Tag Archives: Яд ва-Шем

«Таглит» глазами Ирины Озеровой

О программе «Таглит 27-32» я узнала совершенно случайно – и поспешила воспользоваться предоставленной возможностью.

В группе нас набралось 34 путешественника и 2 сопровождающих. Группа была смешанной – Россия и Украина (Москва, Харьков, Киев, Самара, Одесса, Чебоксары и др.).
Встретились мы уже в аэропорту имени Бен-Гуриона и сразу же нашли общий язык.

Из аэропорта нас отвезли в кибуц рядом с Модиином, поместив в гостиницу Gvulot. 

1-й день в Израиле в Модиине. На снимке Ирина Озерова, Ксения Банкова, Денис Ничога, Юлия Остроушко, Надежда Левитина, Ольга Горбунова, Инга Суркова, Константин Ходос, Мария Ламах, Анастасия Петренко, Елизавета Пулупенко, Алекс Фолгин, Илья Емаев и др. 

На ферме овощей и фруктов The Salad Trail

Путешествовали мы по Израилю целых 10 дней, начали с Йерухама – прекрасный пример того, как даже в пустыне человек способен подарить жизнь всему зелёному, огромное количество овощей и фруктов, которые можно подойти и попробовать. Кибуц Сде-Бокер, могила Бен-Гуриона – место, которое необходимо посетить и старым, и молодым. Очень много интересной информации от нашего замечательного гида Макса Изиксона. Вечер нас застал в деревне бедуинов, Хан ха-Шаяроте. Лекция от местного жителя, незабываемое катание на верблюдах, необычный ужин в бедуинском стиле, выход в пустыню под ночным звёздным небом, когда ты можешь остаться один на один с собой, ночёвка в шатре.

Утро началось с посещения каньона в пустыне Негев. Место, где ты становишься частью всего живого, эхо от криков птиц, шелест воды. Далее мы поехали в Эйлат. Красное море приветствовало тёплой водой и красивыми видами под водой при путешествии на кораблике.

На следующий день нас повезли на Мёртвое море. Невероятно тёплая, мягкая вода, будто заходишь в оливковое масло, вода, которая позволяет тебе просто расслабиться и лежать, наслаждаясь голубым небом.

Крепость Масада, хоть и не сразу, но покорилась нам и показала своё величие. Здесь невозможно найти слова, чтобы передать всю гамму нахлынувших эмоций, слушая ее историю.

На следующий день к нам присоединилась группа израильских студентов, с которыми мы сразу же подружились.

 

Музей Яд ва-Шем в Иерусалиме – после него тебе хочется остаться один на один с собой и переосмыслить всю свою жизнь. Твои проблемы кажутся ничем, абсолютной мелочью по сравнению с тем, что пережили люди, память о которых останется с нами навечно.

 

Следующий день начался с горы Герцля, истории о самом Теодоре Герцле и его семье. Никогда даже не задумывалась, что целая семья может уйти вот так, не оставив за собой потомков.

На обзорной площадке Иерусалима 

Иерусалимский рынок Махане Иегуда заслуживает отдельной статьи. Со своим колоритом он остался в моей памяти как место, в котором можно провести целый день и так и не успев купить всё то, что было в твоём списке, ибо вокруг столько всего необычного. 30 минут только в одну сторону, люди, которые идут перед тобой, а внезапно встретив знакомого, просто встают посередине и начинают разговор…

Стена плача, разговор с ней, оставление записки, атмосфера этого места – всё это непередаваемо.

Рассказ об истории Шаббата, зажигание свечей – это обязательная программа. Очень полезно знать историю и традиции. 

Согласно Торе, Шаббат был дарован еврейскому народу в пустыне после выхода из Египта.
По еврейской традиции Шаббат наступает с заходом солнца в пятницу, но за 18 минут до захода солнца хозяйка дома должна зажечь субботние свечи и прочитать благословение. С данного момента и до окончания субботы нельзя трудиться. В Шаббат нельзя совершать такие виды работы, как: шитье, строительство, разрывание туалетной бумаги, замешивания теста и выпекания хлебных изделий..).
В шаббат мы накрываем стол скатертью, ставим две зажженные свечи (свечей может быть больше, на каждого члена семьи, но не меньше двух) и кладем две халы (хлеб, испеченный в виде косы) – что символизирует двойную порцию манны.
Так же не забываем об особом омовении рук в Шаббат – нужно трижды по очереди ополоснуть правую и левую руку специальным ковшиком.

Провожаем Шаббат чтением молитвы, хавдалы, благодаря чему мы как-бы отделяем Шаббат от остальных дней недели.

Групповые занятия, помогающие ещё лучше узнать каждого из участников нашей группы.

Утренняя экскурсия по Старому городу – месту со своей историей, насчитывающей несколько веков, месту, где до сих пор идут раскопки и находятся всё новые и новые вещи.

Площадка Армон ха-Нацив ночью – колорит.

Следующий день застал нас на пути в Кейсарию – древний город на берегу Средиземного моря. Всё потрясающе красиво и накладывает свой отпечаток на каждого.

Тверия и остановка в гостинице, вид на озеро Киннерет из номера – о чем ещё можно мечтать?

Город Цфат на следующее утро. 900 метров над уровнем моря, старинные дома (в которых живут потомки потомков первых жителей), атмосфера дружелюбия, плодоносные деревья, растущие практически в камнях.

Каяки, плывущие по реке Иордан, – именно то, что было необходимо для ещё большего сближения. Нужно было грести по очереди, подстроиться под остальных. Мы выполняли слаженную работу, и в результате получился плавный спуск до берега.

Последний день начался с посещения Яффо – древнейшего города. Блошиный рынок, где каждый найдёт что-то по душе, красивейший берег и море.

 

В одном из тель-авивских скверов 

Пешая прогулка до центра «Таглита», знакомство с теми, кто помог осуществлению этой поездки. Прощальный ужин.

На снимке, нижний ряд, слева направо: Ирина Озерова, Елена Косарихина, Виктория Асоскова
Верхний ряд: Мария Белостоцкая, Анна Семко, Юлия Сероштан

Последнее утро в Израиле и купание в море. Утреннее купание даёт позитив на весь день.

Быстрый обед и отъезд, который сопровождался долгими напутствиями всех членов группы, объятиями, обещаниями созваниваться, встречаться.

Благодаря этой поездке я смогла разобраться в себе, понять, чего хочу от жизни.

Ирина Озерова, г. Москва

*

Послесловие от редактора

На прошлой неделе, прогуливаясь по Тель-Авиву, на углу пешеходных улиц Нахалат Беньямин и аШомер, возле шука (рынка) Кармель увидел группу молодых ребят, стоявших рядом со старым зданием, в которух сразу определил таглитчан. Было видно, что их путешествие закончено, я услышал, как кто-то предложил каждому похлопать ладонью Илью, стоявшего рядом с экскурсоводом. Поинтересовался откуда приехали. Ответила Ирина, и уже на ходу, поскольку группа начала двигаться в сторону ул. Алленби, записал ее координаты, предложив по возвращению домой поделиться впечатлениями от поездки. И спустя несколько дней получил ее рассказ, который написан с большой теплотой и любовью к Израилю.  Через некоторое время он будет переведен на английский и иврит и также помещен на сайте. Предлагаю и др. участникам этой группы,  бывшим и будущим таглитчанам, присылать свои воспоминания, хорошие снимки, а также писать на др. темы. 

Неоднократные встречи с участниками программы “Таглит” и фоторепортажи натолкнули меня на одну идею, которую хотелось бы воплотить сообща где-то через год. Приглашаю к сотрудничеству наиболее активных.  Не забывайте также о важности поддержки сайта, что будет способствовать осуществлению ряда проектов и добрых дел. 

Ниже мои снимки.

Группа отправляется от старого здания на углу улиц Нахалат Беньямин и аШомер, в котором, как я понимаю, находится центр сбора таглитчан, в сторону ул. Алленби. На переднем плане Ирина.

Илья Емаев от имени группы благодарит экскурсовода Макса Изиксона. Прощание на ул. Алленби перед возвращением домой.

Ирина на ул. Алленби. 14 августа 15:23 – 15:28 

Опубликовано 19.08.2019  22:17

Еще публикации о Таглите:

New Taglit meetings (June – July 2019) / (פגישות חדשות בתגלית (יוני – יולי 2019

Taglit in Tel Aviv, August 2018 / תגלית בתל אביב, אוגוסט 2018

Рызыкавалі жыццём і былі забытыя

Рызыкавалі жыццём і былі забытыя: як вяртаюць імёны беларускіх Праведнікаў

23-03-2019  Дзіяна Серадзюк

Вайна ломіць законы маралі. Часам нават уратаванне аднаго жыцця ўзамен на згубу іншага немагчыма асудзіць. Але ўсё ж былі і тыя, хто пад пагрозай сабе і сваім блізкім ратаваў людзей, якіх выраклі на знішчэнне. Пазней іх назвалі Праведнікамі народаў свету.

Музей Яд Вашэм. Фота www.culture.ru

Цуд як выбар

Дапамога яўрэям на акупаваных тэрыторыях у часы Другой сусветнай вайны каралася смерцю. Матывы, якія кіравалі выратавальнікамі ў такіх немагчымых умовах, спрабуюць акрэсліць аўтары выставы «На загад сэрца», створанай Міжнароднай школай вывучэння Халакосту Яд Вашэм (Ізраіль). Экспазіцыю да 31 сакавіка можна ўбачыць у Гістарычнай майстэрні імя Леаніда Левіна ў Мінску (вуліца Сухая, 25). На выставе прадстаўлены некалькі гісторый ратаванняў з Літвы, Латвіі, Украіны, Польшчы і, вядома, Беларусі. Усе яны разгортваліся пры розных абставінах, але яднае іх тое, што, пэўна, можна назваць цудам.

Экспазіцыя выставы «На загад сэрца». Фота Дзіяны Серадзюк

Напрыклад, успаміны адной з беларускіх Праведніц Раісы Сямашка. Некаторыя кваліфікаваныя партыйныя работнікі яўрэйскага паходжання маглі трапіць у эвакуацыю. Але гэта не гарантавала ўратаванне ўсёй сям’і. Раіса Сямашка распавядала пра сваю аднакласніцу Іду, маці якой працавала ў НКУС і была раптоўна эвакуяваная — так, што нават не мела магчымасці зайсці дадому і забраць маленькую дачку. Дзяўчынка разам з бабуляй уцяклі з Мінску, але сярод мітусні першых дзён вайны згубіліся. У выніку Іда самастойна вярнулася ў Мінск, знайшла кватэру Сямашкаў і на працягу ўсёй акупацыі хавалася ў іх.

Часцей за ўсё арганізаваных сістэм ратунку не было, на гэта адважваліся адзінкі. Але часам такія спантанныя схемы складваліся. Адна з іх звязаная з іменем Васіля Арлова, які працаваў у аддзеле адукацыі і займаўся размеркаваннем дзяцей у дзіцячыя дамы. Таксама ён мусіў знаходзіць яўрэйскіх дзяцей і адпраўляць іх у гета, але ён гэтага не рабіў, а накіроўваў іх у дзіцячыя дамы да давераных асобаў.

Экспазіцыя выставы «На загад сэрца». Фота Дзіяны Серадзюк

Ці гісторыя Мікалая Кісялёва, які трапіў у палон, але змог уцячы і далучыўся да партызанскага руху. Ён стварыў лагер, куды сцякаліся чырвонаармейцы, якія ўцяклі з палону, а таксама цывільнае насельніцтва — пераважна яўрэі з мястэчка Даўгінава. У 1943 годзе гэтых людзей вырашылі накіраваць за лінію фронту. Яны пешшу рушылі ў дарогу, за тры месяцы прайшлі сотні кіламетраў і дайшлі да расійскага горада Вялікія Лукі. Такім чынам удалося ўратаваць 217 чалавек.

Часта галоўным чыннікам выратавання былі асабістыя знаёмствы і добрасуседства. Так, усе сваякі Саламона Жукоўскага загінулі ў адным з гета ў Гродзенскай вобласці, хлопчыку ўдалося ўцячы, і яго хавала ягоная нянька.

Экспазіцыя выставы «На загад сэрца». Фота Дзіяны Серадзюк

Самі яўрэі амаль не мелі магчымасці дапамагаць сваім супляменнікам. Тым не менш, і такія выпадкі здараліся. Бадай, адна з самых вядомых падобных гісторый звязаная з іменем Освальда Руфайзена (брата Даніэля), які стаў прататыпам героя раману Людмілы Уліцкай Даніэля Штайна. Трапіўшы ў мястэчка Мір, падчас акупацыі ён працаваў перакладчыкам у нямецкай жандармерыі, што давала яму доступ да інфармацыі. Дзякуючы гэтаму ён змог папярэдзіць яўрэяў з Мірскага гета аб яго ліквідацыі і ўратаваць некалькі соцень жыццяў.

Сюды ж можна аднесці феномен яўрэйскіх сямейных партызанскіх атрадаў, мэтай якіх было не столькі вядзенне баявых дзеянняў, колькі выратаванне людзей. Адзін з найбольш вядомых з такіх атрадаў быў утвораны братамі Бельскімі ўвосень 1942 года. Да 1944 года ў атрадзе змаглі выратавацца 1200 чалавек.

Экспазіцыя выставы «На загад сэрца». Фота Дзіяны Серадзюк

Гісторыя патрабуе працягу

У савецкі час тэму выратавання яўрэяў у Беларусі падчас вайны амаль не згадвалі. Так адбывалася з-за агульнай ідэалагічнай сітуацыі, калі не прынята было казаць пра жыццё пад акупацыяй, немагчыма было гучна згадваць аб ратаванні тых, каго абмяжоўвалі ў штодзённасці праз гэтак званую «пятую графу», праз спецыфіку адносін СССР з Ізраілем. Хаця пасля 1991 года на вывучэнне тэмы не было абмежаванняў, яна застаецца яшчэ недастаткова даследаванай.

Шэраг арганізацый ставіць за мэту папулярызацыю тэмы ў грамадстве. Больш за дзесяць гадоў стварэннем спісу беларускіх Праведнікаў займаецца Музей гісторыі яўрэяў Беларусі пад эгідай Саюза беларускіх яўрэйскіх арганізацый і абшчын і Джоінта. Гістарычная майстэрня імя Леаніда Левіна ў кааперацыі з Беларускім архівам вуснай гісторыі з удзелам валанцёраў-даследчыкаў здолела запісаць больш за два дзясяткі гісторый беларускіх Праведнікаў народаў свету і відэаінтэрв’ю, якія цяпер даступныя анлайн.

Экспазіцыя выставы «На загад сэрца». Фота Дзіяны Серадзюк

Апроч таго летась быў створаны Аргкамітэт па ўсталяванні помніка Праведнікам народаў свету з Беларусі ў Мінску, куды ўвайшлі прадстаўнікі шэрагу грамадскіх арганізацый. Праект быў распрацаваны яшчэ Леанідам Левіным і мусіў быць часткай мемарыялу «Яма», але тады на яго ўвасабленне не хапіла сродкаў. Цяпер гэтую працу вырашылі давесці да завяршэння, праўда, казаць пра нейкія тэрміны пакуль рана: праект знаходзіцца на стадыі ўзгадненняў.

Падрыхтоўка найбольш поўнага спісу беларускіх Праведнікаў з’яўляецца складаным пытаннем для неабыякавых. Нярэдка падача на званне ўжо немагчымая, бо той, каго ратавалі, загінуў падчас вайны, ці самога ратавальніка не ўдалося знайсці, невядома дакладнае яго імя. Пошукі новых прозвішчаў абцяжарваюцца тым, што тыя, хто маглі б сведчыць пра подзвіг, пераважна ўжо сышлі з гэтага свету. Вуснагістарычны падыход пры зборы дадзенай інфармацыі таксама накладае няпросты адбітак на верыфікацыю звестак.

Музей Яд Вашэм. Фота dona-anna.livejournal.com

Паводле афіцыйнага сайту Яд Вашэм, у нашай краіне 650 Праведнікаў. Аднак падлікі даследчыкаў паказваюць, што іх колькасць можа сягаць 838 чалавек. Разыходжанне тлумачыцца тым, што некаторыя Праведнікі, якія атрымалі званне за выратаванне на цяперашняй тэрыторыі Беларусі, могуць знаходзіцца ў спісах Яд Вашэм па іншых краінах. Гэта можа адбывацца праз блытаніну ў аднясенні назваў населеных пунктаў, дзе адбылося выратаванне, да канкрэтных дзяржаў, бо складана разбірацца з улікам істотных зменаў з часу вайны ў адміністрацыйным дзяленні рэгіёна.

Ірына Кашталян. Фота Дзіяны Серадзюк

Як распавяла «Новаму Часу» кіраўніца Гістарычнай майстэрні Ірына Кашталян, блытаніна з месцамі найчасцей адбывалася з нашымі суседзямі — Польшчай, Расіяй, Украінай. Важны гістарычны факт уплыву: Заходняя Беларусь да 1939 года знаходзілася ў складзе Польшчы. Юрыдычна беларускія Праведнікі з гэтых тэрыторый могуць дасюль разглядацца як польскія, не робіцца карэкціроўка пад сучасныя дзяржаўныя межы.

Яшчэ адно няпростае пытанне — вызначэнне правільнага напісання імёнаў Праведнікаў. Памылкі маглі патрапляць пры запаўненні анкеты ў Яд Вашэм, у выніку перакладаў з розных моваў на іўрыт для прысваення звання і пасля зваротнага перакладу. Тым не менш, неабыякавыя адмыслоўцы стараюцца паляпшаць і дапаўняць беларускі спіс Праведнікаў і надалей.

На жаль, гісторыі выратавання яўрэяў — гэта не заўжды пра гераізм: не ўсе спробы ратаванняў былі ўдалымі, шмат з іх трагічна заканчваліся праз даносы. Там, дзе адны гатовыя былі ахвяраваць дзеля іншых уласным жыццём, другія шукалі выгаду, пераступаючы цераз усе законы маралі і чалавечнасці. Часам людзей выратоўвалі, кіруючыся меркантыльнымі інтарэсамі, многіх свядома пакідалі на волю лёсу… Тым больш каштоўнымі і вартымі для даследавання з’яўляюцца гісторыі беларускіх Праведнікаў.

Такім людзям на ўзроўні дзяржавы маглі б даць званне Герояў Беларусі, бо яны паказалі прыклад асабістай мужнасці, калі маглі за гэта страціць усё, мяркуе Ірына Кашталян. Таму што ёсць і гісторыі, калі сем’і забівалі за тое, што яны хавалі яўрэяў.

Экспазіцыя выставы «На загад сэрца». Фота Дзіяны Серадзюк)

Даведка

Праведнікі народаў свету — ганаровае званне, якое прысуджаецца Яд Вашэм людзям неяўрэйскай нацыянальнасці, што свядома ратавалі яўрэяў у гады Халакосту.

Яд Вашэм, калі прымае рашэнне пра прысуджэнні звання Праведніка народаў свету, улічвае 4 віды дапамогі яўрэям:

1. Дапамога яўрэю ва ўцёках у бяспечнае месца ці за мяжу. Садзеянне пры гэтым у пераадоленні тых перашкод, з якімі былі звязаныя паездкі і пераход мяжы.

2. Забеспячэнне яўрэю магчымасці выдаць сябе за неяўрэя — прадастаўленне яму фальшывага пасведчання асобы ці пасведчання аб хрышчэнні.

3. Прадастаўленне прытулку, які мог забяспечыць дастаткова надзейную абарону ад знешняга свету.

4. Усынаўленне (удачарэнне) яўрэйскіх дзяцей у гады вайны.

Асноўным патрабаваннем для разгляду справы ў камісіі па прысваенні звання Праведніка з’яўляецца сведчанне выратаванага аб характары дапамогі. Усяго ў некалькіх выпадках камісія прыняла ў якасці абгрунтавання архіўныя дакументы як дастатковы доказ. Паказанні сведак з’яўляюцца не толькі неабходным крытэрам, але і часта адзіным доказам.

У гонар кожнага прызнанага Праведнікам праводзіцца цырымонія ўзнагароджання, на якой самому Праведніку або яго спадкаемцам уручаецца ганаровы сертыфікат і імянны медаль. Імёны Праведнікаў увекавечваюць у Яд Вашэм на Гары Памяці ў Ерусаліме.

Арыгiнал

Апублiкавана 24.03.2019  11:02

Как удалось спастись евреям Дании

Одна из лодок, на которых перевозили датских евреев

Спасение евреев в октябре 1943 года — один из величайших нравственных подвигов Дании, и евреи за это глубоко благодарны. Эта акция укрепила имидж Дании за рубежом — ведь сотрудничавшие с оккупантами страны чаще всего поступали наоборот.

Назвать операцию уникальной было бы преувеличением: евреев спасали не только в Болгарии и Албании, но даже в Венгрии и Польше — везде были люди, спасавшие еврейских земляков от верной гибели. Дания же отличается тем, что большинство местных евреев нацистская травля не коснулась вовсе.

Примерно семь тысяч евреев, включая иностранных подданных, были вывезены в Швецию. Впрочем, евреев-иностранцев в Дании было немного — Копенгаген, как и другие страны Европы, вел ограничительную миграционную политику. Большинство иностранных евреев выслали из страны. Двадцать из них угодили в немецкие концлагеря, где и погибли. За это премьер-министр Андерс Фог Расмуссен принес в 2005 году официальные извинения.

490 евреев все-таки были схвачены и депортированы в концлагерь Терезиенштадт. Однако там с ними обращались гораздо лучше, чем с евреями из других стран.

Хотя датская операция по спасению евреев и заслуживает наивысшей похвалы, многие спорят об истинных причинах ее успеха. Дания широко сотрудничала с нацистами: примерно 10% сельхозпродукции на внутренний рынок Германии поставлялось из Дании. Кроме того, для немцев строили цементные заводы, мосты, аэропорты и т. д.

Вокруг датского коллаборационизма до сих пор ведутся дебаты, и оправдывают его обычно тем, что Дания спасала евреев — в частности, позаботилась о том, чтобы 490 евреев из Терезиенштадта не попали на верную смерть в Освенцим.

Нацистские лидеры в Дании — а ими верховодил Вернер Бест — были сборищем беспринципных головорезов, не чуравшихся убийств евреев в других частях Европы. В Дании же они не только превратились в вежливых чиновников, но иногда вели себя как истинные гуманисты. Это была двойная игра: позволив евреям скрыться и обеспечив им хорошие условия в Терезиенштадте, они пытались спасти собственные шкуры.

Вернер Бест и его команда были проницательны и хорошо осведомлены — в 1943-м они осознали, что войну Германия, вероятно, проиграет, а им самим светит смертная казнь.

Их стратегия возымела успех: после войны все высокопоставленные нацисты, служившие в Дании, отделались мягкими наказаниями — во многом благодаря тому, что ссылались на спасение евреев. Сам Вернер Бест вышел из тюрьмы в 1951 году «по состоянию здоровья» (после чего прожил еще 38 лет), а его правая рука Георг Дуквитц даже удостоился звания Праведника народов мира.

Георг Дуквитц, Вернер Бест

Дуквитц предупредил о готовящейся охоте на евреев сначала датских политиков, а затем и лидеров еврейской общины. После войны он стал послом в Дании, а потом даже возглавил МИД ФРГ, хотя и состоял в НСДАП.

В доказательство гуманизма Дуквитца датский историк Ханс Киркхофф в своей книге «Добрый немец» приводит его дневник периода оккупации. Но дневник, по всей вероятности, писался как прикрытие, поскольку, несмотря на заботу о датских евреях, никакого сострадания к их соплеменникам за пределами Дании Дуквитц не питал — хотя был прекрасно осведомлен об их массовом уничтожении. Подобная двойная игра действительно спасла немало жизней. Однако двигали нацистами отнюдь не гуманистические побуждения, а желание спасти собственную шкуру.

Успех операции объясняется и тем, что Генрих Гиммлер с 1943 года активно искал контакты с западными державами. Евреев он использовал для торга — наиболее известно так называемое дело Кастнера, когда евреев обменивали на грузовики для Рейха. Но главной целью Гиммлера было полноценное мирное соглашение. Для этого он отправил венгерского еврея Йоэля Бранда на переговоры об освобождении более миллиона евреев в обмен на мир. Однако союзники сделку отвергли, а Бранд был арестован.

На фоне этих попыток заключить сепаратный мир датские евреи стали предметом торга и средством пропаганды. Поэтому в 1944 году в Терезиенштадте датских евреев продемонстрировали делегации Красного Креста, куда входили двое датчан.

Впоследствии они напишут хвалебные отчеты о положении в лагере — хотя евреев из других стран они там не видели. Для Гиммлера это была пропагандистская победа, и Бест сыграл в ней не последнюю роль. Из датских книг по истории следует, что эти лживые отчеты предназначались лишь для датской аудитории, однако недавние исследования доказывают: их передавали и американским лидерам, чтобы те поверили, что евреев не уничтожают в концлагерях.

Датские представители Красного Креста пакуют посылки для заключенных Терезиенштадта

Позднее датских евреев сняли в пропагандистском фильме о «хороших» условиях в лагере — это также было частью стратегии Гиммлера. Стремление нацистов заключить мир с западными державами — ключ к пониманию ситуации. Этим объясняются странные и нелогичные действия нацистов в Дании.

Охоту на евреев фактически начал Бест, но они с Дуквитцем сделали все, чтобы она не увенчалась успехом. Они предупредили евреев, гарантировав, что нацисты не станут обыскивать еврейские дома и что в проливе Эресунн не будет немецких судов — ничто не помешает бегству. Такая непоследовательность объясняется шатким положением Вернера Беста. С одной стороны, он должен был продемонстрировать решительность Гитлеру, с другой — хотел потрафить Гиммлеру в его желании использовать евреев, с третьей — мечтал спасти собственную шкуру. Поэтому он начал операцию, а затем сделал все, чтобы она не удалась.

Памятник, изображающий лодку, на «Датской площади» (Kikar Denya) в Иерусалиме

В результате большинство датских евреев смогли бежать, а Бест и его приспешники заручились алиби на случай будущего трибунала, заодно обеспечив Гиммлеру хорошие карты на переговорах с западными державами о сепаратном мире.

Я не оспариваю датских историков, утверждающих, что нацисты стремились сохранить сотрудничество с Данией ради экспорта и мира, не требовавшего значительного присутствия войск. Но если уж рассматривать спасение евреев как нравственный противовес сотрудничеству с нацистами, следует принять во внимание и то, что датский коллаборационизм способствовал укреплению гитлеровского режима.

Церемония посадки дерева в честь Георга Дуквитца на Аллее праведников, Яд Вашем, апрель 1971, фото Яд Вашем

Думаю, что события в Терезиенштадте и бегство евреев следует оценивать с учетом этих обстоятельств. Усилия датчан по спасению евреев от этого не становятся менее героическими и по-прежнему заслуживают уважения. Убежден, что многие датчане участвовали в операции спасения, не зная об отношении к ней нацистов, совершая подвиг, остающийся непревзойденной нравственной высотой нашей истории.

Бент Блюдников, «Berlingske», Дания

Источник: газета «Хадашот» (Киев), № 11, 2018. Предпоследнее фото взято с jerusalemhillsdailyphoto.blogspot.com.

Опубликовано 23.11.2018  14:07

 

Д. Фабрикант. Шаги в бессмертие-II

(окончание; начало здесь)

Маша Брускина – непризнанная героиня

В первый же день оккупации Минска Маша увидела, как вели пленных, среди которых были и раненные в голову, ноги, руки. Тут же приняла решение помогать искалеченным войной людям. Им, наверное, нужны бинты, йод, медикаменты. Маша стала заходить в знакомые квартиры. Затем добралась до лагеря военнопленных, охране заявила, что она медсестра. Её пропустили. Раненые были благодарны незнакомой девушке за перевязки, за лекарства, за заботу о них.

Вскоре она познакомилась с Кириллом Трусом, приходила к нему домой. Он посоветовал ей быть более осторожной, попросил добыть фотоаппарат для изготовления фальшивых документов советским воинам. Требовалась и гражданская одежда для них. Знала Маша, что очень помогает в подпольной работе семья Щербацевич, и вскоре они вместе занялись благим делом. Она сумела через кого-то из знакомых найти фотоаппарат. Работы у них было много: подыскивали конспиративные квартиры, адреса которых вручали убегающим солдатам и офицерам, добывали паспорта или бланки, материалы для фотографий: химические реактивы, бумагу. Есть сведения, что за июль-август группа Кирилла Труса вывела за пределы лагеря 48 человек. В этом была заслуга и Маши Брускиной.

В лазарете Маша считалась одной из ключевых фигур добровольных помощников, подпольщиков, но об этом никто не должен был знать. Кроме того, с помощью Кирилла Труса печатались сводки Информбюро, и она распространяла их в городе и лагере военнопленных.

Свидетельство Софьи Андреевны Давидович, к которой приходила Маша Брускина: «…она спросила, нельзя ли найти где-нибудь мужскую одежду – всё, что попадется: пиджаки, брюки, рубашки. Я, конечно, поняла, что и это ей нужно для тех, кто находился в госпитале. С тех пор она ко мне постоянно заходила, обычно утром. Каждый раз к её приходу у меня уже что-нибудь было приготовлено. Я и мои друзья аккуратно, как можно более компактно, заворачивали одежду в свёртки или тряпки, и она всё уносила».

Далее С. Давидович рассказывает, что ездила в деревню, чтобы достать для Маши фотоаппарат. Ее знакомые купили перед войной «ФЭД», они и отдали его. Маша нашла дело и для своей матери, та готовила перевязочные материалы. Софья Андреевна подтверждает, что девушка высветлила перекисью водорода волосы, совсем не походила на еврейку, обязанную жить в гетто. Могла свободно ходить по городу. Маша говорила ей, что в госпитале есть человек, к которому все обращаются «товарищ командир». Она часто вспоминала его: «Володя сказал», «отдала Володе», многие пленные называли его майором. Маша в последний приход ко мне рассказала, что Володя предложил ей исчезнуть из госпиталя, боялся за её жизнь, сам он собирался бежать с очередной группой пленников. Офицер напутствовал ее: «Держись и борись. Твои пиджаки и документы – это то же, что и оружие. Будь счастлива, Машенька». Он обещал после окончания войны найти её.

«Мать Маши пугал независимый и, как ей казалось, преувеличенно гордый вид дочери. По вечерам она встречала ее и однажды пришла в ужас, увидев Машу под руку с каким-то пареньком в штатском и белой повязкой полицейской службы на рукаве. Маша успокоила её, как видно, он подстраховывал девушку. Ее забрали из дому, пришли двое в штатском и повели. Мне пришлось быть свидетелем казни», – говорила Давидович. О тех страшных днях она после окончания войны не раз рассказывала школьникам Минска.

Посмотрите, как под конвоем шагает Маша Брускина. Идёт гордо, подняв голову, смотрит вперёд широко открытыми глазами. Понимает – её ждет смерть, от неё никуда не убежишь. Её истязали, морили голодом, били по всем частям тела, но Маша никого не выдала. Она ведь комсомолка. Немцы, литовцы снимали фотоаппаратами ужасные кадры, даже предсмертные агонии повешенных их не смутили. Маша не хотела их видеть, она повернула голову в другую сторону. Нацисты согнали многих минчан. Кто-то смотрел на казнь безразлично, кто-то с любопытством, иные понимали, что жизнь круто меняется.

Мать, узнав, что Маша арестована, стала у тюрьмы, умоляла отпустить дочь. Маша передала ей записку, в которой просила переслать ей лучшее её платье, самую красивую кофточку и носки, так как хочет выйти в хорошем виде. «Дорогая мамочка! Больше всего меня терзает мысль, что я тебе доставила огромное беспокойство. Со мною ничего плохого не произошло. Прости», – писала она. В этом наряде: зелёном платье, светлой кофточке и шла она к виселице. Их вели по городу под усиленным конвоем 2-го литовского полицейского батальона, командовал им Антанас Импулявичюс.

…В 2008 году неизвестная девушка, повешенная в 1941 году, была официально признана Машей Брускиной. На барельефе вместо «неизвестная» появилась её имя и фамилия. Но некоторым историкам Беларуси, видимо, не нравится, что воздан почёт еврейке Маше. Они и высказывают свои сомнения: а может быть, это не она, может быть, совсем другая, вот ведь есть претендентки. Они не согласны с письменными и устными доказательствами более двух десятков свидетелей, знавших хорошо Машу Брускину.

К Лене Левиной в 1944 году случайно попало письмо отца Маши Брускиной Бориса Давыдовича, который интересовался судьбой жены и его дочери Маши. Она тут же ответила ему. «Я работаю у председателя городского Совета и просматривала письма. Вдруг на одном увидела фамилию «Брускин». Прочла Ваше письмо, так как Машеньку Брускину я очень хорошо знала еще до войны. Могу Вам сообщить, что Ваша дочь погибла как героиня… Ваша дочь в 41 году, перед октябрьскими праздниками, повешена за то, что переодевала красноармейцев и выпускала их на волю из госпиталя, а также за связь с «лесными бандитами». С Машей и Вашей женой я жила в гетто вместе. Ваша жена сошла с ума и 7 ноября сорок первого года в первый погром была убита. Мои родные тоже погибли там, а я бежала в партизанский отряд в 1942 году. О смерти Маши я знаю всё подробно, но сейчас описать никак не могу. С приветом, Лена». Обратите внимание: письмо написано 14 сентября 1944 года, ещё не было уточнено ни одно из имён, принявших смерть в тот роковой день, даже Кирилла Труса.

А вот ещё одно свидетельство, от минчанки Александры Лисовской. В конце октября 1941 года она проходила мимо дрожжевого завода, видела, как ноги повешенной целовала женщина из гетто. У неё сползла шаль, а на спине желтая латка. Она называла казнённую «доченькой», «Мусенькой».

Власти Беларуси долгое время не могли мириться с тем, что девушка, идущая на смерть, героиня страны, оказалась неподходящей национальности – еврейкой. На совещании 1992 года прозвучало высказывание старшего научного сотрудника истории Академии наук БССР Гуленко: «Инициатива поиска вашего музея, поиска истины в этом вопросе совпадает с активностью еврейских исследователей, я имею в виду публикации 60-х годов».

Подобное повторилось, когда научный редактор «Электронной еврейской энциклопедии» Абрам Торпусман, в связи со снятием с фотографий в минском Музее Великой отечественной войны фамилий троих казнённых 26 октября 1941 года, послал письмо президенту государства Беларусь Александру Лукашенко. В ответе от заместителя министра культуры В. М.Черника была попытка обосновать, почему имя Маши Брускиной зачеркнули. Он написал: «…после выхода в свет в 1961 г. 2-го тома «Истории Великой Отечественной войны», в которой был помещён один из снимков, появилась первая версия имени казнённой девушки. Жительница города Жданова (ныне Мариуполь, Украина) Н. К. Шарлан и её мать опознали на фотографии свою дочь и сестру Тамару Кондратьевну Горобец – делопроизводителя штаба одной из воинских частей, пропавшую без вести в 1941 году. Представленные родственниками Т. Горобец довоенные фотографии, снимки казни неизвестной девушки прошли экспертизу в Минске, в научно-техническом отделе МВД БССР. В результате было установлено совпадение по шести признакам. (Идет перечисление.) Некоторые различия были лишь в форме бровей и высоте подбородка, что не позволило эксперту однозначно ответить на запрос в отношении Т. Горобец».

И дальше не менее странные объяснения заместителя министра: «…неожиданно пришли к однозначному выводу». Это о журналистах, что занимались историей неизвестной девушки, потративших на поиски свидетелей не один год. Упрекают журналистов, собиравших в конце шестидесятых материалы, встречавшихся со свидетелями, в том, что Машу Брускину на фото опознали только через 20 лет, но ведь гораздо раньше, чем в 1968 г., были заявления в государственные и общественные органы. В то же время сообщение об опознании повешенной в Минске как Саши Линевич принимается как правдоподобная версия даже через 60 лет со дня гибели. На конференции 1992 года прозвучала реплика Гуленко, что в газете «Правда» было опубликовано фото, найденное в солдатском медальоне. Откликнулись на это 24 мамы из разных мест проживания и сказали, что это их сын. Но это намного позже, в 84-85 году. Лет через пятьдесят найдутся еще претенденты.

Владимир Фрейдин, Лев Аркадьев, Ада Дихтярь провели большую работу, потратили немало времени для установления имени девушки, повешенной в октябре 1941 года, провели опрос, причем вначале каждый самостоятельно. Но почему вдруг власти решили склониться к версии о том, что среди трёх повешенных была Александра Васильевна Линевич? Дело совсем не в сходстве фотографий. На нашей Земле найдётся немало людей, чьи лица почти идентичны. Главное, что личность Маши Брускиной была подтверждена отцом, двоюродным братом матери, многим знавшими ее до войны, бывшие с ней в гетто, помогавшие ей в выполнении заданий. Вот откуда нужно исходить при доказательствах о том, кого нацисты повесили.

Еще в 1971 году Ирина Ивановна Пронько сообщала, что до войны ходили во Дворец пионеров в драматический кружок с Машей Брускиной. В нем занимались полтора-два года, она хорошо помнит, что казненную девушку звали Машей. Особенно Маша похожа на повешенную, на первой фотографии, где троих ведут на казнь, и четвертой, где Маша в кадре крупным планом в петле на виселице.

И Софья Андреевна Давидович, член КПСС с 1929 года, свидетельствовала, что девушка, изображенная на фотографии – это Маша Брускина. Она увидела ее на странице книги «Великая Отечественная война Советского Союза 1941-1945» 1967 года издания и на странице 225 учебника истории для 10-х классов, изданных в 1968 году в Минске. Софья Андреевна трудилась вместе с мамой Маши Лией Моисеевной, которая работала в одном из управлений Госиздата БССР. Часто видела девушку в годы оккупации города. Вещи мать передавала дочери в ее присутствии.

Лия Бугакова и Борис Брускин – родители Маши

«Прошло чуть более месяца, Маша пришла ко мне. Она очень повзрослела, даже внешне …От Люси я уже знала, что ее дочь устроилась работать в госпиталь для военнопленных, поэтому не удивилась, когда Маша спросила: «Тётя Соня, есть ли у вас какие-нибудь лекарства? Может быть, хоть марганцовка? В госпитале ничего нет. Раны у бойцов гноятся, а промыть нечем». Я обещала ей достать лекарства и достала».

24 февраля 2008 года Минский горисполком принял решение № 424, в котором, в частности, сказано, что в целях увековечивания памяти Минского антифашистского подполья Марии Борисовны Брускиной городской исполнительный Комитет решил внести изменения в текст мемориальной доски, установленной на доме № 14 по улице Октябрьской. Новый памятный знак появился 1 июля 2008 года у проходной дрожжевого завода. Уверен, что на решение горисполкома повлияли все показания людей, знавших Машу Брускину, учившиеся с ней, её отца.

В 1965 году Кирилл Трус и Владимир Щербацевич были посмертно награждены орденом Отечественной войны I степени, а Машу Брускину родина-мать забыла наградить. Но её помнят в демократическом мире. В 1997 году Мемориальный музей Холокоста Нью-Йорка присудил Маше Брускиной Медаль сопротивления. Помнят о ней и бывшие жители Советского Союза, живущие ныне в Израиле.

Инициатором создания памятника и улицы имени Маши Брускиной стали Лина Торпусман, у которой было немало публикаций о Маше Брускиной и других еврейских участниках Великой Отечественной войны, и председатель Всеизраильского Союза ветеранов – борцов против нацизма Лев Овсищер, ныне покойный. Они объявили сбор средств на создание памятника, приложили максимум усилий по созданию и установлению монумента в честь Маши Брускиной и других женщин-евреек, сражавшихся с ненавистным врагом – немецким нацизмом, но незаслуженно забытых. Деньги собирали в разных городах Израиля, присылали и из Америки.

Памятник установлен в молодёжной деревне Кфар-Ярок 7 мая 2006 года. На его открытие пришли депутаты Кнессета Юрий Штерн, Марина Солодкина, бывшие узники Минского гетто Абрам Рубенчик, Ефим Гольдин, Моше Цимкинд, Аня Гуревич, Давид Таубкин, бывший полковник Советской армии Лев Овсищер, скульптор, автор памятника Йоэль Шмуклер, инициатор создания этого памятника Лина Торпусман, многие другие видные гости.

Одна из улиц столицы Израиля Иерусалима в районе Писгат-Зеэв была названа в честь Маши Брускиной. Такое имя улица получила в конце октября 2007 года в день 66-летия казни минских подпольщиков. 23 октября 2011 года Ада Дихтярь выступала в музее еврейского наследия и Холокоста в Мемориальной синагоге на Поклонной горе. Она сообщила, что Дженни Станимфф-Редлинг написала либретто для героического мюзикла, посвященного Марии Брускиной. Это музыкальное произведение звучало на театральных площадях Нью-Йорка.

«Наконец-то свершилось – Маше Брускиной вернули имя», – сказала журналистка. Не могла она знать, что через несколько лет белорусские историки вновь попытаются обличить писавших на данную тему и свидетелей во лжи.

Невозможно не рассказать, какую «благодарность» получили авторы-журналисты после их публикаций. На Владимира Фрейдина в конце 1960-х годов так надавили, что он слёг, обещал больше не касаться этой темы. Аде Дихтярь на следующий день после передачи сообщили, что радиокомитет «Юность» не нуждается в её услугах. Льва Аркадьева изгнали из газеты «Труд».

Нужно сказать, что не зря «крылатый» памятник в Кфар-Яроке (см. фото) установлен и в честь других женщин, о которых в Советском Союзе, а затем во вновь образовавшихся странах не желали вспоминать.

Жизнь, отданная людям

Скажите, как не удивляться? Молодые люди жертвовали своими жизнями ради страны, в которой жили, ради идеалов, о которых говорили учителя, толковали на пионерских сборах, на комсомольских собраниях, писали в газетах. Эти девушки мужественно боролись с нацизмом и погибли, но их решили забыть, вычеркнуть из истории Великой Отечественной войны, из истории страны.

Судьбу Маши Брускиной разделила её знакомая Соня Идельсон. О ней говорят значительно меньше, а ведь она была повешена на территории сквера возле площади Свободы в тот же роковой день 26 октября 1941 года. Вот вам ещё одна из «неизвестных» жертв нацизма.

Соня родилась в 1919 году, жила в Минске. После окончания школы № 5 поступила в Минский медицинский институт, успела сдать экзамены за четвёртый курс. Соня прекрасно играла в шахматы. К 1941 году у неё было немало научных публикаций в медицинском журнале по хирургии. Часть из них написаны в соавторстве с профессором Голубом. После войны он напишет восторженный отзыв-письмо о своей студентке.

С первых дней оккупации Минска Соня стала приходить в госпиталь для военнопленных, выполняла любые работы в качестве медсестры, санитарки. С её мнением считался и находившийся в плену врач Красной армии. Она давала больным лекарства, приносила их из дому. Отец Сони, Эйхонон, работал провизором в аптеке, сумел своевременно припрятать некоторые медикаменты.

Дом Идельсон был разрушен в первые же дни войны. Они перебрались в квартиру хороших знакомых по фамилии Банк. Здесь Соня и познакомилась с Машей Брускиной – стали жить в одном доме. Когда евреев Минска изолировали в гетто, она добилась, чтобы ей разрешили навещать раненых пленников. Ей выдали «аусвайс» – пропуск. Она до самого ареста помогала воинам не только лечением, но и добывала для них все необходимое к побегу за пределы города.

Журналист Григорий Розинский (Цви Раз) многое сделал для розыска данных о героях Минского подполья, в том числе и о Соне Идельсон. Он вышел на её двоюродного брата, жившего в Хайфе, беседовал с ним.

Еще одна недооцененная подпольщица первых месяцев пребывания немцев в Минске, одногодка Маши Брускиной – Маша Синельникова. Они даже внешне похожи. Родилась она в городе Черикове на Могилёвщине в 1924 году. Девушка, как описывает её израильская журналистка Лина Торпусман, была красивой, высокой, стройной. Первая в своем городе прыгнула на парашюте с вышки, отлично стреляла. Скорее всего, была членом Осоавиахима. Маша была разносторонней девушкой и до войны успела поступить в Московский институт иностранных языков.

Советский Союз атаковали гитлеровские войска. Ушли воевать с врагом ее отец Велвл и старший брат Абрам. Отец погиб в боях под Старой Руссой, брат сражался в парашютно-десантных войсках, тоже был убит. В это трудное время Маша Синельникова оказалась в Москве, где её увидела тётя Хана. От неё узнала, что её мать с маленькими двумя детьми собирается эвакуироваться. Но Маша ни за что не хотела с ними ехать. «Если все уедут, кто будет защищать Москву?» – ответила она тете. Куда же деваться энергичной, смелой семнадцатилетней Маше Синельниковой? Она пошла в горком комсомола, в военкомат, добиваясь призыва в Красную армию, в боевые части. Машу направили в спецшколу радистов-разведчиков.

Синельникова прекрасно владела немецким языком, служила в разведке 43-й армии. Лина Торпусман приводит воспоминания начальника штаба данной армии Ф. Ф. Масленникова: «В самый тяжёлый период боев под Москвой по заданию Военного совета 43-й армии в октябре 1941-го – январе 1942 года Мария Синельникова неоднократно переходила линию фронта, собирая в тылу противника ценные разведданные».

Сколько раз она пересекала линию фронта, история умалчивает. Но об итогах её работы можно судить по написанному в книге Героя Советского Союза летчика-бомбардировщика Константина Фомича Михаленко: «Поставили нам задачу – уничтожить крупный штаб немецкого войскового соединения в деревушке под Медынью. Были указаны даже дома, занятые штабными офицерами и службами. До этого подобных заданий нам получать не приходилось. Вылет был совершён, указанные дома уничтожены… Вскоре пришло сообщение из штаба 43-й об успешном выполнении задания с перечислением количества убитых солдат, офицеров и даже двух генералов. Это сообщение вызвало у нас удивление – как могло командование армии так быстро установить результаты боевого налёта? П. Ш. Шиошвили, бывший начальник разведки 43-й армии, сообщил, что с октября 1941 года по январь 1942 года Маша Синельникова была в тылу врага по направлению Малоярославец – Тарутино – Медынь – Калуга. Она своими точными сведениями помогала нашей авиации и артиллерии наносить безошибочные удары по войскам противника. Он вспомнил, как по её данным авиация разбомбила штаб соединения фашистских войск в районе города Медынь. Вот, оказывается, кто сообщал в штаб 43-й армии такие точные сведения». (Михаленко К. Ф. Служу небу. Минск, 1973, стр. 25-26).

Есть ещё одна запись воспоминаний Шиошвили: «Маша бесстрашно работала в тылу противника, несмотря на молодость, выполняла чрезвычайные задания».

Шёл январь 1942 года. Командование направило Машу Синельникову и Надежду Ивановну Пронину с новым заданием в тыл врага. В этот раз от них никаких сведений не поступило. Судьба девушек прояснилась лишь через 25 лет. Родственник Маши, Николай Маркович Синельников, добился в 1966 году, чтобы фотографии двух разведчиц показали по телевидению. Отозвались жители деревни Корчажкино. Они заявили, что этих девушек казнили в январе 1942 года. Но и тогда её имени было уготовлено испытание. При подготовке документов на представление их к званию Героя Советского Союза выяснилось, что звали Синельникову Мира Вульфовна. Тут и подсуетился упомянутый Шиошвили, который счёл, что Синельникова могла быть предателем, работающим и поныне на радиостанции Израиля или США. То он её хвалил за важную работу разведчицы, то стал наговаривать на неё.

Имя Маши Синельниковой было указано на памятнике у братской могилы павших воинов, но после выступления Шиошвили убрано. Только благодаря усилиям Машиной тёти, которой пришлось ехать в Калугу к областным властям, имя героини восстановили.

Была встреча близких родных Маши Синельниковой и жителей села Корчажкино, где погибла она и её подруга. Одна из них, Елизавета Ивановна Глухова, вспоминала, как в январе 1942 года увидела на санях двух мёртвых девушек. Особенно ей запомнилась одна с косами. «Такая красивая, большая, и коса, как венок, вокруг головы. …И улыбалась она, улыбка необыкновенная».

Разведчиц схватили 17 января. Вначале они находились в доме Мельникович, затем перевели в дом, где жила Наталья Павлова… Там разведчиц допрашивали. Наташа подсматривала в щёлку, потом сообщила: «Никогда не забуду, как били ту девушку с косами. Немцы и пряжкой и выспятками (каблуками сапог). Она упадёт, да как вскочит, и всё ему по-немецки что-то говорит. Да что она немка, что ли? А другая девушка в углу сидит и плачет. В деревне шёл слух, что их арестовали в стогу сена, где они прятались. При них нашли рацию. У Маши рука была обвязана белым шарфиком. Она ее отморозила, когда в морозную ночь пришлось долго ползти по снегу к месту ночлега – стогу сена».

Затем пойманных разведчиц отправили в штаб к офицерам. Страшные крики девчат были слышны всю ночь, на большом расстоянии от места допроса. Утром вывели истерзанных девушек. Маша сопротивлялась до последнего, улыбалась в лицо врагам. Их расстреляли у стога сена. На следующий день в деревню пришли советские части. Феодосия, бригадир, запрягла лошадь в сани, и на повозке привезла тела девушек к центру. Хоронили их, со слов Елизаветы Глуховой, всей деревней на взгорке возле школы.

Машу Синельникову и Надю Пронину связывала дружба, они были ровесницами. Надя до войны работала на электромеханическом заводе. В поселке Полотняный завод, что близ Корчажкино, на могиле, где похоронены Маша и Надя, высечены их имена. Студенты Московского института иностранных языков установили на месте расстрела девушек мемориальную доску. В вестибюле института стоит скульптура Маши Синельниковой, её имя золотыми буквами высечено на Доске славы.

* * *

Три девушки, три еврейки, отдавшие жизни в борьбе с немецким нацизмом за свободу своей родины. Двоим было 17 лет, третьей 23. Почему же в своё время СССР, а позже Россия, Беларусь не желали вспоминать их? Да и сейчас не жалуют. Они за свои мужественные деяния даже медалей не удостоены. Подскажите, кто из двенадцати повешенных в Минске 26 октября, кроме Кирилла Труса и Владимира Щербацевича, был награждён. А ведь они кое-что сделали для победы над нацизмом. Подвиги трёх девушек – маленькие кусочки истории Великой Отечественной войны, истории Советского Союза, не забывайте этого. Мы, бывшие жители СССР, всегда будем помнить Машу Брускину, Соню Идельсон, Машу Синельникову.

В процессе работы над документально-историческим очерком были использованы публикации следующих авторов: историков, журналистов, общественных деятелей:

Владимир Фрейдин

Лев Аркадьев

Ада Дихтярь

Эммануил Иоффе

Ян Топоровский

Яков Басин

Михаил Нордштейн

Лев Овсищер

Абрам Торпусман

Лина Торпусман

Григорий Розинский

Давид Таубкин

Огромное спасибо за их труды. Выражаю особую признательность Моше Шпицбургу, редактору журнала «Голос инвалида войны», за помощь в подборе публикаций, рукописей, эпистолярных и архивных документов, рекомендаций о трактовке некоторых фактов при работе над историко-документальной повестью.

ПОСЛЕСЛОВИЕ ОТ АВТОРА

Нужно, чтобы люди мира знали и ценили тех, кто отдал жизнь в борьбе с нацистами. Нельзя мириться с «мышиной вознёй» вокруг таких имен, как Маша Брускина, давать повод антисемитам, которые раньше жонглировали «ташкентским фронтом», утверждали, что евреи плохие солдаты, а победили, как писали на еврейских могилах, советские люди.

Двое героев, шагавших рядом с Машей, Кирилл Трус и Владимир Щербацевич, были награждены посмертно орденами Великой Отечественной войны II степени. Но почему до сих пор не награждена Маша Брускина? Такая же проблема с разведчицей Машей Синельниковой. Её и подругу Надежду Пронину при выполнении задания в тылу врага немцы схватили и расстреляли. Обе остались без наград. Эти вопросы необходимо ставить перед правительством России, правопреемницы Советского Союза, и правительством Беларуси.

Следующая важная тема: издание моей брошюры на других языках. По интернету я переслал «Шаги бессмертия в «Яд Вашем», но через некоторое время ответили, что издавать брошюру «Яд Вашем» не намерен. Быть может, русскоязычные работники, коим было дано представить ее перед высшим начальством, не акцентировали внимание на том, что Машу Брускину не хотели признавать более шестидесяти лет, что героиня не получила даже медали?

Было бы хорошо выпустить повесть на иврите, на английском. Отправить энное количество экземпляров в библиотеки, школы, в Германию, США, другие страны. Я издал её небольшим тиражом на русском языке, но все экземпляры разошлись по родственникам, знакомым, ветеранам. Если «Яд Вашем» не в состоянии перевести и издать небольшую брошюру, то, может быть, найдётся спонсор. Надеюсь.

Опубликовано 21.09.2018  06:56

Марк Солонин о Катастрофе в Литве

ЭТИМ занималось, надо сказать, 1/10 процента населения

Рута Ванагайте, литовский театральный критик, профессиональный пиарщик, а с недавних пор и писатель, в 2016 г. выпустила книгу под названием «Наши», в которой рассказала о Холокосте в Литве и участии местных жителей в этом тягчайшем преступлении. После чего, уподобившись «неуловимому Джо» из известного анекдота, она целый год на всех углах рассказывала о том, как её БУДУТ преследовать, терроризировать, изгонять и обижать. Встречу с читателями она начинала с причитаний о том, как её удивляет, что эта встреча вообще могла состояться, и как это зал предоставили, и бомбу пока еще не заложили… Многократно повторенный унылый спектакль от бывшего театрального критика изрядно надоел литовской публике – и вот тут-то на арене событий появляется «тяжелая артиллерия» в виде маститого советско-российского журналиста.

  

М. Солонин и В. Познер. Фото из открытых источников

Владимир Познер взволнован: «Я бы очень хотел взять интервью у Ванагайте, может быть, она услышит меня и свяжется со мной. Вряд ли, но я на это надеюсь. Думаю, ей сейчас приходится очень непросто…» Да, надо спешить. Пока кровавые литовские бЕндеровцы не съели нашу героиню, надо привести её на центральный канал российского ТВ и сорвать, тык скыть, покровы. Рассказать русским зрителям всю правду «о том, как уничтожали евреев в Литве, причем этим занимались не какие-то зондеркоманды, не какие-то злодеи, а этим занималось, можно сказать, всё население». (с)

Что я обо всем этом думаю?

Во-первых, я знаю, что за четверть века в независимой Литве проведена обширная исследовательская работа с участием литовских, российских, израильских и всяких прочих историков. Есть специалисты. Созданы соответствующие научные учреждения. И хотя полные поименные списки палачей уже никто и никогда составить не сможет, общая картина событий и численность участников массовых убийств определена достаточно подробно и достоверно.

Организаторами (за редчайшими исключениями) были немецкие оккупационные власти. Непосредственными исполнителями убийств стало порядка 2 тыс. литовцев. Это меньше 1/10 процента от численности населения предвоенной Литвы. Статистическая погрешность. Если добавить к тем, кто «нажимал на курок», еще и вспомогательный административный аппарат, добровольных доносчиков, активных мародеров, то, по оценкам специалистов, набирается до 6 тыс. местных жителей. А если посчитать и родителей, которые не прокляли сына-выродка, и жен, которые не плюнули в лицо мужу-убийце и не ушли от него вместе с детьми, то наберется, наверное, до 1-2% от взрослого населения. Но с каких же это пор два процента стали обозначаться словами «всё население»?

Была и еще одна «статистическая погрешность»: 889 граждан Литвы признаны израильским Институтом Катастрофы и героизма (Яд ва-Шем) в статусе Праведников народов мира. Это люди (семьи, католические священники), которые спасали евреев во время геноцида. Рисковали жизнью своих детей, спасая чужих – «инородцев» и «иноверцев».

Что больше: 889 или 6000? Арифметики для ответа на такой вопрос мало. Убийцы ничем не рисковали (ну кто же в Литве 41-го года мог поверить в то, что Гитлер проиграет войну?), ничего не теряли, но немедленно получали кучу всяких бонусов: и к новой власти примазаться, и старые счеты свести, и пограбить всласть, и садистские инстинкты потешить. Праведники же шли на немыслимый риск без малейшей надежды на награду в этом мире. И вот в маленьком народе, на клочке земли нашлась без малого тысяча праведников…

Во-вторых, нигде никого и никогда не награждали боевым орденом за подвиг, совершенный дедушкой. Соответственно, никого нельзя и проклинать за преступление, совершенное дедушкой. Общественного обсуждения заслуживает вопрос о том, что делает сейчас, сегодня нынешнее государство, ныне живущее поколение литовцев, поляков, немцев, украинцев, латышей, русских (да-да, и русских). А чего ж тут можно сделать, спросите вы? Много чего:

– вернуть награбленное законным наследникам убитых (это первое, без чего всё прочее превращается в фарс);

– назвать и осудить (пусть даже посмертно) преступников;

– увековечить память невинно убиенных;

– и в конечном итоге создать такой моральный климат в обществе, при котором любое, даже мельчайшее проявление воинствующего национализма будет восприниматься как мерзкая, позорная болезнь.

В новой Литве что-то делается. 8 мая 1990 года, меньше чем через 2 месяца после провозглашения независимости Литвы от СССР, литовский парламент (тогда еще «Верховный Совет») принял декларацию «О геноциде еврейского народа в Литве в годы нацистской оккупации». Начиная с 1994 года, годовщина ликвидации Вильнюсского гетто (23 сентября) отмечается как Национальный день памяти. 1 марта 1995 г. первый президент новой Литвы Альгирдас Бразаускас, выступая в израильском Кнессете, принес извинения еврейскому народу. Уроки Холокоста включены в обязательную школьную программу по истории для 5, 10 и 11 классов средней школы. Созданы музейные экспозиции, построены и строятся мемориалы на местах массовых расстрелов. 2012 год был объявлен «Годом памяти жертв Холокоста». В том же году Сейм постановил выплатить компенсации пережившим Холокост гражданам Литвы и членам их семей, на что из госбюджета было выделено 53 млн. евро.

Из событий последних лет нельзя не вспомнить «марш памяти» в местечке Молетай (29 августа 2016 г.). Возникшая вне всякого государственного участия (по личной инициативе литовского – и по паспорту и по национальности – драматурга Марюса Ивашкявичюса) общественная акция в итоге превратилась в многотысячное шествие, в котором приняли участие видные общественные и политические деятели, включая «отца-основателя» новой Литвы Витаутаса Ландсбергиса (кстати, его мама – один из Праведников Литвы). Действующий президент Даля Грибаускайте посетила мемориал в Молетай на следующий день.

Это много? Этого мало? Смотря с чем сравнивать. Я думаю, что для российского гражданина и российского журналиста (в том числе и для господина Познера) самой естественной и правильной точкой отсчета является его страна – Россия. Так вот, в новой России, за четверть века столько было сделано? Вы можете себе представить – нет, не президента, а хотя бы второго помощника третьего секретаря посольства РФ в Израиле, который произносит слова «простите нас»? Если можете, то я потрясен силой вашего воображения…

И тем не менее – и в России что-то делается, отрицать это неприлично и глупо. В частности, в 2001 году смоленское издательство «Русь» выпустило в свет книгу «Бабьи яры Смоленщины» (автор и составитель И. Цынман, ISBN 5-85811-171-8). Настоятельно рекомендую журналисту Познеру обратить на неё внимание, хотя и понимаю – найти эту книжку, изданную тиражом 900 экз. (и это на всю-то Россию!) будет гораздо труднее, чем Руту Ванагайте.

Кроме всего прочего в книге этой (стр. 158-175) описано, как по дорогам Смоленщины, под бесконечными злыми дождями потянулись в лес телеги с богобоязненными русскими мужичками. За грибами? Нет. За ягодами? Нет. За жидами. Стреляли их много и торопливо, на детей и вовсе патроны не тратили, засыпали в ямах живьем. Кому-то удавалось из тех ям выползти. Вот их-то мужички по лесам и собирали. Так сказать, пускали во «второй передел». Немцы были щедрые, по спискам не сверяли, за ту же голову по второму разу выдавали 6 пачек махорки.

Махорку ту давно уже скурили, но мужички, если хорошо поискать, остались. Где-то по деревням живут, кашляют. Опять же дети есть, что-то видели, от отца слышали, может и швейная машинка «Зингер» с тех пор в избе стоит, часы с кукушкой… Это я беру на себя дерзость предложить г-ну Познеру сюжет для документального фильма. Если уж снимать кино про статистическую погрешность, то пусть это будут «наши».

Марк Солонин, историк

Источник

Послесловие (взгляд из Беларуси)

Могу согласиться с Марком Солониным в том, что работа специалистом по связям с общественностью (или пиар-менеджером) наложила отпечаток на самопрезентацию Руты Ванагайте. Писал об этом и в марте 2017 г., сразу после визита Руты в «Интеллектуальный клуб Светланы Алексиевич», заседание которого состоялось на территории литовского посольства в Минске. Я и тогда усомнился в том, что «власти Литвы cчитают ее книгу «Наши» угрозой национальной безопасности» (несмотря на то, что эта информация фигурирует и на tut.by, и в «Википедии»). Однако «унылым спектаклем» назвать выступление гостьи было трудно – держалась она с артистизмом, тут М. С. перегибает, как и с определением «причитания»… Похоже, встреча с Р. Ванагайте осталась наиболее яркой среди всего десятка (?) рандеву в указанном клубе.

Разумеется, Владимир Познер, рассуждая об участии «можно сказать, всего населения» Литвы в уничтожении евреев, высказался некорректно с точки зрения науки. Но мне кажется, что он имел в виду всё-таки моральную ответственность… Непосредственно убивало абсолютное меньшинство, активно поддерживало массовые убийства уже несколько больше местных жителей, захватывало еврейское имущество ещё больше… Даже если общая доля (со)участников антиеврейских акций не превышала 1-2%, имелась масса людей – и как бы не большинство – которые знали о преступлениях, молчаливо их поддерживая (те самые «равнодушные» в трактовке Бруно Ясенского). Впрочем, научные изыскания показывают, что Литва не была исключением в этом плане.

В мае 2018 г. книга Р. Ванагайте (и Эфраима Зуроффа, который с некоторых пор выступает в роли её соавтора) выйдет на русском языке в издательстве «Corpus». Одно из предисловий написала С. Алексиевич, и в данном случае предложила читателям правильную (хотя и далеко не новую) мысль: «Надо думать. Думать о том, как быстро расчеловечивается человек, человека в человеке немного, тонкий слой культуры легко смахнуть».

Какими бы поверхностными и уязвимыми ни были те или иные высказывания писателей или журналистов, они полезны, если хоть кого-то заставляют задуматься. Поэтому я не сбрасываю со счетов ни С. Алексиевич, ни Р. Ванагайте, ни В. Познера, даже когда они апеллируют скорее к эмоциям, чем к фактам. А профессиональным исследователям рекомендую быть выше того, чтобы давать непрошенные советы любителям… хотя и понимаю, как непросто выполнить эту рекомендацию 🙂

Вольф Рубинчик, г. Минск

26.04.2018

wrubinchyk[at]gmail.com

Опубликовано 26.04.2018  17:45

МАРШ ПАМЯЦІ Ў ГАРОДНІ

Марш памяці ў 75-ю гадавіну знішчэння гарадзенскага гета адбыўся на цэнтральных вуліцах Гародні. У ім прынялі ўдзел некалькі сотняў гарадзенцаў, прадстаўнікі дыпламатычнага корпусу і святары розных канфесій.

Пра мерапрыемства распавядае дырэктарка гарадзенскага абшчыннага дома «Менора» Алена Куцэвіч:

– Сакавік 1943 года – гэтая дата сумная для ўсяго народа, у тым ліку і для гарадзенцаў. У гэты дзень было знішчана больш за палову насельніцтва горада. Гародня была аб’яўленая свабоднай ад габрэяў. Разам з гэтым памерла большая частка цывілізацыі, якая будавала, жыла, існавала і марыла пра будучыню. Здарыўся той дзень, калі гэта ўсё ў адзін момант абарвалася.

Святар грэка-каталіцкай царквы з Гародні Андрэй Крот, што выступаў на Маршы памяці, лічыць падзеі 1943 года трагедыяй розных народаў:

– Іх яднала супольная смерць. Іх яднала супольная трагедыя, бязвінная смерць і знішчэнне нашых народаў. Гэта трагедыя, у якой вінаваты не нейкі народ, нейкая партыя ці рух. Не, у гэтым вінаватыя людзі таксама, якія паддаліся таму, што традыцыйна ва ўсіх веравызнаннях называецца грахом. Гэта тое дрэннае, што ў нас ёсць.

У працэсіі маршу прымалі ўдзел таксама і школьнікі, што неслі фота вязняў гарадзенскага гета, якія выжылі. Фінішнай кропкай гарадзенскага Маршу Памяці стала гарадзенская харальная сінагога, дзе адбыўся канцэрт і адкрыццё выставы Алеся Сурава.

«Беларускае Радыё Рацыя», Гародня

***

ЯШЧЭ ПРА ЯЎРЭЯЎ ГРОДНА ПАД АКУПАЦЫЯЙ

Спробы ўцёкаў і ратавання, змаганне ў падполлі і ў партызанскіх атрадах

У час масавых акцый у пачатку 1943 г., калі яўрэі з гета ўжо зразумелі, што яны вырачаны на смерць, шмат хто больш не вагаўся і ўцякаў. Не так цяжка было выбрацца з гета, як знайсці прытулак за яго межамі. Каб знайсці прытулак у вёсках, трэба было мець сяброў сярод сялянаў, гатовых рызыкаваць жыццём, дапамагаючы яўрэям. Некаторыя палякі сапраўды дапамагалі яўрэям, але вялося пра выключэнні з правіла. Знайсці месца для сховішча на «арыйскім баку» Гродна было амаль немагчыма, і большасць яўрэяў, якая паспрабавала яго знайсці, была злоўлена. У горадзе не было антынямецкага падполля (Гэтае сцвярджэнне не адпавядае рэчаіснасці. Гл. звесткі пра антыгітлераўскія падпольныя групы ў горадзе: «Памяць. Гродна» (Мінск, 1999. С. 397–398 і далей). – заўв. перакл.), і яго жыхары былі вядомыя сваёй абыякавасцю або нават варожасцю да яўрэяў. Многія гродзенцы бралі ўдзел у рабаванні яўрэйскай маёмасці, а некаторыя даносілі на яўрэяў немцам, што пацвярджаецца заявамі Гайнца Эрэліса, начальніка гродзенскага гестапа, зробленымі на працэсе пасля вайны. На пытанне, ці засцерагалі немцы палякаў ад дапамогі яўрэям, Эрэліс адказаў, што ў гэтым не было патрэбы, паколькі ў асноўным палякі цешыліся са знікнення яўрэяў.

Большасць гродзенскіх яўрэяў з тых, хто перажыў вайну, былі маладымі людзьмі, часам мелі сем’і. Некаторыя ўцяклі падчас аблаў на яўрэяў або з прымусовых маршаў да цягнікоў. Хтосьці браў з сабою рыштунак у спадзеве адкрыць акно або дзверы ў цягніку. Аднак большасць патэнцыйных уцекачоў былі злоўленыя і расстраляныя, забіліся, скокнуўшы з цягніка на хуткасці, або былі выдадзены немцам палякамі. Вельмі нямногім удалося ўцячы. Сярод іх быў Грыша (Цві) Хосід, які, разам з некалькімі іншымі хлопцамі, прабраўся да партызанаў.

Камусьці пашчасціла знайсці адносна бяспечнае месца – шахту або падвал дома, гарышча, свіран. Тыя, хто ўцякаў, спрабавалі далучыцца да таварышоў, якія схаваліся раней. Больш шанцаў на выжыванне давалі месцы, якія ўжо давялі сваю карыснасць. Многія заставаліся ў схованках амаль паўтара года, з лютага 1943 г., калі было ліквідаванае гета № 1, і да вызвалення горада ў ліпені 1944 г.

Сям’я Котлер схавалася на гродзенскіх хрысціянскіх могілках. Потым да яе далучыўся фармацэўт Аўраам Троп-Крынскі. Адзін яўрэй, Хаім Шапіра, малады чалавек з Беластоку, выхаваны ў Гродна, свабодна хадзіў там, але не быў злоўлены.

Расказ пра няўдалыя ўцёкі належыць Ёне Зарэцкаму. Ён распавёў, што паляк Фалькоўскі, які раней выводзіў яўрэяў з Гродна ў Варшаву, паабяцаў давесці групу з шасці маладых людзей да сталіцы. Сярод гэтых людзей былі Зарэцкі і маладая жанчына з сынам-немаўлём. 23 сакавіка 1943 г. Зарэцкі, разам з жанчынай і яе дзіцём, чакалі Фалькоўскага, але ён не з’явіўся. Пазней выявілася, што астатнія людзі з групы былі арыштаваныя. Фалькоўскі зноў паабяцаў даставіць траіх чалавек у Варшаву, але праз колькі дзён маладая жанчына і яе сын таксама былі схоплены. Толькі Зарэцкаму ўдалося ўцячы, і ён выжыў. Пазней ён даведаўся, што Фалькоўскі быў агентам гестапа і заманіў іх у пастку (архіў «Яд ва-Шэм», 0-16/448).

Яўрэі, якія перажылі вайну, выдаўшы сябе за неяўрэяў

Двум яўрэям удалося пэўны час пажыць у Гродне пад чужымі прозвішчамі. Бэла Шварцфукс, пляменніца Мейлаховіча, уладальніка вядомай друкарні ў Гродне, якая выдавала сябе за польку, нядоўгі час жыла ў горадзе за межамі гета. Пазней яна ўцякла ў Варшаву і адтуль здолела патрапіць у Германію, дзе знайшла працу. Яе вызвалілі ў канцы вайны.

Эліягу Скаўронскі блукаў з аднаго гета ў другое – варшаўскае, віленскае, беластоцкае, гродзенскае – выдаючы сябе за паляка. Ён знайшоў жытло на «арыйскім баку» Гродна і атрымаў працу ў вышэйзгаданай друкарні. Скаўронскі пастаянна трымаў кантакт з гетам ды падполлем, і праз друкарню дастаўляў пісьмы Ар’е Вільнеру (аднаму з лідэраў ЭЯЛя, яўрэйскай баявой арганізацыі ў Варшаве). Пасля студзеньскай «акцыі» ў Гродне ён дапамог Зераху Зільбербергу і Цылі Шахнес вярнуцца ў Беласток. Калі яго западозрылі ў тым, што насамрэч ён яўрэй, ён адразу ж, выкарыстаўшы польскія паперы, запісаўся на прымусовыя работы ў Германію, быў пасланы ў Прусію і працаваў там да прыходу рускіх.

Барыс (Борка) Шулькес і яго жонка Гелена здолелі дабрацца да Вільні, дзе жылі пад фальшывымі імёнамі да канца вайны, як і Люся (Лея) Рыўкінд.

Перадача дзяцей хрысціянам

Нам вядомыя некалькі выпадкаў, калі бацькі даверылі сваіх дзяцей хрысціянам. Пасля «акцыі» ў студзені 1943 г. Франя Браудэ ўцякла ў вёску ля Гродна і схавалася там. Яна даверыла сваю дачку-немаўля бяздзетнай маладой жанчыне, якая хацела скарыстацца з дзіцяці, каб не трапіць на прымусовыя работы ў Германію. Пасля вайны Франя вяла доўгую і цяжкую барацьбу за тое, каб вярнуць дачку. Таня Каплан, якая перадала свайго маленькага сына ў польскую сям’ю, таксама ўпарта дабівалася яго вяртання – і ўрэшце дабілася дзякуючы дапамозе савецкага афіцэра-яўрэя Гарчакова. Хана Котлер (пазней Залман) была даверана сям’і даглядчыка хрысціянскіх могілак, які дапамагаў хавацца яўрэйскай сям’і, але пазней яе бацькі былі вымушаныя забраць Хану, калі выявілася, што польская сям’я дужа баіцца немцаў. Магчыма, гэтым шляхам былі ўратаваныя і іншыя дзеці, але мы пра іх не ведаем – хіба таму, што яны былі навернуты ў хрысціянства і працягвалі жыць як палякі нават пасля вайны.

Хрысціяне, якія ратавалі яўрэяў

На фоне абыякавасці (каб не сказаць варожасці) да стану яўрэяў з боку бальшыні палякаў Гродна яшчэ больш гераічна выглядаюць паводзіны тых, хто ратаваў яўрэяў, рызыкуючы жыццём. Гэтыя людзі належалі да розных сацыяльных слаёў. Іх подзвігі даказваюць, што, калі б спагада была больш пашыранай, уратаваліся б больш яўрэяў. Эмануіл Рынгельблюм, гісторык варшаўскага гета і заснавальнік яго архіва, пісаў:

«Жахлівы тэрор пануе ў краіне, яго размах саступае толькі таму, што чыніцца ў Югаславіі. Найлепшыя людзі, найбольш самаадданыя асобы масава адпраўляюцца ў канцэнтрацыйныя лагеры ці турмы. Квітнеюць даносы і выкрыццё… Штодзень прэса, радыё і г.д. атручваюць масы насельніцтва антысемітызмам. Яўрэй, які жыве ў кватэры інтэлігента ці рабочага або ў хаце селяніна, – гэта дынаміт, які можа выбухнуць у кожны момант і ўзарваць увесь свет. Грошы, безумоўна, граюць важную роль у схове яўрэяў. Ёсць бедныя “арыйскія” сем’і, якія жывуць за кошт таго, што яўрэі ім плацяць штодня. Але ці ёсць у свеце дастаткова грошай, каб заплаціць за пастаянны страх выкрыцця, боязь суседзяў, парцье ці кансьержа ў шматкватэрным доме і г.д.? Існуюць ідэалісты, якія ўсё сваё жыццё прысвячаюць сваім сябрам-яўрэям… яўрэй – як малое дзіцё, якое не можа ніводнага кроку зрабіць самастойна. Яўрэй не можа выйсці на вуліцу. Арыйскі сябар мусіць часта наведваць яго і ўладкоўваць для яго тысячу рэчаў». (Ringelblum Emmanuel. Polish-Jewish Relations During the Second World War. Jerusalem, 1974. С. 226–227).

Ратавальнікі дзялілі сваю сціплую пайку з апекаванымі яўрэямі, звычайна не атрымліваючы нічога наўзамен ад збяднелых яўрэяў. Адной з тых, хто перажыў вайну, Лейле Кравіц, удалося перадаць польскай сям’і, якая прытуліла яе, грошы ад продажу сваіх сямейных каштоўнасцей, што раней захоўваліся ў знаёмых у Гродне. Аднак гэткія выпадкі былі рэдкімі, хутчэй выключэннем з правіла.

Сярод тых, хто выжыў дзякуючы дапамозе палякаў, быў Леон Трахтэнберг, адпраўлены ў беластоцкае гета цягніком у сакавіку 1943 г. Ён выскачыў з цягніка, прабраўся назад у Гродна, знайшоў сваіх бацькоў у схованцы і правёў іх у вёску Дабравольшчына. Там іх усіх схаваў селянін Станіслаў Кжывіцкі – у яме пад падлогай, дзе можна было сядзець і ляжаць, але не стаяць. Больш за год, да вызвалення ў ліпені 1944 г., селянін і яго жонка прыносілі ім ежу, самаробнае адзенне і нават газеты, а малы сын Кжывіцкіх Юзаф стаяў на варце (гл. сведчанне Леона Трахтэнберга, архіў «Яд ва-Шэм», 03/6588).

Ян і Янава Пухальскія, муж і жонка, да вайны даглядалі дачы сям’і Фрэйдовіч у ізаляваным лясным раёне ў Ласосне. Рускія разбурылі чатыры домікі, пакінуўшы толькі адну невялікую пабудову, якая служыла домам Пухальскіх (у іх было пяцёра дзяцей). У вайну сям’я выкапала пад падлогай яму – 1,5 м на 1,5 м і метр вышынёй – каб схаваць Сендэра Фрэйдовіча і яго 15-цігадовага пляменніка Фелікса Зандмана, Мотла і Голду Бас, Борку Шулькеса і Меера Замошчанскага (апошнія двое пазней перабраліся ў Вільню). За некалькі месяцаў да канца вайны да іх далучылася Эстэр Шапіра-Гайдамак. Фрэйдовіч, Зандман і Басы заставаліся ў схованцы 17 месяцаў запар да вызвалення ў ліпені 1944 года.

Саламону Жукоўскаму пашанцавала мець добрага сябра за межамі гета. «Нарэшце мне ўдалося ўстанавіць кантакт з хрысціянамі. Мой сябар Фёдар Барон, з якім я працаваў 12 гадоў, дапамог мне сустрэцца з Кацяй». Каця і яе муж далі Жукоўскаму прытулак у падвале з яблыкамі і на гарышчы ў вёсцы Ласосна. Там ён вёў дзённік. Нават пасля таго, як яго схованка была разбомблена, ён працягваў хавацца пад абломкамі і выжыў. У сваім дзённіку Жукоўскі запісаў два жаданні – нешта накшталт тэстаменту на выпадак, калі ён загіне. Ён жадаў, каб Каці і яе мужу залічылася іхняя дапамога і ахвярнасць, і каб кожны сцярогся фашызму… (Саламон Жукоўскі. Архіў «Яд ва-Шэм», 033/2434, с. 7).

Зігмунд і Кася Талочка і іхні сын Казімір, уладальнікі фермы ля вёскі Жыдомля, што на шляху з Гродна ў Скідзель, далі прытулак братам Ехезкелю і Дову Фур’е да канца вайны. Да вайны Зігмунд быў пастаянным кліентам сямейнай бакалейнай крамы Фур’е ў Гродна.

Доктар Антон Доха, тэрапеўт з вёсцы Станівічы пад Гродна, яго жонка і некалькі памочнікаў далі прытулак калегу Дохі д-ру Аляксандру Блюмштэйну, яго бацьку д-ру Хаіму Блюмштэйну, яго маці Эстэр, яго брату Натаніэлю і некалькім іншым людзям: Фані Гальперн (пазней Лювіц), Гелене Шэвах (пазней Бібловіц), Гілелю і Фране Браудэ, Мішу і Розе Вістанецкім, усяго 10 чалавек. Акрамя таго, у ратаванні бралі ўдзел Эдвард і Анэля Станеўскія, Гелена Занеская і Стэфанія Стралкоўская.

Тадэвуш Сарока, як мы згадалі вышэй, уратаваў дзевяцерых яўрэяў, перавёўшы іх з гродзенскага гета ў Вільню. Як чыгуначны рабочы ён ведаў час адпраўлення грузавых цягнікоў з Гродна ў Вільню. У ноч перад тым, як мусіў ісці цягнік, ён схаваў двух ці трох яўрэяў у каляіне ля чыгуначнага шляху. Калі цягнік пачаў рухацца, яны ўскочылі на прыступку ў канцы грузавога вагона, потым па жалезнай лесвіцы ўскараскаліся на дах. Так яны дабраліся да Вільні.

Утрапёна ратаваў яўрэяў Павел Гармушка. Ён уратаваў сотні яўрэяў на першай стадыі вайны, да пачатку масавых забойстваў. Гармушка названы ў запісах Рынгельблюма як прыклад польскага ідэаліста, які самааддана падтрымлівае яўрэйскую справу… У Гармушкі была ферма, і ўлетку 1941 г. там пасялілася яўрэйская сям’я – спадарыня Шыф-Ліфшыц, яе муж і гадавалы сын.

Як пісаў Рынгельблюм, калі немцы ўвайшлі ў Гродна, антысеміты з ліку мясцовага насельніцтва хацелі выдаць ім яўрэяў. Тады Павел абараніў гэтую сям’ю, зусім адзін, даводзячы, што здраджваць яўрэям супярэчыць прынцыпам хрысціянства і маральнасці. Пасля гэтага ён прысвяціў сябе ратаванню яўрэяў і пастаянна ездзіў на цягніку Гродна-Варшава, суправаджаючы яўрэяў-уцекачоў. Заможным ён дапамагаў за плату, але бедных адвозіў бясплатна і нават даваў ім свае грошы. Яго ведалі ў Варшаве і Гродна і давяралі яму цалкам – вялікія сумы грошай і, што больш важна, жыцці. У Варшаве ён спрыяў яўрэям у зносінах з партызанамі, зводзіў вызваленых салдатаў з ваеннымі арганізацыямі, якія маглі б іх прыняць, і дапамагаў яўрэям дабрацца да «арыйскага боку», атрымліваючы для іх дакументы, шукаючы жытло і перавозячы іхнюю маёмасць з гета.

Сярод соцень людзей, якія выжылі дзякуючы Паўлу Гармушку, былі Болек Шыф, яго жонка Аня Клемпнер-Шыф і васьмёра іншых яўрэяў, якія некалькі месяцаў хаваліся ў сіласнай яме Гармушкі ў вёсцы Навасёлкі ля Гродна. Гармушка забяспечваў ім усім прытулак, ежу і медычную дапамогу. Сярод іншых людзей, уратаваных дзякуючы Паўлу Гармушку, былі д-р Грыгорый Варашыльскі, яго жонка, іхнія сын Віктар і дзве дачкі.

У час ліквідацыі гета № 1 у Гродне, у лютым-сакавіку 1943 г., Крысціна Цывінская і яе дачка Данута (пазнейшае прозвішча Юркоўская) схавалі ў маленькай краме пяцерых яўрэяў – Эфраіма Бейліна і яго дачку Бэлу, Абу Тарлоўскага і яго дачку Рахіль, Ёсіфа Прасецкага. Нехта данёс на маці, яна была арыштаваная і забітая гестапаўцамі, але дачка надалей хавала групу яўрэяў. Калі небяспека вырасла, яна знайшла для іх схованку ў паляка ў суседняй вёсцы, і яны заставаліся там да канца вайны.

Большая частка тых, хто выжыў, падтрымлівалі зносіны з ратавальнікамі пасля вайны, а з цягам часу – і з іхнімі дзецьмі. Яны таксама намагаліся памагчы ім матэрыяльна. Пасля вайны некаторыя неяўрэі з Гродна і наваколля былі прызнаныя інстытутам «Яд ва-Шэм» у Іерусаліме Праведнікамі народаў свету. Сярод Праведнікаў былі Зігмунд, Кася і Казімір Талочка, Ян і Янава (Ганна) Пухальскія, Яніна і д-р Антон Доха разам з Эдвардам і Анэляй Станеўскімі, Гелена Занеская і Стэфанія Стралкоўская, Тадэвуш Сарока, Павел Гармушка, Крысціна і Данута Цывінскія.

Пераклаў з англійскай В. Р. для часопіса «Аrche» ў 2009 г. (паводле www1.yadvashem.org; тут друкуюцца фрагменты перакладу)

Апублiкавана 19.03.2018  20:15

МУЗЫКАЛЬНЫЕ ДАМЫ ОБ ИЗРАИЛЕ

Инна Гурарий

Музыковед. Посетила Израиль в мае-июне 1991 года.

Иерусалим… Прошло около пяти лет с того жаркого майского дня, когда впервые из окон автобуса, везущего меня из Тель-Авива, передо мной постепенно, как будто кадр за кадром волшебного фильма, появился этот библейский город.

В Израиле – стране неисчерпаемых рукотворных чудес, где каждое дерево, куст, цветок, не говоря уже обо всём остальном, «созданы» несколькими поколениями его жителей, меня поразило многое – его природа и города, древние памятники и современные постройки. Я проехала по всей стране: была на Севере – стояла на Голанах и фотографировалась в Метуле на ливанской границе, а через неделю купалась ночью в Красном море, фосфоресцирующем мириадами огоньков, в Эйлате. И каждое место, каждый клочок земли незабываемо живут в памяти. Но среди всего этого многообразия впечатлений и ощущений самым ярким и необыкновенным остался для меня «золотой» Иерусалим.

«Порт на берегу вечности» – этот образ израильского поэта Иегуды Амихая я услышала спустя уже несколько лет после моей поездки в Израиль, на вечере израильской поэзии в Минске. И перед моим мысленным взором опять возник этот город, который я увидела с Масличной горы… Знойный день, высокое бездонное небо, а перед моими глазами – Вечность. Это совершенно невероятное и незабываемое состояние покоя, охватившее меня перед ликом тысячелетий, как бы осязаемо лежавших перед нами, могло возникнуть только здесь.

Масличная гора, август 1996 г. Фото В. Рубинчика.

Вспоминая Иерусалим, можно бесконечно много рассказывать о Старом городе, где тебя охватывает священный трепет от прикосновения к каждому камню, от того, что ты ходишь по тысячелетним улицам и видишь и осязаешь то же, что и поколения людей до тебя, о Стене Плача и Башне Давида, о Музее Израиля, где я провела целый световой день в созерцании его экспонатов, о необыкновенно уютных улочках новых районов; о длинной-длинной, нескончаемой улице Яффа, которую рискнула пройти пешком и где среди какофонии разноязычия услышала вдруг свое имя – навстречу мне шли мои минские знакомые, год назад уехавшие в Израиль…

Но мне хотелось бы попытаться передать второе после Масличной горы свое потрясение в этом необыкновенном городе. В кромешной тьме спускаемся мы куда-то, и перед глазами вспыхивают тысячи, миллионы маленьких ярких звёздочек, и чей-то голос нескончаемо называет детские имена. Имя – и погасла звёздочка, имя – и гаснет другая… Совершенно необыкновенное состояние души охватывает тебя в этом месте, его трудно передать словами, скорее – это просто ощущение, погружение в память, то, что в состоянии воплотить лишь музыка…

Это – подземный мемориал в память о полутора миллионах еврейских детей, погибших от рук нацистов, в Национальном институте памяти Катастрофы и Героизма Яд ва-Шем.

Яд ва-Шем – это словосочетание я впервые увидела на «Листах свидетельских показаний» в Минске, за несколько лет до своей поездки в Иерусалим. Затем это название прозвучало в письме моей кузины Маши Левиной, которая была принята на работу в архив Яд ва-Шема. Именно с ней я и пережила очищающее душу потрясение в детском Мемориале. Она показала мне музей Яд ва-Шем как бы изнутри, начиная с фотокопии письма литовских евреев, выброшенного из машины, везущей их на расстрел в Понарах (я читала его в небольшой комнатке Архива, уставленной стеллажами и компьютерами), через Исторический музей, Музей искусства, посвященного Катастрофе и Героизму, Зал Имён и пещеру памяти к Залу и Стене памяти, величественной и суровой. Запомнилось и то, что на территории Яд ва-Шема установлено большое количество разнообразных памятников, среди которых наибольшее впечатление оставили символ Яд ва-Шема – светильник с шестью свечами, символизирующими шесть миллионов погибших евреев, женская скульптура «Немой крик», памятник жертвам лагерей смерти, где в единое целое сплелась колючая проволока с символическими человеческими фигурами, искореженными предсмертной минутой. И, наконец, Аллея Праведников с рожковыми деревьями, посаженными в их честь, и памятник неизвестному Праведнику Народов Мира.

Тема памяти, тема Яд ва-Шема получила в моей жизни непосредственное продолжение: это и посещение вечеров, устраиваемых Посольством Государства Израиль, на которых происходит награждение медалью «Праведник Народов Мира» жителей Беларуси, спасавших евреев в годы войны, это и участие в сборе свидетельских показаний узников гетто и лагерей смерти, которое предпринял летом 1995 года Дом-музей борцов гетто – «Бейт Лохамей ха-геттаот».

Израильский поэт Хаим Гури написал:

«От испепелившего ваши тела пожара

Факелы наших душ мы зажгли во мгле.»

Эти факелы – факелы сострадания и памяти – «горят» во многих из нас, а чтобы подобные факелы продолжали гореть и зажигались вновь и вновь, и существуют такие музеи, как Яд ва-Шем, «Бейт Лохамей ха-геттаот»… И древний, трёхтысячелетний Иерусалим, освещающий своим светом, притягивающий к себе людей самых разных национальностей со всех концов Земли.

* * *

Тамара Гулина

Профессор Белорусской Академии Музыки, главный хормейстер Государственного театра музыкальной комедии.

Трудно «говорить вслух» о тех впечатлениях, чувствах, которые лежат глубоко-глубоко в душе. Постоянно в мыслях, возвращаясь к ним, боюсь потревожить их светлые, небесные очертания.

Как порой бывает в жизни, радость и горе тесно переплетены. В момент необыкновенного счастья вдруг врываются трагические минуты жизни. Так случилось и со мной.

Всегда любила путешествовать. Побывав во многих странах Центральной Европы, Ближнего Востока, мечтала об Израиле. Эта страна долго была для нас всех загадкой. И вот в девяностые годы приоткрылся «железный занавес». Многие знакомые и друзья покинули Минск, уехали в Израиль.

В газетах, теле- и радиопередачах появляется много разноречивой информации о жизни Израиля. Из этой таинственной страны приходит много писем, и желание увидеть всё своими глазами становится необыкновенной идеей, мечтой. А мечты, несмотря ни на что, иногда всё-таки сбываются.

И вот однажды, в прекрасное мартовское утро, я улетаю в Израиль к друзьям. В Минске мороз и метель, а через три часа я переношусь в весенний день. Вышла из самолёта и была поражена обилием воздуха, наполненного ароматом цветов, трав, солнца и света.

На улицах Иерусалима, конец 1990-х (фото В. Р.)

Сразу же на меня обрушилась масса небывалых впечатлений. Друзья захотели, чтобы моё знакомство со страной началось немедленно. Они не повезли меня к себе, а решили проехать вдоль побережья Средиземного моря. В Хайфе долго гуляли по городу. Первый день был для меня открытием этой сказочной страны. Потом были Мёртвое море, Цфат, Назарет.

Необыкновенная природа, пустыни и заливные луга, цветущие сады, пальмы и леса, знакомство с новыми людьми – всё это создавало особое настроение. Я была как во сне… И вот… На четвёртый день моей сказки – страшное сообщение. В Минске, дома, внезапно умерла моя мама. Горе, растерянность, слёзы. Что делать? Сразу улететь невозможно – рейс только через четыре дня. Как пережить эти дни в таком состоянии? Казалось, что мир рухнул. И вот в такой ситуации меня очень поддержали мои друзья-израильтяне и… ИЕРУСАЛИМ! Моё состояние не позволяло мне думать о каких-то поездках до отлёта, но друзья убедили, что я просто обязана побывать в Иерусалиме. Быть в Израиле и не «подняться» в этот город просто невозможно, ведь он творит с людьми чудеса! Я ничего не соображала, мысли, душа были в Минске, мало верила в эти слова, понимая, что чуткие люди хотят меня утешить, но всё-таки согласилась. И… была поражена свершившимся чудом. Два дня, проведённых в этом городе, вселили в меня жизнь, восстановили физические и моральные силы. Рано утром мы поехали в Иерусалим. Погода соответствовала моему состоянию: туман, накрапывал дождь. И вдруг, проехав Тель-Авив, мы увидели, что изменилась природа – посветлело небо, дорогу окружили леса, и… что происходит со мной? Отступила подавленность, появилась какая-то внутренняя лёгкость.

Где-то раньше я читала о «синдроме Иерусалима», но мне казалось, что такого не может быть, что это просто сказка. И какое же счастье, что сказки иногда сбываются в реальной жизни.

И вот уже за поворотом дороги, как бы из облаков вырастает розовокаменный город с золотыми куполами и освещённый солнечными бликами. На въезде – знаменитые подвесные сады, посаженные в честь академика Сахарова. Останавливаемся на автобусной остановке – много звуков, слышу людей, говорящих на иврите, арабском, русском… И вдруг откуда-то слышится песня известного композитора-барда Юрия Визбора в исполнении уличного музыканта:

Милая моя, солнышко лесное,

Где, в каких краях

встретимся с тобою?

Я вышла из машины, слёзы залили лицо, а состояние… Невозможно это описать.

Тель-Авив, вид с юга; бахайские сады в Хайфе (фото В. Р.)

Стараясь отвлечь меня, друзья повели меня по самым прекрасным местам Иерусалима. Необыкновенен вид города с горы Скопус. Мы приехали в университет, где из окон синагоги открывалась поражающая глаз панорама. Старый город – чудо света, каждый камень – история. Вокруг много милых, дорогих, отзывчивых людей.

Побывав в том вечном городе, городе «над облаками», ощутила необычайное, необъяснимое внутреннее состояние. Иерусалим напомнил о вечном – жизнь продолжается!

Меня часто спрашивали после поездки, что мне понравилось больше всего в Израиле? Ответ был таков: люди, природа, Иерусалим.

Источник текстов: «Поклон тебе, Иерусалим» (Мінск, 1996). Впечатления от Израиля Василя Быкова и Владимира Мехова, опубликованные в том же сборнике, можно прочесть здесь и здесь. А здесь более новые заметки Виталя Станишевского.

Опубликовано 13.11.2017  19:05

Новые белорусские праведники мира

“Чтобы трагедия не случилась снова”. В Минске посмертно наградили еще пятерых праведников-белорусов.


Снежана Инанец / Фото: Дарья Бурякина / TUT.BY

В музее Великой Отечественной войны в Минске наградили еще пятерых праведников мира, посмертно. Памятные награды сейчас часто вручают уже внукам и даже правнукам людей, спасавших евреев в годы Второй Мировой. TUT.BY побывал на церемонии.

Фото: Дарья Бурякина, TUT.BY
Дочь и внучка праведников мира Татьяна Трубило зажигает символические свечи на торжественной церемонии в музее Великой Отечественной войны
 
В Беларуси признаны праведниками мира уже почти 900 человек. Это звание получают люди, с риском для жизни спасавшие евреев в годы Холокоста. 20 апреля, в День памяти катастрофы и героизма европейского еврейства, в Минске сразу пятерым белорусам посмертно присвоили звание праведников мира. Две семьи получили награды для своих уже ушедших предков.
—  Праведники для израильтянина — люди, которые рисковали своей жизнью, люди, которые показывали свет в среде, в которой темнота. Они нас учат человечности, — рассказал посол Израиля в Беларуси Алон Шогам. —  Праведники для нас являются героями. Но они герои не потому, что сделали человечное, а потому, что они сделали что-то человечное в среде, где человечности не было. Это люди, которые восстали против своей среды и сказали: мы будем лучше, чем нас заставляют, даже если это будет причиной, по которой нас убьют. Мы уважаем не только их, но и их детей, внуков. Мы считаем, что на таких людей надо указывать и говорить: вот, были и такие, когда остальные были другими. Для нас праведники — очень важные герои.
Фото: Дарья Бурякина, TUT.BY
Посол Израиля в Беларуси Алон Шогам
 
В Израиле есть институт Яд ва-Шем (национальный мемориал Катастрофы и Героизма), который изучает тему погибших во времена холокоста евреев, а также тему спасенных и праведников, которые помогли этому спасению. Институт работает с документами, которые поступают к ним из разных стран, решение о признании людей праведниками мира принимает специальная комиссия.

Татьяна Трубило пришла получать награды для умерших мамы Валентины, бабушки Анны Пешковой и дедушки Ивана Пешкова.

Фото: Дарья Бурякина, TUT.BY
Татьяна Трубило с семьей
 
Татьяна Порфирьевна пришла на мероприятие с сыном и внуком. Признается: то, что о родных не забыли, — очень приятный момент для их семьи. Семья Пешковых во время войны прятала детей семьи Вихман (Жанну, Майю и Алика) в кладовке дома в Бобруйске. Во время опасности дети спускались из кладовки через тайный подземный ход в подвал. Дети Пешковых заботились о ровесниках: приносили еду, играли с ними. В доме семьи Майя и Алик прятались целый год, а Жанна оставалась здесь до освобождения района Красной армией. Помогла семья Пешковых и тогда, когда Майя и Алик вместе с матерью Софьей попали в гестапо.

— Знаю, что бабушка с подругой попали в гестапо и сказали, что эти дети — не евреи. Бабушка говорила, что это ее дети, — вспоминает рассказы бабушки Татьяна Трубило.

Бабушка признавалась внучке — было страшно. Потому что, если бы правда раскрылась, ее собственных детей могли в любой момент забрать и убить. Но семья все равно спасала соседей.

Татьяна Трубило рассказывает: одна из спасенных, Майя Вихман, до сих пор жива.

— Майя Абрамовна и сейчас в Бобруйске живет. Она хотела приехать на награждение, но не смогла — болят ноги. Сегодня, кстати, у нее юбилей — 80 лет, — рассказывает женщина.

Получала награду и Мария Ружинская — правнучка праведников Ивана и Анастасии Ружинской, жителей Лукомля. Они в годы войны спасли Валентину Филипкову (в девичестве — Каган).

Фото: Дарья Бурякина, TUT.BY
Мария Ружинская, правнучка праведников мира
 
Глава семьи Каган Иосиф отослал жену и дочь к знакомой белоруске, которая жила на другом берегу реки. В это же время немцы начали акцию уничтожения евреев в Лукомле.

Когда супруга Иосифа вернулась в город, ее убили на глазах дочки. Дочка смогла бежать, ее приютила у себя соседка. Спасители Иван и Анастасия были фельдшерами, у них были свои дети. Они заботились о Валентине, несмотря на немецкие облавы. Валентина жила в семье белорусов четыре года оккупации, жила и после освобождения. Всю жизнь она сохраняла связь с семьей.

1 из 5
Фото: Дарья Бурякина, TUT.BY

 

О погибших евреях молились главный раввин Иудейского религиозного объединения в Беларуси Мордехай Райхинштейн и главный раввин Религиозного объединения общин прогрессивного иудаизма в Беларуси Григорий Абрамович.

— У памяти есть очень много понятий, — добавил посол Израиля Алон Шогам. — Мы помним о тех людях, которые выжили, мы считаем их очень уважаемыми. Но есть и такие люди, которые не только помнят, а напоминают. Для нас они настоящие герои. Чтобы выжить, надо очень много сил и энергии, но чтобы выжить и рассказывать об этом потом каждый год — надо намного больше энергии, силы, больше жизни… К сожалению, таких людей становится все меньше и меньше — по естественным причинам, но для нас их слышать и уважать — большая честь. Израиль как страна построен в ответ на катастрофу.

В память о шести миллионах погибших евреев на мероприятии зажгли шесть свечей.

— Эти свечи зажигают люди, которые как-то связаны с этой катастрофой. Это могут быть праведники, это могут быть даже молодые люди, которые помнят о трагедии и занимаются ее изучением. Нам как государству очень важно помнить и напоминать, и верить, что такое не случится снова.

Фото: Дарья Бурякина, TUT.BY

Опубликовано 21.04.2017  20:52

Холокост. Гибель евреев Норвегии

Блог Андрея Рогачевского. Российские корни жертв Холокоста из Норвегии

  • 27 января 2017
Памятник жертвам Холокоста в ТромсеПравообладатель иллюстрации ANDREI ROGATCHEVSKI
Мемориальная плита депортированным евреям на одной из центральных площадей в Тромсе

В Международный день памяти жертв Холокоста, по решению ООН отмечаемый 27 января (дата освобождения советскими войсками концлагеря Освенцим), хочется обратиться к малоизвестным эпизодам преследований евреев в оккупированной нацистами Европе. Многие ли в курсе того, например, что произошло с евреями в Норвегии?

До оккупации страны Германией весной 1940 года их численность едва ли превышала две тысячи человек, включая несколько сотен беженцев от нацизма из той же Германии, а также Австрии и Чехословакии. Процент от общего населения количеством почти в три миллиона был смехотворным.

Еврейский параграф”

Подобное обстоятельство отчасти объясняется тем, что в норвежской конституции 1814 года существовал специальный параграф №2, который – под предлогом защиты официальной государственной “евангельско-лютеранской” религии – запрещал евреям (и иезуитам) въезд на норвежскую территорию.

Тогда как в Дании, от которой Норвегия отделилась в том же 1814 году, евреям было официально позволено селиться с начала XVII века. А в Швеции, к которой Норвегия перешла от Дании – с начала XVIII-го.

Усилиями писателя и общественного деятеля Хенрика Вергеланна – сына одного из инициаторов принятия так называемого “еврейского параграфа” – запрет на проживание евреев в Норвегии был отменен в 1851 году. Правда, сам Вергеланн до отмены не дожил, а иезуиты дождались снятия запрета лишь в 1956-м.

Однако норвежские евреи еще некоторое время оставались ограничены в правах. Например, им нельзя было занимать должности в правительстве и учительствовать в государственных школах.

А поскольку в целом ряде других стран никаких ограничений не было, неудивительно, что евреи не особенно стремились укорениться в Норвегии. Которая к тому же – наверное, справедливо – казалась тогда небогатой провинцией на холодной окраине Европы.

Так что к концу 1870-х годов во всей Норвегии насчитывалось не более 25 евреев.

Еврейские погромы в России конца XIX века и получение Норвегией независимости в начале ХХ века слегка изменили ситуацию. В 1910-м евреев стало более тысячи. Судя по всему, многие были выходцами из Российской империи. Кто-то попал в Норвегию проездом, думая эмигрировать в Америку, да так и остался.

В 1892 году была открыта синагога в Осло, а в 1899-м – еще одна в старинной столице Норвегии, Тронхейме. Кажется, тронхеймская синагога до сих пор остается самой северной в мире.

Синагога в ТронхеймеПравообладатель иллюстрации ANDREI ROGATCHEVSKI
Синагога в Тронхейме остается самой северной в мире

В заполярном Тромсё, где я живу, евреи есть, а синагоги нет. И то сказать, как правоверному еврею справлять субботу, если два месяца в году тут полярная ночь, а еще два месяца – полярный день?

Насколько можно предположить, евреи довольно успешно интегрировались в норвежское общество.

Одним из критериев интеграции в этой стране с высокоразвитой физической культурой является регулярное любительское участие в спортивных мероприятиях.

Известно, например, что житель Тромсё Исак Шотланд (1907-1943) 13 сезонов играл за местную футбольную команду, его брат Саломон (1902-1943) был одним из самых быстрых бегунов в Северной Норвегии, а еще один житель Тромсё, Конрад Каплан (1922-1945), играл в теннис.

Родители Исака Шотланда Меир-Лейб и Роза прибыли в Норвегию из Литвы, а отец Каплана Даниэль – из Латвии.

Во время оккупации

Таблички с именами жертвПравообладатель иллюстрации ANDRE ROGATCHEVSKI
Немецкий художник Гюнтер Демниг установил 14 мемориальных камней в Тромсё как часть проекта “Камни преткновения”. Это латунные таблички с именами евреев-жертв нацизма, живших или работавших по конкретным адресам

Нацисты и коллаборационисты были далеки от того, чтобы восхищаться еврейской аккультурацией. Норвежский ставленник Гитлера Видкун Квислинг, лидер партии “Национальное единение”, назначенный премьер-министром в феврале 1942-го, восстановил “еврейский параграф” в конституции.

Еще до этого были составлены списки членов еврейских общин в Осло и Тронхейме. Евреев обязали заполнить анкеты с указанием, в частности, откуда они приехали в Норвегию и состоят ли в масонских ложах, а также каким бизнесом владеют. Удостоверения личности для евреев проштамповывались красной буквой J.

Вскоре начались аресты и депортации, проводившиеся при участии норвежской полиции, среди которой было немало сторонников “Национального единения” (за годы оккупации партия выросла более чем в 10 раз, от трех до 43 тысяч членов).

Еврейское имущество было конфисковано и продавалось с молотка в пользу государства.

Между ноябрем 1942-го и февралем 1943-го 772 арестованных еврея всех полов и возрастов были вывезены из Норвегии в Освенцим морем через Щецин. Выжили лишь 34 из них, в том числе музыкант и бизнесмен Герман Сахнович, автор переведенных на несколько языков – но пока еще не на русский – воспоминаний Det angår også deg (“Это касается и тебя”, 1976; в соавторстве с писателем Арнольдом Якоби). Мать Сахновича, Сара, родилась в Риге.

Спаслось и значительное количество евреев – более тысячи человек, вывезенных при помощи норвежского Сопротивления преимущественно в нейтральную Швецию.

Осенью 1942-го по разным маршрутам проводники могли вывозить до 50-60 человек в неделю. Провал в октябре 1942-го одной такой группы беглецов из 10 человек (девятеро были евреями) и последовавшее за провалом убийство норвежского пограничника как раз и дали правительству Квислинга предлог для немедленных задержаний и высылок евреев. (Хотя на обсуждении “окончательного решения еврейского вопроса” в январе 1942-го в Ванзее спешить с депортацией евреев из Скандинавии не рекомендовалось из опасений протестов со стороны остального населения.)

В благодарность за спасение большей части норвежских евреев израильский институт Холокоста и Героизма Яд ва-Шем (“Память и имя”) присвоил норвежскому Сопротивлению почетное звание коллективного праведника мира. Помимо этого, на 1 января 2016 года в списке Яд ва-Шем значилось 62 индивидуальных праведника мира из Норвегии.

Норвежцы-коллаборационисты во многих случаях тоже названы поименно в нашумевшей книге Марты Мишле Den største forbrytelsen (“Величайшее преступление”, 2014), также заслуживающей перевода на другие языки.

Начинать жизнь заново

Магазин женской одежды Анны-Лизы КапланПравообладатель иллюстрации ANDREI ROGATCHEVSKI
Магазин женской одежды Анны-Лизы Каплан

Невзирая на то, что норвежские евреи пострадали от коллаборационизма, многие из них вернулись в Норвегию после войны. Уже в 1946 году в норвежской общине “исповедующих Моисееву веру” было зарегистрировано 559 человек.

Начинать жизнь заново подчас приходилось почти с полного нуля. В качестве примера Марта Мишле рассказывает историю боксера Чарльза Брауде (чьи родители Бенцель и Сара приехали в Осло из Литвы в начале 1910-х и 30 лет спустя были депортированы в Освенцим, где и погибли).

Чарльз возвратился в Осло в мае 1945-го после нескольких лет лагерей и краткого пребывания в Швеции. И в родительском доме, и в квартире, где Чарльз когда-то обитал с женой-норвежкой, теперь поселились посторонние.

Каждый принадлежавший семье Брауде предмет – будь то чашка, наволочка или носок, не говоря уже о завоеванных Чарльзом боксерских медалях – был либо присвоен соседями, либо продан на аукционе. Чарльзу посчастливилось заполучить обратно старый грузовик своего брата Исака (тоже погибшего в Освенциме), так что, по крайней мере, не пришлось спать под открытым небом.

Компенсацию за утраченное имущество норвежским евреям вручили лишь полвека с лишним спустя. В марте 1999 года норвежский парламент принял решение об индивидуальных реституциях на сумму в 200 миллионов крон, поделенную почти на тысячу заявителей, и коллективных реституциях на сумму в 250 миллионов крон с целью поддержки еврейской культуры в Норвегии и за ее пределами.

Часть этих денег пошла на организацию Центра по изучению Холокоста и религиозных меньшинств, расположенного в бывшей вилле Квислинга (сам Квислинг после войны был казнен в заключении по приговору норвежского суда).

Норвежский Холокост также отмечен композицией британского скульптора Энтони Гормли – стульями без сидений на южной стороне Осло-фьорда, неподалеку от места, откуда евреев отправляли в Щецин на кораблях.

Немецкий художник Гюнтер Демниг – автор проекта “Камни преткновения”, существующего с 1993 года (встраивание в городскую прохожую часть латунных табличек с именами евреев-жертв нацизма, живших или работавших по конкретным адресам) – установил 14 таких мемориальных камней в Тромсё.

Но норвежское еврейство представлено далеко не только мемориальными объектами. О преемственности еврейской жизни в стране свидетельствует, в частности, небольшой магазин женской одежды в центре Тромсё, принадлежащий Анне-Лизе Каплан, внучке Даниэля.

Нынешняя еврейская община Норвегии состоит из примерно полутора тысяч человек. Каждый год в День Конституции, 17 мая, представители общины собираются в Осло у могилы Хенрика Вергеланна и произносят патриотические речи, чередуемые с хоровым пением. Что как-то раз довелось наблюдать и мне.

Андрей Рогачевский – профессор русской литературы и культуры в Университете Тромсё, Норвегия

Оригинал

***

Пережившая Освенцим: остерегайтесь пропаганды ненависти

Подготовлено к печати 27.01.2017  23:54

Холокост. «Родителей я больше никогда не видела»

Родственники жертв холокоста рассказывают об их судьбах и показывают семейные фотографии

Meduza
13:15, 27 января 2017

Фото из архива Ирины Рухлецовой

27 января — День памяти жертв холокоста. Во время Второй мировой войны нацистами и их пособниками на оккупированных территориях были убиты около шести миллионов евреев. О многих из них до сих пор почти ничего неизвестно. «Медуза» публикует монологи трех человек, чьи родственники погибли в холокосте, — они рассказывают о судьбах погибших и пострадавших и о том, как искали сведения. Кроме того, мы составили инструкцию для тех, кто хочет больше узнать о еврейских родственниках, пострадавших во время войны.

Материал подготовлен сотрудниками проекта Please Save Photography, который помогает людям структурировать и описать семейные фотоархивы.

Ирина Рухлецова

преподаватель музыки, активный волонтер еврейской общины, на пенсии; родилась в Минске

Я сама перенесла весь этот ужас. Помню себя маленькой девочкой, четырехлетней. Живем мы напротив Филармонии в Минске. Отец там работает, а я все пытаюсь посмотреть, что он делает. У нас во дворе песочница и сад. Я играю с маленьким братом, потом бегу к папе. Открывается дверь, и выходит мужчина с дирижерской палочкой.

Папа — Михаил Ионович Ривкин — в 1934 году только начинал работать в оркестре. До этого он работал на радио «Белрадиоцентр». Там он и познакомился с моей мамой — Эдди Рубиновной Клейнгевикс, которая приехала в Минск из Польши и устроилась на радио переводчиком с польского на белорусский. Мое воспоминание о маме такое: кто-то зовет меня домой и говорит — садись, будешь слушать маму по радио. Это все, что у меня осталось от довоенных воспоминаний.

Потом война… Мы попали в гетто. Вся семья: отец, мама, брат и я. Еще тетя Соня, папина сестра. Скорее всего, именно она помогла вывезти меня из гетто. Я помню — нас везут, целую группу детей. Помню, как плохой мужчина приезжает в гетто, хочет продать картошку, но патруль ему говорит — ничего ты не возьмешь, тут одни нищие. К нему протягивает руки женщина с умершим ребенком — дай картошки. Когда он все это видит, то высыпает картошку на землю и говорит: бросайте детей в мешки, я их вывезу, только попросите их, чтобы не кричали. Вот он нас вывез в партизанский отряд, оттуда нас уже передали в Слуцкий детский дом.

Родителей я больше никогда не видела. Мама погибла в минском гетто. До сих пор никакой информации о ней или ее семье у меня нет. Но я ищу, не теряю надежды. Папина сестра Соня стала подпольщицей и тоже погибла, а отец дошел до Берлина с Советской армией.

Мама — Эдди Рубиновна Клейнгевикс. Папа — Михаил Ионович Ривкин. Фотографию я сделала сама — это коллаж, я соединила папу и маму, чтобы они были вместе. Это единственная фотография мамы, которая сохранилась у кого-либо из родственников
Фото из архива Ирины Рухлецовой

Мой папа родился 7 января 1907 года в городе Стародуб Брянской губернии в семье дирижера военного оркестра. Он с детства занимался музыкой, играл в клезмер-банде на скрипке, трубе, кларнете и ударных. Отец решил, что сыну нужно учиться и получить профессиональный диплом, поэтому он поступил в Московский музыкальный техникум, а затем — в Ленинградскую консерваторию. После окончания учебы папу распределили в Минск — в филармонию, и он возглавил оркестр.

После войны отец вернулся в Минск и искал нас: брата нашел, а меня — нет. Брат мне рассказывал, что папа много лет искал меня, но не смог… Возможно, он искал под своей фамилией, Ривкин, а я жила всю жизнь под маминой. Получается, папа-то мой выжил, но я потеряла его навсегда. Брата я нашла уже после смерти отца. Ездила к нему на могилу в Псков. Папа с братом в итоге осели именно там — благодаря моему папе в Пскове появился свой симфонический оркестр, при его участии была создана скрипичная и оркестровая школа.

То, что я начала собирать информацию об истории моей семьи, — полностью заслуга моего старшего сына. Он начал с архива Слуцкого детского дома, где нашел обо мне информацию. Как-то он позвонил мне и спросил, как звали моего брата — Александр, Шура. Он выяснил, что мой брат живет в Бремене. Александр Ривкин — это мой родной брат. Мы встречались с ним, он приезжал в Брест, где живет мой старший сын. Но нужно было еще доказать, что он мой брат. В тот момент, когда мой сын стал искать информацию, я даже не могла указать точную фамилию нашей семьи — то ли Рывкин, то ли Рыбкин. Мы сделали тест на ДНК сначала в Белоруссии, а потом уже в Германии — и там точно подтвердили, что мы родные брат и сестра.

Раиса Степаненко

67 лет, инженер, на пенсии; родилась в Бобруйске

Я узнала о гибели моих родственников из рассказов моей мамы Блюмы Моисеевны и тети Мифы — дочери бабушкиного брата. Она одна случайно осталась жива, потому что была в детском санатории, который эвакуировали. Всерьез я решила заняться исследованием истории семьи, когда умерла мама — в 2009 году.

Семья моей мамы происходит из местечка Старые Дороги в Белоруссии. Я знаю родословное древо только до бабушки и дедушки мамы, и то немного. Своего дедушку (по материнской линии) моя мама никогда не видела. Его звали Иосиф Грек, и умер он еще до ее рождения — в 1920 году. Бабушка мамы, Матля Грек, родила пятерых детей.

Я хочу сказать, что война и репрессии принесли очень много смертей маминой семье. В Старых Дорогах в гетто погибли родители моего дедушки; сестра моей бабушки Гинда, ее муж, ее дети.

Гинда вышла замуж в Старых Дорогах и осталась там жить. Фашисты убили ее с мужем и двумя детьми в 1942 или в 1943 году. Я не знаю, почему они не смогли эвакуироваться. Старые Дороги — крошечное местечко, население около двух тысяч человек. Только в 1938 году оно стало называться городом. Всего в гетто Старых Дорог погибли около полутора тысяч евреев.

В Осиповичах (город в Могилевской области Белоруссии рядом с Бобруйском) умерли брат бабушки Лии — Самуил, его жена Гися, их дети — Соломон, Ида, мама Гиси, ее брат-инвалид, две ее племянницы — Мифа и Изабелла. Отец этих девочек Арон Юдельсон был расстрелян как враг народа, его жена Бася 10 лет провела в лагере. Брат бабушки Рувим после свадьбы переехал жить в Москву, в 1937 году он был арестован и расстрелян — на момент ареста он работал домоуправом в доме, где жил, по адресу Новинский бульвар, 28. Его жена Мирра отсидела 10 лет в лагере и после возвращения умерла от рака.

Эта фотография (1926) — единственное, что сохранилась от того времени. Она была сделана в память о свадьбе бабушкиного брата Рувы. На ней моя мама — ей нет еще и пяти лет — стоит на стуле рядом со своей мамой, моей бабушкой, Лией. Слева — мой дедушка Моисей с маминым маленьким братиком Иосифом. Посередине — прабабушка Матля, справа ее вторая дочка Гинда. Справа от Гинды — семья ее брата Самуила (Шмулика): его жена Гися и их маленькая дочка Идочка. А позади Матли стоят сами «виновники» торжества — ее сын Рувим со своей невестой Миррой
Фото из архива Раисы Остапенко

О гибели моих родственников никому никакие подробности не известны. Из всех, кого мы видим на этом фото, своей смертью умерли только дедушка, бабушка и прабабушка Матля — ее не стало в 1936 году, она даже не узнала о войне. О Матле я почти ничего не знаю. Мама рассказывала, что она была очень религиозная, жила с семьей своей дочери Лии сначала в Старых Дорогах, а потом в Бобруйске.

В Бобруйске еще погибли 22 человека из семьи моего папы. Он умер раньше мамы и никогда ни о чем таком не рассказывал. Когда я стала изучать генеалогию, одновременно со мной историей семьи заинтересовался мой двоюродный брат Натан, который давно живет в Стокгольме. Я много нашла на сайтах по еврейской генеалогии, а также на сайте «Яд Вашем» и кое-как восстановила общую картину.

Наталия Черток

29 лет, социолог; родилась в Москве

Мы с моей мамой — она когда-то начинала, я потом продолжила — составили генеалогическое древо, где около 270 человек с ее стороны и еще около 200 со стороны моего папы. Благодаря функции поиска совпадений на сайте  MyHeritage мы нашли ветвь семьи родственников, живущих сейчас в Америке, — мы считали, что они погибли во время холокоста (перед войной они жили в Латвии, а дальше про них не было никакой информации).

Сперва мы расспросили ближайших родственников старшего поколения и записали все, что они говорили, потом более дальних. Потом сохранили генеалогическое древо на компьютере, через некоторое время перенесли его часть (только с маминой стороны) на сайт MyHeritage.

Два года назад я участвовала в проекте «РОДʼN«Я» от института Am haZikaron (Израиль) — и внесла наши данные в базу на сайтеJewAge. Один из важнейших документальных источников — сайтмемориального комплекса истории холокоста «Яд Вашем». Там содержатся данные примерно о 4,5 миллионах человек.

Мы с папой, например, считали, что фамилия Австрейх (это моя девичья фамилия) — очень редкая, среди ее обладателей в поисковиках интернета мы находили только родственников и всего несколько однофамильцев. Но забив «Австрейх» в поиск базы «Яд Вашем», я обнаружила, что погибших людей с такой же фамилией около 500, а если добавить регион, откуда происходили мои родственники (Полоцк, Витебск, Лиозно), то оставалось 40. Там можно посмотреть, кем эти люди приходятся друг другу, и попробовать состыковать со своей родословной, хотя это не всегда удается. Кроме информации о погибшем (фамилия, имя, имена родителей, жен, профессии, места гибели) в базе «Яд Вашем» есть информация о заполнявшем — лист свидетельских показаний с почтовым адресом. Бывает, что с помощью этого человека люди находят давно потерянных родственников.

Погибших в период холокоста также можно найти на сайте Мемориального музея холокоста (Вашингтон, США), и там много данных об эвакуированных. Как источник можно использовать данные по еврейским кладбищам. Много интересного на сайтахgenealogyindexer.org и jewishgen.org — я там нашла много отрывочных и интересных сведений об однофамильцах, но до конца не связала их со своей родней. Больше всего искала на сайте Raduraksti — поиск по архивам Латвии: оцифрованные архивы XIX — начала XX века.

Паспорт Симона Шляхтера, выданный в 1928 году
Фото из архива сайта «Яд Вашем»

У меня есть несколько историй про наших родственников, выживших в холокосте, например про двоюродного брата моей прабабушки. Когда мама составляла генеалогическое древо, в нем было имя человека Сима Шляхтер — кроме имени, ничего. Когда мы переносили родословную в компьютерную программу и нужно было выбрать пол человека, мы решили, что Сима — женское имя, и поставили женский пол. На сайте MyHeritage есть опция нахождения тезок из разных родословных — нужно подтвердить, что это именно тот человек, или опровергнуть. Про других членов семьи Шляхтера было многое известно: про родителей, дедушек, прадедов, а также про многочисленных тетей, дядей и их потомков. А про Симу только то, что он родился в Латвии и — в отличие от большого количества родственников по этой ветке — не перебрался в Москву в 20–30-х годах, а вроде как остался там.

И вот случайно в 2014 году через сайт MyHeritage нам написала женщина из США, внучка этого Симы Шляхтера. Оказалось, что у нее есть совпадения с нашим семейным деревом. Ее дед Сима Шляхтер с женой Таубе (Таней) и маленькой дочерью Генриеттой до войны переехал в Брюссель, стал ювелиром, у него был антикварный магазин. История Симы и Тани полна чудес и опасностей — во время войны большую часть времени они прятались на ферме в погребе недалеко от Брюсселя, за это они отдали фермеру много драгоценностей. В 1964 году семья уехала из Бельгии в США — там сейчас живут их потомки. Внучка Симы рассказала нам, что после войны они искали родственников, оставшихся в СССР.

Исана Шляхтер, двоюродная сестра внучки Симы Шляхтера. Здесь ей два года

До войны Сима вел переписку с братьями, сестрами, они друг другу пересылали фотографии. Потомки Симы их бережно хранят. Внучка Симы прислала несколько снимков двоюродной сестры Исаночки из Москвы, на которых той было два года. Это поразительно, потому что сейчас этой женщине 83. Два года назад она ездила в Америку вновь знакомиться со своей двоюродной сестрой, про которую ничего не слышала более 75 лет.

Оригинал

Опубликовано 27.01.2017  23:54