Барыс Самуілавiч Клейн (1 лістапада 1928, Віцебск – 4 кастрычніка 2020, Александрыя, штат Вірджынія, ЗША) – доктар гістарычных навук, прафесар, таленавіты навуковец і педагог. Даследчык беларускага нацыянальнага, рэвалюцыйнага і вызваленчага рухаў, мемуарыст. Інтэлектуал і інтэлігент.
Чалавек-легенда, які супрацьстаяў савецкай сістэме. Годны і мудры. Гарадзенец: гісторык і грамадскі дзеяч, які вызначаў культурнае і навуковае жыццё Гародні, адзін з лепшых выкладчыкаў у гісторыі Гродзенскага дзяржаўнага ўніверсітэта. Сваім вучням шмат падказаў і дапамог заўважыць і ў мінулым, і ў сучаснасці. Шчырая ўдзячнасць. Светлая памяць.
Два гады таму Барыс Самуілавіч падрыхтаваў відэазварот да тых, хто ў ГрДУ збярэцца на круглы стол з нагоды яго 90-годдзя. Але там гэты ролік не паказалі… Пабаяліся… Дагэтуль няма ва ўніверсітэцкай галерэі прафесараў ГрДУ партрэта Барыса Клейна.
Ніжэй публікуецца матэрыял Б. С. Клейна, падрыхтаваны ім для альманаха лакальнай гісторыі «Горад Святога Губерта» (Выпуск ІХ, Гродна, 2014).
Іна Соркіна, г. Гродна
* * *
ДОПРОС 1953 ГОДА
Борис Клейн, доктор исторических наук (США)
У меня «двойственное» восприятие пресловутого «дела врачей». Я тогда жил в Гродно (ул. Энгельса, д. 27) вместе со своими родителями, по профессии врачами, и стал свидетелем преследования моего отца, Самуила Семеновича Клейна, в связи с этим «делом». А через много лет, оказавшись в эмиграции в США, вернулся к происходившему уже как исследователь. Работая там в архивах, я обнаружил по этой теме целый комплекс неизвестных документов с грифом «Top secret» («совершенно секретно»). По моей просьбе 25 из них были рассекречены. На их основе мною была опубликована статья в московском академическом журнале «Вопросы истории» (2006, № 6).
Борис Клейн, начало 1950-х гг.
Давно, и, как многим казалось, окончательно завершилась «холодная война». Но не исчезает интерес к одному из главных ее сюжетов, связанных со смертью И. Сталина и обозначивших середину ХХ в. как переломную для СССР. Отзвуки тех драматических событий ощущаются и теперь.
Сообщение ТАСС, переданное по московскому радио и напечатанное в газетах 13 января 1953 г., буквально ошеломило нас. До всеобщего сведения доведено было, что арестована группа врачей (в основном с еврейскими фамилиями), которые, будучи членами сионистских организаций, по заданию американской и других западных разведок убили Жданова и других видных деятелей. Планировали же они истребить всю советскую верхушку. Обещано было, что следствие скоро завершится, и «убийц в белых халатах» постигнет справедливая кара.
Из газетных публикаций следовало, что опасность, исходящая от медиков-вредителей, грозит каждому советскому человеку. Партия призывала население решительно покончить с беспечностью и везде разоблачать сионистскую агентуру.
Отец по своему жизненному опыту понял, что охотников включиться в травлю окажется немало. Он сам, как начальник железнодорожной больницы, тоже мог ожидать серьезных неприятностей. Но поначалу не верилось, что политическая истерия из центра так быстро докатится до провинциального Гродно.
Здесь замечу, что мы, кроме официальных советских, пользовались и другими, не дозволенными властью, источниками информации. У нас дома был высокочувствительный приемник «Телефункен», привезенный моим отцом из Германии как трофей. В пограничном Гродно (в отличие от крупных городов) зарубежные радиостанции не глушились, и мы поздними вечерами могли принимать передачи Би-би-си и «Голоса Америки».
Ничего утешительного из них нельзя было почерпнуть. Новости были похожи на московские. Иностранные эксперты терялись в догадках, с какой целью затеяна опасная советская провокация, и главное, к чему она приведет.
А тем временем, как я узнал впоследствии из американских документов, за океаном велась напряженная работа по расшифровке кремлевской загадки.
Вот фрагмент из меморандума, составленного для руководства тайного Совета по психологической стратегии при президенте США (приводится в моем переводе с английского):
«…Секретно, 13 января 1953 года.
Вопрос: Советский медицинский заговор.
- Ситуация. Сегодня в обзоре международных новостей СВS появилось изложение передачи московского радио о том, что 9 советских врачей арестованы за участие в медицинском заговоре, созданном для ликвидации ключевого аппарата в советской иерархии… Ясно, что в обвинении проступают сильные антисемитские ноты».
В Вашингтоне начались секретные совещания с участием высокопоставленных лиц. В итоговом документе одного из обсуждений, 15 января 1953 г. направленном вновь избранному президенту Д. Эйзенхауэру, отмечалось:
«…Сообщение о заговоре врачей сделано для русских, но с расчетом на реакцию во всем мире. Это может быть началом радикальной чистки наподобие тех, что проводились в СССР 1930-х годов, с использованием антисемитских приемов гитлеровского режима. Советы используют этот предлог для расправы с инакомыслящими, интеллигенцией, их представляют в качестве участников заговора «капиталистического окружения».
И далее там же:
«Подтверждается широкое распространение страха и неуверенности в Советском Союзе. Вполне возможно, Сталин намерен ликвидировать более молодых и властолюбивых политиков из своего окружения… Налицо самый глубокий прорыв в политическом противостоянии США и нынешнего советского режима».
Цитируя эти документы середины прошлого века, позволю себе обратить внимание читателей, что они во многом созвучны нынешним тревогам. И не без причины. Нам ведь объявлено недавно (выступление А. Проханова по российскому телевидению), что в России одержала победу идеология неосталинизма…
Поскольку опасность преследования нависала над моим отцом, сообщу некоторые факты из его неординарной биографии. Выходец из небедной семьи варшавского ремесленника, он в 1913 г. был принят (по процентной норме, как еврей) в Варшавский императорский университет, вначале на математический факультет, а затем перешел на медицинский. В 1915 г., в связи с наступлением войск кайзеровской Германии, университет был эвакуирован из Варшавы в Ростов-на Дону.
Самуил Клейн в форме студента Варшавского императорского университета, 1913–1914 гг.
О своем студенчестве отец, хотя и мало, но говорил. О чем он умалчивал почти до самой кончины – это эпизод 1919 г. Белые, остро нуждаясь во врачах, устроили в Ростове досрочный выпуск студентов-медиков, и отца призвали в деникинскую Добровольческую армию, где он служил вплоть до разгрома Белого движения. А поскольку потом в анкетах он не писал об этом, ему и удалось избежать расстрела.
Дальше – недолгая медицинская служба в Красной армии, работа в лечебных учреждениях Белоруссии.
За день до начала Отечественной войны, в Витебске 21 июня 1941 г. его призвали для организации крупных госпиталей.
Он прошел всю войну. Процитирую сохранившуюся у меня выписку из приказа по Войскам Западного фронта № 0911 (октябрь 1943 г.) о награждении майора медицинской службы Клейна Самуила Симховича орденом Отечественной войны 2-й степени «за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество». Хранятся у меня этот отцовский орден и другие его (и матери моей, Аси Моисеевны), боевые награды.
И вот 28 февраля 1953 г. в газете «Гродненская правда» появился фельетон «Темных дел мастера», подписанный Похилко и Пушкарем. Первый был сотрудником редакции, а второй – следователем.
В фокусе их разоблачений был мой отец. Его, начальника железнодорожной больницы, обвинили в том, что он окружил себя пособниками-евреями (врачи Глоуберман, Халфина, Бродская). С их, мол, участием в больнице «установилась преступная практика». Перечислялись примеры, якобы подтверждавшие, что они оказывают теплый прием и проявляют повышенное внимание к пациентам-евреям, а также к разным ответственным товарищам (не имеющим отношения к железной дороге). Зато относятся с полнейшим безразличием, даже отказывают в лечении рядовым труженикам. И авторы гневно вопрошали: «Что общего имеет эта практика с самым обыкновенным понятием человечности!»
Здание бывшей железнодорожной больницы в Гродно (ул. Будённого) на старом и современном фото
Далее в том же духе, с выводом, что пришла пора вмешаться следственным органам. Понятно, что отца сразу уволили с работы.
Всё это было не случайно. Как отмечается в Википедии, в статье о «деле врачей» (где делается ссылка и на мои американские архивные находки), для массовой пропаганды того года установочным был фельетон «Простаки и проходимцы», опубликованный в «Правде» 8 февраля 1953 г. Там евреи изображались в виде мошенников. Вслед за ним советскую прессу захлестнула волна фельетонов, посвященных разоблачению истинных или мнимых «темных дел», совершенных лицами с еврейскими именами, отчествами и фамилиями.
Таким образом, тут не было какого-то «разгула народного возмущения», а велась целенаправленная кампания «сверху», сопровождавшая разрастание «дела врачей». Под личным надзором Сталина к расследованию подключались органы безопасности на Украине, в прибалтийских республиках, Белоруссии. В этом контексте следует рассматривать и гродненский эпизод.
В конечном счете, как представляется многим исследователям, все эти меры направлены были на общую дискредитацию и дегуманизацию евреев в СССР как этноса, якобы играющего роль «пятой колонны» сионизма и империализма. Каким могло быть, при таких предпосылках, «окончательное решение» диктатора?
Но призрак погибели нависал не только над евреями.
Не раз делались попытки доказать, что Сталин был убит своим окружением, опасавшимся новой кадровой чистки (наподобие «ленинградского дела» и других прежних расправ). Хотя убедительных доводов в пользу этой конспирологической версии пока не представлено.
Собранные мною материалы свидетельствуют, что в США был разработан собственный «план устранения Сталина».
И в то время, когда мы в Гродно, подобно людям по всей стране, в каком-то оцепенении следили за действиями подстрекателей из Кремля и их многочисленных подручных, в Вашингтоне обсуждалась радикальная инициатива. Судя по материалам библиотеки (фактически архива) Эйзенхауэра, суть ее была впервые изложена в меморандуме, представленном Совету по психологической войне 16 января 1953 г. Центральное место занимали акции, направленные лично против Сталина.
В Америке была создана строго засекреченная рабочая группа «Сталин» (ее кодовое обозначение PSB D-40), целью которой и было по возможности отстранить его от власти (либо, иными словами, обезвредить как диктатора). Но в тех документах, которые я изучил, не шла речь о террористическом акте. Вопрос хотели решить иначе.
«Медицинский заговор», утверждали сторонники плана, содержит (с западной точки зрения) бредовый элемент, пригодный для дискредитации самого властителя. Миру следует продемонстрировать, что Сталин, как и Гитлер до него, шагнул через край. Поэтому все его слова и действия с настоящего времени должны рассматриваться как поступки сумасшедшего. Предлагалось начать в разных странах кампанию за проведение процесса особого рода перед международной комиссией психиатров. Рассмотрев все улики, она вынесет решение, что Сталин является сумасшедшим.
План этот был близок к осуществлению, но, как указано в документе, наступило непредвиденное осложнение. Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль предложил провести в ближайшее время встречу «большой тройки» (с участием его самого, Сталина и Эйзенхауэра, если последний даст согласие). А каковы могут быть итоги этой встречи, если до нее одного из участников объявят сошедшим с ума?
Такой поворот имеет одно объяснение: патриарх британской политики сильно забеспокоился. Он принял в расчет не столько «дело врачей», сколько опасность ядерного удара со стороны СССР. Потому и начал глубокий зондаж подлинных намерений советского вождя.
А там, где были мы, продолжались аресты и допросы всё новых обвиняемых. По личному приказу Сталина, для выколачивания признаний их били, заковывали в кандалы, применяли другие пытки. Некоторые уже погибли в застенках…
На исходе того дня, когда в «Гродненской правде» был опубликован фельетон (28 февраля), к нам в дом пожаловал один из его авторов, следователь Пушкарь.
Вид ул. Энгельса (сейчас ул. Городничанская).
Дом № 27 по ул. Энгельса (Городничанской), в котором жила семья С. С. Клейна
Какая срочность! Явился с допросом на дом к больному человеку. Отец от переживаний слег с сердечным приступом.
По прошествии стольких лет я смутно помню внешность вошедшего. Как будто лысоватый, худощавый. Четко осталось в памяти, что он снял пальто, но мне его не передал, а сам повесил на стул. Взял себе другой, подсел совсем близко к кровати, на которой лежал отец.
Почему-то он не предложил мне выйти. Допрос вел настойчиво, но вкрадчивым тихим голосом. Кое-что я все-таки услышал.
Сперва Пушкарь, что называется, «прошелся по именам». Почему принят был на работу Глоуберман, кто именно его порекомендовал? А как насчет Халфиной? Отец отвечал, что работников нанимал не он, а Управление железной дороги в Минске.
А как насчет методов лечения: признаёте, что неправильные?
В общем, допрашивал вроде бы формально. Наверное, у них и так всё было решено.
Ясно было, что это «первая пристрелка». Дальше надо ждать вызова, новых допросов. Они активно собирали компромат: против беспартийного отца дала показания Пащенко, секретарь парторганизации больницы. Она знала, как угодить начальству.
Теперь я уверен, что было указание отыскать и в Гродно ответвление сионистской сети. Значит, через два-три дня отца могли арестовать.
Еще довод против утверждений тех историков, кто полагает, что «дело врачей» к концу февраля само собой угасало. Напротив: органы подыскивали себе новые жертвы. И шельмование в советской печати велось по всем их правилам.
Никто в мире не смог – или не захотел – по-настоящему вмешаться, чтобы остановить убийц. Не тех, кто в «белых халатах», а истинных палачей, в большинстве своем так и не понесших наказания.
Трагический парадокс: только смерть тирана спасла от гибели множество невинных.
Не появился больше у нас в доме Пушкарь, и в свою контору он не вызвал отца. Потому что в начале марта Сталин заболел. И будто бы провалился к себе в преисподнюю.
Я помню, как мы по очереди исполняли приказание встать в «почетный караул» у одного из памятников Вождю и Учителю. «Караульным» выдавали красные повязки с черной каймой. Стояли на холоде молча.
Известно, что в стране плакали и даже рыдали по родному Сталину.
Всё это было (но странно, что у многих не прошло).
Признаюсь: мы с отцом не печалились; надеялись, что хуже уже не будет. Да и у других гродненцев я не замечал особой скорби по поводу отсутствия в мире товарища Сталина.
Дальше начались перемены к лучшему. А что же авторы фельетона? Пушкарь как-то незаметно исчез из города: след простыл. Правда, органы остались…
Николай Похилко продолжал заведовать отделом культуры в редакции «Гродненской правды». И, по совпадению, туда же в 1954 г. приняли на работу журналистом мою жену, Фриду Пугач. Вот что она написала в своих воспоминаниях «Женщина в редакции» («Асоба і час». 2010, 2):
«На новогодней вечеринке (кажется, 1956 г.) он подошел ко мне и стал “исповедоваться”. Мол, при Сталине завели “Дело врачей”, и в Гродно тоже искали “отравителей” среди врачей-евреев.
Похилко знал, за кого я вышла замуж, поэтому спросил:
– Вы, наверное, смотрели подшивку?
Конечно, я уже прочитала фельетон, написанный им в соавторстве со следователем, в котором он “разоблачал” главврача железнодорожной больницы Самуила Семеновича Клейна (моего будущего свекра).
– Это была неправда, – признался Похилко, – но нам сказали, что так надо…
Вот и этот отводил от себя вину».
К сожалению, конца той истории не видно. Мало того: сталинисты настаивают, что взяли у времени реванш.
Надеюсь, их в этом разубедят. Увы, скорее всего, без моего участия.
23–25 мая 2014 года. Александрия, Вирджиния (США)
Опубликовано 08.10.2020 22:05
