Tag Archives: советско-финская война

Для тех, кто свалился…

Шалом! Хотел бы дописать «…с Луны», но в таком случае заголовок был бы похож на название альбома кинчевской «Алисы» (1992-1993). Нет, лучше воздержусь: и без того многовато попадалось у меня отсылок «на любителя»: «Бредёт приблизительный воин», «Пахнет застарелой бедой», ещё что-то. Приёмчики желательно разноображивать… вернее, как подсказывает жена с дипломом филолога, вносить разнообразие.

Уж сколько раз твердили миру: не в свои сани не садись. Своевременно вышучивал я «открытый урок» 1 сентября, разглагольствования об «освободительном походе» и несуществовании Польши 17 сентября, но «высочайшее» манипулирование прошлым & настоящим продолжилось и в конце месяца.

Из отчёта 30.09.2022

Что значит «никогда не нападали»? Не берём отдельных искателей приключений, участвовавших в «наездах» на разные страны далеко от дома, не берём даже средневековое Великое княжество Литовское, постоянно время от времени воевавшее за земли с Московским княжеством и другими соседями (хотя в начале 2022 г. тот же оратор вещал, что «ВКЛ — это мы, это наше государство. Взял карту — одну, вторую, третью — смотрю: это Беларусь, и там кусочки эти земли по периметру, которые нам принадлежали. Это наше. И тогда мы много чего сделали»). Допустим, на Псковщину в 1405 г. под руководством тов. Витовта нападали не (прото)белорусы, а литвины… Но в ХХ веке относительно стабильную государственность обрели уже именно белорусы, и наивно утверждать, что начальство БССР, преемником которого чувствует себя Лукашенко, никого не посылало атаковать чужие земли. Это начальство входило в руководящие органы Советского Союза, и в политбюро (сталинском, брежневском…) его мнение так или иначе учитывалось.

Бок о бок с товарищами по СССР воины и пропагандисты из советской Беларуси после 17.09.1939 «разделывали под орех» раненое нацистами польское государство… но здесь надобно сделать оговорку, что вроде как забирали своё, отнятое по Рижскому договору 1921 г. «Вроде как» – потому что в результате воссоединения Восточной и Западной Беларуси в состав БССР попали и местности, где белорусы ни разу не составляли большинства. Например, в 1921 г. население Ломжинского уезда (повята) на западе Белосточчины состояло на 84,5% из поляков и на 15% из евреев… немудрено, что осенью 1944 г. этот район вместе со всей Белостокской областью был передан из БССР «народной Польше». Правда, если ориентироваться на этнический портрет земель, то в 1944 г. советские власти «с водой выплеснули и ребёнка», т. к. в некоторых местах на востоке Белосточчины белорусы являлись как раз большинством.

В ноябре 1939 г. началась агрессия СССР против Финляндии, в которой участвовали и белорусы (в использованной на финском фронте Красной армии тогда служили, наряду с представителями иных групп, белорусские евреи – увы, мои родичи тоже). В городах Беларуси проходили массовые митинги на тему «Принимай нас, Суоми-красавица». Даже шахматисты, участники чемпионата БССР, были подключены к информационной поддержке агрессии: как сообщила «Советская Белоруссия» 01.12.1939, на торжественном открытии в клубе «Темп» мастер спорта Вересов внёс предложение зачитать речь председателя Совнаркома СССР тов. Молотова от 29 ноября: «В единодушно принятой резолюции участники шахматного чемпионата БССР одобряют мудрую и твёрдую политику советского правительства (т. е. нападение на Финляндию. – В. Р.)».

Здешний официоз XXI в. толком не знает, как относиться к «Зимней войне» 1939-40 гг., и к 80-летию со дня её окончания всё та же «СБ» (живучая…) выдала такие пассажи:

Не отрицаю героизма конкретных бойцов и командиров РККА, но сильно гордиться полученными тогда званиями, по-моему, не следовало бы. Львиная доля ответственности за войну лежит на советском руководстве, которому всё недоставало подконтрольных территорий… В середине декабря 1939 г. СССР был исключён из Лиги Наций, предшественницы ООН: «Непосредственным поводом послужили массовые протесты международной общественности по поводу бомбардировок советской авиацией финляндских гражданских объектов». В 1939 г. Молотов говорил о «мероприятии», в 2022 г. его духовные наследники – о «спецоперации»; хрен редьки не слаще. Удивительно, кстати, что у современного «международного сообщества», на Генассамблее Организации объединённых наций подавляющим большинством голосов осудившего агрессию РФ против Украины ещё в марте с. г., не хватает духу не то что выкинуть Российскую федерацию из ООН (что, возможно, было бы перебором), но даже приостановить её членство в Совете безопасности. Пока что лишь из Совета по правам человека исключили (в апреле), и вот на днях – из руководства ИКАО, Международной организации гражданской авиации.

Не оправдалось нападение на Финляндию – даже с точки зрения «реальной политики», а не с юридической и моральной позиций. «СБ» считает, что Советский Союз обезопасил Ленинград и Мурманск… но откушенные на крайнем севере Финляндии малонаселённые земли не имели стратегического значения для обороны Мурманска. Да и город на Неве в 1941 г., несмотря на реально отодвинутую к северо-западу госграницу, очень скоро попал под удары немцев и финнов (последние, не будь советской агрессии 1939 г., могли бы остаться нейтральными и не допустить блокады Ленинграда).

Ещё подсоветские белорусы воевали в Афганистане – по историческим меркам прошло всего ничего, 35-40 лет. И давайте не будем о том, что «ограниченный контингент» советской армии ни на кого не нападал, а лишь защищался от «душманов»: на войне как на войне, хватало всякого.

В общем, я бы не рассуждал об исключительном миролюбии соотечественников (естественно, соплеменников-евреев это тоже касается). Фраза «Мы, белорусы – мирные люди» хороша для гимна, поскольку задаёт некую планку-«идеал». Реальность же несколько иная… Предоставление территории для агрессии, как уже доводилось указывать со ссылкой на документ ООН 1974 г., может считаться соучастием в агрессии – разве что найдутся некие «смягчающие обстоятельства». Но рассусоливания здешних чиновников о вынужденном «превентивном ударе» по Украине, которая-де иначе напала бы сама, на такие обстоятельства явно не тянут.

Последняя подчёркнутая у «Главы государства» фраза из речи 30.09.2022 тоже… чуть лукава. Точное число погибших во время оккупации 1941-44 гг. белорусов никто не назовёт. Принято, что накануне вторжения нацистов в июне 1941 г. Беларусь в современных границах насчитывала почти 9,2 млн. жителей, а в конце 1944 г. только 6,3 млн., но из этого вовсе не следует, что погибли 2,9 млн. человек, или 31,5% довоенного населения. Во-первых, было много – порядка миллиона – беженцев и эвакуированных, особенно из не сразу занятых вермахтом восточных областей БССР. К концу 1944 г. значительная их часть жила в «тыловых» местностях Советского Союза, но не была потеряна для Беларуси (возвращались на протяжении нескольких лет). Во-вторых, немало белорусов находилось в другой стороне, на Западе (военнослужащие Красной армии, такие как Василь Быков; не одна сотня тысяч угнанных оккупантами на принудительные работы и др.). Они, большей частью лояльные к советскому строю, после Дня Победы тоже постепенно возвращались в Беларусь.

По этой ссылке показано, что можно оспорить и общеупотребительную в СССР формулу о «каждом четвёртом» погибшем жителе Беларуси, но всё-таки она ближе к истине, чем расхожая ныне формула «каждый третий».

Где ложные посылки, там и ложные выводы. Не думаю, что явная самореклама («Белорусы, как ни одна другая нация в мире, высоко ценят человеческую жизнь. Каждую человеческую жизнь!») была необходима и уместна… Особенно в общении с послами зарубежных стран, особенно от лица государства, которое – единственное в Европе – не отказалось от смертной казни. Тут мне возразят, что «высшая мера наказания» применяется лишь по отношению к отъявленным убийцам, т. е. призвана аккурат беречь жизни. До недавнего времени я бы, пожалуй, принял такой аргумент – однако с мая 2022 г. в уголовном кодексе РБ казнь предусматривается и за приготовление к некоторым преступлениям, а это уж чересчур. Во всяком случае, не говорит за то, что здесь неимоверно высоко ценят «каждую человеческую жизнь». Трагедии убитых и оболганных Александра Тарайковского (1986-2020), Романа Бондаренко (1989–2020) всё о том же; насколько я знаю, никто не понёс за них наказания. И смерть перебежчика из Польши Эмиля Чечко (1996-2022) по-прежнему оставляет больше вопросов, чем ответов.

Иллюстрация отсюда

Полагаю, что манипулирование прошлым зиждется (не только в Беларуси) на особом к нему отношении, которое российский историк Иван Курилла вслед за своим французским коллегой Франсуа Артогом именовал презентизмом (от présent – настоящее время). Кому интересно, почитайте… Вкратце: «Оказывается, что мы апроприировали прошлое, включили его в нашу сегодняшнюю жизнь. То есть уже нет прошлого как чего-то, с чем у нас есть дистанция, а есть прошлое, которое является частью нашей сегодняшней жизни». И частью «государственной идеологии», что бы ни понималось под последней, добавлю я.

Вольф Рубинчик, г. Минск

04.10.2022

w2rubinchyk[at]gmail.com

Опубликовано 04.10.2022 17:39

«Наш труп тебе, родина!» (В. Р.)

И снова шалом. Продолжаю воcпоминания вcпоминать и по-черному юморить, не обеccудьте.

В мае 1990 г. питомцы Минского дворца пионеров и школьников попали на шахматный турнир в Бобруйске. Что запомнилось больше, чем сам турнир: купленная на сэкономленные из суточных деньги, впервые прочитанная книга Дж. Оруэлла («1984» и эссе разных лет, изд. 1989 г., 2 р. 10 коп.); многоэтажка в центре города с лозунгом наверху «Наш труд тебе, родина!» Подростков-зубоскалов потешало то, что буква «д» видна была не полностью, и получалось, как в заголовке…

Третий месяц идет бесславная война в Украине, а штабистам-бункерастам все неймется… История, знамо дело, учит лишь тому, что ничему не учит, да и трудновато бывает (без привычки) осиливать фолианты историков-педантов. Но почему было тем, кто принимает решения в России, не прочесть хотя бы книгу Аркадия Ваксберга «Валькирия Революции» (об Александре Коллонтай; Москва, 1998). Издание литературно-художественное, но качественное, основанное на архивных документах… На с. 488 — о том, как осенью 1939 г., в преддверии советско-финской войны Коллонтай, полпред СССР в Швеции, прилетела к Молотову для консультаций, а он съязвил: «Приехали хлопотать за своих финнов? Не беспокойтесь, за три дня всё будет кончено!»

Из той же книги: «Намного превосходившая финнов — в живой силе, авиации, наземной технике — Красная Армия понесла чудовищные потери: около 150 тысяч убитых — в шесть раз больше, чем финны». Такая «мелочь», как изгнание из Лиги Наций, на этом фоне не в счет… Зато после мирного договора, подписанного в Кремле в марте 1940 г., Сталин развязал себе руки в Прибалтике — и летом того же года постепенно ликвидировал независимость Литвы, Латвии, Эстонии.

Реализации подобного сценария в РБ опасается политолог Андрей Елисеев, еще в конце марта с. г. опубликовавший статью «Правовой статус Беларуси: схожесть и отличия сценария-1940 в балтийских странах». Елисеев указывает, что:

Процесс радикального правового и институционального дрейфа Беларуси в российском направлении окончательно оформился в ноябре 2021 года с подписанием Владимиром Путиным и Александром Лукашенко 28 отраслевых «союзных программ». Задолго до этого Беларусь сильно сблизилась с Россией в военной сфере, лишилась своего информационного суверенитета и большой степени самостоятельности во внешнеполитической, торговой, культурной и образовательной сферах.

Эксперту возразил историк Александр Курьянович (07.04.2022, пер. с бел.): «Конечно, нельзя отрицать тот факт, что в последнее время российское влияние на Беларусь, в т. ч. в военной сфере, резко усилилось. Однако ставить знак равенства между аннексией Прибалтики 1940 года и современной политикой России относительно Беларуси нельзя» (правда, как следует уже из названия елисеевской статьи, знак равенства и не ставился).

А. Елисеев, А. Курьянович. Фото из открытых источников

Если вкратце: при всём уважении к доценту Курьяновичу, с которым когда-то готовили к печати объёмный сборник документов, доводы А. Елисеева более весомы. К примеру, то, что «формально декрет [о союзных программах, в ноябре 2021 г.] подписал только Александр Лукашенко как председатель Высшего Государственного Совета», представляется слабым контраргументом. Не подписал Путин, так завизировал, позволил подписать…

«Аналитик-утешитель» — амплуа небезынтересное, да не для меня. Куда лучше в нем чувствуют себя люди, близкие к инициативе «Минский диалог»: Евгений Прейгерман и хитроумный Сергей Богдан, выдавший 18.01.2022 (fb, пер. с бел.): «Объявления о том, что Россия вот-вот нападет на Украину, понемногу становятся обыдёнщиной. Реальная возможность для такой войны на самом деле существовала только во время оцепенения украинской государственной системы и несформированной позиции коллективного Запада в 2014 г.»

Возможно, я на пятом десятке лет уже чересчур пессимистично смотрю на мир, однако в ближайшей перспективе позитивных сценариев для Беларуси как независимой страны что-то не видно. Однозначная победа России развяжет имперцам руки (см. выше). А военная победа Украины?.. Насколько понимаю, в лучшем случае она приведет к общей «ничьей», т.е. к возвращению украинских земель, занятых агрессорами после 24.02.2022. Но более вероятен, увы, мирный договор при утрате Украиной контроля над некоторыми юго-восточными территориями, при фактическом превращении Азовского моря во «внутреннее море России».

«Радостная» весть последних дней, переизбрание президентом Франции Э. Макрона, радует не очень. Учитывая поведение официальной Франции с середины 2010-x (вместе с официальной Германией не мешала перевооружению России, а где-то и способствовала), Маринка уже начинает видеться как меньшее зло.

Да, знаю, когда-то она встречалась с Путиным и что-то говорила в его поддержку… Но вопрос ведь не в том, кто где был в 2017 г., а в том, кто куда пришел в 2022 г. Эмманюэль пришел к долгим, чуть не задушевным разговорам с хозяином Кремля (осенью 2020 г. Макрон тоже пытался влиять на Беларусь через П. — тенденция, однако!) Марин пришла к заявлению, что Россия в Украине перешла «красную черту».

Большинству французов плевать на Украину и Беларусь, они знают (или думают, что знают) Россию, а наши страны для них – «географические новости» из стихов Маяковского. Правые французские политики реже притворяются, что мы им интересны… Победи Ле Пен, она, возможно, вела бы пассивную политику в Восточной Европе — но это было бы честнее и лучше, чем дарить иллюзорные надежды.

При любом исходе сражений на Донбассе и под Харьковом России (в ближайшее время не распадется она) понадобится «северный балкон». Скорее всего, Беларусь, в отличие от республик Балтии после 1940 г., сохранит формальный суверенитет — нужен ведь рашистам, по крайней мере, лишний голос в ООН! Но все живое будет здесь закатываться в асфальт, как, собственно, и происходит последние полтора года (знаковая дата — 11.11.2020, нанесение смертельных травм Роману Бондаренко на пл. Перемен). Хорошо, если я ошибаюсь…

Коронный приемчик пропаганды — пугание началом 1990-х, когда, мол, в Беларуси (даже в Минске) всё разваливалось. Писал я уже, что думаю по этому поводу — но хочется провести кое-какие сравнения на примере Каштановки, сиречь бульвара Шевченко и его окрестностей (здесь у нас 8-10 тысяч жителей). Визуально застройка мало изменилась не то что за 30, а, пожалуй, и за 50 лет.

Виды на бульвар с ул. Каховской. Фото 1967 г. (из газеты «Вечерний Минск») и 2022 г.

Прежде всего… у места съемки 30 лет назад работал большой фонтан, а сейчас он (давно) в запустении.

Соседний кинотеатр «Киев». Билеты в начале 90-x были дешевы, во всяком случае, на среднюю зарплату их выходило более 200. Ныне — 5-7 p., что могут себе позволить «не только лишь все». Да и репертуар поредел, под него даже не рисуются афиши.

Воспроизведу мини-диалог у служебного входа одного из продовольственных магазинов на бульваре, 03.02.2022:

Охранник — женщине предпенсионного возраста, копающейся в мусорном баке:

— Работать иди!

— Работаю, не хватает.

— Как будто другим хватает… (махнул рукой, отошел).

Тридцать лет назад не слыхал я такого. Жили небогато, некоторые товары продавались по лимиту, с вырезанием на кассе купонов, но никто в районе вроде не пух от голода, и в обморок не падал. И не помню, чтобы по помойкам кто-то лазил (пустые бутылки у лавочек собирали, сдавали; иной раз и я собирал, да).

В 1992 г. на бульваре работали два универсальных продмага, овощной, булочная и кулинария. Сейчас продмага аж четыре, плюс кафе «Марани» (вроде грузинское), два мясных магазинчика, один — со сладостями и сухофруктами, пивбар… Вообще, встроенных коммерческих точек явно прибавилось, и фасады поярчели. Была одна «комиссионка» — стало три «секонда» (эх, променял бы два из них на работающий фонтан, и «Зоотовары» дал в придачу!) + магазинчик одежды «Mark Formelle». Выросло число аптек, парикмахерских, ломбардов… 30 лет назад, кажется, и не было здесь ломбардов, а теперь их два.

Закрылись киоски «Союзпечати» и будка с лотерейными билетами («Спортлото», etc.) — вместо них мрачноватые «Табакерки». Не видно во дворах доминошников и шахматистов. От прежнего времени остались библиотека, почта, сберкасса; стадион и две голубятни немного поодаль.

Афишка изостудии при библиотеке

Наряду с голубями, ласточками и воронами, а где-то и вытесняя их, над бульваром теперь с криками парят чайки. Это говорит в пользу верcии упомянутого А. Елисеева о том, что Беларусь — балтийское государство («почти половина территории находится в бассейне Балтийского моря»).

И о безопасности, которой так гордился агитпроп. В 1992-м бульвар активно притягивал выпивох — теперь тоже, пусть не так активно. Тем не менее не припомню, чтобы в первый год независимости (не путать с предпоследним годом «зависимости») кого-то здесь убивали. А 10.04.2022 у входа в почтовое отделение средь бела дня зарезали парня… Как один из понятых не имею права раскрывать «тайны следствия», но сам факт жестокого преступления в тихом, на первый взгляд, районе, не очень удивил. 30 лет назад у многих обитателей Каштановки сохранялись надежды на лучшее будущее. Тлели они до второго полугодия 2020 г., а затем были растоптаны в несколько приемов: 6 августа, 11 и 15 ноября… Гнилой вишенкой на торте стало задержание 17.03.2022 у памятного знака Тарасу Шевченко в начале бульвара (там, где я читал стих) историка Алеся Белого и двоих его помощников. Они намеревались записать видео об украинской культуре, а в итоге попали под административный арест. Еще повезло, по нынешним-то временам, что в начале апреля эти ребята были отпущены: википедиста Марка Бернштейна в марте после «суток» не выпустили, уголовное дело шьют. Похоже, Оксане Колб из «Новага Часу» грозит то же самое.

Сейчас в районе, при внешней пестроте, жизни маловато; где мало жизни, там и труп, такой вот черноватый юмор к 36-й годовщине трагедии на Чернобыльской АЭС.

Вольф Рубинчик, г. Минск

26.04.2022

w2rubinchyk[at]gmail.com

От ред. belisrael:

Обсуждение здесь

Опубликовано 26.04.2022 08:43

22 июня 1941 года в Калинковичах

В начале 40-х годов прошлого века Калинковичи были уже крупным транспортным узлом и заметным населенным пунктом на политической карте БССР. За предвоенные годы город существенно вырос и обновился. Торговую площадь перенесли из центра на расположенный между бывшим местечком и железнодорожной станцией песчаный пустырь с неофициальным названием «Злодеевка» (ныне площадь Ленина). На южной окраине города (нынешняя ул. Дачная) из бревен разобранных казарм бывшего артиллерийского склада возвели несколько зданий районной больницы. На месте нынешней площадки у Свято-Казанского храма появились большие деревянные здания «Нардома» (РДК) и пожарной части, на месте современного дома № 31 по ул. Советской – почты и телеграфа. В конце 30-х годов построили более широкий и прочный деревянный мост через речку Кавню, а рядом с ним небольшое кирпичное здание городской электростанции. В это же время появились капитальные каменные здания «Сталинской» городской и железнодорожной школ, городской бани с артезианской скважиной при ней. А вот украшавшая Калинковичи почти столетие пятикупольная церковь Св. Николая Чудотворца была в 1930 году закрыта, также как и местная синагога, приходы ликвидированы. В здании церкви вначале размещался клуб калинковичского колхоза «Чырвоны Араты», а с 1939 года – районное отделение Госбанка. Деревянное здание бывшей синагоги в начале ул. Калинина отдали под горисполком. Чуть юго-восточнее от здания нынешнего калинковичского железнодорожного вокзала стоял его скромный деревянный предшественник, выкрашенный в желтый цвет. Еще в ста метрах западнее находилось деревянное здание железнодорожного клуба, а за ним был парк при станции. Старожилы помнят, что это был не просто парк, а красивый сад с кегельбаном, беседками, волейбольной площадкой и большим летним залом, где по выходным дням проводились танцы под оркестр.

19 января 1941 г. вышел первый номер районной газеты «За большевистские темпы» (ныне «Калінкавіцкія навіны»). Накануне войны в Калинковичах функционировали больше двадцати различных предприятий и учреждений, в том числе: отделение Госбанка, машинно-тракторная станция (обслуживала 54 окрестных колхоза, имела 60 тракторов), авторемонтные мастерские, областная контора «Заготзерно», районная контора «Заготживсырье», «Райзаг», «Текстильсбыт», райпромкомбинат, лесокомбинат, лесхоз, птицекомбинат, утилькомбинат, мелькомбинат, грибная база, яйцебаза, хлебопекарня, производственные артели «Красный химик», «Большевик», «Красный корзинщик», «Ясень», «Новый путь», «Ударник», «Зорька», «3-я пятилетка», «Энерготруд», «Прогресс» и другие. В городе проживало около 7,7 тысяч человек населения (без учета личного состава военного училища и подразделений, расквартированных в военном городке). Терроризировавшие людей ночные аресты «врагов народа» к этому времени поутихли, а с отменой карточек на хлеб и появлением в магазинах кое-каких промтоваров жизнь стала полегче. Первый летний месяц в том году выдался солнечным и теплым. Афиши сообщали, что в воскресенье 22 июня в железнодорожном клубе будет демонстрироваться кинокомедия «Веселые ребята», в городском «Нардоме» – еще более популярная «Волга-Волга», а в областном центре Мозыре должен был состояться большой концерт заезжей труппы лилипутов.

Субботним вечером 21 июня в родной дом на улице Липневской приехал 29-летний корреспондент областной газеты «Бальшавiк Палесся» Дмитрий Сергиевич. Да еще привез с собой из редакции завтрашний, еще не поступавший в продажу и подписчикам воскресный номер. Вся семья (мать Ульяна Васильевна, сестры Надежда и Валентина, младший Николай, только что закончивший школу) и интересом читали газету, где на первой странице была статья Дмитрия «На канале Нетечь». Несколько дней назад редакция направила его в Калинковичи описать ход работ по спрямлению, углублению и расширению протекающей через город речушки Кавни. О мирном труде на родной земле рассказывал этот репортаж. «…Канал «Нетечь», который протекает через город – единственный водоприемник на болотах Калинковичского сельсовета. Узкие полоски воды, обрываясь то там, то сям, только напоминают о прежней трассе канала. В основном же, почти на всем своем протяжении он сравнялся с окружающими его болотами, зарос камышом, кустарником, затянулся илом. И вот за реконструкцию этого водоприемника, которая даст возможность осушить более 500 гектаров да называемого «Стараго болота», взялись 9 колхозов района. Почти ежедневно на всей трассе канала работает 200-250 колхозников и колхозниц.

– Лучше бы копали новый канал – говорит Губарев Иван. Очень много тут грязи. Но мы устроим и этот. Сделаем канал образцовый, чтобы вода в нем журчала, как в речке, чтобы наш районный центр имел, наконец, свою водную магистраль».

Эта газета, уже отпечатанная, так и не дойдет до читателя, вместо нее по области будет распространен спешно отпечатанный на одном листе спецвыпуск с сообщением, что 22 июня в 4 часа 30 минут немецкие войска вторглись на территорию СССР. Началась Великая Отечественная война. В эти предрассветные часы калинковичане, как и миллионы других мирных граждан, об этом еще не знали. Выходной день они собирались посвятить домашним делам, поработать на приусадебном участке, сходить в гости, сводить детей в парк или в кино. Но черные раструбы громкоговорителей в центре города и на железнодорожной станции, домашние репродукторы уже с утра начали периодически прерывать обычные радиопередачи сообщениями, что в полдень будет передано важное правительственное сообщение.

Годы спустя поэт-фронтовик К. Симонов напишет свои знаменитые строки:

Тот самый длинный день в году

С его безоблачной погодой

Нам выдал общую беду

На всех, на все четыре года.

Она такой вдавила след

И стольких наземь положила,

Что двадцать лет и тридцать лет

Живым не верится, что живы…

Оповещенный о предстоящих важных известиях дежурным по райкому партии его 1-й секретарь 33-хлетний И.Л. Шульман распорядился собрать к 12.00 в «Нардоме» партийно-хозяйственный актив. Главной повесткой дня было обсуждение итогов весенних сельхозработ. Но вышло иначе. В далекой Москве в 12.05 заместитель председателя советского правительства В. Молотов вышел из кабинета И. Сталина и направился на Центральный телеграф, откуда в 12.15 выступил по всесоюзному радио с обращением к советскому народу. «…Сегодня в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причём убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолётов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории… Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал мне, как народному комиссару иностранных дел, заявление от имени своего правительства о том, что германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы. В ответ на это мною от имени советского правительства было заявлено, что до последней минуты германское правительство не предъявляло никаких претензий к советскому правительству, что Германия совершила нападение на СССР, несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной… Теперь, когда нападение на Советский Союз уже совершилось, советским правительством дан нашим войскам приказ — отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей Родины… Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Московские радиопозывные отменили для собравшихся в «Нардоме» заготовленную повестку дня. Выступление В. Молотова все слушали в глубоком молчании. После его завершения секретарь райкома встал из-за покрытого кумачом стола президиума:

– Значит так, товарищи… Наша Красная армия воюет с врагом вот уже девятый час, и об итогах сева нам сейчас толковать не ко времени. По плану первоочередных на случай войны мероприятий военкомат и военное училище сегодня же развернут сборные и приемо-сдаточные пункты для всеобщей мобилизации. Сейчас все идем к людям, на предприятия, в учреждения и колхозы. Главные задачи, что стоят сегодня перед коммунистами района – разъяснить народу всю глубину опасности, нависшей над Родиной, и обеспечить быструю мобилизацию призывных возрастов и приписанного к армии транспорта!

В центре города, возле радиоузла по улице Советской (ныне тут гастроном «Юбилейный») собрались толпа слушателей. После окончания передачи часть разошлась, некоторые, разбившись на группки, начали обсуждать нежданную беду. Несколько человек обступили Янкеля Гальперина, комиссованного из армии, но еще одетого в гимнастерку без знаков различия. Он совсем недавно вернулся из Крыма, где поправлял здоровье после тяжелого ранения на финской войне в марте пошлого года. Еще не служившая зеленая молодежь интересовалась у фронтовика, за сколько дней Красная Армия дойдет до Берлина. Кто уже отслужил, спрашивали, много ли у фашистов самолетов и танков, доводилось ли видеть на войне их новую технику? Были тут 33-летний сапожник из пошивочной артели Борис Комиссарчик, его двоюродный брат рабочий мебельной артели «Энерготруд» 25-летний Самуил Комиссарчик, 40-летний рабочий калинковичской МТС Иван Манько, 30-летний санитар районной больницы Григорий Дроник, 35-летний телеграфист районного узла связи Петр Мурашко, 26-летний техник областной конторы «Заготзерно» Василий Приходько, 45-летний работник райисполкома, офицер запаса Николай Тосов и молодежь: 20-летние подруги Валентина Лобанова и Нина Заренок, 16-летний Евгений Бухаревич.

В небольшом комиссионном магазине у речки (калинковичане именовали его «американка») выступление по приемнику слушали 27-летний председатель правления конторы «Заготлен» Вольф Зарецкий, 38-летний бухгалтер райпромкомбината Евсей Воскобойник и еще несколько заглянувших сюда покупателей. Московские позывные и голос из репродуктора разом остановил всю торговлю и движение на колхозном рынке. Большинство запрудивших базарную площадь продавцов и покупателей приехали сюда ранним утром из прилегавших деревень. Вот телега 55-летнего колхозника из Ситни Янкеля Хайкмана. На ней, кроме самого возницы, его жена Брайна и дети – 20-летняя Софья, 15-летний Залман, 12-летний Нохим и 8-летний Пейсах. А рядом повозка лесника из Ужинца 50-летнего Эрнста Кетнера с семейством: жена Мария и дети – 14-летний Петр, 12-летний Владимир и 7-летний Николай. В самом начале 20 века немецкий лесовод Август Кетнер со своей семьей приехал на белорусское Полесье заниматься заготовкой пиломатериалов для Германии. Накануне 1-й мировой войны все немецкие специалисты засобирались обратно, но взрослый уже к тому времени Эрнст решил остаться, полюбил девушку из Ужинца Марию Ярош. Жили они в добром согласии, растили дочь и четырех сыновей и как раз в июне 1941 года отправили самого старшего, Ивана, на службу в Красную Армию.

У клуба железнодорожников и возле летнего павильона в парке, где были установлены громкоговорители, тоже собрались десятки людей. Вот слесари калинковичского депо 40-летний Василий Бичан с улицы Войкова и 30-летний Борис Тавтын с улицы Подольской, 25-летний машинист паровоза Василий Луцко со своим ровесником и соседом Василием Линниковым. Рядом неразлучные друзья 18-летние Виктор Булашевич, Михаил Харлан, Константин Толарай и его 15-летний брат Валентин. Тут же Володя Акулин с Аллеи Маркса и Павел Бритченко с улицы Войкова. А еще в этой толпе у репродуктора были два стройных молодых офицера в авиационной форме, приехавшие в отпуск к родителям на улицу Липневскую, друзья и одноклассники Дмитрия Сергиевича – Василий Самитов и Георгий Субач.

Виктор Булашевич

В своих воспоминаниях, написанных в 1995 году, В.И. Булашевич расскажет: «22 июня 1941 года в 12 часов по радио объявили, что немецкие войска вторглись на нашу территорию и по всему фронту начали наступление вглубь нашей страны. В 6 часов утра бомбили Севастополь, Киев. Все это было так неожиданно и трудно было представить, что кончилась мирная жизнь. Это был последний день мирной жизни. Трудно было представить, как будут дальше развиваться события. Все последующие дни организации продолжали работать и готовились к войне. По радио каждый день по несколько раз передавали сводки Совинформбюро».

Николай Киселюк

Есть еще воспоминания о том июньском дне, они принадлежат ветерану войны и труда Николаю Яковлевичу Киселюку (1922-2021). «…За несколько дней до начала войны я по просьбе матери приехал в Калинковичи, чтобы помочь ей по хозяйству. Помню, это были солнечные и очень теплые дни, настоящее лето. Утром 22-го июня я с утра занимался на приусадебном участке, а к полудню решил сходить в железнодорожный парк, где собиралась молодежь, чтобы встретится с друзьями. Сейчас от этого парка не осталось и следа, а до войны он был ухоженный и красивый. Но отдыха не получилось: мне сказали, что только что выступал по радио Молотов, объявил о начале войны с Германией. С этой тяжелой вестью я и вернулся домой».

Файка Гомон Сарра Гутман

В своих домах на улице Калинина правительственное сообщение из Москвы слушали 26-летний рабочий Ф.Г. Гомон и 38-летняя врач калинковичской больницы С.И. Гутман. Файка Гиршевич уйдет на фронт танкистом в начале 1944 года, за выдающуюся отвагу будет награжден орденами Славы 2-й и 3-й степеней, орденом Отечественной войны 2 степени, несколькими боевыми медалями. После войны работал в службе снабжения калинковичского промкомбината, ушел из жизни в 1998 году. Сарра Иосифовна прошла всю войну, была на фронте врачом полевого госпиталя в чине капитана медслужбы, награждена орденом Красного знамени и несколькими медалями. После войны много лет возглавляла Калинковичскую районную больницу, скончалась в 1973 году.

Около полуночи в радионовостях появилась первая фронтовая сводка Главного Командования Красной Армии, в которой говорилось, что после ожесточённых боев противник был отбит с большими потерями, сообщалось о 65 сбитых самолетах противника. Молодежь бурно радовалась и переживала, что не успеет на фронт добить фашистов, старшее поколение, помнившее 1-ю мировую, предвидело тяжелые времена. Люди еще в полной мере не поняли, не осознали происходящего. Скоро они станут героями и жертвами этой невиданной в истории по размаху и ожесточению войны, станут убитыми и ранеными, солдатами, партизанами, военнопленными, беженцами, инвалидами, сиротами. А выжившие станут впоследствии победителями и ветеранами Великой Отечественной войны.

Дмитрий Сергиевич

Д.Г. Сергиевич (он же Змитро Виталин) начал войну сержантом, связистом в 1015-м стрелковом полку в январе 1942 года, а закончил ее в мае 1945-го лейтенантом, корреспондентом фронтовой газеты 285-й стрелковой дивизии. Был ранен, имел боевые награды. После войны продолжил военную службу, уволился в запас в звании майора. Стал известным военным прозаиком, автором многих книг и лауреатом литературных премий. Скончался в Одессе в 2004 году. Его младший брат Н.Г. Сергиевич прошел всю войну сержантом стрелкового полка, был ранен и награжден за храбрость. После победы вернулся в родные Калинковичи, до выхода на пенсию работал прорабом в ПМК-101, умер в 1998 году.

И.Л. Шульман руководил Калинковичским райкомом партии до самой эвакуации города, затем в чине майора служил заместителем командира медсанбата на Брянском фронте, а потом замполитом 151-го стрелкового полка 18-й армии. (На этой должности его непосредственным начальником был полковник Л.И. Брежнев, впоследствии Генеральный секретарь ЦК КПСС). Демобилизовался в 1945 году, работал в Мозыре в Полесском облисполкоме до 1954 года, дальнейшая судьба неизвестна. Б.М. Зарецкий ушел на фронт через три дня после начала войны, в мае 1942 года получил тяжелое ранение, был комиссован из армии. После освобождения Калинковичей вернулся в свой дом в переулке Пролетарский, и до смерти в 1960 году работал в той же сапожной артели. С.З. Комиссарчик тоже уйдет с этой колонной мобилизованных, на фронте станет связистом, в июле 1944 после ранения будет демобилизован, вернется в Калинковичи в свой дом на Аллее Маркса, и до смерти в 1952 году будет трудиться в той же мебельной артели «Энерготруд». И.И. Манько уйдет на фронт в конце июня и погибнет в октябре того же года, защищая Москву. Санитар 448-го стрелкового полка Г.Т. Дроник пройдет от Сталинграда почти до Берлина, вынесет с поля боя множество раненых, но сам погибнет от вражеской пули всего за две недели до окончания войны. П.И. Мурашко сложит свою голову в бою 10 августа 1942 года, будет похоронен товарищами у д. Галахово Ржевского района Калининской области. Младший лейтенант В.А. Приходько осенью попадет в немецкий плен, где и умрет от голода месяц спустя. Командир кавалерийского эскадрона старший лейтенант Н.П. Тосов после нескольких месяцев беспрерывных боев будет тяжело ранен и умрет от ран в госпитале в г. Кирсанов Тамбовской области.

Недавняя школьница В.И. Лобанова в 1942 году станет калинковичской подпольщицей, затем партизанкой в отряде им. Котовского 99-й калинковичской партизанской бригады. После войны некоторое время будет работать санитаркой в местной железнодорожной больнице, выйдет замуж за фронтовика В.И. Кучерова. С 1960 года до выхода на пенсию работала старшей горничной в городской гостинице. Н.А. Заренок, еще до войны работавшая в санчасти Калинковичского военного городка, станет медсестрой во 2-й Калинковичской партизанской бригаде. После войны выйдет замуж за М.Л. Кострова, до выхода на пенсию проработает на Калинковичском заводе бытовой химии, скончается в 1999 году. Юный сержант, наводчик орудия 759-го противотанкового артиллерийского полка Е.В. Бухаревич с войны на свою улицу Загороднюю уже не вернется, погибнет в бою 14 сентября 1944 года у безвестного хутора в Баусском уезде Латвии. В.Я. Зарецкий тоже уйдет на фронт в первые военные дни, станет старшиной в стрелковом полку, получит два осколочных ранения, но выживет. Вернувшись в Калинковичи, возглавит колхоз им. Сталина, затем Калинковичский райпотребсоюз, уйдет из жизни в 1987 году. Красноармеец Е.Д. Воскобойник в октябре 1941 года пропал на фронте без вести, как и многие другие его земляки. Я.З. Хайкман вместе с другими мобилизованными из Ситни уже в конце июня отправится на фронт и тоже пропадет там где-то безвестно. Погибнет и вся его семья. 24 сентября 1941 года Брайну Хайтман и ее четырех детей, в числе нескольких сотен человек не успевшего эвакуироваться еврейского населения фашисты расстреляют и бросят их тела в ров у калинковичского железнодорожного переезда.

Во время оккупации немцы назначили Э. Кетнера старостой в Ужинце. Но он не стал предателем, наоборот, активно содействовал партизанам. В начале 1943 года по доносу одного из полицейских всю семью Кетнеров (за исключение взрослой дочери, которая вышла замуж и жила в другой местности) арестовали, отвезли в мозырскую тюрьму и там расстреляли. Иван Кетнер прошел всю войну в составе 293-го гаубичного артиллерийского полка, был ранен, имел боевые награды. После гибели своей семьи в Ужинце не остался, переехал в райцентр и до выхода на пенсию работал фельдъегерем спецсвязи в Калинковичском РУС. Умер в 1997 году.

Паровозный машинист В.И. Луцко, как имевший «бронь», находился в тылу, но в марте 1944 года добился перевода на фронт в железнодорожные войска. После окончания войны вернулся в свой дом на Аллее Маркса, вновь работал машинистом, умер в 1955 году. Его товарищ В.Г. Линников с войны не вернулся, пропал без вести 26 октября 1944 года где-то в Польше. В.А. Акулин погиб в бою 25 января 1942 года у железнодорожной станции Подгостье Мглинского района Ленинградской области. В.П. Бичан будет тяжело ранен на фронте и скончается от ран 5 октября 1943 года в медсанбате в пос. Рясно Оршанского района Могилевской области. Двадцатилетний И.П. Бритченко после соединения калинковичских партизан с частями Красной армии станет рядовым стрелкового полка, но провоюет недолго, погибнет 29 января 1944 года у д. Савичи. Член подпольной организации на железнодорожном узле Б.А. Тавтын в 1942 года будет схвачен фашистами и после зверских пыток расстрелян в Мозырской тюрьме. Военный летчик старший лейтенант В.В. Самитов погибнет с экипажем своего бомбардировщика 8 января 1942 года при выполнении боевой задачи у г. Медынь Калужской области.

Георгий Субач

Летчик-истребитель капитан Г.Л. Субач в одном из воздушных боев будет сбит и попадет в плен. Его освободят в марте 1945 года, и сразу же отправят в ссылку в Казахстан. Год спустя, разобравшись, что никакой вины за офицером нет, разрешат вернуться в Калинковичи. Израненный и тяжело больной, он умрет совсем еще не старым в 1953 году. Тридцать лет спустя Д.Г. Сергиевич в автобиографической повести «Давние годы» посвятит проникновенные душевные строки своему другу детства Жорке Субачу. В.И. Булашевич станет офицером узла связи штаба 63-й армии, на фронте – с мая 1943 по май 1945 года. В родные Калинковичи уже не вернется, после демобилизации будет жить в Ленинграде, оставит интересные воспоминания. Следы К.Н. Толорая после войны затерялись. Его младшего брата Валентина, одного из активных подпольщиков калинковичского «Смугнара», фашисты казнят 16 августа 1942 года. М.И. Харлан после войны будет работать железнодорожником в Минске, уйдет из жизни в 1995 году. Н.Я. Киселюк станет членом подпольной антифашистской организации на Калинковичском железнодорожном узле, а затем пулеметчиком в 99-й Калинковичской партизанской бригаде. После освобождения Калинковичей был оставлен здесь для восстановления разрушенного железнодорожного узла. Много лет водил паровоз, а затем тепловоз по стальным магистралям. Ветеран прожил долгую жизнь и скончался в начале 2021 года.

Все приведенные выше воспоминания калинковичан были положены на бумагу через многие годы после окончания войны. Но есть один документ – дневниковая запись, сделанная именно в этот день. Ее автор – 18-летний Анатолий Букатый, только что закончивший среднюю школу. Он родился в Калинковичах в семье железнодорожника, учился в местной железнодорожной школе (ныне СОШ-4) в одном классе и дружил с Михаилом Шевченко, старшим братом Семена Шевченко, будущего героя «Смугнара». В 1936 году семья переехала в Гомель, куда перевели по службе отца. Запись сделана там, но, без сомнения, схожая обстановка была и в Калинковичах. «22 июня 1941 года. Утром в 4-м часу вернулся домой и лег спать. Разбудили в 12 часов – по радио должен выступать Молотов. Германия объявила войну СССР. Утром в 4 часа были бомбардированы Киев, Житомир, Севастополь, Каунас и другие города. Но войны не чувствуется. В городе множество людей, все совершенно спокойны и заняты своими делами. Около станции встретил Н. (его ровесница Неонила Столярова, после войны жила в Москве – В.Л.). Завтра она уезжает домой в Минск. Условились встретиться в 17 часов. Встретились, пошли в город, зашли в парк, пробыли там до вечера, потом пошли обратно. Расставаться не хотелось. Заход солнца был особенным, он запомнится навсегда. Как жаль, что Н. уезжает. Мы просидели почти до часа ночи на скамеечке. Нужно было уходить, но не хотелось, и только когда раздались сигналы воздушной тревоги, мы расстались. Было темно, выла сирена и надрывались гудки. Я встретил по дороге молодого парня. Начали разговаривать, и тут я впервые услышал и увидел разрывы зенитных снарядов. В небе появились огненные мячи и с треском рассыпались в стороны, а через некоторое время слышался звук взрыва. Меня охватила жуть. Тот парень, с которым я шел, убежал, и я остался один. Я рассуждал, куда мне идти – домой или в город, и выбрал первое. Знал, что мама беспокоится. Снаряды все еще рвались, затем стрельба прекратилась. Дома никто не спал. Мама волнуется, говорит дрожащим голосом. Дома жуть у меня прошла. О, если бы я был один, мне не о чем было бы беспокоиться, но родители… (Отец – Александр Александрович, ревизор поездов; мать – Любовь Матвеевна, билетный кассир – В.Л.). Всю ночь не спал, не спали и все соседи. Кажется, в 3-м часу дали отбой воздушной тревоги. Я лег и уснул не раздеваясь. Проснулся в 6 часов. Папу вызвали в учреждение. Мама ушла, а через несколько минут дали отбой. Я пишу за 22-е, а ведь уже 23-е». С началом войны Анатолий вступил в Красную Армию. Как талантливый художник, был направлен в политуправление 21-й армии, где принимал участие в выпуске газеты-плаката «Раздавим фашистскую гадину». В июне 1942 года добился перевода в диверсионную школу, в начале 1943 года был заброшен в составе группы за линию фронта на территорию Гомельской области. Погиб за день до своего 20-летия, подорвавшись на мине. Свой дневник (6 объемных тетрадей) он довел до ноября 1942 года. Командир разведгруппы сохранил его и передал после войны родителям Анатолия, а те, на исходе своей жизни – в Гомельский областной краеведческий музей.

В.А. Лякин.

От ред.belisrael

Исаак Шульман

Более полные сведения об Исааке Лейбовиче Шульмане: родился в 1908 году в м. Петриков в семье ремесленника, с 1921 года работал сапожником. В 1925 году вступил в комсомол, в 1929 году – в партию. С 1927 года на партийной и советской работе в Петрикове и Мозыре. В 1930-1932 годах проходил срочную службу в 92-й отдельной саперной роте в г. Полоцке. После демобилизации вернулся в Мозырь, был директором пивзавода, затем зам председателя горсовета. С 3 июля 1939 года по 21 августа 1941 года – 1-й секретарь Калинковичского райкома КПБ. С 22 августа 1941 года зам. командира 199 отдельного медсанбата 148 стрелковой дивизии Брянского фронта, затем в чине майора зам. командира 151 стрелкового полка по политчасти 18-й армии 1-го, затем 4-го Украинского фронта (начальником политотдела был генерал-майор Л.И. Брежнев). После демобилизации в 1946 году вернулся в Мозырь, работал начальником областного управления местной и топливной промышленности. Имел награды – ордена Красной Звезды, Отечественной войны 1-й и 2-й степеней. несколько медалей. После 1954 года сведений нет.

Ждем, что откликнутся читатели сайта, найдутся родственники Исаака Шульмана, которые дополнят историю его жизни, пришлют фотографии.

Опубликовано 06.06.2021 13:56

Илья Френклах о советско-финской войне и многом другом

Илья Захарович Френклах: Я родился в 1921 году в поселке Озаричи Полесской (ныне Гомельской) области. Отец был портным. Нас было в семье трое детей – два брата и сестра.

В 1938 году я закончил белорусскую десятилетку и с тремя своими школьными товарищами, Рувимом Фуксоном, Абой Хапманом и Максом Шендеровичем, поехал поступать в Ленинградский текстильный институт. У нас не взяли документы в текстильный, сказали, что прием абитуриентов закончен, и посоветовали поступать в сельхозинститут.

Хапман решил поступать в кораблестроительный институт, а Макс, Рувим и я, после сдачи экзаменов, стали студентами сельскохозяйственного института, расположенного на улице Карповка, дом № 32. В Ленинграде ещё был институт сельскохозяйственной механизации.

Когда началась финская война, мы добровольно вступили в 65-й студенческий лыжный батальон. Я и на лыжах до того момента никогда не стоял. Выдали нам винтовки – «драгунки» без штыков, ножи, и стали обучать. У нас в институте была военная кафедра, так что и до ухода на финскую войну стрелять из винтовки и метать гранаты я уже умел довольно неплохо.

Получили «смертные медальоны» в виде капсулы, но красноармейские книжки нам почему-то не выписали. Вроде и есть мы, и нет нас. Форма красноармейская, а в рядах РККА не числимся. Про финнов мы ничего толком не знали. В газетах и по радио раздавалось сплошное «Ура!!! Победа!!!», а все больницы и госпиталя города были забиты ранеными и обмороженными с Карельского перешейка.

Правду о том, что творится на финском фронте, никто не говорил. Все молчали… Полный информационный вакуум. Только «Ура!» по репродуктору с утра до вечера… Но ходили разные дикие слухи по системе ОБС или ВОС («одна бабка сказала» или «вчера одна сволочь в трамвае рассказывала») о наших кровавых безуспешных атаках на финнов и жутких потерях на линии Маннергейма.

Но скажу честно, тогда нас не интересовала «темная сторона» войны. Патриотический порыв был настолько сильным, что мы не обращали внимания на какие-то трудности и не думали о том, что на войне нас, возможно, убьют.

Зима 1939-1940 гг. в Ленинграде была очень суровой и морозной. Город напоминал призрак. В домах полное затемнение. Все отопительные трубы полопались, люди замерзали. Вечером на улицы никто не выходил, разгул бандитизма в те зимние дни был просто неудержим. Этакая «тренировочная прелюдия» перед блокадой сорок первого года. Но я не помню, чтобы зимой сорокового года были перебои в снабжении продовольствием.

На Карельский перешеек добровольцев из нашего батальона отправляли небольшими группами. Сначала направили тех, кто имел опыт срочной службы в армии и на флоте. Из нашего института в первую группу попало десять человек. Девять из них вскоре погибли. Среди убитых были два моих близких друга: Ваня Шутарев и Коля Петров. Взвод лыжников вошел на какой-то хутор и попал в засаду. Уцелел только мой однокашник, белорус Матусевич. Он был ранен и притворился мертвым, когда финны добивали раненых. Он видел, как карелу Петрову – именно потому, что карел – финны отрезали уши, язык, а потом вырезали штыком на груди красную звезду…

Мало кто это знает, но и в начале Отечественной Войны финны очень часто ножами добивали наших раненых на поле боя. Именно ножами…

Батальон перевели в Озерки, и там мы еще две недели ждали приказа о выступлении на фронт. К линии фронта шли на лыжах. Пока до передовой дошли, война фактически закончилась. Я так и не успел по какому-нибудь финну выстрелить. Когда мы вернулись в Ленинград, то нас встречали как победителей. Цветы, оркестры. Летом сорокового я поехал на каникулы на родину. Тогда я в последний раз увидел своих родителей.

– Где Вас застало известие о начале войны?

И. З. Ф.: В мае 1941 года, после окончания третьего курса, меня направили агрономом-полеводом на полугодовую производственную практику в учебное сельское хозяйство Каменка в Лужском районе. Знаменитое было место. Раньше в Каменке находилась сельскохозяйственная колония НКВД. Во время немецкой оккупации, в здании учхоза немцы устроили фронтовой публичный дом для своих офицеров. На работу туда немцы согнали попавших в неволю жён красных командиров.

В этом учхозе меня и застала война. Рядом находился военный аэродром, который немцы очень скоро разбомбили. Нас, студентов, послали на окопные работы, рыть противотанковые рвы на будущем Лужском оборонительном рубеже.

В начале июля до нас дошло постановление о создании дивизий народного ополчения (ДНО), и все мужчины-студенты вернулись в Питер, чтобы записаться в формирующиеся ополченческие части.

– На Вашу долю выпали самые трудные годы войны. Вы провели на передовой, в пехоте и в полковой разведке, на одном из самых гибельных участков советско-германского фронта, очень тяжелый и кровавый период с августа 1941 до ноября 1942 года. С чего бы Вы хотели начать рассказ о своей войне?

Центральный архив министерства обороны (ЦАМО), ф. 33, оп. 7447809, ед. хр. 458. Из архивных материалов следует, что на военную службу И. Френклах поступил 15 июля 1941 г.

И. З. Ф.: А почему вы решили, что я вообще хочу рассказывать о войне? Вот вы хотите слышать солдатскую правду, но… Кому это сейчас нужно? Для меня это серьезная дилемма. Если говорить о войне всю правду, с предельной честностью и искренностью, то сразу десятки голосов «ура-патриотов» начнут орать – очерняет, клевещет, кощунствует, насмехается, заляпывает грязью, глумится над памятью и светлым образом, и так далее… Если рассказывать в стиле «политрук из ГлавПУРа», мол, «стойко и героически, малой кровью, могучим ударом, под руководством умных и подготовленных командиров…», то меня от таких лицемерных и фальшивых речей и от чванливого советского официоза всегда тошнило…

Ведь ваше интервью будут читать люди, войны не видевшие и незнакомые с реалиями того времени, и вообще не знающие подлинную цену войны. Я не хочу, чтобы кто-то, не имеющий малейшего понятия, какой на самом деле была война, заявил, что я рассказываю «байки» или излишне трагедизирую прошлое.

Вот вы с моим соседом по улице, бывшим «штрафником» Ефимом Гольбрайхом, опубликовали интервью. На днях посмотрел в Интернете обсуждение прочитанного текста. И меня взбесило следующее. Молодые люди обвиняют ветерана в том, что он честно рассказал, что в середине октября сорок первого в Москве была дикая паника и было немало таких, с позволения сказать, «граждан», которые со спокойной душой ждали немцев. Мол, как он смеет, и т. д. А откуда эти молодые люди могут знать, что там творилось на самом деле? Они там были? А Гольбрайх был и видел. Но когда начинают дискутировать, преувеличивает ветеран или нет… Гольбрайх своими руками в боях не одну сотню врагов нашей Родины на тот свет отправил, и имеет полное право на свою истину и свое видение войны.

У всех фронтовиков-окопников общее прошлое. Но это прошлое действительно было трагическим.

Вся моя война – это сплошной сгусток крови, грязи, это голод и злоба на судьбу, постоянное дыхание смерти и ощущение собственной обреченности… Я радости на войне не видел и в теплых штабных землянках пьяным на гармошке не наяривал. Большинство из той информации, которую я могу вам рассказать, попадает под определение «негативная»… И это не грязная изнанка войны, это её лицо… […]

– Каким был национальный состав взвода?

И. З. Ф.: Почти все были русские ребята. Когда я прибыл во взвод, там уже было два еврея, в других отделениях – Хаим Фрумкин и Михаил, моряк, с типичной такой фамилией Гольдберг или Гольдман, сейчас точно не вспомню.

Наша дивизия считалась «славянской», и в ней служили в подавляющем большинстве русские, но было в ней, как и на всём Ленфронте, много евреев из добровольцев, а также из выживших после разгрома ополчения.

– «Национальный вопрос» на передовой ощущался в какой-то степени?

И. З. Ф.: Отношение к евреям во взводе было хорошее. Я не помню особых стычек на почве антисемитизма в своей части, будучи на фронте. Разведчики – это семья, там нет «эллина или иудея». Там у всех была одна национальность – разведчик 952-го стрелкового полка. Тогда мне повезло. У нас публика была в основной городской и образованной, и никто антисемитскую херню вслух не смаковал и эти бредни не муссировал. Но в госпиталях, да и после войны, мне, к сожалению, с этой заразой пришлось слишком часто сталкиваться. На анекдоты я внимания уже не очень обращал.

В конце сорок второго лежал в госпитале в гостинице «Европейская» в Ленинграде. Палаты большие, на тридцать человек. Рядом со мной лежит Иосиф Гринберг и ещё один еврей, морской пехотинец с Дубровки с ампутированными ногами. Прибыли новички. Один из них начал выступать: «Жиды! По тылам суки ховаются! Иван в окопе, Абрам в рабкопе!» Я спросил: «Кто тут евреями недоволен?». Он и отозвался… На костылях до него допрыгали, по морде ему надавали. Я ему пообещал, что в следующее его «выступление с трибуны» – зарежу. И всё…Тишина на эту тему. Лежу в госпитале в Лысьве, потом в Перми – такая же история. Меня это поражало. Откуда? Почему? За что? В конце войны страна настолько провонялась антисемитизмом, что я устал с ним бороться.

Понимаете, после ранения одна нога стала короче другой на восемь сантиметров. До 1946 года ходил на костылях, потом мне сделали ортопедический ботинок весом полпуда для раненой ноги. Остеомиелит стал хроническим, свищи на раненой ноге не заживали. Всё время я работал агрономом в Тамбовской области, после – в Средней Азии. Пешком ходить по полям целыми днями было очень сложно и трудно. Дали лошадь, так я на ней ездил «по-цыгански», ботинок-протез в стремя не пролезал. Через несколько лет, совсем молодой, умерла моя жена, и я остался один, с двумя маленькими сыновьями. Очень голодное было время. Я, хоть все время по хлебным полям ходил, а хлеба досыта поесть не доводилось. Решил вернуться на родину, в Белоруссию.

Я искал работу в Мозыре, Ейске и в других местах, где были вакансии – меня нигде не брали на работу в сельхозотдел или даже простым агрономом в МТС. Желающим принять меня на работу при моём утверждении на должность в РайЗО в сельхозотделе райкома или обкома отвечали так – здесь ему не синагога, и вообще, почему вы себя евреями окружаете?..

– Кто-нибудь из Вашей семьи уцелел в годы войны?

И. З. Ф.: Брат Иосиф в возрасте 18 лет погиб в 1942 году в Сталинграде. Он был сержантом в пехоте. Сестра успела эвакуироваться и выжила.

А судьба моих родителей трагична. Когда немцы приближались к Озаричам, началось массовое бегство населения. Организованной эвакуации не было. Родители добежали до станции Холодники, это где-то в двадцати километрах от нашего дома. В это время прошел слух, что немцев отогнали (думали, совсем), и родители вернулись. Не всем было просто оставить дом, корову, да и просто родное местечко, у многих была обычная крестьянская психология.

Слухам, что немцы поголовно убивают евреев, верили не все. Мой отец, солдат Первой мировой войны, в 1916 году попал к немцам в плен, и немцы ему понравились, он говорил, что немцы – люди как люди, что никого они не трогали. Он не знал, что на германской земле выросло целое поколение нелюдей. Когда пришли немцы, то родители спрятались в деревне Хомичи. Там стояли мадьяры и местное население не трогали. Но весной сорок второго немцы устроили массовую облаву, выловили всех евреев и согнали в Озаричи на расстрел. Местный полицай Спичак, который до войны приятельствовал с моим отцом, (отец ему всегда шил), подошел к пойманным евреям, вывел моего отца и мать в сторону и сам лично хладнокровно расстрелял. Снял с отца пальто и ботинки, и сказал сельчанам: «Закопайте жидов…» Когда война повернулась на нашу победу, этот полицай кинулся к партизанам. И его приняли! Потом он куда-то сгинул.

В селе жила его многочисленная родня, которая угрожала свидетелям расстрела, если они посмеют дать показания на Спичака. И жила спокойно эта сволочь, этот изверг, под новой фамилией, где-то на бескрайних просторах страны. И сколько еще таких Спичаков избежали справедливой кары и возмездия…

Когда я вернулся в Белоруссию, то несколько раз ходил в «органы» и требовал, чтобы этого палача разыскали. Мне в грубой форме неоднократно советовали не указывать работникам МГБ, чем им заниматься в первую очередь. Сам я этого полицая так и не нашел, хотя искал его очень долго…

Когда в 1990 году я стал оформлять документы на выезд из СССР, в ОВИРе потребовали сведения о моих родителях. Я нашел свидетелей их гибели, многим очевидцам было уже за восемьдесят. Пошёл в горисполком, попросил выдать справку о том, что мои родители расстреляны. Мне ответили: «Таких справок не даём». Говорю им: «Корова сдохнет, так вы три акта составляете. А для людей, которых ваши же отцы и дядьки убивали, справки нет!» Подал на них в суд. Выдали мне справку, что родители расстреляны немцами, а не полицаем. Берегли своих Спичаков. Вдруг ещё пригодятся…

Илья Френклах на фото

Интервью брал Г. Койфман

* * *

От belisrael. Полностью интервью с И. З. Френклахом можно прочесть здесь. На той же странице сайта iremember.ru рассказано о печальной судьбе земляков Френклаха – Рувима Фуксона, Абы Хапмана и Макса Шендеровича. К сожалению, мы не знаем, жив ли Илья Френклах. Надеемся, что он сам или его родственники откликнутся на нашу публикацию.

Опубликовано 29.11.2019 21:54

Рыгор Бярозкін. АБ ВЕРШАХ

Прадаўжаем адзначаць 100-годдзе з дня нараджэння беларускага літаратуразнаўцы яўрэйскага паходжання Рыгора Саламонавіча Бярозкіна (1918–1981). Трэцяга ліпеня мы перадрукавалі яго артыкул 1939 года пра творчасць Зямы Цялесіна, а сёння – больш «агульныя» развагі 1940 г. Асаблівасці тагачаснай арфаграфіі збольшага захаваныя.

Г. Бярозкін. АБ ВЕРШАХ

Мы вельмі засумавалі па добрых вершах. Часам здавалася, што п’еса, опернае лібрэта канчаткова адаб’юць ахвоту ў нашых паэтаў займацца вершамі. І адзінай уцехай для нас з’яўлялася ўсведамленне таго, што ў развіцці любой літаратуры бываюць такія перыяды, калі верш адыходзіць на задні план, саступаючы месца іншым літаратурным жанрам. Тым больш у нашай літаратуры такое змяшчэнне жанраў было зусім законамернай станоўчай з’явай. Яно падрыхтавала новы ўздым паэзіі, аб якім зараз можна гаварыць як аб рэальным, адбыўшымся факце.

Справа ў тым, што паэзія апошніх год не магла нас поўнасцю здаволіць.

Паэты пісалі на вельмі важныя і адказныя тэмы, знаходзілі вельмі насычаныя ў сэнсавых адносінах словы, мяркуючы, што ляжачая ў аснове верша рытмічная, вобразная і ўласна-паэтычная сістэма з’яўляецца рэччу другараднай, малаістотнай.

З раззбройваючай наіўнасцю сфармуліраваны гэты погляд на вершы ў адным выпадкова трапіўшым нам пісьме літаратурнага кансультанта да пачынаючага паэта. «Сутнасць верша – піша гэты “кансультант” па паэзіі – заключаецца перш за ўсё ў яго змесце, потым у падачы гэтага зместу пры дапамозе мастацкіх вобразаў, а форма – гэта ўжо як сродак для палягчэння чытання і запамінання вершаў…»

Нам шкада маладых. Атрымліваючы зусім бессэнсоўныя настаўленні аб змесце і форме, выхоўваючыся на самых наіўных уяўленнях аб паэтычнай форме, як аб вонкавым, «абслугоўваючым» элеменце верша, нашы маладыя паэты спешна рэалізуюць гэту «навуку» у адпаведны вершавы матэрыял.

Але не толькі маладыя. Нават паасобныя добрыя нашы паэты часта сваёй уласнай практыкай паглыбляюць супярэчнасці паміж семантычнымі і ўласна-паэтычнымі момантамі верша. Вазьміце, к прыкладу, П. Глебку. Стыль многіх вершаў П. Глебкі – гэта стыль слова, стыль рытарычнай фразы, якая існуе сама па сабе, па-за якойсьці цэласнай паэтычнай сістэмай. Такому ўражанню ад вершаў Глебкі не ў малой ступені спрыяе і тое, што ў іх, за рэдкім выключэннем, адсутнічае дэталь, блізкі абыдзённы прадмет, рэч з усімі яе трыма рэальнымі вымярэннямі, – г. зн. адсутнічае сама магчымасць канкрэтызаваць велізарнасць маштабаў праз «зримое» параўнанне, вобраз, дэталь. Гэта і ёсць адна з праяў стварыўшагася разрыву паміж сэнсам верша і яго канкрэтна-пачуццёвай прыродай.

Дзе-ж выйсце? Выйсце ў пераключэнні на новы матэрыял, у аднаўленні парушанага адзінства, хоць-бы і ў рамках новага жанру. Для Глебкі гэтым новым жанрам з’явілася трагедыя ў вершах.

Хочацца думаць, што Глебка зрабіў «экскурс» у гэту недаследаваную галіну па камандзіроўцы «ад паэзіі», што напісаўшы добрую вершаваную п’есу, паэт, узбагачаны новым вопытам і новымі магчымасцямі, створыць сапраўдныя вершы, якія будуць вершамі не па вонкавых абрысах, а па сутнасці.

Прыклад П. Броўкі ўмацоўвае ў нас гэту веру. У творчасці П. Броўкі апошніх год таксама намячаўся пэўны адыход ад патрабаванняў верша ў бок агульна-апісальных меркаванняў.

Не ставячы сабе мэтай аналізіраваць паэму «Кацярына» (гэта тэма спецыяльнага артыкула), укажам толькі на тыя яе асаблівасці, якія раскрываюцца ў сувязі з цікавячай нас праблемай. Чаму верш? – вось пытанне, якое ўзнікае пры чытанні «Кацярыны». Якія дадатковыя задачы (апрача тых агульна-ідэйных і мастацкіх задач, якія немінуча ўзнікаюць у рабоце над любой рэччу) вырашыў паэт, працуючы над паэмай, над вершаваным жанрам? Такія-ж задачы бясспрэчна былі. Калі Пушкін працаваў над «Онегіным», ён пісаў Вяземскаму: «Я цяпер пішу не раман, а раман у вершах – д’ябальская розніца…» Пушкін поўнасцю ўсведамляў спецыфічнасць работы над раманам у вершах у адрозненне ад «проста рамана». У «Кацярыне» гэта розніца не адчуваецца. Верш даведзен да ўзроўню абслугоўваючага элемента. Ён толькі ўючная жывёла, якая перавозіць тэму з месца на месца…

Пасля «Кацярыны» Броўка працаваў у тэатры, пісаў опернае лібрэта. Зараз ён надрукаваў новы цыкл вершаў, які дазваляе гаварыць аб значным творчым росце паэта.

Вершы сведчаць аб тым, што Броўка ўступіў у паласу сваёй творчай спеласці. Ужо не як вонкавая адзнака апісання і не як рытарычны жэст існуе новы верш Пятруся Броўкі. У новым вершы Броўкі ёсць праўда пераходаў ад лозунга да лірычнага моманту, ад апісання да пафасу. Паэту няма патрэбы рабіць асобныя намаганні для таго, каб дацягнуцца да палітычна-грамадзянскай тэмы – гэта тэма ў яго ў крыві.

Ітак, вершы надрукаваны. Што далей? Ці намячаюць гэтыя новыя вершы Броўкі шляхі да яго далейшага паэтычнага развіцця? Над гэтым пытаннем нам хацелася-б падумаць разам з паэтам. Па характару свайго даравання, «па складу сваёй душы, па самай радковай сутнасці» Броўка – паэт-прамоўца, паэт строга вызначанай інтанацыйнай устаноўкі. І таму нам здаецца, што далейшае развіццё паэзіі Броўкі павінна ісці іменна па лініі арганічнага свайго ўдасканалення, як паэзіі аратарскай, інтанацыйнай. Тым больш, што час зараз суровы, ваенны, над светам ходзяць навальнічныя хмары – і суровае, насычанае глыбокім пачуццём, аратарскае слова паэта іменна зараз мае велізарнае значэнне. Няхай надрукаваныя вершы Броўкі паслужаць для яго адпраўным пунктам да пошукаў, але толькі ў іншым плане інтанацыйнага верша.

Значнай падзеяй нашай паэзіі з’яўляюцца новыя вершы А. Куляшова «Юнацкі свет». Прынцыповае значэнне гэтых вершаў, калі разглядаць іх з пункту гледжання намечаных намі агульных законамернасцей паэтычнай работы, заключаецца ў іх глыбока-паэтычным змесце. Наіўнае ўяўленне аб паэзіі абессэнсоўвае вершаваную рэч, расцэньвае яе толькі яе непазбежнае адступленне ад «нармальных» правілаў мовы. Спытайцеся ў нашага «кансультанта па паэзіі», як ён уяўляе сабе работу над вершам, і ён вам адкажа прыкладна так: паэт бярэ пэўную мысль, якую ён хоча выразіць, і фаршыруе яе ў які-небудзь паэтычны размер, і ад узаемадзеяння гэтых двух момантаў ствараецца паэзія…

Вершы А. Куляшова абвяргаюць гэта ўяўленне, яны па-свойму сцвярджаюць паэзію як арганічны лад мышлення, як адзіны рытмічна-семантычны комплекс. Гэтыя вершы не могуць быць пераказаны прозай, ад такога перакладу яны страцяць добрую палову свайго зместу. Куляшоў мысліць цэласнымі паэтычнымі замысламі і амаль ніколі не карыстаецца трафарэтам. Возьмем верш «Шэршні». У ім тэма далёкіх дзіцячых успамінаў, якія па-новаму ўспрымаюцца паэтам з пункту гледжання яго спелага вопыту, нечакана нараджае ўскладнены, але надзвычай дакладны вобраз. Сум паэта, адчуўшага горыч першага адхіленага кахання, раптам становіцца пчалой, гудучым шэршнем – далёкім выхадцам з першых сустрэч, з першых, дзіцячых гульняў, з першых успамінаў.

Так, паэт еднае мноства разнастайных асацыяцый не з мэтай «выдумаць» «экстравагантны» вобраз, а цалкам апраўдваючы іх інтэнсіўнасцю перажывання, ажыўляючы іх напружаннем мыслі. Пры гэтым Куляшоў умее захаваць рэалістычную дакладнасць апісання, абаянне і яснасць упершыню бачанага.

Міма школы меленькая рэчка

Без мяне адна плыве ў цішы.

Незвычайная празрыстаць гэтых радкоў адхіляе ўсякую магчымасць «пераўвялічана»-трагедыйнага гучання тэмы. Каханне, аб якім гаворыць Куляшоў, празрыстае і яснае, як гэтыя радкі. Яно не засланяе жыццё, а, наадварот, прымушае больш цвяроза, больш прыстальна ўглядацца ў навакольнае. Лёгкі сум не здымае агульнага жыццёсцвярджальнага пачуцця, а толькі робіць яго больш важкім і пераканаўчым. Далёкія дзіцячыя ўспаміны зліваюцца ў адно з новым імкненнем у будучае, – і ўсё гэта стварыла добры і ў высокай ступені паэтычны цыкл вершаў.

Папрок, які мы можам зрабіць Куляшову, у большай меры адносіцца і да іншых паэтаў, якія працуюць над стварэннем новай лірыкі.

У іх вершах аб дружбе, аб каханні, аб прыродзе мала непакою, а больш уціхамірваючых дабрадушных пачуццяў. Баявы, актыўны тэмперамент нашага сучасніка павінен у аднолькавай меры адчувацца ў палітычных вершах і ў вершах, якія напісаны на традыцыйна-лірычныя тэмы.

Ці-ж не таму так цёпла былі сустрэты франтавыя вершы М. Калачынскага, што яны нясуць у сабе адчуванне трывогі, масавы вопыт гераізма? Неймаверна вырастае павага да вершаў, калі яны напісаны ля вогнішча, у самай сапраўднай абстаноўцы бою.

М. Калачынскі доўгі час займаўся тым, што паўтараў вонкавыя сродкі паэзіі, зацверджаныя і агульнадаступныя тэхнічныя прыёмы верша, – зараз ён прышоў да сапраўднай творчасці. У яго новых вершах аб Фінляндыі няма гучных батальных сцэн, замест іх ёсць разумная і ўдумлівая сканцэнтраванасць на асэнсаванні сапраўдных мэт нашай вызваленчай [sic – belisrael.info] вайны. Таму такія добрыя вершы аб смалакуру, аб рыбаку, якія – вернуцца, якія прыдуць у свае разбураныя хаты.

Нашым паэтам-лірыкам пагражае небяспека ўвайсці ў новы штамп гэтакага ўціхаміранага, бестурботнага пейзажа. Гэту небяспеку трэба папярэдзіць, бо тое, што з’яўляецца толькі небяспекай для Броўкі, для Куляшова, становіцца пэўным «курсам» для многіх маладых вершатворцаў. Услед за вершамі Броўкі аб прыродзе, услед за «Воблакам» Куляшова, за «Падсочкай» Панчанкі пайшоў цэлы паток вершаў пачынаючых паэтаў, у якіх зусім страчана пачуццё сучаснасці. Дажджы, птушкі, бярозкі – і больш нічога. Вы чаго гэта, таварышы, чырыкаеце?

Нам трэба любіць паэзію ўжо толькі за тое, што яна ствараецца на фронце, у вельмі цяжкіх умовах, якія не выклікаюць «лірычнай» дабрадушнасці. Прайшоўшы казематы, турмы, шыбеніцы, паэзія прыходзіць да нас, як вестка блізасці і спагады, як вялікі сардэчны прыяцель.

Зараз ужо нельга гаварыць аб росце нашай паэзіі без таго, каб не спыніцца на творчасці Танка. Ён прынёс нашай паэзіі незвычайную навізну і сілу вялікага паэтычнага тэмпераменту. Вершы Танка, насычаныя пафасам, сарказмам, перажытым болем, нясуць у сабе велізарны зарад ваяўнічай чалавечнасці, якая адстайвае свае правы ў атмасферы гвалту, гнёту. Звяртае на сябе ўвагу тая акалічнасць, што іменна паэзія, іменна верш з’яўляўся дзейсным сродкам рэволюцыйнага гуманізма. Іменна ў вершы знайшлі сваё выражэнне лепшыя імкненні народа. У выдатным вершы Ф. Пестрака «Паэзія» з вялікай сілай перададзен матыў гранічнай змешанасці вершаў з навакольнай, вельмі нярадаснай жыццёвай абстаноўкай.

Ты просішся ў дзверы маёй беднай хаткі

Восенню ветранай, цёмнаю ноччу… –

гаворыць Пестрак, звяртаючыся да паэзіі. Яму ўторыць малады паэт Таўлай у сваіх лукішскіх вершах:

Пілую вершам краты.

Стыхія лірычнага ўладарна ўварвалася ў нашу паэзію. Перад тварам вершаў, якія ваявалі з ненавісным панствам і гадамі пакутвалі ў турмах, павысім нашы патрабаванні к паэтам, канчаткова адкінем тых, хто бачыць у паэзіі безмэтавую бразотку, якая асалоджвае пяшчотны слых. Паставім у парадку нашага працоўнага дня важнейшае пытанне аб паэзіі.

(артыкул Рыгора Бярозкіна падаецца паводле газеты «Літаратура і мастацтва», 11.03.1940)

Афішка выставы ў Нацыянальнай бібліятэцы Беларусі. З сайта nlb.by.

Ад нашых чытачоў:

Анатоль Сідарэвіч, гісторык (01.11.2017, 29.12.2017)

Юлія Міхалаўна Канэ [жонка Рыгора Бярозкіна] апавядала мне, што ў сям’і Шлёмы Бярозкіна Гірш (Рыгор) быў адзіны сын, і сёстры, можна сказаць, насілі Гірша на руках. Заўсёды ў яго ўсё памытае, папрасаванае… Такі сабе паніч. А бацьку яго Шлёму Бярозкіна выслалі на пачатку 1920-х у Туркестан, бо ён няправільна разумеў сацыялізм, не згадзіўся з рашэннем бундаўскіх правадыроў зліцца ў экстазе з бальшавікамі. Быў паслядоўны бундавец.

Я так даўно чытаў даваенныя часопісы і газеты, што засталося толькі агульнае ўражанне: бальшавіцкая ідэалогія. І раптам – канкрэтную дату не назаву – у ЛіМе з’яўляецца публікацыя Рыгора Бярозкіна, напісаная ў літаратуразнаўчых тэрмінах. Як сказаў бы класік, прамень святла ў цёмным царстве. Які быў лёс гэтага маладога разумніка, ведаеце… Па вайне наступіла эпоха, якую можа, выкарыстаўшы вобраз Дж. Лондана, назваць «пад жалезнай пятой». Адраджэнне крытыкі і літаратуразнаўства пачалося пасля ХХ з’езду КПСС. Бярозкін і Адамовіч (Алесь) – самыя яркія зоркі. Іх аўтарытэт быў высокі. Няздары моцна нерваваліся, калі гэтыя аўтары не згадвалі іхнія творы, маўчалі пра іх творчасць.

Рыгор Саламонавіч – мая даўняя сімпатыя, ставіўся да яго з піетэтам. У яго прысутнасці я быў асцярожны ў выказваннях. Быў ён з’едлівы. І калі б я ляпнуў якое глупства, ён уеў бы мяне. Паэт Алесь Пісьмянкоў (страшны магілёўска-радзіміцкі нацыяналіст), калі я нешта казаў пра Бярозкіна (а казаў я станоўча), заўсёды кідаў: «Бо наш, магілёўскі».

Васіль Жуковіч, паэт (14.07.2018):

Рыгора Бярозкіна я ведаю як маштабнага крытыка. Ён трымаў руку на пульсе ўсяго значнага ў літаратуры, блаславіў таленты маладзенькіх Дануты Бічэль, Жэні Янішчыц, шмат каго яшчэ. Праўда, як мне здаецца, памыліўся ў ацэнках Уладзіміра Караткевіча-паэта. Загадчыкі выдавецкіх аддзелаў шанавалі яго і замаўлялі закрытыя рэцэнзіі на тых, што прэтэндавалі выдацца. Урэзалася ў памяць, як дасьціпна Бярозкін-рэцэнзент прайшоўся па рускамоўным рамане Ільлі Клаза. Дасьціпна пракаментаваў сказ аўтара «Пошлите меня на фронт, – сказал я тихо»: «Так, так, об этом просили вы как можно тише»…

Апублiкавана 15.07.2018 22:46

***

Водгукi:

Думаю, для П.Броўкі, як і для іншых паэтаў, было важным атрымаць канструктыўную крытыку такога мэтра, як Р. Бярозкін. Слушныя заўвагі давалі магчымасць паэту прафесійна развівацца, бачыць галоўнае ў сваёй місіі. Дзякуй богу, што нават у тыя таталітарныя часы для Р.Бярозкіна галоўным заставалася праўдзівасць у адзнаках паэтычнай творчасці, а не кан’юнктура і залежнасць ад рэгалій паэта, пра якога пісаў літаратуразнаўца. Нават цяжкі лёс не прымусіў Р.Бярозкіна адысці ад гэтай праўды.

З павагай, Наталля Мізон, загадчык Літаратурнага музея Петруся Броўкі 16.07.2018 17:22

З Польшчы, ад доктара габілітаванага гуманітарных навук Юрася Гарбінскага:

Дзякуй вялікі за артыкул Рыгора Бярозкіна. На бачанні-разуменні Бярозкіным літаратуры, у тым ліку беларускай, вучыліся і надалей павінны вучыцца ўсе тыя, хто хоча працаваць сур’ёзна на гэтай дзялянцы.

Цешуся, што маю ў сваёй прыватнай (!) кнігоўні яго незвычайную кнігу “Свет Купалы”.

19.07.2018 13:13