Наши люди в Иерусалиме. К 500-летию белорусской Библии

N_ludi1

Фото (слева направо): Менделе Мойхер-Сфорим, Шолом-Алейхем, Мордехай (Рабинович) Бен-Ами и Хаим Нахман Бялик.

1. Росла ли в Эдеме бульба?

Писатель Менделе Мойхер-Сфорим в своей книге «Путешествие Вениамина Третьего», опубликованной в 1878 году, несколько раз употребил слово «бульбус». Назвав так знаменитый корнеплод, Мойхер-Сфорим привнес в иврит, который тогда бурно возрождался и активно замазывал пробелы, новое-старое словечко. Оно, судя по всему, появилось не без влияния славянской языковой стихии, что окружала почтенного литератора в родных Копыле и Слуцке. Нужно заметить, у «бульбуса» крепкие корни. Древнегреческие. С этим словом евреи были знакомы по меньшей мере полторы тысячи лет — бульбус можно выкопать там и сям на страницах Талмуда. Правда, там он означал не картофель, которого доколумбова Евразия не знала, а репчатый лук.

Несмотря на опеку известного литератора и шикарную родословную, в современном разговорном иврите «бульбус» не прижился. Сейчас на рынках и в супермаркетах Хайфы, Иерусалима и Петах-Тиквы звучит иное слово, предложенное менее известными реаниматорами иврита — «тапуах-адама» (дословно «яблоко земли»). Филологические аргументы в пользу этого слова тоже сильные — корни же исконно-семитские (а не древнегреческие), а обе половинки словосочетания, «тапуах» (яблоко) и «адама» (земля), появляются уже во втором разделе библейской Книги Бытия, которая, естественно, куда древнее Талмуда.

Однако при более старательном рассмотрении слово «тапуах-адама» оказывается не таким естественным и древним, как на первый взгляд. Картошка же не описана в эдемском саду или стране на запад от рая, куда сослали незадачливого Адама. Фантазия отказывается рисовать эту дикую картину «первый человек в стоптанных сандалиях ползает по эдемским грядкам и собирает с зеленых кустов колорадских жуков». По Библии, в раю был просто «тапуах», яблоко, которое предложил Змей Еве, и просто «адама», земля, из которой и возник Адам. Слепить половинки в словосочетание догадались те, кто знал современный французский язык. Во французском эти две частички еще в ХVIII веке срослись в неологизм «pomme de terre», «яблоко земли».

  1. Фабрика слов

Живой язык не всегда слушается филологии. Чтобы понять, почему евреи не подчинились авторитетному литератору и языковеду Мойхер-Сфориму, а придумали иное полуискусственное слово, придётся отбросить в сторону привычный миф о решающей роли харизматичных личностей в деле возрождения разговорного языка. Правда состоит в том, что иврит возрождали до Элиэзера Бен-Иегуды и после него. В Европе и на Земле Израиля усердствовал целый легион профессионалов, любителей и просто заинтересованных самоучек, которые на страницах газет, книг и рефератов пускали в разговорный оборот новые слова. И голоса таких корифеев, как Менделе Мойхер-Сфорим или Элиэзер Бен-Иегуда, далеко не всегда учитывались.

Чтобы понять лингвистическую горячку, которая охватила евреев конца ХІХ — первой половины ХХ века, достаточно почитать биографии военных, общественных деятелей и политиков того времени. Очень часто в конце будет небольшая приписка вроде той, на которую я наткнулся, читая официальное жизнеописание одного израильского профсоюзного лидера средней руки: «Также ввел в иврит слова „стаж“ и „бульдозер“».

Cлова, которых не было в Библии, становились объектом яростной дискуссии. Вот и классик израильской поэзии, студент Воложинской иешивы (и, кстати, гражданин БНР) Хаим Нахман Бялик настаивал, что бабочку, которая, увы, не порхала на страницах Танаха, нужно называть на иврите «птицей виноградников». Сейчас это утверждение вызовет разве что кривую улыбку израильского школьника, который при виде крылатой букашки употребит абсолютный неологизм «парпар». Парпар-бабочка за эти десятилетия сделалась фактом речи, а «птица виноградников» — только книжной метафорой.

Вообще, довольно трудно установить, почему в современном разговорном иврите одни слова прижились, а другие – так и остались внештатными синонимами. Даже на примере так называемых международных слов непросто найти причину, по которой современные израильтяне, почти как мы, говорят «тэлефон», а компьютер именуют сконструированным словом «махшев» (буквально «считалка»).

…Да уж, «тапуах адама» победила «бульбус» — не совсем честно и по воле случая. К нашему искреннему разочарованию французско-семитское лобби в иврите одолело белорусско-греческое. От бульбапропаганды Менделе Мойхер-Сфорима в живом иврите закрепилось только прилагательное «бульбуси» — «шишковатый», «клубневидный». Обычно это прилагательное используют, когда речь заходит о форме носа.

  1. Реаниматоры иврита

Несмотря на то, что в картофельно-бульбяной эпопее ХІХ-ХХ веков белорусы остались с носом, в ХХІ веке они активно подгребают под себя израильский национальный пантеон. Осмелюсь заявить, что на сегодняшний день уроженец м. Лужки Элиэзер Бен-Иегуда больше белорусский герой, чем израильский. Екатерина Кибальчич, организатор курсов «Мова ці кава», самой значительной инициативы ХХІ века по оживлению белорусской речи, в своем программном тексте «Наливайте кофе, а я расскажу вам историю» апеллирует именно к израильскому примеру:

«Элиэзер Бен-Иегуда был энтузиастом, даже фанатиком. Он переехал с женой в Палестину (сегодняшний Израиль). Впервые став на берег исторической родины, начал разговаривать на иврите с каждым встреченным евреем: с менялой, продавцом в лавке… И иногда ему даже отвечали пусть на ломаном, но иврите».

N_ludi2

Реувен Рубин, «Иерусалим», 1925

Люди, которые культивировали иврит в Палестине, в глазах современных белорусов кажутся титанами, одержимыми популяризаторами, тогда как в Израиле их прославление уже, пожалуй, пошло на спад. Бен-Иегуда, конечно, присутствует в школьных учебниках, а почти в каждом городе одна из центральных улиц обязательно носит имя Великого Реаниматора. Но в массовом сознании эта фигура приобрела налёт комичности. В теперешнем мире герой лингвистического чуда подается скорее в юмористическом освещении, иногда даже как неистовый ревнитель, который маниакально принуждал окружение разговаривать на единственно правильном языке.

Пару лет назад израильские экраны обошел провокационный набор скетчей «Евреи идут!» В одном из них Элиэзер Бен-Иегуда застает своего сына Итамара за чтением эротического журнала. Вместо педагогических внушений отец начинает вдохновенно объяснять, как будут называться интимные части тела на иврите, а также советоваться с полностью смущенным парнем, как бы их можно было назвать более метко.

Здесь, наверное, всё объяснимо. Нужды в мифах о языковом возрождении в современном Израиле нет – все и так разговаривают на иврите. А в Беларуси, где ситуация принципиально иная, такие фигуры очень нужны. Как заметил тот же Менделе Мойхер-Сфорим во вступлении к «Вениамину Третьему»: «А уж о людях почтенных, о людях уважаемых и говорить не приходится! Их, конечно, охраняют сонмы херувимов, подстрекающих каждого и нашептывающих ему примерно так: „Вылезай ты, шельмец этакий, из болота!“»

Несмотря на сильную опору, составленную из классиков-херувимов и их крылатых цытат, переносить в языковом вопросе всю тяжесть на героический миф не стоит. Элиэзер Бен-Иегуда, Хаим Нахман Бялик, Менделе Мойхер-Сфорим сыграли свою роль, но оживили язык, в конце концов, не столько их статьи и литературные произведения, и даже не жертвенность первых носителей. В 1922 году, в год смерти Бен-Иегуды, в Иерусалиме всего только несколько десятков семей ежедневно общались на иврите, а перспективы устной речи выглядели всё еще туманно. Процесс пошел лет через десять – прежде всего благодаря удачной исторической ситуации, воле общества и политическому маневру.

Поceму в завершение перечислим основные события, которые привели к тому, что в Израиле теперь разговаривают на иврите:

  1. 1912 год. Учреждение в Хайфе (на то время – городе Османской империи) университета «Технион», большой политехнической академии. В «Технионе» после непродолжительных споров иврит выиграл состязание у значительно более популярных в то время немецкого и английского языков. Выиграл главным образом потому, что англофилы и германофилы не смогли договориться. Победил язык, совсем на то время не приспособленный для обозначения катетов и преподавания сопромата. Появление такого ВУЗа волей-неволей подталкивало научную элиту к переходу на иврит. Гуманитарная же элита переходила на иврит и без гуманитарного университета.
  2. 1918 год. Обязательный перевод сельских (киббуцных) школ, где училось большинство еврейских детей, на иврит. Родители-репатрианты могли себе разговаривать на каких угодно языках, а детки между собой уже чирикали на иврите, перенося его из школы в быт.
  3. 1921 год. Принятие закона, по которому на всей территории Земли Израиля (тогда провинции Британской империи) иврит объявлялся официальным, обязательным к употреблению языком. Еврейские лоббисты в Лондоне протолкнули в колониальный закон обязательное дублирование на иврит всей государственной британской документации и делопроизводства.
  4. Ну и, конечно, ивриту немножко повезло.

 

Павел Костюкевич, переводчик израильской литературы

 

Оригинал здесь: http://www.svaboda.org/content/article/27699371.html

Перевел с белорусского Вольф Рубинчик

Опубликовано 27 апреля 2016