Tag Archives: Сергей Катков

В. Рубінчык. Сітуацыя пад кантролем

Шаломчык! Нейкія добрыя навіны патрэбны. Дапусцім…

У Мінску працягваецца будаўніцтва Нацыянальнага футбольнага стадыёна (не блытаць з Нацыянальным алімпійскім стадыёнам «Дынама») у паўднёва-усходняй частцы горада – каб бліжэй да КНР, значыць 🙂 Нагадаю, увесну 2019 г. Лукашэнка-старэйшы згойсаў да названай краіны, дзе старшыня Сі падарыў яму макет будоўлі, паабяцаў грошы. Па вяртанні шмат гукалася пра падарунак «кітайскага народа беларускаму» – маўляў, «мы гэта ў бліжэйшыя два гады зробім». Потым утапічныя планы былі скарэктаваны, і цяпер мяркуецца, што суперстадыён будзе адкрыты ў 2023-м. Як сцвярджаў анлайнер у сакавіку 2022 г., партнёры з Усходу нямала робяць дзеля свята на нашай вуліцы.

Праўда, тым часам футбольная зборная Беларусі зусім змарнела. «НН», 13.06.2022: «За чатыры летнія матчы [ў Лізе Нацый] каманда Георгія Кандрацьева ні разу не перамагла і адзначылася толькі адным голам. З-за гэтага беларусы рызыкуюць скаціцца ў самы Аід еўрапейскага футбола». Падобна, галоўны трэнер, калі дацягне на сваёй пасадзе да 2023-га, зможа перафразаваць прастаквашынскага мультгероя: «Гэта чаму я так слабавата працаваў? Таму што ў мяне стадыёна не было!» 🙂

На Смаргоўскім тракце, 10 рыхтуецца да адкрыцця паліклініка-не-паліклініка, а цэлы гарадскі цэнтр па стаматалогіі. Аднаўлення працы медустановы многія чакаюць з восені 2021 г. Фота 14.06.2022

Пасля двух адміністратыўных арыштаў днямі выпусцілі Насту Карнацкую, каторая не толькі ў краме «Кнігаўка» прадавачкай служыла, а і пераклады Дж. Оруэла калекцыянавала, і літменеджментам займалася (можа, адпачыўшы ад Акрэсціна, і будзе займацца). Яно-та файна; горай тое, што яе шэф Андрэй Янушкевіч дагэтуль сядзіць, пяты тыдзень ужо. Няскора ў мінчукоў і гасцей сталіцы з’явіцца шанс наведаць «Кнігаўку»…

Фота месячнай даўніны адсюль

Аднак ёсць меркаванне, пашыранае «Новым Часам» і «Будзьмай», што рэпрэсіі цяперака толькі спрыяюць папулярнасці незалежнай беларускай культуры:

«Грамадскія кантралёры» з вялікай дарогі дабраліся да Каліноўскага, а хутка пачнуць пляжыць і Купалу з Коласам. Яны апублічваюць тое, што раней было схавана. Яны падсвечваюць над беларускай мовай арэол пакутніцтва, а гэта заўсёды дае адваротны эфект. Як гэта некалі было з беларускай музыкай, наяўнасць якой у чорных спісах, мякка кажучы, не пашкодзіла яе папулярнасці… Карныя рэйды апантаных «хунвэйбінаў» па кнігарнях мацуюць і трэнд, і надзею.

Доля рацыі тут прысутнічае, ды я б не стаў паспешліва запісваць пагромшчыкаў у «карысныя ідыёты» беларускага адраджэння. Іх завадатары – не такія ўжо ідыёты, дзейнічаюць збольшага рацыянальна. Ведаюць, што «арэол пакутніцтва» ў наш час прываблівае далёка не ўсіх, што ладны сегмент «антылукашэнкаўцаў» жыве паводле аднолькавых з апантанымі лукашыстамі  сацыял-дарвінісцкіх правілаў («падштурхні таго, хто валіцца»).

Тут народ падбіраў беларускамоўныя эквіваленты да расійскага прыслоўя «На словах ты Лев Толстой, а на деле – х.. простой». Сярод іх трапляюцца аналагічныя, з нецэнзуршчынай («Ты на словах Іван Мележ, а на справе **йню мелеш»). А бываюць in usum Delphini, г. зн. прыдатныя для дзяцей сярэдняга школьнага ўзросту: «Выглядаеш як Адамчык, а па справах — наркаманчык!» Анягож, да гэтых бяскрыўдных гуляў далучуся і я: «Ты на словах Ізі Харык, а на справе – дзьмуты шарык! (варыянт: «дробны гаўрык»). «Ты на словах Аксельрод, а на справе абармот».  «Ты на словах Мойшэ Кульбак, а на справе — недакурак!» Па-мойму, актуальна з улікам таго, што ўвечары 22.06.2022 у мінскім яўрэйскім музеі пры абшчынным доме плануецца прэзентацыя перакладу эпічнай паэмы ў прозе «Зэльманавічы» на беларускую мову. Выступіць перакладчык, мастак Андрэй Дубінін; хто не зможа ці не захоча быць на В. Харужай, 28, паглядзіце ўрыўкі з яго працы па спасылках (раз, два, тры).

Тутэйшыя ўлады гэтак любяць беларускую мову («тое, што нас адрознівае»), што гатовыя здушыць у абдымках. Часам яшчэ заходжу на сайт урада government.by – радзей і радзей… Тамака тры моўныя версіі, «Бел», «Рус» і «Еng» – з гэткай паслядоўнасці нібыта вынікае, што самая важная беларуская. А вось не! Калі ў спісе па-руску фігуруюць усе міністры (за выняткам міністра лясной гаспадаркі Віталя Дрожжы, выгнанага за нейкі цьмяны ўчынак 05.05.2022 цікава, што яму дагэтуль не знайшлі замену), то ў беларускамоўным на сёння, 15.06.2022, бракуе:

– міністра антыманапольнага рэгулявання і гандлю Аляксея Багданава (прызначаны 21.12.2021);

– міністра адукацыі Андрэя Іванца (прызначаны 10.02.2022);

– міністра па надзвычайных сітуацыях Вадзіма Сіняўскага (прызначаны 11.03.2021);

– міністра сельскай гаспадаркі Ігара Брыло (прызначаны 10.02.2022);

– міністра юстыцыі Сяргея Хаменкі (прызначаны 18.10.2021).

У варыянце «Еng» не хапае тых самых асоб + Ministеr of Architecture and Construction
(Руслана Пархамовіча, прызначанага ажно 04.06.2020). Гэтым разам не буду прапаноўваць прынтскрыны – схадзіце па спасылках або паверце так. Хіба што адзін…

Апошнія навіны ў беларуска- і англамоўнай версіях сайта адсылаюць да сакавіка 2022 г., між тым рускамоўная версія абнаўлялася і ў чэрвені. Таму ў раўнапраўе дзвюх славянскіх моў тут і цяпер цяжкавата паверыць. Лягчэй – у тое, што беларуская ў РБ мае статус замежнай.

Мінск, 2-гі Смаргоўскі завулак, д. 6 (фота 14.06.2022). Добра, што павесілі шыльду ў гонар выдатнага мастака і педагога, але подпісу на беларускай для Сяргея Каткова хтось пашкадаваў

Вязынка, побач з музеем Янкі Купалы, фота 2019 г. «Дарэчны» выбар мовы ў разгар «мяккай беларусізацыі», што тут скажаш

І разам з тым… Пераймаючыся праз тое, што ў рэпертуары Тэатра юнага гледача з прыходам на дырэктарскую пасаду Веры Паляковай-Макей паменела беларускамоўных спектакляў (нават «Альпійскую баладу» паводле Васіля Быкава ставяць на рускай), не варта браць за контрдовад тое, што «Васіль Быкаў пісаў свае творы выключна па-беларуску» («НН»).  Ранняе апавяданне Быкава «В первом бою» было напісана і надрукавана ў 1949 г. па-руску; дый кінасцэнарыі 1960-70-х гг. паводле сваіх твораў пісьменнік усё ж пісаў на гэтай мове. Каго-каго, а мяне прадукцыя дзяржаўных тэатраў зараз увогуле мала цікавіць, незалежна ад іхняй моўнай палітыкі – бо разняволенасці ва ўстановах, падпарадкаваных мінкульту РБ, даўно няма, пануе (сама)цэнзура.

Тое, што нас чакае? Стоп, яшчэ ў 2006 г. тутака раскручвалі песеньку «Слухай бацьку»… 🙁

Большасць актыўных творчых работнікаў у 2020-2022 гг. з’ехалі або змянілі прафесію. Некаторыя заўчасна памерлі, як паэт, перакладчык, бард, літаратуразнавец Сяргей Мінскевіч (12.02.1969 – 08.06.2022)…

Св. памяці Серж Мінскевіч, фота са старонкі СБП. Каліcьці я чытаў яго раннюю (самвыдатаўскую) кніжку «Абсурдэлькі», бачыў пару перформансаў. Мне падабалiся

***

Аёй жа, здаецца, мае заўвагі, зробленыя ў канцы мая 2022 г. («Тое, што Святлана і яе памочнікі ваяжыруюць па Ісландыі, Іспаніі, ЗША, а цяпер адкрылі прадстаўніцтва ў Кіеве, магчыма, не так бессэнсоўна, як бачыцца з Мінска, але да рэальнай палітычнай дзейнасці мае толькі аддаленае дачыненне»), часткова падзейнічалі. Прачытаў 8 чэрвеня ў fb: «Святлана Ціханоўская запрашае на асабістыя размовы з беларусамі ў гэтую суботу» (неабходна было зарэгістравацца праз zoom). Потым яна правяла рабочую сустрэчу з актывістамі дваровых супольнасцей (аказваецца, у Сінявокай ёсць КПД – «Кааліцыя пратэстных двароў»). Падобна да піяр-крокаў, але ў любым разе, гэтыя крокі – хутчэй у слушным кірунку, чым не.

Загадка пасярод «Года гістарычнай памяці» – што было ў 1990-х на месцы гэтага сталічнага дома? (Падказка – шэраг іншых дамоў.)

Колькі дзён таму побач, на вул. Ураджайнай, будаўнікі знайшлі некалькі мацэйвес (магільных пліт; фота аўтара і з fb-акаўнта souzevrei). Як мацэйвес апынуліся там, дзе па вайне былі прыватныя двары, – таксама загадка.

Вольф Рубінчык, г. Мінск

15.06.2022

w2rubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 15.06.2022  16:41

* * *
PS. Увечары 15.06.2022 выдавец Андрэй Янушкевіч такі выйшаў на “свабодку”, што не можа не цешыць. Але рэдактарцы “Новага Часу” Аксане Колб за няяснае парушэнне 2020 г. (!) прысудзілі 2,5 года “хіміі”, што цешыць ніяк не можа.
Дадана 15.06.2022  23:35

 

Памяти Бориса Заборова (1935-2021)

Слово поэта Рыгора Бородулина о художнике (1993 г., фрагменты)

В послевоенном детстве грелся я зимними вечерами у огненной улыбки маленькой печки, которую из кирпичей, сыроватых от снега и мороза, сложил ушацкий каменщик по фамилии Цагельник. А сейчас буду до конца дней греться воспоминаниями у печки размеров в полнеба, имя которой – Париж…

Рыгор Бородулин, Василь Быков, Найден Вылчев и Борис Заборов. Фото 1960-х гг. (взято отсюда)

В октябре 1987 года в недорогом отеле в Латинском квартале Парижа зазвонил телефон. Услышал я голос и растерялся. Неужели я переместился во времени, вернулся в Минск моей молодости? Голос тот же, немного приглушенный, с чуть уловимой хрипотцой, с мягкой картавинкой, с белорусским выговором, точнее, с минско-русским. Это звонил друг молодых лет, с которым было и многое прожито, и много выпито, с кем было легко познавать мир, что не мешало основательности познания, путешествовать, просто ходить, просто видеться. Это ко мне весомо и конкретно возвращался Борис Заборов, художник, устроивший целую революцию в книжной графике в 1960-е годы, во время «хрущёвской оттепели», мастер, вынужденный в глухую пору брежневской полярной ночи покинуть родину, ибо чересчур независим был как личность. Не буду перечислять, сколько классики белорусской, русской, всемирной по-новому, зачастую неожиданно «прочитал» в графике и в красках этот самобытный художник. Скажу лишь одно: возникали конфликты, бывшие друзья враждовали – каждому литератору хотелось-не-терпелось, чтобы его книгу оформил именно Борис Заборов. Даже те, кто втайне морщился от отчества «Абрамович». Пример сам напрашивается. Был такой поэт-пафосник, кричавший: «Если меня мой враг ненавидит, то, значит, я – настоящий коммунист». Этому поэту, лучше сказать – члену Союза писателей, ЦК дало детский журнал… Борис Заборов тогда, что называется, входил в моду. Пафосник и захотел, чтобы оформил его сборник художник с именем. Оформил. Понравилось. Надумал было в редколлегию ввести, но, узнав, что Борис – Абрамович, тут же отказался от своего намерения. Но хватит вспоминать о противном.

Все дипломы, все награды издательству за лучшие книги доставались тогда, когда книга выходила из рук Бориса Заборова. Сложилась у нас даже школа подражателей, «заборовцев». А во многих квартирах минских друзей и почитателей художника и сегодня висят картины заборовской кисти, словно ожидая возвращения домой мастера…

Годы имеют одну особенность: они по-своему приостанавливают бег времени, создают видимость, что ничего за время долгого расставания не изменилось. Так случилось и со мной в ту парижскую осень.

Передо мной стоял Борис, тот же, с кем расстался я в Минске. И когда друг молодых лет начал расспросы, вновь показалось, что он ненадолго покидал свой город. Мне особенно приятно было услышать о желании Бориса походить по белорусским лесам, которые снятся ему в Париже, о мальчишеском желании побыть на моей родной Ушаччине. Мама моя любила угощать Бориса по ушачски и чаркой, и шкваркой, и игривым ушацким словцом, свежим, как огурчик с грядки. Художник дружил, сотрудничал с видными людьми Ушаччины – Петрусём Бровкой, который и уважал мастера, и защищал от антисемитов из ЦК и других советских учреждений, помогал с выездами за границу и отъездом насовсем, с Василём Быковым…

Мне показалось, что в Париже Борис начал больше и глубже интересоваться литературной жизнью Беларуси, проблемами белорускости. В 1984 году в Нью-Йорке в белорусской прессе хорошо было прочитать воспоминания Бориса Заборова, как он оформлял произведения Янки Купалы. Во время нашей парижской встречи Борис рассказывал и о том, что дружит с отцом Надсоном. В Париже Борис в курсе всех новинок, выписывает «Літаратуру і мастацтва», потому что газета стала и острой, и интересной. И, как это ни странно, начал лучше говорить по-белорусски. Это неистребимая особенность белорусов и выходцев из Беларуси – за межами края, на чужбине начинают любить, уважать, помнить всё белорусское.

Вспомнили мы с Борисом и поездку в Питер в конце 1960-х. Это было моё знакомство с богемой, если её можно так назвать, города, который постепенно, но неукоснительно подпадал под жёсткую руку официальной столицы советской империи… Почему-то запомнились из той поездки заборовские тесёмчатые туфли, которым он устроил испытание (намокли в половодье). На «пирушке холостой» у одного художника на фарфоре XVII века, привезенного откуда-то из Скандинавии, лежала селёдка и несколько картофелин в мундире. Ночевали в общежитии Академии искусства. Из Питера поехали в Москву к Игорю Блиоху, художнику, другу Заборова, который вместе с Борисом объехал почти всю Беларусь. Особенно помнил Игорь мицкевичскую Свитязь. Это нас с Игорем тогда послали за вином на последние деньги, которые ещё нашлись у художника Юзефа Пучинского. Так нам сделалось весело по дороге из сельпо, что две полные бутылки бросили мы в знаменитое озеро, чтобы когда-нибудь потомки нашли. Конечно, единодушного одобрения, как на партсобрании, мы не получили. Строгий выговор получили от друзей, у которых головы гудели, как надтреснутые колокола.

С вокзала в Москве к Блиоху надо было ехать на метро. У нас с Борисом оставалось денег (лучше бы сказать по-ушачски: пабразгачаў, т. е. побрезгушек) на один вход в подземку. Тогда і написал я экспромт:

Он устал от женщин и соборов,

Петербург растаял в синеве.

Без гроша сидит Борис Заборов

С маленьким Шагалом в голове.

Напомнил Борису эти строки. Посмеялись, погрустили. Обещал я Борису, если случится ему быть в Беларуси, свозить на Ушаччину, чтобы снова услышал он голос наших лесов, ещё кое-где уцелевших от прогресса, снова увидел озёра моей родины, а их у нас – все 250 и ещё одно.

Там, в родной хате, мама моя когда-то встречала Василя Быкова, он из родных Бычков приехал в Ушачи. А мы с Борисом Заборовым, с болгарским писателем Георгием Вылчевым и переводчиком болгарской литературы Ванкаремом Никифировичем ехали в Полоцк. Это Ванкарем где-то в 50-х годах завёл маленького Борю Заборова (сам фактически ровесник) в Минский дворец пионеров к педагогу и художнику Сергею Каткову. Там же занимались и ставшие позже друзьями Бориса Анатолий Аникейчик и Май Данциг. Это Аникейчик поехал на вокзал провожать художника Бориса Заборова как друг. Хотя партийная организация подобные действия не одобряла.

А тогда в маминой хате, как французское сухое вино, была хорошо выдержанная к приезду гостей мамина бражка. И это вспомнил Борис, показывая мне Париж, который из завечеревшего переходил в ночной. Как настоящий автоас водил минский парижанин Борис Заборов свою ещё новенькую «Вольво».

И трудно было припарковать машину на монмартровских склонах. Борис заказал у художника (их тут было, словно грибов) два моих чёрных профиля, словно из богемно-паломнической ночи вырезанных.

И по-пасхальному волнительно было в православном храме. Отсюда, с Монмартра, Париж сверкал огнями, как будто ювелир с ладони на ладонь пересыпал холодное пламя бриллиантов.

И в Латинском квартале походкой грибника, ищущего заповедное место, шёл Борис, весь в сумерках, как сам Париж. Поддакивали далёким мыслям нашим каблучки Ирины…

…Шло время. Париж, обжитый другом молодых лет, не забывался, как первая радость, как первая зависть, как первая грусть. У меня вышел сборник «Самота паломніцтва», где по-домашнему, как казалось мне, чувствовала себя и парижская подборка. Конечно же, посвятил я стихотворение Борису Заборову. И когда летом 1990 г. художник Олег Сурский ехал в Париж к Заборову, я передал свой сборник, подписав его по давней традиции экспромтом:

Барыс, бяры ж

Парыж

Смялей

У дужыя абдоймы.

П’ючы барыш,

І сам хмялей,

А парыжанак плоймы

Няхай плывуць у нераты,

Якія ўмееш ставіць

Ты!

И в ответ из Парижа получил я от Бориса шикарно и со вкусом изданные альбомы. Самый солидный – со вступительными статьями известных искусствоведов, со словом самого Бориса Заборова по-английски, по-немецки, по-японски. Это означает, что выставка мастера была и в Японии.

Альбом открывается фотопортретом Бориса Заборова. В мастерской. Перед своей очередной работой. На мгновение задумался. Что-то взвешивает. А может, вспоминает Беларусь? И песенный почерк художніка: «Дорогой Гриша, есть в этом альбоме (для меня, безусловно) и то, что навеяно далёкими запахами твоей Ушацкой «матчынай хаты». Дружески твой Борис Заборов. Париж, 20.10.90 г.».

Б. Заборов в своём саду, сентябрь 2007 г. Фото Д. Щедринской (опубликовала И. Заборова)

Ещё в одном альбоме Борис вновь подчёркивает: «…все картинки в этом альбоме «продукт» моего смутного воображения и далёкой памяти, в которых ты и твоя матчына хата имеют особое место…»

Цитирую надписи, припоминаю отдельные эпизоды не для того, чтобы погреться в лучах европейской, а фактически всемирной славы художника. Хочу ещё и ещё раз подчеркнуть, что историки заборовского творчества прежде всего – в Беларуси.

Перевод с белорусского В. Р. по книге: Рыгор Барадулін. Толькі б яўрэі былі!.. Мінск: Кнігазбор, 2011.

Из фейсбука

Сяргей Лапша. Из всего того «многообразия», которое доводилось видеть в нашем художественном мире в те советские времена, искренне нравились только иллюстрации Бориса Заборова к детским книгам.

Mihael Hankin. Помню отъезд Бориса [в 1981 г.] и последствия, когда Валерию Раевскому за то, что провожал его, предложили написать заявление по «собственному желанию». Нервы ему тогда хорошо помотали.

Опубликовано 21.01.2021  22:28

И. Ганкина. Человек на своем месте

Мы продолжаем нашу рубрику «Беларусь культурная. Крупный план», и сегодня в объективе новый герой. Знакомьтесь, Лина Цивина – художник, организатор культурных  инициатив, куратор местных проектов по изучению и популяризации еврейской истории в агрогородке (бывшем штетле) Городок, расположенном в Молодечненском районе Минской области.

Форму журналистского материала диктует сам материал. Когда пару недель тому назад я брала четырехчасовое интервью у нашей сегодняшней героини, то наивно предполагала, что мне удастся расположить материал последовательно и от первого лица. Но мысль творческого человека так извилиста, так наполнена мелкими и более крупными подробностями, что подобна живописи художников-модернистов. Дабы не потерять основные идеи, а их, поверьте, хватает, я предлагаю вашему вниманию не интервью, а очерк. Итак, Лина Цивина – моими глазами…

Во время интервью. Фото Дмитрия Симонова

Заставка. Уж не припомню в каком году,  на одном из еврейских образовательных семинаров в окрестностях Минска (попадала я туда как исследователь истории Холокоста), мое внимание привлекла активная яркая дама с выразительными жестами и нестандартными точными замечаниями… Вероятно, все было взаимно, и после пары вечерних неформальных посиделок мы обменялись телефонами для связи и решили продолжить наше знакомство. Потом были  наш недельный с мужем визит на бывший хутор (сегодня культурно-историческая территория «Традиции и современность»),  мое активное участие в международных форумах «Городок и его  еврейская история», написание и апробация туристического маршрута «Дорогами штетлов», а также многочисленные дружеские и деловые встречи.  Я не стану скрывать, что наш сегодняшний герой – моя близкая подруга, чья энергия, отношение к жизни и мотивы действий не могут не вызывать уважение. Когда сталкиваешься с таким человеком, то интересно узнать о нем подробнее. А, как известно, все начинается с корней…

Творческий процесс. Керамика Лины Цивиной. Фото Инессы Ганкиной

Корни. В довоенном Могилеве жила обычно-необычная еврейская семья. Прадедушка нашей героини был кантором, а на доме дедушки Лазаря Цивина до войны висела яркая вывеска «Художник-оформитель».  В детстве на каникулах  в послевоенном Могилеве маленькая Лина помогала дедушке в выполнении заказов. Профессионального художественного образования дедушка не имел. Его  примерно в двенадцать лет просто отправили «в люди», и там из рук в руки он получил профессию, которая кормила его худо-бедно всю жизнь. Кстати, такая биография типична для людей определенного поколения. Ведь в семье у дедушки было два брата и девять сестер… Тут как-то бы выжить без университетов. Мама нашей героини родилась до войны, после эвакуации получила педагогическое образование и работала по профессии всю свою длинную трудовую жизнь.  С  будущим отцом Лины ее  мама познакомилась на своем первом месте работы, в одном из районных центров Беларуси. История разворачивалась, как в известном советском фильме «Большая перемена», только в реальности были юная преподавательница и молодой яркий, умный и красивый ученик. Все бы хорошо, но события происходили вскоре после прекращения «дела врачей». Предполагаемый брак был бы межнациональным.  Возможно,  поэтому, но не только, семья юного влюбленного быстренько отправила его на учебу в большой город, а гордая учительница не рассказала  о своей беременности…  Впоследствии отец время от времени пытался установить отношения с дочерью. В другом городе он все равно женился на еврейке, сделал хорошую карьеру, но, к сожалению, рано умер. Где-то на свете живут Линины сводные брат и сестра, с которыми она однажды планировала познакомиться, но так и не дошла до их дома. Видимо, гордость и независимость наша героиня унаследовала от матери.

Ступени ученичества

Для любого человека время детства, учебы и взросления – самый важный период. Именно тогда идет становление личности, поиск себя в этом сложном мире. Предлагаю вам, уважаемые читатели, пройти вместе с героиней по ступеням ее жизни. Первая важнейшая ступенька – художественная студия в Минском дворце пионеров, куда ее, шестилетнюю, привела разумная и глядящая в будущее заботливая мама. Удивителен материнский посыл: «Хочу, чтобы моя дочка стала художником». На что руководитель студии Сергей Петрович Катков (1911-1976), объединивший в себе, по словам Лины, три ипостаси: «прекраснейшего человека, профессионального художника и педагога» спокойно ответил: «Хотите — значит станет». Как говорит Лина, этот ответ любимого преподавателя стал клише всей ее жизни. Хочу заметить, как важно ребенку получить в нужный момент такой оптимистический сценарий. Он «держит» человека в трудную минуту, позволяет не опускать руки, находить все новые пути для самореализации. Но вернемся в Минск, на улицу К.Маркса, где теплые руки и щедрое сердце Сергея Каткова ставят на крыло все новые поколения профессиональных белорусских художников. Лина вспоминает, что ее «понесло» после первого летнего выезда на этюды. «Каждый год в  июне мы выезжали на этюды в какие-то места Беларуси. Это были Стайки, Несвиж и Полоцк, и я была самая маленькая. Один раз в нашей группе было три Лины, а я была Лина маленькая. Ведь в студию ходили даже юноши и девушки, которые готовились в институт. Группа была очень разновозрастная… Мы жили в каком-то бараке, там лежали матрасы, на которых мы спали… Главное, каждый день мы ходили на этюды. Было время цветения маков, до сих пор помню свою акварель…  Мы прикрепляли свои работы кнопками на досках барака возле своего матраса, и это сразу была выставка… Я сравнивала свои работы с другими, и мне так захотелось рисовать…». Пока наша героиня осваивала азы художественного творчества, у Сергея Петровича Каткова появилась идея, поддержанная властями БССР, открыть в Минске Республиканскую школу-интернат по музыке и изобразительному искусству. Следует заметить, что это учебное заведение существует в нашей стране до сих пор. (В настоящее время оно называется «Гимназия-колледж искусств имени И.О. Ахремчика», и на ее  музыкальное и художественное отделение по прежнему большие конкурсы.) Рассказ Лины о годах учебы мне напомнил о Царскосельском лицее времен Александра Пушкина, конечно, с поправкой на советскую власть. Но, собственно говоря, Пушкин формировался тоже не в самом демократическом обществе. Итак, решение об открытии школы было принято,  и по городам и весям поехали профессиональные художники и музыканты искать во всех слоях населения одаренных детей. Так, в частности, из сельской глубинки, из семьи тракториста попал в престижное учебное заведение будущий муж нашей героини. По словам Лины, почти все преподаватели школы были людьми необычными, не вписывающимися в общую советскую систему… Речь идет не только об учителях специальных предметов, но и о преподавателях общеобразовательных дисциплин. Например, в памяти остался учитель географии, который умел обычный урок превратить в «Клуб кинопутешествий», или культуролог – скромный, похожий на Карлсона человек, открывающий перед будущими профессионалами страницы истории искусства. Тогда Лина полагала, что так преподают везде, но сейчас  понимает, как ей повезло в начале творческого пути. Конечно, у всего есть оборотная сторона — ведь учебное заведение было достаточно закрытым. В этом плане минчанам было проще – они на воскресенье уходили домой, а ребята из провинции находились в стенах школы-интерната от каникул до каникул. Лина со смехом вспоминает, как в одиннадцатом классе они аккуратно застелили кровати и сбежали на вечерний сеанс «Ромео и Джульетты»  в кинотеатр «Партизан». Представляете картинку – заходит дежурный воспитатель в спальню, а одиннадцатого класса нет… Еще пару деталей об организации учебного процесса: в одиннадцатом классе  изучались только специальные предметы, у каждого выпускника была своя мастерская, где  они выполняли дипломную работу. Неудивительно, что это образование приравнивалось к художественному училищу и, закончив школу-интернат, человек мог сразу начинать профессиональную жизнь или поступать в высшее учебное заведение.

Гимназия-колледж искусств. Современное состояние. Источник: Интернет

Жизненные реалии, или «Хромота по пятому пункту»

Все эти подробности школьного обучения важны в нашей истории по двум причинам: во-первых, чтобы сказать от имени героини большое спасибо настоящим преподавателям; а во-вторых, чтобы ярче представить контраст между «лицейскими» нравами и реальной жизнью Минска начала семидесятых годов. Мне легко себе представить эту девятнадцатилетнюю выпускницу, которую часто и заслуженно хвалят преподаватели и которая полагает, что может с блеском поступить на самую престижную художественную специальность. Легко представить, потому что в 1975 году я окончила физико-математический класс с одной четверкой и тоже была уверена, что могу поступить куда угодно… Реальность оказалось не столь радужной… Меня на устных экзаменах допрашивали по часу и поставили вместо заслуженных пятерок четверки, а нашей героине и ее такой же «хромающей по пятому пункту»  подруге выставили двойки по рисунку. (Для более молодых читателей даю необходимое пояснение. В пятом пункте паспорта СССР указывалась национальность советского гражданина, что вызывало  недоумение у большинства населения земного шара. Иногда наивные иностранцы даже спрашивали: «А вы что, сами не знаете свою национальность?». Мы ее знали… Она  была нужна для выполнения пресловутой негласной процентной нормы приема в вузы, особенно на элитарные специальности. В этом плане Российская империя была организована более честно — ведь  норма была гласной и общеизвестной…). Но вернемся на экзамен по рисунку, где сидящая рядом абитуриентка не умеет рисовать с натуры.  Наши наивные героини из жалости и сочувствия рисуют ей хотя бы что-то  на троечку, а она получает пятерку?! Как рассказывает Лина, увидев такие результаты первого экзамена, она вышла из института и чуть не попала под трамвай. Но свет не без добрых людей… Несостоявшаяся студентка попадает на работу в прекрасный профессиональный коллектив рекламщиков, где бородатые художники приходят в восхищение от ее школьных работ. Через год Лина предпринимает вторую попытку поступления в театрально-художественный институт и даже доходит до последнего специального экзамена – композиции. Она хочет быть честной и не позволяет своим более старшим коллегам «организовать поступление» с помощью пресловутого «блата».  Опять же речь идет не о взятках, а просто об их предложении поговорить кое с кем из приемной комиссии. В третьем туре Лина Цивина конкурирует с абитуриенткой с очень известной в артистических кругах фамилией. Вряд ли  достойный и заслуженный человек  о чем-то договаривался заранее, но студенткой опять становится не Лина, а  человек с говорящей фамилией. Самое обидное, что счастливица впоследствии ни года не проработала по профессии. На сей раз наша героиня гораздо более стойко «держит удар», продолжает работать в рекламе и следующим летом достаточно легко поступает на отделение графики Всесоюзного полиграфического института в Москве. Но в дело опять вмешивается случай: к тому времени Лина не просто замужем, а уже беременна.  Учиться очно ей не позволяет ни состояние здоровья, ни другие моменты. Невзирая на обстоятельства, Лина полагает, что это успешное поступление было очень важно для ее самооценки: «Не судьба, но я все равно была очень рада, что поступила… Значит, мои университеты были другие…»

Мои университеты

В годы перестройки перед творческим человеком открывались новые перспективы, и наша героиня не преминула использовать это время для саморазвития: в кооперативе «Фаянс» освоила керамику, затем возглавила мастерскую «Артлина», обучала людей, делала коллекцию, совмещала работу главного художника с работой экономиста и бухгалтера (ведь под началом у Лины было более 30 человек).  Потом спрос на продукцию начал падать, платить заоблачную арендную плату в Минске стало нерентабельно,  и возникла идея переехать в провинцию. Два года Лина с мужем искали подходящее место не только для работы, но и для жизни. Случай привел в Молодечненский район, агрогородок (бывший штетл) Городок, где на отшибе по нормальной цене продавался хутор с бревенчатым домом и большим участком земли. Так семья художников  оказалась в новом для себя культурном пространстве. Первые годы Лине было не до изучения истории Городка: надо было обустроиться на новом месте, организовать мастерскую не только для себя, но и для друзей-керамистов… Потом настал непростой период… Вот как рассказывает о нем Лина:  «Мне до сих пор слышится мамин голос, она  лежала на кровати в саду, и я все слышу ее зов: «Лина, Лина…» У нее был какой-то страх остаться одной.  Проходя по саду в том месте, где стояла ее кровать, я слышу ее голос… После ее смерти мне казалось, что я ей что-то недодала, что мои профессиональные заботы и увлечения отрывали меня от нее… И вот когда она ушла, мне как будто кто-то сверху дал задание, я поняла, где я живу, и даже керамика отодвинулась… Я стала потихоньку расспрашивать людей, и всплыла эта еврейская трагическая история Городка. Я думаю, мы ведь два года искали место для жизни по всей Беларуси, и почему-то я очутилась в Городке»

Фотографии интерьера и экстерьера культурно-исторической территории «Традиции и современность». Фото автора

Городок и его еврейская история.

«Возможно, роль сыграли гены, но я осознала, что от еврейской жизни в Городке мало что осталось: здание синагоги, некоторые дома и еврейское кладбище. Евреев в городке  не было… Я — кто ? Я – переселенец…» И вот этот переселенец начинает сначала неясно, а потом все более уверенно формулировать для себя и окружающих одну из основных целей своей жизни – изучение и актуализация еврейской составляющей в культурном ландшафте бывшего штетла.   Уважаемые читатели, пожалуйста, не подумайте, что безработный художник нашел себе занятие… Во-первых, художник не безработный, а всегда как профессионал может сдавать свои работы в художественный салон; во-вторых, Лина — счастливая бабушка двух внучек и одного внука; в-третьих, сад, огород и деревенский дом вполне достаточная сфера приложения энергии. Речь идет о другом, а именно, когда внутренняя мотивация интеллигентного человека не позволяет жить только в своем тесном и на сегодняшний день достаточно благополучном мире, а настоятельно требует вкладывать свои силы и душу в улучшение мира вокруг. Так, несколько лет к Лине на кружок «Городокские арт-барышни» ходили несколько старшеклассниц, они участвовали в выставках в Минске, а сейчас одна из них благополучно учится в Варшаве. (Вот когда понадобились уроки, полученные от Сергея Каткова.) Понятно, что еврейское материальное и культурное наследие так просто одной, без помощи со стороны, не восстановишь. Вот как рассказывает Лина о своем первом впечатлении от еврейского кладбища:  «Его вид поразил даже меня… Все заросшее травой, которая, как в джунглях, была выше нас… Мацевы там фактически видны не были, т.к. за этим кладбищем уже много лет никто не ухаживал… Впечатление было удручающее, и почему-то мне стало очень стыдно… Стыдно за что? За то, что людям, которые тут живут, никаким боком и вообще не интересно, что тут было… И, конечно, оно не интересовало местные власти…» Да, меня тоже поразил вид этого кладбища, что нашло отражение в моем  тексте:

История  — это гвоздь, на который я вешаю свою шляпу

А. Дюма

* * *

Челюсть вывихнута

от удара времени,

кладбище беременно

вечностью, камни

теряют буквы, форма

становится корнем зуба,

больного беспамятством. Боже,

трава помнит больше,

чем люди. Гвоздь заржавел,

а шляпа все падает

в яму. “Ребе,

как там на небе?”

Камни врастают

в землю, как дерево.

Здесь не читают

справа налево.

Горше полыни

молоко памяти.

“Козленок, где твоя мать?”

Август 2012,

деревня Городок, Минск

Еврейское кладбище Городка. Фото автора

Но до реальной работы на кладбище еще было далеко.  Сначала в 2014 году состоялся инициированный Линой Первый международный форум «Городок и его еврейская история». Сухие цифры и факты следующие: 120 участников, бюджет 1200 евро, несколько секций… В числе участников: депутат бундестага, председатель Белорусского общества охраны памятников Антон Астапович, директор Музея истории и культуры евреев Беларуси – Вадим Акопян, главный редактор журнала «Мишпоха» Аркадий Шульман, в то время руководитель Исторической мастерской Кузьма Козак, потомки уроженцев Городка из Америки и т.д. Местная власть сначала насторожилась, но когда ознакомилась с программой и уровнем представительства, то с удовольствием произнесла подобающие случаю слова. С виду все прекрасно, но я не зря указала бюджет форума. Ведь сформировался он из частных пожертвований двух людей – директора Минского международного образовательного центра им. И. Рау Ольги Рэйнш и владельца фирмы «Туссон» Якова Трембовольского.

После Первого международного форума опять благодаря спонсорской помощи в 2015 году прошел Второй форум, где  были многочисленные гости, несколько площадок, исторические дискуссии и культурная программа. Наверное, самым важным событием  Второго форума стала установка государственными органами памятного знака, посвященного еврейским жителям Городка, погибшим в годы Второй мировой войны. Впервые после войны центральная площадь бывшего штетла услышала поминальную молитву, которую прочел раввин Григорий Абрамович.

Памятный знак 

Антон Астапович проводит экскурсию             Григорий Абрамович читает Кадиш 

 Лина Цивина, 2015 г.                                                    

В 2016 г. изюминкой форума стала экскурсия «Дорогами штетлов». К сожалению, с какой-то точки что-то пошло не так… А точнее, как известно, «у победы множество отцов, а у поражения – ни одного…». Постепенно наша героиня была вытеснена на обочину мероприятия официальными и неофициальными структурами, которые, «подхватив» знамя, даже не советуются с человеком, потратившим столько сил и здоровья, чтобы положить начало традиции. Поэтому в 2017 году Лина осознала, что для ее культурных волонтерских проектов есть два пространства – ее усадьба, точнее, культурно-историческая территория «Традиции и современность» и заброшенное еврейское кладбище.

Потихоньку вокруг Лины сформировалась целая группа волонтеров, каждый член которой получил почетное звание «Друзья Городка», подключились учащиеся местной школы, а также соседи – учащиеся школы из поселка Красное… Их руками стали очищаться старые мацевы. Так еврейская история Городка начала приобретать зримое и вещественное подтверждение.

Все решают люди

Слушая рассказ нашей героини, я все время ловила себя на мысли, что  на протяжении всей жизни Лине везло на хороших людей. Это началось еще с детства, с любящих бабушки и дедушки, с заботливой и одновременно «правильной» мамы, которая научила добиваться поставленной цели достойными методами. Потом были Сергей Катков и другие преподаватели, передавшие из рук в руки профессию художника. Затем длинный профессиональный путь, где ее учили, а она с благодарностью впитывала уроки профессии, уроки жизни… А еще  многочисленные друзья – люди разных профессий, уровня образования и доходов, готовые подставить плечо в трудную минуту. Сейчас в нашем рассказе  настало время благодарностей… От лица Лины и своего собственного хочу поблагодарить людей, помогающих ей реализовывать разнообразные проекты. Итак, начнем перечень с уникальной жительницы Городка – Валентины Филипповны Метелицы, которая всю жизнь воспринимала гибель евреев Городка как свою личную трагедию. (Очерк «Хаимке», посвященный этой женщине, в ближайшее время можно будет прочесть также на сайте belisrael). Хочется выразить благодарность за разнообразную помощь  целому ряду людей:  предыдущему директору Музея истории и культуры евреев Беларуси  Вадиму Акопяну и сегодняшнему директору этого музея Юлии Миколуцкой, архитектору Галине Левиной, главному редактору журнала «Мишпоха» Аркадию Шульману, председателю Белорусского общества охраны памятников Антону Астаповичу, специалисту по чтению мацев Юлиану Верхолевскому, который, в частности, провел два мастер-класса по еврейской культуре в базовой школе Городка, краеведу и модератору независимого сайта Городка Алексею Жаховцу, корреспонденту «Молодечненской газеты» Олегу Беганскому, который с любовью освещал мероприятия форумов. Особенное значение в последнее время приобрело сотрудничество с директором базовой школы в Городке Светланой Калачик, учителями истории Татьяной Шумель (Городок) и Аллой Шидловской (Красное), благодаря которым на еврейском кладбище Городка появились белорусские школьники-волонтеры. И наконец, нельзя не упомянуть координатора культурных программ еврейского культурного общества «Эмуна» Елену Фруман, которая организовала несколько выездов волонтеров из Минска —  членов женского еврейского клуба — мам с детьми, которые доблестно работали на очистке мацев. Мы уже выше упоминали неизменных спонсоров Лининых культурных инициатив: Ольгу Рэйнш, которая, кроме финансовой поддержки, постоянно курировала проекты в Городке, поднимала их статус, поддерживала в трудную минуту и до сих, уже не работая в Беларуси, постоянно держит руку на пульсе культурной жизни Городка, и Якова Трембовольского, который на правах  друга всегда готов дать дельный совет и подставить плечо. К сожалению, невозможно перечислить  множество людей разных возрастов и национальностей, готовых тратить свое время и силы на сохранение и изучение еврейской истории Городка.

Волонтер

Планы на будущее

На сегодняшний момент, когда весь мир охвачен пандемией,  трудно говорить о ближайших планах, но я верю, что чуть раньше или чуть позже жизнь вернется в нормальное русло.  Тогда в Городке соберется разновозрастная многонациональная команда, которая за восемь дней работы не только приведет в порядок еврейское кладбище, но узнает очень многое о еврейской истории и культуре штетлов  Западной Беларуси. Во всяком случае, грантовая поддержка на этот проект уже получена. А еще в данный момент ведутся поисковые работы с целью установления точного места уничтожения еврейской общины Городка. Как справедливо считает Лина: «Я думаю, что когда будут отмолены и захоронены люди, то что-то будет меняться в Городке». Есть планы провести очередную встречу друзей Городка именно 11 июля 2020 года – в день гибели еврейской общины. И я верю, что все будет хорошо и эта встреча обязательно состоится.

Я активно  участвовала в трех международных форумах в Городке: на первом — вместе с коллегой Ириной Зоновой делилась опытом изучения истории Холокоста в гимназии, на втором — вместе с уникальным композитором и художником Верой Готиной, солисткой Еленой Пучковой и гобоистом Борисом Френкелем представляла музыкально-поэтическую композицию «Мы живы!», на третьем — вместе с коллегой — экскурсоводом Ириной Коваль проводила авторскую экскурсию «Дорогами штетлов». Важно подчеркнуть, что всех нас организовала, мобилизовала и вдохновила хрупкая женщина – Лина Цивина – художник-керамист, организатор культурных  инициатив, куратор местных проектов по изучению и популяризации еврейской истории.

Вера Готина

Инесса Ганкина, Елена Пучкова, Борис Френкель и Вера Готина

Ольга Рэйнш, благодарный слушатель. Фотоархив форума

В конце нашего интервью я задаю героине главный вопрос: «Зачем?», ибо такая многолетняя деятельность должна иметь серьезную внутреннюю мотивацию.

Итак, даем слово нашей героине: «Мне очень хотелось бы, чтобы здесь в Городке, и это уже мое место, это уже моя первая Родина, стало что-то кардинально меняться, даже не в изучении истории, а в понимании среди местного населения, особенно молодежи, которая пойдет за нами… Чтобы все, что мы сегодня делаем, захватило пусть немногих людей… Мы ведь не знаем, но в какой-то момент кого-то это начинает интересовать очень сильно… Я считаю, что пока работают одиночки. Мне бы очень хотелось, чтобы среди школьников рос интерес к истории малой Родины. Планируем провести викторину на знание своего родного места. Это будет не только еврейская тема. Городок имеет очень интересную историю, и там постоянно открываются новые страницы… Важно привлечь именно школьников… Потому что, если моему поколению до сих пор было неинтересно, то им вряд ли захочется этим заниматься… Я делаю ставку на школьников и молодежь… Дети очень считывают, когда взрослые что-то делают не за зарплату.  Наверное, самое основное, зачем я это делаю, чтобы Городок зазвучал как бывший еврейский штетл, чтобы жители Городка об этом говорили, и чтобы им самим было  интересно… Мы сейчас брали интервью у старожилов, они такие вещи рассказывают, а я думаю, почему я не занялась сбором свидетельств лет десять назад… Хочу, чтобы в Городке, кроме разговоров о свиньях, курах и гусях, говорили об этом… Тогда что-то стронется…  И я в это верю, иначе нет смысла в моей деятельности…».

Охранный знак – свидетельство многовековой истории Городка. Фото Дмитрия Симонова

Наступает утро нового дня, и опять, как обычно, не забывая о привычных повседневных хлопотах жены, мамы и бабушки, Лина Цивина открывает интернет, читает электронную почту, договаривается о встречах, строит планы на будущее. Одним словом, живет как человек на своем месте!

 Инесса Ганкина

Опубликовано 03.04.2020  01:58