Неуместная «Речь». Как советский завуч из нацистского пропагандиста вырос до профессора Йеля
РЕДАКЦИОННЫЙ МАТЕРИАЛ
По просьбе «Сноба» историк Станислав Кувалдин вспоминает самых известных российских перебежчиков в западные страны. В этом выпуске речь пойдет о Владимире Самарине — школьном учителе из Орла, умершем человеком без гражданства, родины и доброго имени в Канаде после преподавания в университете из Лиги плюща
Истории тех, кто покидал Россию в середине XX века, обычно можно оценивать под разными углами, выясняя мотивы сделанного ими выбора и стоящую за ним правду. Однако разрыв связей со страной, где много лет действовал тоталитарный режим, не всегда был свидетельством моральной силы человека. Совершаемый выбор мог быть сопряжен с таким количеством неоднозначных шагов, что любое сочувствие оказывается затруднительным.
Чаще всего такое можно сказать о тех, чей уход из России оказывался связан со Второй мировой войной и оккупацией немецкими войсками советских территорий. Вторжение на территорию страны армии врага ставило перед многими дилеммы, решить которые могли далеко не все. А некоторые, возможно, и не считали их особо сложными. Такие судьбы тоже поучительны. Один из примеров — судьба Владимира Самарина — заместителя редактора газеты «Речь», выходившей в оккупированном немцами Орле, позже — профессора Йельского университета, а затем — безуспешного соискателя убежища в Канаде.
Выбор учителя
Владимир Самарин. Портрет из газеты «Новое русское слово», Нью-Йорк. 3 апреля 1970 года
Настоящая фамилия Владимира Самарина — Соколов. Самарин — журналистский и литературный псевдоним, который он взял себе во время войны, но сохранившийся за ним на протяжении всей жизни. О его биографии до нападения Германии на Советский Союз сложно рассказать что-то примечательное. Соколов-Самарин родился в Орле в семье юриста в 1913 году. Позже не вполне подходящее происхождение затруднило ему поступление в вуз, однако, отработав несколько лет на заводе, он стал, по нормам того времени, считаться «преодолевшим» неблагоприятную наследственность и поступил в Орловский педагогический институт. После пединститута несколько лет работал школьным учителем литературы. Сам Соколов после войны рассказывал, что в 1937 году ему грозил арест и он вынужден был бежать из Орла. Впрочем, побег был недальним и не приведшим к большим лишениям. Соколов переместился в Воронежскую область, где, судя по его воспоминаниям, работал в разных учебных заведениях — школах и техникумах, в том числе на должности завуча. В 1942 году в Воронеж пришли немцы. Соколов, оказавшись на оккупированной территории, довольно быстро возвращается в Орел, где начинается его новая карьера.
К концу 1942 года в Германии осознали, что война на Восточном фронте будет долгой и тяжелой. Это требовало принятия особых мер для сохранения лояльности населения на уже занятых территориях — в 1941 году, надеясь на скорый блицкриг, немцы ограничивались трансляцией достаточно общих лозунгов о борьбе с «жидобольшевизмом», ничего не говоря о дальнейшей судьбе конкретных территорий (особенно населенных русскими). Теперь требовалась более качественная работа, в том числе на уровне пропаганды. Соответственно, они стали уделять внимание и русскоязычной прессе. Орловская «Речь», куда устроился на работу Владимир Самарин, вскоре стала самой тиражной русской газетой, издаваемой на оккупированных территориях.
Оккупационные газеты производят странное впечатление: статьи в них написаны советским журналистским языком, с использованием привычных штампов, которыми, впрочем, теперь припечатывали большевизм и Сталина
Оккупационные службы пропаганды, курировавшие выход газет, обычно включали в состав редакции своих сотрудников, а также кого-то из лояльных представителей эмиграции, однако были заинтересованы, чтобы большая часть штата формировалась за счет советских граждан, особенно имевших опыт газетной работы: обоснованно предполагалось, что они лучше знают местные реалии и представляют, как подавать материал своим читателям. От этого многие оккупационные газеты производят странное впечатление: статьи в них написаны советским журналистским языком, с использованием привычных штампов, которыми, впрочем, теперь припечатывали большевизм и Сталина. Самарин активно включился в эту работу, уделяя особое внимание важной для немецких пропагандистов теме связи коммунизма и еврейства. В статьях, подписанных его именем или инициалами, можно найти много пассажей о том, как «на освобожденной русской земле создается новая жизнь, не похожая на то, что видел народ в годы владычества иудеев-большевиков».
Это были не единственные темы, освещаемые Самариным в «Речи», он писал и о других преступлениях (в кавычках и без) большевистского режима, но, кажется, не пытался отступать от линии, необходимой и поощряемой германскими пропагандистами. Тем более что они, по свидетельствам ряда других коллаборационистов, обычно не диктовали, как и что нужно писать, и не требовали обязательного прописывания тех или иных тезисов, включая и антисемитские, полагаясь здесь на «веление души» авторов. Душа Самарина очень четко реагировала на пожелания немцев, за что он был премирован поездкой в Рейх, после которой написал восторженный материал о жизни в нем. Но его относительно спокойной жизни в Орле вскоре подошел конец. Летом 1943 года Красная армия начала наступление на город. Самарин вместе с газетой эвакуировался в Брянск, потом еще дальше на Запад.
В конце войны он оказался на западе Германии, где сумел деятельно включиться в работу эмигрантских организаций, а затем в 1951 году получил иммиграционную визу в США. Бывшие граждане СССР, перемещенные в Германию, обязаны были подтвердить, что не сотрудничали с нацистами и не занимались деятельностью, враждебной по отношению к США. Разумеется, Самарин заявил, что никогда не занимался ничем подобным. Ему поверили и допустили в Америку.
Дорога в Йель
Газета «Речь»
В США Самарин, казалось, идет по пути американской мечты. Он получает работу литературного редактора в издательстве имени Чехова, финансируемом Фондом Форда и издававшем многих эмигрантских писателей. Вряд ли можно сказать что-то специальное об этой работе. Самарин, судя по всему, выполнял ее вполне профессионально. Сохранилась его переписка по издательским делам с Георгием Ивановым, Марком Алдановым, Александром Керенским и многими другими звездами русской эмиграции. Фонд Форда подключил его к работе над программой по изучению СССР, осуществлявшейся Колумбийским университетом. Здесь Самарин также проявил себя вполне профессионально: его записки, особенно касающиеся известной ему жизни в советских школах, отличаются точными наблюдениями и вполне взвешенными оценками. Кажется, Самарин всегда понимал, чего именно ждут от него разные заказчики, и его работа для американских профессоров была такой же профессиональной, как для немецких пропагандистов. Видимо, в бывшем советском завуче действительно дремал сильный публицист. Вскоре он получает место преподавателя в престижнейшем Йельском университете — едва ли не вершина американской карьеры для русского эмигранта-литератора.
Голос «Советской Родины»
С этой вершины, впрочем, Самарину пришлось слететь с крайне болезненными последствиями: советская пресса разоблачила его как пособника нацистов. До американской стороны информация была доведена необычным и по-своему даже элегантным способом. В качестве трибуны были использованы не «Правда» или «Известия» (где в соответствии с принятыми канонами следовало писать об антисоветской деятельности Самарина), а журнал «Советиш геймланд» («Советская Родина») — единственный в СССР журнал, издававшийся на идиш.
В 1976 году там была напечатана статья Аркадия Сахнина — известного советского журналиста, занимавшего высокое место в официальной иерархии (и, как считается, настоящего автора «Малой земли» Брежнева).
Готовность подстраиваться под самые разные и малосовместимые идеологические требования — свойство, очень понятное для человека советского
В статье «Кто он?» Сахнин описывает малоправдоподобную историю о том, как случайно наткнулся на имя Самарина (вроде бы написавшего из Йельского университета какое-то письмо на адрес музея Тургенева) и вскоре установил его связь с немецкой «Речью». Издание на идиш было, наверное, одной из немногих площадок в СССР, где можно было подробно расписать именно антисемитскую сторону публикаций Самарина (еврейская тема для советской печати была слишком деликатна). Возможные авторы задумки с публикацией в «Советиш геймланд» могли предполагать, что у советского издания на идиш могут быть читатели по другую сторону океана. Вскоре материал републикуют в нью-йоркской еврейской газете Morgen Freiheit, связанной с американской коммунистической партией. Это оказывается достаточным, чтобы о прошлом Самарина узнали в Йеле.
Нахождение нацистского пропагандиста на преподавательской должности было слишком скандальным фактом для университета из Лиги плюща. Самарину пришлось уволиться. Он пытался говорить, что появление статьи — провокация КГБ, но, хотя это действительно похоже на правду, на возражение по существу это походило мало.
Литературно-художественный журнал «Советиш геймланд»
Дальше последовало неизбежное. В 1982 году против Самарина, сообщившего ложные сведения властям США об отсутствии связи с нацистами, начался процесс о лишении американского гражданства. Суд был Самариным проигран, и в 1986 году он был лишен гражданства. Через два года, чтобы избежать депортации (его должны были выслать в ФРГ, откуда он въехал в Америку), Самарин переехал в Канаду. Он обратился к властям страны за статусом беженца, но местные еврейские организации заявили решительный протест. Ходатайство не удовлетворяли. Ожидая возможного решения, Самарин скончался в Канаде в январе 1992 года.
Вряд ли можно говорить о том, что сотрудничество с нацистами и написание откровенно антисемитских статей составляли все существо Самарина. Он действительно проявил себя в США как хороший преподаватель и издатель литературы (занятия, непредставимые для него в советских реалиях), часть его студентов вспоминали его по-доброму и не считали оправданным его увольнение. Можно даже сказать, что лично он не причастен к преступлениям нацизма. Впрочем, готовность очень точно подстраиваться под самые разные и малосовместимые идеологические требования, то открывая, а то убирая свои взгляды по разным важным вопросам, — свойство, очень понятное для человека советского.
Несмотря на все антикоммунистические декларации, едва ли Самарин мог быть полностью независим от сформировавшей его советской среды. И его кончина в статусе человека без гражданства, не имеющего определенного положения в мире, через месяц после смерти советской родины видится в чем-то закономерной.
От ред. belisrael.info. Статья российского кандидата исторических наук интересна, такие статьи нужны, но вывод о Самарине сделан довольно странный: “Можно даже сказать, что лично он не причастен к преступлениям нацизма“. Пропаганда юдофобии в военное время (да и в довоенное, поскольку она готовила почву для дальнейших злодеяний) – вполне себе преступление… Не зря обер-пропагандиста Юлиуса Штрейхера в 1946 г. повесили по приговору Нюрнбергского трибунала.
Опубликовано 06.08.2018 22:55
