Tag Archives: Владимир Гельман

Владимир Гельман о последствиях путинского режима

4 ОКТЯБРЯ 2021

Владимир Гельман: «Последствия режима становятся все более разрушительными для дальнейшего развития страны»

РАЗГОВОР С ИЗВЕСТНЫМ ПОЛИТОЛОГОМ, АВТОРОМ НОВОЙ КНИГИ «АВТОРИТАРНАЯ РОССИЯ»

текст: Сергей МашуковАрнольд Хачатуров

Detailed_picture© Фонд Егора Гайдара

Владимир Гельман, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, известный ученый, автор двух десятков книг, только что выпустил новую монографию «Авторитарная Россия. Бегство от свободы, или Почему у нас не приживается демократия».

Главный вопрос этой книги вынесен в ее название. С Гельманом о прочности и характере путинского правления, о судьбах демократии внутри авторитаризма и о результатах недавних выборов поговорили Арнольд Хачатуров и Сергей Машуков.

Разговор выходит в рамках коллаборации Кольты с подкастом о социальных науках instudies. Аудиоверсию полного разговора с Гельманом слушайте в ближайшие дни на разных платформах — например, на «Яндекс.Музыке».

— Вы невысоко оцениваете роль идеологии в российской политике. В частности, вы говорите о том, что политики 1990-х хорошо усвоили урок перестройки: идеология в политике ограничивает и мешает, лучше действовать более прагматично. В чем именно заключалась роль перестройки и почему вы считаете, что путинский режим не транслирует никакой идеологии? А как же исторические статьи Владимира Путина, антизападная риторика, суверенитет — почему все это не назвать «идеологией»?

— Я исхожу из того, что опыт перестройки оказался разрушительным, прежде всего для Горбачева и его сторонников. После 1985 года в Советском Союзе у власти оказались люди, которые верили в возможности обновления социализма, в создание иной системы международных отношений, основанной не на силе, а на взаимопонимании и сотрудничестве. Они верили, что можно мирным путем преобразовать советский общественно-политический и экономический строй. Во многом они искренне заблуждались. Они многого не знали, и их представления об экономике и национально-государственном устройстве Советского Союза были часто неверными. Результатом стали их поражение, уход Горбачева и его сторонников с политической сцены, крах Советского Союза и его экономической системы. Главный урок, который был извлечен, — верить во что бы то ни было очень опасно.

Если мы говорим о сегодняшней России — да, мы увидим очень активную идеологическую риторику. Но если вы посмотрите на риторику Путина начала двухтысячных и сегодняшнюю — вам будет нелегко поверить, что эти высказывания принадлежат одному политику. И, на мой взгляд, никаких свидетельств того, что российские руководители искренне верят в то, что они говорят, нет. Они, скорее, цинично, прагматично используют в своих целях определенные общественные запросы и довольно тонко учитывают некоторые настроения. А с другой стороны, продуцируют, конструируют идеи, которые вбрасываются в общество и иногда находят там понимание. Я, скорее, склонен считать, что сами эти люди верят только в то, что ценности могут выражаться исключительно в долларах или в евро, а не в нормативных предпочтениях.

— Эти люди 20 лет у власти… Все это могло привести к тому, что с какого-то момента — особенно после Крыма — они впали в историческое фэнтези и действительно уверовали во все эти истории про конструирование Украины, Древнюю Корсунь и так далее?

— Нет, я думаю, что они оказываются заложниками принятых ранее решений, — для Путина будет крайне сложно сказать, что мы все делали неверно и никакой Новороссии не существует, а Украина — совсем другая страна. Естественно, тогда возникнет вопрос: а что же вы тогда делаете в Донбассе? И чем дальше, тем сложнее такую риторику менять.

Да, иногда люди впадают в определенный самообман. Это вовсе не качество, присущее только политикам — и уж тем более исключительно российским. Но за риторикой стоят вполне рациональные соображения, связанные с тем, что приходится упорствовать в своих высказываниях просто потому, что признание собственных ошибок может обойтись себе дороже. Я не вижу оснований считать, что Путин искренне верит в то, что существуют конструкты, которые он с помощью своих спичрайтеров транслирует. Скорее нет, чем да.

— В вашей книге вы подчеркиваете, что все политики так или иначе стремятся к власти. Демократию вы понимаете скорее как отклонение, чем как что-то «естественное». И в то же время мы видим множество политиков, которые делают ставку на создание институтов и не демонстрируют такого сильного стремления к сохранению власти. Все-таки в случае с Путиным насколько здесь важны личные качества?

— Важны именно с одной точки зрения — получается у политика или нет. Я исхожу из того, что большинство политиков хотели бы править с минимумом ограничений. Но если они созданы уже до вас и достаточно эффективно работают, то их достаточно тяжело преодолеть. Об этом красноречиво свидетельствует опыт Трампа. Трамп хотел все механизмы управления в США поставить на службу себе. В данном случае неважно, искренне ли он хотел сделать Америку снова великой или просто использовал этот лозунг сугубо инструментально. Но понятно, что он столкнулся с такими важными институтами, как общественное мнение, Конгресс, бюрократия, средства массовой информации и так далее. В конечном итоге его попытки максимизировать собственную власть потерпели серьезное поражение (на фоне тех неудач политического курса, которые сопровождали его президентство, особенно в период пандемии). Если бы Трамп вдруг оказался президентом России, то он столкнулся бы с несоизмеримо меньшим сопротивлением. Даже те барьеры, которые существовали в советский период и были высокими, оказались разрушенными после распада Советского Союза. Соответственно никаких препятствий для максимизации власти, в общем, не было. И неудивительно, что такие низкие барьеры способствовали тому, что политики, пришедшие к власти в России, смогли в чистом виде реализовать свои устремления. Во многих странах это невозможно.

— Продолжим тему демократии — в частности, электоральной. Давайте поговорим о прошедших выборах. Как вы оцениваете итоги «Умного голосования»? Насколько тактическое голосование вообще эффективно в противостоянии с авторитарным режимом?

— «Умное голосование» — это не волшебная палочка, взмахнув которой, можно сокрушить глубоко укорененный авторитарный режим. Прибавка «УГ» может оказаться довольно заметной в тех избирательных округах, где есть достаточно небольшой разрыв голосов между кандидатами, которых поддерживает «УГ», и теми, которые поддержаны властями. Но против масштабных искажений результатов (как те, которые наблюдались в ходе электронного голосования в Москве) «УГ» часто оказывается бессильно. Результаты в отдельных округах можно признать успешными, но, конечно, сама по себе эта тактика отнюдь не ведет к полному поражению режима.

— Для многих в процедуре «УГ» заложено идеологическое напряжение: например, необходимость голосовать за КПРФ, хотя ты идеологически не симпатизируешь этой партии. Такое инструментальное отношение к выборам может негативно повлиять на политическую культуру в России?

— Думаю, что Россия здесь не уникальна. Примеры того, как представители разных политических сил вынуждены друг с другом сотрудничать, пытаясь побороть авторитарные режимы, не являются чем-то выдающимся. В России есть достаточно устойчивая доля граждан — как правило, это представители статусной интеллигенции, — обладающих, как им кажется, основаниями для того, чтобы проповедовать другим; так вот для них голосование за КПРФ неприемлемо. С этими людьми сделать ничего невозможно, хотя среди них много уважаемых литераторов и людей искусства. Но по вопросам, связанным с политикой, возможно, их просто стоит меньше слушать.

— А насколько вообще тактика «умного голосования» может стать общенациональным инструментом? Или она в любом случае останется в пузыре Фейсбука, а массовый электорат, не сильно погруженный в политику, о ней даже не услышит?

— Здесь различия, скорее, проходят не между активными пользователями Фейсбука и остальными гражданами. Думаю, такое разделение фундаментально неверно. Скорее, это различие между более образованными, молодыми и продвинутыми жителями крупных городов и публикой, более привычной к прежнему стилю поведения. Проблема здесь не только в тех людях, которые готовы на что угодно, лишь бы не голосовать за коммунистов, а, скорее, в тех, кто разочарован и не готов предпринимать любые действия. Соответственно, есть довольно серьезная проблема с мобилизацией на избирательные участки потенциальных противников режима. Как она будет преодолеваться и с помощью каких механизмов — мы пока не знаем. Мобилизация не происходит сама собой. Для этого нужны сильные организации, а их в России на сегодняшний день нет.

— В Госдуме нового созыва появилась еще одна партия — «Новые люди». Понятно, что ее «согласовали» в администрации президента, но что она собой представляет? Это просто результат протестного голосования или же у нее есть свой ядерный электорат в рядах среднего класса?

— Я думаю, главное достоинство этой партии на сегодняшний день — это ее название. И те граждане, которые отдали за нее голоса, подают сигнал, что старые люди их не устраивают и им нужны новые. Насколько этот сигнал будет услышан и во что именно он будет конвертироваться, пока говорить рано.

Но на самом деле большой вопрос, как эта партия себя поведет.

Я напомню, что в недавней электоральной истории России был пример, когда технологи, работавшие на администрацию президента, создали партию «Родина», призванную мобилизовать часть националистически настроенного электората, а заодно оттянуть голоса у КПРФ. Партия прошла в Думу, но через какое-то время вышла из-под контроля, и Кремлю пришлось предпринимать немало усилий, чтобы от нее в конечном итоге избавиться.

— Что касается КПРФ: насколько наивно возлагать протестные ожидания на коммунистов?

— Вполне естественно, что самая крупная партия помимо «Единой России» оказалась главным бенефициаром недовольства избирателей. И не случайно кандидаты КПРФ занимали такое место в списках «УГ».

Насколько я могу судить, внутри партии происходят внутренние процессы и люди, которые ей руководят, становятся для нее все большей обузой. Есть желание что-то менять, появляются другие фигуры, которые выступают с более активных позиций. Но до тех пор, пока существует прежнее руководство, трудно ожидать, что партия станет активным борцом. Скорее, мы можем ожидать, что протестные настроения внутри партии будут паром, который уйдет в свисток до следующих выборов. Но загадывать вперед, конечно, крайне тяжело.

Тем не менее парадоксальным образом верхушку КПРФ устраивает сохранение статус-кво ничуть не в меньшей степени, чем оно устраивает правящие круги. Случись в России реальная демократизация — вполне возможно, что КПРФ не сохранилась бы в нынешнем виде или трансформировалась бы во что-то другое. Если мы посмотрим на партии — преемницы коммунистических партий в некоторых других бывших коммунистических странах, мы увидим, что со временем в ходе процессов демократической борьбы они или сходили со сцены, или оказывались частью совершенно других явлений.

— Можно ли выделить рубежный момент в недавней истории, когда КПРФ стал устраивать статус партии — бенефициара режима?

— Одного момента нет. Я, собственно, в книге («Авторитарная Россия». — Ред.) пишу о том, что в России не было одного пункта, когда все можно было повернуть в совершенно ином направлении. Таких развилок было много. Это касается режима, но в известной мере это касается и оппозиции.

Для КПРФ, конечно, важным моментом был 1996 год — президентские выборы, когда у партии были изначально неплохие шансы на победу, но она реализовала крайне ригидную и консервативную стратегию, которая не позволила ей выйти за пределы ядра своих сторонников. В ходе кампании партия фактически отказалась от борьбы— особенно между первым и вторым турами голосования. Потом был выдвинут лозунг «врастания во власть», который означал сохранение статус-кво.

А в 2000-е на КПРФ было предпринято несколько довольно значимых атак, которые давали Зюганову и его сторонникам сигнал: если вы будете плохо себя вести, мы вас сменим и установим свой полный контроль. Руководство КПРФ предпочло смириться со своим подчиненным статусом и не предпринимать серьезных усилий, направленных на подрыв режима. С тех пор партия пребывает примерно в таком состоянии. Это не значит, что они всегда и во всем поддерживают власти: по каким-то вопросам они оппонируют, как скажем, это было с повышением пенсионного возраста, но дальше гневных высказываний не идут. КПРФ фактически на пике недовольства пенсионной реформой слила протесты. Я думаю, что до тех пор, пока партию возглавляет Зюганов, вряд ли что-то изменится.

— Тем не менее именно в КПРФ сейчас появляются прогрессивные молодые кандидаты на низовом уровне. Почему партийная верхушка не боится их интегрировать? Они в этих рамках безопасны?

— Потому что в партии важную роль играет не только ядро, но и избиратели. Кандидаты, способные привлечь избирателей, включая тех, которые, возможно, раньше на выборы не ходили или не голосовали за КПРФ, — это важный ресурс. Если бы партия просто угасала на глазах, вряд ли ее руководителям это понравилось бы.

Вместе с тем те люди, которые выступают более активно и занимают более наступательную позицию, относятся к партийной периферии. Это не те, кто влияет на принятие ключевых решений. До тех пор, пока такого влияния нет, они для партии более-менее безопасны и даже могут выглядеть привлекательно. Если мы будем наблюдать недовольство нынешней пассивной позицией КПРФ, тогда посмотрим. Но я думаю, что шансы на изменение позиций КПРФ на сегодняшний день невелики.

— Вы сказали, что электронное голосование было сфальсифицировано. А в целом уровень фальсификаций в этот раз был стандартным или экстраординарным?

— Судя по материалам, которые я видел, масштаб фальсификаций действительно был более высоким в целом ряде регионов, и это не мое мнение, а тех, кто анализирует эти аспекты голосования, специалистом я здесь не являюсь. Электронное голосование — это качественно иной аспект, потому что оно неподконтрольно никаким наблюдателям и что происходит внутри этого черного ящика, мы не знаем и, видимо, никогда не узнаем. И это наглядно демонстрирует тщетность тех иллюзий, которые рассчитывают какими-то средствами улучшения ограничить электоральный авторитаризм в рамках этого режима. Его невозможно улучшить — его можно только уничтожить. И чем дальше, тем больше.

— В чем рацио таких фальсификаций, если говорить про Москву? Ну, прошли бы пять или даже десять кандидатов по округам. Это бы не сильно повлияло на общий расклад в Госдуме и на кресла «Единой России». Или к Москве как к протестной столице особое отношение?

— Понимаете, если в результате «Умного голосования» можно получить результат в восьми округах, то понятно, что на следующих выборах это стало бы сильным сигналом к тому, что для координации в будущем будет больше возможностей. Но помимо сигнальных функций есть еще интересы людей, которые отвечают за проведение выборов. И если они не соответствуют ожиданиям руководства, то у чиновников, отвечающих за проведение голосования и на федеральном уровне, и на уровне регионов, возникают проблемы. Лучше перебдеть, чем недобдеть. В известной мере это советская практика перевыполнения планов, если хотите.

— То есть при авторитарной власти такие демократические механизмы, как выборы, работают только очень умеренно… Давайте вернемся к вашей книге. В последние годы стала популярной характеристика режима Путина как диктатуры. Насколько это верно с точки зрения политической науки и о чем свидетельствует эта смена лексики?

— В политической науке, как правило, для одного и того же используется несколько разных терминов. Действительно, есть популярное противопоставление демократии и именно «диктатуры». Это и знаменитые книги Баррингтона Мура, Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона, которые хорошо известны специалистам и неоднократно переиздавались, в том числе и на русском.

Но я не использую термин «диктатура» в книге по той причине, что диктатура в повседневном обиходе идентифицируется с репрессиями: «кровавая диктатура» условного Пол Пота. В России уровень репрессий, хоть и существенно возрос в последние годы, тем не менее достаточно низкий — ни о каком сравнении с китайским или сталинским режимом и речи не идет. Поэтому я стараюсь избегать этого термина.

— В книге вы задаетесь вопросом о том, сколько можно было бы поставить Владимиру Путину по глобальной шкале диктаторов. Стивен Коткин говорил о том, что Сталин — это «золотой стандарт» диктатора. А как можно оценить Путина с точки зрения этой «профессии» — профессии диктатора?

— В целом Путин — достаточно успешный авторитарный лидер, поскольку он удерживает власть на протяжении длительного времени. Но ему не приходилось платить очень большую цену за сохранение власти. Ему не приходилось сталкиваться с такими вызовами, с которыми сталкивался Сталин, — править страной в период больших войн, которые реально могли угрожать его пребыванию у власти. В этом смысле сравнивать их тяжело.

Но, безусловно, Путин сохраняет успешность своей власти главным образом за счет того, что перекладывает расплату по тем счетам, которые он выписывает, на плечи будущих поколений. И в книге я пишу о том, что российская политика проделала путь к авторитарному режиму, как он описан в романе Маркеса «Осень патриарха». Маркес дает образ очень «успешного» диктатора, который правил своей страной 100 лет, смог справиться с заговорами в окружении, с рисками военных переворотов, продал иностранцам наиболее важные ресурсы и в итоге довел свою страну до полного упадка и отошел в мир иной, оставив после себя полнейший хаос. Я не исключаю, что такого рода «успешная» автократия может существовать в России довольно длительное время. Во всяком случае, я не вижу, что сейчас (кроме проблем со здоровьем) может помешать Путину пойти по такому пути.

— Но в Беларуси после прошлогодних протестов режим перешел в качественно иную фазу.

— У Лукашенко есть фундаментальная проблема, которая, как мне кажется, Путину не грозит — по крайней мере, пока. Лукашенко утратил легитимность в глазах белорусов после того, как реально проиграл выборы и смог остаться у власти, опираясь на силу. Он во многом зависит от своих силовиков. Понятно, что он использует разные механизмы контроля, проводит политику «разделяй и властвуй» — перемещает силовиков с одной позиции на другую, чтобы избежать заговоров. Но и понятно, что набор опций у него достаточно сильно ограничен.

У Путина ничего такого нет. Опросы говорят о достаточно высоком уровне его политической поддержки. Да, он снижается, но тем не менее это снижение не приобрело (опять-таки, по крайней мере, пока) критического характера. Он в состоянии удерживать рычаги контроля, и поэтому те проблемы, которые стоят перед Лукашенко, перед Путиным не стоят.

— То есть Лукашенко «нарисовал» себе слишком большую поддержку на выборах, а то, что рисует «Единая Россия», — это пока что «в рамках приличий»? Говорят, даже если очистить результаты от явных фальсификаций, за «ЕР» голосует все равно около 30% избирателей.

— Проблема в том, что мы не знаем, каковы реальные, очищенные от всевозможных искажений результаты голосования. Но если судить по массовым опросам, то «Единая Россия» пользуется поддержкой относительного, а не абсолютного большинства избирателей. Иначе говоря, это самая крупная партия, хотя она не обладает абсолютным большинством, а уж тем более в две трети, которые соответствуют ее представительству в парламенте.

Теперь посмотрим на уровень поддержки Путина. Он все-таки существенно выше, чем у «Единой России». И пока нет оснований считать, что в обозримом будущем ситуация изменится. Тем более что Путин, скорее всего, никогда не допустит такой ошибки, которую допустил Лукашенко, когда в качестве кандидата на президентских выборах была зарегистрирована Светлана Тихановская.

— По определению многих политологов, Россия в типологии режимов — это электоральный авторитаризм. Мы видим, как меняются роль и формат электоральных процедур в последнее время: от голосования на пеньках до ДЭГа. К каждым выборам появляются новые технологии, которые делают их все более управляемыми. Казалось бы, люди должны рано или поздно окончательно потерять веру в легитимность этих процедур, а значит, начнется коррозия системы. Нет ли для режима угрозы в том, что он все больше зависит от прямой фальсификации?

— Такая опасность существует, и я думаю, что власти ее осознают. Но охота пуще неволи. Представьте себя на месте главного стратега президентской администрации. В данном случае неважно, кто персонально занимает этот пост. С этого человека спрашивают за результаты выборов здесь и теперь, а не за то, что будет на следующих. Естественно, человек об этом не думает, ему бы усидеть на своем посту после текущего голосования. А там еще что-то можно придумать к следующему разу. Если прежние трюки не работают — ну давайте сделаем что-то еще. Примерно так, мне кажется, устроена логика принятия решений. Конечно, иногда такого рода логика выходит боком. Ну, как это происходило, скажем, в ходе голосования в 2011 году на выборах в Госдуму. Но, в общем и целом можно сказать, что пока это сходит с рук.

— Давайте напоследок затронем тему демократизации. Есть известный тезис про связь между экономическим ростом и типом правления. Почему все-таки в нулевых экономический рост в России не привел к демократизации, как надеялись на это многие?

— Демократизация не происходит сама собой. Для того чтобы она состоялась, нужны движущая сила и определенные механизмы. И если мы посмотрим на историю демократизации, скажем, в Западной Европе в XIX и начале ХХ века, то увидим, что ее главным источником была классовая борьба. В известной мере так можно сказать и про Латинскую Америку XX века. Непривилегированные слои населения по мере экономического роста выступали за то, чтобы перераспределять в их пользу больше национального дохода. Они выступали за изменение отношений, говоря марксистским языком, между трудом и капиталом. Формировали партии, профсоюзы, требовали расширения избирательного права. И в конечном итоге это привело к тому, что в Европе, а потом и в Латинской Америке происходило становление демократии.

В России мы не видим тех организаций, которые были бы способны конвертировать этот спрос на демократизацию в конкретные политические решения. Мы можем сказать, что протесты 2011 года стали результатом такого спроса со стороны городского среднего класса в крупных городах. Но никаких организаций, которые были бы способны конвертировать его в политическую борьбу, в том числе и в электоральную, создано не было. Мне кажется, что экономический рост не приводит к демократизации в принципе, а конвертация экономических изменений в политические — это нелинейный процесс. И если у вас растет душевой ВВП, из этого не следует автоматически, что у вас завтра начнется демократия. Российский опыт говорит, что демократия сама собой не начинается.

— Может ли быть наоборот — наличие природных ресурсов, в нашем случае нефти, сдерживает демократизацию?

— На самом деле нефть не то чтобы сильно повлияла. В России мы не видим, что власти так уж активно используют сверхдоходы от экспорта нефти для покупки лояльности граждан, как, скажем, это делал Чавес в Венесуэле. И рядовые граждане не сильно от всего этого выиграли. Есть то, что американский политолог Майкл Росс называл «эффектом репрессий» (ресурсное богатство тормозит демократизацию, позволяя правительствам увеличивать финансирование внутренней безопасности. — Ред.). Часть этих доходов идет, например, на расширение силового аппарата. И как раз здесь можно говорить о том, что российские власти собирают все больше и больше ресурсов на случай наступления тяжелых времен. Но они вовсе не склонны считать, что эти тяжелые времена для них уже наступили. Поэтому здесь опять-таки нет прямой связи: чем больше у вас нефти и доходов от нее, тем больше препятствий для демократизации.

— У вас в начале книги есть разговор с Собчаком, где он приводит фразу: «Мы теперь у власти — это и есть демократия». Если предположить, что Россия в какой-то момент все-таки свернет в сторону демократии, как можно было бы предотвратить такое отношение? Как выстроить механизмы, которые ограничивали бы скатывание в авторитаризм?

— Собственно, я говорил о барьерах на пути к максимизации власти. Первый из этих барьеров связан с сильным контролем со стороны различных сегментов общества и элит. Если в России однажды сложится ситуация конкуренции между разными частями элит и будут сильные массовые движения, препятствующие монополизации власти, захватить ее так, как это происходило в России после краха коммунизма, будет очень тяжело. Наглядным примером может служить соседняя с Россией страна — Украина. В Украине в силу целого ряда особенностей сложился такой политико-экономический порядок, который один из политологов назвал «плюрализмом по умолчанию». То есть элита раздроблена на несколько конкурирующих между собой группировок. Никто не в состоянии монополизировать власть. А если кто-то пытается это сделать, то другие сегменты элит объединяются против потенциального диктатора. Что и происходило в Украине и в период «оранжевой революции» в 2004 году, и во время «революции достоинства» в 2013–2014 годах. Одновременно с этим в Украине существовали достаточно влиятельные массовые движения, механизмы массовой мобилизации, которые использовались элитами в ходе этих конфликтов.

А в России нет ничего подобного. Опять же в силу целого ряда особенностей в траектории развития страны. Поэтому узурпировать власть в России оказалось намного легче, чем в той же Украине. Как пример: Собчак как раз не смог узурпировать власть. Он на протяжении довольно длительного времени боролся с городским советом, который не признавал его претензии и всячески старался его ограничивать. Позднее, когда городской совет был распущен по его инициативе, он точно так же сталкивался с недовольством со стороны Законодательного собрания. Ну и закончилось дело тем, что один из его заместителей вышел из-под контроля, стал баллотироваться на выборах. А другой заместитель Собчака Владимир Путин извлек из этого опыта свои уроки и постарался сделать все, чтобы его стремление к монополизации власти никто ограничивать не смог.

— Какие есть развилки и сценарии развития таких персоналистских режимов, как российский? Судя по концовке вашей книги, ставить крест на попытках демократизации нам все еще рано?

— Действительно, за последние несколько десятилетий демократия возникла и укоренилась в самых разных странах, которые никогда раньше не были демократиями, начиная от Мексики и заканчивая Монголией. Почему Россия должна быть исключением? Это непонятно. Это не значит, что в Мексике или Монголии идеальная демократия, — там много самых разных проблем. Но, честное слово, Россия не лучше и не хуже, чем эти уважаемые страны.

Если же говорить о персоналистских авторитарных режимах, то с ними проблем достаточно много. Первая состоит в том, что временной горизонт этих режимов ограничен сроком жизни лидера. В отличие от монархии, в них крайне редко возникает династия, здесь низкая преемственность власти. Успешные случаи, подобные Азербайджану, где сын Гейдара Алиева Ильхам Алиев смог не только успешно унаследовать власть, но и удерживать ее на протяжении длительного времени, — это, скорее, исключение, подтверждающее правило. И это значит, что временной горизонт у такого режима ограничен, все представители элит про это знают и выстраивают свои стратегии исходя из этого предположения.

Вторая проблема связана с тем, что очень часто смена таких режимов ведет не к их демократизации, а, скорее, к тому, что одного персоналистского лидера сменяет другой. Этот лидер может проводить иной политический курс, но механизмы удержания власти в целом разнятся не слишком сильно. И понятно, что смена лидера, как правило, означает смену элит, но тем не менее демократизации не происходит. Более того, мы знаем, что чем дольше автократы находятся у власти, тем выше шансы того, что их сменят другие диктаторы.

Как раз этот тезис проиллюстрировать легко, если мы посмотрим на другую постсоветскую страну — Узбекистан, где четверть века у власти находился Каримов. Его сменил Мирзиёев, который немного изменил политический курс страны. Но политический режим остается более-менее прежним, и нельзя сказать, что там есть серьезные стимулы к тому, чтобы идти по пути демократизации. Поэтому вероятность такого рода развития событий достаточно велика.

Проблемы России связаны не столько с тем, что политический режим может длиться долго, сколько с тем, что его последствия со временем становятся все более и более разрушительными для дальнейшего развития страны. Я в книге ссылаюсь на недавний доклад группы российских экономистов «Застой-2», где прямо проводятся параллели между политическим курсом в позднем СССР, который сыграл колоссальную роль в его последующем крахе, и тем политическим курсом, который проводит режим нынешний. И последствия могут оказаться сопоставимыми по своей разрушительности.

Источник

Опубликовано 07.10.2021  16:38

В. Рубінчык. КАТЛЕТЫ & МУХІ (71)

А зноў – шалом-здароў! Вечнае вяртанне да серыі № 70 скончылася вось чым. Я падумаў, што «Катлеты & мухі», серыял, які дэманструецца звыш 30 месяцаў (з жніўня 2015 года), трэба перафарматаваць. У ранейшых выпусках было (за)шмат усяго: успаміны, развагі пра мінулае і сучаснасць, анонсы, цытаткі, ідэйкі на грані ўтопій, жарцікі на грані сарказму, элементы палітычных даследаванняў і расследаванняў… Карацей, паліталагічныя скорагаворкі. Тое, што яны не ўсім чытачам падабаліся, – гэта натуральна, праблема ў тым, што і мне яны паступова надакучваюць. Ні Бялкоўскага, ні Навальнага, ні Гюнтэра Вальрафа, або, на крайні выпадак, Лёліка Ушкіна з мяне не выйшла (не вельмі-то хацелася :)). Між тым «праект» існуе і давёў сваё права на існаванне – кідаць яго шкада… Пакуль так: асноўную частку «Катлет…» будуць складаць мудрыя думкі розных прыкметных асоб, а палітсатыра і мае ўласныя меркаванні адступяць на задні план. Ну, сёння яшчэ трохі пазунзоню.

Then am I                                Жыву

A happy fly,                            ці паміраю я –

If I live,                                   Муха я

Or if I die.                                Шчаслівая.

(радкі з верша Уільяма Блэйка – я сам у шоку)

Тым часам зварот у адміністрацыю Фрунзенскага раёна сталіцы РБ даў нейкі плён…

 

Як было (у 2017 г.; гл. 38-ю серыю) і як стала (фота 17.04.2018). Слушна-такі «Bieruta».

Гуляючы па вуліцы Прытыцкага, жыццядайнай для Фрунзенскага раёна, агулам нямала цікавага можна пабачыць. Цешаць вока жыхароў і гасцей Каменнай Горкі рыбы, намаляваныя, няйначай, у чацвер.

Фота 2017 г.

Тут бы i наладзіць пікет у падтрымку Насці Рыбкі, якую крыўдзяць злыя чыноўнікі Тайланда, яны ж тайцы (не блытаць з Якавам Тайцам, слынным дзіцячым пісьменнікам, ураджэнцам нашай Смаргоні).

А вось абяцанкі-цацанкі 2014 года:

За плотам – дзялка плошчай звыш гектара, выглядае так:

Мінск, 17.04.2018

Няўжо і мы – «краіна фасадаў», як менаваў Расію маркіз Астольф дэ Кюстын? Рабяткі на казырным участку ля метро і самі не будуюць, і іншым каторы год не даюць – каму тое выгадна?

Дарэчы, звярніце ўвагу на вуліцу пад мілагучнай назвай «1-ая Раённая магістраль» – «скучно, девушки». Назвалі б у гонар Гервасія Вылівахі (героя славутай аповесці Уладзіміра Караткевіча «Ладдзя Роспачы»), як радзіў Саюз беларускіх пісьменнікаў!.. Дый ваш пакорлівы слуга ў 2015 г. прапанаваў два дзясяткі варыянтаў, каб увекавечыць у Мінску памяць знакамітых яўрэяў. Можа, ідэю і падтрымалі тутэйшыя гісторыкі з яўрэйскімі каранямі (адзін з іх пазіцыянуе сябе як «паўжыдак-паланафіл» :)), ды мне пра тое невядома.

Затое некаторым тутэйшым дужа спадабаўся дэмагагічны, a мо правакацыйны артыкул ізраільца Уладзіміра Бейдэра. Чаго варты наезд на «дзяржаўнага яўрэя» з Украіны, Іосіфа Зісельса: «яўрэй забіў Пятлюру – і вось вам усім Халакост… Зісельс падмацаваў хісткі тэзіс сваім сумленным яўрэйскім імем у сваім статусе на асабістай старонцы ў “Фэйсбуку”». Далей робіцца выснова, што такія, як Зісельс, дапамагаюць апраўдваць забойцаў з ліку ўкраінскіх нацыяналістаў.

І. З. мне, як кажуць, не сват і не брат, хоць аднойчы я паціскаў яму руку (не шкадую). На самай справе год таму ён напісаў наступнае: «Па заканчэнні сімпозіума “Шоа ва Ўкраіне” мы пагулялі па Парыжы і зайшлі павячэраць у рэстаран на вуліцы Расіна. На выхадзе з гэтага рэстарана звыш 90 гадоў таму Самуіл Шварцбард 25 мая 1926 года застрэліў Сімона Пятлюру. Калі мы кажам, што “ўсе яўрэі адказныя адзін за другога”, ці маем мы на ўвазе і гэты выпадак? А калі маем, то ці ўсведамляем, што ў шэрагу многіх іншых прычын гэтае забойства праклала гістарычны шлях да Шоа?»

Не прыкмеціў тут апраўдання забойстваў 1941-га і наступных гадоў, а бачу філасофскія развагі пра калектыўную адказнасць, з’яву, што існуе ў свеце, хочам таго або не. Насамрэч, самасуд, здзейснены Шварцбардам, пры знешняй «эфектнасці» і прывабнасці (яна дзейнічае дагэтуль – у 2013 г. некалькі ізраільцаў, выхадцаў з СССР, павесілі шыльду памяці «яўрэйскага героя» ў Гуш-Эцыёне), у рэшце рэшт паглыбіў раскол паміж яўрэямі і ўкраінцамі, выклікаў у некаторых паплечнікаў Пятлюры прагу помсты. Тым болей што Шварцбард, хоць і адседзеў не адзін месяц, фармальна пакараны французскім судом не быў. Яго баранілі многія яўрэйскія – і неяўрэйскія – грамадскія дзеячы.

Пра забойства Пятлюры ды яго наступствы я пісаў у далёкім ужо 2014-м. Крыху пазней Аляксандр Розенблюм – жыхар Арыэля, юрыст з велізарным стажам (працаваў у Барысаве) – прыслаў такі водгук: «Калі б судзіў Шварцбарда я і без удзелу прысяжных, то вынес бы абвінаваўчы прысуд, але ўлічыў бы, што ён заслугоўвае права на літасць… Самасуд – гэта бясспрэчнае злачынства (калі яно было здзейснена НЕ пад уплывам аффекту). Але пры ўдзеле прысяжных суд заўсёды звязаны вердыктам».

Тое, што Уладзімір Б. – вопытны журналіст, колішні намрэдактара газеты «Вести» і прадстаўнік часопіса «Огонёк» у Ізраілі – заняўся дэмагогіяй, абвінавачваючы людзей з іншымі поглядамі на мінулае ў баязлівасці ды здрадзе яўрэйству, не здзівіла. Усюдыісная вікіпедыя сведчыць, што ў жніўні 2014 г. ён «узначаліў аддзел тлумачальнай і агітацыйнай работы» партыі «Наш дом Ізраіль». Такім толькі й давяраць 🙂

Разам з тым шмат якія асаблівасці сітуацыі ва Украіне, у тым ліку няўменне (хутчэй, нежаданне) раскрыць забойствы Алеся Бузіны і Паўла Шарамета, ды не ў апошнюю чаргу – усхваленне адыёзных дзеячаў на дзяржаўным узроўні, дратуюць мяне. Бадай, згаджуся з расійскім даследчыкам Маркам Салоніным: «Калі б такія дзікія выбрыкі, як пераменаванне ў сталіцы Украіны праспекта Ватуціна ў праспект Шухевіча, адбываліся на фоне грандыёзнага дэмакратычнага абнаўлення грамадства, у “адным флаконе” з эканамічнай рэформай, люстрацыяй памагатых зрынутага крымінальна-карупцыйнага рэжыму, з ростам дабрабыту насельніцтва і чаргой з іншаземных буржуяў, якія спяшаюцца ўкласці мільярды ва ўкраінскую эканоміку, то можна было б казаць пра “непазбежныя перагіны ў ходзе рэвалюцыі”. Але нічога гэтага няма». Дзеля справядлівасці, валавы ўнутраны прадукт у суседзяў у 2016–2017 гг. стабільна рос на пару працэнтаў, ды пацешыліся з гэтага нямногія. Месца Украіны ў «Сусветным рэйтынгу шчасця» – у ніжняй частцы табліцы; то на 132-м, то на 138-м месцы. У 2018 г. на адзёр захварэла звыш 10000 украінцаў; міністэрства аховы здароўя канстатуе, што эпідэмія шчэ не пераможана.

У Беларусі праяў хваробы на парадкі меней, і ёсць доля здаровага глузду ў тым, што менавіта Мінск (своеасаблівая выспа бяспекі для замежнікаў) падаў заяўку на Сусветную шахматную алімпіяду. Праўда, прыняў паперы прадстаўнік групоўкі, што хацела б тэрміновай адстаўкі Ілюмжынава… Гэткая падача не гарантуе поспеху – а раптам хітрамудры Кірсан утрымаецца ў ФІДЭ на «троне», да якога прырос з сярэдзіны 1990-х, i «не знойдзе» тых папер?

Папраўдзе, мяне мерапрыемствы гэтай сусветнай арганізацыі ўжо інтрыгуюць мала, хто б ні апынуўся ля ейнага стырна. ФІДЭ канчаткова сябе дыскрэдытавала пасля чэмпіянатаў у Іране (люты 2017 г., з хіджабамі) і ў Саўдаўскай Аравіі (снежань 2017 г., без ізраільскіх шахматыстаў, якім у апошні момант адмовілі ва ўязных візах). Макропулас, намеснік і верагодны пераемнік Ілюмжынава, паведаміў у Мінску, што ў студзені 2018 г. правёў перамовы з ізраільскай шахматнай федэрацыяй, і яны пра-нешта-там дамовіліся. Выглядае, як і было прадказана, проста «забалбаталі» праблему, а пісьменна складзены іск мог бы пацягнуць за сабой кампенсацыю і/або штраф на мільёны долараў… І яшчэ кажуць, што яўрэі дужа практычныя 🙂

Першы віцэ-прэзідэнт ФІДЭ (трэці злева; побач з ім кароль саўдытаў) любіць блізкаўсходнія грошы не менш за Ілюмжынава. Фота з zimbio.com.

* * *

Цытаты, абяцаныя ў пачатку серыі. Гэтым разам пераклаў з рускай; калі камусьці ахвота cустрэць у «Катлетах & мухах» мудрыя і актуальныя думкі франка- або англамоўных аўтараў, дасылайце… Мяркую, з іх рэтрансляцыяй па-беларуску неяк спраўлюся.

* * *

Як і ўсе з’явы, дэмакратыя мае свае заганы. Урады, якія выбіраюцца на кароткі тэрмін, зацікаўлены ў здабыцці неадкладнай выгады. Так кароткатэрміновы арэндатар імкнецца выціснуць максімум сёння, не думаючы пра заўтрашні дзень. Усеагульнае выбарчае права забяспечвае такі ўрад, які задавальняе сярэдні інтэлектуальны ўзровень насельніцтва. Аднак натоўп у сярэднім неразумны і недальнабачны. Сёння дэмакратыям выгадна гандляваць з таталітарыстамі. Заўтра апошнія мабілізуюць усю набытую тэхналогію для вайны супраць дэмакратый. Але сённяшнія дэмакратычныя ўрады к таму часу ўжо зменяцца. Яны спяшаюцца развязваць свае праблемы, а не праблемы будучых урадаў…

Таталітарныя блокі маналітныя. Дэмакратычныя – пакутуюць на друзласць. І пачынаецца канкурэнцыя паміж заходнімі краінамі: хто раней паспее прадаць бальшавікам сучасныя камп’ютары.

Звесткі пра канцлагеры замінаюць перамагаць у такіх спаборніцтвах, і лепей за ўсё заплюшчыць на канцлагеры вочы, зрабіць выгляд, што глядзіш і не бачыш.

А не бачыць немагчыма (Юрый Вудка, «Маскоўшчына», 1984)

* * *

Дэмакратыя не гарантуе грамадзянам, што яны зажывуць лепей, але дазваляе знізіць рызыкі таго, што ва ўмовах аўтарытарных рэжымаў яны будуць цярпець ад свавольства карумпаваных кіраўнікоў, не маючы магчымасцей для мірнай змены ўлады. Але змена рэжыму з адмовай ад аўтарытарызму – складаны і балючы працэс. Праблемы і рызыкі, звязаныя са зменай палітычных рэжымаў, дастаткова сур’ёзныя, і яны звязаны не столькі з дэмакратызацыяй як такой, як з тым, што пабудова дэмакратыі – гэта толькі адзін з магчымых вынікаў працэса, і вынік далёка не абавязковы (Уладзімір Гельман, «З агню ды ў полымя», 2013)

* * *

Інфармацыяй свет завалены. Ад такога хлуду, як інфармацыя, на планеце проста няма куды дзявацца. 90% таго, што гаворыцца і пішацца – поўная бязглуздзіца (Аляксандр Зіноўеў, 03.04.2006)

* * *

Мы валодаем лішкам інфармацыі або, дакладней кажучы, валодаем тым узроўнем інфармаванасці, які ў ранейшыя эпохі быў прывілеем людзей, якія прымалі рашэнні… Калі зусім проста сфармуляваць, то мы з вамі валодаем ведамі, як арыстакратыя, а паўнамоцтваў яе не маем… Вы не адмовіцеся ад спажывання інфармацыі, вам прыйдзецца вучыцца з гэтай інфармацыяй працаваць (Кацярына Шульман, 17.04.2018).

* * *

Непрыемнае адрозненне сучасных грамадстваў ад санаторыяў для псіхічна хворых палягае ў тым, што з псіхсанаторыя ўсё ж можна аднойчы выйсці. Пакінуць жа грамадства можна, толькі ўцёкшы ў іншае, практычна ідэнтычнае грамадства (Эдуард Лімонаў, «Дысцыплінарны санаторый», 1986–1993)

* * *

Паняцце траўмы стала чымсьці, пра што ў ЗША гавораць кожны дзень ва ўніверсітэцкіх кампусах і газетах. Ідэя пра тое, што пачуць процілеглую пазіцыю – гэта не проста прыкра, а траўматычна, фізічна шкодна, зрабілася агульным месцам для многіх. Я б назваў гэты працэс медыкалізацыяй публічнай сферы. Калі раней можна было адкрыта разважаць пра некаторыя ідэі, прызнаючы пры гэтым, што яны небяспечныя, то цяпер іх трэба рэгуляваць у медычным ключы. І гэты фенамен я лічу насамрэч трывожным (Роджэр Беркавіц, сакавік 2018).

* * *

І пад канец – інфа пра ўдзел майго суразмоўцы і сааўтара ў мінскай выставе «Код: 25.03.18», прысвечанай, як няцяжка здагадацца, стагоддзю Беларускай народнай рэспублікі. Урывак з артыкула Пётры Васілеўскага (газета «Культура»): «Асобна хачу сказаць пра жывапіс Андрэя Дубініна. Гэты творца не захацеў выстаўляцца на такой выставе з чымсьці ўжо вядомым, і таму за кароткі час зрабіў паўнавартасны жывапісны твор (гл. вышэй – В. Р.). У сваім палатне “Звеставанне” мастак звярнуўся да біблійнай вобразнасці, якой вельмі пасуе ўпадабаная ім рэнесансная стылістыка…»

***

Вольф Рубінчык, г. Мінск

wrubinchyk[at]gmail.com

19.04.2018

Апублiкавана 20.04.2018  02:03

Кароткі змест папярэдніх дзесяці серый

№ 70j (10.04.2018). Пра тое, чаму варта ганарыцца заснаваннем БНР. Даследаванне цэнтра П’ю аб антысемітызме. Латэнтная юдафобія ў Беларусі. “Халодная вайна” як небяспечны для краіны і яўрэяў фактар. Лёс ізраільска-беларускага праекта ў Белаазёрску. Развіццё ідэі пра манархію ў Беларусі – яе можна абвясціць на частцы тэрыторыі Мінска. Заяўка Беларускай федэрацыі шахмат на правядзенне алімпіяды ў Мінску. Запрашэнне ў родны горад Б. Гельфанда. Пажаданні Р. Васілевіча, каб юрысты лепей ведалі беларускую мову (манілаўшчына). Збор інфармацыі пра “дармаедаў” як наступ на таямніцу прыватнага жыцця. Ідэя надання вуліцы ў Быцені імя Цыўі Любеткінай, падтрымка ідэі. Арганізацыя як больш эфектыўны спосаб бараніць свае інтарэсы.

№ 70i (03.04.2018). Паслясмак ад “Дня волі”. Думкі Змітра Сляповіча пра родную Беларусь. Святкаванне ў Нью-Ёрку. Правядзенне першага Сіянісцкага кангрэса як аналаг заснавання БНР. Сумнеўнасць праграмы свята ў Мінску. “Гістарычнае адкрыццё” ад tut.by. Пра тое, што ў палітыцы колькасць не пераходзіць у якасць. Затрыманне А. Карызны і думкі пра яго вартасць. Раздзьмуванне колькасці тых, хто прыйшоў на канцэрт 25 сакавіка. Графіці ў гонар БНР. Раздача аксесуараў. Замацаванне мяжы двух “апазіцыйных лагераў”. Зацягванне справы з мемарыяльнай дошкай на вул. Валадарскага, непрафесіяналізм “сіцідога”. Выхад кнігі купалаўскага верша “А хто там ідзе?” на розных мовах. Імпрэза ў музеі беларускай літаратуры, прысвечаная Т. Кляшторнаму і І. Харыку. Падрыхтоўка да рэферэндуму ў РБ, парада наўпрост спытацца ў народа, ці падтрымлівае ён ператварэнне рэспублікі ў манархію. Мемуары Ю. Бібілы. Скандал на сайце з “птушынай назвай”.

№ 70h (20.03.2018). “Выбары-дурыбары” ў Расіі. Непрадвызначанасць палітыкі ў Беларусі. Прапанова А. Кіштымава адмовіцца ад “расійскай лінейкі”. “Марш годнасці і волі” як варыянт святкавання 25 сакавіка. Заклікі М. Статкевіча і В. Сіўчыка. Скепсіс адносна “беларускіх нацыяналістаў”. Час апартуністаў у беларускім палітыкуме. Парада запрасіць на выступ у Дзень волі ідышамоўнага прамоўцу. Недаацэнка небяспекі ад Астравецкай АЭС. Прыклады таго, што этыка працы ў РБ кульгае. “Асобныя недахопы” на заводзе “БелДжы”. Няўменне дамовіцца з кітайскімі работнікамі ў Светлагорску. Прапанова скласці даклад пра беларускае кіраўніцтва накшталт расійскага “Путин. Итоги. 2018”. Беларусь у “рэйтынгу шчасця”. Асаблівасці сацыяльнай рэкламы ў Мінску. Кліп ад спявачкі Shuga. Пазітывы ад Беларускага фонда культуры і часопіса “ПрайдзіСвет”.

№ 70g (13.03.2018). Узаемадачыненні беларусаў і яўрэяў паводле З. Бядулі. Яўрэі ў БНР (1918 г.). Слабасць новай рэспублікі, нейтральна-чакальная пазіцыя большасці беларускіх яўрэяў. Сцэнарый развіцця БНР пры ўмове большай яе легітымнасці. Недарэчнасць рэваншу кансерватараў, якія прэтэндуюць на спадчыну БНР. Сектанцтва сучаснага БНФ. Рэакцыя В. Вячоркі на сцёбны кліп пра 8 сакавіка з удзелам Галыгіна і Шнурава, годныя адказы. Заклік зрабіць нешта лепшае. Расчараванне ў П. Усаве як аналітыку.

№ 70f (09.03.2018). Канфлікт у аргкамітэце “Дня Волі”. Неадэкватныя паводзіны “Белсату”, інсінуацыі “Нашай Нівы”. Прагнозы адносна 25 сакавіка. Параўнанне Статкевіча з Казуліным. Запланаванае святкаванне 100-гадовага юбілею БНР у Ашдодзе. Жаночы забег “Beauty Run” у Мінску, асвятленне яго ў СМІ, перабольшанне колькасці ўдзельніц. Як сілавікі трапілі ў палітбізнэс. Сустрэча Ул. Макея з прадстаўнікамі “Амерыканскага яўрэйскага камітэта”. Насця Рыбка як Саламея Пільштынова нашых дзён. Юбілей Э. Севелы, неразуменне ягонай сатыры Б. Камянавым. Ю. Абрамовіч, 50-гадовы рэдактар газеты “Берега”.

№ 70e (01.03.2018). Выбары і кулінарныя інсталяцыі. Панікёрства П. Усава. Пра тое, як рэжым дзеліцца сферамі ўплыву. Заявы бізнэсмена Уладзіміра Хейфеца, выбранага ў Мінгарсавет. Пра “Малады фронт” і З. Дашкевіча. “Этнацыд” як няслушны дыягназ. Прыклады афармлення беларускамоўных дакументаў і ўменне чыноўнікаў размаўляць па-беларуску. Перапіска з Нацыянальным агенцтвам па турызму. Дзіўны пераклад роліка пра Беларусь на англійскую. Прага свабоды і салідарнасць як фактары, больш істотныя за мову. Спрэчныя выказванні М. Статкевіча і С. Алексіевіч. Экзатычная выстава ізраільскіх тэнісных ракетак у Палацы рэспублікі. Крэатывы пінчука Р. Цыперштэйна.

№ 70d (19.02.2018). Прысуд па справе “рэгнумаўцаў”, каментарый С. Шыптэнкі. Пасыл грамадству ад “сістэмы”. Аналіз А. Шрайбмана. Нежаданне палітызаванай публікі вырашаць канфлікты шляхам перамоў. Дэградацыя старой ідэалагічнай сістэмы. Прарэхі ў беларускай цэнзурнай сетцы. Меркаванне пра фільм “Смерць Сталіна” і абазнанасць “заходнікаў” у савецкай гісторыі. Дэсакралізацыя і шахматызацыя палітыкі як пажаданне. Кейс М. Казлова як кандыдата ў дэпутаты Мінгарсавета. Слабасці яго перадвыбарчай кампаніі, АГП увогуле. Развагі пра рэальныя праблемы. Кампанія “Народны рэферэндум”, якая ў 2015 г. скончылася пшыкам. Невыкананая абяцанка Нацыянальнага агенцтва па турызму. Вечар яўрэйскай музыкі “Шалом” у Вялікім тэатры.

№ 70c (01.02.2018). Пра тое, што “Вожык” будзе жыць. Традыцыя часопіса – тлумачыць народу, як яму весела жывецца. Кампанія “Уключы мазгі” і “велописеды”. Іронія “БелГазеты” ў бок абаронцаў сінагогі на Дзімітрава (2001 г.). Спрэчкі вакол беларускай вышэйшай адукацыі. Нежаданне рабіць фетыш з мовы. Прапанова стварыць незалежны ўніверсітэт па-за межамі Беларусі. Наезд на “рэгнумаўцаў” з боку БТ. Зайздрасць як магчымы матыў пераследу “Хартыі-97”. “Кодэкс карпаратыўнай этыкі” Полацкага ўніверсітэта. Агрэсіўны артыкул М. Стральца. Тлумачэнні Л. Казлова і Г. Кур’яновіч з выдавецтва “Арты-фекс”. Вывад пра некарэктнасць паводзін рэктара Полацкага ўніверсітэта. Планы абмежаваць дастаўку рэкламы ў паштовыя скрыні беларусаў. Прапанова ўзнагародзіць ініцыятараў Шнобелеўскай прэміяй.

№ 70b (21.01.2018). Пра вёску Парэчча, дзе ратавалі яўрэйскіх дзяцей у вайну, і памятнае мерапрыемства, запланаванае на 24.01.2018. Няўменне партала tut.by карэктна прадказаць надвор’е. Пратэст супраВць планаў заснаваць беларускамоўны ўніверсітэт, рэакцыя на пратэст. Паводзіны П. Якубовіча. Рэгістрацыя ўніверсітэта і слабыя месцы ТБМ. Версія паходжання прозвішча Рубінчык у газеце “Наша слова” і іншая версія. “Чорны піяр” з боку сайта “Телескоп”, паклёп на Я. Лёсіка. Глупствы “першай беларускай газеты”. Інфармацыйны шчыт пра валожынскую ешыву. Мінскі “Мур лямантаў”. Гукаперайманне ад міністра замежных спраў РБ. Кур’ёз на сайце “Эхо Москвы”. Назіранні за працэсам “рэгнумаўцаў”.

№ 70 (09.01.2018). Cтаўленне беларускай моладзі да сітуацыі ў краіне. Гатэнтоцкая мараль, выказванні ў бок падсудных “рэгнумаўцаў”. Абнаўленне мэблі ў офісе ТБМ. Спрэчныя расповеды пра вынікі 2017 года. Фальсіфікацыя Ю. Баранчыкам пазіцыі Д. Рабянка. Кніга М. Вольфа “Агонь і лютасць”. Заявы А. Лукашэнкі пра пасаду “ўпаўнаважанага”. Зніжэнне фінансавання для часопіса “Вожык”. Меркаванне пра гэты часопіс, а таксама пра “Новый Крокодил”, гумар у “БелГазете”, газеце “15 суток”. Прапанова ўнесці “Вожык” у спіс культурнай спадчыны чалавецтва. Пра мінскі часопіс “Космопорт”. Канцэрты да дня памяці ахвяр Халакосту.

Змест ранейшых серый гл. у №№ 60, 50, 40, 30, 20, 10.