Tag Archives: пропаганда и реальность

Можно ли верить советским газетам?

Вольф Рубинчик. Привет! Сегодняшняя тема не самая насущная, ведь СССР распался почти 30 лет назад (правда, есть мнение, что он живёт в головах значительной части постсоветских людей). Ты предложил тему в связи с воспоминаниями А. З. Капенгута, озаглавленными «Я с детства знал, что газеты могут лгать»?

Юрий Тепер. Не только поэтому, но действительно, прочитанное у А. К. подтолкнуло к разговору о явлении… Не собираюсь с кем-то спорить, кому-то что-то доказывать. Мы с тобой старые «глотатели газет», я старше по возрасту и стажу копания в подшивках. Особенно активно я их перелопачивал в 1990-е годы, когда Национальная библиотека находилась недалеко от Дома офицеров. Газетный отдел и его хранилище размещались в одном месте, можно было заказывать десятки подшивок. Иногда меня пускали в хранилище и я сам их выносил в читальный зал, а затем внимательно изучал.

В. Р. У меня схожая ситуация. Тот зал у главного входа в библиотеку посещало на рубеже веков, кажется, больше читателей, чем ныне; встречал там даже знаменитого спортивного комментатора Владимира Новицкого.

Главный вход 🙂

Ю. Т. Помню высказывание работницы газетного отдела: «Газеты – это настоящая история». Сейчас в Национальной библиотеке бываю редко, но интерес к старой периодике сохранился.

В. Р. Ну, «всяк кулик своё болото хвалит»; архивистка, наверное, сказала бы то же самое об архивных документах. А может, зря мы тратили время? Ведь «газеты лгут»…

Ю. Т. Я не уподобляюсь моему дедушке Аркадию Турецкому, о котором недавно рассказывал (он-то сильно верил пропаганде). Сам могу посмеяться над советскими СМИ. И расскажу анекдот, слышанный в студенческие годы.

В. Р. Давай!

Ю. Т. Сидят на том свете Александр Македонский, Гитлер и Наполеон. Смотрят парад на Красной площади, а Наполеон ещё листает газету «Правда». Проходят советские десантники. А. М.: «Здорово. Мне бы таких, я бы весь мир завоевал». Гитлер: «Ерунда. Разве мои ребята из «Эдельвейса» были хуже?» Едут стратегические ракеты. Македонский: «Фантастика. С ними бы я точно весь мир завоевал». Гитлер: «Мои «тигры» и «пантеры» были не хуже». Наполеон: «Ребята, не о том говорите. Мне бы советскую прессу, я бы власть во всём мире и завоевал, и удержал».

В. Р. Убедительно… Кстати, Буонапарте на самом деле немалое внимание уделял прессе, и вроде бы даже заявил: «Я больше боюсь трёх газет, чем ста тысяч штыков». Жаль, редко ты анекдоты рассказываешь; они сейчас, вопреки твоему тёзке Дракохрусту, в цене… Но ближе к делу.

Ю. Т. Советские газеты всеми силами обслуживали власть. Если правда их не устраивала, она замалчивалась или искажалась. Если искажать ситуацию не было нужды, то появлялась более-менее адекватная фактам информация с ложными комментариями или без них. Парадоксально, но именно такая правдивая информация иногда не вызывала доверия у читателей.

В. Р. Да, вспомним хотя бы вести о гонениях на евреев в странах, контролируемых нацистами, перед 1941 годом… Многие в Беларуси и Украине не верили…

Ю. Т. Я могу привести в качестве примера информацию о мировом экономическом кризисе 1920-30-х годов. Жители СССР зачастую не доверяли сообщениям о массовой безработице, голоде, нищете на Западе – об этом кое-что есть в мемуарах Ф. П. Богатырчука. Мне очень нравится стихотворение (или песня) А. Галича «Мы не хуже Горация», где есть такие строки:

Бродит Кривда с полосы на полосу,

Делится с соседкой-кривдой опытом…

Но одно место я бы изменил.

В. Р. Гм, поистине: «Еврей, который всем доволен, – покойник или инвалид» (С)… И что предлагаешь?

Ю. Т. «Делится с соседкой-правдой опытом». Согласись, для нашей темы очень даже подходит.

В. Р. Да уж… Полуправда – лучший друг «продвинутых» советских газетчиков, и не только советских.

Ю. Т. Продолжим. Проще всего вслед за профессором Преображенским из «Собачьего сердца» сказать: «Не читайте советских газет». Только ведь их всё равно читали и пытались что-то высмотреть между строк…

В. Р. …И сам Альберт Зиновьевич не брезговал публикациями в советских изданиях.

Ю. Т. Если рассматривать газеты как исторический источник, то без них не обойтись. Хочу взять для примера процесс захвата Чехословакии в 1938-39 годах.

В. Р. Почему тебя заинтересовала именно эта история?

Ю. Т. Из-за недостатка в учебниках сведений о втором этапе капитуляции перед Гитлером. С первым мне всё было достаточно ясно: о мюнхенском соглашении-«сговоре» (сентябрь 1938 г.) в СССР писали немало. Но о том, что в марте 1939 г. немцы вошли в Прагу, упоминали без подробностей. Как же Прага сдалась? Ведь в то время чешское правительство старалось не раздражать Германию. Но Гитлеру не нужна была большая страна, даже покорная ему. Было спровоцировано выступление словацких националистов за отделение от Чехии, Прага начала его утихомиривать, Германия вмешалась и потребовала признать независимость Словакии… В результате Гитлер въехал в Прагу как хозяин бывшей Чехословакии.

В. Р. Догадываюсь, почему советские историографы после войны старались лишний раз не упоминать о словацком сепаратизме и капитуляции Праги – чтобы не «сыпать соль на раны» дружественным чехам и словакам, не будить лихо, пока тихо (впрочем, фигуры умолчания не помогли; в начале 1990-х Чехословакия всё равно распалась надвое).

Ю. Т. Так или иначе, всю информацию о событиях начала 1939 г. я почерпнул из газет. Может, в книгах она и была, и даже где-то более подробно, но рассказанное в тогдашних советских газетах меня устраивало; полагаю, в них вряд ли были сильно искажены факты.

В. Р. А я из «Правды» конца 1939 г. узнал о поздравлении, отправленном Гитлером Сталину по случаю 60-летия, и о благодарности второго первому… Также – о «Финляндской демократической республике», проекте Кремля на первом этапе войны СССР с Финляндией, который вскоре тихо испарился (во всяком случае, в школьных учебниках о ФДР не писали).

Ю. Т. Ещё я уточнил для себя вопрос об обстоятельствах вхождения прибалтийских государств в состав СССР летом 1940 г. Здесь вероятность искажений была большей, но основные моменты для меня прояснились благодаря газетам того времени.

В. Р. Наверное, просматривая материалы 1940 года, ты хотел узнать о чемпионате СССР по шахматам?

Ю. Т. Да, это мой любимый турнир, прекрасно отражённый в «Известиях». А подшивки 1939 года смотрел, когда искал материалы о тренировочном турнире «Москва-Ленинград». Точнее, сперва я прочёл о турнире, мало отражённом в литературе, и затем уж решил узнать о «политике». Оправдываться за это не стану – шахматная история была у меня на первом месте.

В. Р. Сейчас иначе?

Ю. Т. У религиозного еврея на первом месте должна стоять Тора. Хотя… разбираюсь в ней меньше, чем в шахматах и истории.

В. Р. Ещё что-нибудь из «политических» событий ты изучал по газетам?

Ю. Т. В памяти отложился процесс Шварцбарда (убийцы Петлюры), устроенный в 1927 г. Что удивило больше всего – практически полное отсутствие цензуры при публикации стенографического отчёта. Это можно понять – о советской власти и коммунистическом движении на процессе речь не шла. В качестве аргументов защиты говорилось о службе Шварцбарда во время I мировой войны во французской армии, о его французском патриотизме. В СССР в то время это была не заслуга – нельзя сказать, что в 1920-е годы очень уж любили Францию (больше сочувствовали Германии). Вспоминаю прикольные стихи В. Маяковского:

У буржуя,

у француза,

Пуд-кулак,

колодезь-пузо –

сыт не будешь немцем голым,

тянет их

и к нашим горлам.

Это было написано чуть раньше, в середине 1920-х. Забавно, что пропагандистские стишата сочетались у Поэта с длительным проживанием в Париже и с известной строкой: «Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли – Москва».

В. Р. «Чисто бизнес, ничего личного»?

Ю. Т. Похоже, что так. Возвращаясь к газетной теме: видимо, плюсы разоблачения петлюровцев и вообще «врагов большевизма» перевесили конъюнктурные соображения.

В. Р. К тому же в 1920-е годы советская цензура ещё не заматерела. В центральных изданиях не боялись печатать материалы внутрипартийных дискуссий, иногда называя вещи своими именами (признавали наличие разных взглядов на развитие страны, «оппозиции» и т. п.). А ты что скажешь об отражении внутриполитической жизни СССР в газетах?

Ю. Т. Начну со стихотворения Бориса Слуцкого, как раз посвящённого этой теме, но там не о 1920-х, а о первых месяцах 1953 года. Отрывок:

Шёл к газетной будке поскорее,

Чтобы фельетоны про евреев

Медленно и вдумчиво прочесть.

Разве нас пургою остановишь?

Что бураны и метели все,

Если трижды имя Рабинович

На одной сияет полосе?

Ещё читал воспоминания какого-то американца о том, как во время Великой Отечественной советские люди (особенно в начальный период войны) по доступной им газетной информации пытались определить реальное положение дел на фронте. Если прежде упоминалось какое-то направление, а затем переставало упоминаться, значит, город заняли немцы.

В. Р. Роль печати в войну – тема необъятная. На ум приходят воспоминания Давида Ортенберга и Ильи Эренбурга… а вот Гавриил Вересов мемуаров о своей службе военным корреспондентом (точнее, литсотрудником газеты-«дивизионки»), судя по всему, не оставил – очень жаль.

Ю. Т. Ортенберга и Эренбурга читал – тема, действительно, обширная, а у нас не докторская диссертация. Я бы сослался на чемпионат Москвы (конец 1941 года), выигранный Исааком Мазелем. Поначалу, в конце ноября, турнир освещался очень подробно: видимо, ставилась задача показать, что после октябрьской паники в Москве продолжается более-менее нормальная жизнь. В декабре, когда началось контрнаступление, шахматная информация потеряла важность и стала появляться всё реже. Сообщения об итогах турнира (окончился уже в январе 1942 г.) я в газетах того времени так и не нашёл.

В. Р. Может, плохо искал?

Ю. Т. Может быть… Но я очень старался – жаждал узнать, как оценивались итоги, что говорилось об игре участников.

В. Р. А о единственном «военном» чемпионате СССР 1944 г. читал?

Ю. Т. Конечно. Дублировать С. Воронкова не собираюсь, но был один интересный момент, который я бы уточнил.

В. Р. Просим-просим!

Ю. Т. Не надо оваций. Просто у А. Котова в его книге «В шутку и всерьёз» (1965) упоминалась его, Котова, партия первого тура с одним мастером. Соперник долго думал уже в дебюте, быстро попал в цейтнот и проиграл. Фамилия мастера не называлась; я подумал, что это мог быть тот самый Г. Вересов. Газета подтвердила мою правоту.

В. Р. Кстати, о чемпионате Москвы 1941/42… Небезынтересно было наблюдать, как в начале апреля 2020 г., на подъёме эпидемии COVID-19, минское издание, недавно именовавшее себя «Советская Белоруссия», старалось делать вид, что «всё под контролем». В частности, его «дочерняя фирма», газета «Рэспубліка», 10.04.2020 употребила «верное средство, свой излюбленный ход» (С) – вспомнила о шахматах: «В просторном зале Школы шахмат ФИДЕ, где идут занятия, атмосфера шикарная…» Но довольно об этом. Газеты конца 1940-х и более поздних времён ты тоже изучал?

Ю. Т. Естественно. Одно время я пытался понять, как СССР относился к созданию Израиля и войне за Независимость. Сейчас это общеизвестно, а в 1980-е почти никто здесь ничего не знал.

В. Р. Ты очень удивился, выяснив, что государство помог создать Сталин?

Ю. Т. Прямо об этом не говорилось. Было понятно, что поначалу Израиль рассматривался как потенциальный союзник. До конца войны за Независимость тон советской прессы если и менялся, то незначительно.

В. Р. А что скажешь об известной статье Ильи Эренбурга в «Правде» (сентябрь 1948 г.) – Израиль, мол, не для советских евреев?

Ю. Т. Ясно, что писал это Эренбург по указке «сверху», но содержание статьи в чём-то было продиктовано и его личными убеждениями.

В. Р. Ева Берар уточняет: «Статья не ставила под сомнение ни легитимности еврейского государства, ни справедливости его борьбы против арабских отрядов». Но, по её мнению, Эренбург посеял сомнение среди евреев как раз тогда, когда нужна была солидарность… А о «борьбе с космополитами» много ли ты узнал благодаря печати?

Ю. Т. Смотрел «Известия» за 1948–49 гг., «Советский спорт» за все годы до смерти Сталина. В спортивной газете ничего не нашёл, в «Известиях» раз или два наткнулся на обсуждение проблемы. Похоже, «Известия» в этом плане недорабатывали. Видимо, надо было расширять период поиска и брать другие газеты. Меня эта тема не сильно интересовала.

В. Р. Ну, я кое-что видел… В том числе и такие «перлы», как демагогическое выступление студентов БГУ против преподавателя Барага («Убрать с дороги космополитов!» в газете «Сталинская молодёжь», 23.03.1949; воспроизведено здесь). Тебя, наверно, больше волновали события в Израиле и вокруг него?

Ю. Т. То, что касалось 1960–70-х – уже не особо. А вот мой приятель Миша Каган говорил мне, что внимательно просматривал подшивки советских газет за время Войны Судного дня…

В. Р. И многое ли можно было из них узнать? Только то, что Израиль – главный враг, а его армия – передовой отряд международного сионизма?

Ю. Т. Не скажи. Факты подавались, по-моему, довольно точно. Но характерен был тон статей и его эволюция. Миша отмечал следующие этапы:

1) Блестящее наступление и разгром сионистского агрессора, полная поддержка «войны возмездия»;

2) Упорные бои; арабы продолжают владеть инициативой;

3) Бои уже на обоих берегах Суэцкого канала (здесь начинает меняться тон; звучит призыв к ООН вмешаться и сделать всё для предотвращения кровопролития);

4) Израиль побеждает, угрожая захватить Дамаск (требование к Израилю немедленно прекратить наступление);

5) Прекращение военных действий.

Не уверен, что всё правильно передал, но суть событий ясна.

В. Р. Неплохая аналитика. Твой друг осенью 1973 г. учился в школе?

Ю. Т. Да, мы с ним одного возраста… Я родился в 1958-м. Но излагал свой взгляд на события Каган позже, во второй половине 1970-х, когда мы играли в студенческих соревнованиях.

В. Р. Где он теперь?

Ю. Т. В 1991 г. Миша уехал в Израиль, связи, увы, прервались…

Хотел бы резюмировать вышесказанное: советские газеты – важный и интересный источник информации для исследователей и просто любопытных читателей. В архивах я не работал. Не уверен, что там всегда есть более полная информация, особенно, когда дело касается шахмат. В любом случае газеты и прочие официальные издания сбрасывать со счетов нельзя. У меня всё.

В. Р. & Ю. Т.

В. Р. Спасибо за беседу. Могу добавить, что зачастую опирался на старые газеты, но назвал бы их скорее «аттрактором», отправным пунктом для исследователей. В принципе, и в советское время всем – прежде всего самим газетчикам – было ясно, что газета может ошибаться или искажать информацию. Уже тогда была в ходу фраза «Газета – не энциклопедия», которая применима, пожалуй, ко всем СМИ, советским и несоветским.

Энциклопедии и архивные документы тоже следует оценивать критически (смотри, к примеру, сколько ерунды о Минске до сих пор фигурирует в «Электронной еврейской энциклопедии», где есть научные редакторы и проч.). Что до свидетельств очевидцев… Я побаиваюсь людей, намеренных «только тебе и только сейчас» выложить о событиях полувековой давности «самую истинную истину», но в таких случаях многое зависит от нарратора, его (её) репутации. Честному человеку верится легче… Вообще, по-моему, исследователь истории должен быть в чём-то «следователем» – владеть основами психологии, дабы понимать мотивы, стоявшие за теми или иными поступками (из поступков же и складываются события). И, разумеется, думать своей головой.

Минск, март-апрель 2020 г.

Опубликовано 13.04.2020 19:38

Отклик

Поскольку ваша беседа выпала на 90-летие самоубийства Маяковского, да и вообще неровно я к нему дышу, я не мог не заметить обсуждение его отношения к Германии и Франции. Сказать, что «бизнеса» совсем не было, наверное, сложно. Но и в Штатах Владимир Владимирыч писал, что «у советских собственная гордость», и в Париже, что «эх, к такому платью бы да еще бы… голову», ну и в Германии и Берлине Маяковский тоже бывал, что не мешало ему писать стихи с надеждами на успех Гамбургского восстания 1923 годаТак что у Маяковского в этом смысле была вполне «интернациональная» позиция. По крайней мере, в своих отчетах о поездках для публики, он представлял их как инспекцию от имени будущего хозяина – победившего пролетариата («Разговорчики с Эйфелевой башней», в принципе, тоже об этом). Процитированные в беседе стихи вполне «рифмуются» с прозаической зарисовкой Маяковского о том, как, во исполнение Версальского договора, французы уничтожали немецкие самолёты (в свою очередь, «рифмующуюся» с «Балладой о перепроизводстве кофе»). А «тянет их и к нашим горлам» – это обычное мироощущение «осажденной крепости» (см. «военную опасность 1927 года», на которую Маяковский тоже отозвался стихами).

Можно было бы поспорить о том, где у Владимир Владимирыча проходит граница между стихами и стишатами,  но это во многом вопрос вкуса…

А насчёт газет я целиком согласен: если делать «поправку на ветер», то они – очень полезный источник.

Пётр Резванов, г. Минск  14.04.2020  15:00

 

 

Интервью с Михаилом Гельфандом

Биолог Гельфанд: «В современную Россию человек в здравом уме не поедет»

Знаменитый биолог, один из основателей «Диссернета» Михаил Гельфанд дал интервью изданию Znak, в котором прокомментировал заявления Владимира Путина о «технологическом прорыве». По словам ученого, декларации главы государства не соответствуют действительности, при существующем порядке вещей Россия проиграет в научно-технологической конкуренции, в битве за будущее.

— Михаил Сергеевич, президент России на словах часто подчеркивает стратегическую важность науки и технологий. Например, в послании Федеральному собранию он заявил: «Технологическое отставание, зависимость означают снижение безопасности и экономических возможностей страны, а в результате — потерю суверенитета». На ваш взгляд, это ритуальные слова или есть основания полагать, что государство предпримет реальные шаги для развития науки и технологий?

— Не бывает такого чуда, чтобы вокруг все было ужасно, а в науке и технологиях при этом все было хорошо. Если коррумпирована практически вся система управления, силовые структуры, суд, то и в науке будет хреново, эти вещи полностью друг с другом коррелируют. Это одна сторона. Вторая: в стране, где горизонт планирования максимум полгода, рассчитывать на то, что кто-то будет вкладываться в науку, смешно. Поэтому я не понимаю, что может служить основанием для научно-технологического рывка. Россия сегодня — это сырьевое государство, вся энергия людей направлена на доступ к естественным ресурсам, но не на создание чего-то нового. И несмотря на все замечательные, уверенные заявления, так и не получается выйти из этого состояния. Приведу параллель из генетики. Очень многие генетические дефекты приводят к слабоумию. Просто потому, что мозг — это самый чувствительный орган, все генетические ошибки на нем отражаются. С обществом и наукой точно так же.

— Но ведь представление о том, что мы можем сделать научно-технический рывок, рождается не на пустом месте. У нас есть заделы еще с советских времен, например, в ядерной физике. Тот же Путин утверждает, что «за последние годы мы смогли серьезно нарастить потенциал фундаментальной науки, по целому ряду направлений вышли на передовые позиции».

— Потенциал есть, согласен. Есть даже научные достижения. По крайней мере, в моей области — молекулярной биологии. Наши ученые публикуют статьи в хороших международных научных журналах. Но чтобы мы совершили какой-то прорыв по сравнению с другими странами — такого я не вижу. Статьи в международных научных журналах может предъявить любой нормальный университет. И тем более не стоит всё это выдавать за достижения режима или власти. У нас в России есть несколько лабораторий, которые работают на мировом уровне. Их считанное количество и не становится больше. То есть научный потенциал у нас есть, но сможем ли мы его сберечь? Посмотрите, сколько ученых российского происхождения уехало из страны и работает в западных университетах.

— К слову сказать, в том же послании Федеральному собранию Владимир Путин отметил важность геномных исследований: «Кардинальный прорыв по этому направлению откроет путь к созданию новых методов диагностики, предупреждения и борьбы со многими заболеваниями, расширит возможности в селекции, в сельском хозяйстве». Государство уже что-то делает для поддержки исследований?

— Тут я полностью согласен с Путиным. И исследования в этой области есть, ими, например, занимаюсь и я. Но не думаю, что нужна какая-то отдельная программа поддержки геномных исследований — надо просто поддерживать сильные группы, а они сами найдут перспективные направления. А когда объявляют государственные программы поддержки, обычно оказывается, что поддерживают не тех, кто хорошо работает, а тех, кто умеет на этой тематике спекулировать. Вспомните, как Курчатовский институт (возглавляемый одним из братьев Ковальчуков, Михаилом — прим. ред.) вдруг стал пропагандистом нанотехнологий. Теперь те же не самые лучшие люди, благо они близки к путинскому уху, решили переключить его (Путина, а не ухо) на геномные исследования. Не дело президента заявлять на публику о конкретных научных направлениях. Дело президента — создать такие условия, чтобы наука, ее конкурентоспособные отрасли, поддерживались автоматически, без лишних заявлений.

Вообще, я уже несколько устал комментировать Путина, это скучное занятие. Давайте обойдемся без его цитат. Если вы хотите понять, насколько сходятся слова Путина и реальность, то они не сходятся. Он представитель своего класса — бюрократии. У них в руках инструменты распределения ресурсов, и, естественно, в первую очередь они распределяют их в свою пользу. Даже не потому, что жадные. А потому, что уверены, что их деятельность — это хорошо и полезно, поэтому ее-то и нужно развивать.

— Тогда спрошу об образовании: с него начинается наука. Как вы оцениваете государственную политику в этой области под началом Ольги Васильевой?

— Как анекдот. При ней появилась ВАКовская специальность «теология», что при предыдущем министре, Ливанове, было невозможно. В остальном деятельность Васильевой прошла для науки незамеченной. Что касается школьного образования, которым Васильева будет заниматься как новоиспеченный министр просвещения, то отмечу некоторые попытки сделать что-то полезное и эффективное. Например, центр «Сириус». Я был там несколько раз. Действительно, хорошие дети и местами вполне разумная программа. Но в целом образование пострадало: стало больше бюрократизации, возникла крайне вредная идея так называемого «единого учебника» — одного учебника по каждой дисциплине, как в СССР.

— Открытие кафедр теологии в университетах вы назвали одним из проявлений напора религиозного мракобесия и клерикализма. Они создают серьезные помехи для научной деятельности?

— Скорее, появление кафедр теологии — признак упадка науки. Репутационные механизмы в научном сообществе сильно подорваны, людям стало все равно, как к ним относятся. Они могут спокойно целовать руку священникам и соглашаться с наличием кафедр теологии в вузах. Сейчас это больше проблема для общественных наук. Непосредственного влияния на естественные науки «духовные скрепы» пока не оказывают. Если в каждом вузе откроют кафедры теологии, как раньше везде были кафедры научного коммунизма, тогда, вероятно, вред начнет ощущаться. Пока это происходит точечно. А потому противно, но терпимо, но вот тенденция настораживает.

— Почти пять лет как принят закон о Российской академии наук. Часть ученых назвали это событие разгромом РАН. Как обстоят дела сейчас?

— Задача РАН, как и всего нашего государства, это фиксация текущей ситуации и исключение всяких изменений. Вопрос финансирования мне трудно прокомментировать. Но бюрократии точно стало больше. Все научные процессы крайне бюрократизированы. Но управление в российском смысле: масса контроля, бумажек и прочего подобного — в науке не работает. Поэтому вместо динамики — болото, а в болоте прорывных трендов нет.

— А с кем, на ваш взгляд, можно работать в правительстве?

— Есть, например, заместитель министра образования и науки Григорий Трубников, который как раз у Васильевой курировал науку. Он действительно ученый и производит впечатление адекватного человека. Но таких людей мало.

— Нет опасения, что система рано или поздно выдавит таких спецов?

— Выдавит. Я не думаю, что наши чиновники сознательно хотят сделать хуже. Просто система устроена так, что не позволяет развиваться науке. Иногда бюрократия понимает важность и ценность науки и пытается ею как-то рулить, но делает это неумело, неправильно, плохо.

— А каково материальное положение ученых?

— Помните знаменитые «майские указы»? Была поставлена задача удвоить зарплату ученым. Денег на это выделено не было. Что сделал бюрократ? Людей стали массово переводить на доли ставки, чтобы формально этот указ был выполнен. Вот так «повысили» уровень жизни ученых.

— Вы отметили, что ученые покидают нашу страну. Как вернуть их в Россию?

— Это невозможно. В современную Россию человек в здравом уме не поедет. А если все-таки соберется, то его не пустит супруг. Так было не всегда. В середине «нулевых» возвращение вполне рассматривалось как вариант жизненной стратегии. Сейчас такое экзотика. Конечно, кто-то по каким-либо причинам останется. Но в общем тренд на отъезд усилится. Впрочем, проблема не в том, что уезжают. Это как раз нормально: люди должны иметь возможность много ездить, путешествовать. А конкретно ученому очень полезно поработать где-то еще. Проблема в том, что не возвращаются. И вместо уехавших никто не приезжает. Нет потока талантливых индийцев или китайцев, которые бы приезжали в Россию и развивали здесь науку.

Это происходит потому, что в России создано полицейское, к тому же коррумпированное государство, жить в котором крайне неуютно. Страна решила противопоставить себя всему миру, пошла по пути конфронтации и изоляции. Не только ученым — вообще людям свободной мысли, предпринимателям, молодежи в такой среде, мягко говоря, не очень комфортно. Кроме того, в таком государстве невозможно планировать свою жизнь, даже на полгода вперед. Поэтому нет стимула стараться, отдавать силы и время.

Нужны реальные политические реформы — демократические выборы, справедливый суд и так далее. Нужно решить проблему Крыма и перестать воевать на Украине. Потому что страна, которая воюет с соседями, не является полноценным членом международного сообщества, в том числе научного. Современная наука — это международная деятельность. Как можно нормально заниматься ею, если мы поссорились со всем развитым миром? Лично мне мои зарубежные коллеги в сотрудничестве не отказывали, но на науке в целом положение государства-агрессора, государства-изгоя, безусловно, сказывается.

А если говорить непосредственно об отношении к науке в России, то вот вам два примера. Взяли и директивно открыли перед Московским госуниверситетом фан-зону, из-за чего сместились сессии, невозможно проводить семинары, я уж не говорю, что футбольные болельщики постоянно шумят и мешают работать. Другой «чудесный» пример. На время чемпионата по футболу в стране запретили провоз радиоактивных веществ. Это значит, что все биологические эксперименты, связанные с радиоактивной меткой (а их очень много), остановились на несколько месяцев. Биология — конкурентная область, задержка исследований может сказаться довольно серьезно. Но когда принимали это решение, о науке наверняка не подумали. А вы меня спрашиваете, как у нас обстоят дела с наукой.

— Кстати, как вы относитесь к факту проведения в России чемпионата по футболу?

— Я противник этого мероприятия. Считаю, что зрелища подобного масштаба в авторитарных государствах работают только во благо власти. Уж не говорю, сколько денег это стоило. Сравнимо с бюджетом всей фундаментальной науки на несколько лет.

— Вы говорите, что полицейское государство не дает развиваться науке. Но, скажем, ракетостроение вполне развивалось и в Третьем Рейхе, и в Советском Союзе, СССР первым запустил в космос спутник и человека. Ученым были созданы все условия, заниматься наукой было престижно, почетно. Работайте, главное в политику не лезьте.

— Во-первых, ракетостроение — это не наука, а инженерия. Занимаясь наукой, вы пытаетесь понять, как устроен мир. Занимаясь технологиями, пытаетесь сделать что-то немедленно полезное. Есть люди, которые занимаются и тем, и другим, но чаще это два разных направления человеческой деятельности. Во-вторых, ваш перечень я бы дополнил Китаем: там тоже развиваются технологии. Но, поймите, не все любят работать в шарашках. Для ученого комфортная среда — это не только комфортное занятие наукой, это атмосфера в обществе в целом. И потом, кто в полицейском государстве определяет — кто ученый, кто не ученый, кому создавать хорошие условия, а кому — нет? Политик, бюрократ, силовик. Что из этого получается, мы знаем по трагической истории нашей генетики. В Советском Союзе прорывы совершались в основном в военной сфере, к которой относится и космос. В других был провал. В конечном счете тоталитарные государства (к ним я отношу и полицейские) проигрывают в технологической конкуренции. Потому что такие режимы подавляют инициативу. А в основе инноваций лежит именно она.

В подготовке интервью участвовал Александр Задорожный

Взято отсюда

Опубликовано 29.06.2018  21:20