Tag Archives: Рижское гетто

Лев Симкин. К Международному дню памяти жертв Холокоста 

ЛЕВ СИМКИН: «Кто не знает, откуда он пришел, не будет знать, куда ему идти»

Автор: Шауль Резник

Кем был обергруппенфюрер СС и генерал полиции Третьего рейха, который руководил уничтожением евреев на оккупированной территории СССР? Что говорили в свое оправдание коллаборационисты? В чем плюсы и минусы фильма «Собибор»? Наш собеседник, доктор юридических наук, профессор Лев Симкин, изучил историю Холокоста через уголовные дела и свидетельские показания, он взялся за перо, чтобы рассказать правду о жертвах, о героях и о палачах. Международному дню памяти жертв Холокоста посвящается…

– «Его повесили на площади Победы» – это уже третья ваша книга о Катастрофе. Что нового о человеческой природе вы узнали за годы, проведенные в архивах? 

– Примитивное понимание тезиса Ханны Арендт о банальности зла таково: зло настолько банально, что, коснись оно любого – человек становится злодеем, как тот же Фридрих Еккельн. Но, покопавшись в судьбах своих персонажей, самых страшных убийц, и прежде всего Еккельна, я подумал, что все-таки они не настолько банальны. Тот же Рудольф Хёсс, будущий комендант Освенцима, еще в 1923 году вместе с Мартином Борманом совершил убийство. Да и для Еккельна творимое им зло было не просто работой, позволявшей ему самовыражаться, он сам был беспримесным злом.
Первая моя книга была о жертвах и о тех, кто их мучил: о лагере Собибор, о восстании, об организаторах, о том, как среди жертв появились герои. Вторая была о коллаборационистах, и только потом я подошел к палачам, нацистам. Было трудно влезть в их шкуру и представить, какими были немцы того времени. В общем-то, я и сегодня не очень их себе представляю, но книги основаны на документах, уголовных делах, воспоминаниях. И на знакомых мне психологических типажах.
Если мы говорим о таких пособниках нацистов, как вахманы, то они являлись советскими военнопленными и были поставлены в нечеловеческие условия. А вот организаторы, те самые страшные убийцы, ни в какие условия поставлены не были. И те, которые были бухгалтерами смерти, как Эйхман, и те, кто непосредственно организовывали весь этот ужас, – коменданты концлагерей, как Рудольф Хёсс, эсэсовские начальники, как Фридрих Еккельн, который, как я полагаю, и начал Холокост, – они все-таки не были банальными личностями. 

– В каком смысле?

– У каждого в биографии имелось что-то, что привело их к злодействам. К тому же палачи специально отбирались нацистскими вождями. В лагерях смерти служили те, кто еще до начала войны реализовывали программу эвтаназии «Т-4» по умерщвлению психически нездоровых людей. Немцев, между прочим, тогда речь еще не шла о евреях. И, конечно, большую роль сыграли условия, которые сложились в Германии тех лет: это и горечь поражения в Первой мировой, и последовавший экономический спад, и безработица, и антисемитизм, который был невероятно распространен. Но при этом на передний план выдвинулись люди либо с преступным прошлым, либо убежденные, а не просто бытовые, антисемиты.
Тот же самый Эйхман говорил, что он лишь бухгалтер, лишь чиновник, и окажись на его месте кто-то другой, было бы то же самое. Но выяснилось, что это не совсем так, или даже совсем не так. Эйхман проявлял большое усердие, был убежденным антисемитом, считал, что надо освободить землю от еврейского народа.

– Вы сказали, что можно изучать поведение нацистов через призму современных типажей. Это звучит довольно парадоксально. Можете привести конкретный пример?

– Один из основных вопросов, который меня мучал: кто отдал приказ убивать евреев? Гитлер? Гиммлер? Геббельс? Когда начинаешь разбираться в документах, становится понятно, что вряд ли этот приказ существовал, во всяком случае, до конференции в Ванзее, а это уже 1942 год. Но ведь в массовом порядке евреев стали убивать с 22 июня 1941 года. И Бабий Яр был до совещания в Ванзее. И Рижское гетто, и всё остальное тоже было до того. Кто это решил? Почему?
И вот я представил себе психологию чиновников. И понял, что все эти эсэсовские начальники для того, чтобы отчитаться, как они доблестно служат рейху, начали убивать безо всякого приказа. Был приказ, но об уничтожении евреев-диверсантов, коммунистов, а никак не поголовно женщин, детей, стариков. А они «камуфлировали» евреев под партизан, под диверсантов. Возьмем тот же Бабий Яр, когда нацистам пришла в голову идея обвинить евреев во взрывах зданий на Крещатике.

Лев Симкин (фото: Eli Itkin)

– Заминированные незадолго до отступления Красной армии оперный театр, музей Ленина, почтамт и так далее.

– Оккупационная служба безопасности (а ею руководил Еккельн) должна была всё проверить на предмет взрывчатки, но они ничего не сделали. Нацисты прикрывали собственный недосмотр. И для того чтобы показать, что виновные найдены, оккупанты обвинили евреев, которые остались в городе, больных, стариков, женщин. Отчитались, что приняли меры и расстреляли тридцать с лишним тысяч человек. Черты характера Еккельна вовсе не уникальны, их легко распознать в современниках. Мне знакомы люди, которые способны идти на подлости из-за карьерных соображений. А в этом человек, к сожалению, может дойти до многого.
Конечно, соответствующим образом должно было быть устроено государство, чтобы такие, как Еккельн, получили возможность безнаказанно злодействовать. Но ведь и оно само – кровное детище таких, как Еккельн, вот в чем дело. Это ведь они убивали, а не Гитлер с Гиммлером, восседавшие наверху кровавой пирамиды. Больше того, не без их участия страшная логика завела вождей рейха туда, куда она их завела.

Отнять героя

– Учитывая, что ваша первая книга была посвящена восстанию в Собиборе, как вы относитесь к одноименному фильму?

– У меня двойственное отношение. С одной стороны, благодаря «Собибору» Хабенского зрители узнали о великом герое войны Александре Печерском. И полюбили внезапной и нервной любовью, как джаз в одном из очерков Ильфа и Петрова. Но при этом этническая принадлежность Печерского немножко затушевывается.

– В фильме он выглядит таким образцово-показательным советским человеком.

– Он был техником-интендантом второго ранга, лейтенантом Красной армии. Печерский действительно имел лучшие черты советского офицера. Всё это чистая правда. Но все-таки это прежде всего герой еврейского народа. Или не прежде, но одновременно. Ведь всё это происходило в лагере, созданном специально для уничтожения евреев, и там были одни евреи. В фильме же речь идет об интернациональном восстании. А Печерский, повторюсь, – великий герой еврейского народа. Я побаиваюсь, что этого героя у нас отнимают. 

– Как вы сами узнали об Александре Печерском?

– Я юрист и, проводя исторические изыскания, изучаю прежде всего материалы архивных уголовных дел. Уголовное дело – не роман, в нем не так-то легко обнаружить вещи, интересные обычному читателю. Но когда ты знаешь, где начать, где закончить, где повторяющиеся документы, что надо читать, что можно пропустить, тогда тебе немножко легче. Шесть лет назад я был в Вашингтоне, изучал копии одного уголовного дела и вдруг наткнулся на показания Александра Печерского в суде и на предварительном следствии. Эти документы никто не видел. Дело большое, многотомное, ни у кого, видимо, не доходили руки ни в Киеве, где оно находится, ни в Вашингтоне, где была копия.
Я просто поразился. Конечно, это совершенно новый материал, и он меня заинтересовал, я знал об этом герое, но как-то нечетко. Оказалось, что существует архив Михаила Лева. Это известный писатель, друг Печерского, тоже был в плену, бежал, партизанил. Лев впоследствии работал в журнале «Советиш геймланд». Он жил в Израиле, я к нему приехал, он незадолго до своей кончины передал свои материалы. К тому же живы родственники Печерского, в том числе в Америке, я с ними со всеми разговаривал, и возникло желание об этом рассказать.
Когда пять лет назад вышла книга, я ездил в Израиль, рассказывал о ней. Тогда мало кто знал о Печерском, и все буквально удивлялись: надо же, человек восстание организовал. У меня были три передачи на «Эхо Москвы», я много писал в разных газетах, выступал на телевидении, не я один, конечно, и люди постепенно заинтересовались. Это, конечно, прежде всего заслуга историков, назову Леонида Терушкина, Арона Шнеера, израильского журналиста Григория Рейхмана и активистов созданного несколько лет назад Фонда Александра Печерского. Сейчас о Печерском появилось очень много всего, но у меня всё равно выйдет дополненная, исправленная, фактически новая книга под названием «Собибор. Послесловие».

Лев Симкин (фото: Eli Itkin)

– Есть ли какие-либо неожиданные факты, которые приведены в книге «Его повесили на площади Победы»? Какие-нибудь переплетения добра и зла, предательства и подвига?

– Я привожу воспоминание Эллы Медалье, хорошо мне известной, о том, как она спаслась, когда расстреливали Рижское гетто. Мне показалось странным, что ее привезли к самому Еккельну, обергруппенфюреру СС, генерал-полковнику. Ее, одну из многочисленных жертв! Как она могла к нему попасть? Это всё равно, что ее к Гитлеру привезли бы.
Вдруг я нахожу в немецком архиве 50-х годов рассказ адъютанта Еккельна про эту самую историю. В те годы он не мог знать о воспоминаниях Эллы Медалье. И таких историй всплывает множество.
Моя книга состоит из коротких рассказов о разных людях, событиях – это всё включено в исторический контекст. Истории действительно поразительные, там есть и любовь, и преступления. Вот, например, Герберт Цукурс, который сегодня — едва ли не национальный герой Латвии. При этом он участвовал в самых тяжких преступлениях нацистов. Но я привожу свидетельские показания спасенной им девушки Мириам Кайзнер, которые она давала еврейской общине в Рио-де-Жанейро, куда была вывезена Цукурсом.

Последнее слово коллаборациониста

– Почему вы выбрали именно Фридриха Еккельна? Среди палачей есть куда более громкие имена.

– Еккельн упоминается во всех исторических трудах об СС. Но при этом я нашел о нем лично только одну тоненькую книжку, да и та — на немецком языке. Я знал, что его судили в Советской Латвии, и получил разрешение в Центральном архиве ФСБ ознакомиться с делом генералов которых судили в январе 1946 года в Риге. Мне помогали разные люди. Например, замечательный израильский историк Арон Шнеер, он сам из Латвии, поэтому тема для него небезразлична.
Выяснилось, что Еккельн был очень крупной фигурой, причем невероятно энергичной. И Бабий Яр, и Рижское гетто — это всё он. Позже Еккельн командовал дивизиями на фронте. Но это уже в конце войны, а так он всё больше с партизанами боролся. Он был из тех, кто не просто начал Холокост (в смысле массовых убийств), а очень активно способствовал ему, это один из самых больших негодяев из этого змеиного клубка.

– Негодяями – по совокупности совершенного? Мы опять возвращаемся к опровергнутому тезису о банальности зла?

– Они были негодяями и в человеческом смысле, и по должности. Еккельн однозначно был негодяем. Он всё время лгал. А его роман, от которого родилась внебрачная дочь?! Кстати, она еще жива. Еккельн отдал ее в «Лебенсборн», это была большая программа рейха по созданию нового человека. Детей, которые выглядели арийцами, отнимали у матерей и выращивали в национал-социалистическом духе, заставляя забыть родной язык.
Вообще неизвестно, чего у нацистов было больше, служебной необходимости или желания бежать впереди этого страшного паровоза, который наезжал на людей. Основную роль на оккупированных территориях играли подразделения СС. Во главе айнзатцгрупп, которые умерщвляли евреев, стояли интеллектуалы с университетским образованием, юристы, философы.

– Теперь поговорим о феномене коллаборационизма. Почему более чем двадцатилетнее – на момент начала Великой отечественной войны – воспитание советских граждан в духе интернационализма никак не повлияло на их участие в истреблении евреев?

– Размах коллаборационизма на оккупированных территориях СССР был небывалым, да. Но интернационализм внедрялся сверху, а внизу всё происходило не совсем так. В 20-30-е годы среди начальников было довольно много евреев. Это оказалось совершенно непривычным для большинства. Очень многие были недовольны советской властью, и это переносилось на евреев. На присоединенных территориях Прибалтики, Западной Украины некоторые тоже считали, что их захватили евреи.

– Знаменитая и популярная в те годы концепция «жидобольшевизма».

– Антисемитизм никуда не делся, а в войну к нему прибавилась и германская пропаганда. Ее главная мысль: «Мы не против русских или украинцев, мы против евреев и советского государства, в котором даже Сталин окружил себя евреями». Советская пропаганда это замалчивала. В сообщениях от Совинформбюро было немного сказано о Бабьем Яре, но в основном, упоминались «жертвы среди мирного населения», без указания национальности.
Служа фашистам, коллаборационисты в какой-то степени оставались советскими людьми. Это видно по тому, что они говорили в последнем слове: типичные советские выступления – я-де раскаялся, всё понял. И советские штампы о трудном детстве, о воспитании в пролетарской семье, о трудовых успехах, о старушке-матери, о детях, о том, что уже искупили свою вину добросовестным трудом. О службе в лагерях говорили, что смалодушничали, были слепыми орудиями в руках немцев. Каждый пытался выставить себя жертвой обстоятельств, клялся в отсутствии репрессированных родственников и неимении причин для недовольства советской властью. У Бориса Слуцкого есть такое стихотворение:

Я много дел расследовал, но мало
Встречал сопротивленья матерьяла,
Позиции не помню ни на грош.
Оспаривались факты, но идеи
Одни и те же, видимо, владели
Как мною, так и теми, кто сидел
За столом, но по другую сторону.

Многие из них успели послужить в Красной армии в последние дни войны, скрыв свою службу в СС. Кто-то был даже награжден.

– Я прочел несколько воспоминаний нацистов, которых после войны задержали и осудили – кого СССР, кого союзники. Охранник Гитлера Рохус Миш прошел пытки и ГУЛАГ. Личный архитектор фюрера и рейхсминистр Альберт Шпеер сажал цветы и читал книжки в тюрьме Шпандау. Уместно ли предположить, что в плане наказаний за содеянное советский суд был более эффективным? Поблажек было меньше, карали сильнее и чаще.

– На Западе с большим трудом привлекали к ответственности. Это объясняется холодной войной, я полагаю. Американцы вообще давали приют нацистам, и начали выдавать их только в восьмидесятые годы, когда был создан Департамент спецрасследований в Департаменте юстиции.
В Советском Союзе охранников концлагерей карали до 80-х годов включительно. В руки СМЕРШа попала картотека учебного лагеря «Травники», где готовили охранников концлагерей, поэтому все вахманы были известны органам госбезопасности, в том числе, Иван Демьянюк. Их искали и судили. Другое дело, что наряду с ними судили и тех, кого не надо было судить — скажем, конюха из полиции. Такого тоже было много. Но те дела, что я изучал, не оставляли сомнений о виновности их фигурантов в убийствах евреев. В этом смысле советский опыт надо признать.

– Может ли повториться Холокост?

– Холокост был организован нацистской Германией, все участники помимо гитлеровцев, – коллаборационисты. И какими бы зверьми они ни были, главная вина лежит на немцах. Может ли в принципе случиться что-то плохое с евреями? Этого никогда нельзя исключать. Нельзя ставить человека в нечеловеческие условия, в нем просыпаются самые отвратительные черты, и тогда возможно всё, что угодно. Эндрю Клейвен сказал: «Антисемитизм – это всего лишь показатель наличия зла в человеке».
Применительно к тому же Еккельну и его подельникам — мир заплатил за их обиды и неустроенность.

Жить, втянув голову в плечи

– Вы родились после войны. Как жилось в атмосфере государственного антисемитизма человеку по имени Лев Семенович Симкин?

– Одно из первых воспоминаний: учитель заполняет журнал. Родители, адрес, национальность… И ты ждешь, когда очередь дойдет до тебя. Ведь «еврей» — это плохое слово. Если учитель тактичный, он как-то этот вопрос опускал. Но всем было понятно, что это не та национальность, которая подходит приличному мальчику.
Но я всегда знал, на что могу рассчитывать, на что нет. Просто знал правила игры. Правда, само это знание унижало. Мы жили в условиях антисионистской пропаганды, но фактически это была антисемитская пропаганда. Постоянно об Израиле несли какую-то чушь, была книга «Осторожно, сионизм!», выпущенная миллионными тиражами.
Был еще фильм, в котором использовали снятые в Варшавском гетто кадры из нацистской документальной антисемитской картины «Вечный жид». Советские пропагандисты не погнушались ее использовать, прекрасно сознавая, что люди на этих кадрах были поголовно уничтожены нацистами. Помню, как в 1972-м, во время олимпиады в Мюнхене, слышал такие разговоры: «Нехорошо, что спортсменов убивают, но Израиль сам виноват». Мы находились в такой атмосфере, и приходилось помалкивать. Жили, втянув голову в плечи. Это, конечно, не борьба с космополитизмом, когда было по-настоящему страшно. Но это я тоже впитал с молоком матери, потому что родители рассказывали, что пришлось пережить в начале 50-х.

– Мысли об отъезде не возникали?

– В начале семидесятых возникали периодически. А потом я настолько привык, что другой жизни не представлял и об этом не думал. Не представлял себе, как смогу жить где-то еще. Я даже не считал нужным изучать иностранные языки, знал, что за границу не попаду, и после сорока пришлось наверстывать. Был уверен, что советская власть — навсегда и я здесь навсегда.

– Какую цель вы преследуете в своих книгах? Зафиксировать произошедшее? Попытаться не допустить его повторения?

– В числе тех, кого Фридрих Еккельн отправил на смерть, был историк профессор Семен Дубнов, ему шел 81-й год. Дубнова долгое время прятали, он не сразу попал в гетто, а потом записывал карандашом всё, что происходит. Говорят, когда его уводили на смерть, он крикнул: «Йидн, шрайбт ун фаршрайбт» («Евреи, пишите и записывайте»).
Может, это легенда. Но мы привыкли, что евреям надо знать свою историю. И вот в этой миссии – писать историю – важна любая деталь. Ведь никому не известно, какой величины она потом окажется. Не только большое, но и малое на расстоянии видится иначе. И не только жертвы не должны быть забыты, но и палачи тоже.
Поэтому я говорю, что и за это евреи ответственны перед историей. Кто не знает, откуда он пришел, говорили еврейские мудрецы, не будет знать, куда ему идти, кто не знает в лицо палачей, не будет знать, как сохранить жизнь. 

Оригинал

Опубликовано 21.01.2019  13:48

“Гиммлер остался доволен”

Фейсбук, Лев Симкин 27.11.2016  11.43

…Честно говоря, рассказ Эллы Медалье вызвал у меня некоторые сомнения. Иногда выжившие излагали историю своего спасения с такими чудесными подробностями, которые были далеки от реалий. Как это ее, одну из многих тысяч жертв, привезли к самому Еккельну, занимавшему пост высшего фюрера СС и полиции всего Остланда? Это ведь все равно что к Гитлеру или Гиммлеру…
(Это, кому интересно, сильно сокращенный фрагмент из книги о Еккельне, которую, наконец, заканчиваю. Еще один – побольше – в ноябрьском номере «Сноба”).

***

Лев Симкин о судьбе жертв и палачей рижского холокоста

Лев Симкин 26.11.2016, 17:48
Рижское гетто в наши дниWikimedia Commons

Рижское гетто в наши дни

В эти дни 75 лет назад были убиты евреи города Риги, 27 тысяч человек. Среди них были 267 врачей, в их числе профессор Владимир Минц, в 1918 году оперировавший Ленина после покушения, сотни инженеров и ремесленников, торговцев и музыкантов, включая знаменитого скрипача Адольфа Меца. Как писал Эли Визель: «Если у человечества еще нет лекарства от рака, если оно пока не осваивает Марс, если оно все еще не в силах победить голод и найти новые источники энергии, то это только потому, что те еврейские гении, которые должны были совершить все эти открытия, сгорели в печах Освенцима». 

Мне довелось поговорить этим летом с двумя выжившими узниками рижского гетто — Валентиной Фреймане (в Берлине) и Маргером Вестерманом (в Риге). Им, понятно, за девяносто, но как же они следят за собой, как прекрасно одеты, как свободно говорят на нескольких иностранных языках и, представьте, вполне работоспособны! Честно скажу: уровень культуры встречавшихся мне прежде их ровесников, уроженцев местечек, был иным. Общей была судьба…

Судьба эта чудом миновала полторы сотни выживших узников рижского гетто, об одной из которых — Элле Медалье — я хотел сегодня рассказать.

Поздней ночью 1 июля 1941 года двадцативосьмилетнюю Эллу разбудил звонок в дверь.

В тот день немцы заняли Ригу. Их встречали цветами, «хлебом-солью» и народными гуляньями в национальных костюмах.

Элла открыла дверь. На лестничной клетке стояла группа вооруженных юнцов шестнадцати-семнадцати лет во главе с их молодым соседом, прежде всегда подчеркнуто вежливым. Они забрали мужа, якобы на работу, — больше она его не видела. Лишь после войны узнала, что Пинхаса в ту же ночь расстреляли.

…Этим летом в Риге я подошел к трехэтажному особняку на улице Вальдемара, ныне занимаемому каким-то банком. Во дворе этого дома Эллу разлучили с матерью, увезенной на расстрел вместе с другими стариками. Ее же в числе десяти-двенадцати молодых еврейских женщин загнали в дом и заперли в подвале.

В советский период в этом доме расположился НКВД, а до него — рижская префектура. В день захвата Риги гитлеровскими войсками здание было занято одним из отрядов «латышских партизан», которым командовал 31-летний юрист, в прошлом полицейский Виктор Арайс. Они-то, члены его команды, и занимались ночными налетами на квартиры евреев в те июльские смертные дни.

Из интервью Эллы Медалье Фонду визуальной истории «Пережившие Шоа» 20 июня 1997 года: «…Нам дали чистить картошку, а по вечерам запирали в комнату, это такой погреб был. Спали мы на… полу. …И нас охраняли. …И вот… пришел один с фонариком и стал так присматриваться к этим еврейским женщинам… позвали одну и велели… подняться и в сопровождении ее отвели на второй этаж. Потом через какое-то время она вернулась и очень плакала, ничего не рассказала. Через какое-то время пришли за второй, за третьей. И всё их водили туда, наверх… Пока мы уже не начали понимать, что там оргия. …На следующий день всех тех девушек, женщин, с которыми они там «веселились»… увезли на машинах и расстреляли. Потому что все-таки эти латыши опасались… Ну, они же не имели права с еврейками иметь какие-то там отношения».

В августе было создано гетто, под которое выделили 12 кварталов в Московском форштадте,

Вид Рижского «большого гетто». Осень 1941 года

Вид Рижского «большого гетто». Осень 1941 года

неевреев (7 тысяч человек) оттуда переселили, загнав туда в четыре раза больше людей. После месяца работы в особняке на улице Вальдемара Элла Медалье оказалась в гетто. Его жители были обязаны всегда носить шестиконечную звезду диаметром десять сантиметров, а когда шли из гетто на работу, не имели права ходить по тротуару.

Рижских евреев оставили жить, их жизнь продолжалась, пусть и в нечеловеческих условиях. Ее оборвал обергруппенфюрер СС Фридрих Еккельн. После Бабьего Яра он был переброшен Гиммлером из Киева в Ригу, для того чтобы освободить рижское гетто для размещения евреев из рейха, которых собирались депортировать в Прибалтику.

20 ноября 1941 года Еккельн направил сотрудников своего штаба подыскать место для расстрела его узников. Те с задачей справились, и вскоре на пригорке неподалеку от железнодорожной станции Румбула, в песчаном грунте, облегчавшем работу в заморозки, триста советских военнопленных под надзором немцев и местных полицаев вырыли ямы. Их общая вместимость позволяла уложить 28 тысяч трупов. «Акцию» назначили на 30 ноября.

Правда, первыми жертвами Румбулы стали евреи из рейха. Поздно вечером того же дня в Ригу прибыл состав, доставивший около тысячи берлинских евреев, в большинстве своем ветеранов Первой мировой, награжденных за храбрость. Поезд отвели на запасный путь.
Приказа убивать прибывших не было. Решение принял Еккельн самолично. Он просто не знал, что с ними делать, ведь гетто еще не успели расчистить от рижан.
Обергруппенфюрер СС Фридрих Еккельн

Обергруппенфюрер СС Фридрих Еккельн

Ранним утром 30 ноября вагоны освободили от живого груза, и берлинцев погнали к ямам в Румбуле.

Когда Гиммлер узнал, что берлинских евреев привезли в Ригу, он, зная характер Еккельна и прогнозируя его действия, попытался предотвратить их расстрел. Но — не сумел. Вероятно, его указание, переданное через Гейдриха, вовремя не дошло до Еккельна. Тем не менее Гиммлер отнес действия подчиненного к «политически необдуманным поступкам». 1 декабря он связался с Еккельном: «С евреями, которых переселили в область Остланд, следует обращаться соответственно только после моего личного распоряжения, отданного Главному управлению имперской безопасности. Я буду наказывать за нарушение моих приказов и за все односторонние акты».

Однако не наказал. Сработал — на сей раз самым страшным образом — вечный принцип любой административной «вертикали»: «перебдеть всегда лучше, чем недобдеть».

В 6 часов утра 30 ноября команда Арайса, преобразованная к тому моменту в отделение латышской вспомогательной полиции, вместе с представителями полиции порядка и СД шли от блока к блоку, от дома к дому, будили евреев и выгоняли на улицу.

Перед «акцией» рижские полицейские были материально простимулированы: им предоставили возможность приобрести за копейки «жидовские вещи».

Тех, кто отказывался выходить, расстреливали на месте. Колонны по тысяче человек, пятеро в каждом ряду, выводились через проходы в ограде с интервалом примерно в полчаса. Каждую колонну охраняли около пятидесяти полицаев с карабинами на изготовку. Больных, калек и стариков везли, как вспоминали очевидцы, в новеньких синих автобусах.

Эти автобусы независимая Латвия закупила в Англии и Германии в 1939 году, перед самым приходом Красной армии. Часть автобусов была отдана летом 41-го года команде Виктора Арайса. Каждый понедельник, утром ее члены на синих автобусах выезжали на кровавые «гастроли». К осени они «очистили Латвию от евреев» — евреи оставались только в Риге.

Еккельн планировал начать «акцию» не позднее восьми утра: по его прикидкам, на убийство каждых полутора тысяч человек требовался час времени — боялся не успеть.

Первая колонна рижских евреев достигла Румбулы в девять утра. На поляне у кромки леса стояли деревянные ящики для поклажи. При дальнейшем прохождении сквозь строй заставляли раздеваться — полностью или до нижнего белья. В кольце оцепления снова стояли ящики, куда обреченные бросали припрятанные на теле деньги и ценности. Поняв, что будет дальше, многие рвали перед ямой деньги и бросали в снег.

Эти кошмарные детали мне известны из показаний одного из членов команды Арайса, Арнольда Лаукерса, капитана латвийской буржуазной армии, в том же звании зачисленного в Красную армию, а в августе 1941 года добровольно вступившего в команду Арайса и служившего там начпродом. В тот день он прибыл в Румбулу «с продуктами и водкой для начальствующего состава».

Узники Рижского гетто на пути в Румбулу. Фото, сделанное неизвестным фотографом 8 декабря 1941 года

Узники Рижского гетто на пути в Румбулу. Фото, сделанное неизвестным фотографом 8 декабря 1941 года

«Это делалось очень быстро, как по конвейеру, — рассказывал на допросе в НКВД в 1944 году Адольф Лазда, другой латышский полицейский, конвоировавший евреев к расстрелу. — Одни только оставляли вещи, как другие уже раздевались, а третьих расстреливали. Так нашу колонну в тысячу человек расстреляли в течение часа или полутора часов. …В яме ходили трое немцев с автоматами в руках с засученными рукавами гимнастерок. Они ходили по трупам окровавленные, как мясники на бойне, и без перерыва стреляли. Они не стреляли только тогда, когда меняли автоматные обоймы. …Как вели себя люди перед расстрелом? Мы, полицейские, даже удивлялись. Не было ни крика, ни шума — только дети плакали да старики шептали свои молитвы».

В первый день румбульских расстрелов было убито около 14 тысяч человек. Всех до наступления темноты не успели: осенний день короткий. Казнь оставшихся 13 тысяч пришлось отложить на неделю.

8 декабря, после окончательного завершения «акции», Еккельн послал Гиммлеру сообщение телеграфом: «Рижское гетто ликвидировано». Потом при личной встрече в том же декабре доложил это же устно. Гиммлер, по его словам, остался доволен.

В тот день, 8 декабря 1941 года, в Румбуле оказалась и Элла Медалье, попавшая в число «отложенных». «На меня уставился главный палач Арайс. Лицо его было по-животному обезображено, звериным оскалом вывернуты губы, он носился от одной группы к другой, был страшно пьян от водки и безумен от крови. У меня вырвался рыдающий крик: «Я не еврейка!» Меня всю лихорадило. Арайс небрежно отмахнулся и заорал: «Здесь все жиды! Сегодня должна литься жидовская кровь!» Я побежала к немцам. …Навстречу мне вышел из ряда какой-то важный, холеный эсэсовец, вероятно предводитель акции. В нескольких шагах от него я выпалила на немецком: «Я не еврейка!» «Каким образом ты здесь оказалась?!» — крикнул он. «Мой муж был евреем!» — «Если врешь, девка, застрелим тебя завтра». — «Нет! Нет!» — я замотала головой и заплакала. …Эсэсовец скороговоркой приказал что-то шуцманам, мне принесли чье-то пальто».

Эллу отвели к машине. Привезли к резиденции Еккельна в Старом городе, завели в полуподвальную комнату и заперли на ключ.

Допрашивал сам Еккельн. Увидев белокурую Эллу, прищурился и заявил: «Мое чувство подсказывает, что она истинная арийка».

…Честно говоря, рассказ Эллы Медалье вызвал у меня некоторые сомнения. Иногда выжившие излагали историю своего спасения с такими чудесными подробностями, которые были далеки от реалий.

Ну, допустим, выдать себя за латышку у нее могло получиться. Блондинка, окончившая латышскую гимназию и педагогические курсы, она работала учительницей латышского языка в еврейской школе (в латышских школах евреи до прихода Красной армии не могли преподавать). Но как это ее, одну из многих тысяч жертв, привезли к самому Еккельну, занимавшему пост высшего фюрера СС и полиции всего Остланда? Это ведь все равно что к Гитлеру или Гиммлеру… Как такое могло случиться?

Школьное здание по улице Лачплеша, 141, где находился «юденрат» Рижского «большого гетто»

Школьное здание по улице Лачплеша, 141, где находился «юденрат» Рижского «большого гетто»

В 1965 году еврейский активист, молодой инженер Давид Зильберман разыскал пятидесятидвухлетнюю Эллу Медалье и записал ее воспоминания. Из этих записей он составил книгу, которая долгое время ходила в рижском самиздате и издана была только в США, куда он потом эмигрировал.

Мы познакомились с ним в Риге, где он каждый год проводит один летний месяц. Давид прекрасно помнит свою собеседницу, хотя прошло полвека, и то, как она волновалась, рассказывая. Но это, конечно, ничего не доказывает.

Так вот, представьте, я нашел полное подтверждение ее рассказа в материалах германского центрального ведомства земельных управлений юстиции по расследованию нацистских преступлений в Людвигсбурге, в документах одного уголовного дела, возбужденного в 1960 году и, подобно большинству дел против нацистских преступников в ФРГ, до суда не дошедшего.

Больше тысячи страниц документов на немецком, в основном протоколы допросов. А я немецкого не знаю, пришлось выбирать те, в которых видел знакомые фамилии, тыкать в документы пальцем и просить помощи переводчика.

Так мне на глаза попались показания оберштурмбанфюрера СС Герберта Дегенхардта. Дегенхардт был ключевой фигурой в штабе Еккельна — занимал пост «особого уполномоченного по борьбе с бандами и евреями». Вот в такой именно связке — «с бандами и евреями». 21 июня 1961 года на допросе в прокуратуре Дегенхардт давал показания о расстреле в Румбуле и упомянул запомнившийся ему эпизод. 8 декабря 1941 года одна из жертв, блондинка, закричала, что ее муж наполовину еврей, потому-то она и оказалась в Рижском гетто, откуда ее пригнали на расстрел.

Женщину отвезли в Ригу, восемь дней продержали под арестом и отпустили, удостоверившись, что она к евреям отношения не имеет.

Допрашиваемый рассказал эту историю вскользь, демонстрируя следователю свою гуманность – если бы не он, ту женщину наверняка бы расстреляли. В протоколе допроса ей посвящено несколько строк. Дегенхардт не мог ничего знать об Элле Медалье, она начала делиться своими воспоминаниями лишь четыре года спустя.

Невероятное совпадение! Значит, Дегенхардт и был тот «важный холеный эсэсовец», которого Элла так хорошо запомнила. Добрый человек, приказавший принести ей чье-то пальто, владельцу которого оно больше не понадобилось.

Но сам-то Дегенхардт каким образом там оказался? И на этот вопрос нашелся ответ. Оказывается, это Еккельн приказал ему отправиться на место расстрела в Румбулу, поскольку сам собирался прибыть вместе с рейхскомиссаром Остланда Генрихом Лозе. Направил его перед приездом начальства взглянуть, все ли там в порядке, чтобы не ударить в грязь лицом.

Они прибыли вместе — Еккельн и Лозе. Вместе подошли к яме, посмотрели, как все происходит.

Дегенхарт в своих показаниях подробно описывает процесс казни по-еккельновски, цинично названной его шефом «укладкой сардин» — когда жертв заставляли ложиться на тела уже расстрелянных. Лозе, по его словам, был шокирован.

От увиденного его вывернуло наизнанку. «Так нельзя!» — сказал рейхскомиссар, резко развернулся, пошел к машине и отбыл восвояси.

Вероятно, это Еккельн пригласил Лозе в Румбулу, чтобы тот стал свидетелем его триумфа. Ведь рейхскомиссар выступал за сохранение жизни рижских евреев. Разумеется, не из гуманности: он просто не собирался ничего менять в порядках, сложившихся на оккупированных нацистами территориях до начала войны с СССР, где евреев отправляли в гетто и использовали как даровую рабсилу.

Между прочим, суд по денацификации в Билефельде, перед которым Лозе предстал в 1948 году, признал это смягчающим вину обстоятельством. Его приговорили к десяти годам тюремного заключения и выпустили на свободу спустя три года — по состоянию здоровья, позволившего, впрочем, ему протянуть еще целых 13 лет и умереть в своей постели.

Арайс умер в 1988 году в немецкой тюрьме, где пребывал по приговору гамбургского суда с 1975 года. До этого тридцать лет жил в ФРГ под фамилией жены — видно, не особо его и искали.

Палач рижского гетто Еккельн по приговору советского военного трибунала повешен 3 февраля 1946 года на площади Победы в Риге.

…Есть есть вещи, лежащие за пределами человеческого сознания, величайшая из них — это судьба. Та самая, что выбрала Эллу Медалье в числе тех немногих, кому суждено было избежать смерти. Но такие люди были, несмотря на присущую нацистским злодеям убийственную тщательность. То, что они спаслись, говорит о том, что любое, безмерное, казалось бы, зло не абсолютно. И это хоть немного, но обнадеживает.

Притом что никто, наверное, не способен объяснить, как было позволено произойти тому ужасу, который случился в Риге в эти дни 75 лет назад.

Автор — профессор права, публицист, автор книг «Американская мечта русского сектанта», «Полтора часа возмездия», «Коротким будет приговор»

Оригинал

Опубликовано 27.11.2016 12:51

День Катастрофы и героизма евреев / יום השואה

День_Катастрофы

Необходимость установления Мемориального дня в память о жертвах Холокоста нацизма отчётливо ощущалась евреями во всём мире. Вскоре после обретения Израилем независимости (1948) развернулась дискуссия о том, какая дата является подходящей для увековечивания памяти о Катастрофе. Были высказаны разные мнения, и эта тема стала предметом жарких политических и религиозных дискуссий.

Бен Гурион (в то время — премьер-министр и руководитель правящей партии Мапай) считал необходимым приурочить день памяти к началу восстания в Варшавском гетто. Сама дата начала восстания, 14-й день месяца нисан — канун праздника Песах, не подходит для национального траура. Бен Гурион видел в восстании Варшавского гетто ответ будущим нападкам воинствующего антисемитизма. По этой же причине он назвал этот день Йом ха-Шоа ве-ха-Гвура (День Катастрофы и героизма).

Менахем Бегин, лидер оппозиционной партии, считал наиболее подходящей датой 9 Ава — всеобщий день национальной трагедии, когда были разрушены Первый и Второй Храмы. Ультраортодоксальные раввины разделяли эту точку зрения.

Главный Раввинат Израиля и движение «Мизрахи» считали самым подходящим 10-е число месяца тевет. По их мнению, этот день поста, установленный в память о начале разрушения Иерусалима, отвечал идее дня памяти. Сегодня Главный Раввинат Израиля отмечает этот день как траурный день национального «Каддиша».

12 апреля 1951 года Кнессет принял резолюцию о провозглашении 27-го числа месяца нисан «Днём памяти Катастрофы и героизма». Это 6-й день после окончания праздника Песах и неделя перед Йом Ха-Зикарон и Днем Независимости. Близость этих дат символизирует путь еврейского народа к возрождению государства.

Премьер-министр Леви Эшколь в этот день в 1968 году впервые провёл награждение ветеранов медалью «Борец с нацизмом».

КОНСТАНТИН ПАУСТОВСКИЙ. СКАЗ О РИЖСКОМ ГЕТТО И О СОВЕСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ.

“Памяти Симы Штайнер”
Бен Галут

Павшим и живым евреям г.Косова
……………………………………………………………………………………
Год сорок первый. Осень Карпат.
Давно на востоке фронт.
Три месяца в городе немцы стоят.
И свастикой скрыт горизонт.

Расклеен приказ. И город притих.
Сегодня, и завтра, и впредь
Евреям нет места среди живых.
Евреи должны умереть.

Немцы спокойны. Эксцессов не ждут.
Ведь Juden – покорный народ.
Им приказать – и они придут,
Детей, стариков и больных принесут.
И акция “мирно” пройдет.

И вот на улицах скорбных колонн
Тяжкая поступь слышна…
Выхода нет. Из-за темных окон
Помощь к ним не пришла.

Но может быть, кто-то ребенка спасет?
Ведь вместе же столько лет!
Еврейских детей никто не берет.
Молчание – весь ответ.

И вот место акции. Вырытый ров.
С одной стороны пулемет.
С другой – уступ на двадцать шагов.
Эй, schmutzigen Juden, вперед!

Немцы спокойны. Уверенный тон.
Евреи раздеться должны,
Ведь мертвых труднее раздеть потом.
Эй! Не нарушать “тишины”!

Мужчины и женщины вместе в ряд…
Ряд голых, беспомощных тел…
И злобно овчарки на них рычат,
От ужаса белых, как мел.

Двадцать шагов на уступ, в никуда…
Всей жизни на двадцать шагов!
Кто может такое забыть и когда!
Нет в мире страшнее врагов!

У входа к уступу стоит офицер.
Он молод, подтянут и смел.
Здесь тренирует он свой глазомер,
Ценитель нагих женских тел.

– А ну-ка, девчонка, два шага вперед!
Ты мне приглянулась, ей-ей!
С тобой проведу я всю ночь напролет.
Прочь руки, паршивый еврей!

Она подошла. Встала рядом. Стоит.
Тело – белее, чем снег.
А в черных глазах ее радость горит.
Радость – одна на всех.

Своей наготы не прикрыла она.
Кивнула отцу слегка.
Взглядом измерила ров до дна…
И вверх взлетела рука!

Голову немца назад отогнув,
За волосы оттянув,
Зубами в горло вцепилась ему,
Всей грудью к мундиру прильнув!

Все замерли. Немец качаясь хрипел.
Солдаты не смели стрелять
В клубок сплетенных друг с другом тел.
Их начали разнимать.

Но крепко обняв офицера, как приз,
Она скатилась с ним в ров.
За ними солдаты прыгнули вниз,
Прямо в еврейскую кровь.

Не удалось им спасти палача.
Он умер у них на руках.
Злобно ругаясь и громко крича,
Они отгоняли свой страх.

Побоище длилось несколько дней…
Но те, кто сумел уцелеть,
Из уст в уста передали о ней,
Что с честью смогла умереть.

Этот подвиг совершила Сима Штайнер в октябре 1941 г.

День памяти Катастрофы и героизма. Мы помним.

Немецкий фильм с субтитрами на русском Аушвиц 

https://www.youtube.com/watch?v=bf5Sk-_PLcc

Еще один фильм Аушвиц. Забытые доказательства

Опубликовано 4 мая 2016

Юрий Бутусов 

День Героизма

Сегодня в 10 утра весь Израиль остановится на 2 минуты.

И ровно в 10 в каждом населенном пункте страшно завоют сирены воздушной тревоги.

Остановятся на всех автострадах в любом месте все машины.
Остановится общественный транспорт.
Остановятся поезда.
Остановятся велосипедисты и пешеходы.
Тот, кто ехал – выйдет, а многие люди выйдут из домов.

Сегодня Йом а-Шоа – День памяти Холокоста и Героизма, посвященный героям восстания в Варшавском гетто.

По еврейскому календарю эта дата – 27-го нисана, а это каждый год разные дни по нашему календарю и сегодня это 5 мая.

Варшавское гетто было местом, где прежде всего ломали мораль и превращали человека в покорное стадо. Евреев было мало убить – вначале немцы решили их унизить и заставить в это поверить их самих. Через гетто прошло не менее 450 тысяч человек, которых загнали как скот на крохотную территорию, где не было ни достаточно еды ни условий для выживания. В этом загоне ежедневно умирали слабые, здесь пристреливали неудачников, и отсюда регулярно вывозили на бойню тех, кто потерял надежду.

При этом большинство населения как-то привыкло к этому ужасу во время войны – ведь человек может привыкнуть ко всему. На территории гетто работали кафе и магазины, люди играли в мирную жизнь, а на улице лежали умирающие от голода. К началу восстания было убито, умерло от голода и нечеловеческих условий, было вывезено в лагеря уничтожения 400 тысяч евреев, осталось около 60 тысяч. Именно из Варшавского гетто был вывезен детский интернат, директором которого был гениальный учитель Януш Корчак – ему предлагали побег, фальшивые документы, убежище – но он отказался оставить своих детей. Все они погибли в газовых камерах лагеря смерти Треблинка.

Люди терпели и приспосабливались лишь бы выжить сегодня. Около 2,5 тысяч евреев даже служило в немцам в еврейской полиции Варшавского гетто – увы, представители многих порабощенных народов шли на службу врагу, очень многие готовы продаться за пайку и за иллюзию спасения для своей шкуры.

Самое страшное было даже не в этой чудовищной бесчеловечности немцев, а в том, что никто не сопротивлялся.

Но все изменилось 19 апреля 1943-го.

В этот день нацисты начали операцию по зачистке Варшавского гетто. Когда первые подразделения немецких солдат, которые как подобает “высшей расе” спокойно зашли в гетто их впервые встретили не склоненные головы, а пулеметные очереди, и в немецкие бронемашины полетели бутылки с зажигательной смесью.

Добровольцы создали боевую организацию, которая с помощью польских патриотов добыла оружие и боеприпасы для этого первого и последнего боя. Общее число тех, кто оказал сопротивление было невелико – по разным оценкам до 2 тысяч. Большинство из них были безоружны. У повстанцев было 30-40 пулеметов и автоматов, очень небольшой запас патронов, и несколько десятков пистолетов, которые раздобыла подпольная боевая группа, организованная бывшими офицерами польской армии.

Условия были безнадежными. Надо было спасаться, как всегда делали евреи много сот лет подряд. Ведь хорошо подготовленный противник имел полное превосходство в силах, подавляющую огневую мощь, бронетехнику. Немцы сметали любой узел сопротивления, травили газами, расстреливали из танков, сжигали огнеметами. Вступать в бой было безумием – но нашлись те, кто вступил в бой. И этот момент сопротивление получило свой смысл.

К группе бойцов начали присоединяться сотни евреев, мирные, гражданские люди, женщины, старики, дети. Если бы не начался бой, их бы наверняка построили в колонны и увели, но те, кто открыл огонь, зажгли сердца многих достоинством и готовностью сражаться – общее число бойцов составило до 2 тысяч человек. Да, большинство воевать было не готово даже в этих условиях. Но сотни людей решили дать бой, чтобы дорого заставить врага заплатить за свои жизни. Почти все бойцы подпольных боевых групп погибли – но ценой их жизни удалось спастись трем тысячам евреев, которым удалось уйти от карателей.

В боях и зачистках погибло не менее 7 тысяч человек, не менее 5 тысяч сгорели заживо под огнеметами и под завалами домов, свыше 40 тысяч вывезли в лагеря смерти. Никто не спасся среди тех, кто сдался в плен без сопротивления. Как только была проведена окончательная зачистка, немцы уничтожили и всю полицию гетто – вместе с семьями.

Вот впечатляющие строки из последнего письма повстанца Йосефа Раковера:

“У меня осталось еще три бутылки с бензином после того, как несколько десятков таких бутылок израсходованы на врагов. Это было великое мгновение в моей жизни, я смеялся. Никогда бы не подумал, что гибель людей, даже если это враги, даже если это такие враги, может так обрадовать меня. Пусть гуманисты-глупцы говорят, что им угодно. – отмщение было и всегда будет последним переживанием боя и самым большим удовлетворением для души. До сих пор я никогда не понимал с такой ясностью изречение Гмары: “Велико отмщение, заключенное меж двумя именами, как сказано: “Бог отмщений Господь”. Теперь я пойму это.

Варшавское гетто погибает с боем, с выстрелами, с борьбой, в пламени, но без воплей.

У меня есть только три бутылки, и дороги они мне, как вино для пьяницы. Когда я вылью на себя содержимое одной бутылки, я положу в нее бумагу, на которой я пишу теперь, и спрячу между кирпичами… И если когда-нибудь кто-нибудь найдет ее и прочтет, быть может, он поймет чувства еврея, одного из миллионов, который умер, покинутый Богом, в Которого он так верит. Две оставшиеся бутылки я разобью о головы нечестивцев, когда наступит мой последний миг”.

Тем, кто погиб в бою, не дано знать, что они сделали. Что это было первое восстание евреев против истребления. Что это первое восстание в европейском городе против немцев.

Те, кто погиб в бою не узнали самое главное – что в тот момент, когда они вступили в бой, они создали нацию.

Потому что легенды о былой славе, исторических сражениях, которые веками живы только в учебниках и рассказах историков и священников, это всего лишь глина, из которой можно слепить или фольклорную дудочку или свободный народ.

Но только воины обжигают глину и создают нацию – те, кто готов сражаться за свой народ. Поэты и священники оберегают границы духа, а воины оберегают границы жизни. Народ без своей державы – это душа без тела. Так и любой другой народ не имея границ не может обрести свое тело, и не умея себя защитить не способен развиваться и преумножать то, что когда-то многие века назад завоевывали предки. Свободная нация возможна только в свободном государстве – и тогда каждый, кто живет на этой земле, становится каплей крови одного организма. И эту каплю надо быть готовым уметь пролить.

Новый Израиль возродился в бою Варшавского восстания и других битв, и именно воины сумели добыли для своего народа обетованную землю. В наше время, когда Армия обороны Израиля – одна из самых эффективных в мире, израильские истребители в память о Холокосте совершили полет над концлагерем Освенцим, потому что лозунг этой армии – “Никогда больше”. Никогда больше убийств и унижений своего народа.

И потому посреди стремительного сумасшедшего мира раз в году народ Израиля останавливает время. И в эти две минуты силой своего уважения и своей памяти миллионы людей возвращают время вспять. Туда, где горстка патриотов решила вопреки всему вступить в бой, и в ту минуту с первым выстрелом был возрожден независимый Израиль.

Послушайте эту сирену:

Добавлено 5 мая 09:31

Rinat Gerber 5 мая 16:28

Я из Каунаса. Я знала про холокост с детства. Моя школа находилась напротив того самого печально известного гаража. В школе про это конечно не говорили, а дома – да, в основном папа. С какого-то возраста, очень раннего, каждый год мы ездили на 9-ый форт, где проходил митинг в память о жертвах. Почему, кстати, это называлось митингом – не знаю. Помню, что я всегда очень внимательно слушала историю про побег оттуда. Я старалась запомнить каждую деталь, где просверлили дырки, куда побежали, чтоб если что… Иногда мне снятся сны, где я почти захожу в газовую камеру. Она не выглядят как настоящие, но я знаю, что это она. Всегда просыпаюсь перед тем как…
Я очень прагматичный и даже приземленный человек, я не очень верю в нематериальное, но ЭТО правда живет во мне. Живет, сколько я себя помню, задолго до еврейских образовательных лагерей и израильских церемоний.
А с тех пор, как у меня появились дети – ЭТО стало еще страшнее. Все эти мысли, что если бы мы жили тогда, то ведь и их бы…
Что это такое, я не знаю: коллективная память, генетический страх, коллективный пост-травматический синдром, может что-то еще, – но оно есть.

***

JEDEM DAS SEINE

Транспорты, транспорты… Arbeit macht frei,
Крики, команды, овчарочий лай,
«Душ», крематорий и Judenfrei.
Печи не стынут — Arbeit macht frei.

Мы — механизмы. Даже «Прощай»
Нам не положено: Arbeit macht frei.
Пепел отличный даёт урожай:
Нас — в удобрения, им — Judenfrei.

Души бесшумно клубятся — встречай
Бог нас на небе: внизу — Judenfrei.
Ад мы прошли на земле — открывай
В рай нам ворота: wir sind hier schon frei.

Все ли на месте? По цифрам сверяй —
Мы с номерами: Arbeit macht frei.
Ordnung ist Ordnung: wir sind hier schon frei.
Тесно на небе — здесь не Judenfrei.

Как это вышло — Arbeit macht frei?
Шесть миллионов отправлены в рай.
Нашу историю о Judenfrei
Не переписывай, не забывай,
Что ни случится — не забывай,
Где бы ты ни был — не забывай,
И повторяй, повторяй, повторяй:

На райских воротах — Arbeit macht frei!
На райских воротах — Arbeit macht frei!

Леонид Шустер

“Главный художник” Мосада

Мелодии Рижского гетто – документальный фильм ( 2006)

 

“Да будут их души присоединены к хранилищу жизни…” Этот эпиграф, напоминающий нам о молитве Эль Мале Рахамим, которой евреи провожают в последний путь своих умерших, предваряет документальный фильм “Мелодии Рижского гетто”. 65 лет назад, в ноябре и декабре 1941 года, в течение двух дней, двух “акций”, нацисты уничтожили в Рижском гетто около 30 тысяч человек… В течение одного дня, 4 июля 1941 года, вошедшего в историю как “хрустальная ночь”, в Риге, столице Латвии были сожжены 8 синагог. Главная синагога была уничтожена нацистами в месте с находившимися там верующими. Их было 300 человек… “Мелодии” Рижского гетто — это звуки, это музыка и напевы, которые сопровождают воспоминания 5 спасшихся и ныне живущих в Риге узников гетто, и шокирующие кадры кинохроники тех времен. “Мелодии” – это звучащие за кадром баллады о трагедии людей, которых нацисты уничтожали только потому, что они — евреи… Сегодня, в начале ХХI века, Рижское гетто выглядит точно так же, как и 65 лет назад. Время словно не коснулось этих трагических мест — те же дома, дворы, постройки, улицы, по которым евреев гнали на расстрел… В фильме, наряду со свидетелями трагедии, принимают участие звезды мировой музыки — скрипач Гидон Кремер, сын узника Рижского гетто, и оперная певица Иннеса Галант. “Фашизм не имеет национальности” – это лейтмотив фильма “Мелодии Рижского гетто”