рубінчык, г. Мінск

17.04.2019

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 17.04.2019  19:52 

Як у Гомелі «Рускую народную рэспубліку» ўстанаўлівалі

04-04-2019  Юрый Глушакоў

___________________________________________________________________________________________________

У сакавіку 1919 года на фронце пад Калінкавічамі ўзбунтаваліся два палкі Чырвонай Арміі. Ваенны мяцеж пад кіраўніцтвам былога штабс-капітана Стракапытава і яго наступствы былі адным з галоўных міфаў савецкай гісторыі Гомеля.

У памяць пра яго ахвяраў было названа 7 вуліц горада, ім былі ўсталяваныя помнік і мемарыяльная дошка. Аднак і цяпер у гісторыі гэтага выступу хапае «белых плямаў». А ў апошні час з’яўляюцца і новыя інтэрпрэтацыі тых падзей. Гавораць ужо, нібы паўстанцы былі абгавораныя бальшавікамі, і наспеў час перагледзець старыя ацэнкі.

Тульская брыгада ў Гомелі

Што ж адбылося ў Гомелі сто гадоў таму? Кім былі паўстанцы-стракапытаўцы і чаго яны хацелі? Ці можна іх параўнаць з удзельнікамі Слуцкага паўстання або махноўцамі?

67-ы і 68-ы палкі 8-й стралковай дывізіі былі ўкамплектаваныя найперш выхадцамі з Тульскай губерні і масквічамі. У Гомель яны прыбылі ў пачатку 1919 года і з цікаўнасцю разглядалі мясцовае асяроддзе. У горадзе пражывала шмат яўрэяў — з улікам побытавага антысемітызму, абвостранага грамадзянскай вайной, некаторых чырвонаармейцаў і былых царскіх афіцэраў гэта моцна раздражняла. Яшчэ большую незадаволенасць выклікала і тое, што гамяльчане, у параўнанні з цэнтральнымі расійскімі губернямі, жылі адносна нядрэнна. У Гомелі на рынку можна было набыць розныя прадукты, працавала мноства крам, кафэ і рэстаранаў. І згаладалым тулякам багацце ў крамах яўрэйскіх гандляроў было відавочна не па душы.

Размясцілі палкі на прыватных кватэрах — былыя казармы 160-га пяхотнага абхазскага палка нямецкія войскі прывялі ў непрыдатнасць. Многія чырвонаармейцы апынуліся на пастоі ў «Залініі» — раёне прыватнага сектара, некалі самавольна ўзведзенага гомельскімі чыгуначнікамі на пустках побач з лініяй Лібава-Роменскай дарогі. Раён гэты і ў «ліхія 90-я» карыстаўся крымінальнай славай. А ў 1919 годзе тут панавалі асаблівыя настроі. Паміж «Залініяй» і напалову яўрэйскім «горадам» здаўна тлела глухая варожасць.

У 1903 годзе чыгуначнікі, хоць і падбухтораныя тайнай паліцыяй, але ў цэлым самастойна, наладзілі ў Гомелі пагром. Пасля тут дзейнічаў Гомельскі аддзел «Саюза рускага народа», адзін з самых буйных у Расійскай імперыі. Праўда, рабочых у яго запісвалі ў «добраахвотна-прымусовым» парадку. Але з пачаткам Першай сусветнай вайны манархічныя ілюзіі хутка развеяліся. Рабочыя чыгункі прынялі актыўны ўдзел і ў Лютаўскай, і ў Кастрычніцкай рэвалюцыі. І ў 1918 годзе чыгуначнікі былі адной з вядучых сіл супраціву нямецка-гайдамацкай акупацыі. Але знаходзіліся пераважна пад уплывам левых эсэраў і, часткова, анархістаў.

Савецкая ўлада, якая вярнулася ў Гомель 14 студзеня 1919 года, была ўжо іншай. Гэта пасля Кастрычніцкай рэвалюцыі ў гомельскім Савеце засядалі і свабодна дыскутавалі дэлегаты ці не ўсіх сацыялістычных партый, а рабочыя праз свае органы самакіравання кантралявалі адміністрацыю і нават абіралі міліцыю. За год жорсткай і крывавай грамадзянскай вайны бальшавікі ўзмужнелі і адцяснілі ад улады сваіх ідэалістычна настроеных саюзнікаў.

У Гомелі была ўтворана Надзвычайная камісія (НК), якая хутка заторкнула рот нязгодным. А самае галоўнае — прадукты сталі вывозіцца ў цэнтральныя галадаючыя губерні. Забеспячэнне чыгуначнікаў пагоршылася, узмацніліся праблемы з заробкамі, і пры нямецка-гайдамацкім рэжыме не вельмі высокімі. Сярод працоўных хадзілі чуткі, што некаторыя савецкія служачыя, прыкрываючыся службовым становішчам, не грэбуюць і спекуляцыяй.

Традыцыйна больш пісьменныя яўрэі, якія пражывалі ў мяжы аселасці, займалі многія партыйныя і гаспадарчыя пасады, што давала глебу для росту антысемітызму.

Усёй гэтай незадаволенасцю шматлікія «залінейцы», па дамах якіх кватаравалі чырвонаармейцы, шчодра дзяліліся з пастаяльцамі. А мабілізаваныя тулякі, і асабліва рускія афіцэры, і самі ўжо даўно мелі зуб на Саветы. У выніку ў брыга­дзе стала неспакойна. Справы даходзілі да таго, што падчас праглядаў фільмаў у мясцовым сінематографе чырвонаармейцы пачыналі страляць у столь і крычаць: «Бі жыдоў!» Некаторыя вайскоўцы «Тульскай брыгады» былі арыштаваныя Надзвычайнай камісіяй. Але 18 сакавіка 1919 года гэты галаўны боль мясцовых уладаў і чальцоў Надзвычайнай каміссі нарэшце адбыў на фронт — пад Мазыр–Оўруч. Гэта быў Дзень Парыжскай Камуны, і напярэдадні рэдактар «Вестак Гомельскага рэўкама» Мікалай Білецкі напісаў артыкул пра камунараў. Ці адчуваў ён, што паўторыць іх лёс у хуткай будучыні?

Насенне змовы

З поўдня на Мазыр–Калінкавічы наступала Паўночная група войскаў УНР атамана Аскілкі, якая спрабавала зноў захапіць гэты раён. Па прыбыцці на пазіцыі чырвонаармейцы патрапілі пад артылерыйскі абстрэл і панеслі першыя страты. «Здрада!» — нібы разрад электрашоку пранеслася па палках. Замітынгаваўшы, чырвонаармейцы пагрузіліся ў эшалоны і рушылі назад. Камісар 68-га палка Фёдар Сундукоў (Мiхаiл Сундукоў – belisrael.info) паспрабаваў спыніць узбунтаваныя часткі, але быў лінчаваны мяцежнікамі. Ужо ў Калінкавічах бунтаўшчыкі паспрабавалі ўчыніць яўрэйскі пагром, але былі спыненыя таварышамі. 24 сакавіка паўстанцы прыбылі ў Гомель, 26 сакавіка — занялі Рэчыцу.

У фільме «Вяселле ў Малінаўцы» дзед Нічыпар пытае пана-атамана Грыцыяна-Таўрыцкага: «А ці ёсць у цябе хоць нейкая праграма?» Невядома, ці запытвала пра гэта паўстанцаў дэлегацыя гомельскай грамадскасці ў складзе святароў, чыноўнікаў і буржуа, што адразу ж падтрымалі мяцеж. Але праграма ў паўстанцаў была.

Пра яе раптам заявіў «Палескі паўстанцкі камітэт» (ППК), які з’явіўся невядома адкуль. Ён быў ананімны, і не ўсе асобы, што ўваходзілі ў яго, дакладна вядомыя да гэтага часу. ППК абвясціў у Гомелі «Рускую народную рэспубліку». Камітэт абяцаў таксама скліканне Устаноўчага сходу, свабоду гандлю і прыватнай ініцыятывы ў спалучэнні з дзяржаўным сектарам. Пры гэтым, зразумела, замоўчвалася, што «вярхоўны кіраўнік» Расіі «адмиралъ» Аляксандр Калчак нядаўна разагнаў Камітэт членаў Устаноўчага сходу, пры гэтым частка дэпутатаў была расстраляная. Важнае пытанне пра тое, каму будзе належаць зямля ў гомельскай «Рускай народнай рэспубліцы», таксама абыходзілася гранічна абстрактнай фразай: «Зямля — народу».

Камандуючым «1-й арміяй» РНР стаў начальнік забеспячэння 68-га палка, былы штабс-капітан царскай арміі Стракапытаў. Паводле ўспамінаў відавочцаў, гэта быў сярэдніх гадоў чалавек з паголенай галавой. Стракапытаў нарадзіўся ў сям’і заможных тульскіх купцоў. Мабыць, яго кар’ера і развівалася б па камерцыйнай частцы, калі б царская Расія не ўступіла ў Першую сусветную вайну. Зрэшты, афіцэр ваеннага часу, ён вялікай «вернасцю трону» не вылучаўся. І пасля лютага 1917 года далучыўся да РСДРП — праўда, меншавікоў. У Чырвоную Армію быў мабілізаваны разам са многімі іншымі афіцэрамі. У лістападзе 1918 года ўжо арыштоўваўся НК.

Нянавісць Стракапытава да Савецкай улады, якая пазбавіла яго і яго сваякоў «свабоды гандлю», зразумелая. Але хто ў цэлым стаяў за паўстаннем? Наяўнасць у паўстанцаў досыць хутка ўзніклай арганізацыі і якой-ніякой, а праграмы, кажа пра тое, што выступ не быў спантанным.

Насенне змовы маглі прывесці з сабою афіцэры, мабілізаваныя ў Туле і Маскве. Вось што казаў пра сітуацыю ў Туле дэлегат III з’езда партыі левых эсэраў Іосіф Краскоў летам 1918 года: «Сяляне да савецкай улады ставяцца добра… У Туле стан савецкай улады вельмі дрэнны, цяжкі, бо там моцныя правыя эсэры і меншавікі, ды і самі працоўныя, што абраслі дробнымі гаспадаркамі. Сацыялісты правага лагера правялі ў горадзе страйк. Да таго ж бальшавікі рабілі і працягваюць рабіць мноства бестактоўнасцяў. У шэрагі арміі прымаюць вельмі шмат афіцэраў старой загартоўкі, арыштоўваюць працоўных… Калі яны запрасілі на службу старога генерала, салдаты ўсе хацелі сысці да левых эсэраў».

Меншавікі ў Туле, да якіх належаў і Стракапытаў, былі мала падобныя да інтэлігентаў у пенснэ, якімі іх адлюстроўвала пасля савецкая прапаганда. Падчас згаданага страйку на зброевым заводзе рабочыя-меншавікі арыштавалі губернскага камісара і ўчынілі перастрэлку.

Другім цэнтрам змовы маглі быць гомельскія чыноўнікі і службоўцы ўсё той жа чыгункі. У ліку «прадстаўнікоў грамадскасці», запрошаных Стракапытавым да супрацоўніцтва, былі і гомельскія меншавікі, і цяпер вельмі папулярызаваны архітэктар Станіслаў Шабунеўскі.

Пра тое, што абвяшчэнне «Рускай народнай рэспублікі» ў Гомелі магло быць часткай шырокага плана, кажа і назва — «1-я армія РНР». Магчыма, дзесьці ў гэты час павінны былі паўстаць 2-я і 3-я «арміі». Пры гэтым тэксты заклікаў «Палескага паўстанцкага камітэта» нагадваюць ці пераймаюць стыль галоўнага антыбальшавіцкага змоўшчыка таго часу — Барыса Савінкава.

Больш за тое, у адным са зваротаў Стракапытава гаворыцца: «Цяпер не 1918 год, а Гомель — не Яраслаўль». Былы эсэр-тэрарыст і паляўнічы за царскімі міністрамі летам 1918 года паспрабаваў арганізаваць няўдалае паўстанне ў Яраслаўлі, Мураме і Рыбінску. А ў 1919 годзе «Саюз абароны Радзімы і свабоды» Савінкава, пры падтрымцы Калчака, рыхтаваў новую серыю выступаў па ўсёй Расіі.

Гомельская самаабарона

Савецкім кіраўнікам Гомеля тады было зусім не да таго, каб у дэталях высвятляць палітычныя прыхільнасці мяцежнікаў. Калі 23 сакавіка эшалоны з узбунтаванымі часткамі прыбылі на станцыю «Гомель», яны паспрабавалі арганізаваць абарону горада. У ноч на 24 сакавіка для гэтага быў створаны Ваенна-рэвалюцыйны камітэт (ВРК).

Улада ў Гомелі ў той час належала кіруючай партыі РКП(б). Супраць немцаў у 1918-м бальшавікі змагаліся разам з левымі эсэрамі і анархістамі. Але адразу ж пасля выхаду з падполля непатрэбныя зараз «ультралевыя» саюзнікі былі адкінутыя. Дый сама кіруючая РКП(б) дзялілася ў Гомелі на дзве арганізацыі — «Гарадскую» і «Залінейную». Пры гэтым камуністаў-чыгуначнікаў, якія адыгралі такую значную ролю ў 1917 годзе і барацьбе з акупантамі, у кіраўніцтве горада было не так шмат.

Пасады занялі маладыя гомельскія інтэлігенты, якія ўступілі ў партыю на хвалі рэвалюцыі. Старшынёй ВРК стаў 24-гадовы Сямён Камісараў (Гурэвіч). У складзе камітэта таксама былі Мікалай Білецкі-Язерскі, галоўны рэдактар гомельскіх «Известий» і сын царскага генерала, старшыня НК Іван Ланге, ураджэнец Прыбалтыкі, і Васіль Селіванаў — дэлегат Усебеларускага з’езда, былы левы эсэр, які раней арыштоўваўся НК. Ад чыгуначнікаў у ВРК уваходзілі бальшавікі Гуля і Валадзько.

Сілаў у ВРК было зусім мала. Ахоўны батальён Дзямідава фармальна заняў «нейтральную» пазіцыю, а на справе перайшоў на бок мяцежнікаў. У распараджэнні штаба абароны быў толькі невялікі Інтэрнацыянальны атрад НК з кітайцаў, немцаў і сербаў, і частка супрацоўнікаў міліцыі. З камуністычнай і беспартыйнай моладзі былі створаныя атрады, якія шмат у чым нагадвалі яўрэйскую самаабарону, якая ўжо не раз ратавала горад ад пагромаў. Пры гэтым сваю дапамогу ВРК прапанавалі як левыя эсэры, так і сацыялісты-сіяністы — але атрымалі адмову.

Падобна на тое, што першапачаткова ані гэты штаб абароны, ані самі паўстанцы не ведалі дакладна, што будуць рабіць. Большасць шараговых мяцежнікаў хацела толькі аднаго — ехаць на Бранск, а адтуль самастойна дабірацца дадому, у Тулу. Ні пра якую «Рускую народную рэспубліку» яны і не марылі. Стракапытаву давялося прыкласці нямала намаганняў, каб, запалохваючы паўстанцаў рэпрэсіямі Троцкага, схіліць іх да арганізаваных дзеянняў супраць бальшавікоў.

Першапачаткова чальцы ВРК нават спадзяваліся ўлагодзіць справу мірам. А потым прапаноўваліся розныя планы — разабраць шляхі і не даць мяцежным эшалонам ісці на Бранск і Маскву. Альбо наадварот — прапускаць мяцежнікаў па чыгунцы невялікімі партыямі, каб затым ізаляваць і раззброіць. У любым выпадку, сіл для падаўлення паўстання ў ВРК не было. На 300 чалавек спешна сабранай самаабароны было толькі 150 вінтовак розных сістэм, да часткі якіх бракавала патронаў. У раўкомаўцаў быў толькі адзін кулямёт. У стракапытаўцаў — 78 кулямётаў і 12 гармат. Але бой давялося прыняць усё роўна…

Трагедыя «Савоя»

Свае нешматлікія сілы штаб абароны засяродзіў у гасцініцы «Савой» (цяпер — ААТ «Стары Універмаг»), дзе змяшчаліся галоўныя ўстановы горада, на тэлеграфна-тэлефоннай станцыі, гарадской тэлефоннай станцыі і будынку НК (цяпер — «Паляўнічая хатка»). У бок вакзала былі высланы ўзброеныя патрулі, якіх мяцежнікі ў хуткім часе адціснулі да цэнтра горада. 24 сакавіка стракапытаўцы захапілі гарадскую турму і вызвалілі ўсіх арыштаваных — як крымінальных, так і палітычных. Адначасова ў Гомель сталі сцягвацца бандыты з навакольных вёсак. У горадзе пачаліся першыя рабаванні і пагромы. Увечары гэтага ж дня адбыўся штурм «Савоя».

Першая атака была адбітая, знішчаныя некалькіх мяцежнікаў. Тады паўстанцы абрынулі на гасцініцу агонь артылерыйскіх гармат і мінамётаў. Дарэмна «Руская народная рэспубліка» гарантавала недатыкальнасць прыватнай уласнасці — самы фешэнебельны гатэль Гомеля, на вяртанне якога так спадзяваўся яго ўладальнік купец Шановіч, рухнуў на вачах. Аднак яшчэ цэлую ноч і палову дня 25 сакавіка абарона «Савою» працягвалася.

Пры гэтым у штурме гасцініцы ўдзельнічала толькі меншасць мяцежнікаў. Большая частка працягвала сядзець у эшалонах на станцыі «Гомель-Гаспадарчы». У сілу гэтых ці іншых меркаванняў, але кола блакады вакол «Савою» цалкам закрытае не было, і шмат хто з удзельнікаў абароны сышоў з гатэлю. Да другой паловы дня 25 сакавіка колькасць абаронцаў скарацілася прыкладна ўдвая.

ВРК спадзяваўся затрымаць прасоўванне мяцежнікаў да падыходу Чырвонай Арміі. Але дапамогі не было — раўкамаўцы не ведалі, што стракапытаўцы ад іх імя разаслалі ілжывыя тэлеграмы аб хуткай «ліквідацыі» бунту. А артылерыя мяцежнікаў пагражала зраўняць гасцініцу з зямлёй. І тады кіраўнікі абароны вырашылі здацца — пад сумленнае слова паўстанцаў захаваць усім удзельнікам абароны жыццё. Частка абаронцаў змаглі вырвацца з «Савоя», не спадзеючыся на міласць пераможцаў.

Аднак большасць кіраўнікоў заставалася да канца — каб падзяліць лёс са сваімі байцамі. Паўстанцы, п’яныя і раз’юшаныя, сваё слова не стрымалі — адразу ж пасля выхаду з гасцініцы былі забітыя кітайскія добраахвотнікі. Аднаму з іх адсеклі галаву шабляй. Тых, хто здаўся, павялі па Румянцаўскай вуліцы (цяпер — Савецкая). Гэта была дарога на Галгофу — увесь час іх неміласэрна збівалі пад ухвальныя крыкі натоўпу, які сабраўся паглядзець на «прадстаўленне». Паводле ўспамінаў відавочцаў, вароты турмы здаліся ім выратавальным прыстанкам. Дарэчы, начальнік турмы пры «Рускай народнай рэспубліцы» застаўся той жа, што і пры Саветах.

Пасля таго, як супраціў у «Савоі» быў задушаны, стракапытаўцы пачалі ў Гомелі масавы пагром. Ротмістр дэ Маньян піша ў сваіх успамінах, што ў рабаваннях і вымаганнях у яўрэяў прыняў удзел амаль кожны паўстанец. Сёння частка даследчыкаў спрабуе падаць «Рускую народную рэспубліку» Стракапытава ў больш мяккім выглядзе. Некаторыя пішуць, што дзеянні паўстанцаў не суправаджаліся такой колькасцю забойстваў і гвалту, як вядомыя гомельскія пагромы 1903 і 1906 гадоў. Але, на нашу думку, — стракапытаўцы значна перасягнулі іх.

З успамінаў гамяльчанкі Марыі Раманавай: «Цэлы дзень мы баяліся выходзіць на вуліцу, назіралі за пагромамі з вокнаў. Добра памятаю, як салдаты разбілі вітрыннае шкло цырульні Боруха Мельніка і выцягнулі вялікія бутэлькі з адэкалонам. Адэкалон яны выпілі на вуліцы, а цырульню падпалілі. У той самы дзень пачалі лавіць на вуліцах яўрэяў. Некалькіх нашых суседзяў павесілі на ліхтарах каля вакзалу. На наступны дзень на галовах трупаў сядзелі вароны і дзяўблі вочы. Было страшна, але нам, дзецям, цікава. Мне хацелася на вуліцу, але бацькі не пускалі. За пагромам мы з братам Сашам (быў ён на два гады старэйшы за мяне, 10-гадовай) назіралі з вокнаў. Маці адганяла нас, каб не глядзелі на вісельнікаў… Салдаты выглядалі жудасна: брудныя, барадатыя, п’яныя дзядзькі ў доўгіх шынялях. Яны стралялі ў паветра і гучна мацюкаліся. Потым невядома адкуль узяўся святар з харугвай, які хадзіў разам з салдатамі і заклікаў «біць жыдоў».

Неўзабаве да нас прыбеглі яўрэі-суседзі — можа, чалавек дзесяць. Памятаю толькі дзве сям’і: Мельнікаў і Шэндаравых, бо з іх дзецьмі я сябравала. Яўрэі вельмі баяліся пагромшчыкаў. У гасцініцы «Залаты якар» быў шырокі склеп, дзе стаялі бочкі з-пад віна, селядцоў і салёных агуркоў. Мае бацькі схавалі яўрэяў у бочках, а зверху навалілі нейкія скрыні. У той жа дзень да нас прыйшлі пагромшчыкі. Я бачыла іх на ўласныя вочы. Запомнілася, што ўсе яны свярбелі, як свінні. Дэзерціры былі чымсьці ўзлаваныя і паводзілі сябе вельмі нахабна. Маці сустрэла іх з абразом у руках. Бацька падрыхтаваў самагонку. Пагромшчыкі з парога спыталі: «Дзе тут жыды хаваюцца? Пакажыце нам!» Мая маці пачала гаварыць, што яна сапраўдная праваслаўная і ўласнымі рукамі гатовая перадушыць усіх хрыстапрадаўцаў. Бацька выставіў пагромшчыкам усю самагонку, якая была ў доме. На шчасце, салдаты не ведалі пра вінны склеп. Выпілі, перахрысціліся на абраз і сышлі. Суседзі-яўрэі хаваліся ў бочках да канца пагромаў. Маці і бацька насілі ім ежу і пітво».

Паводле сведчання Марыі Раманавай, амаль палова дамоў у кварталах, прылеглых да вакзала, была разрабаваная або спаленая. На вуліцах ляжалі трупы, сярод якіх Марыя бачыла знаёмых. Так выглядалі рэаліі «белай барацьбы» за «адзіную і непадзельную Расію» не толькі ў Гомелі, але і ва Украіне, Сібіры і на Далёкім Усходзе.

Але сутыкнення з рэгулярнай Чырвонай Арміяй дэмаралізаваныя рабаваннямі і забойствамі паўстанцы не вытрымалі. 29 сакавіка Магілёўскія курсы чырвоных камандзіраў, часткі Бранскай дывізіі і фактычна атрады апалчэння, спехам сабраныя з сялян суседніх паветаў, лёгка выбілі стракапытаўскае «1-е войска РНР» з Гомеля. 1 красавіка была ўзятая Рэчыца. У падаўленні «Рускай народнай рэспублікі» прымаў удзел будучы кіраўнік урада БССР Іосіф Адамовіч.

Мая бабуля ўспамінала, як паўстанцы, якія збягалі, ні з чаго шпурнулі гранату ў іх двор. Цудам ніхто не пацярпеў. Пры адступленні мяцежнікі па-зверску забілі 12 захопленых кіраўнікоў абароны ў хляве на станцыі «Гомель-Гаспадарчы». Забівалі з нечалавечай жорсткасцю, халоднай зброяй і тупымі прадметамі. Івану Ланге размазжылі галаву. Яго грамадзянскай жонцы Песе Каганскай, адной з першых у Гомелі прыгажунь, наматалі доўгія чорныя валасы на палена і сарвалі з галавы скальп…

Мяцежнікі адышлі па жалезнай дарозе ў бок Мазыру і перайшлі там да войскаў УНР. Характэрна, што ў хуткім часе камандуючы Паўночнай групай войскаў Дырэкторыі атаман Аскілка таксама падняў мяцеж супраць свайго галаўнога атамана Пятлюры. У Роўна Аскілка падняў лозунг Устаноўчага сходу, арыштаваў урад УНР, але Сымона Пятлюру захапіць не змог. Пацярпеўшы паразу, Аскілка збег у Польшчу. Цікава, што ў 1917 годзе паручнік Аскілка быў губернскім камісарам Часовага ўрада ў Туле…

Ці магла цягнуцца адна з нітачак змовы тулякоў у Гомелі да гэтага ровенскага амбіцыйнага атамана? Начальнік штаба Паўночнай групы генерал-маёр Усевалад Агапееў у хуткім часе апынуўся ва «Узброеных сілах Поўдня Расіі» ў Дзянікіна.

«Руска-Тульскі атрад» Стракапытава таксама чакаў польскі канцэнтрацыйны лагер у Стшалкава. Пасля стракапытаўцы зноў ваявалі за «адзіную і непадзельную Расію» ў арміі Юдзеніча. І зноў былі інтэрнаваныя — гэтым разам у Эстоніі. Тут у 1940 годзе Стракапытаў і быў арыштаваны НКУС. Уладзімір Брант, галоўны ідэолаг стракапытаўшчыны, працаваў рэдактарам у варшаўскай газеце Савінкава «За свабоду» («Меч»). У 1930–1940-х гадах быў адным з дзеячаў «Народна-працоўнага саюза расійскіх салідарыстаў», што супрацоўнічаў з нацыстамі. Адначасова Брант быў супрацоўнікам Абвера. У 1941 годзе ўзначальваў ва ўправе акупаванага Смаленска бежанскі аддзел, памёр ад тыфу.

А загінулым гомельскім камунарам быў пастаўлены помнік — у скверы, які насіў імя «25 сакавіка». Дарэчы, «камунарамі» яны былі названыя ўжо пасмяротна — ніякай камуны ў Гомелі не было. Але аналогіяй паслужыла расправа над удзельнікамі Парыжскай Камуны. Адсюль і «Віленскія камунары» Максіма Гарэцкага. У 1929 годзе ў Гомелі пра тыя падзеі быў зняты адзін з першых беларускіх мастацкіх фільмаў — «Гатэль «Савой».

Арыгiнал

***

Читайте также опубликованный 23.02.2016  материал калинковичского историка и краеведа Владимира Лякина

Девять дней в марте 1919-го

Опубликовано 04.04.2019  15:14

Юрий Глушаков. Как белорусы строили Израиль

(перевод с белорусского belisrael.info, оригинал здесь)

Государство Израиль было образовано 70 лет назад, и уроженцам Беларуси было суждено сыграть в этом огромную роль. Мы много знаем о лицах, причастных к этой деятельности, но немного – о событиях, которые заставили их уехать в Палестину.

Белорусское гетто

К началу ХХ века многие города и местечки Беларуси представляли собой еврейские гетто, где евреи составляли от 60 до 80 процентов населения. Обычно это принято связывать с печально известной «чертой оседлости», установленной в Российской империи вскоре после раздела Речи Посполитой. Но и задолго до этого множество евреев бежало в ВКЛ от погромов, например, в Германии.

В отношении евреев политический и социальный гнет дополнялся национальной и религиозной дискриминацией, поэтому их участие в революционном движении было очень активным. Потом в их среде появились настроения на создание и собственно еврейских революционных организаций. В 1897 году был образован Еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России, более известный как «Бунд». В советской историографии «Бунд» было принято обвинять в «еврейском национализме». Причем – совершенно безосновательно. Бундовцы видели интересы еврейского пролетариата неотделимыми от борьбы российского и международного рабочего класса. Но нашлись и те, кто такую разницу всё же увидел.

Рабочие Сиона

В конце XIX века зарождается движение сионистов, и одним из его центров становится Беларусь. В 1899 году гомельский врач Григорий Брук был избран в Совет Всемирной сионистской организации. Молодые сионисты обвиняли фанатичных последователей религиозной традиции в деградации еврейского населения и, как и полагается радикалом, проповедовали культ молодости, силы и энтузиазма. При этом в Беларуси очень влиятельным были не только буржуазные сионисты, но и левое сионистское крыло, известное как «Поалей-Цион» – «Рабочие Сиона». Но и левых, и правых еврейских националистов объединяло одно: намерение вернуть «историческую родину». Впрочем, кроме Палестины, назывались и другие места – в Латинской Америке, и даже Уганда в Африке.

В Беларуси социалисты-сионисты работали среди еврейских рабочих и интеллигентов. В Гомеле молодой еврейский поэт Иосиф Бренер посещал одновременно собрания и поалей-ционистов, и бундовцев.

Но не было у бундовцев больших врагов, чем сионисты. В гомельском архиве хранятся воспоминания очевидца, описывающего подпольную сходку в Черикове в начале XX века. Дискуссия между сионистами и бундовцами даже переросла в драку, и только появление полиции заставило тех и других уходить огородами.

Интересный факт: несмотря на антисемитизм, введенный в ранг государственной политики, отношение властей Российской империи к сионизму было неоднозначным. Между сионистами и царской полицией завязался странный роман. Это произошло во время пребывания во главе МВД Вячеслава фон Плеве. Идеологом новой политики, похоже, был начальник Особого отдела Департамента полиции Сергей Зубатов. Он сам привлекался по делу о политическом дознанию, перешел на сторону властей и стал одним из лучших полицейских России. Зубатов решил создавать подконтрольные рабочие партии и организации. Сионисты были признаны в этом смысле одними из наиболее перспективных. Почему?

Многие из сионистских деятелей и тогда, и позже высказывались в духе «пора перестать оплачивать еврейской кровью чужие революции». Мол, евреи должны беречь силы для создания своего государства. Такая модель «недействия» внутри Российской империи устраивала власти. Видимо, поэтому сионистам решено было дать «зеленый свет».

Полицейские и пролетарии

В 1902 году в Минске легально прошел съезд сионистов. На нем было 600 делегатов, съезд освещало 70 корреспондентов СМИ! А за год до этого развернула деятельность «Еврейская независимая рабочая партия» (ЕНРП) во главе с Маней Вильбушевич, дочерью еврейского купца из-под Гродно, которая по идейным соображениям стала грузчицей. Характеристика партии как «независимой», по-видимому, должна была подчеркнуть свободу партии от влияния социалистов и других крамольников. Хотя именно бывшие социалисты, ставшие лояльными к монархии, ее и возглавляли. Подтянулись к «независимщикам» и левые сионисты.

В короткое время ЕНРП стала популярной среди рабочих, ее отделения действовали в Минске, Гомеле, Одессе и других городах. Секрет успеха был прост: забастовки под руководством «независимщиков», как правило, выигрывались. Просто в этих случаях полиция «рекомендовала» хозяевам прислушаться к требованиям рабочих.

Подобные успехи «полицейского социализма» не могли не вызвать обеспокоенности настоящих революционеров. Но буржуазия была потрясена успехами «зубатовцев» еще больше и смогла найти дорогу к высокому руководству: вскоре «независимая» партия прекратила свою деятельность. После и сам автор интригующей социально-полицейской игры Зубатов был отставлен. А Маня Вильбушевич и ее муж Исраэль Шохат приняли участие в колонизации Палестины.

Начало ЦАХАЛа – в Гомеле

После провала «полицейского сионизма» спецслужбы стали возвращаться к репрессиям. Но, поскольку рабочее движение был слишком массовым, точечных арестов уже было недостаточно. Решили «бить по площадям», и для этого был выбран старое опробованное средство – еврейский погром. Первая волна погромов прокатилась еще в 1880-х, и до сих пор точно не выяснено ее происхождение. Некоторые говорят о причастности к ним революционеров-народовольцев, пытавшихся, используя ненависть к эксплуатации со стороны еврейского капитала, поднять народное движение. Другие, наоборот, считают, что это была реакция темных низов на убийство царя социалистами. Но именно погромы 1880-х годов вызвали первую волну эмиграции еврейского населения, в том числе и в Палестину.

Теперь же погромы должны были иметь антиреволюционный характер. Запугивая еврейское население, они должны были заставить их отказаться от поддержки социалистического и освободительного движения. Но всё получилось с точностью до наоборот.

В апреле 1903 года ужасный погром произошел в Кишиневе. Толпа безнаказанно громила еврейские кварталы несколько дней, результатом чего были десятки убитых и тысячи раненых. Тогда белорусские евреи решили сопротивляться. В Гомеле, Пинске и других городах начали создавать отряды самообороны и запасаться оружием. В Гомеле, по данным полиции, самооборона практиковалась в стрельбе из револьверов на «Мельниковом лугу», распевая при этом песню «На христиан, на собак, на проклятых…» на мотив «Дубинушки». Последнее утверждение можно оставить на совести и антисемитском настроении свидетелей царского суда и полиции.

Но, когда в конце августа 1903 года в Гомеле на Базарной площади лесник князя Паскевича ударил еврейку, которая торговала селедкой, самооборонцы с ножами и кистенями хлынули со всех сторон. Они атаковали и тех, кто участвовал в драке, и тех, кто стоял в стороне. Считается, что самооборона предотвратила погром, другие же говорят, что разожгла страсти.

Через два дня толпа рабочих мастерских Либаво-Роменской железной дороги отправилась в город «бить жидов». Самооборона встретила погромщиков и, вероятно, действительно остановила бы их. Но в конфликт вмешались роты 160-го пехотного Абхазского полка, которые стреляли в обе стороны. В результате погром затронул преимущественно бедные кварталы, куда военные и полиция вытеснили черносотенцев. Большинство погибших при беспорядках были членами самообороны.

Сегодня говорят о том, что современная Армия обороны Израиля (ЦАХАЛ) ведет родословную от той самой гомельской самообороны. Это и так, и не так. Действительно, события августа-сентября 1903-го были первым примером организованной вооруженной защиты еврейского населения в новейшей истории. Многие из участников самообороны, отбыв срок за участие в «межплеменном погроме» в Гомеле или спрятавшись от преследования властей, эмигрировали в Палестину. Они основали там одну из первых коммун и участвовали в создании вооруженной организации «Ха-Шомер» («Страж»). В свою очередь, на ее основе сложилась знаменитая «Хагана», которая сыграла решающую роль в «битве за Израиль».

Однако гомельская самооборона не была делом исключительно сионистов и сионистов-социалистов. В ее формировании принимал участие и «Бунд», который на то время являлся главной еврейской силой. К идее же провозглашения Израиля-2 и, соответственно, его будущей армии бундовцы относились более чем равнодушно. Очевидно, что руку к защите приложили «беспартийные еврейские массы», беднота легендарной гомельской «Молдаванки» – Кагального рва, и другие.

Белорусские киббуцы

После поражения революции 1905 года многие еврейские деятели перешли к легальной работе. Широкую деятельность развернули колонизационные общества, которые направляли евреев в палестинские поселения.

Октябрьскую революцию 1917 года в еврейских общинах встретили неоднозначно. «Бунд» и «Поалей-Цион» ее отчасти приняли, правые сионисты и религиозные партии – нет. Антисоветское повстанческое движение не видело разницы между «правыми» и «левыми» евреями и уничтожало всех подряд. Что, очевидно, заставляло еврейских деятелей воздерживаться от борьбы с Советами.

Вскоре левые сионисты тоже оказались в подполье. В 1920-е годы в Беларуси развернула нелегальную деятельность молодежная организация «Ха-Шомер Ха-Цаир». Она была построена на полувоенных началах, имела районные штабы и «легионы». Основной целью была вербовка молодежи для колонизации Палестины. Советскую власть «шомеры» критиковали с левых позиций, утверждая, что только в Палестине будет построена «коммунистическая страна».

Коммунизма в Израиле нет, а вот основанные «шомерами» и другими пионерами коммуны-киббуцы действуют и поныне.

* * *

Комментарий на сайте «Новага часу»:

Леон Гершовiч 2018-06-09 12:18:51. «Вельмі цікава. Правільней сказаць, што габрэі, якія нарадзіліся ў Беларусі, пабудавалі Ізраіль» (Леон Гершович: «Очень интересно. Правильнее сказать, что евреи, которые родились в Беларуси, построили Израиль»).

Опубликовано 10.06.2018  11:34

P.S. Материал перепечатан на sem40.co.il (14.06.2018)

М. Акулич. Гомель и евреи (2)

(окончание; начало здесь)

УЧЕНИЕ «МУСАР» В ГОМЕЛЕ

Тысячам евреев, а также нескольким иешивам из Литвы и Польши, во время Первой мировой войны пришлось покинуть прифронтовые районы.

Иешиве, открытой в 1896 году в Новогрудке раввином Йосефом-Юзлом Горовицем (известным также как «Саба из Новогрудка»), выпало пройти через все несчастья. В 1915 году, когда фронт стал двигаться на восток, иешива перевелась в Гомель.

Своей синагоги ешиботники не имели, им приходилось носить плохую одежду, спать в синагогах, жить впроголодь. Но они проповедовали популярное в то время в среде литовских ортодоксов-митнагедов учение «мусар», идеологический центр которого находился в Новогрудке. Им импонировала идея аскетизма, и поэтому из-за лишений, испытываемых всем народом, у Йосефа-Юзла оказалось немало последователей – до нескольких сотен. Их активное передвижение по тогдашней российской и белорусской территории не могли остановить никакие власти – ни «белые», ни «зеленые», ни «красные». Иешивы, которые руководствовались «мусаром», возникали в разных городах, а численность последователей учения росла.

В 1919 году гомельские власти (советские) сильно обеспокоились активностью иешивы Йосефа-Юзла, из-за чего раввин вместе с его тремястами учениками переселился в Киев. Однако центры «мусара» в Беларуси остались в таких городах, как Могилёв, Бобруйск, Речица. В эти центры, кроме того, съезжались спасавшиеся от репрессий верующие из Нижнего Новгорода, Ростова и Харькова. В Гомеле оставался центральный филиал иешивы, который возглавлялся зятем раввина Йосефа-Юзла, умершего в 1920 году. Зять, рав Авраам Яфен, взял на себя руководство всей системой иешив под названием «Новогрудок». В 1921 году его арестовали вместе с его учениками и посадили в тюрьму, после освобождения из которой он и еще 600 человек эмигрировали.

ЕВРЕЙСКИЙ ГОМЕЛЬ ПОСЛЕ ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Октябрьский переворот 1917 года завершился победой большевиков. После этого в Гомеле все хедеры закрыли, происходило постепенное превращение синагог и молитвенных домов в кинотеатры и разного рода клубы.

В 1926 году, когда город вернулся в состав Беларуси (до того несколько лет принадлежал РСФСР), евреев в Гомеле было 37475 человек, или примерно 44 процента от всех жителей. Многие евреи были заняты в кустарной кооперированной промышленности. Заметно выросло число евреев, занятых в учебных заведениях и госучреждениях. Впрочем, Илья Эренбург в своём романе о бурной жизни Лазика Ройтшванеца (1927) иронически показывал Гомель того времени как глухую провинцию.

В 1928–1939 гг. были созданы новые заводы и фабрики, на которых евреи трудились в качестве мастеров, руководителей производств, инженеров.

В 1920–1929 гг. действовали еврейский педагогический техникум, вечерняя еврейская школа, еврейская партшколa. До конца 1930-х годов работали государственные школы, в которых преподавание велось на идише. Если говорить о религиозной жизни евреев, то она лишь теплилась. Верующие евреи иногда тайно созывали молитвенные собрания (миньяны).

Неплохо себя зарекомендовали гомельские евреи в интеллектуальных играх. Так, бухгалтер Абрам Маневич (1904–1940), неоднократный чемпион города по шахматам в 1920–30-х годах, завоёвывал титул чемпиона Беларуси 1933 и 1938 гг. В 1939 г. ему, одному из первых в Беларуси, было присвоено звание шахматного мастера. Заметен был и его тёзка Брейтман, не ставший мастером, но занявший в чемпионате БССР 1937 г. 2-е место.

В 1939 году евреев в Гомеле насчитывалось 37100 человек.

ОТНОШЕНИЕ К ЕВРЕЯМ ГОМЕЛЯ СО СТОРОНЫ «СОВЕТОВ»

После того, как в 1917-м году произошла Февральская революция, евреев впервые безо всяких ограничений допустили к выборам в органы местного самоуправления. Гомельская городская дума придала идишу равные с остальными языками права, в том числе это касалось и официального делопроизводства. В августе 1917 года исполком горсовета Гомеля возглавил Лев Эвентов (1889–1962), являвшийся членом ЦК ОЕСРП (Объединенная еврейская социалистическая рабочая партия), а позже – известным экономистом, доктором наук, профессором.

Наблюдалось определённое развитие еврейской культуры. В 1920-е годы еврейская культура и образование на идише поддерживались советской властью, создавались «евсекции» РКП(б). «Советы» стремились дать отпор сионистам и в противовес «сионистскому» ивриту содействовали развитию идиша. Даже официальную «Гомельскую правду» выпускали в те времена не только на русском, но и на идише. В то же время власть запретила все остальные политические партии, в том числе «Поалей-Цион» и «Бунд». Власть также не одобряла преподавание на иврите. Все синагоги постепенно оказались закрыты.

В середине 1920-х годов в Гомеле наблюдалась активизация подпольной сионистской молодежной организации «Ха-Шомер Ха-Цаир» («Молодой страж»), за которую серьёзно взялись власти. С 1926 г. активистов-«шомеров» стали массово арестовывать и сажать в тюрьмы. Помощь репрессированным оказывалась бывшими гомельчанами, жившими в одном из палестинских кибуцев. В начале 1920-х годов в городе также пытались действовать движение «Гехолуц», религиозная партия «Мизрахи» и популярное спортивное общество «Маккаби».

Конец 1930-х годов был временем закрытия всех еврейских школ и репрессий против многих евреев — ветеранов революционного движения. Несмотря на это, в 1939 году доля представителей еврейского народа в общем числе депутатов Гомельского Совета от Центрального района составила 44 процента, что в общем соответствовало доле евреев в городском населении.

Евреи-гомельчане отважно сражались за победу в Великой Отечественной войне. Многим из них присвоили звание Героя Советского Союза: командиру минометчиков Евгению Бирбраеру, летчику-штурмовику Илье Катунину, младшему сержанту Науму Жолудеву, командиру роты Иделю (Юрию) Шандалову, отважной летчице Полине Гельман, генерал-лейтенанту танковых войск Симону (Семёну) Кремеру. Кремер в период работы в качестве военного разведчика в Англии участвовал в создании атомной советской бомбы.

По свидетельству Павла Судоплатова, в своё время – крупного работника органов госбезопасности, в конце 1940-х годов у Гомеля был шанс превратиться во «второй Биробиджан». Вопрос создания еврейской автономии на Гомельщине поднимался сразу после войны Сталиным (он обсуждал его с сенаторами США). Однако советским властям не нравилось, что уроженцы Гомеля принимали активное участие в основании государства Израиль, и проект был отброшен.

Вскоре после создания Израиля (май 1948 г.) «советы» стали относиться к евреям настороженно и даже враждебно. Дискриминация вернулась, и часть евреев попыталась выехать из СССР.

ОККУПАЦИЯ ГОМЕЛЯ НЕМЦАМИ И ЕВРЕЙСКИЕ ГЕТТО

В августе 1941-го года произошло вторжение в Гомель немецко-фашистских войск. Нацистами было предпринято установление в городе жесткого оккупационного режима. Вначале фашисты расправились с партийным советским активом, причем уничтожение шло не только активистов, но и их семей. После этого началось поголовное уничтожение гомельских евреев.

Первый военный комендант Гомеля обер-лейтенант Шверх подписал подлый приказ, согласно которому евреи обязаны были носить унижавшие их желтого цвета латы. После этого был запрет на любые связи и встречи евреев с жителями города, не являвшимися евреями. Евреи ни в коем случае не должны были появляться в городе (на его улицах). Немного позднее – в сентябре 1941 г. – фашистами были организованы в Гомеле четыре гетто, в которые ими сгонялись евреи – старики, женщины, дети. Всего согнанными в гетто оказались более четырех тысяч евреев.

Если говорить об условиях в гомельских гетто, то их можно назвать невыносимыми. Люди жили в тесноте, скученно, голодали, не могли рассчитывать даже на элементарные санитарно-гигиенические условия, никем не доставлялись продукты. Поскольку есть было нечего, многие от голода умирали. Некоторые из арестованных евреев мужского пола использовались на работах, связанных с очисткой улиц. Отношение к ним было зверское, их зачастую без причин избивали и унижали. Над узниками гетто издевались работавшие в охране немцы и полицейские, а также обнаглевшие солдаты, которые позволяли себе врываться в гетто и грабить евреев.

Немецкие оккупанты и полицейские разгромили и разграбили все городские еврейские квартиры. А 3–4 ноября 1941 года узников гомельских гетто, среди которых были старики, дети и женщины, расстреляли. Это произошло в лесу, в противотанковом рву рядом с МТМ (машинно-тракторная мастерская), а также близ деревни Лещинец. Расстреляно было примерно четыре тысячи евреев.

ЕВРЕЙСКИЙ ГОМЕЛЬ ПОСЛЕ ЗАВЕРШЕНИЯ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Когда закончилась война, восстановления школ на идише не произошло. Верующие в 1945 году ходатайствовали о том, чтобы здание синагоги им возвратили, но власти не захотели идти им навстречу.

В 1947 году верующие евреи собрали средства, за которые был приобретен дом. Но дом этот властями был конфискован, а на частные собрания они наложили запрет.

В 1963 году милиция ворвалась в частное молитвенное собрание, разогнала молившихся, изъяла свиток Торы и другие религиозные принадлежности.

В 1959 году в Гомеле насчитывалось около 25000 евреев, в 1979-м — 26416, в 1989-м — 22574. Согласно данным переписи 1979 года, из 38433 проживавших в городе и области «лиц еврейской национальности» лишь 4286 считали, что «еврейский» (идиш) является родным для них языком.

Многие из гомельских евреев сумели добиться в Советском Союзе немалых успехов, правда, чаще всего уже в других городах. Историк Гомеля Юрий Глушаков напоминает, что Абрам Зеликман стал заслуженным металлургом РСФСР, одним из разработчиков оружейного плутония, а Моисей Лурье — одним из создателей советского синтетического каучука. Математик Лев Шнирельман стал членом-корреспондентом Академии наук СССР. Гребец Леонид Гейштор был чемпионом Олимпийских игр и мира, а другой спортсмен, Леонид Либерман — чемпионом мира по классической борьбе. Режиссер Абрам (Аркадий) Народицкий, 13-летним подростком записавшийся в гомельскую ЧОН (часть особого назначения), в 1971 г. в соавторстве с Николаем Рашеевым снял знаменитый фильм «Бумбараш» по мотивам своей бурной молодости.

В конце 1980-х – начале 2000-х годов многие евреи выехали из Гомеля в разные страны — в США, Израиль, Германию. В 1999 году в Гомеле жило всего 4029 евреев. Таким образом, уехало подавляющее большинство.

В 2009 году на месте, где произошел расстрел 80 человек в 1942 году, установлен памятник погибшим гомельским евреям.

Сегодня евреев в Гомеле осталось совсем мало, хотя точное их количество не известно. Действует еврейская община, детей учат еврейским традициям.

В Гомеле (в центре города) работает «Атиква» – «еврейский садик», который по сути является городским национальным учебно-педагогическим комплексом. В нём сформированы дошкольные группы (их всего три) и начальные классы (их четыре). Программой «Атиквы» предусмотрено обучение ивриту и еврейской литературе.

Однако нельзя сказать, что проблем у евреев города не осталось, причем не только у живых, но и у мертвых.

ЕВРЕЙСКИЕ КЛАДБИЩА ГОМЕЛЯ

Многим гомельчанам известна улица Сожская (ранее это была улица Коллонтай). На ней когда-то располагалось еврейское кладбище, о чем стало широко известно лишь после того, как город стали реконструировать, а экскаваторы начали поднимать вместе с землей кости умерших когда-то людей и могильные плиты. Здесь располагалось еврейское кладбище, которое было впервые затронуто еще в довоенный период, когда на его месте происходило строительство стадиона. Скорее всего, на нём были захоронены жертвы «казачьих войн» 17-го столетия. В то время повстанцы из Беларуси, присоединившиеся к казакам из Украины, захватили город Гомель.

В давние времена социальные протесты имели ощутимый привкус национальной и религиозной вражды. Зачастую они влекли за собой резню, после которой в местах резни почти не оставалось евреев и католиков. Как говорилось в первой части, в Гомеле чудом уцелела еврейская семья Бабушкиной, давшая начало новой еврейской общине.

Когда-то Гомель был городом с несколькими еврейскими кладбищами. Большинство их было снесено. Так в  конце 1950-х годов окончательно снесли старое кладбище, а на его месте впоследствии строился стадион Гомельского университета. Возле университетского общежития и сегодня есть красная кирпичная стена разрушенного здания синагоги.

У этого кладбища интересная история. Когда была революция 1905 года, на нём организовывался сбор гомельских подпольщиков, a в 1918 году – сбор повстанческого ревкома, состоящего из левых эсеров, коммунистов и анархистов. Здесь революционеры прорабатывали планы, касавшиеся боевых операций против оккупантов.

Гомельское кладбище XIX – начала XX веков, на котором построили городской стадион, было ликвидировано без перезахоронений. Власти хотели его ликвидировать еще в 1922 году и построить на его месте конюшню. Сотни могильных плит были срыты, и авторитетные городские евреи обратились с протестом к Троцкому. Это не помогло; кладбище в 1927 году начали сносить. Среди похороненных на нем евреев находились останки, принадлежащие цадику Ицхаку бен Мордехаю Эпштейну, лучшим из учеников которого был Шнеур-Залман из Ляд. Могилу цадика чтили многие поколения хасидов.

Когда происходила реконструкция стадиона в 2008 году, рабочие возили кости на свалку. Число извлеченных черепов было слишком велико, чтобы его проигнорировать. Строителей просили складывать кости в пакеты для последующего перезахоронения. Ведь реконструкцию, когда останкам более пятидесяти лет, осуществить было нереально.

Согласно мнению профессора-историка Евгения Маликова, кладбище нужно рассматривать как часть городского наследия. Он сказал: «Вместе с человеческими останками на свалку была выброшена история города».

В настоящее время в Гомеле (в самом его центре) предусматривается строительство жилого восемнадцатиэтажного дома с парковками и огороженной вокруг него территорией. Но оно было приостановлено по настоянию еврейской общины.

Историки подтверждают тот факт, что на месте строительства действительно было еврейское кладбище. Захоронения на нем проводились до 1885 года; сохранился план города Гомеля 1913 года, на котором с помощью знаков отмечены еврейские захоронения. Нужно в прямом смысле докапываться до истины, делать раскопки и изучать найденные в их ходе предметы, не допускать неуважения к умершим. Есть надежда, что так и будет.

Подготовила Маргарита Акулич по материалам jewishgomel.com и иным источникам

Опубликовано 11.08.2017  08:20