Tag Archives: Иосиф Мушкин

Зиновий Кнель. СУДЬБА «ДУБОСЕКА» (ч. 3-4)

Глава 8

Заканчивался декабрь 1941 года, месяц начала моей партизанской юности. Отряд Комарова ежедневно увеличивался, теперь уже насчитывал около трёхсот человек. Это я определил по ежедневному разводу партизан на постой по домам. Появились слухи, что в начале февраля отряд Комарова уйдёт из Минского объединения и перебазируется в Пинскую область для создания из разрозненных отрядов, действующих там, единое Пинское партизанское соединение. Лично я рассчитывал, что на новом месте закончатся мои комендантские обязанности, и я буду участвовать наравне с другими в партизанской жизни.

Всё это сбылось, в первой неделе февраля отряд распределили по санным повозкам, по четыре человека в каждой, и отряд оставил деревню Загалье навсегда. Была поставлена боевая задача – по пути следования разгромить немецкую комендатуру и полицейский участок в местечке Старобин. Из Загалья мы вышли после полуночи, к рассвету подошли к Старобину, окружили его со всех сторон и внезапно напали на немецкую комендатуру и полицейский участок. Комендант и вся его охрана из пятнадцати фашистов, а также полицейский участок из двенадцати предателей, кроме начальника полиции, были уничтожены, а начальник полиции был взят в плен, так как в начале операции был дан приказ постараться взять его живьём. Фамилия его была Логвин, он славился особой жестокостью и зверством. Его любимым занятием было – ставить пять человек евреев и пленных красноармейцев в одну шеренгу, подбирать одинакового роста, затем одной пулей из винтовки в лоб убить всех.

В центре местечка его повесили на дереве головой вниз, и всем партизанам было разрешено рассчитаться с ним за его злодеяния. В отряде было много евреев из Старобина, у которых семьи были убиты в гетто местечка, и месть этому извергу была по заслугам. Его не убили сразу, а расстреливали по частям, чтобы знал, что такое мучительная смерть.

После Старобина отряд переехал старую Советско-Польскую границу и остановился на восточной окраине Пинской области в деревне Хоростово, где все дома были сожжены немцами, люди жили в землянках. Вокруг Хороставо были густые лесные массивы, в пяти километрах от деревни был большой полуостров, окружённый с двух сторон непроходимыми Пинскими болотами. На этом полуострове командование отряда приняло решение обосновать свою постоянную базу, куда в феврале 1942 года отряд прибыл.

Поставили мы временные шалаши и приступили к сооружению землянок. В первую очередь организовали кухню-столовую. Соорудили навес – это столовая, а рядом на открытом воздухе – костры. На жердях повесили два больших котла и один поменьше. С первого же дня определили посты вокруг базы. В караул назначали на сутки, смена поста каждые два часа. На второй день назначили в караул и меня. Объяснили, что и как, когда надо крикнуть: «Стой! Кто идёт?» Потом потребовать назвать пароль, озвучить отзыв. Причём, нужно стоять на посту так, чтобы тебя не видели, но чтобы ты видел всё вокруг себя со всех сторон. Назначили в караул через сутки. В дальнейшем стоять на посту стало настолько привычно, это стало таким обычным и обязательным занятием, как спать и есть. И ничего странного. Думалось, неужели наступит время, ко-гда жизнь (свою и других) не надо будет стеречь. Лёг спать и спи, зная, что завтра обязательно проснёшься.

Когда все партизаны находились в лагере, со стороны могло показаться, что мы в каком-то большом цыганском таборе. Все заняты разными делами, вокруг землянки, другие хозяйственные сооружения – в общем дачная лагерная жизнь. Центральным местом в лагере была кухня, возле которой было весело, шли всякие разговоры, обмен мнениями по различным вопросам. Обед состоял из двух блюд, очень вкусные щи с мясом, на второе – часто гречневая каша, бывало, что обед состоит и из одного блюда.

Для обеспечения отряда продовольствием принимались меры по конфискации скота у семей полицейских при разгроме их участков. Чтобы переправить скот в лагерь, создали устойчивую переправу через болото на лодках. На большую лодку укладывали стреноженную корову, затем с заходом солнца ещё две лодки трогались в путь протяжённостью в 10 км. На каждой лодке по одному человеку. Лично я таким образом переправил в лагерь не менее десяти коров, при лагере уже постоянно было стадо коров.

Все партизаны распределялись по группам в 10-12 человек и отправлялись по деревням с задачей, установить связь с местным населением, разгромить полицейские участки, там, где они были и, главное, разъяснять населению положение на фронтах, чтобы знали люди о разгроме немцев под Москвой, чтобы верили, что близок час разгрома фашистов.

Особое внимание мы обращали на установление связи с самым крайним домом при въезде в деревню или населённый пункт. Хозяева этих крайних домов всегда шли нам навстречу: условным знаком был журавель над колодцем, если торчит концом вверх, значит, всё в порядке, можно заходить. Если же журавль закреплён крюком на колодезном срубе, будь осторожен, в деревне немцы или полицаи. Помощь партизанам со стороны местного населения ощущалась во всём. Крестьяне организовывали обозы с зерном и картофелем, доставляли их в отряд.

Произошли организационные изменения в структуре отряда, который уже насчитывал более пятисот человек. Отряд разделили на три части, одни вошли в Бригаду им. Будённого, а наш отряд стал называться Отряд им. Котовского. Командиром нашего отряда был назначен бывший военный Баранов, а начальником штаба – Воронов. База, которую мы оборудовали, осталась за отрядом им. Котовского. В Бригаду Будённого вошли все три отряда – Котовского, Ворошилова и Пономаренко.

Наступило лето 1942 года. Отряд выходил на боевые операции, одна из которых состоялась в августе этого же года. Командование бригады приняло решение силами трёх отрядов разгромить комендатуру и полицейский участок в местечке Погост, которое находилось между Любанью и Слуцком, по 25 км. в каждую сторону. Охрана у комендатуры сильная, у самого здания дзот, при въезде в местечко с обеих сторон − дзоты. Отряды вышли на задание ночью, чтобы с рассветом неожиданно напасть на гарнизон, Я был назначен в группу прикрытия со стороны Слуцка, чтобы не допустить прохода подкрепления оттуда. Сопротивление было оказано сильное, но гарнизон был разбит, а бургомистр взят в плен. Наши потери: два партизана убиты и четыре ранены.

Начиная с мая 1942 года, все партизаны должны были принять «Присягу белорусского партизана». В нашем от-ряде мы её принимали в июне 1942 года.

ПРИСЯГА БЕЛОРУССКОГО ПАРТИЗАНА

Я, гражданин Союза Советских Социалистических республик, верный сын героического белорусского народа, присягаю, что не пожалею ни сил, ни самой жизни для дела освобождения моего народа от немецко-фашистских захватчиков и палачей и не сложу оружия до тех пор, пока родная белорусская земля не будет очищена от немецко-фашистской нечисти.

Я клянусь строго и неуклонно выполнять приказы своих командиров и начальников, строго соблюдать военную дисциплину и хранить военную тайну.

Я клянусь за сожжённые города и деревни, за кровь и смерть наших жён и детей, отцов и матерей, за насилие и издевательства над моим народом жестоко мстить врагу и беспрерывно, не останавливаясь ни перед чем, всегда и везде смело, решительно, дерзко и беспощадно уничтожать немецких оккупантов.

Я клянусь всеми путями и средствами активно помогать Красной Армии повсеместно уничтожать фашистских палачей и тем самым содействовать скорейшему окончательному разгрому кровавого фашизма.

Я клянусь, что скорее погибну в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и белорусский народ в рабство кровавому фашизму.

Слова моей священной клятвы, сказанные перед моими товарищами партизанами, я скрепляю своей собственноручной подписью – и от этой клятвы не отступлю никогда. Если же по слабости, трусости или по злой воле я нарушу свою присягу и изменю интересам народа, пускай умру я позорной смертью.

Глава 9

Наступил 1943 год, отряд постоянно организовывал засады на дорогах, минировал мосты и шоссейные дороги. Началась подготовка к большому рейду партизан Пинского соединения совместно с партизанским соединением Ковпака по областям Западной Белоруссии и Западной Украины. Рейд начался в марте 1943 года, было разгромлено много гарнизонов и полицейских участков в населённых пунктах. В конце марта наш отряд возвращался к месту постоянной базы. Я лично участвовал в засадах, которые организовывали партизаны, но мы ни разу сами не попада-ли в немецкую засаду. Мы приближались к большому населённому пункту Телеханы Брестской области. Разведка отряда плохо сработала, не обнаружила по пути движения немецкую засаду.

И когда почти весь отряд очутился на большой поляне, слева впритык большое болото, справа за 300 метров лес, вот оттуда из леса по отряду был открыт пулемётный огонь и обстрел миномётами. Я был верхом на лошади, и вдруг лошадь присела на четвереньки, не повалилась на бок, а именно присела. Оказалось, что у лошади прострелены ноги. Мы оказались в страшной ситуации, появились убитые, раненые. Рядом со мной упал партизан из Старобина, у него пулемётной очередью перебиты обе ноги, он кричит: «Пристрелите меня, не оставляйте!» В эту минуту страшной опасности каждый должен заботиться о себе, брать свою судьбу в свои руки, но по возможности оказывать помощь другим.

Отряд отошёл вглубь болота, лёд на болоте был ломкий, ноги проваливались в воду по колено. А какая обувь на ногах у партизан?! Лапти из лозы, коровьей кожи, сыромятины (шерстью внутрь) натянуты на лапти. И что удивительно: ноги в холодной воде мокрые, но, ни разу за партизанскую жизнь даже насморка не было. В болоте нашёлся островок, где мы просидели целую неделю. Для еды было мясо конины, поджаренное палочкой на костре, без соли, так как её не было.

На свою постоянную базу мы возвратились в последние дни марта, и началась обычная партизанская жизнь: одни сутки в карауле, на другие сутки – хозяйственная работа в лагере или поход на задание. Я был больше заинтересован в том, чтобы уходить на задание, чем стоять в карауле на посту через каждые два часа. Получить место на пост в карауле, тоже нужно было иметь «привилегию», везде по периметру лагеря на посту был один человек, и только на одном месте два человека на посту, это и был «привилегированный» пост.

В один из дней апреля 1943 года я был направлен на этот пост, там был окоп в человеческий рост, бруствер, за которым стоял ручной пулемёт, а второй часовой был с винтовкой или с автоматом. Пост этот стоял на краю непроходимого болота, пройти там можно было только по выложенным жёрдочкам, место, где были жёрдочки знал только проводник. На этом посту я был с молодым партизаном, лет восемнадцати из Могилёвской области, его приняли в отряд после захвата вагона с людьми, которых немцы вывозили в Германию.

И вот возвращается по этим жёрдочкам группа партизан с задания, человек двадцать, пароль – отзыв, всё, как полагается, группа проходит, и мой напарник говорит мне: «Женя (моё имя в отряде) интересно получается, то он полицай, его все боятся, а теперь он партизан, как мы?!» Спрашиваю его, о ком речь, он отвечает – только что прошёл с группой. Сменившись с поста, я доложил об этом разговоре командиру отделения. На следующий день меня вызвал начальник особого отдела отряда и говорит мне: «Женя, ты хорошо сделал, что доложил о разговоре с напарником своему командиру отделения. Всё подтвердилось, бывшего полицая в отряде уже нет. А ты должен быть патриотом и помогать нам дальше». Отвечаю: «Согласен!» «Но для этого ты должен выбрать себе имя-псевдоним, с которым ты будешь получать задания, и связываться со мной. Какой псевдоним ты хочешь? – в эту минуту послышался стук дятла из леса. Отвечаю – «Дубосек».

Так вместо своего настоящего имени я получил имя Женя Григорьев, потом прилипло Женя Комендант, а теперь получил засекреченное имя – Добосек, которое сыграло в моей дальнейшей судьбе определённую роль, как в продолжении участия в войне, так и в дальнейшей службе в армии после окончания войны, уже в Германии.

Как Дубосек я получил в отряде одно задание, меня предупредили, чтобы я был осторожным и внимательным. В это время в отряд прибыла группа военнопленных, бежавших из лагеря, среди них 2 человека вызвали подозрение. Меня подселили к ним в землянку, якобы для помощи, чтобы им легче было приспособиться к новым условиям в отряде. Я должен был запоминать, о чём они говорят, обращать внимание на их поведение. Однажды ночью во время сна я как будто слышал, что эти двое ведут между собой разговор на непонятном языке. Я помогал им осваиваться в лагере, разговаривал с ними на разные темы, выказывал свою ненависть к фашистам, но они мне не нравились. Глаза у них были не то ласковыми, не то хитрыми, они ходили по лагерю с опаской, осторожно, как будто опасались чего-то. Я пробыл с ними в одной землянке целую неделю, за ними была установлена слежка и помимо меня и моего задания. Они оказались диверсантами, у них нашли яд, они получили по заслугам.

Партизанская жизнь продолжалась, в отряд прибывали новые люди. Я подружился с одним новым партизаном, десантником, мы стали с ним, как родные братья. Звали его Илья Фельдман, родом он из Мозыря, Гомельской области. Он был заброшен в тыл к немцам с группой десантников, из всей группы остался в живых только он один. Две недели бродил по лесу и просёлкам, пока попал в наш отряд.

Наступил месяц июль 1943 года, разворачивались ожесточённые бои на Курской Дуге. Все партизанские объединения получили приказ: развернуть рельсовую войну, уничтожать железнодорожные пути, не допустить подвозки войск и боеприпасов фашистам к фронту. Рельсовая война получила название «Симфония».

Отряд выступил, проходим лесными и полевыми дорогами среди негустой желтеющей ржи, через деревни. Была тёмная безлунная ночь, когда подошли к железной дороге. Каждый партизан получил по две толовые шашки, внешне похожие на обычные куски хозяйственного мыла. Надо подложить шашку между двумя рельсами, присыпать песком или гравием, поджечь бикфордов шнур, вставленный в отверстие тола и пригнувшись отходить от железной дороги. С насыпи спуститься, можно встать в полный рост, чтобы быстрее отойти от полотна, но что это? Перед глазами блеснул яркий свет, меня обдало теплом, что было дальше – не помню. Пролежал, наверное, полночи, почувствовал неудобство в боку и спине, потрогал рукой и вспомнил – это же винтовка на спине, на ремне, она и давит в бок и спину, вот потому и болит. Пошевелил руками и головой – могу, но на ногах чувствую тяжесть. Оказалось, что я присыпан землёй. Освободился от земли, приподнялся, голова в песке, болит, и, кажется, больше ничего. И тут мне стало понятно: недалеко от меня разорвалась мина, я, видимо, легко отделался. Но я остался один, никого нет, железная дорога в пятидесяти метрах от меня. Нужно быстрее уходить, пока не рассвело.

Так как мы вышли к железной дороге со стороны леса, то я и направился перпендикулярно железной дороге в лес. Минут через десять я был уже в лесу. Присел, чтобы обдумать моё положение. Несмотря на то, что голова болела и была в песке, я уже мог соображать. На этот участок железной дороги я ходил уже несколько раз раньше, район был мне знаком, знал я и хутора, где партизанам помогали. Но главное сейчас было выйти на дорогу и по ней определиться, куда идти. Углубился в лес, сделал привал, вынул и очистил от песка затвор винтовки, проверил наличие патронов – и в путь.

Примерно в полдень я вышел к одному хутору из трёх домов и там застал я вторую роту нашего отряда. Узнал, что в моей четвёртой роте после миномётного обстрела один убит и двое раненых. Задание отряд выполнил, потом стало известно, что за июль-август 1943 года партизанами уничтожено свыше 120 тысяч рельсов. К вечеру того же дня я был уже в своей роте в лагере. Моё отсутствие заметили незадолго до моего прихода, можно сказать, что «отряд не заметил потери бойца», как поётся в одной популярной песне. Командир взвода получил выговор от командования отряда.

После этой операции мне дали два дня отдыха, так как голова моя ещё побаливала. И так как в эти два дня в караул меня не ставили, то уже становилось скучно, стал задумываться, где же мне лучше – на задании или в лагере, и сам себе отвечаешь: опасность одинакова, так как кругом немцы. Но уходя на задание, чувствуешь себя настоящим партизаном, идущим мстить фашистам за совершённые ими зверства.

Глава 9

Весной 1943 года разведка отряда установила связь с подпольем Минского гетто. Для прохода в Минск и обратно была установлена ориентировочная дорога, невидимая и неизвестная фашистам. Главное, чтобы попасть на эту самую дорогу, нужно было выбраться из Минска по Слуцкому шоссе на 40-й километр до деревни Валерьяны. Затем связные партизан по деревням сопровождали в обход Слуцка в направлении Копыля, Красная Слобода и далее до партизанской деревни Хоростово, где в пяти километрах от деревни находился основной лагерь отряда.

В феврале 1943 года связной из Минского гетто сообщил, что немецкий офицер Генрих из группы гитлеровцев, обслуживавших в Минске немецкие учреждения, готов с группой евреев из гетто перейти к партизанам. Этот офицер завёл роман с немецкой еврейкой Гретой, работавшей днём в Доме правительства, а на ночь её отправляли в гетто. Отчасти из-за желания спасти её, а, главное, чувствуя неизбежный крах гитлеризма, капитан Генрих решил уйти с Гретой к партизанам.

Командование отряда направило в Минское гетто отважного партизана, вступившего в отряд десантником с Большой земли, Илью Фельдмана, который для меня был как родной брат. Немецкому капитану Генриху через Илью Фельдмана передали, что его могут принять в отряд с Гретой, но вместе с группой людей из гетто, до 20 человек. Предложение партизан Генрих принял. Воспользовавшись своим служебным положением, Генрих взял крытую автомашину и поехал в гетто, где его ждала Грета и группа молодых еврейских мужчин, одетых в солдатскую немецкую форму. За руль сел один из этих мужчин, а рядом с водителем – немецкий капитан Генрих. Документы у Генриха были в порядке, все проверки по дороге прошли нормально, и машина благополучно добралась через Копыль до Красной Слободы, где их встретили партизаны.

В дальнейшем немецкого офицера Генриха вместе с Гретой переправили в Москву. Вместе с капитаном Генрихом и группой евреев из гетто возвратился в отряд и партизан Илья Фельдман. Илье передали в Минском гетто записи погибшего узника гетто. К сожалению, имя автора этих записей осталось неизвестным.

Записи неизвестного узника Минского гетто

Был ясный солнечный день, один из тех дней, который располагает к отдыху в парке, на пляже. Но теперь не до этого. Уже два дня бешеный враг, ворвавшись в страну, топчет поля, всё ближе подбираясь к столице Белоруссии Минску. Фашистские стервятники бомбили город, он горел огромным костром. Люди уходили из горящего города, и когда толпы народа находились в открытом поле, немецкие самолёты, снизившись, бросали бомбы на мирных жителей. Одной девочке оторвало руку, другой женщине пробило голову. Много убитых и раненых. Проявляется звериное лицо фашизма. Уже с первых дней они «воюют» с беззащитными детьми и женщинами, стариками.

По всем дорогам потянулись вереницы людей. Их гонит страх, возможность остаться у немцев, несмотря на то, что приходится идти пешком десятки километров с детьми и вещами. Немцы – одно это слово наводит ужас. Ведь известно, что они несут с собой. Известно их «особое» отношение к евреям. Читали в газетах, книгах, видели в кино, слышали о положении еврейского населения в Германии, Польше. Но всё это бледнеет перед тем, что пришлось видеть и пережить впоследствии.

Частично люди успели уехать или уйти, но основная масса населения оказалась на оккупированной немцами территории. Моторизованные колонны немцев быстро продвигались по дорогам, обгоняя уходящее население, выбрасывая впереди себя десанты. На пятый день войны немцы уже были в Минске. Вот они. Люди боятся даже к окну подойти, чтобы посмотреть на них. Улицы безлюдны, по ним ходят надменные, в начищенных сапогах солдаты, но с грязными душами. Их лица ничего не говорят, ни одной своей мысли. Они как заводные игрушечные солдатики, всё делают и мыслят так, как им приказывают. На Москву! Только две недели им надо, чтобы дойти до Москвы. Если судить по их газетам, то Красной Армии уже вообще не существует. Однако, несмотря на первоначальную стремительность их наступления и потока лживой информации, у людей оставалась уверенность в том, что немецкое наступление будет остановлено.

Чем дальше продвигается враг, тем большие он несёт потери в живой силе и технике, с тем большей жестокостью он расправляется с мирным населением. Вслед за фронтовыми частями на оккупированную территорию вступаю ряды СС и СД. Эти отряды комплектовались из людей, не любивших воевать с вооружёнными силами на поле боя. Они предпочитали «воевать» с беззащитным населением. Душить, убивать, гноить, пытать в застенках в промежутках между пьянками. Особенным садизмом отличаются офицеры. «Утончённость» воспитания в помещичьих семьях дала свои результаты в утончённых методах истязания мирных людей.

13 июля 1941 года немцы под видом регистрации согнали всё мужское население в возрасте от 16 до 50 лет в лагерь. Ничего не подозревая, люди шли на «регистрацию» и попадали в ловушку. Обратно возвратиться нельзя. Площадь была оцеплена эсесовцами, в каждого, кто пытался уйти, стреляли. Огромная масса людей не помещалась на отведенной площади в районе Пересты. Томила жара и жажда. Неожиданно появились листовки, где во всём обвинялись «жиды» и коммунисты. Начала действовать немецко-фашистская пропаганда. Цель – разъединить людей по национальному признаку, натравить русских на евреев, и этим отвести ненависть к немцам.

Ещё одна провокация: несколько раз проезжал грузовик, и немцы разбрасывали сухари. Многие бежали вслед за машиной и хватали сухари, так как уже второй день ничего не ели. В это время фотокорреспонденты делали снимки, которые затем помещались в газетах и должны были свидетельствовать о голодных людях, которых немцы кормят.

За два дня набралось столько людей, что они уже не вмещались на площади, и немцы решили перевести всех за город. Огромные колонны людей потянулись под охраной в лагерь «Дрозды». 14 июля 1941 года лагерь «Дрозды». Чистое большое поле, без тени. Палящее солнце высасывает все соки, но негде укрыться. Десятки тысяч людей собраны вместе, среди них есть и уголовные элементы, выпущенные из мест заключения. Ночью они с воем нападают на спящих людей, которые убегают в страхе, оставляя взятые из дома вещи и продукты.

Начала распространяться антисемитская агитация. Она была глупой и пошлой. Впоследствии на неё обращали внимание, но в первые дни антисемитизм действовал угнетающе, он казался диким, непонятным. В такой обстановке люди пробыли пять дней. На шестой день было объявлено, что евреи должны перейти в другой лагерь. Тогда это ещё не было понятно. Никак не укладывалось в голове, зачем отделяют. Те, кто слышал объявление, переходят в другой лагерь, но многие не слыхали, опаздывали с переходом. И тут им дали понять, что они евреи. На всём расстоянии между двумя лагерями стояли эсесовцы и каждого проходящего мимо них зверски избивали. Были нагайками, прикладами, коваными сапогами по голове, по спине, по ногам. Если кому-либо удавалось перебежать, не будучи избитым, его выволакивали и избивали ещё сильнее. Одного молодого человека заставили снять верхнюю одежду, избили, а одежду отдали какому-то уголовнику.

У многих людей разбиты головы, кровь льётся, но её нечем остановить. К моральному унижению прибавилась грубая физическая сила, применяемая к беззащитным людям. Все были подавлены. Мать одного молодого человека, которой удалось пройти в лагерь, упрекала своего сына, что он не принял яд. Чем подвергаться таким издевательствам, лучше покончить с собой. У многих тогда появилась мысль о самоубийстве.

После того, как евреев отделили, остальных находящихся в лагере «Дрозды» освободили. Евреев заставили убрать огромное поле, на котором пять дней находились десятки тысяч людей. При формировании колонн для уборки людей заставляли становиться на колени и немилосердно избивали. В лагере было около 8 тысяч евреев, ими занималась особая группа эсесовцев, которая ежедневно приезжала в лагерь. Это были отъявленные палачи, потерявшие человеческий облик. При малейшей опасности для себя они становились трусливыми. Однажды во время посещения ими лагеря, в городе произошла небольшая бомбёжка, они немедленно сели в машины и удрали.

Первым «мероприятием» в отношении евреев, находящихся в лагере, было уничтожение интеллигенции. Немцы боялись людей, умеющих раскрыть перед массами гнусную роль фашизма. Подавляющее большинство евреев были рабочие, которых немцы предполагали использовать как рабочую силу. Было объявлено, чтобы люди умственного труда: врачи, учителя, инженеры, техники, бухгалтеры и другие вышли и построились. Никто не предполагал, что выходит на смерть. Думали, что поведут на работу. Людей интеллигентного труда набралось около 600 человек. Среди них был и автор записей. На следующий день рано утром приехала машина с эсесовцами. Вызвали по списку 200 человек. Их построили в колонну, посадили на машины и увезли неизвестно куда. На следующий день повторилось то же самое. Вызвали по списку 100 человек. На этот раз их увезли сравнительно недалеко от лагеря. Через некоторое время раздались залпы, за ними одиночные выстрелы. Сомнения исчезли, стало ясно, что интеллигенция обречена на смерть. Состояние ожидания неминуемой смерти охватило оставшихся 300 человек. Большинство переносило это спокойно, но некоторые плакали, прощались друг с другом. Один молодой инженер сошёл с ума. Ещё через день забрали следующую сотню людей. Автор записей решил бежать в общий лагерь для евреев, который находился рядом. Несмотря на строгий запрет и охрану он ночью перебежал и этим избежал неминуемого расстрела.

Люди интеллигентного труда по возрасту старше 50 лет не попали в лагерь, впоследствии они были истреблены в гетто. Известные профессора Ситерман, Дворжец, доктор Белоус и многие другие, имена которых произносили с уважением, служили фашистам мишенями в стрельбе или стали жертвами садистских развлечений. Например, профессора Ситермана заставили убирать туалеты, а затем убили.

В общем лагере для евреев продолжались издевательства. Часто всех выстраивали, и гестаповцы ходили вдоль колонн и вытаскивали почему-либо не понравившихся им по лицу людей. Эти люди исчезали навеки. Можно себе представить настроение людей, которые думают о том, остановится ли на них волчий взгляд, решающий вопрос об их жизни или смерти.

Ежедневно эсесовцы набрасывались с дубинками и прикладами, при этом передние попадали под удары и невольно отступали, напирая на позади стоящих. Получалась неимоверная давка. Так людей гоняли из одного конца лагеря в другой до тех пор, пока эсесовцы не уставали избивать.

Каждый вечер, как только смеркалось, немцы начинали стрелять из пулемётов, расположенных на вышках. Пули летели так низко, что приходилось ложиться на землю. Погода вначале стояла очень жаркая, за день солнце так изматывало, что у людей начиналась тошнота и обмороки. Лагерь кончался рекой, и чтобы спрятаться от солнца и утолить жажду, люди стремились к реке. Однако немцы к реке не подпускали. Подходивших они сталкивали в реку вместе с одеждой. Впоследствии жара сменилась дождями, земля пропиталась водой, кругом лужи. Подостлать что-либо или укрыться нечем. Сыро, холодно. Под видом обы-сков отбирали всё: бритвы, ножики, кошельки, снимали с людей плащи, сапоги и вообще забирали любую понра-вившуюся какому-либо солдату одежду.

Лагерь был разбит на колонны по профессиям: каменщики, печники, столяры, стекольщики и т.д. Убежать из лагеря невозможно. Густая сеть проволочных заграждений, пулемётные вышки, усиленная охрана. В таком положении люди находились 20 дней. На 20-й день в лагерь приехало много эсесовцев. Всех построили в колонны и повели через город. Никто не знал, куда их ведут. Люди были измождены, многие падали по дороге, их избивали и заставляли рядом идущих нести их. Колонны евреев привели в тюрьму. Пустующую Минскую тюрьму решили заполнить евреями. Здесь начались новые издевательства. При входе во двор тюрьмы людей избивали. Наконец, двери тюрьмы захлопнулись, евреи стали заключёнными. Люди лежали в камерах на цементном полу так тесно, что пройти мимо нельзя было.

На третий день заключённых выстроили во дворе тюрьмы в колонны. Опять загадка: для чего. Подводили к выходу по три колонны, и переводчик зачитывал какие-то фамилии. Оказалось, что вызывают людей, которые убежали из лагеря интеллигенции. Отозвавшихся выстраивали в отдельную группу. Ясно, что их ожидало – пытки и казнь.

1 августа 1941 года. Всего один месяц прошёл со времени оккупации Минска, но, сколько уже пролилось невинной крови, сколько пролито слёз, принято мук. Один месяц, но пережито больше, чем за целую жизнь, а впереди ещё много кошмарных месяцев.

На улицах Минска появился приказ Полевого коменданта о гетто.

ПРИКАЗ

о создании еврейского района в городе Минск.

1.

Начиная со дня издания настоящего приказа, в городе Минске выделяется особый район, в котором должны проживать исключительно евреи.

2.

Все евреи – жители города Минска – обязаны после опубликования настоящего приказа в течение 5 дней переселиться в еврейский район. Евреи, которые по истечению этого срока будут обнаружены в нееврейском районе, будут арестованы и строжайше наказаны. Неевреи, проживающие в пределах еврейского района, обязаны немедленно покинуть еврейский район. Если в нееврейском районе не окажется квартир, освобождённых евреями, жилищный отдел Минской городской Управы предоставит другие свободные квартиры.

3.

Разрешается брать с собой домашнее имущество. Кто будет уличён в присвоении чужого имущества или грабеже, подлежит расстрелу.

4.

Еврейский район ограничивается следующими улицами: Колхозный переулок до Колхозной улицы, далее вдоль реки до улицы Немига, исключая православную церковь, до республиканской улицы с прилегающими к ней улицами: Шорная, Коллекторная, Мебельный переулок, Перекопская, Низовая, еврейское кладбище, Абутковая улица, 2-й Апанский пер. Заславская ул. до Колхозного переулка.

5.

Еврейский район сразу же после переселения должен быть отгорожен от города каменной стеной. Построить эту стену обязаны жители еврейского района, используя в качестве строительного материала камни с нежилых или разрушенных зданий.

6.

Евреям из рабочих колонн запрещается пребывание в не-еврейском районе. Означенные колонны могут выходить за пределы своего района исключительно по специальным пропускам на определённые рабочие места, распределяемые Минской Городской Управой. Нарушение этого приказа карается расстрелом.

7.

Евреям разрешается входить в еврейский район и выходить из него только по двум улицам – Апанской и Островской. Перелезать через ограду воспрещается. Немецкой страже и охране порядка приказано стрелять в нарушителей этого пункта.

8.

В еврейский район могут входить только евреи и лица, принадлежащие к немецким воинским частям, а также к Минской Городской Управе и то лишь по служебным делам.

9.

На юденрат возлагается заём в размере 30 000 червонцев на расходы, связанные с переселением из одного района в другой. Означенная сумма, процентные отчисления с како-вой будут определены позднее, должна быть внесена в те-чение 12 часов после издания настоящего приказа в кассу Городской Управы (ул. Карла Маркса,28).

10.

Юденрат должен немедленно предоставить жилищному отделу Городской Управы заявку на квартиры, которые евреи оставляют в нееврейском районе и ещё не занятые арийскими (нееврейскими) жильцами.

11.

Порядок в еврейском районе будет поддерживаться особыми еврейскими отрядами порядка (специальный приказ об этом будет своевременно издан).

12.

За переселение всех евреев в свой район несёт полную ответственность юданрат города Минска. Всякое уклонение от выполнения настоящего приказа будет строжайше наказано.

Полевой комендант

(фактически район с самого начала был меньше указанного в этом приказе).

Этот район был совершенно недостаточен для размещения такой массы людей, которых обязали переселиться туда. Это привело к необыкновенной тесноте. В одной комнате должны были разместиться большие семьи со всеми вещами. Люди оставляли квартиры, где жили отцы и дети. Транспорта для перевозки вещей не было, десятки тысяч людей потянулись в район гетто, перевозя домашний скарб на двуколках или на себе. Люди не понимали, как они будут жить в гетто. Ведь связи с внешним миром не будет, чем будут питаться…

Для руководства гетто, вернее, для проведения в жизнь указаний немецкого гестапо, был назначен еврейский комитет – «юденрат». Интересна история назначения этого комитета. В облавах на улицах и в квартирах гестапо схватило около 100 евреев. Всех их привели в большой Дом правительства. По внешнему виду и по почерку выделили группу людей и сказали им, что они будут составлять «комитет». Председателем комитета немцы назначили Иосифа Мушкина.

Прежде, чем убить, немцы выжимали пот из своих жертв, заставляя работать на самых тяжёлых работах. Всех мужчин обязали ежедневно являться к комитету, откуда колоннами уводили на различные работы. Часть колонн уводили очищать железнодорожные пути, очищать заставляли руками, без инструментов. Заставляли толкать платформы, причём на пути стояли солдаты и поочерёдно избивали каждого толкающего. Кроме этого, на самой платформе стоял солдат и наносил удары дубинкой. Обеда никакого не было. После 12 часов изнурительного труда колонны возвращались в гетто.

Вскоре начались облавы на мужчин. Гестапо спешило, прежде всего, убить молодых людей. Внезапно в гетто наезжали машины с эсесовцами и начинали ловить мужчин. Улицы мгновенно пустели, начинались обыски по квартирам. Всех молодых мужчин выгоняли на улицы и загоняли в машины. Больше эти люди не возвращались, их расстреливали или отправляли в лагеря смерти.

Наиболее крупные облавы состоялись 14, 26 и 31 августа 1941года. В эти дни были схвачены многие тысячи мужчин. При этом хватали не только молодых, но и стариков, больных и инвалидов. Люди начинали изыскивать методы спасения во время облав. Одним из таких методов был следующий: если в квартире было несколько смежных комнат, то дверь одной из комнат заставляли тяжёлым буфетом, в этой закрытой комнате и прятались мужчины. Эсесовцы входили в квартиру, женщины показывали, что никого нет, и те уходили. Таким способом удалось спастись и Михаилу Турецкому.

Спасаясь от облав, многие мужчины стремились уйти из гетто. Уйти можно было только вместе с колонной, которую уводили на работу. Хотя за работу ничего не платили, всё же было важно выйти из гетто, из этого ада. Пребывание в гетто было мучительным не только морально, не только потому, что можно была попасть в облаву, но и потому, что был голод. Люди буквально опухали от голода. Существовать можно было, только обменяв вещи на продукты вне гетто. Но, во-первых, не у всех были вещи, значительная часть людей – погорельцы, во-вторых, выход из гетто и сношение с русским населением были связаны с большим риском. Обычно люди имели возможность обменивать вещи, уходя из гетто в колоннах на работу. Но существование за счёт обмена вещей на продукты не могло быть продолжительным, ибо вещи ценились очень дёшево, например, простыню отдавали за полбуханки хлеба, хорошее новое пальто – за полпуда муки. Стоило только попасть в полицию или в тюрьму, как жизнь человека обрывалась. Меньшего наказания, чем расстрел, не существовало. За выход из гетто, за сношение с населением города, за отсутствие жёлтой латы, за хождение по тротуару, а не по мостовой, за неснятие шапки перед немцем, за всё – смерть.

Наступило 7 ноября 1941 года. Чувствовалось, что над гетто нависает гроза. Люди метались в поисках убежища. В гетто наехало много машин. Предполагали, что как и в прошлые облавы, будут брать только мужчин, поэтому женщины и дети не прятались. Но оказалось, что из домов выгоняли на улицу всех: мужчин, женщин, стариков, детей, больных. Грудных детей заставляли брать с собой. Ничего из вещей взять не разрешили. Женщины наспех одевали детей, и всех загоняли в крытые машины. Люди не понимали, куда их везут. Впоследствии, в следующем погроме это знали уже и маленькие дети, стало известно, что везут на смерть. Но это был первый массовый погром в Минске.

В погроме 7 ноября 1941 года были вывезены из гетто около 20 тысяч человек. Всех сразу убить в один день фашисты не были в состоянии. Поэтому людей предварительно вывезли на окраину города в бараки, а уже оттуда машинами перевозили в район Медвежино и расстреливали. Пребывание в бараках было кошмаром. Женщины и дети стояли в ужасной тесноте, вынуждены были там же оправляться. Они изнывали от жажды, через решётки окон протягивали калоши, чтобы им набрали снега. Матери давали детям свою слюну. Перед смертью они должны были переносить такие страдания! Время от времени подъезжали машины и увозили очередную партию людей на расстрел.

Погром 7 ноября охватил не всё гетто, а часть его. Фашисты начали уменьшать территорию гетто сначала за счёт улиц с каменными домами. Именно в эти дома накануне погрома устремились люди из других районов гетто, считая их почему-то более безопасными. На следующий день после погрома полицейские оцепили район, где проходил погром, выгоняли из домов оставшихся людей. Вещи брать с собой запрещалось. Таким образом, люди лишились не только крова, но и вещей, которые можно было бы обменять на продукты питания. От территории гетто отошли улицы: Замковая, Новомясницкая, Островского и др. Люди из этих районов искали пристанище в остальных районах гетто, и тем самым увеличивалась теснота.

Не прошло и двух недель после первого погрома, как фашисты устроили второй погром. Это было 20 ноября 1941 года. С раннего утра была оцеплена значительная часть гетто. Полицейские и эсесовцы вламывались в квартиры и выгоняли всех людей на улицу. В отличие от первого погрома людей не отвозили на машинах, а гнали колоннами пешком за город. Несмотря на сильную охрану, люди пытались бежать. Многих убили, но некоторым удалось спастись. Погром охватил большую часть гетто. Общее количество убитых в первом и во втором погромах составило около 20 тысяч человек. После каждого погрома начинался грабёж. Грабили в первую очередь гестаповцы. Они вывозили машинами более ценные вещи. Затем грабили полицейские, а также некоторая часть местных жителей, которые стояли как шакалы у колючей проволоки гетто.

Немцы искали и находили предателей. В городах и сельской местности были белорусские полицейские, которые носили чёрные шинели с серыми обшлагами. Были украинские и литовские батальоны в немецкой форме. Нашлись предатели и в гетто. Это были еврейские полицейские. Оружие им не выдавали. Они носили, как и все евреи, жёлтые латы, но имели повязки на рукавах. Они проводили обыски, отбирали деньги и ценные вещи, помогали загонять людей в душегубки, пьянствовали. Это был «пир во время чумы».

В то время как тысячи людей голодали, небольшая кучка мерзавцев устраивала пьяные оргии. Им казалось, что они уцелеют, но они, конечно, не избежали общей участи евреев. Под конец их тоже убили, но это была собачья смерть.

Декабрь 1941 года. Морозы стоят большие, неожиданный приказ: всем, проживающим в середине гетто, в большом квадрате, немедленно переселиться в другие районы гетто. Освободившийся район ограждают двумя рядами колючей проволоки. Через несколько дней туда поселяют евреев, привезенных из Германии. Мужчины, женщины и дети из Берлина, Гамбурга, Дюссельдорфа и других городов очутились в Минском гетто. Чего фашисты не изобретали для уничтожения евреев. Немецких евреев ждала участь всех в Минском гетто.

Издан новый приказ – разделить гетто на две части: левую и правую. Левая часть, прилегающая к еврейскому кладбищу, отводится для так называемых «специалистов» – портных, столяров и т.д.; правая – чернорабочих и неработающих. Началось массовое переселение людей из одного района в другой. Опять, в который раз, переносят люди свои пожитки. Полагали, что в первую очередь будет ликвидирована правая часть гетто, поэтому люди стремились поселиться в левой части. Овдовевшие женщины, мужья которых были убиты, приписывались к мужьям-специалистам. Мужчины, работавшие на чёрных работах, стремились овладеть профессией. Люди, работавшие столярами, стекольщиками и другими специалистами брали на обучение тех, кто не имел профессии.

После того, как закончилось переселение, был издан другой приказ: перенумеровать все дома в гетто. Вместо прежних названий улиц и номеров домов появились номера домов без названий улиц. Так, в районе специалистов было около 600 номеров. Кроме того, каждый еврей должен был, кроме жёлтых лат, пришить на спине и груди кусок полотна с номером дома, в котором он живёт. Теперь, если кто-нибудь «провинился», то по номеру определяли, в каком доме он живёт, вместе с «виновным» наказывали всех жителей этого дома.

В доме № 48 нашли пистолет. За это были расстреляны все 62 человека, населявшие этот дом, не исключая детей. Каждое утро большие колонны людей направлялись на работу в разные концы города. Это была жуткая картина: голодные, изнурённые люди с жёлтыми латами и белыми номерами на груди и спине уходили на целый день, на рабский труд, за который получали тарелку похлёбки. Вечером колонны возвращались в гетто. Многие несли дрова для отопления, шелуху от картофеля, что считалось счастьем для семьи. Колонны сопровождались колонновожатыми-немцами. Без колонновожатых выход из гетто был запрещён. Нередко в гетто не возвращалась целая колонна. Обычно людей забирали в тюрьму за то, что они заходили к горожанам, за обмен вещей на продукты.  Если один «провинился», то забирали и истребляли всю колонну. Из тюрьмы люди уже не возвращались.

2 марта 1942 года произошёл третий массовый погром в гетто, на этот раз фашисты изменили тактику. В прошлые погромы убивали тех, которые находились в гетто, поэтому люди старались уходить из гетто с колоннами на работу. На этот раз фашисты решили захватить рабочие колонны. К концу рабочего дня 2 марта 1942 года колонны, как обычно, возвращались в гетто. Измученные люди плелись длинными колоннами. Вот уже показались ворота гетто на Республиканской улице. Люди хотят поскорее добраться «домой», передохнуть от целого дня тяжёлого труда. Но войти в ворота им не дали. У ворот стояли эсесовцы и поворачивали колонны в смежные улицы. Идущие сзади ничего не подозревая продолжали идти в гетто и попадали в ловушку. Колонны окружались усиленной охраной, их погнали к железнодорожному вокзалу. Там их сажали в вагоны и отправляли как скот на бойню, в один из многочисленных лагерей смерти. Когда Минское гетто получило «разнарядку» на отправку очередного эшелона, время было ограничено, и легче всего было выполнить приказ, перехватив колонны людей, идущих с работы. Фашисты знали, что в гетто почти в каждом доме имеется убежище, так называемая «малина», где прятались люди и что массовый захват людей связан с большими трудностями, потребует много времени. Вместе с тем, фашисты уже меньше считались с потерей рабочей силы. Напрасно многие предполагали, что работая у немцев, они спасут свою жизнь. Они не учли, что хитрость, подлость, провокация фашистов не имеет предела.

Люди шли на работу не потому, что хотели помогать немцам, а потому, что хотели избавиться хоть на дневное время от ужасов гетто, чтобы как-нибудь пропитаться и принести немного пищи своим семьям. Надо сказать, что работали далеко не производительно. При малейшей возможности люди саботировали работу, и только когда появлялся немец, делали вид, что работают. Не все колонны попали 2 марта в погром. Прошёл слух, что в гетто неспокойно, а это означало только одно – облава или погром. Многим колоннам удалось остаться на работе, и таким образом избежать смерти. Колонна, в которой находился автор этих записей, после работы возвращалась в гетто. По дороге встретили колонну людей, идущих в обратном от гетто направлении. Это показалось подозрительным. Сказали, что в гетто неспокойно. Стали просить колонновожатого, местного немца, вернуться с колонной на работу, он долго не решался, между тем, каждый шаг приближал нас к неминуемой смерти. Наконец, за вознаграждение он повернул колонну и привёл её обратно к месту работы. Таким образом, на этот раз уцелели люди, вместе с ними и автор записей.

Летом 1942 года эсесовцы опять изменили тактику. Раньше ночью было относительно спокойно. Только утром люди оглядывались, пытаясь понять, не предпринимается ли чего-либо в этот день в гетто. Теперь фашисты решили лишить людей и ночного отдыха. Начались ночные погромы. Каждую ночь приезжали в гетто машины с эсесовцами, врывались в квартиры, выводили на улицу и тут же, рядом с домами расстреливали всех, включая грудных детей. Ночами теперь не спали, прислушивались, не подъезжает ли к дому машина.

Утром узнавали, что на такой-то улице убито столько-то людей. С наступлением вечера людей охватывал страх перед предстоящей ночью. Спали в одежде, детей не раздевали, ожидая, когда за ними приедут. До 12 часов ночи обычно стояли в сенях или на чердаках, следили, не покажется ли машина – вестник смерти. Ночные погромы были страшнее дневных. К последним люди были наготове, и при подозрении на погром прятались в убежищах. Хотя наличие этих убежищ не всегда спасало, но всё же как-то на время успокаивало людей. К ночным погромам невозможно было приготовиться. Нельзя было спрятаться от ночного погрома, ибо людей заставали врасплох, и неизвестно было. когда, в какую ночь это случится.

Можно спрятаться и не спать одну, две ночи, но невозможно бодрствовать все ночи. К тому же дети ничего не хотели знать, они хотели спать, и матери не в состоянии были каждую ночь их прятать. Дети были до того напуга-ы, что одно только появление немца наводило на них ужас, они прибегали с криком: «немцы идут!»

28 июля 1942 года в Минском гетто произошёл четвёртый массовый погром. Накануне было объявлено, что все евреи, помимо жёлтой латы и номера, должны носить ещё и третий отличительный знак: работающие – красный знак, неработающие – синий. Для получения этих знаков все должны явиться на площадь. Но это была очередная провокация. Под видом выдачи знаков фашисты хотели собрать людей. Когда утром, как обычно, колонны людей отправлялись на работу, полицейские начали выгонять оставшихся в гетто людей на площадь, якобы для получения знаков. Когда собралось много народа, площадь оцепили, в гетто наехало много машин с эсесовцами, начался погром. Людей загоняли в машины. Но это уже были не обычные машины, а душегубки – новейшее «достижение» фашистской техники.

Душегубки представляли собой большие закрытые машины с герметическими кузовами, внутри обитыми оцинкованным железом. В эти машины загоняли женщин, детей, мужчин, они там стояли, тесно прижавшись друг к другу. Двери захлопывались, и машина отъезжала. Во время движения в кузов поступал по трубе выхлопной газ, люди начинали задыхаться. Это была мучительная смерть.

После того, как были вывезены люди, стоявшие на площади, эсесовцы и полицейские бросились вылавливать людей из домов. В отличие от прошлых погромов, которые продолжались один день, четвёртый погром продолжался четыре дня. В первый день были задушены жители района «неспециалистов», во второй – район «специалистов». Таким образом погром охватил всё гетто. Люди прятались в специальных убежищах, но погромщики большей частью находили спрятавшихся. Больных людей пристреливали в кроватях. Спрятавшихся нередко выдавали маленькие дети, которые начинали плакать. Это были самые драматические моменты. Для спасения других людей, находящихся в укрытии, матери так прижимали к себе детей, что они иногда задыхались. Полицаи, услыхав детский плач, разворачивали полы и выволакивали всех находившихся в укрытии людей. Четыре дня подряд полицейские искали и вылавливали людей и грабили имущество.

Людей, ушедших с колоннами, четыре дня держали на местах работы. Когда 1 августа колонны вернулись в гетто, то большинство своих родных не увидели. Оставшиеся в живых, встречали колонны молча, с разбитыми сердцами, большинство потеряли семьи, родных и близких людей. Дома стояли с разбитыми дверьми и окнами, внутри всё было разграблено. После четвёртого погрома территория гетто вновь была урезана вдвое. Теперь она занимала небольшой район от Республиканской улицы до еврейского кладбища. Люди, оставшиеся в живых, должны были опять переселяться. Таким образом, за один год, люди пять раз переселялись. Теснота в квартирах увеличивалась, ибо территория гетто урезывалась в большей степени, чем убивали людей.

В январе 1943 года приказали собраться врачам гетто. Ничего не подозревая, врачи явились. Тогда эсесовцы отобрали 20 врачей и расстреляли их. Эта расправа с врачами, которые носили на рукавах повязки с красным крестом, стала открытым попранием элементарных международных правил. Среди врачей была женщина с двумя детьми. Дети не хотели оставить свою мать. Эсесовцы убили мать вместе с детьми.

На этом записи неизвестного автора узника Минского гетто закончились, очевидно, вместе с его жизнью

Глава 11

Весь 1943 год партизанская жизнь продолжалась: боевые операции, разгром гарнизонов, уничтожение фашистов и полицаев. Силами бригады Будённого, в которую входил и мой отряд им. Котовского, мы приняли участие в боевой операции против немецко-полицейского гарнизона В посёлке «Святая Воля», Пинской области. По сведениям разведки гарнизон немцев и полицаев состоял из 200 гитлеровцев и стольких же полицаев. Посёлок Святая Воля был превращён в укреплённый пункт с дзотами, системой окопов и ходов сообщений. Атака гарнизона началась на рассвете одновременно в нескольких направлениях. Ночью наш отряд Котовского подошёл к самой околице посёлка, остальные два отряда подошли с противоположной стороны посёлка. Одна рота ворвалась в посёлок и стала забрасывать гранатами окна домов, в которых размещались гитлеровцы. Более 50 фашистов было уничтожено в этих домах. Затем были атакованы дзоты. Фашисты и полицаи понесли большие потери, они начали отходить, но преследование их продолжалось.

Внезапно появились автомашины с гитлеровцами, которые прорвались в тыл к партизанам. Командование отрядами приказало прекратить преследование остатков гарнизона Святой Воли и организованно отходить в лес.. Но дорога в лес была перекрыта гитлеровцами, пришлось отходить к болоту. И только через неделю отряды вышли на свои базы.

Наступили два последних месяца 1943 года. Жизнь в партизанском отряде продолжалась активная. Операции на железной дороге, засады на дорогах и всё с главной целью – уничтожить побольше фашистов.

На партизанском аэродроме под Хоростовом регулярно принимались самолёты из Москвы, которые доставляли оружие и боеприпасы, забирали раненых. Но не всегда всё получалось гладко. В одну из дождливых, грозовых ночей принимали самолёт для Барановичского партизан-ского соединения. Лётчики направили самолёт по центру между опознавательными кострами, но в последнюю минуту лётчикам показалось, То что-то не так, и самолёт пошёл на второй круг, при этом он зацепился за деревья и взорвался. Экипаж и партизанское командование Барановического соединения погибли. Целые сутки взрывались боеприпасы.

Автоматами до этого трагического случая в отряде были вооружено менее половины партизан, а после этого автоматами вооружили все партизаны. Дело в том, что во взорвавшемся самолёте было много автоматов, при взрыве самолёта сгорели приклады автоматов, а остальное не повредилось. В отряде есть оружейная мастерская, возглав-лял её специалист, на все руки мастер, партизан из Старобина Менкин Яша, 1920 года рождения. Ко всем сгоревшим автоматам изготовлялись новые приклады, и к новому 1944 году и мне был вручен новый блестящий автомат, с его помощью множество гитлеровцев получили по заслугам. Автомат был моим оружием до соединения с действующей Красной Армией.

В сводках Совинформбюро появилось Гомельское направление. Как много значили эти слова для нас, партизан, и не только для нас, а для многих тысяч людей, живших уже более двух лет на оккупированной фашистами территории. Наступил 1944 год, уже был освобождён Гомель и Мозырь, близилось освобождение всей Белоруссии. 

В отряд поступил приказ: забрать коров из немецких зон, особенно из пришоссейных деревень, по территории которых ожидается отступление немцев, угнать коров в партизанский тыл, так как при отступлении немцы будут хватать всё, что смогут. Но для нас, партизан, это дело, которое было поручено, неприятное. Забирать всех коров у своих, где люди так хорошо относятся к партизанам. Да, конечно, немцы постараются угнать коров, но ведь и то известно: корова для семьи теперь всё: и магазин, и детские ясли, и зарплата. А ты, именно ты, партизан, приходишь и лишаешь людей всего этого! Но приказ есть приказ, его надо выполнять.

Деревня, которая была выделена нашему отряду, находилась в восьми километрах от города Лахвы, где находился укреплённый гарнизон немцев и полицаев. На каждый дом распределили по два партизана. Моим напарником был Илья Фельдман, с которым мы были как братья. На дворе ночь теперь страшна для человека, даже если неизвестно, чьим голосом говорит ночь: голосом партизана или голосом полицая. Заходим во двор, стучим в окно, показалась голова.

− Хозяин, открой-ка!

Мы вошли в хату, огня не зажинают. Поздоровались, ответил хозяин, появилась вторая женская фигура, наверное, хозяйка. Воздух в хате спёртый, запах пелёнок.

– Хозяин, немцы отступают, будут забирать коров.

– Спасибо вам, что предупредили.

– Но, хозяин, приказано угнать коров в партизанскую зону.

– Куда угнать. Ой, что вы! Как же дети?

– Возьмём, а после войны…

– Дорогие мои, мы сами в лесу спрячем.

Хозяин понимает то, что понимаем и мы. После войны корову свою он не найдёт, но и думать он должен не только о себе, но и о детях, чтобы выжить в это страшное время. Не смогли мы заставить хозяина открыть хлев, он умолял, просил, говорил: «делайте, что хотите, но хлев не открою».

– Ладно, постарайся дядька, немцам не отдать. Спрячьте корову.

И мы ушли, понимая, что за невыполнение приказа мы будем строго наказаны… но, всё обошлось. На тёмной улице уже большое стадо коров, его гонят почти бегом. Мой командир отделения увидел меня и спрашивает:

– Выгнали свою?

– Там пошла, уже в стаде, − отвечаю я.

Глава 12

Наступило 23 июня 1944 года. Утром, с Востока и Юга начал доноситься грохот небывалой канонады, началось решающее наступление Красной Армии на белорусской земле. Перед нашим отрядом была поставлена задача уничтожить группы гитлеровцев, попавших в окружение и частично бродивших по лесам.

Моя, четвёртая рота получила приказ: рейдом пройтись по деревням в радиусе 50 км. вокруг Пинска и уничтожать группы фашистов, которые вырвались из окружения и зверствуют в деревнях по ночам. Грабят, убивают при малейшем сопротивлении и мужчин, и женщин.

Наутро мы прибыли в большую деревню, расположенную недалеко от г. Луница, Пинской области. Ночью в этой деревне побывал большой отряд фашистов, врывались в дома, хватали всё, что находили, убили трёх мужчин и четырёх женщин. Приблизительно было около 200 фашистов, они могли скрыться в прилегающих лесах. было принято решение обнаружить фашистов и уничтожить их. Наша рота насчитывала 30 бойцов, но если внезапно настичь гитлеровцев, то можно будет с ними справиться.

Фашистов мы обнаружили глубоко в лесу, в ложбине, рядом – четыре больших костра. Они нас не ждали, часовых не выставили, чувствовали себя как дома, как хозяева. С одной стороны, где они находились, было болото. Поступил приказ командира роты: окружить фашистов с трёх сторон и одновременно открыть по ним огонь. Немцы нас не ждали, сопротивления они не смогли оказать. На месте было убито 80 фашистов, остальные – около 120 подняли руки вверх и сдались в плен. Немцы очень боялись попадаться партизанам в плен, они знали, что у партизан лагерей для пленных нет. Всех немцев построили в колонну, собрали очень много оружия, мы сопроводили пленных от этого места в сторону метров на 500. было понятно, что с пленными фашистами, кроме уничтожения, ничего сделать невозможно. Просто нет другого выхода. Командир роты построил нас и объявил приказ:

За совершённые преступления, за убийства ни в чём неповинных людей, за убийство прошедшей ночью семи человек приказываю всем партизанам – по фашистам

– ОГОНЬ!

Наконец-то исполнилось то, о чём мечтал. Я выпускал без жалости очередь за очередью по фашистам и приговаривал: «за маму, это – за старшую сестру Михлю, это – за сестричку Рахиль, а это – за двух сестричек – Нехаме и Хае.

3 июля 1944 года освобождён Минск, а 14 июля 1944 года партизанские отряды Пинского соединения встретились с частями Красной Армии и вступили в Пинск. Все дороги, ведущие в Пинск, загружены вооружёнными мужчинами и женщинами, молодыми и старыми, идут в строгом боевом порядке. Это идут партизаны Пинского партизанского соединения, которые идут в Пинск для участия в Партизанском Параде, который состоялся 15 июля 1944 года.

Численный состав Пинского Партизанского соединения на день освобождения Пинской области 14 июля 1944 года составлял более 7 тысяч партизан. Бригада Будённого, в которую входил наш отряд Котовского, состояла из трёх отрядов: Котовского, Ворошилова и Пономаренко. Бригада соединилась с частями красной Армии 14 июля 1944г. общей численностью 1078 партизан.

из них: мужчин − 964      женщин − 114

белорусов − 708               русских − 190

евреев – 90                       украинцев – 54   других национальностей – 36

Начался Парад партизан. Это был исторический Парад, исторический день освобождения. Шеренга за шеренгой, отряд за отрядом шагают партизаны мимо трибуны, на которой стоят руководители партизан, члены Военного Совета Армии и наш командующий Пинским соединением

 

Корж Василий Захарович.
В едином строю проходят отряды:
им. Котовского − 402 партизана
Ворошилова − 323 Сталина − 393
Пономаренко − 306 Молотова − 266
Шиша − 316 Орджоникидзе−478
Суворова −269 Немытова − 190
Лазо − 342 Т.Костюшко − 195
Калинина −243 Чкалова − 448
Паталаха − 90 Рокоссовского −222
Чапаева − 217 Баруцкого − 295
Дзержинского – 325 Щорса − 193
Фрунзе −313 Чуклая − 123
Кутузова −105 Кавалерийский эскадрон− 147
122

 

За Родину − 414
Калинина − 247

Из общей численности партизан бригады Будённого 1078 чел., соединившихся 14 июля 1944 г. с частями Красной Армии, евреев было 90 партизан.

Их имена:

Аронович Зусь  − 1924 г. рожд.

Аронович Роза       − 1921

Беркович Шая       − 1918

Букенгольц Моисей − 1909

Вечербина Броня  − 1924

Вихневич Иосиф – 1912

Водницкий Пейсах – 1910

Гендлин Иосиф −  1905

Генов Исаак − 1911

Гимельштейн Моня – 1922

Гинзбург Янкель − 1893

Гольдберг Владимир − 1929

Городецкий Захар – 1927

Городецкий Янкель −1893

Давидан Нисон − 1913

Долгин Михаил −1921

Деолгина Геня − 1924

Домнич Броня −1924

Домнич Ефим – 1922

Домнич Иосиф − 1902

Домнич Соня – 1902

Доинич Хаим − 1922

Дубин Зелик − 1924

 

Дубовский −1925
Жуховицкий Борис − 1904
Завин Исаак − 1928
Завин Владимир − 1920
Зивин Вольф − 1912
Зыскинд Семён − 1912
Зыцман Яков −1920
Израилитина Роза − 1925
Иоселевский Шлёма  − 1914
Иоселевский Абрам − 1911
Иоффе Меир – 1922
Каплан Израель − 1903
Каплан Сроль −1903
Киржнер Михаил −1923
Кнель Зиновий − 1927
Кравец Гецель – 1926

Кравец Мордух − 1904

Кривицкая Сара − 1917

Крошенский Соломон −1904

Крошниц Хаим − 1909

Лейзерович Г. – 1929

Лифшиц Янкель − 1924

Любич Юрий – 1919

Ляховицкий Александр −1912

Маловицкий Григорий −1923

Медник Израиль – 1909

Менкин Шендер − 1924

Менкин Яша −1920

Мешалов Абрам −1930

Миллер Лейба − 1924

Мишалов Самуил −1914

 

Немой Янкель − 1916

Островский Самуил −1924

 

Писецкая Циля − 1929

 

Рабинович Михаил − 1911
Райхман Гирш −1918
Рейнгольд Авремул – 1885
Рейнгольд Беня − 1921
Рейнгольд Исаак − 1923
Рейнгольд Хаим − 1925
Рубинич Хаим − 1893
Садовский Борис − 1906
Скороход Якуб − 1922
Столяр Ицко − 1906
Ткач Евсей − 1896
Ткач Мордух − 1924

Ткач Шлёма – 1926

Топчик Липа − 1910

Тэклин Григорий – 1923

 

Федорович Павел − 1904
Фельдман Илья − 1920
Финкельштейн Борух −1903
Фридбург Исаак – 1909
Хаит Лев  − 1920
Циклин Н.Б. – 1928

Цукеркорн Самсон  − 1920

Чунц Михаил −1915

 

Шапиро Соня − 1919
Швейдель Арон − 1923
Швердиновский Гирш − 1905
Штейнберг Владимир − 1913
Энгель Дора − 1919
Эпштейн Нохим − 1909
Яхнич Наум − 1922
Яхнич Янкель − 1923

Партизаныевреи отряда Котовского, погибшие в боях

 

Рябкин Исаак, 1920 г. рожд. погиб 1.04. 1942 года

Писаревич Самуил, 1908 г. рожд. погиб 4.08. 1942 г.

Каплан Елизавета, 1922 г.рожд., погибла 1.02.1943 г.

Кузнец Хацкель, 1915 г.рожд., погиб 13.02.1943 г.

Гольдбарг Иочиф, 1904 г.рожд., погиб 25.02.1943 г.

Грибец Абрам, 1923 г.рожд, погиб 28.02.1943г.

Глава 13

Всего 90 партизан-евреев бригады Будённого Пинского соединения, влившихся в ряды красной Армии 14 июля 1944 года.

Может возникнуть вопрос, почему перечислены пофамильно партизаны только еврейской национальности. Первоначально это перечисление вовсе не намечалось. Моим главным помощником в работе над этой книгой является мой компьютер с интернетом, а также архивные материалы, которые я запрашивал.

Так, например, в 1995 г. во время нахождения в Минске, я посетил библиотеку им. Ленина, в архивном документе «Известия ЦК КПСС № 7 за 1990 г. на страницах 210, 211 я обнаружил «Записку секретаря ЦК КП(б) Белоруссии Пономаренко П.К. Она адресована в Центральный комитет ВКП(б) тов. Сталину под грифом: «Совершенно секретно». Название:

«О развитии партизанского движения в Белоруссии».  Меня ВОЗМУТИЛ последний абзац этой «Записки», который и привожу здесь:

«Как вывод, должен подчеркнутьисключительное бесстрашие, стойкость и непримиримость к врагу колхозников в отличие от некоторой части служилого люда городов, ни о чём не думающих, кроме спасения своей шкуры. Это объясняется в известной степени большой еврейской прослойкой в городах. Их обуял животный страх перед Гитлером, и вместо борьбы − бегство». Итак, товарищ Пономаренко П.К., к сожалению, при вашей жизни мне не удалось вам высказать всё то, что я сейчас о вас думаю и о чём пишу. В первую очередь из вашей «Записки» я сделал вывод о том, что животный страх перед Гитлером объял первоначально вас, а не «большую еврейскую прослойку в городах». Именно вы бежали от Гитлера, спасая свою шкуру, в Москву, не выполнив основную свою обязанность: организацию всеобщей мобилизации в ряды Красной Армии. Десятки тысяч военнообязанных по вашей вине не были мобилизованы.

Вы, тов. Пономаренко, в ночь с 25 на 26 июня 1941 года, без объявления общей эвакуации, вместе с руководителями компартии и Совмина Белоруссии, тайно покинули Минск, оставив всех на произвол судьбы.

Каким цинизмом надо обладать, чтобы сравнивать колхозников, «готовых воевать с врагом», со стариками, женщинами и детьми, которые на свой страх и риск, осознав неминуемую гибель от фашистов, не получив НИКАКОЙ помощи от властных структур, пешком вынуждены были дойти до Минска и Орши, Борисова, а после, кому посчастливилось, попасть на поезда, везущие людей в тыл. Этим людям за их мужество нужно поклониться в ноги.

И не нужно быть особо умным, чтобы понять: сравнивая колхозников с «большой еврейской прослойкой в городах» вы разжигаете национальную рознь, ненависть к евреям, убеждая население, что белорусский народ готов воевать с врагом, а евреи не хотят, бегут от Гитлера в Ташкент. Чтобы опровергнуть ваши измышления о том, что евреи не хотят воевать с врагом и защищать Родину, мною и были опубликованы именные списки евреев моего партизанского отряда им. Котовского и бригады им. Будённого. А всего в лесах Белоруссии в партизанах находилось 8465 евреев, из них 1023 партизана погибли.

Хочу привести данные о вкладе в Победу сделанном еврейскими гражданами СССР. В рядах Красной Армии воевало более 500 тысяч евреев, 132 тысячи из них были офицерами. В боях погибло более 200 тысяч еврейских солдат и офицеров. Привожу следующие данные о евреях в командовании Советской Армии. К сожалению, формат книги не позволяет сделать это так, чтобы можно было прочитать каждое имя, по возможности постараюсь отразить эти данные в списке, приведенном ниже:

 

Часть 5-я.

Глава 14

О моей партизанской жизни написано в самом начале книги. Она началась 11 декабря 1941 года. Считаю, что в этот день первый человек из партизан, который меня принял для разговора, была молодая красивая девушка, она назвалась секретарём Слуцкого подпольного райкома пар-тии. Это было в Любанском районе, в здании дирекции совхоза Барриков. Перед этой девушкой я в долгу и кланяюсь ей низко. Именно она сыграла большую роль в моей дальнейшей судьбе.

Мне тогда было неполных пятнадцать лет, меня не приняли бы в партизаны в таком возрасте. Она сказала: «Я тебя поведу к командиру отряда Комарову (Корж В.З.), скажи, что тебе 17 лет. И действительно, командир отряда спросил о моём возрасте, я ответил, что мне 17 лет и меня приняли в отряд.

Уже после войны я узнал, что эта красивая девушка была в то время представителем Минского обкома партии

В отряде Комарова, это была А.И. Степанова. После освобождения Минска она работала Заместителем председателя Президиума Верховного Совета Белорусской ССР.

Партизанский отряд Комарова (Коржа В.З.) весной 1942 года из Любанского района перебазировался в Пинскую область, где было создано Пинское партизанское соединение под его же командованием.

Так как моя партизанская жизнь началась в Любанском районе, то считаю необходимым привести данные о партизанском движении в этом районе в годы Воликой Отечественной войны.

Данные из Историкодокументальной хроники городов и районов Беларуси: «Память Любанский район», Минск, 1996г.

ПАРТИЗАНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В ЛЮБАНСКОМ РАЙОНЕ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

 

***

От редактора сайта: В связи с тем, что далее было приведено огромное количество небольших фото, качество которых к тому же не высоко, командиров и комиссаров партизанских отрядов, размещение которых, в конкретных местах вместе с корректировкой и исправлением ошибок в тексте, заняло бы огромное время (редактирование, исправление ошибок каждой части и без этого занимает более 3 час.), то поместил лишь начало главы. 

Опубликовано 21.02.2017  23:36