Tag Archives: Юрий Муйвид

В. Рубинчик. Полный нестроевич

Шалом. Вообще-то «нестроевич» — это неформальный музыкальный термин, имеющий отношение к игре на гитаре. Но чем жизнь не игра? Да и рассуждения о «разрухе в головах» а-ля М. А. Булгаков давно приелись — потому ещё, что разруха сейчас больше в душах, затем уже в головах.

Для затравки — пару иллюстраций того, как госорганы (не абы-какие, а целые министерства) дурновкусие поощряют. С другой стороны, ежели в «главгавгавгазете», редактор которой обладает не только «насекомой фамилией», но и филологическим образованием, привечают графоманов, то чего ждать от профессиональных собесовцев и записных бюрократок?!

https://www.youtube.com/watch?v=4ZlHVmS0qGs

«Я только спросить…» 🙂 Не ущемили ли права наследников Б. Окуджавы здешние «блюстители закона», положившие на знаменитую музыку бездарные, зато верноподданные стихи?

Как минимум во второй раз на сайте минтруда и соцзащиты РБ появляется чуть рифмованная ахинея. Понимаю, что министерский сайтнaвроде стенгазеты, но cей «акростих» и в классической стенгазете вряд ли был бы уместен

Фото: shahter.by via d3kulubvlkp4od.cloudfront.net

В начале ХХ в. царские служивые, как любезно сообщает некто Ильф-и-Петров, тоже баловались рифмоплётством, не отходя от кассы: «Скажи, дорогая мамаша, / Какой нынче праздник у нас? / В блестящем мундире папаша, / Не ходит брат Митенька в класс». Ну, и где теперь эти служивые? Графомания она такая… пожирает своих детей, аки революция.

Солигорцы в рамках идеологического челленджа ко «дню народного единства»-2021 выложили нечто (сыры?) в форме слова «Мы». Хотели как себе лучше; получился же недвусмысленный намёк на роман Евгения Замятина 1920 г., крутое антитоталитарное произведение, всем рекомендую. Валаамовы ослицы 😉

Утром 17.09.2021 я сделал очередной круг по Каштановке — той самой, что в Центральном районе столицы. Дети шли в садики и школы, взрослые — на работы, пенсионеры наблюдали; всё обходилось без флажков, транспарантов, блеска в глазах и взаимных поздравлений.

Правда, соседняя Орловка была увешана белыми и лиловыми флагами. Что это было?

В общем, «день народного единства», о коем не менее пары месяцев активно жужжали по телевизору, в бумажных газетах, в интернете (не иначе как и по радио), не вызвал особого энтузиазма у «глубинного народа». Не то чтоб я радовался, но иронически-математическое q.e.d. всё же оставлю. Почему — читайте здесь и здеся

Согласитесь ли вы, что новый «красный день календаря» оказался нужен главным образом идеолухам — включая и бывших исследователей/журналистов, предавших свои профессии? Видимо, они слегка подзаработали, прогнувшись перед соседним государством, правопреемником СССР и Красной армии, которая 82 года назад вступила на территорию «крэсов усходних».

По всей вероятности, чем больше сейчас подобных «всенародных праздников», тем меньше ресурсов остаётся на решение реальных проблем. Напротив «дома Короткевича» по ул. В. Хоружей коллектор планировали починить ещё к 16.08.2021…

Но и после этой даты работа «кипит», второй месяц уж. «Потому что в кузнице не было гвоздя» (С). Да что подводящий коллектор — тут Островецкую атомную станцию с 12 июля не могут поправить 🙁

Вспомнил о записи Якова Сусленского то ли позднехрущёвского, то ли раннебрежневского времени (опубликована в книге «Перо моё — враг мой», Иерусалим, 1999): «К единству всего народа ведут два пути…»

Думаю о жесточайших приговорах, выписанных Виктору Бабарико, Максиму Знаку, Марии Колесниковой, Степану Латыпову, Павлу Северинцу, Сергею Спаришу… О ликвидированных организациях, служивших отдушиной для тысяч людей, и о разогнанных-блокированных СМИ, служивших таковой для миллионов. Становится вполне понятным, какой путь был выбран в 2020 году. Идущие по нему постоянно спотыкаются, падают, набивают себе шишки — но с упорством, достойным солдат Урфина Джюса лучшего применения, продолжают шагать.

Фото с fb-странички Владимира Скрабатуна, 12.09.2021.

Это — виды на «памятник», или «символический знак» картошке, воздвигнутый недавно в агрогородке Дещанка Узденского района Минской области. Даже здесь «смотрящие за культуркой» умудрились облажаться — и в подписи (картофель получил у нас распространение лишь в конце ХХ века? ой, ладно!), и в композиции. Ехидный комментарий от Юрия Патюпы (fb, пер. с бел.):

Здесь всё неправдоподобно. Клубни лежат то ли в бадье, то ли в корыте, то ли в коробе для ручного сева. Но ведь картофель собирают не в корыто и не в короб, а в корзину. Сама же картошка не насыпана, а положена с таким верхом, что никогда не удержится, если не приклеить. А если клеится, то, может, это не картошка, а конские «яблоки»?

Когда я увидел на сайте витебской «Мишпохи» поздравление лидскому ансамблю «Шалом», где пан-редактор упомянул песню «Мястэчка», сразу пришло на ум сравнение с узденским казусом:

В четырёх строчках — 8 (!) ошибок. Правильно: «Ах, дзе ж падзелiся/ Мае ўсе блiзкiя?/ Застаўся цэлага/ Шматок маленечкi…» Песня «Мястэчка» появилась в 2009 г., об истории её создания вкратце рассказано здесь. Перевод Ф. Хаймовича не раз печатался, но допустим, сборник И. Злотника 2008 г. и партитура песни 2010 г., изданные под эгидой «Шах-плюс», в Витебске малодоступны, хотя куда их только я не рассылал… Положим, что А. Шульман слабо знает белорусский — так уточнил бы написание слов у тех, кто знает (тем более, недавно был у витебчанина схожий камуфлет с идишем)! Не-а… 🙂

Поболе шуму, чем «картофельный памятник» и 42-й нумер «Мишпохи», вместе взятые, наделал новый учебник по истории Беларуси (ХIХ — начало ХХІ вв.) для 11-го класса средней школы, авторства Касовича и проч. Многие возмутились из-за того, что в разделах о Республике Беларусь на фоне комплиментов «солнцеподобному» даже не упомянуты Станислав Шушкевич (первый глава РБ, 1991—94 гг.) и Светлана Алексиевич (первая нобелевская лауреатка среди граждан РБ, 2015 г.). Кто-то заметил, что о Катастрофе евреев Беларуси 1941—44 гг. написано скупо и невнятно. Всё так, но меня расстроили прежде всего монотонная подача материала и суконный язык… иногда словно доклад секретаря ЦК КПБ читаешь. Заусениц и просто фактических ошибок тоже отнюдь не мало.

1794 г. — XIX век? Оригинальненько…

Первый «Славянский базар» был проведен в июле 1992 г. Забавно, что 2011 г. идёт в таблице перед 1991-м, а также то, что «Открытие Национального детского технопарка» попало в семёрку важнейших «событий культурного развития» аж за сорок лет. Здесь — о том, что оно собой представляло.

«Нетерпимость к социальному угнетению» и «служение народу» можно вычитать у того же Ф. Богушевича, ну да ладно. Замечу, что «Скрыпка беларуская» и «Хрэст на свабоду» Тётки (взявшей псевдоним «Гаўрыла») вышли в 1906 г., а сборник лирики Янки Лучины «Вязанка» — в 1903-м. Т.е. первыми в ХХ в. сборники Тётки считаться никак не могут.

М. Шагал, утратив влияние в «своём» училище, официально открытом 28.01.1919, перебрался из Витебска в Москву в 1920 г., Р. Фальк преподавал в Витебске годом позже… Ну и не во Францию уехал Шагал в 1922 г.; сперва в Литву, потом в Германию. Лишь осенью 1923 г. направился в Париж.

Иллюстрация много теряет от неперечисления языков (догадайтесь, дети, сами…) Вообще, в §25 — ни слова об официальном четырёхязычии в БССР до 1938 г. И ни полслова о культурных учреждениях, работавших на идише и польском, не говоря уж, к примеру, о цыганской школе в Витебске.

Белорусская киностудия переехала в Минск не в 1929-м, а в 1939-м. И уж если напирать на историю организаций-реорганизаций, то отсчёт следовало бы вести с 1924 г.: управление «Белгоскино», предтеча «Беларусьфильма», было создано 17.12.1924, откуда и «день белорусского кино» 17 декабря.

Хватит, пожалуй. С минобразования, его «щупальцами» на местах и кураторами в «администрации президента» всё более-менее ясно. Но вот что хочу сказать о тех, кто позиционирует себя как либералов и сторонников реформ. Ещё в 2000-х я чувствовал, куда всё катится, и во всю мощь высмеивал сервильных историков вроде Э. Иоффе, Н. Сташкевича, Я. Трещенка, чуть позже — Е. Новика… Что-то предлагал для исправления ситуации, просил поддержки.

Многие из вас мои усилия в лучшем случае игнорили, в худшем – создавали мне репутацию скандалиста, обижавшего заслуженных людей. Теперь старшая генерация «лоялистов» почти исчезла, но на их место пришла ещё менее сведущая и более циничная когорта, затягивающая в альтернативную реальность ваших детей и внуков. Не считали вы, что установление истинной картины прошлого (более того, регулярная поддержка системы, работающей на установление такой картины) находится среди приоритетных задач? Что ж, кушайте учебники без Алексиевич и Шушкевича, не обляпайтесь.

А я присоединюсь к поздравлениям с 80-летием, адресованным Юрию Николаевичу Муйвиду, шахматному тренеру с огромным стажем. Учил детей в Бресте, заведовал кабинетом шахмат во Дворце пионеров и школьников на Старовиленском тракте (моя альма-матер), и до сих пор трудится в Минске. Сдержанный и тактичный – наверно, за всю жизнь сделал людям меньше замечаний, чем я тут за один вечер 😉 Помогал мне в организационных делах, связанных с выпуском журналов «Шахматы» и «Шахматы-плюс» (2003–2004), да и позже. По силе игры он кандидат в мастера, но очень цепкий, как помнится с 1990-х годов. И не случайно Юрий Николаевич добивался успехов на заочных соревнованиях, а также на ветеранских очных. Многая лета!

Ю. Муйвид и воспитанники. Фото с openchess.by, 2015 г.

Увы, пандемия COVID-19 по-прежнему косит людей. Её жертвой стал и минчанин Александр Альбертович Павлович (30.06.1962 – 16.09.2021), с которым я пересекался в 2000–2010-х, а в 2006 г. немного сотрудничал. Но лучше о нём скажет Сергей Корчицкий:

Я знал Александра Альбертовича с 1989 года. Ему тогда было 27, мне – 13. Председатель минской федерации гексашахмат, мастер IHCF, участник первого в стране турнира по сёги в 2000 году, тренер по шашкам и сянци, автор двух сборников рассказов, человек с широким кругозором (4 высших образования), высокой нравственности и духовной культуры, теософ. Добрый, жизнерадостный, деятельный, спокойный и уравновешенный. Тренер и Учитель с большой буквы. Друг. Неизвестный широкой публике, но столь любимый в узком кругу соратников и единомышленников. Прощай! Мы тебя никогда не забудем!

Товарищи-гексашахматисты в Москве-1984: А. Павлович (справа) и Ю. Тепер

Сочувствую родным и близким покойного. Дальше – тишина.

Вольф Рубинчик, г. Минск

19.09.2021

w2rubinchyk[at]gmail.com

Опубликовано 20.09.2021  03:33

Альберт Капенгут. Из воспоминаний (ч.3)

Окончание. Начало и продолжение здесь и здесь

Возвращение

По возвращении в Минск я принял предложение Болеславского поработать над его рукописью для ГДР – популярная в будущем дебютная серия только начиналась, причем титулованные звезды нанимали “негров” – мастеров на своих условиях, лишь где-то в предисловии благодарили реальных авторов за помощь. Эту же систему применили и югославы в 80-90-х годах при издании всех энциклопедий и монографий. Тайманов как-то предлагал это и мне, но я хотел, чтобы имя светилось, поддерживая репутацию. Даже после переезда в США Джин предлагал анонимно готовить его дебютные видеокурсы, но и здесь я отказался, хотя, возможно, сделал ошибку. В отличие от других, ИЕ писал сам, но жесткий график не позволял ему писать на том же уровне, как статьи в журналы, и, вынуждено, его критерии качества снизились. Я проверял его рекомендации и оценки, попутно исправляя опечатки Нины Гавриловны.

Поскольку в БПИ я восстановился со второго семестра, то был относительно свободен и согласился поехать тренером Головей и Арчаковой на финал женского чемпионата СССР в Киев. Хотя я и раньше много помогал Тамаре советами, но тут я увидел специфику во всем блеске. Девочки расположились в таблице через одного, поэтому через день предстояла подготовка к той же партнерше тем же цветом. Относились к этому очень ответственно, годами вместе слушали Болеславского, и, естественно, в тетрадках были одни и те же варианты. Безусловно, они знали это наизусть, но все равно повторяли. Однажды, увидев старую запись, я попытался показать, что есть более сильное нововведение, но был с негодованием отвергнут, ведь это рекомендовал сам ИЕ! По приезде я спросил у него. Наш общий тренер объяснил: ”Я думал, что это продолжение им легче понять”.

Большое впечатление на меня произвела новая чемпионка Нана Александрия, когда с пулеметной скоростью демонстрировала варианты в отложенной с Тамарой. Я понимал, что это – анализ Бухути, но лишний раз убедился в правильности прогноза Вахтанга Ильича ещё 1962 года. К сестре приехала Мира, как-то вечером мы с Гамрекели пошли прогуляться над Днепром. Гиви преподавал античную литературу в Тбилисском университете, и мы так увлеклись беседой об этом, что окончательно заморозили мою будущую жену.

Еще ранее, чем за год, маэстро попросил поговорить на студенческой Олимпиаде с лидером сборной Румынии чемпионом мира среди юношей 1963 г. Георгиу, с которым у меня сложились хорошие отношения, о перспективах матча с Латвией, ибо в то время попасть за рубеж советским мастерам было весьма не просто. Я соблазнял Флорина возможностью сыграть с Талем. Документы на матч были оформлены, но сроки переносились.

Неожиданно приходит телеграмма из белорусского спорткомитета, что мне надо выручить соседей. Как выяснилось, мастеру Кириллову в последний момент закрыли выезд, а Миша был занят, и только я мог спасти ситуацию. Поезд шел через Киев, я оставляю девочек и попадаю в Бухарест, но в мононациональной команде оказался изгоем. Например, во время спектакля в оперном театре все поднялись на выход и с переводчицей остался только я. Как потом выяснилось, сборная пошла в банк полулегально менять рубли, что по советским законам запрещалось, а по румынским – нет. Апофеозом была высадка в столице Украины без загранпаспорта, который у меня забрал руководитель делегации, и на какое-то время я остался без документов.

По возвращении в Минск Вадим Мисник предложил мне работу на полставки в ДЮСШ. Мы были дружны уже около 7 лет. Он был женат на чемпионке СССР по художественной гимнастике и в 1964 г. во время сбора в Майори, о котором я писал выше, познакомил меня со всей сборной страны. За несколько десятков лет этот вид спорта стремительно помолодел и сейчас невозможно представить элиту из замужних женщин. К сожалению, Вадим злоупотреблял спиртным, что в конечном счете привело к печальному результату. Тренер он был хороший, у него начинала будущая чемпионка республики Таня Загорская.

Я решил посоветоваться с первым учителем. Тот по-прежнему работал во Дворце пионеров, обрадовался подворачивающейся возможности и начал уговаривать заниматься на его площадке с его же детьми, а главное, по его расписанию. “ Пожалуйста, хоть сейчас или когда надо будет, они напишут заявления, в любом случае все будет в порядке”. Его интерес был очевиден, мне приятней было учить перворазрядников, чем новичков, и я сдался. По возвращении с первенства страны среди молодых мастеров я приступил к работе.

Вскоре Смирнов, Мочалов и Офицеров выполнили норматив КМС. (Спустя несколько десятков лет Женя констатировал, что научился играть сицилианскую благодаря моим занятиям). Маленькое отделение шахмат тем временем перебросили из легкой атлетики в плавание, а завуч новой школы заинтересовалась, как в городе по отчетности появилось 6 кмс, и захотела проверить заявления. Я к Шагаловичу, а у него изменились обстоятельства – создавалась СДЮСШ при Министерстве просвещения, и он с ребятами переходил туда.

В идиотской ситуации, куда я попал из-за излишней доверчивости, а правильнее сказать, по глупости, помог Вадим. Он отдал мне своих ребят, а занимались в павильоне парка Горького. За 2 года работы мы прикипели друг к другу, лучший из них – Сережа Артишевский играл в Мемориале Сокольского в 1985 г., любил заниматься теорией и готовил материалы для Таля, Ваганяна, Александрии и др. К сожалению, он рано умер. Много помогал с выходом книг Боря Либенсон. Грустная судьба у Лени Берсона – после распада страны с ним расправилась мафия.

В марте сборная Белоруссии съездила в Ленинград, где проиграла товарищеский матч, однако в своем поединке я выиграл черными у известного теоретика гроссмейстера Фурмана, первый раз играя против системы, спустя 30 лет названой моим именем, во многом благодаря книгам и статьям, где я отстаивал интересы черных, хотя выбор ее остается за белыми.

В конце апреля наша команда играла традиционный матч с ГДР в Берлине по схеме двух четверок. Нас свозили в открытый в 1955 г. зоопарк на 160 гектаров, в 3 раза больший, чем старый Тиргартен в Западном Берлине, а также в Трептов-парк на мемориал советских солдат. Мне было любопытно попасть в легендарную клинику “Шарите” с прозаическим нарывом пальца. Сейчас о ней знают многие из-за Навального.

Руководителем делегации был зав. сектором спорта ЦК КПБ Павел Владимирович Пиляк. Вначале он присматривался к новому для себя виду спорта, но перед последним туром показал кнут вместо традиционного пряника Сокольского. Незадолго до поездки с ИЕ сняли стипендию за снижение спортивных показателей. Непонятно, почему бессменный старший тренер сборной СССР на семи Олимпиадах был оформлен как играющий гроссмейстер, но это не самое “левое” решение в московской кухне. Одно распределение международных поездок чего стоит! Надо отдать должное нашему куратору, он быстро осознал место Болеславского в шахматной жизни республики и вскоре после возвращения открыл под него позицию в ШВСМ.

Встречу мы слили, во многом из-за Вересова, проигравшего все партии, причем последнюю в практически равном эндшпиле, где подсознательно не хотелось соглашаться на ничью и он просрочил время. Наш ветеран компенсировался во время нашего визита в советское посольство на Унтер ден Линден около Бранденбургских ворот с видом на разрушенный рейхстаг, сходив к старому приятелю, бывшему секретарю ЦК КПБ Пётру Андреевичу Абрасимову. Посол предложил ГН организовать матч с Западным Берлином. К сожалению, мы не имели права ночевать там, ибо КГБ не оформляло нас для посещения капстран.

В этой короткой поездке все для нас было интересно, начиная от тщательной проверки бумаг русским КПП на Фридрихштрассе, и полным пренебрежением союзников, не желающих оторваться от игры в карты. По городу висели билборды с Омаром Шарифом и Джулией Кристи в “Докторе Живаго”. На приеме у сенатора (так назывались министры, правящие городом) нас угощали высокими канапе на шпажках с верхним слоем черной икры на фарше, а ниже еще несколько слоев, так Шагалович слизывал икру, но боялся прикоснуться к сырому мясу. После победы со счетом 7:3 нас повезли на ужин во вращающемся этаже-ресторане с видом на разрушенную мемориальную церковь кайзера Вильгельма на Курфюрстендамм. Рядом стояли современные сотовые шестигранники церкви и колокольни, прозванные берлинцами, как нам объяснили, пудреницей и помадой. Еще на приеме я разговорился с переводчицей. Она поразилась, что я читал практически всего Генриха Белля, но не имею представления о современной живописи, и привезла на ужин в подарок открытки с картинами Шагала, Кандинского, Явленского, Зулоаги и др., ибо мои знания кончались на Пикассо. Интересно, что политика СССР и ГДР в отношении Западного Берлина расходилась, и наши хозяева были недовольны этим вояжем, поэтому следующий матч в 1969 г. состоялся в Шведте, где оканчивался нефтепровод “Дружба”.

Недовольство шахматистов нештатным инструктором разрешилось передачей наших видов в ведение П.М. Вегеро, курировавшего пятиборье и конный спорт. Начальство решило, что у нас есть что-то общее. Затем его сменил Ничипорович, долго не задержавшийся, и Зворыкина рекомендовала свою подругу Евгению Георгиевну Зоткову, прорабатывавшую свыше 10 лет, намного более тактичную и объективную, чем сменивший ее Е.В. Мочалов. Однако в 1967 г. ее понимание обстановки пошло мне во вред. Безусловно, я нужен был сборной республики для выступления на Спартакиаде народов СССР, которая совпадала по срокам с очередной студенческой олимпиадой, где я уже 3 раза завоёвывал золотые медали, и она доказала Ливенцеву, что меня надо сохранить для Москвы любой ценой. Они начали химичить с выездными документами, а я, узнав об этом, постеснялся звонить во всесоюзную федерацию, в итоге вместо меня поехал Вадик Файбисович.

Всего у меня было 6 золотых медалей чемпионата мира, включая две за лучший результат на доске.

Учебно-тренировочный сбор к Спартакиаде проходил в только что открывшемся мотеле “Интуриста” на 17-м километре Брестского шоссе. Построенный, как перевалочная база для автобусных маршрутов иностранцев, он сразу завоевал славу лучшего ресторана в Минске. Удобное автобусное сообщение из центра, городские телефоны привлекали внимание элиты, однако вскоре стало известно, что два министра сгорели на прослушке комнат. Вересов, работавший одно время доцентом кафедры истории КПСС в инязе, как-то, приехав с длинноногой абитуриенткой на сбор, стал добиваться одноместного номера, но знакомая администратор по секрету предупредила, что комната из брони КГБ, и он тут же согласился на двухместный. Во время нашего первого сбора Болеславский любил следить за нашей игрой в волейбол, иногда гулял по лесу, а Нина Гавриловна носила за ним раскладной стульчик.

Впоследствии я часто устраивал там сборы к самым разным турнирам, оформлял тренером Сережу Артишевского, который, прописавшись, готовил материалы в основном дома. Мне было легко договориться с директором о брони, ибо на 1-2 дня пиковой загрузки всегда мог уехать домой. Хорошо ко мне относился и старший чекист Гурий Тимофеевич Пушкарев, после его отставки я даже уговаривал его на вакантную в тот момент должность директора шахматного клуба. Правда, один из его подчиненных все время косился на меня. В 1979 г. очередная Спартакиада была для КГБ генеральной репетицией будущей Олимпиады, и Федя появился и на нашем турнире, первым делом спросив у меня о пресс-баре. Потом, впрочем, мне сказали, что через год он поймал шпиона и был награжден орденом.

Осенью сборная белорусского “Буревестника” отправилась в Харьков на командный чемпионат студенческого общества. Мой друг Женя Гик в нескольких книгах увлекательно рассказывал историю своей женитьбы. Настало время уточнить его легенду.

В книге “Жены шахматных королей” глава “ Прекрасная незнакомка и две решающие партии” стр. 84 – 88 посвящена этому знаменательному событию. Конечно, реальная ситуация развивалась менее романтично. В один из туров мы рано кончили свои партии и решили втроем пойти в филармонию на чтеца поэзии Есенина, но партнерша Лены Рубцовой упорно продолжала играть без ладьи. Я поговорил с их капитаном, и мы побежали, однако билетов не было. Женя купил один с рук, и мы продолжали ловить, однако желающих было значительно больше. Одна из них, очаровательная девушка, так понравилась ему, что он отдал свой билет, отказавшись от денег. Точнее, предложил ей отдать в антракте. В конце концов, договорившись после начала с билетером, мы попали внутрь. Белла с мамой, опоздавшей с билетами, назвала свой телефон. Мы рассказали о предстоящем здесь через пару месяцев финале чемпионата СССР и шутили, что у меня как чемпиону БССР гораздо больше шансов позвонить, ибо Жене предстоял отбор в Москве. На следующий день, катаясь на лодке с Леной, мы увидели нашу новую знакомую, повторившую мне свои координаты. В гостинице Гик переживал, что не запомнил номер. Подтрунив над ним всласть, я сжалился и продиктовал его. При очередной встрече через несколько месяцев я вспомнил, что он все-таки попал в Харьков, и спросил, нашел ли он Беллу. Оказалось, уже назначена дата свадьбы.

В юбилейный для страны год чемпионат решили сделать особенным и не нашли ничего лучшего, чем огромную швейцарку. Соответственно, и республики пошли по этому пути. У нас провели в 8 туров. С 6 очками победителями стали А. Ройзман, А. Поликарпов и я. При квоте 5 мест можно было ограничиться этим, но председатель Федерации шахмат БССР А. Суэтин решил провести дополнительный матч-турнир в два круга.

Чтобы лучше понять ситуацию, немного истории. После пленума федерации, выразившего недоверие директору клуба, председатель республиканского спорткомитета был возмущен попыткой шахматной элиты убрать Рокитницкого без санкции и стал горой на его защиту. К этому времени АС вновь женился и остро нуждался в хорошем жилье. Ливенцев предложил ему возглавить федерацию и обещал дополнительную однокомнатную квартиру, однако бывший муж имел возможность тормозить это. В предыдущие годы Виктору Ильичу приходилось помогать мне, и, возможно, опасаясь потенциальной конкуренции, Суэтин превентивно демонстрировал негативное отношение, представляя многое из моей биографии в черном цвете. Вот и сейчас, заметив мое нежелание играть, сделал назло. Выиграв у соперников микроматчи, я вновь завоевал титул.

В это время я влюбился в Тамарину сестру, которая всегда мне нравилась, но была запретном плодом, ибо я не хотел портить отношения. Нужно было дойти до точки кипения, чтобы барьеры рухнули. Что-то похожее было и с ней, однако я понимал, что мой отъезд на чемпионат СССР может сломать все, и я отказался играть. Много лет спустя Боря Гельфанд не мог представить такое решение. Я думаю, если бы не ненужный матч-турнир, наши отношения вошли бы в нормальное русло, и я мог бы сыграть.

В этом году чемпионат республики проходил весной в Гомеле. После долгого перерыва в нем согласился принять участие сам Болеславский, который боролся со своими учениками Купрейчиком и мной. В партии с учителем в системе Земиша староиндийской защиты я применил новинку, которую придумал за 7 лет раньше, анализируя встречу Полугаевский – Штейн из 1 тура 28 чемпионата СССР, Москва, 1961. Черные пожертвовали пешку за инициативу и вскоре белые предложили ничью. ИЕ потом включил анализ позиции в монографию по этому дебюту, вышедшей в ГДР. Спустя 3 года я поймал на эту идею своего приятеля Тукмакова, который, естественно, не читал мэтра. Как четверть века спустя в разговоре со мной пошутил Ясир Сейраван:” Гроссмейстеры книг не читают, они их только пишут!”.

Решающая партия с Витей состоялась в 11 туре. Первые турниры после моего возвращения в Минск мы расписывали по моей инициативе, ибо я с ним занимался, начиная с 1965 г., естественно, безвозмездно. Потом его боевой характер захотел бури. Белые подготовили усиление в сыгранном месяцем ранее с Альбуртом варианте и выиграли. Причем характерная деталь – богатая фантазия Купрейчика находит колоссальное количество ловушек, но его не хватает тщательно проверять их, и несколько партий я выиграл по шаблону – стараюсь проверять побольше и иногда нахожу проколы. Конечно, это требует гигантской работы за доской, но счет +6 в наших встречах говорит сам за себя.

Капенгут и Купрейчик 1968 г

По возвращении со студенческой Олимпиады мы подали заявление в ЗАГС, и я уехал на полуфинал чемпионата страны в Гомель. После 6 туров я имел 5,5 очков. В этот момент приехала Мира и турнир отошел на второй план. В итоге я отстал от Багирова на 0,5 очка, разделив с Лутиковым и Никитиным 2-4 места и по коэффициенту остался за бортом.

Традиционный четырех туровой матч с ГДР состоялся в конце апреля в Минске. Гости приехали без своего лидера Вольфганга Ульмана и проиграли 22,5 – 17,5.

Очередной чемпионат республики привел к скандалу, о котором многие не знают. Борьба за первое место развернулась между Вересовым и автором. Ветеран повторил свой лучший результат в первенствах, достигнутый в 1956 году – 12 из 15 (при участии двух мастеров). Судьба титула решалась в моей партии с Шагаловичем, где возник безумный коневой эндшпиль с лишней пешкой у черных, однако две связанные проходные белых могли опередить четыре пешки королевского фланга соперника в гонке за новым ферзем. Лучшим шансом для белых был переход в ферзевое окончание без пешки, но мой соперник его не нашел. Этой встрече предшествовала “история с геометрией”. Мой друг Александр Любошиц сохранял большой перевес в нашей отложенной и анализировал ее с ГН. Скорее всего, в анализе была допущена ошибка. Когда Саша пожертвовал качество с, казалось бы, неизбежным матом на h8, черные дали “предсмертный” шах на а1 с а8, но после е5-е4 оказалось, что мата нет, ибо ферзь с а1 контролирует поле h8! Он очень переживал это фиаско, но наших отношений это не испортило, и перед последним туром обратился от имени моего первого тренера с предложением мира.

Для понимания ситуации надо объяснить систему классификации в дорейтинговую эпоху. Звание мастера имело дуалистскую природу. Как титул, оно присваивалось пожизненно, за исключением ситуаций типа Рубана. Однако классификационные права требовалось подтверждать, по-моему, раз в несколько лет. Кстати, в начале 60-х в спорте придумали звание почетный мастер спорта за подтверждение нормативов в течение 5 лет, я даже прочитал в прессе о моем награждении, но ни значка, ни удостоверения так и не получил. В шахматах придумали понятие неуспеха, в процентах от мастерской нормы. В случае двух неудач мастер терял свои классификационные права досрочно. Из-за этого Шагаловичу нельзя было проигрывать – он мог остаться в “серой зоне”. Вересов не мог пережить ситуацию, когда 80% результат не дал ему первое место, и, пожалуй, перегнул палку. Как мне потом объяснил председатель Федерации шахмат БССР А.И. Шагалович, которого по этому вопросу вызывал зам. председателя республиканского Спорткомитета Бобков, курировавший шахматы, он обратился в ЦК КПБ с жалобой на “сионистский заговор”, соль его – в “сплавах” Любошица и Шагаловича. Понятно, что никаких санкций не могло быть, но миф был запущен. В начале 90-х некий Жук подкараулил меня в подземном переходе с микрофоном и задал вопрос, почему они мне сплавили. Непредвзятому шахматисту достаточно взглянуть на партии, но в “Mega Database” их нет, как и многих советских турниров. Тем не менее в моей базе, которой я делился не раз, найти их можно. Даже живя в Беларуси, можно их найти у Юры Муйвида, которому я оставил при выезде в США свой компьютер с базой.

Однако, когда Вересова провозглашают основателем белорусской шахматной школы, основываясь на хронологии, и игнорируют Болеславского, достаточно только сказать, что, по крайней мере, начиная с 1958 г., с которого я могу лично свидетельствовать, как очевидец, огромный вклад одного очевиден, а имя другого лишь связано с кучей скандалов, хотя любовь к шахматам несомненна. Где же, в конце концов, его ученики, книги, подготовленные команды? Несколько статей разве можно сравнить с Монбланом публикаций бесспорного лидера белорусских шахмат на протяжении десятилетий!? Безусловно, пребывание Вересова на ответственных постах способствовало развитию шахмат в республике, вспомним матчи с Польшой, Западным Берлином, но что ещё? Даже ставки инструктора в республиканском спорткомитете благодаря своему членству в ЦК КПБ он не смог (или не захотел?) пробить. В последующие 20 лет мы много общались, часто жили в одной комнате, проводили совместные сборы на двоих, не говоря уже об игре за одну команду, как сборную республики, так и Белсовета “Спартака”, и я думаю, что его бы искренне удивила подобная сегодняшняя трактовка того времени.

Вскоре состоялся полуфинал очередного первенства страны в Ростове, неожиданно выигранный 50-летним Самуилом Марковичем Жуховицким. Ранее я только слышал о его ситуации, напоминающей плохой анекдот. Когда-то он был дисквалифицирован… до выяснения семейного положения, очевидно, в связи с жалобой одной из брошенных жен. В книге Кряквина и Ткаченко “Самуил Жуховицкий. Секреты шахматного долгожителя” (2018 г. стр.177) друзья героя называют от 7 до 10 браков. Ко времени полуфинала все было позади, и он прожил ещё полвека, установив, очевидно, рекорд среди шахматистов.

С интересом я слушал байки Рашида Гибятовича Нежметдинова, живой легенды для молодого поколения, зачитывающегося его избранными партиями. В очередной раз обыграл своего друга Гену Кузьмина, к концу наших выступлений счет стал 8:2. Любопытно было проводить время в обществе Марка Евгеньевича Тайманова, познакомившего с известной актрисой Людмилой Касаткиной. Пару раз он уговорил сыграть в домино с Фурманом и Васюковым. Перед последним туром во время наших посиделок ветераны нервничали, опасаясь результата встречи Джинджихашвили – Кузьмин. Решили позвать его. Не успел Джин войти, как Семен Абрамович не выдержал:” Пойми, этого же нельзя делать!”

Летом профсоюзы решили с помпой провести свою спартакиаду в Ленинграде, но двухуровневая система не подходила нам, а бухгалтерия зачетных очков, когда вклад одного легкоатлета больше, чем всех шахмат с потрохами, как в зеркале отражал реальное место неолимпийского вида в советском спорте. Конечно, на самом партийном верху мы были третьими после футбола и хоккея, но на местах финансирование шло по остаточному принципу.

В профсоюзах нашей республики за шахматы отвечал “Спартак”, и Сокольский был тренером белорусских участников. Когда я в полуфинале отложил одну партию в лучшей позиции, АП заверил меня, что ко дню доигрывания он ее проанализирует, а я должен сосредоточиться на подготовке к новым соперникам (кстати, в этом турнире мне удалось занять 1-е место и обогнать В. Корчного). За несколько часов до начала доигрывания я попросил тренера показать варианты и был ошарашен. Начали интенсивно смотреть, но через 5 минут такого анализа Сокольский слег. Я понял, что дело плохо, но не представлял, насколько.

Вересов и Ройзман остались за бортом, а мне в финале помогал старый приятель Зяма Лившиц. Помощь, строго говоря, могла быть только моральная, но получилось наоборот. Он потерял тетрадь с моими партиями за 5 лет, и чем я старше, тем острее жалею о пропавшем этапе моего творчества – остались только опубликованные встречи. Обогнав 3 гроссов, я на полочка отстал от дележа 2-3 места. Особенно доволен был победой над Суэтиным.

Играли мы во Дворце культуры имени Кирова на Васильевском острове, где в это время проходил показ конкурсных фильмов Московского кинофестиваля. В некоторые дни я умудрялся посмотреть 2 фильма перед туром, а однажды даже 4. До сих пор помню кое-что из них, например, сюрреалистический “The bed sitting room” (Жилая комната), которого сейчас я не нашел в программе фестиваля того года, но многие шутки из него помню до сих пор.

Сразу после этого турнира АП ушел на пенсию, а освободившуюся работу предложили мне. В то время почти не существовало возможности быть профессионалом в Минске, и я согласился работать на полторы ставки. Сокольскому было больно видеть, что то, о чем он просил спартаковское начальство много лет – увеличить нагрузку – для меня сделали сразу. Через несколько месяцев его гроб был выставлен в бывшем костеле на площади Свободы. Как его ученик (безусловно, наибольшее влияние на меня оказал Болеславский) и преемник, я счел себя обязанным написать некролог, который был опубликован в журнале «Шахматы» Рига №4 за 1970 г.

Спустя несколько месяцев я договорился с Республиканской научно-методической библиотекой по физкультуре и спорту о покупке осиротевшей библиотеки. В последующие 15 лет в многочисленных поездках по Союзу я старался пополнять шахматный фонд. К сожалению, после развала СССР он был разбазарен. Но я дорожу несколькими доставшимися мне книгами из библиотеки Сокольского с его пометками на полях.

Матч 1969 г. немцы, помня о нашем визите в Западный Берлин, провели в Шведте – конечной точке нефтепровода “Дружба”. Героем стал наш ветеран, даже в поезде все ещё анализировавший оригинальную жертву пешки, оставшуюся незамеченной в одной из партий Ульмана. Мы были на седьмом небе, увидев, как Вересов черными поймал на вариант. В итоге повторился счет предыдущего поединка 22,5 – 17,5 в нашу пользу.

Гавриил Николаевич Вересов

В очередном чемпионате республики, как и в предыдущем, играл представитель группы советских войск в Германии. Положение о турнире было написано нечетко, не оговаривался дележ первого места, которое разделили Желяндинов, Ройзман и автор. Несколькими годами ранее в аналогичной ситуации меня заставили играть матч-турнир, сейчас решили “post factum” определить победителя по “Бергеру”. А почему, например, не по личным встречам? Не хочется “махать кулаками после драки”, но до сих пор обидно.

Полуфинал этого года в Витебске прошел для меня неудачно. Слабым утешением стала партия с Левоном Григоряном, где черными в Модерн Бенони я не только применил новинку, но и успешно продемонстрировал план атаки, разработанный на упомянутом сборе.

По приезде в Днепропетровск на Кубок СССР в 1970 году Таль и я выбрались на футбол. Пребывание в этом городе было тревожно – ходили слухи, что вот-вот будет введен карантин в связи с эпидемией холеры, уже действовавший в Астрахани, Керчи и Одессе. Полностью «блокировали» Крым — запретили судам заходить туда, крымские здравницы и пионерлагеря никого не принимали, всех «дикарей», стремящихся к морю, госавтоинспекторы разворачивали назад. В прессу информацию об эпидемии помещать категорически запрещалось.  Я чем-то отравился, тут же дежурная по этажу вызвала скорую, и моим друзьям Разуваеву и Файбисовичу пришлось отбиваться. Было не до игры.

Воспользовавшись приездом в Минск руководителя профсоюзных шахмат Якова Герасимовича Рохлина, Болеславский, Шагалович и я на приеме у секретаря Белсовпрофа Спартака Александровича Аржавкина добились проведения в годовщину смерти Сокольского важнейшего турнира, ставшего традиционным мемориалом.

Впервые я играл за Уральским хребтом во Фрунзе в чемпионате “Спартака”. В нашей среде выделялся Гена Сосонко, цитировавший огромное скопище рифм-ловушек. Блестящая память, востребованная Талем и Корчным, и здесь привела его к прекрасному результату – дележу 1-3 мест, но его “Бергер” оказался хуже, а звание чемпиона досталось автору.

В конце года все сильнейшие шахматисты республики почтили память старшего товарища, приняв участие в первом мемориале Сокольского. Для нашего бессменного лидера это выступление оказалось последним. В прекрасно проведенной партии с Вересовым, проводя комбинацию, ИЕ дернулся, допустив перестановку и, вместо лишней фигуры, остался в равном эндшпиле. (Коля Царенков в брошюре о Вересове привёл этот фрагмент, не разобравшись в идее Болеславского). После тура дрожащими губами он признался мне, что больше играть не сможет. В свое время многие решили, что победитель турнира претендентов 1950 г. мало играет из-за излишнего миролюбия, но у Болеславского были проблемы со здоровьем.

В группе советских войск в Германии Желяндинова сменил Юферов, которого я, естественно, пригласил в мемориал, договорившись о лучшей гостинице Интуриста в городе. Сережа приехал ночью, а проворная администраторша “ Юбилейной” уже сдала его бронь “налево”. Пришлось поселить его в резервный номер КГБ. Бывший свердловчанин рано встал, пошел на почтамт и разослал кучу телеграмм со своим телефоном. Вернувшись, Юферов был озадачен просьбой администрации поменять комнату и наотрез отказался, чем поверг их в шок. В переполохе они с трудом выяснили причину, и, облегчённо посмеявшись, заверили Серёжу, что все звонки будут перенаправлены ему. Мне удалось продолжить серию побед в белорусских турнирах, оторвавшись на очко.

Вскоре в Киеве пришлось безуспешно защищать свой спартаковский титул. Жили в высотной гостинице, которая тогда называлась “Москва”, а сейчас “Украина” на площади Калинина – теперь “Майдан”. В ней работала биллиардная, где Нёма Рашковский в дым проигрался Натану Зильберману и отрабатывал долг, переписывая партии, указанные победителем.

В полуфинале этого года в Перми я старался не повторить ситуацию трехлетней давности, также лидируя с 6,5 из 8, хотя и не обошлось без поражений. Через несколько лет Слава Мовсесян признался, что Карен Григорян уговорил отдать очко в последнем туре, апеллируя к национальным мотивам, но я все-таки впервые вышел в финал.

Победители полуфинала чемпионата СССР в Перми 1971г. Крогиус и Капенгут

В то время аналогичные соревнования растягивались на три недели, был даже термин – восьмидневка (3 тура + доигрывание + 2 т. + д. + выходной день). Контроль времени – 2,5 часа на 40 ходов. Большое число партий откладывалось, и колоссальной школой для совершенствования становился анализ этих позиций, доведенный до крайности в матчах на первенство мира, когда штабы без устали искали вдоль и поперек, а выспавшийся подопечный лишь внимал итогам. Заслуженный врач Юлий Богданов в период, когда мы оба работали на Карпова, рассказывал о специальных смесях порошков, резко активирующих память подопечного для ускоренного запоминания итогов ночного анализа.

Во время турнира я проводил много времени с Леней Слуцким, продолжив общение времен Ростовского студенческого чемпионата. Он привез письмо знакомым родителей из Душанбе, познакомился с их молоденькой дочкой, начал встречаться. Через год я узнал об свадьбе. Аналогичные истории редко заканчивались так, однако можно вспомнить чемпионат СССР 1981 г. в Вильнюсе и последовавшие женитьбы Юсупова и Псахиса.

Слуцкий обладал феноменальной памятью, и я лишний раз убедился в этом, когда Миша Шерешевский затеял “Контуры Эндшпиля” с ним в соавторстве. Леня присылал список партий по темам, Миша обращался к моей библиотеке, я находил их, он переписывал, а затем комментировал под нужным углом.

В конце года состоялся второй мемориал Сокольского. Я пригласил участвовать своих друзей: Гену Кузьмина, на следующий год вышедшего в межзональный, самого преданного ученика АП по Львову Борю Каталымова, до конца своих дней игравшего его дебют, а также моего бывшего одноклубника из Прибалтийского военного округа Юзика Петкевича. В итоге 1-3 места разделили Ройзман, Капенгут и Купрейчик ( по коэффициенту).

В 4-х последних чемпионатах БССР и двух мемориалах Сокольского я выиграл 4 чистых первых места и дважды разделил 1-3. Стало ясно, что после отхода ИЕ от выступлений возглавить команду республики на шахматной олимпиаде страны в 1972 г. придется автору.

© Albert Kapengut 2020

 

* * *

Продолжение после выхода из печати книги автора, в которую будут включены воспоминания о международных и всесоюзных соревнованиях 

Опубликовано 24.12.2020  22:20

Еще о Викторе Купрейчике / More on Viktor Kupreichik

(Ниже на русском)

Яшчэ пра Віктара Купрэйчыка / More on Viktor Kupreichik

Каля ста чалавек прыйшлі сёння, 23 траўня, у вялікую залу Рэспубліканскага цэнтра алімпійскай падрыхтоўкі па шахматах і шашках, каб развітацца з Віктарам Давыдавічам Купрэйчыкам. На экране злева ад труны пад запіс песні Уладзіміра Высоцкага «Кони привередливые» чаргаваліся фатаграфіі і відэаролікі, якія адлюстроўвалі розныя эпізоды біяграфіі выбітнага беларускага шахматыста. Труна была ўсыпана веснавымі кветкамі.

Вынас цела на вул. К. Маркса. Прыкладна 15.30.

У кулуарах дзеячы шахмат падзяліліся з карэспандэнтам belisrael.info сваімі думкамі і ўспамінамі, звязанымі з В. Д. Купрэйчыкам.

Юрый Муйвід, трэнер РЦАП:

– Я ведаў Віктара з тых часоў, калі яму было 11 год, калі ён быў моцным першаразраднікам, гуляў у паўфінале першынства Мінска сярод дарослых. Вельмі шмат ахвяроўваў, гуляў у востракамбінацыйным стылі, падобным да талеўскага – вядома, і выйграваў, і прайграваў.

Заметка А. Ройзмана пра юнага Купрэйчыка ў «Фізкультурніку Беларусі». Фота В. Каблюка.

Быў сведкам, як Віктар выступаў за зборную Мінска на спартакіядзе школьнікаў Беларусі ў сярэдзіне 1960-х гг. (ладзілася ў Гомелі). Ад Мінска тады прыслалі дзве каманды, і за першую гулялі Купрэйчык, ДыдышкаАба Шагаловіч папрасіў, каб я паехаў з мінчанамі замест трэнера Вадзіма Місніка. У першы дзень хлопчыкі і дзяўчаты пачалі гарэзаваць, збягаць з горкі ў парку, а яна была дужа крутая… Вячаслаў Дыдышка выляцеў прама на парапет, урэзаўся ў застыглы цэмент – добра яшчэ, што паспеў згрупіравацца. Віктару пашанцавала больш, ён схапіўся за нейкі куст, прытармазіў. Шагаловіч быў у шоку!

Уладзімір Гінзбург, намеснік старшыні Беларускай федэрацыі шахмат:

– Да таго, як Віктар Давыдавіч некалькі дзён таму няўдала ўдарыўся галавой і злёг, ён рыхтаваўся да чэмпіянату Еўропы ў Мінску, а ўлетку плануецца яшчэ шахматны матч ветэранаў на тэрыторыі пасольства Беларусі ў Расіі, на 10 дошках… Купрэйчык мусіў быў гуляць на 1-й дошцы. Мы даўно рыхтавалі гэты беларуска-расійскі матч, і вось толькі сёлета знайшлі грошы. Нават не ведаю, ці варта цяпер яго праводзіць. Дыдышка кажа: «Няма Віктара – няма сэнсу».

Юрый Балашоў, міжнародны гросмайстар (Расія, разам з міжнародным майстрам Сяргеем Юферавым спецыяльна прыехаў на пахаванне):

– Смерць Віктара – вялікая страта, сышоў яркі, творчы шахматыст. Магчыма, спартыўныя яго вынікі не так уражвалі, як творчыя. У 1979 годзе, калі ў Мінску праходзіў чэмпіянат СССР, людзі пыталіся лішні квіток, ішлі на Купрэйчыка… Мы сябравалі, дапамагалі адно аднаму, разам ездзілі на спаборніцтвы, агулам, былі ў «адной звязцы». Віктар да апошніх дзён захоўваў прыстойную шахматную сілу. Ён валодаў высокімі чалавечымі якасцямі – надзейнасць, сумленнасць, смеласць. Мне ўчора тэлефанавалі з розных гарадоў Расіі – з Пярмі (Анатоль Цярохін), з Тамбова, адусюль, дзе бываў Віктар… Прасілі перадаць спачуванне родным і сябрам. Яшчэ, помню, у 1982 годзе мне пазваніў Васіль Васільевіч Смыслоў, спытаўся, як я пастаўлюся да таго, што ён запросіць у групу сваіх памочнікаў Віктара Купрэйчыка. Вядома, я згадзіўся. І сапраўды, Віктар вельмі дапамог Смыслову, які на сёмым дзясятку гадоў дайшоў у прэтэндэнцкім цыкле да матчу з Каспаравым (1984 г.).

Ю. Балашоў (злева) і У. Гінзбург

Леанід Шацько, шахматыст-завочнік, распаўсюднік шахматнай літаратуры, вядучы шахаддзела ў «Народнай газеце»:

– Дзякуючы Віктару Давыдавічу я, можна сказаць, і прыйшоў у шахматы. У 1972-1974 гг., у старшых класах школы, я ўдзельнічаў у шахматных конкурсах газеты «Знамя юности», якія арганізоўваліся аддзелам пад рэдакцыяй майстра спорту В. Купрэйчыка. У гэтых конкурсах я паступова выканаў 4-ы і 3-і разрады, а ў апошнім, дзе ўдзельнічала звыш 600 (!!!) чалавек, увайшоў у тройку пераможцаў. Так што штуршок да заняткаў шахматамі Віктар Давыдавіч даў многім у нашай краіне. Ён прысылаў мне лісты, якія захоўваю дагэтуль. Што цікава, ў конкурсе 1973 г., дзе я выканаў норму 3-га разраду, адным з пераможцаў стаў Уладзімір Барташ – цяпер вядомы трэнер, які працуе ва Уруччы, у цэнтры дадатковай адукацыі дзяцей і моладзі «Арт». Яго вучні становяцца пераможцамі многіх рэспубліканскіх турніраў.

Даведка пра выкананне разраду, падпісаная В. Купрэйчыкам. Архіў Л. Шацько.

Апошні час Віктар Давыдавіч моцна хварэў, у яго былі праблемы з ныркамі: ведаю, што, калі ён ездзіў на турнір у Дрэздэн, то кожны дзень яму рабілі гемадыяліз. Ён атрымаў групу інваліднасці; магчыма, праз гэта быў вымушаны пару гадоў таму зволіцца з СДЮШАР-11. Тым не менш не губляў бадзёрасці: цікавіўся кнігамі, звяртаўся да мяне наконт навінак, набыў нават «Энцыклапедыю шахматных дэбютаў» (між тым большасці людзей «ва ўзросце» ўжо не да літаратуры па шахматах). У СДЮШАР-11 ён займаўся з некалькімі перспектыўнымі рабятамі, як мінімум адзін з іх – Уладзімір Раманенка, які пераехаў у ЗША – стаў гросмайстрам. Сярод яго вучняў таксама міжнародны майстар Міхаіл Нікіценка. Дзеля заняткаў хлопцы ездзілі да Купрэйчыка і на кватэру.

Далей – фрагмент з тэксту Уладзіміра Някляева, учора апублікаванага тут (паэт Някляеў таксама прыходзіў у РЦАП).

«Не стала Віктара Купрэйчыка. Міжнароднага грасмайстра, найбліскучага беларускага шахматыста, унесенага ў Сусветную залу шахматнай славы.

Мы сябравалі. Ён адзін з самых даўніх маіх сяброў. Таму цяжка. Вельмі.

Апошнімі гадамі ён невылечна хварэў. Але памёр не праз хваробу. Праз выпадак. Спраўдзілася ягонае: «Мы паміраем выпадкова».

Ён любіў не толькі шахматы. Шмат што яшчэ. У тым ліку музыку, літаратуру. За грошы, выйграныя на адным з апошніх (ветэранскіх) турніраў, выдаў па-беларуску кнігу Івана Буніна. Калі спыталі, навошта яму гэта, адказаў: «Хачу, каб любілі Буніна па-беларуску».

Грошы, якія перакладчыкі бунінскай кнігі не ўзялі ў яго як ганарар, ён перадаў на помнік Рыгору Барадуліну».

Падрыхтаваў В. Р.

Гл. таксама: Виктор Купрейчик (03.07.1949 – 22.05.2017) / Viktor Kupreichik

***

Около ста человек пришли сегодня, 23 мая, в большой зал Республиканского центра олимпийской подготовки по шахматам и шашкам, чтобы попрощаться с Виктором Давыдовичем Купрейчиком. На экране слева от гроба под запись песни Владимира Высоцкого «Кони привередливые» сменялись фотографии и видеоролики, отражавшие разные эпизоды биографии замечательного белорусского шахматиста. Гроб был усыпан цветами.

Вынос тела на ул. К. Маркса. Примерно 15:30.

В кулуарах деятели шахмат поделились с корреспондентом belisrael.info своими мыслями и воспоминаниями, связанными с В. Д. Купрейчиком.

Юрий Муйвид, тренер РЦОП:

– Я знал Виктора с 11-летнего возраста, когда он был сильным перворазрядником, играл в полуфинале первенства Минска среди взрослых. Очень много жертвовал, играл в острокомбинационном стиле – конечно, и выигрывал, и проигрывал.

Заметка А. Ройзмана о юном Купрейчике в «Физкультурнике Беларуси». Фото В. Каблюка.

Был свидетелем, как Виктор выступал за сборную Минска на спартакиаде школьников Беларуси в середине 1960-х (проводилась в Гомеле). От Минска тогда прислали две команды, и за первую играли Купрейчик, ДыдышкоАбо Шагалович попросил, чтобы я поехал с минчанами вместо тренера Вадима Мисника. В первый день мальчики и девочки стали резвиться, сбегать с горки в парке, а она крутая… Вячеслав Дыдышко вылетел прямо на парапет, врезался в цемент – хорошо, что успел сгруппироваться. Виктору повезло больше, он ухватился за какой-то куст, притормозил. Шагалович был в шоке!

Владимир Гинзбург, зам. председателя Белорусской федерации шахмат:

– До того, как Виктор Давыдович несколько дней назад неудачно ударился головой и слёг, он готовился к чемпионату Европы, а летом планируется ещё матч ветеранов по шахматам на территории посольства Беларуси в России, на 10 досках… Купрейчик должен был играть на 1-й доске. Мы давно готовили этот российско-белорусский матч, и вот только в этом году нашли деньги. Даже не знаю, стоит ли теперь его проводить, Дыдышко говорит: «Нет Виктора – нет смысла».

Юрий Балашов, международный гроссмейстер (Россия, вместе с международным мастером Сергеем Юферовым специально приехал на похороны):

– Смерть Виктора – большая потеря, ушёл яркий, творческий шахматист. Возможно, спортивные его результаты не были такими впечатляющими, как творческие. В 1979 году, когда в Минске проводился чемпионат СССР, люди спрашивали лишний билетик и шли на Купрейчика… Мы дружили, помогали друг другу, вместе ездили на соревнования, в общем, были «в одной связке». Виктор до последних дней сохранял приличную шахматную силу. Он обладал высокими человеческими качествами – надёжность, честность, смелость. Мне вчера звонили из разных городов России – из Перми Анатолий Терёхин, из Тамбова, отовсюду, где бывал Виктор… Просили передать соболезнование родным и друзьям. Ещё, помню, в 1982 году мне позвонил Василий Васильевич Смыслов, спросил, как я отнесусь к тому, что он пригласит в группу своих помощников Виктора Купрейчика. Конечно, я согласился. И действительно, Виктор очень помог Смыслову, который на седьмом десятке лет дошёл в претендентском цикле до матча с Каспаровым.

Ю. Балашов (слева) и В. Гинзбург

Леонид Шетько, шахматист-заочник, распространитель шахматной литературы, ведущий шахотдела в «Народной газете»:

– Благодаря Виктору Давыдовичу я, можно сказать, и пришёл в шахматы. В 1972-1974 гг., учась в старших классах школы, я участвовал в шахматных конкурсах газеты «Знамя юности», которые проводились отделом под редакцией мастера спорта В. Купрейчика. В этих конкурсах я постепенно выполнил 4-й и 3-й разряды, а в последнем, где участвовало более 600 (!!!) человек, вошёл в тройку победителей. Так что толчок к занятиям шахматами Виктор Давыдович дал многим в нашей стране. Он присылал мне письма, которые храню до сих пор. Что интересно, в конкурсе 1973 г., где я выполнил норму 3-го разряда, одним из победителей стал Владимир Бартош – известный ныне тренер, который работает в Уручье, в центре дополнительного образования детей и молодёжи «Арт». Его ученики становятся победителями многих республиканских турниров.

Справка о выполнении разряда, подписанная В. Купрейчиком. Архив Л. Шетько.

В последнее время Виктор Давыдович сильно болел, у него были проблемы с почками: знаю, что, когда он ездил на турнир в Дрезден, то каждый день проходил гемодиализ. Получил первую группу инвалидности, из-за этого был вынужден уволиться из СДЮШОР-11. Тем не менее бодрости не терял: интересовался книгами, обращался ко мне, приобрёл даже «Энциклопедию шахматных дебютов» (а ведь большинству людей в возрасте уже не до литературы по шахматам). В СДЮШОР-11 он занимался с несколькими перспективными ребятами, как минимум один из них – Владимир Романенко, который переехал в США – стал гроссмейстером. Среди его учеников также международный мастер Михаил Никитенко. Ради занятий ребята ездили к Купрейчику и на квартиру.

Далее – фрагмент из текста Владимира Некляева, вчера опубликованного здесь (поэт Некляев тоже приходил в РЦОП). Перевод с белорусского:

«Не стало Виктора Купрейчика. Международного гроссмейстера, самого блестящего белорусского шахматиста, внесенного во Всемирный зал шахматной славы.

Мы дружили. Он один из старейших моих друзей. Поэтому тяжело. Очень.

В последние годы он неизлечимо болел, но умер не из-за болезни. Из-за случая. Подтвердились его слова: «Мы умираем случайно».

Он любил не только шахматы. Многое другое. В том числе музыку, литературу. За деньги, выигранные на одном из последних (ветеранских) турниров, издал по-белорусски книгу Ивана Бунина. Когда спросили, зачем ему это, ответил: «Хочу, чтобы любили Бунина по-белорусски».

Деньги, которые переводчики бунинской книги не взяли у него как гонорар, он передал на памятник Рыгору Бородулину».

Подготовил В. Р.

См. также: Виктор Купрейчик (03.07.1949 – 22.05.2017) / Viktor Kupreichik

Опубликовано 23.05.2017  23:29