Tag Archives: комиссары на войне

Ефим Фарберов (Калифорния). Комиссары


Не без сомнений и колебаний взялся я за эту статью о комиссарах. В давно прошедшие советские времена о них писали довольно много, особенно в книгах о гражданской войне и, конечно, только положительно. Постепенно интерес к этой теме начал снижаться, о комиссарах Bеликой Отечественной писали меньше, а потом о них просто начали забывать. Последний “гимн” комиссарам пропели авторы знаменитой брежневской “Малой земли”. В последнее время о комиссарах пишут редко, причем обвинения в их адрес со стороны воинствующих антисемитов и некоторых авторов-демократов на удивление совпадают: “комиссарский гнет”, “засилье комиссаров” и т.п., разве только демократы, естественно, не пишут о “жидо-большевистских комиссарах”. Некоторые проклятия чуть ли не дословно совпадают с гитлеровскими листовками начала войны типа: “бей жида-политрука, морда просит кирпича” (сам видел такие листовки в июле 1941года и понимал их смысл – мне уже было целых 13 лет). Понимаю, что в одной статье раскрыть тему невозможно, что читатели – ветераны, историки могут найти неточности и пробелы. Я буду искренне благодарен за исправления и дополнения.

Комиссаров не придумали большевики. Слово “commisarus” латинского происхождения, так называли людей, в обязанности которых входило представлять власти, как бы особо уполномоченных. В некоторых армиях западных стран комиссарами называли ответственных за снабжение войск. Комиссаров назначал якобинский конвент. Были комиссары Временного правительства в 1917 году. Накануне Октябрьского переворота Военно-революционный комитет послал своих комиссаров в воинские части и на боевые корабли. Наконец, большевистские руководители не долго думали над названием первого Советского правительства; его назвали Советом народных комиссаров, а членов правительства – народными комиссарами. Это наименование продержалось до 1946 года, когда появился Совет Министров. Были звания государственных комиссаров в НКВД (о них вспоминать не хочется). Были рейхскомиссары в гитлеровской Германии. И сейчас есть комиссары полиции в ряде стран. В одном из американских энциклопедических словарей сказано: “commissar” – официально назначенное коммунистической партией лицо для обучения партийным принципам политики и контроля над общественным мнением.

В данной статье речь идет не о комиссарах вообще, а о военных комиссарах. Они появились в Красной Армии в начале гражданской войны. Эта должность была введена в апреле 1918 года по инициативе Ленина и Троцкого. Чтобы понять необходимость и смысл введения этой должности, вспомним, что Советская республика вела войну с армиями ряда государств и с мощными силами внутри страны. Эти войска возглавляли опытнейшие генералы и офицеры, имевшие солидное военное образование. Старая российская армия распалась, солдаты ногами проголосовали за возвращение по домам. Новая армия, созданная на добровольных началах, не в состоянии была отбить натиск сильного противника. Нужна была регулярная армия с крепкой дисциплиной, опытными и грамотными командирами.

Теперь уже известна роль Троцкого в создании такой армии. И делал он это, часто идя напролом, не соблюдая общепринятых норм. “Мы не можем войти в царство социализма в белых перчатках”, – говорил он. Была отменена выборность командиров, устанавливалась жесткая дисциплина, расстреливали за дезертирство и невыполнение приказов. В Красную Армию призвали десятки тысяч офицеров царской армии. Они командовали фронтами, армиями, соединениями и частями. Некоторые из них пошли в новую армию добровольно, считая защиту России от иноземного нашествия своим долгом. Очень многих мобилизовали насильно, под угрозой ареста, концлагеря, расправы с семьями. Вполне естественно, что многие из них никак не хотели воевать за чуждую им власть, против своих однополчан, друзей и родных.

И Ленин, и Троцкий это понимали, но понимали они и то, что без военных специалистов Красной Армии не обойтись. За командирами из старых офицеров нужен был жесточайший контроль, с них нельзя было спускать глаз – считало советское руководство. И не без оснований. Не случайно одной из важнейших обязанностей военных комиссаров было решительное пресечение изменнической деятельности отдельных командиров. И пресекали… Комиссарам также вменялось в обязанность политическое просвещение личного состава, насаждение духа революционной дисциплины и организованности.

Комиссары назначались не только к старым военспецам, но и к своим командирам, выдвинутым из вчерашних унтер-офицеров, солдат, матросов, рабочих, некоторых интеллигентов. Многие из них не могли избавиться от партизанщины, вольницы, не признавали военной дисциплины, самовольничали, не выполняли приказов командования. Их надо было держать в крепкой узде. Комиссарам давались огромные права: они контролировали каждый шаг командиров, любой приказ был недействительным без их подписи, они ведали подбором кадров, докладывали в вышестоящие инстанции обо всем, что считали нужным. Нередко возникали конфликты между командирами и комиссарами, которые побеждали чаще. Но при этом на военкомов были возложены большие обязанности. Они в своих частях отвечали за все. В случае измены командира, перехода на сторону противника, бегства красноармейцев с передовой и других ЧП – слетали головы с плеч комиссаров. Не случайно в одном из приказов председателя Реввоенсовета Троцкого говорилось: “Если какая-либо часть отступит самовольно, первым будет расстрелян комиссар, вторым-командир… Трусы и шкурники не уйдут от пули…”

Чтобы выполнять такие сложные обязанности, нужны были знания, опыт, военная подготовка. Кто же становился военкомами, а их понадобились тысячи? Комиссарами соединений и частей становились и старые партийные работники, и молодые коммунисты – вчерашние солдаты, рабочие, мелкие служащие, недоучившиеся студенты. Одни из них имели большой жизненный опыт, умели работать с людьми, у других этих качеств не было. Большинство комиссаров не имело военной подготовки. Среди известных высокопоставленных комиссаров были старые большевики-подпольщики: С.Гусев, Р.Землячка, С.Орджоникидзе, В.Куйбышев, “луганский слесарь” Ворошилов, Я.Гамарник и др. Благодаря своей книге и известному фильму вошел в историю комиссар Чапаевской дивизии Дмитрий Фурманов.

Среди военных комиссаров было немало евреев, что сейчас всячески обыгрывают некоторые историки и публицисты-антисемиты. И объясняют это просто: Лейба Бронштейн (Троцкий) ставил на высокие комиссарские посты “своих”. Для таких утверждений нет оснований. Троцкий, как и многие большевистские лидеры-евреи, был слишком далек от еврейской жизни, фактически не был связан со своим народом. Все они фанатично служили своей идее. Примечательно, что при всех обвинениях в адрес Троцкого и его сторонников, а так же Зиновьева, Каменева и др., при всех ярлыках, которые на них навешивал лично Сталин (правые, левые, “право-левые”, “банда шпионов и убийц” и т.п.), он не додумался обвинить их в еврейском национализме и сионизме.

Но евреев-комиссаров было действительно немало. Вырвавшись из черты оседлости, из зон страшных погромов, в жажде свободы и равноправия в революцию устремилось много еврейской молодежи и не только молодежи. Многие из них шли в партию большевиков, в том числе и недавние бундовцы. Разные это были люди: и безумно храбрые, и не очень, и образованные, и малограмотные, и умевшие найти пути к умам и сердцам красноармейцев, всегда готовые помочь людям, и сторонники жестоких репрессий. Было им очень нелегко. Многие командиры, и бывшие царские офицеры, и “свои” едва скрывали свой антисемитизм. В духе ненависти к “христопродавцам” были воспитаны и многие рядовые, особенно из красных казаков. Высмеивали неистребимый местечковый акцент, нестроевой внешний вид. Но многие комиссары-евреи, как и другие, за свою храбрость, честность, доброжелательность пользовались большим уважением.

Надo, однако, подчеркнуть, что комиссары-евреи, железные латыши, поляки и другие “инородцы” отнюдь не составляли большинства в комиссарском корпусе. Можно спросить: чего было больше от деятельности комиссаров гражданской войны – пользы или вреда? Непростой вопрос. Для победы советской власти – безусловно пользы. Для ее противников, борцов за “единую и неделимую”, конечно, вреда. Недаром попавшие в руки белой гвардии комиссары не ждали пощады. На счету военкомов и боевые заслуги, и жертвы, иногда невинные. Но оценивая роль комиссаров, надо помнить: шла война гражданская – самая свирепая, кровавая, беспощадная. К такой войне с обычными мерками не подойдешь.

Романтика гражданской войны еще долгие годы будоражила сердца и умы молодежи. Сейчас все горячо полюбили Булата Окуджаву, даже те, кто не так уж давно устраивал ему обструкции, как это было в Минске. Но об одном из его произведений теперь стыдливо умалчивают или снисходительно объясняют данью времени, или даже требованиями властей. Но Булат Шалвович никогда властям не угождал. Эти строки солдат Великой Отечественной, сын комиссара гражданской, павшего жертвой сталинских репрессий, написал совершенно искренне:

Но если вдруг когда-нибудь мне уберечься не удастся,
Какое новое сраженье не покачнуло б шар земной,
Я все равно паду на той, на той далекой, на гражданской,
И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной.

Вдумаемся в эти строки… В годы гражданской войны начала складываться система руководства военными комиссарами. Сначала это было Всероссийское бюро военных комиссаров, затем политотдел Реввоенсовета и, наконец, Главное политическое управление Красной Армии (ГлавпурКА). Первым начальником Главпура был старый большевик С.И.Гусев (Я.Д.Драбкин) – 1921-22 гг. Его сменил В.А.Антонов-Овсеенко, смещенный как сторонник Троцкого. Следующего начальника – А.С.Бубнова переместили в Наркомпрос. С 1924 по 1937 год Главпур возглавлял Я.Б.Гамарник. Из них своей смертью умер только Гусев.

С 1937 года ведомство возглавлял Л.Мехлис – одна из самых мрачных фигур сталинской системы: политработник гражданской войны, работник ЦК, личный секретарь Сталина, редактор “Правды”, начальник главного политуправления, армейский комиссар 1 ранга, нарком госконтроля. На его счету многочисленные расправы над ни в чем не повинными людьми, особенно военными. Сталин ему полностью доверял. Даже после тяжелейшего поражения на Керченском полуострове в 1942 году Верховный только снял Мехлиса с должности и понизил в звании, хотя его вина в поражении была бесспорной. Вскоре он был уже членом Военного совета фронта. Такой член Военного совета был наказанием для командующего. Мехлис вмешивался во все дела, подсиживал, а главное, пользуясь особой привилегией, писал доносы лично Сталину. Дело иногда кончалось снятием командующего, иногда перемещением Мехлиса на другой фронт. Ему было присвоено звание генерал-полковника, хотя большинство членов Военных советов осталось генерал-лейтенантами. В 1952 году его, тяжело больного и уже не работавшего, снова сделали членом ЦК.В начале 1953 года при высшей точке государственного антисемитизма его со всеми почестями похоронили в Кремлевской стене.

В 1942-45 гг. Главное политуправление возглавлял А.Щербаков. К нему мы еще вернемся. После гражданской войны положение военных комиссаров изменилось. Новый наркомвоенмор М.В.Фрунзе был сторонником единоначалия. В ходе военной реформы была упразднена должность комиссаров в тех частях и соединениях, которыми командовали члены партии. Командир сам был и комиссаром и имел помощника по политчасти – помполита. Комиссары остались при беспартийных командирах, контроль за деятельностью которых не ослабевал. Думается, что это хорошо запомнилось будущим маршалам Л.Говорову и И.Баграмяну, принятым в партию только во время Великой Отечественной войны.

Через 12 лет должности комиссаров были восстановлены в полном объеме. Это произошло в мае страшного 1937 года: Сталину нужен был особенно жесткий контроль над армией. В ротах, батареях были политруки, в батальонах и выше-военные комиссары. Политработники имели специальные воинские звания-в скобках равные им звания комсостава: младший политрук (лейтенант), политрук (ст. лейтенант), ст. политрук (капитан), батальонный комиссар (майор), полковой комиссар (полковник), бригадный, дивизионный, корпусной комиссары (комбриг, комдив, комкор – с 1940 года генералы). И, наконец, армейские комиссары 2 и 1 ранга. Позже появились старшие батальонные комиссары-подполковники. Все политработники носили на рукавах алые звезды с серпом и молотом.

Под руководством Мехлиса комиссары участвовали в “чистке” вооруженных сил и сами попадали под жернова этой чистки. Из всех армейских комиссаров в живых остались только Мехлис и Щаденко. В своей знаменитой книге “The Great Terror” Роберт Конквест (Robert Conquest) называет цифру – 17 репрессированных армейских комиссаров, в том числе заместителей застрелившегося Яна Гамарника – Булина, Осепяна, Славина и др. Армейским комиссаром был легендарный начальник главного разведуправления Ян Берзин. Конквест пишет, что было репрессировано 20 тысяч политработников. Сейчас некоторые авторы бездоказательно утверждают, что количество арестованных и расстрелянных военных преувеличено. Наверное, точных цифр мы уже не узнаем, но удар по вооруженным силам был нанесен колоссальный. Последствия сказались скоро.

В 1940 году комиссарские должности были полностью ликвидированы. Комиссаров заменили помполиты. Казалось, что это решение окончательно и бесповоротно. Но началась война, страшные поражения 41-го, окружения, пленные… Комиссары потребовались снова. В самом начале войны их должности были восстановлены. Новые комиссары существенно отличались от военкомов гражданской войны. Среди них уже почти не было закаленных старых большевиков, исчезли комиссары-латыши, поляки-“шпионы” были отстрелены, меньше стало и евреев. Многие успели закончить военно-политические училища и даже академию, но далеко не все. Многие политработники были призваны в армию перед войной из запаса, часто это были довольно опытные и образованные люди, но со слабой военной подготовкой.

В начале войны в действующую армию на высокие комиссарские должности членов Военных советов, начальников политуправлений и политотделов были направлены крупные партработники, в том числе Н.Хрущев, Н.Булганин, П.Пономаренко, Л.Брежнев и др. Показали они себя по-разному. Прав у новых комиссаров теперь было поменьше, и командиры были не те, и Сталин, особенно во второй половине, войны относился к политработникам как-то пренебрежительно: их реже, чем командиров, награждали, туго присваивали очередные звания. Так что говорить о “засилье” комиссаров в годы этой войны – явное преувеличение. Я как-то спросил о деятельности комиссаров у нескольких ветеранов, вступивших в бой еще летом 41-го. Ответы были разными. Одни говорили, что комиссары слишком контролировали жизнь личного состава, надоедали своими назиданиями и призывами, другие рассказывали о смелых и умных комиссарах, вдохновлявших бойцов и словом, и личным примером, о людях, всегда готовых помочь, с которыми можно было посоветоваться, излить душу.

Кто прав? Думается, что и те, и другие. Все зависело от того, кто был комиссаром. Гитлер люто ненавидел советских комиссаров, считал их истребление необходимым для победы. Незадолго до нападения на Советский Союз он издал знаменитый “приказ о комиссарах”, в соответствии с которым все попавшие в плен комиссары расстреливались немедленно, как и евреи. Приказ неукоснительно выполнялся. Как правило, комиссары в плен не сдавались, хотя были и исключения.

Расскажу о нескольких комиссарах. Ефим Моисеевич Фомин (сейчас некоторые авторы начали называть его Хаимом, видимо, чтобы подчеркнуть его национальность, хотя она и так не вызывает сомнений) – полковой комиссар, один из руководителей обороны Брестской крепости. Для помполита полка его звание было слишком высоким, похоже, что его направили в Брест с понижением. Нападение немцев для защитников крепости было внезапным, но комиссар не растерялся, собрал вокруг себя солдат, установил связь с другими группами, был автором знаменитого приказа #1. Положение было безнадежным, но о сдаче в плен у комиссара не было и мысли. И когда группа израненных, голодных, обессиленных людей оказалась в плену, и кто-то выдал комиссара, гитлеровцы без промедления прислонили не державшегося на ногах Е.Фомина к стене Тереспольской башни и расстреляли, выполнив приказ о комиссарах. Я надеюсь, что люди и сейчас, как и прежде, приносят к этому месту цветы. Когда оборона Брестской крепости через многие годы после войны получила широкую известность и ее защитники были награждены, полковой комиссар Фомин посмертно был награжден орденом Ленина. Представление на звание Героя не прошло.

9 октября 1942 года институт военных комиссаров в соответствии с приказом Сталина был отменен. Вводилось полное единоначалие, комиссары стали замполитами, им присвоили офицерские звания, чаще всего на ступень ниже. В дивизиях, корпусах и армиях сохранились политотделы. Какое-то время замполитов по старой памяти еще называли комиссарами, но постепенно это слово стало забываться. Обязанности замполитов в основном были те же, что и у комиссаров, но права несравнимо меньшие: замполит был одним из заместителей командира и подчинялся ему, как и другие замы.

В свое время мне довелось изучать боевой путь 77-й Гвардейской, ордена Ленина, Краснознаменной, ордена Суворова Черниговской стрелковой дивизии. Начиналась она как 20-я дивизия народного ополчения Москвы, состояла из добровольцев-рабочих, инженеров, педагогов, научных работников… После битвы под Москвой стала кадровой, за Сталинград получила наименование Гвардейской, войну закончила в Берлине. В дивизии было более 80 Героев Советского Союза. Первым комиссаром дивизии был Д.Шепилов, тот самый “примкнувший”. Его сменил А.Ф.Меденников, пришедший в ополчение в начале его формирования.

Я хорошо был знаком с Александром Федоровичем. Уже немолодой, крепко сбитый, с умным выразительным лицом, он производил впечатление какой-то доброты и надежности. С удовольствием рассказывал о боевом пути дивизии, о ее людях, но очень мало о себе. Не любил, когда о нем начинали рассказывать однополчане, но они рассказывали не просто с большим уважением, а прямо с любовью. Говорили что был он смел, решителен, но и осмотрителен, строг и добр, никогда не рубил с плеча, в трудный момент всегда оказывался на нужном месте – настоящий комиссар. Я не раз присутствовал на его встречах с молодежью, учащимися. Многим педагогам стоило бы поучиться. Была у А.Меденникова еще одна нелегкая обязанность: усмирять своего комдива. Генерал был опытным и храбрым командиром, в бою был хорош, но характер имел необузданный, был своенравен, груб, наказывал почем зря, часто срывался – и не только по отношению к подчиненным, но и к начальству. Любил повторять, что в молодости на шахте его правилам вежливости не обучали. Усмирить его мог только начальник политотдела. Он находил нужные слова, иногда резко увещевал, стыдил, требовал и добивался того, чего не могли добиться большие начальники. Генерал его высоко ценил, уважал, считал верным другом. За Днепр комдив получил звание Героя, начальник политотдела – орден Ленина.

…Есть в белорусском Полесьe небольшая деревня Клинск. Рядом железнодорожная станция. Зимой 1944 года здесь шли ожесточенные бои. Одна за одной две дивизии штурмовали немецкие позиции, понесли большие потери, но взять деревню и станцию не смогли. Немцы построили здесь сильную оборону, все подступы находились под перекрестным огнем, местность была густо заминирована. Переброшенная сюда 77-я тоже успеха не имела. Прибывший на место начальник политотдела 61-й армии А.Г.Котиков к комдиву сразу не пошел, а вместе с начальником политотдела дивизии отправился на передовую. Солдаты, промерзшие, уставшие, злые, как черти, встретили начальников настороженно. А на вопрос о причине неудачи немолодой сержант в сердцах ответил: “Cпросите у начальства”, и добавил: “Лезем в лоб, вот немцы нас и лупят. А давно можно было обойти их по оврагам и ударить с фланга. Я говорил, да кто послушает”. Комиссары попросили показать путь через овраг, вместе с сержантом проползли по мокрому снегу и убедились в правоте бывалого воина. Генерал не сразу, но понял рассказ политработников. Той же ночью деревня и станция были взяты без больших потерь. Тогда в дивизии говорили: Клинск взяли сержант и два комиссара.

Могут сказать, что слишком уж благостная получилась история о политработнике. Но это правда. Мне об этом рассказали несколько ветеранов, в том числе один прямо в Клинске, куда он приехал на места боев. Я попросил генерала Котикова подтвердить рассказ ветеранов. Он ответил да, было дело, на передовую первым полез Саша Меденников, и добавил, что сложнее было убедить комдива.

Справедливости ради надо рассказать еще об одном комиссаре, которого я как-то упоминал в письме в редакцию. В начале войны против СССР в германском министерстве пропаганды был образован восточный департамент, в котором работали профессионалы, считавшиеся знатоками России. Главным направлением их деятельности была борьба с “еврейским большевизмом”. Сочинялись памфлеты, листовки, велись передачи на русском и других языках народов Союза. Департаменту срочно нужны были свежие кадры из России. Использовались некоторые сдавшиеся офицеры, но требовалась крупная фигура. И она нашлась. Это был бригадный комиссар Жиленков, сдавшийся в плен в конце лета 1941года. Автор книги “The Illusion. Soviet Soldiers In Hitler’s Army” немецкий историк Юрген Торвальд приводит заметки полковника Roenne, начальника сектора в восточном департаменте: Жиленков – бывший секретарь Московского обкома партии, в начале войны – комиссар дивизии, а затем – начальник политотдела армии. Этот человек получил от своей партии все: бывшего беспризорника приютили, выучили, сделали крупным партийным функционером, он был богом и хозяином для сотен тысяч советских граждан. Немецкое командование отлично знало, кто он, но приказ о немедленном расстреле комиссаров его не коснулся. Он был нужен. Жиленков сразу же предложил целую программу пропагандистской работы-против Сталина и “жидо-большевиков”. По его предложению начала формироваться в районе Осинторфа, в Белоруссии, русская бригада, которая должна была воевать в составе германской армии. В начале декабря 1941 года Жиленков проинспектировал бригаду и доложил о ее готовности. Но когда бригаду проверил командующий группы “Центр”, он приказал бригаду расформировать, а солдат включить в состав немецких частей. Генерал опасался, что “добровольцы” могут перейти на сторону русских. И он не ошибся: 300 человек перебежало на сторону белорусских партизан. Этот прокол, однако, не поколебал позиций Жиленкова. Иногда подобные формирования называют “власовскими”, но генерал Власов сдался в плен значительно позже. После появления Власова Жиленков начал сотрудничать с ним, хотя особых симпатий генерал к нему не испытывал. Бывший комиссар вел себя уверенно, называл себя генералом, листовки часто сочинял вместе с известным пропагандистом из СС Гюнтером д’Алквеном, возглавлял департамент пропаганды в ведомстве Власова, активно участвовал в формировании дивизий РОА. Вместе с Власовым и другими был по приговору военного трибунала повешен в 1946 году.

И еще одна необыкновенная история. В декабре 1943 года соединения 65-й армии после форсирования Днепра быстро продвигались вперед и подошли к крупному железнодорожному узлу Калинковичи, через который полностью осуществлялось снабжение двух немецких армий. Ситуация находилась под личным контролем Гитлера. Воспользовавшись тем, что две советские дивизии вырвались далеко вперед, немецкие войска нанесли сильный контрудар и отрезали части этих дивизий. Дадим слово командарму 65-й П.И.Батову: “В окружении вместе с другими разрозненными частями дивизии оказался и 1-й батальон 1281 полка, где в это время находился политработник Н.И.Френкель. Собрав вокруг себя подразделения, Френкель отошел в леса Полесья и по своей инициативе начал формировать во вражеском тылу сводный отряд 65-й армии”. Френкель связался с командованием Полесского партизанского соединения, которое одобрило идею формирования сводного полка, в состав которого вошли подразделения двух дивизий. Два месяца полк под командованием полковника Френкеля действовал в тылу противника, разгромил несколько вражеских гарнизонов, провел ряд диверсий на железной дороге. В феврале 1944 года полк соединился с наступавшими частями своей армии. П.И.Батов пишет: “Интересна биография этого офицера. Он один из старейших комиссаров нашей армии, доцент, кандидат исторических наук, руководитель кафедры истории Bоенно-политической академии им. В.И.Ленина” (П.И.Батов. “В походах и боях”. – сс.402-403). Автор допустил маленькую неточность: Наум Исаакович Френкель прибыл на фронт не в начале войны, как говорится в книге, а осенью 1943 года.

Я был хорошо знаком с дважды Героем Советского Союза генералом армии Батовым. В течение 10 лет ежегодно встречался с ним вместе со своими учениками. И почти всегда Павел Иванович находил время, чтобы побеседовать со мной. Сначала, когда он был первым заместителем начальника Генштаба и начальником штаба Oбъединенных сил Bаршавского договора, эти беседы были короткими, позже, когда он возглавил Советский комитет ветеранов войны, – довольно обстоятельными. От Павла Ивановича я узнал много такого, о чем в тогдашней печати и литературе даже не упоминалось. Должен сказать, что Павел Иванович Батов был не только мужественным человеком и талантливым военачальником, участником Первой мировой, гражданской войн, войны в Испании, финской и, конечно, Великой Отечественной войны. Был он весьма образованным, внимательным и глубоко порядочным человеком. Я мог бы привести немало примеров, но уверен, что среди читателей найдутся и ветераны 65-й армии, и ветераны вооруженных сил, которые знали генерала Батова по службе в Германии, Белоруссии, Венгрии, Прикарпатье, Прибалтике, по Kомитету ветеранов войны. Не случайно маршал Рокоссовский отмечал в своей книге, что знал только двоих крупных военачальников, которых подчиненные не просто уважали, но и искренне любили – это были И.Д.Черняховский и П.И.Батов.

Прочитав о Н.И.Френкеле, я спросил, каким образом начальник кафедры академии, доцент, пожилой человек оказался на фронте, да еще и на должности замполита полка. Павел Иванович ответил тогда кратко: направили. Это было начало 70-х годов, время не располагало к большой откровенности, да еще и на такую тему. В последующих беседах, в разговорах с ветеранами выяснились некоторые подробности…

Начальник политотдела армии взволнованно доложил командарму о том, что политотдельцы очень удивлены: прибыл полковник Френкель, их учитель по академии, с направлением в полк. Начальник политотдела считал это направление нелепым и просил хотя бы оставить полковника в политотделе. Командарм позвонил в Москву, ответ был кратким: выполняйте. Очень неудобно чувствовал себя и командир полка, молодой майор, получив такого замполита. А дальше – окружение, сводный полк, партизанская медаль, но на кафедру Френкеля не вернули.

Чем же провинился комиссар гражданской войны, бригадный комиссар, ставший полковником? Ничем, кроме своего знаменитого параграфа. Где-то в середине 1943 года всевластный Щербаков, начальник Главного политуправления, одновременно секретарь ЦК, МК и МГК ВКП(б), да еще и начальник Совинформбюро, пользовавшийся полным доверием Сталина, приказал отправить на передовую большую группу политработников-евреев из военных учебных заведений, тыловых частей и учреждений, а также только что вышедших из госпиталей, якобы для того, чтобы пресечь разговоры о том, что евреи не воюют. Посылали их с понижением, в самое пекло. Многие из них погибли, были ранены. Вот тогда и загремел на полк доцент Френкель. Об антисемитизме Щербакова говорили еще во время войны, он этого особенно и не скрывал.

Между прочим, в многочисленных работах о “деле врачей” я не встретил попыток как-то проанализировать перечень партийных, государственных и военных деятелей, на жизнь и здоровье которых покушались “убийцы в белых халатах”. А зря. Это не случайное сборище лиц. Первый в списке Жданов, затем Щербаков и еще кое-кто из известных своим антисемитизмом. Именно их хотели “извести” эти доктора.

Я не могу подтвердить рассказ о приказе Щербакова какими-либо документами, скорее всего, их просто нет, и приказ был устным. Я нигде об этом приказе не читал, но мне рассказывали о нем люди, не верить которым у меня нет оснований. И первым об этом рассказал мне мой отец, когда убедился, что я уже взрослый человек. Да, мой отец был комиссаром на маленькой должности. До войны меня иногда ребята называли “комиссаров сын”, и я этим гордился. Отец родился в сверхбедной многодетной еврейской семье. С 13 лет работал на фабрике, в 17 стал комсомольцем, в 19 вступил в партию. Как способного рабкора его направили на учебу, и он стал профессиональным журналистом. Наивысшая должность – редактор районной газеты в сельском районе Белоруссии. Был у отца большой недостаток, от которого страдал и он сам, и его близкие: он всегда говорил то, что думал, и не мог понять, как может быть иначе. Говорил он прямо любому начальнику. Ох, и доставалось ему за эту прямоту всю его многотрудную жизнь. В 19 37 году он прямо сказал, что не верит обвинению в том, что два районных работника, которых он хорошо знал, враги народа. Их все равно арестовали, а он, отстраненный от работы, каждую ночь ждал ареста. Спас отца неожиданный призыв в армию. Поскольку для своего воинского звания – политрук – он был уже немолод, его назначили райвоенкомом в захудалый районный центр. С начала войны – в действующей армии. Вывел из окружения большую группу военнослужащих, не срезав при этом с рукавов гимнастерки комиссарские звезды, несмотря на добрые советы. Был комиссаром минометного дивизиона, в звании батальонного комиссара участвовал в Сталинградской битве. После ликвидации комиссарских должностей, в звании капитана был назначен замполитом автомобильного батальона. Но когда батальон направили в Чечню вывозить население к железнодорожным станциям, подал рапорт с просьбой отправить на фронт. К счастью, это не расценили как протест. Внезапно отца вызвали в Москву и направили райвоенкомом в только что освобожденный район Белоруссии, но тут же это назначение отменили, а его срочно направили на Ленинградский фронт – приказ Щербакова начал действовать. Часть долго стояла в обороне, солдаты мерзли в окопах, голодали, болели, а молодой командир в специально построенном блиндаже пьянствовал и развлекался. Солдаты его ненавидели и не скрывали своей озлобленности от немолодого политработника. Мог ли он промолчать? Увещевания не действовали, и отец прямо сказал в присутствии большого начальства, что при таких обстоятельствах часть не может быть боеспособной. Результат: ему дали возможность участвовать в кровопролитном штурме Нарвы, а поскольку он вышел из боя живым, перевели с понижением аж на 1-й Украинский фронт. Там он и воевал до конца войны в составе прославленного гвардейского Уральского добровольческого танкового корпуса, участвовал в освобождении Польши, в штурме Берлина, в боях за Прагу.

О войне отец рассказывать не любил, из всех своих многочисленных наград гордился орденом Красного знамени и медалью “За оборону Ленинграда”. Послевоенная жизнь отца сложилась очень нелегко: сочетание прямоты и бескомпромиссности с национальной принадлежностью. У меня нет никаких оснований не верить рассказу отца об упомянутом подлом приказе: есть факты, да и обманывать он не умел.

Готовя эту статью, я как-то спросил у нескольких толковых старшеклассников – наших иммигрантских внуков, слышали ли они что-нибудь о комиссарах. “Kонечно, – ответил один, – это офицеры полиции”. И, улыбнувшись, добавил: например, комиссар Мегрэ. Второй сказал, что в России это люди, которые забирают в армию: “Отец рассказывал, как комиссар отправил его в стройбат”. А третий неуверенно произнес: “Mожет быть, они были героями – эти комиссары в пыльных шлемах”.

Время идет, приходят новые поколения, и их знания о прошлом зависят от того, что им об этом прошлом расскажут, для них напишут. Каждый, кто имел хоть какое-то отношение к Советской армии, знает, что она представляла в свои последние годы. Была она сыта, обута, имела мощное оружие, шагала на парадах. Но налицо было падение дисциплины, дедовщина, злоупотребления начальства, все меньше результатов давала так называемая воспитательная работа, многие офицеры почти открыто выражали недовольство политорганами.

Намного хуже положение в российской армии сейчас. Массовое уклонение от военной службы, дезертирство, невероятная преступность, зачастую полуголодные и оборванные солдаты, сидящие без своей скудной зарплаты офицеры, их жены, перекрывающие дороги к боевым позициям, устаревшая техника, невероятная коррупция в высших эшелонах – об этом пишут газеты, это показывает телевидение. Чего можно ожидать от такой армии?

Давно нет надоевших в последние годы политотделов и замполитов, но нет и работы по воспитанию солдат. Ответственные за это дело офицеры толком не знают, как и в каком духе воспитывать армейскую молодежь, к чему ее призывать, куда вести. Одни повторяют речи Макашова, другие что-то говорят о защите демократии, третьи помалкивают.

Некоторые старики-ветераны, видя все это, иногда вспоминают давно ушедшие годы, и кое-кто в сердцах говорит: эх, нет на них комиссаров. Нет и не надо. Возвратиться к старому невозможно, хотя желающие еще есть, но вспоминать о нем иногда нужно и полезно, и о плохом, и о хорошем. Нельзя это прошлое рисовать только одной краской, черной или светлой. Было всякое, и комиссары были разные, как и все люди: герои и трусы, негодяи и праведники. Одних люди проклинали, других своей грудью заслоняли.

Историю нельзя повернуть вспять, но уроки из нее извлекать надо – и во имя справедливости, и для будущего.

Вестник” #6(213), 16 марта 1999   http://www.vestnik.com/issues/1999/0316/koi/farberov.htm

Ефим Матвеевич Фарберов 1928 г., работал завучем СШ №2 и директором СШ №6 Калинкович с 197… по 198… г, затем в школе в Мозыре, преподаватель истории. Эмигрировал в США в 199…г.