.

Мне попался какой-то более-менее адекватный мент, который составлял протокол. Я ему говорю: «Слушай, я знаю, что все эти псевдонимы незаконные». Он говорит: «Да я знаю. Ну, хочешь, в протоколе напиши». Он мне подсказал, как это сформулировать, но толку от этого пока что никакого. Может быть, когда эти все дела будут пересматриваться при новой власти, это что-то даст, я надеюсь.

В РУВД практически все менты в балаклавах либо в медицинских масках. То есть все, кроме некоторых, скрывают лица. Возле входа у каждого кабинета висит табличка: что за кабинет и список сотрудников, которые там [работают]. И из этих табличек вытянуты бумажки со списками сотрудников — то есть везде фамилии убраны, чтобы никто не видел, где какие сотрудники сидят.

Там откатывали отпечатки пальцев и водили к следаку, он брал какую-то объяснительную или предупреждение, я не помню. Там спрашивалось, как часто я участвую в акциях, в перекрытии дорог. Я на это отказался отвечать, сославшись на 27-ю статью. Забыл уже, какая цель у этой объяснительной была, она на меня никакой ответственности не налагает, естественно. Я думаю, [хотели] просто попугать, и взятие отпечатков — тоже, чтобы попугать.

У нас забрали телефоны — их не просто забрали, как обычно, а наложили на них арест. То есть, чтобы их получить назад, нужно оплатить вот эти штрафы, сутки… Пока не оплатишь — не отдадут. Я думал, это новая практика, но, оказывается, они так уже какое-то продолжительное время делают. У кого ключи [от автомобиля] находили — на ключи арест накладывали.

Потом нас повезли в Жодино. Там в автозаке [на полу] было постелено такое БЧБ большое, там по нему нужно было обязательно пройтись. Нас закрывали в стаканы — мы что с марша в РУВД, что из РУВД в Жодино ехали в переполненном [автозаке]. Там в стакане заперто больше, чем предусмотрено. Когда ехали в Жодино, было два сидячих места, а запихивали по три человека. Когда ехали в РУВД, было три сидячих места — запихивали по пять человек.

Миша-Балаклавщик и издевательства в Жодино

Когда приехали в Жодино, там уже начали по-другому разговаривать — там они постоянно орут. Там есть какие-то тоннели подвальные, катакомбы, между корпусами, наверное. Нас заставляли согнуться на 90 градусов и вот так вот бежать. Все время при этом били дубинками по спине, типа: «Ниже согнуться! Быстрее бежать!». То есть во главе человек, который там постоянно орет, бьет и там еще сзади [один сотрудник], который смотрит, чтобы не отставали, и периодически всем по спине проходится дубинкой. Там особо быстро не побежишь, потому что перед тобой люди, да и не видно ни хрена.

Били не больно. То есть пээром прилетало, но они били не так, чтобы вот прям избить, а [скорее] унизительный момент чтобы был.

После того, как пригнали в корпус, заставляли тоже стоять, согнувшись на 90 градусов, и руки нужно было положить на решетку ладонями вверх. Вот эта вот решетка впивается в руки, потому что ты частично облокачиваешься весом на ладони. То есть ладонями вниз еще нормально — ты мягкими подушечками держишься за решетку, а вот вверх — оно впивается в кость.

Там нам еще подсечки периодически делали, чтобы мы падали — я как-то устоял. Ногами еще били, когда загоняли. Больно не было, но некоторых людей, которые там смотрели по сторонам, довольно сильно побили. Я не знаю, есть ли у них следы [избиения], но мне один жаловался, что ему в грудь зарядили с ноги очень больно.

Там комнатка есть, в которой ты раздеваешься догола, и все твои вещи перетряхивают, чтобы ты ничего с собой не пронес. Заходишь, он такой: «Десять секунд есть [, чтобы] раздеться!» — и начинает отсчет. Не успел — получаешь дубинкой. Естественно, за десять секунд не успеваешь полностью раздеться — там тоже получил. [Всего] около десяти раз получил дубинкой, ногой — всех этих ударов. В основном били по спине, ну и ногой сделали подсечку.

Там один есть чувак, который прям с большим удовольствием это делает. Сокамерники говорят, что это какой-то Миша-Балаклавщик, он там есть на «Карателях Беларуси». С удовольствием подходит к своей работе, ну и отрывается там на всю катушку. Он типа там какая-то легендарная личность, его уже все узнают по голосу, по повадкам. Кстати, говорят, когда он без балаклавы, он не такой борзый.

Пока они обыскивают твои вещи, ты должен голым приседать и петь гимн Беларуси. Чувак один, который с нами в камере был, ему тоже говорят: «Давай, пой гимн Беларуси» — а он чего-то растерялся и такой: «Гимн Беларуси?… “Жыве Беларусь”?…». Они его как начали там бить… Но вроде нормально, живой.

Я гимн Беларуси знаю, меня за него не били. Я еще и худой очень, мент говорил «Жалко даже ****** [бить] тебя, может что сломается».

Было несколько волн привоза [задержанных]. Я был примерно во второй волне, судя по наполнению камер. Я знаю, что людей, которых привезли в это воскресенье в первую волну, не били вообще. То есть этот коридор, который мы, согнувшись, проходили, они просто пробежали, и их там не трогали ни палкой, ни ногами вообще, и гимн они тоже не пели. А вот чем дальше, тем [больше] менты зверствовали.

[Люди из следующей партии задержанных] говорят, что по этому подвальному коридору распылили перцовый газ, чтобы они там задыхались — и ползли они гуськом на карачках. Говорили, что ****** [жесть], чуть не облевались и очень жестко все было, и ******* [били] сильнее. Похоже, что чем дальше волна, тем больше издевались, потому что мы всю ночь слышали, как там людей бьют, как кукарекать их заставляли. Ну, издевались, твари.

Суд и сутки

Ночевали мы в количестве 13 человек в восьмиместной камере, [нам] не давали никаких матрасов. Спать на этих железках — там такие железные решетки на кровати — очень больно, оно все впивается в кожу.

Нас взяли утром, до вечера никто не кормил. На следующий день нас тоже весь день не кормили, провели суды. На суде говорил, что использовать эти псевдонимы незаконно, [судья] говорит, что в рапорте указан валидный номер ИНН или УНН — не помню — и вот она посчитала, что раз личный номер есть, значит, это ни хрена не псевдоним.

.

Адвоката мне не дали. Пришлось согласиться [на заседание] без адвоката, потому что я опасался, что нас будут либо бить, либо в какой-то позе неудобной будут держать. Мы же всю ночь не спали — там свет постоянно ярко светит, с ним трудно уснуть, тем более на этих кроватях. Еще и людей больше, чем кроватей. Приходилось в неудобных позах спать на лавках, или сидя на кроватях, по несколько человек. Утром нам сказали, что на кроватях сидеть нельзя, на лавках — тоже. Мне дали 10 суток.

Потом осужденных перевели в другой корпус. Там тоже бежали гуськом в этих позах дурацких. Он издевался, тварь, вот этот Балаклавщик ****** [доставучий]. Такой: «Я вам сказал руки назад держать! Если вы не понимаете, значит, будете гуськом ходить». Единственное — он девушке разрешил идти нормально.

Потом они нас в другом корпусе оставили у стены сидеть на карачках, минут пятнадцать сидели, пока баландер не развез всем еду — только после этого нас запустили в камеру, где мы впервые поели. То есть нас задержали 8 числа утром, а поел я на следующий день вечером, и то это не нас покормили, а с передачек печеньем поделились остальные заключенные. А тюремной едой нас покормили только наутро.

После этого нас не трогали, [разве что] нельзя было сидеть и лежать на кроватях — только на лавке. В восьмиместной камере на лавку помещается шесть человек, то есть двое должны все время ходить, на стены опираться. В камерах не выключался никогда свет. Я из-за этого если ночью просыпался, очень долго заснуть не мог. Времени на сон дается с 22:00 до 6:00, при этом они иногда не дают отбой, затягивают специально. То есть ты чувствуешь, что уже отбой, и ты должен услышать, как конвоир мимо проходит, чтобы спросить. Он говорит: «Да, давно уже». То есть ты потерял уже несколько часов сна из этих восьми, за которые и так не высыпаешься.

За все время меня один раз выводили на прогулку. В душ нас не пускали ни разу. Постельное белье выдали только день на пятый. То есть был матрас, одеяло, но без простыней и наволочек. Был кран с горячей водой — ну как с горячей, она, скорее, была не ледяная. Была ледяная и не ледяная.

Там радио есть, они постоянно днем включали, но у них то ли флешка своя, то ли что — со своей музыкой. И там вот подборка этих песен про Беларусь, там «Любимую не отдают», «Бела-Беларусь, милая моя» — вот эти вот все песни про «слушай Батьку», песни про Лукашенко дебильные. Типа, как он начинает петь — затихают соловьи, весь вот этот бред блевотный.

Короче, они поначалу вот это вот крутили-крутили, а потом меня перевели в другую камеру — она ближе к месту, где сидят конвоиры, и иногда слышно, о чем они разговаривают. Конвоиры, когда нам включают радио, я так понимаю, у них оно тоже играет. И они могут нам отключить, но себе отключить, наверное, не могут. То есть им вся эта музыка слышна. Где-то день на седьмой, наверное, кто-то из них включает этот плейлист, и там конвоир один: «Выключи эту ***** [чепуху], я уже не могу это слушать». Короче, это такая же пытка для них, как и для нас.

[Среди задержанных] очень много программистов. В камере на 23 человека их было шестеро. В конце я был в камере из четырех человек — мы все четверо были программистами. Самый протестующий класс общества. Там еще менты такие постоянно: «Какая у тебя зарплата?». Ну, он говорит, что у него там пару тысяч долларов. [Сотрудник изолятора] ему: «А знаешь, какая у меня? Тысяча рублей, и я же не жалуюсь». То есть они почему-то все деньгами меряют, они даже не понимают, что люди выходят на митинги не за повышение зарплат, а потому что людей избивают, насилуют, убивают. Им вот это как-то недоступно вообще.

https://www.youtube.com/watch?v=NSW0KU3Ic5k