Tag Archives: Зиновий Кнель

А. Кожинова о языках евреев БССР

Алла Кожинова

ЯЗЫК БЕЛОРУССКИХ ЕВРЕЕВ КАК ЯЗЫК БЕЛОРУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

Главной особенностью Беларуси являлось и является то, что она представляет собой поле постоянного взаимодействия народностей и языков. Особенно ярко это проявилось между двумя мировыми войнами, когда возникли и, к сожалению, почти сразу угасли предпосылки свободного творчества, в том числе в сфере языковой коммуникации.

Важность учёта языкового фактора в социалистическом государственном строительстве была отражена в принятой 31 июля 1920 г. Декларации о провозглашении независимости Советской Социалистической Республики Белоруссии: «Устанавливается полное равноправие языков (белорусского, русского, польского и еврейского) в сношениях с государственными учреждениями и в организациях и учреждениях народного просвещения и социалистической культуры» (Практическое разрешение… 1927: 122). Эта идея была реализована и в Конституции Белорусской Социалистической Советской Республики 1927 г. (Канстытуцыя 1927: ст. 21–23). Все четыре языка появились на государственном гербе (см. рис. 1).

Рис. 1

Представление о необходимости равноправного сосуществования четырёх государственных языков нашло отражение в следующей инициативе почтового ведомства, рекомендации которого приводит Э. Бемпорад (Бэмпарад 2007: 66): «7 мая 1924 г. администрация Главпочтамта в Минске обратилась к окружному и городскому комитетам партии с сообщением, которое через несколько дней было опубликовано в местной прессе. Почтовая служба искала работников, которые могли бы читать, говорить и писать на местных языках. В сообщении скрупулёзно описывалась система, на основании которой почта должна была доставлять адресату посылки или письма. Адреса писем на местных языках, таких как польский или белорусский, обычно писались на левой стороне конверта, а правую сторону отправитель оставлял чистой; это позволяло почтовому работнику перевести адрес на русский язык на правой стороне конверта. Призыв почтамта к потенциальным сотрудникам содержал специальное объяснение, связанное с идишем; поскольку на идише адреса писались обычно на всей поверхности конверта справа налево и чистого места не оставалось, работнику нужно было переводить адрес на обратной стороне конверта».

Четыре языка появились во всём коммуникативном пространстве молодой советской республики – в документах, объявлениях, на вывесках (см. рис. 2).

Рис. 2

Как видно, одним из государственных языков новообразованной Советской Белоруссии был идиш. Почему не иврит? Дело в том, что с самого начала образования советского государства на всей его территории между этими двумя языками началась «классовая борьба» за существование. Посмотрим, как это выглядело в наших краях.

Еврейская диаспора в Беларуси ведет свое существование с начала XIV в. К XX в. её численность достигла своего апогея – всего на белорусских землях, по данным, представленным Варшавским статистическим комитетом в 1909 г., проживало 983,6 тыс. евреев, что составляло 13,2% от всего населения этой территории (Эбэрхардт 1997: 62). Потрясения начала XX в. сильно уменьшили количество евреев, впоследствии оказавшихся на территории Советской Белоруссии. В результате, согласно переписи 1926 г., в БССР проживало более 407 тыс. евреев, преимущественно в Минском, Витебском, Бобруйском и Гомельском округах. Однако и это была большая цифра: «ни в одной республике еврейское национальное меньшинство не составляло столь значительную группу. Доля евреев в населении БССР достигала 8,2%, в то время как в УССР – 5,4%, а в РСФСР – 0,5% (средний показатель по Советскому Союзу – 1,8%)» (Розенблат, Еленская 2002: 30).

Пришедшим к власти большевикам было понятно, что такое национальное меньшинство необходимо было учитывать в партийной работе, хотя до Октябрьской революции ни Сталин, ни Ленин не рассматривали евреев как нацию и предполагали ассимиляцию единственным возможным путем развития еврейства (Куцмани 2007: 223). Революция всё изменила. Уже в 1918 г. в составе Народного комиссариата по делам национальностей (во главе его стоял И. Сталин) был образован Еврейский комиссариат (Евком) (Pinkus 1988: 58) и отдельные евсекции в его составе. Языковые проблемы также попали в его ведение, поскольку было понятно, что возможность разговаривать с народными массами на одном языке будет залогом успешного построения нового общества.

Политика коренизации, то есть национально-культурного строительства в СССР, предусматривала перевод преподавания, СМИ (в то время – прежде всего газет), делопроизводства на родной язык, расширение книгоиздания на национальном языке, изучение работниками партийных и советских органов местного языка (Алпатов 2000: 38 и далее). На белорусской территории эта политика, в частности, реализовывалась так, что для польского населения был создан целый район; сначала он назывался Койдановским, позже – Дзержинским. Здесь следует отметить, что резолюция ЦК КП(б)Б от 1924 г. предусматривала создание 20–30 еврейских национальных районов на территории БССР (Бэмпарад 2007: 62), однако это так и не было реализовано.

Частью этой политики была и белорусизация, которая наделяла белорусский язык широкими полномочиями, выводя его на первое место среди четырёх государственных языков. Парадоксально, но внимание к языку еврейского населения на белорусской территории было обусловлено как раз тем, что, как считают исследователи (Зельцер 2006, 134), политика белорусизации, основу которой составляло введение белорусского языка во все сферы государственной и общественной жизни, предполагала внимание к языкам других национальных меньшинств.

Сразу же возник вопрос выбора этого языка – иврит или идиш. Между двумя языковыми системами в конце XIX – начале ХХ в. существовало неприкрытое соперничество, которое хорошо иллюстрируют заглавия двух созданных на рубеже веков публицистических текстов: Ицхака Бера Левинзона «Идиш – это испорченный жаргон» и Менделе Мойхер-Сфорима «Душа моя жаждала идиша» (Мендес-Флор, Рейнхарц 2006: 206–207 и 210–211). Этому соперничеству не был положен конец и на Черновицкой конференции 1908 г., которая объявила в своей резолюции идиш «одним из национальных языков…, не умаляя статуса иврита» (Ямпольская 2016: 26).

В 1917–1919 гг. иврит на территории восточнославянского еврейства переживает бурный расцвет – тогда, как показала статистика, «в России появилось свыше 180 книг, брошюр и журналов на иврит» (Слуцкий 1968; 242). Но уже 4 июня 1919 г. Коллегия Наркомпроса РСФСР приняла дополнение к Постановлению о языке в школах национальных меньшинств. Дополнение гласило: «Родным языком массы трудящихся евреев, проживающих на территории РСФСР, является только идиш, но не иврит!» (Прейгерзон 2010). Запрещение иврита распространилось и на белорусскую территорию, однако в 1920-х годах власти ещё допускали поблажки; так, в БССР религиозные издания на иврите значительными тиражами выходили до 1928 г. благодаря инициативе бобруйского книготорговца Яакова Гинзбурга (Белов 1998: 27). «Пожалуй, решающую роль здесь (в издании и распространении религиозных книг – А. К.) сыграло провозглашение НЭПа – новой экономической политики с допущением частного капитала и рыночные отношений. Издание такого рода литературы приносило издательству немалые доходы. У некоторых издателей сохранились матрицы этих книг еще с дореволюционных времен, что значительно упрощало и удешевляло их» (там же).

Предпочтение, отданное коммунистической властью идишу, было понятно. Идиш противопоставлялся «клерикальному» ивриту, языку иудаизма и сионизма, проводнику чуждой заграничной культуры, и призван был выполнять важную функцию – «критерия еврейской национальной идентичности» (Бэмпарад 2007: 75), которая позволила бы еврейскому народу наравне с другими войти в состав новой социалистической федерации. Кроме того, идиш, согласно переписи 1926 г., считали родным 90,7% еврейского населения БССР (для сравнения, в РСФСР – 50,3%) (Советский Союз… 1996). При этом на территории Западной Беларуси иврит остался в школах – когда в 1939 г. советские войска вошли на эту территорию, оказалось, что, например, в Лиде большинство еврейских школ «работали не на идише, а на иврите. Значительное место в учебных программах уделялось еврейской истории, традиции и литературе на иврите» (Смиловицкий 2002).

Активная идишизация, проводимая не только в Советской Белоруссии, но и на всех территориях с еврейским населением, где побеждали большевики, требовала стандартизации идиша, не имевшего, несмотря на многовековую историю, единой орфографии. Во многом это было связано с тем, что письменность идиша формировалась под влиянием двух стихий – графики иврита и немецкого правописания. Реформа назревала давно, и уже упомянутая конференция в Черновцах ставила эти вопросы, но не решила их. Можно предположить, что коммунистическим реформаторам были близки изменения, приближавшие язык к сознанию пролетарских масс: ввести фонетический принцип правописания, чтобы отдалить идиш от немецкого языка (например, писать הייליק  [hejlik] вместо הייליג [hejlig]) и от иврита (в частности, ввести вокализированное написание гебраизмов и выработать правила транскрипции древнееврейских слов). Орфографические баталии обошли Беларусь стороной, сосредоточившись в Киеве и Москве, в результате чего «в июле 1920 г. фонетическое написание как немецко-коренных, так и древнееврейско-коренных слов было принято в Москве Первым Всероссийским конгрессом деятелей образования» (Куцмани 2007: 233).

Следует сказать, что практически все орфографические реформы в Советском Союзе проводились под знаком упрощения. Так, например, «все проекты изменений белорусской орфографии, созданные при советах после 1929 г., в качестве причины изменить правила манифестировали причину упростить правописание» (Саўка 2008: 17). Об упрощении польского правописания, при котором в жертву была бы принесена связь с польским языком заграничной Польши, говорили и желавшие реформировать его в БССР Т. Домбаль и Ч. Домбровски.

Рис. 3

Реформа орфографии позволила обеспечить на идише различного рода коммуникативную деятельность. Так, в Витебске уже к первой годовщине Октябрьской революции начала выходить газета на идише «Свободный рабочий» (Зельцер 2006, 48). В Минске и в Витебске открылись еврейские суды, в которых судо- и делопроизводство должны были вестись на идише. Также, как писала Э. Бемпорад (Бэмпарад 2007: 66), «на многих важных городских организациях, таких как Белорусский государственный университет [см. рис. 3 – А. К.], красовались таблички с официальным названием организации на белорусском языке и идише. Язык можно было услышать на государственном радио и увидеть в кинотеатрах (в субтитрах к кинолентам). Во время местных выборов сообщения о них распространялись на идише, ЦИК получал корреспонденцию на идише, и заявления на вступление в партию или зачисление в кандидаты подавались в местные партийные комитеты на идише».

Однако в области письменной коммуникации дело всё же обстояло довольно плохо. Например, в суд «обращения писались на русском и даже на белорусском языке» (Бэмпарад 2007: 69), проблемы были и в области коммуникации устной – в том же суде большинство участников процесса были не в состоянии полностью использовать литературный идиш.

Казалось бы, должно было быть иначе. Количество школ на идише на пике развития в 1933 г. достигло 339, при этом в них обучалось 36501 учеников (Смиловицкий 2017). Активному развитию подобных учебных заведений способствовала, как ни странно, политика белорусизации. Идиш, в отличие от польского и русского, не рассматривался в качестве конкурента для белорусского языка, носители которого боролись за своё место в обществе. Педагогов для школ готовили еврейские педагогические техникумы, учительские институты, еврейские отделения при педагогических институтах, с 1922 г. активно действовало еврейское отделение педагогического факультета Белорусского государственного университета (Halevi 1976). В созданном в 1922 г. Инбелкульте (Институте белорусской культуры) в 1925 г. появился еврейский отдел.

Эта политика принесла свои плоды. Многих евреев в первые годы советской власти привлекала идишизация, поскольку они зачастую плохо знали белорусский язык, который как язык титульной нации доминировал в это время над русским языком и всячески поддерживался в рамках уже упомянутой политики коренизации. Достаточно сказать, что «во второй половине 1930-х гг. из 10 республиканских газет 5 выходили на белорусском, 2 на еврейском и по 1 на русском, польском и литовском языках» (Пушкiн 2010: 69). Нечто подобное наблюдалось и в книгоиздательском деле: «В 1927 г. на каждые 20 книг по-белорусски приходилось 10 по-русски, 1 по-польски и 2 на идише» (Vakar 1956: 142). С 1934 г. совершается перевод, особенно в городах и восточной части БССР, школ на русский язык обучения (Пушкiн 2010: 72), однако в 1939–1940 гг. в объединенной БССР работало 5643 школы, из них в 4278 обучение проходило на белорусском языке, а в остальных 1365 – на русском, польском, еврейском и литовском (Пушкiн 2010: 99).

Рис. 4 и 5.

Немалая часть еврейского населения изучала идиш и знала его, причём не только в устной, но и в письменной форме. Об этом свидетельствует, например, открытка, написанная на идише и посланная в 1940 г. жительницей городского поселка Любань брату в Палестину (рис. 4). При этом адрес на ней подписан был на иврите (рис. 5; открытка помещена Зиновием Кнелем на странице ).

Вообще, конец 1920-х – первая половина 1930-х гг. стали периодом расцвета еврейской культуры БССР. В 1926 г. был основан Государственный еврейский театр БССР (БелГОСЕТ) под руководством М. Рафальского. Его первыми артистами стали выпускники еврейского сектора Белорусской драматической студии в Москве. Театр, действовавший до 1949 г., находился в здании бывшей Минской хоральной синагоги, которое ныне принадлежит Русскому театру (Национальный академический драматический театр им. М. Горького).

В Минске существовала городская еврейская библиотека им. И. Л. Переца, закрытая в 1938 г. Ее фонды были переданы Белорусской государственной библиотеке им. В. И. Ленина, где был создан еврейский отдел (около 40000 книг). В этот период в БССР активно развивалась еврейская печать. На идише издавались журналы «Штерн» («Звезда»), «Дер юнгер арбетер» («Молодой рабочий»), ежедневная газета «Октябрь» и пионерская газета «Дер юнгер ленинец» («Молодой ленинец»). «При Союзе писателей БССР работала еврейская секция. Она насчитывала более сорока писателей. В 1931 г. в Минске состоялась всемирная конференция еврейских писателей. Однако со второй половины 30-х гг. процессы развития еврейской культуры на Беларуси были свернуты» (Захаркевiч 2009: 247).

Тогда же начали терять популярность идишистские школы, и не только по политическим, но и по языковым причинам. Для сторонников старого мира престиж иврита был неизмеримо выше. Здесь следует отметить, что «самые большие иешивы в стране остались в Белоруссии. В Минске до 1937 г. действовали две иешивы на 115 слушателей, еще две работали в Витебске, учебные группы существовали в Бобруйске, Гомеле, Могилеве, Полоцке, Слуцке и других местах» (Смиловицкий 2017). Сторонники же мира нового предпочитали русский язык. Этому способствовала как традиция, в которой русский выступал языком высокой письменной культуры (кстати, то же можно сказать и об иврите), так и понимание того, что именно владение русским позволит войти в ряды советской интеллигенции и партийной верхушки. Доходило до того, что рабочие не считали ликвидацию неграмотности на идише таковой и ставили вопрос об одновременном обучении чтению и письму на русском языке и на идише (Раманава 2002: 151–156).

В межвоенный период среди еврейского населения не был весьма популярен белорусский язык: «Несмотря на то, что некоторые евреи в Белоруссии одобряли усиление позиций белорусского языка, ярким примером чему был известный писатель и сторонник белорусского национализма Змитрок Бядуля (Самуил Плавник), для большинства евреев, так же как для русских и даже части белорусов, белорусский имел образ языка мужицкого и выдуманного» (Зельцер 2006: 144).

Четвертый язык, принятый молодой республикой в качестве государственного, – польский – также не пользовался популярностью среди еврейского населения по вполне понятной причине, ярой приверженности католицизму определенной части польского населения и нередко связанной с этим нетерпимостью к иным конфессиям. Это приводило к тому, что евреи неохотно изучали польский даже на территории Польши, не говоря уже о СССР: «Если уж говорящие на идиш евреи знали язык своих нееврейских соседей, то они одновременно с этим не знали или не хотели учить латинский алфавит. Это происходило, поскольку вне зависимости от того, в каком языке этот алфавит использовался, он ассоциировался для евреев с христианством» (Shmeruk 1985: 47–48). В связи с этим в западных областях Беларуси, входивших в состав Польши, «в значительной степени сохранялась приверженность евреев родному языку (в 1931 году 88,9% евреев признали идиш родным), в то время как в восточных областях происходила их стремительная аккультурация (если в 1926 году 90% евреев БССР назвали родным языком идиш, то в 1939 году – всего 55%)» (Розенблат, Еленская 2002: 35).

В конце 1930-х годов школы на идише пришли в упадок. Кроме представленных выше факторов, определенную роль сыграла и нагрузка на учащихся – им приходилось изучать белорусский, русский, один из иностранных языков и к тому же идиш. В результате качество языковых знаний оставляло желать лучшего. Но, безусловно, основной причиной стала общая национальная политика укрепившегося сталинизма, уже не нуждавшегося в поддержке и одобрении национальных окраин. Шла борьба против «национал-демократизма»; в 1938 г. польский язык и идиш были лишены статуса государственных. Завершение истории школ на идише наступило летом 1938 г., когда Народный Комиссариат просвещения принял к исполнению решение ЦК Компартии республики от 3 июля 1938 г. «О реорганизации еврейских школ в Белоруссии в белорусские школы». Одновременно с этим начали закрываться еврейские творческие союзы, газеты и журналы на идише. В 1940 г. вышли из печати всего 8 изданий художественной литературы на этом языке (Смиловицкий 2017).

Таким образом, идиш одержал над ивритом пиррову победу. Его существование в языковом пространстве Беларуси, к сожалению, было кратким. После Второй мировой войны идишу так и не удалось вернуть свои позиции в общественной коммуникации.

В заключение нужно сказать, что межвоенные десятилетия в языковой политике Беларуси были чрезвычайно яркими и насыщенными. Казалось, Октябрьская революция принесла народам, в том числе евреям, уникальную возможность возрождения, возможность говорить и писать на своем языке. Однако такая ситуация просуществовала лишь до конца 30-х годов. В Конституции 1937 г. в ст. 25 еще говорится о возможности использования всех четырех языков законодательной властью (но судопроизводство должно было вестись на белорусском языке, с возможностью предоставления переводчика и правом выступать в суде на родном языке, см. ст. 86), при обучении в школе – ст. 96, о присутствии их на гербе. Однако в конце июля 1938 г. это «отклонение» было устранено. Идиш, как и польский язык, был удалён из герба республики и, соответственно, из всех общественных учреждений (Зельцер 2006: 198).

Известно, что революция, как бог Сатурн, пожирает своих детей. Все демократические интенции были подавлены, не успев реализоваться. Происходила успешная рерусификация, поддерживаемая, увы, не только властями, понявшими, что принципы пролетарского интернационализма лучше укреплять на русском языке, но и населением, которое прагматически относилось к возможностям социального аванса, даваемого языком национального большинства Советского Союза. Для всех остальных языков наступала эпоха выживания. В результате в настоящее время в Беларуси практически невозможно говорить ни о какой системной нормативной письменной коммуникации ни на одном языке, кроме русского.

Литература

Halevi Z. Jewish University Students and Professionals in Tsarist and Soviet Russia. Tel Aviv 1976.

Pinkus B. The Jews of the Soviet Union. The History of a National Minority. Cambridge-New York-New Rochelle-Melbourne-Sydney 1988.

Schmeruk Ch. The Esterke Story in Yiddish and Polish Literature. Jerusalem 1985.

Vakar N. P. Belorussia: the making of a nation, Cambridge, Mass. 1956.

Алпатов В. М. 150 языков и политика. 1917–2000. Социологические проблемы СССР и постсоветского пространства. Москва 2000.

Белов (Элинсон) А. Рыцари иврита в бывшем Советском Союзе. Иерусалим 1998.

Бэмпарад Э. Iдышысцкi эксперымент у савецкiм Менску. «Arche», 2007, 11, cc. 61–77.

Захаркевіч С. А. Этнічныя меншасці Беларусі: вопыт сацыяльнай трансфармацыі ў XIX–пачатку XX ст. // Працы гістарычнага факультэта БДУ: навук. зб. Вып. 4 / Коршук У. К. (адк. рэд.) [і інш.]. Мінск 2009, сс. 242–249.

Зельцер А. Евреи советской провинции: Витебск и местечки 1917–1941. Москва 2006.

Канстытуцыя (Асноўны закон) Беларускае Сацыялiстычнае Савецкае Рэспублiкi. Менск 1927.

Куцмани Б. Советская реформа правописания еврейского языка (идиш) в 1920 г. «Тирош», 2007, 8, cc. 222–240.

Мендес-Флор П., Рейнхарц Й. (сост.). Евреи в современном мире. История евреев в новое и новейшее время: антология документов, II. Москва 2006.

Практическое разрешение национального вопроса в Белорусской Советской Социалистической Республике. Ч. I. Белорусизация. По материалам Центральной национальной комиссии ЦИК БССР. Минск 1927.

Прейгерзон Ц. Ликвидация. «Иерусалимский журнал», 2010, 36, http://magazines.russ.ru/ier/2010/36/cv23.html (дата доступа: 21.02.17).

Пушкiн I. А. Удзел нацыянальных меншасцей у грамадска-палiтычным жыццi Савецкай Беларусi (1919–1990 гг.), Мiнск 2010.

Раманава I. Рэпрэсii супраць нацыянальных меншасцей Беларусi ў мiжваенны перыяд // Андрэеў В. П. (рэд.), Беларусь у ХХ стагоддзi, 1. Минск 2002, сс. 151–156.

Розенблат Е., Еленская И. Динамика численности и расселения белорусских евреев в XX веке. «Диаспоры», 2002, 4, сc. 27–52.

Саўка З. Мазаiчная артаграфiя. З нагоды прыняцця Правапiснага закону. «Arche», 2008, 11, cc. 10-22.

Слуцкий И. Судьба иврит в России // Фрумкин Я. Г. (ред.), Книга о русском еврействе, 1917–1967. Нью-Йорк, 1968, сс. 241–247.

Смиловицкий Л. Издание религиозной еврейской литературы в Советском Союзе на примере Белоруссии, 19211964 гг. http://souz.co.il/clubs/read.html?article=2837&Club_ID=1 (дата доступа: 25.02.17).

Смиловицкий Л. Школа на идише в первые десятилетия советской власти. Еврейское образование в Белоруссии. 19211941 гг. «Новая еврейская школа», 2002, 11, http://old.ort.spb.ru/nesh/njs11/smilov11.htm (дата доступа: 03.03.17).

Советский Союз. Этническая демография советского еврейства (1996), http://eleven.co.il/jews-of-russia/jewish-history-in-ussr/15423 (дата доступа: 04.07.18).

Эбэрхардт П. Дэмаграфiчная сiтуацыя на Беларусi 18971989. Мiнск 1997.

Ямпольская С. Б. Особенности развития европейского иврита в XIX – начале ХХ в.: лексические заимствования и система обращений. Санкт-Петербург 2016.

Об авторе:

Алла Кожинова (Alla Kozhinowa), доктор филологических наук, профессор кафедры теоретического и славянского языкознания Белорусского государственного университета (Беларусь, Минск)

Основные научные интересы: историческая лексикология, языки национальных меньшинств на территории Великого княжества Литовского, теория перевода в историческом аспекте, этнолингвистика, анализ дискурса, преподавание польского языка

От редактора:

Приглашаем к обсуждению статьи.

Не забывайте о важности поддержки сайта, а значит и его авторов, а также возможности осуществления различных проектов. 

Опубликовано 05.07.2018  21:23

Зиновий Кнель. СУДЬБА «ДУБОСЕКА» (окончание)

Глава 15

Итак, закончился исторический Партизанский Парад, который состоялся 15 июля 1944 г. После его окончания все партизаны получили приказ: явиться в здание расположения штаба, сдать оружие и получить дальнейшее распределение. Кто-то будет «свободен», а кому-то будет предписано поступить в действующую Красную Армию. Настроение у всех партизан было одно: только в действующую армию!

В результате побед под Сталинградом и под Курском Красная Армия резко изменила обстановку в ходе войны, наступление осенью и зимой 1943 года, зимой и весной 1944г. поставило на повестку дня задачу: полный разгром немецко-фашистских захватчиков. Война шла к своему победному завершению. И мы, партизаны, чувствовали это, и все хотели участвовать в завершающем этапе войны уже на территории Германии.

Особенно переживали партизаны, которым за 45 лет, так как говорили, что после сорока пяти лет в армию не берут. А у меня было ещё больше причин волноваться, так как по-настоящему в это время мне только исполнилось 17 лет. В штабе отряда уже знали об этом, хотя по партизанским документам мне было 19 лет. Я хотел попасть только в действующую армию, буду настаивать только на этом, решил я.

И вот подошла моя очередь, захожу в комнату штаба, за столом командир отряда Баранов, начальник штаба отряда, представитель воинской части в звании майора. Указали, куда положить автомат, командир отряда говорит: «Ну, партизан Женя Григорьев, какую фамилию ты хочешь себе оставить, партизанскую или свою?» Этого во-проса я никак не ожидал, думаю, что командир отряда считал, что в дальнейшей жизни с партизанской фамилией Григорьев мне будет легче жить, не будет нависать надо мной знаменитый пятый пункт анкеты (национальность).

Я ответил, что мне нужна только моя настоящая фамилия Кнель, имя Зиновий, отчество Борисович. Затем начальник штаба отряда спрашивает:

– А дальше что с тобой делать?

– Как что? – отвечаю я – только в действующую армию.

– Но, тебе же только 17 лет, мы это знаем, а в армию в 17 лет не берут.

– Но по партизанским документам мне 19 лет, я в партизанском отряде выполнял все задания без скидки на возраст, вот и прошу оставить мне мой партизанский возраст− 19 лет.

Мою просьбу удовлетворили, указали, куда пойти, выдали полный комплект обмундирования, была баня, выдали новенький автомат, и я стал солдатом учебного батальона 215 запасного стрелкового полка 61 армии.

На следующий день весь полк оставил город Пинск и пешим строем отправился из Пинска в г. Белосток. Через двое суток мы подошли к Белостоку и сразу направились на железнодорожный вокзал, погрузились в товарные вагоны, и на вторые сутки прибыли на Второй Прибалтийский фронт. К тому времени столица Латвии была уже освобождена от фашистов, наш полк расквартировался в городе Елгава.

Началась ежедневная напряжённая солдатская жизнь: строевая подготовка, учёба, учёба и ещё раз – учёба, повторяя− «тяжело в ученье, легко у бою». Уже кончается август 1944 г., второй месяц в армии, все хотят на передовую, уже приезжают с фронта представители, набирают команды на фронт. Чтобы записаться в команды для отправки на передовую, надо приложить много сил, но не всем это удаётся. В первой половине сентября мне удалось записаться, я уже приготовился отбыть из полка. Но каково же было моё разочарование, когда мне сказали, что я вычеркнут из списка. Прихожу в штаб полка, спрашиваю,

– чём дело, почему меня вычеркнули из списка. Мне отвечают, что меня возьмут, когда надо и куда надо.

Через неделю меня вызвали в штаб полка, сказали, что мне присваивается звание младший сержант, что я направлен в воинскую часть, представитель которой приехал. Нас собралась группа из шестнадцати человек, погрузились в американскую машину Студебеккер и отправились в воинскую часть. Мы были в пути три часа, прибыли в небольшой городок с железнодорожной станцией Вайноде. Нам сказали, что передовая линия фронта находится в двадцати километрах от этого городка. Там большая группа немецко-фашистских войск находится в окружении, так называемый Курляндский котёл.

Затем нам сказали, что мы будем служить в разведроте при разведотделе штаба армии, распределили всех по отделениям. Нам также сказали, что хотя рота в боевых действиях на передовой не принимает участия, но от потерь убитыми и ранеными рота не освобождена, что сегодняшнее пополнение из шестнадцати человек – это компенсация потерь за осенне-зимний период наступления.

Меня распределили в отделение, командиром которого был старший сержант Владимир Попков из г. Хойники Гомельской области, бывший партизан Гомельского партизанского соединения. Моя судьба распорядилась так, что с ним впоследствии мы были неразрывно связаны друг с другом, вместе участвовали во многих операциях

Что такое служба в разведроте при разведотделе штаба армии – об этом можно многое написать. Это элитное подразделение, попасть в которое по своему желанию не-возможно. Элитное подразделение по сравнению с окопной жизнью на войне. И в это подразделение я попал, при том, что был там единственным евреем. Значит, не будь я «Дубосеком» меня бы здесь не было. А я стремился на передовую, уже записался было, но меня не взяли.

Ко времени начала моей службы на новом месте Латвия уже была полностью освобождена за исключением небольшой территории, занятой гитлеровцами в северно-западной части Латвии – в Курляндии. Но что могла рассчитывать эта окружённая группировка гитлеровцев? Из допроса пленных можно было сделать вывод, что они надеялись на поворот событий в Восточной Пруссии, надеялись на Берлинскую группировку немецких войск, думали, что Красная Армия не сможет одолеть эти преграды. А тем временем, служба в разведроте проходила по установленному порядку: одни сутки – дежурство у разведотдела, другие сутки – выполнение других заданий, например, доставка с переднего края или из какой-то дивизии пленного фашиста, потом доставка пленного в другое место.

Запомнился пленный немецкий полковник, которого мы доставили с переднего края, он говорил, что после поражения на Волге, а затем под Курском многие генералы и офицеры уже не верят в благополучный исход войны для Германии.

Разведотдел штаба армии возглавлял полковник, заместителем был подполковник, были переводчики, много офицеров. У всех было предчувствие, что у курляндского котла армия долго не задержится, все хотят участвовать на главном направлении – Берлинском. Долго ждать не пришлось, и в ноябре 1944 года наша разведрота вместе со штабом армии по железной дороге через Минск прибыла к новому месту расположения на территории Польши, южнее Варшавы, город Гарволин. Река Висла находилась от этого города в пяти километрах. На западном берегу Вислы уже был захвачен войсками Красной армии плацдарм Магнушевский и Пулавский. На Мангушевском плацдарме расположились войска нашей армии, передислоцированные из Латвии.

На Мангушевском плацдарме мне пришлось много раз бывать, видно было, что войска готовятся к решающему наступлению, к освобождению Варшавы, к наступлению на Берлин.

Глава 16

12 января 1945 года началось наступление 1-го Белорусского фронта. И с этого момента жизнь потекла по другому руслу. Наша разведрота двигалась вместе с наступающими войсками. Войска стремительно продвигались на запад. За первые сутки войска продвинулись, преодолевая сопротивление гитлеровцев, на 25−30км. 17 января была взята Варшава. Настроение у всех было воодушевлённое. Наконец-то свершилось! Волна огромной наступательной силы двигалась на запад, докатилась до цитадели фашизма.

К границе Германии на реке Нейсе Красная Армия вышла 28 января 1945 года. Командир роты собрал нас всех, чтобы принять решение, как обозначить этот исторический момент. Решили: на пограничном столбе на реке Нейсе, на границе между Польшей и Германией привязать убитого фашиста и на его вытянутой руке в сторону Германии повесить на фанере плакат: «Вот она, проклятая Германия!»

Перейдя мост через реку Нейсе, мы уже были в Германии. У всех нас было такое настроение, что раз мы вступили в Германию, то настал момент отмщения за все зверства, совершённые фашистами. И у меня было такое состояние, что я сам с собой не мог разобраться. С одной стороны хочется убивать, убивать своими руками этих извергов, этих фашистов, эту чуму ХХ-го века, с другой – а тут ведь есть и мирные люди… И у моего командира отделения Владимира Попкова, бывшего партизана Гомельского соединения такое же настроение. У него в Хойницком районе Гомельской области фашисты сожгли живьём его мать, младшего брата и сестру. Он мне всё время повторял: «Женя (так звали меня в армии), я войду в Германию, и я должен отомстить». Но мне было непонятно, ведь убивать надо тех фашистов, которые сопротивляются, не сдаются, а не мирных жителей, пусть и немцев. Иначе мы будем как они…

И вот в первом же немецком городе Германии мой командир зовёт меня с собой. Заходим в один очень ухоженный дом. Там пожилые мужчина и женщина и двое детей. Смотрю, Володя Попков быстро снял автомат с плеча, но в последнюю секунду я успел приподнять ствол его автомата кверху, очередь ударила в потолок. Так я спас эту немецкую семью, а Володе сказал, что об этом эпизоде я никому не скажу, но попросил его, чтобы он больше такого не делал…

В первые дни наступления было много пленных. По их показаниям деморализация немецко-фашистских войск охватывала их всех по мере приближения Красной Армии к границам Германии. От реки Висла до реки Одер войска должны были ещё преодолеть более пятисот километров. Но фашистские эсесовские войска яростно сопротивлялись и уничтожались. Дороги были забиты немецкими машинами, сожжёнными, подбитыми и просто брошенными. Убитые немцы в различных позах валялись на дороге, в кюветах. Серые бугорки трупов виднелись повсюду на изрытом траншеями поле.

При приближении к Одеру было много лесных массивов, в которых укрывались многочисленные группы немцев, оторвавшихся от своих разбитых частей, воевать им уже не хотелось, а сдаваться в плен они тоже не решались. Перед нашей разведротой была поставлена задача: прочесать эти леса. Мы шли по просекам, готовые в любую минуту вступить в бой. Но увидев нас, немецкие солдаты выходили из своих укрытий, бросали оружие и сдавались в плен. Мы собирали колонну пленных по 200-300 и в сопровождении небольшой охраны (немцы не собирались никуда бежать!) доставляли их в лагерь военнопленных.

Наблюдая за пленными, мы увидели, что они не были в подавленном настроении, они, скорее, испытывали облегчение, что всё закончилось, а они остались живыми.

Последняя преграда перед наступлением на Берлин – река Одер. Что представляет собой Одер? Это большая река, её истоки в Чехии, протяжённость 725 км. Ширина реки от 100 до 225 метров, глубина не менее 2 метров. В Одер вливаются реки Нейсе и Варта, река расширяется до 300 м. при глубине 3 метра. Подготовка к наступлению на Берлин от реки Одер продолжалась до 16 апреля 1945 года.

И вот в 5 часов утра 16 апреля содрогнулась земля от гула многих тысяч орудий и катюш. Потом вспыхнули 140 прожекторов, расположенных через каждые 200 метров, ослепляя гитлеровцев. Видеть это – было невероятно, ощущения фантастические!

На подступах к Берлину ожесточённое сопротивление немцы оказывали на Зееловских высотах. Нам было поручено доставить в разведотдел штаба армии с переднего края у Зееловских высот пленного немецкого полковника. При выполнении этого задания был ранен командир нашего взвода. Его отправили в госпиталь, а пленного полковника мы доставили в штаб армии. Мне запомнился разговор с этим полковником по пути следования. Он сказал:

– Германии через две недели капут!

– Почему, − спросили его.

– До Берлина будете наступать неделю, да битва за Берлин – тоже неделю, так что – Гитлер капут!

Через несколько дней мы навестили в госпитале нашего раненого командира взвода, состояние его было удовлетворительным. Но каким же было моё удивление и радость, когда я встретил в госпитале бывшего партизана моего отряда Владимира Завина. Он был ранен при штурме Зееловских высот, его полк не мог продвинуться вперёд, так как мешал сильный пулемётный огонь немецкого дзота. Владимир как командир отделении вместе с пулемётчиком сумели доползти до дзота, забросали амбразуру гранатами, чем дали возможности полку продвинуться вперёд. Владимир был ранен, он и пулемётчик были представлены к званию Героя Советского Союза, но звание дали только пулемётчику, а Владимир Завин получил орден Ленина. Видимо, присвоению звания Героя помешал знаменитый пятый пункт его анкеты!

(Владимир – это брат Исаака, которого мой отец встретил в поезде при краткосрочном отпуске с фронта).

30 апреля 1945 года в 21 час 50 минут над Рейхстагом было водружено Красное знамя Победы, но война продолжалась весь день 30 апреля и 1 мая. Ожидалось, что 2 мая Берлинский гарнизон капитулирует. Отдельные группы фашистов продолжали сопротивление до утра 2 мая. Берлин капитулировал 2 мая в 3 часа дня. В эти исторические минуты наша разведрота находилась в самом центре города, в полуразрушенном здании на углу улиц Форсштрассе и Вильгельмштрассе, где совсем недавно располагалась Имперская канцелярия. Нам было поручено захватить немецкие архивы и документы.

Большинство документов немцы успели вывезти или уничтожить. И только на четвёртом этаже в этом здании были обнаружены уцелевшие шкафы с делами и картотеками. За обнаружение этих архивов всем бойцам нашей разведроты была объявлена благодарность.

Что представлял собой Берлин 2 мая, в этот великий день нашей Победы? В Берлине моросил дождь, мелкий, холодный, было пасмурно. Лишь под вечер небо очистилось от туч, сквозь дым проглянуло солнце. В городе воцарилась тишина, кое-где нарушаемая автоматными очередями. В центре города полыхали пожары, пахло гарью, чёрный дым стелился над руинами.

Могу сказать, что я счастлив, ведь судьба подарила мне возможность пройти путь от гетто до Берлина, до логова озверевших нелюдей. Я горжусь тем, что расстояние до Берлина я прошёл вместе с боевыми товарищами в рядах партизанского отряда и в рядах Красной Армии. Иногда я задумываюсь: будет ли счастлив человек, если вся его жизнь будет лёгкой, беззаботной, если он не испытает тяжёлых утрат близких, трагедий, таких ужасных потрясений, как эта война с фашистами. Уместно вспомнить слова русского писателя Достоевского: «чтобы человек был счастлив, надо чтобы в его жизни было столько счастья, сколько и несчастий».

Думаю, что в конце войны у меня несчастий было больше, но жизнь продолжается, судьба ещё подарит мне счастливую жизнь.

Глава 17

Война закончилась. Мы находимся в пригородном районе Берлина – Бабельсберг. Городок мало пострадал по сравнению с другим пригородным районом берлина Потсдамом. Бабельберг похож на курортный городок, дома невысокие − двухэтажные и одноэтажные. Как нам сказали, здесь жили руководители фашистской Германии. Нам было понятно, что мы здесь не задержимся, наш путь лежит дальше от Берлина – на западную часть Германии.

В соответствии с решением Крымской (Ялтинской) конференции территория Германии (Берлин в том числе) была разделена на зоны оккупации, и войска Советского Союза, Америки, Англии и Франции должны расположиться в этих зонах. Зона большого Берлина отводилась для войск Америки, Англии и Франции. В ходе военных действий Советские войска достигли своей зоны, кроме большого района Тюрингии, занятой американскими войсками.

Наступил июнь 1945 года, союзные войска горят желанием ввести свои части в зоны оккупации Большого Берлина, но не спешат вывести свои войска из Тюрингии. Им было чётко заявлено, что если они не уйдут из Тюрингии, то в Берлин они не войдут. Во второй половине июня месяца американцы и англичане отвели свои войска из Тюрингии, после чего наши воинские части, и мы в том числе, перебазировались на юго-запад Германии, в Тюрингию, и остановились в самой западной части Тюрингии, в городе Мюльхаузен, в военном городке.

Началась обычная воинская служба: строевая подготовка, учебные стрельбы из всех видов оружия, политзанятия для повышения политического уровня.

Что представляла собой земля Тюрингия, где мы находились? Вся территория 16200 кв. километров, с запада на восток протяжённость земли составляет 192км., с севера на юг – 195км. Население 2,5 миллиона человек. Город Мюльхаузен, где мы остановились, небольшой, население – 30 тыс. человек.

Тюрингия находится в самом центре Германии. Дорога длиной 300 км. связывает восемь самых значительных городов Тюрингии. Самые крупные: Эрфурт, Веймар, Йена, Эйзенах, Гера, Зуль, Гота. Запомнился город Веймар на реке Ильм. В этом городке с романтическими переулками жили Шиллер и Гёте. На историческом кладбище в Веймаре они погребены в одном захоронении. Тюрингия ещё запомнилась тем, что там любят жареные сосиски с ломтями картофеля, луковый пирог, колбасы, традиционного гуся, знаменитое тёмное пиво и ликёр из душистых трав.

В начале сентября 45 года вновь передислокация из Тюрингии, оставили город Мюльхаузен и прибыли на новое место в город Магдебург на севере Тюрингии. Магдебург расположен на реке Эльбе, население 350 тыс. жителей. Одна четвёртая часть города полностью разрушена. Сильнее Магдебурга от массированных бомбардировок союзников пострадал только Дрезден. Магдебург был занят одновременно войсками США и СССР, но впоследствии был оставлен американцами.

В конце октября 45 г. ночью наша рота по тревоге была поднята, и в полном боевом снаряжении получила приказ оцепить военный городок нашего расположения по всему периметру городка. Никто не знал, в чём дело. На территории городка стояли автомобили, по их эмблемам было видно, что это транспорт сапёрных частей. С рассветом автомашины вместе с их персоналом выехали, и оцепление было снято. Потом по большому секреты мы узнали, что на территории нашего военного городка был ранее закопан Гитлер, в эту ночь его труп выкопали и перевезли в другое место.

Все мы считали, что нашу роту должны расформировать, так как в военное время мы располагались рядом с разведотделом армии, а сейчас в воинской части вдали от разведотдела. Мы наблюдали, что офицерскому составу воинской части предоставляется отпуск для поездки в родные места. Я обратился к моему командиру отделения, к старшему сержанту Владимиру Попкову с предложением обратиться к нашему начальству по вопросу о предоставлении нам отпуска, так как он и я являемся участниками войны с 1941 года. На другой день после его обращения нам сообщили, что отпуск нам предоставлен на 20 дней с 13 ноября 1945 года. Мы подготовились, купили сувениры на те средства, которыми располагали, продукты питания, какую-то гражданскую одежду,  получили отпускные документы, попрощались с личным составом роты и отправились в путь. Из Магдебурга до Берлина мы доехали поездом, оказались на Силезском вокзале. На привокзальной площади многолюдная суета. Много военных всех рангов.

Для поездки в Советский Союз необходимо получить в комендатуре вокзала посадочный талон на поезд Берлин-Москва до Минска. И каково же было наше разочарование, когда узнали, что в комендатуру нам лучше не обращаться, так как талоны на посадку в поезд дают только тем, у кого отпускные документы выписаны до 10 ноября, а наши документы от 13 ноября. Как нам сказали, с 13 ноября будут новые удостоверения. Это вообще логично, так как у рядового, сержантского и старшинского состава удостоверения личности, красноармейские книжки без фотографий. А ими может воспользоваться любой человек, нарушитель границы, диверсант и т.д.

Что нам оставалось делать? Первое – отметить в комендатуре документы и возвращаться обратно в свою часть. Второе – попытаться продолжать путь дальше и самостоятельно перебраться через границу. Но этот второй путь – настоящая авантюра, в случае неудачи – прощай предыдущая служба, прощай боевые товарищи, их больше не увидишь. Это нам было известно раньше. Недалеко от города Бреста в городке Картуз-Берёза есть штрафная воинская часть, куда направляют всех нарушителей. И мой командир отделения Владимир Попков, отчаянный парень, обращаясь ко мне, говорит: «Сержант Женя Кнель, слушай мою команду! Мы должны проверить, как после войны охраняется граница Союза Советских Социалистических Республик». Мой ответ был положительным.

С этого момента нами распоряжалась наша судьба. От Силезского вокзала мы переехали на другой Берлинский вокзал, там без препятствий сели на поезд Берлин-Познань-Варшава, прибыли на Варшавский вокзал, который находится на западном берегу Вислы. Мы знали, что поезд Берлин-Москва прибывает на вокзал на восточном берегу Вислы, куда мы и перебрались. Это была ночь, 23 часа. На вокзале уже стоял прибывший поезд Берлин-Москва. Мы могли сесть в любой вагон этого поезда, проводницы не возражали, но предупредили нас, что в Бресте из вагонов никого не выпускают, пока пограничники не проверят у всех документы.

Это нас не устраивало, в вагон мы не сели. Но на самом последнем вагоне, впереди вагона была так называемая тормозная будка, вполне просторная, с двумя дверцами с обеих сторон вагона. Туда в эту будку мы и залезли, там можно было свободно стоять и сидеть. В полночь поезд тронулся, с рассветом проехали по мосту через Западный Буг, поезд прибыл к вокзалу станции Брест. Мы видели, что к каждому вагону подошли по два пограничника, один входил в вагон, а второй оставался у входа. Мы не стали ждать, спустились из нашей будки, нас никто не остановил, мы не спеша направились от вагонов к вокзалу. В помещение вокзала мы не вошли, а подошли к пассажирскому составу, на вагонах значилось «Брест-Москва, у каждого вагона стояло по пограничнику. Что нам было делать, границу мы перешли незаконно, а это уголовное преступление. Но мы же патриоты своей страны, а вместо нас таким же образом могли перебраться через границу шпионы и диверсанты. Значит, граница нашей страны, нашей Родины плохо охраняется, о чём нужно доложить, куда следует. Спросил я своего напарника, моего командира В.Попкова, что он об этом думает. Он ответил, что с одной стороны я прав, но если доложить всё военной комендатуре вокзала, то благодарность мы получим, но заодно мы продолжим свой законный отпуск в штрафной части на большой срок в Картуз-Берёзе.

И мы решились пойти на авантюрный шаг, не предполагая, чем он закончится. Мы подошли к паровозу, подозвали машиниста, объяснили ему, что мы не успели получить посадочный талон, а поезд вот-вот тронется, а нам отпуск дали на считанные дни, мы просим его выручить нас, взять к себе в паровоз, в обиде не останется. Машинист огляделся вокруг и говорит нам: «давайте ваши вещи, И когда поезд тронется, вскочите в паровоз». Но мы сказали, что если он согласен нас взять, то вместе с вещами. Он ещё раз огляделся вокруг и говорит: «залезайте!» Мы быстро поднялись в паровоз, машинист положил нас на полку между паровозом и тендером, где находится уголь, накрыл брезентом. Мы слышали, как в паровоз поднялись пограничники, спросили, нет ли посторонних, и ушли. Минут через десять мы услышали стук паровозных колёс. При-мерно через полчаса машинист выпустил нас из укрытия, и мы вместе с ним и его помощником доехали до железнодорожной станции Барановичи, поблагодарили и попрощались с ними, сошли на перрон и свободно, с согласия проводницы, вошли в вагон. Было раннее утро, когда поезд прибыл в Минск, где мы должны были сойти, что мы и сделали. В Минске жила мамина сестра с мужем и дочерью, которые возвратились из эвакуации.

Они не знали о нашем приезде, мы решили очень рано к ним не являться. На вокзале мы пробыли до 10 часов утра, затем поймали попутную машину, которая и довезла нас до дома, где жила моя тётя. Они занимали одну комнату в коммунальной квартире, не более 20 м., куда мы с напарником неожиданно явились. Радости было много, мы немного отдохнули, и все вместе поехали на вокзал, провожать Владимира на его родину, в город Хойники Гомельской области.

У меня и в мыслях не было, что я вижу своего боевого товарища в последний раз, что наши пути разойдутся, только судьбе нашей было известно, что нас ожидает. Наш отпуск заканчивался 17 декабря 1945 года, в этот день мы должны уже прибыть в свою воинскую часть. С Володей я договорился, что он приедет ко мне в Минск 15 декабря, и мы вместе отбудем в Германию. И мы попрощались с уверенностью, что встретимся пятнадцатого декабря.

На следующий день впервые я облачился в гражданский костюм и вышел погулять в город. Походил по улицам и убедился в том, что жизнь продолжается в развалинах города. Во многих полуразрушенных домах окна были наполовину заложены кирпичом, там жили люди. Глядя на всё это, понимаешь, что война потихоньку отходит на задний план, наступил мир с надеждой, что такого лихолетья, как эта война больше не будет… На 3-й день отпуска я поехал поездом из Минска для встречи с отцом, которого я не видел с начала войны. После демобилизации у него появилась новая семья, его жена работала агрономом в колхо-зе в Сморгоньском районе, Молодечненской обл. в Бело-руссии. Колхоз находился в 12 к/м от Сморгони, добрался я туда в 10 часов вечера, радость была огромная, но папа и его жена не на шутку переживали, что я сумел добраться благополучно, так как на дорогах бесчинствовали бандиты, которые скрывались в лесах.

Дни отпуска пролетели быстро, наступило 15 декабря, а мой командир, старший сержант Володя Попков ко мне в Минск не приехал. И 17 декабря, когда отпуск наш закончился, его не было. Что же случилось с тобой, Володя? Ты же всегда находил выходы из самых опасных ситуаций. Ты не растерялся в декабре 45 г. на Сандомирском плацдарме за Вислой, когда, сам раненый, вытаскивал меня из развалин разрушенного блиндажа, куда попал снаряд во время обстрела. Что мне было делать. Уже просрочил я два дня, опоздание после отпуска считается дезертирством. Я решил, что наказания мне не миновать, что два дня опоздания или семь дней – одно и то же. И если 25 числа Володя не появится, то отбываю один. Дождливым утром 26 декабря встретил меня Брестский железнодорожный вокзал. Предъявил свою красноармейскую книжку и отпускное удостоверение, просроченное на семь дней. пограничнику в окошко военной комендатуры для получения отметки «Выезд из СССР» и получения посадочного талона на поезд «Брест-Берлин», но получил ответ: «подойдёте через 3 часа». Ну, думаю, всё попался я, ни в какой Берлин мне уже не ехать, а прямая дорога в штрафную воинскую часть, в Картуз-Берёзе. Прошло три часа, подхожу к окошку комендатуры, мне вручают оформленные мои документы с посадочным талоном на поезд, который должен ехать через два часа. Никак я не ожидал такого исхода, даже растерялся, но успел сказать спасибо.

Поезд уже стоял на путях, подошёл к указанному в посадочном талоне номеру плацкартного вагона, поднялся в вагон, занял своё место. Вскоре в вагон поднялись два пограничника для проверки документов. Подошли ко мне, смотрят в документы, потом на меня, сказали, чтобы не выходил из вагона, забрали документы и ушли. Мне было понятно, что их насторожило: штампа «Въезд в СССР» не было, просроченный отпуск на 7 дней – на это любой проверяющий мог обратить внимание. Через час возвратился пограничник, вручил мне мои документы и пожелал счастливого пути.

Через двое суток я прибыл в город Магдебург, откуда я уезжал в отпуск, и где находилась моя воинская часть. Подхожу к военному городку и не узнаю его: всё новое, на территорию городка меня не пропускают, вызвали начальника караула и сказали мне, что моей воинской части здесь больше нет, а здесь расположен штаб 3−й Ударной Армии, той самой Армии, воинская часть которой водрузила Знамя Победы над Рейхстагом. Начальник караула также сказал, что они получили приказ принимать всех возвращающихся в свою бывшую воинскую часть 61 Армии и комплектовать команду для отправки в другую воинскую часть, а куда, они пока не знают. После этого начальник караула прошёл со мной на территорию городка и привёл в казарму, где некоторое время я буду находиться. Там уже было человек, таких, как я, по разным причинам, оказавшихся в отрыве от своей части.

На следующий день нас принял Начальник Отдела Кадров 3-й Ударной Армии полковник Корниленко, он вручил всем нам медали «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина» и «За победу над Германией». Затем полковник Корниленко сказал нам, что получен Приказ, направить нас для дальнейшей службы в 1-ю танковую Армию, в Энскую танковую дивизию, в 12 танковый полк, куда мы и прибыли через два дня.

Танковый полк располагался в военном городке на Восточной окраине города Дрездена. Нас разместили по казармам, распределили по батальонам и ротам. Меня расспросили подробно о прежней службе, о моём партизанском пути. Потом вызвал Начальник штаба полка и говорит: «младший сержант Кнель, вам присваивается звание «Сержант», вы назначаетесь командиром зенитного расчёта четырёхствольного пулемёта.

Что такое 4-х ствольный пулемёт я знал, так что моим назначением я остался доволен. Пулемёт этот американский, установлен на постоянной основе на американской машине «Додж», экипаж – всего 3 человека: командир расчёта, наводчик и водитель.

На следующий день всех новичков собрал заместитель командира полка по политчасти, чтобы сообщить нам о том, где мы находимся, и что нам следует знать и помнить. А нам надо знать и помнить, что мы находимся в побеждённой Германии, что будем находиться здесь не месяц, не год и не два, и что мы должны обращаться с населением не как с врагами, а как с мирным населением, которое будет строить демократическое государство.

Наш военный городок находится в пределах города Дрезден и поэтому не будет лишним всем знать краткие сведения о Дрездене. Этот город – административный центр земли Саксония, находится на реке Эльба, которая берёт начало в Чехии под названием Лабе, от Дрездена до границы с Чехией 20 километров. В результате англо-американских бомбардировок в ночь с 13 на 14 февраля 1945 года старый город Дрезден на левой стороне Эльбы был полностью уничтожен, не осталось ни одного целого дома, 35 тысяч погибших местных жителей + десятки тысяч людей, искавших здесь убежище. Дрезден не имел никакого стратегического значения, судьба нацистской Германии уже была решена. Дрезден являлся и после восстановления будет являться одним из крупнейших центров промышленности, транспорта и культуры Германии. Население города 510 тысяч человек, занимает площадь 328 кв.километров.

Заместитель командира полка по политчасти напомнил нам, что мы должны соблюдать честь и высокие боевые заслуги нашей прославленной Гвардейской 1-й танковой Армии, куда относится и наш 12-й танковый полк, не забывать, что нашу 1-ю танковую Армию возглавляет выдающийся полководец Генерал-полковник Катуков Михаил Ефремович.

 

Встретили новый 1946 год в торжественной обстановке, в большом зале клуба полка. Командир полка пожелал всем успехов в службе и благополучия в дальнейшей мирной жизни.

Воинская жизнь в полку продолжалась по обычному военному распорядку: дежурство в роте, часовые на постах, наряды на кухне, строевая подготовка, политучёба, изучение материальной части оружия, выезды на полигон на стрельбище и много других дел по надобности. День от подъёма до отбоя был загружен полностью. Мой четырёхствольный пулемёт я освоил настолько, что мог с закрытыми глазами разобрать и собрать его. Но нам сказали, что от американского оружия мы вскоре откажемся, получим новое советское вооружение.

Осенью 1946 года на стрельбище мы осваивали полученные новые ручные пулемёты Дегтярёва. Я лежал за пу-лемётом, приготовился стрелять по мишени, увидел начальника штаба полка, который обходил наш ряд, остановился он около меня, я дал короткую очередь по мишени, подполковник в бинокль посмотрел на мою мишень и сказал вслух: «Очень хорошо!» Тогда я не придал этому эпизоду никакого значения, но через некоторое время я о нём вспомнил.

В декабре месяце этого же года командир моей роты вызвал к себе, сказал, что меня срочно вызывают в штаб полка, но он не знает по какому вопросу. Отвечаю: слушаюсь! Явился в штаб полка, сказали зайти к Начальнику штаба. Постучал в дверь, доложил, что сержант Кнель по распоряжению командира роты прибыл в штаб полка.

Подполковник внимательно посмотрел на меня, я стою спокойно, так как знаю, что никаких нарушений воинской службы за мной не числится. Начальник штаба говорит: «Сержант, вы откомандированы для прохождения дальнейшей службы в расположение штаба дивизии». Отвечаю: «Слушаюсь!» Дальше подполковник сказал, что меня сопроводит в штаб дивизии капитан Ефремов, сказал, чтобы сейчас я возвращался в роту, доложил командиру роты

В распоряжении, попрощался с товарищами и с вещами быть у проходной, где меня будет ждать капитан Ефремов.

Возвращаюсь я в роту, по пути раздумываю, что за чудеса, кому я нужен в штабе дивизии, я – самый малюсенький винтик в нашей армии, образование считается 9 классов, я прибавил себе к возрасту 2 года, потому и образование увеличил на 2 класса. Тут я вспомнил тот эпизод на стрельбище за ручным пулемётом. Не просто так тогда начальник штаба остановился возле меня! Он, видимо, уже тогда знал, что меня вызывают в штаб дивизии и захотел узнать, что же я за фрукт такой, что мной заинтересовался штаб дивизии. Дойдя до роты, я вдруг подумал, что не будь я в прошлой партизанской жизни «Дубосеком», то меня ни в какой штаб дивизии не вызывали бы.

Приехали в штаб дивизии, который находился в одном из районов Дрездена – Клотше. Нам сказали зайти в кабинет Начальника штаба дивизии. В кабинете уже находились полковник, он же начальник штаба, один капитан и один старший лейтенант. Капитан Ефремов доложил, что мы прибыли, и полковник обращается ко мне: «Сержант, вам присваивается звание «Старший сержант», вы будете служить и работать младшим приёмщиком военно-почтовой станции дивизии. Капитан Быстряков, который перед вами – ваш начальник военно-почтовой станции, старший лейтенант Мойсеев, который тоже перед вами – старший приёмщик военно-почтовой станции. Я стоя обращаюсь к начальнику штаба: «Слушаюсь, тов. полковник. Но я должен сказать, что я незнаком с этой работой». На что получил ответ: «Вас это не должно беспокоить, вас научат».

 

Так внезапно в одно мгновение круто изменилась моя воинская служба. Освоил быстро свои обязанности, по-могли мне в этом капитан Быстряков и старший лейтенант Мойсеев. В мои обязанности входило: один день работать на месте, обрабатывать почту, принимать и оформлять по-сылки от офицеров и солдат для отправки на родину. На второй день отправляться с почтой, с газетами и журнала-ми по полкам дивизии в радиусе сто километров от Дрез-дена. Наш штат военно-почтовой станции состоял из пяти человек: начальник станции – капитан (старший приёмщик – старший лейтенант), два младших приёмщика (старшие сержанты) и шофёр автомашины Студебеккер.

Летом 1948 года на военно-почтовую станцию приехали два офицера из отдела СМЕРШ 1-й танковой армии. Зашли к начальнику станции Быстрякову и вскоре туда же вызвали и меня. Капитан Быстряков говорит мне, что я должен поехать с офицерами в штаб армии. Отвечаю: «Слушаюсь!» В штаб армии, так в штаб армии, но я знаю, что эти офицеры не просто из штаба армии, а из СМЕРШа, а оттуда не возвращаются. Спрашиваю капитана Быстрякова: «а свои вещи с собой взять?» Но он ответил, что надеется, что я вернусь. Значит, и капитан не знает, зачем меня забирает СМЕРШ. И я тоже не знал, что же я такого совершил, что за мной приехал СМЕРШ. Думай быстрее, старший сержант! По пути в машине стал быстро соображать, просто так за мной не приехали бы… СМЕРШ – это отдел контрразведки, который занимается шпионами, диверсантами, бандитами. К последним двум я точно не отношусь, меня могут подозревать только в шпионаже. А почему бы нет, думаю я, для шпиона я вполне подхожу, моя нынешняя службы – находка для шпиона. У меня свободное передвижение по городу, можно назначить любую встречу в любом месте, я знаю расположение всех полков и воинских частей дивизии. Для шпиона я вполне подходящая кандидатура. Но какие есть основания, чтобы подозревать меня в шпионаже? Только «связь с заграницей», к этому обвинению я быстро подготовился. Ничего не врать и не утаивать, иначе вместо возвращения в свою военно-почтовую станцию окажусь в Магадане. На этом я остановился в своих мыслях и был готов к любым вопросам.

Приехали в отдел СМЕРШа, заходим в кабинет, за столом – подполковник, капитан и старший лейтенант. Поприветствовали, приглашают присесть за стол, стоящий перпендикулярно к их столу. Они внимательно смотрят на меня, по внешнему виду мне они показались не злыми людьми. Но для них, если есть человек – значит шпион, нет человека – нет шпиона. Проще избавиться от человека, сослать его в Магадан или на Колыму, вот и нет больше шпиона, а будет выполнение задания и прибавление звёздочек на погоны. Я понял, что от этих троих зависит сейчас вся моя дальнейшая жизнь и судьба, на каждый вопрос должен отвечать правдиво, не выкручиваться. (привожу диалог).

И вот первый вопрос:

− Старший сержант, когда вы установили связь с заграницей?

– Моя связь с заграницей заключается в том, что примерно в начале 1946 года я написал и вместе с фотокарточкой отправил в городской посёлок Любань, Минской об-ласти моей тёте Алте Голод, сестре моей матери письмо. Письмо должно было быть переслано ею в Палестину, моему дяде, брату мамы Давиду Каценельсону. Моя мама убита фашистами, Алте Голод – её сестра.

– Где в Палестине и с какого времени находится ваш дядя Давид Каценельсон? С кем он живёт?

– Давид Каценельсон до сентября 1939 года жил в городе Барановичи, тогда это была Польша, он работал учителем. За две недели до нападения Германии на Польшу он с женой поехал в гости к своему сыну в Тель-Авив. В Тель-Авиве у него было два сына. Один погиб в 1937 году, в Испании, куда поехал добровольцем-интернационалистом. С какого времени живёт его второй сын в Тель-Авиве я не знаю, связи и ним у меня не было и нет. Так как война застала моего дядю в Тель-Авиве, то возвратиться в Барановичи он уже не имел возможности.

– Почему вы решили написать письмо вашему дяде в Палестину и послать ему вместе с фотокарточкой в военной форме?

– Меня попросила об этом тётя Алте Голод из Любани.

– Что вы писали в этом письме?

– Я написал, что служу в Красной Армии, нахожусь в Германии, что отомстил этим проклятым извергам за маму и четырёх моих сестёр, что я, уходя из гетто, где были убиты фашистами все евреи Любани, дал клятву, что отомщу фашистам.

– Какую клятву вы дали себе и как отомстили?

– Клятву я дал себе такую – что за маму и четырёх моих сестёр я лично должен уничтожить не менее 20 фашистов. Клятву эту я выполнил, как в партизанском отряде, так и в действующей армии.

– Поясните, как вы уничтожили не менее 20 фашистов.

– В партизанском отряде много раз принимал участие в засадах, в разгроме гарнизона, где фашисты несли большие потери. Только в последней операции, когда в июне 1944 года мы прочёсывали леса, где скрывались фашисты, одна моя рота из 40 человек, в том числе и я, уничтожили более 200 фашистов. А в действующей армии, в части, где я служил, мною уничтожено фашистов не меньше, чем в партизанском отряде. А в какой части я служил, вам известно.

– Фамилии ваших командиров в партизанском отряде вы можете перечислить?

– В партизанский отряд я поступил 11 декабря 1941 года (в удостоверении партизана указали, что 25 декабря – 2 недели сочли испытательным сроком). Тогда командиром отряды был Комаров (Корж Василий Захарович). В сентябре 1942 года отряд Комарова разделили на три отряда, которые влились в бригаду им. Будённого Я оказался в отряде им. Котовского. Командиром отряда стал Баранов, начальником штаба – Воронов, а Комаров (Корж В.З.) стал командующим Пинским партизанским соединением.

– Фамилии партизан вы помните?

– Некоторые помню, но они могут быть не точными, так как вступившие в отряд в 41 году и в первой половине 1942 года должны были поменять свои фамилии. Так, моя фамилия и имя до 14 июля 1944 года была Григорьев Женя.

– Партизана по фамилии Дубосек вы знали в отряде им. Котовского?

(Прежде, чем ответить на этот вопрос, я глубоко вздохнул, мне стало ясно, что они проверяют, кто я на самом деле – бывший партизан или кто-то другой). Отвечаю:

– Партизана по фамилии Дубосек в отряде не было. А «Дубосек» − это мой личный псевдоним, мне его дал особый отдел.

−Когда и почему вам дали этот псевдоним?

– Летом 1943 года мне стало известно, что в отряде появился бывший полицейский из Могилёвской области. Я доложил об этом командиру отделения, после этого меня вызвал начальник особого отдела отряда, вот тогда я и получил псевдоним «Дубосек».

−Вам приходилось воспользоваться этим псевдонимом в отряде?

– Два раза. Один раз я получил задание, жить две недели в одной землянке с двумя новенькими, которые оказались диверсантами, во второй раз я жил с одним таким диверсантом.

Вопросов мне больше не задавали, но сказали, чтобы я отправился в другую комнату с фотоальбомом, я должен буду сказать, есть ли знакомые мне лица среди сфотографированных. С альбомом я вошёл в другую комнату, там находился один офицер – лейтенант, он указал, где мне сесть. Я начал смотреть альбом. Первая страница – все незнакомые.

Вторая страница – то же самое. Третья страница – внимательно смотрю – да это же начальник полиции местечка Старобин – Логвинов. В марте 1942 года наш отряд Комарова разгромил гарнизон гитлеровцев и полицаев Старобина, а этого начальника полиции за его зверства повесили.

Четвёртая страница− знакомых нет. Пятая страница альбома – узнал сразу же – это вся полиция и управа местечка Любань. Всех не знаю, но многих узнал. Перечисляю всех, кого узнал:

– Сержанин – бургомистр

– Герданович – начальник полиции до сентября 1941 года

– Березовский – начальник полиции с сентября 1941года

– Ременчик, он же – Трусик – полицай

– Мордвилко – полицай

– Романчук – старший следователь полиции

– Тажуны (два брата) – полицаи

– Садовский – следователь полиции

– Макейка – полицай

– Марейчик – полицай

– Хижняк – полицай.

Я всё записал, попросил старшего лейтенанта доложить, что я закончил работу с альбомом. Вскоре я возвратился в комнату, где заседали.

Подполковник посмотрел мои записи по альбому, затем передал их капитану и старшему лейтенанту. По выражению их лиц я определил, что они остались довольны.

После этого подполковник говорит мне: «старший сержант, слушайте внимательно и запомните, никогда больше не посылайте письма и свои фотографии за границу кому бы то ни было, даже ближайшим родственникам. Надеюсь, вы поняли, чем для вас могла кончиться эта переписка. О том, о чём мы с вами здесь говорили, на своей службе не распространяйтесь. Сейчас вас отвезут в часть на место службы. Я воспринял всё сказанное с облегчением, сказал: «Слушаюсь!» и вышел из помещения, где меня ожидала автомашина, которая и доставила меня обратно к месту службы.

Все последующие дни проходили в обычной повседневной работе, никто не интересовался моим вызовом в СМЕРШ, но я чувствовал настороженность в разговорах с сослуживцами, боялся сказать что-либо лишнее. Как мне хотелось сказать всем: «не опасайтесь меня, я не стукач, я для вас не опасен!» Но я не мог этого сделать, так как не сомневался в том, что за мной установлено тайное наблюдение.

Служба продолжалась и протекала быстро, работа на военно-почтовой станции была интересной, был знаком со многими офицерами штаба дивизии, и они были рады знакомству со мной. Дело в том, что каждый офицер имел право отправлять только одну посылку в месяц домой на родину. С моей стороны было нарушением принимать от офицеров более одной посылки в месяц. Но я шёл на это, не считая это уголовным преступлением. За всё время работы на ВПС за это нарушение никто не был наказан.

Заканчивался 1949 год, уже шли разговоры о том, что в 1950 году будет демобилизация служащих моего 1925 года, по которому исчисляется моя служба в Армии. Мой начальник ВПС капитан Быстряков, милейший человек, он относился ко мне как к сыну, завёл со мной разговор о том, что мне не надо демобилизоваться, а остаться на сверхсрочную службу. Тогда мне будет присвоено звание «старшина», а через два года присвоят офицерское звание. Нет слов, предложение было заманчивым. Служить в Советской Армии в группе оккупационный войск в Германии, об этом мечтает каждый солдат. Жизнь здесь намного лучше, чем в послевоенные годы на родине. Но мне 23 года, остаться на сверхсрочную службу – это примерно ещё 7 лет хорошей, благополучной жизни. И тогда мне будет 30 лет, я возвращусь на родину, и что меня ждёт? Образование – 7 классов, специальности нет, угла для жилья нет. Так не лучше ли начинать жизнь сначала, когда тебе 23 года, а не 30 лет! Всё это я изложил начальнику ВПС Быстрякову, он со мной согласился.

В июне 1950 года я демобилизовался и приехал в Минск. В этот день 21 июня 1951 года я снял военную форму и стал гражданином города Минск, Белорусской ССР. Ровно через 10 лет после начала войны. Воинской службе вместе с партизанскими годами я отдал 9 лет и 7 месяцев. Уходил на войну мальчишкой неполных 15лет, возвратился в мирную гражданскую жизнь мужчиной в 23 года. Образование – те же 7 классов, что и в 15 лет, специальности нет, жилья нет.

Значит, я вступаю во взрослую жизнь с нуля, как мальчишка, поступающий в первый класс. Разница только в том, что я должен поступить в восьмой класс. И тут я вспомнил свою заповедь, когда в партизанском отряде мы попадали в засады:

«В минуты наибольшей опасности каждый заботится о себе, берёт судьбу в свои собственные руки»

То же самое надо применить и в гражданской жизни, брать судьбу в свои руки, позаботиться о себе самому. Никто за меня заботиться обо мне не будет, мне самому нужно всё предусмотреть. И в первую очередь – решить вопрос с жильём. У тёти, маминой сестры, смогу пожить не больше месяца. Чтобы быть в хороших отношениях с родственниками, нужно не жить с ними вместе, а приходить в гости. Второй вопрос, который мне нужно решить, это финансовый. Нужны средства для жизни. Денег, полученных при демобилизации, хватит примерно на два-три месяца.

Так что, старший сержант в запасе – действуй! Угол нашёлся, платить надо 100 рублей в месяц. В начале августа 1950 года читаю объявление в газете «Вечерний Минск»:

«Белорусский республиканский учебный комбинат объявляет набор на курсы нормировщиков для работы в системе УИТЛК МВД БССР».

Что за специальность «нормировщик» мне добрые люди разъяснили. А что такое УИТЛК – тоже понятно. Управление исправительных трудовых лагерных колоний – это значит, что работать надо будет в лагерях заключённых. Прихожу в здание, где находится приёмная комиссия на эти курсы. Там сказали, что на эти курсы нужно набрать только 35 человек, а заявлений уже поступило больше ста, так что гарантировать поступление они не могут. Каждое заявление будет рассматривать мандатная комиссия. Кто будет принят, должен будет написать обязательство, что по окончанию курсов он должен поехать на работу в любую точку СССР, будь то Магадан или Колыма, Дальний север или Дальний восток.

Учёба рассчитана на 6 месяцев, стипендия 400 рублей в месяц. Раздумываю – из 400 рублей 100 рублей уйдёт за угол в квартире, остаются 300 рублей. За два месяца этого 1950 года я уже определил, что на 300 рублей в месяц можно прожить. Прихожу на мандатную комиссию, людей для поступления на курсы много, евреев среди них не видно, значит, только я с этим пунктом в анкете подал заявление для работы в системе МВД. Образование должно быть не менее 9 классов средней школы. Согласно году рождения, написанного в моих документах, там и образование проставлено – 9 классов, которых на самом деле я не заканчивал.

Меня выручили мои анкетные данные – партизанский отряд и действующая армия, придраться было не к чему, так я был принят на эти курсы. Первого сентября идут в 1 класс, а я пошёл на курсы, занятия тоже начались 1 сентября. Одновременно я подал заявление в вечернюю школу, в 9 класс, решил, что материал за 8 класс я освою, догоню в девятом. День был занят с утра до позднего вечера. Утром – курсы, вечером – школа. Курсы продолжались 7 месяцев вместо шести. При распределении на работу спросили, куда я желаю поехать. Ответил, что поеду туда, куда пошлют.

Видимо, не все выпускники курсов отвечали так, как я. Многие получили направление далеко на Дальний восток, на Север. Мне предложили должность старшего нормировщика в лагерь заключённых, расположенный на территории Минского тракторного завода. И 29 марта 1951 года я переступил проходную лагеря заключённых. Ознакомился со своими обязанностями, которые заключались в следующем: заключённые работали на строительных объектах Минска, за выполненные ими работы по нарядам начисляли зарплату, которая поступала на счёт лагерного отделения, заключённым лагерь выплачивал их часть. Следовательно, все строительные управления стремились платить заключённым как можно меньше за выполненные ими работы. В мои обязанности старшего нормировщика (а я был один в лагере на этой должности) входила проверка правильности начисления зарплаты.

Строительных объектов, где работали заключённые, было много. Утром я приходил в лагерь, возвращался к концу дня, а по окончанию месяца приходилось допоздна задерживаться, нужно было проверять все наряды, полученные от строительных управлений, затем визировать эти наряды. Кем же были заключённые в лагере? Я убедился в том, что бандитов и убийц там не было. Люди сидели за незначительные экономические преступления, среди них были люди, занимавшие ранее высокие должности, главные инженеры, начальники производства и цехов.

Общаясь с ними, я накапливал опыт в своей работе, детально осваивал строительную технологию. Запомнился мне один бывший главный инженер строительной организации. Как заключённый он работал простым рабочим на объекте по строительству Минского мукомольного комбината. Там тогда возводили бетонные блоки с помощью подвижной опалубки. Работы было много, а платили мало, притом, отдельно за выполнение каждого элемента работы.

И вот этот бывший главный инженер посоветовал мне пойти в центральную библиотеку Минска. Он помнит, что когда-то он видел там расценки за готовый блок при работе с этой подвижной опалубкой. Эти расценки я нашёл, должен признаться, что книжку с этими расценками я тайно вынес из библиотеки, снял копию, затем возвратил книжку в библиотеку. Когда пересчитали работу за месяц в целом за блок по этим расценкам, то сумма зарплаты увеличилась в три раза. Спасибо бывшему главному инженеру за его совет.

Знание расценок и суммы оплаты за выполненные работы по конечной продукции оказало мне огромную помощь в дальнейшей работе.

Чем ещё мне запомнилась работа в лагере заключённых: два раза в месяц надо было целые сутки дежурить на пищеблоке, т.е. на кухне, следить за соблюдением норм закладки продуктов в котлы, за соблюдением санитарных норм – чистоту и порядок в пищеблоке. Но всему приходит конец. К концу марта 1952 года лагерное отделение на тракторном заводе закрылось, заключённых перевели в другие лагеря.

Мне предложили работу нормировщика в другом лагере заключённых в пределах города, где было промышленное производство по деревообработке, но я отказался. Но увольняться я не имел права. Тогда ещё действовал Указ военного времени о том, что самовольный уход с работы наказывается уголовным судом. Через два месяца после закрытия лагеря, я получил увольнение.

Год 1952 для меня оказался знаковым. В этом году я окончил 10 класс вечерней школы и получил Аттестат Зрелости. В этом же году 1 мая я женился на очень красивой девушке. Ко дню 65-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне исполнилось 58 лет нашей совместной жизни.

Также в этом, 1952 году я поступил на вечернее отделение Белорусского Государственного института народного хозяйства, который закончил в 1958 году и получил квалификацию ЭКОНОМИСТ.

После лагерного УИТЛК МВД БССР о моей трудовой деятельности можно ознакомиться по следующим сведениям:

15.07.1952 г. Зачислен на должность инженера по нормированию на один из заводов пищевой промышленности.

2.08.1955 г. Зачислен на должность инженера-экономиста на один из заводов строительной индустрии.

9.04.1960 г. Назначен на должность начальника планового отдела этого же завода.

7.08.1970 г. Переведен для дальнейшей работы на один из домостроительных комбинатов строительной индустрии и назначен на должность главного экономиста − начальника планового отдела комбината.

2.03.1979 г. Уволен по собственному желанию в связи с отъездом на постоянное место жительства в Государство Израиль.

Приближался новый этап жизненного пути. Опять жизнь начиналась с начала, с нуля. Этот этап связан с государством, возникшим в 1948 году в той самой Палестине, из-за которой я мог оказаться далеко на Севере или на дальнем востоке – и это государство Израиль.

Что заставило меня готовиться к перемене места жительства? У каждого человека могут быть для этого разные причины. Я считаю, что каждый должен иметь право самому решать, где ему жить, куда он хочет поехать. При этом я считаю, что Родиной у него всё равно должно быть то государство, где он родился.

При подготовке к перемене места жительства у меня возник интерес к еврейской истории. Оказалось, что древнее еврейское государство было очень развитым и сильным, но в школьных учебниках по истории о нём – ни слова! Были Урарту, Шумерское царство, что-то ещё, а Иудейского царства и след простыл в этих «учебниках». Еврейское государство, завоёванное Римом, исчезло…

Но дальше начались чудеса: изгнанные евреи в большинстве своём оказались в Италии. Римляне не препятствовали этому. Они только запретили им иметь землю и заниматься ремёслами. Для евреев было лишь два выхода – рабский труд, на что и рассчитывали победители, или найти другой выход. И наши предки придумали: они начали заниматься торговлей. Почти весь торговый флот в Древнем Риме был еврейским, так пришлые евреи стали более зажиточными, чем коренные жители.

Но как такое можно выдержать! Начались еврейские погромы, горели корабли, и побежали, кто куда, многие оказались в Испании. Начался их вклад в европейскую историю. Схема повторялась: переселение, усиление влияния, высокие должности и звания, погромы, опять переселение: Испания, Германия, Польша и дальше на Восток – Украина, Белоруссия, Россия.

Всё это поверхностный экскурс в историю. Прошлое ещё менее тёмное и неизвестное, чем грядущее, будущее. Но ясно одно – века гонений, издевательств, истреблений при двухтысячелетнем отсутствии своего государства не уничтожили НАРОД и его веру в свою судьбу. Через 2000 лет (Это ж подумать только!) вновь возродился Израиль на земле Обетованной и заговорил на иврите, который давно считали мёртвым языком. В чудеса я не верю, но то, что случилось с еврейским народом – это чудо.

И вот 22 октября 1979 года самолёт приземлился в аэропорту Тель-Авива. Начался новый этап жизни. В тот же день и час, когда мы сошли с трапа самолёта, мы стали гражданами новой страны, государства Израиль. Хочу отметить, что гражданами новой страны стала моя семья из трёх человек: автор этих записей, моя жена Мария и наш сын Владимир 17-ти лет. Наша дочь с мужем и нашей внучкой по уважительным причинам с нами в этот период не могли поехать.

Новый этап жизни в корне отличался от предыдущего. На целый год государство обеспечивает всем необходимым: жильём, выданы денежные средства на проживание. Жильё предлагается в трёх вариантах: первое – можно сразу получить квартиру в том районе страны, куда предложат, второе – можно самому выбрать район проживания жить на съёмной квартире, а государство в первый год жизни будет оплачивать проживание в съёмном жилье. И, наконец, третий вариант – получить направление в Центр абсорбции – это здание типа гостиницы, есть однокомнатные и двухкомнатные номера со всеми удобствами, с кухней для приготовления пищи. Там же проходишь курс изучения языка иврит. В центре абсорбции можно проживать до получения квартиры от государства для постоянного проживания (это будет собственность государства) или самостоятельно купить себе собственную квартиру полностью за свои деньги или частично с помощью кредита, взятого в банке на 20 лет. Мы выбрали третий вариант и поселились в центре абсорбции. Времени было достаточно, чтобы решать все бытовые вопросы. Но прежде, чем составлять проекты на будущее я решил ознакомиться с государством, куда мы прибыли на постоянное место жительства.

Что же представляет государство, куда мы прибыли. Израиль – государство на Ближнем Востоке, на восточном побережье Средиземного моря. На севере граничит с Ливаном, на северо-востоке – с Сирией, на востоке – с Иорданией, на юго-западе – с Египтом. Площадь – 22072 кв. км, население – около 7 млн. человек.

Северная и центральная часть страны, где проживает основная часть населения, делится на три части:

– Прибрежная равнина на западе, в которой расположены крупнейшие города − Тель-Авив и Хайфа.

– Иорданская впадина на востоке, где находятся два внутренних водоёма Израиля – озеро Кинерет и Мёртвое море, связанные между собой рекой Иордан.

– Гористый район центрального Израиля, включающий горы Галилеи, Самарию, Иудею и столицу Иерусалим.

На территории Израиля – соседствуют самые разные виды рельефа. На северо-востоке страны находятся Голанские высоты и покрытая снегом гора Хермон, а на Юге – пустыни Негев и Арава, занимающие значительную часть территории страны, крупнейший город Беэр-Шева, который называют столицей Негева, а также широко известный курорт на Красном море – Эйлат.

Диапазон колеблется между 2224 м. на горе Хермон до минус 392 м. в районе Мёртвого моря – самой низкой точки на Земле.

Климат в Израиле субтропический. В связи с этим лето (период с апреля по октябрь) длинное, тёплое и сухое, А зима (ноябрь – март) достаточно мягкая. Климат и погодные условия в разных регионах значительно отличаются друг от друга. Зима в гористых районах страны, например в Иерусалиме и в Цфате несколько прохладнее и суше, чем в других районах. Дожди выпадают в основном в северном и центральном районах. Побережье характеризуется влажным летом и мягкой зимой, горные районы – сухим летом и относительно холодными зимами. В Иорданской долине наблюдается жаркое и сухое лето и мягкая приятная зима, а в Негеве – типичный климат полупустынь.

Температурный диапазон широк – от периодических зимних снегопадов до горячего сухого ветра, который приносит с собой резкое повышение температуры. Государственную символику Израиля представляет собой флаг – две голубые полосы на белом фоне со звездой Давида между ними.

Гимн государства Израиль – А-Тиква – (Надежда). В 1933 году А-Тиква была избрана гимном сионистского движения, а с провозглашением государства Израиль стала национальным гимном страны. Государство Израиль является парламентской демократией, во главе которой стоит президент, чья роль является скорее символической. Фактически страной управляет орган законодательной власти (Кнессет), орган исполнительной власти (правительство) и орган судебной власти.

Законодательная власть в Израиле представлена Кнессетом (парламентом), состоящим из 120 парламентариев, избираемый 1 раз в четыре года на всеобщих выборах Кнессет вводит законы, принимает политические решения, выбирает президента и правительство и контролирует деятельность последнего.

Роль исполнительной власти в Израиле играет правительство. Оно отвечает за выполнение законов, принятых Кнессетом и за управление государством. Премьер-министр – член Кнессета, на которого президент возлагает роль формирования правительства, облечённого доверием Кнессета. С момента основания государства Израиль ни одной партии не удавалось получить в Кнессете абсолютное большинство. Вследствие этого все правительства в Израиле были и остаются правительствами коалиционными.

Юридическая власть в Израиле отвечает за поддержание законности в стране. Во главе юридической системы стоит Верховный суд. Тут рассматриваются апелляции по поводу решений судов низших инстанций и проводятся заседания Высшего суда справедливости, в ходе которых рассматриваются жалобы граждан на действия государст-венных властей. Помимо обычной и гражданской системы судов в Израиле действуют суды, наделённые законом исключительной властью в решении ряда вопросов.

В их числе – суд по трудовым вопросам, военный суд, религиозные суды (иудейский, мусульманский, христианский и друзский), которые рассматривают дела о браках и разводах. Экономика Израиля – это история успеха. Несмотря на почти полное отсутствие в стране природных ресурсов, несмотря на войны и на иммиграции, следующие одна за другой, являющиеся нелегким бременем для экономики, Израиль принадлежит к числу самых преуспевающих стран мира. Одной из существенных причин экономического процветания Израиля является квалифицированная рабочая сила.

С момента образования государства израильский экспорт вырос с 30 миллионов до$54,31 млрд в год (на 2010 – А.Ш). За это время в экономике Израиля произошло немало перемен. На первых порах Израиль экспортировал в основном цитрусовые, а также обработанные алмазы и некоторые промышленные продукты. Сегодня основную массу эксперта составляют продукты высоких технологий в самых различных областях, таких, как электроника, программное обеспечение, компьютеры, оптика, средства коммуникации и медицинское оборудование.

С течение времени изменилась и идеология, согласно которой производится управление израильской экономикой. Вначале экономика была по преимуществу централизованной, характеризовавшейся активным вмешательством государства в экономическую деятельность. Вследствие политических перемен, произошедших в Израиле в 1977 году, экономическая идеология Израиля следует либеральной экономической политике.

 

Доминирующим сектором израильской экономики являются высокие технологии, ставшие движущей силой экономического роста страны. К числу других процветающих областей экономики принадлежит фармацевтика, химическая промышленность, туризм, военная промышленность и обработка алмазов.

Глава 18

Прошло 30 лет с начала новой жизни в новом госу-дарстве, в государстве Израиль. Как пригодилось в первые же месяцы пребывания в Израиле моё виртуальное знакомство с государством! Я убедился в том, что каждый репатриант, начинающий свою жизнь в Израиле, должен обладать определённым набором знаний о еврейском государстве. Абсорбция моя, жены и сына прошла успешно во всех отношениях, как в социально-бытовых, так и в трудовой деятельности. После краткосрочной учёбы у меня и у жены было 13 лет трудового стажа, у меня – почти по своей специальности, а у жены – руководящая работа в гостиничном хозяйстве. Сын окончил учёбу по специальности инженер-электрик, работает по специальности. После учёбы он женился, у него два сына 17 и 13 лет.

Наша дочь с мужем и дочерью приехали в Израиль в 1989 году, они инженеры-конструкторы по строительству, работают по специальности, полностью благоустроены во всех областях жизни, они уже стали бабушкой и дедушкой, у них есть внучка 2 лет. В целом, можно сделать вывод, что израильское общество стоит перед свершившимся событием: в стране за прошедшие 30 лет появилась и существует миллионная община русскоязычных граждан страны.

Определяющими факторами общины стали язык общения – русский, общие культурные ценности, репатриация из бывшего СССР и постсоветского блока государств.

Наблюдая за абсорбцией новых репатриантов, вижу, что большинство из них начинают работать на низших работах, потом поднимаются год за годом, ступенька за ступенькой вверх по лестнице социальной значимости и материального благополучия. За годы абсорбции появились «русские» магазины, рестораны, газеты, книги, журналы, спортивные клубы, небольшие предприятия. На русском языке работают театры, радио и телевидение, клубы и культурные центры. Во многих городах Израиля живут граждане, которые общаются только и преимущественно на русском языке, без проблем делают покупки в своём любимом «Русском» магазине, посещают «русского» семейного врача, слушают новости по «русскому» радио или смотрят последние известия и фильмы по телевидению на русском языке. Можно без проблем отправиться с «русской» туристической фирмой за границу, отдать своего ребёнка в русскоязычный детский садик или школу с изучением русского языка.

Следует отметить, что Израиль – сотая из самых маленьких стран с населением менее чем 1/1000 от всего населения в мире. При этом Израиль:

− Имеет самое большое в мире количество научных работ – 109 на каждые 10.000 чел., а также самое большое количество зарегистрированных патентов, считая на душу населения.

− Имеет второе место в мире (после США) по количеству технологических компаний (3500).

– Имеет третье место в мире (после США и Канады) по количеству компаний NASDAO.

– Имеет самое большое количество биотехнических компаний в мире из расчёта на душу населения.

– 34% израильской рабочей силы имеет высшее образование. При этом Израиль является третьей индустриальной державой в мире – после США и Голландии.

– Израиль является вторым в мире по печатанию и продаже новой литературы.

– По сравнению с любой другой страной Израиль имеет самое большое количество музеев на душу населения.

– Израиль имеет самое большое количество компьютеров на душу населения.

– Израиль имеет самое большое в мире количество учёных на 10000 населения:

Израиль – 145, США − 85, Япония−70, Германия – 60.

– Windows NT operating system. Ptntium MMX Chip tech-nology и AOL Instant Messenger – были разработаны в Израиле.

– Microsoft и Cisco имеет свои единственные R*D вне США только в Израиле.

– Первая в мире действующая солнечная батарея была установлена израильтянами в Калифорнии.

– всё это к 2004 году, за 55 лет своего существования, при постоянных войнах и терроризме!

Хочу высказать своё личное мнение о некоторых аспектах внешней политики Израиля.

Израиль ни с кем не хочет воевать, и не намерен нападать на кого-либо, но армия Израиля всегда готова защищать свой народ и государство. Я считаю, что существование государства Израиль сохранит еврейский народ от второго Холокоста.

Что касается создания Палестинского государства, то убеждён, что в обозримом будущем такое государство не может быть создано из-за существующих на сегодняшний день следующих факторов:

− будущее Палестинское государство состоит из двух частей, враждующих между собой. Одна часть не признаёт государство Израиль и готова уничтожить его.

− вторая часть на словах признаёт существование государства Израиль, и на словах согласна создать своё Палестинское государство, но это только СЛОВА, на самом деле они этого не хотят. Предыдущие правительства Израиля отдавали им 97% территорий, но они отказались от этого. Им выгодно быть в положении «оккупированных» и «беженцев» и получать постоянную помощь от других государств. Им выгодно получать от Израиля воду, электричество и другие блага, в своём государстве это они вынуждены будут производить сами.

Чтобы обсуждать проблемы о создании будущего Палестинского государства, следует остановиться на вопросе: что представляет собой современная Палестина. Кто такие палестинцы? На эти вопросы корреспондента М. Немировской отвечает президент Института Ближнего Востока Евгений Янович Сатановский.

«На самом деле Палестина – понятие не только географическое, но и филологическое. Это – провинция Римской империи, названная так, насколько помнится, во времена императора Адриана по имени филистимлян*, выходцев с греческих островов за тысячу с лишним лет до его эпохи, завоевавших побережье в районе Газы, Ашкелона, Ашдода, чтобы стереть историческую память об Израиле и Иудее. После подавления восстания Бар-Кохбы римляне постарались очистить эту территорию от мятежных евреев и заселить её римскими колонистами. Но евреи продолжали жить во многих местах (Иерусалиме, Хайфе, Цфате) фактически до начала распространения сионизма и массовой алии новейшего времени.

Многие из потомков тех евреев, которые никогда оттуда не уходили, были обращены в христианство или ислам. Утверждение о том, что Палестину испокон веков населяют арабы, вызывает недоумение. В Палестине, помимо еврейских племён, селились выходцы из Индии, Сирии, двуречья, Египта. Во времена Оттоманской империи поселились черкесы. Существовали две-три деревни алавитов. Друзы живут в Ливане, Сирии и в Северном Израиле. Но современное государство на этой территории было образовано одно – Израиль.

Никаких других государств на этой территории в историческое время не было, кроме государств еврейских, а на их развалинах «по наследству» несколько столетий существовали государства крестоносцев. Остальное время это была провинция: египетских фараонов, римских цезарей, турецких султанов, британской короны. Палестины же как государства со столицей и правящей династией не существовало никогда. И в этом один из корней того, почему палестинское государство не возникло и сегодня, хотя последние десятилетия весь мир занят его созданием.

Ситуацию на Ближнем Востоке можно назвать и «мирным процессом», и капитуляцией Израиля – в зависимости от подхода. На протяжении десятков лет ею занимается международное сообщество – несколько тысяч дипломатов, политиков, чиновников, журналистов, ООН, международных организаций, фондов, МИДов, занимается и Госдепартамент США. Ситуация загнана ими в абсолютный тупик. Сегодня на наших глазах рассыпается, как все пирамиды, построенные на песке, концепция о двух государствах для двух народов на одной небольшой территории. Рассыпается потому, что не каждый народ может построить собственное государство. Иначе в мире существовало бы столько же тысяч государств, сколько существует народов. Несмотря на беспрецедентную помощь в несколько десятков миллиардов долларов, вложенных за 60 лет в строительство Палестинского государства, оно так и не возникло. Вопрос о том, какой именно род: Нашашиби или Хуссейни, Ашрауи или Аль Хинди – кто из палестин-ких «нобелей» возглавит Палестину – вопрос смертельной борьбы кланов. Такой же, как в Италии времён Монтекки и Капулетти.

Невозможно было понять до Гарибальда, кто будет править единой Италией, а до Бисмарка – единой Германией, этими «лоскутными одеялами» Европы. Так и сейчас – невозможно понять, кто станет главным на палестинской политической сцене, где будет располагаться палестинская столица. Иерусалиме, как того требует «мировое сообщество» или в иерусалимском пригороде Абу Дис? Кто будет править Палестиной? Джибриль Раджуб, родовой удел которого Иерихон? Мохаммед Дахлан, отступивший на Западный берег Иордана, потеряв власть в Гезе? Кто-то из «сильных людей» Наблуса, Вифлеема или Рамаллы? Неизвестно. Гражданская война в Палестине – следствие того, что там нет ни признанного центра, ни единого лидера.

Сегодня Палестина – это ряд городов и деревень, племён и оседлого населения с разным этническим происхождением. Некоторые из них восходят к евреям и самаритянам. Другие – к греко-римским поселенцам. Очень немного настоящих арабов, в частности – две большие семьи, оставшиеся в Газе, когда основная часть арабской армии пошла на Миср – в Египет. Они неохотно женятся даже на своих соседях, помня, что они-то и есть арабы в отличие от всех остальных. Мы знаем потомком армян и тех, кто ведёт родословную от греков, индийцев, туркмен, курдов, цыган и выходцев из Грузии. Знаем потомков освобождённых англичанами суданских рабов. Такая «гремучая смесь» характерна для всего Ближнего Востока, построенного на больших семьях и племенах, в Европе давно ушедших в прошлое. В Палестине такого ещё не произошло. Это не вина, и не беда – это этап исторического развития.

Палестинцы – самый образованный народ в мире с почти поголовным средним образованием. Высок и процент населения с образованием высшим, полученным в Европе, России, США, Канаде, Австралии за счёт ООН и национальных грантов. Палестинские преподаватели, за исключением небольшого числа образовательных учреждений исламского типа, строят образование на светских моделях.

– И это касается живущих в Газе?

– Разумеется. Там достаточное количество бесплатных школ с высоким для Арабского Востока уровнем преподавания. Деньги выделяет ООН. Палестинцы создали хорошую систему школьного и университетского образования. Евреи это для себя сделали за собственный счёт, палестинцы – за счёт других. Так что рассуждения о том, как они «страдают от израильской оккупации», не слишком совпадают с действительностью. Газа застроена приличными домами, почему и не показывают её вид с моря. «Блокада и оккупация» выглядят не вполне так, как хотелось бы палестинцам.

Распад Британской империи породил палестинских беженцев, выведя их в окружающий мир. Если бы этого не произошло, никаких палестинцев мир бы сегодня не знал. Они были бы одной из периферийных групп арабского мира. Существовала бы Палестина, поделенная между Сирией, Египтом и, может быть, Саудовской Аравией. И вряд ли участь палестинцев была бы более счастливой, чем участь голодающих египетских феллахов. «Израильская оккупация» оказалась для палестинцев самой мягкой и либеральной из всех, которые они знали. Её нельзя сравнивать ни с египетской, ни с иорданской.

Почему палестинцы превратились в ударный отряд исламского мира, действующий против Израиля? А это была единственная роль, в которой их видели в Дамаске, Багдаде, Каире и Эль-Рияде. Почему они стали «евреями арабского мира»? В значительной мере это связано с двумя факторами. Образованные палестинцы – врачи, учителя, инженеры, техники, преподаватели университетов живут в арабском мире как чужаки, нелояльные к местным властям. Им припоминают попытку свергнуть в 1970 году короля Хусейна в Иордании, закончившуюся резнёй «Чёрного сентября», гражданскую войну в Диване, инициированную Арафатом в 1975−1976 гг, которую остановила только Сирия в 1990 г.; трагедию Кувейта, который палестинцы в том же 1990 году сдали Саддаму Хусейну, после чего сотни тысяч их были изгнаны из всех стран Аравийского полуострова. Палестинская диаспора доказала свою нелояльность всему арабскому миру. Не случайно сегодня ХАМАС поддерживается Исламской Республикой Иран. Парадоксальная ситуация: суннитская религиозная группировка в Газе опирается на шиитское государство. В поисках политического прикрытия спонсоров ХАМАС умудрился поссориться даже со своим естественным союзником – Саудовской Аравией, нарушив перемирие с ФАТХом Абу Мазена, заключённое под патронажем саудовского монарха в Мекке, под сенью Каабы, скреплённое клятвой на Коране. Не случайно после этого саудовская газета «Аль Ахрам», выходящая в Лондоне, писала: «В обмен на иранские деньги ХАМАС предал и арабов, и палестинский народ, и саму идею палестинского государства».

Гражданская война стоила палестинцам тысячи жизней. После того, как в августе 2005 года под давлением Ариэля Шарона Газа осталась бесконтрольной, из неё были выселены поселенцы-евреи, и ушла контролирующая её израильская дивизия, там погибло более 9000 палестинцев. Из них более 1500 – во время операции «Литой свинец» и израильских антитеррористических действий. Остальные в междоусобице ХАМАСа с ФАТХом. Когда израильская армия в январе 2009 года брала штурмом Газу, лишь около тысячи бойцов ХАМАСа из примерно 30-35 тысяч человек, поставленных под ружьё, находились «на передовой». Остальные либо дезертировали, либо отсиживались дома, спрятав форму и оружие, большинство же занималось грабежом гуманитарных конвоев и уничтожением активистов ФАТХа. Было убито множество фатховцев, а захваченных в плен пытали, в то время как ХАМАС трубил на весь мир о жестокостях «израильских оккупантов», о том, что только немедленное международное вмешательство может спасти Газу. Отдельно – о бюджете Палестинской национальной администрации, которую часто неверно называют «Палестинской национальной автономией» (ПНА).

Автономия – часть какого-либо государственного образования. Палестинцы же не входят ни в Израиль, ни в Иорданию, ни в Египет. Все страны, имевшие несчастье брать на себя контроль над Палестиной за последние сто лет, хотели (или хотят до сих пор) избавиться от этого «чемодана без ручки». Нести его чрезвычайно тяжело, а бросить почти невозможно. «Одностороннее размежевание» Шарона и было попыткой бросить этот «чемодан». Закончилось это грустно.

Из 2,5 миллиарда, необходимых для ежегодных текущих расходов ПНА, включая сектор Газа, не более 15% собираются в виде налогов. Экономика Палестины, бывшая когда-то на более высоком уровне, чем египетская, иорданская, ливанская, сирийская, за счёт сотрудничества с Израилем – разрушена, из-за прерванных контактов с Израилем палестинская рабочая сила стала не нужной никому. Палестинцы потеряли в Израиле около 200 000 рабочих мест. Их заняли приезжие из Африки, Иордании, Китая, Филиппин, Индонезии, Таиланда, Румынии, а также жёны и мужья израильских арабов (примерно 150 000 человек). Каждый работавший в Израиле палестинец кормил 5 −7 человек. Это примерно 1,5 миллиона, включая водителей автобусов, такси, бульдозеров, и другой строительной техники, с зарплатой до 3 – 5 тысяч долларов в месяц.

Не забудем о ежегодно пересылаемых Палестинской администрации 700-780 млн. долларов налогов с заработка палестинцев, работавших в Израиле. В аналогичной ситуации Франция должна была бы перечислить Алжиру налоги за заработка гастарбайтеров-алжирцев, американцы – за работу на территории США граждан Мексики − мексиканскому правительству. Но подобная система действовала только между Израилем и палестинской администрацией. Не забудем также о перечислении палестинской администрации таможенных сборов и прочих платежей. К деньгам этим палестинская администрация быстро привыкла, деля их между собой и полагая, что их вовсе не обязательно вкладывать в инфраструктуру Палестины.

– Но зачем же Израиль занимался такой благотворительностью, получая в ответ взрывы шахидов и обстрелы касамами?

– Правительство Израиля с его леворадикальными социалистическими идеями, догмами и иллюзиями начала ХХвека – провинциально и не слишком образовано. К тому же значительная часть израильского истеблишмента участвовала в дележе этих денег, обслуживая финансовые потоки. Так было даже в годы интифады. Пока израильская армия вела бои с палестинскими боевиками и террористами-самоубийцами, на личные счета Арафата в иерусалимском банке Апоалим поступали сотни миллионов долларов через Гиноссара, когда-то ответственного сотрудника израильских спецслужб, а в годы «мирного процесса» − партнёра по казино в Иерихоне Джибриля Раджуба и посредника между израильской элитой и палестинским руководством. Когда разразился скандал, Гиноссар «скоропостижно скончался».

Политика делается разными людьми. К сожалению, в Израиле, как уже было сказано, − не слишком образованными, но обладающими талантом политических комбинаций. Эти люди умеют брать власть, не очень понимая, что с ней делать и не слишком заслуживая того, чтобы у власти находиться.

Реальная политика существенно отличается от романтических идей, связанных со строительством еврейского национального очага. В этом плане нынешние правители сильно отличаются от Зеэва Жаботинского, не дожившего до образования государства Израиль, первого и последнего еврейского государственного деятеля ХХ века, интеллектуальный уровень и образование которого были достойны еврейского государства.

Его политические противники увековечили память о нём как об экстремисте, забыв, каким либералом был этот человек. Именно Жаботинский писал, что если президентом еврейского государства будет еврей, премьером должен быть араб, и наоборот: при президенте-арабе премьер-министром должен быть еврей. Сегодня даже ультралевая партия «Мерец» не способна на такие заявления. Жаботинский трезво оценивал будущее сосуществование двух народов в одном государстве. Он понимал, что война – это война, а мир – это мир, что лояльность стране – обязательное условие для того, чтобы быть ей гражданином. Эта простая идея сегодня в Израиле с трудом пробивает себе дорогу сквозь левацкие догмы при помощи нынешнего главы МИДа и вице-премьера Авигдора Либермана. Впрочем, его тоже называют экстремистом.

Операция «Литой свинец» по завышенным оценкам палестинцев принесла Газе убыток в 2 млрд. долларов. Конференция стран-доноров в курортном Шарм−аш−Шейхе обещала Газе помощь в 5,4 млрд. В условиях мирового экономического кризиса – блестящий бизнес! Похоже, ХАМАС должен просить Израиль ежегодно бомбить Газу, чтобы проводить такого рода инвестиционные операции. Сотни миллионов долларов ежегодно поступают туда из Ирана, миллиарды – из других источников.

Революция – прибыльный бизнес, а палестинское руководство это прекрасно понимало во все времена. Обычная же экономика в Палестине отсутствует, поскольку не может существовать в условиях диктатуры. Ни один диктатор, обеспеченный дотациями извне, не допустит появления в контролируемом им анклаве источников финансирования, не зависящих от него. Именно поэтому Арафат, один из богатейших людей планеты, уничтожил палестинскую экономику, сложившуюся в период израильского контроля, построенную на посредничестве между Израилем и арабскими странами.

– Выходит, палестинцам вообще не нужно государство?

– Государство необходимо для определённых целей. Оно решает вопросы вашей карьеры, будущего ваших детей, проблемы инфраструктуры. Никто в мире не получал от «мирового сообщества» такого количества денег, которого хватило бы на строительство доброго десятка государств.

Идея палестинского государства пока что привела к великой «халяве»: бесплатное снабжение продуктами питания, медикаментами, бесплатные образование и медицинская помощь. Но «у семи нянек дитя без глазу». Международные организации убивают будущее этих людей. Именно на гарантированной «халяве» основан беспрецедентный демографический рост в Палестине, в два-три раза выше, чем у соседей. Как Палестина будет существовать в дальнейшем, сегодня непонятно. Она раскалывается на отдельные анклавы, в каждом из которых свои «сильные люди» и своя администрация.

– Вы полагаете, что палестинцы не смогут построить соб-ственное государство?

– Я не занимаюсь научной фантастикой. Государства, создаются не ООН, не «конспонсорами» и не американским президентом, а людьми, которые хотят и могут это сделать. Есть все условия для того, чтобы Палестина стала государством. Все деньги для того, чтобы создать средних размеров государство, причём европейского уровня, выданы. Если в результате Палестина стала не чем иным, как рассадником радикализма, исламизма, гражданской войны и терроризма, значит, такова судьба этой территории. И существование Газы на расстоянии 20-30 км. От Западного берега этому не помеха.

Мы не знаем, что будет происходить дальше. Может быть, в Палестине родится новый Саддам Хусейн, Каддафи, Насер, Вашингтон или Бен-Гурион. Если там появится лидер, готовый построить государство, пойдя на те же жертвы, на которые пошли израильтяне, отказавшись от претензий на строительство Израиля «от Нила до Евфрата», он создаст палестинское государство. Отказавшись от Заиорданья, Южного Ливана, Южной Сирии, Синая, исторически входивших в состав Израиля, израильтяне построили своё государство на той части территории, которую могли взять под контроль и удержать.

Чтобы построить Польшу, нужен был Пилсудский, Финляндию – Маннергейм. Но не все революционеры могут стать руководителями государств. Фидель Кастро смог из революционера превратиться в такого лидера. Ясир Арафат не хотел и не смог перейти грань, отделяющую государственного деятеля от революционера. Единственное, что сделало палестинцев народом – это жёсткая сегрегация в арабском и исламском мире в целом, создание из них ударной силы против Израиля. На такой базе государства не строят. Вы или занимаетесь революцией или строите свою страну в мире с соседями. Идея палестинского государства убита усилиями ООН и «мирового сообщества», внутренними палестинскими распрями, внешним давлением арабского и исламского мира.

− Если Палестина не государство, то какое же гражданство у палестинцев, проживающих на территории ПНА?

− Собственного гражданства в них нет. Существуют документы гражданской администрации. У некоторых есть израильские паспорта, у большинства – иорданские. Своей валюты нет. Вся торговля, включая Газу, идёт на шекели.

− Расскажите немного о своём институте.

− Институт частный, независимый, негосударственный, не входящий в академию наук РФ. Занимается регионом от Мавритании и Марокко до Пакистана и от Сомали до Российской границы. Нас интересуют вопросы современности и будущего этого региона: экономика, религия, терроризм, политика, армия и всё, что связано с региональными диаспорами. Плюс распространение ислама за пределами Ближнего и Среднего Востока, всё, что связано с этим процессом в окружающем мире.

Институт существует с начала 1990 годов. За это время издано более двух сотен книг и несколько тысяч статей. У нас уникальные архив и библиотека. На институт работают несколько сотен экспертов, в т.ч. около сотни из Израиля, Турции, Ирана, стран Арабского Востока. Говоря попросту, наше дело – аналитика, которая идёт в профильные вузы и государственные структуры Российской Федерации. Как это реализовать на практике – решают они. Книги, изданные институтом, поступают в библиотеки, посольства, академические структуры, с которыми мы сотрудничаем.

В минувшем 2009 году государство Израиль отметило своё 60-летие. Я надеюсь, что и будущие юбилейные даты (65-ти-летие, 70-ти-летие и далее) государство Израиль встретит мирной и благополучной жизнью.

***

На этом закончу публикацию книги Зиновия Кнеля, опустив последнюю главу.

Вскоре на сайте размещу книгу на иврите. В ней значительно меньше стр. и нет ряда глав, которые не представляют интерес для ивритоговорящих.

Опубликовано 25.02.2017  20:58  

 

Зиновий Кнель. СУДЬБА «ДУБОСЕКА» (ч. 3-4)

Глава 8

Заканчивался декабрь 1941 года, месяц начала моей партизанской юности. Отряд Комарова ежедневно увеличивался, теперь уже насчитывал около трёхсот человек. Это я определил по ежедневному разводу партизан на постой по домам. Появились слухи, что в начале февраля отряд Комарова уйдёт из Минского объединения и перебазируется в Пинскую область для создания из разрозненных отрядов, действующих там, единое Пинское партизанское соединение. Лично я рассчитывал, что на новом месте закончатся мои комендантские обязанности, и я буду участвовать наравне с другими в партизанской жизни.

Всё это сбылось, в первой неделе февраля отряд распределили по санным повозкам, по четыре человека в каждой, и отряд оставил деревню Загалье навсегда. Была поставлена боевая задача – по пути следования разгромить немецкую комендатуру и полицейский участок в местечке Старобин. Из Загалья мы вышли после полуночи, к рассвету подошли к Старобину, окружили его со всех сторон и внезапно напали на немецкую комендатуру и полицейский участок. Комендант и вся его охрана из пятнадцати фашистов, а также полицейский участок из двенадцати предателей, кроме начальника полиции, были уничтожены, а начальник полиции был взят в плен, так как в начале операции был дан приказ постараться взять его живьём. Фамилия его была Логвин, он славился особой жестокостью и зверством. Его любимым занятием было – ставить пять человек евреев и пленных красноармейцев в одну шеренгу, подбирать одинакового роста, затем одной пулей из винтовки в лоб убить всех.

В центре местечка его повесили на дереве головой вниз, и всем партизанам было разрешено рассчитаться с ним за его злодеяния. В отряде было много евреев из Старобина, у которых семьи были убиты в гетто местечка, и месть этому извергу была по заслугам. Его не убили сразу, а расстреливали по частям, чтобы знал, что такое мучительная смерть.

После Старобина отряд переехал старую Советско-Польскую границу и остановился на восточной окраине Пинской области в деревне Хоростово, где все дома были сожжены немцами, люди жили в землянках. Вокруг Хороставо были густые лесные массивы, в пяти километрах от деревни был большой полуостров, окружённый с двух сторон непроходимыми Пинскими болотами. На этом полуострове командование отряда приняло решение обосновать свою постоянную базу, куда в феврале 1942 года отряд прибыл.

Поставили мы временные шалаши и приступили к сооружению землянок. В первую очередь организовали кухню-столовую. Соорудили навес – это столовая, а рядом на открытом воздухе – костры. На жердях повесили два больших котла и один поменьше. С первого же дня определили посты вокруг базы. В караул назначали на сутки, смена поста каждые два часа. На второй день назначили в караул и меня. Объяснили, что и как, когда надо крикнуть: «Стой! Кто идёт?» Потом потребовать назвать пароль, озвучить отзыв. Причём, нужно стоять на посту так, чтобы тебя не видели, но чтобы ты видел всё вокруг себя со всех сторон. Назначили в караул через сутки. В дальнейшем стоять на посту стало настолько привычно, это стало таким обычным и обязательным занятием, как спать и есть. И ничего странного. Думалось, неужели наступит время, ко-гда жизнь (свою и других) не надо будет стеречь. Лёг спать и спи, зная, что завтра обязательно проснёшься.

Когда все партизаны находились в лагере, со стороны могло показаться, что мы в каком-то большом цыганском таборе. Все заняты разными делами, вокруг землянки, другие хозяйственные сооружения – в общем дачная лагерная жизнь. Центральным местом в лагере была кухня, возле которой было весело, шли всякие разговоры, обмен мнениями по различным вопросам. Обед состоял из двух блюд, очень вкусные щи с мясом, на второе – часто гречневая каша, бывало, что обед состоит и из одного блюда.

Для обеспечения отряда продовольствием принимались меры по конфискации скота у семей полицейских при разгроме их участков. Чтобы переправить скот в лагерь, создали устойчивую переправу через болото на лодках. На большую лодку укладывали стреноженную корову, затем с заходом солнца ещё две лодки трогались в путь протяжённостью в 10 км. На каждой лодке по одному человеку. Лично я таким образом переправил в лагерь не менее десяти коров, при лагере уже постоянно было стадо коров.

Все партизаны распределялись по группам в 10-12 человек и отправлялись по деревням с задачей, установить связь с местным населением, разгромить полицейские участки, там, где они были и, главное, разъяснять населению положение на фронтах, чтобы знали люди о разгроме немцев под Москвой, чтобы верили, что близок час разгрома фашистов.

Особое внимание мы обращали на установление связи с самым крайним домом при въезде в деревню или населённый пункт. Хозяева этих крайних домов всегда шли нам навстречу: условным знаком был журавель над колодцем, если торчит концом вверх, значит, всё в порядке, можно заходить. Если же журавль закреплён крюком на колодезном срубе, будь осторожен, в деревне немцы или полицаи. Помощь партизанам со стороны местного населения ощущалась во всём. Крестьяне организовывали обозы с зерном и картофелем, доставляли их в отряд.

Произошли организационные изменения в структуре отряда, который уже насчитывал более пятисот человек. Отряд разделили на три части, одни вошли в Бригаду им. Будённого, а наш отряд стал называться Отряд им. Котовского. Командиром нашего отряда был назначен бывший военный Баранов, а начальником штаба – Воронов. База, которую мы оборудовали, осталась за отрядом им. Котовского. В Бригаду Будённого вошли все три отряда – Котовского, Ворошилова и Пономаренко.

Наступило лето 1942 года. Отряд выходил на боевые операции, одна из которых состоялась в августе этого же года. Командование бригады приняло решение силами трёх отрядов разгромить комендатуру и полицейский участок в местечке Погост, которое находилось между Любанью и Слуцком, по 25 км. в каждую сторону. Охрана у комендатуры сильная, у самого здания дзот, при въезде в местечко с обеих сторон − дзоты. Отряды вышли на задание ночью, чтобы с рассветом неожиданно напасть на гарнизон, Я был назначен в группу прикрытия со стороны Слуцка, чтобы не допустить прохода подкрепления оттуда. Сопротивление было оказано сильное, но гарнизон был разбит, а бургомистр взят в плен. Наши потери: два партизана убиты и четыре ранены.

Начиная с мая 1942 года, все партизаны должны были принять «Присягу белорусского партизана». В нашем от-ряде мы её принимали в июне 1942 года.

ПРИСЯГА БЕЛОРУССКОГО ПАРТИЗАНА

Я, гражданин Союза Советских Социалистических республик, верный сын героического белорусского народа, присягаю, что не пожалею ни сил, ни самой жизни для дела освобождения моего народа от немецко-фашистских захватчиков и палачей и не сложу оружия до тех пор, пока родная белорусская земля не будет очищена от немецко-фашистской нечисти.

Я клянусь строго и неуклонно выполнять приказы своих командиров и начальников, строго соблюдать военную дисциплину и хранить военную тайну.

Я клянусь за сожжённые города и деревни, за кровь и смерть наших жён и детей, отцов и матерей, за насилие и издевательства над моим народом жестоко мстить врагу и беспрерывно, не останавливаясь ни перед чем, всегда и везде смело, решительно, дерзко и беспощадно уничтожать немецких оккупантов.

Я клянусь всеми путями и средствами активно помогать Красной Армии повсеместно уничтожать фашистских палачей и тем самым содействовать скорейшему окончательному разгрому кровавого фашизма.

Я клянусь, что скорее погибну в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и белорусский народ в рабство кровавому фашизму.

Слова моей священной клятвы, сказанные перед моими товарищами партизанами, я скрепляю своей собственноручной подписью – и от этой клятвы не отступлю никогда. Если же по слабости, трусости или по злой воле я нарушу свою присягу и изменю интересам народа, пускай умру я позорной смертью.

Глава 9

Наступил 1943 год, отряд постоянно организовывал засады на дорогах, минировал мосты и шоссейные дороги. Началась подготовка к большому рейду партизан Пинского соединения совместно с партизанским соединением Ковпака по областям Западной Белоруссии и Западной Украины. Рейд начался в марте 1943 года, было разгромлено много гарнизонов и полицейских участков в населённых пунктах. В конце марта наш отряд возвращался к месту постоянной базы. Я лично участвовал в засадах, которые организовывали партизаны, но мы ни разу сами не попада-ли в немецкую засаду. Мы приближались к большому населённому пункту Телеханы Брестской области. Разведка отряда плохо сработала, не обнаружила по пути движения немецкую засаду.

И когда почти весь отряд очутился на большой поляне, слева впритык большое болото, справа за 300 метров лес, вот оттуда из леса по отряду был открыт пулемётный огонь и обстрел миномётами. Я был верхом на лошади, и вдруг лошадь присела на четвереньки, не повалилась на бок, а именно присела. Оказалось, что у лошади прострелены ноги. Мы оказались в страшной ситуации, появились убитые, раненые. Рядом со мной упал партизан из Старобина, у него пулемётной очередью перебиты обе ноги, он кричит: «Пристрелите меня, не оставляйте!» В эту минуту страшной опасности каждый должен заботиться о себе, брать свою судьбу в свои руки, но по возможности оказывать помощь другим.

Отряд отошёл вглубь болота, лёд на болоте был ломкий, ноги проваливались в воду по колено. А какая обувь на ногах у партизан?! Лапти из лозы, коровьей кожи, сыромятины (шерстью внутрь) натянуты на лапти. И что удивительно: ноги в холодной воде мокрые, но, ни разу за партизанскую жизнь даже насморка не было. В болоте нашёлся островок, где мы просидели целую неделю. Для еды было мясо конины, поджаренное палочкой на костре, без соли, так как её не было.

На свою постоянную базу мы возвратились в последние дни марта, и началась обычная партизанская жизнь: одни сутки в карауле, на другие сутки – хозяйственная работа в лагере или поход на задание. Я был больше заинтересован в том, чтобы уходить на задание, чем стоять в карауле на посту через каждые два часа. Получить место на пост в карауле, тоже нужно было иметь «привилегию», везде по периметру лагеря на посту был один человек, и только на одном месте два человека на посту, это и был «привилегированный» пост.

В один из дней апреля 1943 года я был направлен на этот пост, там был окоп в человеческий рост, бруствер, за которым стоял ручной пулемёт, а второй часовой был с винтовкой или с автоматом. Пост этот стоял на краю непроходимого болота, пройти там можно было только по выложенным жёрдочкам, место, где были жёрдочки знал только проводник. На этом посту я был с молодым партизаном, лет восемнадцати из Могилёвской области, его приняли в отряд после захвата вагона с людьми, которых немцы вывозили в Германию.

И вот возвращается по этим жёрдочкам группа партизан с задания, человек двадцать, пароль – отзыв, всё, как полагается, группа проходит, и мой напарник говорит мне: «Женя (моё имя в отряде) интересно получается, то он полицай, его все боятся, а теперь он партизан, как мы?!» Спрашиваю его, о ком речь, он отвечает – только что прошёл с группой. Сменившись с поста, я доложил об этом разговоре командиру отделения. На следующий день меня вызвал начальник особого отдела отряда и говорит мне: «Женя, ты хорошо сделал, что доложил о разговоре с напарником своему командиру отделения. Всё подтвердилось, бывшего полицая в отряде уже нет. А ты должен быть патриотом и помогать нам дальше». Отвечаю: «Согласен!» «Но для этого ты должен выбрать себе имя-псевдоним, с которым ты будешь получать задания, и связываться со мной. Какой псевдоним ты хочешь? – в эту минуту послышался стук дятла из леса. Отвечаю – «Дубосек».

Так вместо своего настоящего имени я получил имя Женя Григорьев, потом прилипло Женя Комендант, а теперь получил засекреченное имя – Добосек, которое сыграло в моей дальнейшей судьбе определённую роль, как в продолжении участия в войне, так и в дальнейшей службе в армии после окончания войны, уже в Германии.

Как Дубосек я получил в отряде одно задание, меня предупредили, чтобы я был осторожным и внимательным. В это время в отряд прибыла группа военнопленных, бежавших из лагеря, среди них 2 человека вызвали подозрение. Меня подселили к ним в землянку, якобы для помощи, чтобы им легче было приспособиться к новым условиям в отряде. Я должен был запоминать, о чём они говорят, обращать внимание на их поведение. Однажды ночью во время сна я как будто слышал, что эти двое ведут между собой разговор на непонятном языке. Я помогал им осваиваться в лагере, разговаривал с ними на разные темы, выказывал свою ненависть к фашистам, но они мне не нравились. Глаза у них были не то ласковыми, не то хитрыми, они ходили по лагерю с опаской, осторожно, как будто опасались чего-то. Я пробыл с ними в одной землянке целую неделю, за ними была установлена слежка и помимо меня и моего задания. Они оказались диверсантами, у них нашли яд, они получили по заслугам.

Партизанская жизнь продолжалась, в отряд прибывали новые люди. Я подружился с одним новым партизаном, десантником, мы стали с ним, как родные братья. Звали его Илья Фельдман, родом он из Мозыря, Гомельской области. Он был заброшен в тыл к немцам с группой десантников, из всей группы остался в живых только он один. Две недели бродил по лесу и просёлкам, пока попал в наш отряд.

Наступил месяц июль 1943 года, разворачивались ожесточённые бои на Курской Дуге. Все партизанские объединения получили приказ: развернуть рельсовую войну, уничтожать железнодорожные пути, не допустить подвозки войск и боеприпасов фашистам к фронту. Рельсовая война получила название «Симфония».

Отряд выступил, проходим лесными и полевыми дорогами среди негустой желтеющей ржи, через деревни. Была тёмная безлунная ночь, когда подошли к железной дороге. Каждый партизан получил по две толовые шашки, внешне похожие на обычные куски хозяйственного мыла. Надо подложить шашку между двумя рельсами, присыпать песком или гравием, поджечь бикфордов шнур, вставленный в отверстие тола и пригнувшись отходить от железной дороги. С насыпи спуститься, можно встать в полный рост, чтобы быстрее отойти от полотна, но что это? Перед глазами блеснул яркий свет, меня обдало теплом, что было дальше – не помню. Пролежал, наверное, полночи, почувствовал неудобство в боку и спине, потрогал рукой и вспомнил – это же винтовка на спине, на ремне, она и давит в бок и спину, вот потому и болит. Пошевелил руками и головой – могу, но на ногах чувствую тяжесть. Оказалось, что я присыпан землёй. Освободился от земли, приподнялся, голова в песке, болит, и, кажется, больше ничего. И тут мне стало понятно: недалеко от меня разорвалась мина, я, видимо, легко отделался. Но я остался один, никого нет, железная дорога в пятидесяти метрах от меня. Нужно быстрее уходить, пока не рассвело.

Так как мы вышли к железной дороге со стороны леса, то я и направился перпендикулярно железной дороге в лес. Минут через десять я был уже в лесу. Присел, чтобы обдумать моё положение. Несмотря на то, что голова болела и была в песке, я уже мог соображать. На этот участок железной дороги я ходил уже несколько раз раньше, район был мне знаком, знал я и хутора, где партизанам помогали. Но главное сейчас было выйти на дорогу и по ней определиться, куда идти. Углубился в лес, сделал привал, вынул и очистил от песка затвор винтовки, проверил наличие патронов – и в путь.

Примерно в полдень я вышел к одному хутору из трёх домов и там застал я вторую роту нашего отряда. Узнал, что в моей четвёртой роте после миномётного обстрела один убит и двое раненых. Задание отряд выполнил, потом стало известно, что за июль-август 1943 года партизанами уничтожено свыше 120 тысяч рельсов. К вечеру того же дня я был уже в своей роте в лагере. Моё отсутствие заметили незадолго до моего прихода, можно сказать, что «отряд не заметил потери бойца», как поётся в одной популярной песне. Командир взвода получил выговор от командования отряда.

После этой операции мне дали два дня отдыха, так как голова моя ещё побаливала. И так как в эти два дня в караул меня не ставили, то уже становилось скучно, стал задумываться, где же мне лучше – на задании или в лагере, и сам себе отвечаешь: опасность одинакова, так как кругом немцы. Но уходя на задание, чувствуешь себя настоящим партизаном, идущим мстить фашистам за совершённые ими зверства.

Глава 9

Весной 1943 года разведка отряда установила связь с подпольем Минского гетто. Для прохода в Минск и обратно была установлена ориентировочная дорога, невидимая и неизвестная фашистам. Главное, чтобы попасть на эту самую дорогу, нужно было выбраться из Минска по Слуцкому шоссе на 40-й километр до деревни Валерьяны. Затем связные партизан по деревням сопровождали в обход Слуцка в направлении Копыля, Красная Слобода и далее до партизанской деревни Хоростово, где в пяти километрах от деревни находился основной лагерь отряда.

В феврале 1943 года связной из Минского гетто сообщил, что немецкий офицер Генрих из группы гитлеровцев, обслуживавших в Минске немецкие учреждения, готов с группой евреев из гетто перейти к партизанам. Этот офицер завёл роман с немецкой еврейкой Гретой, работавшей днём в Доме правительства, а на ночь её отправляли в гетто. Отчасти из-за желания спасти её, а, главное, чувствуя неизбежный крах гитлеризма, капитан Генрих решил уйти с Гретой к партизанам.

Командование отряда направило в Минское гетто отважного партизана, вступившего в отряд десантником с Большой земли, Илью Фельдмана, который для меня был как родной брат. Немецкому капитану Генриху через Илью Фельдмана передали, что его могут принять в отряд с Гретой, но вместе с группой людей из гетто, до 20 человек. Предложение партизан Генрих принял. Воспользовавшись своим служебным положением, Генрих взял крытую автомашину и поехал в гетто, где его ждала Грета и группа молодых еврейских мужчин, одетых в солдатскую немецкую форму. За руль сел один из этих мужчин, а рядом с водителем – немецкий капитан Генрих. Документы у Генриха были в порядке, все проверки по дороге прошли нормально, и машина благополучно добралась через Копыль до Красной Слободы, где их встретили партизаны.

В дальнейшем немецкого офицера Генриха вместе с Гретой переправили в Москву. Вместе с капитаном Генрихом и группой евреев из гетто возвратился в отряд и партизан Илья Фельдман. Илье передали в Минском гетто записи погибшего узника гетто. К сожалению, имя автора этих записей осталось неизвестным.

Записи неизвестного узника Минского гетто

Был ясный солнечный день, один из тех дней, который располагает к отдыху в парке, на пляже. Но теперь не до этого. Уже два дня бешеный враг, ворвавшись в страну, топчет поля, всё ближе подбираясь к столице Белоруссии Минску. Фашистские стервятники бомбили город, он горел огромным костром. Люди уходили из горящего города, и когда толпы народа находились в открытом поле, немецкие самолёты, снизившись, бросали бомбы на мирных жителей. Одной девочке оторвало руку, другой женщине пробило голову. Много убитых и раненых. Проявляется звериное лицо фашизма. Уже с первых дней они «воюют» с беззащитными детьми и женщинами, стариками.

По всем дорогам потянулись вереницы людей. Их гонит страх, возможность остаться у немцев, несмотря на то, что приходится идти пешком десятки километров с детьми и вещами. Немцы – одно это слово наводит ужас. Ведь известно, что они несут с собой. Известно их «особое» отношение к евреям. Читали в газетах, книгах, видели в кино, слышали о положении еврейского населения в Германии, Польше. Но всё это бледнеет перед тем, что пришлось видеть и пережить впоследствии.

Частично люди успели уехать или уйти, но основная масса населения оказалась на оккупированной немцами территории. Моторизованные колонны немцев быстро продвигались по дорогам, обгоняя уходящее население, выбрасывая впереди себя десанты. На пятый день войны немцы уже были в Минске. Вот они. Люди боятся даже к окну подойти, чтобы посмотреть на них. Улицы безлюдны, по ним ходят надменные, в начищенных сапогах солдаты, но с грязными душами. Их лица ничего не говорят, ни одной своей мысли. Они как заводные игрушечные солдатики, всё делают и мыслят так, как им приказывают. На Москву! Только две недели им надо, чтобы дойти до Москвы. Если судить по их газетам, то Красной Армии уже вообще не существует. Однако, несмотря на первоначальную стремительность их наступления и потока лживой информации, у людей оставалась уверенность в том, что немецкое наступление будет остановлено.

Чем дальше продвигается враг, тем большие он несёт потери в живой силе и технике, с тем большей жестокостью он расправляется с мирным населением. Вслед за фронтовыми частями на оккупированную территорию вступаю ряды СС и СД. Эти отряды комплектовались из людей, не любивших воевать с вооружёнными силами на поле боя. Они предпочитали «воевать» с беззащитным населением. Душить, убивать, гноить, пытать в застенках в промежутках между пьянками. Особенным садизмом отличаются офицеры. «Утончённость» воспитания в помещичьих семьях дала свои результаты в утончённых методах истязания мирных людей.

13 июля 1941 года немцы под видом регистрации согнали всё мужское население в возрасте от 16 до 50 лет в лагерь. Ничего не подозревая, люди шли на «регистрацию» и попадали в ловушку. Обратно возвратиться нельзя. Площадь была оцеплена эсесовцами, в каждого, кто пытался уйти, стреляли. Огромная масса людей не помещалась на отведенной площади в районе Пересты. Томила жара и жажда. Неожиданно появились листовки, где во всём обвинялись «жиды» и коммунисты. Начала действовать немецко-фашистская пропаганда. Цель – разъединить людей по национальному признаку, натравить русских на евреев, и этим отвести ненависть к немцам.

Ещё одна провокация: несколько раз проезжал грузовик, и немцы разбрасывали сухари. Многие бежали вслед за машиной и хватали сухари, так как уже второй день ничего не ели. В это время фотокорреспонденты делали снимки, которые затем помещались в газетах и должны были свидетельствовать о голодных людях, которых немцы кормят.

За два дня набралось столько людей, что они уже не вмещались на площади, и немцы решили перевести всех за город. Огромные колонны людей потянулись под охраной в лагерь «Дрозды». 14 июля 1941 года лагерь «Дрозды». Чистое большое поле, без тени. Палящее солнце высасывает все соки, но негде укрыться. Десятки тысяч людей собраны вместе, среди них есть и уголовные элементы, выпущенные из мест заключения. Ночью они с воем нападают на спящих людей, которые убегают в страхе, оставляя взятые из дома вещи и продукты.

Начала распространяться антисемитская агитация. Она была глупой и пошлой. Впоследствии на неё обращали внимание, но в первые дни антисемитизм действовал угнетающе, он казался диким, непонятным. В такой обстановке люди пробыли пять дней. На шестой день было объявлено, что евреи должны перейти в другой лагерь. Тогда это ещё не было понятно. Никак не укладывалось в голове, зачем отделяют. Те, кто слышал объявление, переходят в другой лагерь, но многие не слыхали, опаздывали с переходом. И тут им дали понять, что они евреи. На всём расстоянии между двумя лагерями стояли эсесовцы и каждого проходящего мимо них зверски избивали. Были нагайками, прикладами, коваными сапогами по голове, по спине, по ногам. Если кому-либо удавалось перебежать, не будучи избитым, его выволакивали и избивали ещё сильнее. Одного молодого человека заставили снять верхнюю одежду, избили, а одежду отдали какому-то уголовнику.

У многих людей разбиты головы, кровь льётся, но её нечем остановить. К моральному унижению прибавилась грубая физическая сила, применяемая к беззащитным людям. Все были подавлены. Мать одного молодого человека, которой удалось пройти в лагерь, упрекала своего сына, что он не принял яд. Чем подвергаться таким издевательствам, лучше покончить с собой. У многих тогда появилась мысль о самоубийстве.

После того, как евреев отделили, остальных находящихся в лагере «Дрозды» освободили. Евреев заставили убрать огромное поле, на котором пять дней находились десятки тысяч людей. При формировании колонн для уборки людей заставляли становиться на колени и немилосердно избивали. В лагере было около 8 тысяч евреев, ими занималась особая группа эсесовцев, которая ежедневно приезжала в лагерь. Это были отъявленные палачи, потерявшие человеческий облик. При малейшей опасности для себя они становились трусливыми. Однажды во время посещения ими лагеря, в городе произошла небольшая бомбёжка, они немедленно сели в машины и удрали.

Первым «мероприятием» в отношении евреев, находящихся в лагере, было уничтожение интеллигенции. Немцы боялись людей, умеющих раскрыть перед массами гнусную роль фашизма. Подавляющее большинство евреев были рабочие, которых немцы предполагали использовать как рабочую силу. Было объявлено, чтобы люди умственного труда: врачи, учителя, инженеры, техники, бухгалтеры и другие вышли и построились. Никто не предполагал, что выходит на смерть. Думали, что поведут на работу. Людей интеллигентного труда набралось около 600 человек. Среди них был и автор записей. На следующий день рано утром приехала машина с эсесовцами. Вызвали по списку 200 человек. Их построили в колонну, посадили на машины и увезли неизвестно куда. На следующий день повторилось то же самое. Вызвали по списку 100 человек. На этот раз их увезли сравнительно недалеко от лагеря. Через некоторое время раздались залпы, за ними одиночные выстрелы. Сомнения исчезли, стало ясно, что интеллигенция обречена на смерть. Состояние ожидания неминуемой смерти охватило оставшихся 300 человек. Большинство переносило это спокойно, но некоторые плакали, прощались друг с другом. Один молодой инженер сошёл с ума. Ещё через день забрали следующую сотню людей. Автор записей решил бежать в общий лагерь для евреев, который находился рядом. Несмотря на строгий запрет и охрану он ночью перебежал и этим избежал неминуемого расстрела.

Люди интеллигентного труда по возрасту старше 50 лет не попали в лагерь, впоследствии они были истреблены в гетто. Известные профессора Ситерман, Дворжец, доктор Белоус и многие другие, имена которых произносили с уважением, служили фашистам мишенями в стрельбе или стали жертвами садистских развлечений. Например, профессора Ситермана заставили убирать туалеты, а затем убили.

В общем лагере для евреев продолжались издевательства. Часто всех выстраивали, и гестаповцы ходили вдоль колонн и вытаскивали почему-либо не понравившихся им по лицу людей. Эти люди исчезали навеки. Можно себе представить настроение людей, которые думают о том, остановится ли на них волчий взгляд, решающий вопрос об их жизни или смерти.

Ежедневно эсесовцы набрасывались с дубинками и прикладами, при этом передние попадали под удары и невольно отступали, напирая на позади стоящих. Получалась неимоверная давка. Так людей гоняли из одного конца лагеря в другой до тех пор, пока эсесовцы не уставали избивать.

Каждый вечер, как только смеркалось, немцы начинали стрелять из пулемётов, расположенных на вышках. Пули летели так низко, что приходилось ложиться на землю. Погода вначале стояла очень жаркая, за день солнце так изматывало, что у людей начиналась тошнота и обмороки. Лагерь кончался рекой, и чтобы спрятаться от солнца и утолить жажду, люди стремились к реке. Однако немцы к реке не подпускали. Подходивших они сталкивали в реку вместе с одеждой. Впоследствии жара сменилась дождями, земля пропиталась водой, кругом лужи. Подостлать что-либо или укрыться нечем. Сыро, холодно. Под видом обы-сков отбирали всё: бритвы, ножики, кошельки, снимали с людей плащи, сапоги и вообще забирали любую понра-вившуюся какому-либо солдату одежду.

Лагерь был разбит на колонны по профессиям: каменщики, печники, столяры, стекольщики и т.д. Убежать из лагеря невозможно. Густая сеть проволочных заграждений, пулемётные вышки, усиленная охрана. В таком положении люди находились 20 дней. На 20-й день в лагерь приехало много эсесовцев. Всех построили в колонны и повели через город. Никто не знал, куда их ведут. Люди были измождены, многие падали по дороге, их избивали и заставляли рядом идущих нести их. Колонны евреев привели в тюрьму. Пустующую Минскую тюрьму решили заполнить евреями. Здесь начались новые издевательства. При входе во двор тюрьмы людей избивали. Наконец, двери тюрьмы захлопнулись, евреи стали заключёнными. Люди лежали в камерах на цементном полу так тесно, что пройти мимо нельзя было.

На третий день заключённых выстроили во дворе тюрьмы в колонны. Опять загадка: для чего. Подводили к выходу по три колонны, и переводчик зачитывал какие-то фамилии. Оказалось, что вызывают людей, которые убежали из лагеря интеллигенции. Отозвавшихся выстраивали в отдельную группу. Ясно, что их ожидало – пытки и казнь.

1 августа 1941 года. Всего один месяц прошёл со времени оккупации Минска, но, сколько уже пролилось невинной крови, сколько пролито слёз, принято мук. Один месяц, но пережито больше, чем за целую жизнь, а впереди ещё много кошмарных месяцев.

На улицах Минска появился приказ Полевого коменданта о гетто.

ПРИКАЗ

о создании еврейского района в городе Минск.

1.

Начиная со дня издания настоящего приказа, в городе Минске выделяется особый район, в котором должны проживать исключительно евреи.

2.

Все евреи – жители города Минска – обязаны после опубликования настоящего приказа в течение 5 дней переселиться в еврейский район. Евреи, которые по истечению этого срока будут обнаружены в нееврейском районе, будут арестованы и строжайше наказаны. Неевреи, проживающие в пределах еврейского района, обязаны немедленно покинуть еврейский район. Если в нееврейском районе не окажется квартир, освобождённых евреями, жилищный отдел Минской городской Управы предоставит другие свободные квартиры.

3.

Разрешается брать с собой домашнее имущество. Кто будет уличён в присвоении чужого имущества или грабеже, подлежит расстрелу.

4.

Еврейский район ограничивается следующими улицами: Колхозный переулок до Колхозной улицы, далее вдоль реки до улицы Немига, исключая православную церковь, до республиканской улицы с прилегающими к ней улицами: Шорная, Коллекторная, Мебельный переулок, Перекопская, Низовая, еврейское кладбище, Абутковая улица, 2-й Апанский пер. Заславская ул. до Колхозного переулка.

5.

Еврейский район сразу же после переселения должен быть отгорожен от города каменной стеной. Построить эту стену обязаны жители еврейского района, используя в качестве строительного материала камни с нежилых или разрушенных зданий.

6.

Евреям из рабочих колонн запрещается пребывание в не-еврейском районе. Означенные колонны могут выходить за пределы своего района исключительно по специальным пропускам на определённые рабочие места, распределяемые Минской Городской Управой. Нарушение этого приказа карается расстрелом.

7.

Евреям разрешается входить в еврейский район и выходить из него только по двум улицам – Апанской и Островской. Перелезать через ограду воспрещается. Немецкой страже и охране порядка приказано стрелять в нарушителей этого пункта.

8.

В еврейский район могут входить только евреи и лица, принадлежащие к немецким воинским частям, а также к Минской Городской Управе и то лишь по служебным делам.

9.

На юденрат возлагается заём в размере 30 000 червонцев на расходы, связанные с переселением из одного района в другой. Означенная сумма, процентные отчисления с како-вой будут определены позднее, должна быть внесена в те-чение 12 часов после издания настоящего приказа в кассу Городской Управы (ул. Карла Маркса,28).

10.

Юденрат должен немедленно предоставить жилищному отделу Городской Управы заявку на квартиры, которые евреи оставляют в нееврейском районе и ещё не занятые арийскими (нееврейскими) жильцами.

11.

Порядок в еврейском районе будет поддерживаться особыми еврейскими отрядами порядка (специальный приказ об этом будет своевременно издан).

12.

За переселение всех евреев в свой район несёт полную ответственность юданрат города Минска. Всякое уклонение от выполнения настоящего приказа будет строжайше наказано.

Полевой комендант

(фактически район с самого начала был меньше указанного в этом приказе).

Этот район был совершенно недостаточен для размещения такой массы людей, которых обязали переселиться туда. Это привело к необыкновенной тесноте. В одной комнате должны были разместиться большие семьи со всеми вещами. Люди оставляли квартиры, где жили отцы и дети. Транспорта для перевозки вещей не было, десятки тысяч людей потянулись в район гетто, перевозя домашний скарб на двуколках или на себе. Люди не понимали, как они будут жить в гетто. Ведь связи с внешним миром не будет, чем будут питаться…

Для руководства гетто, вернее, для проведения в жизнь указаний немецкого гестапо, был назначен еврейский комитет – «юденрат». Интересна история назначения этого комитета. В облавах на улицах и в квартирах гестапо схватило около 100 евреев. Всех их привели в большой Дом правительства. По внешнему виду и по почерку выделили группу людей и сказали им, что они будут составлять «комитет». Председателем комитета немцы назначили Иосифа Мушкина.

Прежде, чем убить, немцы выжимали пот из своих жертв, заставляя работать на самых тяжёлых работах. Всех мужчин обязали ежедневно являться к комитету, откуда колоннами уводили на различные работы. Часть колонн уводили очищать железнодорожные пути, очищать заставляли руками, без инструментов. Заставляли толкать платформы, причём на пути стояли солдаты и поочерёдно избивали каждого толкающего. Кроме этого, на самой платформе стоял солдат и наносил удары дубинкой. Обеда никакого не было. После 12 часов изнурительного труда колонны возвращались в гетто.

Вскоре начались облавы на мужчин. Гестапо спешило, прежде всего, убить молодых людей. Внезапно в гетто наезжали машины с эсесовцами и начинали ловить мужчин. Улицы мгновенно пустели, начинались обыски по квартирам. Всех молодых мужчин выгоняли на улицы и загоняли в машины. Больше эти люди не возвращались, их расстреливали или отправляли в лагеря смерти.

Наиболее крупные облавы состоялись 14, 26 и 31 августа 1941года. В эти дни были схвачены многие тысячи мужчин. При этом хватали не только молодых, но и стариков, больных и инвалидов. Люди начинали изыскивать методы спасения во время облав. Одним из таких методов был следующий: если в квартире было несколько смежных комнат, то дверь одной из комнат заставляли тяжёлым буфетом, в этой закрытой комнате и прятались мужчины. Эсесовцы входили в квартиру, женщины показывали, что никого нет, и те уходили. Таким способом удалось спастись и Михаилу Турецкому.

Спасаясь от облав, многие мужчины стремились уйти из гетто. Уйти можно было только вместе с колонной, которую уводили на работу. Хотя за работу ничего не платили, всё же было важно выйти из гетто, из этого ада. Пребывание в гетто было мучительным не только морально, не только потому, что можно была попасть в облаву, но и потому, что был голод. Люди буквально опухали от голода. Существовать можно было, только обменяв вещи на продукты вне гетто. Но, во-первых, не у всех были вещи, значительная часть людей – погорельцы, во-вторых, выход из гетто и сношение с русским населением были связаны с большим риском. Обычно люди имели возможность обменивать вещи, уходя из гетто в колоннах на работу. Но существование за счёт обмена вещей на продукты не могло быть продолжительным, ибо вещи ценились очень дёшево, например, простыню отдавали за полбуханки хлеба, хорошее новое пальто – за полпуда муки. Стоило только попасть в полицию или в тюрьму, как жизнь человека обрывалась. Меньшего наказания, чем расстрел, не существовало. За выход из гетто, за сношение с населением города, за отсутствие жёлтой латы, за хождение по тротуару, а не по мостовой, за неснятие шапки перед немцем, за всё – смерть.

Наступило 7 ноября 1941 года. Чувствовалось, что над гетто нависает гроза. Люди метались в поисках убежища. В гетто наехало много машин. Предполагали, что как и в прошлые облавы, будут брать только мужчин, поэтому женщины и дети не прятались. Но оказалось, что из домов выгоняли на улицу всех: мужчин, женщин, стариков, детей, больных. Грудных детей заставляли брать с собой. Ничего из вещей взять не разрешили. Женщины наспех одевали детей, и всех загоняли в крытые машины. Люди не понимали, куда их везут. Впоследствии, в следующем погроме это знали уже и маленькие дети, стало известно, что везут на смерть. Но это был первый массовый погром в Минске.

В погроме 7 ноября 1941 года были вывезены из гетто около 20 тысяч человек. Всех сразу убить в один день фашисты не были в состоянии. Поэтому людей предварительно вывезли на окраину города в бараки, а уже оттуда машинами перевозили в район Медвежино и расстреливали. Пребывание в бараках было кошмаром. Женщины и дети стояли в ужасной тесноте, вынуждены были там же оправляться. Они изнывали от жажды, через решётки окон протягивали калоши, чтобы им набрали снега. Матери давали детям свою слюну. Перед смертью они должны были переносить такие страдания! Время от времени подъезжали машины и увозили очередную партию людей на расстрел.

Погром 7 ноября охватил не всё гетто, а часть его. Фашисты начали уменьшать территорию гетто сначала за счёт улиц с каменными домами. Именно в эти дома накануне погрома устремились люди из других районов гетто, считая их почему-то более безопасными. На следующий день после погрома полицейские оцепили район, где проходил погром, выгоняли из домов оставшихся людей. Вещи брать с собой запрещалось. Таким образом, люди лишились не только крова, но и вещей, которые можно было бы обменять на продукты питания. От территории гетто отошли улицы: Замковая, Новомясницкая, Островского и др. Люди из этих районов искали пристанище в остальных районах гетто, и тем самым увеличивалась теснота.

Не прошло и двух недель после первого погрома, как фашисты устроили второй погром. Это было 20 ноября 1941 года. С раннего утра была оцеплена значительная часть гетто. Полицейские и эсесовцы вламывались в квартиры и выгоняли всех людей на улицу. В отличие от первого погрома людей не отвозили на машинах, а гнали колоннами пешком за город. Несмотря на сильную охрану, люди пытались бежать. Многих убили, но некоторым удалось спастись. Погром охватил большую часть гетто. Общее количество убитых в первом и во втором погромах составило около 20 тысяч человек. После каждого погрома начинался грабёж. Грабили в первую очередь гестаповцы. Они вывозили машинами более ценные вещи. Затем грабили полицейские, а также некоторая часть местных жителей, которые стояли как шакалы у колючей проволоки гетто.

Немцы искали и находили предателей. В городах и сельской местности были белорусские полицейские, которые носили чёрные шинели с серыми обшлагами. Были украинские и литовские батальоны в немецкой форме. Нашлись предатели и в гетто. Это были еврейские полицейские. Оружие им не выдавали. Они носили, как и все евреи, жёлтые латы, но имели повязки на рукавах. Они проводили обыски, отбирали деньги и ценные вещи, помогали загонять людей в душегубки, пьянствовали. Это был «пир во время чумы».

В то время как тысячи людей голодали, небольшая кучка мерзавцев устраивала пьяные оргии. Им казалось, что они уцелеют, но они, конечно, не избежали общей участи евреев. Под конец их тоже убили, но это была собачья смерть.

Декабрь 1941 года. Морозы стоят большие, неожиданный приказ: всем, проживающим в середине гетто, в большом квадрате, немедленно переселиться в другие районы гетто. Освободившийся район ограждают двумя рядами колючей проволоки. Через несколько дней туда поселяют евреев, привезенных из Германии. Мужчины, женщины и дети из Берлина, Гамбурга, Дюссельдорфа и других городов очутились в Минском гетто. Чего фашисты не изобретали для уничтожения евреев. Немецких евреев ждала участь всех в Минском гетто.

Издан новый приказ – разделить гетто на две части: левую и правую. Левая часть, прилегающая к еврейскому кладбищу, отводится для так называемых «специалистов» – портных, столяров и т.д.; правая – чернорабочих и неработающих. Началось массовое переселение людей из одного района в другой. Опять, в который раз, переносят люди свои пожитки. Полагали, что в первую очередь будет ликвидирована правая часть гетто, поэтому люди стремились поселиться в левой части. Овдовевшие женщины, мужья которых были убиты, приписывались к мужьям-специалистам. Мужчины, работавшие на чёрных работах, стремились овладеть профессией. Люди, работавшие столярами, стекольщиками и другими специалистами брали на обучение тех, кто не имел профессии.

После того, как закончилось переселение, был издан другой приказ: перенумеровать все дома в гетто. Вместо прежних названий улиц и номеров домов появились номера домов без названий улиц. Так, в районе специалистов было около 600 номеров. Кроме того, каждый еврей должен был, кроме жёлтых лат, пришить на спине и груди кусок полотна с номером дома, в котором он живёт. Теперь, если кто-нибудь «провинился», то по номеру определяли, в каком доме он живёт, вместе с «виновным» наказывали всех жителей этого дома.

В доме № 48 нашли пистолет. За это были расстреляны все 62 человека, населявшие этот дом, не исключая детей. Каждое утро большие колонны людей направлялись на работу в разные концы города. Это была жуткая картина: голодные, изнурённые люди с жёлтыми латами и белыми номерами на груди и спине уходили на целый день, на рабский труд, за который получали тарелку похлёбки. Вечером колонны возвращались в гетто. Многие несли дрова для отопления, шелуху от картофеля, что считалось счастьем для семьи. Колонны сопровождались колонновожатыми-немцами. Без колонновожатых выход из гетто был запрещён. Нередко в гетто не возвращалась целая колонна. Обычно людей забирали в тюрьму за то, что они заходили к горожанам, за обмен вещей на продукты.  Если один «провинился», то забирали и истребляли всю колонну. Из тюрьмы люди уже не возвращались.

2 марта 1942 года произошёл третий массовый погром в гетто, на этот раз фашисты изменили тактику. В прошлые погромы убивали тех, которые находились в гетто, поэтому люди старались уходить из гетто с колоннами на работу. На этот раз фашисты решили захватить рабочие колонны. К концу рабочего дня 2 марта 1942 года колонны, как обычно, возвращались в гетто. Измученные люди плелись длинными колоннами. Вот уже показались ворота гетто на Республиканской улице. Люди хотят поскорее добраться «домой», передохнуть от целого дня тяжёлого труда. Но войти в ворота им не дали. У ворот стояли эсесовцы и поворачивали колонны в смежные улицы. Идущие сзади ничего не подозревая продолжали идти в гетто и попадали в ловушку. Колонны окружались усиленной охраной, их погнали к железнодорожному вокзалу. Там их сажали в вагоны и отправляли как скот на бойню, в один из многочисленных лагерей смерти. Когда Минское гетто получило «разнарядку» на отправку очередного эшелона, время было ограничено, и легче всего было выполнить приказ, перехватив колонны людей, идущих с работы. Фашисты знали, что в гетто почти в каждом доме имеется убежище, так называемая «малина», где прятались люди и что массовый захват людей связан с большими трудностями, потребует много времени. Вместе с тем, фашисты уже меньше считались с потерей рабочей силы. Напрасно многие предполагали, что работая у немцев, они спасут свою жизнь. Они не учли, что хитрость, подлость, провокация фашистов не имеет предела.

Люди шли на работу не потому, что хотели помогать немцам, а потому, что хотели избавиться хоть на дневное время от ужасов гетто, чтобы как-нибудь пропитаться и принести немного пищи своим семьям. Надо сказать, что работали далеко не производительно. При малейшей возможности люди саботировали работу, и только когда появлялся немец, делали вид, что работают. Не все колонны попали 2 марта в погром. Прошёл слух, что в гетто неспокойно, а это означало только одно – облава или погром. Многим колоннам удалось остаться на работе, и таким образом избежать смерти. Колонна, в которой находился автор этих записей, после работы возвращалась в гетто. По дороге встретили колонну людей, идущих в обратном от гетто направлении. Это показалось подозрительным. Сказали, что в гетто неспокойно. Стали просить колонновожатого, местного немца, вернуться с колонной на работу, он долго не решался, между тем, каждый шаг приближал нас к неминуемой смерти. Наконец, за вознаграждение он повернул колонну и привёл её обратно к месту работы. Таким образом, на этот раз уцелели люди, вместе с ними и автор записей.

Летом 1942 года эсесовцы опять изменили тактику. Раньше ночью было относительно спокойно. Только утром люди оглядывались, пытаясь понять, не предпринимается ли чего-либо в этот день в гетто. Теперь фашисты решили лишить людей и ночного отдыха. Начались ночные погромы. Каждую ночь приезжали в гетто машины с эсесовцами, врывались в квартиры, выводили на улицу и тут же, рядом с домами расстреливали всех, включая грудных детей. Ночами теперь не спали, прислушивались, не подъезжает ли к дому машина.

Утром узнавали, что на такой-то улице убито столько-то людей. С наступлением вечера людей охватывал страх перед предстоящей ночью. Спали в одежде, детей не раздевали, ожидая, когда за ними приедут. До 12 часов ночи обычно стояли в сенях или на чердаках, следили, не покажется ли машина – вестник смерти. Ночные погромы были страшнее дневных. К последним люди были наготове, и при подозрении на погром прятались в убежищах. Хотя наличие этих убежищ не всегда спасало, но всё же как-то на время успокаивало людей. К ночным погромам невозможно было приготовиться. Нельзя было спрятаться от ночного погрома, ибо людей заставали врасплох, и неизвестно было. когда, в какую ночь это случится.

Можно спрятаться и не спать одну, две ночи, но невозможно бодрствовать все ночи. К тому же дети ничего не хотели знать, они хотели спать, и матери не в состоянии были каждую ночь их прятать. Дети были до того напуга-ы, что одно только появление немца наводило на них ужас, они прибегали с криком: «немцы идут!»

28 июля 1942 года в Минском гетто произошёл четвёртый массовый погром. Накануне было объявлено, что все евреи, помимо жёлтой латы и номера, должны носить ещё и третий отличительный знак: работающие – красный знак, неработающие – синий. Для получения этих знаков все должны явиться на площадь. Но это была очередная провокация. Под видом выдачи знаков фашисты хотели собрать людей. Когда утром, как обычно, колонны людей отправлялись на работу, полицейские начали выгонять оставшихся в гетто людей на площадь, якобы для получения знаков. Когда собралось много народа, площадь оцепили, в гетто наехало много машин с эсесовцами, начался погром. Людей загоняли в машины. Но это уже были не обычные машины, а душегубки – новейшее «достижение» фашистской техники.

Душегубки представляли собой большие закрытые машины с герметическими кузовами, внутри обитыми оцинкованным железом. В эти машины загоняли женщин, детей, мужчин, они там стояли, тесно прижавшись друг к другу. Двери захлопывались, и машина отъезжала. Во время движения в кузов поступал по трубе выхлопной газ, люди начинали задыхаться. Это была мучительная смерть.

После того, как были вывезены люди, стоявшие на площади, эсесовцы и полицейские бросились вылавливать людей из домов. В отличие от прошлых погромов, которые продолжались один день, четвёртый погром продолжался четыре дня. В первый день были задушены жители района «неспециалистов», во второй – район «специалистов». Таким образом погром охватил всё гетто. Люди прятались в специальных убежищах, но погромщики большей частью находили спрятавшихся. Больных людей пристреливали в кроватях. Спрятавшихся нередко выдавали маленькие дети, которые начинали плакать. Это были самые драматические моменты. Для спасения других людей, находящихся в укрытии, матери так прижимали к себе детей, что они иногда задыхались. Полицаи, услыхав детский плач, разворачивали полы и выволакивали всех находившихся в укрытии людей. Четыре дня подряд полицейские искали и вылавливали людей и грабили имущество.

Людей, ушедших с колоннами, четыре дня держали на местах работы. Когда 1 августа колонны вернулись в гетто, то большинство своих родных не увидели. Оставшиеся в живых, встречали колонны молча, с разбитыми сердцами, большинство потеряли семьи, родных и близких людей. Дома стояли с разбитыми дверьми и окнами, внутри всё было разграблено. После четвёртого погрома территория гетто вновь была урезана вдвое. Теперь она занимала небольшой район от Республиканской улицы до еврейского кладбища. Люди, оставшиеся в живых, должны были опять переселяться. Таким образом, за один год, люди пять раз переселялись. Теснота в квартирах увеличивалась, ибо территория гетто урезывалась в большей степени, чем убивали людей.

В январе 1943 года приказали собраться врачам гетто. Ничего не подозревая, врачи явились. Тогда эсесовцы отобрали 20 врачей и расстреляли их. Эта расправа с врачами, которые носили на рукавах повязки с красным крестом, стала открытым попранием элементарных международных правил. Среди врачей была женщина с двумя детьми. Дети не хотели оставить свою мать. Эсесовцы убили мать вместе с детьми.

На этом записи неизвестного автора узника Минского гетто закончились, очевидно, вместе с его жизнью

Глава 11

Весь 1943 год партизанская жизнь продолжалась: боевые операции, разгром гарнизонов, уничтожение фашистов и полицаев. Силами бригады Будённого, в которую входил и мой отряд им. Котовского, мы приняли участие в боевой операции против немецко-полицейского гарнизона В посёлке «Святая Воля», Пинской области. По сведениям разведки гарнизон немцев и полицаев состоял из 200 гитлеровцев и стольких же полицаев. Посёлок Святая Воля был превращён в укреплённый пункт с дзотами, системой окопов и ходов сообщений. Атака гарнизона началась на рассвете одновременно в нескольких направлениях. Ночью наш отряд Котовского подошёл к самой околице посёлка, остальные два отряда подошли с противоположной стороны посёлка. Одна рота ворвалась в посёлок и стала забрасывать гранатами окна домов, в которых размещались гитлеровцы. Более 50 фашистов было уничтожено в этих домах. Затем были атакованы дзоты. Фашисты и полицаи понесли большие потери, они начали отходить, но преследование их продолжалось.

Внезапно появились автомашины с гитлеровцами, которые прорвались в тыл к партизанам. Командование отрядами приказало прекратить преследование остатков гарнизона Святой Воли и организованно отходить в лес.. Но дорога в лес была перекрыта гитлеровцами, пришлось отходить к болоту. И только через неделю отряды вышли на свои базы.

Наступили два последних месяца 1943 года. Жизнь в партизанском отряде продолжалась активная. Операции на железной дороге, засады на дорогах и всё с главной целью – уничтожить побольше фашистов.

На партизанском аэродроме под Хоростовом регулярно принимались самолёты из Москвы, которые доставляли оружие и боеприпасы, забирали раненых. Но не всегда всё получалось гладко. В одну из дождливых, грозовых ночей принимали самолёт для Барановичского партизан-ского соединения. Лётчики направили самолёт по центру между опознавательными кострами, но в последнюю минуту лётчикам показалось, То что-то не так, и самолёт пошёл на второй круг, при этом он зацепился за деревья и взорвался. Экипаж и партизанское командование Барановического соединения погибли. Целые сутки взрывались боеприпасы.

Автоматами до этого трагического случая в отряде были вооружено менее половины партизан, а после этого автоматами вооружили все партизаны. Дело в том, что во взорвавшемся самолёте было много автоматов, при взрыве самолёта сгорели приклады автоматов, а остальное не повредилось. В отряде есть оружейная мастерская, возглав-лял её специалист, на все руки мастер, партизан из Старобина Менкин Яша, 1920 года рождения. Ко всем сгоревшим автоматам изготовлялись новые приклады, и к новому 1944 году и мне был вручен новый блестящий автомат, с его помощью множество гитлеровцев получили по заслугам. Автомат был моим оружием до соединения с действующей Красной Армией.

В сводках Совинформбюро появилось Гомельское направление. Как много значили эти слова для нас, партизан, и не только для нас, а для многих тысяч людей, живших уже более двух лет на оккупированной фашистами территории. Наступил 1944 год, уже был освобождён Гомель и Мозырь, близилось освобождение всей Белоруссии. 

В отряд поступил приказ: забрать коров из немецких зон, особенно из пришоссейных деревень, по территории которых ожидается отступление немцев, угнать коров в партизанский тыл, так как при отступлении немцы будут хватать всё, что смогут. Но для нас, партизан, это дело, которое было поручено, неприятное. Забирать всех коров у своих, где люди так хорошо относятся к партизанам. Да, конечно, немцы постараются угнать коров, но ведь и то известно: корова для семьи теперь всё: и магазин, и детские ясли, и зарплата. А ты, именно ты, партизан, приходишь и лишаешь людей всего этого! Но приказ есть приказ, его надо выполнять.

Деревня, которая была выделена нашему отряду, находилась в восьми километрах от города Лахвы, где находился укреплённый гарнизон немцев и полицаев. На каждый дом распределили по два партизана. Моим напарником был Илья Фельдман, с которым мы были как братья. На дворе ночь теперь страшна для человека, даже если неизвестно, чьим голосом говорит ночь: голосом партизана или голосом полицая. Заходим во двор, стучим в окно, показалась голова.

− Хозяин, открой-ка!

Мы вошли в хату, огня не зажинают. Поздоровались, ответил хозяин, появилась вторая женская фигура, наверное, хозяйка. Воздух в хате спёртый, запах пелёнок.

– Хозяин, немцы отступают, будут забирать коров.

– Спасибо вам, что предупредили.

– Но, хозяин, приказано угнать коров в партизанскую зону.

– Куда угнать. Ой, что вы! Как же дети?

– Возьмём, а после войны…

– Дорогие мои, мы сами в лесу спрячем.

Хозяин понимает то, что понимаем и мы. После войны корову свою он не найдёт, но и думать он должен не только о себе, но и о детях, чтобы выжить в это страшное время. Не смогли мы заставить хозяина открыть хлев, он умолял, просил, говорил: «делайте, что хотите, но хлев не открою».

– Ладно, постарайся дядька, немцам не отдать. Спрячьте корову.

И мы ушли, понимая, что за невыполнение приказа мы будем строго наказаны… но, всё обошлось. На тёмной улице уже большое стадо коров, его гонят почти бегом. Мой командир отделения увидел меня и спрашивает:

– Выгнали свою?

– Там пошла, уже в стаде, − отвечаю я.

Глава 12

Наступило 23 июня 1944 года. Утром, с Востока и Юга начал доноситься грохот небывалой канонады, началось решающее наступление Красной Армии на белорусской земле. Перед нашим отрядом была поставлена задача уничтожить группы гитлеровцев, попавших в окружение и частично бродивших по лесам.

Моя, четвёртая рота получила приказ: рейдом пройтись по деревням в радиусе 50 км. вокруг Пинска и уничтожать группы фашистов, которые вырвались из окружения и зверствуют в деревнях по ночам. Грабят, убивают при малейшем сопротивлении и мужчин, и женщин.

Наутро мы прибыли в большую деревню, расположенную недалеко от г. Луница, Пинской области. Ночью в этой деревне побывал большой отряд фашистов, врывались в дома, хватали всё, что находили, убили трёх мужчин и четырёх женщин. Приблизительно было около 200 фашистов, они могли скрыться в прилегающих лесах. было принято решение обнаружить фашистов и уничтожить их. Наша рота насчитывала 30 бойцов, но если внезапно настичь гитлеровцев, то можно будет с ними справиться.

Фашистов мы обнаружили глубоко в лесу, в ложбине, рядом – четыре больших костра. Они нас не ждали, часовых не выставили, чувствовали себя как дома, как хозяева. С одной стороны, где они находились, было болото. Поступил приказ командира роты: окружить фашистов с трёх сторон и одновременно открыть по ним огонь. Немцы нас не ждали, сопротивления они не смогли оказать. На месте было убито 80 фашистов, остальные – около 120 подняли руки вверх и сдались в плен. Немцы очень боялись попадаться партизанам в плен, они знали, что у партизан лагерей для пленных нет. Всех немцев построили в колонну, собрали очень много оружия, мы сопроводили пленных от этого места в сторону метров на 500. было понятно, что с пленными фашистами, кроме уничтожения, ничего сделать невозможно. Просто нет другого выхода. Командир роты построил нас и объявил приказ:

За совершённые преступления, за убийства ни в чём неповинных людей, за убийство прошедшей ночью семи человек приказываю всем партизанам – по фашистам

– ОГОНЬ!

Наконец-то исполнилось то, о чём мечтал. Я выпускал без жалости очередь за очередью по фашистам и приговаривал: «за маму, это – за старшую сестру Михлю, это – за сестричку Рахиль, а это – за двух сестричек – Нехаме и Хае.

3 июля 1944 года освобождён Минск, а 14 июля 1944 года партизанские отряды Пинского соединения встретились с частями Красной Армии и вступили в Пинск. Все дороги, ведущие в Пинск, загружены вооружёнными мужчинами и женщинами, молодыми и старыми, идут в строгом боевом порядке. Это идут партизаны Пинского партизанского соединения, которые идут в Пинск для участия в Партизанском Параде, который состоялся 15 июля 1944 года.

Численный состав Пинского Партизанского соединения на день освобождения Пинской области 14 июля 1944 года составлял более 7 тысяч партизан. Бригада Будённого, в которую входил наш отряд Котовского, состояла из трёх отрядов: Котовского, Ворошилова и Пономаренко. Бригада соединилась с частями красной Армии 14 июля 1944г. общей численностью 1078 партизан.

из них: мужчин − 964      женщин − 114

белорусов − 708               русских − 190

евреев – 90                       украинцев – 54   других национальностей – 36

Начался Парад партизан. Это был исторический Парад, исторический день освобождения. Шеренга за шеренгой, отряд за отрядом шагают партизаны мимо трибуны, на которой стоят руководители партизан, члены Военного Совета Армии и наш командующий Пинским соединением

 

Корж Василий Захарович.
В едином строю проходят отряды:
им. Котовского − 402 партизана
Ворошилова − 323 Сталина − 393
Пономаренко − 306 Молотова − 266
Шиша − 316 Орджоникидзе−478
Суворова −269 Немытова − 190
Лазо − 342 Т.Костюшко − 195
Калинина −243 Чкалова − 448
Паталаха − 90 Рокоссовского −222
Чапаева − 217 Баруцкого − 295
Дзержинского – 325 Щорса − 193
Фрунзе −313 Чуклая − 123
Кутузова −105 Кавалерийский эскадрон− 147
122

 

За Родину − 414
Калинина − 247

Из общей численности партизан бригады Будённого 1078 чел., соединившихся 14 июля 1944 г. с частями Красной Армии, евреев было 90 партизан.

Их имена:

Аронович Зусь  − 1924 г. рожд.

Аронович Роза       − 1921

Беркович Шая       − 1918

Букенгольц Моисей − 1909

Вечербина Броня  − 1924

Вихневич Иосиф – 1912

Водницкий Пейсах – 1910

Гендлин Иосиф −  1905

Генов Исаак − 1911

Гимельштейн Моня – 1922

Гинзбург Янкель − 1893

Гольдберг Владимир − 1929

Городецкий Захар – 1927

Городецкий Янкель −1893

Давидан Нисон − 1913

Долгин Михаил −1921

Деолгина Геня − 1924

Домнич Броня −1924

Домнич Ефим – 1922

Домнич Иосиф − 1902

Домнич Соня – 1902

Доинич Хаим − 1922

Дубин Зелик − 1924

 

Дубовский −1925
Жуховицкий Борис − 1904
Завин Исаак − 1928
Завин Владимир − 1920
Зивин Вольф − 1912
Зыскинд Семён − 1912
Зыцман Яков −1920
Израилитина Роза − 1925
Иоселевский Шлёма  − 1914
Иоселевский Абрам − 1911
Иоффе Меир – 1922
Каплан Израель − 1903
Каплан Сроль −1903
Киржнер Михаил −1923
Кнель Зиновий − 1927
Кравец Гецель – 1926

Кравец Мордух − 1904

Кривицкая Сара − 1917

Крошенский Соломон −1904

Крошниц Хаим − 1909

Лейзерович Г. – 1929

Лифшиц Янкель − 1924

Любич Юрий – 1919

Ляховицкий Александр −1912

Маловицкий Григорий −1923

Медник Израиль – 1909

Менкин Шендер − 1924

Менкин Яша −1920

Мешалов Абрам −1930

Миллер Лейба − 1924

Мишалов Самуил −1914

 

Немой Янкель − 1916

Островский Самуил −1924

 

Писецкая Циля − 1929

 

Рабинович Михаил − 1911
Райхман Гирш −1918
Рейнгольд Авремул – 1885
Рейнгольд Беня − 1921
Рейнгольд Исаак − 1923
Рейнгольд Хаим − 1925
Рубинич Хаим − 1893
Садовский Борис − 1906
Скороход Якуб − 1922
Столяр Ицко − 1906
Ткач Евсей − 1896
Ткач Мордух − 1924

Ткач Шлёма – 1926

Топчик Липа − 1910

Тэклин Григорий – 1923

 

Федорович Павел − 1904
Фельдман Илья − 1920
Финкельштейн Борух −1903
Фридбург Исаак – 1909
Хаит Лев  − 1920
Циклин Н.Б. – 1928

Цукеркорн Самсон  − 1920

Чунц Михаил −1915

 

Шапиро Соня − 1919
Швейдель Арон − 1923
Швердиновский Гирш − 1905
Штейнберг Владимир − 1913
Энгель Дора − 1919
Эпштейн Нохим − 1909
Яхнич Наум − 1922
Яхнич Янкель − 1923

Партизаныевреи отряда Котовского, погибшие в боях

 

Рябкин Исаак, 1920 г. рожд. погиб 1.04. 1942 года

Писаревич Самуил, 1908 г. рожд. погиб 4.08. 1942 г.

Каплан Елизавета, 1922 г.рожд., погибла 1.02.1943 г.

Кузнец Хацкель, 1915 г.рожд., погиб 13.02.1943 г.

Гольдбарг Иочиф, 1904 г.рожд., погиб 25.02.1943 г.

Грибец Абрам, 1923 г.рожд, погиб 28.02.1943г.

Глава 13

Всего 90 партизан-евреев бригады Будённого Пинского соединения, влившихся в ряды красной Армии 14 июля 1944 года.

Может возникнуть вопрос, почему перечислены пофамильно партизаны только еврейской национальности. Первоначально это перечисление вовсе не намечалось. Моим главным помощником в работе над этой книгой является мой компьютер с интернетом, а также архивные материалы, которые я запрашивал.

Так, например, в 1995 г. во время нахождения в Минске, я посетил библиотеку им. Ленина, в архивном документе «Известия ЦК КПСС № 7 за 1990 г. на страницах 210, 211 я обнаружил «Записку секретаря ЦК КП(б) Белоруссии Пономаренко П.К. Она адресована в Центральный комитет ВКП(б) тов. Сталину под грифом: «Совершенно секретно». Название:

«О развитии партизанского движения в Белоруссии».  Меня ВОЗМУТИЛ последний абзац этой «Записки», который и привожу здесь:

«Как вывод, должен подчеркнутьисключительное бесстрашие, стойкость и непримиримость к врагу колхозников в отличие от некоторой части служилого люда городов, ни о чём не думающих, кроме спасения своей шкуры. Это объясняется в известной степени большой еврейской прослойкой в городах. Их обуял животный страх перед Гитлером, и вместо борьбы − бегство». Итак, товарищ Пономаренко П.К., к сожалению, при вашей жизни мне не удалось вам высказать всё то, что я сейчас о вас думаю и о чём пишу. В первую очередь из вашей «Записки» я сделал вывод о том, что животный страх перед Гитлером объял первоначально вас, а не «большую еврейскую прослойку в городах». Именно вы бежали от Гитлера, спасая свою шкуру, в Москву, не выполнив основную свою обязанность: организацию всеобщей мобилизации в ряды Красной Армии. Десятки тысяч военнообязанных по вашей вине не были мобилизованы.

Вы, тов. Пономаренко, в ночь с 25 на 26 июня 1941 года, без объявления общей эвакуации, вместе с руководителями компартии и Совмина Белоруссии, тайно покинули Минск, оставив всех на произвол судьбы.

Каким цинизмом надо обладать, чтобы сравнивать колхозников, «готовых воевать с врагом», со стариками, женщинами и детьми, которые на свой страх и риск, осознав неминуемую гибель от фашистов, не получив НИКАКОЙ помощи от властных структур, пешком вынуждены были дойти до Минска и Орши, Борисова, а после, кому посчастливилось, попасть на поезда, везущие людей в тыл. Этим людям за их мужество нужно поклониться в ноги.

И не нужно быть особо умным, чтобы понять: сравнивая колхозников с «большой еврейской прослойкой в городах» вы разжигаете национальную рознь, ненависть к евреям, убеждая население, что белорусский народ готов воевать с врагом, а евреи не хотят, бегут от Гитлера в Ташкент. Чтобы опровергнуть ваши измышления о том, что евреи не хотят воевать с врагом и защищать Родину, мною и были опубликованы именные списки евреев моего партизанского отряда им. Котовского и бригады им. Будённого. А всего в лесах Белоруссии в партизанах находилось 8465 евреев, из них 1023 партизана погибли.

Хочу привести данные о вкладе в Победу сделанном еврейскими гражданами СССР. В рядах Красной Армии воевало более 500 тысяч евреев, 132 тысячи из них были офицерами. В боях погибло более 200 тысяч еврейских солдат и офицеров. Привожу следующие данные о евреях в командовании Советской Армии. К сожалению, формат книги не позволяет сделать это так, чтобы можно было прочитать каждое имя, по возможности постараюсь отразить эти данные в списке, приведенном ниже:

 

Часть 5-я.

Глава 14

О моей партизанской жизни написано в самом начале книги. Она началась 11 декабря 1941 года. Считаю, что в этот день первый человек из партизан, который меня принял для разговора, была молодая красивая девушка, она назвалась секретарём Слуцкого подпольного райкома пар-тии. Это было в Любанском районе, в здании дирекции совхоза Барриков. Перед этой девушкой я в долгу и кланяюсь ей низко. Именно она сыграла большую роль в моей дальнейшей судьбе.

Мне тогда было неполных пятнадцать лет, меня не приняли бы в партизаны в таком возрасте. Она сказала: «Я тебя поведу к командиру отряда Комарову (Корж В.З.), скажи, что тебе 17 лет. И действительно, командир отряда спросил о моём возрасте, я ответил, что мне 17 лет и меня приняли в отряд.

Уже после войны я узнал, что эта красивая девушка была в то время представителем Минского обкома партии

В отряде Комарова, это была А.И. Степанова. После освобождения Минска она работала Заместителем председателя Президиума Верховного Совета Белорусской ССР.

Партизанский отряд Комарова (Коржа В.З.) весной 1942 года из Любанского района перебазировался в Пинскую область, где было создано Пинское партизанское соединение под его же командованием.

Так как моя партизанская жизнь началась в Любанском районе, то считаю необходимым привести данные о партизанском движении в этом районе в годы Воликой Отечественной войны.

Данные из Историкодокументальной хроники городов и районов Беларуси: «Память Любанский район», Минск, 1996г.

ПАРТИЗАНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В ЛЮБАНСКОМ РАЙОНЕ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

 

***

От редактора сайта: В связи с тем, что далее было приведено огромное количество небольших фото, качество которых к тому же не высоко, командиров и комиссаров партизанских отрядов, размещение которых, в конкретных местах вместе с корректировкой и исправлением ошибок в тексте, заняло бы огромное время (редактирование, исправление ошибок каждой части и без этого занимает более 3 час.), то поместил лишь начало главы. 

Опубликовано 21.02.2017  23:36

 

Зиновий Кнель. СУДЬБА «ДУБОСЕКА» (ч. 2)

Глава 4

Немцы появились в Любани на шестой день войны 27 июня 1941года. Они въехали по улице Ленинской со стороны Глуска и Бобруйска, впереди на большой скорости два мотоцикла с колясками, на каждом – пулемёт, затем, с интервалом в несколько минут появилось ещё два мото-циклиста. Они остановились почти на окраине, слева от них – мельница, а с правой стороны, в пятистах метрах – еврейское кладбище. Это тоже знак судьбы: в дальнейшем они будут перемолоты, как на мельнице, а вместо завоёванных территорий найдут своё место на кладбище, только не на еврейском.

Мне было 14 лет и 3 месяца. Что я мог знать о немцах, фашистах. Мы не знали, что в первую очередь они уничтожают евреев. Ведь с Германией был заключён так называемый «Мирный договор», так что о настоящей сущности фашизма мы не знали. Был только один кинофильм «Профессор Мамлюк», но это было так далеко от нас, что как будто нас не касалось.

Вслед за въехавшими мотоциклами и бронемашиной бросились бежать мальчишки моего возраста и поменьше, я в том числе. Мы подбежали вплотную к немцам, подошли и взрослые мужчины, молча смотрели на немцев, которые стояли в люке бронемашины и сидели за пулемётами в колясках мотоциклов.

Во всём их виде можно было усмотреть наглость завоевателей, сверхчеловеков над остальными. Ведь остальные, по их мнению, не люди. Они постояли примерно полчаса, дали пулемётную очередь поверх наших голов и уехали тем же маршрутом, что и въехали.

Знали бы эти наглые самоуверенные завоеватели, им бы и во сне не приснилось, что в толпе мальчишек стоял я, еврейский мальчик 14-ти лет, что через три года фашист-эсесовец под дулом моего автомата, сержанта Красной армии, будет умолять меня о пощаде. У него «муттер, киндер», но я ответил ему, что «майне муттер, майне фир швестер ду гешиссен». Он замолчал.

Пять дней после этого визита в Любани немцев не было, они появились 3 июля на танках, бронемашинах, тупорылых грузовиках. Сидели там, в зелёном, чёрном, очень выделялись белые кресты на тёмной броне. Немцы заходили в дома, уносили с собой яйца. Начался день 4 июля, день новой власти. С утра в каждый дом заходило по два немца, они всех мужчин, русских, белорусов, евреев, мальчиков высокого роста выводили на улицу, под конвоем сопровождали на центральную площадь местечка. Немцы зашли и в наш дом, пошарили по всем углам и указали мне, чтобы я вышел на улицу. Выход из нашего дома был в большие сени, немцы на какую-то минуту ещё задержались в нашем доме, а я на улицу не вышел, затаился за дверью, которая прикрыла меня от немцев, которые так и ушли, не заметив меня.

Всех мужчин местечка одной колонной под конвоем погнали в сторону деревни Костюковичи, в трёх километрах от местечка. Там был песчаный карьер, затем отсортировали евреев, русских и белорусов отпустили, а мужчин евреев – 200 человек расстреляли.

На центральной площади местечка и по улицам был вывешен приказ немецкой комендатуры:

  1. Все евреи, в том числе и дети, должны нашить на одежду жёлтые латы: одну на груди, другую – на спине, диаметр латы 10см.
  1. Все евреи должны в течение 3 дней переселиться в отдельный район местечка, так называемое гетто. За невыполнение приказа – расстрел.

 

Более жуткого, издевательского и унизительного и представить себе было невозможно. Ходить, как клоуны с жёлтыми латами, быть посмешищем. Унизить достоинство человека, отделить евреев от всего остального населения, запереть за колючей проволокой в одном районе, лишить родного крова… Что может быть ужаснее!

Глава 5

Слово «гетто» взято из времён средневековья, когда западноевропейских городах отводили для проживания евреев часть города – гетто. Этим названием символизируется связь фашизма со средневековьем. Разница в том, что германские фашисты во стократ превзошли своих средневековых предшественников. В те времена евреев в гетто не убивали. А для немецких фашистов гетто была ширмой, за которой евреев уничтожали физически. Гетто было по существу громадным концлагерем, в котором истреблялось всё еврейское население. Для гетто в Любани отгородили половину улицы Мельничной, половину улицы Ленинской, Комсомольскую улицу, Банную улицу с переулками. Часть ограды гетто шла по реке Аресса, в некоторых местах рядом со зданиями. Половина улицы Ленинской, где мы жили, в гетто не вошла, и мы – мама и пятеро детей переселились в гетто, в дом, в котором до войны жил начальник милиции. Дом состоял из двух частей: вход с улицы, где 2 комнаты занимал начальник милиции и вход со двора, где была одна комната, в которую мы поселились.

Мужчины евреи, я в том числе, должны были прятаться, так как после первого погрома немцы периодически делали облавы в гетто, хватали тех мужчин, которые не успели спрятаться и расстреливали их. Со второй половины июля 1941года до 7 ноября 1941 года при приближении немцев к дому моё место, где я прятался, было под печкой, так называемый «катух».

В Любани немцы назначили бургомистра – это был наш сосед через улицу – Сержанин, он был учителем, преподавал химию, ещё при царе окончил Университет. Назначили его бургомистром против воли, но в Любани никто не хотел быть бургомистром. Он был хорошим человеком, старался ничего плохого евреям не делать. В первой половине 1942 года он умер от инфаркта.

После него назначен был бургомистром некто Галченя – этот служил немцам по всем правилам. Начальником полиции назначен был Гедранович, до войны он был главным бухгалтером МТС. Очень умный человек. Когда организовали подполье, ему предложили пойти начальником полиции и работать на партизан. Гедранович поддерживал связь с командиром партизанского отряда Брагиным, но Брагин погиб летом 1942 года. Стали проваливаться партизанские связные в Любани. Решили, что это работа Гедрановича. Партизаны сами выдали его полицаям. Гедрановича взяло гестапо, пытали, издевались над ним, резали тело, посыпали раны солью. Это уже после войны стало известно, но он ничего не сказал палачам.

Особенно зверствовали в Любани полицаи. Они озверели, упиваясь властью, приходили в гетто, отбирали последнее, что ещё оставалось в домах евреев. Настоящими зверями были полицаи Березовский, Ременчик, Мордвилко, бывший окруженец Хижняк, братья Таждны. Помню, в соседний дом, где жила многодетная семья Молиных, зашёл Березовский с полицаями, стал требовать золото. По его приказу перевернули всё вверх дном, в коридоре стояла бочка квашеной капусты и бочка огурцов – всё, что они смогли заготовить на зиму. Березовский принёс канистру с керосином и вылил керосин в эти бочки, а потом разлил содержимое помойного ведра в кучу картофеля.

Наступил ноябрь 1941 года. В первых числах этого месяца в гетто повесили двух женщин в двухстах метрах от нашего дома, там росли два тополя, несчастных повесили на них. На груди у женщин были таблички, на которых написано, что так будет со всеми, кто имеет дело с партизанами. А партизаны в Любанском районе уже вовсю действовали. Повешенные женщины были еврейками, одна из деревни Сорочи, а вторая, как говорили, из Слуцка. Они несли листовки из партизанского отряда, их поймали по дороге.

В ночь на 7 ноября партизаны напали на гарнизон фашистов и полицаев в Любани, фашисты понесли большие потери, но партизаны вынуждены были отступить. К нам в дом, в нашу комнату зашли два партизана, еврея, они попросили попить водички. Я спросил у них, как можно попасть к ним. Они ответили, что сказать, где они находятся, они не имеют права, но чтобы я запомнил деревню Загалье, они там часто бывают.

Назавтра 7 ноября 1941года в гетто начался очередной погром, ловили всех мужчин, немцы и полицаи ходили по домам с собаками, обыскивали все углы. Я понял, что моё укрытие под печкой, в катухе меня не спасёт, и я дворами, через улицы две гетто побежал к дому моего школьного товарища Зямы Львовича, он жил вдвоём с матерью, я знал, что у него есть хорошее укрытие. Оно находилось в сарае, вход туда был снаружи через уборную. В будке уборной отодвигался ящик с испражнениями и по лестнице спускались в убежище, где было одиннадцать мужчин. Туда я и свалился им на голову двенадцатым без приглашения. Мужчин, которых поймали в этот день, расстреляли.

Проходил день за днём, моя мама один раз в день приносили мне еду, и никто не знал, что будет с нами на следующий день. В один из таких дней мама принесла мне куриную лопатку (каким чудом удалось в гетто достать курочку – уже никогда не узнаем!). И тут я услышал возглас одного из мужчин: «если сейчас они едят курятину, то можно себе представить, как они жили до войны!» Он, видимо, решил, что мы были богачами.

О том, как жила до войны еврейская семья, можно узнать из маминых открыток брату. Как могла жить семья из семи человек богато, если папа работал конюхом в лес-промхозе, мама была домохозяйкой и пятеро детей, где самой старшей к началу войны было 16 лет, а двум младшим по семь лет!

Как-то в середине ноября мой школьный товарищ Зяма решил на ночь выбраться в свой дом, чтобы искупаться и отдохнуть в домашних условиях. Но ночью была облава в гетто, Зяму схватили и расстреляли. После этого мама Зямы не захотела, чтобы мы больше оставались в её убежище, она предложила нам уйти. Но нам некуда было идти, мы не торопились уходить. Почему же я решил уйти из убежища 3 декабря, объяснить не могу, но получилось именно так, в ночь с 3 на 4 декабря я вышел из убежища и явился в дом, где мы жили в гетто.

Назавтра четвёртого декабря 1941 года Любанское гетто было ликвидировано, все евреи гетто были убиты. Уходя из убежища, я, конечно, не знал, что будет на следующий день. Все, кто остался в убежище после моего ухода, также были убиты.

Глава 6

Придя в дом, я твёрдо решил, что единственное правильное решение – уйти в лес и попытаться найти партизан. Но не тут-то было. Мама заявила, что никуда я не пойду, она сказала, «что будет со всеми, то будет и с тобой». Я полагаю, что мама не думала, что немцы будут убивать женщин и детей, она надеялась, что вскоре немцев выгонят с советской территории, а мне надо подумать, как дальше прятаться от фашистов.

Наступило утро 4 декабря 1941 года, нас разбудил громкий стук в дверь примерно в 7 часов утра. В комнату ворвались два пьяных полицая, я узнал одного из них – это был Хижняк – бывший окруженец. Громко крича и ругаясь, они заставили всех быстро выходить на улицу. Мы все: мама, старшая сестра Михля, сёстры Хая, Рохля и Нехама вместе со мной еле успели одеться и выйти на улицу под конвоем полицаев, где из всех домов выгоняли жильцов на улицу. Никто не знал, что случилось и что нас ожидает.

Всех сгоняли в большой двор бывшего райисполкома, который был оцеплен немцами и полицаями. В этом дворе к полудню было уже примерно 700 человек, наверное, это были все оставшиеся жильцы гетто. Все стояли замёрзшие, было холодно, шёл снег, дети плакали. В полдень поступила команда построиться всем в колонны по сто человек, тут же со двора вывели первую колонну и объявили, что будут каждые полчаса выводить следующую колонну. Куда всех поведут, никто не знал, но уже догадывались, что наступил страшный финал для евреев гетто.

Я с мамой и сёстрами оказался в четвёртой колонне. Нас повели по улице Ленинской, мимо дома, где мы жили когда-то, до гетто. Я осматривался по сторонам, но вырваться из колонны никак не получалось. Впереди нас, по бокам с обеих сторон и сзади − по четыре немца и по четыре полицая и по одной овчарке с каждой стороны. При-близились к последним домам Ленинской улицы, и стало понятно, что нас ведут в сторону Машинно-тракторной станции. Когда мы туда приблизились, всех охватил страх и ужас. Мы увидели скопление людей впереди, но это были все немцы и полицаи. Они стояли возле длинных настилов, но приблизившись к ним, мы увидели, что это большие металлические щиты, их было три, а в двадцати метрах от них работала большая машина, она гудела, как трактор.

До войны я окончил только 7 классов, но физику изучал и я понял, что это генератор, который даёт электрический ток. Я понял, что так фашисты решили сэкономить боеприпасы, что нас убьют электрическим током. Тут нашу колонну разделили на три группы и поставили на эти железные плиты. Впереди нас стояли немцы и полицаи. Все поняли, что наступил наш конец, плакали дети и женщины, некоторые молились. Думаю, что у всех, в том числе и у меня, если были чёрные волосы, они становились седыми.

Выделялись бандиты-полицаи Березовский, Ременчик – по прозвищу Трусик, Мордовилко, братья Таждны, Хижняк. Немцы стояли спокойно, по их лицам было видно, что они выполняют свою повседневную работу, они привыкли к этому, их надменные лица ничего не выражают. А бандиты-полицаи впервые участвуют в таком массовом «мероприятии» по уничтожению людей, их это радовало, они смеялись, выкрикивали громко: «жиды, вам будет там новая жизнь, там вы все будете богатыми». Вдруг из нашей группы раздался громкий возглас: «фашисты, изверги полицаи, скоро наступит и ваш конец, наш Сталин отомстит за нас, будьте вы прокляты!»

Я узнал смелую женщину, которая так выкрикнула. Это была Бискина Хайсоре с Ленинской улицы. Бандит Березовский подбежал к ней с криком: «ах ты, жидовская большевистская морда, не хочешь быть там богатой, то подохнешь». Он выстрелил ей в висок и столкнул в большой ров, в яму, которая находилась позади плит. После этого раздалась громкая команда по-немецки, генератор заработал сильнее, мы все, стоящие на плитах стали падать в яму. Видимо, я потерял сознание. Придя в себя, я не понял, живой я или нет. Сознание подсказывало, что живым я не могу быть, значит, это в другой жизни мне снится сон… Но почему же мне хочется пошевелиться, поднять руки, мне трудно это сделать, значит, это не сон.

Постепенно я приходил в себя, понял, что не могу пошевелиться, так как сверху я придавлен человеческими телами. Медленно, не спеша, я стал освобождаться от того, что мне мешало, почувствовал свежий морозный воздух, увидел тёмное ночное небо, вспомнил, что когда мы падали в яму, был ясный день, а сейчас − ночь. Полежал ещё немного, вокруг тишина. Я стал искать способ, чтобы выбраться из ямы. С большим трудом мне это удалось, я выбрался и лёжа, по-пластунски стал передвигаться от ямы, отдалился от неё примерно на сто метров. Было морозно, шапка моя осталась там, в яме, но холода я не ощущал, даже вспотел, когда полз. Далее, согнувшись, стал удаляться от ямы в сторону крайних домов. Было примерно после полуночи. Куда мне идти я знал, было одно потайное место, где прятался мой дядя, муж маминой сестры Алте Абрам Голод. Там на огороде в первые дни войны был сооружён большой бункер, накрытый сверху толстыми брёвнами, вход туда вёл через сарай. Но остался ли бункер после ликвидации гетто я не знал. Другого выхода не было, достигнув крайних домов, огородами, вдоль реки стал добираться до того дома, где было это убежище. Так как кругом было тихо, я вошёл в сарай, поднял потайную крышку входа в яму, спустился вниз по лестнице и оказался в большом бункере, где в полной тишине находилось 18 человек – мужчины, женщины и дети. Все были напуганы, так как не знали, кто этот неизвестный, который пробирается к ним. Мой дядя Абрам тоже был в этой яме. Это было в ночь с 4 на 5 декабря 1941 года. Что ожидало всех нас, восемнадцать человек в этом убежище, никто не знал. Я твёрдо решил, что надо уходить в лес, но думал дождаться конца дня 5 декабря и предложить моему дяде уходить вместе. Но думаешь одно, а события развиваются по-другому. К концу дня 5 декабря снаружи над ямой раздались крики: «жиды, выходите, вылезайте», затем началась стрельба в покрытие бункера. Но так как уже наступила ночь, полицаи решили, что они успеют закончить своё грязное дело на следующий день. Удивительно даже, как они не додумались поискать вход в яму в этот раз! Прошло примерно ещё два часа, было тихо. Нужно было выбираться из ямы и уходить. Я спросил у моего дяди Абрама, пойдёт ли он вместе со мной, на что получил ответ: «куда я с тобой денусь!» Я от него этого не ожидал. Я его племянник, если бы мне было даже 7 лет, то, и тогда как бы он мог оставить мальчика одного и уходить без меня. Но мне уже скоро пятнадцать, он думает, что я ему буду обузой! Конечно, это такой возраст, когда старший может влиять на младшего, но почему он воспринимает меня как маленького мальчика?! Не ожидал от него. Именно в эту минуту рушилось моё детское убеждение, что взрослый человек может всё, может отвести от младшего любую беду. Именно в эту минуту я почувствовал, что моё детство кончилось, что теперь я должен стать взрослым, самостоятельным человеком.

Я встал, сказал всем, что я выхожу из ямы, что вечером следующего дня приду посмотреть, что останется от укрытия. Должен признаться, что своими действиями я не сам управлял, а как будто кто-то со стороны.

Выбравшись из ямы, я не знал, куда идти, всё делалось автоматически. Я пошёл в свой дом, где мы жили до гетто. Была уже глубокая ночь, до рассвета я просидел на полу, а когда рассвело, залез под печь, в катух. Видимо, я немного поспал, проснулся от того, что кто-то вошёл в дом и нагнулся, посмотреть, что в катухе под печью. Я увидел соседского мальчика, лет десяти, он, наверное, меня не заметил, зайдя с улицы, где был дневной свет. День 6 декабря закончился, наступила ночь, я вылез из катуха, дворами, огородами пошёл посмотреть, что стало с убежищем, откуда накануне ушёл. Увидел я, что яма полностью разрушена, толстые брёвна разбросаны. Никого нет…

Пробираясь дворами и огородами я заметил, что улицы пусты, ведь немцы и полицаи ночью боятся выходить. Я пошёл прямо по улице, направился к дому редактора Любанской районной газеты, фамилия его была Костюковец, я был уверен, что он не может быть предателем. Его жена по имени Марфа и её мать часто бывали у нас дома, что-то продавали, что-то покупали. От них я узнал, что накануне ночью к ним приходил мой дядя Абрам, они дали ему продукты, от них он ушёл в другую от Любани сторону, туда, где не было партизан. (Уже после войны стало известно, что дядя Абрам в первой же деревне был схвачен полицаями и расстрелян).

Редактора районной газеты я дома не застал, я догадался, что он в партизанах. Его жена и её мама дали мне еду, я вышел от них и, идя по улице, услышал, что за мной, примерно в ста метрах идёт человек. Твёрдым шагом в сапогах я поравнялся с одним пустующим еврейским домом, посредине дома была яма погреба, я спустился туда, спустил штаны, как будто собираюсь опорожняться, а человек, который шёл за мной, тоже вошёл в дом, нагнулся, посмотрел, что я делаю и ни слова не говоря, ушёл. Думаю, что это был полицай, связанный с партизанами, он мог выйти из дома редактора, где я только что был, пойти за мной, чтобы посмотреть, куда я пойду, может быть, и оказать мне помощь в случае надобности. Если бы это был «настоящий» полицай, он так бы меня не оставил. В ту ночь я не думал ещё уходить из Любани, я наметил встречу с ещё одним человеком, с человеком храбрым, смелым, которого я давно знал, в гетто многие знали его как подпольщика, партизанского связного. Он учился вместе с моей старшей сестрой в одном классе. Его имя Владимир Луковский. С первых дней войны этот храбрый юноша, ещё до прихода фашистов, ходил по улицам местечка с навешенными на пояс гранатами Ф-1 и кинжалом. Такая бравада, конечно, была излишней. Моя встреча с ним была связана с определённым риском, так как я не знал, арестован Владимир фашистами или нет. Но если арестован, в его доме может быть засада.

День 7 декабря я провёл под печкой, в катухе, в пустующем еврейском доме на улице Ленинской, почти рядом с нашим домом. Наступила ночь на 8 декабря, в эту ночь я твёрдо решил уходить из Любани. Но прежде, чем отправиться к подпольщику Владимиру, я решил зайти к моей учительнице по черчению по фамилии Глебович (имя и отчество не помню). Её муж в 1937 году был репрессирован как враг народа. С приходом немцев её сын (он тоже учился с моей старшей сестрой в одном классе) перешёл на сторону фашистов и возглавил фашистскую молодёжную организацию. Но, несмотря на всё это, я был уверен, что моя учительница Глебович осталась честным человеком. Её дом располагался тоже по улице Ленинской, недалеко от нашего дома. Было примерно 10 часов вечера, когда я постучал к ней в дверь, учительница открыла, она схватила меня за рукав, сказав только два слова: «быстро заходи». Квартира была из двух комнат, в комнате, куда я зашёл, учительница была одна, сказала мне, чтобы я ничего не боялся, так как её сын в другой комнате, он не тронет. Я сказал, что ухожу из Любани, но в ответ услышал такое, что испугало меня. Она сказала, чтобы я зашёл к Луковскому Володе, он мне точно скажет, где перейти реку Аресса и где я смогу встретить партизан. Вот, подумал я, это мать человека, который служит фашистам. Но, главное, что мне нужно было, я узнал – Володя не арестован.

Затем учительница дала мне приличную порцию еды, я попрощался с ней и вышел из дома. Направился я к Володе, он жил через одну улицу от Ленинской, подошёл я к его дому, а в доме – гуляние, громкая музыка, как будто немцев нет в Любани, как будто нет войны. Постучал я в дверь, вышла женщина, я сказал ей, что мне нужен Володя. Она, ни слова не говоря, повернулась, через минуту Володя вышел. Он меня знал, понял, зачем я к нему пришёл, объяснил мне, в каком месте перейти реку. Лёд крепкий, нужно обойти мост, охраняемый фашистами, прямо по дороге, никуда не сворачивая, пройти примерно 20 км., будет большая деревня Калиновка, в деревню не заходить, так как там бывают то партизаны, то немцы. От деревни Калиновка налево будет дорога, лес с обеих сторон дороги, нужно пройти лесом примерно 20 км., сначала будет деревня, где находится совхоз Барриков, а в трёх километрах за совхозом деревня Загалье, где должны быть партизаны.

Я попрощался с Володей, дворами стал пробираться к реке Аресса, перешёл реку, обогнул мост, охраняемый немцами и прошёл по дороге налево от Любани. Это была ночь с 8 на 9 декабря 1941 года, ночь, в которую я покидаю Любань навсегда, Любань, где прошло 14 лет моей жизни, Любань, где остаются в земле мои дорогие мама и четыре сестры и все мои земляки, всё еврейское население местечка, все убитые немецкими фашистами. Убиты мужчины, женщины и дети за то, что они были евреями. И если судьбою мне предназначено выжить, то пощады фашистам от меня не будет.

СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ

Моей маме Кейле, сестричкам Михле, Хае, Нехаме и Рохле, а также всем землякам местечка Любань, убитым немецко-фашистскими извергами. Вот имена погибших:

Ленинская улица:

Кнель Кейля + 4 детей = 5 человек

Менделева Дора + 2 детей = 3

Пукин Залмон + жена и 2 детей = 4

Шейнкман Лейбе + жена + 2 детей= 4

Гуревич Смерул – 1 человек

Гринберг Цивье +4 детей = 5

Кацнельсон Ицек + жена = 2

Левин Ёсел + жена = 2

Петриковский Борух + жена + 2 детей = 4

Каплан Бася = 1

Крапцон Семён + жена + 3 детей + сестра = 6

Сурпин Веня = 1

Кустанович Мотл + жена + 1 ребёнок = 3

Лишиц Ита + 3 детей = 4

Кацнельсон Хася = 1

Речин Гелер + жена = 2

Подлипская Хая + 2 детей = 3

Львович Зимул +1 реб. = 2

Левин Алтер + жена + 1 реб. = 3

Пукин Лейзер + жена + 2 детей = 4

Стрелец Сахне + жена = 2

Бискин Арье + жена + 3 детей = 5

Кузнецов Исроел + жена +1 реб. = 3

Каплан Сара + муж + сестра = 3

Молин Рахмеел + жена + 1 реб = 3

Гельфанд Исроэл + жена + 3 детей + зять = 6

Гельфанд Алкона + жена + 1 реб = 3

Маслан Берко + жена + 1 реб = 3

Шкляр Яков + жена = 2

Розенберг Идл + жена = 2

Кустанович Алтер + жена + 3 детей = 5

Бискин Хайсоре = 1

Голдин Орке + жена + 2 детей = 4

Левин Рахул = 1

Кацнельсон Авраам + жена + 1 реб = 3

Хана-Рива + 2 детей = 3

Файтул + 2 детей = 3

Бабицки + жена = 2

Кунцман + жена + мать = 3

Шейнкман Хая + 3 детей = 4

Каплан Лейбл + жена + 3 детей = 5

Каценельсон Бадане = 1

Молин Арче + жена + 3 детей = 5

Каплан Тайбул + жена + 2 детей = 4

Гарчикова Песя + сестра = 2

Меклер Сара = 1

Речин Ита = 1

Гарачиков Мойсей + жена + 2 детей = 4

Советская улица

Бабицки + жена + 3 детей = 5

Гарачиков Эля + жена + 1 реб = 3

Кавалерчик Сара + детей = 3

Кустанович Неше + 1 реб = 2

Росман Алконя + жена +1 реб = 3

Росман Айзик + жена + 1 реб = 3

Рейзенсон Эля + жена + 2 детей = 3

Лифшиц Хайсоре + 1 реб = 2

Кацнельсон Шолем + жена = 2

Бискин Слава +1 реб = 2

Подлипски Яков + жена = 2

Кацнельсон Злата = 1

Пимштейн Мотл + 2 детей = 3

Кравцов Меер + жена +1 реб = 3

Зубаровская Добба + 3 детей = 4

Рудштейнов + жена + 1 реб = 3

Церлина + сестра + 2 племянника = 4

Кустанович Сара +2 детей +1 внук = 4

Терушкин Гирш + жена + 1 реб =3

Трейчанский Рувель + жена = 2

Эпштейн Гирш + жена = 2

Кустанович Юдас = 1

Кацнельсон Алтер + жена = 2

Гарачиков Лейзер + жена = 2

Шепиловский Яков + дочь + зять + 2 детей = 5

Фишман Юдель + жена + внук = 3

Гарачикова Хая +1 реб = 2

Крапцон Семён + жена + 3 детей = 5

Комисар Берко + жена + 3 детей = 5

Кантор Бадана + муж + 2 детей = 4

Духан Бейле + 3 детей = 4

Каплан Пойма = 1

Росин Лейба + жена + 2 детей = 4

Шкляр Муша + 1 реб = 2

Эпштейн Хаим+жена + брат + 3 детей = 6

Кустанович Нехе + жена + 1 реб = 2

Ковалерчик Гена + 2 детей = 3

Росман Рива + 3 детей = 4

Бецер + жена + 3 детей = 5

Стрелец Лейзер + жена +2 детей = 4

Лифшиц Липа = 1

Лифшиц Яков + жена + 1 реб = 3

Кустанович Довид + жена + 2 детей = 4

Цырин Ирсул + жена = 2

Танхалевич Исрол + жена + 2 детей = 4

Кустанович Тамара + 3 детей = 4

Смелкинская Итка = 1

Новая улица

Финкельштейн + жена = 2

Цимес + жена = 2

Польские беженцы = 12 человек

Интернациональная улица

Каплан Айзик + жена = 2

Яхнюк Хана + 3 детей = 4

Яхнюк Цире + 1 реб = 2

Цирлин Пеше + 3 детей = 4

Слабодник + жена = 2

Львович Хаим + жена = 2

Духан Мера +2 детей = 3

Кушнер Бройне + 2 детей = 3

Кустанович Либе + 1 реб = 2

Сейне Лее и Алтер = 2

Кацнельсон Вульф + жена + 3 детей = 5

Гуревич Фрида + муж+ 1 реб = 3

Львович Муля + жена + 2 детей = 4

Росин Яков + жена + 2 детей = 4

Бляхер Матля + 2 детей = 3

Львович Ара + жена + 3 детей = 5

Асовская Слава + 2 детей = 3

Эпштейн Феня +2 детей = 3

Нозик Ошер + жена + 1 реб = 3

Кулаковский Ицко + жена = 2

Меклер Хана + 2 детей = 3

Кустанович Элконе + Эстер-Малка = 2

Кацнельсон Фаля + дочь Сара + зять + 2 детей = 5

Кустанович Фейга + племянница + 2 детей = 4

Разанский Вульф + жена + 1 реб. = 3

Грозовский Гершун + жена + 2 детей = 4

Камисар Нахама + 2 детей = 3 Левин Авраам + жена = 2

Гринберг Герц + жена = 2

Вальсамаха Лиза + 2 детей = 3

Лунин Ицхак + жена + сестра + 2 детей = 4

Росин Элконе + жена+ 2 детей = 4

Росин Авраам + жена + 2 детей = 4

Цирлин Хена+ сестра +1 реб. = 3

Кроник Берко + жена +1 реб. = 3

Мигдалович Бася + 1 реб = 2

Корыш Фрида + 4 детей = 5

Леиперт Брохе + 2 детей = 3

Кикоин Хаим + жена + 1 реб. = 3

Кацнельсон Ицхок + жена = 2

Терушкин Гесул + жена = 2

Кунцер Лейба + жена + 1 реб = 3

Стрелец Голда + 3 детей = 4

Бискин Гдалья + жена + 3 детей = 5

Кацнельсон Авраам + жена + 2 детей = 4

Подлипски Рахмеил + жена + 2 детей = 4

Марголин Завул + жена + 2 детей = 4

Белер Сымен + жена + 3 детей = 5

Росин Яков + 1 реб. = 2

Эпштейн Нова + 2 детей = 3

Молин Шолым + жена + 3 детей =5

Калининская улица

Фегунберг Яков  + жена = 2

Молин Борух + невестка + 3 детей = 5

Розанская Сара + 4 детей = 5

Кустанович Дина + 3 детей = 4

Гонкин Нафтале + жена + 1 реб = 3

Гершман Алконе + жена + 1 реб. = 3

Корыш Мойше +жена + 2 детей = 4

Узденски Меир + жена + 2 детей = 4

Рейзенсон Финне + 3 детей = 4

Аксельбанд Рува + жена +2 детей = 4

Кустанович Яков + жена + 1 реб. = 3

Пушкинская улица

Маслан Алтер + жена + 2 детей = 4

Росин Стиес + жена + 1 реб. = 3

Подлипская Ася = 1

Шейнкман Шмерул + жена + 2 детей = 4

Первомайская улица

Кацнельсон Двоша +1 реб. = 2

Кустанович Гирш + жена + 3 детей = 5

Лифшиц Роше + 3 детей = 4

Речин Хаим + жена + 2 детей = 4

Смелькинсон Хая = 1

Хинич Довид + жена + 2 детей = 4

Стрелец Авраам + жена + 2 детей = 4

Стралец Матля = 1

Кацнельсон Михул + жена + 2 детей = 4

Каплан Эля + жена + 1 реб. = 3

Циркел Ципа = 1

Подлипски Шмуля + жена = 2

Шапиро Вульф + жена = 2

Эпштейн Люба + 2 детей = 3

Шапиро Нехаме + 1 реб. = 2

Шапиро Беньямин + жена+ 2 детей = 4

Львович Нехаме = 1

Кустанович Хася + 2 детей = 3

Кустанович Берко + жена = 2

Росман Хана + 3 детей = 4

Слободник Лейба +жена + 2 детей = 4

Песецки Мойсей +жена + 2 детей = 4

Львовича Лёва + жена + 2 детей = 4

Малый Залман + жена + 3 детей = 5

Цырлин Хаим + жена + 3 детей = 5

Слабодник Берко + жена + 2 детей = 4

Подлипская Малка + 2 детей = 3

Больничная улица

Эпштейн Меер + жена + 2 детей = 4

Кацнельсон Бася + 1 реб. = 2

Львович Бейле + мать + 2 детей = 4

Зубовски Яков + жена + 2 детей = 4

Ковалерчик Гревня + жена = 4 детей = 6

Мас Хава = 4 детей = 5

Ковалерчик Авраам + жена + 2 детей = 4

Ковалерчик Хася = 1

Смелкинская Галя + 2 детей = 3

Смелкинская Хася + 3 детей = 4

Смелькинский Арон + жена + 1 реб. = 3

Яхнюк Залман + жена + 2 детей = 4

Лельчук Сара + 1 реб. = 2

Стрелец + жена = 2

Кузьмич Шмуэл + жена = 1 реб. = 3

Чкаловская улица

Зеликман Сима + 2 детей = 3

Шапиро Самуил + сестра = 2

Шейнкман Сроль + жена + 2 детей = 4

Гарадецкая Сейне = 1

Каплан Бадане +2 детей = 3

Красноармейская улица

Хинич Лейба + жена = 2

Кустанович Тема + 2 детей = 3

Вечеребина + отец + мать + 2 детей = 5

Росин Роза + 2 детей = 3

Мандель Сахна + сын с женой + 2 детей = 5

Лифшиц Моисей +жена = 2

Львович Эстер + муж + 1 реб. = 3

Львович Берко = 1

Каплан Хаим-Ошер + жена + 3 детей = 5

Кунцер Хаим + жена + 2 детей = 4

Речин Фрума + 2 детей = 4

Каплан Исроэл + жена + 3 детей = 5

Гольдштейн Нехаме + 2 детей = 3

Каплан Сара = 1

Кустанович Элька + 1 реб = 2

Росин Юдка + жена = 2

Кустанович Мера + 1 реб. = 2

Кесельман Бася = 1

Рудштейн Гитул + 4 детей = 5

Духон Нахим + жена + 3 детей = 5

Розанская + 2 детей = 3

Пимштейн Мотул + жена + 2 детей= 4

Пейсахович Лиза + 3 детей = 4

Терушкин Хася + мать = 2

Львович Симхе + жена + брат = 3

Глускин Схарья + жена + 4 детей = 6

Гольдберг Мендель + жена + 4 детей = 6

Рожанская +7 детей = 8

Погосткин Мойсей + жена = 2

Гольштейн Ава + жена + 1 реб. = 3

Эпштейн Арче + жена + 2 детей = 4

Хемес (дочь) =1

Всего убито немецкофашистскими извергами в местечке Любань в 1941 году безо всякой вины стариков, женщин и детей 852 человека.

ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ВАМ, НАШИ ДОРОГИЕ РОДНЫЕ БЛИЗКИЕ, НАШИ ЗЕМЛЯКИ. И ПУСТЬ ОНА БУДЕТ БЛАГОСЛОВЕННА!

Памятник на месте уничтожения евреев Любанского гетто 4.12.1941 г.

Установил памятник Давид Комиссаров с надписью:

«Погибшим советским гражданам».

Глава

О том, как сложилась дальнейшая судьба Владимира Луковского, я узнал, когда работал над этой книгой, из информации в Любанской районной книге «Память». Вот эта запись:

«Было солнечное воскресное утро. Только людей это не радовало, уже было известно, что началась война. Во второй половине дня 22 июня в Доме культуры началось собрание жителей района. Ученикам старших классов поручили следить за обстановкой, за подозрительными посторонними людьми, за небом.

После собрания на площади состоялся митинг. Военком объявил о всеобщей мобилизации. Многие жители Любани стали записываться добровольцами в Красную армию. Из тех, кто по возрасту не подходил для мобилиза-ции и из молодёжи допризывного возраста сформировали истребительный отряд.

Многие школьники старших классов стали его бойцами, в том числе Владимир Луковский, Болеслав Куркевич, Андрей Ременчик, Владимир Низки и многие другие. На базе истребительного отряда в г. Любани была создана подпольная организация. В её состав входили Володя Луковский и Болеслав Куркевич – руководители организации, Володя и Константин Ременчики, Яков и Валентина Шаплыко и другие. Они поддерживали связь с командованием партизанского отряда М.М. Розова, передавали сведения о численности немецкого гарнизона в Любани, добывали пропуска. Владимир Ременчик по приказу командования партизанского отряда вступил в полицию, что помогало подпольщикам в выполнении многих боевых задач. Члены подпольной организации оказывали помощь раненым красноармейцам и командирам Красной Армии. Активную помощь подпольщики оказывали в подготовке операции по разгрому немецко-полицейского гарнизона в Любани в ночь с 6 на 7 ноября 1941 года.

Весной 1942 года руководители подпольной организации в Любани Владимир Луковский и Болеслав Куркевич были арестованы и после жестоких пыток расстреляны. Многие подпольщики влились в ряды партизанских отрядов».

Владимир Луковский – руководитель молодёжной подпольной организации в Любани в 1941 году.

(автор этой книги получил от него ориентировку, благодаря ему нашёл партизанский отряд).

Памятный камень, установленный в центре Любани в сквере, где покоится прах погибших Луковского Владимира и Куркевича Болеслава.

Итак, я продолжаю своё повествование. Любань осталась позади, продолжая путь по дороге, я старался не потерять её из вида, так как началась метель, пошёл большой мокрый снег, дорогу замело. Когда рассвело, я оказался в лесу, никакой дороги не было видно. Продвигаясь по лесу, я увидел впереди человека в крестьянской одежде, который собирал дрова, хворост. Я остановился, не зная, что это за человек – друг или враг. Он тоже увидел меня и первым подал голос: «подходи, не бойся меня». Я подошёл, он спросил, откуда я, потом говорит: «пойдёшь со мной, мой дом через реку на краю, немцы и полицаи в пяти километрах отсюда». Я доверился ему и не ошибся. В доме, куда я с ним зашёл, никого не было. Он посадил меня за стол, поставил большую сковородку с блинами, миску со сметаной, сказал, чтобы я лез на печь, согрелся и постарался уснуть. «А потом вечером я разбужу тебя и скажу, куда и как дальше идти.

Уговаривать меня не пришлось, тем более, что с начала войны я не ел такого, как в этом доме, в глаза не видел такой еды. Звали этого белорусского крестьянина Михась, а его маленькая деревушка называлась Куценка. На печи я хорошо согрелся и хорошо поспал. Вечером Михась разбудил меня, опять посадил за стол с прежним угощением и объяснил: перейти речку, идти всё время вдоль речки, а когда увижу мост – к нему не подходить, за мостом находится деревня Калиновка, где могут быть и немцы, и полицаи, но могут быть и партизаны. Точно так и говорил мне Владимир Луковский.

Поблагодарив Михася, я отправился в путь. Иду вдоль реки, темнеет, впереди метров за пятьсот вижу мост, на мосту группа людей. Разобрать кто это, полицаи или партизаны не могу, пошёл в обратную сторону. В мою сторону раздались винтовочные выстрелы, я побежал, обернулся и увидел, что за мной бегут два человека. Стемнело уже хорошо, увидел я несколько стогов сена и залез в первый стог, постарался углубиться в него, затаился. Преследователи мои пробежали мимо, через некоторое время они вернулись и направились в сторону моста. Я вылез из своего укрытия и пошёл влево от реки, углубился в лес километра на два, потом повернул направо и вышел на заснеженную дорогу, которая вела через лес. По намеченному маршруту мне надо идти налево по дороге примерно 15 км. Потом должен быть совхоз Барриков, где, возможно, я уже встречу партизан.

Но от немцев я уходил из Любани ночью, а явиться в населённый пункт, где могут быть партизаны, я считал более удобным в дневное время. Перейдя дорогу, я углубился в лес, нашёл столетнее дерево с большим дуплом, залез в это дупло, оно было мне по росту, там я стоя стал дожидаться рассвета. Ночную тишину нарушал только вой волков, которых, наверное, тоже война напугала. Я видел их на расстоянии 200 м. от меня. Впервые увидел, какие у них зелёные глаза, как они светятся ночью. У меня было такое ощущение, что они меня не тронут, страха я не испытывал. Ночь прошла, рассвет наступил, вышел я из лесу, пошёл по дороге. Через несколько километров лес закончился, дальше дорога шла полем с обеих сторон от неё. Было понятно, что случайная встреча на этой дороге с полицаями или немцами к добру не приведёт, но выбора не было, надо идти. Пройдя несколько километров, я увидел, что навстречу мне движется запряжённая двумя лошадьми телега, в ней – люди. Я пошёл в сторону от дороги, быстрым шагом влево, удалился метров на пятьдесят, услышал окрик: «Эй, стоять!» Но я не остановился и пошёл дальше, раздалась автоматная очередь, пули просвистели над головой, автоматически я упал на землю, покрытую снегом. Лежу и думаю: «вот и кончилось моё везение, и наступил мой конец». Слышу шаги, громкий голос: «встать, чего разлёгся!» Встал, увидел человека в кожанке с немецким автоматом. Командует: «вперёд!». Он повёл меня к подводе, на которой сидело ещё 3 человека, все с немецкими автоматами. Подойдя к ним, я понял, что это не полицаи, так как у них на рукавах не было белах повязок с надписью «полиция», которые есть у полицаев. Внимательно осматривает меня, спрашивает, почему не остановился, когда крикнули. Отвечаю:

Не слышал.

Куда идёшь?

К партизанам.

Они переглянулись, чуть-чуть усмехнулись, такого нахальства или смелости они от меня не ожидали. Спросили, откуда я иду. Я ответил, что 4 декабря в Любани ликвидировали гетто, моя мать и четыре сестры погибли… Мне сказали:

Иди прямо по дороге, никуда не сворачивай, ни влево, ни вправо, потом найдёшь, кого надо.

Погода была морозная, пошёл обильный, сухой снег. Пройдя примерно ещё десятка полтора километров, вдали увидел строения, приблизился и вдруг, как из-под земли появился человек с винтовкой в руке, который шёл навстречу мне. Там же неподалёку я увидел в окопе ещё одного человека за ручным пулемётом.

Стой! Кто такой? Куда путь держишь?

Рассказываю, кто я, откуда иду, куда иду – в партизаны. Такого ответа они от меня тоже не ожидали. «Так-так, пошли со мной!» Подошли к зданию. Вывеска на стене «Дирекция совхоза «Барриков». На крыльце часовой, вызвали начальника повыше, опять те же расспросы, зашли в одну из комнат, где уже находилось два человека, сказали:

«ожидай здесь, никуда не уходить». Через некоторое время в комнату зашла молодая, красивая девушка, лет 25, не больше. Представилась: «Я – Секретарь Слуцкого под-польного горкома партии, фамилию не назвала, я с вами познакомлюсь, затем с вами будет разговаривать командир отряда Комаров.

Вначале она знакомится с двумя мужчинами, которые уже находились в комнате до меня. Оба евреи, бежали из гетто, один учитель из Слуцка, второй журналист из Бобруйска. Затем подошла моя очередь.

Сколько тебе лет?

Отвечаю, что через 3 месяца, в марте 1942 года будет пятнадцать.

С тобой будет проблема, в отряд по возрасту могут тебя не взять. Тогда сделаем так: запишем тебя на два года старше, будут спрашивать, скажешь, что семнадцать.

Так я стал на два года старше, вместо 1927 года рождения, родился по-новому в 1925 году. Дальше, все, кто вступают в отряд, должны поменять фамилии и имя. Учитель из Слуцка взял фамилию Михайлов, журналист из Бобруйска назвался фамилией Емельянов.

А какую фамилию ты хочешь взять?

Я ответил – Зиновьев. Но секретарь Слуцкого горкома партии говорит: Зиновьев не годится, так как это был троцкист, враг народа. Я дам тебе фамилию. Будешь Григорьев Женя. Так, я 10 декабря 1941 года до 14 июля 1944 года в партизанском отряде я был Григорьев Женя. После всего этого наша красивая девушка повела нас троих к командиру партизанского отряда Комарову. Заходим в просторную комнату, увидел человека с усами, как у Чапаева, широкоплечего, подпоясанного ремнём с портупеей, на ремне – маузер. Он предложил нам сесть на скамейку, осмотрел нас всех, очень внимательно смотрит на меня, спрашивает, сколько мне лет. Отвечаю, что семнадцать. Моим ответом командир отряда остался доволен. (Впоследствии я уже знал, что настоящая фамилия командира отряда Корж Василий Захарович).

Далее мы услышали: «Слушайте внимательно – вы зачисляетесь бойцами в партизанский отряд, отныне личной жизни у вас не будет, подчиняться во всём своим командирам и беспрекословно выполнять все приказы, за невыполнение приказов – наказание по законам военного времени. Сейчас вы получите первое задание, которое вам объяснит помощник начальника штаба». Далее нам всем троим выдали винтовки, патроны к ним, мы вышли во двор, где уже стояли запряжённые сани, помощник начальника штаба и мы сели в них и поехали. После часовой езды в глубокий лес мы остановились у хорошо замаскированной землянки.

Эта землянка была полностью загружена свиными и говяжьими тушами. От замначальника штаба мы получили приказ: охранять эту землянку до тех пор, пока за нами не приедут. Приехали за нами 25 декабря 1941 года, забрали нас и всё содержимое землянки, в которой мы пробыли две недели.

Приехали в деревню Загалье, это в пяти километрах от совхоза Барриков, где остановился отряд Комарова. Нас распределили на постой по домам. Я получил задание: встречать партизан, возвращающихся с заданий, размещать их по домам, в каждый дом – по два человека, им должна быть обеспечена горячая еда. На постой я определился в крайний дом деревни, все партизаны возвращались мимо этого дома, мне было удобно встречать их. Однажды вечером, встречая группу партизан, я увидел в этой группе редактора Любанской районной газеты Костюковца, в дом которого перед уходом из Любани я заходил. Чутьё меня не обмануло, такой человек не мог быть предателем, и его место было только в партизанском отряде. Я ему всё рассказал, что виделся с его женой, он был рад получить весточку от родных.

В деревне Загалье мы простояли весь январь 1942 года, партизаны привыкли, что я их обеспечивал постоем на жильё и горячим питанием, меня стали называть не иначе, чем Женя Комендант. И это прозвище за мной сохранилось до 1 июля 1944 года, до соединения с действующей армией. Ко мне обращались не по партизанской фамилии Григорьев, а всегда Женя Комендант.

 
Опубликовано 14.02.2017  13:30

Зиновий Кнель. СУДЬБА «ДУБОСЕКА» (ч. 1)

Небольшое предисловие. Книга отредактирована, в ней исправлены некоторые ошибки, имеющиеся в оригинале, разбита на части для публикации на сайте.

Во время моей встречи с автором воспоминаний в его квартире в Ашдоде, Зиновий показал себя в свои годы (в марте ему будет 90 лет) человеком не только с удивительной судьбой, но и невероятной памятью.  Он может долго рассказывать с мельчайшими подробностями, называя массу имен. Периодически еще до недавнего времени Зиновий выступал и перед израильскими школьниками, а его книга в рукописи есть и на иврите. После публикации на русском я размещу и ивритский вариант.

Возможно, это был единственный случай за годы Второй мировой войны, когда нацисты провели массовую казнь людей с использованием электрического тока.

Зиновию Кнелю в тот момент было 14 лет, и он жил с матерью и четырьмя младшими сестрами. Он еще не знал, что единственным из всех останется жить и станет потом партизаном и мстителем.

Из интервью Александру Ступникову:

Пришли немцы. Создали гетто. В Любани было около девятисот евреев – треть населения местечка. 4 декабря 1941 года всех согнали в саду райисполкома и в течение дня по сто человек выводили на окраину. Там стояли три металлические длиннющие плиты и какой-то трактор. Потом, как я понял, это был генератор. Каратели ставили по тридцать человек на эти плиты и пускали электрический ток.

Немцы стояли, как истуканы – им было безразлично. Они привыкли убивать. А полицаи смеялись, гоготали: «Жиды, теперь «там» вы будете все богатые». Я встал на плиту, ощутил сильнейший удар по ногам и больше ничего не помню».

Очнулся – как будто живой. Все, как во сне. Но я не мог двинуться. И руки хотят двигаться, но не могут. Ноги тоже не могут. Оказывается, я был завален человеческими телами. Пришел в себя, подвигался и, наконец, выполз наверх. Яма была очень глубокая, надо мной было метра два. Что я мог сделать? Кого отыскать среди тел, где были и моя мать, и четыре маленькие сестры? Я двигал в яме какие-то тела один на один. И, наконец, выполз. Вокруг стояла глубокая ночь. Тишина. Метров сто я сначала отполз от ямы, а затем осторожно добрался до крайних домов. Что делать? Куда идти? Я добрался до уже пустых еврейских хат, до гетто и четыре дня приходил в себя. Днем я прятался в катухах, в пустотах под печкой, а ночью выходил на улицу. Ночью и немцы, и полицаи боялись ходить. Я хотел есть и вынужден был заходить к людям. Сначала в дом напротив, где мы жили. Соседка даже дверь не открыла. «Мы тебя не знаем, у нас ничего нет». Но мне помогла наша учительница, по фамилии Глебович. Муж ее был в 1937 году арестован и репрессирован, как «враг народа», а сын при немцах пошел в полицию. Я пришел к ним тогда часов в десять вечера. Зима. Темно. Постучал. Она открыла, увидела: «Скорей проходи. Сын у меня дома, но он тебя не тронет».

Ниже несколько снимков со встречи с Зиновием 4 февраля.

 

 

***

ЗИНОВИЙ КНЕЛЬ

СУДЬБА «ДУБОСЕКА»

(Из гетто до Берлина)

© Все права принадлежат автору.

Автор книги – Зиновий Кнель подростком, без малого пятнадцати лет, чудом выжил после расправы с евреями гетто. Ему удалось уцелеть после казни электрическим током самых близких людей – его матери и четырёх сестёр вместе с другими земляками-евреями Любани (Республика Белоруссия). Дальше – судьба была к нему милостивой – партизан, принимавший участие в деятельности отряда, направленной на уничтожение проклятых фашистских оккупантов. Затем – действующая Красная Армия, освобождение Варшавы, взятие Берлина. И, наконец, репатриация в Израиль.

Участие в берлинской конференции «Уроки Второй мировой войны и Холокоста» в декабре 2009 г.

2010 г.

Ашкелон-Тель-Авив

1947 год. Автору 20 лет

Боевые награды



Моя мама – Кейля Кнель убита фашистами в гетто г/п Любань 4.12. 1941 года

Мой папа – Борис Кнель 1899 года рождения

Февраль 1945 года. Варшава. Мне 18 лет. День освобождения Варшавы от немецко-фашистских захватчиков.

2009 год. Мне 82 года.

1975 год. Наша семья. Сидим я – Зиновий – 48 лет, жена Мария – 47 лет, дочь Алла – 22 года, сын Владимир – 14 лет.

2009 год. Сидит − жена Мария – ей 81 год, стою в центре – я – 82 года, дочери− 56 лет, сыну 48 лет.

2002 год. Отмечаем «Золотую свадьбу».

 
Золотая свадьба

Глава 1

Последние дни апреля 1945 года, весна уже полностью проявила себя, опьяняющим весенним воздухом дышится легко, особенно ощутимо это в лесу. Мы находимся в не-скольких десятках километров от Берлина, мы – это отделение из семи бойцов разведроты 61 Армии Первого Белорусского фронта. Нам дан приказ, прочесать лес, где по данным разведки скрываются диверсионные группы фашистов. Их цель – диверсии в тылу наступающей армии.

Тишина в лесу обманчива, отчётливо слышен грохот артиллерии, разрывы бомб, что вселяет в нас радостное ощущение приближающейся победы и окончания войны. Это уже не тот грохот начала войны, который наводил ужас, приближая к нашим домам неисчислимые бедствия!

Мы передвигаемся цепью с интервалом в десять метров между бойцами. Правофланговые и левофланговые отделения нашей роты продвинулись значительно вперёд, их не слышно.

Вдруг мы видим впереди дым, он, кажется, поднимается прямо из-под земли, из-под прикрытого дёрном квадрата. Мы поняли, что под нами подземный бункер, пытаемся поднять крышку этого квадрата, и тут из-под земли раздалась длинная автоматная очередь, которая пронеслась мимо нас на расстоянии миллиметров, никого не задев. Пришлось открывать этот люк с помощью ручной гранаты. Но как только мы пытались приблизиться к люку, раздавалась автоматная очередь. Мы не знали, сколько немцев в бункере, решили бросить туда противотанковую гранату, которая раскрыла бы верхнее покрытие бункера. Мы уже находились в пяти метрах от укрытия немцев, как сзади раздался крик: «нихт шиссен, Гитлер капут», − из-под земли из другого люка вылезает немец, бросает на землю автомат и поднимает руки вверх. На доли секунды мы оце-пенели, ведь он мог сзади одной автоматной очередью уничтожить нас всех! Но судьба сберегла нас, это ведь были считанные дни до окончания войны. Берлин рядом. От этого немца мы узнали, что в бункере ещё трое, он начал кричать им, чтобы не стреляли, что он сейчас войдёт в бункер и выведет их.

Так и получилось, через несколько минут он выводит оттуда израненного осколками гранаты одного немца, он сказал, что двое других убиты. В бункере был сейф с до-кументами какого-то штаба. Пришлось отправить двух бойцов, чтобы привезли подкрепление, главное – автомашину, чтобы вывезти то, что было спрятано под землёй. К концу дня мы возвратились в расположение нашей развед-роты.

Мы постоянно находились при разведотделе штаба армии, невдалеке от передней линии фронта. Можно сказать, что наша рота была элитной частью, служить в которой было почётно. Я был единственным евреем в этой роте. Как я попал туда? После того, как мой партизанский отряд соединился с действующей армией, я стал рядовым бойцом 215 Запасного полка, где готовили бойцов к боям на переднем крае. По правде говоря, с питанием в полку было неважно. Мне пришлось с большими усилиями записаться у представителей армии для отправки на фронт. Вот и решил записаться в часть, где готовили бойцов для войны на переднем крае. Записался, но потом мою фамилию вычеркнули. На мой вопрос, почему меня вычеркнули из списка, мне ответили, что меня направят, куда надо. Ждать пришлось недолго, в августе 1944 года я оказался в команде из шестнадцати человек, нас привезли в часть, которая оказалась разведротой при разведотделе 61-й Армии. Нам объяснили, чем мы будем заниматься: круглосуточное дежурство, сопровождение разведгрупп через передний край, доставка особо важных пленных с переднего края в разведотдел, конвоирование групп и колонн пленных в лагерь для военнопленных и много различных других заданий при необходимости, оказался в этой элитной части в связи с тем, что в моём партизанском «деле» после моего имени и фамилии в скобках было написано слово «Дубосек». Так получилось, что я, мальчишка, в июне 1941 года в возрасте неполных пятнадцати лет стал воином, дошёл до Берлина. А моя мама и четыре сестры в декабре 1941 года были убиты фашистами в гетто местечка Любань, Минской области в Белоруссии. О том, какую роль сыграл ДУБОСЕК в моей судьбе, рассказано будет дальше.

Глава 2

Солдат, участник двух войн – Гражданской и Великой Отечественной, в октябре 1944 года стоит на платформе железнодорожного вокзала г. Осиповичи. Он ждёт поезда Бобруйск – Слуцк. Солдат едет с фронта, ему дали отпуск на 10 дней, по 3 дня на дорогу в обе стороны и 4 дня на посещение родных мест и своей семьи, откуда он ушёл на фронт в июне 1941 года. Уже заканчиваются третьи сутки, ему ещё ехать поездом 40 км. и 20 км. идти пешком, если не попадётся попутный транспорт.

Приближается поезд, солдат заходит в вагон, в купе – молодой парень и девушка. Солдат снимает шинель, молодая пара с интересом рассматривает награды на его груди. Орден Красной Звезды, медаль «За отвагу».

Давайте знакомиться. Меня зовут Борис.

Я – Исаак, − отвечает парень, − а девушку зовут Циля, мы оба были бойцами в партизанском отряде, меня не взяли в армию, не вышел годами… А сейчас мы с Цилей решили пожениться, занимаемся устройством нашей будущей семейной жизни. – А Вы кто, и куда едете?

Еду с фронта, − рассказывает Борис, − дали отпуск на 10 дней, хочу навестить родные места. Мне рассказывали, что всех евреев на оккупированной территории фашисты уничтожили. Мне бы добраться в местечко Любань, что в 20 км. от железнодорожной станции Уречье.

Ой, − воскликнула Циля, − у нас в отряде был Женя Комендант из Любани. Всю его семью в гетто расстреляли.

Да, я знаю, − подтвердил Исаак, − Женя Комендант – не настоящее его имя, он после уничтожения гетто у нас в отряде. До весны 1942 года при приёме в отряд нам всем нужно было менять имена, ему дали фамилию Григорьев, имя Евгений, а Женя Комендант его начали называть в январе 1942 года, когда отряд стоял в деревне Загалье, Любанского района. Первым его партизанским заданием было – встречать партизан, возвращающихся с боевых операций, размещать их по домам, обеспечивать горячей пищей. С тех пор уже по фамилии Григорьев его уже не называли, только – Женя Комендант. А какая его настоящая фамилия, честно говоря, я не знаю, похожа на фамилию еврея из Западной Белоруссии.

Всё это время Борис внимательно слушал рассказ молодых людей, и только при упоминании Западной Белоруссии, сказал, что он тоже из тех мест, из города Глубокое Сморгоньского района, что до 1939 года этот город принадлежал Польше, а фамилия его Кнель. Что тут началось! Исаак вспомнил, что точно – именно кнель – фамилия бойца по прозвищу Женя Комендант.

Солдат Борис побледнел, не от горя, а от радости, он бросился к молодым людям, стал их обнимать, целовать. Он теперь знал, что его сын жив, что он на фронте. Хоть и неизвестно, жив ли он сейчас… Борис уже не вышел на станции Уречье, он поехал с Исааком и Цилей в Слуцк, переночевал в их маленькой комнатке, где всю ночь молодые люди рассказывали ему о жизни в партизанском отряде.

Глава 3

Простившись с новыми друзьями, С Исааком и Цилей, солдат Борис, он же Берл Хаимович Кнель, на сле-дующий день прибыл в Любань, откуда в последние дни июня 1941 года, простившись с женой и детьми, которых было пятеро, и ушёл на фронт. Теперь он точно знал, что сын на фронте, что жену с четырьмя дочерьми убили. Даже их дом фашисты разобрали на постройку дзотов. За четыре дня, проведенных в Любани, Борис много узнал о зверствах фашистов и их приспешников в Любани и в гетто, где ежедневно уничтожали евреев.

Впервые Борис прибыл в Любань в 1922 году в возрасте 23 лет в составе отряда красноармейцев для разгрома и преследования бандитов, которые в то время бесчинство-вали на территории Белоруссии. Так, в 1922 году банда Булак-Булаховича устроила в Любани кровавую бойню и вырезала половину евреев. С тех пор Берл Хаимович Кнель остался в Любани, женился в 1923 году на моей маме Каценельсон Кейле.

Местечко Любань находится на юге Полесья в Минской области на границе с Гомельской областью, до Минска 150 км., до ближайшей станции Уречье 20 км, до Слуцка – 45 км. Дороги были проезжими только зимой и жарким летом. Местность болотистая. Всё, что переживала страна, переживали и в местечке. Советской стране, когда женился мой отец в 1923 году, было только 6 лет, население Любани было наполовину еврейским, разговаривали на идиш, дети учились в еврейской школе, соблюдали традиции, мацу на Песах пекли на каждой улице по очереди. Рождались дети, им давали еврейские имена, тогда и в мыслях ни у кого не было, что наступят такие времена, когда эти еврейские имена станут препятствием для поступления на учёбу или на работу. Так, моя старшая сестра родилась в 1924 году, ей дали имя Михля, я появился в 1927 году, меня назвали Зеликом, младшая сестра родилась в 1930 году, назвали её Хая, а две сестры-близнецы, которые родились в 1933 году, получили имена Нехаме и Рохл. Так было во всех еврейских семьях.

Родители моей мамы были очень религиозными людьми, у мамы было ещё 2 сестры, младше мамы и брат, старше мамы на 13 лет. Кем были до революции родители мамы, мои бабушка и дедушка, я не знаю. Дедушка ослеп, но мне кажется, что в еврейской общине Любани он был не последним человеком. Об этом я могу догадываться по таким фактам. Известно, что до революции и до Первой Мировой войны жизнь была недорогой, цены на всё были низкими. Так откуда у моего дедушки было довольно много царских денег?! Не иначе, хорошо оплачивалась его должность в общине. Эти деньги в пакетах я нашёл в сарае под крышей дедушкиного дома. Умер мой дедушка в 1937 году, а бабушку немцы убили в гетто.

Старшего брата моей мамы звали Давид, он родился в 1887 году, ещё до присоединения Западной Белоруссии к Советскому Союзу. Жил он в Польше, в Барановичах, работал учителем. У него 2 сына. Один из сыновей живёт в Палестине с 1939 года, куда он уехал за два месяца до нападения Германии на Польшу. А другой сын ушёл добровольцем на войну в Испании, он погиб в 1937 году. Брат мамы Давид Каценельсон поехал в Палестину в гости к своему сыну, где его застала война, он остался в Тель-Авиве.

Мой дядя, брат моей мамы – Давид Каценельсон, родился в 1887 году.

  

Давид Каценельсон из газеты в Палестине

Давид Каценельсон – брат моей мамы считался в Палестине мудрым учеником. Учился он постоянно.

Родился Давид в 1887 году накануне праздника Песах в Любани. Первые знания он получил в хедере (начальная еврейская школа), потом продолжил учёбу в знаменитой иешиве города Мир, где прославился большими знаниями исключительной памятью. Эта иешива предрекала ему большое будущее, а в то время теория доктора Герцля всё больше и больше входила в умы и сознание людей. Тогда был основан первый Сионистский форум. Давид метался как метеор из еврейских городов в местечки, он был сионистским агитатором. Тогда он понял, что его знания недостаточны, он примкнул к друзьям-сионистам, которые направляли своё внимание и любовь светской жизни. В иешиве противи-лись этим влияниям, но Давид шёл своим путём. Когда дошла весть о смерти Герцля, Давид оставляет иешиву, переходит в Лидскую иешиву. Там он тоже проявляет свои знания, учится там несколько лет.

Потом дошло до него известие, что в Одессе преподаёт рав Хаим Штернович (молодой раввин). Это была всемирно известная иешива, среди преподавателей были: Ёсеф Кляйзнер, Хаим Нахман Бялик. Давид поехал учиться туда, учился несколько лет, был прилежным и грамотным учеником. Когда он окончил там учёбу, стал задумываться о дальнейшем образовании.

Скончался Давид в 1952 году в Тель-Авиве в возрасте 65 лет. Была ли у него с мамой переписка до 1939 года, я не знаю, но после репатриации в Израиль я посетил квартиру дяди в Тель-Авиве, где жил мамин брат, там мне передали 23 почтовых открытки, брат переписывался с моей мамой. Первая открытка датирована 6.08.1939 годом. Сохранил эти открытки и прилагаю их все. Пусть они будут памятью моей маме, зверски убитой фашистами в гетто. Последняя открытка от мамы брату датирована 13.06.1941 годом. До начала войны оставалось 9 дней. Судя по тому, как написаны эти открытки мелким почерком на еврейском языке, можно сказать, что мама была образованной, грамотной женщиной.

Перевод первой открытки: 6.08.1939 года Любань. Последнюю открытку мы получили с опозданием, потому что она шла через Москву. То письмо с фотографиями мы тоже получили. Ты спрашиваешь, как ты выглядишь на фото. Мне трудно узнать тебя, но фото хорошее. Наверное, ты там будешь жить, будешь видеть дядю с его детьми. Передай им от меня моё мнение, что так не должно быть то, как они уехали из Любани. Это как камень в воду, мне кажется, что не так тяжело написать короткое письмо. Напиши, как живёт дядя, вместе с каким ребёнком, он один не может жить. Будьте все здоровы, я хочу, чтобы мы услышали что-нибудь хорошее. Я подожду ответа на мою открытку, потом я опять напишу.

Привет всем.

Привожу перевод открытки от 18.10.1939 года:

6.09 мы получили твою долгожданную открытку. Я не могу передать нашу радость. В это время у нас был Миша Беккер, сожалел, что не застал тебя там. Не суждено было нам встретиться. Недаром я не хотела, чтобы ты уехал с семьёй так далеко, теперь один Бог знает, когда мы ещё увидимся. Когда вы жили в Барановичах, была ещё надежда, теперь я ничего не знаю, будет ли когда-нибудь наша встреча.

Давид, прошу тебя писать чаще письма. Может быть, письма доходят быстрее.

Привет всем.      Кейля.

 

Вот эта открытка от 18.10.1939 г.

Открытка от 30.10.1939 года.

 

Ниже – перевод этой открытки.

Дорогой брат Давид! За всё время мы получили от тебя одно письмо. Не дожидаясь твоего ответа, пишу сразу второе письмо. Я надеюсь, что Бог думает обо мне. Я пишу второе письмо не с хорошими новостями. В воскресенье в пять часов вечером 20.10. мы потеряли нашего лучшего хорошего родного отца. Он нас не беспокоил, лежал только один день. Он умер от воспаления лёгких. Последние два дня единственным утешением были твои два письма. Окончание открытки не удалось перевести…

Далее будут помещены переводы открыток, посланных мамой накануне войны и гибели в гетто вместе с детьми.

Открытка от 13.11.1939 года:

Сегодня мы получили открытку от 8.10. Тут же отправила ответ и телеграмму с плохими новостями. Умер наш любимый отец. Очень тяжело забыть такого хорошего и любимого отца. Теперь про Барановичи, я тебе уже писала, что швагер Хаин муж часто бывает в Барановичах, он несколько раз посетил твою квартиру. Там всё в порядке, вещи целы. Может быть, Хая и Миша переедут из Гомеля Барановичи. Как я понимаю, Давид, там, где ты живёшь сейчас, ты без работы. Я поняла, что тебе очень тяжело. Так почему бы тебе не вернуться назад, на старое место, даже твой сын Гидеон тоже может приехать, здесь ему будет лучше. Здесь у нас учителям очень хорошо. Все учителя имеют работу и не только учителя. Свободно можешь приехать и занять своё место. Может быть, у тебя не за что приехать, напиши, мы тебе вышлем. Только какие деньги можно прислать, напиши, я тут же тебе отправлю. Ты бы жил в Барановичах и мы бы часто виделись. Дорогой брат, для тебя мне ничего не трудно сделать.

Привет всем.      Кейля.

Открытка от 25.11.1939 года

Дорогой брат, получила твою открытку и сразу пишу ответ. Напрасно ты беспокоишься, что ты не получаешь ответа. Проходит долгое время, несколько недель, примерно, три недели, пока доходит открытка. Я могу тебе написать, что твои вещи в Барановичах целы. Там беспорядки не произошли. Сегодня от нас туда посылают много учителей. Я говорю тебе ещё раз: тебе не стоит там мучиться. Если бы ты знал, как хорошо мы живём! Я знаю, как у тебя деньгами, наверное, у тебя их нет. Но мы не знаем, как их тебе послать, может быть, через Америку, но это будет очень долго. Через мужа Хаи надо потребовать, чтобы он отправил, потому что он в Барановичах. Напиши, готов ли ты приехать сюда, пусть моя надежда сбудется.

Привет всем от нас всех            Кейля.

Открытка от 1.01.1940 года

Мои дорогие, долгое время прошло, и я жду от вас ответа на мои письма, что я вам послала. За всё время, что вы находитесь в Палестине, мы получили три открытки. Когда отец умер, мы послали вам телеграмму из Минска и несколько писем, но ответа до сих пор не получили. Я думаю, что оттуда письма не доходят. Будьте здоровы, пусть 40-й год будет получше, дай Бог, чтобы мы встретились.

До встречи.             Кейла.

Открытка от 25.01.1940 г.

Мои дорогие, брат, невестка и племянник! Вашу открытку, т.е. закрытое письмо мы получили. Я хотела тоже ответить закрытым письмом, но у нас теперь большие морозы, в доме холодно, откладываю это на другой раз. Твоя моя сестра Хая теперь в Барановичах, она находится на улице Хавански № Она ходила смотреть, что делается с твоими вещами. Они хотели пересыпать нафталином и забрать. Для Хаи это было бы реально, но хозяин не отдал. Он говорит, что ты ему должен 230 злотых, которые ты у него взял и 150 квартирных. Он хочет, чтобы ему заплатили вперёд и по стоимости прежних денег. Он не отдал ей твои вещи до тех пор, пока она не перевезла свои. Из твоих вещей там две кровати, буфет, две перины, два одеяла и ещё разное. Напиши, что нужно делать дальше. У него всё может пропасть, напиши мне, должен ли ты ему деньги. Хае твои вещи не нужны, у неё своего хватает, но твои вещи у неё будут целее. Напиши, если ты должен, то Миша не промах, он знает, что делать. Телеграмму отправили из Минска, потому что в Любани за границу телеграммы не принимают. Напиши мне, Довид, собираешься ли вернуться. Видишь, моё сердце мне подсказало, когда я не радовалась твоему отъезду. Оставайтесь здоровы. Я надеюсь, что мы ещё увидимся. Привет Саре и привет от мамы.

Кейля.

От 1.02.1940 г.

Мои дорогие! Отвечаю сразу на 2 открытки, которые прибыли в одну неделю. Я у тебя спрашивала, можешь ли ты приехать обратно к нам, то здесь у меня спросили, чем ты тут занимался до того, как уехал. С твоей работой можешь приехать, но теперь всё закрыто, нельзя и думать об этом. Будем надеяться, что в дальнейшем всё изменится. Я уже писала, что Миша с Хаей живут в Барановичах. Вчера разговаривала с ними по телефону, говорили о тебе. То, что ты просил, невозможно выполнить. Я им прочитала твоё письмо. Мама чувствует себя хуже, чем когда-либо. Зима в этом году очень холодная и тяжёлая, ещё переживания с отцом, они очень сдала. Она очень хотела тебя увидеть, тогда бы смогла спокойно умереть.

Будьте все здоровы.                              Кейля.

От 1.03.1940 г.

Мои дорогие! Вчера мы получили одну открытку и одно закрытое письмо, я сразу же отвечаю на них. Я тебе уже писала, что Хая с Мишей живут в Барановичах. Я часто разговариваю с Хаей по телефону, их куда-то вызывали и Хаю, и Мишу, но он отказался писать про тебя. Наверное, он боится палестинцев… или, возможно, говорят, что ты был в…думаю, Хая с Мишей скоро приедут в Любань, тогда смогу с ними поговорить более открыто. Я тебе писала, что хозяин квартиры говорит, что ты ему должен 230 злотых и 150 злотых за квартиру. Если должен, нужно заплатить и забрать от него вещи, потому что твоя квартира уже занята, он всё забрал себе. Хая бы лучше сохранила твои вещи, было бы хорошо, если бы ты написал, чтобы он отдал их. Напиши, что там осталось. Ты пиши мне, а я ему отправлю.

 Будьте здоровы. Кейля.

От 31.03.1940 г.

Сегодня последний день третьего месяца, но за этот месяц я не получала от тебя ни одного письма. Я думаю, что мои письма до тебя не доходят. Возможно, я писала в письмах правильные вопросы, потому мои письма могли не дойти. Хая мне писала, что она отправила что-то с кем-то, кто поехал в Палестину. Ещё кто-то должен поехать, она отправит тебе костюм и несколько фотографий. Теперь меня очень интересует, почему можно поехать туда, но нельзя уехать оттуда. Я забываю спросить у Хаи, как можно поехать туда. Сегодня я много писать не буду, буду ждать от тебя ответа, хотя бы одно письмо, тогда я больше напишу. Оставайтесь все здоровы.

Кейля.

Привет от мамы, она очень беспокоится о тебе.

От 26.04.1940 г.

Довольно долго не получала от тебя писем. Теперь получила открытку от 7.03, что меня очень обрадовало. Раньше я делилась с отцом, теперь я одна, которая не может забыть единственного брата, который находится так далеко за морями. Сегодня пятница, накануне субботы спешу написать покороче. Хая не живёт в твоей квартире, она живёт на другой улице, название поменялось на Комсомольскую. Рая мне писала, что два раза уже посылала тебе передачи. Один раз что-то из белья, второй раз – костюм и ещё что-то. Твою квартиру заняли другие. Почему Рая тебе не пишет? Я ей скажу, чтобы она писала мне, а я тебе отправлю. Я пишу всё время, но то, что не доходит, не наша вина.

Будьте все здоровы, привет от мамы. Кейля.

От 17.05.1940 г.

Дорогой Довид и все остальные!

Пишет тебе Хая, будучи два дня в Любани, пишу тебе несколько слов. Первое, хочу тебе ответить на то, что ты пишешь, что если бы Хая хотела, то могла бы послать тебе некоторые вещи. Не забудь, что не всё, что мы хотели бы послать тебе, можно отправлять в Палестину! Я послала тебе две пары кальсон, больше ничего у меня не приняли. В январе один человек поехал к вам, мы за ним ходили, а он уехал внезапно. Теперь мы не знаем, кто поедет. Пишу тебе про твои вещи. Я хотела их забрать, чтобы лежали у меня, шубу и остальное, но хозяин квартиры сказал, что ты им должен деньги, он не отдал шубу и другое, разрешил взять только две пары кальсон, которые я тебе послала. Мы из Гомеля переехали в Барановичи по месту работы Миши, но не живём в твоей квартире. Мы живём на улице Олянскер. Я пишу это письмо у Кейли (твоей сестры), приехала, чтобы повидаться с мамой, она очень хотела меня видеть, мама здорова, как и все остальные женщины. Так особых новостей нет.

Теперь дописываю я, Кейля. Хая была здесь два дня несколько дней тому назад, Миша тоже был в Любани. Я хотела знать, что тебе передали о Хае и Мише, если возможно, напиши. Работаешь ли ты или безработный, как у нас говорят.

Будьте все здоровы.        Кейля.

Краткое пояснение к этой открытке: брат моей мамы и Хаи Довид в августе 1939 года поехал со своей женой из Барановичей (тогда это была Польша) в гости к сыну в Палестину, в ТельАвив. В Польше в Барановичах он работал учителем. Через месяц, в сентябре началась Вторая Мировая война. Германия напала на Польшу, мамин брат не смог уже возвратиться в Барановичи, тем более, что Западная Белоруссия и Барановичи вошли в состав Советского Союза. Из открытки можно сделать вывод о том, как жили в то время евреи в Палестине, подмандатной территории Англии. Довид поехал к сыну в гости, он тоже, как и отец был учителем, работал в ТельАвиве. В гости едут с однимдвумя чемоданами. Все вещи остались в Барановичах, ведь они собирались возвратиться. А сын в те времена даже не мог обеспечить своего отца одеждой, сестра вынуждена была посылать ему в ТельАвив кальсоны. На работу Довид тоже не мог устроиться. Так что напрашивается сравнение: бывшая Палестина и теперешнее Государство Израиль!

Открытка от 16.06.1940 г.

Мой дорогой брат, невестка, племянник. Только что получила от вас закрытое письмо от 30.04. Прежде, чем написать тебе ответ на твоё письмо, я прочитала твоё письмо несколько раз, заливаясь слезами. Почему мы должны жить так далеко друг от друга?! Ты пишешь, что только я одна тебя не забываю, так же, как и ты меня не забываешь. Хая живёт близко, мы с ней дружим, как две сестры, как и раньше. О нашей второй сестре Алте я тебе не буду писать, если бы ты больше её знал, было бы иначе. Но коротко, передам. Когда умер отец, она была с ним в раздоре, более двух лет не разговаривала с отцом, так он и умер, не помирившись с ней… Всё пропало. Отсылаю твоё письмо Хае, может быть, этим летом я поеду к ней в Барановичи. Когда прибыло твоё письмо, то у меня были тётя Юдес и Хана, тётя Феня, они обиделись, что ты не передаёшь приветы. Я бы написала тебе закрытое письмо, но я думаю, что открытка приходит быстрее. Вся радость в том, что мы знаем друг о друге.

Оставайтесь здоровы. Ваша Кейля.

Краткое добавление к этой открытке. Когда я уходил из гетто, из ямы, в которой находился, там же был и муж маминой сестры Алте Абрам, я предложил дяде вместе уходить из гетто, но он отказался, сказал: «куда я с тобой денусь Такой была и сестра Алте и её муж!

От 6.08.1940 г.

Перевод: Мои дорогие! Я очень долго ждала твоего письма, но не дождавшись, пишу опять. Последнее письмо прибыло 30.04. Пока я не получала больше ничего, не хочется думать о плохом. Я всегда стараюсь думать только о хорошем, но сердце моё поджимает, я не знаю, что могло случиться за это время, что нет от тебя письма. Когда был жив отец, он приходил ко мне, мы вместе горевали и думали о тебе. Сегодня я одинока, единственная, которая думает о тебе постоянно. Ни на секунду я тебя не забываю, мой единственный брат, который оторвался от нас, а мы ничем не можем тебе помочь. Немного раньше у меня была Хая, мы вместе написали тебе письмо. Получил ли ты его? Оставайтесь все здоровы, я не теряю надежды, что скоро что-то от тебя получу.                                            Кейля.

От 11.09.1940 г.

Мои дорогие! Уже потеряла надежду на получение от тебя письма. Вдруг, как с неба упала, пришла открытка от 1.07. За целое лето прибыло только одно письмо с последнего праздника Песах и до сегодняшнего дня, когда пришла открытка. Я много думала, получаешь ли ты мои письма. То, что ты пишешь для Хаи, я ей сразу же отправлю. Не верь парню, который тебе наговорил на неё неправду. Если бы он хотел взять вещи для тебя, она бы точно дала ему. Когда я поеду в Барановичи, сразу же заберу твои вещи, которые только возможно. Я поеду позже, когда справлюсь с огородом, выкопаю картошку. Напиши мне, Довид, как поживает семья Рабиновичей. И последнее, я привыкаю с надеждой, что нужно жить, надеяться, что мы ещё когда-нибудь встретимся с тобой.

Оставайтесь здоровы.           Кейля.

 

От 19.10.1940 г.

Дорогой брат! Я отвечаю тебе с большой любовью на открытку от 30.08, которую получила 12 числа. После перво-го я вам тоже послала открытку. В Барановичах я ещё не была, занята на огороде. Сняла хороший урожай огурцов и картошки. Теперь Хая едет на курорт, когда она приедет, я поеду в Барановичи. Я не раз писала и просила твоих друзей, Файнтла, чтобы они тебе писали. Они не хотят оттуда писать, то пусть пишут через Любань. Но она не прислала мне больше ни одной открытки. Возможно, она не хочет потерять свой авторитет, что делать, она ведь там учительница. Пусть это остаётся последней бедой! Одно хочу, чтобы мы ещё могли увидеться. Как бы я тогда была счастлива! Ещё хочу у тебя узнать, как можно поехать из Барановичей в Палестину, и второе – есть ли у тебя там работа или ты по-прежнему свободный.

Оставайтесь здоровы.      С любовью,  Кейля.

От 20.11.1940 г.

Перевод: Мои дорогие! Сегодня я получила твоё письмо от 13.10. Я хочу ответить вам закрытым письмом, но, как видно, одно письмо, которое я писала вместе с Хаей, не дошло. Поэтому я пишу открытку, возможно, она быстрей дойдёт. В Барановичи я ещё не ездила. Никак не могу выбраться. Михля, моя старшая дочь, ей уже 16 лет и 3 месяца, но оставить на неё дом я пока не могу. Когда я там буду, я напишу тебе оттуда. С хозяином квартиры Хая покончила, она даёт ему 1000 рублей, а он отдаёт ей все вещи. Одна маленькая радость для меня и Хаи, когда мы встречаемся, думаем, если бы ты смог это всё использовать. Немало слёз я пролила, глядя на всё то, что ты оставил в Барановичах. Сегодня, когда я смотрю на твоё доб-ро, то думаю, в чём ты теперь ходишь и где ты, опять болит сердце. Когда жив был отец, мы вместе горевали, всё вместе – и радость, и печаль. Также радовались твоим письмам. Теперь я осталась одна, дорогой брат, сестра, которая тебя не забудет. Очень хочется хоть повидаться, всё бы отдала, чтобы это осуществилось.

На этом кончаю, через несколько дней я напишу закрытое письмо, может быть, оно дойдёт. Будьте здоровы, Кейля. Тётя Юдес имеет 130 рублей в месяц, квартирные деньги, ей достаточно для жизни.

От 20.12.1940 г.

Мои дорогие! 8.12 я отправила закрытое письмо и положила в него свою фотографию. Я положила одно письмо в другое, ты сам поймёшь. Про Киве Левичей она тебе писала, но как я поняла, она ещё не всё забрала. Она теперь дома, когда придёт, то заберёт остальное. Теперь спрашивается, что делать, чтобы всё это попало в твои руки. Я долго говорила с ней, что можно сделать и как. Но ты и сам не знаешь, что будет дальше. Возможно, в Тель-Авиве ещё хуже было бы, чем там. Я это хорошо знаю, а может быть, было бы намного лучше. Но что мы должны думать, что должно было бы случиться, когда всё уже прошло?! Теперь невозможно возвратить. Надо жить с надеждой и не принимать всё близко к сердцу.

Оставайтесь все здоровы.          Кейля.

От 26.01.1941 года

Дорогой брат Довид! Наконец-то дождались открытки от 4.12.40 г. Мне очень жалко, что мы разбросаны так далеко друг от друга, даже писать не можем, что хотим. Сегодня я была у мамы, я ей принесла твою открытку. Она беспокоится о своём единственном сыне, а чем можно ей помочь?! Она говорит, как отец говаривал, что будет, пусть так и будет. Сколько времени мы жили недалеко друг от друга, а видеться не могли, пришло время, могли бы быть ближе, но опять переворот. Ты писал, что поедешь к дяде. У нас говорят, что он собирается с багажом в дорогу, напиши, правда ли это. Хая спрашивает, отдал ли тебе тот парень пару кальсон.

Оставайтесь здоровы.              Кейля.

От 24.02.1941 г.

Перевод этой открытки: Дорогой брат Довид! Твою открытку от 3.01 я получила, мама тоже получила твоё письмо, в котором ты пишешь, что был бы рад получать письма от мамы. Долгое время мы не писали, только теперь опять пишем, но понемногу, потому что Алте хочет донести на меня. Я её не люблю, но и не виню её. Она не разговаривает со мной, любит доносить. Она и с отцом два года перед его смертью не разговаривала, он так и умер, не помирившись с ней. Если всё описать, то дорого обойдётся для моего здоровья. Больше об этом не буду. Я знаю, что тебе писали, что я не разрешаю маме пользоваться огородом, но это неправда. Я маме помогала собирать огурцы. Ещё во многом помогала, но писать об этом не буду. О чём спросишь, на то и отвечу.

Будьте здоровы.             Кейля.

От 14.04.1941года

Перевод: Дорогой Довид! Вчера мы получили твою открытку от 10.4. Твоё закрытое письмо ещё не получили, но, может быть, оно ещё придёт. Теперь есть много, о чём писать, но мы должны довольствоваться немногим. Я прошу прислать одну фотографию. Пришли доверенность на имя матери, чтобы получить твои вещи, потому что ты просишь Хаю, чтобы она получила, это нужно сделать срочно. Я надеюсь, что через несколько дней мы получим. Ты пишешь, что мы должны довольствоваться одной от-крыткой. Если бы ты знал, как я обрадовалась фотографии, я от радости заплакала. Я не знала, что подумать, так долго не было письма. Пока достаточно. Целую. Когда мама увидела фото, она долго смотрела, не выпуская его из рук.

Всё.              Кейля.

 

Последняя открытка мамы к брату в Палестину от 13.06−1941 года

Последняя открытка от 13.06.1941 года была получена братом. В ней мама писала, как распорядились с его имуществом в Барановичах, но…

ЧЕРЕЗ 9 ДНЕЙ НАЧАЛАСЬ ВОЙНА.

Краткий комментарий к открыткам:

Многое открылось спустя столько лет. Разве я, мальчишка 13-ти лет знал свою маму, не всё позволено было знать мальчишке. Но как вижу из этих открыток, мама предстаёт мужественным и стойким человеком. Она преданно любила брата. У мамы было две сестры Хая и Алта, а мне только сейчас стало известно, что Алта была «стукачом», доносила на маму в НКВД о переписке с братом в Палестине. Но мама, вопреки всему, а, главное, несмотря на грозящую всем нам опасность, переписку не бросила. Алта умерла в Минске в 1978 году в нашей квартире, где жила временно. Её сестра Хая, зная о ней всё, не пришла на её похороны

В заключение к переводу открыток приношу искреннюю благодарность бывшей героической партизанке Раисе Городинской за перевод открыток с идиш на русский язык.

 

Опубликовано 06.02.2017  08:21

Обновлено 08.02.2017  00:20