Пишет Александра Маковик (svaboda.org)

В нью-йоркском музее «Метрополитен» – необычная выставка. Белая комната с открытым шкафом, на блестяще-белых полках – симметричные кипы одежды, сложенные почти с военной точностью, все разных оттенков белого – от снега и цветущих садов до сливок и отбеленного льна. Рубашки, свитера, брюки, костюмы, носки и нижнее белье, с редкими нотами бледно-розового или цвета кофе с молоком. Кучки простынь и наволочек, белых-белых, отутюженных и хрустящих. Внизу – ряд элегантных сапожек, чуть более тёмных. И другие вещи, что обычно держат в гардеробных, – духи «Шанель № 19», картонная коробка с карточками записанных рецептов, письма, блокнот, терка для картофеля, чемодан «Луи Вюиттон», утюг, клубок бело-красно-белой тесьмы. Перед лицом зрителя алый шерстяной помпон – потянешь, и зажжётся свет. Выставка называется «Шкаф Сары Берман», и аудиогид поясняет: «Сара родилась в Беларуси, и в последние годы жизни она носила всё белое».

«Шкаф внутри» Майры и Алекса Калманов

Минималистичная выставка привлекает внимание не только скромностью на фоне роскоши соседних комнат, но и тем, что её героиня – не политик, не кинозвезда и не образец стиля, а никому не известная уроженка Беларуси и эмигрантка из Израиля. Выставку подготовили художники Майра и Алекс Калман – дочь и внук Сары Берман, девочки со Случчины.

Иллюстратор Майра Калман (Maira Kalman), автор детских и взрослых книг, дизайнер и куратор нескольких музейных проектов, родилась в Тель-Авиве в 1949 г., а в четыре года оказалась с семьей в Нью-Йорке, где выпало работать ее отцу Песаху Берману, торговцу бриллиантами. Берманы долго чувствовали себя там пришельцами, временными обитателями, и Майра говорит, что неопределенность дарила легкость. С тех пор многое изменилось, город стал родным и любимым, Майра вышла замуж за венгерского дизайнера Тибора Калмана, они создали дизайнерскую компанию «M & Co», родили сына Алекса и дочь Лулу. Майра проиллюстрировала и написала восемнадцать детских книг и тринадцать взрослых, печаталась в журналах, рисовала обложки для «Нью-Йоркер» и вела колонки в «Нью-Йорк Таймс». Художница известна и многими совместными проектами – с дизайнером Айзеком Мизрахи, писателями Лемони Сникетом и Этгаром Керетом, со Смитсоновским музеем и музеем современного искусства.

Ее стиль очень узнаваем – наверное, и вы видели эти рисунки: обманно наивные, с причудливой перспективой (дань любимым ею Анри Матиссу и Марку Шагалу), яркими витражными цветами. Обычно работы подписаны словно бы детской рукой (так шестигодки объясняют смысл нарисованного) – но ее подписи ироничны, а иногда жестоки и смешны.

Рисунок Майры Калман «Принципы неопределенности»

Надпись на рисунке: «Мы сидим в кухне, но мы знаем, где мы. Мы на земле, которую терзает бесконечный конфликт. Наша история – трагедия и сердечная боль… Но сейчас не об этом. Мы обсуждаем, кто из кузенов самый большой идиот (оказывается, я в списке). Мы разговариваем о любви моей тёти к Толстому и Горькому. Здесь они на фото, снятым женой Толстого…»

Работы Майры Калман – нечто среднее между литературой и иллюстрацией, она считает себя репортёром или журналисткой-иллюстратором, вдохновляясь деталями повседневной жизни. И пишет она действительно обо всём: собаки, американская история и демократия, алфавит, правила еды, теракт 11 сентября, семейные легенды и фото, моды и путешествия, магия объектов, великие исторические личности… А правила стилистики в классическом справочнике для редакторов иллюстрирует, к примеру, сценками из венецианского карнавала.

Рисунок Майры Калман «Карнавал»

Рисунок Майры Калман «Костюшко»

И почти в каждом интервью или выступлении перед читателями она упоминает свою мать Сару Берман – как личность, оказавшую на неё наибольшее влияние. Вообще, женщины в семье были остроумные и разумные, и именно мать привела Майру в библиотеку. Майра вспоминает: «Мама побудила меня к чтению, и это было важно в нашей семье. Когда мы приехали в Америку, то пошли в библиотеку. Мы не покупали книг. Пошли в библиотеку и там читали все подряд. Когда я добралась до буквы L, до книги “Пеппи Длинныйчулок”, я сказала: “Вот работа как раз для меня. Я буду писательницей”. Даже и сомнений не было».

Майра повествует о чувстве свободы, что дарила ей мама. Та говорила, что каждый должен делать собственные ошибки, что важно быть самостоятельной, и рассказывала смешные истории из прошлой жизни. Дерзость, отвагу и безразличие к «правильному» лучше всего иллюстрирует карта Америки, которую как-то нарисовала Сара Берман: «конечно, в форме яйца. Флорида, Гавайи, посреди раскинулся Нью-Йорк, а в углу буквы «Т-А» – Тель-Авив и Ленино, мамина родная деревня. Очень беспорядочно изображены штаты Западного побережья. А в центре написано: «Простите, остальное не известно. Спасибо».

Карта Америки, нарисованная Сарой Берман

На самом деле белорусская деревня Ленино раньше называлась Романово. Сара родилась 15 марта 1920 года в Слуцком районе, в селении с историей – Романово было местечком, где еще в XVII веке существовали церковь, госпитали, трактир, а позже оно получило привилегию на проведение ежегодной ярмарки. В начале XX века там жили полторы тысячи обитателей, считавшиеся в окрестностях знатными и образованными.

Среди тех, кого мы знаем и кого могла знать и встречать Сара Берман (тогда Долгина), – Владимир Теравский, родившийся там же в 1871 году, знаменитый дирижер, композитор, автор музыки «Купалинки» и «Мы выйдем плотными рядами». А в 1896 году в Романово появилась на свет Алена Киш, наивная художница, создательница рисованных ковров с тремя сюжетами – «Райский сад», «Письмо к любимому» и «Дева на водах». Как раз в 1920-1930-е годы она, по-видимому, рисовала более всего, гуляя по окрестностям и выполняя заказы на сказочно-экзотические сюжеты. Было бы совсем не удивительно, если бы и в доме Сары висел ковер с «неместным» синим небом, улыбчивыми слуцкими львами, крупными хищными птицами и пальмами.

Алена Киш «Райский сад»

Внук Сары Берман Алекс Калман вспоминает бабушкины рассказы о белорусской деревне как о месте, где дома стояли на берегу быстротечной реки Случи, где повсюду паслись стада гусей, любимым блюдом у многих была селедка, дети собирали в лесу чернику, и бегало много собак – они выглядели кроткими, но в любой момент могли превратиться в свирепых чудовищ. В семье было четверо детей, отец Сары строил дома, любил картошку и был чрезвычайно религиозный. А у дедушки была длиннющая борода; однажды, когда Сара тонула в реке, он бросил ей с берега свою белую бороду, девочка ухватилась и спаслась.

Рисунок Майры Калман «На реке»

Детали, уже почти мифические, особенно после смерти Сары Берман в 2004 году, звучат как литература. На фото Случчины того времени мы обязательно увидим еще и такие картины, описываемые исследователем цветов Михаилом Анемподистовым: «Льняное полотно полоскалось в воде, потом раскладывалось под солнечным светом на росистой траве или снегу – и так по много раз, пока не наберет нужной белизны. Пейзаж с разложенными льняными полотнищами оставался визитной карточкой Беларуси до середины ХХ в. В течение многих веков лён был любимой тканью белорусского крестьянина, а его наиболее статусным цветом – белый (как стандарт качества и идеал)… Белая ткань, чаще всего льняная, отмечала все главные моменты в жизни человека – рождение, первое причастие, брак, а в некоторых архаичных локальных традициях и смерть».

Ему словно бы отвечает в одном из интервью Майра Калман, когда у нее спрашивают о содержимом шкафа Сары Берман на выставке в «Метрополитен»: «Очень важно – льняные простыни, как связь между всем отутюженным и сложенным, а также осознанием, что это история моей семьи из Беларуси. Они укладывались спать в великолепную белую постель из красиво разглаженного льна, прополощенного в реке».

Но реальность была не такой совершенно поэтичной, как ценные детали из семейных легенд. Представьте себе Случчину 1920-х, восстания, установление советской власти. (Кстати, это не единственная деревня Романово, переименованная в деревню Ленино в Беларуси, – еще одна такая же топонимическая то ли шутка, то ли казус, произошла в Горецком районе на Могилёвщине.) В 1930-е начались репрессии, погромы и голод. Семья Сары покинула Беларусь в 1932-м, когда Саре было двенадцать. На корабле в Палестину сильно качает, и моряк угостил девочку апельсином – его Сара видела впервые в жизни. Они прибыли в Тель-Авив, Палестину, которая была тогда под британским протекторатом. Многие из тех, кто остался, семья и земляки, погибли. Односельчанин Сары Берман композитор Владимир Теравский был расстрелян в 1938 году как шпион. Автор «Девы на водах» Алена Киш утонула в реке в 1949-м.

Новая жизнь в Палестине тоже разворачивалась на берегу – уже не реки, а море. Они снова жили в скромной хате, которую со всех сторон обдували ветра и засыпал песок. Майра Калман повествует: «Все женщины в семье работали как звери, чуть ли не круглые сутки. Смыслом их жизни была забота о тех, кого они любили, – и они готовили еду, шили и убирали». Около трехкомнатного барака между морем и пустыней Сара, сестра Шошана и их мама часами стирали бельё, которое затем сушилось на ветру, крахмалилось и безупречно выглаживалось. Все они были чистюли, говорит Майра, и это, вместе с стремлением оставаться красивыми и элегантными, было ответом на тяжелые условия, бедность, неуверенность в будущем. Девушки находили европейские модные журналы, и мама шила им оттуда наряды.

Сара Берман в Палестине

Сара Берман в Тель-Авиве, 1938 г.

Майра Калман рассказывает, что ее белорусская мама была красивая, интеллигентная и веселая, что у нее было много ухажеров, и что каждый из любимых Майриных писателей, от Пруста до Толстого и Набокова, точно бы влюбился в ее мать, если б встретил ее тогда в Палестине. Но она вышла замуж за Песаха Бермана, торговавшего бриллиантами. Позже Майра не раз скажет, что главное свойство отца – его отсутствие в жизни семьи. Он много работал и ездил по свету. В 1954 году Берманы отправились в США, вместе с дочерьми Майрой и Кикой.

Было тяжело, и богатые родственники делились вещами, но потом Сара Берман огляделась, подписалась на журналы «Вог», «Лайф», «Реалитис» – «и внезапно мир раскрылся, вдруг мы увидели изумительные вещи. Мы поехали в путешествие по Европе, останавливались в отеле “Эксельсиор” в Риме, начали ходить в музеи… Воспринимала ли моя мама, Сара Берман, эстетические и дизайнерские принципы, как и я? Нет, отнюдь нет. Я полагаю, что она просто хотела окружать себя красивыми вещами. Но мы никогда не говорили об этом слишком много. Она была прекрасная мать, но я не имела представления, о чем она на самом деле думает. Это было что-то вроде: “Передай соль”», – вспоминает Майра Калман.

Рисунок Майры Калман «Фермерский рынок зимой»

Через несколько десятилетий, после различных семейных приключений, когда в Америке выросли дети, а Сара и Песах Берманы вернулись в Израиль – после 38 лет брака Сара Берман решила расстаться с мужем и жить одна. В 1981 году она вновь отправилась из Тель-Авива в Нью-Йорк, поселилась в небольшой белой квартире в Гринич-Виллидж, оставив себе минимум вещей. И начала носить белые одежды. Почему этот цвет, никто не решился расспрашивать. Алекс Калман, внук Сары, полагает, что таков был ее способ начать абсолютно новую жизнь, посредством упорядоченности, чистоты и поиска красоты в обыденном.

А Майра подчеркивает, что мать и раньше любила безупречно отутюженную, даже накрахмаленную одежду. «В мире, где родилась моя мать, в Беларуси 1920 года, женщины были самоотверженными хозяйками. Это была их работа. Предшественница Сариного белого шкафа – дом в старой деревне, где они мыли одежду в огромной кастрюле с кипятком, сушили, гладили, складывали, смотрели за ней. На противоположном конце ее жизни, в Нью-Йорке, она та же находила успокоение в домашних ритуалах – этой скромной личной форме женского самовыражения».

Рисунок Майры Калман

Надпись на рисунке: «Рыба, пироги и много блюд из баклажанов было съедено в этой комнате. За столом со скатертью, так жестко накрахмаленной, что она могла бы подняться и уйти прочь. Я сидела здесь с моей тётей и слушала её  жизненные советы. Не сказать, чтобы я знала сейчас больше, чем прежде, хотя иногда кажется, что знаю».

Сара Берман, женщина из-под Слуцка, прожила оставшиеся годы на нью-йоркской улице Горацио. Ее образ жизни был идеально продуман. «Я иду покупать один лимон, – говорила она. – А потом иду на почту. Потом я вяжу свитер собаке. А на ужин будут блинчики». Она смотрела в окно на Эмпайр-Стейт-Билдинг, любила фильмы с Фредом Астером и иногда путешествовала.

Сара Берман в Риме, 1994

В 2004 году Сара выбралась в Израиль навестить сестру Шошану. Они гуляли вдоль моря и ели лимонное мороженое. Следующим утром Сара не проснулась и не спустилась позавтракать. Ей было 84 года.

Когда Майра Калман и вторая дочь Сары, дизайнер одежды Кика Шонфельд, разбирали материнский белый шкаф, они в один голос сказали: «Как в музее!» В конце концов, каждая жизнь –  сюжет, а дорогие нам вещи и способ их хранить – тема для экспозиции. И это не сентиментальное преувеличение, а неоспоримая правда.

В 2015 году Майра Калман посетила Беларусь и деревню, где родилась ее мама. Я спросила о том, как это было, и Майра написала: «Поездка в Беларусь была очень трогательной. Путешествие в место, которого больше не существует. Я набрала немного воды из реки Случь и сейчас храню ее».

Выставка «Шкаф Сары Берман» работает в Американском крыле нью-йоркского музея «Метрополитен» до 5 сентября.

Оригинал

Перевод с белорусского – belisrael.info. Просьба не публиковать на других сайтах без согласования с редакцией

Опубликовано 15.08.2017  22:52