Tag Archives: Реувен Ривлин

Шарль Азнавур (22.05.1924 – 1.10.2018) / Charles Aznavour

Как Шарль Азнавур и его семья спасали евреев во время Холокоста

От Иветт Альт Миллер – 26.06.2018

Они прятали несколько евреев в своей парижской квартире, подвергая себя большому риску

Иветт Альт Миллер

 

94-летний Шарль Азнавур – значимая фигура в французской музыке. В течение нескольких поколений его великолепный голос и чувственное пение делают его одним из самых популярных французских артистов всех времен.

Некоторые из поклонников Азнавура уверены, что певец – еврей, и им можно простить это заблуждение. В течение многих лет он снимался в французских фильмах, играя еврейских персонажей, а его версия идишской песни La Yiddishe Mama стала одним из его лучших хитов. Главная песня Шарля 2011 года J’ai Connu, «Я знал», рассказана с точки зрения еврея, заключенного в тюрьму в нацистском концентрационном лагере. Азнавур неоднократно выступал в Израиле, последний раз совсем недавно, в октябре 2017 года.

В ходе этого визита в еврейское государство господин Азнавур встретился с президентом Израиля Реувеном Ривлином, который вручил Шарлю и его сестре Аиде медаль Рауля Валленберга, предоставленную одноименным Международным фондом в знак признания семьи Азнавур спасителями жизней нескольких евреев и других людей во время Второй мировой войны.

Родители Азнавура сбежали от турецкого геноцида армян 1915-1918 годов в Париж в поисках безопасного места для жизни, и раньше Шарль мало рассказывал об их героических поступках времен войны.

Все изменилось в 2016 году. Шарль работал с израильским исследователем доктором Яиром Ороном над совместным написанием книги на иврите, опубликованной в Израиле, в которой подробно рассказывалось о том, как его семья спасла жизни нескольких людей во время войны во Франции. Книга под названием «Мацилим (Цадиким) Вэлохамим» или «Спасители (праведники) и бойцы» также были переведены на английский, французский и армянский языки.

«Мы выросли вместе в районе Маре» в Париже, вспоминает Азнавур, где много иммигрантов смешались вместе, включая евреев и армянских беженцев. «Это были наши соседи и друзья». К тому времени, когда началась Вторая мировая война, тогдашний подросток Шарль Азнавур жил со своими родителями Майклом и Кнар и сестрой Аидой на улице Наварин, 22, в 9-м округе Парижа. А их маленькая трехкомнатная квартира превратилась в безопасное убежище, объяснил Азнавур, для евреев и других людей, на которых охотились нацисты.

Первым человеком, которому дала убежище семья Азнавур, был румынский еврей из Германии. Этот еврей, имя которого певец, увы, уже не помнит, обвинялся в подрывной деятельности и был приговорен к смертной казни. Он убежал во Францию, замаскировавшись под немецкого солдата, но был обнаружен, и гестапо открыло на него охоту. Майклу Азнавуру об этой истории рассказал его друг, и семья решила приютить человека.

Аида Азнавур вспоминает в книге:

«Мы понимали, что евреи станут жертвами жестокости режима. Мы с огромной грустью смотрели на евреев. Сбежав от преследований из Армении, мы знали, что такое геноцид».

 

Она вспоминает, что ее родители ничуть не сомневались, стоит ли укрывать этого человека, «хотя было ясно, что если нацисты найдут его в нашем доме, они сразу убьют нас. Мы сказали ему, что наш дом – его дом, мы относились к нему с теплом, как к хорошему другу, которому пришлось остаться чуть на дольше, чем обычно. Несколько дней он даже спал на той же кровати, что и Шарль».

Позже одна знакомая Азнавуров попросила их укрыть своего еврейского мужа, чье имя Шарль и Аида запомнили как Саймон. Саймон с другими парижскими евреями был отправлен в концентрационный лагерь Дранси, но сумел убежать. Азнавуры взяли его к себе, и, как они сейчас помнят, через какое-то время в их крошечной квартире появился еще один еврей.

Во время оккупации Парижа семья Азнавур защищала так же и армянских солдат, которые были насильно призваны в немецкую армию и дезертировали, отказавшись сражаться за нацистский режим. Периодически количество человек, прятавшихся в семейной квартире Азнавуров, доходило до 11 человек, они ночевали на полу.

Майкл и Кнар помогли беженцам получить фальшивые документы, и Шарль с Аидой также не остались в стороне. Именно их работа заключалась в том, чтобы сжечь нацистскую форму армянских дезертиров и избавиться от пепла вдали от дома, вспоминают брат с сестрой.

Семья Азнавур была близка с другой армянской парой, живущей в Париже – Мелине и Миссак Манучян, которые были одними из основателей подпольного движения сопротивления в Париже под названием L’Affiche Rouge (Красный плакат) и помогали управлять им. Шарль Азнавур объясняет, что, хотя формально его родители не были членами группы, они помогали этой организации и даже прятали Мелине и Миссака Манучянов в течение нескольких месяцев, пока за ними охотилось гестапо, при том, что другие их друзья отказались рисковать своей жизнью ради помощи.

Шарль объясняет:

«Мои родители знали, что существует ежедневная опасность, но лишь спустя время мы с сестрой это поняли. Мы были «сумасшедшими» молодыми людьми. Мы были юны и не задумываясь пошли по стопам своих родителей. Только после войны мы осознали, насколько велика была опасность на самом деле».

Оригинал

Опубликовано 01.10.2018  20:32

В. Рубінчык. КАТЛЕТЫ & МУХІ (77)

Шалом, ён жа мір! Тут за «прэзідэнцкі» шакалад з аўтографам-зычэннем бізнэсовец Аляксандр Машэнскі, «наш чалавек», выклаў 10 тыс. USD – хоць стой, хоць падай… Раней мне выпадала прасіць на друк ідышна-беларускіх кніг па 50-100 долараў, дык і тады калегі сп. Аляксандра круцілі носам. Калі хто раскашэльваўся, то «люд паспаліты».

А. Машэнскі (фота А. Несхадзімава для РБК) і яго прыз

Кажуць, грошы за супершакаладку пойдуць дзецям… Добра, калі так, дый увогуле не маю нічога супраць тутэйшага трэцяга прадпрымальніцкага саслоўя. Больш за тое, хацеў бы, каб яно, у рэшце рэшт, стварыла «сваю» палітычную партыю – дахадзяжная АГП з яе гумарным старшынёй на гэтую ролю не цягне 🙁 Пакуль жа, выглядае, гродзенская панчошная фірма фінансуе чужых палітыкаў – няйначай новы прэм’ер-міністр Італіі Джузэпе Контэ быў выбраны, каб прапіярыць вырабы «Conte» 😉

Попыт у Беларусі на партыйную сістэму, адрозна ад першых лукашэнскіх гадоў, цяпер ужо ёсць. У грамадстве па меры развіцця капіталізму – амаль паводле дзеда-Леніна – нарастаюць супярэчнасці і фармуюцца групы ціску. Аптымальнай сталася б двухпартыйная сістэма а-ля ЗША або Вялікабрытанія. Мазаіка а-ля цяперашні Ізраіль з яго крохкімі кааліцыямі, а пагатоў італьянская палітчахарда тут непамысныя, бо выдаткі на «згладжванне вуглоў» акажуцца завялікімі. У горшым выпадку зноў забуяе аднапартыйнасць з дэкарацыйнымі карлікавымі парцейкамі (зірнем на КНР).

Карацей, патрэбныя выбары ў «парламент» (зараз палата прадстаўнікоў – гэта квазіпарламент, але потым – хто ведае?) паводле прапарцыйнай сістэмы з досыць высокім прахадным бар’ерам, хіба 10%. Для ізраільскіх партый доўгі час ён сягаў 1% ад галасоў выбаршчыкаў, потым падвышаўся, але і цяпер, па-мойму, занадта нізкі (3,25%).

Cтратэгічная задача партый у РБ – пераключыць «знешні локус кантролю» на ўнутраны. Іначай кажучы, важна, каб грамадзяне (пераважная большасць…) паверылі ў свае сілы ды перасталі шукаць рашэнняў па-за межамі краіны. Як «правацэнтрысты» Губарэвіч, Лябедзька і Рымашэўскі з іх травеньскай выправай у ЗША. Ці як Лукашэнка ды яго паплечнікі, што занадта часта ківалі на сусветны эканамічны крызіс, злы Рассельгаснагляд etc.

«Аб’яднанне апазіцыі» ў адной суперпартыі – утопія; сёлета, у сувязі з адзначэннем 100-годдзя БНР і падзеямі вакол Курапатаў, гэта высветлілася канчаткова. Узбуйненне ж альтэрнатыўных сіл непазбежнае. Да 2020-га, году фармавання палаты прадстаўнікоў чарговага склікання, можна было б падрыхтавацца – зляпіць і раскруціць дзве магутныя партыі (два магутныя блокі?) «левых» і «правых», якія здолелі б правесці ў ПП НС па некалькі асобаў. Нават паводле мажарытарнай сістэмы і з улікам агульнавядомых «нюансаў» падліку.

Няхай бы левыя ў парламенце крытыкавалі Лукашэнку за адмену льгот і камерцыялізацыю сацыяльнай сферы, а правыя, са свайго боку, – за недастатковыя тэмпы прыватызацыі, паборы з прадпрымальнікаў і г. д. Спярша гэта можа выглядаць як гульня, пазней з лідараў блокаў вырастуць сапраўдныя палітыкі… I не прыйдзецца ўжо прыхільнікам перамен выбіраць паміж (Сірожам, Алегам – непатрэбнае закрэсліць) Гайдукевічам ды Таняй Караткевіч.

Ізноў жа, усё гэта падобна да ўтопіі, але праект хітры план ажыццяўляльны. Агулам, некаторыя ідэі з серыяла рэалізуюцца, хоць і ў скажоным выглядзе: расфармаваны Інстытут журналістыкі БДУ (дый інстытут псіхалогіі працуе з канца 2016 г. – у структуры педуніверсітэта; лепей бы самастойна ці пры тым жа БДУ), людзі ў Беларусі менш сталі бухаць, чым пазалетась. Пішуць, паводле ўжывання алкаголю краіна з 2-га месца пераехала на 27-е; з іншага боку, МУС РБ за першыя 5 месяцаў 2018 г. зафіксавала ажно 600 смяротных атручванняў, так што цешыцца ранавата.

А тут яшчэ адна песімістычная канстатацыя ад обер-кардыёлага: «Сярод жанчын за апошнія пяць год колькасць курчых павялічылася ў тры разы і складае 14%. Сярод мужчын [у Беларусі] паляць 46-52%». Паводле звестак 2016 г., Беларусь аказалася на 3-м месцы ў свеце па спажыванні цыгарэт (Ізраіль – у шостым дзясятку, і тым не менш каля 20 ізраільцаў паміраюць штодня ад хваробаў, звязаных з курэннем). Можа, хто і верыць, што курэнне памагае даць рады са стрэсам, а я не веру: паводле колькасці суіцыдаў Беларусь таксама ў 2016 г. была сярод першых у свеце (5-е месца, 26,2 выпадкі на 100 тыс. чал.; Ізраіль – у сярэдзіне, там 5,4 выпадкі). Анамія, выкрытая мудрым французам Эмілем Дзюркгеймам яшчэ пад канец ХІХ ст., – у рот ёй ногі…

За апошні месяц актывізаваліся «настаўнікі жыцця» для яўрэяў і беларусаў. Часткова гэта звязана з праблемай Курапатаў – у скандальную ўстанову харчавання «Поедем поедим» былі ўкладзены т. зв. «яўрэйскія грошы», што непакоіць не толькі Марата Гаравога, а і Зянона Пазняка. З. П. заявіў, што «ў Курапатах стаіць помнік габрэям, расстраляным энкавэдзістамі. Кансэрватыўна-Хрысьціянская Партыя – БНФ плянуе таксама паставіць там мэмарыяльны знак у памяць расстралянага менскага габрэйскага паэта Ізі Харыка».

У асяроддзі пратэстоўцаў загучала прапанова – запрасіць у Курапаты прэзідэнта Ізраіля Рэўвена Рыўліна (можа прыехаць у канцы верасня на адкрыццё трасцянецкага мемарыяла), падвесці да «народнага» помніка расстраляным яўрэям, каб госць пранікся… Асабіста я сумняюся, што з гэтага штось атрымаецца, але марыць не забаронена.

Перадача пра адносіны яўрэяў і беларусаў на «Белсаце» планавалася яшчэ ў красавіку… Выйшла ў эфір пару тыдняў таму ў рамках праграмы «Intermarium» пад шматабяцальнай назвай «Беларусы і габрэі: што насамрэч адбылося?» Нягледзячы на нелюбоў да польскага псеўдаліберальнага канала, мусіў паглядзець… На жаль, вядучы і рэдактары адпрацавалі на ўжо знаёмым узроўні. Чаго варты зачын: «Беларуская дзяржава… па-ранейшаму праводзіць гістарычную палітыку Савецкага Саюзу. Гісторыя габрэяў у Беларусі амаль не даследуецца». І што за трызненне далей? «Другая сусветная вайна цалкам справядліва прымусіла нас глядзець на масавыя забойствы ХХ ст. толькі як на трагедыю габрэйскага народу, толькі як на гісторыю габрэяў».

Абмеркаванне адразу ж скацілася ў заезджаную тэму, як нас называць: яўрэі, габрэі ці жыды. Мо’ каму гэта й цікава, мне – не (збольшага выказаўся на той конт у публікацыі яшчэ 2000 года). Ладна журналісты… Фальшывай выявілася і «арыя ізраільскага госця», што не дзіўна (пра «пана прафесара» гл. напрыклад, тут, тут і крыху тут). У яго яшчэ ўзялі асобнае інтэрв’ю: павярхоўшчына руліць. То слова «жыд» у БССР з афіцыйнай мовы выдалілі нібыта ў 1926 г. (насамрэч у 1925 г., і «БАН», г. зн. Беларускай акадэміі навук, тады не існавала, дзейнічаў Інбелкульт), то Лукашэнка апошні раз быў на «Яме» ў 2005 г. (насамрэч – у кастрычніку 2008 г.), то ў Лідзе – адзіная вуліца Шолам-Алейхема ў Беларусі (а як жа горад Рагачоў?) То кожны з былых прэзідэнтаў Ізраіля, народжаных тутака, называў сваю радзіму «не Беларуссю, а Усходняй Польшчай»… Шымон Перэс, які ў 1990-х двойчы наведаў нашу краіну, такі менаваў Беларусь сваёй малой Радзімай і ўласнаручна пазначыў на кнізе, што «Ізраіль нарадзіўся ў Беларусі», ды каго хвалююць факты?

Шыльда ў Вішневе, на месцы, дзе жыў Ш. Перэс. З’явілася ў 2013 г.

Парады адносна рэстытуцыі мелі б пад сабой грунт у пачатку 1990-х – там, здаецца, і «закансерваваўся» гісторык С-цкі. Пасля 20+ гадоў кіравання «адзінага палітыка» ясна, што маёмасць былых яўрэйскіх абшчын вяртаецца суполкам цяперашнім толькі ў выключных выпадках, калі ў дзяржавы не стае рэсурсаў юзаць будынкі старажытных сінагог… Нярэдка спаруды, вернутыя на перыферыі, «вылазяць бокам». Яскравы прыклад – Слонім, дзе амаль няма жыхароў-яўрэяў, але сінагогу ў 2000 г. перадалі на баланс Іудзейскага рэлігійнага аб’яднання РБ. У выніку, звыш 10 год рамонту ў ёй фактычна не вялося.

Што да разваг пра тое, ці з’яўляецца гісторыя яўрэяў Беларусі неад’емнай часткай гісторыі Беларусі – тут ужо не рэкамендацыя разбіць мур ілбом, а спроба ўзламаць адчыненыя дзверы… Даўно ўсе адэкваты разумеюць, што з’яўляецца, і няма цяпер такога, што «яўрэі ў Беларусі – самі па сабе, беларусы – самі па сабе». Інтэракцыі ідуць пастаянна, на розных узроўнях – часам незалежна ад «Чырвонага дома», часам з яго санкцыі.

На лакальным узроўні ў многіх дзяржаўных музеях усталяваныя стэнды, дзе гаворыцца пра яўрэяў (Пінск, Магілёў…). У школах ладзяцца конкурсы краязнаўчага характару з выхадам на «яўрэйскі тэмат» (паказальна, што ў Навагрудку адзін з школьных класаў у 2010 г. узяў сабе імя Джэка Кагана)… Райвыканкамы найчасцей не замінаюць захаванню памяці пра яўрэяў, а бывае, і падтрымліваюць. Амаль ва ўсіх раённых «Кнігах памяці», выдадзеных у 1990-х–2000-х гадах згодна з пастановай ураду, ёсць звесткі пра ахвяраў адпаведных гетаў, нярэдка і пра партызанаў-яўрэяў.

На ўзроўні нацыянальным – Дні памяці ахвяр арганізоўваюцца больш-менш рэгулярна, пачынаючы з 1993 г. Нямала ў іх казёншчыны (вось і зварот пра конкурс 2018 г. пад эгідай мінінфармацыі насцярожвае бюракратычным слэнгам), але ёсць і нешта жывое. У 2008 г., напрыклад, дзяржава дапамагла паставіць рад помнікаў і зняць дакументальны фільм, узнагародзіла медалямі былых вязняў гета, падпольшчыкаў – чым кепска?

Даўно не вымагае празмерных высілкаў апублікаваць артыкул (ці некалькі), прысвечаны яўрэям, у навуковым/навукова-папулярным выданні. Нябожчык Рыгор Рэлес друкаваў матэрыялы пра яўрэйскіх пісьменнікаў у часопісе «Полымя» (1995–1996), я расказваў пра сінагогі Беларусі ды ідышных паэтаў у «Родным слове» (2005), Фелікс Баторын агледзеў яўрэйскую літаратуру Беларусі ў розных нумарах газеты «Літаратура і мастацтва» (2015)… «Яўрэйскі спецвыпуск» міністэрскага часопіса «Маладосць» (№ 4, 2016) таксама пра нешта сведчыць. Як і тое, што Нацыянальны мастацкі музей ахвотна ўключае мастакоў-яўрэяў (Якаў Кругер, Натан Воранаў…) у серыю «Славутыя мастакі з Беларусі».

Ясная рэч, праблем & шурпатасцей у становішчы яўрэяў Беларусі было і ёсць гарою, пра што безліч разоў пісаў (тут, тут, тут, тут…). Але за 40 з чымсьці мінут тэлепраграмы ўдзельнікі прымудрыліся не заглыбіцца ні ў адну з рэальных праблем. ¯\_(ツ)_/¯

Не хадзіце, дзеці, на ТV гуляць! 🙂 І яшчэ бачу, што беларусістыка ў Ізраілі па-ранейшаму мадзее. Канстатаваў гэта 7 год таму ў зборніку «На ізраільскія тэмы», паўтара года таму ў «Катлетах…» Мала што мяняецца. Перакананы, што ў кітайскіх універах даследуюць беларускую сітуацыю куды глыбей, чым у Тэль-Авіўскім, таму і поспехі на тутэйшым рынку ў выхадцаў з КНР значна большыя. Ізраільскі ж партнёр «Белсату» даводзіць, што «развіццё беларуска-ізраільскіх адносінаў вельмі тармозяць арабскія краіны». Тыповы казус знешняга локусу кантролю, ці, прасцей кажучы: «кепскаму танцору…»

Як пазначаецца «тэрыторыя ўплыву». Гродна, май 2018 г. На люку з гербам горада, вырабленым у дзясятках экземпляраў, – надпіс па-кітайску, але ні ідыша, ні іўрыта... Для даведкі: у 1816 г. у Гродне жылі 8422 яўрэі (85% насельнікаў), у 1859 г. — 10300 яўрэяў (53%), у 1887 г. — 27343 (68,7%), у 1897 г. — 22684 (48,4%), у 1910 г. — 31055. Нават 80 год таму яўрэяў сярод гараджанаў была амаль палова – трохі болей, чым кітайцаў.

«Вольфаў цытатнік»

«Людзі, на жаль, у нас як бы пазбаўлены памяці. Яны як бы згадзіліся з тым, што памятаць не трэба, і гэта ўсё роўна, што грузіць сябе… Гэта ўмова такога папулісцкага рэжыму, як наш. Усё спрашчаецца. І першы элемент спрашчэння – гэта страта памяці» (Глеб Паўлоўскі, 12.06.2018).

«Няма такога дыктатара, які б не гукаў пра “асаблівы шлях краіны”, бо гэта – галоўны довад для падтрымання веры ў рэжым… Ідэялагічныя локшыны маюць за мэтавую аўдыторыю толькі ўнутранага спажыўца… На самай справе ў Беларусі зусім не ўнікальная, а хрэстаматыйная дыктатура з заканамерным фіналам у перспектыве» (Андрэй Вардамацкі, dw.com)

Вольф Рубінчык, г. Мінск

15.06.2018

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 15.06.2018  13:21

Life is like a miracle (1) / (החיים כמו נס. שמעון גרינהויז (1

(English text is below)
 צוות מיוחד של האתר שלנו נפגש עם שמעון גרינהויז ואשתו בדירתם הנעימה ברחוב בילו, ממש במרכז פתח תקווה. זה היה בסוף יוני, עבר כבר חודש ואני עדיין לא מצליח לחזור לעצמי מהסיפורים שלו. על זוועות המלחמה הוא דיבר בטון מאוד רגוע, על איך שהוא ניצל ממוות עשרות פעמים.

זהו הרחוב וזהו הבית…

כמה זה מופלא, שהזיגזגים האלה מעצבים את החיים. ילד, שיצא מבין הגוויות, שכמעט מת מקור, ולאחר מכן גם מנמק, השקיע כל כך הרבה בהשכלתו וקם על רגליו בכזאת יציבות, שלאחר 18 שנה לאחר הגעתו לישראל הוא יתמנה למנהל של אחד התיכונים במובילים במדינה. אהוד ברק, בנימין נתניהו וראובן ריבלין הרגישו ( ולדעתי עדיין מרגישים ( כבוד לידו. וכמה כיף שליד שמעון יש את בת הלוויה שלו לחיים, אשתו ליזה ( עליזה ), ילידת בליטא.

 

הם כבר מזמן חגגו את “חתונת הזהב” שלהם. יש להם שלושה ילדים – הבנים טל וניר, והבת נורית, ושבעה נכדים. כולם, אם לשפוט לפי הסיפורים והתמונות, הסתדרו מעולה. עוד בן אחד שהיה להם, גיל, נפטר בגיל צעיר, ולזכרו בני הזוג גרינהויז פתחו קרן ודרכה הם תורמים לאנשים נזקקים. בתיכון עמל הוא גם כן מוצלח, למרות שב-20 שנה שהוא מנהל, היו אצל שמעון כל מיני תקריות  ( ההורים הגישו נגדו 3 פעמים תביעות לבית משפט בגלל כמה מקרים עם המורים, אבל הכל נגמר לשביעות רצונם של כולם, כי אם לא, המנהל לשעבר לא היה מקבל פרס בשנת 2017, פסלון מנשיא מדינת ישראל).

בתחילת המאה הנוכחית, הכינו על שמעון גרינהויז סרט דוקומנטרי “סיומה, ביקור בבלארוס”, את הסרט צילמו בפתח תקווה ובקראסנה שבמחוז מולודזייצ’נה. באותם מקומות בויליישינה, היכן שלחם הגדוד הפרטיזני של הגיבור שלנו. בסוף הצילומים היה צריך להראות את החומר שצולם לשלטון הבלארוסי- לא היו להם טענות. הספר על שמעון נקרא ” מורה לכל החיים”, הוא יצא בישראל לפני 8 שנים במהדורה מוגבלת. הספר יצא לאור שוב ב-2012 וממנו לקחנו חלק מהתמונות לכתבה הזאת.

 

באמצע ובסוף שנות ה-40 שמעון למד בבי”ס בלארוסי, היכן שהשפה הרוסית נלמדה רק בתור מקצוע. המורה הישראלי עד אז קורא רק בבלארוסית, הוא מבין קצת מיצירותיהם של יעקב קולוס וינקי קופאלי, ומכניס ליצירות מילים בבלארוסית. בשונה מרוב הותיקים ( העולים שהגיעו לישראל לפני הרבה זמן ), הוא מדבר ברוסית כמעט ללא מבטא. רק לעיתים רחוקות, אני והעורך של האתר עזרנו לו לתרגם איזושהי מילה בעברית.

כאן אני מסיים ונותן את הבמה ליליד קראסנה עם הביוגרפיה שלו.

ו. רובינצ’יק

***

שמי שמעון, בלידה נרשמתי כשמריהו , אבל ברוסיה ובבלארוס, נקראתי סמיון. אבא – יקותיאל, הגרסה הרוסית של השם הזה – קושל, ואני נקרא סמיון קושלביץ.

נולדתי בשנת 1930 (אם כי תעודת הלידה נרשמה בשנת 1932) בעיר קראסנה, אז זה היה בפולין. היו הרבה מאוד יהודים במקום, וביניהם היו עשירים מאוד. היו להם חנויות, כל מיני מפעלים ומפעלים ששירתו עשרות אלפי אנשים. לא היינו הכי עשירים ולא הכי טובים, אבל חיינו לא רע.

הבית שלנו היה במרכז העיר, עם זה היו לנו הרבה אדמות, מבנים, אחוזות שונות. היה מרתף גדול, שאליו בחורף היו מביאים מטר של קרח, ושם, כמו במקרר, מאחסנים מוצרים במשך כל השנה. לאבי, קצין לשעבר של הצבא הפולני, הייתה חנות משקאות גדולה, אך מאחר שהיתה אנטישמיות בפולין, הוא לא הותר רשמית לעשות עסקים, והחנות נרשמה על ידי קצין פולני, חברו. בנוסף, אבי קנה הרבה דונמים של עץ שעמד בביצות, ובחורף, על פי פקודת אבי, הם חתכו את העצים האלה, ואז הם הובילו אותם למערב אירופה על ידי רכבות.

אבא היה דתי למדי. היו לו אנשים שהביאו הרבה סרטנים מביצות ונהרות, ואני עדיין זוכר איך לתפוס אותם כדי שלא ינשכו . הסרטנים היו מקופלים בקופסאות עם איזוב – והועברו באלפים ועשרות אלפים למערב אירופה (בדרך כלל לגרמניה וצרפת). היו שם סוגי סרטן רגילים – חומים – והיו שם גם כחולים , שנחשבים לאריסטוקרטיה בקרב סרטנים.

 

הוריו של שמעון גרינהויז

שמה של אמי היה רוזה. היה לי אח ואחות גדולים, קראו להם מנדל וגניה. הם היו חברים בארגוני נוער יהודיים. כמה פעילים התכוונו לעלות לארץ ישראל. אני זוכר שאבי תמיד צחק ואמר להם: “לאן אתם רוצים ללכת, לביצות האלה, לחול. כאן בפולין יש לנו חיים טובים “.

קרובי משפחה של האמא רוזה 

בבית שלנו שמרנו על כשרות , על כל דבר בבית שלנו היה צריך לקרוא תפילה כלשהי. “אתה בחרתנו מכל העמים , שמע ישראל, אדוני אלהנו, אדוני אחד”. והרגשנו בטוחים, החיים היו טובים. היתה לנו אומנת, טבחית והרבה אנשים. אבל באמצע שנות השלושים (35 או 36), כשרידז’ סמיגלי,  הפך לראש ממשלת פולין במקום פילסודסקי,  אדם הנוטה להשקפות אנטישמיות. כבר הרגשתי את השפעת גרמניה, שבה עלה היטלר לשלטון. ובפולין הם החלו לזרוק אבנים על חלונות של חנויות יהודיות, ולתלות שלטים “אל תקנו מהיהודים”. המדינה הפסיקה להזמין מהיהודים, החיים השתנו לגמרי, זה נהיה הרבה יותר גרוע. אני זוכר את הדבר החשוב ביותר שהדאיג את אבי: אחי ואחותי היו צריכים להתחיל ללמוד באוניברסיטה, ושם כמעט הפסיקו לקבל יהודים. התנכלו להם בבחינות , הם שאלו שאלות קשות יותר, “חצופות”. ומי, שאחרי הכל, התקבל לאוניברסיטה, הם היו צריכים לשבת מאחורי מחיצות  מיוחדות.

וב -1939, בהסכם ריבנטרופ מולוטוב, ברית המועצות וגרמניה חילקו את פולין. מבחינתנו, ברית המועצות הגיעה אלינו, ורוב האנשים לקחו את זה טוב מאוד. עם זאת, ארגונים גדולים הוחרמו על ידי המדינה, אך אבי קיבל איזשהו תפקיד … עבור אנשים צעירים נפתחו הרבה הזדמנויות בברית המועצות. ואני זוכר שאחי היה במעגל התעופה, עשה איזשהו פרוייקט בעיצוב כנף המטוס, ושלח אותו למכון  באומן במוסקבה. שם קיבלו את זה טוב מאוד והזמינו אותו ללמוד. אבל הוא לא הספיק, ב-22  ביוני  גרמניה תקפה.

אני גם זוכר שאחי היה “שמאלני”, ואחותי – “ימנית” שייכת לבית”ר. בית”ר לבשו חולצות שחורות עם כפתורי זהב, מעט נראה דומה  לחולצות של הגסטפו. ואחי, אם כי אהב את אחותי, קם בלילה לחתוך את הכפתורים. בבוקר אבא שלי היה צריך לעשות שלום ביניהם.

  

האח מנדל והאחות הניה

בקיץ 1941 נתפסו עשרות אלפי ואולי מאות אלפי חיילים רוסים בשבי. הצבא האדום איבד את כל התיאום,  וכעבור יומיים הצבא הגרמני כבש את העיר שלנו. זה עצוב לומר, אבל ראיתי כי היהודים העשירים לבשו עניבות, בגדים מיוחדים חגיגיים ויצאו לקבל את הצבא הגרמני. הם זכרו את גרמניה של מלחמת העולם הראשונה, שבה החזית עברה לידנו. הם זכרו שהגרמנים היו אנשי תרבות,  ושאצלהם חוזה זה חוזה, והיהודים סחרו איתם . באותה תקופה היו היהודים מוכרים סחורות לצבא הרוסי ולצבא הגרמני, וכמה מהם התעשרו מאוד.

אבל ב- 1941 הכול השתנה. היו צווים, פקודות – “זה אסור”, “וזה אסור”, ועונש אחד עבור כל ההפרות – מוות. יהודים לא יכלו ללכת על המדרכות, אלא בקבוצות, כי היהודים לא נחשבו כבני אדם בעייני הנאצים, היינו עבורם כמו חיות המביאות למחלות וזיהומים בלבד.

בקראסנה היתה עיר צבאית, עוד מימי הצבא הפולני, והגרמנים עשו שם בסיס גדול, משם הוענקו להם נשק ומדים לחזית עם רוסיה. הם היו זקוקים לידיים עובדות, אז הם לקחו אותנו לעבודה. הייתי בן 11, אבל הם לקחו אותי. כל אחד מאיתנו קיבל פיסת נייר, תעודת “חיים”. אומרים כי אם אנחנו עובדים, הגרמנים צריכים אותנו, ולכן הם ישאירו אותנו בחיים. והלכנו בבוקר לעבודה בקבוצה גדולה על הכביש המהיר תחת ליווי שוטרים גרמנים, הם היכו אותנו. והיה לנו נפח כזה – איש גדול וחזק, וכולם פחדו ממנו. הוא לא הבין איך אסור לו ללכת איפה שהוא רוצה, ובעקשנות הלך לאורך המדרכה. בהתחלה גם הגרמנים פחדו ממנו, אבל אחרי כמה ימים עצרו אותנו, עצרו אותו – עשרה שוטרים, כולל מקומיים … והם התחילו לירות בו – ברגליים, בגוף – עד שהרגו אותו. זה היה הקורבן הראשון בעיר שלנו.

ככלל, חיי היהודים היו תלויים על חוט. ירי והרג הפך לאירוע יומיומי. אני זוכר שהיהודים הלכו להתפלל בבוקר בטלית, והגרמנים עצרו אותם. הם הורו להם לכרוע על ברכיהם ואמרו: “התפללו לאלוהים ובקשו סליחה על הפשעים שעשיתם נגד העם הגרמני”. גרמני אחד, לבוש כפפות לבנות, הוציא את האקדח והרג יהודי. אבל דמו של הנרצח ניתז על מגפיו של הרוצח, הוא התרגז מאוד והרג את כולם. 

אמרו לנו שיש בניין משטרה, והיה בו אולם גדול. על הקיר כתבו השוטרים “וי” בכל פעם שהם הרגו יהודי. עד מהרה על הקיר לא נותר מקום לרשום . הם כל הזמן ערכו חגיגות, שתו וודקה, עישנו את הסיגרים שקיבלו, אכלו נקניקיות. אמרו לנו שיש שם שוטר, שהיה קם בבוקר ונכנס לחדר הזה ואמר: “אני רעב, היום עוד לא הרגתי יהודי”.

לאחר זמן מה נלקחנו לכיכר וחולקנו לשתי קבוצות. אז הגרמנים בדרך שלהם פתרו את הבעיה, מי הוא “שמאלני” ומי “ימני”. לקבוצה אחת הגיעו יותר גברים ונשים בריאים, ולשניה – חולים, ילדים, שנראו לא בריאים לגמרי, אנשים זקנים … גם אני הלכתי לקבוצה הזאת עם סבתא אלטה. סבתא הבינה שמשהו רע מגיע, ודחפה אותי לקבוצה אחרת, צעירה ובריאה. לא ראיתי את סבתא שלי שוב, לא ראיתי את החברים שלי … אמרו לנו אחר כך שהם נלקחו כולם ליער, והיה בור גדול, תעלה ארוכה. הם אפילו לא ירו בהם, פשוט כיסו אותם בחול. האדמה נשמה שעות רבות, עד שכולם מתו. זה היה בסביבות אוגוסט-ספטמבר 1941.

הסתיו התחיל והועברנו לגטו – השומרים היו עם הכלבים, עם נשק בידיהם, היכו את היהודים. התיישבנו באזור אחד ליד הנהר, שם 20-30 בתים. בכל בית היה “סלון”, הוא חולק לארבעה חלקים, ובכל אחד מהם התגוררה משפחה. ללא שירותים, מים … החלו מחלות, בעיקר טיפוס. הטמפרטורה של החולים הגיעה ל-42 ו-43 מעלות, מחציתם מתו. ממש ברחובות הגטו היו קורבנות רבים. היו קבוצות של יהודים שאספו אותם והסיעו אותם לבית הקברות. לא יכולנו לבקש להביא תרופות. אם הגרמנים היו יודעים, הם היו מיד הורסים את הגטו.

הגטו היה מגודר, אבל לפעמים היה אפשר לצאת. אבל אם יהודי נתפס ללא תג, חיכה לו המוות. אני לא זוכר בדיוק מה לבשנו, רצועה או כוכב (נראה, אחרי הכל, כוכב), אבל כל יהודי היה צריך ללכת עם תג.

הם בחרו ביודנראט, ובראשו היה איש נבון מאוד. כל שבוע היה עליהם למסור תרומה – הם אספו דברים יקרי ערך ומסרו לידי הגרמנים, על “הפשעים” שעשה העם היהודי נגד העם הגרמני. ושבוע אחד לא הספיק ראש היודנראט  לאסוף את התרומות. הגרמנים – קצינים, בכפפות לבנות, עם אקדחים בידיהם – פרצו לגטו, אספו אותנו ודרשו ממנו שייתן רשימה של עשרה אנשים שירו ​​בהם. הוא סירב לתת להם את הרשימה. הוא כרע על ברכיו וקצין בכפפות לבנות ירה בו מאחור … ראש היודנראט היה שבתאי ארליוק, הוא היה שען.

היתה גם משטרה יהודית בגטו, בתחילה היו בה פחות או יותר אנשים הגונים. אבל כאשר ירו בארליוק הם הצביעו על עשרה אנשים – וגם הם נורו. הכל בחלק האחורי של הצוואר … גם בכפפות לבנות ואקדחים. והם עזבו. וגם אנחנו עזבנו. קבוצת יהודים שליוו את המנוחים, לקחה אותם לבית הקברות וקברה אותם. כעבור זמן מה, באסם אחד, שהיה פעם בבעלות יהודים (לא בגטו), שם עמדו סוסים גרמנים, נפל סוס אחד לתוך בור ושבר את רגליו. הגרמנים האשימו את היהודים שזה קרה בגללם הם פרצו שוב לגטו, אספו אנשים, ואבי ודודי היו שם, . הגרמנים הצביעו על עשרה אנשים, והם צעדו עשרה צעדים קדימה, ושוב ירו בכולם. היה זה בחורף, בפברואר 1942, בקור מקפיא של מינוס 30. אבי, כשהוא נפל, משך אותי, וגם אני נפלתי. הוא שכב מעליי, דמו זרם עלי. נדמה היה לי שכבר נהרגתי; רק תהיתי איפה אני בגן עדן או בגיהינום ואיבדתי את ההכרה.

כשהגרמנים עזבו, קבוצה של יהודים מקבוצת ההלוויות הניחה את הגופות על המזחלת והובילה אותנו לבית הקברות. כנראה שחזרתי להכרה והזזתי את רגלי. היהודי הזה, שנטל את המזחלת,  ראה אותי והוציא אותי משם. אז שוב נשארתי בחיים, אחרת הייתי קבור.

חזרתי לגטו. חייתי עם אמי, אחי ואחותי. לא היו מוצרי אוכל. אמא לקחה אותי, עזבנו את הגטו, אם כי זה היה מסוכן. הלכנו אל השכנה שלנו, שזכרנו לטובה, לבקש אוכל. היא נתנה, אבל באותו זמן נכנס קצין גרמני לחצר. הוא ראה אותנו, הצמיד אותנו לקיר, הוציא אקדח – אני עדיין רואה את האקדח עד עצם היום הזה, כיוון שהוא מופנה אל מצחי – ורצה לירות. והאישה הזאת רצה הביתה, הביאה לו הרבה נקניקיות ווודקה. היא נפלה על ברכיה, נישקה את נעליו, ביקשה שיניח לנו ללכת – היא לא רוצה דם יהודי על הקיר שלה ובחצר. והוא היכה אותנו – בחוזקה רבה – והורה לנו לחזור לגטו. אז שוב נשארנו בחיים.

הוקלט ע”י וולף רובינצ’יק המשך יבוא….

המקורברוסית
(Igor Shustin) תרגום על ידי איגור שוסטין
 
פורסם 25.09.2017 15:42

 

***

The Shimon Greenhouse’s story

A working team of our site met with Shimon Greenhouse and his wife at their pleasant apartment on Bilu Street, right in the center of Petah Tikva. It was in the end of June 2017, so some months have been passed, but I still can’t calm down from his stories. Shimon talked with a peaceful ton about the horrors of the war and how he was saved from death dozens of times.

Here is the street, here’s the house…

It is so wonderful, to realize that these zigzags are shaping our lives. A kid, who came out among the dead bodies, who almost died of cold, later from gangrene… has invested so much in his education and recovered with steadiness, that 18 years after he immigrated to Israel, he will be appointed as the director of one of the top high schools in this country. Ehud Barak, Benjamin Netanyahu and Reuven Rivlin felt (and, of course, still feel) respect for him, and how much fun Shimon has over his life companion, his wife Lisa (Aliza), who was born in Lithuania.

They celebrated their golden wedding a long time ago. They have three children – the boys Tal and Nir, and their daughter Nurit, and seven grandchildren. Everyone, judging by the stories and the pictures, got along fine. Another son, Gil, passed away at an early age, and in his memory the Greenhouses opened a fund and donated to needy people. At the Amal high school he is also successful, despite the fact that in 20 years he was running the school, Shimon had different incidents (the parents filed three cases with him for court cases because of some cases with the teachers, but everything ended to everyone’s satisfaction, unless he has not have been awarded a prize in 2017, a figurine from the President of the State of Israel).

At the beginning of this century, a documentary film “Sioma, A Visit to Belarus” was prepared for Shimon Greenhouse. The film was filmed in Israel, then in Krasnaye, Maladziechna district (in Belarus), as well as in those places around Vilejka, where our hero’s partisan battalion was fighting. At the end of the filming, it was necessary to show the rough material to the Belarusian authorities – happily, they had no complaints. The book about Mr. Greenhouse under the title “Teacher for Life” was published in Israel 8 years ago in a limited edition. The book was published again in 2012 from which we took some of the pictures for this article.

In the middle and late 1940s, Shimon studied at a Belarusian school, where the Russian language was taught only as a profession, the Israeli teacher until then reading only in Belarusian, he understands some of the works of Yakub Kolas and Yanka Kupala, In contrast of most of the veterans, he speaks Russian almost with no accent, and only occasionally did I and the editor of the site help him translate a word in Hebrew.

Here I finish and give the stage to the native of Krasnaye with his extraordinary biography.

W. Rubinchyk

* * *

My first name is Shimon. At birth I was listed as Shmaryahu, but in Russia and Belarus, I was called Semyon. My father’s first name is Yekutiel, the Russian version of that name is Kushel, so I was called Semyon Kushelevich with my patronymic.

I was born in 1930 (although the birth certificate was recorded in 1932) in the town of Krasnaye, by that time it belonged to Poland. There were many Jews in the area, and among them were very rich. They had shops, ateliers and factories that served tens of thousands of people. We were not the richest and the best, but our lives were not bad.

Our house was in the downtown, and we had lots of land, buildings, various estates. There was a large cellar, where in the winter they brought a shower of ice, and there, like in the refrigerator, they stored products all year long. My father, a former officer of the Polish army, had a large liquor store, but since there was anti-Semitism in Poland, he was not officially allowed to do business, and the store was registered by a Polish officer, his friend. In addition, my father bought many acres of wood that stood in the swamps, and in the winter, at my father’s command, men used to cut these trees, and then they took them to Western Europe by train.

Father was quite religious. He had people who brought a lot of crawfish from swamps and rivers, and I still remember how to catch them so they would not bite. The animals were folded into boxes with moss and transported in thousands and tens of thousands to Western Europe (usually to Germany and France). There were regular crawfish – brown – and there were also blue ones, considered aristocrats among crawfish.

 

Shimon Greenhouse’s parents

My mother’s name was Rosa. I had a big brother and sister, they were called Mendel and Henia. They were members of Jewish youth organizations. Several activists intended to immigrate to Israel. I remember my father always laughing and saying to them: “Where do you want to go, to these swamps, to the sand. Here in Poland we have a good life.”

His mother’s relatives

In our house we kept kosher, on everything in our house we had to read a prayer. “You have chosen us from all the nations, Sh’ma Yisrael Adonai Eloheinu Adonai Ehad.” And we felt safe, life was good. We had a governess, a cook and a lot of people. But in the mid-1930s (35 or 36) Rydz-Smigly became prime minister of Poland instead of Pilsudski. Rydz-Smigly was a man prone to anti-Semitic views, and we already felt the influence of Germany, in which Hitler came to power. And in Poland they began to throw stones at the windows of Jewish shops and to hang signs “Do not buy from the Jews.” The state stopped inviting Jews, life changed completely, it got much worse. I remember the most important thing that worried my father: my brother and sister had to start studying at the university, where they almost stopped accepting Jews. The university authorities asked “insolent”, harder questions during the exams. And those who, after all, were admitted to the university, had to sit behind special partitions.

In 1939, after the Molotov-Ribbentrop Pact, the Soviet Union and Germany divided Poland. The Soviet Union came to us, and most people took it very well. Indeed, large firms were confiscated by the state, but my father was given some role… Young people saw many opportunities in the Soviet Union. And I remember that my brother was in the aviation circle, did some project designing the wing of the airplane, and sent this project to the Bauman Institute in Moscow. They accepted it very well and invited him to study. But he didn’t make it, on June 22, 1941, Germany attacked us.

I also remember that my brother was a “leftist” and my sister – “rightist” – belonged to Betar, and Betar wore black shirts with gold buttons, a little similar to those of the Gestapo. And my brother, though he loved my sister, got up at night to cut the buttons. In the morning my father had to make peace between them.

   

Brother Mendel and sister Henya

In the summer of 1941, tens of thousands or perhaps hundreds of thousands of Russian soldiers were captured. The Red Army lost all coordination, and two days later the German army conquered our town. Sorry to say, but I saw that some rich Jews wore ties, special festive clothes and went out to receive the German army. Probably they remembered the Germany of World War I, where the front passed by us. They remembered that the Germans were civilized people, and that they had a contract with them, and the Jews traded with them. At that time, the Jews sold goods to the Russian army and to the German army, and some of them became very rich.

But in 1941, two days later, everything changed. There were decrees, commands – “this is forbidden, and that is forbidden,” and one punishment for all violations was death. Jews could not walk on pavements, were not allowed to walk individually but in groups, because the Jews were not considered human beings in the eyes of the Nazis, we were like animals that lead to diseases and infections only.

In Krasnaye there was a military campus, remained from the Polish army, and the Germans made a large base there, from which they were given arms and uniforms to the front with Russia. They needed labor, so they took us to work. I was 11 years old, but they took me. Each of us received a piece of paper, a “life certificate”. They say that if we work, the Germans need us, so they will keep us alive. And we went to work in the morning on a large group on the highway under the escort of German policemen, they beat us. And we had such a blacksmith, a big strong man, and everyone was afraid of him. He did not understand how he was not allowed to go where he wanted to, and stubbornly walked along the sidewalk. At first even the Germans were afraid of him, but after a few days they stopped us. They stopped him – ten policemen, including local people… and they began to shoot him – in the legs, in the body – until they killed him. He was the first victim in our town.

In general, the life of Jews was hung by a thread. Shooting and killing became a daily occurrence. I remember that the Jews went to pray in the morning in prayer shawls, and the Germans arrested them. They ordered them to kneel and said, “Pray to God and ask forgiveness for the crimes you have committed against the German people.” One German, wearing white gloves, took out the gun and killed a Jew. But the blood of the murdered man splashed on the murderer’s boots, he got very angry and killed them all.

We were told that there was a police building and there was a large hall. On the wall, police officers wrote “V” every time they killed a Jew. Soon there was no place to write on the wall. They kept celebrating, drinking vodka, smoking their cigars, eating hot dogs. We were told that there was a policeman there, who would get up in the morning and go into this room and say, “I’m hungry, today I have not killed a Jew yet.”

After a while we were taken to the square and divided into two groups. So the Germans in their own way solved the problem, who was “leftist” and who was “rightist”. One group had more healthy men and women, and the other – patients, children, who looked completely unhealthy, old people… I went to this group with Grandma Alta. Granny realized that something bad was coming, and pushed me into another group, young and healthy. I did not see my grandmother and my friends anymore… Some people told us later that the victims were all taken to the forest, and there was a big pit, a long canal. They did not even shoot them, just covered them with sand. The earth breathed for many hours, until everyone died. It was around August-September 1941.

The fall began and we were transferred to the ghetto. The guards were with the dogs, with weapons in their hands, beating the Jews. We sat in one area by the river, where 20-30 houses were located. Each house had a “living room,” divided into four parts, each with a family. Without toilets, water… diseases started to spread, especially typhus. The patients’ temperature reached 42 and 43 degrees, half of them died. Many victims just covered the streets of the ghetto. There were groups of Jews who gathered the bodies and drove them to the cemetery. We could not ask for medicine. If the Germans knew, they would immediately destroy the ghetto.

The ghetto was fenced, but sometimes it was possible to leave. But if a Jew was caught without a badge, death awaited him. I do not remember exactly what we wore, a strip or a star (looks, after all, a star), but every Jew had to go with a badge.

They chose the Judenrat, and it was headed by a very intelligent man. Every week they had to make a contribution, they collected valuable things and handed them over to the Germans for the “crimes” committed by the Jewish people against the German people. And for one week, the head of the Judenrat could not collect the donations. The Germans – officers, in white gloves, with pistols in their hands – broke into the ghetto, gathered us and demanded that he give a list of ten people to shot them. The head of the Judenrat refused to give them the list. He knelt and an officer in white gloves shot him from behind… The head was Shabtai Arliuk, a watchmaker.

There was also a Jewish police force in the ghetto, at first there were more or less decent people. But when the Nazis shot at Arlyuk they pointed to ten people – and they too were shot. All in the back of the neck… Also in white gloves and pistols. And they left. And we left too. A group of Jews who accompanied the deceased took them to the cemetery and buried them. After a while, in one barn, once owned by Jews (not in the ghetto), where German horses stood, one horse fell into a pit and broke his legs. The Germans accused the Jews that it was because of them. They broke into the ghetto again, gathered people, and my father and uncle were there. The Germans pointed at ten people, and they took ten steps forward, and again shot them all. It was winter, February 1942, freezing cold of 30 degrees. My father, when he fell, pulled me, and I fell too. He laid above me, his blood streaming down me. I thought I had already been killed; I just wondered where I was in heaven or hell and lost consciousness.

When the Germans left, a group of Jews from the funeral group put the bodies on the sled and led us to the cemetery. I must have regained consciousness and moved my legs. This Jew, who took the sled, saw me and took me out of there. So I was alive again, otherwise I would have been buried.

I returned to the ghetto. I lived with my mother, brother and sister. There were no food products. Mother took me, we left the ghetto, although it was dangerous. We went to our neighbor, who was fondly remembered, to ask for food. She gave, but at the same time a German officer entered the courtyard. He saw us, pinned us to the wall, took out a pistol – I still see the gun to this day, because it was directed at my forehead – and wanted to shoot. And this woman ran home, brought him a lot of sausages and vodka. She fell to her knees, kissed his shoes, asked to let us go – she did not want Jewish blood on her wall and in the yard. And he beat us – very hard – and ordered us to return to the ghetto. So we stayed alive again.

(translated by Igor Shustin)

to be continued

Published on September 25, 2017 15:42

Жизнь как чудо. Шимон Грингауз (3)

(окончание; начало и продолжение здесь и здесь)

До войны я учился только в первом классе или во втором, ходил учиться к раввину, но после войны пошел сразу в седьмой класс. Я как следует не знал русский язык, говорил «две мужчины»… В Израиле дети так говорят, смешивают роды, в этом нет ничего страшного, но в середине 1940-х в школе с меня сильно смеялись. Когда я открывал рот в классе, то стоял такой смех, что из других классов приходили смотреть. Я был один еврей в классе, и в математике всегда был силен. Через месяц-два я овладел языком и стал даже учить моих товарищей. Был учитель математики, пришедший с фронта. Он любил выпить. Бывало, он допускал ошибки, а я со всем уважением поправлял – это было большое развлечение. Мои друзья говорили: «Ну, Семён – иди, поправь там ошибки».

Я окончил белорусскую среднюю школу, русский изучался в ней только как предмет. На уроках мы читали стихи Якуба Коласа, Янки Купалы. Окончил с золотой медалью, это мне дало возможность поступить без экзаменов в университет. Я пошел в Белорусский государственный университет на физико-математический факультет, и одновременно учился на юриста. Юридический институт находился ближе к парку Челюскинцев, через пару лет этот институт присоединили к университету, сделали факультетом.

   

Шимон Грингауз в 1949 г. и с матерью у памятника в Красном (1950 г.)

Помню двоих шахматистов, которые играли без доски, вслух обменивались ходами. Мы всегда ходили за ними и слушали, как они играют. Одним из них, кажется, был гроссмейстер Исаак Болеславский.

Я окончил два факультета с отличием. Получал стипендию; мне, как отличнику, платили повышенную – 150%.

Тогда в СССР было принято, что окончившие юридический факультет с отличием сразу получают работу или в прокуратуре, или в МВД – не самую высокую должность, но и не самую низкую. Но был и сильный антисемитизм… Я помню, когда я начал учиться на юридическом, большинство преподавателей были евреи, и либеральные… Их главный тезис был такой: «каждое преступление можно защищать, оно могло оказаться более тяжелым». В конце, когда я уже был на 4-м курсе, они все исчезли. Пришли профессора, связанные с госбезопасностью. Мы всегда смеялись с их позиции: «Дайте нам человека, а статья для него найдется».

Я тогда понял, что карьеру ни в каком министерстве не сделаю, потому что еврей, а это «преступление» еще усугубляется тем, что мои родители – капиталисты, буржуи… Отец, как я говорил раньше, занимался бизнесом, а моя мама Роза вела домашнее хозяйство, но много времени уделяла и помощи бедным. До войны на обеды и на ужины к нам приходили евреи-солдаты, которые служили в военном городке. Приходили, помню, и ешиботники. Мама очень много работала с группой женщин, которые помогали населению. После войны она много лет работала на консервном заводе в Красном – простой рабочей. Ее братья и семья – из Докшиц, были очень богатые. Но коммунистические идеи ей нравились, и когда мы приехали в Израиль – тоже.

Я решил, что буду учителем, и пошел учительствовать в район, где партизанил. Между Ильей и Вилейкой. Там не было ни железной дороги, ни автобуса, повсюду болота. Ученики приходили зимой через леса, шли по 10 км, иногда по пояс в снегу…

Поездка в школу на грузовике, 1955 г.

В 1956 году в Израиле была Синайская война. Помню, мы ходили на собрания, где надо было «осудить агрессоров». Но я смотрел на изображения израильских танков, и душа радовалась.

В 1957 году проходил фестиваль молодежи в Москве. Помню, мы ехали туда из Беларуси, чтобы увидеть израильтян, просто подержаться за их одежду, услышать их слова… И я понял, что нет у меня места в Советском Союзе, хоть я и советский гражданин. Мне можно было выехать в Польшу, где всем заправлял Гомулка. Но не было у меня документов, подтверждавших, что я имел польское гражданство.

Из Беларуси трудно было выехать за границу. Я поехал в Вильнюс, фиктивно там женился и там подал документы. В Радошковичах я написал заявление начальнику милиции, что был гражданином Польши, и он подписал это, переслал в Вильно. Это был 1958 год. Полковник МВД передал заявление выше, но его вернули, опять переслали в Радошковичи на проверку. Мы дали деньги начальнику милиции, он проверил еще раз, переслал – и мы в конце года наконец получили разрешение, переехали. В Польше я был примерно полтора года, там мы с мамой получили разрешение переехать в Израиль. Пока не пришло разрешение, я работал инсталлятором от «Джойнта» на границе с Германией. Там были дома из камня. Мне поручали сверлить отверстия – иногда нужно было целую неделю сверлить одну дырку, настолько прочные были стены. Я считался учеником у польского инсталлятора, для него это было хорошо, ему это оплачивали.

В феврале 1960 года я приехал в Израиль, зная на иврите всего сто слов. Пошел в ульпан. У меня были тети в киббуцах Эйн-Харод и Ифат, так они нас взяли туда (в Ифат – меня и мать; это на севере, между Нацеретом и Афулой). Нам дали там какую-то квартиру маленькую, а я почти там не жил, я был в ульпане с общежитием в Гиватаиме. Проучился четыре месяца, а потом проходил специальный курс физико-математической терминологии. Можно было пройти курс юридический и стать адвокатом в Израиле, но почему-то я не пошел на это. В СССР я тоже не работал адвокатом. Пошел на учительство в том же 1960-м году, в Петах-Тикве получил квартиру… И начал работать в школе, в нескольких школах. Квартира была 30 или 35 метров на улице Ицхака Садэ. Слов у меня было мало, но очень хорошо приняли, ученики мне помогали. В классах было мало детей олим – 3-4 из 30-40.

Я начал работать в технической школе, не в гимназии, называлась «Амаль». Директор школы был тоже из России, и большинство учителей. Я чувствовал себя так, как будто в России. Работал я и в гимназии, преподавал физику. В это время строили атомный реактор – не в Димоне, а в Нахаль-Сореке. На берегу моря. Чтобы обмануть, говорили всем, что это текстильная фабрика… И государство выбрало 10 школ в Израиле, чтобы там преподавали атомную физику. Инспектору, наверное, понравилось, как я преподаю, или ученики были хорошие, и нашу школу тоже выбрали. Мы каждую неделю ехали туда, на стройку, и техники, профессора объясняли, давали задания, лабораторные работы. Я видел единственный раз в жизни, как строят ядерный центр, как вставляется топливо. Всё это мы ученикам показывали. Мы расстались очень хорошо, и ученики на стройке себя вели прилично.

Через какое-то время я получаю письмо от инспектора физики, ему было лет 80, и он пишет, что я вел себя, как хулиган, обижал профессоров, лаборантов, а мои ученики сломали инструменты… Темно в глазах. Я думаю: «Что делать?» Подумал: поеду туда, увижу профессоров, техников, мы же с ними обнимались, когда окончилась практика… Не было еще прямого транспорта, я поехал в Реховот, пешком дошел до атомной станции… И тут служба «Шин-бет» меня арестовала. Не дали даже говорить ни с кем, и думали, что нашли шпиона из России! Два агента спецслужбы, точно как в кино: один хороший, один плохой. Один тебе как будто помогает, а другой угрожает… И к концу дня они сломали меня, я уже думал подписать всё, что они хотят, готов был подтвердить, что всё правда. Но они куда-то, наверное, обратились еще, им сказали «оставьте его». И к вечеру они меня освободили, и «хороший» проводил меня, сказал: «Я тебе советую больше сюда не приближаться. Если приблизишься – исчезнешь, семья твоя тебя уже никогда не увидит».

Я не знал, что делать, как быть в школе? Я пошел к директору и рассказал ему всю историю, не зная, получил ли он копию письма от инспектора. Директор говорит: «Знаешь что, я тебе верю. Давай пошлем ему письмо». Я не знал, как писать, так он сам написал и послал. Инспектор жил в Хайфе, долго не было ответа. Однажды директор говорит: «Я сам поеду к нему». Он поехал, они с инспектором подняли документы, и вот что обнаружили. Моя фамилия Грингауз, а меня спутали с каким-то Гринбергом из киббуца, который пришел в центр неподготовленным… И я получил письмо с извинением, храню его до сих пор.

Я всегда это рассказываю и говорю, насколько судьба на работе может зависеть от твоего начальника, от его доверия… Надо верить в человека. А чем могло бы кончиться? Меня бы уволили – и всё, больше никуда бы не взяли.

Потом я стал заместителем директора (завучем), а когда директор вышел на пенсию, на его место назначили меня. Я вообще не хотел быть директором, мне хорошо работалось завучем. Директор больше интересовался политическими вопросами, брат его был одним из самых близких к Менахему Бегину людей, чуть ли не лучшим другом. И даже когда я был завучем, я фактически исполнял многие функции директора, только не получал за это ни почета, ни наказаний. Но учителя, наверное, были довольны мной, так они написали письмо в министерство…

Когда меня позвали на собеседование, я, наверное, вёл себя немножко нахально. Потому что я не думал о должности: назначат директором – хорошо, а нет, так нет. И всё-таки назначили меня. Это было в 1978-м, и 20 лет я проработал директором.

Когда я принял школу «Амаль бет», в ней было 300 учеников, когда я оставил должность, было 1500. Я делал довольно рискованные вещи: если можно было открыть новое отделение, я всегда был к этому готов. Добивался разрешения и открывал.

В директорском кресле

С учениками я был в очень хороших отношениях. В классе я очень строгий, диктатор. Но я диктатор либеральный – я разрешаю ученикам дышать! И они должны меня слушать, я должен это видеть всегда. Я не понимаю, как может быть нехорошая дисциплина у учеников. Они всегда сидят у меня, нельзя говорить, я должен видеть их глаза, иначе я уже чувствую себя не очень хорошо.

Будучи директором, я продолжал преподавать. Кроме уроков, старался помогать ученикам, всегда они толпились в моем кабинете, секретарша приносила им кофе. Когда я вышел на пенсию, то еще ни одного дня не был без работы. Начал работать учителем и до сегодняшнего дня работаю. Больше шестидесяти лет.

С Шимоном Пересом (слева) – президентом Израиля, тёзкой и земляком.

Я думал, что Бог и судьба меня оставили – столько меня били… Но они меня не оставили. Мой сын Гиль серьезно заболел в 13 лет, и он боролся 20 лет с болезнью. У него была опухоль мозга – не злокачественная, но агрессивная. Ему делали операции в Канаде, Израиле… Он сумел окончить школу, университет. Он был очень способный по компьютерам: с товарищами открыл фирму «хай-тек» на международном уровне. В последний свой день он еще давал инструкции работникам. Эта фирма до сегодняшнего дня существует.

Гиль и его родители

Его болезнь была для меня еще хуже, чем война. Но я чувствую, что он всё время со мной. Я всегда с ним советуюсь, о чем буду говорить. Через два года после того, как он умер, я заболел раком – врачи говорят, что под влиянием его смерти. Но судьба или Бог сделали так, что болезнь обнаружилась перед каникулами, в Песах. Я тогда готовил учеников по математике на самом высоком уровне. И сразу в первый день каникул мне сделали операцию – длинную, на семь-восемь часов.

После операции я очень скоро очухался. Я пошел к врачу, который меня оперировал, спросить, какой прогноз. Он сказал: «Очень хороший прогноз – 50% остаются живы». Когда я через пару дней встал на ноги, он был как будто недоволен, говорил: «Ты такой… не худой, не молодой, старик, как ты так быстро очухался?» Сначала было очень много лекарств. В семь часов я проходил химиотерапию, а в восемь жена меня забирала на работу. Это было в 2003 году. С тех пор каждые полгода я хожу на проверку, врач дает письмо… Я рассматриваю это письмо как пропуск еще на год жизни.

Сейчас я работаю по шесть дней в неделю. Прихожу в школу в семь с четвертью – учеба начинается в восемь с половиной… Помогаю ученикам решать задачи по математике. У каждого есть мой телефон, после девяти вечера они мне звонят, мы решаем задачи, они могут задавать вопросы… До двенадцати ночи. Жена недовольна, конечно. Ложусь обычно в час, встаю в пять с половиной. Полагаю, я как верблюд в отношении сна. Когда я учился в университете, то, бывало, за неделю перед экзаменом почти ничего не знал. Мои товарищи смеялись: «Что, и этого ты не знаешь?» Я мог сидеть по 80-100 часов – не спать, не есть, только пить и учить, учить, учить… За три дня до экзамена я достигал уровня моих товарищей, за два дня они уже собирались вокруг меня, и я их обучал.

 

Дипломы, призы, наградные листы и именные подарки Шимона Грингауза

Когда я устраиваю экзамены, то проверяю всё в тот же день. К утру я уже ввожу в компьютер оценки. Ученики просыпаются – и уже знают, какую оценку они получили.

С юными спортсменами

Однажды наша школа выиграла мировой чемпионат по гандболу (среди школ, конечно). Нет, шахматами ученики сейчас почти не занимаются. Много времени уходит у них на компьютеры, электронику. Пишут программы, строят роботов.

Свидетельство Ш. Грингауза для «Яд Вашема» и его мнение об израильской молодежи

Что за история с судами? Да, трижды родители подавали на меня иски в суд. Однажды мы с учениками поехали на экскурсию в Синай, ребята катались с крутой горы, а учителя стояли внизу, не допускали, чтобы они вылетели на автостраду. Тогда я еще не был директором, но был среди тех учителей. Один парень всё-таки ударился головой, у него сдвинулись позвонки. Я ездил к нему в больницу, так как чувствовал себя виноватым. Парень долго лечился, потом поступил в университет, но не выдержал – последствия травмы сказались. В детстве он занимался волейболом; родители посмотрели доходы известного волейболиста и в суде запросили, чтобы школа выплатила ему 10% от этих доходов. Ничем это не кончилось.

Второй раз один ученик из выпускного, 10-го класса (у нас десятилетка) связался с группой воров. Родители не пускали его к этим «товарищам», так он повесился. Нам предъявили иск, мол, мы недосмотрели – якобы он 40 дней не посещал школу (на самом деле пропустил 40 учебных часов).

И третий случай, когда ученики поехали куда-то с молодежной организацией, и одного убило машиной. Тут уже я был совершенно ни при чем, но, видимо, у юристов такой порядок – подавать в суд на школу, на директора. В тот раз я даже не появлялся в суде.

Что вы еще хотели узнать?

Пару лет назад мы приезжали в Красное. Думаю, после отъезда в Израиль я приезжал в Беларусь три раза, один раз – с семьей. Да, новый памятник жертвам Шоа в Красном заказал я. Человек, который выполнил заказ, ставил памятник также и в Городке.

В Беларуси во время съемок фильма; у памятника в Красном

Я встречался с послом Беларуси в Израиле, где-то в 2001 году. Его отец тоже был в партизанах, посол сам рассказывал мне об этом.

  

Польша-1995; зажигание памятной свечи на горе Герцля

Участвовал в первом «Марше жизни» в Польше. Несколько лет назад меня выбрали зажечь огонь в День Холокоста – в Иерусалиме (выбирают шесть человек). А в этом году я получил премию «за всё, что сделал в жизни» – наградил президент, вручал министр образования Нафтали Беннет. Первый раз дали такой приз учителю. Иногда дают профессорам, учёным.

Премьер-министр (слева) с Ш. Грингаузом; на церемонии вручения президентской премии. Справа президент Реувен Ривлин

Не очень слежу за тем, что происходит в Беларуси. Но держу связь с учительницей Красненской школы. По скайпу иногда общаемся, или она вечером звонит. Ее зовут Алла Шидловская. Она прислала нам книгу Сергея Старикевича.

  

Шимон с учителями и учениками Красненской школы; пишет А. Шидловская

Мой старший сын Таль – 1963 года рождения. Окончил гимназию в Тель-Авиве, пошел учиться в Технион на инженера… Служил в разведке, имел высокое звание, но уже больше 20 лет в отставке. Проверяет лифты, краны. Его жена Циля – юрист в нашем муниципалитете, ее корни из Турции. У них сын и дочь.

   

Циля и Таль; их сын Гай и дочь Амит

Сын Нир, 1971 г. р., инженер-электроник, окончил Тель-Авивский университет, работает в фирме «Панасоник», поставляет компьютерное оборудование для крупных предприятий. Его жена Инбаль – врач, работает в клинике «Тель а-Шомер», ее отец из Марокко, мать имеет корни в Венгрии. У них тоже сын и дочь. Их семья живет в Гиватаиме.

  

Нир получил майорское звание; Нурит во время службы в армии

Дочь Нурит родилась как раз в войну Судного дня (1973 г.), Лиза родила ее в своей же клинике. Время было тревожное, ждали, что будет много раненых. Старшая медсестра спрашивает: «Что, тоже явилась на мою голову?», а жена – она акушерка – отвечает: «Я сама всё сделаю». Муж Офер Бар, его предки тоже приехали из разных стран (Румыния, Марокко). У них трое детей. Особо хочу отметить внучку Яэль, которая учится в 3-м классе, но уже отлично разбирается в компьютерах, делает для меня презентации.

Как я выдержал всё, что пришлось перенести в войну, да и позже? Сам не знаю. Нет, не вера в Бога помогала. Много работал. Думал о близких.

  

 

(записал В. Р. для belisrael.info)

Опубликовано 28.07.2017  23:26

***

Из комментов в фейсбуке:

Alexander Gabovich Потрясающе!

29 июля в 10:48

Уладзь Рымша Назва “Жизнь как чудо” – супэровая.

29 июля в 11:48

Beni Shapiro Сколько пришлось пережить этому талантливому человеку!

29 июля в 11:50

Людмила Мирзаянова Личная история, дарящая надежду и укрепляющая веру в людей.

29 июля в 12:04 

Mischa Gamburg Поразительные статьи. Как много нового из истории открывается (в том числе и очень страшного) и как много потеряно, чего уже просто некому рассказать. Спасибо авторам материала, очень большая работа проделана

30 июля в 14:44

***

Павел Лашкевіч, г. Мінск, 7 жніўня:
Цікавая гісторыя жыцця Ш. Грынгаўза. Іфат – мой дзед узгадваў гэты горад ці мястэчка. Ён жыў таксама побач з Назарэтам і Афулай.
***

 

P.S. 14.10.2017 05:56

 

Все 3 ч. переведены на иврит и англ. и также опубликованы.

От редакции belisrael.info.

1. Ждем рассказов о встречах с интересными людьми, разнообразных семейных историй, др. материалов. И просьба не забывать о большом проекте на будущий год, приуроченном к 10-летию сайта и 70-летию Израиля. Вместе мы можем сделать многое.

Ищем перекладчиков-волонтеров для перевода важных текстов с русского на английский и на иврит. Присылайте предложения по адресу amigosh4@gmail.com


  1. В конце апреля 2018 г. в Красном (возле Молодечно Минской области)     cостоится мероприятие по случаю 75-летия уничтожения гетто. Среди инициаторов – местная учительница истории Алла Шидловская, планируют приехать Шимон Грингауз и члены его семьи. Мы приглашаем посетить Красное жителей Беларуси и других стран, в том числе израильтян. Для иностранных участников могут быть спланированы экскурсии по Беларуси и Литве. По всем вопросам обращаться на amigosh4@gmail.com 

Жизнь как чудо. Шимон Грингауз (1)

«Творческая бригада» нашего сайта встретилaсь с Шимоном Грингаузом и его женой в их уютной квартире, на улочке Билу в самом центре Петах-Тиквы. Это было в конце июня; прошёл уже месяц, но я до сих пор не могу вполне придти в себя от рассказанного собеседником. Об ужасах оккупации он говорил довольно спокойным тоном, о том, как много раз едва спасался от гибели – тоже.

Вот эта улица, вот этот дом…

Поразительно всё же, какие зигзаги выписывает жизнь. Мальчик, выбравшийся из-под трупов, чуть не умерший от холода, а затем от гангрены, так много вложил в свое образование и так прочно встал на ноги, что через 18 лет после переезда в Израиль был назначен директором одной из ведущих школ страны. Эхуд Барак, Биньямин Нетаньягу, Реувен Ривлин считали (и, я уверен, считают) почетным быть рядом с ним. И как здорово, что рядом с Шимоном оказалась верная спутница жизни, акушерка Ализа (Лиза), уроженка Литвы.

  

Они давно отпраздновали «золотую свадьбу». У них трое детей – сыновья Таль и Нир, дочь Нурит – и семеро внуков, все, судя по рассказам и фотографиям, прекрасно устроены. Ещё один сын, Гиль, умер в молодом возрасте, в память о нём супруги Грингаузы учредили фонд и награждают достойных людей. Школа «Амаль» тоже успешна, хотя за 20 лет директорства Шимона бывало всякое (родители трижды подавали на него в суд из-за несчастных случаев с учениками, но всё оканчивалось благополучно, иначе вряд ли бывший директор получил бы в 2017 г. награду-статуэтку от президента Израиля).

На рубеже веков о Шимоне Грингаузе подготовлен ивритский документальный фильм «Сёма, визит в Беларусь»; его делали как в Петах-Тикве, так и в Красном Молодечненского района, в тех местах на Вилейщине, где воевал партизанский отряд героя. По окончании съёмок отснятый материал пришлось показать белорусским властям – претензий вроде не было. Книга о Шимоне называется «Учитель на всю жизнь», она вышла в Израиле восемь лет назад небольшим тиражом, переиздавалась в 2012 г. Из неё взяты некоторые снимки для нашего материала.

 

В середине-конце 1940-х годов Шимон учился в белорусской школе, где русский изучался лишь как предмет. Израильский педагог до сих пор читает по-белорусски, кое-что помнит из творчества Якуба Коласа и Янки Купалы, вставляет в речь слова вроде «каваль» и «падлога». В отличие от многих ватиков (давно приехавших в Израиль), он говорит по-русски почти без акцента. Лишь изредка я или редактор belisrael.info подсказывали, как перевести на русский то или иное ивритское слово.

Здесь я умолкаю и даю слово уроженцу Красного с его КРАСНОречивой биографией.

В. Рубинчик

* * *

Меня зовут Шимон, при рождении записали как Шмарьягу, но в России, Беларуси меня называли Семён. Отец – Иекутиэль, российский вариант этого имени – Кушель, и меня называли Семён Кушелевич.

Родился я в 1930 году (хотя в свидетельстве о рождении записан 1932-й) в местечке Красное, тогда это была Польша. В местечке очень много было евреев, и среди них были очень богатые. Они владели магазинами, всякими предприятиями и заводами, которые обслуживали десятки тысяч людей. Мы были не самые богатые, не самая верхушка, но тоже в материальном смысле жили неплохо.

Наш дом находился в центре местечка, при нём имелось много земли, построек, разные усадьбы. Был большой погреб, куда зимой привозили метровые куски льда, и там, как в холодильнике, продукты хранились целый год. У отца, бывшего офицера польской армии, был большой магазин напитков, но так как в стране был антисемитизм, официально не давали ему заниматься бизнесом, и магазин был записан на польского офицера, его друга. Кроме того, отец покупал много гектаров леса, что стоял в болотах, и зимой по заказу отца рубили эти деревья, затем эшелонами перевозили в Западную Европу.

Отец был умеренно религиозный. У него были люди, которые привозили с болот и рек множество раков, и я до сих пор помню, как нужно их держать, чтобы они не укусили. Раков складывали в коробки с мохом – и перевозили тысячами, десятками тысяч в Западную Европу (обычно в Германию, Францию). Были раки обыкновенные – коричневые – а были синие, которые считались «аристократией» среди раков.

  

Родители Шимона Грингауза

Маму мою звали Роза. У меня были старшие брат и сестра, их звали Мендл и Геня. Они входили в еврейские молодежные организации. Некоторые активисты собирались в Палестину. Я помню, что отец всегда смеялся и говорил им: «Куда вы хотите ехать, на эти болота, пески. Здесь у нас в Польше хорошая жизнь».

Родственники матери

В нашем доме соблюдался кашрут, на каждую вещь у нас в доме читалась какая-нибудь молитва. «Ата бахартану миколь гаамим, Шма Исраэль, Адонай Элогейну, Адонай Эхад». И чувствовали мы себя уверенно, жизнь была хорошая. У нас работали нянька, повариха, много людей. Но в середине 1930-х годов (35-й или 36-й) премьер-министром Польши вместо Пилсудского стал Рыдз-Смиглы, человек, склонный к антисемитским взглядам. Уже чувствовалось влияние Германии, где Гитлер пришел к власти. И в Польше начали бросать камни в окна еврейских магазинов, выставлять лозунги «Не покупайте у евреев». Государство перестало заказывать у евреев, жизнь совершенно изменилась, стала много хуже. Я помню самое главное, из-за чего волновался отец: мои брат и сестра должны были начать учебу в университете, а туда почти перестали принимать евреев. К ним на экзаменах придирались, задавали более тяжелые, «наглые» вопросы. А кого все-таки принимали в университет, те должны были сидеть за особыми перегородками.

И вот 1939 год, пакт Риббентропа и Молотова, Советский Союз и Германия разделили Польшу. К нам пришел Советский Союз, и большинство людей приняли его очень хорошо. Правда, крупные предприятия все были конфискованы в пользу государства, но мой отец получил какую-то должность… Для молодежи открылось много перспектив в Советском Союзе. И я помню, что мой брат был в авиационном кружке, сделал какой-то проект крыла самолета, и послал его в институт Баумана в Москве. Там это очень хорошо восприняли, пригласили его учиться. Но он не успел, 22 июня 1941 года напала Германия.

Еще я помню, что брат мой был «левый», а сестра – «правая», принадлежала к Бейтару. Бейтаровцы ходили в черных рубашках с золотыми пуговицами, внешне чем-то напоминая гестаповцев. И вот мой брат, хотя и любил сестру, ночью вставал и срезал эти пуговицы. Утром отец должен был их мирить.

 

Брат Мендл и сестра Геня

Летом 1941 года десятки тысяч, а может и сотни тысяч русских солдат попали в плен. Красная Армия потеряла всякую координацию, и через пару дней германская армия овладела нашим местечком. Об этом грустно говорить, но я видел, что самые богатые евреи надели галстуки, особые праздничные одежды и почтительно встречали германскую армию. Они помнили Германию Первой мировой войны, когда фронт проходил недалеко от нас. Помнили, что немцы – люди культурные, у них договор – это договор, и евреи с ними торговали. В то время евреи продавали товары и русской армии, и немецкой, и некоторые очень разбогатели на этом.

Но в 1941 году через пару дней всё изменилось. Появились указы, распоряжения – «это нельзя», «то нельзя», и одно наказание за все нарушения – смерть. Нельзя было евреям ходить по тротуарам, только в группах, потому что евреев нацисты не считали за людей, мы для них были как животные, которые приносят только болезни и заразу.

В Красном был военный городок, еще от польской армии, и немцы сделали там большую базу, откуда выдавали оружие и обмундирование на фронт с Россией. Им нужны были рабочие руки, поэтому они взяли нас на работу. Мне было 11 лет, но взяли и меня. Каждый из нас получил бумажку, удостоверение «для жизни». Считалось, что, раз мы работаем, то нужны немцам, и они нас оставят в живых. И мы утром большой группой по шоссе ходили на работу под конвоем немецких полицейских, они нас били. И у нас был такой кузнец – большой, сильный человек, и все его боялись. Он не понимал, как это ему не разрешают идти, где он хочет, и упорно шел по тротуару. Сначала немцы тоже боялись его, но через пару дней они остановили нас, остановили его – где-то 10 полицаев, в том числе и местные… И начали стрелять в него – в ноги, в тело – пока не убили. Это была первая жертва в нашем местечке.

Вообще, жизнь евреев повисла на волоске. Расстрелы, убийства стали ежедневным событием. Я помню, что евреи утром шли молиться в талитах, и немцы их останавливали. Ставили на колени и говорили: «Молитесь Богу и просите прощение за те преступления, что вы сделали против немецкого народа». Один немец, в белых перчатках, вынул наган и убил еврея. Но кровь убитого забрызгала убийце сапоги, так он очень рассердился и покончил со всеми, всех расстрелял.

Нам рассказывали, что было здание полиции, а в нем большой зал. На стене полицейские всякий раз, когда убивали еврея, писали «V». Вскоре на стене уже не осталось места, где поставить этот знак. И они устраивали попойки – пили водку, курили полученные сигары, ели колбасу. Рассказывали нам, что там был один полицейский офицер, он утром вставал и входил в этот зал, говоря: «Я голодный, я сегодня еще не убил жида».

Через какое-то время вывели нас всех на площадь и разделили на две группы. Так немцы по-своему решили проблему, кто «левый», а кто «правый». В одну группу попали более здоровые мужчины и женщины, а в другую – больные, дети, которые выглядели не совсем здоровыми, старики… Я тоже с моей бабушкой Алтэ попал в эту группу. Бабушка поняла, что надвигается что-то плохое, и толкнула меня в другую группу, молодых и здоровых. Я больше не видел бабушку, не видел своих друзей… Нам рассказали потом, что их всех отвели в лес, и там была большая яма, длинный ров. Их даже не расстреливали, засыпали песком. Земля дышала много часов, пока все не умерли. Это было примерно в августе – сентябре 1941 года.

Началась осень, и нас отвели в гетто – конвоиры были с собаками, с оружием в руках, били евреев. Нас поселили в одном районе около речки, где 20-30 домов. В каждом из домов был «зал», так его разделили на четыре части, и в каждой части жила семья. Без туалетов, воды… Начались болезни, прежде всего тиф. Температура у больных доходила до 42-43 градусов, половина умирала. Прямо на улочках гетто лежало много жертв. Были группы евреев, которые собирали их и отвозили на кладбище. Нам нельзя было попросить привезти лекарства. Если бы немцы узнали, то они бы сразу уничтожили гетто.

Гетто было огорожено, но иногда можно было выйти. Если еврея ловили без нашивки, то его ждала смерть. Не помню точно, что мы носили, полоску или звезду (кажется, все-таки звезду), но каждый еврей должен был ходить с нашивкой.

Выбрали юденрат, и во главе его был человек довольно толковый. Каждую неделю должны были сдавать контрибуцию – собирали ценные вещи и сдавали немцам за «преступления», которые еврейский народ сделал против германского народа. И в одну неделю глава юденрата не успел собрать контрибуцию. Немцы – офицеры, в белых перчатках, с револьверами в руках – ворвались в гетто, согнали нас и требовали от него, чтобы он дал список 10 людей на расстрел. И он отказался дать им этот список. Его поставили на колени, и офицер в белых перчатках выстрелил сзади… Главу юденрата звали Шабтай Арлюк, он был часовым мастером.

Была в гетто и еврейская полиция, сначала в нее входили более-менее порядочные люди. Но, когда расстреляли Арлюка, то указали на 10 человек – и их тоже расстреляли. Всех в затылок, сзади… Тоже в белых перчатках, из револьверов. И ушли. И мы тоже ушли. Группа евреев, которые провожали погибших, взяли их на кладбище и похоронили. Через какое-то время в одном сарае, когда-то принадлежавшем евреям (не в гетто), где стояли немецкие лошади, одна лошадь упала в яму и сломала ноги. Немцы обвинили евреев, что это произошло из-за них, опять ворвались в гетто, собрали людей, и мой отец там был, и дядя. Немцы указали на 10 человек, чтобы те сделали по 10 шагов вперед, и опять расстреляли всех. Это было зимой, в феврале 1942 года, на морозе минус 30. Отец мой, когда упал, то потянул меня, и я тоже упал. Он лежал сверху, его кровь текла на меня. Мне показалось, что я уже убит; я только подумал, где я – в раю или в аду – и потерял сознание.

Когда немцы ушли, то группа евреев из похоронной команды положила тела на санки и повезла нас на кладбище. Наверное, я очухался и подвинул ногу. Тот еврей, который вез санки, обратил на это внимание и снял меня. Так я опять остался жив, иначе бы меня похоронили.

Я вернулся в гетто. Жил тогда с матерью, братом и сестрой. Не было продуктов. Мать взяла меня, мы вышли из гетто, хотя это было смертельно опасно. Мы пошли к нашей соседке, которую помнили, попросить еды. Она дала, но в это время вошел в двор немецкий офицер. Он увидел нас, поставил к стенке, вынул револьвер – я до сегодняшнего дня вижу этот револьвер, как он направлен к моему лбу – и хотел расстрелять. А эта женщина побежала домой, принесла ему много колбасы, водки. Упала на колени, стала целовать его сапоги, говорила, что просит его, чтобы он нас отпустил – она не хочет, чтобы на ее стене и на дворе была еврейская кровь. И он нас побил – очень крепко – и приказал вернуться в гетто. Так мы опять остались живы.

(записал В. Р.; продолжение следует)

Опубликовано 27.07.2017  22:08

***

Из комментов в фейсбуке:

Ala Sidarovič  

Захапляе настаўніцтва сп. Шымона па вайне ў вясковых школах на Маладзечаншчыне. Чула аб тым ад красненскай жанчыны.

29 июля в 10:12

Raisa Vald Трогательно

29 июля в 10:13 

Сергей Харитон · 

Приезжал он к моему отцу в Красное лет 5 назад

29 июля в 23:09 

В. Рубінчык. КАТЛЕТЫ & МУХІ (60)

(Перевод на русский ниже)

Бязлітасны шалом! Пакуль рыхтаваў да друку сваю сёмую кнігу (называецца «Выйшла кніга»), асобныя актывісты ў Беларусі, аказваецца, звярнулі ўвагу на 25-годдзе дыпламатычных адносін з Ізраілем. Не тое каб я пра гэты юбілейчык забыў – у лютым ізраільскі стэнд на Мінскай кніжнай выставе быў упрыгожаны дзвюма крываватымі лічбамі – але моцных уражанняў ад таго, што 26 мая 1992 г. два ўрады паразумеліся і падпісалі пратакол, не адчуваў, дый не адчуваю. І ўсё ж дата – нагода для разваг пра беларуска-ізраільскія стасункі.

Прыхільнік беларуска-ізраільскіх сувязяў Павел Севярынец атрымаў у падарунак кнігі Вашага пакорлівага слугі і Давіда Шульмана (а сам напісаў раман «Беларусалім»). Мінск, чэрвень 2017 г.

На самым версе, па завядзёнцы, аптымізму аж з каптуром. Так, А. Лукашэнка з Р. Рыўліным абмяняліся дэпешамі-віншаванкамі. Першы заявіў, што «За чвэрць стагоддзя мы наладзілі ўстойлівыя партнёрскія сувязі па розных напрамках – ад гандлёвага супрацоўніцтва да кааперацыі ў сферы інфармацыйных тэхналогій… Адносіны паміж нашымі народамі, якія заўсёды адрознівалася ўзаемнай павагай, пачаліся задоўга да афіцыйнага стварэння сучасных дзяржаў». Другі, кажуць, адпавёў, што паміж дзвюма краінамі ўстанавіліся цёплыя сяброўскія адносіны, якія развіліся ва ўсіх сферах.

Чым далей ад прэзідэнтаў, тым больш скепсісу можна сабе дазволіць. Ужо ў рэдакцыі афіцыёзнай «Советской Б.» мяркуюць, што ізраільцянам сяброўства не дужа патрэбнае – ім патрэбна перадусім тое, каб Беларусь не прадавала небяспечную зброю ворагам Ізраіля. Зважаючы на выкрунтасы некаторых паслоў у Мінску, пачынаеш думаць, што доля ісціны тут ёсць. Ізраільцам ніколі не была чужая «рэалпалітык»; успомнім заляцанні блізкаўсходняй дзяржавы да Румыніі, Паўднёва-Афрыканскай рэспублікі ў 1970–80-х…

Спробу прааналізаваць беларуска-ізраільскія стасункі 1990–2010-х гадоў зрабіў доктар гістарычных навук Міхаіл Стралец. Спярша ён апублікаваў свой агляд у студзені 2016 г.; на думку брэсцкага прафесара, «у апошні час можна было канстатаваць напаўненне арганізацыйна-прававой складовай эканамічнага аспекта двухбаковых адносін» (прасцей кажучы, падпісваліся шматлікія дамовы і пратаколы). Тады прафесар упікнуў ізраільскі ўрад за намер закрыць пасольства ў Мінску: «рашэнне Тэль-Авіва нанясе прыкметную шкоду двухбаковым адносінам дзвюх краін». З другога боку, нават ён падкрэсліў: «Рэальны стан эканамічнага супрацоўніцтва ўяўляе з сябе неадназначную карціну… І ў нейкім сэнсе мае рацыю Нетат’яху (не ведаю, хто гэта – мабыць, меўся на ўвазе прэм’ер-міністр Ізраіля Нетаньягу – В. Р.): можа быць, і варта было перагледзець адносіны з партнёрам, з якім гандаль ідзе ў зусім нязначных аб’ёмах».

У маі 2017 г. прафесар, перапісваючы свой артыкул для «Брестского курьера», вырашыў зазірнуць у будучыню з большым аптымізмам, балазе пасольства засталося на месцы. Так, сказ пра «Нетат’яху» быў выкінуты, затое з’явіўся наступны замалот: «Ізраільскі бок уносіць уклад і ў забеспячэнне дэмаграфічнай бяспекі Рэспублікі Беларусь. Людзі, якія пакутуюць ад жаночай і мужчынскай бясплоднасці, усё часцей кіруюцца ў беларуска-ізраільскі цэнтр сямейнага здароўя ХХХ (назву выкрэсліў аддзел belisrael.info па барацьбе з таемнай рэкламай. – В. Р.) у культурнай сталіцы нашай Айчыны». Для тых, хто не ўрубіўся: «культурная сталіца» – гэта Віцебск, а бескультурная, выходзіць, Мінск…

Прасочваецца нейкае рацыянальнае зерне ў развагах тыпу «У апошнія гады выразна выявілася пазітыўная дынаміка ў частцы ізраільскіх інвестыцый на беларускім напрамку», «Ёсць падставы канстатаваць наяўнасць станоўчых тэндэнцый у сферы турызму». Адсутнасць віз для турыстаў – справа добрая, і сапраўды, тавараабарот у параўнанні з пачаткам 1990-х вырас, як на дражджах… Можна ўспомніць, як улетку 1992 г. Часовы Павераны Беларусі ў Ізраілі Міхаіл Фарфель у інтэрв’ю з Аляксандрам Ступнікавым казаў: «Гандаль пакуль невялікі, у мінулым годзе тавараабарот складаў толькі 25 тысяч долараў, хаця тут не ўлічваецца рээкспарт з боку Беларусі… Як партнёр, Ізраіль пакуль для нас даволі складаная краіна, з высокімі цэнамі і насычаным рынкам». Падобна, беларускія і ізраільскія прадпрымальнікі збольшага «прыцерліся» адно да аднаго незалежна ад палітычных сістэм.

Меў рацыю брэсцкі прафесар і тады, калі казаў: «у той жа час не могуць не здзіўляць арытмія, адсутнасць паступальнага росту. Немагчыма знайсці які-небудзь трохгадовы адрэзак, дзе прасочваўся б паступальны рост (тавараабароту – В. Р.)». Але ў чым прычыны? Адказу ў артыкуле я не пабачыў. Хацеў бы прапанаваць сваю версію.

Міжнародныя адносіны заўсёды складаюцца з «параднай» часткі, якую не сорамна паказаць, і «ценявой». Праблема ў тым, што: а) у Беларусі зашмат увагі надаюць ідэалогіі, што не можа не шкодзіць рэальным справам; б) «ценявая» частка ў эканамічным супрацоўніцтве досыць істотная – магчыма, яна важыць нават больш, чым «белая». Ізраільскі журналіст Барух Кра ў рэпартажы 2013 г. прайшоўся адно па паверхні…

Стасункі афіцыйнай Беларусі з Ізраілем прайшлі некалькі этапаў. Калі для першага (умоўна кажучы, да 1996 г.) была характэрная доля эйфарыі, на другім, пераходным, дамінала абыякавасць, то на трэцім, які стартаваў у 1999-2000 гг., лукашэнкаўцы актыўна імкнулася выкарыстаць ізраільцаў, у прыватнасці, Лібермана і яго каманду. Пачалося з таго, што ў кастрычніку 2000 г. на «парламенцкія выбары» прыехала «спецыялістка» па выбарчым праве і беларускай апазіцыі, віцэ-мэр Карміэля Рына Грынберг…

«Авив», кастрычнік 2000 г.

Потым з Ізраіля на розныя выбары прыязджалі яшчэ лаяльныя назіральнікі – «альтэрнатыва» грубым і злым еўрапейцам. Агулам жа цікавасць да «апрацоўкі» ізраільцаў рэзка падвысілася, як выглядае, напярэдадні візіту А. Лукашэнкі ў Ізраіль (студзень 2000 г.). Праўда, тады пасольства Беларусі ў Тэль-Авіве і яго куратары ў Мінску яшчэ не заўсёды знаходзілі паразуменне з беларускім зямляцтвам, пра што сведчыць наступная заметка:

«Берега», люты 2000 г.

Нічога, пасля наказу «правадыра» («Трэба прызнаць, слабавата мы яшчэ выкарыстоўваем нашу беларускую дыяспару ў Ізраілі» – інтэрв’ю газеце «Вести», снежань 1999 г.), і асабліва з 2004 г., калі старшынёй аб’яднання стаў Міхаіл Альшанскі, усё ў «дыпламатаў пасольства» наладзілася. І вось ужо ў маі 2017 г. пасол Скварцоў уручыў Альшанскаму ганаровую грамату міністэрства замежных спраў Беларусі за «актыўнае садзеянне ў рэалізацыі знешняй палітыкі Беларусі, важкі ўклад у развіццё беларуска-ізраільскіх дачыненняў, дзейнасць па абароне правоў і інтарэсаў беларускай дыяспары ў Ізраілі».

Пасол сказаў, а «БелТА» паўтарыла, што ў «зямляцтва» (усеізраільскае аб’яднанне выхадцаў з Беларусі) уваходзяць звыш 6 тыс. чалавек. У свой час вывучаў я пытанне колькаснага складу – праўда, гэта было гадоў 15 таму… Тады кіраўніцтва хвалілася, што мае 12 тыс. актывістаў – на рубяжы 1990-х – 2000-х колькасны склад аб’яднання насамрэч істотна вырас (напрыклад, у Ашдодзе з 67 у 1996 г. да 700 у 2001 г.). Падобна, зараз зямляцтва перажывае не найлепшыя часіны; калі на яго сайце, напрыклад, значыцца аддзяленне ў Эйлаце з Давідам Шульманам на чале, то сам Д. Шульман год таму праказаў мне, што суполка распалася. Сайт Аб’яднання, які ў маі 2000 г. запачаткаваў Гена Пекер (не без маёй падказкі :)), абнаўляецца рэдка, на форум яго – у адрозненне ад пачатку 2000-х – заходзяць адзінкі… Карацей, было за што даваць грамату.

«Сонцападобны» так натхніўся адзіным сваім кароткачасовым візітам у Ізраіль, што не раз вяшчаў пра яго недасведчанай, як яму здавалася, публіцы: «І вось сабраліся яўрэі ў Ізраілі, усе чакаюць майго выступлення. Я доўга там выступаў па іх просьбе, узнагародзіў удзельнікаў Вялікай Айчыннай вайны і кажу: “Вось з чым я не згодзен, выбачайце за прамату, што вы з яўрэяў у гады Вялікай Айчыннай вайны робіце нейкі пакорлівы статак… Але ці ведаеце вы, што ёсць адзіная краіна ў свеце, дзе яўрэі разам з яе народам ваявалі і супраціўляліся? Гэта Беларусь. І чаму яны супраціўляліся, чаму ваявалі разам з намі? Таму што там была такая магчымасць – ваяваць і супраціўляцца. Чаму ж вы не бачыце ў сваёй гісторыі гэтых старонак?” Назаўтра я сябрам стаў у Ізраілі!» Характэрна, што стэнаграма тут зафіксавала не апладысменты, а толькі «ажыўленне ў залі» – відаць, дзеячы культуры і ў 2001 г. не надта паверылі гэтай «хлестакоўшчыне».

Гісторыю пра адметнасць беларускіх яўрэяў у Ізраілі А. Л. паспрабаваў «прадаць» яшчэ раз – у час нарады з кіраўнікамі загранустаноў 01.08.2006. Тады ён мовіў: «так, як паводзяць сябе яўрэі з Беларусі ў Ізраілі – ніхто сябе не паводзіць. У іх настальгія. Я гэта бачыў, калі ездзіў у Ізраіль. Мяне “антысемітам” туды наша апазіцыя накіроўвала, папярэджваючы, што прыедзе “найгоршы вораг Ізраіля”. А прыкладна 30 тысяч нашых былых грамадзян сабраліся і хацелі “сустрэць свайго Прэзідэнта”. Беларускія яўрэі, якія эмігрыравалі, кажуць, што з радасцю, калі б ужо там не закапаліся ў гэтую зямлю, вярнуліся б дадому». Калі Макабі, Зусмановіч і Альшанскі пісалі пра тысячу ахвотных пабачыцца з Лукашэнкам у 2000 г. (гл. вышэй), гэта з нацяжкай яшчэ можна прыняць, але 30 тысяч?.. Добра, што хоць не кур’ераў, як у Гогаля.

Трэці вядомы мне казус з успамінамі пра паездку ў Ізраіль датуецца кастрычнікам 2007 г., і ён найбольш адыёзны. Фактычна паставіўшы знак роўнасці паміж «яўрэйскім Бабруйскам» і «свінушнікам», Лукашэнка згадаў і пра непадстрыжаную траву: «Паглядзіце ў Ізраілі, я вось быў…» У выніку іерусалімскае МЗС выклікала для тлумачэнняў прадстаўніка Беларусі Ігара Ляшчэню. Планавалася адклікаць з Мінска тагачаснага пасла Ізраіля Зэева Бен-Ар’е – праўда, постфактум Зэеў рабіў добрую міну пры кепскай гульні і сцвярджаў, што проста паехаў у чарговы адпачынак (ага, так супала, што яны ціха-мірна паляцелі ў Ізраіль разам з першым сакратаром пасольства Ігалем Койфманам).

Па-мойму, вышэйсказанага дастаткова, каб адбіць здзіўленне ў тых, каго ўсё яшчэ дзівіць «арытмія, адсутнасць паступальнага росту» ў ізраільска-беларускіх эканамічных дачыненнях. Я ж не закранаў яшчэ казусаў апошняга года – паліцэйскага пераследу ганаровага консула Беларусі ў Ізраілі Габі Магнезі, арышту ў Мінску і выдачы Азербайджану ізраільскага грамадзяніна Аляксандра Лапшына (падпсаваў ён здароўе за сем тыдняў адседкі на «Валадарцы», і цяпер у яго, пішуць, рэальная арытмія). Справа нат не ў асобе гэтага авантурнага грамадзяніна, а ў тым, як беларускія «праваахоўнікі» абыходзіліся з ізраільскімі службоўцамі ў канцы 2016 г. – пачатку 2017 г.: доўга не давалі Лапшыну дазвол на сустрэчу з консулам, потым у Мінгарсудзе не пускалі Юлію Рачынскі-Співакоў на пасяджэнне (праўда, і яе расійскага калегу таксама), прымусіўшы чакаць у калідоры…

З ізраілезнаўствам у Беларусі па-ранейшаму – амаль гэтак сама, як з беларусістыкай у Ізраілі, sapienti sat. Але «крытычная маса» назапашваецца ў абедзвюх краінах – штосьці дзеля гэтага робіцца і на belisrael.info ;-). Глядзіш, гадоў праз 5 узаемны недавер у тых, хто прымае рашэнні, выпарыцца, і ў Беларусі-2022 Ізраіль стане гэткім жа прывілеяваным партнёрам, якім быў Катар у Беларусі-2012 🙂

Вольф Рубінчык, г. Мінск

20.06.2017

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 20.06.2017  05:41

Кароткі змест папярэдніх дзесяці серый:

№ 59 (15.06.2017). Сумнеў наконт жыццяздольнасці праграмы «Вольная Беларусь» і неабходнасці падаваць у суд на С. Алексіевіч у сувязі з “абразай каталікоў”. Ацэнка дзейнасці дэпутаткі Г. Канапацкай. Рабатызацыя паліцыі ў Аб’яднаных Арабскіх Эміратах, парада закупіць робатаў-паліцэйскіх, прадказаных Г. Гарысанам, у Беларусь. Скандальчык з удзелам “Белсаюздруку” і “Белгазеты”. Супраціў перайменаванню праспекта ў гонар Шухевіча ў Кіеве. Параўнанне Шухевіча са Штэрнам (Яірам). Гераізацыя калабарантаў у Беларусі. Новая скульптура бабра ў Бабруйску. Выстава І. Капеляна. “Міні-культ” М. Данцыга, успаміны пра яго дзейнасць у Мінскім аб’яднанні яўрэйскай культуры.

№ 58 (12.06.2017). Выбары ў Нацыянальным алімпійскім камітэце РБ, ігнараванне статутных норм. Намаганні Беларускай федэрацыі шахмат вярнуцца ў прававое рэчышча. Ацэнка дзейнасці прэзідэнта НАК “па сутнасці”. Дапушчэнне, што спартсмены – адна з найбольш адсталых частак грамадства. Развагі пра чэмпіянат Еўропы па шахматах у Мінску, пра ўвядзенне бязвізавага рэжыму паміж Украінай і ЕС. Паводзіны П. Парашэнкі. Перайменаванне кіеўскага праспекта Ватуціна ў гонар калабаранта Шухевіча. Беларуска-катарскія адносіны. Новыя перлы ад нобелеўскай лаўрэаткі і рэдактара “галоўнай газеты”, крытыка.

№ 57 (28.05.2017). “Справаздача” пра масавы забег ля “Мінск-Арэны” 27 мая. Навязлівая рэклама. Параўнанне гуртоў “Uzari” i “Sweet Brains” на карысць апошняга. «Лятучка» сайта citydog.by у прэс-клубе, плюсы і мінусы сайта. Дэградацыя сацыяльнай сферы ва Украіне і фактычны дазвол сімволікі дывізіі “СС-Галічына”. Меркаванне пра музей Вялікай Айчыннай вайны ў Мінску, яго моцныя бакі. 70 гадоў шахматнаму кампазітару М. Бельчыкаву.

№ 56 (21.05.2017). 60 гадоў спеваку Ю. Шаўчуку. Сувязі Шаўчука з Беларуссю. Тлумачэнне, чаму змянілася кіраўніцтва ў Беларускай федэрацыі шахмат. Моцныя і слабыя бакі новай старшынькі. Хваля перавыбараў у спартыўных федэрацыях, пажаданне, каб прэзідэнт НАК РБ таксама пакінуў сваю пасаду. Думкі пра Беларусь як пляцоўку для чужых гульняў. Анонс лекцыі А. Астравуха пра яўрэйскую паэзію. Чыім імем варта назваць аэрапорт “Мінск-2”. Памылка на фасадзе Нацыянальнай бібліятэкі. Блакіроўка расійскіх сайтаў ва Украіне. Спрэчнае інтэрв’ю дэпутата І. Марзалюка, які адмаўляе наяўнасць антысемітызму ў Беларусі, газеце “Звязда”.

№ 55 (14.05.2017). Традыцыйная цырымонія на “Яме” 9 мая. Смерць М. Трэйстэра і ўзоры яго творчасці. Запрашэнне на семінар па ідышы ў газеце “Берега”, тэзісы Р. Хайтовіча наконт яўрэйскай кансалідацыі. Артыкул І. Герасімавай пра калінкавіцкіх яўрэяў і неапраўданая “забарона” на яго цытаванне. Кніга І. Герасімавай пра подзвіг М. Кісялёва. Пра тое, што першым у Беларусі пра Кісялёва пісаў усё ж А. Лейзераў. Канцэрт у Беларускай акадэміі музыкі. Стаўленне аўтара да “апазіцыі” – “музычныя” рознагалоссі. Анонс бязвізавага рэжыму ва Украіне і чэмпіянату Еўропы па шахматах у Мінску, а таксама фільма пра расстраляных у 1937 г. паэтаў. Думка пра “Еўравізію”-2017.

№ 54 (03.05.2017). Рэпрэсіі супраць П. Севярынца, М. Вінярскага, В. Палякова. Дзіўнае становішча М. Статкевіча. Затрыманні за выхад на вуліцу з чыстымі аркушамі паперы. Пра “крыкі ў пустэчу”. Артыкул Ю. Чарняўскай і яго крытыка. Меркаванні пра сучасную вышэйшую адукацыю ў Беларусі. Парады расійца Д. Быкава наконт чытання і жыцця. Пару слоў пра памерлага А. Алексіна. Новы акаўнт, прысвечаны яўрэям Мінска, – “Горад ценяў”.

№ 53 (30.04.2017). “Яўрэйскі” зефір з Бабруйска. Смешная назва аўтаадмывальні ў Мінску. Палеміка з П. Усавым, адным з аўтараў праграмы “Вольная Беларусь”. Меркаванне пра слабыя месцы праграмы ад хрысціянскага журналіста. Дэкларатыўнасць і супярэчлівасць яе зместу. Як Беларуская чыгунка аператыўна выправіла памылкі на мінскім вакзале. Памылкі на стэндах і афіцыйных бланках у Шчучыне. Развагі пра “моўную інспекцыю”, патрэба ў якой невідавочная ў Беларусі. Цікавыя выказванні І. Хакамады, адмова мінскага суда жорстка караць В. Касінерава за “здзек” са скульптуры гарадавога.

№ 52 (23.04.2017). Адмова падрабязна аналізаваць пасланне “Вялікага беларускага шчасця”. Разбор “народнай праграмы” “Вольная Беларусь”. Пераход З. Пазняка ў стан экспертаў, яго імкненне да канцэптуальнай улады. Спробы правесці паралелі паміж станам Ізраіля і Беларусі, крытыка гэтых спробаў. Аўтапартрэт палітолага-“блазна”. Экскурсіі па яўрэйскіх мясцінах Беларусі. Як нямецкі палітык стаў комікам.

№ 51 (21.04.2017). Перанасычанасць сучаснага свету інфармацыяй. Парадоксы “ачышчэння”. Найбольш кідкія фразы з ранейшых 50 серый “Катлет і мух”. Ацэнка гутаркі з канадскім беларусістам Д. Марплзам, завочная палеміка з прафесарам. Добрыя навіны з Беларусі (канспектыўна).

№ 50 (12.04.2017). Палітзняволены, які ў Мінску нібыта апаганіў “святое месца” міліцыянтаў. Будоўля ў Мазыры на месцы былых могілак. “Чорныя капальнікі” пад Ракавам, якія шукаюць “жыдоўскае золата”. Пратэсты супраць будоўлі тэнісных кортаў у Мінску (вул. Жудро). З’езд “яўрэйскага саюза” ў Беларусі, сеанс адначасовай гульні ў Саюзе беларускіх пісьменнікаў, які даў Д. Лыбін (9 красавіка). “Справа баевікоў” і “кадэбэшная” журналістыка ў Беларусі. Спрэчка з П. Якубовічам, які выступіў супраць “грамадскіх абаронцаў”. Як прыхільнікі З. Пазняка аблілі брудам Б. Хамайду. Забаўны надпіс на каробцы з мацой. Ідэя Злучаных штатаў Беларусі, Літвы, Украіны, якая не выклікала бурнай рэакцыі. Узгадка пра аналагічную прапанову А. Мальдзіса ў 1990-х. Спрэчнае выказванне дэпутата І. Марзалюка. Дзень касманаўтыкі і песня Ф. Жывалеўскага “Космас”.

Змест ранейшых серый гл. у №№ 50, 40, 30, 20, 10 🙂

***

КОТЛЕТЫ & МУХИ (60)

Безжалостный минский шалом! Пока готовил к печати свою седьмую книгу (называется «Выйшла кнiга»), отдельные активисты в Беларуси, оказывается, обратили внимание на 25-летие дипломатических отношений с Израилем. Не то чтобы я об этом юбилейчике забыл – в феврале израильский стенд на Минской книжной выставке был украшен двумя кривоватыми цифрами – но сильных впечатлений от того, что 26 мая 1992 года два правительства договорились и подписали протокол, не испытывал, да и не чувствую. И все же дата – повод для рассуждений о белорусско-израильских отношениях.

Сторонник белорусско-израильских связей Павел Северинец получил в подарок книги Вашего покорного слуги и Давида Шульмана (а сам написал роман «Беларусалим»). Минск, июнь 2017 г.

На самом верху, по обыкновению, оптимизма аж через край. Так, А. Лукашенко с Р. Ривлиным обменялись депешами-поздравлениями. Первый заявил, что «За четверть века мы наладили устойчивые партнерские связи по различным направлениям – от торгового сотрудничества до кооперации в сфере информационных технологий… Отношения между нашими народами, которые всегда отличались взаимным уважением, начались задолго до официального создания современных государств». Второй, говорят, заметил, что между двумя странами установились теплые дружеские отношения, которые развились во всех сферах.

Чем дальше от президентов, тем более скепсиса можно себе позволить. Уже в редакции официозной «Советской Б.» полагают, что израильтянам дружба не очень нужна – им нужно прежде всего то, чтобы Беларусь не продавала опасное оружие врагам Израиля. Учитывая выверты некоторых послов в Минске, начинаешь думать, что доля истины здесь есть. Израильтянам никогда не была чужда «реалполитик»; вспомним заигрывания ближневосточного государства с Румынией, Южно-Африканской республикой в 1970-80-х …

Попытку проанализировать белорусско-израильские отношения 1990-2010-х годов сделал доктор исторических наук Михаил Стрелец. Сперва он опубликовал свой обзор в январе 2016 г.; по мнению брестского профессора, «в последнее время можно было констатировать наполнение организационно-правовой составляющей экономического аспекта двусторонних отношений» (проще говоря, подписывались многочисленные соглашения и протоколы). Тогда профессор упрекнул израильское правительство за намерение закрыть посольство в Минске: «решение Тель-Авива нанесет заметный ущерб двусторонним отношениям двух стран». С другой стороны, даже он подчеркнул: «Реальное же состояние экономического сотрудничества… представляет собой картину неоднозначную… И в каком-то смысле прав Нетатьяху (не знаю, кто это – видимо, имелся в виду премьер-министр Израиля Нетаньягу – В. Р.): может быть, и стоило пересмотреть отношения с партнером, с которым торговля идет в совсем незначительных объемах».

В мае 2017 г. профессор, переписывая свою статью для «Брестского курьера», решил заглянуть в будущее с куда большим оптимизмом, благо посольство осталось на месте. Так, предложение о «Нетатьяху» было выброшено, зато появился следующий пассаж: «Израильская сторона вносит вклад и в обеспечение демографической безопасности Республики Беларусь. Люди, которые страдают от женского и мужского бесплодия, все чаще направляются в белорусско-израильский центр семейного здоровья ХХХ (название вычеркнул отдел belisrael.info по борьбе со скрытой рекламой. – В. Р.) в культурной столице нашего Отечества». Для тех, кто не врубились: «культурная столица» – это Витебск, а бескультурная, выходит, Минск :)…

Прослеживается некое рациональное зерно в рассуждениях типа «В последние годы четко обозначилась позитивная динамика по части израильских инвестиций на белорусском направлении», «Есть основания констатировать наличие положительных тенденций в сфере туризма». Отсутствие виз для туристов – дело хорошее, и действительно, товарооборот по сравнению с началом 1990-х вырос, как на дрожжах… Можно вспомнить, как летом 1992 г. Временный Поверенный Беларуси в Израиле Михаил Фарфель в интервью с Александром Ступниковым говорил: «торговля пока небольшая, в прошлом году товарооборот составлял лишь 25 тысяч долларов, хотя здесь не учитывается реэкспорт со стороны Беларуси… Как партнер, Израиль пока для нас довольно сложная страна, с высокими ценами и насыщенным рынком». Похоже, белорусские и израильские предприниматели отчасти «притерлись» друг к другу независимо от политических систем.

Был прав брестский профессор и тогда, когда говорил: «в то же время не могут не удивлять аритмия, отсутствие поступательного роста. Невозможно найти какой-нибудь трехлетний отрезок, где прослеживался бы поступательный рост (товарооборота – В. Р.)». Но в чем причины? Ответа в статье я не увидел. Хотел бы предложить свою версию.

Международные отношения всегда состоят из «парадной» части, которую не стыдно показать, и «теневой». Проблема в том, что: а) в Беларуси слишком много внимания уделяют идеологии, что не может не вредить реальным делам; б) «теневая» часть в экономическом сотрудничестве достаточно существенная – возможно, она весит даже больше, чем «белая». Израильский журналист Барух Кра в репортаже 2013 г. прошелся лишь по поверхности…

Отношения официальной Беларуси с Израилем прошли несколько этапов. Если для первого (условно говоря, до 1996 г.) была характерна доля эйфории, на втором, переходном, доминировало безразличие, то на третьем, который стартовал в 1999-2000 гг., лукашенковцы активно стремились использовать израильтян, в частности, Либермана и его команду. Началось с того, что в октябре 2000 г. на «парламентские выборы» приехала «специалистка» по избирательному праву и белорусской оппозиции, вице-мэр Кармиэля Рина Гринберг…

“Авив”, октябрь 2000

Потом из Израиля на различные выборы приезжали еще лояльные наблюдатели – «альтернатива» грубым и злым европейцам. Вообще же интерес к «обработке» израильтян резко повысился, похоже, накануне визита А. Лукашенко в Израиль (январь 2000 г.). Правда, тогда посольство Беларуси в Тель-Авиве и его кураторы в Минске еще не всегда находили взаимопонимание с Белорусским землячеством, о чем свидетельствует следующая заметка:

«Берега», февраль 2000 г.

Ничего, после наказа «вождя» («Надо признать, слабовато мы еще используем нашу белорусскую диаспору в Израиле» – интервью газете «Вести», декабрь 1999 г.) и особенно с 2004 г., когда председателем объединения стал Михаил Альшанский, все у «дипломатов посольства» наладилось. И вот уже в мае 2017 г. посол Скворцов вручил Альшанскому почетную грамоту министерства иностранных дел Беларуси за «активное содействие в реализации внешней политики Беларуси, весомый вклад в развитие белорусско-израильских отношений, деятельность по защите прав и интересов белорусской диаспоры в Израиле».

Посол сказал, а «БелТА» повторила, что в «землячество» (Всеизраильского объединение выходцев из Беларуси) входят свыше 6 тыс. человек. В свое время изучал я вопрос количественного состава – правда, это было лет 15 назад … Тогда руководство хвалилось, что имеет 12 тыс. активистов – на рубеже 1990-х – 2000-х численность объединения в самом деле существенно выросла (например, в Ашдоде с 67 в 1996 г. до 700 в 2001 г.). Похоже, теперь землячество переживает не лучшие времена; если на его сайте, например, значится отделение в Эйлате с Давидом Шульманом во главе, то сам Д. Шульман год назад говорил мне, что отделение распалось. Сайт Объединения, который в мае 2000 г. основал Гена Пекер (не без моей подсказки :)), обновляется редко, на форум его – в отличие от начала 2000-х – заходят единицы… Короче, было за что давать грамоту.

«Солнцеподобный» так вдохновился единственным своим кратковременным визитом в Израиль, что не раз вещал о нем несведущей, как ему казалось, публике: «И вот собрались евреи в Израиле, все ждут моего выступления. Я долго там выступал по их просьбе, наградил участников Великой Отечественной войны и говорю: “Вот с чем я не согласен, извините за прямоту, что вы из евреев в годы Великой Отечественной войны делаете какое-то покорное стадо… Но знаете ли вы, что есть единственная страна в мире, где евреи вместе с ее народом воевали и сопротивлялись? Это Беларусь. И почему они сопротивлялись, почему воевали вместе с нами? Потому что там была такая возможность – воевать и сопротивляться. Почему же вы не видите в своей истории этих страниц?” Назавтра я другом стал в Израиле!» Примечательно, что стенограмма здесь зафиксировала не аплодисменты, а только «оживление в зале» – видимо, деятели культуры и в 2001 г. не слишком поверили этой «хлестаковщине».

Историю об особенности белорусских евреев в Израиле А. Л. попытался «продать» еще раз – во время совещания с руководителями загранучреждений 01.08.2006. Тогда он изрек: «так, как ведут себя евреи из Беларуси в Израиле – никто себя не ведет. У них ностальгия. Я это видел, когда ездил в Израиль. Меня “антисемитом” туда наша оппозиция отправляла, предупреждая, что приедет “злейший враг Израиля”. А примерно 30 тысяч наших бывших граждан собрались и хотели “встретить своего Президента”. Белорусские евреи, которые эмигрировали, говорят, что с радостью, если бы уже там не зарылись в эту землю, вернулись бы домой». Если Маккаби, Зусманович и Альшанский писали о тысяче желающих повидаться с Лукашенко в 2000 г. (гл. выше), то с натяжкой это еще можно принять, но 30 тысяч?.. Хорошо, что хоть не курьеров, как у Гоголя.

Третий известный мне случай с воспоминаниями о поездке в Израиль датируется октябрем 2007 года, и он самый одиозный. Фактически поставив знак равенства между «еврейским Бобруйском» и «свинушником», Лукашенко упомянул и про неподстриженную траву: «Посмотрите в Израиле, я вот был…» В результате иерусалимский МИД вызвал для объяснений представителя Беларуси Игоря Лещеню. Планировалось отозвать из Минска тогдашнего посла Израиля Зеева Бен-Арье – правда, постфактум Зеев делал хорошую мину при плохой игре и утверждал, что просто поехал в отпуск (ага, так совпало, что они тихо-мирно улетели в Израиль вместе с первым секретарем посольства Игалем Койфманом).

По-моему, вышесказанного достаточно, чтобы отбить удивление у тех, кого все еще удивляет «аритмия, отсутствие поступательного роста» в израильско-белорусских экономических отношениях. Я не затрагивал еще казусов последнего года – полицейское преследование почетного консула Беларуси в Израиле Габи Магнези, арест в Минске и выдачу Азербайджану израильского гражданина Александра Лапшина (подпортил он здоровье за ​​семь недель отсидки на «Володарке», и теперь у него, пишут, реальная аритмия). Дело даже не в особе этого авантюрного гражданина, а в том, как белорусские «правоохранители» обращались с израильскими чиновниками в конце 2016 г. – начале 2017 г.: долго не давали Лапшину разрешение на встречу с консулом, потом в Мингорсуде не пускали Юлию Рачинскую-Спиваков на заседание (правда, и ее российского коллегу тоже), заставив ждать в коридоре …

С израилезнанием в Беларуси по-прежнему – почти так же, как с белорусистикой в Израиле, sapienti sat. Но «критическая масса» накапливается в обеих странах – что-то для этого делается и на belisrael.info ;-). Так, смотришь, лет через 5 взаимное недоверие у тех, кто принимает решения, испарится, и в Беларуси-2022 Израиль станет таким же привилегированным партнером, каким был Катар в Беларуси-2012 🙂

Вольф Рубинчик, г. Минск

Перевод добавлен 21.06.2017  09:40