Tag Archives: евреи – герои войны

Неизвестный подвиг комбата Либмана

Сегодня, 23 хешвана, 78 лет назад, решилась судьба Ишува в Эрец-Исраэль. В 3-ей Битве под Эль-Аламейном в Египте, в которой 8-ая армия Британии маршала Монтгомери разбила корпус Роммеля, и остановила его наступление на восток..
.
Это знают многие. Но мало кто помнит события четырьмя месяцами раньше, когда под натиском германо-итальянского корпуса Роммеля 8-ая армия с боями отступала из Ливии на восток. Отступление было беспорядочным, и грозило полным разгромом. И ничто бы уже не остановило танки Роммеля по дороге к Иерусалиму.
.
Монтгомери решил задержать Роммеля возле стратегического форта Бир-Хаким в Ливийской пустыне, чтобы дать своей армии отойти. Прикрывать отход должны были 1-ая дивизия армии Свободной Франции и половина бригады Французского Иностранного Легиона под командованием генерала Мари-Пьера Кенига. Им были приданы саперные части англичан для подготовки укреплений и минных полей. Это был Инженерный Батальон Королевских Стрелков под командованием майора Феликса Либмана.
.
Личный состав батальона – все 400 человек – были еврейские добровольцы из Эрец-Исраэль! (Всего в английской армии было более 30.000 солдат и офицеров из Ишува – 10% всего населения Эрец-Исраэль…). Закончив минировать подступы к позициям Кенига, и наспех выкопав окопы, они заняли оборону на крайней южной позиции французов. И 26 мая 1942 г. немцы и итальянцы (132-я дивизия «Арьете») подошли к позициям Либмана.
.
Немецкий командующий послал вперед танк с белым флагом для переговоров, и предложил сдаться. Батальон Либмана имел только легкое вооружение, почти никакого противотанкового и никакого зенитного. Но его ответ немецкому офицеру был прост: «Мы не собираемся вам сдаваться – у нас нет белого флага! У нас есть только наш флаг – бело-голубой со звездой Давида!» Немец был ошеломлен – «Так вы евреи!» – но щелкнул каблуками, отдал честь – и ретировался.
.
Через четыре часа началась атака на позиции Либмана, которая длилась 10(!) дней подряд…Включая артобстрел и бомбардировки с воздуха – которые чередовались танковыми атаками. Но танки взрывались на минах, их поджигали бутылками с горючей смесью. Бойцы Либмана вскакивали на танки на ходу и стреляли из пистолетов в смотровые щели…И немцы с итальянцами так и не смогли прорвать их оборону.
.
10 июня 1942 г. 8-ая армия отошла к Эль-Аламейну и начала перегруппировку. Кениг наконец получил приказ оставить свои позиции. У Либмана уже не было рации, и отступая, Кениг со своей колонной прибыл на позиции саперов снять их оттуда. Он был потрясен, тем что он увидел.
.
От батальона Либмана – 400 человек – осталось меньше 20% – около 80-ти… Большинство были ранены и истощены – дневная порция воды в последние дни боев летом в пустыне была всего поллитра… Но больше всего Кенига потряс вид изможденного солдата, снявшего флаг батальона, и складывавшего его перед уходом. На вопрос Кенига, почему он складывает свое знамя, Либман ответил: «Англичане не разрешают нам открыто использовать наш бело-голубой флаг, они его не любят…».
Реакция генерала Кенига была короткой: «Здесь командую я.»
.
Он велел поднять бело-голубой флаг на свой джип – рядом с французским. Затем построил свои части – и, медленно проехав мимо них, велел отдавать честь флагу Либмана… Так батальон добровольцев из Эрец-Исраэль оставил свои позиции. Забрав всех раненых, включая 4 человек, сошедших с ума от жажды и ужаса 10-дневного боя…
.
А майор Либман, уроженец Южной Африки, был переброшен в Италию, участвовал в высадке в Сицилии – и с созданием Еврейской Бригады стал командиром 3-ей роты 3-го батальона Бригады. В составе которой и закончил войну.
.
Да будет благословенна память сотен его бойцов, погибших за Эрец-Исраэль там, в ливийской пустыне.
.
Опубликовано 10.11.2020  23:49

Евгения Валенто о докторе Льве Кулике

О минском подполье, еврейском гетто и неизвестном герое Великой Отечественной войны: Лев Яковлевич Кулик

Хотелось бы поделиться историей жизни моего прадедушки, Льва Кулика. Это очень многое значит для моей семьи, а особенно для дедушки, его сына.

Судьба Льва Яковлевича связана с одной из наименее освещенных страниц истории минского подполья – сопротивлением евреев в гетто.

В мире в сознании у людей запечатлелось, что евреи во время Второй мировой – это в основном несчастные безвольные жертвы, которых пытали и уничтожали. Однако были среди них люди, которые воевали; герои, которые не сдавались и всеми силами помогали приблизить общую победу.

Таким был и Лев Кулик.

Вот уже несколько десятков лет дедушка, Роман Львович Кулик, скрупулезно собирает информацию о своем отце, герое войны. Он общался с выжившими свидетелями (в Беларуси, Америке, Израиле), разыскивал архивные документы и фотографии. Было написано несколько статей и даже снят небольшой фильм, который можно посмотреть здесь:

На территории Беларуси самым многочисленным было Минское гетто, приказ о создании которого был отдан 19 июля 1941 г. Оно насчитывало более 100 тыс. человек. Условия жизни, а вернее существования, здесь были ужасные. Люди голодали, болели. Не было ни бань, ни больниц, ни аптек. Людей обрекли на уничтожение.

Среди узников гетто были медики. Когда немцы, боясь инфекций, решили организовать инфекционную больницу, руководить ей поручили самим узникам. Это было на руку подпольщикам. Они вели поиски пути к конспирации. Инфекционная больница для этого подходила лучше всего. Здание нашли в подходящем месте – на перекрёстке улиц Сухой и Обувной. Больница имела выходы на обе эти улицы, а так же на улицу Опанского.

Немцы как огня боялись вспышек и распространения эпидемий, поэтому они щадили докторов-евреев и организовывали инфекционные больницы. Мой прадед был главным врачом второй инфекционной больницы, которую фашисты открыли после создания Минского гетто. И, как показывают документы и свидетельства людей, непосредственно причастных к деятельности подполья, именно благодаря Кулику минские подпольщики могли длительный период осуществлять многие свои операции. Однако понадобились десятки лет, чтобы правда, наконец, стала общеизвестной.

К счастью, оказалось, что, несмотря на войну, сохранилось очень много документов, связанных с минским подпольем. Например, личный листок, характеристика, рекомендации Льва Яковлевича:

О минском подполье, еврейском гетто и неизвестном герое Великой Отечественной войны: Лев Яковлевич Кулик Победа, Великая Отечественная война, Евреи, Семья, Герои Великой Отечественной, Гетто, История, День Победы, Видео, Длиннопост

Далее со слов и от лица дедушки, Романа Львовича:

“У меня были замечательные родители. Они поженились в 1929 году, и на следующий год у них родилась дочь, моя старшая сестра.

Папа с юности был очень активным. Ему было небезразлично все, что происходит в стране, он был наполнен революционной романтикой, и когда ему в партийном комитете сказали, что стране нужны высококвалифицированные кадры и потому он направляется на учебу в медицинский институт, то согласился. Правда, он хотел больше идти по технической части, но – раз партия сказала… Так в 1934 году он стал студентом.

После учебы его, молодого специалиста, назначили зам.начальника городского отдела здравоохранения в Могилеве. Потом, после присоединения Западной Белоруссии к Советскому Союзу, он работал главврачем инфекционных больниц в Барановичах и Гродно. Это был человек очень спокойный, рассудительный, умеющий сплотить и организовать людей. Его любили и уважали и коллеги, и партийное руководство.

Я родился в 1938 году в Минске. Далее отца определили на работу в Гродно, и мы все семьей переехали туда. В Гродно нас и застала война…

До сих пор поражаюсь, как мы смогли вырваться оттуда. Папа оставался еще в городе – он чувствовал себя ответственным за свою больницу. И только после войны мы узнали, что его больницу чуть позже эвакуировали в Минск. А мама с двумя детьми, под бомбежками, перепрыгивая с машины на машину, с трудом добралась до Минска. В некоторых фильмах я вижу, как под летящими сверху бомбами матери ложатся на землю и прикрывают своими телами детей. Так было и со мной – заслышав шум падающей бомбы, мама бросалась на землю, пряча меня под собой. В Минске беженцы собирались в парке Горького, и здесь мы узнали, откуда отправляются машины дальше, на восток. Доехали так до одного местечка, где папу знали, когда он еще работал тут начальником пионерского лагеря. Переночевали, а потом нас на подводе довезли до Руденска. Отсюда мы уже уехали последним товарным поездом. Почти всю войну мы провели в Алма-Ате и вернулись в Минск только в январе 45-го. И только тогда узнали о судьбе отца.

Я до сих пор помню, как по возвращении в Минск меня с мамой иногда встречали незнакомые люди и, узнав, кто я, поднимали меня на руки, обнимали, благодарили маму. Это были люди, которым спас жизнь мой папа. Многое о папе я узнал от мамы, но особенно ценную информацию получил позже от врачей, которые работали в папиной больнице и спаслись, уйдя из гетто в партизаны. А когда я приехал первый раз в Израиль то встретился с Гиршем Смоляром, одним из организаторов минского подполья.

Он жил один в доме престарелых. Я часто захаживал к нему, и беседы наши затягивались так надолго, что я порой оставался у него на ночь. Талантливый журналист и литератор, он был послан до войны из Москвы по линии Коминтерна в Западную Белоруссию – для подпольной работы. Там он проявил себя прекрасным организатором. А в начале войны Смоляр стал одним из организаторов минского антифашистского подполья.

Самым безопасным местом для подпольного штаба оказалось минское гетто – немцы сюда заглядывали не часто и даже предположить не могли, что там могут действовать подпольщики. Но где именно располагался этот штаб? Оказывается, в той самой инфекционной больнице, главврачом которой был мой папа! Гирш был прямым свидетелем того, что происходило в Минске в первые годы войны, и от него я получил прямо-таки бесценные сведения.

Он мне рассказал, что при организации гетто немцы запланировали создать на его территории и инфекционную больницу. Они понимали, что здесь возможны эпидемии, заболевания. Однако вопрос о больничном руководстве они оставили на решение самого коллектива. Среди врачей были известные специалисты, но они оказались морально подавлены, и потому персонал решил доверить дело моему папе.

Несмотря на то, что он всего два года назад окончил мединститут и его врачебный опыт был явно мал, многие знали его как хорошего организатора. Кроме того, от многих других он отличался спокойствием, рассудительностью. По словам очевидцев, в самых опасных ситуациях он был спокоен, собран, не поддавался панике и провокации. И это благоприятно действовало на подпольщиков. Так в 33 года мой папа стал руководителем больницы гетто.

Надо отметить, среди ее первых пациентов были не только евреи гетто. По Минску тогда бродило немало военнопленных, среди них были и командиры, коммунисты. Больница стала для многих из них настоящим убежищем. Врачи объявляли их инфекционными больными, забирали под свое крыло, а потом разными путями те добирались до партизанских отрядов.

Это как раз тот случай, когда не только русские праведники спасали евреев, но и евреи – русских. Да, впрочем, не только русских – ведь в числе наших солдат были люди самых разных национальностей. Я вот думаю: быть может, кто-то из тогдашних спасенных тоже вспомнит о том, благодаря кому они остались в живых.

От Смоляра я узнал, что когда по всему городу были реквизированы все радиоприемники и за их нахождение полагался расстрел – именно в больнице действовал приемник, благодаря которому жители не только гетто, но всего Минска узнавали последние сводки с фронтов. И когда немцы объявляли хвастливо о захвате Москвы, минчане знали, каково на самом деле положение дел. Как это поднимало дух подпольщиков!

Немцы, боясь заражения, обходили стороной инфекционную больницу. Если им хотелось осуществить там проверку, они посылали полицейских, но и те, как вы понимаете, не проявляли особого рвения. По этой причине Смоляр и предложил своему руководству организовать штаб городского подполья именно здесь. Вызвал на беседу моего отца, напрямую поговорил с ним, и тот без раздумий согласился. Пристроил даже Гирша к себе на работу – истопником в больничную котельную.

Эта котельная и стала местом сбора подпольщиков. Здесь обсуждались многие вопросы деятельности подполья, планировались операции по переправке из гетто в партизанские отряды особо нужных специалистов – врачей, медсестер, пекарей, сапожников, портных. И что особенно немаловажно, больница – практически за счет самих немцев! – снабжала партизан медицинскими препаратами, инструментами, перевязочным материалом.

В Минском подпольном комитете партии деятельность подпольной группы гетто курировал Исай Казинец, и он тоже неоднократно бывал там: перелезал в условленном месте через колючую проволоку, его встречали посланцы Смоляра и провожали прямо в кабинет главврача.

Здесь в узком кругу решались самые важные вопросы, относящиеся к работе подпольного горкома. То, что из гетто смогли уйти в партизанские отряды свыше 10 тысяч евреев, что на территории Белоруссии были организованы два еврейских партизанских отряда, есть немалая заслуга врачей инфекционной больницы. Смоляр сам потом ушел в партизаны, и с особой теплотой вспоминал врача Юрия Тайца, который прямо в лесу проводил серьезнейшие операции. В больнице скрывались от слежки гестаповцев руководители городского и геттовского подполья. Самому Льву Кулику, как Михаилу Гебелеву и отважным подпольщикам, к сожалению, не удалось избежать слежки. Он попал в руки гестапо и был казнен в декабре 1942 года.

Я с раннего детства ходил вместе с мамой и старшей сестрой к зданию больницы – когда она уже не была больницей, и клал цветы на подоконник первого этажа – под тем окном на втором этаже, где был кабинет папы. Потом приходил сюда и с друзьями. Это кирпичное здание было одним из немногих, сохранившихся в годы войны. Если вы подойдите сегодня к нему и оглядитесь, то увидите вокруг совсем новые дома. А это здание было отреставрировано как снаружи, так и внутри. Находясь рядом с ним, вы услышите звуки музыки – теперь это музыкальная школа, и ничего здесь не напоминает о зловещем прошлом.

В 2008 году большая группа подпольщиков гетто, погибших от рук фашистов, указом министра обороны Республики Беларусь была посмертно награждена медалями. Среди них и мой отец, Лев Кулик. Награда была торжественно вручена мне, как его сыну.”

О минском подполье, еврейском гетто и неизвестном герое Великой Отечественной войны: Лев Яковлевич Кулик Победа, Великая Отечественная война, Евреи, Семья, Герои Великой Отечественной, Гетто, История, День Победы, Видео, Длиннопост

Следующим важным шагом стала установка мемориальной доски на здании бывшей больницы. Потребовалось очень много сил и времени, чтобы собрать всю необходимую информацию и документы. Роман Львович нашел участников тех событий и их детей, внуков, не только в Беларуси, но и в Израиле, и в Америке. После долгих лет бюрократических разборок, тонн документов, десятков писем в разные инстанции, наконец удалось это сделать: в 2010 году доска была установлена и торжественно открыта.

О минском подполье, еврейском гетто и неизвестном герое Великой Отечественной войны: Лев Яковлевич Кулик Победа, Великая Отечественная война, Евреи, Семья, Герои Великой Отечественной, Гетто, История, День Победы, Видео, Длиннопост
О минском подполье, еврейском гетто и неизвестном герое Великой Отечественной войны: Лев Яковлевич Кулик Победа, Великая Отечественная война, Евреи, Семья, Герои Великой Отечественной, Гетто, История, День Победы, Видео, Длиннопост

На фото: мемориальная доска (на ней написано «У гэтым будынку ў 1941—1943 гадах знаходзiлася бальніца, у якой дзейнiчалi падпольныя антыфашысцкiя групы Мiнскага гета»), церемония открытия, Роман Львович и его внуки Антон и Женя Соболевские.

Прошло уже много лет, но до сих пор эта история вызывает много эмоций: и боль утраты, и восхищение смелостью прадедушки, и гордость за такого предка. Конечно, война полна подобными историями, но, мне кажется, каждая их них важна и каждая должна быть рассказана. Самый лучший подарок для наших предков – помнить о них. Быть может, это добавит чуточку больше доброты, благородства и смелости в наш мир.

P.S. Удалось составить полный список героев- подпольщиков, сотрудников больницы Минского гетто (1941 – 1943г.) Быть может, кто-то найдет среди них своих родных?

Главврач

Кулик

Врачи:

Ситерман,

Дворжец,

Сироткина,

Чарно

Лифшиц,

Минкин,

Альперович,

Керзон,

Бляхер,

Сафир,

Гальперина,

Кондратовская,

Тайц,

Карпилова,

Вапне,

Гордон

Медсестры:

Клебанова,

Чинок,

Соломоник,

Якубович.

Фармацевт:

Хаютин.

Обслуживающий персонал:

Смоляр – кочегар, руководитель подполья Минского гетто,

Фейгельман – кочегар, впоследствии- комиссар партизанского отряда.

Родова – сотрудница больницы, связная между городским подпольем и подпольем Минского гетто.

Лис – сотрудница больницы, сообщала об опасности при приближении к больнице подозрительных личностей.

Оригинал

От ред.belisrael

Ждем писем с рассказами о предках, участниках той страшной войны

Опубликовано 02.07.2020  22:00

***

P.S.

Сегодня исполняется 10 лет с даты установки мемориальной доски. Снимки, полученные несколько  мин. назад из Минска от Евгении Валенто, которая с дедушкой, мамой и братом только что были там.

Роман Кулик с дочкой Мариной Соболевской

Роман Кулик с повзрослевшими внуками Антоном Соболевским и Евгенией Валенто

Антон и Женя

Опубликовано 03.07.2020  18:51

Отклик из Австралии на публикацию Игоря Каноника о Минском гетто

(начало, продолжение и окончание)

Это документы военного времени, поступившие из Австралии

Наградной лист на Гобермана Евеля Давидовича к Ордену Красной Звезды

Наградной лист на Гобермана Евеля Давидовича к Ордену Отечественной войны 1-й степени

Наградной лист на Гобермана Евеля Давидовича к Ордену Отечественной войны 2-й степени

За намного меньшие подвиги давали Героев Советского Союза.   

Но конечно не еврею…  А Евель Гоберман был политрук первого танкового батальона, значит всегда впереди.

На фронте с первого дня, брал Берлин. Его командиры, командир батальона Булгаков, и командир части Константинов стали Героями Советского Союза.  

Булгаков  представил Евеля Гобермана к ордену Красного Знамени, но Константинов переделал (в наградном листе это всё видно) на орден Отечественной войны второй степени ( первой степени уже был).

Справка о ранении Гобермана Евеля Давидовича

Гоберман Евель Давидович. Фронтовое фото 1945 г. 

Гоберман Евель Давидович, 1906 года рождения, в армии с 1939 года, член партии с 1928 года, до войны был женат и имел двоих сыновей,  на фронтах Отечественной войны с первого дня, с 22 июня 1941 года.

Краткий комментарий от Игоря Каноника к документам, присланным из Австралии.

По данным ЦАМО пропал без вести в декабре 1941 года.  Евель Гоберман не знал о том,
что его жена Эстер Рувимовна с двумя сыновьями Владимиром и Феликсом успела
эвакуироваться из Белоруссии в Свердловск. Он думал, что они, как и его  родители с
сёстрами попали в гетто…
Евель Гоберман был тяжело ранен в январе 1942 года, кроме тяжелого ранения позже
было ещё два лёгких.
Будучи на должности политрука первого танкового батальона, 20 танковой бригады,
капитан Евель Гоберман очень отважно воевал, о его подвигах описано в наградных
листах. В составе 1-го Белорусского фронта 20-й танковая бригада участвовала в штурме
Берлина.
Но еще раньше, в 1944 году, к  Евелю Гоберману приехал фронтовой журналист и
писатель Илья Эренбург. Он был наслышан о подвигах и получил задание написать
статью в газету и сделать радио рассказ, который вскоре и прозвучал по Центральному
радио.
К жене Евеля  Эстер пришли соседи  и спросили не её ли это муж, про которого
рассказывали  по радио. Эстер сразу пошла в Свердловский военкомат, так они и нашли
друг друга…
В ноябре 1945 года Евель Гоберман был уволен в запас по болезни.
Евель Гоберман умер в 1979 году, похоронен на Минском Северном кладбище.
Интересно то, что сейчас правнук Евеля Гобермана приехал из
Австралии и служит в Армии Обороны Израиля (ЦАХАЛе).
Опубликовано 01.07.2020  20:10

 

 

Герои войны. Соломон Кукс

Командир 304 гвардейского стрелкового полка — Кукс Соломон Иосифович.

Соломон Иосифович Кукс прошел долгий путь от простого рабочего из глухого Иркутского села до подполковника, командира полка. Его военная биография — это одновременно и биография Красной Армии, первые годы ее становления. Трудные годы гражданской войны, учеба на только еще формирующихся в Советской России командирских курсах, бои с бандами на юге страны, с белокитайцами на востоке, Отечественная война, ранения, снова в строй. Но всегда Соломон Кукс оставался честным, прямым, справедливым человеком и бесстрашным командиром. Тихий и скромный в повседневной жизни, в боях он становился хладнокровным, решительным командиром с железной волей, поднимающим за собой батальоны. Таким запомнили его солдаты.

Соломон Иосифович Кукс родился в 1899 году в селе Кимельтей Иркутской губернии в семье рабочего. Окончил 7 классов. В рядках РККА с 1919 года. В 1920 году окончил Сибирские пехотные курсы комсостава в Иркутске.

В 1921 году — Самарские курсы комсостава и Пехотную Самарскую школу в г. Самаре. Самарская пехотная школа находилась на главной улице города — улице Куйбышева, 105. Тогда он, 20-летний курсант Соломон Кукс, еще не подозревал, что через 21 год он будет командовать полком на Карельском фронте, который будет почти весь состоять из таких же, как он сейчас, мальчиков, некоторые из которых будут родом именно с этой улицы Куйбышева, где он только учится быть командиром.

После этого была 7-я Казанская пехотная школа в г. Казани. В 1921 году Соломон Кукс вступил в партию. В 1922 году — первое участие в боевых действиях: Кукс командовал взводом в боях с бандой Серова в районе Саратова. В 1924 году он вернулся в Иркутск, где служил в районном комиссариате г. Иркутска. В 1929 году командовал взводом в военном конфликте на КВЖД в борьбе с белокитайцами. С 1926 по 1933 год служил в 103 Сибирском стрелковом полку 35 стрелковой дивизии Сиб ВО (ком. взвода), в 4-м Волочаевским стрелковом полку ОКДВА (Особой Краснознаменной Дальневосточной армии) (командир роты; помощник начальника штаба).

В 1936 году Кукс получил звание капитана, а в 1938 году уволен в запас. Но уже через год призван из запаса на должность начальника штаба 129 стрелкового полка, Забайкальский военный округ. В 1939 году он назначен помощником начальника 1-го отделения 114 стрелковой дивизии. И снова отголоски будущего Карельского фронта, где он закончит свой боевой путь: именно эта стрелковая дивизия будет в июне-июле 1944 года принимать участие в Свирско-Петрозаводской операции, идя рядом с полком, которым он будет командовать.

В 1940 году Куксу присвоено звание майора. В апреле 1941 года его назначили командиром 763 стрелкового полка 114 стрелковой дивизии. В июле 1941 года он переведен в Сретенское пехотное училище (г. Сретенск Читинской обл.)

С августа 1942 года Соломон Иосифович Кукс в действующей армии — зам. командира бригады по строевой, 229 стрелковая бригада, Брянский фронт. В августе 1942 года в районе Землянска (Воронежская обл.) он, находясь в боевых порядках одного из батальонов, организовал группу автоматчиком и отразил 2 контратаки противника, чем обеспечил успешное продвижение остальных батальонов бригады. В этом бою майор Кукс был ранен и отправлен в госпиталь, но не долечился и через месяц сбежал обратно в свою бригаду. В октябре 1942 года Куксу было присвоено звание подполковника. Он продолжил воевать в районе Воронежа, где в течение 6 дней под почти непрерывным обстрелом руководил отдельными участками боя, в результате чего батальоны бригады прорвали оборону противника. В феврале и марте 1943 года Кукс все время находился в боевых порядках батальонов бригады, непосредственно помогая командирам бригады в выполнении боевых задач. Под его руководством были взяты несколько населенных пунктов. В марте 1943 года Кукс С.И. был награжден «Орденом Отечественной войны I степени».

18 мая 1943 года подполковник Кукс назначен командиром 359 Краснознаменного стрелкового полка 50 стрелковой дивизии. Возглавив полк, Кукс быстро организовал и построил работу в полку, уделяя большое внимание боевой подготовке личного состава. Впереди были тяжелые бои на Украине за форсирование реки Северский Донец (Донецкая область). Куксу удалось в кратчайший срок построить неприступную оборону. Он всегда был на переднем крае, непосредственно в подразделениях полка: проверял систему обороны, оказывал практическую помощь своим подчиненным. 17 июля 1943 полк получил приказ наступать. Подполковник Кукс организовал переправу своих подразделений через реку Северский Донец. Переправа прошла скрытно и без потерь. Стремительным ударом полк обрушился на противника, прорвал оборону, захватил командный ДЗОТ, взял в плен 50 солдат противника и продвинулся на 5-6 км. В этом ожесточенном бою подполковник Кукс был ранен, но не оставил поля боя, продолжая командовать подразделениями, и только после приказа передал полк. За эти бои подполковник Кукс был награжден орденом Красного Знамени.

Это было у села Пришиб Донецкой области. (Прим. автора. В настоящее время Пришиб — это тихое живописное село, с расположенными в окрестностях базами отдыха. Много лет назад, в 80-90-е годы, я, будучи ребенком, каждое лето отдыхала на одной из турбаз в селе Пришиб. В центре села — обелиск и братская могила, где лежат солдаты подполковника Кукса. Конечно, тогда я не могла предположить, что через 30 лет буду писать эти строки об этом мужественном человеке).

После лечения в госпитале Кукс был направлен в резерв Ставки Верховного командования. В мае 1944 года он назначен командиром 304 гвардейского стрелкового полка 100 гвардейской стрелковой дивизии.

В июне 1944 года 304 полк под командованием подполковника Кукса был направлен в Карелию для участия в Свирско-Петрозаводской операции. Полк, который принял подполковник Кукс, на 90 % был укомплектован из 19-летних выпускников пехотных училищ. Часть полка состояла из ребят родом из Куйбышева, города с которым былая связана его командирская юность. Бои были стремительными, потери были большими. Терять приходилось и солдат и офицеров, лучших офицеров и товарищей, среди которых был и Исаак Рагинский, его лучший комбат и боевой товарищ, которому он доверял наиболее трудные моменты операции. Рагинский и Кукс погибли в один день.

Кукс и в Карелии был на переднем крае. Один из солдат 3 батальона, Феоктистов А.С., вспоминал о Куксе так: «Однажды во время наступления начался сильный обстрел. Мы, солдаты, все залегли, головы к земле пригнули, окапываемся. А Кукс проходит среди нас, даже не пригибается, посмотрел на нас свысока и говорит с усмешкой, но по-доброму: «Эх вы, пресмыкающиеся!». Бесстрашный был человек».

В тот день, 8 июля 1944 года, Кукс сам пошел лично руководить операцией по взятию населенного пункта. Он решил лично поставить задачу на местности командиру части реактивных снарядов («Катюш»). Кукс хотел уточнить обстановку непосредственно на местности, чтобы полностью накрыть реактивными снарядами узел сопротивления финнов, не задев при этом наших подразделений, окопавшихся на склонах высоты. В этот момент финны перенесли огонь в глубину боевых порядков полка. Снаряды рвались вокруг, но Кукс, не замечая их свиста, шел в полный рост к передовым цепям своих подразделений. И вот один из осколков разорвавшего вблизи снаряда попал в висок командира. Его эвакуировали в госпиталь на самолете, но по дороге он умер. Было 8 июля 1944 года.

Захоронен подполковник Соломон Иосифович Кукс на гвардейском кладбище в городе Лодейное Поле Ленинградской области на берегу реки Свирь, где он начал свой последний боевой поход за освобождение южной Карелии.

Посмертно гвардии подполковник Кукс был представлен к званию Героя Советского Союза, но награжден так и не был.

Ирина Богачева, руководитель Самарского поискового отряда имени Анатолия Пронина

***

Комбат Рагинский

Опубликовано 16.03.2020  09:50

 

 

Дорогами войны / דרכי המלחמה בנאצים

 

Добавлены снимки и обновлены материалы 24.05.2017  08:33

***

Давид Фабрикант. Перешагнуть через страх

в Ветеранское движение Израиля 13.10.2015

veteran«Я только раз видала рукопашный,

Раз наяву, и тысячу во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.»

Юлия Друнина

Об этом же сказал мне и участник Великой Отечественной войны Ефим Столяров. «Шансов погибнуть было достаточно. Было страшно, волосы вставали дыбом, когда ты видел невдалеке от себя эту железную махину-танк, шедшую прямо на тебя, летели снаряды, бомбы, казалось все на твою голову. Но я знал: назад не побегу!»

В школу города Харькова, где жил и учился Ефим, пришли ребята в военной форме, спросили, кто желает стать офицером. Набирали молодежь в 14-ю артиллерийскую школу, где готовили будущие офицерские кадры. Единственным из седьмого класса поднялся Столяров.

— Сынок, армия не для тебя. Ты переболел в детстве всевозможными болезнями, комиссия не допустит тебя к учебе, — сказал отец. Все же он прошел, парня приняли в военную школу. У Ефима была хорошая успеваемость, физическая подготовка. Когда он принес домой обмундирование, были слезы, вопрос: «Зачем?»

— Патриотизму меня научили отец Абрам и дядя Иосиф Пробер, — рассказывает Столяров. – Папа – участник Первой мировой войны, сражался в гренадерском полку имени фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского, кавалер Георгиевского креста. В 1975 году вспомнили о нем, как участнике Гражданской войны и вручили медаль «За боевые заслуги». Два его брата погибли в гражданской войне. Мне говорили, что один из них был на стороне большевиков, другой – меньшевиков. Дядя Иосиф сбежал на фронт в 18 лет, бился с врагами в 1-й конной Буденного. У него было несколько грамот, одна из них подписана Ворошиловым, Буденным и Мининым.

Шла обычная учеба в артиллерийской школе. Но вскоре загремели взрывы, началась война с лютым врагом – гитлеровским фашизмом. Над нами летали немецкие самолеты, сбрасывали бомбы. Один из них оказался в одиночестве, возле него кружили четыре наших «кукурузника». Смотрим от «Юнкерса» отвалилось крыло, затем хвост. Летчики спасались на парашютах, одного отнесло близко к нам. Я с товарищем подбежали, схватили его, обезоружили, он был ранен. На нем Железный крест, воевал в Испании. Это было 3 августа 1941 года. Пистолет гитлеровца у меня забрал командир взвода. Части немецкого самолета были вскоре выставлены в Харькове на площади Дзержинского.

Артиллерийскую спецшколу отправили в Малиновку, возле Чугуева. Курсанты копали землю, рыли траншеи, потом на заводе разбирали пришедшие с фронта обгоревшие, неисправные танки. В конце сентября они выехали в Сталинград, затем в Куйбышев, оттуда в Актюбинск. Месяца два убирали урожай с полей.

— Я с товарищами постоянно писал рапорты об отправке на фронт, но нам все время отказывали. Сказали: «Вы будете кончать войну». Присвоили звание младших лейтенантов и выпустили нас, артиллеристов, лишь в октябре 1944 года. Отправили на 2-й Украинский фронт. Начался мой боевой путь в 680-й истребительной противотанковой Краснознаменной орденов Богдана Хмельницкого и Александра Невского дивизии. Конечно, положение на фронтах было намного лучшее, чем в предыдущие годы, но и на нашу долю хватило.

Ефим Столяров по дороге в действующую армию оказался в родном Харькове, забежал домой – ни одной живой души. Правда он знал, что отец был бойцом десантного отряда, воевал в составе бронепоезда № 75 имени лейтенанта Шмидта. Гораздо позже после окончания войны придет сообщение о награждении Абрама Столярова медалью «За боевые заслуги». Мать эвакуировалась, переехала в Актюбинск поближе к сыну.

Ефим взволнован, события тех лет наскакивают друг на друга, мешая порой точному времени действий, но мы вместе справляемся с этим потоком. — Часть находилась на границе Венгрии и Чехословакии. На нашу батарею надвигались две самоходки. Дана команда выкатить орудия. Стреляем, возле нас рвутся снаряды. Я справа от пушки. Снаряд разорвался рядом, погиб почти весь расчет. Не было и меня, если бы стоял позади орудия. Вижу один боец ранен в обе ноги, я к нему. У этого немолодого мужчины родом из Одессы было четверо дочек. В минуты отдыха каждый из нас делился рассказами о своей мирной жизни. Еще с одним солдатом оттащили его в сторону. Слышали только свист пуль.

— Товарищ лейтенант! Большое вам спасибо. Это у меня уже четвертое ранение, – произнес раненый.

— А самоходки прут. Прицелился к одной, но увидел, что машина запылала, ее подбил сосед справа. Переношу прицел на вторую, командую: «Огонь!», уничтожена с первого выстрела вместе с экипажем. В этом бою противник потерял восемь боевых машин.

Было положено, чтобы возле каждого орудия был офицер. Вышли мы на рекогностировку, командир взвода распределил нас по местам. Поступил приказ штурмовать немецкие позиции на высоте 387. «Кто поведет в атаку?», — спросил начальник разведполка майор Рябыкин.

— Товарищ майор, мне терять нечего – ни жены, ни детей, — откликнулся я. Взял автомат, кликнул клич и вперед. Еще раньше заметили двигающийся куст. Теперь по ходу атаки кинули в него гранату, за кустом оказался немецкий снайпер, лежал мертвый. Навстречу поднялась группа фашистов, наши солдаты открыли огонь, уничтожили их. Высота была взята. Командир полка велел писать рапорт для награждения меня орденом.

Боевые действия для Ефима закончились в Моравии у города Брно. От Праги отделяло их 140 километров. Ветеран показал копию наградного рапорта. В нем написано: «В настоящих боях за города Немецкое Правно, Гайдель, Брод, Злин Столяров проявил мужество и отвагу в борьбе с немецкими захватчиками. В районе Немецкое Правно тов. Столяров под сильным огнем противника, руководя взводом лично, вручную выкатил орудия на открытые позиции и в период артподготовки уничтожил: пулеметных точек -3, орудий прямой наводки – 1, НП на церкви – 1, рассеял и частично уничтожил до 20 солдат противника, чем обеспечил продвижение частей наступающей пехоты.

В бою 6.04.45 года в районе Гайдель лично руководил штурмовой группой автоматчиков при взятии высоты 387. В этом бою Столяров, действуя как пехотинец, проявил мужество и отвагу, шел на высоту первым, увлекая за собой свою группу. В результате стремительной атаки высота была взята, противник понес большие потери. В плен было взято пять солдат».

— Мы ликовали, радовались – Победа! 10 мая передислоцировались, но поломалась одна машина. Меня оставили возле нее. Прислали за мной немецкую автомашину. Еду по прямой дороге минут 15-20, натыкаюсь на какой-то поселок. Ратуша, на ней пулеметы, немецкие солдаты. Стал я разворачивать пушку, автомат наготове.. Ко мне подошли двое: офицер и второй в штатской одежде, как видно власовец. Он и говорит по русски, что знают о капитуляции, сопротивление бесполезно, немецкий гарнизон сдается в плен. Обрадовался, с сердца словно камень упал. Через некоторое время приехала наша часть во главе с полковником, я доложил. Оказывается попал на 4 Украинский фронт. Мне подсказали, где сейчас находится 2 Украинский, я вернулся к своим.

После Чехословакии нас перебрасывали с одного места в другое. Так оказались в Каменец-Подольске. Оказывается наш полк разыскивали, чтобы вручить награды за наши боевые заслуги в боях под Немецкой Правной. Я получил орден Красной Звезды. Вот мои грамоты от Главнокомандующего Советской Армии И. Сталина, одна из них за взятие города Злин (Готвальд).

Много теплых слов услышал о боевых товарищах Столярова. Четверо вместе с ним прошли и артиллерийскую школу, и бои за освобождение восточноевропейских стран от фашистской нечести. Вот они его друзья: Оттон Хомутовский – поляк, хотя в документах записан был русским, в мирное время он станет биологом, доктором наук, работал в институте Богомольца; Леонид Навальный – украинец, позже судья, член коллегии и Президиума Харьковского областного суда, сибиряк Борис (фамилию Ефим подзабыл); четвертый сам Ефим Столяров. Все они были награждены орденом Красной Звезды.

В 1948 году он демобилизовался, вернулся в свой родной город, закончил Харьковский юридический институт, трудился адвокатом в Кировограде, в управлении Министерства юстиции, в прокураторе Мордовской АССР. В 70 лет ушел на заслуженный отдых.

В Израиль Столяров приехал в 1995 году. И на родине предков остался он патриотом. Восемь лет работал добровольцем в ЦАХАЛе, 15 лет — в Битуах-Леуми, возглавляет ветеранскую организацию района Новей Шанан. Часто посещает своих подопечных, знает о них многое. Известный русско-израильский поэт Марк Луцкий посвятил славному бойцу Великой Отечественной войны Ефиму Столярову стихотворение «Курсанты».

Они успели на войну попасть,

А вот вернуться удалось немногим…»

Одним из счастливчиков стал Ефим Абрамович Столяров.

Сокол

***

Уинтон, Николас

Сэр Ни́колас Джордж Уи́нтон (англ. Sir Nicholas George Winton;19 мая 1909, Хампстед — 1 июля 2015[1], Слау) — британский филантроп, накануне Второй мировой войны организовавший спасение 669 детей (преимущественно еврейского происхождения) в возрасте от двух до семнадцати лет из оккупированной немцами Чехословакии в ходе операции, получившей впоследствии название «Чешский Киндертранспорт». Николас Уинтон находил для детей приют и организовывал их вывоз в Великобританию. Пресса Соединённого Королевства окрестила Уинтона «Британским Шиндлером»[2]. В течение 49 лет он хранил тайну спасения детей.

https://www.youtube.com/watch?v=A6FlMLyf0yk

Благодарю профессора-математика Владимира Семеновича Пясецкого из Таллина за помощь в подготовке этого материала. Например, Ефим Столяров, был другом его родителей.

***

Некоторые ранее опубликованные материалы:

День Победы 2016 / יום הניצחון 2016

К 70-летию Победы (в последнее время добавлены фото калинковичских ветеранов войны: Бердичевского А.Я., Бухмана Л.И., Бурдина Л.М, Винокура А.Ф., Гендельман В,А., Гендельмана Г.А., Голода Е.И, Гомона Э.К., Гутман С.И., Зальцман Я,М., Комиссарчика М.Я, Лившица Б.М. Лившица Е.З., Штаркера Г.Б.)

Опубликовано 09.05.2017  18:55

Б. Гольдин. ВОЙНА. ИСТОРИЯ ОДНОЙ СЕМЬИ (ч. 2)

На снимках:

1. Мамин брат капитан Петр Моисеевич Рыбак

2. Мой отец Яков Гольдин перед десантированием (первый справа)

Борис Гольдин

Из лап смерти

КАК МАМИН БРАТ СПАС МОЕГО ОТЦА

Я только раз видала рукопашный,

Раз – наяву. И сотни раз – во сне…

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Ю. Друнина

Очень важное место в планах немецкого командования отводилось захвату в кратчайшие сроки Украины с ее огромными сырьевыми ресурсами и плодородными землями. Этим Гитлер и его клика пытались усилить экономический потенциал Германии, создать выгодный плацдарм для быстрой победы над СССР и достижения мирового господства. По плану «Барбаросса» в Украину вторглись 57 дивизий и 13 бригад группы армий «Юг». Их поддерживали 4-й воздушный флот и румынская авиация.

Против них сражались 80 дивизий Киевского и Одесского военных округов, преобразованных после начала войны в Западный, Юго-Западный и Южный фронты. Морскую границу прикрывал Черноморский флот.

Мы изучали, что представляло собой начало войны для нашей страны: грандиозное отступление войск Красной армии, быстрый захват фашистами больших территорий и большого количества военной техники, множество пленных.

– Население не могло этого понять, – рассказывали нам на уроках истории. – Люди слушали сводки Информбюро, а в районах, подвергавшихся нападению фашистской авиации, еще на себе испытывали бомбежки. И не могли не вспоминать хвастливые утверждения нашей пропаганды, что «если завтра война», то воевать мы будем «малой кровью» и «на чужой земле». Несоответствие между пропагандой и действительностью было слишком разительным.

Известно, что в планах германских спецслужб проект «Цеппелин» получил приоритетное место. Во всех концентрационных лагерях были созданы отделения и вербовочные пункты, сотрудники которых тщательно подбирали «контингент». Из числа советских военнопленных должны были отбираться тысячи добровольцев, которые после спецподготовки были бы заброшены в тыловые районы Советского Союза.

– В 1942 году количество заброшенных на советскую территорию тайных агентов абвера, – отмечается в книге профессора С. Острякова «Военные чекисты», – и других немецко-фашистских разведслужб увеличилось вдвое по сравнению с 1941 годом. В 1943 году количество переброшенных через линию фронта агентов противника возросло в полтора раза по сравнению с предыдущим годом войны.

Совет народных комиссаров СССР был вынужден принять постановление о возложении задач по охране тыла действующей Красной Армии на НКВД. Задачами войск по охране тыла были: борьба со шпионажем, диверсиями и бандитизмом, дезертирством и мародёрством, просочившихся в тыл действующей армии.

Эта проблема для меня была новой. Решил обратиться к некоторым источникам.

В работе «Советская разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны» сообщается, что «разведывательные органы противника пытались собрать сведения о войсковых резервах, дислокации, вооружении, численном составе и моральном духе советских войск, о формировании в тылу новых воинских соединений, о местонахождении и производственной мощности предприятий оборонной промышленности, о наличии стратегических запасов сырья. С этой целью они резко усилили заброску вражеских агентов в тыл страны. Если в 1942 году количество вражеских агентов, заброшенных в советский тыл, возросло по сравнению с 1939 годом в 31 раз, то в 1943 году их число увеличилось соответственно в 43 раза».

Руководитель военной контрразведки Беларуси В. Надточаев дополняет: «Всего за годы войны органы военной контрразведки совместно с войсками НКВД по охране тыла обезвредили более 30 тыс. шпионов, около 3,5 тыс. диверсантов и свыше 6 тыс. террористов. Более половины из этого числа были задержаны в 1943 г.».

Tеперь я подхожу к самой сути. Почему спустя десятилетия я так тщательно изучил эти исторические факты? Догадались? Правильно, есть причина. Мой отец, дядя Нона и дядя Петя, мамины братья, воевали в составе войск НКВД по охране тыла действующей Красной Армии.

В начале июля 1942 года на одну из железнодорожных станций была произведена выброска группы диверсантов. Разделившись, они взрывали полотно железной дороги и каждый раз уходили незамеченными. Радиослужба НКВД по охране тыла смогла осуществить перехват шифровки, направленной диверсантами в свой центр. Дешифровка показала, что немцы решили эвакуировать группу, причем вывоз должен был осуществить гидросамолет с ближайшего озера.

Немедленно была организована засада из числа войск НКВД, в этой боевой группе находился и мой отец – младший лейтенант Яков Гольдин. Ранним утром из тумана появилась летающая лодка, которая благополучно приводнилась на озеро. Вскоре на берегу появились и неуловимые диверсанты. Они были вооружены. Хорошо подготовлены. Завязался бой. С нашей стороны появились раненые. Их срочно отправили в военный госпиталь, что расположился в одной из школ Луганска.

Поражение войск в мае 1942 года на Юго-Западном фронте резко изменило ситуацию. С тяжелыми боями отступали 37-я, 38-я, 9-я, 12-я, 18-я армии, борясь за каждую пядь советской земли. Случилось так, что со специальным заданием в Луганск прибыл молодой лейтенант государственной безопасности Петр Рыбак. Дело шло к отступлению, работы было много. Он встретился с начальником военного госпиталя. Стали просматривать списки раненых военнослужащих. Но что это? Он увидел фамилию младшего лейтенанта государственной безопасности Якова Гольдина.

– Так это же Яша! Полин муж.

Поинтересовался степенью сложности ранения.

– Тяжелое ранение, – ответил начальник госпиталя, – нужна срочная операция. Но у нас, к сожалению, не кому делать. Два хирурга сами лежат раненые.

15 июля 1942 года мoлодой лейтенант отбыл из Луганска. В его машине находились несколько тяжелораненных военнослужащих, которые участвовали в операции по уничтожению диверсантов, среди них был и офицер Яков Гольдин. Через три дня наши войска были вынуждены оставить город.

Замечательны поэтические строчки из стихотворения Бориса Пастернака «Нас всех друг к другу посылает Бог»:

Нас всех друг другу посылает Бог.

На горе иль на радость – неизвестно…

Пока не проживем цикличный срок,

Пока мы не ответим свой урок,

И не сдадим экзамен жизни честно.

Кто знает? Может, и так? Все может быть! Мы знаем только одно, что глава нашего семейства, мой папа, которого мы ждали всю войну, после Великой Победы вернулся домой. Вот и получается, что мамин старший брат Петя оказался настоящим Ангелом-Хранителем.

Отец вернулся с фронта

На снимках:

1. Мама – Рыбак Песя Моисеевна и папа – Гольдин Яков Григорьевич (перед войной)

2. Автор этих строк перед войной

3. Автор этих строк в годы войны в Ташкенте

Жди меня, и я вернусь,

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет: – Повезло.

Не понять, не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой, –

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.

Константин Симонов

Мама надеялась и ждала. Она все время помнила, что сказал папа, прощаясь на Киевском вокзале:

– Полечка, я обязательно вернусь, только жди.

Я тоже терпеливо ждал. Правда, сотни раз в день смотрел на фотографию отца и все время спрашивал себя:

– Когда закончится война? Когда я увижу папу?

Ответа не было.

И вот войне пришёл конец. Глава нашего семейства, наш папа, которого мы ждали всю войну, капитан Яков Гольдин после Великой Победы вернулся домой. Прибыл в Ташкент. Жив! Сколько радости! Сейчас я видел его таким, каким тысячу раз себе представлял: cильным, смелым, и обязательно на гимнастерке прeмного орденов и медалей. Но… была одна деталь, мне непонятная. Хорошо это подметила Агния Барто:

Я майора обнимаю,

Ничего не понимаю:

– Вы на папу не похожи!

Посмотрите – он моложе! –

Вынул я портрет из шкапа –

Посмотрите – вот мой папа!

Он смеется надо мной:

– Ах ты, Петька, мой родной!

Папа был намного старше, чем на фотографии. Я еще не очень понимал, сколько ему пришлось пережить за годы войны. Он взял меня на руки. Я был худым и маленьким. Мама гордилась своим фронтовиком. Да и вся наша родня была счастлива! Думаю, что были бы счастливы и мои будущие сестренки Маша и Гала!

Вернулся с фронта и наш Ангел-Хранитель дядя Петя. Его любящая жена Оля и маленькая Инночка всё обнимали и обнимали капитана-фронтовика.

– Из рук в руки, – шутил дядя Петя, – передаю тебе, Поленька, твоего мужественного и смелого Яшу.

Все были просто счастливы поздравить с Великой Победой и дядю Нончика, капитана-фронтовика. Его семья, ласковая Беба и чудесная малышка Софочка, как и все Рыбаки, в первые дни войны покинули кровью истекающий родной Киев. Они тоже ждали свого Нончика в Ташкенте.

Но ужастная весть ждала наших фронтовиков. Она омрачала всех. Речь шла о наших утратах.

– Нет больше Лёнечки. Долго боролись за его жизнь.Будь проклята эта война! – плакала мама. Папа стоял с опущенной головой, вытирая слезы платочком, крепко держа меня за руку. Фронтовик ждал и надеялся, что его встретят два сына. Но война распорядилась по иному. Его совсем маленький Лёнечка, который еще и белого света толком не видел, лежал в этой маленькой могиле.

Тринадцать миллионов детских жизней –

Кровавый след коричневой чумы.

Их мертвые глазёнки с укоризной

Глядят нам в душу из могильной тьмы.

А. Молчанов

– Родные мои сыночки Петенька и Нончик на другом кладбище, через дорогу, – рыдала бабушка Броха. – Папа не смог вас встретить и никогда уже больше не встретит: он умер от полного истощения. Пусть его смерть будет на совести тех, кто начал войну.

Рядом плакали два капитана-фронтовика Петр Моисеевич и Азриэль Моисеевич Рыбаки. Их отец не дождался, умер в 1943 году, так и не зная, вернутся ли его сыновья с войны.

На снимке: мамин брат Азриель Моисеевич Рыбак, его сын Михаил, его внук Александр и три правнука.

И если говорят «Победа!»,

То никогда не забывай,

Про ту войну, про кровь, про деда…

Про самый долгожданный май!

А. Панов

Много лет спустя, в газетах появилось сообщение о закрытии ташкентского старого еврейского кладбища. Пришлось мне обойти несметное количество кабинетов, собрать множество справок, прежде чем получил разрешение на перезахоронение останков моего дедушки Мойше Рыбака.

ПОЩЕЧИНА

Когда папе дали квартиру в большом жилом комплексе «Дом коммуна», все радовались этому событию, кроме меня. Странно, но на это у меня имелись свои причины. С первых же дней в Ташкенте нас, беженцев, поселили в раздевалке спортивного зала общества «Динамо». Нет- нет, не во всех раздевалках, а только в одной из ее маленьких кабинок. Там стояла подготовленная для нас кровать и столик. Я, маленький мальчик, часто по вечерам бродил по гигантскому спортивному залу. К спортивным снарядам мне запрещали близко подходить. Но были случаи, когда я запрыгивал с большим удовольствием на гимнастического коня, висел на перекладине, подходил к шведской стенке.

Кольца, лесенки, турник.

Заниматься я привык.

Подтянусь, отожмусь,

По канату заберусь.

Руки мои – цепкие!

Ноги мои – быстрые!

Тренируюсь каждый день.

Лазать, прыгать мне не лень.

Е. Мельникова

Однажды какому-то гимнасту не понравилось,что я сижу на гимнастическом коне. Он дал мне подзатыльник и добавил:

– Чтобы тебя я здесь, малой, больше не видел. Понял?

Я заплакал и ушёл в свою кабинку.

Вскоре пришла мама.

– Что случилось?

Я всё ей рассказал.

Она пошла со мной в спортивный зал.

– Покажи этого парня.

Мама подошла к нему и сказала:

– У него отец на фронте, а ты, герой, сражаешься с малышами. Не стыдно?

И тут она неожиданно размахнулась и дала гимнасту по щеке. Я обалдел: такая тихая и застенчивая и вдруг – такой герой.

Как-то мы пошли в Дом офицеров. Там шли интересные фильмы. Искали места на первом ряду. Как назло, все были заняты. Вдруг встает молодой офицер и подходит к нам.

– Вы простите меня. Там, в спортзале, я повел себя просто позорно. Вот тут мои два места, пожалуйста, садитесь.

Когда я подрос, каждый старался мне что-то показать или чему-нибудь научить. Мне это нравилось, и я все больше и больше влюблялся в наш спортзал. Теперь же мне предстояло с ним попрощаться раз и навсегда. Но что я мог сделать?

КАНДИДАТ В ПИРАТЫ?

На снимке: учительница 58 ташкентской школы Полина Соломоновна Карчева и ее первый класс. Автор этих строк  слева от учительницы (1948 год)

Я учился в первом классе, но домашних заданий нам задавали прилично. Наша учительница, Полина Соломоновна Карчева, была необычная. Всю душу, как говорят, вкладывала в свое дело. Ходила она в гимнастерке с орденами. Время было послевоенное, и она гордилась боевыми заслугами. Всю войну она прошла в рядах белорусских партизан. Была строга, но справедлива. И еще. Училась в педагогическом институте.

– Я немного во дворе погуляю, а потом сделаю уроки, – сказал маме.

– Только не очень долго. Сегодня воскресенье, скоро папа придет и будем обедать.

Но обед наш не состоялся.

В Доме офицеров часто показывали американские фильмы. Я мог по сто раз смотреть фильмы про Тарзана и Читу (персонаж-шимпанзе). Я старался им подражать. Лазил по деревьям и старался прыгать с ветки на ветку. Кстати, уже в Америке с внучками мы видели, что персонаж Чита был удостоен Звезды славы на аллее Палм-Спрингс в Калифорнии.

Итак, залез на высокое, густое и ветвистое дерево. И стал прыгать, как настоящий шимпанзе, с ветки на ветку. Вдруг промахнулся, и… больше ничего не помню.

Очнулся в хирургическом отделении городской больницы. Рядом с хирургами стояли мои родители. Папа приехал прямо с работы в военной форме, уставший и взволнованный. Стоял молча и слушал. Я не понимал, о чем они говорили, только запомнил одно слово:

– Гангрена.

Это потом уже папа поведал, что врачи назвали мою проблему – нарушение кровоснабжения тканей. Такая гангрена называется ишемической. Это частая причина гангрены в мирное время. Хирурги сказали, что есть только один выход спасти жизнь мальчика – ампутация ноги.

Папа был военным и никакого отношения к медицине не имел, за исключением нахождения в госпитале после тяжелого ранения на фронте. Но Ангел-Хранитель есть Ангел- Хранитель. Древние мудрецы учат, что у каждого человека есть свой Ангел-Хранитель. И не только у каждого человека, но даже у каждого растения есть ангел, охраняющий его.

– Можно ли мне посоветоваться с главным хирургом Туркестанского военного округа? – спросил отец. Может быть, есть еще какой-нибудь метод на вооружении у фронтовых хирургов.

Папа принял эстафетную палочку Ангела-Хранителя от отважного дяди Пети.

Не знаю,что случилось дальше, но один из хирургов сказал:

– Вас понимаем, дорогой фронтовик. Мы тоже с медсанбатом прошли всю войну…

Ногу не тронули, но долго лечили. Как маленький, заново учился ходить. Но в школе на второй год не остался.

– Молодец, догнал всех, – похвалила Полина Соломоновна.

На  снимке: моя учительница, бывшая директор 43 школы, бывшая белорусская партизанка Полина Соломоновна Карчева в Нью-Йорке (1999 год)

Я часто думаю, что было бы со мной, если дядя Петя не вырвал бы папу из лап смерти. Был бы я, как пират Джон Сильвер из романа Роберта Стивенсона «Остров сокровищ», с протезом вместо левой ноги, и вечно носил бы на плече попугая по кличке “Капитан Флинт”. Правда, говорят, что и на одной ноге Сильвер двигался по палубе весьма проворно.

МЕДАЛЬ ЗА ТРУД

Без тыла армия – как лошадь без овса,

Как пушки без единого снаряда.

Без тыла полководцу не помогут небеса,

А с крепким тылом ждет его награда.

На снимке: папин брат дядя Лёва (Лев Григорьевич Гольдин) с женой Идой

Война потребовала перевода народного хозяйства на военные рельсы. Особое место в ускоренном наращивании производства металла и военной продукции заняли эвакуированные заводы и прибывшие с ними специалисты: инженеры, техники, квалифицированные рабочие.

Одно время я работал в Ташкенте в редакции газеты «Фрунзевец» Туркестанского военного округа. Я часто встречался с ветеранами фронта и тыла.

– В годы войны в городе было размещено более 50 промышленных предприятий: Ростовский завод сельскохозяйственного машиностроения, Ленинградский завод текстильных машин, Сумский компрессорный завод и другиe. Работая в тылу, – рассказывали ветераны, – мы не считались со временем, силами, здоровьем, и вовсе не рассматривали это как подвиг. Мы просто считали, что выполняем свой гражданский долг перед фронтом. Мы хорошо знали, что на фронте труднее, поскольку там над бойцами постоянно висела угроза смерти.

Станки стояли прямо на снегу,

К морозной стали руки примерзали,

И задыхалась вьюга на бегу…

Но мы твердили, нет, не чудеса…

Мы просто фронту честно помогали.

КАЗАНЬ

Срочно из столицы в Казань был эвакуирован Московский авиационный завод № 22 имени С. П. Горбунова.

«Лётчики и техники работали без устали, разгружая заводской аэродром от задела самолётов Пе-2 и перегоняя их часто не облётанными. Обратно нас срочно доставляли на грузовых самолётах Ли-2, и мы снова и снова гнали машины в Поволжье… Грустную картину являл наш опустевший красавец-завод. В нём было непривычно и нестерпимо тихо и пусто, по цехам свободно могла разъезжать автомашина», – вспоминает лётчик-испытатель Алексей Туманский.

Эвакуация завода уже подходила к концу, когда над Москвой нависла реальная угроза прорыва немецко-фашистских войск. Чтобы всё, что не удалось вывезти, не досталось врагу, был разработан специальный план. Добровольцами вызвались несколько работников предприятия, которые готовы были пожертвовать своей жизнью ради блага родины: они дежурили и ждали сигнала, чтобы взорвать цеха, если неприятель подойдёт к городу.

К счастью, этого не потребовалось, Москва устояла. Однако другой тактический ход сработал: в стороне от завода были возведены заводские корпуса-обманки, и во время бомбёжки именно они больше всего пострадали, тогда как основные помещения завода почти не были затронуты.

– Зима 1941 года была очень суровой, – вспоминает директор завода Василий Окулов, – температура в отдельные дни опускалась до –50°С. Можно себе представить, чего стоило рабочим, проживавшим в отдалённых районах города, добираться на работу, тем более что единственный транспорт, трамвай, ходил очень плохо. На работу за 10–14 километров люди шли пешком, поэтому нередко случались обморожения, обострения серьёзных хронических заболеваний, массовые опоздания. Столовые работали плохо – чтобы пообедать несколько минут, в очередях приходилось стоять по несколько часов.

И откуда

Вдруг берутся силы

В час, когда

В душе черным-черно…

Если б я

Была не дочь России,

Опустила бы руки давно…

Юлия Друнина

– Моей маме был только годик, когда ее, закутанную в бабушкину шубу, привезли из Москвы в Казань, – рассказывает Галина Борисовна Гольдина-Шевченко. – Дедушка Лева со своей семьей жил в Киеве. С детства любил мастерить самолетики. Когда подрос, не на шутку увлекся авиаконструированием и мечтал только об одном: поступить в Киевский авиационный институт. Кто хочет, тот добьется. Учился только на отлично, а после окончания института его пригласили в экспериментально-конструкторское бюро. Тут еще одно важное событие: дедушка увидел одну красавицу и, как говорят, потерял покой. Виновницей была моя будущая бабушка Ида. Говорят, что на их свадьбе были все киевские друзья и было весело. Перед самой войной родилась моя мама Света. Вскоре дедушку переводят на работу в Москву на крупнейший авиационный завод № 22 имени С. П. Горбунова.

– Бабушка вспоминала о том, как им пришлось пережить эти трудные военные годы в Казани. Дедушка работал в конструкторском бюро, где фактически находился днем и ночью. Бабушка и моя маленькая мама видели его очень редко, – Галина Борисовна не могла говорить без слез.

– В ноябре 1941 года, – рассказывал нам дедушка, – завод с нашим конструкторским бюро Петлякова отправили в Казань. Для этого потребовалось 3000 вагонов. Круглые сутки на заводе безостановочно велись демонтаж и погрузка оборудования, ежедневно из Москвы в Казань уходило по восемь-десять эшелонов. Для рабочих и их семей были оборудованы товарные вагоны с печками-буржуйками, а также деревянные будки на платформах, размещённые рядом с уже погруженным оборудованием. В целом на переброску завода в Казань ушло около двух месяцев. Месяц спустя пришёл последний эшелон с оборудованием и людьми. Вскоре в воздух поднялся первый пикирующий бомбардировщик, построенный нами на казанской земле.

После Победы завод и его конструкторское бюро снова вернулись в Москву.

Мой отец был родным братом дяди Левы. Мы жили в Ташкенте. Папа с мамой, правда, очень редко, но проводили свой отпуск в столице. С собой всегда брали меня. Подросли мои сестры Маша и Гала, и они приезжали в Москву. Останавливались всегда только у дяди Левы в Тушино. Там днем и ночью постоянно стоял шум авиационных моторов. Мы не могли к нему привыкнуть. Дядя Лева любил водить нас по музеям и знакомить с картинами известных художников. После войны тетя Ида родила сына Женю – отличного мальчика. Дядя Лева от него был без ума, да и Светочке уже было нескучно. Когда она выросла, пошла по папиной дорожке. Окончила Московский авиационный институт. Катаясь на лыжах в Подмосковье, встретила выпускника Московского авиационно-технологического института Бориса Шевченко. Сыграли свадьбу. И родилась у них прелестная дочка Галочка.

Сейчас Галина Борисовна Шевченко вместе с мужем растят двоих детей. Она не успела закончить Московский педагогический институт (факультет психологии), но уже в Чикаго по этой специальности завершила учебу в университете. Получила и образование архитектора. Сейчас учится новой профессии – программиста. Одна из лучших педагогов в своем колледже. Вот об этом мечтали ее родители и особенно дедушка Лева.

На снимке: внучка моего дяди Левы Гольдина-Шевченко Галина Борисовна со своей семьей. Чикаго, США. 2015 год.

МИАСС

Великую Отечественную войну часто называют «войной моторов», в которой техника сыграла ключевую роль. Как правило, на первый план выставляется авиация и бронетехника, но ничуть не меньший вклад в дело Победы внесли и автомобилисты. Обеспечение Красной Армии автомобильным транспортом сыграло немаловажную роль в подготовке и проведении военных операций.

Миасс — город в Челябинской области, расположен у подножия Ильменских гор. 3 ноября 1941 года Госкомитетом обороны было принято решение об организации в Миассе автомоторного производства на базе эвакуированных предприятий. Сначала выпускались двигатели и коробки передач, а 8 июля 1944 года с конвейера сошёл первый уральский автомобиль ЗИС-5. Первая партия автомобилей была отправлена на фронт, на них были смонтированы знаменитые «Катюши».

Осенью 1941 года в город Миасс были эвакуированы многие крупные промышленные предприятия из Киева. В одном из поездов ехали в глубокий тыл мой дедушка Герш с бабушкой Фейгой, тетя Аня, папина сестра, с мужем и маленький Вовик Геренрот. Пятилетний малыш понимал, что все они едут на Урал, чтобы не попасть в лапы фашистов и помогать с ними бороться. Он знал, что его папа хороший инженер.

НЕМНОГО ИСТОРИИ

Теперь обратим внимание на тех, кого в в СССР не называли поименно, не называют и в Российской Федерации. Их имена (а от их обилия у юдофоба темнеет в глазах) остаются засекреченными – как порознь, так и в списках. Имею в виду тех, кто организовал переброску заводов из Европейской части Союза на Урал и в Сибирь, а также создал новые виды вооружений.

Залогом победы было оружие, пришедшее из-за Урала, потому что с ломом наперевес и с одним автоматом на отделение (как было в первые месяцы войны) даже самый отважный солдат обречен на гибель. Программа передислоцирования военных заводов являлась беспрецедентной по сей день стратегической операцией, внесшей в Победу не меньший вклад, чем доблесть солдат на фронте.

Каждый завод из европейской части Союза надо было не только перевести на новое место, а так всё организовать, чтобы он сразу начал работать. И это всё было в условиях военного времени, бомбежек железнодорожных путей и вокзалов… Неважно, сколько разбомблено и утеряно – обязано заработать любой ценой!

И кто же руководил передислоцированием за Урал оборонных заводов, которые начинали работать чуть ли не сразу после разгрузки? Почти что одни евреи. Еврейских фамилий в списках тех, кто передислокацию осуществлял, а затем руководил созданием новых вооружений и их производством, не меньше, чем при создании атомной бомбы (которую, напомним, создали Иоффе, Ландау, Фриш, Харитон, Курчатов, Зельдович, Левич, Гуревич, Франк, Халатников, Арцимович, Хайкин, Гинсбург, Тамм, Адамский, Гольданский, Шапиро, Шпинель, Семенович, Кикоин, Рабинович и т. д.).

Блогер радио «Эхо Москвы» Юрий Магаршак приводит интересные исторические факты:

Наркомом вооружений служил генерал-полковник Ванников Борис Львович (с 1939 по 1941), затем он был наркомом боеприпасов (1942–1946).

Нарком строительства СССР Гинзбург Семен Захарович (1939–1946) в годы войны руководил работой по строительству оборонных и промышленных объектов, вводом в строй эвакуированных предприятий, восстановлением народного хозяйства в освобожденных районах.

Нарком путей сообщения – Каганович Лазарь Моисеевич.

Нарком танковой промышленности – генерал-майор Зальцман Исаак Моисеевич, создатель и руководитель Танкограда, созданного в Челябинске на базе Челябинского тракторного завода, эвакуированных Кировского машиностроительного и Харьковского танкового заводов, которые после эвакуации начали выпускать более 1000 танков в месяц, обеспечив техническую базу побед под Москвой, Сталинградом на Орловско-Курской дуге…

Зам. народного комиссара авиационной промышленности, отвечавший за передислокацию предприятий на Урал и в Сибирь, – генерал-майор Сандлер Соломон Миронович.

Генерал-майор Вишневский Давид Николаевич – в годы войны зам. народного комиссара боеприпасов. Под его руководством были разработаны новые типы взрывателей для снарядов.

Зам. начальника главного управления наркомата авиационной промышленности – генерал-майор Залесский Павел Яковлевич (1940-1950 гг.).

Начальник главного Управления наркомата боеприпасов генерал-майор Землеруб Виктор Абрамович — с 1942 по 1946 гг.

Начальник управления моторостроения и топлива авиационной промышленности – генерал-лейтенант Левин Михаил Аронович (1941–1945).

Начальник главного управления наркомата вооружения – генерал-майор Носовский Наум Эммануилович (1940–1946 гг.)

И пусть от этих фамилий потемнеет в глазах у тех, кто не устает бесстыдно лгать, что «евреи воевали в Ташкенте». «Ташкентский фронт» – непотопляемый флагман антисемитизма.

Опубликовано 08.05.2017  01:59

Б. Гольдин. ВОЙНА. ИСТОРИЯ ОДНОЙ СЕМЬИ (ч. 1)

На снимке:
1. Слева: мой отец – Яков Григорьевич Гольдин.
2. В центре: мамин старший брат майор Петр Моисеевич Рыбак.
3.  Справа: мамин младший брат майор Азриель Моисеевич Рыбак.

Ещё той ночью игры снились детям,

Но грозным рёвом, не пустой игрой,
Ночное небо взрезав на рассвете,
Шли самолёты на восток.

Их строй,
Нёс, притаясь, начало новой ноты,
Что, дирижёрским замыслам верна,
Зловещим визгом первого полёта
Начнёт запев по имени—война.

Той первой ночью, в ранний час рассвета,
Спала земля в колосьях и цветах,
И столько было света, столько цвета,
Что снились разве только в детских снах.

Той ночью птицы еле начинали
Сквозь дрёму трогать флейты и смычки,
Не ведая, что клювы хищной стаи
Идут, уже совсем недалеки.
Н.Браун

РАССКАЗЫВАЛ ПАПА:

Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа,
Киев бомбили, нам объявили,
Что началась война.

– Вечером 21 июня 1941 года немецко-фашистские войска и их союзники, Италия, Венгрия, Румыния, Финляндия, которые располагались вдоль границ СССР, получили условный пароль из Берлина – “Дортмунд”. Это был сигнал к началу осуществления плана “Барбаросса”- плана нападения на нашу страну. Командование вермахта рассчитывала на проведения “Блицкрига” -“Молниеносной войны”: прорыв фронта Красной Армии, окружение ее основных сил и уничтожение их в течение двух недель.

В Киев пришла война нежданно-негаданно с рассветом 22 июня 1941 года. В первый же день войны наш красавец-город подвергся бомбардировке фашистской авиацией и фактически стал прифронтовым. Бомбили заводы, военные аэродромы, мосты.

Срочно на Восток эвакуированы средние и высшие учебные заведения, крупные промышленные предприятия, научно-исследовательские институты. Шла мобилизация в армию, формировались отряды народного ополчения, сооружалась первая оборонительная полоса.
В первые же дни войны я ушел на фронт. Получили назначения и мамины братья Петя и Нончик. Дядя  Петя проводил свою молодую жену Олю с родителями к поезду.  Его  очень волновало то, что Оля должна была скоро рожать. У дяди Ноны перед самой войной родилась миленькая Софочка и тетя Беба с родителями собирались в Казахстан.
Людей охватывала паника. Почти 400 тысяч киевлян прощались со своей мирной жизнью. В основном это были пожилые люди ,женщины и дети .Все они устремились на железнодорожный вокзал. Главное направление у всех было одно–на Восток. Путь лежал в глубокий тыл. Стоял плач. Слышались стоны. У одних была надежда на встречу когда-нибудь, другие прощались навсегда. Но все прекрасно понимали одно: попадешь в лапы  лютого зверя-фашиста – пощады не будет.

ВСПОМИНАЛА МАМА:

Шел 1938 год. Я была опытным бухгалтером. В отделе кадров Украинской “Лесоторговой базы” мне сказали:

– Нам очень нужны опытные бухгалтеры. Но в данный момент нет вакансий. Предлагаем должность инспектора отдела кадров, а потом, при первой же возможности, переведем на работу по специальности.

Поверила на слово и через несколько месяцев работала в бухгалтерии.

Как-то меня пригласили к начальнику.

– Полина, мы решили вас, как молодую патриотку, направить на курсы ОСОАВИАХИМа.  Занятия будут проходить после работы и надо будет освоить одну из специальностей  защитника Родины.

Общественно-политическая оборонная организация (ОСОАВИАХИМ) была очень популярна среди молодежи. Там учили стрелять из боевого оружия, прыгать с парашютом, работали и другие кружки оборонного значения.

Отказаться я просто не могла. Посещала политзанятия. Была политически граммотной. Хорошо понимала обстановку. Так стала курсанткой ОСОАВИАХИМа.

На первом же занятии на меня особое внимание обратил наш инструктор Яша. Он был приветливым и вежливым. Через неделю и я с него не спускала глаз.

На фото: перед войной, Яков Гольдин. Преподаватель курсов ОСОАВИАХИМА среди киевских курсантов (1938 год)

Шутили, что судьба специально организовала нам встречу здесь, в оборонном обществе. Все было одно к одному: родились мы оба в октябре месяце, притом он – на  Днепре, а я – на его притоке.

Мы часто встречались на берегу красивой реки. Сегодня Днепр голубой, завтра уже серый, то он вдруг становился синим, как-будто каждый раз своей кистью водил  художник. Как об этом красиво написал Николай Васильевич Гоголь:

Тиха Украинская ночь
И Днепр прекрасен и спокоен,
Вода в безмолвьи катит прочь,
А вид был кисти удостоен.

Луна свой свет прольёт с небес
И в глянце зеркала сыграет
Ту музыку, тот дивный блеск,
Что в тишине так поражает .

В один прекрасный вечер, когда мы катались на  лодке, я услышала:

– Полечка, я тебя очень люблю и прошу стать моей женой.

Защемило сердце. Я не ожидала так рано услышать предложение.

– Мы так мало встречались.

– Без тебя я не могу просто жить!

– Чем заканчиваются встречи на берегу Днепра под яркой луной и блестящими звездами?

– Свадьбой!

Нас, молодоженов, ждал необыкновенный для того времени сюрприз. Мой старший брат Петя был военным. Командование ему вручило ключи от новой квартиры. Мы за него очень радовались. Служба забирала много сил и времени. Дома, как говорят, была полна горница людей. Тут уж не до отдыха. Теперь,  мы думали, что он сможет хорошо отдохнуть и привести к себе в дом молодую жену, а он возьми, да и на свадьбе передал нам эти ключи.

– Я ёще не нашел свою вторую половинку и буду рад, если на новой квартире, зафаршируете моего любимого карпа.

Мы отказывались, но брат нас даже слушать не хотел. Это был графский подарок, выражение крепкой братской любви.

– Папа обожал песни Леонида Утесова, – рассказывает сын дяди Пети Михаил Рыбак, который живет в Израиле, – особенно про любовь, да и сам чудесно пел.

Как много девушек хороших,
Как много ласковых имен!
Но лишь одно из них тревожит,
Унося покой и сон,
Когда влюблен.

–  Папа влюбился в маму раз и навсегда. 5 марта 1940 года сыграли свадьбу. Их любовь прошла через многие испытания.

С Мишей, сыном Петра Моисеевича Рыбака, мы встретились в Кирьят-Яме. У него приятная семья. Стал он дедушкой. Подрастают прелестные внучки. Живет недалеко от меня, в Сан Хосе, его сестра Дина. Заботливая мама и бабушка. Она счастлива, что имеет четырех внучек.
.
ТАШКЕНТ – ГОРОД ХЛЕБНЫЙ

Когда взлетали к небу города
И дыбом уносились ввысь деревни,
Издалека, величественный, древний,
Сиял Ташкент, как добрая звезда.
Да он и вправду доброй был звездой
И самым щедрым городом на свете:
Великой опаленные бедой,
К нему стекались женщины и дети.
Юлия Друнина.

Поезд мчится во весь дух в Ташкент. Где-то в соседних вагонах вместе с родителями маленький Вова Шаинский,  через много лет в  окончит Ташкентскую  консерваторию и станет известным композитором. Спешит в Ташкент и семья маленького Иосифа Кобзона.

Прямо с поезда мы попали в больницу.

– Обязательно надо пройти санпропускник, зарегистрироваться, получить хлебные и продуктовые карточки, – сказали в приемной.

– Санпропускник был обыкновенной баней, – рассказывала мама, – только там было  специальное  отделение, куда в окошко нужно было отдать одежду, а после, как помоешься, в  этой же раздевалке получить из другого окошка свою одежду уже обеззараженной–поджаренной, и  на выходе  справка.
– Считается, что  у каждого есть свой Ангел-Хранитель: тот, кто его бережет, сочувствует, верит, поддерживает, – говорил один мудрец. – Тот, кто ни когда не откажется от  вас, что бы  вы ни сотворили в этой жизни. И так до самого последнего дня… Редко кто задумывается, что этот Ангел ходится рядом… и зовут его МАМА.

Нас разместили в  кабине раздевалки  Ташкентского спортивного зала общества “Динамо”. Поставили одну кровать на двоих и сказали:

– Больше нет.

Когда мы приехали в Ташкент, в городе уже был голод. Спасло удостоверение  семьи офицера и нас поставили на довольствие в местном военкомате. Так мы были обеспечены  минимальной нормой хлеба.

Бухгалтерский учет, баланс и отчетность – э то непосредственная работа  бухгалтера. Меня приняли на эту должность в медицинско-санитарную часть Министерства внутренних дел Узбекской ССР.

Семьям военослужащих, кто сражался на фронте, выдавали продовольственные карточки. Помню, после работы забирала из детского садика своего Борю, и мы шли в офицерскую столовую. Я смотрела на нашего маленького и  думала, когда же наступит  время, чтобы он был уже сытым. Очень часто отдавала свой ужин, при этом, улыбаясь, говорила:

– Только недавно был обед и что-то совсем нет аппетита.

В Ташкент приехали мама с папой и мои младшие сестры Соня, Циля и Фаня.

Путь Оли, жены моего брата Пети, лежал через город Петровск, что в Саратовской области. Там, 19 октября 1941 года, она родила свою первую дочку Инночку, а потом продолжила свое  “путешествие” через всю страну в столицу Узбекистана.

Встретились  с дедушкиной сестрой тетей Сурой и ее чудесной дочкой Лией.
– Два наших сына, Петя, Нончик, и Полин муж Яша в первые же дни войны ушли на фронт,- поделились Мойшэ и Бруха.

 

– И я проводила на войну своего любимого сына Берку, – со слезами сообщила тетя Сура. – Не могу ночами спать. На душе очень неспокойно. Он же совсем мальчишка. Увижу ли я его снова?

–  Бабушка тогда не знала, что проводив сына Берку на фронт, она уже больше его никогда не встретит, – рассказала мне Дорита Михайловна Зайдель. – Мой дядя Берка так и навсегда остался молодым. Вот, смотри, на фотографии он совсем еще юноша.

– Мама целыми днями плакала, когда узнала о смерть своего единственного брата. Он погиб в боях под Сталинградом, -вспоминает  дочка Елена Новосельская-Зайдель, которую  я встретил в Денвере (США).

НЕМНОГО ИСТОРИИ

–  Меня всегда очень задевали разговорчики, – говорил мой земляк Илья Михайлович Левитас, – мол, евреи не воевали, а сидели в Ташкенте. А я ведь из Ташкента родом, я не эвакуированный. На нашу улицу пришло 26 похоронок. Это только те, кого я сам помню с детских лет: Ахмат, Юлдаш, Абрам… Я им всем поставил памятник возле могилы своей жены. Уже здесь в Киеве.  В Киев я приехал в 1945 году и попал в мужскую школу на Подоле. В классе было 35 человек, из них 28 евреев. И у каждого кто-то погиб: на фронте или в Бабьем Яру. У меня оба деда погибли. И при этом, опять же, культивировалось то самое мнение: мол, евреи не воевали. Мне всегда хотелось не просто спорить с этой ложью, а доказать обратное с помощью фактов, зафиксировать, сохранить все что помню сам и все что собрал за много лет.

Евреи воевали в Ташкенте — эта всем известная присказка, подлая ложь. В рядах Красной Армии воевало более 500 тысяч евреев, 167 тысяч из них были офицерами и 350 тысяч рядовыми. В боях погибло более 200 тысяч еврейских солдат и офицеров, – рассказывает блогер радио “Эхо Москвы” Юрий Магаршак. – В командовании Советской Армии было 92 общевойсковых генералов-евреев, 26 генералов авиации, 33 генерала артиллерии, 13 генералов танковых войск, 7 генералов войск связи, 5 генералов технических войск, 18 генералов инженерно-авиационной службы, 15 генералов инженерно-артиллерийской службы, 9 генералов инженерно-танковой службы, 34 генерала инженерно-технической службы, 6 адмиралов-инженеров… Евреями были 9 командующих армиями и флотилиями, 8 начальников штабов фронтов, флотов, округов, 12 командиров корпусов, 64 командира дивизий, 52 командира танковых бригад.

Всего в годы войны в вооруженных силах страны служили 305 евреев в звании генералов и адмиралов, 38 погибли.

Звание Героя Советского Союза было присвоено 157 воинам-евреям. В пересчете на сто тысяч еврейского населения 6,83 Героя. Впереди только русские — 7,66 Героев на сто тысяч, затем, после евреев, идут украинцы — 5,88 и белорусы — 4,19. Всего звание Героя посмертно было присвоено 45 воинам-евреям, то есть более четверти всех удостоенных этого звания.

– У тысяч фронтовых евреев было отчетливое ощущение незавершенности ратного труда их нации, недостаточности сделанного, – пишет участник Великой Отечественной войны, юрист военного трибунала, майор, тяжелораненый на фронте, писатель и поэт Борис Абрамович Слуцкий. – Был стыд и злоба на тех, кто замечал это, и были попытки своим самопожертвованием заменить отсутствие на передовой боязливых компатриотов. К концу войны евреи составляли уже заметную прослойку в артиллерийских, саперных, иных технических частях, а также в разведке и среди танкистов.

Опубликовано 07.05.2017  18:32

Ион Деген (04.06.1925 – 28.04.2017) / יון דגן ז”ל

28 апреля в Гиватаиме умер Ион Деген – поэт и писатель, автор знаменитого стихотворения “Мой товарищ, в смертельной агонии…”, легендарный танковый ас, врач и ученый в области ортопедии и травматологии.

Знаменитый поэт-фронтовик: Прошлое и настоящее

Деген – поэт-танкист, принявший решение после Великой Отечественной войны стать врачом. Он спасал жизни на войне и после войны. Дважды представленный к званию Героя Советского Союза, Деген, однако, так и не получил высшей степени отличия СССР…

Ион Лазаревич Деген появился на свет 4 июня 1925-го, в г. Могилев-Подольский, СССР (Mogilev-Podolsky, USSR), в еврейской семье фельдшеров. Отец умер, когда Иону стукнуло три. Мать, идейная коммунистка, была медсестрой и фармацевтом, но из-за невозможности найти работу по специальности пошла чернорабочей на плодоовощной завод. С двенадцати лет Деген трудился в качестве помощника кузнеца.

Иона также интересовали литература, зоология и ботаника. Он приходил в полный восторг от поэмы “Джинны”, написанной французским писателем В. Гюго (Victor Hugo) еще в юношестве. Его вдохновляли Евгений Долматовский (Yevgeniy Dolmatovsky) и Василий Лебедев-Кумач (Vasily Lebedev-Kumach), и под конец войны Деген знал наизусть практически все стихотворения Владимира Маяковского (Vladimir Mayakovsky).

15 июня 1941-го, по окончанию девятого класса, 16-летний Деген подался в вожатые в пионерлагерь, расположенный рядом с ж/д мостом через Днестр (Dnestr). В следующем месяце он добровольно вызвался на фронт – в истребительный батальон, куда собирали учащихся 9-10 классов. Красноармеец Ион принимал участие в боевых действиях в составе 130 стрелковой дивизии. Он угодил в полтавский госпиталь после ранения в мягкие ткани бедра над коленом. Дегену крупно повезло с тем, как его организм среагировал на лечение, ведь сначала ему едва не ампутировали ногу.

Иона зачислили в отделение разведки 42 отдельного дивизиона бронепоездов в середине июня 1942-го. Этот дивизион дислоцировался в Грузии (Georgia), имел в распоряжении штабной поезд и бронепоезда “Железнодорожник Кузбасса” и “Сибиряк”. Перед дивизионом осенью 1942-го была поставлена задача прикрывать пути на Моздок (Mozdok) и Беслан (Beslan). Деген стал командиром разведывательного подразделения.

15 октября 1942-го он снова получил ранение во время выполнения миссии в тылу врага. Покинув госпиталь, Деген стал курсантом 21 учебного танкового полка в Шулавери (Shulaveri). Позднее его направили в первое Харьковское танковое училище в г. Чирчик (Kharkov Tank School, Chirchik). Он с отличием окончил обучение весной 1944-го и получил звание младшего лейтенанта.

В июне 1944-го Деген попал под командование полковника Ефима Евсеевича Духовного (Y.E. Dukhovniy), когда был назначен командиром танка во второй отдельной гвардейской танковой бригаде. Ион принимал участие в Белорусской наступательной операции 1944-го и стал командиром танкового взвода. Он командовал танковой ротой (Т-34-85) и был гвардии лейтенантом.

Деген говорил, что на поле боя не только он один чувствовал себя “смертником”. Многим было всё равно, где они встретятся лицом к лицу со смертью – в стрелковом бою штрафного батальона или танковой атаке в своей бригаде. Он был настоящим советским танковым асом. В период сражений в составе второй отдельной танковой бригады его экипаж уничтожил 12 танков неприятеля, включая один “Тигр” и восемь “Пантер”. Было ликвидировано четыре самоходных орудия, в том числе одна тяжелая самоходно-артиллерийская установка “Фердинанд”, несколько пулеметов, минометов и немецких солдат. 

 

После лета 1944-го в Беларусии (Belarus) и Литве (Lithuania) чудом выживший Деген заработал прозвище “Счастливчик”. За военное время он получил множественные ожоги и четыре ранения. В “награду” от немцев ему досталось 22 осколка и пули. Он получил инвалидность после самого тяжелого ранения 21 января 1945-го. Деген дважды был представлен к званию Героя Советского Союза, но оба раза дело ограничивалось только орденами. По правде говоря, добиться звания ему помешала его еврейская национальность.

Наблюдая за подвигами врачей, спасающих раненых солдат, Ион после войны решил сам стать доктором и никогда не сожалел о своем выборе. Он получил диплом Черновицкого медицинского института (Chernovtsy Medical Institute) в 1951-м. Сначала Деген работал в качестве ортопеда-травматолога в Киевском ортопедическом институте, до 1954-го, а затем до 1977-го в различных киевских больницах.

18 мая 1959-го Ион провел первое в медпрактике оперативное приживление отделенной от организма конечности или ее сегмента. В его случае речь шла о реплантации конечности – предплечья. Деген защитил диссертации под названием “Несвободный костный трансплантат в круглом стебле” и “Лечебное действие магнитных полей при некоторых заболеваниях опорно-двигательного аппарата”. На его счету авторство более 90 научных статей.

Будучи ортодоксальным коммунистом, Деген начал понимать, насколько обманчиво марксистско-ленинское учение. Он чувствовал, как родное государство отторгает его, словно некий чужеродный объект, и в 1977-м, в возрасте 52 лет, репатриировался в Израиль (Israel). В Земле обетованной он продолжал работать врачом-ортопедом более 20 лет. О своей жизни в земле предков Ион рассказал в романе “Из дома рабства”. Его жена устроилась на новом месте архитектором в Иерусалимском университете, а сын, физик-теоретик, защитил диссертацию в Институте Вейцмана (Weizmann Institute of Science).

Среди других произведений Дегена, увлекающегося литературой на досуге, такие работы, как “Война никогда не кончается”‘, Невыдуманные рассказы о невероятном”, “Иммануил Великовский, “Наследники Асклепия” и др. Его рассказы и очерки печатались не только в российских и израильских журналах, но и в Украине (Ukraine), Австралии (Australia), США (USA) и др. странах.

Одно из самых известных стихотворений Дегена, “Мой товарищ, в смертельной агонии…”, родилось в декабре 1944-го. Долгое время стих переписывался и передавался из уст в уста, с различными искажениями, в различных вариантах. Стихотворение приобрело народный характер, и об авторстве “неизвестного фронтовика” Дегена стало известно лишь в конце 1980-х.

***

Откуда у вас была эта уверенность, что вы будете в Берлине?

Из детского садика. У меня мозги были промыты так, что я мечтал, чтобы мне исполнилось 18 лет, и я смог вступить в партию. Когда меня приняли в партию, я был счастлив. Сейчас мне смешно и даже немножечко стыдно, но что поделать, если я был таким.

Как пришло прозрение?

Очень поздно. “Дело врачей” меня потрясло. Я же был врачом и понимал, что не может этого быть. Думал: как моя партия может ошибиться? Да и еще раньше – борьба с космополитизмом. Я понимал, что отдельные люди могут ошибиться, но не партия.

И только в 69-м году мой 15-летний сын зашел с развернутой книгой ко мне и спросил, читал ли я статью “Партийная организация и партийная литература”. Я ответил, что конечно. Он мне говорит: “Смотри, Ленин – это же основа фашизма, вот откуда черпал свои идеи Муссолини”.

Сначала я его выругал так, что пришлось извиняться, а потом перечитал и за голову схватился. После этого перечитал “Материализм и эмпириокритицизм” – елки зеленые! Ведь я же читал это все 18 лет назад. Так я и перестал быть коммунистом.

На вашем счету 12 подбитых танков, четыре самоходки и одна захваченная “Пантера”. 16 танков – это выдающийся результат. Но все-таки, как вам удалось захватить “Пантеру”?

В том бою мы (три танка) подбили 18 “Пантер”. Вернувшиеся на позицию артиллеристы 184-й стрелковой дивизии вроде подбили еще шесть машин. Немцы удрали, оставив целые машины. Пехота стала поджигать их. И тогда я рванулся на своем танке и залез в “Пантеру”.

Мне было очень интересно посмотреть, что это. Я сел на место механика-водителя, завел эту “Пантеру” и начал гарцевать на ней. Я же водил и “бэтешки”, и “тридцатьчетверки”, и английский “Валентайн”, и американский М3. Они же все одинаковые. А потом командир батальона взял меня за шкирку: “Ты идиот, подобьют же тебя!”

Мне очень оптика понравилась в “Пантере”. Я был просто в восторге. А потом у меня спросили: “Как тебе удалось ее завезти, она же заглохла, и экипаж удрал”. Как удалось – нажал на стартер, и она завелась.

Вы говорили о том, как ко мне пришло прозрение, как я преобразился. В некоторых вопросах я не изменился. Все, что касается войны, для меня свято. Мы честно воевали. Я не знаю, как там генералы и маршалы, это не мое дело. Я не историк, у меня очень узкое поле зрения. И в этом поле зрения все, что я вижу, было правильно и справедливо.

Мы уже коснулись сакраментального еврейского вопроса. Насколько ощущение себя евреем было важно для вас, и как относились к тому, что вы еврей, окружавшие вас на войне люди?

Никто и никогда не давал мне понять, что я какой-то другой. Один случай был. Нашим командиром батальона был гвардии майор Дорош, очень хороший человек. Как-то перед вводом в бой выпили мы, и он говорит: “Знаешь, ты такой парень, совсем не похож на еврея”. Потом он просил у меня прощения, но мне очень трудно было восстановить с ним нормальные отношения.

Еще один случай был. У меня в экипаже был стреляющий – уникальный, думаю, другого такого не было во всей Красной армии – Захарья Загиддуллин – сказал мне: “Ты еврей? А мне говорили, что у евреев рога”. Кроме этих двух случаев ничего не было.

Но для меня то, что я еврей, было очень важно. Помню, как перед одним из боев, когда танки стояли на исходной позиции, вокруг огонь, всем страшно. А один из механиков-водителей первого батальона, Вайншток, залез на башню и начал отплясывать чечетку. Вот какой парень!

Прямо как в фильме “На войне как на войне”.

Не смотрел… В первом батальоне был командир роты – Авраам Коген. Выдающийся танкист. Командир бригады полковник Духовный тоже оказался евреем. Тогда я этого не знал, тогда я не обращал на это внимания. Но то, что я еврей, я знал очень хорошо. Знал, что не имею права давать малейший повод сомневаться в том, что евреи – замечательные воины.

Думали ли вы о том, как сложилась бы ваша судьба, если бы оказались в Израиле в 1947-48 годах?

Дело в том, что в начале декабря 1947 года мой друг Мотя Тверской и я написали заявление в ЦК ВКП(б) о том, что мы, два коммуниста, два офицера Красной Армии, просим направить нас в Палестину воевать против британского империализма. Потом мы как цуцики дрожали, но это осталось без последствий.

Через 30 лет я вышел из троллейбуса и встретил моего личного “ангела” – майора КГБ, адъютанта генерала Чурсина, моего пациента и покровителя. Он спросил: “Решили ехать?” и напомнил об этом заявлении. Я ему: “Неужели не забыли?” А он: “Да что вы, Ион Лазаревич, мы ничего не забываем”.

Но все же бог очень хорошо все делает. Я приехал сюда в семидесятые, врачом. Сначала нас всех встречали с опаской, мол, купленные дипломы… Но когда они увидели, какой уровень у моих коллег, какие они замечательные ребята, отношение сразу переменилось, и врачи с “купленными дипломами” стали любимыми – заведующими отделениями, окружными терапевтами.

Я слышал, что в 70-е годы отношение в Израиле к ветеранам Второй мировой было не самым теплым. Мол, у нас есть свои войны, свои герои. Так ли это?

Я не знаю. Могу судить только по себе. Израильские танкисты приняли меня как родного. С Авигдором Кахалани мы познакомились в бане. Мы оба любители бани – не сауны, а настоящей бани. Я увидел его рубцы… У нас с ним был бой, похожий как две капли воды, только ему было 29 лет, а мне 19, и у него были еврейские танкисты, а у меня – сбор блатных и нищих. Подружились мы с ним. Генерал Хаим Эрез, бригадный генерал Менаше Инбар – просто друзья мои. Когда меня оперировали, они постоянно приходили меня навещать в больнице.

Сегодня позвонил Цви Кан-Тор, спросил, не нужно ли мне что-нибудь на день премьеры. Да я вообще этим не занимаюсь, это не мое дело. Цви – удивительно деликатный, интеллигентный человек. Познакомили меня еще с одним танкистом, Цви Грингольдом. Интересный парень, киббуцник, и какой воин! У меня 16 танков и один захваченный, а у него – где-то 60 танков. Из “Центуриона” подбить Т-55 и Т-62, которые намного лучше… Удивительные ребята!

Мой товарищ, в смертельной агонии.
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.

Начало и окончание интервью от 8 сентября 2014 по ссылке

Опубликовано 28.04.2017 23:20

Герои той войны. Циклин Наум Ильич

Циклин Наум Ильич

Опубликовано 19 марта 2008 года

Н.Ц. – Родился в 1929 году в местечко Ленин в Западной Белоруссии, входившей тогда в состав панской Польши. Местечко крупное, в нем жило больше пяти тысяч человек, и процентов 70 % населения Ленина составляли евреи.

Мой отец работал столяром, тяжело трудился от зари до поздней ночи , чтобы дать кусок хлеба своим семерым детям, среди которых я был самым младшим. Рядом с местечком, по реке Случь, проходила государственная граница Польши с Советским Союзом, и приход Красной Армии в наши края в 1939 году был молниеносным, без выстрелов.

В один из дней, кавалерийский эскадрон – (польские пограничники ) – быстро снялся с места, и ушел на лошадях на запад, и вскоре мы увидели красноармейцев, которых жители встречали хлебом- солью. В местечке открыли русскую школу, к нам приехали новые учителя из СССР, с нами за парты сели прибывшие с востока дети партийных работников, присланных на укрепление Советской власти в Полесье. Но уже зимой 1940 года из местечка начали многих выселять в ссылку в Сибирь, тех , кого власти посчитали «буржуями».

Придешь в школу, и смотришь, а кого сегодня нет?…

Г.К. – Дома были разговоры , что скоро немцы придут?

Н.Ц.- Разговоры о том, что скоро война с немцами, велись часто, но разве кто из нас мог тогда предположить, что ожидает еврейское население под игом оккупации!?… Отец говорил, что Красная Армия сильная, она нас всегда защитит… Он в это свято верил…

Г.К.- С началом войны кто-то из местечка успел эвакуироваться или своим ходом уйти на восток?

Н.Ц.- Двадцать второго июня, когда над нашими головами без конца пролетали немецкие самолеты, то многие думали, что все обойдется. Прошло еще несколько дней и через наше местечко на машинах проносились на восток красноармейцы. Бежали колоннами… Одна из машин остановилась на нашей улице из- за какой-то мелкой поломки. В кузове сидело всего два красноармейца. Молодые ребята- комсомольцы попросили их взять с собой, сказали, что хотят в армию , воевать с немцами, но командир, сидевший в кабине, кричал -«Не положено!», потрясая «наганом» в воздухе, и отгоняя людей от грузовика. Партактив сразу попытался уйти на восток, через леса, но никто не успел, они вскоре вернулись, сказали, что немцы высадили десант и дорога уже перекрыта. У нас в первый день войны, 15 сельских комсомольцев под руководством первого секретаря райкома комсомола Ярыго отправились перегонять сотни лошадей, кажется в Мозырь, для нужд Красной Армии. И когда , они, сдав лошадей, пришли в военкомат и попросили призвать их в армию, им ответили – «Призыв – только в своем районном военкомате, по месту приписки!». Выделили им грузовик, и они вернулись в местечко!, на свою погибель. Шнейдерман, Шустерман, Каплан…

Я думаю, что это были единственные люди из нашего местечка, у которых была хотя бы «теоретическая возможность» как-то спастись от немецкого ига, но и им не повезло. Всех потом убили…

А простой еврейский люд кинулся к мостам через Случь, но все наши надежды были тщетными. На мосту стояли часовые – красноармейцы и не разрешали беженцам перейти на восточный берег, пропускали к себе только армейские машины и подводы. Даже тех, кто пытался переплыть на лодке, угрозой применения оружия заставляли вернуться на западный берег.

А 26/6/1941, прямо на наших глазах подорвали мосты через реку, так и не дав возможности гражданскому населению попытаться уйти от оккупантов…

Г.К.- Как немцы заходили в местечко?

Н.Ц.- Приехали на мотоциклах, велосипедах. Сразу бывшие соседи Иван Чопчиц и Олоевич, стали водить немцев по нашей улице и указывать им на еврейские дома.

А потом приказали всем евреям собраться на площади и объявили о создании гетто. Стали сгонять к нам евреев и из окрестных маленьких местечек. В селе разместилась немецкая комендатура с небольшим гарнизоном, и полицейский участок. Из местных поляков и белорусов , уже в конце июня, к немцам в полицию пошло на службу человек сорок.

Г.К.- Я недавно встречался с одним из уцелевших жителей гетто в Ленин , партизаном Борисом Гинзбургом, и он рассказал о первых днях гетто в Вашем местечке. Но Гинзбург старше Вас на четыре года.

А Вам, в то время двенадцатилетнему мальчику, чем запомнились эти страшные дни начала оккупации?

Н.Ц. -Сразу заставили носить повязки с шестиконечной звездой.

На гетто наложили контрибуцию золотом, и одновременно взяли заложников и расстреляли их. На наших домах нарисовали звезды Давида. Запретили общаться с белорусами, ходить по тротуарам, запретили топить в домах, а потом приказали сдать все теплые вещи.. Постоянно кого-то убивали из жителей гетто, за горкой на окраине расстреливали евреев, заложников из гетто, и евреев-«окруженцев». Объявили , что за уход из гетто в лес , или за невыполнение требований очередной контрибуции – в гетто будет расстрелян каждый третий. За невыполнение приказа немца или полицая будет расстреляна вся семья узника, осмелившегося этот приказ не выполнить полностью и точно в срок, и будут убиты еще 150 евреев…

. Эти изуверы и палачи творили, что хотели.

Полицаи и немцы часто приходили в гетто грабить и убивать.

Забили насмерть Элю Храпуна, двое немцев убили четырехлетних близнецов Городецких, расстреляли Шустермана и многих , многих других…

Руководил этими злодеяниями гебитскомиссар немец Гроссман.

Это были ужасные дни, недели, месяцы… Голод, расстрелы, лишения, унижения… Один сплошной кошмар…

Даже вспоминать об этом невыносимо тяжело…

Г.К. -Кто- то уходил в лес из гетто?

Н.Ц.-Круговая порука кровью… Кто мог решиться ради своего спасения пожертвовать своей семьей и жизнью еще полутора сотен соплеменников?…

Но был, например, такой случай, подробности которого я уже узнал от старшего товарища , выжившего в нашем гетто. Шесть человек : трое из наших комсомольцев и трое из «польских евреев» оказавшихся в нашем гетто, решились уйти в леса. Но в лесу без оружия их сразу бы ждала неминуемая смерть. Так они хотели купить винтовки за золото у одного лесника, сумевшего набрать оружия из брошенного отступающими красноармейцами склада. Золото он взял, а ребят сразу выдал полицаям. Всех их долго мучили в комендатуре, зверски избивали, а потом расстреляли вместе с семьями. Руководителю юденрата Мильнеру удалось, видимо за золото, уговорить немецкого гебитскомиссара, не расстреливать в наказание за попытку ухода в лес, еще 150 заложников. Фамилии всех шестерых ребят помнит выживший узник гетто по фамилии Левин, он жил последние годы в Москве.

Г.К.- Когда стала ясно, что кровавая развязка неумолимо приближается?

НЦ.- Сначала угнали в концлагерь в Ганцевичи почти всех мужчин в возрасте от 14 до 50 лет, а семьи оставили в гетто. К нам в гетто пригоняли все новые группы евреев из маленьких деревень. Потом пошли слухи, что уничтожили гетто в Ружине, часть гетто в Бресте… и так далее. В июне 1942 года, моему отцу, как профессиональному столяру , приказали отправиться на ремонт и строительство речных мостов в Морочь. Он спросил – «Можно ли взять с собой сына?». Немцы разрешили. Работал с отцом и еще одним столяром по имени Мордке на мостах, нас постоянно охраняли два полицая. В середине августа нас погнали обратно в местечко. На подходе к Ленину стали слышны звуки стрельбы.

Наши охранники остановились возле группы полицаев из шести человек, спросили – Что там ? – Да жидов ленинских кончают… Повели дальше, через территорию гетто, видим, как среди еврейских домов бегают местные жители, еврейское добро хватают охапками… Несут это добро, с радостными лицами…

«Добытчики – стервятники»…

Довели до реки. На земле лежит труп нашего местечкового извозчика Иссерса.

Подошли два немца и три полицая, кидают нам три лопаты -«Копайте яму!»… Начали рыть землю. Потом отец бросил лопату в сторону, обнял меня и сказал палачам – «Копать могилу себе не будем! Так стреляйте!».

Один из полицаев отвечает – «Это не для вас, вы еще немного поживете, а этого – заройте…», и, показывает рукой на убитого Иссерса…

Мы похоронили его тело, под звуки непрерывной стрельбы за горкой.

Это убивали евреев нашего местечка, убивали мою мать , моих братьев и сестер…

Две тысячи человек согнали в Ленин и расстреляли…

Г.К.- Кроме вас, троих, кто-то еще уцелел в день расстрела в гетто?

Н.Ц. – Немцы оставили в одном из домов всего 26 человек – «специалистов»: портных, сапожника вместе с детьми… К каждому приставили «учеников» из белорусов, и все время повторяли -«Как обучите, мы вас расстреляем!».

У портной Любы Рабинович оказалось сразу три таких «ученика». Дом, где поместили евреев, круглосуточно охранялся сменами патрульных, – по двое часовых. И мы ждали, когда наступит наш последний день в жизни…

Но нас спасли партизаны. В один из дней был налет партизан на местечко Ленин. Партизаны поубивали 18 немецких жандармов и часть полицаев, но многие полицаи успели убежать и попрятаться. К дому подбежал партизан, выбил окно прикладом и крикнул нам – «Бегите к костелу!» Мы вылезли через окно , побежали к указанному месту. Там уже партизаны были готовы к отходу из местечка. Вокруг еще была слышна стрельба. И мы, вместе с партизанами, двинулись в лес. Прошли километров пятнадцать, остановились на поляне. Нас построили.

К евреям подошел партизан, видимо командир, отобрал из толпы Любу Рабинович и ее брата, художника Мишу, и сказал – «Вы, двое, пойдете с нами. Остальные расходитесь по лесам, и спасайтесь, кто как сможет!».

Миша Рабинович спросил, может ли он взять с собой свою старую мать, но партизан ответил отрицательно. И партизаны ушли…

Мы стали разбредаться, кто куда. Без еды и одежды, без оружия, без каких-то надежд и иллюзий, но все еще живые!

Г.К.- И что вы предприняли?

Н.Ц.- Люди разошлись по лесам. В это время Ленинский район стал частью партизанской зоны, и немцы до декабря 1942 года туда фактически не заходили, просто боялись засад. Изредка были налеты полицаев из окрестных гарнизонов.

В лесной глуши и на болотах прятались также евреи, семьи, уцелевшие после восстания в гетто Лахвы, и уцелевшие беглецы – одиночки из различных гетто и Ганцевического концлагеря. Питались, чем могли, некоторые, любыми путями добывали оружие и шли в отряды, в надежде, что их туда примут.

Без оружия – у евреев шансы попасть в отряд были минимальными. Белорусов брали всех – кто как и в чем пришел, а к евреям был свой стандарт – «двойной».

Мы с отцом и со столяром Мордке сделали в лесу шалаш, ходили по деревням и хуторам, просили кусок хлеба, брались за любую работу. Зимой, на одном из хуторов нас приютили, дали кров. Неподалеку, в четырех километрах от нас базировались партизаны, называвшие себя «комаровцами». Отец стал чинить им разбитые ложе винтовок, мастерить деревянные кобуры для маузеров. Один из партизанских командиров, ротный Мишин, «окруженец» и бывший капитан Красной Армии, хорошо к нам относился, несколько раз принес еду.

Тогда же осенью, по нашему району прошли украинские советские партизанские отряды, местные говорили, что это шел Ковпак со своими бойцами.

А потом началась немецкая блокада Ленинской партизанской зоны. Трое суток шел бой. И вдруг мы видим, как партизанский обоз уходит от места стоянки, отряды не могли больше сдерживать натиск карателей, и уходили из района.

Мы пошли за ними. На одной из подвод увидели Рабиновичей. Отец подтолкнул меня – «Сынок, иди к ним…». Я тихо забрался на подводу, Рабинович прикрыл меня каким-то кожухом. Обоз удалялся в лес, и фигура моего отца стоявшего на заснеженной лесной дороге становилась все меньше и меньше…

На первом же привале, меня заметили партизаны с соседней подводы и недовольно сказали – «Эй ты, с нами не ходи!». Я прижимался к Рабиновичам, но слышал , как стоявшие рядом с подводой партизаны «обменивались мнениями» – «Давай жиденка здесь оставим! На кой хрен нам еще один пархатый сдался! Самим жрать нечего!». Заметил Мишина, подбежал к нему – «Меня хотят здесь бросить!» – «Кто?» -«Вон те дядьки!» -« Я этим сукам …Видишь мою подводу? Садись на нее, и кто тронет, скажешь – Мишин велел!». Так я остался в партизанском отряде.

Г.К.- Что это был за отряд ? Какова была его численность? Кем стали Вы в этом отряде?

Н.Ц.- Отряд имени Котовского входивший в состав бригады имени Буденного Пинского партизанского соединения. На момент моего прихода в отряд он примерно на 60-70% состоял из красноармейцев -«окруженцев» и беглых военнопленных. В отряде со временем были сформированы 4 боевые роты, и отдельные : взвод разведки и взвод подрывников. Я стал связным командира роты Мишина. Партизаны прозвали меня – Чапай, в честь Василия Ивановича.

Дали оружие, немецкую винтовку с патронами и гранату, дали еще что-то из теплой одежды. Мишин никому больше не позволял меня задевать.

Я воевал как все остальные партизаны. Два раза ходил на «рельсовую войну». Обучили, как обращаться с толовыми шашками, выдали по четыре шашки на человека, и – «на железку»…

Г.К. – Что происходило с отрядом после прорыва из «январской блокады» 1943 года?

Н.Ц.- Отряд, выходя из окружения, «сделал круг» и мы остановился в 25 километрах от Ленина. Собрали группу из двадцати человек, с целью подготовить новую стоянку, отрядный лагерь. Группа должна была проделать двадцатикилометровый путь через Березняцкие болота и оказаться в районе того хутора, где мы прятались с отцом. Я напросился пойти с ними, хотел узнать судьбу отца. Пришли к хутору, а на его месте – одно пепелище. Все сожжено.

Все партизаны были голодные, измотанные переходом по топям. Нашли в «схроне» картошку, стали ее варить на костре в двух обгоревших ведрах.

Смотрим, бежит одинкий петух, поймали его – и в суп. Заночевали. Утром крики часового – «Вижу верховых! К бою!». На лошадях подъехали местные парни, скрывавшиеся в лесу, и рассказали, как после ухода партизан, немцы сжигали целые деревни, расстреливали крестьян- белорусов и всех пойманных в лесах евреев. И я тогда понял, что, наверное, и мой отец погиб от руки карателей.

Наша группа пошла на место старого партизанского лагеря.

Он оказался цел, немцы внутрь его не зашли, побоялись, подумали, что все заминировано. На болотах остались нетронутыми и партизанские тайники с мукой.

Через месяц весь отряд вернулся на место старого базирования, и продолжил боевые действия.

Г.К.- Сколько еще блокад пришлось пережить Вашему отряду?

Н.Ц.- Как минимум, три блокады. Две из них были предприняты немцами летом 1943 года. В небе над лесом появлялась «рама», а за ней прилетали бомбардировщики. Бомбили нас очень жестоко. Уже была связь с Большой Землей, нам сбросили на парашютах три ПТР . Под них приладили колеса от телег, и из этих «вертящихся по оси» противотанковых ружей стреляли по немецким пикировщикам. Один самолет сбили.

Г.К. – Где Вас ранило?

Н.Ц.- В 1943 году, во время рейда, наша рота совершила налет на одну из деревень. Назад мы отходили вдоль железной дороги. Впереди конная разведка – три человека, а сзади – партизаны на подводах. И тут, «на всех парах», по «железке» идет эшелон с немецкой пехотой. Состав остановился прямо перед отрядом и завязался серьезный бой, который шел до самого вечера.

Немцы постоянно атаковали, и у нас кончались боеприпасы. Мишин приказал – «Наум, сбегай к 1-му и 2-му взводам, передай – пусть отходят!» Я только поднялся, как рядом разорвалась граната, мне осколки попали в левую ногу.

Но приказ командира все же выполнил, передал взводам распоряжение, но после этого, идти уже не мог. Отряд стал отходить, и я успел вскочить на последнюю подводу. Вернулись в лагерь, мне дали выпить кружку самогона, и под этим «наркозом» партизанский доктор вырезал осколки из раненой ноги.

Г.К.- Дисциплина в отряде была армейской?

Н.Ц.- Мне тогда не с чем было сравнивать. Но я помню, как в 1943 году в отряде расстреливали за мародерство.

Г.К. – Как поступали с взятыми в плен или добровольно сдавшимися полицаями?

Н.Ц.- Насколько мне запомнилось, у нас убивали всех, кто служил немцам, вне зависимости, взят он в плен бою или сам пришел сдаваться в отряд.

В роте был пожилой белорус, лет шестидесяти, до войны работавший на бойне.

У него каратели всю семью расстреляли. Так он – никого не миловал, всех пойманных сволочей лично убивал. Возможно, и были случаи, что кого-то из бывших полицаев прощали и зачисляли в бригаду, но я по малолетству всего не знал и просто тогда о подобном не слышал.

Г.К.- Как для Вас закончилась партизанская война?

Н.Ц.- Летом 1944 года, уже вовсю действовал партизанский аэродром, каждый день к нам садились по три «Дугласа» с десантниками и вооружением.

Я заболел тяжелой малярией, и лежал в партизанском лазарете. Меня посадили в самолет, увозивший обратным рейсом раненых, и с товарищем, 14-летним раненым партизаном Лейзеровичем, вывезли на Большую Землю.

Месяц пролежал в Киевском госпитале. После выписки нас отправили в Штаб Белорусского Партизанского Движения, в Гомель. Тут я в последний раз встретил своего спасителя и командира капитана Мишина, находившегося на государственной проверке после соединения нашей бригады с частями Красной Армии. Здесь решалась и наша дальнейшая судьба. Хотели меня и Лейзеровича отправить в Суворовское училище, мы ждали вызов, но пришло письмо с отказом.

Нас направили в Гомельское речное училище, там нам сразу обрадовались, мол, мальчишки-партизаны, а потом директор прочитал наши фамилии в документах и сразу заявил -«Свободных мест нет!». И мы пошли учиться в Гомельское железнодорожное училище. Прошло два года учебы, мы получили дипломы помощников машиниста, и я стал работать на Гомельском участке ж/д, на паровозах «Щука» и «ОВ». В 1945 году меня нашла родная сестра, единственный , кроме меня, человек, уцелевший из всей нашей когда-то многочисленной семьи…

В 1949 году меня призвали на службу в Советскую Армию.

Служил в Котовске авиатехником. Через три года демобилизовался. А куда сироте податься, ни кола ни двора. Ротный посоветовал поехать в Горький, наняться рабочим на автозавод. Товарищ по службе, Сулим, звал жить к себе в Баку.

Но я, навестив сестру в Иваново, решил поехать в Горький.

А Горький тогда считался закрытым городом, без прописки на работу на автозавод не брали. Пришел в паспортный стол, попросил о прописке, а мне заявляют – «Вам надлежит покинуть город в двадцать четыре часа. В противном случае мы вас посадим в тюрьму за нарушение паспортного режима в закрытом городе».

Говорю – «Сажайте! Я отсюда никуда не пойду! Я сирота. Мне все равно ехать некуда, а в тюрьме хоть о куске хлеба за меня государство позаботится!».

Сидел в кабинете четыре часа. Пока начальники не сменили гнев на милость – «Принеси справку, что тебя на завод берут на работу, и мы тебе временную прописку разрешим!». На заводе таких справок не дают, а на стройке – пожалуйста! Пошел работать каменщиком на стройку, через год устроился на автозавод, на котором проработал простым рабочим, рихтовщиком, и наладчиком прессов до 1996 года , до выхода на пенсию.

Г.К.- Мне Ваш земляк, бывший партизан , рассказал, что после войны на месте гибели евреев из гетто были установлены памятники, и это удалось сделать во многом благодаря и Вашим усилиям.

Н.Ц. – В 1973 году на месте расстрела 2.000 жителей Ленина власти установили памятную стелу, без текста. Но, происходили страшные события.

Место захоронения наших родных разрывали литовские мародеры в поисках золота, разбрасывая кости и черепа убитых из могилы…

Мы не могли с этим смириться. Собрали деньги на настоящий памятник, все уцелевшие жители местечка , жившие тогда в СССР, внесли свои сбережения на это святое дело . И мы, нигде не афишируя свои намерения, (и понимая, что власти, узнав о планах «инициативной группы» по сооружению памятника, могут нам спокойно запретить все действия , или , «отложить до лучших времен»), достали бетонные плиты и каменные глыбы, и установили их на могиле. Нам очень помогал учитель Ленинской школы, фронтовик, белорус Владимир Боярин. Накрыли плитами и глыбами могилу, чтобы больше не допустить поругания праха погибших. В этот день , четырнадцатого августа 1984 года, на месте гибели родных собрались все, кто уцелел из ленинского гетто: Семья Менкиных-Рабинович, Гинзбург, Левин, Лившиц, Иссерс и другие .

Установили сверху плиту из гранита.

На черной гранитной плите была высечена надпись на русском языке:

Здесь в п/г Ленин 14/8/1942 немецко-фашистские варвары убили более 2.000 мирных жителей, женщин, стариков и детей из гетто.

Люди добрые, помните!

Мы любили жизнь, нашу Родину и Вас, дорогие.

Мы зверски убиты. Пусть Ваша память сбережет мир.

Интервью и лит.обработка: Г. Койфман
Прислал Владимир Пясецкий из Таллинна. Он же разыскивает автора серии материалов Григория Койфмана. Возможно, кто-то знает его адрес эл. почты. 
Опубликовано 8.01.2017  12:12