Tag Archives: Эрнст Неизвестный

ПРОЩАЙ, НЕМЫТАЯ РОССИЯ…

фейсбук, Yacov Shaus 21.10.2016 20:25

Недавно одна из посетительниц ФБ недоуменно спросила меня, почему я считаю, что неприлично выступать в телепередачах Владимира Соловьева. Израильтянину трудно отвечать на такой вопрос, не прослыв русофобом. Предлагаю развернутое высказывание о современной России бывшего москвича, выдающегося пианиста современности Андрея Гаврилова. Человек с абсолютным слухом, мощным интеллектом и безупречным вкусом объясняет, почему он не представляет себе жизни в России.

ПИАНИСТ ГАВРИЛОВ ДЕЛИТСЯ ВПЕЧАТЛЕНИЯМИ

Сегодня ровно 7 лет, как я начал последнее турне по России. Тогда и записал впечатления.

“Гастроли в России 2010”

Москва. Главное впечатление – Россия впала в «дурную бесконечность». Это, по-видимому, и есть ее «особый путь». Во всей ее мучительной истории тупо и механистично повторяются одни и те же циклы. Короткие «оживления», «оттепели» сменяются долгими мрачными периодами реакции, когда главным содержанием народной жизни становится ее, этой жизни, угнетательство и удушение. На ошибках никто не может и не хочет учиться. Современное русское общество топчется на месте, гниет и воспаляется. Но со свинцовым упрямством не желает посмотреть на само себя, собраться и подняться хотя бы на одну ступенечку. Россия не желает вернуться в бытие, предпочитая дурманить себя обновленными, до боли знакомыми прогнившими мифами.

Российское телевидение невозможно смотреть, потому что оно – без всяких метафор и гипербол – шабаш нечисти. У ВСЕХ его персонажей видны рожки, хвосты, рыльца, копыта. Жадные, тупые хари, красные червеобразные губы, загребущие руки, глаза ведьм и упырей. Эта нечисть особая, национальная, не с графики Гойи и не с полотен Босха. Постсоветско-гламурная.

Упомянутая Достоевским в рассказе «Бобок» нравственная вонь заполнила все московское пространство. Ее источают и российские «политики», и «смехачи», и их обыдлевшая публика. Люди не живут – а функционируют в дурной бесконечности, как роботы. Роботы-сутенеры и роботы-проститутки. В воздухе висит, как топор, скотская страсть к наживе.

В современной России как бы нет мысли. Нет идеи. ЦАРСТВО ПУСТОТЫ. Мысли и идеи или уехали вместе с их носителями – или прожеваны и выхаркнуты, как ненужная жвачка. Говорить не с кем и не о чем. Чувства и реакции подавляющего большинства москвичей – на первобытном уровне. Люди заняты удовлетворением потребностей. Они легкомысленны, вульгарны и злы как урки. Жизнь и боль других людей никого не тревожит. Любовь, забота, внимание, взаимоуважение, дружелюбие – покинули их реальность. Космический холод современных русских пробиpает до костей. Скулы ломит от их наглости.

Ходил по Бульварному кольцу поздним вечером. Поглядывал в глаза гуляющих. Что я в них увидел? Одиночество, безысходность, дурман бессмысленного существования, безголовый риск жизнью. И близкую пьяную или наркотическую смерть…

Красивые женские обнаженные тела в витринах ночных диско московского центра. Шлюхи танцуют, зазывают. На их кукольных резиновых лицах – мертвые улыбки. Растягивают губы перед клиентом. Чтобы сожрать его, обглодать и выплюнуть из чрева и из памяти.

Образ построенной за последние десять лет новой Mосквы удивительно соответствует ее содержанию. Это, конечно, не новый Лондон, не Париж, не Нью-Йорк и не Мадрид. Это все та же потемкинская деревня – синюха, напомаженная, покрытая дешевыми румянами. В кричащих вокзальных нарядах. Пошлость, мерзость, подделка везде и во всем – от главного храма-новодела, через новоделы-бульвары и до новоделов-небоскребов.

Уничтожены или изгажены последние романтические уголки старой Москвы, мой постоянный, во время прошлой жизни, источник вдохновения.

Архитектурная бездарность и наглость вызывали у меня физическую муку, к горлу подкатывала тошнота. Новая Москва – это воплощение бездарности, хамства и умственной отсталости разгулявшихся пацанов, дорвавшихся до власти! Города Москвы более нет. Диснейленд. Гуляй-поле. Воровская малина.

Удручает обыдленная пассивная постсовковая масса и ее пастыри-паханы, но самое страшное явление в новой русской жизни – это заплывшая жиром, тупая, купленная на корню творческая интеллигенция, вытравившая в себе все человеческое в обмен на награды и «черный нал» от КГБ и воров в законе.

Всегда обижался на Рахманинова. В интервью американскому журналисту в тридцатых годах на вопрос, тоскуете ли Вы по России, он ответил: «России больше нет». До самого последнего времени я думал, что Рахманинов ошибался. И только в эти, последние, московские гастроли 2010 года, я понял – он был прав.

Основная масса москвичей приспособилась к отсутствию атмосферы в мегаполисе. Им приятен гнилостный дух несвободы. Они не могут жить на свободе, на свежем ветру. Девятьсот лет самозакабаления и сто лет русского коммунизма не прошли даром. Освобожденных холопов тянет под кнут. Старых сидельцев – на нары. Неуехавших интеллигентов – на обтертые задницами табуретки, на кухни. Похихикать, выпить, анекдотцы потравить…

Лечу в Магадан! Самолет Аэрофлота – Боинг. Обрадовался. Радость моя была однако преждевременной. Внутри самолета – узко, как в дурном сне. Сосед спереди лежал весь полет у меня на ногах. Кресло шириной с зад мартышки. В туалет невозможно втиснуться. Восемь часов полета. Откидываю спинку кресла. Сосeд сзади орет: «Что Вы себе позволяете?»
Я рычу в ответ: «Претензии к вашему Аэрофлоту!»
На подлете к Магадану вижу унылые сопки, занесенные снегом. Как тошно было тут умирать! Плакат.
– Добро пожаловать на Колыму, в золотое сердце России!

Ну что же, в сердце, так в сердце. Прошелся по улицам. Люди тут показались мне особенно примитивными. На всех почти лицах прохожих – следы пьянства. Одутловатые, изношенные, посеревшие лица. Глаза мутные. Все пьют в этом холодном золотом сердце России. Даже работники филармонии. Видимо, тут нельзя иначе. У многих прохожих – бандитские рожи. Даже у молодых девушек.

Но, чудо! И тут концертная публика – приятная и симпатичная. Мой концерт. Понимание, бешеный успех и слезы счастья.
Счастливый и пьяный еврей-директор. Ага, думаю, свой! Поговорим! Ошибся. От еврея в нем осталась лишь мудрость невмешательства ни во что, кроме его дела.

Заговорили о мемориальном проекте (в память о репрессированных), он скорчился, сделал презрительную мину.
– Ну зачем? Ну сколько можно об этом? Кто к нам в Магадан ни приедет – речь только о мертвых. Хватит реквиемов! Давайте жить и веселиться!

Я подумал – ясно, ясно, господин директор. Негласное указание сверху дошло и до золотого сердца России. Новая песенка на старый мотив. Все советское было не так уж и плохо. Руководил всем самый успешный менеджер России. Духовный отец сегодняшнего тушинского вора. Ну, пейте, веселитесь, танцуйте на костях предков. Только без меня.

Свалился в Магадане с воспалением легких. От возмущения?
Перед отлетом поднялся на сопку «Крутая». На ее вершине – «Маска скорби», пятнадцатиметровый бетонный памятник жертвам сталинских репрессий работы Эрнста Неизвестного. Вместо лица – крест, вместо глаза – дырка, внутри – камера. К «Маске скорби» подъезжают новобрачные. Не для того, чтобы поскорбеть. А для того, чтобы выпить. Жучкам и мухтарам нужен повод, чтобы чокнуться и столбик, чтобы ножку задрать.

Наша сопровождающая поясняет: «Эти бетонные блоки символизируют лагеря».
Ее прерывает надтреснутый голос: «Почему Вы не сообщаете иностранцам, что на Колыме 67 процентов заключенных сидели по уголовке? 33 процента всего политических. А памятник этот – ложь и пустой перевод денег, иностранцам мозги пудрить…»

Говорил молодой мужик с гадким лицом и желтушной кожей. Oдет в приличное длинное пальто, на голове какая-то детская вязаная синяя шапочка с горлышком и козырьком. Высокий. Людей на проценты считает, мерзавец… Топтун? Нашист? Нет, обычный современный молодой путиноид с промытыми новой пропагандой мозгами. Достойный сын отца, дебила и доносчика, внук деда вертухая и правнук комиссара в пыльном шлеме. Исторгающий, как и в советские времена – бубонную ненависть ко всему человеческому.

Москва.

Включил телевизор. На канале «Ностальгия» показывали знаменитых исполнителей советской эстрады – от Бернеса ( «С чего начинается Pодина») до Софии Ротару («Счастья тебе, земля моя»). Потом «крутили» совковую хронику шестидесятых и семидесятых… Партсъезды, депутаты, медали, знатные шахтеры и доярки, президиумы… Космонавт с орбиты что-то патриотическое промямлил, передовики доложили народу и партии о ходе социалистического соревнования…

Дикторы вещали как психиатры, погружающие пациентов в глубокий гипнотический сон…

По экрану ползли упрямые тракторы, маршировали суровые солдаты-победители, потные сталевары выдавали рекордную плавку чугуна, густо урчали турбинами белоснежные лайнеры Ил-62, застенчиво улыбались умелые стюардессы…
Золотом горел и пускал в небеса хрустальные струи чудесный фонтан «Дружба народов»…

Преступный эксперимент по созданию «нового человека» удался. Многие россияне так и не вышли из советской комы. Сотни миллионов подопытных людей, превращенных в примитивные биологические куклы, дали многочисленное потомство…

Неудивительно, что больше пятидесяти процентов населения Pоссии хочет назад в СССР, а больше семидесяти процентов считает Сталина «великим вождем» и мечтает о «твердой руке». Прошедшие неоднократную мичуринскую селекцию и лоботомию в трех поколениях люди не могут жить вне клиники.

Прав был Розанов: «Ленин и его приспешники потому так смелы, что знают – судить их будет некому, ибо судьи будут съедены».

Заглянул в интернет, туда, где публикуют свои аналитические статьи лучшие российские комментаторы. Многие пишут о «точках невозврата». Кто-то считает поворотным пунктом истории России разгон НТВ, кто-то Курск, другие – Беслан, Норд-Ост… Все заканчивают свои разборы так: «Еще один шаг и мы на краю катастрофы!»

Меня давно тошнит от этого «края». О чем вы? Какие точки невозврата? Какой край пропасти? Сколько можно себя успокаивать? Сколько можно врать самим себе?

Россия погребена уже почти сто лет под слоем кровавой лавы. И эта лава заливает сейчас последние норы, дыры и пещеры, в которых сидят современные российские несторы и аввакумы.
Русский Апокалипсис взорвал Россию и ждать ростков новой российской культуры придется не одно столетие.

***

Отдельные комменты:

А. Б., (Харьков – Израиль) – Я бы так отчаянно не сказал, но не вижу, против чего могу возразить….

О. Д. (Тель-Авив) – Интересно. Была в России только в детстве

Ж. Г. (Москва – Израиль) – Настолько всё точно и от этого ещё более мерзко. Никогда, за последние годы, даже от самых дотошных журналистов – профессионалов, не читала ничего даже похоже на этот текст. Самое ужасное, то что он увидел в среде “властителей дум”, творческой интеллигенции. Прогнулись и всё. Видимо “сытое брюхо” важнее всего.

Н. Х. – С одной стороны, все так. А с другой … я была в России несколько месяцев назад, встречалась и говорила с детьми своих друзей. Это молодые люди от 21 до 25 лет. Они настолько хорошие, образованные , здравомыслящие ребята, что создаётся ощущение, что у страны есть будущее.
Если, конечно, эти ребята останутся там, а не уедут зарубеж, как мы.

Е. К. (Ташкент – Тель-Авив)- И все же вопрос. Если разделять это отношение к современной российской власти и ТВ то как быть с нашим 9 м каналом, 80% показа которого составляют посредственные даже по российским меркам сериалы? Или с нашими газетами, копирующими российские светские сплетни? Почему не обрести свое лицо, если уж мы так принципиальны по отношению к путинизму.

Д. Е. (Москва) – К ужасу своему, не нахожу чем возразить. Горечь особенная, ни с чем не сравнимая.

Опубликовано 22.10.2016 8:50

Эрнст Неизвестный (9.04.1925 – 9.08.2016)

На 92-м году жизни скончался скульптор Эрнст Неизвестный, сообщил ТАСС его друг Джефф Плюмес. По его словам, Неизвестный умер во вторник рано утром в больнице «Стони Брук». Скульптора госпитализировали из-за сильных болей в желудке.

Также о смерти Неизвестного написал в своем Facebook Олег Сулькин, которого радио «Свобода» называет другом скульптора. «Умер Эрнст Неизвестный. Я пока ничего не могу сказать, слезы подступают. Ошеломлен. Подавлен. Это огромная потеря — для русской культуры, для всех, кто знал этого необыкновенного человека»

Позже Сулькин рассказал ТАСС, что Неизвестный почувствовал себя плохо в понедельник вечером. Он находился в Шелтер-Айленде (штат Нью-Йорк) в загородном доме. Его жена Анна Грэм отвезла его в больницу, где Неизвестный пробыл ночь и утром, около 8 часов, умер.

Неизвестный Эрнст Иосифович

Неизвестный Эрнст Иосифович
9 апреля 1925 год

История жизни
Неизвестный родился в Свердловске 9 апреля 1925 года. Мать назвала его Эриком. И лишь в 1941 году перед самой войной, получая паспорт, он записал свое полное имя – Эрнст. Дед его был купцом, отец – белым офицером, адъютантом Антонова. Позднее он был детским врачом, отоларингологом, работал и как хирург. Когда пришли красные, то должны были расстрелять деда и отца. Но бабка вспомнила, что дед тайно печатал в своей типографии коммунистические брошюры. Тогда она нашла эти документы и предъявила большевикам. Никого не расстреляли.

Его мать – баронесса Белла Дижур, чистокровная еврейка, христианка, в середине девяностых еще была жива и публиковала свои стихи в одной из нью-йоркских газет.

Эрнст еще мальчиком имел репутацию отъявленного хулигана. Приписав себе лишний год, уже в семнадцать лет, Эрнст окончил военное училище – ускоренный выпуск. Там, на войне, лейтенант Неизвестный получил расстрельный приговор трибунала, замененный штрафбатом. И там же, на Великой Отечественной, он получил несколько боевых наград и ранений. Одно из них было тяжелейшим три межпозвоночных диска выбито, семь ушиваний диафрагмы, полное ушивание легких, открытый пневмоторакс… Спас Неизвестного гениальный русский врач, имени которого он так и не узнал, – это было в полевом госпитале. После войны бывший офицер три года ходил на костылях, с перебитым позвоночником, кололся морфием, борясь со страшными болями, даже стал заикаться.

Потом Неизвестный учился в Академии художеств в Риге и в московском Институте имени Сурикова. Параллельно с этими занятиями он слушал лекции на философском факультете МГУ.

Получив диплом в 1954 году, он уже через год становится членом Союза художников СССР, а чуть позже – лауреатом VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве за скульптуру «Нет ядерной войне!». Уже в то время проявилось его тяготение к «большому стилю» – подчеркнутая пафосность и яркая мифологичность каждой скульптуры.

В 1957 году Неизвестный исполняет статую, ставшую известной – «Мертвый солдат». Это лежащая фигура с почти истлевшим лицом, огромным отверстием в груди и закостеневшей, вытянутой вперед и все еще судорожно сжатой в кулак рукой – человека, последним жестом еще символизирующего борьбу, движение вперед.
Далее он создает образы, резко отличные от привычной станковой скульптуры тех лет, – «Самоубийца» (1958), «Адам» (1962-1963), «Усилие» (1962), «Механический человек» (1961-1962), «Двухголовый гигант с яйцом» (1963), фигура сидящей женщины с человеческим зародышем в утробе (1961).

В 1962 году на выставке, посвященной тридцатилетию МОСХа, Неизвестный совершенно сознательно согласился быть экскурсоводом Н.С. Хрущева. В своем праве на первенство в искусстве он не сомневался. А смелости ему всегда хватало. Однако результат встречи не оправдал его надежды.

Несколько лет его не выставляли. Но после снятия Хрущева временная опала закончилась Неизвестный начал выезжать за границу и получать серьезные государственные заказы. Он создал, например, в 1966 году декоративный рельеф «Прометей» для пионерского лагеря «Артек» длиной 150 метров. Правда, никаких премий ему не присуждали. Тем не менее его известность в Европе и США постепенно росла, его работы начали закупать коллекционеры. Да и выставки, которые проводились в небольших залах научно-исследовательских институтов, становились событием.

«Возвращаясь же к произведениям 60-х годов, хочется сказать еще о двух из них, – пишет Н.В. Воронов. – Это, во-первых, «Орфей» (1962-1964). Песня одиночества. Мускулистый человек на коленях, прижавший одну согнутую в локте руку к запрокинутой голове в жесте какого-то невыразимого горя, безысходности и тоски, а другой разрывающего себе грудь. Тема человеческого страдания, отчаяния здесь выражена с какой-то почти невозможной силой. Деформация, утрированность, преувеличения – все здесь работает на образ, и разорванная грудь кровавым криком вопит об одиночестве, о невозможности существования в этом подземелье жизни без веры, без любви, без надежды. Мне представляется, что это одна из самых сильных вещей Неизвестного 60-х годов, может быть, менее философская, обращенная больше к нашему чувству, к непосредственному восприятию. Наверное, менее диалогическая по сравнению с другими произведениями, более близкая к привычному представлению о реализме, но тем не менее одна из самых выразительных.

И вторая – «Пророк» (1962-1966). Это своего рода пластическая иллюстрация к собственным мыслям Неизвестного, высказанным в те же годы. Он писал «Cамым любимым моим произведением остается стихотворение Пушкина «Пророк», а самым лучшим скульптором, которого я знаю, пожалуй, шестикрылый серафим из того же стихотворения».

В 1971 году Неизвестный победил на конкурсе проектов памятника в честь открытия Асуанской плотины в Египте – с монументом «Дружба народов», высотой 87 метров. Другими крупными работами в первой половине семидесятых стали – восьмиметровый монумент «Сердце Христа» для монастыря в Польше (1973-1975) и декоративный рельеф для Московского института электроники и технологии в 970 метров (1974).1974 год стал своеобразным рубежом в его творчестве скульптор создал памятник на могиле Хрущева, ставший его последней крупной работой, установленной на родине до эмиграции.
«Этот надгробный памятник, – отмечает Н. В. Воронов, – быстро стал популярным, ибо в концентрированной художественной форме передавал суть деятельности и воззрений Хрущева. На небольшом возвышении в несколько необычной мощной мраморной раме стояла удивительно похожая бронзовая позолоченная голова Никиты Сергеевича, причем вылепленная просто и человечно, отнюдь не с тем налетом «вождизма», к которому мы привыкли на многочисленных памятниках великим людям, стоящим чуть ли не в каждом городе. Особый смысл в окружающих эту голову мраморных блоках. Своеобразная рама была выполнена так, что одна ее половина была белой, а другая – черной…»

Скульптор не хотел эмигрировать. Но ему не давали работы в СССР, не пускали работать на Запад. С начала шестидесятых годов и до своего отъезда скульптор создал более 850 скульптур – это циклы «Странные рождения», «Кентавры», «Строительство человека», «Распятия», «Маски» и другие.

На свои скульптуры Неизвестный тратил почти все деньги, которые он зарабатывал, работая каменщиком или восстанавливая и реставрируя рельефы разрушенного храма Христа Спасителя, находящиеся в Донском монастыре.
Из его 850 скульптур у него закупили только 4! Против него возбуждались уголовные дела, его обвиняли в валютных махинациях, в шпионаже. Более того, Неизвестного постоянно встречали на улице странные люди и избивали, ломали ребра, пальцы, нос. 67 раз подавал Неизвестный заявление, чтоб его отпустили на Запад строить с Нимейером. Не пускали. И тогда он решает вообще уехать из России – 10 марта 1976 года скульптор покинул родину.

Когда Неизвестный оказался в Европе, канцлер Крайский выдал ему австрийский паспорт, правительство отдало одну из лучших в стране студий. Но скульптор перебирается из Австрии в Швейцарию к Паулю Сахару (Шоненберту), одному из богатейших людей мира. Тот купил скульптору казарму в Базеле под новую студию. Его жена Майя Сахар, тоже скульптор, боготворила Неизвестного. Она отдала ему свою студию со всеми инструментами, со всей библиотекой.

«К этим людям, – говорит Неизвестный, – шли на поклон Пикассо и Генри Мур. Встретиться с Паулем Сахаром – это было все равно, что повидаться с господом Богом. А святым Петром, открывшим райскую дверь, оказался Слава Ростропович. Слава Ростропович даже написал книгу «Спасибо, Пауль» – про то, как Пауль вывел в люди многих из сегодняшних великих. И вот я оказался перед лицом карьерного господа Бога. Но я взял и уехал, по своим соображениям. Я не выдержал жизни в доме богатого человека…

…В 1976 году я приехал в Америку, и буквально на следующий день состоялось открытие в Кеннеди-центре моей работы – бюста Шостаковича. Были большие статьи и телепередачи. Меня взялись опекать Алекс Либерман и Энди Уорхол. С Уорхолом я очень дружил. Ему принадлежит фраза «Хрущев – средний политик эпохи Эрнста Неизвестного».

Замечательный друг Слава Ростропович, получивший за долгие годы огромный пакет социальных связей, щедрой рукой все их передал мне. Президентов, королей, крупнейших критиков, художников, политиков. Подключившись к этой светской жизни, я очень скоро понял это не для меня. Ты приходишь на «парти», тебе вручают двадцать визитных карточек, ты обязан откликнуться. Общение нарастает в геометрической прогрессии. Одинокая профессия скульптора не выдерживает таких нагрузок. Я сжег визитные карточки. Перестал общаться. В социальном плане это откинуло меня в самый низ».

Но Неизвестный добился того, что знаменитости, с которыми его познакомил Ростропович, стали приходить к нему в мастерскую как к скульптору.
До дома Неизвестного ехать от Манхэттена часа два-три. Сначала через весь Лонг-Айленд, а потом добираться на пароме. Через десять минут плавания появляется берег чистенького, ухоженного острова Шелтер, населенного ушедшими на покой миллионерами, важными молодыми людьми с дорогими манерами – и знаменитым русским скульптором. Художнику принадлежит участок площадью в один гектар и половина озера. Дом построен по проекту самого Неизвестного и соответствует его духу. К нему пристроена студия, высокий цилиндрический зал с галереей.

Когда мастер уезжал из России, жену Дину Мухину и дочь Ольгу с ним не пустили. В октябре 1995 года Неизвестный снова женился. Аня – русская, давно эмигрировала. По профессии – испанистка.

Сам Неизвестный преподавал в Гамбурге, в Гарварде, в Колумбийском университете и в Нью-Йоркском – искусство, анатомию, философию, синтез искусств. Мог стать постоянным профессором, но не захотел. Ему очень нравилось преподавать, но мешала рутинная бумажная работа. А еще отчеты, заседания… Все это отнимало слишком много драгоценного времени.

Как всегда, скульптор очень много работает в мастерской. Хотя за последние годы перенес две операции на сердце. Один раз он даже пережил клиническую смерть. Его снова спас русский доктор – Саша Шахнович.

«…Я много трачу, – говорит Неизвестный, – материал, отливка, помощники – идет омертвление огромных денег. В мой парк вложено несколько миллионов долларов – если считать одну отливку. А когда не работаю, богатею деньги не расходуются, а дают дивиденды.

По правилам, 12 экземпляров скульптуры имеют статус оригинала. Я раньше и отливал по 12. А теперь стараюсь давать минимальные тиражи – ну два, ну три экземпляра. Это повысит не стоимость, нет, но ценность работ. И это создает мне перспективу жизни, есть для чего жить – для работы. А если происходит затоваривание, психологически очень трудно работать.

На Западе же я понял, что свободу творчества дают деньги, это кровь творчества; нужно вкладывать очень много денег, чтобы создавать скульптуры».
Наряду с крупными работами Неизвестный создает произведения, относящиеся к мелкой пластике, а также многочисленные графические циклы. Важной составляющей творчества художника всегда была и книжная графика. Еще в конце шестидесятых годов он создал цикл иллюстраций к роману Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».

Они увидели свет в серии «Литературные памятники».
Последнее десятилетие Неизвестный занимался оформлением самого популярного произведения в мире – Библии. В его иллюстрациях к «Экклезиасту» выражен сложный и противоречивый мир современного человека. Здесь нашли отражение традиции Босха и Гойи, гротескно видевших окружающую действительность и не находивших в ней светлых начал.

Мелкая пластика невольно привела Неизвестного к совершенно новому направлению в его творчестве он стал заниматься созданием ювелирных изделий. Отработанная в мелкой пластике особая утонченность движений помогла скульптору творить необычайно изящные произведения, причем он тяготеет не к украшениям, а к предметам интерьера. Тем самым он как бы продолжает основную линию творчества, направленную на познание человека и самого себя.

В 1995 году Неизвестный стал лауреатом Государственной премии России, был восстановлен в Союзе художников, получил российское гражданство. В девяностые годы скульптор не раз приезжал на историческую родину по делам. В 1995 году он открыл в Магадане памятник жертвам сталинских репрессий – семнадцатиметровую железобетонную «Маску скорби». Большую часть расходов Неизвестный взял на себя, отдав на сооружение памятника 800 тысяч долларов из своих гонораров.

В художественной галерее «Дом Нащокина» состоялась первая персональная экспозиция скульптуры, живописи и рисунка Неизвестного, проводимая в России после его эмиграции. На ней были отражены основные этапы творческого пути художника с 1966 по 1993 год.

Однако вернуться в Россию навсегда мастер не может. Его творчество связано с огромной материальной базой. Это машины, литье, студия, заводы. Начинать все снова после семидесяти – это невозможно даже ему, обладающему каким-то секретом творческого долголетия.

И все же, чем вызвана в столь солидном возрасте такая неуемная жажда творчества «Абсолютным безумием и работоспособностью», – отвечает маэстро.
И еще….. «Великих художников-атеистов не было. Дело в том, что нужно обладать некоторой скромностью. Не нужно себя считать исключительным, оторванным от полета уток, от изменения звезд, от приливов и отливов.
Единственное существо, которое вдруг возомнило, – это человек. Это не значит, что ты назначен Богом! Это глупости, Бог никого не назначает. Он принимает».

Оригинал

***

Лев Симкин, фейсбук 10 авг. 9:10

Против громады

В 1962 году в Манеже он посмел вступить в спор с русским царем. Пусть Хрущев царем был не вполне настоящим, и все же. Настоящим был художник, за спиной которого стояла семья, пережившая ужасы сталинщины, и сам он, солдат и офицер, прошедший всю войну и «посмертно» награжденный орденом.

«Лейтенант Неизвестный Эрнст. На тысячи верст кругом равнину утюжит смерть огненным утюгом. В атаку взвод не поднять, но сверху в радиосеть: “В атаке – зовут – твою мать!” И Эрнст отвечает: “Есть”. Но взводик твой землю ест. Он доблестно недвижим. Лейтенант Неизвестный Эрнст идет наступать один! И смерть говорит: “Прочь! Ты же один, как перст. Против кого ты прешь? Против громады, Эрнст!»

Строки Андрея Вознесенского всплыли в памяти, как только я прочитал первые отклики в Сети на смерть великого скульптора и среди них несколько – о его будто бы «среднем» даровании.

…Я голову обнажу и вежливо им скажу:”Конечно, вы свежевыбриты и вкус вам не изменял. Но были ли вы убиты за родину наповал?”

Эрнст Неизвестный воздвиг черно-белый памятник на могиле оппонента на Новодевичьем. Но черно-белый подход к людям был ему в принципе чужд. Он хорошо различал цвета. Почитайте сборник его эссе (он был еще и философ) – хотя бы вот это, о подвидах чиновников, подмеченных им когда-то на Старой площади. Косноязычных “красненьких”с багровым румянцем на щеках и интеллигентов – “зелененьких”, поначалу трудноотличимых в толпе номенклатурных близнецов.

Или вот это, о вечной черте российской власти: «Посмотрите, какие они все обидчивые! Обратите внимание на тон прессы. Ведь ее тон – это тон климактерической разобиженной женщины, которую все обманули и оставили. Неуправляемые югославы, неблагодарные китайцы, вздорные поляки, уж не говоря о евреях. …Они обидчивы и антиэстетичны в своей обиде».

«Эрнст, прекратите лепить ваши некрасивые фигуры, – когда еще говорила ему Фурцева. – Вылепите что-нибудь красивое, и я вас поддержу, ну зачем вы раздражаете товарищей».

Эрнст Неизвестный знал, что в своей «некрасивости» был эстетичен, и еще целых полвека продолжал раздражать «товарищей». Но всему свой срок. Вчера он пришел, этот срок.

Опубликовано 10.08.2016 8:49

***

Лев Симкин, 11 авг. 8:25

Против громады – 2

Эту историю я услышал вчера здесь, в Юрмале. Оказывается, в 1979 году сюда из Свердловска переехала мама Эрнста Неизвестного, детская писательница Белла Дижур. Она наивно рассчитывала, что отсюда ее легче выпустят в Америку. К сыну, на которого в войну она получила две «похоронки». Но советская власть проявила мстительность – ее поставили в «отказ». Ожидание длилось до 1985 года, когда в Ригу приехал Евгений Евтушенко и встретился с нею. После чего немедленно отправился кланяться в местный КГБ. А когда это не помогло, написал письмо тогдашнему председателю КГБ СССР: «Дорогой тов. Чебриков! Христа ради прошу я Вас — отпустите 82-летнюю мать скульптора Эрнста Неизвестного к её сыну». И, представьте, ее выпустили, и она дожила в Нью-Йорке до 102 лет.

Вот почему мне так не нравится чистоплюйское отношение к Евтушенко и разговоры о его связях с «органами», кто бы их ни вел, будь то хоть сам Бродский.