От belisrael. Предлагаемый ниже очерк вошёл в книгу «Лестница Яакова» (סולם יעקב), находящуюся в Национальной библиотеке в Иерусалиме. Обложку и титульный лист этой книги вы можете увидеть здесь.
Это маленькое местечко распростёрлось между лесами и болотами Полесья. Маленький населённый пункт, около двухсот пятидесяти семей. Окружённые десятками белорусских деревень, Калинковичи трепетно хранили свою самобытность.
Все заработки местечковых евреев тесно были связаны с близлежащими деревнями. Лишь несколько семей относились к зажиточным – торговцы лесом, пшеницей, чиновники. Половина местечковцев были «обходчиками деревень»: в основном портные и сапожники, которые ходили по деревням и шили местным одежду, сапоги, да и всё, что те заказывали. Были среди них мелкие торговцы – коробейники, они продавали галантерейные товары или обменивали их на кожу, лён, меха. В воскресенье спозаранку, прихватив с собой инструменты или товары, не забыв при этом талит, тфилин и молитвенник (Сидур), покидали они свои семьи. Целую неделю они работали в деревнях, ели ломоть чёрствого хлеба, принесённого из дома, держась подальше от трефной стряпни сельчан. Работали, молились и спали в крестьянских хатах, и лишь к субботе возвращались домой к жене и детям.
Вторым источником дохода был базарный день. На въезде в местечко стояла церковь – высокое здание, выкрашенное в красный и зелёный цвет. В субботу, воскресенье и в праздники сотни крестьян на телегах съезжались на базар. На длинной базарной улице размещались продовольственные ряды, лотки с инвентарём, тканями и одеждой. Ремесленники – портные, сапожники, шапочники – готовились к базару целую неделю. Все товары ждут покупателей. Скупщики мечутся между крестьянскими подводами, покупается всё – куры, яйца, овечья шерсть, всё, что может дать крестьянское хозяйство. Продав все привезённое, мужики направлялись к местным лавкам покупать «от шнурка до шапки»: масло, смазку для телег, соль, сахар, гвозди, серпа и косы. Местечковые дети в эти дни крутились возле своих родителей-лавочников, присматривая за товаром, уберегая его от нечистых на руку посетителей. Торговцы лесом искали в толпе наёмных рабочих – лесорубов для вырубки леса, взятого у помещика в аренду.
Около местечка проходила железнодорожная полоса Пинск-Гомель. Станция Калинковичи обслуживала также уездный город Мозырь, который располагался в нескольких километрах к югу. Вокруг железнодорожной станции было поселение чиновников и рабочих, обслуживающих станцию. Местным евреям станция тоже давала заработок: извозчики доставляли грузы в Калинковичи и Мозырь, грузчики разгружали вагоны, лавочники обеспечивали всем необходимым жителей станции и пассажиров…
Берко-Губернатор
В районе станции держал свою корчму Берко-Губернатор. Прозвали его так потому, что он был знаком и ладил со всеми – от простых рабочих до руководства станции, почтовых служащих, жандармов и других представителей власти.
В его заведение заходили местные пропустить стопочку горькой и закусить деликатесами жены Берко-Губернатора Фейги-Рейзл, известной в округе приготовлением особенно вкусной «гефилте фиш» и другими блюдами, горячо почитаемыми главой местной жандармерии. Берко-Губернатор, будучи отставным солдатом русской армии и свободно владея русским языком, запросто улаживал конфликтные ситуации, используя свой особый дар красноречия, мудрость, умение «дать на лапу» кому нужно, а в некоторых случаях и силу кулака. Он был консультантом и советником местечковых евреев, ишувников (евреев, живших в деревнях), арендаторов постоялых дворов и земель. К нему обращались, когда нависала угроза прав владения и аренды.
Когда Берко узнавал о готовящихся погромах или разбойничьих нападениях, то, заручившись негласной поддержкой местной жандармерии, он созывал еврейских извозчиков и грузчиков. Особо выделялась семья Нахума Гомона – отца троих сыновей, известных силачей, которые без труда могли вытащить добычу из кареты и отметелить разбойников так, чтобы им никогда больше не захотелось заниматься грабежом.
Берл Рабинович (вероятно, тот же Берко-Губернатор – прим. Н. Эстис) возглавлял отряд местной самообороны в напряженные дни 1905 года, а та же в годы русско-польской войны, когда банды Булак-Балаховича устроили погром в местечке. Многих он спас силой руки своей, силой речи и мудрости. Умер в 1938 году. Да будет благословенна его память.
* * *
За рынком, там, где местные евреи в поте лица зарабатывали себе и своей семье на жизнь, стояли общественные здания. Три синагоги стояли в виде треугольника и имели совместный двор, так называемый «Хацер Бейт Акнесет». Во главе этого комплекса возвышалась Старая синагога (Ди алтэ шул). Справа от неё находилась Малая синагога, а слева – Новая. В старой синагоге, время основания которой никто из местных жителей не мог вспомнить, молились простые горожане – ремесленники и мелкие торговцы. В малой синагоге молились старые евреи, не обременённые заботами о заработке, а также молодые евреи – аврехим (изучающие Тору и еврейские законы – прим. переводчика), живущие на попечении тестя. В этой синагоге не спешили начать молитву спозаранку, однако учили Талмуд до и после молитвы. В новой синагоге, величавой и красивой, с новой мебелью, молились состоятельные евреи, богатые торговцы, а также просвещённые местечковцы, читавшие «Ха-Цфира».
Большинство жителей местечка принадлежали к хасидскому двору Столин. Однако проживал в местечке также Адмор реб Барух-Довид Тверский, потомок реба Нахума из Чернобыля.
Приближенные к ребу Баруху-Довиду хасиды наслаждались светом его проповедей во время застолья на исходе Субботы, он умел мудро и доступно трактовать происходившие в мире события, за советом к нему обращались предприниматели и еврейские общественные деятели из отдалённых городков. Среди его хасидов был также мой отец и учитель Дов-Берл Рабинович, известный умением порадовать сердца хасидов напевами, хасидскими плясками и «казачком».
В праздник Симхат Бейт Ха-Шоава (после Суккот) ребе танцевал со свитком Торы в окружении всех жителей местечка. Рядом с домом ребе проживал реб Шломо Менакер, один из членов знаменитой семьи Глойберман из Пинска. Он был видным общественным деятелем и мудрецом, разбиравшимся во всём происходившем. Его дом отличался ярко выраженными сионистскими настроениями. Сын реба Шломо, Иехошуа Глойберман, был членом кибуца Ягур и одним из старших командиров «Хаганы». Он был убит бандой арабов на пути в Иерусалим в начале войны за Независимость Израиля. Его внук – писатель Цви Кроль.
Третьим духовным авторитетом местечка являлся рав Мордехай (Бен Шломо) Шапиро (1867–1943 – прим. переводчика), выпускник Воложинской йешивы. В молодости он также был коммерсантом, однако по совету жены, ребецн Ципоры, желавшей, чтобы её муж-аврэх унаследовал место отца и был раввином, он пошел учиться в йешиву и получил аттестацию раввина, тогда как она взяла на себя все хлопоты по дому и доходу. Он был вхож в коммерческие круги, так как умел рассудить людей, владел навыками купли-продажи. Даже русские крестьяне (видимо, имеются в виду всё-таки белорусские – belisrael) предпочитали его постановления решениям казённого суда.
В местечке действовали хедеры (школы начального обучения для мальчиков – прим. переводчика), группы по изучению Торы и Талмуда, однако известность Калинковичи получили благодаря ивритскому писателю, сионисту и общественному деятелю Йосефу-Хаиму Дорожко. Он прожил жизнь, полную мук и страданий.
Дорожко (1869-1919) был наделён редкими выдающимися способностями, которые оказались невостребованными и не реализованными полностью в суровых условиях быта заброшенного еврейского местечка Восточной Европы.
Ещё будучи подростком, он очень тяжело болел, его тело и ноги остались парализованы на всю жизнь. Около 30 лет – до самой смерти – он провёл в постели. Он проживал в доме своей сестры на длинной Базарной улице. Руководство общины местечка поручило мужу его сестры собирать налог на мясо при условии, что шурин и его семья позаботятся о больном родственнике-писателе. Торговый дом Высоцкого из Москвы также высылал Дорожко месячное пособие в размере 25 рублей.
По своим взглядам Дорожко был человеком религиозным, и вместе с тем образованным и ярым сионистом. Не выходя из дома, он писал статьи в еврейские газеты, слал письма писателям и национальным общественным деятелям. Посланники сионистских организаций, посещавшие Калинковичи, в том числе Хаим Вейцман (он упомянул Дорожко в своих записях как «праведника из Калинковичей»), Залман Эпштейн, Иегуда-Лейб Каганович рассказывали о неизгладимом впечатлении, которое производил Дорожко.
Его комната была рабочим кабинетом сионистов, образованных евреев и молодёжных кругов городка. Его приносили на носилках в синагогу и на собрания сионистов. Позднее для него смогли приобрести специальную повозку, и мы, молодёжь, запрягались в неё, когда ему хотелось побыть в сосновом лесу недалеко от городка. В этом лесу располагались летние лагеря богачей Киева и Харькова, приезжавших подышать смолистым ароматом.
В этой роще молодёжь собиралась вокруг повозки, иногда к ним присоединялись почетные гости, и все вместе вели завораживающие беседы с писателем. Дорога к роще проходила через пески. По одну сторону дороги находилось еврейское кладбище, по другую – христианское. Повозку везти было нелегко, поскольку находившийся в ней писатель весил не так уж мало, но он относился к нам с симпатией; когда видел, что мы устали, просил немного передохнуть. Пока мы старались отдышаться, он делился с нами давними историями, рассказывал о традициях городка.
С именем Дорожко связана попытка основать в местечке новую еврейскую школу с преподаванием на иврите. В 1909 году Залман Эпштейн опубликовал брошюру, в которой призывал попытаться сделать иврит живым разговорным языком, по примеру того, как это было сделано в Эрец-Исраэль и в нескольких городках России. Дорожко воодушевился этой идеей и принялся немедленно распространять её среди жителей городка. Призывал, чтобы они отдавали всех своих детей в ивритский детский сад и в ивритскую школу, основание которых будет первым шагом по укоренению иврита в качестве разговорного языка. Он подготовил текст решения, которое подписали раввины, габаи синагог, главы общественных учреждений и наиболее авторитетные домовладельцы. Согласно решению, они обязывались поддерживать инициативу, которая постепенно должна была привести к тому, что иврит из языка прошлого станет живым разговорным языком общины.
Вслед за этим решением в начале 1911 года в Калинковичах открылись ивритский детский сад и ивритская школа. Учителями и воспитателями были выпускники Гродненских курсов, в том числе Яков Барам, Авраам-Аба Слуцкий, Эстер Клейнер и Сара Менделеева, да будет благословенна их память. Этот воспитательный центр просуществовал два года и закрылся из-за недостатка финансирования и ссор между преподавателями, один из которых даже написал жалобу о том, что программа обучения не соответствует государственным требованиям.
Неудача очень огорчила Йосефа-Хаима. Он даже склонялся к тому, чтобы покинуть Калинковичи и перебраться в большой город. Долгие годы он вынашивал великую идею – перевести Талмуд на иврит, однако жёсткая действительность не дала этим мечтам осуществиться.
Под влиянием Дорожко некоторые юноши отправились в иешиву города Лида, которую основал рав Райнес (см. о лидском «ешиботе нового типа» здесь – belisrael), а вернувшись в местечко, открыли ивритскую библиотеку. По вечерам и на исходе Субботы молодежь собиралась в библиотеке и беседовали о насущных проблемах. Среди них я припоминаю Иегуду Комиссарчика, пропавшего в горниле революции, Бейниша Миневича, который впоследствии репатриировался в Израиль и работал в сфере образования.
Несколько выходцев из Калинковичей стали известны в писательском мире, среди них Исраэль-Меир Горелик (1873–1956), учитель и писатель, поселившийся в Аргентине, Шломо Сайман (родился в 1895), идишский писатель и фольклорист, живший в США, Залман Телесин (годы жизни 1907–1996 – belisrael), писал на идише в СССР и в Израиле.
Началась Первая Мировая война. Через Калинковичи проходили поезда, перевозившие еврейских беженцев из прифронтовой полосы. Еврейские активисты местечка и члены благотворительных организаций посменно дежурили на железнодорожной станции, встречая беженцев и снабжая их всем необходимым для дальнейшей дороги: продовольствием, одеждой.
В начале 1917 года было свергнуто царское правительство. На улицах местечка стали развеваться красные флаги, евреи вошли в состав городского совета.
Общность судеб и чувство свободы переполняли сердца жителей, невзирая на национальную и религиозную принадлежность. Смена власти взбудоражила и сионистское движение. Еврейская молодёжь принимала участие в бурных дискуссиях в синагогах между активистами Бунда и сионистскими партиями, в подготовке к выборам. Доля участия молодого поколения местечка во всём этом была велика. Но вдруг подули тревожные ветра. Всё чаще слышались призывы к погромам, гражданская война набирала обороты. Большевистская власть пленила сердца молодёжи идеями коммунистической революции.
Представители молодёжи получили ответственные должности в управлении городом, таким образом уменьшая влияние и силу «местных еврейских капиталистов». Большинство еврейской молодёжи продолжало сионистскую деятельность, однако немало молодых евреев присоединилось к комсомолу.
В конце 1910-х гг. власть менялась каждые полгода. Власть гетмана Скоропадского сменилась оккупацией польской армии, а вместе с ней и её союзниками – бандами Булак-Балаховича, которые бесчинствовали, грабили и убивали. Многие люди пали жертвами жестокости этих негодяев, которые зверствовали в округе в 1920 году.
Беспорядки и грабежи не обошли стороной местечко Калинковичи. В одну из ночей, когда в местечко ворвались банды балаховцев, десять евреев, попытавшиеся оказать сопротивление, были зверски убиты. В течение нескольких недель в маленьком городке свирепствовали бандиты, пока не подоспели на подмогу части Красной Армии. Тут же крестьяне округа восставали против советской власти. Юноши местечка взяли в руки оружие и организовали отряды самообороны – порой они даже ценой собственной жизни защищали другие местечки от грабежа и насилия.
Большую часть участников отрядов самообороны составляли члены сионистского движения, которые продолжали сионистскую деятельность и при новой власти. Многие из них пытались нелегально перейти границу, и те, что задерживались пограничниками, отправлялись в ссылку, на каторгу. Те, кому везло, селились в Израиле и с энтузиазмом брались за любую работу – осушали болота Изреельской долины, основывали киббуцы, работали в составе «рабочих отрядов».
Местечко Калинковичи продолжало жить своей жизнью под бременем советской власти до лета 1941 года, когда полчища фашистской армии оккупировали местечко и уничтожили почти всё оставшееся еврейское население. Лишь немногим удалось эвакуироваться и избежать горькой участи. Многие их них присоединились к партизанам, среди них мой брат Йосеф Рабинович (да отомстит Всевышний за его смерть) – он был повешен на городской площади гестаповскими подонками. Многих война разбросала по разным концам Советского Союза.
Местечко Калинковичи было и исчезло…
Залман Багарав (Рабинович), (Калинковичи, 1902 – Ашкелон, 1983)
Перевод Нины Эстис (Модиин-Иллит) при участии Давида Агранова (поселение Алоней Аба). Допускается использование данного перевода в некоммерческих целях со ссылкой на переводчиков и сайт belisrael.info
Опубликовано 28.11.2019 19:23
