Tag Archives: сталинский террор

Судьба художника Марка Житницкого и его товарищей (TUT.BY)

“Мы в плену у своих”. Репрессированный художник из Минска в картинках описал тюрьму, суд и лагеря

Ксения Ельяшевич / TUT.BY

 

В 1936 году репрессировали директора и семерых сотрудников Белгосиздата. Реабилитировали их только через 20 лет, к тому моменту многие умерли в лагерях или были расстреляны. Вернулся лишь художник Марк Житницкий, который не только рассказал потомкам, что произошло, но и нарисовал свою жизнь в Минске, обыск, арест, суд и скитание по лагерям. Сын художника прислал TUT.BY из Израиля воспоминания отца.  

Марк Житницкий. Фото предоставлено Исааком Житницким 

.

«Нас ждет машина „черный ворон“, выкрашенная в веселый цвет, с надписью „Хлеб“ на боках. Гляжу на красноармейцев-конвоиров. На шапках у них красные звезды с изображением серпа и молота — символа труда и союза рабочих и крестьян. Это не сон. Мы в плену у своих», — вспоминал свою дорогу в суд Марк Житницкий, бывший иллюстратор издательства.

К тому моменту, как мужчина сделал эту запись в дневнике, он отсидел 17 лет в лагерях и вернулся назад в Беларусь. Жить в Минске ему было запрещено. Поэтому справка из Верховного суда пришла на чужой почтовый ящик в столице.

«Приговор Спецколлегии Верховного суда БССР от 17 декабря 1936 отменен и дело производством прекращено за недоказанностью», — сообщалось в документе.

Кто еще из его семи коллег дождался своего оправдания? Этим вопросом до сих пор задается сын репрессированного иллюстратора Исаак Житницкий. Он сохранил архив отца в Израиле и теперь, спустя 80 лет после событий, делится его зарисовками. Уголовное дело № 17387-С (буквенное обозначение — гриф «секретно») Белгосиздата до сих пор в архиве белорусского КГБ, и вряд ли появится в открытом доступе еще несколько десятков лет.

Свободный художник. «Единственный мой багаж — громадный ящик, набитый книгами»

Марк Житницкий родился в Могилеве в 1903 году. Так он в 70-х нарисует свою семью, кратко, но емко расписав судьбу родных.

.
Семейный портрет. «Дедушка Морхарен (умер в 1911 году), бабушка Нихама (умерла в 1912). В середине мой отец Шлейме (погиб на войне), рядом с ним солдат Юдл (погиб на войне), младший Цодик — умер на каторге». Другой рисунок к 1910 году: «Семья Житницких (идем на свадьбу к дяде Юделу, он только вернулся из армии)». Тут Марк подписан Меером — так его называли в детстве.
.

В 15 лет Марк ушел в Красную Армию добровольцем и пять лет шагал дорогами Гражданской войны.

.
«Проводы меня в Красную гвардию, февраль 1918 года. Мне 15 лет». «Чауская улица. Я молитвенно целую калитку дома, где я родился. И говорю: «Бог, дай мне вернуться сюда целым и невредимым». Второй рисунок: «Ходит птичка весело — по тропинке бедствий. 1918−1923»
.

Потом наступила долгожданная мирная жизнь. В Минск художника отправили уже после учебы в московском институте. До ареста он успел поработать в Белгосиздате три года. Вот несколько рисунков Житницкого о жизни и работе в Минске.

.
«1932. Отправляют в Минск единственный мой багаж — громадный ящик, набитый книгами». «На первых порах я поселился у моей сестры Меры». «Я в Минске принят на работу в Белгосиздат и назначен руководить отделом художественного оформления книжной продукции. В те годы многие художники Минска работали над графическим оформлением книг».
.

Белгосиздат тогда был ведущим печатным органом БССР. Старейшее в стране издательство сохранилось до сих пор, уже под названием «Беларусь».

.
«Первая в жизни примерка костюма, сшитого по заказу из добротного материала, купленного в „Торгсине“. До 1932 года я ходил в полувоенной одежде». «У меня на книжной полке вскоре появились книги с моими иллюстрациями [Якімовіч „Незвычайны мядзведзь“, Янка Маўр „ТВТ“, Изи Харик „От полюса к полюсу“ (на евр.), „Матильда“ (на евр.), Груздев „Молодые годы Максима Горького“, Якуб Колас „Дрыгва“ и др.». «Я вел кружок ИЗО в военной части. За это мне давали натурщиков вплоть до стрелкового отделения. Я стал выставлять на выставках живопись и графику».
.

За три года до ареста, в 1933 году, Марк Житницкий встречается с будущей женой Ниной в компании коллег-художников. Свою историю любви он тоже нарисовал.

.
«Нина, обращаясь ко мне: «Знаете, мне вино ударило в голову». Я: «Что же, будете падать — падайте в мою сторону. Я вас поддержу…», «Нина: «Я вызову маму, что она скажет». Мать Нины: «Хорошо, я даю свое согласие». «Наша свадьба в местечке Узда (Минская область)».
.

Свою судьбу за 75 лет Марк Житницкий набросал пером в рисованном альбоме «Моя жизнь». Вот его обложка. На левом форзаце — Могилев, где прошло его детство.

.
«Район Луполово, город Могилев (на Днепре), черта еврейской оседлости», «Чауская улица (не мощеная), дорога в местечко Чаусы», «Тротуаров нет». И дома с подписями: «Здесь я родился», «Тут я жил у бабушки», «Дом Пиндрика», «Лесопилка», «Раз синагога», «Вторая синагога», «Водка». А еще городовой по фамилии Захватов
.

Арест издателей. «Предстоит тщательная чистка партии…»

Осенью 1936 года после объявленного Сталиным лозунга «Кадры решают все» начинается дотошная проверка прошлого партийных функционеров.

«Предстоит тщательная чистка партии. Всем выходцам из других партий, замешанных в критике партии в прошлом, грозит исключение, тюрьма, лагерь. Исчезает наш директор Фадей Бровкович, а за ним еще несколько сотрудников», — напишет потом в дневнике Марк Житницкий. Вскоре придут и за ним.

Дело Белгиза закрутилось, когда директора издательства Фадея Бровковича захотели повысить до должности наркома финансов БССР. Но не всем эта кандидатура пришлась по нраву, и тут «всплыл» донос десятилетней давности. Издателя обвинили в троцкистских взглядах, выгнали из партии и отправили на «низовую работу» в рыбхоз. Бровкович не согласился, написал напрямую в ЦК. И тогда дело поручили НКВД. Не прошло и месяца, как директора забрали.

На общегородском партийном собрании выступал по делу директора Белгоисздата первый секретарь ЦК КП (б) Беларуси Николай Гикало. Он рассказал о заявлении на Бровковича какой-то работницы из Могилева и о том, что издательство принимало в печать «контрреволюционные троцкистские и нацдемовские книги».

.
«Обыск. Следователь Кунцевич (старший сержант) и понятой — художник Кипнис (сосед)». Также на рисунке: жена Нина и ее сестра Бася. В колыбели — маленькая дочь художника Лара
.

«15 сентября ночью раздается стук в дверь нашей квартиры. Входят два сотрудника ГПУ и предъявляют ордер на мой арест» (ГПУ — Государственное политическое управление при НКВД, в 1936 это уже просто НКВД. — Прим. TUT.BY) (…) Обыск длится долго, — пишет художник. — Тщательно пересматриваются все страницы книг. Перелистывая французские журналы «Иллюстратион», натыкаются на фото Николая Второго с семьей. Спрашивают меня, кто это такой. «Мой дядя», — отвечаю я. Сотрудник — мой будущий следователь сержант Кунцевич зло на меня пересмотрел».

Из квартиры уносят «Лірыку» Тишки Гартного («он еще не арестован»), а также две еврейские книги. Их объявляют контрреволюционными и приказывают художнику идти в машину.

.
«Арест. Прощание с родными». «Среди ночи пришли гепеушники и устроили обыск. Перерыв все, что было дома, они велели мне сесть с ними в машину и увезли в тюрьму. Нина цеплялась за машину и плакала навзрыд». «19-я камера Минской тюрьмы. Первая ночь».
.

Задержали также редактора и парторга Белгосиздата Константина Зарембовского, завсектором политической литературы Василия Жукова, завсектором польской литературы Людвига Квапинского, зав. социально-экономическим сектором Исаака Ривкина, зав. национальным отделом Давида Альтмана, зав. отделом военной литературы Дмитрия Милова (судили с другой группой). А также директора минского Музея революции Артемия Данильчика (судили вместе с издателями).

«В канцелярии тюрьмы мне обрезают пуговицы и, придерживая свои спадающие брюки, плетусь под конвоем надзирателя по железной лестнице Минской тюрьмы. Воздух настоян кислым запахом людского скопления и плесенью старого здания», — пишет в дневнике Марк Житницкий.

.
Вероятно, Житницкий описывает Пищаловский тюремный замок в центре столицы, где теперь расположен СИЗО № 1. Фото: Дарья Бурякина, TUT.BY
.

«Нервы напряжены от ожидания чего-то неведомого. Все верят в то, что сюда вход широкий, да выход узок… Ночью впервые меня вызывают на допрос. С волнением и надеждой иду к машине, и вдруг оклик Нины. Оказывается, жены и родственники днями и ночами дежурят у тюремных ворот в надежде увидеть своего мужа, отца, брата».

Житницкий помнит, как жена бежала за машиной и кричала его имя. Люди на тротуарах останавливались и долго смотрели вслед. Ехали недолго: автомобиль остановился у здания НКВД (оно было расположено там, где сейчас находится здание МВД. — Прим. TUT.BY), проводили на четвертый этаж.

«Сержант госбезопасности Кунцевич, ведет дела работников культуры. Велит мне сесть к его столу. Тогда еще садили к столу, но вскоре — когда начали получать оплеухи от заключенных — стали их держать от себя подальше. Следователь говорит, что знает меня как советского человека, но я попал в контрреволюционную троцкистскую группу», — вспоминал Марк Житницкий.

Художнику предложили выдать других участников «группы» в обмен на свободу. Только тогда он понимает, что таковыми считают его коллег. Житницкий отказывается, но дело продолжается.

«Как-то меня вызывает следователь и говорит, что будет очная ставка. Вводят главу сектора политической литературы Жукова. Он рослый, за несколько месяцев отсидки обрюзг и располнел. По знаку следователя он начинает нести придуманную вместе со следователем ахинею, что я вел антисоветские разговоры и выражал сомнения насчет победы колхозного строя и еще какую-то ерунду. Я слушаю, хватаю пресс-папье со стола следователя и замахиваюсь на Жукова, но следователь успевает схватить мою руку».

Художник вспоминает и свою первую ночь в Минской тюрьме:

«Я подошел к длинному столу и, положив под голову свой мешок, улегся. Меня не ошеломил, как многих, резкий переход от домашней обстановки к камере. Гражданская война меня пять лет швыряла то на общие нары казарм, то на пол наполненной клопами крестьянской хаты или сарай с сеном, а то и под куст на сырую землю. Только сильная боль за только что созданную семью, за молодую жену и прекрасную дочурку, за старую многострадальную мать. Я лежал с открытыми глазами, и сердце глодала обида, что арестован при полном отсутствии вины».

Суд не место для дискуссий. Типографская ошибка, нацдемы и неверие в колхозы

Несколько месяцев редакторы просидели в камерах порознь. Пока в декабре надзиратель не велел каждому выйти в коридор: будет суд. Из тюрьмы их везут в машине с надписью «Хлеб».

«В темном нутре машины мы сидим, прижавшись к друг другу, и шепотом делимся о ходе следствия. Один Жуков сидит в углу и молчит. …Путь от тюрьмы до площади Свободы недолог. … Открывается дверь, и мы на мгновение слепнем от дневного света и белизны декабрьского снега. … Гуськом следуем в здание Верховного суда БССР. Это здание, я помнил, было когда-то костелом».

.
Судя по справочникам 1930-х, Верховный суд располагался тогда по адресу: площадь Свободы, 21−1. Речь идет о месте правее Мариинского костела. Там сейчас посольство Франции. В тридцатые годы здесь был комплекс зданий иезуитского коллегиума, с башней и часами — их разрушили в пятидесятые. Выходит, там и был Верховный суд в 36-м. Житницкий вполне мог принять и это здание за бывший костел. Фото: Льва Дашкевича, из фондов Национального исторического музея, 1926
.

«Председатель суда А.Я.Безбард — образец советского бюрократа, прическа бобриком и два бесцветных заседателя. Над ними в позолоченных рамах портреты вождей. (…) По бокам нашей перегородки стоят конвоиры, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками».

.
Зарисовка из суда: под портретом Сталина (автор подписал его как «главный палач») находятся народные заседатели и судья по фамилии Безбард. «Скоро он сам будет сидеть на нашем месте и поплывет в ГУЛАГ. Пока он с партбилетом и наделен властью», — пишет художник. Себя он рисует на скамье подсудимых рядом с директором издательства
.

Художник Житницкий подробно пересказал диалоги из суда в своем дневнике. Защитников у обвиняемых не было, свидетели — только со стороны обвинения. Первым допрашивали директора Белгосиздата: мужчину с «посеревшим лицом», в мятом костюме, через который проступали лопатки на спине.

— Мне лично неизвестно о существовании контрреволюционной группы, и я не возглавлял несуществующую группу (начинает заикаться, как это с ним случалось при сильном волнении). У нас, как во всех советских учреждениях, была коммунистическая ячейка… С каких пор ячейки стали контрреволюционными группами? — рассказал судье Фадей Бровкович.

— Следствием доказано, что вы, будучи директором издательства, финансировали писателей-контрреволюционеров. Например, Тишку Гартного и Бруно Ясенского, — заявил судья Безбард (этих писателей позже репрессировали, реабилитировали посмертно. — Прим. TUT.BY).

— Вы ведь знаете, что без разрешения ЦК и волос не упадет с головы (нервно подергивал головой и в голосе появились плаксивые ноты). Писателей печатали по плану, утвержденному отделом печати ЦК. И никогда нам не говорили, что они контрреволюционеры. Мы платили им гонорары за произведения, то есть за труд, а не давали деньги на контрреволюционные нужды, — отвечал Бровкович.

По версии следствия, склады издательства были замусорены контрреволюционной литературой, а Бровкович охотно печатал писателей-нацдемов. Издатель аргументированно не соглашался.

.
Книги, иллюстрированные Житницким, до сих пор можно найти в библиотеках.
.

Бывший редактор политического сектора Василий Жуков на допросе заявил:

— Я был членом партийной ячейки издательства. Если считать, что среди нас были бывшие троцкисты, бундовцы и нацдемы, то можно сказать: такая контрреволюционная группа была.

Он же сообщил: художник Житницкий во время посевной кампании якобы выражал недоверие к организации колхозов. Прошелся и по другим коллегам из издательства.

«С него струится пот. Он потупил взор, чувствуя, какую ненависть к нему посеял у соседей на скамье подсудимых», — напишет потом иллюстратор.

.
Рисунки Житницкого на обложке книги белорусского классика.
.

— А что это вам колхозное строительство не понравилось? — уточнил потом судья у Житницкого.

— Мы были в слабом колхозе, и сложилось впечатление, что он рассыпается: нет тяговой силы и инвентаря. Вопрос стоял не о всем колхозном строительстве, — объяснял художник.

Повесили на группу издателей и «контрреволюционное искажение поэмы Маяковского „О бюрократизме“».

— Эта ошибка произошла при наборе текста, — объяснял еще один представитель издательства Зарембовский. — Наборщик вместо «Волком бы я выгрыз бюрократизм» набрал «Волком бы я выгрыз бюрокрайкома».

Свидетелем обвинения тут выступал писатель Михась Лыньков, однако он подтвердил слова о типографской ошибке.

.
Книги с рисунками Житницкого получали премии на крупных конкурсах в 1934, а в 1936 художника арестовали.
.

«Ответ писателя прозвучал как пощечина суду, и у нас всех остались благодарные чувства к Лынькову», — запишет в дневнике художник.

Судья быстро отправил писателя за дверь.

Житницкий описывает окончание суда:

«Мы сели, и кто-то сказал „комедия“. У них давно все взвешено и измерено. В зал суда через полуоткрытые двери заглядывают родственники. Уходит час. Нервы напряжены. Курцы непрерывно курят. У некоторых от нервной лихорадки расстроились желудки. Шутка ли, ведь вот за стенкой люди, облеченные властью, решают наши судьбы и судьбы наших семей. Нам командуют встать и просят не садиться. Хриплый бас Безбарда звучал для нас как похоронный звон».

Директора Белгосиздата Фадея Бровковича приговорили к 10 годам лагерей, столько же дали заведующему сектором политической литературы — сотрудничество со следствием явно не помогло. Житницкий тоже получил 10 лет. Еще трем сотрудникам дали по 7 лет лагерей, одному — 5. И поражение в правах еще на 3 года.

Выдержки из дневника художника. Здесь можно прочитать диалоги из суда целиком:

Судья Безбард:

— Следствием доказано, что склады издательства были замусорены контрреволюционной литературой. Зачем вы ее держали?

Директор издательства Фадей Бровкович:

— Никакой контрреволюционной литературы на складах не было. Были книги, которые по распоряжению отдела печати ЦК были изъяты из обращения, потому что содержание перерабатывалось. Например, «История партии» Ярославского (известный идеолог и сторонник Сталина. — Прим. TUT.BY) и ряд книг в этом роде.

Судья:

— Следствием доказано, что вы хорошо относились к авторам-нацдемам и печатали их произведения.

Фадей Бровкович:

— Я уже сказал, что издательство работало по плану, утвержденному в ЦК… Что касается того, что многие белорусские писатели были замешаны в нацдемовщине, то это не моя вина. Тогда не надо было бы печатать Янку Купалу и Якуба Коласа и многих других видных писателей!

После этого начался допрос бывшего редактора политического сектора Василия Жукова.

Василий Жуков:

— Я был членом партийной ячейки издательства. Если считать, что среди нас были бывшие троцкисты, бундовцы и нацдемы, то можно сказать: такая контрреволюционная группа была.

Судья:

— Расскажите, как вел себя обвиняемый Житницкий во время посевной кампании в колхозе.

Василий Жуков:

— Выражал недоверие в организацию колхозов. Сказал, что советская власть создала их, но они распадутся.

Судья:

— А что вы можете сказать об остальных?

Василий Жуков:

— Бровкович сквозь пальцы смотрел, как бывший бундовец Альтман печатал еврейских националистов, а Зарембовский белорусских нацдемов, а Квапинский на польском языке печатал Бруно Ясенского и других.

Судья:

— Садитесь, Жуков.

К трибуне пригласили обвиняемого редактора Зарембовского — он был и секретарем партийной ячейки в издательстве. Кстати, один из тех, кто открыто вступился за директора до ареста и вскоре следом отправился в камеру.

Судья:

— Подтверждаете, что состояли в контрреволюционной группе при издательстве?

Константин Зарембовский:

— Я избирался секретарем парткома издательства на протяжении ряда лет. Кроме партийной ячейки в издательстве никаких групп не было.

Судья:

— Как это вы допустили, что в литературном журнале «Полымя», секретарем которого вы являлись, появилось контрреволюционное искажение поэмы Маяковского «О бюрократизме»? Пришлось вырывать листы из издания…

Константин Зарембовский:

— Эта ошибка произошла при наборе текста. Наборщик вместо «Волком бы я выгрыз бюрократизм» набрал «Волком бы я выгрыз бюрокрайкома».

Судья:

— Введите свидетеля обвинения писателя Михася Лынькова.

Лыньков вошел в зал, «слегка кивая головой» обвиняемым. У того спросили: он подтверждает «грубую политическую выходку» Зарембовского?

«Ответ писателя прозвучал как пощечина суду, и у нас всех остались благодарные чувства в Лынькову», — пишет в дневнике художник Житницкий.

Михась Лыньков:

— Мы проверили тексты оригинала, с которых надо было печатать поэму. Все было в порядке. Была типографская ошибка. Кроме того, я должен нести ответственность за журнал как его редактор. А здесь Зарембовский ни при чем.

Судья:

— Гм, да, но вы ведь были почетным редактором.

Михась Лыньков:

— Нет, я был его настоящим рабочим редактором.

Судья:

— Спасибо, товарищ Лыньков, вы свободны!

«Гляжу председателю суда в глаза. Чувствую, одна нога подрыгивает у меня от волнения и сознания, что от этого артиста зависит: быть ли мне с моей семьей, или загонит, куда Макар телят не гонял», — вспоминает иллюстратор.

— Зачем у вас в музее висели фото, прославляющие БУНД (еврейский рабочий союз. — Прим. TUT.BY)? — интересовались у директора Музея революции Артемия Данильчика. Его добавили к этому делу, когда выяснилось: один сотрудник издательства привез для его музея из Москвы пару вещей. Вещей от предполагаемого контрреволюционера.

Артемий Данильчик:

— Фото эти были времен революции 1905 года. Ведь известно, что большинство минских рабочих тех времен входили в БУНД как евреи по национальности. Это ведь история…

Наконец черед дошел до художника Житницкого, он также отвергал существование какой-либо группы.

Судья:

— А что это вам колхозное строительство не понравилось?

Марк Житницкий:

— Мы были в слабом колхозе, и о нем сложилось впечатление, что он рассыпается: нет тяговой силы и инвентаря. Вопрос стоял не о всем колхозном строительстве.

За ним выслушали заведующего польским сектором Людвига Квапинского. «Он хром на одну ногу. В тюрьме у него отобрали одну палку, и он с трудом передвигается. Он сильно близорук. Получив по нашему процессу 7 лет в исправительных лагерях, — забегает вперед художник, — его в лагерь не отправили. А привязали к делу с Бруно Ясенским и другими поляками. И расстреляли».

Судья:

— Вы были знакомы с Бруно Ясенским. Почему вы платили ему большие гонорары и иногда авансировали его произведения? Вы знали, что он буржуазный националист…

Людвиг Квапинский:

— Мы Ясенского печатали не по рукописям, а переводили с московских изданий. Если мы давали ему гонорар, то после выхода его книги. Что он со своим гонораром делал — его дело. Напрасно следователь свел работников издательства в выдуманную им контрреволюционную группу. Таковой в издательстве не было, я был членом компартии…

Суд объявил перерыв. В коридоре обвиняемые заметили замдиректора издательства Брензина — у того в руках была папка с иллюстрациями Марка Житницкого к книге Груздева «Молодые годы Максима Горького».

«Следователь Кунцевич в поисках материала для подтверждения своих версий остановил внимание на моих рисунках. Он обвинил меня, что я нарочито „раскурносил“ молодого Горького. А потому велел Брензину принести папку в суд, но Безбард не воспользовался ими».

По пути в тюрьму, вспоминает автор дневника, фигуранты отзывались о суде с юмором и называли обвинения смехотворными.

«Бровкович мне говорит: «Вот увидишь, тебя выпустят, да и многих из нас. Мне уж как главе издательства наверное немного всыпят».

Процесс продолжился на следующий день. Заведующему сектором еврейской литературы Давиду Альтману вменялось, что тот «финансировал еврейских националистов, например поэта Изи Харика и других».

Давид Альтман:

— Позвольте, гражданин председатель суда, по-моему Изи Харик — депутат Верховного совета БССР. [Хацкель] Дунец писатель и критик, исполняет обязанности начальника отдела искусств при Министерстве культуры. А Давидович начальник Главлита. Все они старые члены партии и никогда не было речи об их контрреволюционности.

Судья:

— Здесь не место дискутировать. Садитесь, Альтман.

И удалился в совещательную комнату.

*** 

«Сопровождаемые плачем и криком, мы погрузились в «черный ворон», — пишет художник. — Все, что произошло с нами, не вмещается в сознание. Ведь это произошло в Советской Стране, руководимой компартией, поставившей целью добиться счастья для всего человечества.

.
«График тюремной лагерной отсидки. Начат в Минской тюрьме в октябре 1936 года. Окончен в Ветлосяне, город Ухта, Коми АССР в сентябре 1946 года. Всего 10 лет». «Плюс Игарка (ссылка) 1949 — 1955 годы» — это после отсидки первых десяти лет художника на тех же основаниях снова отправляют в Сибирь. Так «очищали» города от тех, кто дожил до окончания срока и возвращался домой.
.

«Пока мы между собой рассуждали, Жуков постучал в дверь камеры и попросил у надзирателя бумагу и карандаш. Он уселся за тумбочку и начал писать… он писал главному прокурору БССР, что следователь Кунцевич вынудил его говорить неправду, за что обещал свободу, но не сдержал своего слова. Он, Жуков, берет свои показания обратно и просит пересмотреть дело. Меня взорвало от возмущения. … Всю боль и гнев я обрушил на его голову. Меня еле оторвали от лежащего на полу между койками Жукова. …Наивные люди, как утопающие, хватаются за соломинку. … Привозят обеденную баланду, но я третьей ложкой поперхнулся. К горлу подкатил ком. Я тихо плакал».

Лагеря. «И вот мы уже в столыпинском вагоне»

Последние записи в дневнике: свидание с родными перед разлукой. Маленькая дочь Лара с недоумением смотрит на родителей, которые целуются сквозь слезы. Перед отправкой на этап мужчин стригут и отводят в баню.

«И вот мы уже в столыпинском вагоне (вагоны для перевозки осужденных, сначала так называли вагоны с переселенцами, по имени царского министра Столыпина, инициатора переселения в Сибирь. — Прим. TUT.BY). Сквозь решетку мелькают селения. Ночные огни в деревушках принуждают Бровковича произнести: „Эх, прожить бы тихо в таком домике со своей семьей. Хоть на хлебе и воде“. Поезд мчит нас в неизвестность».

.
«Пересыльный пункт Котлас. Бараки с трехъярусными нарами набиты заключенными. Урки (воры, жулики) непрерывно нападают и отбирают пожитки. Жуликам давали отпор. Мой чемодан уворовали урки (воры). Воспользовались проломом. Я через пролом зашел на нары к уркам. Я ходил от урки к урку и отбирал свои вещи»
.

Перед тем как пути участников этой истории навсегда разошлись, были еще две удивительные встречи.

Марк Житницкий второй раз в жизни увидел судью Безбарда — уже без партийного билета в кармане, на одном из этапов в лагере, тоже осужденного.

Другой эпизод случился на нефтеперегонном заводе в Сибири, куда художника отправили рисовать надписи «Не курить». Среди огромных цистерн он встретил сгорбленного сторожа, в котором с трудом узнал своего бывшего директора Фадея Бровковича.

.
Встреча на нефтеперегонном заводе Ухты бывшего моего директора Белгосиздата Фадея Бровковича — через три недели он умрет от туберкулеза. Его похоронили в общей могиле на санпункте «Ветлосян» отдельного лагерного пункта № 7. «Я ему принес папиросы. Он был заядлый курец. Я писал на баках «Не курить!»
.

Больше Марк Житницкий никогда не видел своих бывших коллег.

Директор издательства Фадей Бровкович умер в лагере от туберкулеза. Реабилитирован посмертно. Заведующий политическим отделом Жуков в 1950 повторно выслан, в Красноярский край. Дальнейшая судьба неизвестна, реабилитирован только в 1962 году (все остальные пятью годами ранее). Зарембовский — не исключено, после срока вернулся в Беларусь, реабилитирован, умер в 1977 году. Альтман — дальнейшая судьба неизвестна, реабилитирован. Ривкин — после отбытия срока освобожден в 1942 году, дальнейшая судьба неизвестна, реабилитирован. Неизвестно о дальнейшей судьбе директора Музея революции Данильчика, потом он был оправдан. Редактора военного сектора Милова судили позже, приговорили к 10 годам — но он умер в тюрьме через два года. Реабилитирован посмертно. Заведующего сектором польской литературы Квапинского через год судили по еще одному делу — как шпиона-диверсанта из организации ПОВ (нелегальной Польской организации войсковой). Расстрелян в Минске, позже реабилитирован.

.
Справка о реабилитации. Марку Житницкому предъявили обвинение как члену контрреволюционной группировки (ст.72а, 76, 145 УК БССР). Осудили 17 декабря 1936 года. Приговор: 10 лет ИТЛ, конфискация имущества. Освобожден в 1946 году. Реабилитирован 14 сентября 1956 года.
.

Самому художнику почти два десятка лет в лагерях помогла пережить кисть: когда из шахты или с лесоповала отправляли писать очередной агитационный плакат или декорации для театра заключенных.

.
«Воскресный отдых в этапе. Бывшие военные и партийные, инженеры и писатели. Занимаемся поисками вшей». На втором рисунке — сцена с Фадеем Бровковичем на этапе. «Здесь жил в ссылке Сталин, и ему поставили бронзовый бюст. Я говорю своему бывшему директору издательства: Когда-нибудь на этом месте, что я сижу, мне тоже поставят мой бюст как знаменитому художнику»
.

.
.
«Ежедневно, идя на работу в лес, я наблюдал, как заполнялась яма размером 7 на 3 метра мертвецами. Возчик сбрасывал мертвеца как попало. Снег засыпал. Весной яму закапывали. Хорошо, что родные не видят эту картину»
.
.

.
.
«Наше чудесное, незабываемое свидание с Ниной и дочуркой Ларисой — Ларочкой в сентябре 1939 года на пересылке „Пионер“ Ухтпечлага. 10 дней, промелькнувших как сон». «Я стоял с глазами, полными слез. Я во весь голос кричал „Сволочи! За что?“ (это в адрес бандитов, повинных в наших страданиях). Нину увозят, чтобы никогда ее не увидеть…».
.

Вернулся художник в Минск только в 1955 году, через год его реабилитировали. Его первая жена Нина во время войны погибла в застенках гестапо, а дочь Лара стала приемной в семье писателя Петра Глебки.

.
Ссылка. До возвращения в Беларусь осталось три года
.

.
.
Семья Житницких накануне эмиграции в Израиль. Марк Соломонович в нижнем ряду справа
.

Марк Житницкий женился второй раз, у него родились еще двое детей.

Он снова работал художником в Минске; много картин посвятил теме Холокоста и репрессиям — некоторые хранятся в музеях Беларуси и России. В 70-е вместе с сыном перебрался в Израиль: там, говорят, у него открылось второе дыхание. Умер Марк Житницкий в 90 лет.

Портал TUT.BY благодарит Исаака Житницкого за предоставленные материалы из архива отца

Опубликовано 25.06.2021  02:33

Обновлено 25.06.2021  15:18

 

Владлена Савенкова и «Выжившие»

«Он видел своими глазами вагоны, которые увозили мирных людей в ссылки. Но для него лучше Сталина всё равно никого не было». Режиссер Владлена Савенкова — о фильме «Выжившие», посвященном репрессиям

Meduza.io, 6 июня 2021, 09:34

В конце марта на телеканалах «Дождь» и OstWest состоялась премьера фильма «Выжившие» — документальной картины о том, как молодые россияне исследуют прошлое репрессированных предков. Фильм создан при помощи берлинского фонда Für unsere und ihre Rechte и международного общества «Мемориал» (признано в России «иностранным агентом»). Режиссер — Владлена Савенкова, продюсеры — Александра Перепелова и Алексей Козлов, автор идеи и куратор проекта — Мария Макеева. Фильм доступен в ютьюбе.

Владлена Савенкова живет в Берлине и учится в киношколе. До переезда в Германию она работала в компании «Амурские волны», где занималась документальными фильмами о громких преступлениях в современной России. Она рассказала «Медузе», как снимала «Выживших», и попыталась ответить на вопрос, почему в России хотят забыть о сталинских репрессиях.

— С чего начался фильм «Выжившие»? Почему вы обратились к теме сталинских репрессий?

— Два года назад я приехала в Берлин учиться в киношколе. Когда уезжала из России, думала — бросаю журналистику, бросаю заниматься документальными фильмами, буду снимать кино. Потом случилась пандемия, пауза в кинопроизводстве, и мне предложили поработать — сделать документальный фильм о сталинских репрессиях.

Я сразу решила, что не хочу делать что-то такое с пожелтевшими страницами, с ученым, который дает историческую справку. Не хотелось и мучить узников ГУЛАГa, которых осталось совсем немного, задавать им вопросы, на которые они и так бесконечно отвечают. Сначала у нас был совсем другой замысел. Мы хотели снять фильм о том, как молодые художники Берлина знакомятся с биографиями узников ГУЛАГa. Потом мы отказались от этой идеи. Это было бы странно, ведь в самой России не говорят об этой теме. Так с чего бы молодым художникам — с пирсингом, татуировками, красными волосами, приехавшим в Берлин из Венесуэлы и Ирана, — вдруг интересоваться судьбами таких далеких им людей. Мы поняли, что это должна быть история, рассказанная молодыми людьми, у которых с этими репрессиями связана личная история, история их семьи.

Сегодня я открыла свой фейсбук, и там подряд три новости. Первая: «Правозащитная организация Gulagu.net приостановила работу в России. Ее сотрудников вывезли в Европу». Следующая новость — в Пензе закрывают отделение историко-просветительского общества «Мемориал». И третий материал: «Ей было пять лет, когда ее родителей репрессировали». Наш фильм необходимо было снимать.

— Как фильм устроен?

— У нас получились три полноценные семейные саги, в них задействовано множество людей. Если разбираться в генеалогических древах героев, можно с ума сойти. По ходу фильма становится понятно — несмотря на то, что это три совершенно разных семьи, они все пострадали по одному и тому же сценарию. Просто однажды к ним пришли и выслали из родного дома с запретом на возвращение. Ни за что, без причины, без совершения преступления, без вины. В нашем фильме показан игрушечный поезд, который как будто едет через заснеженную Россию. И вот на самом деле этот поезд репрессий проехал через всё наше общество.

Для меня было важно рассказать истории простых людей, которые всю жизнь были вынуждены об этом молчать. И вот наши герои, правнуки репрессированных, стали первым поколением в истории их семьи, где наконец-то заговорили о страшном прошлом.

— Расскажите о ваших героях?

— Аня, которая с 20 лет мотается по свету, — типичная берлинка, которая не сидит на месте. Например, когда она узнала, что ее дед родился в Румынии, она поехала туда и взяла языковые курсы, чтобы выучить язык. Она хочет разобраться в себе, понять, кто она такая, и для этого она исследует историю своих предков. Но чем больше она узнает о прошлом семьи, тем больше запутывается в себе. Очень сильная травма вшита в ее генетический код. Ее дед Вася Вальчук был сослан на Север, в поселок Березово (Ханты-Мансийский автономный округ). Для Ани все началось с того, что ее дочь заявила: «Я — немецкая девочка». И они с мужем взялись за голову — ведь у «немецкой девочки» мама русская, а папа датчанин. И они стали знакомить ее с корнями.

Другие герои — это двое братьев-близнецов из Москвы, которые ищут следы своей репрессированной прабабушки, поэтессы. Она была знакома с Толстым, дружила с Цветаевой, мы нашли ее архив в Литературном музее. После ГУЛАГa она не могла вернуться в Москву и поселилась за 101-м километром, в городе Малоярославец (на правом берегу реки Лужи, в 61 км к северо-востоку от Калуги). Братья не могут получить доступ к делу своей прабабушки из-за ковида, архив ФСБ сейчас закрыт.

И Женя — он работает библиотекарем в Берлине. Всю большую семью его деда Василия Ларина сослали в Казахстан. Еще когда дед был жив, Женя создал большой видеоархив с его воспоминаниями.

— С героиней Аней и ее дочкой вы поехали в место ссылки прадеда. Как девочка восприняла русскую провинцию?

— Анина дочь Юна — абсолютно европейский ребенок. При этом в поездке ни у кого из нас не было тягостного чувства от осознания русской хтони. Как-то получилось рассказать об истории страны без удручающего настроения. Хотя в Березове ничего не работает, нет ни одной точки общественного питания, и чтобы поесть, мы ездили в аэропорт. Там Юна впервые увидела настоящий туалет, где нужно присесть на корточки. Юна была в восторге — не «мама, фу!», а «ничего себе!»

Ане было важно попасть на рыбный завод, где много лет работал ее прадед. Он заброшенный, превращен в склад, туда никого не пускают. Мы попали туда только потому, что сторож был в умат пьян, и он просто не очнулся. Хотя мы и дрон там запускали, и шумели.

В Березове жили репрессированные, но при этом нет ни памятников, никаких следов воспоминаний. Зато стоит памятник Меншикову, соратнику Петра I, он тоже был сослан туда [в 1727 году]. В Малоярославце тоже нет никакого музея 101-му километру, зато есть музей СССР, он называется «Назад в СССР», мы туда сходили. Там стоит черная «чайка» Аллы Пугачевой.

— И хотя в этих местах не сохранилась память, в вашем фильме есть местные герои, которые помогают молодым людям найти сведения о репрессированных родных. Это энтузиасты, которые действуют без институциональной поддержки. Зачем они этим занимаются?

— Например, в Малоярославце жило много ссыльных, и многие из них оставили свои мемуары. Краевед Галина Гришина изучает городскую библиотеку и составляет альманахи о ссыльных. У нее даже нет интернета, представляете? Она делает все вручную. Или краевед из поселка Добринка [в Липецкой области] Вячеслав Искорнев десять лет писал книгу «Дело отца Николая» о репрессированном священнике, о жителях села, сосланных в Казахстан за то, что они были верующими и осуждали советскую власть за раскулачивание.

Они находят смысл для себя в том, что сохраняют память. Они не дают разрушиться связи с чем-то большим, с историей народа. Это нужно не только им, но и всем нам.

— Как вы считаете, почему в России не ставят памятников репрессированным? Почему пропаганда предпочитает замалчивать те события?

— Это очень сложный вопрос. Во-первых, это политика государства. Просто наша власть считает себя наследницей той власти, ее преемницей, и поэтому не осуждает прошлое. Во-вторых, в семьях об этом тоже не говорили, боялись. Только сегодня третье поколение потомков репрессированных начинает задумываться о том, что же произошло на самом деле.

Вот как объясняют это молчание наши герои: мама Евгения рассказывает, что в Казахстане, где она выросла, все русские были ссыльными. Говорить об этом было наказуемо, да и зачем — ведь пострадавшими были все. А потом началась война, и военные горести и беды затмили все те невзгоды, которые переживали ссыльные. Она говорит, что им было стыдно говорить о ссылке, когда страна переживала войну.

Мне показалось важным упомянуть, что она, дочь репрессированного, училась в одном классе с дочкой главы отделения ГУЛАГa, где сидел Солженицын. Ее одноклассница до сих пор не верит, что были какие-то репрессии, потому что она знает совершенно другую картину мира. Конечно, им надо было в этой школе как-то находить компромиссы с совестью, с собой, с историей, чтобы научиться жить в этой стране. Поэтому для людей до сих пор нет одной правды.

— Как вы думаете, это может измениться? Заговорят ли когда-нибудь свободно о репрессиях?

— На этот вопрос невозможно ответить. Я думаю, это возможно, потому что каждая семья в нашей стране пострадала от репрессий. Некоторые даже не знают об этом. В нашем фильме довольно большая съемочная группа — операторы, монтажеры, графики — все говорили что-то вроде: «У меня прадед тоже был осужден по закону о трёх колосках». Пора понять, что это у нас общая травма.

При этом ужасно слышать заявления о том, каким ГУЛАГ был социальным лифтом, что все были при деле, давайте вернемся к этой практике. Это абсолютная, жесточайшая бесчеловечность. Мало пыток в ярославских колониях, мало беспредела в тюремной системе? Давайте еще развивать систему ФСИН! Это какой-то роман Кафки.

— В фильме несколько человек — свидетелей и даже жертв этих репрессий, — остались сталинистами. Это поражает.

— Да, например, один из наших героев — Виктор Морозов, ему 102 года. Он признаёт, что были бесчеловечные репрессии, он видел своими глазами эти вагоны, которые увозили мирных людей в ссылки, но для него лучше Сталина всё равно никого не было. Дочь репрессированного Василия Ларина говорит, что не осуждает сталинистов. Что нельзя судить людей категорично. В кадре она спорит со своими внуками, которые выросли в Германии и считают, что сталинизм и фашизм — явления одного порядка.

— Знают ли вообще молодые европейцы, что такое ГУЛАГ?

— Не все, и у нас изначально была идея познакомить их с этой страницей нашей истории. Часто бывает, что мои приятели немцы спрашивают, над чем я работаю. Я говорю, что снимаю фильм про сталинские репрессии. А что это такое? — спрашивают они. Я рассказываю, что в Советском Союзе были концентрационные лагеря, только для своих. Они на это очень [остро] реагируют. Больше всего их поражает вопрос — за что? Почему их сослали? Какое преступление они совершили? Что они украли или кого убили? У фашистов были свои бесчеловечные аргументы, немцы их знают. А вот за что своих же граждан можно сажать в тюрьмы и убивать — они не понимают. Они знают о Сталине, что он был тиран. Но вот то, что в стране были концлагеря для советских людей — это для них большое откровение.

— Как они относятся к тому, что в России об этом не говорят?

— Это самое непонятное для них. В Германии молодежь вывозят автобусами в Нюрнберг по два раза в год, натягивают огромный экран и показывают события их страшной истории. Поэтому это для них странно, как можно такое замалчивать.

— До переезда в Берлин вы работали сценаристкой и снимали документальное тру-крайм кино. Чем вызван ваш интерес к этой теме?

— Я считаю, что мне безумно повезло. Эта работа — лучшая возможность понять, что такое человек. Я работала почти два года в компании «Амурские волны». У меня было восемь фильмов, и все они довольно страшные.

Я снимала фильм про ангарского маньяка. Я сама из Ангарска, и в то время, когда я там росла, в городе происходили убийства женщин. В нашем фильме мы поднимали тему коррупции в органах, и нам пытались помешать — звонили нашим героям, запугивали их. Я снимала про трагедию на Сямозере, и читала распечатки допроса детей. Один мальчик, которому удалось выбраться на берег, видел галлюцинации — так детская психика пыталась справиться с огромной, неподъемной тяжестью. Он ел камни, и ему казалось, что это яблоки, которые спасут ему жизнь.

Это не добрые семейные истории, а истории про безусловное зло, которое настигло людей — не плохих и не хороших, а самых обыкновенных. Люди вообще не хотят об этом говорить. Им приходится задавать вопросы, которые могут их ранить. Иногда люди срываются: «Да кто ты такая?», «Сколько тебе лет, у тебя вообще есть дети? А я всё потерял!».

Я плачу примерно на каждом интервью. Но я всегда любила эту работу. Если бы не она, я никогда бы не увидела такую Россию, таких людей. Я теперь знаю, какие люди сложные, что мир вообще не черно-белый. Это, кстати, большая проблема у нас с европейскими кинокураторами. У них всегда есть соблазн покрасить мир в черное или белое, и чтобы в сценарии были либо герои, либо злодеи. Но на самом деле и герои, и злодеи — это одни и те же люди.

Беседовала Мария Лащева

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Глава ФСИН (уже не в первый раз) высказался за более широкое применение труда заключенных. Что в его словах о новом «не ГУЛАГе» разумно, а что крайне тревожно?

«Пишу жене, что не падаю духом» Фрагмент комикса «Вы — жившие. Большой террор» о пасторе, отбывавшем наказание в ГУЛАГе в 1930-е годы

Лагерь, где сидели диссиденты Фрагмент книги о музее политических репрессий «Пермь-36». Его создали энтузиасты, а чиновники превратили в музей работников ГУЛАГа

На концерте в Новосибирской филармонии пианист Тимофей Казанцев высказался о политических репрессиях в России Сотрудники филармонии попытались прогнать его со сцены, а потом извинились за его слова

В России слишком много заключенных, ФСИН нужно превратить в гражданское ведомство. Короткая версия доклада «Что делать с российскими тюрьмами»

Источник

Опубликовано 07.06.2021  11:11

О леваках. И о сталинском терроре

Начиная с 1990-х годов я время от времени высказывался о крайне правых в Беларуси – натурально, без особого пиетета (хотя среди них, как во всех группировках, не замазанных включённостью во власть и не обязанных «прогибаться», попадаются неглупые и мужественные люди). Сегодня – для равновесия, что ли – захотелось поговорить о местных ультралевых. Или, если угодно, о леваках…

Замшелые сталинисты, которым «в обед сто лет», мало меня интересуют – любопытно было послушать новое поколение (успеть, пока оно ещё теоретизирует, а не перешло к практическим действиям по захвату власти :)). Возможно, репрезентативными в этом смысле являются «три богатыря» – Дмитрий с ресурса «Полиграф» и два Константина из кружка, названного «КрасноBY», пожалуй, не без иронии («Краснобай» ;)). Эти могучие мужи решили дать отлуп автору канала «Вам показалось» («ВП»), не так, по их мнению, снявшему ролик о коммунизме. Вот этот:

https://www.youtube.com/watch?v=x4XRop79YwU

Разумеется, за восемь минут глубокий анализ сложного «-изма» невозможен, но анонимный автор «ВП» нигде и не претендовал на особую глубину (мультипликационные вставки намекают). Тем не менее по нему решили пальнуть «изо всех стволов»: немудрёный апрельский ролик разбирался в начале мая около часа… «На серьёзных щах», под заголовком, из которого так и сквозила обида: «Когда им надоест? Антисоветская пропаганда в Беларуси».

Всю «дискуссию» перетряхивать не буду – остановлюсь на теме, волнующей с конца 1980-х (школьником собирал вырезки и выписки из журналов, газет, книг, в которых говорилось о Сталине и репрессиях, даром что, как осенью 2017 г. подчёркивал Анатоль Сидоревич, вернее было бы говорить о сталинском терроре).

«ВП» (4:58 – 5:03): «Оценки масштабов [сталинских] репрессий очень разные: от четырёх до сорока миллионов человек».

Казалось бы, к чему придраться в этой фразе? Но «нет таких крепостей, какие не могли бы взять большевики» (С):

Дмитрий (31:51 – 33:11): «В конце 80-х была создана специальная комиссия, которую пустили в архивы посмотреть, сколько же расстреляно. И с тех пор это официальные мейнстримные цифры, которые признают и западные историки-советологи, и местные историки-советологи… Ознакомиться с ними можно в книжке Земскова «Сталин и народ. Почему не было восстания», написанной по горячим следам (не совсем так, указанная книга вышла в 2014 г. – В.Р.) Эти цифры до сих пор никто не оспорил. Если не ошибаюсь, за всё время советской власти на территории советской страны было расстреляно в пределах миллиона, из них в 1937–38 годах – 680 тысяч (экстраординарная мясорубка, расстреляли больше, чем за всё остальное время). 2,5 миллиона – максимальная численность заключённых в ГУЛаге. Это признаваемые наукой цифры – не 4 и не 40 [миллионов], а сильно меньше. Это неприятно, это плохо, но систематическое враньё – это тоже плохо. И говорить о 40 миллионах, зная, что их не 40, десятилетиями, навевает странные мысли… Зачем это делается?»

Константин-1 (33:13 – 33:25): «Автор ролика не приводит никаких доказательств, никаких подтверждений. Когда он говорит, что есть историки, которые говорят (собственно об историках у “ВП” речь не шла, cм. выше. – В.Р.), фамилии историков не приводятся…»

Константин-2 (33:49 – 34:09, к «ВП»): «Вы бы те тезисы, которые озвучиваете, хотя бы материалами подкрепляли, пусть кривыми, чтобы можно было нам углубиться и истину откопать. Стыдно!»

Виктор Земсков, указ. соч.: «Всего за 1929–1933 годы в “кулацкую ссылку” было направлено более 2,1 млн человек… Много людей умирало в пути следования… Особенно велика была детская смертность… Выселение “кулацкого элемента” с направлением его на спецпоселение осуществлялось и в 1934–1935 годах, и даже позднее… По нашим оценкам, общее число раскулаченных в 1929–1933 годах и позднее крестьян (всех трех групп) могло максимально составлять 3,5 млн».

Российский историк Земсков (1946–2015), приведя вопиющую статистику и факты насчёт сталинского террора, попытался тем не менее смягчить общее впечатление, в т. ч. путём полемики с иными исследователями. Например:

Большой резонанс в обществе вызвала публикация Р. А. Медведева в «Московских новостях» (ноябрь 1988 года) о статистике жертв сталинизма. По его подсчетам, за период 1927–1953 годов было репрессировано около 40 млн человек, включая раскулаченных, депортированных, умерших от голода в 1933 году и др. В 1989–1991 годах эта цифра была одной из наиболее популярных при пропаганде (? – В. Р.) преступлений сталинизма и довольно прочно вошла в массовое сознание.

На самом деле такого количества (40 млн) не получается даже при самом расширенном толковании понятия «жертвы репрессий». В эти 40 млн Р. А. Медведев включил 10 млн раскулаченных в 1929–1933 годах (в действительности их было около 4 млн), почти 2 млн выселенных в 1939–1940 годах поляков (в действительности – около 380 тыс.), и в таком духе абсолютно по всем составляющим, из которых слагалась эта астрономическая цифра.

Боюсь, что допуск В. Земскова к архивным делам в конце 1980-х не сделал его специалистом по «всем составляющим». И трудновато на 100% доверять автору, который в соседних главах своей книги пишет о числе раскулаченных то «максимально 3,5 млн», то «около 4 млн». Также надо понимать, что доктор наук, выпустивший книгу в издательстве «Алгоритм» (не «мейнстримном» и уж точно не академическом), – ещё не вся современная наука.

Довольно убедительно с Земсковым – в 2007 г., т.е. до выхода его opus magnum – полемизировал, к примеру, его соотечественник, доктор философских и кандидат исторических наук Николай Копосов, констатировавший, что «Понятие “пострадавшие от репрессий”, действительно, размыто». Во всяком случае, уровень аргументации у Копосова не выглядит хуже… Его выводы о том, что «общее количество хотя бы приблизительно учитываемых жертв террора составит для периода 1921–1955 гг. 43-48 млн. человек», допустимо поставить под сомнение, но они существуют и имеют право быть.

Итак, у «ВП» в апреле 2021 г. промелькнула вполне корректная фраза о разных оценках масштабов сталинских репрессий, а его оппоненты, мягко говоря, облажались. Верну ведущему «Полиграфа» его же вопрос: «Зачем это делается?» Кажется, вот и ответ:

Дмитрий (34:16 – 35:06): «Почему важно бороться с этой чушью антисоветской? Потому что мы живём в такое время, когда гражданские конфликты полыхают то там, то здесь… И если мы не отлепим репрессии от советской власти (это не уникальное свойство советской власти репрессировать собственных граждан – раскачивание психоза с утерей контроля над спецслужбами может произойти везде, при любом строе, и происходило при любом строе)… Когда мы это слепливаем с СССР, то считаем, что у нас этого быть не может – мы же не СССР. И такое начинается, как мы видели в Украине».

Сравнение современной Украины с её сотнями политзаключённых (допустим, данные Ларисы Шеслер, представительницы украинского «Союза политзаключенных и политэмигрантов», базирующегося в Москве, верны), и СССР, где уже в начале 1930-х насчитывались миллионы потерпевших от режима, – типичная демагогия… Да, приступы массового психоза много где случаются, но лишь в таких государствах, как сталинский СССР и гитлеровская Германия, он: а) длится многие годы; б) насаждается сверху; в) оправдывается всеобъемлющей идеологией. В результате непосредственно страдают миллионы, а «рикошетом» ломаются жизни десятков миллионов людей.

«Отлепить» репрессии – чего уж там, террор! – от советской власти 1917–1953 гг. не представляется возможным. Уникальность этой власти на просторах бывшей Российской империи – как в разнонаправленности террора, когда трудно было найти категорию населения, им не затронутую, так и в разнообразии методов, и в многочисленности/вездесущести карательных органов. Раскрыл сборник «Улада і грамадства: БССР у 1929–1939 гады» («Логвінаў», 2019; спасибо Павлу Костюкевичу за то, что поделился экземпляром). Читаю предисловие составительницы, историка Ирины Романовой о начале 1930-х гг. в БССР (с. 7, пер. с бел.):

Само раскулачивание и выселение превратилось в настоящую вакханалию. Выявление и выселение кулаков проводили органы ГПУ, местные органы власти, группы бедноты, рабочие бригады, работники политотделов машинно-тракторных станций и совхозов, уполномоченные районных и окружных партийных, советских, комсомольских, профсоюзных и кооперативных органов… Результаты раскулачивания были катастрофическими. Конфискация имущества превращалась в примитивный и повальный грабёж.

Если углубиться в документы из этого сборника (кстати, высоко оцененного Алексеем Кудрицким, исследователем, авторитетным в левых кругах), то волосы дыбом становятся. Сельская местность, где в БССР 1930-х проживало около 80% населения, сделалась настоящим полем гражданской войны… И. Романова: «Угрозы, насилие, репрессии являлись составными частями повседневности крестьянства 1930-х гг.» (с. 8). Подобного, конечно, нет и не предвидится в современной Украине, да и в современной Беларуси.

На мой взгляд, белорусским левым (касается далеко не только «трёх богатырей») следовало бы не релятивизировать опыт сталинского СССР, вольно или невольно обеляя указанный период и лично тов. Сталина, а прямо заявить: «увы, всё это было, но мы не такие и такими не будем». Следовало бы ориентироваться на еврокоммунизм, более или менее успешно враставший в политическую жизнь Франции, Италии и проч. даже после «хрущёвских разоблачений» 1956 и 1961 гг., сближаться с социал-демократией. Правда, такое «движение к центру» небезопасно; можно, как минчанин Сергей Спариш, покинувший КПБ ради развития «Народнай грамады» Николая Статкевича, надолго угодить за решётку (на днях его приговорили к шести годам колонии усиленного режима – видимо, среди прочего за партийную активность). Куда проще и безопаснее сражаться с ветряными мельницами вроде «антисоветской пропаганды»…

С. Спариш и пиво. Это фото Сергей прислал для belisrael в 2019 г.

Добавлю, что заигрывание левых с приверженцами сталинской эпохи ещё как-то можно объяснить в России (с точки зрения «имперцев», влиятельных в соседней стране, антизападник Виссарионыч был крут независимо от его большевизма). В Беларуси же оно бесперспективно даже тактически; движение национал-большевиков здесь всегда было настолько маргинальным, что власти, в отличие от кремлёвских, по большому счёту и не пытались интегрировать нацболов в свои структуры. К тому же в РБ Сталин, по моим ощущениям, куда менее популярен «в народе», чем в РФ.

Возможно, единственный жилой дом в Минске (Центральный район), где и серп, и молот, и звезда… Фото 10.05.2021

У нас вообще поменьше тоски по большевизму и веры в коммунизм, чем у восточных соседей, как бы ни суетились чиновники вроде министра образования Игоря Карпенко и его «цепного пса» Андрея Л-на. Достаточно вспомнить, что на относительно свободных президентских выборах 1994 г. кандидат от компартии (Новиков) занял последнее, 6-е место, в то время как в России-1996 Зюганов пользовался поддержкой примерно половины избирателей. А вот общественный запрос на левые идеи в Беларуси, как не раз говорилось, есть, и немалый.

Вольф Рубинчик, г. Минск

10.05.2021

wrubinchyk[at]gmail.com

Опубликовано 10.05.2021  22:33

Беларусь – ко(с)мическая держава

Ю. А. Гагарин жил, жив и будет жить! Говаривал первокосмонавт о нашей стране: «Видел я Беларусь. Она красиво смотрится из космоса и особенно прекрасна вблизи» (см. здесь; может, и апокриф, т. к. cлова переданы через «третьи руки»).

Прошёл юбилей гагаринской экспедиции, благодаря которому я узнал, что в Беларуси есть не только музей космонавтики (на родине Петра Климука – в агрогородке Томашовка Брестского района), но и павильон «Космос» при минском аэроклубе. Увы, не бывал ни там, ни там. Всё-таки мне очень по душе, что у нас не забывают о звёздах (по душе ещё с детского сада, когда в начале 1980-х мы под аккомпанемент музрука пели «Наши космонавты – чудо всей Земли!»).

«Солнце нам поможет»?

В московском музее космонавтики перед «космическими шахматами», лето 2016 г.

Детство и праздники имеют свойство заканчиваться, сменяясь суровыми буднями. Не может не печалить то, как власти обходятся с минчанкой Ольгой Майоровой – гражданской активисткой, боровшейся против вырубки зелёных насаждений, за внутрипартийную демократию в ОГП, в 2016 г. выдвигавшейся кандидаткой в палату представителей… В начале января её арестовали за связь с Николаем Автуховичем; после СИЗО КГБ отправили в острог на Володарского, а затем, через барановичскую тюрьму, – в Гродно.

Фото отсюда

«Не понимаю, что я делаю во всей этой истории и почему меня выдернули в Гродно», – написала она сыну. Я тоже не понимаю, да и устал искать логику в действиях спецслужб (у гражданских чиновников, особенно тех, чьи мозги не засижены идеологией, логика ещё кое-когда проскакивает).

Более полугода томится за решёткой Степан Латыпов – бизнесмен с «площади Перемен», защищавший мурал на вентиляционной будке. Минвнудел РБ обвинял Степана в поставке «ядохимикатов, средств защиты растений, с попытками взяток» и грозился: «Мы их все докажем» (28.10.2020). Министр сменился, а доказательства, видимо, по-прежнему столь зыбки, что МВД не рискует представлять их даже невзыскательным белорусским судьям…

Похоже, «силовики» уже и сами не знают, что делать с Латыповым, арбористом, до 2020 г. далёким от политики; ведь если его отпустить, то как бы не пришлось завести дело на тех, кто отдал приказ о его аресте? Впрочем, экс-министр может пока спать спокойно: Юрия Хаджимуратовича защищает принадлежность к «кадровому резерву Лукашенко» и статус «инспектора по Гродненской области».

С. Латыпов (фото отсюда)

И вот сегодня пришла новость о задержании 63-летнего Григория Костусёва – кандидата в президенты 2010 г., председателя вполне себе травоядной партии БНФ, которому я когда-то дарил книжку «Жывуць вольныя шахматы»…

Г. Костусёв

В Шклове по уголовному делу задержан также зять Костусёва Дмитрий Антончик.

(UPD. Изначально правозащитники сообщали о его задержании, но мужчина после обыска на воле. – инфа tut.by, 13.04.2021)

Пожалуй, чтобы не плакать от всего происходящего, надо смеяться. Объясню смысл заголовка, сославшись на Владимира Набокова: «Космическое отличается от комического одним свистящим звуком». Этот звук в наших широтах зачастую выпадает, аки вставной зуб.

Не понимают чиновнички, как смешно и глупо выглядят, воюя, к примеру, с негосударственными интернет-ресурсами вроде naviny.by (с недавних пор блокируют и «зеркало» naviny.online). Или обиделись на Европейский вещательный союз (ЕВС) – принявший в марте с. г. крайне спорное решение о недопуске белорусского бэнда «Галасы ЗМеста» на «Евровидение» – и с 12.04.2021 отключили в Беларуси «Euronews». Канал, кстати, опять же травоядный, но «виноватый» тем, что был основан в 1993 г. тем самым ЕВС.

Помимо истории с «Евровидением», любопытно было бы изучить, насколько недавняя (до первых чисел апреля 2021 г.) служба нового министра информации РБ на телеканале «Мир» повлияла на его решение о перекрытии кислорода «Eвроньюс». Наверно, бедолага лет десять переживал, что евразийский «Мир» не так популярен… и наконец-то дорвался до «красной кнопки», позволяющей отключить евроконкурента. Возразите, что министр уже не имеет прямого отношения к телевидению, и вообще «ничего личного»? Ну, если копнуть чуть глубже, то как минимум его супруга имеет.

Куда высших белорусских чиновников ни целуй, везде ж… Кто-то из них додумался втиснуть на минские «жировки» памфлет о бело-красно-белом флаге.

За содержание «жировок» формально отвечает «Единый расчётно-справочный центр» при столичной власти. Думаю, что главе «Центра информационных технологий Мингорисполкома» Бардовичу Максиму Валентиновичу, а также директору филиала Букатову Андрею Сергеевичу (судя по выражениям лиц, не cамым глупым людям) стыдновато за такую рассылку, тем более что их, в случае чего, и сделают крайними… Но страх ослушаться «крёстного отца» оказался сильнее.

Очень уж несмышлёными считают «наверху» своих граждан, ежели надеются, что примитивный «чёрный пиар» изменит отношение к бело-красно-белому флагу. Квартиросъёмщикам пытаются «продать» недоговорки, да и прямую ложь: «Предатели с бчб-нашивками жгли Хатынь…» То «бандеровцы» жгли Хатынь в марте 1943 г., а то, выходит, «СБМ-овцы»?! Даже tut.by, не самый мощный в исторических вопросах портал, без труда опровергает…

Ещё раз сошлюсь на постановление Учёного совета Института истории Академии наук Беларуси от 12.09.1991 (опубликованное в «Народнай газеце» 07.02.1995 с примечанием, что позиция подписантов не изменилась). Фрагменты в переводе с белорусского:

«В гербе “Погоня” отражены национальные цвета белорусского народа – белый и красный… Герб “Погоня” и геральдически связанный с ним бело-красно-белый флаг в 1918 г. утверждены Секретариатом Белорусской Народной Республики в качестве государственных символов Беларуси… Под символами “Погоня” и бело-красно-белым флагом развивался и развивается белорусское возрожденческое движение. Учёный совет Института истории АНБ предлагает: 1. Утвердить в качестве государственных символов Республики Беларусь герб с изображением “Погони” и бело-красно-белый флаг».

Подписались 19 историков – доктора и кандидаты наук, в т. ч. специалисты по истории ХХ века. Касательно прошлого им доверия как-то больше, чем специалистам по начислению платы за жилищно-коммунальные услуги, не правда ли?

В 2008 г. и даже 10 лет спустя доктор исторических наук Игорь Марзалюк уважительно высказывался о «самопровозглашённой» БНР: «Сегодня позиция властей такова, что толчком к появлению современного понимания белорусской нации стал Всебелорусский съезд, далее — БНР, потом — СССР, теперь — Республика Беларусь» (цит. по nn.by, 15.03.2018). В 2020–2021 гг. историк Марзалюк «сломался» (депутат «парламента» взял в нём верх над исследователем – бывает…), но факты – вещь упрямая. Сто лет назад деятели ССРБ таки понимали, что советскую республику удалось провозгласить в 1919 г., а повторно в 1920 г., во многом благодаря упорству «буржуазной» Рады БНР в 1918 г., и искали расположения деятелей этой Рады.

Лукаво кто-то сформулировал: «На референдуме 1995 года более 75% белорусов высказались против бчб…» На деле в 1995 г. насчитывалось в Беларуси 10,08 млн жителей и 7,746 млн избирателей. Из них участие в референдуме приняли только 4,83 млн. От этой части (а не от всего населения и даже не от всех избирателей), если верить официальным данным, 75,1% проголосовали за красно-зелёную символику – всего 3,62 млн человек, т. е. менее половины электората. Нужно ли пояснять, что объективная значимость такого решения была не большей, чем легитимность «авантюры» Верховного Совета 19 сентября 1991 г., когда за бело-красно-белый флаг и «Погоню» проголосовало конституционное большинство депутатов?

Не исключено, что провокация с «жировками» была затеяна не ради «войны флагов», а ради оправдания казённого насилия, сопровождавшегося человеческими жертвами: якобы «57,8% респондентов уверены, что действия государства, направленные на пресечение уличных протестных акций, обоснованны». А я вот полагаю, что в обоснованности карательных акций 2020–2021 гг. уверены либо умственно отсталые граждане, либо законченные садисты/циники. И тех, и других в Беларуси, увы, немало, но в общей сложности их доля в населении вряд ли превышает 20-25%.

Тоже о прошлом, но немного «вбок». Борис Давид Балтэ, организатор пробелорусских «движух» в Израиле, написал в фейсбуке (11.04.2021):

84 года назад, в Могилёвской психиатрической больнице тюремного типа умер белорусский поэт Змитер Жилунович – Тишка Гартный.

Он был первым руководителем БССР. Он верил в независимую Беларусь, но вместе с социалистической Москвой. Что можно быть независимым государством, но оставаться в поле Москвы. Так как «без России нам никуда».

Они верили, что национализм БНР Беларуси не нужен. И вопрос языка не главный. И что не нужна белорусизация. Можно спокойно быть независимыми с двумя государственными языками.

«Невероятные» начала ХХ века.

Его судьба – самый понятный пример того, что будет с современными невероятными, если они не прекратят быть зависимыми от России и не станут борцами за независимость. Их нагло используют, Беларусь будет оккупирована, а их самих убьют в страшных условиях.

Б. Д. Балтэ, фото 2019 г. отсюда

Сам люблю исторические параллели, но сравнение между аграрной «самоопределявшейся» Беларусью 1918–1919 гг., разорённой войнами, и урбанизированной страной 2020–2021 гг., терзаемой заматеревшим авторитаризмом, притянуто за уши. Соответственно, и Светлана Тихановская с её окружением – далеко не Змитер Жилунович, хотя и собиралась «править» примерно столько, сколько «правил» он (1 января 1919 г. стал главой временного правительства рабоче-крестьянской Беларуси – 3 февраля того же года перестал им быть). Кстати, Жилунович-Гартный, будучи т. наз. национал-коммунистом, активно поддерживал белорусизацию 1920-х годов в БССР, о чём см. здесь.

Читатели belisrael в курсе, что я иронически относился к «невероятным», особенно к тем, кто обращался за поддержкой в Россию. Однако, даже если б их реально поддержали в РФ как альтернативу Лукашенко, вариант, описанный Борисом в последнем предложении, представляется неуместной «страшилкой». Беларусь – не Крым, и оккупированной в обозримом будущем не станет. Пусть и с двумя государственными языками, хороша сия двойственность или не очень.

Сам я в 2000-х прошёл этап, когда хотелось сплошь и всюду слышать белорусскую, когда настаивал на этом. Сейчас я уверен, что для наций жажда свободы и солидарность важнее языка. В конце 1920-х большинство жителей Беларуси разговаривали по-белорусски, но это не спасло их от сталинского террора; подобным образом и распространённость украинского языка в начале 1930-х не стала помехой для голодомора. В Туркмении и Северной Корее ситуация с титульными языками, кажется, куда лучше, чем [в Беларуси] c белорусским, но многие ли наши соотечественники желали бы там поселиться? С другой стороны, Ирландия, где, как и в Беларуси, в университетах «титульный» язык никогда не доминировал, живёт и в ус не дует…

Так я высказался по теме три года назад, и пока не вижу причин, чтобы менять позицию.

Вольф Рубинчик, г. Минск

13.04.2021

wrubinchyk[at]gmail.com

Опубликовано 13.04.2021  21:29

* * *
Не ведаю, як у астатніх дамах, але ў маіх бацькоў – прынамсі, на той “кнопцы”, дзе быў “Еўраньюс” – зараз не “Пабеда”, ці як яе там, а “RTVi”. Сабатаж?.. 😉
Пётр Рэзванаў, г. Мінск 
20.04.2021  13:58

А. Сімакоў пра Д. Выгодскага

Добрае літаратурнае імя: Давід Выгодскі

Піша Алесь Сімакоў

Літаратуразнавец, перакладчык і паэт, асветнік і арганізатар міжнародных культурных сувязяў, ён быў прыкметнай постаццю ў Гомелі і Ленінградзе, з якімі звязаны яго жыццёвы шлях. Памёр у карагандзінскім лагеры ў 1943 г., а спробу вызваліць яго сучасная ізраільская энцыклапедыя лічыць амаль беспрэцэдэнтнай па смеласці.

Д. Выгодскі

«Гомельскі перыяд» пачаўся 5 кастрычніка 1893 г., калі Давід Выгодскі нарадзіўся тут у сям’і дробнага службоўца і праходзіў у цесных зносінах са стрыечным братам Львом, які пасля змяніў сваё прозвішча на «Выгоцкі». У 1911–1912 гг. браты падрыхтавалі і надрукавалі некалькі нумароў літаратурнага часопіса «Зарницы», які быў адзначаны ў адрасна-даведачнай кнізе «Весь Гомель» на 1913 г. Часопіс вылучыўся з тагачаснага багацця мясцовай перыёдыкі імкненнем адлюстраваць духоўнае жыццё гомельскай «моладзі». Першае ж выступленне Выгодскага ў друку датуецца 16 красавіка 1911 г., калі ў пецярбургскай «Неделе Вестника знания» з’явілася яго нататка «Дзе шчасце».

Пасля вучобы на гісторыка-філалагічным факультэце сталічнага ўніверсітэта, ужо як практычна сфармаваны іспаніст, Давід Выгодскі з канца 1917-га правёў некалькі неспакойных гадоў у Гомелі. Ён з энтузіязмам успрыняў рэвалюцыю, што было натуральным для супрацоўніка такіх выданняў, як «Летопись» і «Новая жизнь». Няма пераканаўчых сведчанняў таго, што ён актыўна ўдзельнічаў ва ўсталяванні савецкай улады, але яго праца ў рэдакцыях, у тым ліку «Гомельской мысли», і педагагічных установах мела цалкам лаяльны характар і адрознівалася добрасумленнасцю.

Фота зроблена ў Гомелі прыкладна сто гадоў таму. Першы злева – А. Быхоўскі, другі злева – Д. Выгодскі, другі справа – Л. Выгоцкі. Узята адсюль

«Господи, верую», — так пачынаецца і заканчваецца адзін з яго вершаў, напісаных у 1920 г. у «Губнаробразе». Матывы іншых яго твораў — «Мы все обречены на боль, / Нам всем начертано страдание» або «Взвивается чёрное знамя. Черное знамя — как смерть» — таксама прымушаюць задумацца над сапраўдным складам яго думкі, які вымушана скажаўся біёграфамі нават пасля рэабілітацыі (1957).

Ранняя мастацкая творчасць Д. Выгодскага, што ўключае, акрамя паэтычнага зборнічка 1922 г., і пераклад п’есы ў вершах Лесі Украінкі «У катакомбах» (Гомель, 1924), ставіць пад сумнеў «бальшавізм», які спрабавалі ўкараніць у гэтага, як пісаў Веніямін Каверын, «добрага, разумнага, але, можа, не вельмі адважнага чалавека». Пазбягаючы ўцягвання ў небяспечныя сітуацыі ўжо падчас антыэсэраўскіх «чэкісцкіх засадаў» 1922 г., пазней Давід быў вымушаны прыстасоўвацца ва ўмовах ганенняў на ўсё і ўся, што ўзмацняліся. І тым не менш ён быў «камарада Давід Выгодскі», калі з 1936 г. падтрымліваў байцоў Інтэрбрыгад у Іспаніі, пасылаючы эмацыянальныя лісты і кнігі. Менавіта «папулярызацыя рэвалюцыйнай літаратуры» зрабіла яму «добрае літаратурнае імя». Аднак Давід ухіляўся ад залішняй «палітызацыі»: усе яго намеры былі накіраваны на творчую працу, увесь яго дом быў запоўнены кнігамі; яго добрасардэчнасць прыцягвала.

Р. Э. Боці, Р. Гансалес Туньён, Л. дэ Грэйф, К. Гуцьерэс-Крус, Х. дэ  ла Куарда, Х. Ліст Арсубідэ, Х. Саламеа, А. Юнке — толькі некаторыя  з імёнаў лацінаамерыканскіх пісьменнікаў, якія сталі вядомымі ў СССР дзякуючы Выгодскаму. Перакладчык і рэцэнзент вёў шырокую перапіску з аўтарамі, атрымліваў выданні – і адразу ж імкнуўся забяспечыць ім другое жыццё ў рускамоўным асяроддзі. З лістоў сваіх шматлікіх карэспандэнтаў у Лацінскай Амерыцы ён даведваўся нямала пра тое, што было «звязана з яе эканамічным становішчам, залежнасцю ад замежнага капіталу і абсалютным паўфеадальным прыгнётам безабаронных індзейцаў» (з ліста яго «таварыша, які падае надзеі», С.-С. Вітурэйры з Мантэвідэа). Кніга «Перапіска з Амерыкай», з маладымі Ж. Амаду, Х. Л. Борхесам, Х. Ікасам, А. Пасам і Н. Гільенам, якую Выгодскі абмяркоўваў з выдавецтвам «Советский писатель», не выйшла. Частка лекцый Выгодскага была заснавана выключна на арыгінальным матэрыяле, атрыманым па пошце. Разам з вядомымі даследчыкамі К. М. Дзяржавіным, Б. А. Кржэўскім, В. У. Рахманавым ён стварыў Іспанаамерыканскае таварыства — навуковую асацыяцыю па вывучэнні Іспаніі і Лацінскай Амерыкі. Як яго старшыня, Д. Выгодскі каардынаваў першыя сур’ёзныя крокі ў збліжэнні савецкай грамадскасці з «культурным лацінаамерыканскім светам». Гасцямі ИСПАМО і Выгодскага былі вядомыя пісьменнікі і гісторыкі, такія як Р. Альберці з Іспаніі, Х. Падэста з Уругвая. Сам ён, як і Янка Маўр, не падарожнічаў па свеце, — яго крыніцамі былі візіты іншаземцаў і дакументальныя крыніцы. Разам з Маўрам яго адносяць да піянераў беларускага эсперанта; яны атрымлівалі матэрыял для сваіх працаў на гэтай мове і з Амерыкі.

Не абмяжоўваючыся ў сваіх інтарэсах лацінамерыканістыкай і пашыраючы асноўную цікавасць на Іспанію (непадзельнасць «лацінскай стыхіі» ілюструе пераклад ім рамана іспанца В. Бласка Ібаньеса пра адкрывальніка-італьянца «У пошуках вялікага хана (Крыстобаль Калон)», 1931), Выгодскі рэцэнзаваў, яшчэ да рэвалюцыі, чарговае выданне «Спеву аб Гаяваце» ў перакладзе І. Буніна. Пазней гамельчанін перакладаў І. Бехера і Б. Келермана, Э. Сінклера і К. Сэндберга, пісаў прадмовы да выданняў М. Твэна, ацэньваў творчасць Т. Драйзера, шматлікіх іншых амерыканскіх і еўрапейскіх пісьменнікаў. Яго звароты да замежных літаратараў мелі на мэце ўзаемнае ўзбагачэнне літаратур: Выгодскі актыўна прапагандаваў за мяжой юбілейныя мерапрыемствы ў сувязі са стагоддзем смерці А. С. Пушкіна. Асобныя творы А. Блока, У. Маякоўскага, К. Бальмонта, Г. Ахматавай і іншых рускіх пісьменнікаў сталі даступныя іспанамоўнаму чытачу дзякуючы перакладам Выгодскага. Не забываючы пра родную Беларусь пасля ад’езду ў 1921 г., ён пераклаў для «Анталогіі беларускай літаратуры» (1929) і іншых выданняў вершы М. Багдановіча, у тым ліку «Слуцкіх ткачых», творы Я. Коласа, М. Чарота. Глыбока цікавіла яго, натуральна, і яўрэйская літаратура, асабліва паэзія, у прыватнасці Х. Н. Бяліка. Яе Д. Выгодскі даносіў да шырокага чытача ва ўласных перакладах і крытычных аглядах; калі быў супрацоўнікам Петраградскага ўніверсітэта, выступаў і ў «Еврейской неделе».

«Іспана-беларускае» згуртаванне «На Моховой семейство из Полесья» наведвалі амаль усе найбольш вядомыя літаратары Ленінграда. «Осьми вершков, невзрачен, бородат, / Как закорючка азбуки еврейской» — такім Давід Выгодскі паўставаў перад сваімі гасцямі, сярод якіх часта бываў і Восіп Мандэльштам. Шчыра і амаль па-дзіцячы наіўна глядзіць Д. Выгодскі з малюнка мастака У. Майзеліса, які паспеў увасобіць яго перад адыходам з «сапраўднага жыцця».

Д. Выгодскі быў арыштаваны ў 1938 г. па «справе перакладчыкаў». Тыя, хто ведаў яго выключна як «савецкага чалавека і добрага таварыша», накіравалі ліст у ЦК ВКП(б); пад заявай стаялі подпісы М. Зошчанкі, Б. Лаўранёва, М. Слонімскага, Ю. Тынянава, К. Федзіна, В. Шклоўскага. Міхаіл Зошчанка быў сярод тых, хто пасля смерці Выгодскага хадайнічаў пра вяртанне яго ўдаве велізарнага кнігазбору з 12 тысяч тамоў, галоўным чынам замежных кніг, вывезеных падчас блакады ў Публічную бібліятэку (у лісце ад 28.12.1993 г. яе — тады ўжо РНБ — вучоны сакратар У. А. Калабкоў адказаў нам наконт гэтай праблемы, якая ўсё яшчэ ўздымалася з боку сям’і; ён паведаміў, што частка кніг, трапіўшы ў абменны фонд, мусіла разысціся па бібліятэках краіны, якія пацярпелі падчас вайны), і пра пасмяротнае аднаўленне яго ў Саюзе пісьменнікаў.

Яшчэ з перасыльнай турмы ў Ленінградзе, а потым з КарЛАГа Выгодскаму ўдавалася пісаць сваякам, паведамляючы пра неймаверныя, здавалася б, планы: «…Пакутліва хочацца працаваць, хочацца напісаць і ў прозе, і ў вершах цэлы шэраг рэчаў, народжаных гэтымі цяжкімі гадамі», — дзяліўся ён з жонкай за тры месяцы да смерці. — Вельмі, аднак, баюся, што нічога гэтага зрабіць ужо не атрымаецца». Вершы, датаваныя 1941–1943 гг., выкарыстала ў «Матэрыялах да біяграфіі» Давіда Выгодскага ленінградская даследчыца Р. Р. Фатхуліна (Шагліна), даслаўшы іх яшчэ ў рукапісе і нам.

Аддаючы доўг памяці і паўторна «вяртаючы» Давіда Іосіфавіча Выгодскага жыхарам Гомеля і ўсёй Беларусі, нельга не ўспомніць і пра блізкіх людзей, якія падтрымлівалі яго. Жонка Эма Іосіфаўна нарадзілася ў Гомелі ў 1899 г. і пасля заканчэння ў 1922 г. гістарычнага факультэта МДУ, прысвяціўшы сябе літаратурнай працы, займалася перакладамі. Стварыла шэраг папулярных кніг для юнацтва. Яе няскончаная гістарычная аповесць пра канкісту, апублікаваная ў 1961 г. у зборніку «Бурштынавы пакой» пад загалоўкам «Капітан Картэс», цікавая тым, што прадстаўляе шмат «пазітыўных» рысаў заваёўніка, запазычаных з хронік.

Пасля арышту мужа яна яшчэ спрабавала працаваць, але, зламаная няшчасцямі, перажыла Давіда Іосіфавіча толькі на шэсць гадоў. Сын Давіда і Эмы Іосіф прайшоў вайну, быў паранены і ўсе пасляваенныя гады жыў надзеяй на аднаўленне справядлівасці.

Іосіф Давідавіч, які шмат перанёс у жыцці і ўнаследаваў ад бацькі клапатлівасць у адносінах да людзей, памёр у Санкт-Пецярбургу ў 1992 г., паспеўшы звярнуцца да гамяльчанаў і, у прыватнасці, да Беларуска-індзейскага таварыства (у бібліятэцы і архіве якога захоўваюцца шматлікія матэрыялы пра Выгодскіх) са словамі ўдзячнасці за памяць пра бацьку.

У 1993-м і наступных гадах мемарыяльная праграма, якая ўключала ў якасці нагоды 100-годдзе з дня нараджэння і 50-годдзе смерці Давіда Выгодскага, паўтарыла асноўныя кірункі рассылання лістоў з заклікам да міжнароднага супрацоўніцтва і актывізацыі дыялогу культур. Зварот аргкамітэта «Трохгоддзя Выгодскіх» апублікаваў «American Indian Culture and Research Journal» (1994, № 3) у Лос-Анджэлесе.

Хаця Выгодскі і не можа лічыцца адным з першых уласна беларускіх лацінаамерыканістаў, ён — лацінаамерыканіст-ураджэнец, што таксама натхняе.

Пра аўтара

Алесь Сімакоў нарадзіўся ў 1962 г. у вёсцы Рудакоў Хойніцкага раёна. У 1979 г. скончыў 10 класаў — СШ № 3 у Гомелі. Працаваў на абутковай фабрыцы, заводзе металаканструкцый, у інфармацыйна-вылічальным цэнтры, міжраённым упраўленні па меліярацыі, вучыўся на падрыхтоўчым аддзяленні ГДУ. Са студзеня 1987 г. быў заняты арганізацыйнай працай па стварэнні Беларуска-індзейскага таварыства. Аўтар каля 120 публікацый, уключаючы даклады на навуковых канферэнцыях; друкаваўся ў 9 краінах. Асноўныя тэмы даследаванняў: беларусы на Алясцы і ў Сан-Францыска, гісторыя беларуска-індзейскіх сувязяў, школазнаўства.

Крыніца: Палац: літаратурны альманах. 2020. Мінск: Кнігазбор, 2021. С. 178–181.

Артыкул перадрукоўваецца з невялікімі рэдакцыйнымі праўкамі – belisrael

Апублiкавана 08.04.2021  20:48

В. Рубинчик. Ко Дню смеха (дурака)

От редактора belisrael

Сейчас, в начале 2024, а следовало значительно раньше,  я должен сказать, что сделал огромную ошибку, когда позволил тому, кто называет себя политологом, завалить сайт огромным количеством материалом о том, как он борется за улучшение синеокой, поливая всех, как во власти, так и сбежавших, да и не имеющих отношение к политике, в отличие от него, остающегося в Минске.

“Обезопасив” себя тем, что не имеет страниц в соцсетях, не выходивший протестовать, он свалился на израильский сайт, но никак не Беларусь-Израиль, как позволяли его называть еще некоторые из слишком разумных, решив, что можно превратить его в свою собственность, и за свои опусы, поскольку в Беларуси все дорожает и дорожает, начал выцыганивать финансы, которые достигли 5 тыс. баксов, не считая украденного  огромнейшего количества времени, в том числе оторванного ото сна, поскольку присылаемые материалы надо было поставить вовремя, а иной раз они поступали под ночь, к тому же в придачу рекомендуя для публикации выкопанные на разных сайтах заумные материалы, которые и вовсе мало кого могли заинтересовать, но нагружая меня прочтением их.

А сколько времени было потрачено на запощивание его статеек в фейсбуке, ответы на иногда случавшиеся комменты, а затем еще и пересылку ему того как реагируют. Чего только в голову ему не приходило. Забросить материалы в какие-то фейсбучные группы, отправить тем, кого он задевал и посмотреть как отреагируют, запостить на моей странице “радi прыколу” пришедшую в голову “умную” мысль. Хорошо помню, как просил отправить линк материала бывшему министру здоровья, а затем  губернатору Гродненской области Каранику и ждать реакцию на критику и т.д.  Мне, живущему в Израиле с 1990 года, редактору и основателю сайта, больше не о чем было думать, как о более чем странном белорусском еврее и выполнять его хотелки.

Для него главное было, чтоб не была пропущена ни одна запятая, ошибка или описка, и потому, иной раз, даже спустя пару лет, просил поправить, в том числе стилистику предложения. Вот такой перфекционист!

После того как я ему в середине 2022, и особенно в начале 2023, написал, что бесконечные публикации о Беларуси, и особенно, как он их подает, вредят сайту, тем более, что еще давно не раз предлагал ему репатриироваться, в крайнем случае пожить хотя бы год, к тому же была возможность бесплатно у меня, и при этом заработать значительно больше, чем он имеет в Минске, да и получить корзину абсорции, а это тысяч семь долларов, если не больше, и вернуться, слышал в ответ (все письма он мне писал на белорусском) сначала: “Трэба было гэта рабiть даўно, а цяпер не…я люблю Беларусь, тут i памру”. После августовских выборов 2020, когда начался массовый отъезд  из Беларуси: “Яшчэ не час, мо пазней”. Уж казалось бы 24 февраля 2022 должны были стать решающими, но нет.

А в начале 2023:

“Калі ў сайта зараз і ёсць перспектывы, то яны – у супрацы з блогерамі, якія пішуць пра сучасную Беларусь. Таксама можна было б пакласці з прыборам на “спіс экстрэмісцкіх матэрыялаў” і паціху публікаваць фрагменты, напр., з гэтых кніг. Думаю, многія чытачы былі б за гэта ўдзячныя – а заблакаваць belisrael улады РБ не наважваюцца (відаць, баяцца канфлікту з Ізраілем ;)) (22 января 2023)

“OK, далей тады – без мяне. Добрага дня і шчасліва заставацца! и вскоре продолжил:  “Карацей, Вы стаміліся. Я таксама стаміўся. Сайт мяне доўгі час цікавіў, але свет на ім клінам не сыходзіцца. Сем з нечым гадоў пісаў, як умеў, і многім падабалася. А што не ўсім – ну, я не купюра з партрэтам Франкліна.  Бывайце здаровы. (23 января 2023)

Все это брехня, поскольку сам писал, что посылает ссылки своим знакомым и из 10, в ответ получал 1 реакцию. Да и зачем ему Израиль, где надо было бы и поработать, когда можно сходить в библиотеку, на улице выискать непорядки и сфоткать, после чего сварганить статейки и за них еще вытаскивать немалые бабки.
.
А весной 2021 он открыл свой ютюб-канальчик и сообщил на нем в конце 2023, что достиг пусть не большого, но все-таки успеха – было 5 подписчиков, стало 22!
.
То, что он на нем пишет в своих постиках практически ежедневно, за исключанием шабата, говорит о том, что этот непризнанный гений, к тому же “смельчак”, продолжая покусывать белорусскую уладу, при этом не забывая ее хвалить за некоторые успехи, достойин помещения в закрытое отделение психушки  в Новинках. А возможно, кому-то во власти выгоден такой еврей.
.
Да еще тот, кто после трагедии 7 октября высказался: “несколько раз был в Израиле и не понравилось. Да и вообще знал, что не такая сильная израильская армия, как всегда говорили о ней, к тому же кругом бардак. А военную операцию в Газе нельзя начинать, если не поставить цель заняться образованием палестинцев, хотя это будет сделать очень тяжело”.
.
Это и есть минский  “политолог”, который вслед за израильскими и международными леваками жалеет  “мирных” палестинцев, в основной своей массе помогающим хамасовским террористам и желающим уничтожения Израиля.
.
К тому же, он никому не расскажет, что приехав ко мне на 3 недели на свое 40-летие в июне 2017, решил съэкономить на страховке, и уже на 2-й день все могло кончиться трагедией с его женой, которая была с ним. Помню, как тогда она плача говорила ему, что надо улетать назад. Хорошо, что все обошлось и ч-з 2 дня ожила, а если б пришлось обратиться в больницу, то никаких денег не хватило бы. Что смародерил многие тысячи долларов, а кроме этого писал, что уже совсем перестает работать комп и тогда я ему передал новый, который взял знакомый, летевший в Москву, а оттуда доставил в Минск.
.
Поскольку он никак не реагирует на мои письма по мэйлу, где настоятельно прошу вернуть все смародеренное, и оставляемые комменты на его канальчике, о котором давно забыл и натолкнулся в середине декабря прошлого года, где еще и рекомендует читать его статьи на сайте, то это превью помещу ко многим его опусам, или фельетончикам, как он их называет. Для меня он стал существом и когда его посадят, что будет более чем справедливо, не заслужит никакой жалости ни с чьей-либо стороны, поскольку подличал в отношении многих.
.
23.02.2024
_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
.

Наверное, шалом! Думал-думал, над кем бы посмеяться 1 апреля, чтобы выглядело безобидно, но и не бесцельно… Звиняйте, для начала не выбрал объекта получше, чем газета «Авив», что была основана в 1992 г. «главной еврейской организацией» страны. Собственно, теперь это уже не газета – её учредители «не осиливают» даже один бумажный выпуск в год – а сайт, заполняемый выдержками из русскоязычной википедии, повествующий, кто в какой день родился. Почему-то на фоне Цецилии Мансуровой и Вальтера Рудольфа Гесса (это швейцарский физиолог, а не тот, о ком вы подумали) забытыми оказались «именинники» марта – большие еврейские поэты, уроженцы Беларуси. Да, я-таки об Изи Харике и Мойше Кульбаке. Пять лет назад газета вела себя корректнее, вплоть до того, что отозвалась на презентацию сборника стихов М. Кульбака в книжном магазине «Галіяфы» («Он писал на языке мамы»).

Вставил на этот счёт шпильку в одном из текстов на belisrael, забросил в «Авив» ехидную реплику – нуль реакции. Что ж, ситуация видится так: союз под руководством г-на Черницкого сейчас очень запуган и боится лишний раз упомянуть жертв сталинского террора, поскольку администрация и госпропаганда «сильную власть» (в частности, методы Сталина) с 2020 г. не порицают, а скорее одобряют. Ну, охота «поколению отцов» бояться – бойтесь… Беда в том, что вы и детям, и внукам свой f*cking страх передаёте.

Любопытна оговорка в самопрезентации газеты: о да, история, культура и юмор для издания именно «проблемы»…

То, что забыт один из главных редакторов, Геннадий Холявский, говорит об отношении к людям в этой странной организации.

«Шапка» и выходные данные единственного «холявского» номера газеты «Авив» – № 1, 1995

По-своему логичны «открытия» вроде того, что у нас сейчас 5871 год (на минутку, 5781-й):

Ещё, оказывается, Песах выпадает на период «солнцестояния»… Tак его в декабре надо праздновать? Али в июне? 🙂

Не то, чтобы я сильно надеялся на перемены к лучшему… Рыбёшка-то гниёт с головы; кое-какие примеры приводил не далее как на прошлой неделе. Дополнительное любопытное заявленьице с «главного сайта страны»:

Вообще-то «Белкоопсоюз» – это государство в государстве союз потребительских обществ, который по закону НЕ является коммерческой организацией. Но «иногда не до законов», это да.

Когда бюрократическая нашлёпка, подконтрольная правительству, рулит торговлей и производством, получаются интересные казусы. Глава «Белкоопсоюза» Сергей Сидько, выдвинутый Рыгорычам в 2009 г., был арестован в 2013 г., обвинён в злоупотреблении властью и получении взятки, приговорён к 12 годам с конфискацией имущества (вроде сидит ещё). В декабре 2013 г. и. о. царя назначил нового руководителя, Валерия Иванова, и в январе 2014 г. потребовал от него «кардинального улучшения ситуации в потребкооперации, повышения масштаба и качества обслуживания населения, а также наращивания позиций “Белкоопсоюза” на внутреннем потребительском и внешнем рынках».

Докоронавирусной осенью 2019 г. госконтроль обнаружил, что:

Доля потребкооперации в розничном товарообороте организаций торговли республики сократилась с 9,1% в 2014 году до 4,6% в январе-августе 2019 года. Не выполнено поручение главы государства по доведению удельного веса непродовольственных товаров в розничном товарообороте торговли организаций потребительской кооперации до 25% (на сегодняшний день – менее 10%). За последние 7 лет количество магазинов потребкооперации сократилось в 1,6 раза (с 7 тыс. на 1 января 2012 года до 4,5 тыс. на 1 января 2019 года). Не выполнено требование президента о функционировании не менее 1000 автомагазинов (на 1 января 2019 года насчитывалось 622 автолавки)… Справедливые нарекания у населения вызывает качество обслуживания… Снижаются темпы заготовки сельхозпродукции и сырья…

И т. д., и т. п. А ведь много лет предприятия потребкооперации обладали немалыми привилегиями.

Этот фейспалм был бы где-то даже и смешным, не будь он столь грустным… И Лукашенко, и его протеже Иванов (бывший замглавы администрации президента и экс-вице-премьер, т. е. не с неба свалился) до сих пор у власти; от одного зависят судьбы миллионов, от другого – десятков тысяч.

Лет сорок назад Борис Борисыч Гребенщиков написал песню «Странный вопрос», где такие слова:

Ты пришла ко мне утром,

Ты села на кровать,

Ты спросила, есть ли у меня

Разрешенье дышать

И действителен ли мой пропуск,

Чтобы выйти в кино?

Теперь ты говоришь: «Ну, куда же ты отсюда?»

Ты знаешь, главное — прочь, а там всё равно.

Она уже почти на 100% описывает нашенские реалии, разве нет?

Я думаю, сторонники перемен в Синеокой до сих пор действовали не в том направлении. Многие сознательно или подсознательно стремились «прочь» из страны, а прилагать усилия следовало бы к тому, чтобы прочь двигались их оппоненты. Тем более что, как демонстрируют примеры Владимира Ермошина, Урала Латыпова (и «видных государственных деятелей» рангом пониже, с дымом пожиже), особой привязанности к белорусским берёзкам и клёникам у них не наблюдается: после отставки охотно оседают в России или хз где-то ещё.

Надо бы нам скинуться на сверхпроект для Илона Маска, чтобы он в конце концов отправил свою ракету на Марс и отыскал там покорный народец, готовый разводить бульбу, выписывать газету «Советский марсианин», потреблять продукцию Марскоопсоюза и беспрекословно участвовать в субботниках. Не отыщет? А мы хорошенько попросим – и скажет, что отыскал; Илон же по природе своей фантазёр 🙂 Такая новость, безусловно, порадует здешний правящий класс, и его элита (как идеологи, так и «крепкие хозяйственники») захочет переселиться на новую планету. Ну, а то, что может произойти дальше, описано в романе Александра Беляева «Прыжок в ничто»…

Пока звездолёт не построен, кушаем то, что имеем. Помните, в феврале 2020 г. «главный» обещал, что к концу года Добрушская бумажная фабрика «выйдет на работу в нормальном режиме, мы полностью запустим производство»? В октябре вице-премьер РБ Юрий Назаров передвинул получение первого мелованного картона указанной фабрикой уже на первый квартал 2021 г. Квартал закончился, а где же новинка? Выяснилось, что в феврале c. г. председатель «Беллесбумпрома» Михаил Касько заявил: «На Добрушской бумажной фабрике “Герой труда” мы должны в апреле начать выпуск принципиально новой продукции. Это двухслойный, трехслойный мелованный и немелованный картон». В апреле 2021 г., если кто не врубился.

Тут и комментарии, и уколы «Вожыкам» излишни. Кстати, важный вопрос: помогают ли сатира с юмором решать важные вопросы? Чем дольше живу, тем больше сомневаюсь. Однако есть и те, кто не сомневается. Вот месяц назад Юлия Шимкевич писала на «РС» (пер. с бел.):

Если мы все начнём смеяться (искренне, дружно, много, и смех наш будет хором среди этого горя), проклятия и заклятия спадут с нашей горемычной земельки.

Ибо страшные, отвратительные, досадные вещи делаются только и исключительно с серьёзными, мрачными лицами. Мы пытаемся им противостоять, как обезьяны или попугаи, тоже с серьёзными и мрачными лицами. Это не работает…

Не смешно – но надо смеяться. Долго, от всего сердца, «во всю мощь». Только так разрушим эти чары и заклятье.

А кандидат философских наук Владимир Ровдо (1955–2021), о котором я пару слов говорил здесь, в мае 2006 г. разъяснял:

«Плошча» не была агрессивной по отношению к режиму и его руководителю. Она, скорее, с издевкой, чем с гневом, выражала свое отношение к действующей власти и ее все более очевидной глупости, подлости и непрофессионализму. Смех – это более сильное оружие, чем ненависть. И когда им заражаются тысячи людей, пришедших к администрации президента, чтобы из уст ведущего услышать новый анекдот про Лукашенко или цитату из его косноязычной речи, то это означает, что дни действующего президента сочтены, потому что сама ситуация анекдотична. Имидж «грозного и ужасного диктатора» тут же улетучивается, вместо него появляется образ слабого и трусливого человека, который допустил это.

Полтора десятилетия минуло после мартовских событий 2006 г. – по Ровдо, «революции белорусского духа» – а воз и ныне слушает да ест. Кстати, высмеивание и вышучивание А. Лукашенко началось ещё до его победы на президентских выборах (июль 1994 г.), а уж сколько анекдотов народилось за 27 лет… Видно, что-то не сработало в схеме «ситуация анекдотична – имидж улетучивается».

В общем, не уверен, что следует смеяться, когда не смешно, да и «отвратительные вещи» делаются в этом мире отнюдь не только с серьёзными лицами. Уважаю мнение Ивана Штейнера («Смех подобен демону, уничтожающему того, кто вызвал чудовище»; схожая идея была и у Владимира Набокова в «Истреблении тиранов»), но к смехотворным околосатирическим проектам вроде «Саўка ды Грышка» или «Красная зелень» отношусь… никак не отношусь. Да и «Арт-каментары» Олега Минича на «Радыё Рацыя» – то хороши, то так себе.

Это пять! Cоздатели агента Смита из «Матрицы» что-то предвидели…

Характерно, что газета «Навінкі» блистала, пока выходила беспорядочно – вернее, по мере накопления материала. Качество сатиры и юмора чуть упало, когда «Навінкі» примерно в 2002-м сделались еженедельником.

Что касается меня, то вслед за Сальвадором Дали со всей ответственностью заявляю: я никогда не шутил, не шучу и шутить не собираюсь! Ну, товарищи, с первым апреля, и в качестве подарка – первый куплет ценнейшего стиха от Ляли Б.:

Люди читают жопой. Жопой люди читают.

Люди в целом хорошие, но жопой читают они.

Дык ничего, что жопой. Главное, что читают

Можно читать и жопой, в жопе особый смысл…

Дальше ищите сами – сами дальше ищите… И, если уж вы найдёте, – дайте, пожалуйста, знать.

Несколько примиряет меня с жопочтением текстов нижеследующий Бенькин стих:

Из той самой анонимной (возможно, даже экстремистской – кто докажет обратное?) книжечки, о которой упоминалось прошлой осенью.

Артём Шрайбман вернулся с военных сборов, и я не мог пройти мимо этой фотки… Отсюда

Минск, 31.03.2021

Здесь мы наблюдаем один из народнейших способов протеста в нашей Каштановке – вывешивание белых бумажек на окна. Да-да, это про тесто. А вот и ссылка на витиеватую статью россиянина Дмитрия Щербачёва о том, что в Беларуси «настоящих буйных мало».

Вольф Рубинчик, г. Минск

01.04.2021

wrubinchyk[at]gmail.com

Опубликовано 01.04.2021  01:01

В. Рубинчик. Обо всяком-разном

Добрый день! После серии белорусскоязычных материалов вернусь к «великому и могучему», реализуя суверенное право автора (не путать с авторским правом).

В мае 2017 г. писал: «С большинством публичных личностей, претендующих на то, чтобы стать альтернативой клану Лукашенок, у меня чисто музыкальные разногласия… Обычно эти личности просто не попадают в такт: молчат, когда надо говорить, говорят, когда надо действовать, суетятся, когда надо подумать». Постоянные мои читатели, наверно, в курсе, что за четыре года эти разногласия никуда не ушли… Проявились они и в этом месяце, когда один «лидер оппозиции», поселившийся в Польше, пожелал белорусам выйти на улицы 25.03.2021: «Не собираясь в колонны и не стоя на месте, мы будем задавать улицам пульс нашей воли. Пульс, который даже без марша покажет, что город наш. Покажет, что наши сердца бьются в едином ритме, в едином желании быть свободными». Дабы претендовать на «единый ритм», надо как минимум находиться на территории Беларуси.

Разумеется, не могу не отнестись критически и к раздавшемуся из Литвы призыву голосовать на интернет-платформе «за переговоры с властью». Уж сколько раз твердили миру, что власть РБ не считается с виртуально поданными голосами оппонентов, будь они десять раз верифицированы, будь этих голосов хоть сотни тысяч, хоть миллионы… Показать самим себе, как нас много? Так в прошлом августе уже показали, дальше что? Идея с массовым, «общенациональным» сбором голосов была уместна в июне-июле 2020 г. как способ дополнительной мобилизации активистов, сейчас это – шаг назад, уход от политической реальности в поле символической борьбы. По сути он выгоден администрации, несмотря на то, что последняя борется (или делает вид, что борется) с проектом Тихановской & Co. И трудно не согласиться с другим политэмигрантом, лидером КХП-БНФ, назвавшим проект «пустопорожней инициативой», которая «отвлекает внимание людей на иллюзии».

Впрочем, всё закономерно. Из текста двухлетней давности: «В 2000–2010-х гг. из-за многократных разочарований в реальности произошла виртуализация публичного (в частности, политического) пространства, умноженная на традиционную “памяркоўнасць”». Прошу прощения, что нередко себя цитирую, но я просто не знаю, кто ещё на белорусском материале писал о том, что электронный политический активизм, как правило, не дополняет, а подменяет активизм реальный… Сообщите, ежели знаете.

А в 2018 г. я чуток предупреждал о рисках китаизации: «Чту великий китайский народ – хотя бы за то что он дал миру Конфуция, Лао Шэ (из маньчжуров, но считал Китай своим), Лю Сяобо… В то же время очень не хочется построения новых всемирных империй. Израильтянам, которые мыслят не в категориях шука [базара – ивр.], нужна консолидация. Да и белорусам тоже, разве нет?» Cудя по недавним заявлениям, предостережение не пошло впрок, и власти РБ уже готовы «использовать опыт Китая» при создании цифрового концлагеря общества. Хорошо, ребята-демократы, смотрите себе фильмы о позолоченных унитазах и дорогих галстухах первого лица – это же так интересно и важно! Куда важнее геополитических раскладов и стратегий…

После поучительной картинки, найденной где-то в сети, вернусь к событиям настоящего и недавнего прошлого, среди которых печальные – увы! – преобладают. Однако я изо всех сил стараюсь видеть и позитивы.

В июне 2020 г. перечислял аналитиков из Беларуси, безвременно ушедших в ХХІ в. Недавно умерли ещё двое старших коллег: в октябре – Людмила Старовойтова из БГУ (1951–2020), в марте – Владимир Ровдо (1955–2021), долго работавший в Европейском гуманитарном университете. Оба – кандидаты философских наук.

Л. Старовойтова, В. Ровдо. Фото из открытых источников

Подтверждается старая истина, что политический анализ в Беларуси – занятие, не продлевающее годы жизни. Впрочем, как отметил сотрудник ЕГУ д-р Владислав Гарбацкий, Ровдо зачастую напоминал ему «скорее декадентского писателя, чем стереотипного политолога, а тем более преподавателя».

Лично я с Владимиром знаком не был. В своё время читал немало его текстов; они вызывали вопросы, но не настолько, чтобы искать автора для полемики с ним… Так или иначе, остаётся в силе идея, озвученная в прошлом году: памятник белорусским политическим аналитикам, который мог бы стоять на частной территории где-нибудь в Минске и иметь форму «абстрактно-конкретной» скульптуры. На ней – или рядом с ней – был бы уместен список фамилий: Богуцкий, Бугрова, Майсеня, Наумова, Паньковский, Потупа, Ровдо, Силицкий, Старовойтова, Чернов (боюсь именовать сей список мартирологом).

* * *

Прошли дни рождения Изи Харика и Мойше Кульбака – соответственно, 17-го и 20-го марта… В Синеокой эти даты отметил музей истории белорусской литературы, а вот Академии наук (оба поэта имели к ней прямое отношение) и газете «Авив», похоже, всё равно. Переживём, конечно… Любопытное сообщение опубликовала в аккаунте музея Анна Валицкая: оказывается, ещё в 2019 г. минская композиторка Оксана Ковалевич написала произведение «Зембинский еврей», вдохновлённое историей Изи Харика. Тут можно скачать ноты этой небольшой музыкальной пьесы, лёгкой для исполнения.

И. Харик (1896-1937), О. Ковалевич

А это статья о Кульбаке Антона Шаранкевича с budzma.by – не без «заусениц», но в целом корректная. Напомню, здесь в 2017 г. биография Кульбака была изложена более подробно. Схожие материалы увидели свет на бумаге в 2020 г. («Іудзейнасць») и в 2021 г. («(Не)расстраляныя»).

Нужно вспомнить ещё об одном юбилее: по некоторым сведениям, сегодня, а по другим, 6 апреля исполняется 125 лет со дня рождения Льва Мееровича Лейтмана, уроженца Петрикова (1896–1974). Этот художник-педагог, ученик Иегуды Пэна, интересен и тем, что под его руководством после войны в Минском художественном училище набирались ума-разума такие разные люди, как Михаил Савицкий и Май Данциг.

Обложка и титульный лист книги, вышедшей в Минске под грифом изд-ва «Беларусь» в 2019 г.

В указанном сборнике (автор текста и составитель – А. Корнейко) сказано так: «Ученики и коллеги отзывались о Л. Лейтмане как о прекрасном наставнике, человеке благородном и справедливом, который разговаривал на равных, объяснял доброжелательно и искренне». И дочь его Фрина Львовна, преподававшая историю искусства, была, по воспоминаниям Арлена Кашкуревича, «интеллигентным и высокообразованным педагогом».

Интересную программу «Undzere tancy» (название на смеси идиша и белорусского значит «Наши танцы») в этом году записала капелла «Bareznburger Kapelye»…

Тем временем создана рабочая группа «Shtetlfest» – видимо, помогли объявления вроде «Shtetlfest ищет волонтёров для интересного проекта». Летом организаторы & волонтёры собираются поехать по маршруту Зембин-Любча-Изабелин-Тыкотин-Крынки-Орля (т. е. по бывшим еврейским местечкам Беларуси и Польши), а в сентябре с. г. планируется большое празднество и танцы с бубнами… Во всяком случае, логотип у проекта уже есть:

Автор – дизайнер из Молодечно Олег Чирица. «Почему воробей? Потому что “городская” птица. И ещё потому, что так называется один из популярнейших белорусских традиционных танцев… Под который поют припевки на идише», – объяснено здесь.

* * *

Недавно подъехали ещё две круглые даты – 100-летие Рижского мирного договора и 150-летие Парижской Коммуны. Первая стала для местного официоза поводом, чтобы обвинить во всех грехах «панскую Польшу», в 1921–1939 гг. обижавшую население Западной Беларуси. Какой-то пропагандист (не помню, кто именно – они в моём сознании сливаются воедино, подобно крятомукорудям из «СБ») заявил на ОНТ: знаменитые белорусские писатели Максим Танк (1912–1995) и Пилип Пестрак (1903–1978) сидели в тюрьмах, несмотря на то, что были несовершеннолетние. «Чем они были опасны польскому государству?» – спросил пропагандист у зрителей.

Ну, во-первых, Пестрак попал за решётку в 1929 г., а Танк – в 1932 г., т. е. далеко не в детском возрасте. Во-вторых, они сидели в польских тюрьмах не как белорусские писатели, а как активисты коммунистического движения (можно спорить, не чрезмерно ли жестоким было их наказание, но сейчас авторитарный режим Пилсудского со всеми его эксцессами видится как «меньшее зло» в сравнении с тоталитаризмом Сталина). В-третьих, продолжая «во-вторых»… а что случилось с писателями в «благословенной БССР»? На ОНТ предпочли промолчать о том, что по эту сторону границы репрессированы-то были не единицы. За осень 1936 года в Минске арестовали, пожалуй, больше писателей, чем за все 1920–30-е годы на «крэсах всходних», а ведь аресты в БССР начались не в 1936-м и этим годом не закончились…

Короче, (ре)культивация обид на «вредную Польшу», сто лет назад откусившую часть наших земель и оставившую нам «шесть уездов», не выглядит убедительной. Ресентимент играет против его носителей: проще говоря, «на обиженных воду возят».

Что до коммуны, то, не мудрствуя лукаво, пощипаю википедию:

В конце 1860-х годов большим распространением, особенно в низших слоях буржуазии, стал пользоваться революционный радикализм… Определённой программы он не выставлял, и принципы «justice éternelle» (вечная справедливость) и «fraternité éternelle» (вечное братство) каждым оратором понимались по-своему…

С образованием совета коммуны, центральный комитет, действовавший в качестве временного правительства, должен был бы прекратить своё существование; но он не захотел отказаться от власти. В умственном отношении совет коммуны стоял выше комитета, но и он оказался не на высоте своего призвания, представлявшего большие трудности. Среди членов совета не было ни даровитых военачальников, ни испытанных государственных людей; до тех пор почти все они действовали лишь в качестве агитаторов. Из ветеранов революции в совете коммуны заседали Делеклюз и Пиа.

Первый из них, якобинец, после всех перенесённых им испытаний, представлял собой только развалины. Пиа, даровитый публицист, но чистый теоретик, совершенно запутавшийся в противоречиях, обуреваемый безграничным тщеславием и в то же время трусливостью, совершенно не подходил к той крупной роли, которая выпала ему на долю…

Заседали в совете коммуны и самые ярые ораторы парижских клубов революционно-якобинского направления. В числе их были даровитые, но беспочвенные мечтатели: живописец Курбе, Верморель, Флуранс, Валлес, остроумный хроникёр бульварной прессы; среди них выдавались Рауль Риго и Ферре.

При таком пёстром составе совета коммуны, деятельность его в сфере управления и даже защиты Парижа, по признанию самих коммунаров, представляла картину розни и разброда. В совете образовалось несколько партий, которые всякими правдами и неправдами поддерживали своих, раздавая им высшие должности. Даже члены совета, которые вообще с самоотвержением служили делу коммуны, отвергали услуги лиц дельных, способных и испытанных, если только они не принадлежали к их партии.

По мне, тут можно почерпнуть кое-что поучительное для Беларуси 2020-х гг.

Накануне Дня Воли 25 марта заимствую «весёлую картинку» с fb-странички Levi Laine. Не знаю, кто такой Леви, но замысел мне понравился.

Вольф Рубинчик, г. Минск

23.03.2021

wrubinchyk[at]gmail.com

Опубликовано 23.03.2021  20:54

Уроки истории по Т. Эйдельман

«На реках вавилонских мы сидели и плакали»

В советской истории было как минимум 110 депортационных операций

update: 24-02-2021 (08:42)

Депортации существуют в истории человечества много веков. Откройте Библию — ассирийские правители любили перетасовывать завоеванные народы, отрывая их от родной земли, домов, воспоминаний, святилищ. Один из самых знаменитых библейских псалмов — «На реках вавилонских» — написан от лица изгнанников, евреев, насильственно переселенных в Вавилон, восклицавших: «Как нам петь песню Господню на земле чужой?»

За те тысячелетия, которые прошли после вавилонского плена, миллионы людей ели горький хлеб чужбины. Кто-то уходил в поисках лучшей жизни из деревни в ближайший, а может быть, в далекий город или пересекал океан, кто-то бежал от преследователей. Почти каждое столетие знает беженцев, покидавших родину против своей воли. Испанские евреи XV века и современные сирийцы, жители Руанды, спасавшиеся от геноцида, и немцы, сметенные с чешских или польских земель наступлением советской армии…

А еще были те, к кому пришли солдаты, кого вызвали в районный центр «праздновать день советской армии» [23 февраля 1944 г.], чьи сакли, хаты, дома, квартиры открывали ударом ноги и объявляли: «В 24 часа» или «В три дня», и разрешали взять только то, что можно унести в узле, — и грузили в вагоны для скота, и как скот отправляли в неизвестном направлении, чтобы высадить там на снег в лесу и цинично предложить «устраиваться».

Павел Полян — крупнейший специалист по депортациям в Советском Союзе — обнаружил в советской истории «как минимум 110 депортационных операций», которые ученый объединил в 47 «сквозных депортационных операций или кампаний», тут же оговорившись, что это число не окончательно.

Высылали казаков и кулаков, ученых на «философском пароходе», калмыков, корейцев, крымских татар, балкарцев, «истинно-православных христиан» и «Свидетелей Иеговы», и тех, кого осознанно расчеловечивали, приклеивая ярлыки — «бандитов и бандпособников» — читай, партизан, — «кулаков» — читай, работящих крестьян, — «антисоветские элементы» — читай, кого угодно.

Жертвами только внутренних депортаций стали, по подсчету Поляна, около 6 миллионов человек. Но жертвы ведь не только они. Солдаты, запихивавшие чеченцев и ингушей в эшелоны, разве не жертвы? И те, кто позволял спокойно собраться, и те, кто грабили оставленные дома. Как они жили потом? Просыпались ночью в поту или забыли эту «мелкую историю», незаметную на фоне великой победы советского народа в войне? Все равно ведь их сознание было искорежено, а уровень бесчеловечности, и так закаливающий в нашей стране, еще повысился.

А те, кого переселили на опустошенные земли, кто занял дома высланных? Соседи по деревне, поделившие имущество исчезнувших кулаков, очень быстро заплатили страшную цену, когда на них обрушился голод 1931-32 годов, жители центральной России, оказавшиеся волей государства на Северном Кавказе или в Крыму — и до сегодняшнего дня расхлебывающие последствия тогдашних депортаций и более поздних этнических и политических конфликтов?

Жители Сибири или Средней Азии, презрительно поглядывавшие на депортированных, бросавшие им в лицо: «фашисты», — мелочь на общем фоне, только в истории даже такие мелочи не проходят бесследно, и потом отражаются на детях и внуках тех, кто когда-то не умел проявить милосердия.

Мы все — жертвы тех бесчисленных депортаций. Те, кого высылали, и те, кто высылал, и те, кто делил чужие вещички, и те, кто просто смотрел. И преодолеть эту коллективную травму можно, как и любую травму — во-первых, сохранив о ней память, а во-вторых, построив сегодняшнюю жизнь так, чтобы ничего подобного больше не произошло. Начать жить так, чтобы невозможно было какую-то группу людей взять и отправить умирать на окраину империи.

* * *

«Привилегия, привилегия!»

Не надо было королю покушаться на права депутатов…

update: 14-03-2021 (07:56)

У английского короля Карла I Стюарта были очень плохие отношения с парламентом. Он все время пытался управлять сам и сам решать, какие налоги собирать — а парламент считал контроль над бюджетом своим важнейшим правом. В какой-то момент дело дошло до того, что Карл распустил парламент и довольно долго правил без него.

В эти годы граф Страффорд даже придумал, как обойти вопрос о налогах. За много веков до этого на побережье Англии собирали «корабельную подать», чтобы защищаться от нападений викингов. Где они были, те викинги? Где была та подать? Но ее ведь никто не отменял, значит, можно было возродить этот закон…

Но время шло, и ситуация изменилась. Карл I ухитрился поссориться со своей родной Шотландией, которой он пытался навязывать неприемлемые для многих шотландцев религиозные обряды. Началась настоящая война, а на войну нужны деньги, одной корабельной податью не отделаешься. В 1640 году королю, после 11-летнего перерыва, пришлось снова созвать парламент, и тот сразу же начал бороться с королем за власть и даже признал Страффорда изменником и добился его казни.

Особенно отличались пять депутатов, — Джон Гемпден, Артур Хазельриг, Дензил Холлис, Джон Пим и Уильям Строд. Король предполагал — и не без основания, — что они возбуждают против него остальных депутатов, и к тому же еще хотят лишить королеву ее титула за излишнее пристрастие к католической религии. Карл не сразу решился пойти против парламента. По легенде он начал действовать только после того, как королева закричала: «Иди, жалкий трус, и вытащи оттуда этих разбойников за уши — или ты больше никогда меня не увидишь».

Делать нечего, пришлось действовать. Карл сначала отправил посланника к лорд-мэру Сити, запретив тому отправлять своих людей для защиты депутатов. Затем он отправился в парламент, прихватив с собой четыреста солдат. Гемпден и его товарищи знали, что происходит, но явились в парламент и заняли свои места. Началось заседание — и тут пришло известие от французского посла — король приближается! Пятеро депутатов ушли из парламента, сели на ожидавшую их лодку и уплыли в Сити, обладавшее правом убежища.

Король вообще-то не имел права появляться на заседании парламента с вооруженными людьми. Это нарушало привилегию парламента. Большую часть своего отряда он оставил снаружи, но все-таки взял с собой 80 человек. В зал заседаний он вошел только со своим племянником, но двери были оставлены распахнутыми, чтобы все видели стоявших у входа людей с оружием в руках.

Карл снял шляпу, вошел и поздоровался с некоторыми членами парламента, но никто не отвечал ему. Приблизившись к спикеру, он вежливо попросил уступить ему место. Тот повиновался. Король начал выкликать по именам всех пятерых, но никто не отвечал. Он поинтересовался у спикера, где эти люди. Спикер хоть и стоял перед королем на коленях, но ответил, что палата Общин доверила ему председательствовать на заседаниях, и поэтому он, как защитник ее интересов, не может ничего сказать . «Ну что же, — проговорил Карл, — я и сам могу посмотреть». Он огляделся вокруг и со словами «Я вижу, что птички улетели» пошел к выходу. Депутаты проводили его криками: «Привилегия, привилегия!»

Король отправился в Сити и потребовал выдать депутатов. Ему отказали. Он поехал обратно во дворец и по пути увидел, как в Сити собираются толпы для защиты беглецов. На улицах строили баррикады, устанавливали пушки.

Через неделю король покинул Лондон, а пять депутатов торжественно вернулись на кораблике обратно в парламент в сопровождении множества украшенных лодок.

Вскоре началась гражданская война, в которой сложили головы как многие сторонники короля, так и его противники. Да и сам король через семь лет после описанных событий взошел на эшафот… Не надо было покушаться на права депутатов…

* * *

Герой? Предатель? Военный преступник?

Каждый своими путями приходит к осознанию того, где добро, а где зло

update: 21-03-2021 (17:50)

После Первой мировой войны в Германии был введен День народного траура, когда люди оплакивали многочисленных погибших. В Германии, как и в любой стране, прошедшей через страшную войну, это было важно для сотен тысяч семей.

Потом к власти пришли нацисты. В течение всех двадцатых годов они рассуждали о том, как Германию обидели и как теперь необходимо восстановить национальную гордость. «Веймарский синдром» — ощущение национального унижения в послевоенной Веймарской республике — был очень силен, и эти разговоры вызывали симпатию. Но, увы, рассуждения о национальном унижении быстро приводят к призывам к новой войне.

Первую мировую всё время вспоминали, но говорить о былых поражениях нацисты не хотели. Поэтому после их прихода к власти принципиально изменился характер Дня траура. Теперь это был День памяти о героях.

Маленький сдвиг в названии означал принципиальное изменение в отношении. Теперь полагалось скорбеть. Речь же шла о героях! Они погибли за Германию! Героев, отдавших свою жизнь ради интересов государства, не надо оплакивать, — очень характерная идея для любого режима, в котором человеческая жизнь мало что значит. Так появляются огромные бесчеловечные памятники и не менее бесчеловечные празднования, когда государство бряцает оружием, а для простых человеческих чувств места не остается. (Это я про Германию, если что.)

21 марта 1943 года — День памяти о героях — Гитлер проводил очень характерным образом. За полтора месяца до этого был ликвидирован Сталинградский котел, так что нужно было показать, что не все потеряно. Поэтому он явился на устроенную в Берлине выставку захваченного советского вооружения.

По выставке его должен был провести офицер барон Рудольф-Кристоф фон Герсдорф, который собирался убить Гитлера. В карманах его мундира были спрятаны взрывные устройства, он включил их, как только Гитлер вошел в музей. Они должны были сработать через 10 минут, и оба, — и Герсдорф, и Гитлер — погибли бы. Но Гитлер пронесся через музей, нигде не останавливаясь — и, не пробыв там десяти минут, уехал. Герсдорф ринулся в туалет и успел в последнюю минуту отключить часовой механизм.

Барон фон Герсдорф (1905-1980)

Высшие офицеры, участвовавшие в заговоре, быстро перевели Герсдорфа на фронт — и никто ничего не узнал. Мало того, когда многие из этих заговорщиков были арестованы в 1944 году после неудачного покушения Штауффенберга, никто не назвал Герсдорфа. Позже он попал в плен к американцам, анализировал для них немецкие военные операции во время войны, затем вернулся в Западную Германию и попытался в 50-е годы снова поступить на службу в армию.

А его не брали. К нему, как и к Штауффенбергу и к другим военным, пытавшимся свергнуть Гитлера, относились как к предателям. Каким бы ни был нацистский режим, а офицер не должен против него выступать… Ну что же — Герсдорф занялся благотворительностью и основал «Иоаннитскую помощь пострадавшим от несчастных случаев», связанную с протестантской ветвью древнего рыцарского ордена госпитальеров. К несчастью, через некоторое время ему самому понадобилась помощь, так как в 1967 году он пострадал во время верховой езды и последние двенадцать лет жизни был парализован.

К этому времени отношение и к Штауффенбергу, и к другим офицерам-заговорщикам начало меняться. Но зато теперь на них обрушились обвинения с другой стороны. Стали доказывать, что они не были убежденными антифашистами и честно служили Гитлеру, пока тот не начал проигрывать войну — а вот тогда, мол, они опомнились…

Сам Герсдорф в своих воспоминаниях утверждал, что на Восточном фронте он всеми силами противился исполнению преступных приказов, хотя это его утверждение сегодня оспаривают… Кто знает, может, сначала и не противился. Но мне-то кажется, что каждый из нас своими путями приходит к осознанию того, где добро, а где зло. У некоторых этот путь оказывается очень извилистым. Главное, чтобы он все-таки в конце концов повел в правильном направлении.

Тамара Эйдельман – заслуженный учитель России, историк

Источник: kasparov.ru

Опубликовано 23.03.2021  15:13

ДА 125-ГОДДЗЯ МАЙСЕЯ КУЛЬБАКА (бел./рус.)

Уладзімер Арлоў. Мойшэ Кульбак

Беларусь, чыё габрэйскае насельніцтва на пачатку ХХ стагодзьдзя складала больш за мільён чалавек, або да 15 адсоткаў агульнай колькасьці жыхароў, дала культуры гэтага народу і культуры сусьветнай цэлае сузор’е выбітных асобаў. Віцебск і мястэчка Сьмілавічы пад Менскам – месцы нараджэньня мастакоў Марка Шагала і Хаіма Суціна. У Капылі прыйшоў на сьвет клясык габрэйскай літаратуры Мэндэле Мойхер-Сфорым. Беларускім клясыкам стаў Зьмітрок Бядуля (Самуіл Плаўнік). Сьпіс можна доўжыць і доўжыць.

У савецкай Беларусі габрэйская мова (ідыш) у 1924 годзе – разам зь беларускай, польскай і расейскай – стала адной з чатырох дзяржаўных. У рэспубліцы дзейнічалі габрэйскія школы, тэатар (дакладней, шэраг тэатраў – belisrael), на ідышы выходзілі газэты і часопісы. Выглядае, што якраз такая культурная сытуацыя сталася галоўнай прычынаю пераезду Кульбака ў 1928-м зь Вільні ў Менск.

На той момант ён ужо быў ня проста папулярны пісьменьнік, які пісаў на ідышы (першы ж надрукаваны верш Мойшэ «Штэрндл» («Зорачка») зрабіўся народнай песьняй), але і старшынём Усясьветнага габрэйскага ПЭН-клюбу. Творы Кульбака вылучаліся пошукам новых формаў, выразным уплывам заходнеэўрапейскай літаратуры і філязофіі, а ўадначас іх афарбоўвалі габрэйскі містыцызм і непаўторны фальклёр. (Перачытайце ягоную выдадзеную да 120-годзьдзя кнігу вершаў «Eybik» («Вечна»).)

Кульбак працаваў у габрэйскім сэктары Акадэміі навук, у часопісе «Штэрн» шмат перакладаў зь беларускай. Блізкае знаёмства зьвязвала яго зь Янкам Купалам, Якубам Коласам і Кузьмой Чорным. Іх часта бачылі разам на канапе ў Доме пісьменьніка. Мойшэ быў дасьціпным апавядальнікам зь нязводнай «сьмяшынкай-залацінкай». З Чорным ён размаўляў на ідышы, які той ведаў ад жонкі.

У Менску Мойшэ стварыў адзін з найлепшых сваіх твораў – раман «Зэльманцы», сапраўдную Атлянтыду габрэйскага жыцьця, паказанага праз гісторыю старасьвецкага менскага двара на Ляхаўцы, дзесьці каля цяперашняй фабрыкі «Камунарка». (Там было б добрае месца для помніка Кульбаку.). У наш час пераклад «Зэльманцаў», зроблены Віталём Вольскім, перавыдадзены ў сэрыі «Мая беларуская кніга». Па-беларуску дзякуючы Сяргею Шупу прагучаў і знакаміты, напісаны яшчэ ў Вільні раман «Панядзелак» – «мэлянхалічны, вар’яцкі, тонкі, іранічны» (Альгерд Бахарэвіч), а затым і раман-містэрыя «Мэсія з роду Эфраіма».

А ў нетрах НКВД чакала свайго часу складзеная ў 1934-м даведка: «Прибыл нелегально из Польши, где состоял заместителем председателя национал-фашистской еврейской организации»…

В 1937-м імя Кульбака занесьлі ў расстрэльны сьпіс, які сталінскія каты «полностью закрыли, приведя приговор в исполнение», у страшную ноч 29 кастрычніка. У сьпісе быў і паэт Ізі Харык, што таксама пісаў на ідышы. Можа, на адвітаньне з гэтым сьветам Мойшэ й Ізі засьпявалі разам «Зорачку»?

Мойшэ Кульбак. 20.03.1896, Смаргонь – 29.10.1937, Менск. Месца пахаваньня невядомае.

Крыніца: Арлоў, Уладзімер. Імёны Свабоды. Выданьне 4-е, дапрацаванае й дапоўненае. 2020. С. 164-165.

* * *

Владимир Орлов. Мойше Кульбак

Беларусь, еврейское население которой в начале ХХ века составляло более миллиона человек, или до 15% общего числа жителей, дала культуре этого народа и культуре мировой целое созвездие выдающихся личностей. Витебск и местечко Смиловичи под Минском – места рождения художников Марка Шагала и Хаима Сутина. В Копыле пришёл в мир классик еврейской литературы Менделе Мойхер-Сфорим. Белорусским классиком стал Змитрок Бядуля (Самуил Плавник). Список можно продолжать и продолжать.

В советской Беларуси еврейский язык (идиш) в 1924 году – вместе с белорусским, польским и русским – стал одним из четырёх государственных. В республике действовали еврейские школы, театр (точнее, ряд театров – belisrael), на идише выходили газеты и журналы. Похоже, что как раз такая культурная ситуация стала главной причиной переезда Кульбака в 1928-м из Вильно в Минск.

На тот момент он уже был не просто популярным писателем, писавшем на идише (первое же напечатанное стихотворение Мойше «Штерндл» («Звёздочка») сделалось народной песней), но и председателем Всемирного еврейского ПЕН-клуба. Произведения Кульбака отличались поиском новых форм, явным влиянием западноевропейской литературы и философии, а в то же время в них присутствовали оттенки еврейского мистицизма и неповторимый фольклор (Перечитайте его изданную к 120-летию книгу стихов «Eybik» («Вечно»).)

Кульбак работал в еврейском секторе Академии наук, в журнале «Штерн» много переводил с белорусского. Близкое знакомство связывало его с Янкой Купалой, Якубом Коласом и Кузьмой Чорным. Их часто видели вместе на диване в Доме писателя. Мойше был остроумным рассказчиком с неистребимой «смешинкой-золотинкой». С Чорным он разговаривал на идише, который тот знал от жены.

В Минске Мойше создал одно из лучших своих произведений – роман «Зелменяне», настоящую Атлантиду еврейской жизни, показанную через историю старосветского минского двора на Ляховке, где-то возле нынешней фабрики «Коммунарка». (Там было бы хорошее место для памятника Кульбаку.) В наше время перевод «Зелменян», сделанный Виталием Вольским, переиздан в серии «Моя белорусская книга». По-белорусски благодаря Сергею Шупе прозвучал и знаменитый, написанный ещё в Вильно роман «Понедельник» – «меланхоличный, сумасшедший, тонкий, ироничный» (Альгерд Бахаревич), а затем и роман-мистерия «Мессия из рода Эфраима».

А в недрах НКВД ждала своего времени составленная в 1934-м справка: «Прибыл нелегально из Польши, где состоял заместителем председателя национал-фашистской еврейской организации»…

В 1937-м имя Кульбака занесли в расстрельный список, который сталинские палачи «полностью закрыли, приведя приговор в исполнение», в страшную ночь 29 октября. В списке был и поэт Изи Харик, также писавший на идише. Может, на прощание с этим миром Мойше и Изи запели вместе «Звёздочку»?

Мойше Кульбак. 20.03.1896, Сморгонь – 29.10.1937, Минск. Место захоронения неизвестно.

Источник: Арлоў, Уладзімер. Імёны Свабоды. Издание 4-е, доработанное и дополненное. 2020. С. 164-165.

Перевод с белорусского: belisrael.info

* * *

Ад рэд. Да сённяшняга дня публіцы было б нялёгка перачытаць рэкамендаваны Ул. Арловым зборнік вершаў «Eybik/Вечна». Гэты зборнік быў надрукаваны накладам 120 ас. і шырока не распаўсюджваўся (пра адзіную яго прэзентацыю ў Мінску паведамлялася на нашым сайце пяць год таму). Аднак, ідучы насустрач пажаданням працоўных, кіраўніцтва незалежнага выдавецкага таварыства «Шах-плюс» падзялілася з намі pdf-версіяй дзвюхмоўнай кнігі. Зараз яе можна спампаваць (ніжэй) і прачытаць без асаблівых клопатаў – вядома, пажадана пры гэтым ведаць ідыш і/або беларускую мову.

Маем дадатковую інфу: 20 сакавіка 2021 г. а 14:00 у Музеі гісторыі беларускай літаратуры (Мінск, вул. М. Багдановіча, 13) пачнецца адкрытая лекцыя Вольгі Маркітантавай да 125-годдзя з дня нараджэння Майсея Кульбака. Імпрэза адбудзецца ў межах праекта «Залатая раніца беларускага Адраджэння». Уваход – па квітку ў музей.

Kulbak1-92 – М. Кульбак. Eybik/Вечна (Мінск, 2016). C. 1, 92

Kulbak2-91 – М. Кульбак. Eybik/Вечна (Мінск, 2016). C. 2-91

От ред. До сегодняшнего дня публике было бы нелегко перечитать рекомендованный В. Орловым сборник стихов «Eybik/Вечно». Этот сборник был отпечатан тиражом 120 экз. и широко не распространялся (о единственной его презентации в Минске сообщалось на нашем сайте пять лет назад). Однако, идя навстречу пожеланиям трудящихся, руководство независимого издательского товарищества «Шах-плюс» поделилось с нами pdf-версией двуязычной книги. Теперь её можно скачать (чуть выше) и прочесть без особых проблем – конечно, желательно при этом знать идиш и/или белорусский язык.

Имеем дополнительную инфу: 20 марта 2021 г. в 14:00 в Музее истории белорусской литературы (Минск, ул. М. Богдановича, 13) начнётся открытая лекция Ольги Маркитантовой к 125-летию со дня рождения Моисея Кульбака. Мероприятие состоится в рамках проекта «Золотое утро белорусского Возрождения». Вход – по билету в музей.

Опубликовано 17.03.2021  20:17

* * *

Гэта не так сабе курган, а курган з нагоды 120-годдзя М. Кульбака! 🙂 У адным з садовых таварыстваў Лагойскага раёна, фота А. Астравуха / Вы думали, это просто курган? Это курган в честь 120-летия М. Кульбака! 🙂 В одном из садовых товариществ Логойского района, фото А. Астрауха
.
Добавлено 18.03.2021  14:13

В. Рубінчык. Літаратура і ГУЛАГ

Шалом! Мажліва, сёння не зашкодзіла б агледзець праекты новай Канстытуцыі, але… Па-першае, рызыкаваў бы зноў не быць пачутым, бо, на думку медыевісткі-фэйсбук-актывісткі Сняжаны, дый не толькі яе, у Беларусі ёсць адзін сапраўдны канстытуцыяналіст – Міхаіл Пастухоў 🙂 Па-другое, напярэдадні юбілею Майсея Кульбака (20.03.1896 – 29.10.1937), гумарны верш якога ўчора быў агучаны блізу Даўгінаўскага тракту (18.03.2021 ролік з вершам Кульбака «Гультай» быў выдалены, але ў той жа дзень на youtube з’явіўся аналагічны запіс. – рэд.), мяне пацягнула на развагі пра сталінскі тэрор. І пра літаратуру, прысвечаную бальшавіцкім месцам зняволення.

Калі хто забыўся, у другой палове 2010-х краіна паўафіцыйна зазнала «мяккую беларусізацыю». Сутнасць з’явы даволі трапна раскрылі Кацярына Андрэева з Ігарам Ільяшом у кнізе «Беларускі Данбас» (2020, пер. з рус.):

У перыяд так званай лібералізацыі 2015–2016 гадоў улада вельмі паспяхова паддобрывалася пад грамадзянскую супольнасць, спекулюючы на інтуітыўнай цязе людзей да нацыянальнага яднання перад вонкавай пагрозай. Цэнтральнае месца тут займае так званая мяккая беларусізацыя, пад якой меліся на ўвазе паступовае пашырэнне практыкі выкарыстання беларускай мовы і папулярызацыя нацыянальнай культуры. Асаблівасцю гэтай «мяккай беларусізацыі» было тое, што дзяржава ў ёй амаль не ўдзельнічала. То бок не ішло гаворкі аб павелічэнні колькасці беларускамоўных навучальных устаноў, узмоцненай падтрымкі дзяржавай нацыянальных культурных праектаў, пераходзе дзяржустаноў на беларускую мову або вылучэнні квот для беларускамоўнага кантэнту на радыё і тэлебачанні. Гаворка ішла толькі аб тым, што выяўленне нацыянальнай ідэнтычнасці больш не ўспрымалася ўладамі ў штыкі…

Трыумф вышыванак і «мяккая беларусізацыя» многімі ў Беларусі ўспрымалася як вялікая перамога – маўляў, нацыяналізм пайшоў у масы. Але адначасова адбывалася замена дыскурсу супраціўлення прарасійскай уладзе на найбольш бяспечныя формы выяўлення нацыянальнай ідэнтычнасці.

Аўтары мяркуюць, што сваеасаблівым маніфестам новага курсу можна лічыць артыкул «Лукашэнка ці Расея – каго выбраць?» (люты 2017) аўтарства Алеся Кіркевіча – экс-палітвязня і колішняга актывіста «Маладога фронту». Але, па-мойму, Кіркевіча пераплюнуў літаратар Віктар Марціновіч, які ў першыя дні 2018 г. бадзёра паведаміў: «Дзве Беларусі робяцца адной»:

Адным са здабыткаў 2017-га сталася пачаткаванне збліжэння дзвюх рэальнасцяў, на якія апошнія дваццаць гадоў была падзеленая наша краіна. Ёсць усе шанцы на тое, што гэтае збліжэнне працягнецца і ў новым годзе і скончыцца тым, што ніякіх «дзвюх Беларусей» у студзені 2020-га ўжо не застанецца. Але для гэтага мы ўсе мусім навучыцца з’ядноўвацца.

Прынцыповым адрозненнем працэсаў, якія адбываюцца ў культуры і грамадскім жыцці цяпер, з’яўляецца іх парадыгмальны характар. Канцэрт Вольскага ў Prime Hall, круглыя сталы па Курапатах, Кангрэс даследчыкаў, які рыхтуюцца правесці ў Беларусі ў супрацы з Акадэміяй навук, рэклама symbal.by на праспекце…

І аптымістычны фінал, з якога я, помню, пакпіў яшчэ тады, тры гады таму: «Па большасці пытанняў – згода. Дык чаму б не прабачыць і не з’яднаць высілкі?»

Новай, як яшчэ нядаўна здавалася, эпосе патрабаваліся культурныя героі… Я заўважыў, што, апрача адыёзнага Станіслава Булак-Балаховіча, культуртрэгеры ўсё часцей узвялічвалі Францішка Аляхновіча, «адкрытага», зрэшты, яшчэ ў пачатку 1990-х. У сярэдзіне 1990-х я прачытаў яго кніжку «У капцюрох ГПУ», што ўбачыла свет у выдавецтве «Мастацкая літаратура» (1994, 9000 экз.); прыпамінаю, што не быў шакаваны, бо чытаў к таму часу Яўгенію Гінзбург, Льва Разгона, Аляксандра Салжаніцына, Варлама Шаламава… Але імя Аляхновіча запомнілася, і калі ў 2000-х Алена Кобец-Філімонава меркавала прэзентаваць аповесць свайго бацькі Рыгора Кобеца «Ноеў каўчэг» як першы ў беларускай літаратуры твор пра ГУЛАГ, я адгаворваў яе, бо да Кобеца быў жа Аляхновіч…

У 2015 г. мінскае выдавецтва «Попурри» перавыдала «У капцюрох ГПУ» і анансавала дакументальную аповесць так: «Беларускі драматург і тэатразнаўца Францішак Аляхновіч першым у сусветнай літаратуры, за чвэрць стагоддзя да Аляксандра Салжаніцына, апісаў жахі бальшавіцкага ГУЛАГу. Яго твор “У капцюрох ГПУ”, упершыню апублiкаваны ў 1934 годзе, яшчэ ў даваенны час быў перакладзены на асноўныя еўрапейскія мовы».

Ведаю як мінімум траіх аўтараў, якія апісвалі бальшавіцкія лагеры – пераважна Салаўкі – да Аляхновіча: Сазерка Мальсагаў (1895–1976) у кніжцы «Пякельны востраў» (1926), Юрый (Георгій) Бяссонаў (1891–1970) – у мемуарах «26 турмаў і ўцёкі з Салаўкоў» (1928), Барыс Седэрхольм (1884–1933) – у кнізе «У капцюрах ЧК» (1930; трэба меркаваць, Аляхновіч быў знаёмы як мінімум з назвай). Найбольшы розгалас атрымала, здаецца, кніга Бяссонава – рэакцыю на яе згадвае Салжаніцын у т. 2 «Архіпелага…» (c. 48): «Гэтая кніга агаломшыла Еўропу. І вядома, аўтара-уцекача папракнулі ў перабольшаннях, дый проста павінны былі сябры Новага Грамадства зусім не паверыць гэтай паклёпніцкай кнізе, бо яна супярэчыла ўжо вядомаму…»

Чаму ж Аляхновіч у вачах беларускіх аглядальнікаў раптам зрабіўся «першым у сусветнай літаратуры», і г. д.? Зрэшты, выдавецтва – камерцыйная арганізацыя, можа сабе дазволіць каліва рэкламы. Іншая рэч – даследчыкі або тыя, хто адносіць сябе да знаўцаў літаратуры.

Пачыналася з нараканняў на малую вядомасць Аляхновіча. Уладзімір Арлоў («Імёны Свабоды», цыт. паводле 3-га выдання, 2015):

Ягонае імя вядомае значна менш, чым імя расейскага пісьменьніка Аляксандра Салжаніцына. Між тым менавіта ён, Францішак Аляхновіч, упершыню, за некалькі дзесяцігодзьдзяў да «Архіпэлягу ГУЛАГу», здолеў сказаць сьвету вусьцішную праўду пра імпэрыю савецкіх канцлягераў.

Тэатразнавец Васіль Дранько-Майсюк (svaboda.org, 2015, 2019) у матэрыяле з прэтэнцыёзнай назвай «20 нечаканых фактаў пра Францішка Аляхновіча»: «Пасьля сямі год зьняволеньня на Салаўках — выдаў першыя ў сьвеце ўспаміны пра сталінскія лягеры». Насамрэч-та і Салавецкія лагеры Аляхновіч не першы ў свеце апісаў… што не перакрэслівае ні яго пакут, ні яго мужнасці ў канцы 1920-х – пачатку 1930-х.

І во ў сакавіку 2021 г. вышэйзгаданы Віктар Марціновіч пальнуў з усіх гармат:

Салжаніцын атрымаў Нобелеўку акурат за тое, што другарадна прайшоўся па сцяжыне, праторанай беларусам… Літаратура — самая грувасткая культурная субстанцыя ў свеце… Вынайсці новы жанр, новую тэму ў празаічным пісанні амаль немагчыма. Аляхновіч знайшоў тую тэму. І, паўтаруся, Салжаніцын быў толькі ягоным паўтаракам… То давайце казаць пра Аляхновіча кожны раз, калі хочацца згадаць Салжаніцына. Для беларусаў і сусветнай літаратуры ён зрабіў дакладна больш.

Неяк смешнавата-сумна ўсё гэта было бачыць – асабліва параўнанне ўкладаў у «сусветную літаратуру», асабліва ад доктара культуралогіі, чалавека, які ў 2000-х сам высмейваў квасны «бульбяны» патрыятызм. ¯\_(ツ)_/¯

Ф. Аляхновіч і А. Салжаніцын (фота з адкрытых крыніц)

Я ўпэўнены, што, каб лепей зразумець сталінскія часіны, варта чытаць/перачытваць і Аляхновіча з яго імпрэсіяністычнай прозай, і Салжаніцына з яго «вопытам мастацкага даследавання». Сутыкненне ж былых палітвязняў ілбамі – прыём (sorry!) з арсенала тых, хто іх саджаў. Францішак Карлавіч і Аляксандр Ісаевіч – асобы розных пакаленняў, жылі ў розных мясцінах і дзяліць ім не было чаго. Пагатоў у двух аўтараў не было светапоглядных разыходжанняў, адрозна ад Салжаніцына з Шаламавым.

Ну, а тым, каго вабіць найперш літаратура, створаная ўраджэнцамі нашых краёў, парэкамендаваў бы ў дадатак да Аляхновіча пачытаць:

– «Расія ў канцлагеры» Івана Саланевіча, ураджэнца Гродзенскай губерні (1891–1953). Іван, асуджаны ў 1933 г. на 8 гадоў, улетку 1934 г. уцёк з Карэліі ў Фінляндыю, а неўзабаве – амаль адначасова з аляхновіцкай – выйшла яго кніга. Можна не падзяляць імперска-манархічныя погляды Саланевіча, але ў яго, як памятаю (даўнавата чытаў), было нямала трапных назіранняў.

– «У белыя ночы» Менахема Бегіна, ураджэнца Брэста (1913–1992). Будучы прэм’ер-міністр Ізраіля і лаўрэат Нобелеўскай прэміі ў 1940 г. быў арыштаваны савецкімі ўладамі ў Вільнюсе, адпраўлены ў лагер на Пячоры, недалёка ад Варкуты. Вызвалілі Бегіна даволі скора – улетку 1941 г. – але ён паспеў многае зафіксаваць у памяці. Напісаў цікавыя, хоць і сціслыя ўспаміны.

– «Падарожжа ў краіну Зэ-Ка» пінчука Юлія Марголіна (1900–1971). На мой густ, адна з самых каштоўных кніг пра ГУЛАГ не толькі ў гэтым спісе, але ў масіве «лагернай» літаратуры ўвогуле. Паліглот, доктар філасофіі, зняволены ў 1940–1946 гг., быў, апрача іншага, моцным аналітыкам і паставіў савецкай пенітэнцыярнай сістэме шэраг слушных дыягназаў. Мяркуйце самі (урыўкі ў пер. з рус.):

У лагеры не варта збліжацца з людзьмі: ніхто не ведае, дзе будзе заўтра… Сістэматычна адбываюцца перакіды, у тым ліку і з той мэтай, каб людзі не прызвычаіваліся да месца і адно да аднаго, каб не забываліся, што яны толькі «робаты» – безаблічныя носьбіты працоўнай сілы, якая належыць дзяржаве. Расчелавечванне ідзе, знакам тым, не толькі паводле лініi эксплуатацыі пры дапамозе матэрыяльнага націску і цкавання, але і паводле лініі абязлічвання…

Пачуццё ўласнай годнасці – гэты кволы і позні плод еўрапейскай культуры – вытручваецца з лагерніка і растоптваецца яшчэ да таго, як яго прывязлі ў лагер. Няможна захоўваць пачуццё ўласнай годнасці чалавеку, над якім здзейснены цынічны і грубы гвалт і які не знаходзіць апраўдання сваім пакутам нават у той думцы, што яны – заслужаная ім кара.

I. Cаланевіч, М. Бегін, Ю. Марголін

Ф. Аляхновіч у Беларусі не зусім забыты, а вось Ю. Марголін – рэальна (быў) забыты, нават артыкула ў белмоўнай вікіпедыі дагэтуль няма. Праўда, у апошні час цікавасць да яго спадчыны трохі вырасла: у 2019 г. Лявон Юрэвіч і Наталля Гардзіенка распавялі пра Марголіна ў матэрыяле «Вандроўнік у краіне Зэ-Ка», у 2020 г. Павел Севярынец уключыў Ю. М. у свой спіс знакамітых яўрэяў Беларусі, апублікаваны ў другім томе рамана «Беларусалім».

З 2013 г. час ад часу (не кожны год) аўтарам-вязням прысуджаюцца літаратурныя прэміі імя Францішка Аляхновіча, і гэта слушна. Разам з тым ідэя наконт вуліцы Аляхновіча ў якім-небудзь беларускім горадзе не выклікае ў мяне энтузіязму. Чалавекам Ф. А. быў усё ж супярэчлівым, і ў 1942–44 гг. запляміў сябе супрацай з нацыстамі – рэдагаваннем газеты «Беларускі голас» у Вільні. Ну, я і да гіпатэтычнай «вуліцы Кульбака» асцярожна стаўлюся: летась патлумачыў, чаму.

Вольф Рубінчык, г. Мінск

15.03.2021

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 16.03.2021  00:46

Водгук

Пры ўсіх недахопах «мяккай беларусізацыі» — нельга забываць, што без яе таксама «нічога не пачало б быць». Пакуль «закат над балотам» не пачалі вешаць на аўтазакі, і на перадвыбарчых мітынгах, і на паслявыбарчых шэсцях мірна луналі абодва сцягі. Без яе не было б таго аб’яднання. Так што не тое, каб «дзве Беларусі» зрабіліся адной, але адна з іх падзялілася, і яе частка далучылася (напэўна, пакуль не да канца) да другой.

А ўспамінаў пра ГУЛаг сапраўды шмат – нават сярод беларускамоўных можна згадаць і «Горкую далячынь» Яна Скрыгана, і «Кітай-Сібір-Масква» Язэпа Гэрмановіча, і «Споведзь» Ларысы Геніюш, і г. д. Айца Гэрмановіча ледзь знайшоў у электронным варыянце (і, калі шчыра, яшчэ не прачытаў), астатніх чытаў у папяровым. Магу падзяліцца некаторымі (пераважна) рускамоўнымі кнігазборамі. Вось «мемарыяльскі», вось некалькі з тых, у якія трапляюць кнігі з прыватных калекцый: старая (здаецца, даўно не аднаўлялася, і якасць распазнанасці тэкстаў там розная), і дзве навейшыя – з «тамвыдатаўскімі» выданнямі савецкіх часоў і паслясавецкімі перавыданнямі. Ну, і яшчэ адна бібліятэка, дзе раздзелы «Успаміны» і «ГУЛаг і дысідэнты» значна шырэйшыя за тэму…

Пётр Рэзванаў, г. Мінск, 16.03.2021 10:20