From Israel to Australia. About Jews and everything else / מישראל לאוסטרליה. על היהודים ועל כל דבר אחר / От Израиля до Австралии. О евреях и обо всем на свете / Ад Iзраiля да Аўстралii. Аб яўрэях i ўсiм на свеце / Від Ізраїлю до Австралії. Про євреїв і все на світі
Віктара і яго прыяцеляў прыйшлі паслухаць дзясяткі людзей, месцаў за столікамі ўсім не хапіла.
Яшчэ слухачы на Нямізе, 3 (дзяўчына з фіялетавымі валасамі, ты зрабіла мой дзень)
Прыкладна так звонку выглядае тое, што герой імпрэзы сабраў і выдаў гэтай восенню, а рыхтаваў, кажа, гадоў восем.
Памятны запіс на зборніку, які па сённяшнім курсе каштуе… каштуе… гэта ж шумашэдшыя дзеньгі!
Кнігу як твор мастацтва прадстаўляе «галоўны Галіяф» Зміцер Вішнёў. Паводле выдаўца, яму не сорамна за новае выданне.
Л. Р. Казлоў і Г. А. Кур’яновіч самі нямала чаго надрукавалі. У выдавецтве «Арты-фекс».
Віктар Жыбуль рэальна балдзее ад «Дзятла і дупла».
Вершы пра кантралёрства ў выкананні аўтара прымаліся «на ўра», як і мн. іншыя; шкада, аўдыёзапісу не маю.
Вера Бурлак, аka Джэці. Паэт(ка), жонка і маці паэтаў.
Творчы тандэм, від зверху.
Дзікія танцы.
Яшчэ адзін Віктар – Лупасін, ён жа Ываноў – дражніў публіку «Зялёнахвостай песняй» («Вазьмулапату вазьмулапату вазьмулапату» на розныя лады).
Андрэй Хадановіч агучыў пераклады вершаў В. Жыбуля на ўкраінскую і польскую…
…і праспяваў «I can’t forget» Леанарда Коэна – «канадскага яўрэя з беларускімі каранямі» – у сваім перастварэнні. (Гэты ды іншыя пераклады А. Хадановіча – тут).
The best from iconic singer-songwriter behind “Suzanne” and “Hallelujah”
20
Leonard Cohen, pictured in 1985, passed away at the age of 82. Rob Verhorst/Getty
Poetry, fiction and songwriting were more or less equal forms of expression to Leonard Cohen – although one paid a hell of a lot better than the others. After mastering the mystical power of melody, Cohen went on to enjoy a long, fruitful career marked by spiritual hiatuses, reinvention and a surprising late-career second act unprecedented in American entertainment.
Cohen was the sexy, late-blooming gloom-monger among a small, elite coterie of singer-songwriters who came to define the Sixties and early Seventies. His rumbling voice, Spanish-y guitar lines and deeply poetic lyrics transubstantiated the sacred into the profane and vice versa. While early songs like “Suzanne,” “Sisters of Mercy” and “Bird on a Wire” made him a college-dorm fixture, later masterpieces like “Everybody Knows,” “I’m Your Man” and “The Future” introduced him to a new generation of post-punks and fellow travelers.
And then, in his 70s, he had to do it all over again, thanks to a larcenous manager. But touring rejuvenated our hero, not to mention his reputation. Cohen’s songs, both old and new, sounded deeper, richer, and more important than ever, as this sampling demonstrates.
1 / 20
“Suzanne” (1967)
The opening track of Leonard Cohen’s debut album became his career-making signature. Comparing it to a great Bordeaux, he has deemed this immaculate conflation of the spiritual and the sensual to be his best work. Joined by one of the female choruses that would accompany him through his career, “Suzanne” chronicles his real-life relationship with the artist/dancer Suzanne Verdal near Montreal’s St. Lawrence River in the summer of 1965. “I don’t think I was quite as sad as that,” Verdal later said of Cohen’s portrayal of her, “albeit maybe I was and he perceived that and I didn’t.”
2 / 20
“Sisters of Mercy” (1967)
Cohen composed this sweetly haunting waltz – augmented with calliope and bells – during a blizzard in Edmonton, Canada. After letting backpackers Barbara and Lorraine use his hotel bed for the night, Cohen watched them sleep, gazed out upon the North Saskatchewan River, savored “the only time a song has ever been given to me without my having to sweat over every word,” and sang it for them the following morning. In it, the girls become not entirely chaste nuns who facilitate the singer’s flight from “everything that you cannot control/It begins with your family but soon it comes around to your soul.”
3 / 20
“Bird on the Wire” (1969)
Recorded in Nashville, and bearing a strong melodic connection to Lefty Frizzell’s “Mom & Dad’s Waltz,” the prayerlike “Bird on the Wire” draws its title image from Cohen’s reclusive early-Sixties residence on the Greek island of Hydra, where birds alighted on newly installed telephone wires like notes on a staff. Willie Nelson, Johnny Cash and Aaron Neville have all recorded it, while Kris Kristofferson requested that its opening lines be inscribed on his tombstone. “The song is so important to me,” said Cohen, who frequently opened concerts with it. “It’s that one verse where I say that ‘I swear by this song, and by all that I have done wrong, I’ll make it all up to thee.'”
4 / 20
“Famous Blue Raincoat” (1971)
Among the more enigmatic songs by a composer who claimed to love clarity, “Famous Blue Raincoat” transfers specifics from the songwriter’s life onto the “other man” in a romantic triangle Cohen later claimed to have forgotten the details of. The rival possesses the titular Burberry raincoat Cohen long wore and appears to have been into Scientology, which Cohen explored briefly as a way to meet women. A low-key female chorus and ghostly strings add subliminal harmonic movement to a song that, for all its obscurity, ends with a most crystalline sign-off: “Sincerely, L. Cohen.”
5 / 20
“Is This What You Wanted” (1974)
New Skin for the Old Ceremony sounds like a break-up album anticipating Cohen’s 1979 split from Suzanne Elrod, mother of his two children. “Is This What You Wanted” is a self-deprecating airing of grievances with an increasingly accusatory refrain. Cohen compares himself unfavorably to the woman kicking him out – he’s the moneylender, Steve McQueen, and Rin Tin Tin to her Jesus, Brando, and beast of Babylon. The music has a refreshing, even bracing music-hall kick thanks to new producer John Lissauer, and the female chorus has never sounded more classically Greek.
6 / 20
“Chelsea Hotel #2” (1974)
It’s certainly no “Bird Song,” Jerry Garcia and Robert Hunter’s bucolic tribute to Janis Joplin. But once Cohen identified the woman “givin’ [him] head on the unmade bed” as Joplin, it became easy to see the singer in his snapshot. With their mutual limos idling downstairs, Cohen and fling sympathize and spar, with Joplin getting off the best line: “You told me again you preferred handsome men/But for me you would make an exception.” Cohen later regretted revealing her identity. “It was very indiscreet of me to let that news out,” he said. “Looking back I’m sorry I did because there are some lines in it that are extremely intimate.”
7 / 20
“Lover Lover Lover” (1974)
Cohen often depicted himself as a soldier in art and life, and he improvised the first version of this song for Israeli troopers in the Sinai during the Yom Kippur War. It would later become the first of a batch of unfinished songs he completing while visiting Ethiopia. Eliminating his original opening line about “brothers fighting in the desert,” Cohen went on to construct an Old Testament, if not downright Freudian, dialogue between father and son. “He said, ‘I locked you in this body/I meant it as a kind of trial/You can use it for a weapon/Or to make some woman smile.'” This is my rifle, this is my gun….
8 / 20
“Who By Fire” (1974)
The solemn, strings-accompanied centerpiece of New Skin for the Old Ceremony is based on a melody for the Hebrew prayer “Unetanneh Tokef,” chanted on Yom Kippur, the Day of Atonement, when the Book of Life is opened to reveal who will die and by what means. In this duet with folksinger Janis Ian, Cohen conceives his own litany of “the ways you can leave this vale of tears,” which include downers, avalanche and “something blunt,” ending each verse with the agnostic query, “and who shall I say is calling?” He also encouraged his musicians to improvise Middle Eastern maqams around “Who By Fire” onstage.
9 / 20
“Memories” (1977)
Cohen and villainous producer Phil Spector had a rollicking drunken time recording Death of a Ladies’ Man together. Cohen taps into both his adolescent sexual angst and his unrequited lust for tall, Teutonic singer Nico in this over-the-top Wall of Sound takeoff on the Shields’ 1958 doo-wop hit “You Cheated, You Lied,” which he quotes by way of outro. Later, onstage, Cohen introduced “Memories” as a “vulgar ditty … in which I have placed my most irrelevant and banal adolescent recollections.” It’s actually rather glorious in its uncharacteristic over-the-top-ness.
10 / 20
“The Guests” (1979)
Following the baroque hysterics of Death of a Ladies’ Man, Cohen returned to his acoustic folk roots on Recent Songs. Inspired by the 14th-Century Sufi poet Rumi, “The Guests” sports a Middle Eastern tinge and marks Cohen’s first track with one of his favorite vocal accompanists, Jennifer Warnes. Somewhere between a celebration of life’s rich pageant and a take-off on Poe’s grisly “Masque of the Red Death,” “The Guests” provides a glimpse into Cohen’s spiritual ambivalence. It’s a cold, lonely world out there, but sometimes, as he told filmmaker Harry Rasky, “If the striving is deep enough or if the grace of the host is turned towards the seeking guest, then suddenly the inner door flies open and … the soul finds himself at that banquet table.”
11 / 20
“Hallelujah” (1984)
Five years after Recent Songs, 50-year-old Leonard Cohen returned with Various Positions, which contained the most covered song of his career. “Hallelujah” did not impress CBS president Walter Yetnikoff, however, who considered the album an abomination: “What is this? This isn’t pop music. We’re not releasing it. This is a disaster.” Cohen himself considered the song “rather joyous,” as did Bob Dylan, who played it live in ’88, and Jeff Buckley, whose ’94 version launched him into short-lived stardom. “It was effortless to record,” producer John Lissauer told Alan Light. “It almost recorded itself. The great records usually do.”
12 / 20
“First We Take Manhattan” (1988)
Low-budget synths are in full effect on I’m Your Man, Cohen’s first major artistic reboot. In its opening track, fueled by a spare Eurodisco beat in stark contrast to Cohen’s seven prior more-or-less acoustic albums, the bloody but unbowed troubadour unspools a fantasy about worldwide musical domination. Originally titled “In Old Berlin,” the song also seems to prophesy a bad moon rising. Cohen described the singer as “the voice of enlightened bitterness,” rendering a “demented, menacing, geopolitical manifesto in which I really do offer to take over the world with any like spirits who want to go on this adventure with me.”
13 / 20
“I’m Your Man” (1988)
“I sweated over that one. I really sweated over it,” Cohen said about the overtly carnal title track of his “comeback” album. “On I’m Your Man, my voice had settled and I didn’t feel ambiguous about it. I could at last deliver the songs with the authority and intensity required.” Set to a cheesy drum-machine beat and sotto voce horn riffs, with more than a little suggestion of a country ballad, Cohen conversationally throws himself at the feet of a woman he’s done wrong. He’d never beg for her forgiveness, of course. But if he did: “I’d crawl to you baby and I’d fall at your feet/And I’d howl at your beauty like a dog in heat….”
14 / 20
“Everybody Knows” (1988)
I’m Your Man‘s apocalyptic-comedy theme continued in this classic Cohen list song. His voice is deeper and more mordant than ever, and Jennifer Warnes adds angelic encouragement. Cohen unspools a string of received ideas – about sex, politics, the AIDS crisis, etc. – which he then goes on to neatly overturn. “It says we’re not really in control of our destiny,” explained co-writer Sharon Robinson. “[T]here are others running things, and we go about our daily lives with that in the background.” The synthesizers and disco bass line contrast perfectly with the organic sound of Cohen’s voice and the old-world oud soloing around it.
15 / 20
“The Future” (1992)
The fall of the Berlin Wall inspired The Future, especially its gloomy, thrilling title track: “Give me back the Berlin Wall/Give me Stalin and St. Paul/I’ve seen the future, brother: It is murder.” A gospel chorus punctuates this rocker reminiscent of Dylan at his most apocalyptic. Decaying Los Angeles had infected Cohen, who’s both appalled by the present and pessimistic about what’s coming down the track. As he gleefully told one interviewer, “This is kindergarten stuff compared to the homicidal impulse that is developing in every breast!”
16 / 20
“Waiting for the Miracle” (1992)
Cohen sounds like Serge Gainsbourg at his most melancholy here. A low recurring whistle suggests the theme song from some desolate spaghetti Western. In increasingly disconsolate verses, Cohen charts the geography of the “interior catastrophe” he said informed The Future, adding, “All the songs are about that position, but I think treated vigorously, and if I may say so, cheerfully.” Is that a marriage proposal to his current girlfriend Rebecca De Mornay in the penultimate verse? If so, it didn’t take, because the glam couple separated not long after The Future‘s release. “The miracle,” Cohen would say, “is to move to the other side of the miracle where you cop to the fact that you’re waiting for it and that it may or may not come.”
17 / 20
“Anthem” (1992)
“To me, ‘Anthem’ was the pinnacle of his deep understanding of human defeat,” said Rebecca De Mornay, who earned a production credit for suggesting its gospel choir. The Future‘s centerpiece, a magnificent anthem to decay and rebirth, goes back a ways. Cohen began it a decade earlier as “Ring the Bells,” but its Kabbalistic roots extend to the 16th century. As for its unforgettable chorus – “There is a crack, a crack in everything/That’s how the light gets in” – Cohen claims the lines are “very old. … I’ve been recycling them in many songs. I must not be able to nail it.”
18 / 20
“A Thousand Kisses Deep” (2001)
Leonard’s koans became even more profound after he spent five years in the Mt. Baldy Zen Center between The Future and 2001’s Ten New Songs. His new record, according to co-writer/producer/singer Sharon Robinson, was “some kind of extension of his time at Mount Baldy. He was still very reclusive during this time.” Robinson recorded the music in her garage studio and took it to Cohen, who added his vocals in his own home studio. He gave it the feel of an old folk song, and its sense of desolation and profound loneliness makes it an exceptionally intimate experience.
19 / 20
“Going Home” (2012)
Rejuvenated by the two-year tour he undertook in 2008 at age 73, Cohen returned to the studio to record what would become Old Ideas. Its opening track is marvelously meta, with Cohen’s ego or transcendental self or somesuch describing “Leonard” as a “lazy bastard living in a suit.” Although thousands of cigarettes had done a number on his voice, Cohen’s self-examination offers a remarkable example of self-forgiveness on the way to the long goodbye. Cohen didn’t see much future in the song when he first gave it to his producer. “Pat [Leonard] saw the lyric for ‘Going Home’ and said, ‘This could be a really good song,’ and I said, ‘I don’t think so.'”
20 / 20
“You Want it Darker” (2016)
Cohen’s long goodbye concluded with a sparsely arranged 14th album produced by his son, Adam. A male cantorial chorus replaces the backing women of yore in its title track, intoning a haunting countermelody to Cohen’s baritone growl. Like so much great devotional music, the words could be addressed equally to a deity, an object of desire or a fan. It’s hopeful and despairing, bitter and sweet, pious and profane. “Hineni, hineni” – here I am – he declares in Hebrew between verses, “I’m ready my Lord.” You want it darker? As he told The New Yorkerupon its release, “I am ready to die. I hope it’s not too uncomfortable.”
Коэн родился в 1934 году в Монреале (Квебек, Канада) в еврейской семье среднего достатка. Его отец, Натан Коэн, имевший польские корни, был владельцем известного магазина одежды и умер, когда Леонарду было девять лет. Мать была иммигранткой из Литвы. Родные Леонарда, как и другие евреи с фамилиями Коэн, Кац и Каган, считаются потомками храмовых священнослужителей. Сам Коэн вспоминает об этом так: «У меня было очень мессианское детство. Мне сказали, что я потомок первосвященника Аарона». Он ходил в еврейскую школу, где учился вместе с поэтом Ирвингом Лайтоном. Будучи подростком, Коэн научился играть на гитаре и сформировал фолк-группу под названием Buckskin Boys. Отцовское завещание обеспечило Коэну небольшой постоянный доход, достаточный для того, чтобы осуществить свои литературные амбиции.
Опубликовано 11.11.2016 05:40
***
To all of you who cherish everlasting memory of Leonard Cohen, a Canadian born marvel with Jewish roots from Biełaruś and Lithuania, I ask you to celebrate his life.
A custom is to lit a candle in order to ease his way to his Maker.
Love to All,
Zina Gimpelevich, Canada
Пераклад:
Прашу ўсіх, хто хацеў бы ўвекавечыць памяць пра Леанарда Коэна, цудоўнага ўраджэнца Канады, яўрэя з беларускімі і літоўскімі каранямі, згадаць вышыні яго жыцця. Паводле звычая запалім свечку, каб палегчыць шлях нябожчыка да Тварца.
З любоўю да ўсіх, Зіна Гімпелевіч (д-р філалогіі, канадская беларусістка).
11 лiстапада 18:51
P.S. – 17.11.2016
По уточненным данным, полученным от близких, знаменитый поэт, писатель, певец и автор песен Леонард Коэн умер в ночь на 7 ноября, а не 10 ноября, как сообщалось ранее, передает агентство Associated Press. Накануне вечером он упал в своем доме в Лос-Анджелесе, потом пошел спать, и умер во сне.
“Его смерть была внезапной, неожиданной и мирной”, – сказал агентству AP Роберт Кори менеджер Коэна.
Леонард Коэн был похоронен на семейном еврейском кладбище в канадском Монреале.
После того, как 10 ноября стало известно о смерти Коэна, некоторые комментаторы в социальных сетях писали о том, что он “не пережил результатов президентских выборов”. Многие поклонники творчества Леонарда Коэна подчеркивали неуместность подобных комментариев. Как выяснилось теперь, поэт умер за день до выборов.
Леонард Натанович Коэн писал и записывал свои песни все те полвека, что я на свете живу.
Его слова и музыка — не только саундтрек ко всей моей жизни, но и партитура взросления.
В ранние годы песни Коэна основывались на фолк-музыке, в 1970-х тяготели к поп-музыке и кабаре. С 1980-х годов Коэн поёт низким голосом под сопровождение музыки с синтезаторами и женским бэк-вокалом. Его песни часто эмоционально тяжёлые и со сложными текстами. Среди тем, о которых поёт Коэн: религия,одиночество, сексуальность, сложные отношения между людьми.
Коэн родился в 1934 году в Монреале (Квебек, Канада) в еврейской семье среднего достатка. Его отец, Натан Коэн, имевший польские корни, был владельцем известного магазина одежды и умер, когда Леонарду было девять лет. Мать была иммигранткой из Литвы. Родные Леонарда, как и другие евреи с фамилиями Коэн, Кац и Каган, считаются потомками храмовых священнослужителей. Сам Коэн вспоминает об этом так: «У меня было очень мессианское детство. Мне сказали, что я потомок первосвященника Аарона». Он ходил в еврейскую школу, где учился вместе с поэтом Ирвингом Лайтоном. Будучи подростком, Коэн научился играть на гитаре и сформировал фолк-группу под названием Buckskin Boys. Отцовское завещание обеспечило Коэну небольшой постоянный доход, достаточный для того, чтобы осуществить свои литературные амбиции.
В 1967 году Коэн переехал в Соединённые Штаты, где началась его карьера фолк-музыканта. Он был заметной фигурой в компании американского художника Энди Уорхола. Сам Уорхол позднее утверждал, что одна из его протеже, певица Нико, сильно повлияла на музыкальный стиль Коэна. Одна из первых и наиболее известных песен Коэна, Suzanne («Сюзанна») стала хитом в исполнении Джуди Коллинз. В 1967 году, после выступлений на нескольких фолк-фестивалях, он познакомился с продюсером Джоном Хаммондом и получил возможность записать свой первый альбом Songs of Leonard Cohen(«Песни Ленарда Коэна»), куда, среди прочих песен, вошла и «Сюзанна», уже в исполнении самого Коэна. Альбом был восторженно принят в фолк-кругах и его композиции продержались в топе американских чартов более года, хотя и не принесли Коэну большого коммерческого успеха. За этим последовали альбомы Songs from a Room («Комнатные песни» с известными композициями Bird on the Wire — «Птица на проводе» и The Partisan — «Партизан»),Songs of Love and Hate («Песни любви и ненависти»), Live Songs («Живые песни»), и New Skin for the Old Ceremony («Новая кожа для старой церемонии»).
В 1971 году музыка Коэна была использована в фильме Роберта Олтмена «Маккейб и миссис Миллер». Песни Коэна звучали в фильме настолько органично, что многие ошибочно полагали, будто они были написаны специально для него.
В конце 1960-х — начале 1970-х годов Коэн устроил турне по Соединённым Штатам, Канаде и Европе. Критики высоко оценили его совместные выступления с пианистом Джоном Лиссауэром, но ни одно из них не было записано на плёнку. Тогда же началось его сотрудничество с певицейДженнифер Уорнс.
В 1977 году Коэн выпустил альбом Death of a Ladies’ Man («Смерть дамского угодника»), а год спустя сборник поэзии с очень похожим названием Death of a Lady’s Man. Альбом был записан при участии продюсера Фила Спектора, изобретателя технологии т. н. «звуковой стены». Этот подход очень сильно отличался от техники Коэна, предпочитавшего минимальное инструментальное сопровождение, поэтому запись альбома проходила нелегко. Говорят, что Спектор переписывал альбом на секретных студийных сессиях, а сам Коэн утверждает, что однажды Спектор угрожал ему арбалетом.
В 1979 году был записан альбом с незатейливым названием Recent Songs («Недавние песни»), выдержанный в более традиционном стиле. В его записи участвовала джаз–фьюжн группа, использовались некоторые восточные инструменты, как, например, уд, мандолина и цыганская скрипка.
После «Recent Songs» (1979) Коэн замолчал на целых пять лет, и появился снова с фильмом «Отель» в качестве режиссёра, автора сценария и музыки (фильм получил Золотую розу Международного телефестиваля в Монтре), «Книгой милосердия» и альбомом «Various Positions» (1985), песни с которого «Hallelujah», «The Law», «If It Be Your Will» звучат так, словно это современные псалмы. Никогда ещё религиозные мотивы в его творчестве не были так отчетливы и прямолинейны.
В 1984 году мир услышал один из крупнейших коэновских хитов — песню Hallelujah («Аллилуйя») с альбома Various Positions («Разнообразные позиции»). Звукозаписывающая студия Columbia Records отказалась распространять альбом в США, где популярность Коэна в последние годы была не слишком высокой. Вообще, с течением времени музыка Коэна стала пользоваться большим спросом в Европе и Канаде. Однажды он иронически заметил, что потрясён той скромностью, с которой американские компании рекламировали его записи. В 1986 году Коэн сыграл в одном из эпизодов телесериала «Полиция Майами».
В 1988 году, с выходом альбома I’m Your Man («Я твой мужчина»), стиль Коэна радикально изменился. На первый план вышли синтезаторы, а лирика сменилась сарказмом, горечью и критикой окружающей действительности. Этот альбом стал самым успешным со времён Songs of Leonard Cohen, а три песни оттуда — титульная, First We Take Manhattan(«Вначале мы захватим Манхэттен») и Everybody Knows («Об этом знают все») — вошли в число его наиболее популярных композиций.
В Everybody Knows, написанной совместно с Шэрон Робинсон, Коэн поёт о социальном неравенстве, царящих в мире лицемерии, лжи и предательстве:
Все знают, что война окончена,
Все знают, что наши проиграли,
Все знают, что битва была предрешена,
Бедные остались бедными, богатые стали ещё богаче.
Вот как это происходит.
Все знают.
…
Все знают, что лодка дала течь,
Все знают, что капитан солгал,
У всех есть это странное чувство,
Будто их отец или собака умерли.
…
Все знают, что вы в беде,
Все знают, через что вы прошли,
От кровавого креста на вершине Голгофы
До пляжей Малибу…
и делает мрачные прогнозы на будущее (мотив, который получит своё развитие в песне The Future):
Все знают, что грядёт чума,
Все знают, что она движется быстро,
Все знают, что обнажённые мужчина и женщина,
Всего лишь сияющий артефакт прошлого,
Все знают, что всё мертво,
Но на твоей кровати будет установлен счётчик,
Который раскроет то,
Что все знают и без него
После того как песня Everybody Knows прозвучала в фильме «Врубай на полную катушку», Коэном заинтересовались широкие массы. Большим спросом пользовался альбом The Future («Будущее»), три песни с которого — Waiting for the Miracle («В ожидании чуда»), Anthem («Псалом») и титульная — вошли в скандально известный фильм Оливера Стоуна «Прирождённые убийцы».
В заглавной песне Коэн, возможно, находясь под впечатлением от Лос-Анджелесского бунта 1992 года, предсказывает политический и социальный коллапс в духе библейских пророчеств: «Я видел будущее, брат мой, там — убийство. Всё расползётся по всем направлениям, ничто нельзя будет измерить. Вселенский смерч уже пересёк черту и разметал людские души». В песне Democracy («Демократия») Коэн говорит о своей любви к Америке, но критикует американцев за отсутствие интереса к политике и зависимость от телевидения: «Я не левый и не правый, сегодня вечером я просто останусь дома и затеряюсь в этом безнадёжном маленьком экранчике». «Democracy» использовалась в предвыборной кампании демократической партии США, и звучала на инаугурации Билла Клинтона.
В 1995 году Коэн высказал оригинальную идею о предстоящем референдуме об отделении Квебека от Канады[2]:
Меня не интересует политическое отделение, гораздо лучше – географическое. Полагаю, всем жителям следует одновременно резко наклониться вбок и фактически оторвать Квебек от Канады и сдвинуть его на юг, к побережью Флориды. Это улучшило бы климат.
Пять лет, с 1994 по 1999 год, Коэн провёл в уединении в дзэн-буддийском центре Mount Baldy возле Лос-Анджелеса[2]. Там он принял имя Jikhan, означающее «молчание», и стал дзэнским монахом[3].
Коэн вернулся в музыку только в 2001 году с альбомом Ten New Songs («Десять новых песен»), написанный в соавторстве с Шэрон Робинсон. Это, возможно, его самый меланхоличный и спокойный альбом. Dear Heather — альбом 2004 года — стал результатом сотрудничества с джазовой певицей и музыкантом Анджани Томас, Шерон Робинсон также участвовала в написании нескольких мелодий. В этом альбоме, настолько же светлом, насколько тёмным был предыдущий, отразилось изменение настроения Коэна: в своих интервью он признался, что дзэн-буддизм унял депрессию, мучавшую его на протяжении многих лет. Dear Heather — наиболее экспериментальный и шутливый альбом Коэна, разочаровавший многих его поклонников. Сам Коэн заявил, что этот альбом был чем-то вроде черновика, за которым должен был последовать более формальный вариант. Однако этого не произошло из-за юридических разборок с бывшим менеджером Коэна Келли Линч, которая, по словам музыканта, незаконно присвоила свыше 5 миллионов долларов из его пенсионного фонда[4].
Blue Alert («Синяя тревога») — альбом песен, написанных Коэном и Томас, в исполнении последней вышел в 2006 году. По словам одного из обозревателей, при его прослушивании возникает ощущение, будто «произошла реинкарнация Коэна в женское тело. Хотя он не спел ни одной ноты, его голос обволакивает альбом, как дым». В том же году Коэн впервые после долгого перерыва появился на публике на мероприятии в книжном магазине в Торонто. Он спел две свои ранние песни So Long, Marianne («Пока, Марианна») иHey, That’s No Way To Say Goodbye («Эй, так не прощаются») в сопровождении рок-группы Barenaked Ladies и Рона Сексмита.
В 2008 году Коэн объявил о начале давно ожидаемого концертного тура, первого за последние 15 лет. Он стартовал во Фредериктоне, продолжился в различных городах Европы и Канады, включая выступления на фестивале The Big Chill и джазовом фестивале в Монреале, и получил восторженные отзывы критиков. Подлинную овацию вызвало исполнение песни Hallelujah на Глэстенберийском фестивале во время заката. 7 октября 2010 года состоялся первый и пока единственный концерт Леонарда Коэна в России, с огромным успехом прошедший в Кремле. Перед началом концерта уКутафьей башни была давка, а в Александровском саду очередь на вход растянуласть на две сотни метров.
Вскоре Коэн был внесён в американский Зал славы рок-н-ролла в знак вхождения его «в высший эшелон наиболее влиятельных музыкантов эпохи».
Леонард Коэн: “Популярные проблемы” в честь 80-летия
Александр Канобозреватель по вопросам культуры
Русской службы Би-би-си
21 сентября 2014
21 сентября Леонарду Коэну исполнилось 80 лет. На следующий день, 22 сентября, выходит новый альбом “Popular Problems”. Это его 13-й студийный альбом, что для музыканта, начинающего девятый десяток своей жизни, кажется, совсем немного. На то, однако, есть свои уникальные причины.
Особый путь
Коэн занимает совершенно особое место в истории популярной музыки. Первым по-настоящему рок-поколением принято считать поколение Дилана-Beatles-Rolling Stones-Who – поколение, родившееся в начале 40-х. Они сумели оторваться от революционно-взрывной и феерически зажигательной, но по-детски наивной простоты своих предшественников эпохи раннего рок-н-ролла. Они, собственно, и сформировали понятие “рок”.
И хотя Леонард Коэн их всех на шесть-семь, а то и на десять лет старше, без них рок-артист Коэн, пожалуй, не случился бы. Его первый песенный альбом – он так и назывался “Songs of Leonard Cohen” – вышел в самом конце 1967 года, через год-два после дилановских “Highway 61 Revisited” и “Blonde on Blonde” и через полгода после битловского “Sgt. Pepper”.
Дорогу в серьезный рок проложили более молодые. Он вышел даже через почти год после “Velvet Underground and Nico” – первого альбома нью-йоркских рок-авангардистов, в компании которых Коэн оказался в середине 60-х благодаря их общей дружбе с Энди Уорхолом и совместной тусовке в его студии Factory.
Так что же, Коэн безнадежно опоздал? Ведь ему в момент дебюта было уже 33. По меркам тех времен, он был уже на возрастной границе (а то и за ней) рок-музыки, все еще безоговорочно считавшейся молодежной культурой.
Image captionЛеонард Коэн во время первых гастролей в Британии в декабре 1979 года
В первую очередь поэт
В отличие от рокеров, Коэн шел в рок-музыку не от рок-н-ролла и блюза, а от книг. Пока его младшие сверстники слушали Элвиса Пресли, Литтл Ричарда, Чака Берри или даже Вуди Гатри, он читал Уильям Йейтса, Уолта Уитмена и Генри Миллера.
К 1967 году у него было уже опубликовано несколько поэтических сборников и два романа. Лишь разочаровавшись в возможности добиться коммерческого успеха как писатель, и увидев, насколько более успешны поющие поэты Боб Дилан, Джон Леннон или Пол Саймон, Коэн тоже решил запеть.
Поразительно, но он оказался музыкален. Вкрадчивый спокойный голос, незамысловатые, но очень проникновенные мелодии, неброские, но изобретательные аранжировки стали идеальным вместилищем для огромного сонма идей, которые по прежнему обуревали Коэна-поэта: иудаизм, в котором он вырос; христианство, которое всю жизнь его окружало; дзен-буддизм, к которому он, наконец, пришел.
И, конечно же, лирика. Как поэту-лирику Коэну во всей истории рок-музыки, пожалуй, нет равных.
Уход и возвращение
Дзен-буддизм подразумевает отрешенность и умиротворение. Именно этого, как ему казалось, достиг Коэн на пороге своего восьмого десятка. Он уединился в буддистском монастыре в Калифорнии, рассчитывая остаток дней провести в медитации.
Выяснилось, однако, что недобросовестные менеджеры расхитили практически весь его пенсионный фонд (ни много ни мало пять миллионов долларов), и для того, чтобы элементарно выжить, ему пришлось вернуться на сцену.
“Я считал, что у меня есть надежный запас. Оказалось, что это не так, – и я благодарен такому повороту судьбы. Он заставил меня вновь вернуться к работе”, – говорит Коэн.
И тут случилось неожиданное. Стареющий Коэн в своем простеньком костюме и неизменной шляпе стал собирать залы, о которых он даже в пору своего расцвета и мечтать не мог.
Если первое рок-поколение отчаянно стремится удержать или вернуть успех молодости, Коэн лишь на закате жизни по-настоящему вкусил полноценной мирской славы.
Музыкальные соавторы
Image captionСтареющий Коэн в простеньком костюме и неизменной шляпе стал собирать залы, о которых в пору своего расцвета он и мечтать не мог
Найденный почти полвека назад музыкальный стиль оказался невероятно живуч и непреходяще актуален. Почти неизменным он вернулся и в новом альбоме “Popular Problems”.
Коэн, в полном соответствии со своей литературно-поэтической родословной, никогда не числился среди выдающихся композиторов-песенников. Однако в отличие от иных, чуть ли не нарочито игнорирующих музыкальную составляющую песни поэтов (Александр Галич или поющий Аллен Гинзберг), песни Коэна – всегда песни, как бы явственно ни выходила на первый план их поэтическая образность.
Его совершенно не смущала и не смущает необходимость прибегать к соавторам – музыкантам-профессионалам, которые нередко берут на себя не только аранжировку и продюсирование, но и непосредственно сочинение музыкальной ткани песни, создание кажущихся столь уникально Коэновскими мелодий.
На протяжении многих лет таким партнером для Коэна была Шэрон Робинсон, выросшая из скромной роли бэк-вокалистки в полноценного соавтора. Именно ее перу принадлежат такие популярные Коэновские мелодии, как “Everybody Knows” и “Waiting for the Miracle”.
А на вышедшем в 2001 году альбоме “Ten New Songs” Робинсон числится композитором и вовсе всех песен.
Медленный Коэн
Для музыкальной составляющей “Популярных проблем” Коэн привлек 58-летнего Патрика Леонарда, известного в первую очередь как продюсер многих альбомов Мадонны. Что ни в коем случае не должно вводить в заблуждение. Коэн на “Popular Problems” – тот же спокойный, медитативный, меланхоличный и медленный Коэн, каким его знают и любят поклонники вот уже почти полвека.
Image captionВынужденно вернувшийся на сцену Леонард Коэн в 2008 году выступил на фестивале Гластонбэри
Собственно даже само название открывающей новый альбом песни – “Slow” (“Медленно”) уже звучит программно:
Я замедляю темп
Я никогда не любил торопиться
Ты хочешь прийти как можно скорее
Я же хочу прийти последним
И дело не в том, что я стар
И дело не в жизни, которой я жил
Я всегда любил все делать медленно
Так даже говорила мне мама
Я шнурую ботинки, но я не хочу бежать
Я приду, когда приду
Мне не нужен стартовый пистолет
И дело не в том, что я стар
И не в том, что уже близка смерть
Я всегда все любил медленно
Медленно у меня в крови
Новый альбом по нынешним временам чрезвычайно короток. Девять песен, всего лишь 36 минут. По музыкальной ткани он стоит где-то между плотной синтезаторной фактурой его работ начала 2000-х и пестрым разнообразием его предыдущего альбома “Old Ideas”.
Практикующая киртан (воспевание имен и славы Бога в индуизме и сикхизме) вокалистка Донна де Лори придает очень характерный, не столько экзотически-ориентальный, сколько тревожный колорит в песню “Nevermind” – поэму об изгнании и предательстве во время войны.
Торжественный орган, хор и скрипка превращают “Samson In New Orleans”в печальный реквием по разрушенному ураганом Катрина Новому Орлеану.
Не обошлось и неизбежного для Коэна обращения к священным текстам. “Born In Chains” (“Рожденный в цепях”) – рефлексия на библейскую историю исхода евреев из Египта, над которой Коэн работал долгие годы, прежде чем, наконец, выпустить ее на пластинке.
“Популярные проблемы ” и “Непопулярные решения”
Проникновенная исповедальность человека, спокойно осознающего свой приближающийся конец, суровая сдержанность, даже аскетичность аранжировок новой работы Коэна наводят на сопоставление ее с последними, записанными незадолго до смерти пластинками другого великого американского трубадура – Джонни Кэша.
Впрочем, и умирать медленный Коэн тоже не торопится. Он уже то ли в шутку, то ли всерьез объявил, что вслед за “Популярными проблемами” последуют “Непопулярные решения”.
Именно так – “Unpopular Solutions” – будет называться его следующий альбом.
