Tag Archives: Владимир Бережков

Лев Контарович (4.02.1936 – 21.02.2018)

Юбиляр. Лев Контарович: пророк вне отечества

Он давно не с нами. Не в буквально-мистическом смысле, слава богу, и дай ему бог здоровья. Просто Лев КОНТАРОВИЧ уже давно на ПМЖ в Израиле, где ранее обосновалась его семья. И, стало быть, вне контекста белорусского хоккея. К становлению которого в свое время приложил руку непосредственно и существенно.

Причем — в самые лихие времена. Спасибо прогрессу: сейчас он помогает быть постоянно рядом даже с теми, кто географически далеко. Пара манипуляций — и на мониторе знакомое лицо, фирменно рассудительный, откровенный и четкий в формулировках собеседник, с которым всегда приятно поговорить. А сейчас еще и очевидный повод: сегодня Контаровичу исполняется восемьдесят.

— Так понимаю, ближайшие сутки у вас чуть ли не полностью пройдут в аэропорту?
— Вроде того. Сейчас вот отправлюсь встречать Валентина Козина — бывшего генсека российской хоккейной федерации, члена судейского комитета ИИХФ. Ныне инспектор в КХЛ, часто бывает в Минске. Потом из Москвы же прилетает Виталий Ерфилов — заслуженный тренер России, наставник Третьяка и Мышкина, мэтр международного класса в своем деле. Ян Каменецкий — тоже известный российский специалист, в свое время возглавлявший школы московских “Крылышек”, потом “Динамо”. Ночью прибудет Виктор Домбровский — судья международной категории, работавший на дюжине чемпионатов мира и трех Олимпиадах, признававшийся лучшим арбитром Советского Союза…

— Список гостей как-то явно заточен на Россию. А из Беларуси что же?
— Тоже не обойдется: жду Олега Маськина. Известный доктор, стоматолог, мой друг и друг Володи Бережкова. Ясно, что при иных обстоятельствах и сам Петрович приехал бы. Но, увы, не в этот раз. Очень хотели прибыть еще несколько друзей. Но они уже пенсионеры, для них такое путешествие дороговато.

— Запланирована обширная программа празднования?
— Не то чтобы обширная, но погуляем — повод-то имеется. Для начала 4 февраля — собственно в день 80-летия — посидим у меня дома. На 5-е заказан ресторан для друзей и родни — почти на тридцать персон. 6-го — продолжим с гостями по-домашнему. А 7-го уже все разлетятся по домам. Только Валик Козин задержится до 11-го.

— Юбилей, как гласит старое клише, будете встречать “с чувством глубокого удовлетворения”?
— Удовлетворение было бы более глубоким, если бы это снова было 50-летие. Ну ничего. Слава богу, до этих лет дожил. Кстати, многие ожидающиеся сейчас гости были на моем юбилее и тридцать лет назад.

— Контарович тогда и сейчас — похожие или разные люди?
— Надеюсь, внешнее сходство сохранилось. Да и внутренние принципы при мне. Здоровье, конечно, уже не то. А так — похож.

— В юбилейные дни бывает нелишним вспомнить основные биографические вехи.
— Если вкратце — коренной минчанин, до отъезда в Израиль проживший в Минске всю жизнь, кроме эвакуации на время войны. Потом — школа, в конце 50-х институт физкультуры. Затем завод Вавилова — как тогда звучала моя должность, методист по производственной гимнастике. Там и начался хоккей. Команды “Вымпел”, “Торпедо” — чемпионаты БССР и СССР. Работа в республиканском Спорткомитете — вплоть до начала 90-х. После суверенитет, избрание президентом хоккейной федерации…

— Вы стали вторым главой ФХРБ. Как складывались отношения с первым и последующими вплоть до нынешнего?
— Ну, с Рачковским-то, понятно, не знаком. А с другими — да, поработать довелось. Как? По-разному. С Анкудой — первым президентом ФХРБ — долго и плодотворно трудились еще в Федерации хоккея БССР. Но в начале 90-х, так вышло, пути резко разошлись, отношения разладились.

— На фоне борьбы за власть?
— Немногим раньше. А власть — какая там борьба, за что?! У хоккея тогда не было ни денег, ни толковой инфраструктуры. Это все нужно было выбивать. А кто захочет за это браться?..

— Вы же захотели.
— Скорее пришлось. Конференция, на которой меня осенью 1993-го избрали, была внеочередной, чрезвычайной. Просто стало очевидно, что хоккей в тупике. Анкуда руководил так, как привык во времена БССР, а в независимой стране подходы должны быть другими. Тем более в начале 90-х — “веселые” времена. В итоге квалификацию к группе “С” не осилили, сборную созвать было невозможно, требовалось что-то предпринимать. Народ возроптал. Кандидатов было четверо: Евгений Анкуда, Олег Козовой, Валерка Польшаков и я. Большинство в итоге решило, что у меня получится лучше — около полусотни голосов из семидесяти “за”.

— И начались будни. С пустой казной федерации и необходимостью ее как-то наполнять. Как?
— Ой, тяжело. Первые деньги, как сейчас помню, дал велозавод, с директором которого Володя был знаком через тогдашнего редактора “Прессбола” Сашу Борисевича. Первый, если можно так сказать, спонсорский транш составлял 10 тысяч рублей — довольно неплохие деньги тогда, тем более для начала. Потом уже было знакомство с Владимиром Бодровым — период очень плодотворного сотрудничества федерации и пивзавода “Крынiца”. Так понемногу и завертелось. Появились средства на сборную, пришел результат. Как следствие — какие-то дополнительные отчисления от ИИХФ, половина из которых всегда откладывалась на премирование сборников, вторая — на развитие. Министерство спорта подключилось активнее — покойный Володя Рыженков. Сборная состоялась, ребята стали с удовольствием в нее приезжать из-за границы.

— То есть за пять лет работы у штурвала федерации вам не стыдно?
— Нисколько. И почему за пять? За девять. Пять в роли президента и еще четыре — вице-президента в команде Бородича вместе с Бережковым в той же должности.

— История начала вашего сотрудничества с Бережковым известна мне только в самых общих чертах.
— Сотрудничество стало результатом шапочного, но довольно долгого знакомства. Володя до “Прессбола” работал в БелТА, писал о хоккее, немало критиковал. Но когда вопрос встал о моем президентстве в федерации, подумал, что такой толковый и инициативный зам будет очень полезен. И ни разу не пожалел о решении. Он был надежным плечом в самые трудные для всех и для хоккея в том числе 90-е.

— С приходом Бородича стало легче?
— И намного! Юрий Федорович был главой службы безопасности президента страны. Понятно, что его возможности по оперативному решению каких-то вопросов федерации — будь то финансовые или организационные — были несопоставимы с моими. При этом, не могу не отдать Бородичу должное, он никогда не подавлял нас с Володей и не мешал работать. Он — глава, мы — его замы. Но даже после того, как на самом верху он получал нагоняй по каким-то хоккейным вопросам и какое-то задание — всегда советовался с нами. И все решения принимались или нами тремя единогласно, или большинством два против одного. Причем даже если этим одним оказывался сам Юрий Федорович. С ним действительно приятно было работать и общаться.

— В прошедшем времени?
— Теперь — да. История с Бережковым заставила внести коррективы.

— Как полагаете, где между ними пробежала черная кошка?
— Думаю, ее между ними прогнали третьи лица, близкие к Бородичу. Фамилии называть не стану, но кто в курсе дел, уверен, уже догадались, о ком речь. Юрий Федорович — человек импульсивный, это и я наблюдал неоднократно. Не в отношении себя, а, скажем, каких-то критических высказываний в СМИ. Сколько раз приходилось его успокаивать: мол, не обращайте внимания, всего и делов-то. Но, если я выступал в роли противовеса, кто-то, видимо, решил, что роль разжигателя лучше. Уже отсюда, из Израиля, я пытался как-то сгладить конфликт, и Бородич, знаю, был готов решить все вопросы с Володей за бутылкой виски. Но, наверное, кто-то подбросил еще полено в костер обид. Видимо, я на сей раз был слишком далеко. Ой, неприятно это все…

— Наумов здорово отличался от предшественника?
— Ну, с ним-то я не особо много и работал — только несколько месяцев на стыке 2001-го и 2002-го, до февраля. Пока он принимал дела, вникал в суть. Потом около года я еще заседал в исполкоме.

— Достаточный срок, чтобы ощутить управленческий стиль нового главы.
— Где-то он был справедливым. Скажем, моя работа в должности вице-президента федерации закончилась 1 февраля 2002-го. Наумов сказал: “Вы с Бережковым все равно едете на Олимпиаду. Путевка в Солт-Лейк-Сити заработана еще при вашем руководстве”. Было приятно, хотя в итоге я так и не поехал. А Володя отправился как журналист. Но мы и правда приложили к подготовке руку в меру своих сил и обязанностей. По просьбе Евгения Ворсина еще в 2001-м я уговаривал Крикунова принять сборную. Уговорил, а потом еще и ругался с ним.

— По поводу?
— Игроков. Скажем, Владимир Васильевич упорно не хотел приглашать Бекбулатова. И желал видеть в составе не Шумидуба, а Щебланова. Я настаивал на обратном.

— С чего бы?
— Щебланов ни до, ни после так ни разу и не сыграл за сборную. Выступал в Германии, Польше, России, а приглашения в национальную команду игнорировал. Так с чего бы ему вдруг досталась честь выступить на Олимпиаде? Тем более события показали верность моей настойчивости, которой Крикунов в итоге уступил. Шумидуб сыграл важнейшую роль в том четвертьфинальном успехе.

— Но в воротах же был Мезин…
— Вот-вот, и так мыслит абсолютное большинство. В воротах — Андрей, решающая шайба — Копать. И за теми восторгами ни тогда, ни сейчас многие не задумываются, с чего все началось. А началось со стартовых игр предварительного этапа, где Саша отыграл просто блестяще — на шесть по пятибалльной, буквально вытащил команду за уши! И, будь на его месте кто-то другой, еще не известно, как бы все повернулось.

— Так почему бы вам было не продолжить работать в команде “справедливого Наумова”?
— Во-первых — возраст: нагрузка уже была неподъемной. Не забывайте, что я возглавлял еще и ВЕХЛ и хотел далее сосредоточиться на этой работе.

— Здорово обиделись на Наумова за развал проекта?
— Не слишком. Проекта-то жаль: то, что его загубили, считаю одной из самых больших ошибок 2000-х. И формально, все верно, это сделал Владимир Владимирович. Но я всегда стараюсь зреть в корень. И понимаю, что это не было его решением.

— А чьим же?
— Опять возвращаемся к теме “шептунов” и советчиков, которые, воспользовавшись слабой компетентностью шефа в специфике, нажужжали ему в уши чепухи. Особенно обидно, когда эту роль исполняют те, кто недавно работал с тобой бок о бок и для кого ты сделал в жизни немало хорошего. Это прежде всего Владимир Сафонов. Потом его тезка Швабовский, который в этой ситуации меня откровенно предал. И Валерий Польшаков приложил руку. Возможно, еще кто-то, но это трио — точно. И, кажется, просто чтобы нагадить мне. При этом я был готов уйти, если дело было во мне. Но просил Наумова сохранить проект ВЕХЛ. Тот пропустил мимо ушей.

— Вы сказали “одной из больших ошибок”. Были другие?
— Даже, возможно, еще более фатальные. С Наумовым в наш хоккей пришли деньги. Большие деньги. Очень большие.

— Так это же здорово!
— Опять вы поверхностно. А мне уже в первой половине 2000-х было понятно, что это — прямой путь к катастрофе, которую, собственно, мы и наблюдаем в нашем хоккее сейчас. Классическое “не в коня корм”. Ну не может бедная Беларусь столько отстегивать хоккеистам внутреннего чемпионата! Не может, и не должна. Я говорил Наумову: “Владимир Владимирович, опомнитесь! Это же не может продолжаться долго”.

— И что он?
— Как-то поразил откровением: “Лев Яковлевич, пока у нас есть ОБЭП, деньги у хоккея будут”. Когда в 2010-м Бородич принял “Динамо” и пригласил вернуться в Беларусь поработать, я спросил: “Юрий Федорович, вот Наумов вам передал клуб, а ОБЭП он вам вместе с ним передал? Нет? Тогда не стоит мучиться…” Развратили наш хоккей шальные деньги. По сути, не разогнали а, наоборот, затормозили развитие. И в итоге, как и ожидалось, однажды закончились. Теперь же фактически все нужно начинать заново.

— Что бы посоветовали в этой ситуации Рачковскому?
— Опять же с ним не знаком. Но главное и очевидное — сколотить вокруг себя крепкую команду единомышленников и профессионалов. Не подонков и не отставных полковников, которые будут только козырять, а именно профи. Иначе — никак. Руководить погранвойсками и хоккеем — не одно и то же, надеюсь. Он это понимает.

— Как будто понимает: в советниках у него Антоненко, Мезин. Файков — на детско-юношеском направлении. В замах — Варивончик и, кстати, до сих пор Бережков…
— Последний, мы понимаем, сейчас формально, “оттуда” не поработаешь. Хотя, если все с Володей закончится скоро и благополучно, и он действительно будет штатным замом Рачковского, нынешнему главе федерации это здорово поможет в работе. Тогда будет порядок. Здесь уж знаю, о чем говорю. Андрей, Олег, Юра — нормальные парни, классные в прошлом игроки. Но какие из них получатся управленцы, еще нужно посмотреть. Толя Варивончик вряд ли здорово пособит.

— Отчего же?
— Слабохарактерный, не хватает твердости.

— И это вы говорите о главном тренере сборной, назначенном в свое время вами же?! Кстати, какой кризис для вас на посту президента федерации был сложнее: история с избиением нашей сборной полицией в Софии или “письмо 23-х” против тренера Сидоренко?
— Однозначно второе. Пришлось делать нелегкий выбор: с одной стороны, не дело, когда тренера убирает команда. С другой — было понятно, что иначе — никак. Сборники действительно не хотели с ним работать.

— Почему?
— Андрей Михайлович — классический пример тренера советской закалки. То есть диктатор. А на дворе были уже не советские времена, все сборники играли за границей, не особо-то и надавишь. Всем известно, что только Скабелка не подписал то письмо против Сидоренко: “Лев Яковлевич, мое дело — играть, а не выбирать тренеров”.

— Выбирать в итоге пришлось вам. И выбрали Варивончика.
— Толя был скорее компромиссным вариантом. История-то вся развернулась сразу же после чемпионата мира в Эйндховене. Где мы против ожиданий не смогли с ходу выиграть группу “В” и за год пробиться в элиту. По мнению игроков — из-за тренера. Ясно, что все это замутил Миша Захаров. Но суть тогда была не в том, кто это сделал, а в том, что с этим делать.
Уже в самолете по дороге домой из Голландии Захаров с Ковалевым предложили к ним подсесть: “Лев Яковлевич, нужно что-то решать!” — “Ну давайте: кого вы предлагаете вместо Сидоренко?” — “Да возьмитесь вы, вас все уважают…” — “Так, хлопцы, не делайте из меня клоуна, давайте серьезно”. — “Ну или вот Захарова”, — Ковалев говорит. “Опять вы за свое: я же просил серьезно…”
В общем, пришлось искать варианты. Федерация склонялась к кандидатуре Меленчука: может, и не самый большой авторитет у сборников, но мужик толковый, грамотный, с опытом. Но опять вмешались подковерные игры. Министерство поставило ультиматум: главным должен быть Варивончик. Ну должен так должен, не хватало еще тратить силы на закулисье — работать надо. Тем более все равно в сборной больше заправлял Андриевский.

— Каким образом?
— Вплоть до того, что именно он давал ребятам упражнения на тренировках. Опыт-то был, а авторитет среди партнеров — еще больший. Вот уж где был не капитан — капитанище! Но как только Саша стал чувствовать, что сдает в игровом плане, устранился от этого. А сдавать стал раньше ровесников. С его-то богатырской антропометрией на четвертом десятке поддерживать уровень много сложнее, чем с обычной среднестатистической. Вот тогда мы и начали “сыпаться”, впервые вывалились из элиты.

— Как вам нынешний канадский вектор, к которому вернулись в сборной?
— Ой не знаю… Не нравится мне эти метания. То мы берем канадцев, то чехов со словаками, то даем порулить своим, то опять североамериканцам…

— Но у последних получается.
— Да что получается-то?! Взять того же Хэнлона. За что из него у нас сделали мегазвезду? Выводил пару раз команду в восьмерку чемпионатов мира? Так это и до него делали дважды на “мирах”. А на Олимпиаде однажды добрались даже до полуфинала. Чего и где существенного он достиг как тренер? Да, преподнести себя умел. “Мы — семья, я — белорус” и все такое. Акции какие-то, лозунги в раздевалке. Своего за такое подняли бы на смех, а этого превознесли. Ну понятно: человек из НХЛ — несбывшаяся мечта многих игроков, знак качества для болельщиков. Какое-то время это работало. Но долго не могло.
А возвращаясь к векторам: если уж избрали канадский, так нужно быть последовательными до конца. И тогда не только в сборную нужно приглашать из-за океана, но и в клубы. Везде и надолго. Это же совсем другая методика, иные подходы. И, кстати, менталитет. Канадский-то в головы наших игроков не вложишь, если он с детства белорусский. Пока будем пытаться, свои будут добиваться успеха за границей. В той же России, как Скабелка и Андриевский. Хотя, может, поэтому и добиваются, что за границей.

— В смысле?
— Смотрите: та же “Сибирь” Скабелки по составу явно не внушительнее нынешнего “Динамо”. Но у Андрея получается. В том числе, возможно, и потому, что он в Новосибирске — пришлый. Ни от кого особо не зависит, никто на него особо не надавит — работает в свое удовольствие. Ну уволят — до свидания, я поехал, тем более гордиться уже есть чем. Местному же на родине всегда тяжелее: слишком много сопутствующих усложняющих факторов. И с Сашей Андриевским так же: во Владивостоке у него сейчас получается определенно лучше, чем ранее в Минске и Гомеле.

— Классическое “нет пророка в своем отечестве”?
— Вот именно. Так что в глобальном успехе канадского вектора сборной сомневаюсь. На короткой дистанции — возможно. Но дальше все равно вернемся к тому, что нужны свои. А они есть, это уже доказано.

— Кстати, об отечестве: коренной минчанин вне его уже получается…
— Сейчас посчитаю… Выходит, одиннадцатый год пошел.

— Изрядно. Чувство ностальгии знакомо?
— Нисколько!

— Жестко ответили. Как отрезали прямо…
— Показалось. На самом деле никаких обид и скелетов в шкафу. Просто не тянет. Хотя в первый год — очень. Но тогда вырваться в Беларусь не мог физически. Эмигранту же паспорт выдается здесь не сразу, а именно через год проживания. Как только получил — в Минск. Через год — снова… А потом понял, что уже и ехать-то особо незачем. Вся семья здесь: дети, внуки. Уже две правнучки растут.

— Застольную речь гостям подготовили?
— А что ее готовить-то? Поблагодарю, конечно, за то, что уважили, приехали. И пожелаю всем здоровья. Это главное, не мальчики уже. И чтобы собраться в таком составе еще не раз. Даже не в таком, а в еще более широком. Надеюсь, понятно, о чем я опять…

Вячеслав ФЕДОРЕНКОВ

Оригинал

Похоронен 22 февраля на кладбище в Нетании

Опубликовано 22.02.2018  22:59

 

 

Ирина Халип. Люди Шредингера

16.02.2018  08:10

Что происходит c нашим обществом?

В последние недели стало казаться, что наша страна состоит исключительно из отставных пропагандистов. Больше в информационном пространстве будто бы и нет никого и ничего. Причем все вокруг довольны: независимые журналисты охотно задают им вопросы из серии «расскажите, пожалуйста, с чего начиналась ваша трудовая биография» или «чем вы особенно гордитесь после долгих лет государственных трудов», а они – охотно рассказывают, как все эти годы трудились без продыху во имя белорусской независимости и воевали с агрессивной российской пропагандой. Ради нас жизнью рисковали, в общем.Вот Якубович на всех белорусских сайтах – и даже в одной заграничной газете – рассказывает, как вел информационную войну с Киселевым и Соловьевым, а в свободное от войны время, спрятав пулемет в погреб с картошкой, защищал Куропаты. Вот уволенный следом за Якубовичем Владимир Бережков сравнивает его то ли с Ахматовой, то ли с Зощенко, рассуждает о скрепах и вспоминает о том, как мечтал вместе со всей «Совбелией» обойти Хартию по посещаемости (ну да, скрепы в этом деле очень помогают), и радуется блокировке: «Но в итоге мы это сделали, потому что «Хартию» закрыли. Получилась плохая шутка». Ах да, это шутка была. Наверное, нужно посмеяться. Да вот не получается.А раньше мы не просто смеялись – ухохатывались от шуток Вовки Бережкова, однокурсника. Талантище и острослов, умница и лидер – до тех пор, пока не припал к скрепам и чужим башмакам. Впрочем, дело не в нем.

Вся эта история с заполонившими медиапространство пропагандистами – вообще не о них, а об обществе. О нашем обществе с утерянными пространственными координатами, погасшими маяками, выключенными фонарями. Не могло прежде такого быть, чтобы, к примеру, русская служба Радио «Свобода» в 1964 году просила интервью у советского идеолога Суслова, чтобы он мог рассказать, как сажал Бродского. Сейчас – запросто. Вот вам эфиры, полосы, сайты – говорите. А что такого? Нет-нет, не комментарий по делу, а просто рассказывайте о своем творческом пути и о том, как хорошо быть пропагандистом. А рядышком, в соседнем тексте, можно порассуждать, к примеру, о том, правильно ли заблокировали Хартию – она ведь так раздражает, может, и поделом ей?.. И пусть еще пропагандисты пошутят – у них ведь так хорошо получается.

Общество стало похоже на кота Шредингера. Если забыли, что это за зверь такой, – напомню. Физик Эрвин Шредингер еще в тридцатые годы прошлого века описывал свой мысленный эксперимент так. В коробку помещается кот, емкость с синильной кислотой и счетчик Гейгера с небольшим количеством радиоактивного вещества, подобранного так, что в течение часа может распасться только одно атомное ядро – с вероятностью 50 процентов. Если распадется, сработает счетчик Гейгера, емкость разобьется, и кот погибнет. А если не распадется – кот будет жив. Так вот, в течение этого часа по законам квантового мира кот внутри коробки будет одновременно считаться и живым, и мертвым.

А сейчас мы все в той коробке. То ли живые, то ли мертвые. Пятьдесят на пятьдесят. Смотришь на довольные лица отставных пропагандистов и такие же довольные лица тех, кто радуется блокировке Хартии, и понимаешь: это люди Шредингера. Никто в точности не знает, живые они или мертвые. Пока не распадется радиоактивный атом – никто так и не поймет этого. Впрочем, мы и сами не всегда понимаем, живы мы – или давно уже умерли и попали в ад. Мы разучились дышать, различать запахи и вкусы, и потому вся эта публика, отринутая башмаком вождя, стала чувствовать себя вполне уверенно среди нас. То ли живые, то ли мертвые – совсем как они.

Солдат Коржич провисел в петле, как сказал министр обороны, семь дней. А мы уже двадцать лет висим в петле и думаем, что живем. Висим на площадях наших городов, на бельевых веревках старых дворов, на наспех сколоченных летних сценах и давних пыльных танцплощадках. Я болтаюсь четвертой слева. Ты – третий в пятом ряду. Ну что, спрыгиваем на землю?..

Ирина Халип, специально для Charter97.org

***

От редактора belisrael.info

Мне, живущему в Израиле, далеко не безразлично, написанное Ириной. Ведь благодаря нашим бесстыжим политикам, начиная от Либермана, давно приблизившегося к белорусскому диктатору, а далее последовали Ландвер, да и не только она из либермановской прогнившей партейки, а также ряду беспринципных русскоязычных журналистов, в Израиле с пониманием принимали Якубовича, посланника “солнцеподобного”, после его известных скандальных бобруйских высказываний в адрес евреев. А вспомните, позорного израильского посла Шагала, ставшего любимцем  хозяина синеокой. Недавно в Рамле заговорил с 80-летним, услышав, что тот приехал из Беларуси. Решил поспрашивать где жил и сколько лет в стране. Оказалось, из Гомеля, в стране 10 лет, здесь один, получил комнату в хостеле, ходит в благотворительную столовую, спонсируемую из Америки, где неплохой обед стоит 2 шек, т.е. практически бесплатно. Решил пошутить, сказав, что вместо того, чтоб бороться с творимым там беспределом, он сбежал в Израиль. В ответ услышал: “Лукашенко, мужик во!!!”. А на мое замечание, чего же он тогда уехал,  посыпались маты. И за это тоже несут ответ израильские дружки главного по Беларуси, коих называл выше. А к ним могу добавить и ряд др. продажных, трущихся возле белпосольства в Тель-Авиве, вроде Михаила Альшанского, многолетнего председателя, так называемого, объединения выходцев из Беларуси. Того самого, кто не постеснялся поздравлять диктатора с уверенной победой после трагических выборов декабря 2010. И телеграмку посылал не от своего имени, а от всех выходцев его конторы, которая интересна в основном руководителям городских отделений, получающим печенюжки от государственного финансирования, а немалая часть уходит, фактически, на оболванивание и так уже мало соображающих его членов, вроде того, кто мне повстречался. Вот в такое циничное время живем, хотя и ему предшествующее тоже было не менее интересно. А потому стоит познакомиться с НАУМ АЛЬШАНСКИЙ – ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ПОРТРЕТ (речь об отце Михаила)

 Опубликовано 16.02.2018  19:19