Tag Archives: Юрий Абдурахманов

Инесса Ганкина. Страхи и надежды двадцатого года (5)

Заметки интеллигента

Про революцию и культуру, или Что важнее хлеба (начало)

Этот материал будет посвящен главной теме моей жизни, ведь еще в молодости я подозревала, что человеческое существование не может ограничиваться кругом материальных потребностей, и с годами это мое убеждение только упрочилось… Сегодня речь пойдет о культуре в широком понимании этого слова, ибо именно способность создавать и воспринимать культуру является главным отличием человека от животных. Для составления этого культурного обзора я достаточно активно «побегала» по родному городу, побывала на выставках и уличных концертах, а главное – поговорила с экспертами. Их голоса вы «услышите» в этом материале.

Итак, знакомьтесь: Юрий Абдурахманов (Ю. А.) – директор фонда «Наследие и время»; Андрей Ходанович (А. Х.) – поэт, переводчик, член Рады Белорусского ПЕН-центра; Михаил Баранчик (М. Б.) – поэт, председатель минского отделения литературного союза «Полоцкая ветвь»; Людмила Дунец (Л. Д.) – поэт; Ирина Коваль (И. К.) – библиотекарь, экскурсовод; Вероника Фомина (В. Ф.) – актриса и организатор кукольного театра «Лямцевая батлейка»; Андру́сь, или Андрей Такинда́нг (А. Т.) — белорусский музыкант, поэт, телеведущий. Это разные люди, и степень их вовлеченности в актуальные политические процессы тоже очень разная. Сегодня, в январе 2021 г., когда уже видно, что массовое протестное движение в Беларуси либо схлынуло до весны, либо примет какие-то другие формы, важно осознать, что же происходило осенью в культурном пространстве страны.

Выставочная деятельность. Осенний период – это традиционный сезон выставочной активности, когда музеи и галереи наперебой приглашают на разнообразные культурные мероприятия. Эта осень и начало зимы не стали исключением… Однако все эти выставки проходили не в безвоздушном пространстве, а на фоне то затихающей, то не на шутку разгулявшейся эпидемии, а также невероятной уличной активности, которая породила свои художественные формы: от вывешивания на окна соответствующей символики до флешмобов; от снеговиков «неправильной раскраски», с которыми с разной степенью успешности сражаются работники коммунальных служб, до бесконечных граффити. В качестве иллюстрации можете оценить сделанные автором статьи осенние фотографии, на которых внимательный читатель сразу увидит следы информационной войны и обвинения сторонников перемен в фашизме.

 

Сейчас я предлагаю покинуть шумные улицы и переместиться в музейные и галерейные пространства. Начнем, пожалуй, с музея истории белорусской литературы, который находится немного в стороне от протоптанной дороги музейного Минска, включающей музей Великой Отечественной войны, исторический и художественный музеи.

Что можно увидеть в «скучном» литературном музее? Первое, что меня подкупило – улыбающиеся доброжелательные смотрители и доверие к посетителям. А сейчас пробежимся по экспозиции, сделанной на высоком художественном уровне. Начнем с основной части, где в витринах расположились портреты писателей и, естественно, их книги. Ничего особенного, скажете Вы, но с учетом непростой политической ситуации меня очень порадовал не политизированный, а научный подход к созданию экспозиции. Самое большое эмоциональное впечатление производит кабинет писателя с реальными книгами, пишущей машинкой, настольной лампой и другими приметами времени, а также личные вещи знаковых фигур белорусской литературы.

Из пространства постоянной экспозиции переместимся на первый этаж, где расположились временные выставки. Прямо в фойе нас встретила небольшая, но уникальная выставка, посвященная роду Костровицких. Именно эту фамилию носила мать поэта Гийома Апполинера Анжелика, чье родовое имение находилось вблизи Новогрудка, а ее сына, знаменитого французского поэта ХХ века, знает весь цивилизованный мир. Интересно было проследить историю этого рода, разбросанного по всему земному шару.

Очень кстати пришлась и фотозона с ностальгическими элементами материальной культуры.

Одной из проблем современной Беларуси является статус белорусского языка, и речь тут не только об официальном употреблении, а о реальном его использовании в бытовом, в том числе семейном общении. Многими учениками столицы белорусский язык воспринимается как еще один иностранный. В этой связи прекрасно оформленная временная выставка «Мова хаты» может стать первым мостиком в родную мову. Ее зоны от бытовых явлений до сакрального пространства, оформленные прекрасными этнографическими предметами и текстами белорусских авторов, оптимально сочетают изобразительный и текстовой материал.

Вишенкой на торте в музее белорусской литературы стала экспозиция, посвященная жизни и творчеству братьев Гримм, приехавшая в Беларусь из Германии. Виды немецких городов, книжные иллюстрации и многое другое вызвали почти непреодолимое желание либо вернуться в детство, либо сесть в поезд и немедленно уехать в путешествие по Германии. Но пандемическая реальность и закрытые границы вернули меня из мира мечты в реальность. К сожалению, еще больше в белорусскую реальность возвращает постоянный поток новостей. Чтобы долго не пересказывать, лучше воспользоваться прямой цитатой: «Міхаіл Рыбакоў, дырэктар Музея гісторыі беларускай літаратуры, звольнены. Пасля падзей 9-11 жніўня большасць супрацоўнікаў музея зрабілі фота з надпісам “мы супраць гвалту”, якое размясцілі ў суполках музея і ў сацсетках. Сам Міхаіл таксама адкрыта выказваў сваю пазіцыю».

А вот история про директора могилевского музея:

«Директора Музея истории Могилёва Алексея Батюкова уволили с должности за подписание открытого письма против насилия и за отставку Лукашенко.

«Смешно было — вручили [уведомление] и спрашивают: «Ну, а что вы у нас не спрашиваете? [о причинах]». Я говорю: «А что спрашивать? Всё понятно». Так и решили», — рассказывает Батюков.

За почти 10 лет руководства музеем Батюкову удалось пополнить коллекцию музея ценными артефактами, среди которых — Статут Великого княжества Литовского. И это без какой-либо поддержки».

Так государство благодарит за профессиональную деятельность. Однако моя цель – это культурный обзор, поэтому предлагаю заглянуть еще в одно выставочное пространство.

Очень люблю знакомить читателей с событиями и людьми, которые не находятся у всех на слуху, но при этом спокойно и достойно уже много лет занимаются своей профессиональной деятельностью Речь пойдет о двух художниках-графиках, Ольге Крупенковой и Татьяне Сиплевич, чья совместная выставка «LITHO graphics exlibris» прошла осенью этого года в одной из минских галерей.

Вы спросите: «Мало ли выставок чуть ли не каждую неделю открывается в Минске?» Уникальность выставки заключается в самом экслибрисе, который изначально был просто штампом с именем владельца, а на сегодняшний день превратился в произведение печатной графики и предмет коллекционирования. Ольга и Татьяна работают в технике литографии, на сегодняшний день их экслибрисы хранятся у коллекционеров в 25 странах. Экслибрисы имеют традиционные темы, одна из них – «Адам и Ева». Тема как можно догадаться из разряда вечных, но читатели могут сами убедиться, насколько по-разному она решена у Ольги и Татьяны.

Иллюстрации Ольги Крупенковой

и Татьяны Сиплевич

Возможно, вас немного смутит эротизм изображения, но это одна из давних традиций экслибриса. Хочу также заметить, что формат этих работ может быть очень небольшим, что заставляет внимательно всматриваться в детали и по достоинству оценить уровень мастерства автора. Призываю читателя рассмотреть элементы орнамента и другие детали изображения, передающие бесконечную красоту божьего мира. Представляете, как повезло посетителям выставки, которые смогли увидеть 140 работ (по 70 каждой участницы) с разнообразием тем, сюжетов, колористической гаммой, символическим рядом и особенностями авторской манеры?

Стоит несколько слов сказать о творческих биографиях художниц, тем более что сама выставка имела отчасти юбилейный характер, будучи приуроченной к 50-летию их обеих. Начнем с Ольги Крупенковой. Итак, знакомьтесь: старший преподаватель кафедры рисунка, акварели и скульптуры архитектурного факультета Белорусского Национального Технического Университета, автор 11 персональных выставок, лауреат и дипломант престижных международных и национальных конкурсов (Республика Беларусь, Россия, Испания, Польша, Финляндия). Работы Ольги хранятся в музеях Беларуси, Бельгии, Венгрии, Польши, России, США, Хорватии, Швеции и Японии.

В той же степени насыщенна и разнообразна творческая биография Татьяны Сиплевич. Она включает работу в анимационной студии, издательствах, белорусской Академии искусств и, конечно, активную выставочную деятельность. Татьяна – лауреат и дипломант международных выставок в Беларуси, Испании и России, ее работы хранятся в музеях Беларуси, Бельгии, Польши, Румынии и Швеции, а также в частных коллекциях 15 стран. Татьяна – прекрасный преподаватель, доказательством чего является ее участие в Международной детской олимпиаде по искусству в США (Вашингтон, 2007 г.) в качестве преподавателя, подготовившего белорусского призера Олимпиады.

Безусловно, хоть в какой-то степени передать атмосферу выставки могут только репортажные фотографии. Смотрите, завидуйте…

Ольга Крупенкова (слева) и Татьяна Сиплевич

Инесса Ганкина                                          журналист Тамара Вятская

Выставочная активность в стране продолжается. В частности, недавно открылись три выставки, непосредственно связанные с еврейским культурным наследием. Одна из них, под символическим названием «Другое нараджэнне», – реконструкция еврейской коллекции Беларускага дзяржаўнага музея 1920–30-х гг. (Национальный исторический музей, Минск), вторая – «ТУТЭЙШЫ ІЕРУСАЛІМ» из частной коллекции Игоря Сурмачевского (Художественная галерея Михаила Савицкого, Минск) и, наконец, третья – «Прощай, местечко» Юрия Крупенкова (Музей В.К. Бялыницкого-Бирули, Могилёв). О творчестве Ю. Крупенкова вы можете подробно прочесть здесь, в материале 2020 г., а об остальных выставках, возможно, удастся сделать отдельный обзор.

Закончить фрагментарный анализ выставочной жизни страны хочется мнением эксперта. Своими тревогами и проблемами делится Юрий Абдурахманов. Вам предлагается запись разговора, состоявшегося в октябре 2020 года.

Инесса Ганкина: Как чувствует себя менеджер культурных проектов, т. е. Вы, в сегодняшней Беларуси?

Юрий Абдурахманов: Сложно он себя чувствует. Во-первых, невозможно не учитывать политическую ситуацию в стране. Очень трудно думать о каких-то новых проектах, когда на улицы выходят тысячи протестующих против насилия и обмана людей. И в то же время мы не имеем права забросить всё, что планировалось, ведь мы делаем нашу работу для нашей страны, хотя и звучит это довольно пафосно.

Свои коррективы вносит и пандемия коронавируса, которая игнорирует уверения властей в том, что у нас всё не так страшно. И, конечно, большой удар для таких небольших организаций, как «Наследие и время» – абсолютное прекращение финансовой помощи со стороны меценатов (за всё время своего существования мы ни разу не получили ни копейки от государства).

И. Г.: Отчитайтесь кратенько, что удалось сделать за полгода со дня нашей встречи и что в загашнике, т.е. в творческих планах?

Ю. А.: В последние шесть месяцев я плотно сел за разбор собранных в архивах разных стран материалов. Опубликована статья о Царфине в литовском научном журнале, подготовлен и опубликован обширный материал о художниках Парижской школы в «Комсомольской правде», вышел в свет перевод воспоминаний Царфина о Сутине с моими комментариями и статьей о Царфине, подготовлена и проведена выставка Ю. Крупенкова в Мирском замке, сейчас проходит выставка «Тихая мелодия наших местечек» в Гродненском музее истории религии. Помогаю Червенскому краеведческому музею создать экспозицию о Сутине и Царфине. Есть планы создания онлайн-лекций и экскурсий по Смиловичам и музеям Сутина и Монюшко. Готовим концепцию музея Ибрагима Канапацкого в Смиловичах. В процессе – работа над книгой о Парижской школе, подготовка выставки Андрея Духовникова (Витебск) в Минске.

И. Г.: И третий вопрос. Как по вашим ощущениям – интерес к культурным проектам со стороны обычных людей вырос или упал?

Ю. А.: Интерес к культурным проектам вообще и к искусству в частности, конечно же, снизился по понятным причинам, но в последние недели я вижу значительный рост, люди опять потянулись к духовному. Увы, отсутствие средств не позволяет нам сейчас запустить масштабные проекты (хотелось бы побольше поработать с детьми и молодежью в Смиловичах). Время покажет, нужна ли наша деятельность, востребованы ли наши знания и опыт.

Мнение эксперта позволяет нам подвести некоторый итог вышесказанному и заметить, что все совсем непросто с реализацией выставочных и музейных проектов в Беларуси. Тем более вызывает недоумение стремление власти избавляться от профессионалов, т.е. увольнять людей за высказанную политическую позицию. Про арестованную и спрятанную от людей коллекцию шедевров даже и говорить не хочется. Не зря «Ева» Хаима Сутина стала одним из символов сторонников перемен.

Литература. Про современную литературу и людей, которые активно в ней работают, можно написать множество развернутых обзоров и даже книг, но я решила пойти другим путем и просто дать слово трем авторам. Нюансы и оттенки смысла станут ясны из интервью, которые брались в октябре, когда культурные мероприятия проводились фактически во всех районах Минска, в т. ч. и на ступеньках учебных заведений. Очень важно, что читатели сумеют хоть чуть-чуть прикоснуться к творчеству моих собеседников. Итак, знакомьтесь: Андрэй Хадановіч (Андрей Ходанович) – поэт, переводчик, член рады Белорусского ПЕН-центра.

И. Г.: Почему Вам важно выступать сейчас перед активными гражданами страны?

А. Х.: Бо ў нашай краіне адбываюцца актыўныя змены, людзі абуджаюцца, праяўляюць нечуваную раней салідарнасць, паўстае грамадзянская супольнасць. Людзі пачынаюць самаарганізоўвацца на ўзроўні мікрараёнаў, вуліц і двароў. Многія жыхары шматпавярховак упершыню знаёмяцца з суседзямі. Трэба падтрымаць гэты рух. Прыходзіць і дапамагаць, чым можаш. У маім выпадку – чытаць вершы і спяваць песні. Тым больш, што ў мяне шмат песень пратэсту.

И. Г.: Как Вы видите будущее Беларуси? Что для Вас самое главное?

А. Х.: Для мяне важнае сённяшняе жаданне амаль усіх дабіцца справядлівасці і пераменаў, стварыць сітуацыю, калі ў нас будзе працаваць закон, быць свабоднымі і захаваць незалежнасць. А яшчэ мяне ўражвае цеплыня адносінаў між людзьмі. Гэта хацелася б захаваць найперш – свабоду, незалежнасць і чалавечнасць.

И. Г.: Вы очень настойчиво и серьезно занимались переводами стихов Мойше Кульбака. Что Вам дал этот опыт как поэту и человеку?

А. Х.: Кульбак, як на мяне, геніяльны і па-ранейшаму трохі недаацэнены ў нас пісьменнік. Калі яго проза, дзякуючы Сяргею Шупу ды іншым перакладчыкам, паступова прыходзіць да нашага чытача, то адкрыццё неймавернага паэта – яшчэ наперадзе. І мне вельмі прыемна, што магу ў гэтым паўдзельнічаць. Тут яшчэ пытанні памяці і ідэнтычнасці. Важна, каб сучасныя беларусы ўяўлялі часы Беларусі шматмоўнай і шматкультурнай, з нашымі яўрэямі і ідыш як адной з дзяржаўных моваў. Спадзяюся, гэта зробіць нас сённяшніх больш адкрытымі і талерантнымі.

Сейчас самое время прочесть переводы Кульбака. Любезный Андрей прислал их великое множество, но для формирования здорового читательского аппетита предложу здесь три, некоторые можно найти в соответствующих изданиях, а остальные ждут и, уверена, дождутся публикации.

Вялля і Нёман

(Di Vilje un der Njeman)

У ноч, калі месяц з нябёсаў — як срэбная зліва,

З’яўляецца з Нёмана постаць літоўскага воя,

А побач з Вяллі выплывае дзяўчына шчасліва —

Вейкі даўгія, а кудзеры зблытаны з мокрай травою.

Крочыць нясмела, ды больш не хаваецца ў хвалі…

І Нёман імкне напярэймы — абняць яе цела тугое,

Цалуе ў зялёныя вочы, што шчасцем блішчаць і тугою,

А потым адносіць на дно ў крышталёвыя сінія залі…

Месячная ноч

(A levone-naxt)

Праз ноч Царыца Саўская плыве

І працінае неба позірк боскі

Ў халодным харастве.

Бы прывіднае сяйва з вышыні

Спускаецца ў маленечкія вёскі,

Што спяць у цішыні.

Яе вачэй бяссоннае бяздонне

Глядзіць згары

На курачку ў двары,

Пільнуе верхаводку ў срэбнай тоні,

Любуецца ягняткам у хляве…

Праз ноч Царыца Саўская плыве

На зорным троне ў залатой кароне.

* * *

(“Gezen hob ix yiddishe verter”)

Яўрэйскія словы, сузор’е агеньчыкаў мілых, агеньчыкаў мілых,

як іскаркі золата з цёмнай руды.

Яўрэйскія словы, чародка галубак, галубак маіх чыстакрылых,

што ў сэрцы буркуюць, буркуюць заўжды.

* * *

Еще одна важная ипостась Андрея – исполнение своих собственных песен и переводов под гитару, и опять же с любезного разрешения автора отсылаю к двум видео в ленте:

https://www.facebook.com/andrej.khadanovich/videos/10225047321518789/

 

Сейчас позвольте вам представить еще одного поэта, а по совместительству моего старого друга Михаила Баранчика. В теплый осенний день мы гуляем по центру Минска и разговариваем о наболевшем.

          Михаил Баранчик                                                 Михаил Баранчик и Инесса Ганкина

Инесса Ганкина: Как живется поэту Михаилу Баранчику?

Михаил Баранчик: Поэту Баранчику живется легче, чем гражданину Баранчику. Что касается моей «административной» общественной должности и связанных с этим проблемами, то, слава Богу, у нас в минском отделении Белорусского литературного союза «Полоцкая ветвь» разброса мнений нет, а в самом Союзе есть, и самое неприятное, что все войны и революции когда-нибудь заканчиваются, и после таких высказываний и споров нам придется смотреть в глаза друг другу. Сегодня разброс мнений таков, что порой человека с другим мнением записывают чуть ли не во враги. Это мне очень не нравится, я как председатель отделения, как поэт и гражданин хотел бы, чтобы мы научились слушать и слышать друг друга, а не доказывать с пеной у рта свое единственно правильное мнение.

И. Г.: Стимулирует ли поэта Михаила Баранчика происходящее к каким-то интересным поэтическим высказываниям?

М. Б.: У меня родились какие-то тексты. Нельзя сейчас не выражать своей гражданской позиции, но я всегда себя считал лирическим поэтом. Хотя и пять, и семь и десять лет назад у меня были стихи на гражданскую тематику, но они никогда не были злыми. Я всегда критически оценивал ситуацию, но старался, чтобы это были призывы не к войне, а к миру. Последнее время у меня, надеюсь, тональность стихов не поменялась, но я перестал писать лирические стихи, и это мне не нравится. Я позиционирую себя как лирический поэт.

И. Г.: Я знаю, что ты постоянно либо сам организуешь, либо участвуешь в каких-то культурных инициативах. Чтобы ты посоветовал людям, которые скучают по культурным впечатлениям или сами занимаются литературным творчеством?

М. Б.: Совсем недавно я мог рекламировать площадку в детской библиотеке № 10, но сейчас поступил приказ запретить такие мероприятия в детских библиотеках, и сейчас мы проводим встречи нашего литературно-музыкального проекта «Десяточка» в Минском Дворце детей и молодежи.

И. Г.: Я знаю, что у вашего литературного Союза в Уставе записано требование – быть вне политики, следовательно, единственное, что является критерием выступления на вашей площадке – уровень литературного мастерства.

М. Б.: Да, а еще важное отличие нашего проекта от других, что кроме поэтов мы активно сотрудничаем с бардами. Есть еще хорошее объединение «Гелиос», которое первоначально позиционировало себя как бардовское, но с каждым разом там все чаще появляются поэты.

И. Г.: Я знаю, что недавно у вас был какой-то замечательный бардовский фестиваль с выездом из Минска?

М. Б.: Фестиваль «Паруса надежды». Туда приезжали барды из Минска и из Солигорска. Организатор – поэт и бард Елена Фатнева.

И. Г.: Чем принципиально отличаются литературные площадки в Минске от мероприятий на природе?

М.Б.: Мне больше нравится на природе, потому что в помещении напоминает академический концерт.

И. Г.: Какой возрастной диапазон участников? Не является ли бардовская культура «бабушкиными песнями?».

М.Б. На этом фестивале были люди старше сорока. В тот же «Гелиос» и другие клубы ходит очень много молодежи. Когда был вечер памяти Арика Круппа, то приходила целая плеяда молодых авторов, семь-восемь человек, они прекрасно знают и исполняют «старые» песни. Возраст тут не главный критерий; если у тебя лежит душа к бардовской песне, то можно найти пространство.

И. Г.: От сегодняшних реалий, радующих и печалящих, хочется обратиться к твоему творчеству. Одна из его важных тем – еврейская, а еще точнее тема исторической памяти и Холокоста. Прежде чем читатели прочтут одно из самых ярких твоих стихотворений, я хочу, чтобы ты вкратце рассказал историю твоей семьи.

М. Б.: Почти в каждой еврейской семье есть погибшие, и эта память живет с нами. Поэтому я не мог не коснуться этой темы. У меня часть родни жила в Белице и там бабушку, дедушку и отца прятали соседи. Они получили звание Праведников. Я их просто нашел… Старший брат моего отца был партизаном, он пришел в деревню за продуктами, его поймали и убили на глазах у бабушки. (Она в этот момент пряталась на чердаке и тронулась умом.) Семье со стороны мамы повезло меньше, потому что те, кто из Зембина не уехал, погибли фактически все. Моей маме повезло. Она каждое лето ездила в Зембин к бабушке и дедушке, но тут у нее родились младшие сестры-близняшки, она осталась на лето с родителями и уехала вместе с ними в эвакуацию в Уфу. Когда дедушка освобождал Беларусь, то их часть стояла недалеко от Зембина… Он, конечно, догадывался о судьбе евреев Беларуси, слухи доходили, но точно о судьбе своих родных не знал. Там в Зембине до войны жила вся их родня, ведь дедушка и бабушка со стороны мамы из одного местечка. Во время освобождения Беларуси дедушкина часть проходила недалеко от Зембина, и он со своим боевым товарищем получили разрешение на короткое увольнение. Когда он пришел в Зембин и узнал, что там погибло 16 или 18 человек из его семьи, то его боевой товарищ вспоминал, что, пока они шли от местечка до ямы (примерно 1,5 км), дедушка поседел на глазах. Сам дедушка об этом никогда не рассказывал. Естественно, зная всё это, я не мог пройти мимо темы войны и Холокоста. У меня есть стихи, посвященные белицким евреям и зембинским, и про минскую «Яму»…

И. Г.: В эпоху застоя тема Холокоста была, как бы это помягче сказать, «на периферии». Как сейчас литературное сообщество в Беларуси и России принимает эту тему?

М. Б.: Я за исключением нескольких случаев не замечал антисемитизма среди своих коллег по перу. Общаясь с литераторами из всех писательских cоюзов Беларуси, я не сталкивался ни с открытым, ни с замаскированным антисемитизмом. У меня много знакомых среди литераторов Украины. То же самое впечатление. Возможно, мне так везет. С литераторами из России я общаюсь меньше, но среди моих знакомых я тоже с этим не сталкиваюсь.

МЕСТЕЧКО

Там каждый год весной цвели сады –

И белый дым окутывал местечко.

Там сладок вкус колодезной воды,

Там тихий разговор субботних свечек.

Там по утрам концерт вели грачи

На тополе за старой синагогой.

Свои есть мудрецы и ловкачи –

Но все равны пред временем и Богом.

Там вечности отсчёт вели часы –

Их вечно чинит часовщик сутулый.

И гриву, всю седую от росы,

Своей кобыле чистит балагула.

Там в русской печке с чолнтом чугунок

Там на окошках шторки кружевные.

Там знают все, что бедность – не порок:

Биндюжники, сапожники, портные.

Там тяжело работают за грош –

Но всё же верят в Господа упрямо.

Иврит – для Бога. Дома – «маме-лошн».

Тот, на котором в детстве пела мама.

Картинка та теряется вдали:

Мурчит на печке рыжий кот-подкидыш,

И куры сонно роются в пыли,

И даже лошадь понимает идиш.

Ах, эта речь певуча и нежна.

Но все мы здесь – у времени гостями…

А над местечком полная луна

Пьёт тишину из вечности горстями.

И нет ещё предчувствия невзгод

И нет пока причины для кошмаров…

Но вот – проклятый 41 год,

И яблонь дым сменяет дым пожаров.

И взорвана в июне тишина.

И в тлен ушли – их больше не увидишь.

И никого не пощадила та война –

И даже лошадь, знающую идиш.

(окончание следует)

Фото Инессы Ганкиной и Дмитрия Симонова

Опубликовано 24.01.2021  22:11

Д. Симонов. Время собирать камни

Наследие еврейских авторов выходцев из Беларуси до сих пор является предметом культурологических и политических дискуссий. Предлагаю читателям краткий обзор событий и тенденций, связанных с этой темой. Информационными поводами к публикации послужили выставка «Шрага Царфин. Ведущий к свету» в Национальном художественном музее Республики Беларусь (6.12.201901.03.2020) и мастер-класс «Путешествие в мир белорусских местечек» Минского общества еврейской культуры имени Изи Харика (МОЕК), состоявшийся 9 февраля 2020 г. в рамках этой выставки.

Афиша к выставке

Елизавета Мальцева – руководитель МОЕКа 

Во всем мире, а особенно в интеллектуальных кругах Центральной и Восточной Европы, не прекращаются дискуссии о национальных корнях Парижских художественных школ. Речь идет о «Плавучей прачечной» “Бато-лавуар” (Модильяни, Пикассо и др.), а также об «Улье», где в состоянии гремучей смеси творческо-личных отношений взаимодействовали Шагал, Сутин, Кикоин, Кремень и другие еврейские художники с белорусской «пропиской», русская «Маревна», болгарин Паскин, японец Фужита (иногда пишут Фузита) и другие фигуры художественного андеграунда начала ХХ века. Впоследствии к кругу белорусских парижан примкнул Ш.Царфин.

Полемика актуальна для анализа Витебской, Лондонской, Нью-Йоркской, Лодзинской и других «школ». Указанная проблема поднимается в беседе с Юрием Крупенковым и Юрием Абдурахмановым о русско-советской, белорусской, французской и еврейской школах живописи. Так, Ю. Крупенков акцентировал внимание на формально-стилистической преемственности большинства белорусских художников советского периода с академической и реалистической традицией XIX века. В своих лекциях и экскурсиях Ю. Абдурахманов, куратор многочисленных проектов, посвященных еврейскому художественному наследию Беларуси (в том числе упомянутой выставки в НХМ), отмечает особую эмоциональную и чувственную отзывчивость еврейских художников из черты оседлости. Однако, на наш взгляд, они в этом смысле не сильно отличаются не только от принципиально космополитичного В. Стржеминьского (Владислав Максимилианович Стржеминский, также Стшеминьский, 1893, Минск — 26 декабря 1952, Лодзь — русский, польский и белорусский художник-авангардист, теоретик унизма в абстрактном искусстве) или «беспринципной» Н. Ходасевич-Леже (которую с легкой руки О. Лукашевича – автора сериала о белорусских художниках Парижской школы могут принять за хасидку), но и «сапраўдных беларусаў» М. Филипповича, М. Севрука, А. Сергиевича, российско-имперского мистика Д. Стеллецкого (Дмитрий Семёнович Стеллецкий, 1875, Брест-Литовск, — 1947, Париж — русский скульптор, живописец, иконописец и театральный художник) и т.д.

Искусствоведческая позиция Абдурахманова связана с его скептическим отношением, с одной стороны, к академической, реалистической, натуралистической традициям, а с другой стороны, к любому беспредметному искусству, а также концептуализму, перформенсам и т.д. как к недостаточно выразительным средствам для отражения мировосприятия человека ХХ века.

Юрий Абдурахманов 

В свою очередь, топ-менеджер белорусской редакции «Радио Свобода/Свободная Европа» Ф. Вечёрка и квазиоппозиционный депутат В. Воронецкий на очередном «Мова-фэсце», проходившем 22.02.2020 в минском культурном хабе ОК-16, напомнили о вновь обострившемся споре «славян между собою» за наследие Шагала и других белорусских парижан. Последние видятся как культурные супергерои, заложившие, наряду с представителями идишистско-гебраистской литературы и татарской народной культуры, краеугольные камни в фундамент мультиэтнического самосознания новой органически целостной белорусской нации. Выбор персоналий, вероятно, связан с их сравнительной «безопасностью» – они вряд ли могут быть использованы антибелорусскими силами в качестве инструмента.

Присутствовавший на «Мова-фэсце» российско-украинский философ сравнил наблюдаемый процесс национально-романтического воссоздания государственности с позитивным мифотворчеством, характерным для периода становления государственных наций стран Западной и Восточной Европы XVII – начала ХХ вв.

В российском искусствоведении присутствуют субъективистские отсылки живописного наследия Витебска начала ХХ века к традиции «Мира искусства». Белорусский искусствовед Абдурахманов видит источник вдохновения Шагала в позднем русском лубке (в свою очередь связанном с традицией западноевропейской гравюры) и тем самым оппонирует белорусофильским притязаниям на региональную исключительность уникальной среды порубежья, сводимой в наиболее вульгарных интерпретациях к влиянию белорусской деревни. В защиту этнографически-регионалистской версии источников творчества Шагала можно сравнить его работы с иллюстрациями к Агаде и другим еврейским религиозным и светским книгам.

Говоря о связи оригинального творчества местных гениев с окружающей их языковой, культурно-природной, социально-экономической, политико-правовой, архитектурно-ландшафтной средой, нельзя не отметить влияния линий и фактур специфического известного шагаловского пейзажного ландшафта на современный облик исторического центра Витебска. Впрочем, этот облик во многом определяется православными новоделами, возникшими в постсоветский период на месте своих предшественников, уничтоженных во время советской бомбардировки 1943 г. и хрущевской борьбы с культовыми зданиями.

Современным Смиловичам с точки зрения сохранения памяти об этнонациональных истоках творчества Сутина и Царфина повезло еще меньше. (О современных радостях и трудностях продвижения наследия Царфина и Сутина читайте в материале И. Ганкиной). Можно согласиться с Абдурахмановым, что слава Шагала затмевает даже более ценимого критиками и арт-рынком Сутина, не говоря уже о куда менее известном Царфине. В его представлении творчество искренне безумствующих гениев однозначно более ценно, чем гениальный пиар-менеджмент шагаловской семейной корпорации, сравнимый по результативности с высшими достижениями апостолов сюрреализма и поп-арта (С. Дали, Э. Уорхола и др.) При этом творческая и человеческая биография Царфина выглядит куда более загадочной, чем истории жизни не только Шагала, но и Сутина. Как свидетельствуют родственники Царфина, участвовавшие в церемонии открытия выставки, а также персонажи документального фильма З. Котович по сценарию Абдурахманова, а также развернутые устные комментарии последнего, художник отличался экстравагантным даже по критериям той эпохи отношением к своему творчеству. Согласно фильму, Царфин был совершенно не способен говорить ни о чем, кроме своего понимания живописи. Однако по другим свидетельствам как раз свое оригинальное видение отношения «мир – воспринимающий его субъект» Царфин тщательно скрывал и мистифицировал. Из фильма мы не узнаем о маниакальном стремлении к уничтожению отдельных, каким-то произвольным образом отобранных произведений (некоторые из них были восстановлены реставраторами и дилерами на потребу арт-рынка буквально из обрезков). Это роднит Царфина с Сутиным, резавшим и сжигавшим свои работы 1926–1929 гг., и коренным образом отличиется от действий позднего Шагала, который креативно решал четко определенные финансовые и маркетинговые задачи.

Еще более шокирующими и сенсационными выглядят утверждения специалистов, в том числе Абдурахманова, о наличии в некоторых работах Царфина трудноразличимых архитектурных и биоморфных изображений, которые хорошо заметны только с применением особого освещения и увеличительных инструментов. Возможно, эти особенности художественного языка обусловлены мистическими поисками Царфина, принятием им какой-то своеобразной версии католицизма и т.д.

Недостаточно изученной биографии художника присущи вполне голливудские драматизм и героизм, связанные с неоднократными переездами: Смиловичи–Эрец-Исраэль–Берлин–Париж–Гренобль–Испания и т.п.; с участием в Первой мировой войне в рядах трансиорданского еврейского легиона; во французском Сопротивлении, где он отвечал за изготовление фальшивых документов и организацию перехода евреев и других беженцев в Швейцарию. Представляют интерес его особые отношения с бытовым окружением и художественной средой, творческие искания и влияния. Достаточно напомнить о его долговременном «воздержании» от выставочной деятельности и нежелании продавать свои произведения. Он весьма трепетно подходил к размещению продаваемых знакомым коллекционерам картин; известно, к примеру, что он иногда отказывался продать свою работу за большую сумму, когда его не устраивали условия развески. В этом смысле есть претензии к их экспозиции в НХМ.

Итак, уже созрели условия для подробного искусствоведческого анализа работ Царфина с использованием разнообразных инновационных методов и современных технических средств, что, между прочим, может повысить капитализацию его наследия. В настоящее время формирование рынка произведений Царфина тормозится уникально-маниакальной политикой ведущего коллекционера, который отказывается их не только продавать, но и популяризировать, экспонировать, репродуцировать, исследовать и т.п. По-видимому, ведущую роль в изучении и популяризации художника могла бы взять на себя израильская культурная общественность, но на сегодняшний день имя Царфина в Израиле малоизвестно. В Беларуси, несмотря на приобретение нескольких его работ «Белгазпромбанком», интерес к творчеству художника только начинает формироваться. С другой стороны, продвижение на западные рынки требует дополнительных усилий.

Разумеется, в широких возможностях беллитризации и кинематографического освоения судьбы художника заключена опасность излишней дальнейшей вульгаризации, как это случилось с Шагалом, Малевичем и Сутиным. В то же время особенности его творческой манеры открывают широкие возможности для экспонирования с использованием технологий виртуальной и дополненной реальности.

Скорбящие в голубом. Холст, масло. Начало 1960-х гг. 80,7х54. Коллекция группы компаний А-100

Девушки в цветах. Холст, масло. 1950-е гг. 81х60. Коллекция фонда «Наследие и время»

Фрагмент картины

Церковь св. Ронана в Локронане. Холст, масло. 1968 г. 81х60. Частная коллекция

Фрагмент этой работы: портал церкви со статуей святого и фантастическим животным за ним.

Беседующие (по версии Ю.Абдурахманова – «Смиловичские евреи»), 1952 г. Картон, гуашь, масло. 33х24. Музей «Пространство Хаима Сутина» в Смиловичах

Гора Гран-Моль (Савойский пейзаж) – около 1970 г. Картон, гуашь и масло. 65х50. Коллекция группы компаний А-100

(Все фото работ Ш. Царфина предоставлены Ю. Абдурахмановым).

От анализа художественного наследия Царфина перейдем к судьбе идишистской литературы. Автор внимательно наблюдал за мастер-классом, проходившим в НХМ в рамках выставки.

Ведущие. Перед началом 

Идишистская литература, являющаяся основным объектом изучения для участников многолетнего проекта «Идиш: язык, традиции и культуру познаем вместе», находится и в более выигрышном, и в более уязвимом положении, чем произведения пластического искусства белорусских евреев; популяризация литературы и произведений пластического искусства зависит от принципиально различных факторов. Представляется, что живая традиция книжников народа Библии может несколько отличаться от доминирующих трендов современного мифотворчества. Как указала ведущая мероприятия Инесса Ганкина, наиболее созвучен работам Царфина художественный мир М. Кульбака, интерес к творчеству которого резко возрос на фоне возврата в культурно-научный оборот наследия белорусских литераторов – жертв сталинизма.

Инесса Ганкина

Участники мастер-класса обозначили проблемы стилистической и смысловой адекватности воспроизведения и восприятия оригинальных текстов, вобравших в себя богатый этнокультурный и социально-политический материал, и их переводов на разные языки. Некоторые особенности текста неизбежно ускользают от внимания читателей, критиков и даже переводчиков в силу понятных объективных обстоятельств. Тем большее значение имеют усилия энтузиастов, и тем более возрастает их ответственность за возвращение культурного наследия и исторической памяти. Если эти задачи и не отрефлексированы всеми участниками процесса, то остро ими ощущаются. Носители языка и бытовой культуры штетлов зачастую стремятся к активному взаимодействию с научно-культурным истеблишментом, преодолевая институциональные и статусные барьеры между профессионалами и дилетантами, о чем на мастер-классе говорила руководитель проекта Светлана Трифсик.

Светлана Трифсик 

В ходе работы над текстами участники группы анализируют существующие переводы и предлагают свои собственные интерпретации идишистских текстов. При этом обнаруживается различие в диалектах идиша с точки зрения словарного запаса, иноязычных включений, произношения, смысла отдельных выражений и т.д. Послевоенное поколение, к которому принадлежат все члены группы, не могло получить образование на родном языке, но все они слышали идиш дома в детстве от мам, бабушек или соседей.

С другой стороны, полученное высшее образование и общий кругозор позволяют проводить анализ текста с обращением к немецкому, польскому, английскому, французскому, украинскому и другим языкам. Реальное русско-белорусское двуязычье участников позволяет идентифицировать славянизмы в текстах на идише.

Слушатели

Алесь Астраух – составитель идиш-белорусского словаря

В то же время при анализе текстов из-за ограниченности специальных знаний в профессиональном сообществе возникает дилема «деревьев и леса», связанная с общим для историков, филологов, искусствоведов, исследователей-дилетантов и активистов недопониманием различных и разнообразных аспектов смысла рассматриваемых текстов. Становится очевидной насущная необходимость комплексного подхода к изучению этих и сопутствующих материалов, введение в оборот новых источников и т.д. Здесь вновь приходится говорить о роли и распределении ответственности, а также сотрудничестве восточноевропейских, американских и израильских элит, но уже в ином качестве, поскольку пласты литературной и фольклорной традиций разных народов, сложившиеся к концу XIX – началу XX вв., их взаимопроникновение и перемешивание образуют плодотворный субстрат для дальнейшего развития. И чем более осознанным будет отношение к этим явлениям, тем более ярким видится грядущий расцвет. Восстановление, переосмысление и начавшаяся переоценка разнонаправленных и противоречивых тенденций прошлого видятся из Минска особенно перспективными в контексте актуальной культуры Израиля, нуждающейся в более осознанном отношении как к ашкеназской, так и другим ее ветвям. Хорошей иллюстрацией к последнему тезису являются прозвучавшие в оригинале и в русском переводе отрывки из рассказа Авраама Карпиновича о Хане-Мерке – торговке рыбой из довоенного Вильно, живом носителе и интерпретаторе народных пословиц, поговорок и проклятий. Этот материал был блестяще представлен на мастер-классе Михаилом Цейтлиным и Давидом Либерманом, а их смысловой анализ фольклорного материала позволил слушателям понять особенности еврейской ментальности.

Михаил Цейтлин 

Михаил Цейтлин и Елизавета Мальцева

Давид Либерман и Светлана Трифсик

Образ Ханы-Мерке в формально-тематическом смысле отсылает к главе «Лондон, почему ты не сгоришь?» из «Мальчика Мотла» Шолом-Алейхема, где изображена незабываемо яркая Броха с ее богатым набором проклятий. В рассказе о Хане-Мерке идет речь о ее сотрудничестве с руководителем отдела языка и литературы довоенного Еврейского исследовательского института, профессором Максом Вайнрайхом, о ее романе с сотрудником института – фольклористом-этнографом. Все герои рассказа Карпиновича – реальные жители Вильно, погибшие в годы Второй мировой войны.

Мы нуждаемся в максимально трезвом отношении к разноязыкому литературному наследию (Бялика, Ахад ха-Ама, Зингера, Агнона, Бабеля, Суцкевера и т.д.). При этом воспринимать его во всей полноте совсем «без гнева и печали» не представляется реальным, а эмоциональное отношение к эстетическим характеристикам «идеологически сомнительных» и противоречивых произведений является залогом неослабевающего интереса к ним. Действительно, в какой мере великие произведения таких основоположников идишистской литературы как Менделе Мойхер-Сфорим и Шолом-Алейхем, не без основания отождествляемые с традициями критического реализма и поднимающие темы языка, религии, эмиграции, благотоворительности, коррупции, просвещения, секуляризации, эмансипации, войны, революции, торговли женщинами и др., являются энциклопедией жизни в черте оседлости? В этом смысле примечательна просионистская утопия, представленная в небольшом рассказе из сборника сороковых годов «Дом в семь окон» американской писательницы Кади Млодовски (Молодовской) – уроженки Беларуси, впервые переведенном на русский участниками проекта. В рассказе описывается до поры до времени счастливая жизнь Башке, дочки еврейского скотопромышленника, ее мужа – успешного коммерсанта и знатока Торы, заканчивающаяся драматичным разрывом семейных связей и переселением главной героини вместе с детьми в Эрец-Исраэль. Современный читатель постоянно размышляет о будущей печальной судьбе евреев Восточной Европы, оказавшихся последовательно во власти двух тоталитарных режимов. С другой стороны, развод Башке и ее отъезд напоминают о разрушении семьи в эпоху еврейской эмиграции из СССР. Кстати, на мастер-классе в НХМ прозвучало юмористическое детское стихотворение Млодовски (Молодовской) «Мантл» («Пальто») в исполнении Елены Левиковой.

Елена Левикова 

Несмотря на кажущуюся простоту этого текста, его адекватный поэтический перевод представляет собой сложную задачу из-за «сопротивления материала». Это же касается русских переводов классического стихотворения Кульбака «Звездочка» (1916), приобретшего в силу особенностей русской поэтической традиции, не свойственные ему изначально «слащавые» черты. Компромиссный с точки зрения соотношения смысла и формы белорусский перевод А. Хадановича позволил успешно разрешить эти противоречия на другой лингво-культурной почве. В рамках мастер-класса этот перевод не только прозвучал в прекрасном исполнении Давида Либермана, но и стал основой небольшого интерактива, посвященного истории насильственной эвакуации населения Беларуси из прифронтовой полосы в годы Первой мировой войны. В этой связи хочется напомнить о трагическом поэтическом тексте З. Аксельрода «Беженцы», где фигурирует отрезанная казаками еврейская голова, которая присутствовала в переводах тридцатых годов, но исчезла в поздних переводах на русский. Творчество и биография Кульбака также требуют не только ритуальной демонстрации заинтересованности, но и конкретного анализа. В этой связи обращаем внимание на уже опубликованные белорусские переводы модернистской прозы Кульбака («Панядзелак», «Мэсія з роду Эфраіма», перевод С. Шупы), а также на готовящийся перевод его последнего романа «Зелменяне» (переводчик А. Дубинин).

Участники мастер-класса в НХМ могли оценить звучание подлинника прозы Кульбака в исполнении Елены Левиковой и качество перевода, прочитанного Михаилом Цейтлином и Инессой Ганкиной. К сожалению, в определенных молодежных еврейских кругах Беларуси наблюдается скептицизм по отношению к творчеству М. Кульбака (основанный на знакомстве с не самыми удачными его произведениями и более ранними советскими переводами автора), что отличается от позиции местной белорусскоязычной элиты.

После мастер-класса. Слева направо: Д. Либерман, Е. Левикова, А. Астраух, С. Шупа, С. Трифсик, Ю. Абдурахманов, Е. Мальцева, И. Ганкина, М. Цейтлин

Подводя промежуточные итоги, следует отметить расширяющееся присутствие еврейского компонента в культурной жизни страны – от выставок современных израильских фотографов до обращения к местному культурному наследию. Но от знакомства с еврейским наследием до включения его в актуальный культурный ландшафт современной Беларуси – «дистанция огромного размера».

Дмитрий Симонов (г. Минск), специалист по социокультурным коммуникациям,

участник проекта «Идиш: традиция и культура – познаем вместе»

Опубликовано 12.04.2020  21:17

Небольшие уточнения внесены 14.04.2020  14:54

БЕЛАРУСЬ КУЛЬТУРНАЯ. КРУПНЫЙ ПЛАН: ЛИЧНОСТЬ И ВРЕМЯ (1)

«Тихая мелодия наших местечек» глазами Юрия Крупенкова

Я все чаще прихожу к мысли, что многое в жизни не случайно и судьба просто подбрасывает тебе возможности интересных встреч, ярких событий и неожиданных совпадений. Вопрос заключается только в одном – готов ли ты в данный момент осознать и принять их как подарок. Года три тому назад на одной из выставок в городе Минске, где можно было заблудиться в названиях работ, фамилиях художников, стилях и направлениях современного изобразительного искусства Беларуси, я обратила внимание на одно полотно.   Ничего особенного – неяркий свет из окна, памятная с детства швейная машинка и пожилой  еврейский дальнозоркий мастер, пытающийся вставить нитку в иголку.  («Портной из местечка», 2016 г.) Воспоминания детства, а  точнее — воспоминания о жизни, которая была давным-давно, но утонула как Атлантида в революциях и войнах ХХ века, чужая память и печаль смотрели на меня с этой внешне неброской работы. Кто бы мог подумать, что через четыре года мы будем сидеть в мастерской у Юрия Крупенкова (Ю.К.) и вести неспешный разговор о времени и о судьбе. Представляю вам еще трех участников импровизированного круглого стола: Юрий Абдурахманов (Ю.А.) – директор фонда «Наследие и время», Дмитрий Симонов – культуролог, корреспондент газеты «Берега» и сайта belisrael.info и я – Инесса Ганкина – культуролог,  корреспондент газеты «Берега» и сайта belisrael.info, автор этого материала.

 

         Юрий Крупенков с эскизами                                                    В мастерской

Начнем с подробного представления главного героя — Юрий Крупенков, художник-живописец, работает в области станковой живописи. Закончил Белорусскую государственную академию искусств (БГАИ), член Союза художников Беларуси. Доцент кафедры живописи БГАИ. Автор десяти персональных выставок, участник многих международных и республиканских выставок. Лауреат Гран-при международной выставки-конкурса «Холокост глазами художников» (Беларусь, 2000г). Работы художника находятся в коллекциях Музея истории города Минска, Национального центра современного искусства, Витебского областного художественного музея, Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны, Светлогорской картинной галереи, в частных коллекциях США, Нидерландов, Германии, России и Венгрии.

Такая официально успешная биография  не предполагает  вторых, третьих и четвертых планов и, начиная наш долгий разговор, я не могла предположить, насколько интересным, неожиданным, а главное откровенным он окажется. Мы двигались кругами, возвращаясь к одной и той же теме. Юрий все пытался уточнить и досказать свою позицию, возможно, не столько нам – слушателям и собеседникам, сколько самому себе.

Круг первый – начало.

Ю.К. «То, что я еврей, я знал с детства… Я неправильно сказал, у меня мама еврейка, а папа русский, и это я  знал с детства… Мне кажется, что я был обычный советский мальчик…  Такой интернационалист, обычный советский мальчик во всех смыслах… Пионер, комсомолец и т.д. Сначала я не чувствовал никаких ограничений, ведь в художественном училище я был отличником, но в Белорусский театрально-художественный институт (сейчас БГАИ) не смог поступить сразу…   Я хочу сказать, что я поступил на третий год, но поступил первым… Я уже так натренировался, понимаете… [И.Г. Процесс поступления для Юрия благополучно закончился только в 1990 году, рискну предположить, что проблема была в той самой достославной «норме на лиц еврейской национальности» в престижных ВУЗах СССР, которая, по моим наблюдениям, благополучно почила в бозе примерно в 90-е годы]. Я не знаю, но у нас в художественном училище  в группе из тридцати человек было шесть евреев, а в Академии  их не было ни одного.

Круг второй – благодарность учителям.

[И.Г. Главный герой интервью  мне  симпатичен, ибо представляет собой не самоуверенного небожителя  (не переношу таких деятелей, а в культуре их хватает), а человека, благодарного за опыт, полученный во время учебы и стремящегося объективно оценить своих наставников, а также понять сегодняшних студентов БГАИ. Юрий последовательно учился у двух на первый взгляд во всем противоположных людей: у демократичного интеллигентного Мая Данцига и у жесткого и несдержанного в выражениях Михаила Савицкого, у еврея, не понаслышке знающего о судьбе еврейского художника в СССР и у белоруса, прошедшего в молодости через немецкие концлагеря и создавшего, в частности, цикл работ «Цифры на сердце», в котором самым скандальным оказалось полотно, где еврей-узник концлагеря изображен в карикатурном виде, как полусумасшедший помощник нацистского палача (современные исследователи истории Холокоста  подтверждают наличие таких фигур в истории Второй Мировой войны, но еврейская общественность Советской Белоруссии справедливо восприняла этот образ как плевок в адрес жертв Холокоста, ибо в  большой и мощной серии тема еврейской трагедии в других работах  отсутствовала). После такого подробного вступления, интересно услышать мнение Юрия Крупенкова]

Ю.К. Я много раз слышал, что Михаил Савицкий плохо относился к евреям, его называли антисемитом… Я его назвать антисемитом не могу, потому что по отношению ко мне этого не было  Я много раз слышал фразу, что есть исключения, подтверждающие правила, но он меня взял после окончания БГАИ на стажировку в академические мастерские Министерства культуры и не выгнал только потому, что я начал как раз писать тему Холокоста… Мало этого, он меня терпел, а, как я сейчас понимаю – я не был подарком… Я был не согласен, я спорил, Я сейчас сам в его шкуре,  сам  преподаватель и понимаю, что бываю жестким со студентами.  Савицкий был достаточно жесткий человек и преподаватель. Когда ты приходил к нему, то слышал, что ты ничего не умеешь. А я ведь был отличник, всегда хорошо учился и слышать: «Вы не умеете рисовать, вы не умеете писать, а про композицию я вообще не говорю»… Я хочу сказать, что он безусловно был прав… По сравнению с ним, я действительно ничего не умел… У меня похожие ситуации есть со студентами, они там жалуются, что я их притесняю, может быть я набрался от своих учителей… Данциг был очень демократичный, а Савицкий жесткий… Некоторые мои студенты знают, что одна из моих тем – еврейская, как они к этому относятся — я не знаю… Они могут считать, что Крупенков — никакой художник и странно, что он нас еще чему-то учит… Потому что я был в их шкуре, и я помню, как я сам относился: «Репин — да это вообще…Вот Врубель – это да!»  Я мог себе позволить такой абсурд и глупость… Я понимаю, что студенты относятся ко мне критично, а как к теме Холокоста — не знаю…

У Мая Данцига я учился в Академии. Они оба мои учителя, и я благодарен обоим.

Круг третий  — в поисках еврейской темы.

Ю.К. Началось все с того, что выбирая тему дипломной работы (на 4 – 5 курсе), и поскольку было время нацыянальнага адраджэння, то я решил, что мне нужно взять тему Холокоста. Об этом стало можно говорить… Мы все прекрасно знали, что были обелиски, где было написано «мирные советские граждане», а о том, что это евреи, мы стыдливо молчали… Вы знаете, что для Беларуси тема войны и партизан – ключевая во всех видах искусства и в живописи в том числе, при этом художников, обращавшихся к еврейской трагедии во время войны можно по пальцам перечислить. Например, была великолепная серия графических работ у Лазаря Рана… Я знал об этой серии, и на 4 или на 5 курсе сходил в фонд Союза художников,   не будучи еще его членом, попросил и мне показали эту серию. Сам я изначально не думал о серии работ – только об одной картине. Я не мог предположить, что стану рассказывать о жизни и смерти местечка. Первоначально я не понимал, как мне показать трагедию евреев, но был уверен, что ее необходимо показать.

(Я читаю вчера комментарии к публикациям о Международном дне памяти жертв Холокоста, это кошмар! Это волосы встают дыбом! Мне кажется, что люди не просто чего-то не понимают, они многого не понимают….). А тогда, я был молодым человеком, мне казалось, что дипломная работа должна быть откровением и гражданским поступком. У меня ведь сам Данциг преподает и я защищен… Я хотел взять эту тему как дипломную работу, но в какой-то момент отказался, в частности потому, что Лариса Давидовна Финкельштейн [И.Г. Лариса Финкельштейн – один из ведущих белорусских искусствоведов, создатель некоммерческой галереи «Брама», много сделавшая для продвижения белорусского андеграунда] сказала мне: « О чем ты думаешь, как ты можешь брать такую тему на дипломную работу, тебе надо закончить Академию  простой, внятной и понятной работой, а потом – делай что хочешь». И я думаю, что она была права. Я не могу сказать, что Май Данциг сильно меня поддержал, он как мудрый человек знал, что никому радости от этого не будет. Я не могу сказать, что он зарубил. Он не сказал ни «да», ни «нет». Он сказал примерно следующее: «Хочешь – давай, делай». Я не стал делать и я думаю, что это правильно, потому что я тогда еще не был готов.  Но когда в 1996 году я пришел к М.Савицкому я стал делать эту тему, которую не стал делать на дипломной работе.  Савицкий ее «не зарубил», а наоборот сказал — «делай», и поэтому я Михаилу Андреевичу благодарен… У Савицкого в мастерских мне объяснили, что я еврей, что я не такой как все: «Ты же еврей, так ты и делай еврейские работы». Это сказал Андрей Савицкий (сын Михаила, известный белорусский художник и перформер). Так что я благодарен  одному и другому…

Юрий Абдурахманов и Инесса Ганкина

В разговор вступает Юрий Абдурахманов…

Ю.А.  Мы 4 года делаем совместный проект «Тихая мелодия наших местечек». Все началось с того, что у Юры было несколько написанных работ на еврейскую тему, и отсюда пошел плясать весь проект. А фонд у нас изначально задумывался как небольшой фонд, который должен был заниматься Смиловичами [И.Г. Смиловичи – бывший штетл, родина Хаима Сутина и Шраги Царфина] и прежде всего музеем Сутина. Естественно Сутин и Царфин потянули за собой еврейскую тему… Когда я регистрировал свой фонд, то я четко сформулировал его задачу как «изучение и пропаганда культурно-исторического наследия народов Беларуси», потому что меня больше интересуют национальные меньшинства… , т.к. я сам национальное «ультраменьшинство».  Хватает исследователей белоруской культуры, которые этим занимаются, а вот культурой белорусских евреев, белорусских татар, белорусских литовцев и т.д занимаются гораздо меньше. Что касается еврейской темы, то только в последнее время на нее обратили внимание, а так она не просто была «у заняпадзе», а даже косились, если ты этим занимался. Не зря мы сделали первую выставку Юры в этом проекте в Смиловичах, потому что хотелось напомнить самим смиловчанам, что это был штетл. Плюс оказалось, что Юра еще в молодости ездил туда на пленэры с Маем Данцигом.

Ю.К. Да, не только на пленэры, но еще и нашел там единственную еврейскую семью, а также белорусскую бабушку – местную жительницу, которая с удовольствием нам спела песни на идиш. Ю.А. После нашего знакомства и разговоров Юра стал углублять и развивать еврейскую тему в своем творчестве… Мы показали эти работы в Минске, очень заинтересовалась еврейская община Вильнюса и мы показали эту выставку в Вильнюсе, в галерее «Шофар» и, судя по тому, что Юра делает в последнее время, я думаю, что он нашел свои краски и свою тему.

Дорога в гетто. 80×100 см., холст, масло. 2015 г. 

Ю.К. Начал я с того, что меня интересовала тема Холокоста, и я ее писал достаточно долго… У меня есть целая серия картин на эту тему, которую я долго не мог показать, потому что она страшная, как бы она хорошо не была сделана… Чем лучше ее делаешь, тем больше противоречие… Пытаешься показать Холокост красиво Я прекрасно понимал, что показывать самих убийц нельзя… Я всегда знал, что нельзя персонифицировать зло, мне всегда хотелось показать эту тему как вселенскую проблему… Мне всегда хотелось показать масштабность трагедии, и, написав достаточно много таких тяжелых и трагических работ, я почувствовал, что меня это начало тяготить. Работа художника вмещает очень много: ты сам себе пишешь сценарий, ты сам выступаешь режиссером и продюсером… Ты и оператор, ты и художник, и еще и актером должен быть, т.е. все это еще и сыграть… Ты должен сочинить сюжет, представить его в цвете и ракурсе, как подать, с каким освещением и т.д.  Вот у меня и была тяжелая мрачная полоса и в какой-то момент я решил написать еврейскую свадьбу, тоже какую-то трагическую, но получилось, что я заманил в мастерскую Сяргея Харэўскага (мы учились вместе в училище) и он мне сказал: «А почему ты пишешь такую трагедию?» Я ответил, что  хочу вызвать жалость к этим людям… Он сказал: «А ты напиши, какие песни они пели… Ты покажи довоенную местечковую жизнь, какая она была, и тогда белорусский зритель поймет, что мы потеряли…Ты сделай ее фантастическую, немного сказочную и тогда ты достигнешь  результата… » Вот этот образ шара у меня раньше родился, я понял, что хватит писать трагические сюжеты, а надо показать эту жизнь как праздник, и я делаю это сейчас показываю ее светлой и радостной…

Памяти местечка. 160×80 см., холст, масло. 2014 г. 

[И.Г. Полотно «Памяти местечек», 2014г. является метафорой мира, который перестал существовать на земле Беларуси и живет где-то там, в нашей памяти, вызывая общую боль всех культурных людей. Летят облака воспоминаний, а на земле стоят печальные камни еврейских кладбищ]. Я не историк, мне сложно говорить об истине, я понимаю, что нацистские взгляды многие разделяли, я полагаю, что на этой территории, если копнешь, то найдешь… Я понимаю, что если бы все были такими демократами и толерантными, то это (Холокост) не было возможно… Это стало возможно, потому что позволили сделать… Ю.А. «Юра играет на контрасте…» Первая моя работа была «Яма» и я ее затеял еще в мастерских у Савицкого.

Яма. 180×120 см., холст, масло. 2000 г. 

[И.Г. Полотно «Яма», 2000 г. представляет собой, на мой взгляд, достойный ответ вышеупомянутой работе М.Савицкого. Мы видим  хор прекрасных внешне и внутренне людей разного возраста, прижимающих к груди самое святое: старик – свиток Торы, музыкант – скрипку. Нежные материнские руки лежат на плечах девочки-подростка, на заднем плане новорожденный и его мать образуют группу, напоминающий традиционный для православных икон канон «Богоматерь Умиление». Кажется, звучат не выстрелы палачей, а прекрасная музыка, обещающая вечную жизнь. В этой первой работе видно, что автор еще в поиске адекватного выражения трагедии Холокоста и находится под сильным влиянием М.Савицкого]. Почти всю серию «Холокост» я задумал у Савицкого…Была такая особенность – я не написал ни одной законченной  картины тогда, но задумал и начал работать так, что потом лет двадцать дописывал начатое на стажировке… А «Яму» купил Музей Великой Отечественной Войны и она находится у них…  Вообще, серия создавалась 25 лет, а стала показываться на выставках буквально последние лет пять, и это стало толчком — я стал делать новые работы на эту тему…. Еврейская серия стала востребована, появились еще работы, и они стали  лучше…

Ю.А. Почему мне стало интересно с Юрой работать? Однажды, когда я попал к нему в мастерскую, Юра стал показывать разные работы… Ну хорошо, хорошая белорусская живопись… Таких художников много, и вдруг Юра достает из какого-то уголка.., и она осталась моей любимой — «Старик и женщина…», эти две головы. Меня как будто молнией ударило, я стал спрашивать: что это, и что она означает, хотя там сразу было все понятно… И Юра начинает доставать, как бы стесняясь, и я понимаю, что он это пишет для себя, как писатель, который пишет в стол, а Юра писал для полок, т.е. для себя…Это все случилось года четыре назад…

Портной в местечке. 135×86 см., холст, масло. 2016 г.

 

В шинке. 90×80 см., холст, масло. 2018 г.

Я понимаю, что это непросто так… Я не коренной белорус и не белорус вообще, и мне в голову не могло придти спрашивать у Юры еврей он, или нет… Но тут я понимаю, что такие сильные вещи могут писаться, когда у человека на генном уровне есть своя генетическая память. И тогда я спросил у Юры (возможно, это его шокировало) : «Ты –еврей?» Тогда Оля (жена Юры, тоже замечательный художник) говорит «да» и начинает рассказывать про его семью, а Юра все достает и достает работы… А я думаю, сколько он лет это писал, и почему я ни одной из этих работ нигде не видел? Я в это время как раз искал какую-то идею для выставки в Смиловичах… Мне к тому времени уже показали свои работы некоторые белорусские художники (типично белорусская живопись). Изначально мне было интересно делать там выставки, чтобы дети увидели живую живопись … И тут я понимаю, что я впервые могу сделать концептуальную выставку, которая будет перекликаться с историей самого местечка.

Скрипач. 80×90 см., холст, масло. 2017 г. 

Селедка – бублички. 135×80 см., холст, масло. 2019 г. 

Фрейлахс. холст, масло. 2019 г. 

Ярмарка. 113×170 см., холст, масло. 2020 г. 

… Любому художнику приятно, когда есть возможность выставиться, пусть даже в Смиловичах … Я тоже Юре посоветовал сконцентрироваться на памяти того местечка, которое не существует… Лично для меня, когда возникла эта тема, когда вдруг до меня дошло, что целый пласт культуры вдруг, именно вдруг, исчез за несколько лет: язык, культура, традиции… Этот идишленд исчез, все… Он был разрушен и восстановить его невозможно… Ведь даже оставшиеся в живых из чувства самосохранения начали активно ассимилироваться. Эта выставка прошла в Смиловичах весной 2015 года, а осенью она поехала в Вильнюс. Как всегда, я на каждой выставке отдельно работаю с детьми… Там ситуация была очень сложной, потому что с одной стороны там музей Сутина (еврейская тема присутствует), а с другой – только когда мы туда пришли, стали говорить, что это еврейское местечко… Вы не поверите, но когда я впервые туда попал, то такое было впечатление, что никогда там евреев не было. И даже когда задавали какие-то вопросы старожилам, то они делали такой вид: «О чем Вы говорите…” Итак, вернемся к занятиям с детьми…Если на первом занятии мы разбирали манеру письма художника, цветовую гамму, сюжеты, то на втором занятии я предложил поговорить об истории … Я объяснил детям историю их родного места жительства, Дети раскрыли широко глаза и слушали меня, потому что там очень умные и восприимчивые дети… Они впитывают все, что ты им рассказываешь… Когда я через месяц  организовывал со студентами местного колледжа субботник на месте массового расстрела, то дети пришли сами… Я их не звал, они школьники, пришли сами… А, к сожалению, некоторые  педагоги меня упрекали, что я «тяну еврейскую тему… Нам патрэбна пра нашу Беларусь…»   Я им ответил, что про Беларусь вы сами будете рассказывать, а я занимаюсь этой выставкой, этой темой, и она меня волнует… Но все не так плохо, хочется сказать большое спасибо за помощь, которую мне оказывают разные люди. Например, в местном сельсовете работают замечательные люди, которые не только  противостоят этим нападкам, но сами опрашивают стариков, стараются все  записывать… В частности, отличный контакт и большую помощь всегда и во всем я получаю от заместителя председателя Смиловичского сельсовета Ирины Петровны Мартинович.  Заместитель председателя по идеологии Червенского райисполкома  Шахотько Алла Константиновна сама приехала на выставку, обо всем внимательно расспросила, и сейчас активно продвигает идею создания в Смиловичах Дома национальных культур. Научный сотрудник Червенского районного краеведческого музея Ирина Вабищевич, которая много делает для сохранения памяти о жертвах Червенского гетто,  проводит экскурсию по еврейскому Червеню, которую сама же и разработала.

И.Г. На этой в общем позитивной ноте можно было закончить наш круглый стол, но я не удержалась, и таки поставила вопрос ребром: «Кем считает себя художник Юрий Крупенков, а именно, еврейским или белорусским автором?».

Ю.К. Я ДУМАЮ, ЧТО Я БЕЛОРУССКИЙ ХУДОЖНИК ЕВРЕЙСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ… ДЛЯ ХУДОЖНИКА ВАЖНА ШКОЛА, И Я СЧИТАЮ, ЧТО ЕВРЕЙСКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ШКОЛЫ НЕТ, А ДАЖЕ ЕСЛИ ОНА ПОЯВИТСЯ, ТО Я НЕ БУДУ К НЕЙ ПРИНАДЛЕЖАТЬ… МЫ МОЖЕМ ГОВОРИТЬ О ФРАНЦУЗСКОЙ, О НЕМЕЦКОЙ ШКОЛЕ ЖИВОПИСИ … Я ДУМАЮ, ЧТО Я БОЛЬШЕ ПРИНАДЛЕЖУ К РУССКОЙ ШКОЛЕ ЖИВОПИСИ, ПОТОМУ ЧТО МОИ ПРЕПОДАВАТЕЛИ – МАЙ ДАНЦИГ И МИХАИЛ САВИЦКИЙ УЧИЛИСЬ В МОСКВЕ… И Я ТРАНСЛИРУЮ ЭТУ ШКОЛУ СВОИМ СТУДЕНТАМ… ПОНИМАЕТЕ, И СУТИН И ШАГАЛ – ЭТО ФРАНЦУЗСКИЕ ХУДОЖНИКИ ЕВРЕЙСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ, ЭТО НЕ ЕВРЕЙСКИЕ ХУДОЖНИКИ (ЕСЛИ МЫ ГОВОРИМ ПРО ХУДОЖЕСТВЕННУЮ ШКОЛУ)… ДЛЯ ХУДОЖНИКА ТОЛЬКО ЯЗЫК ИСКУССТВА И ВАЖЕН, СЮЖЕТ НЕ ТАК УЖ ВАЖЕН… КАК БЫ Я НЕ ПЫТАЛСЯ СКАЗАТЬ, ЧТО Я ТАКОЙ НЕОБЫКНОВЕННЫЙ, НО С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ КИТАЙЦА ИЛИ ИНДУСА, Я УКЛАДЫВАЮСЬ В ЭТУ РУССКУЮ (СОВЕТСКУЮ) ТРАДИЦИЮ РЕАЛИСТИЧЕСКОГО ИСКУССТВА.

И.Г. Первоначально я планировала завершить этот материал подробным и развернутым искусствоведческим анализом творчества Юрия Крупенкова, но сейчас полагаю это абсолютно лишним. Предлагаю читателям внимательно рассмотреть работы, прочесть их названия, вглядеться в лица участников дискуссии, и, как говорится, «имеющий уши, услышит, имеющий глаза увидит, а имеющий сердце поймет без моих заумных объяснений».

Инесса Ганкина, культуролог

Фото участников круглого стола Дмитрий Симонов

Фото произведений из архива Юрия Крупенкова

От редактора belisrael.info

Автор материала, Инесса Ганкина, уже в который раз проделывает серьезную работу и присылает замечательные материалы. Не забывайте, что такие энтузиасты, особенно, живущие в Беларуси, заслуживают поддержки. Для связи с ней пишите на адрес сайта amigosh4@gmail.com, а также заходите на ее стр. в фейсбуке

Опубликовано 04.02.2020  22:25