Tag Archives: Песах

Кишиневский погром и поправка Джексона-Вэника

Мало кто знает связь между “Поправкой Джексона-Вэника” к Закону о Торговле США, спасшей шанс советских евреев на выезд из СССР, и Кишиневским погромом 1903-го. Но она есть.
1 погром, 49 убитых, 586 раненых, полторы тысячи домов разрушены. Но эффект от Кишиневского погрома, 117-ю годовщину которого мы отмечаем сегодня, в последний день Песаха, вышел далеко за рамки нашей национальной истории. Которая знает события и пострашнее…Но именно этот погром повлиял на политическую историю сионизма, на зарождение арабо-израильского конфликта, на исход русско-японской войны, и на несостоявшуюся российскую демократию…
Поводом был, как всегда, кровавый навет в Песах. Но Кишиневский погром стал водоразделом нашей истории эпохи сионизма не поэтому. А из-за реакции, которую он вызывал. Потому, что через 6 лет после начала сионизма в Базеле, и двадцать лет спустя возникновения предтечи сионизма Герцля – движения Ховевей Цион – русские евреи не стали сидеть сложа руки, и перешли к активной защите своих прав, жизней и убеждений.
Кишиневский погром превратил молодого одесского литератора, только что вернувшегося из Италии – Жаботинского – в того яростного вождя еврейского возрождения, каким мы его знаем. Одесса тогда тоже готовилась к погромам, и Жаботинский стал членом первой группы еврейской самообороны города. С началом погрома в Кишиневе часть группы была послана туда на помощь, и увиденное потрясло Жаботинского на всю жизнь.
Среди развалин сожженной синагоги он нашел обрывок свитка Торы, с фразой из Книги Шмот – «…[пришельцем стал я] в чужой стране» – и воспринял это как символ происходящего. После того, как Хаим Нахман Бялик, тоже посланный в Кишинев задокументировать трагедию, пишет свою знаменитую поэму “בעיר ההרגה” – («В городе резни») Жаботинский переводит ее на русский под названием «Сказание о погроме»:
« …Но дальше. Видишь двор? В углу, за той клоакой,
Там двух убили, двух: жида с его собакой.
На ту же кучу их свалил один топор.
И вместе в их крови свинья купала рыло.
Размоет завтра дождь вопивший к Богу сор,
И сгинет эта кровь, всосет ее простор
Великой пустоты бесследно и уныло —
И будет снова все по-прежнему, как было…»
(Прочесть поэму Бялика в переводе на белорусский язык можно здесь: https://belisrael.info/?p=11938 – belisrael)
Жаботинский восстает против безысходности жизни на чужбине, и когда в том же году Герцль выступает с «Планом Уганды», он становится одним из лидеров оппозиции этому плану среди русских сионистов. И начинает свою борьбу против уступок и компромиссов в защите наших национальных прав. Которую вел всю свою жизнь.
Но кроме литературы и идеологии, погром закладывает основы еврейской самообороны в России. В местечках и городках Черты оседлости возникают отряды молодежи, готовые постоять за себя. И многие достигают успехов. Так, действия полтавского отряда привели к тому, что в городе ни один еврей не пострадал. Одним из командиров полтавской самообороны был Ицхак Бен-Цви. Правильно, будущий второй президент Израиля…
А после революции 1905 г. и второй волны погромов в ходе ее подавления, многие члены самообороны вынуждены бежать в Эрец-Исраэль. Там они обнаруживают, что вся охрана еврейских фермеров Первой алии осуществляется арабами, которые же сами и грабят своих «подзащитных».
И в 1907 г. «самооборонщики» – среди которых все тот же Бен-Цви, создают организацию «Бар-Гиора», которая в 1909 г. превращается в «Хашомер» и берет под контроль охрану поселений на севере Ишува, отражая атаки арабских бандитов.
Но самым значимым – но, по иронии истории, самым малоизвестным – следствием Кишиневского погрома становится деятельность Якова (Джейкоба) Шифа. Шиф был один ведущих американских банкиров, совладельцем банка «Kuhn, Loeb & Co.», заместителем председателем Торговой Палаты США, и «просто» очень влиятельным финансистом. Он внимательно следил за положением еврейской общины России, и потому был яростным противником режима Николая II. И когда в 1904 г. началась Русско-Японская война, он выступил с поддержкой Японии, помог ей получить кредиты в США на ведение войны, и фактически обеспечил ее победу над Россией.
Когда Россия, вычислив поддержку Шифа, через своих дипломатов обратилась к нему, он в итоге остановил финансовую поддержку Японии и война была закончена. Но не раньше, чем Япония фактически одержала в ней победу, а Россия нехотя пообещала отменить антиееврейские законы и дать возможность евреям избираться в Госдуму!
Шиф изобрел тактику финансово-дипломатического давления на России еще в 90-х годах 19 в., после погромов 1881-82 гг., и последующих волн российского антисемитизма. Причем его борьба была конкретно с домом Романовых – он приветствовал Временное правительство, и поддержал его финансовым займом на военные нужды. После отмены им антиеврейских ограничений и законов…
И именно на тактике Шифа основывалась знаменитая «Поправка Джексона-Вэника», ограничившая торговлю и финансовые отношения США и СССР в 1974 г. В ответ на ограничение выезда евреев из СССР. Вся еврейская эмиграция из СССР в 70-80-е годы проходила под защитой этой поправки и деятельности еврейских правозащитных организаций США и мира, не спускавших глаз с советской власти. Именно тогда я впервые услышал про эту поправку, и в итоге после 9 лет отказа оказался в Израиле…
Мы помним сегодня Кишиневский погром, и его уроки. Полагаться на свою силу, не недооценивать опасности, и быть готовыми их отразить и постоять за себя, или за любого еврея. Которому они угрожают.
Особенно сейчас, когда у нас есть свое, сильное и успешное, государство. Которое мы должны ценить и беречь.
Михаил Лобовиков
 Источник  14.04.2020
Опубликовано 14.04.2020  14:24

Ш. Зоненфельд. Голос безмолвия (5)

(продолжение; начало2-я ч., 3-я ч., 4-я ч. )

СССР – огромная тюрьма

Под сенью смерти

Мы жили в страшные годы в страшном государстве. Я уже не говорю о систематическом отсутствии в магазинах основных продуктов питания и товаров первой необходимости, добывание которых требовало времени, сил и здоровья. В годы сталинского террора все граждане страны, независимо от национальности и отношения к режиму, жили в атмосфере постоянного страха. Каждый думал об одном: не раздастся ли в эту ночь громкий стук в дверь, как это уже случилось со многими его родственниками, знакомыми и сослуживцами, не последние ли часы проводит он на свободе? Скрежет тормозов автомашины, остановившейся поблизости, становился причиной инфаркта. Почти у каждого в квартире лежал наготове узелок с теплым бельем – он мог пригодиться в любую минуту.

Люди десятилетиями были лишены связи с родственниками за границей. В эпоху телеграфа, телефона и радио евреи, для которых родственные узы всегда были так важны, оказались в СССР как бы в гигантской тюрьме с высокими глухими стенами. Молодым евреям, выросшим в советское время и далеким от национальных традиций, надо было постоянно доказывать свою преданность власти, учиться с бóльшим рвением, чем представителям «титульных наций», чтобы поступить в институт и добиться повышения на работе. Им приходилось терпеть антисемитские выходки ненавидевшего их окружения. Но все это не идет ни в какое сравнение с тем, какую гигантскую силу духа должен был ежедневно и ежечасно проявлять религиозный еврей. Только вера помогала выстоять в таких условиях.

Слова, которые мы произносим в начале обряда капарот(9) накануне Йом‐Кипура: «[Сыны человеческие], сидящие во мраке, под сенью смерти, скованные страданием и железом»(10), – с потрясающей точностью описывают наши чувства.

Шпионская история

Однажды папа поехал в Умань, на могилу раби Нахмана из Брацлава. Сошел он с поезда рано утром. Там была маленькая синагога, в которой проводились общественные молитвы, но папа предпочел не заходить туда: чем меньше глаз наблюдают за тобой, тем лучше. Он вошел в лес, стал на опушке под деревом, облачился в талит(11), надел тфилин(12) и начал молиться. Вдруг перед ним появился милиционер и стал расспрашивать папу, что он тут делает и что означают эти кубики на руке и на голове. Папа пытался что‐то объяснять, но милиционер его не слушал, на него снизошло озарение: эти кубики – не что иное, как шпионские радиопередатчики!

9 Капарот – ритуал, который проводят перед Йом‐Кипуром.

10 «Теѓилим», 107:10.

11 Талит – четырехугольная накидка с кистями цицит по углам, в которую евреи облачаются во время утренней молитвы.

12 Тфилин (в русской традиции – филактерии) – две кожаные коробочки, которые укрепляют с помощью кожаных ремешков на левой руке и на лбу для исполнения заповеди.

Папу привели в отделение, где его допрашивал офицер, которому версия его подчиненного показалась убедительной. Однако в конце концов привели пожилого еврея, пользовавшегося доверием у сотрудников милиции. Он бросил взгляд на подозрительные предметы и сказал офицеру:

– Верно, что эти кубики служат в качестве средства связи, – но только не между Востоком и Западом, а между землей и небом. С их помощью еврей осуществляет связь с Богом.

Старика послушали, и папу освободили.

Средство от ревматизма

Я познакомилась с еврейским парнем, учившимся в Московском университете. При этом он соблюдал заповеди – в частности, каждый день надевал тфилин. Обычно он ждал, пока все соседи по комнате в общежитии уйдут, быстро читал «Шма, Исраэль…», снимал тфилин и бежал на занятия.

Случилось как‐то, что один из его товарищей вдруг вернулся за чем‐то забытым – и был потрясен, увидев своего соседа по комнате со странными черными кубиками: один был на голове, а другой – на руке, прикрепленный к ней длинным, обмотанным несколько раз вокруг нее ремешком.

– Что это за кубики? – спросил он его.

– Я получил их в наследство от бабушки, – вдохновенно сымпровизировал тот. – Это – проверенное средство для страдающих от ревматических болей. У меня вот уже несколько дней сильные боли в руке, и эти кубики с ремешками помогают их снимать.

Его приятель простодушно принял все на веру и вышел из комнаты. Через какое‐то время он подошел к еврейскому юноше и, пожаловавшись на сильные боли в руке, попросил повязать и ему этот чудодейственный кубик.

– Я был в панике, – рассказывал мне тот, – ведь запрещено налагать тфилин нееврею! Я сказал ему, что сначала нужно разогреть руку. Начал делать ему энергичный массаж – и при этом молиться, чтобы дело не дошло до тфилин… И случилось чудо. Тот парень сказал: «Мне уже не надо твоих ремешков, боль прошла». Он поблагодарил меня и ушел.

Что только не придумывали религиозные евреи ради исполнения заповедей! Однажды в Киеве я шла с одним таким юношей; время было вечернее. Он очень торопился домой, чтобы успеть прочитать до захода солнца молитву Минха. Когда парень понял, что не успевает, мы остановились у здания филармонии, и он начал молиться наизусть «Восемнадцать благословений» – молитву, которую произносят шепотом, стоя, не сходя с места и не прерываясь. При этом он делал вид, будто разглядывает афиши на стенде. Проходившая мимо женщина остановилась рядом и попросиа его:

– Подвиньтесь, товарищ, мне отсюда не видно!

Он, разумеется, не реагировал, а она не отставала и уже начала сердиться на невежу. Тогда я сказала ей:

– Простите, пожалуйста; вы просто не знаете, кто он! Я сопровождаю его; это – талантливый композитор. Как раз сейчас ему пришла в голову какая‐то мелодия. Посмотрите на его вдохновенное лицо, на то, как он раскачивается из стороны в сторону… Сейчас он весь – в мире музыки; он не слышит вас, давайте не будем ему мешать. Женщина смутилась, извинилась и ушла.

Сломленный портной

Недалеко от нас жил один портной, который съездил в Израиль. Вернувшись оттуда, он начал выступать по радио и телевидению с целой серией очерняющих еврейскую страну передач. На одной из представленных им фотографий, которая мне особенно запомнилась, видна была группа детей с пейсами, в грязной неряшливой одежде, роющихся в помойке в поисках остатков еды. Этот еврей поносил Израиль в самых грубых выражениях, пока мы не решили, что делать нечего – нужно заставить его замолчать.

И вот, в темную зимнюю ночь, когда он возвращался после  одной из своих «лекций», его встретили в переулке несколько наших ребят, поколотили и сказали:

– Если сам не закроешь свой рот – мы тебе поможем.

Через несколько месяцев тот портной тяжело заболел и умер, а через какое‐то время мы узнали, что стояло за этой историей.

В СССР портные, как и представители других профессий в сфере услуг, должны были работать в государственных ателье, при этом брать левые заказы было делом уголовно наказуемым. Всю получаемую с клиентов плату следовало сдавать в кассу.

Этот портной выполнял частные заказы на дому и, естественно, брал выручку себе – пока не попался.

Ему предложили на выбор: или его отдадут под суд и он получит десять лет лагерей – или «послужит Родине», и это будет искуплением его греха. Ему предложили съездить с женой в Израиль в качестве туристов за государственный счет и вернуться с «впечатлениями» о страшной жизни в еврейской стране, которые сочинят для него сотрудники органов. По возвращении он должен будет выступать по радио и телевидению с рассказами о преступлениях сионистов. Если же ему придет в голову обмануть советскую власть и остаться в Израиле, то за «дезертирство» будут наказаны его дети и внуки, живущие в СССР.

В Гемаре говорится, что если человека судили и приговорили к смерти, но пришел некто и сказал: «У меня есть для него оправдание» – обвиненного судят заново. Живя в Советском Союзе, я усвоила для себя правило: когда судишь других, старайся находить им оправдания – даже если человек совершил, на первый взгляд, явную подлость.

Трогательная встреча

Эта история случилась в праздник Симхат‐Тора. Синагога была заполнена молодыми евреями, танцевавшими со свитками Торы. Активисты общины, знавшие, что среди публики немало доносчиков, боялись, что все это веселье может стать поводом для закрытия синагоги, и пытались уговорить молодежь разойтись. Их не слушали, и тогда они силой вытолкнули всех во двор и заперли здание.

Разгоряченная молодежь продолжала веселиться во дворе; один неугомонный танцор плясал «казачка» вприсядку, а остальные, хлопая в ладоши, подбадривали его. Неутомимо приседая и вставая, сгибаясь и выпрямляясь, он вдруг увидел кого‐то в толпе и уже не сводил с него глаз. Люди стали с опаской поглядывать в ту же сторону: может быть, этот плясун опознал в одном из собравшихся стукача? «Казачок» становился все более бурным и стремительным – и вдруг танцор подлетел к тому, на кого смотрел, и стал осыпать его поцелуями, крича:

– Папа, а ты что здесь делаешь?

Остолбеневший поначалу от неожиданности отец обнял сына и долго повторял только одно слово:

– Сыночек… Сыночек…

Как оказалось, каждый из них скрывал от другого, что собирается идти в синагогу.

Визит раввина Гиршберга в Киев

Летом 1963 года в Киев приехал главный раввин Мексики рав Авраѓам Гиршберг. В субботу он пришел помолиться в синагогу и беседовал с присутствующими, которые были рады всякому гостю, и тем более – такому важному. Я тоже воспользовалась его приездом и имела с ним откровенную и сердечную беседу.

В понедельник утром мама послала меня задать вопрос по поводу кашрута раву Паничу, бывшему тогда раввином Киева. Я вошла в синагогу во время чтения Торы, стояла у бокового входа и ждала окончания молитвы. Имея уже в этом опыт, я сразу распознала двух сотрудников КГБ; они сидели в зале на задних скамьях с открытыми молитвенниками и следили за равом Гиршбергом.

Молитва закончилась. Один из евреев подошел поговорить с раввином, и тот в ходе беседы передал ему еврейский календарь на

русском языке. Те двое встали со своих мест и направились к раву. Ему грозили большие неприятности: иностранцам запрещено раздавать какие бы то ни было печатные материалы без специального разрешения. У меня не оставалось времени на размышления; я вскочила, бросилась к раввину и тому еврею, который получил от него календарь, и крикнула им на идиш:

– Скорее убегайте!

Я открыла сумку, которая была у меня в руках, и сделала движение, будто что‐то в нее кладу.

Агенты тут же бросились ко мне: мол, поймали на месте преступления.

– Открой сумку немедленно! – заорали они.

Чтобы выиграть время и дать раввину возможность уйти, я стала спорить с ними, отказываясь выполнить их требование. Они втолкнули меня в боковую комнату, контору раввина Панича, и тщательно обыскали мою сумку, проверив, нет ли в ней двойных стенок, и тщательно изучив каждую бумажку. Когда они, наконец, отпустили меня, я вернулась домой, очень довольная, что спасла такого важного гостя от серьезных неприятностей.

Через семь лет после этого происшествия я встретила раввина Гиршберга в отеле «Ѓа‐Мерказ» в Иерусалиме, и он сказал мне:

– Никогда не забуду добро, которое вы сделали мне, подвергая себя опасности, чтобы вызволить меня из большой беды! Сочту величайшей честью для себя, если вы навестите меня в Мехико.

Когда я была в Соединенных Штатах в 1971 году по приглашению организации «Аль тидом» («Не молчи»), рав Гиршберг пригласил меня в столицу Мексики. Я выступила там перед местной общиной с лекцией о положении евреев в СССР и рассказала о том, что произошло с раввином в киевской синагоге. Собравшиеся слушали очень внимательно, и визит оказался весьма результативным. Добро, которое мы делаем другим людям, в конечном счете всегда окупается, как сказано: «Посылай свой хлеб по воде, и по прошествии многих дней он к тебе вернется».

Синагога на улице Щековицкой: вид снаружи и изнутри

Израильские послы в советских синагогах

В конце 1948 года, после установления дипломатических отношений между СССР и вновь образованным государством Израиль, первым послом Израиля в СССР была назначена Голда Меир, впоследствии – премьер‐министр. Ее недолгое пребывание в должности посла запомнилось восторженной встречей, устроенной ей огромной толпой евреев во время посещения московской синагоги. Побывала она и в Киеве, пришла и там в синагогу – но народу было очень мало: то ли потому, что власти не пожелали повторения того, что было в Москве, то ли потому, что в Киеве вообще страха было гораздо больше; в синагоге собирался только постоянный миньян стариков.

Был будний день. Я видела и слышала ее издали. Она спросила:

– Почему мало людей, ведь в Киеве так много евреев? Ей ответили:

– В СССР – свобода вероисповедания, и невозможно заставлять людей приходить в синагогу.

Осенью 1955 года, в праздник Суккот, большую синагогу в Киеве посетили посол Израиля в СССР Йосеф Авидар, его жена, извест‐ ная детская писательница Ямима Черновиц‐Авидар, и их дочь Рама с мужем. Я, по наивности и от воодушевления, вызванного столь великим событием, как появление посла еврейской страны в нашей синагоге, решила пригласить их всех к нам домой на кидуш. Посол отказался, а его дочь с мужем приняли приглашение.

Мы беседовали, пили чай со сладостями и выпечкой; атмосфера была самой приятной и дружеской. Прощаясь, гости оставили мне несколько книг о государстве Израиль. Как только они ушли, я подскочила к печи и бросила книги в огонь, а пепел потом высыпала в мусорное ведро. Вскоре к нам явились сотрудники органов и устроили в доме тщательный обыск. Они спросили, что я сжигала в печи, поскольку обнаружили, что она еще теплая, а погода была еще не такой холодной, чтобы греться у печки.

Три незваных гостя просидели пять часов, допрашивая меня, прочли все мои письма и составили подробный протокол на десятках страниц. Каким‐то чудом моя авантюра завершилась благополучно, – но, конечно, я была непростительно легкомысленной. Все могло закончиться и арестом.

В Йом‐Кипур следующего года в нашу синагогу пришел военный атташе при посольстве Израиля Йеѓуда Ѓалеви из кибуца Афиким возле Тверии с женой Раей и сыном Эйтаном. Мы были знакомы с прошлогодней Симхат‐Торы.

Израильтяне подошли ко мне и говорили со мной на иврите; я знала тогда этот язык лишь немного и изъяснялась с трудом. Они подарили мне пару сережек работы учеников Израильской академии искусств «Бецалель». Когда началось чтение поминальной молитвы «Изкор» и я вышла во двор вместе со всеми, у кого были живы родители, ко мне подошли два сотрудника КГБ и спросили, о чем я беседовала с атташе и что он мне дал. Я указала на сережки, которые вдела в уши. Они грубо сорвали украшения и унесли с собой.

Впоследствии, после прибытия в Израиль, я узнала, что в информационном листке кибуца Афиким в свое время была помещена статья Йеѓуды Ѓалеви, в которой он описывает пережитое им во время работы в СССР. В частности, он рассказывает, как одна наивная еврейская девушка подошла к нему и его жене в синагоге и спросила:

– Как вы носите в Йом‐Кипур свои вещи в месте, где нет эрува(13)? На этот раз я была осторожнее и не пригласила их к нам домой.

Тем не менее, я тайком передала им несколько моих стихотворений на русском языке, посвященных Эрец‐Исраэль. Они перевели их на иврит и поместили в том же листке, после статьи.

Мое ¨прикрытие¨ для посещения синагоги

Здесь нужно объяснить, каким образом я, молодая девушка, обязанная по всем правилам конспирации выглядеть безупречной комсомолкой, осмеливалась быть постоянной посетительницей синагоги – и это в годы, когда люди боялись даже просто пройти мимо нее, чтобы кто чего не подумал.

С первых классов школы я рассказывала подругам, что мои родители – люди пожилые и больные, потерявшие семерых детей на фронте и в ходе массовых расстрелов в Бабьем Яре. Когда это случилось, они начали ходить в синагогу – молиться о душах погибших, и мне приходится постоянно их сопровождать.

Каждой из девочек я говорила:

– Эту тайну я открываю только тебе, чтобы ты не подумала, будто я – фанатичная верующая.

Это объяснение отлично действовало и спасало меня от многих проблем, в том числе, и от необходимости вступать в комсомол, – ведь синагогу я все‐таки регулярно посещала, хоть и по уважительной причине. Так что в первые ряды советской молодежи меня не звали, но я от этого никак не страдала.

13 Эрув – буквально «смешение», «объединение» (владений) – процедура, предписанная мудрецами (включая строительство ограждения), чтобы сделать разрешенным перенос вещей из одного владения в другое в субботу и Йом‐Кипур.

Папа и мама во дворе синагоги

Арест папы

Прокаженные

Но вернусь к началу пятидесятых годов и к истории моей семьи. Мартовским утром 1951 года папа, как обычно, вышел из дома – и не вернулся.

Мы с мамой обегали все больницы и отделения милиции, пытаясь узнать хоть что‐нибудь о его судьбе. В одних местах нам просто хамили, в других – издевались над нами. Дежурный милиционер в одном из отделений, который отнесся к нам чуть человечнее, сказал:

– Что вы его ищете? Не понимаете разве, что он арестован органами госбезопасности?

Этот милиционер посоветовал нам прекратить искать папу, поскольку сам поиск может впутать нас в серьезную и опасную историю.

Хотя мы привыкли к жизни, полной страха, теперь для нас наступили еще более тяжкие времена, каких мы еще не знали. Папин арест изменил для нас все.

Как только распространился слух, что реб Лейб исчез, люди начали отдаляться от нас, считая всякое общение с нами опасным. Никто не переступал порог нашего дома, а встречавшие нас на улице переходили на другую сторону – только чтобы не пришлось поздороваться.

Мы привыкли к тому, что наш дом был всегда полон друзей и гостей. Теперь мы превратились в изгоев… Это очень угнетало нас, поскольку мы всегда были общительными, жившими одной жизнью с другими и принимавшими близко к сердцу их дела, а теперь – будто о нас написано в начале свитка «Эйха»(1), который читают в день поста 9‐го ава(2): «Как одиноко сидит…» – там говорится о разрушенном Иерусалиме. Теперь мы с мамой – две несчастные одинокие женщины, боящиеся собственной тени. Всякий шорох за дверью бросал нас в дрожь: не явились ли и за нами, чтобы пытками выбить признания в том, что папа – преступник?

Будние дни проходили в повседневных трудах и заботах, хотя бы частично отвлекавших нас от мыслей о папе, но субботы были просто невыносимы. Казалось, что сама Шхина, постоянно присутствовавшая в нашем доме в этот день, вместе с папой ушла в изгнание.

1 «Эйха» – в русской традиции «Плач Иеремии».

2 9‐е ава – день траура и поста в память о разрушении Первого и Второго иеруса‐ лимских храмов.

 

Пасхальный седер вдвоем

Мне, наивной и еще не знакомой с настоящим горем, субботние свечи, зажженные мамой, всегда возвещали появление света, озарявшего душу. Но в эти субботы без папы свечи тоже сделались какими‐то другими, как будто сияние их потускнело.

Мама говорила мне:

– В субботу нельзя печалиться! Именно тот, у кого на сердце тяжесть, должен наслаждаться вместе с царицей‐субботой, и в заслугу этого мы еще услышим голос папы, освящающего субботний день над бокалом вина!

Пришел праздник Песах. Никто не позвал нас на седер, и мы сели за стол вдвоем; папино кресло стояло пустое. Начали читать вслух Агаду – и я, не сдержавшись, расплакалась.

Я пыталась успокоиться, чтобы не расстраивать маму, но на это не хватало сил. Мама прижала мою голову к себе, гладила меня и шептала слова утешения, в которых проявлялась вся сила духа ее и острый ум:

– Смотри, Батэле: все, что мы делаем в память об исходе из Египта в эту ночь, и особая заповедь «И расскажи сыну своему» служит воспитанию детей. Они должны проникнуться мыслью о том, что чудо исхода из рабства на свободу, описанное в Торе, случилось не только в том поколении – оно происходит во всех поколениях, как говорится об этом несколько раз в самой Агаде. И так мудрец бен Зома толковал в Агаде слова Торы «Чтобы помнил ты день твоего исхода из Египта все дни твоей жизни»(3): « “Дни твоей жизни” – это дни, а “все дни твоей жизни” – это включает и ночи» – другими словами, надо помнить об Исходе и ночами, а «ночь» – это намек на изгнание. Так что мы должны ожидать избавления и не терять надежду на то, что еще немного – и мы выйдем из рабства на свободу!

Когда я немного успокоилась, мы продолжили читать Агаду. Я вспоминала папины комментарии и объяснения, а мама добавляла к этому что‐то свое. Когда мы дошли до слов «Чем отличается эта ночь от всех других ночей?», я не захотела задавать традицион‐ ные четыре вопроса, которые обычно задают на седере дети, и сказала, что приберегу их до папиного возвращения, потому что только он может ответить на бесчисленные вопросы, которые у меня накопились. Хотя папы и не было с нами на седере, дух его незримо присутствовал среди нас; мы то и дело говорили: папа объяснял это так‐то, а это – так‐то.

В ту невеселую праздничную ночь передо мной вновь раскрылось все величие маминого духа. Я до сегодняшнего дня жалею, что не записала все слова утешения и поддержки, сказанные ею мне в ту ночь. Уверена, что они были бы полезны молодым и сегодня.

3 «Дварим», 16:3.

В Рош а-шана в синагоге

Я вспоминаю первый Рош ѓа‐шана после папиного ареста. Мы с мамой пошли в синагогу. В первую ночь после праздничной молитвы люди, как принято, подходили друг к другу с традиционным благословением: «Да будешь ты вписан в Книгу жизни на добрый год, и да будет это скреплено печатью!» Почти все посетители синагоги люди пожилые, все знакомы между собой; мужчины  и женщины поздравляли друг друга – но нас не замечали. Мы стояли в углу двора и смотрели на собравшихся, а они, проходя мимо нас, опускали глаза, чтобы не встретиться с нами взглядом. И тут один старый еврей, бывавший у нас дома, реб Пинхас Грейниц, вдруг остановился возле нас – и начал танцевать. Он поднял руки и, глядя в небо, воскликнул:

– На добрый год да будете вы вписаны в Книгу жизни, и да будет это скреплено печатью!

Мама сказала мне:

– Разве звездам это нужно – быть вписанными в Книгу жизни? Он не им говорит, а нам!

Много десятков лет прошло с тех пор – а я помню его доброту в ту праздничную ночь, ведь доброта – это именно то, в чем мы нуждались тогда больше всего на свете. Из всех, бывших в тот день в синагоге, только реб Пинхас уехал впоследствии в Израиль; он умер в преклонном возрасте в городе Бат‐Ям.

Пока мы так стояли, словно у позорного столба, в углу двора, мама прошептала мне на ухо:

– Знай, Батэле, что этим евреям еще тяжелее подавить свое желание сказать нам новогоднее приветствие, чем нам – не получить его…

Реб Пинхас Грейниц

Сладкое лекарство

Мама сделала кидуш, и мы уселись за стол. Когда мы взяли яблоко, обмакнули его в мед и сказали: «Да будет воля Твоя на то, чтобы сделать для нас новый год добрым и сладким», – мама вспомнила, как я однажды спросила папу: если мы просим, чтобы год был добрым, то зачем добавляем еще слово «сладким»? Она сказала:

– Ты, наверное, помнишь, что он тебе ответил? Он сказал: «С чем это можно сравнить? Один человек получил от врача горькое лекарство. Даже зная, что оно, несмотря на горечь, идет ему на пользу, он все же хотел бы, чтобы лекарство было сладким. Так и мы. Знаем, что Всевышний все делает к лучшему, и даже самые тяжелые Его предопределения – на благо нам, и все же мы просим, чтобы наступающий год был не только добрым, но и сладким!» И как же сладко будет нам, когда Господь вернет нам папу, и мы вновь будем вместе, и будем накрывать наш стол по субботам и праздникам в спокойствии и радости!

Больше двух лет страдали мы с мамой от мук одиночества и страха, не имея ни малейших известий о папиной судьбе. Мы пытались подбадривать одна другую, поддерживать друг в друге надежду на то, что мы вскоре увидим папу и услышим, как он делает субботний кидуш…

Мама всегда, даже в моменты отчаяния, находила слова ободрения, нужные как раз в эту минуту. Она говорила:

– Сказано в Торе: «И был вечер, и было утро» – это означает, что после вечерней тьмы всегда приходит утро, озаряющее и радующее сердце. Народ Израиля начинает отсчет нового дня с вечера, а вслед за ним приходит утро, и это символизирует победу света над тьмой. У других же народов день начинается с утра, а потом приходит вечер, и тьма побеждает свет.

¨Дело врачей¨ и чудо Пурима

¨Убийцы в белых халатах¨

В 1953 году, незадолго до праздника Пурим, над многострадальным советским еврейством, еще не оправившимся от ужасов нацистской бойни, нависла новая опасность. Так же, как и до того в Германии, события нарастали постепенно и приобрели особый драматизм в последние годы жизни Сталина. Вскоре после победы над Германией, 24 мая 1945 года, на одном из приемов в Кремле Сталин провозгласил следующий тост:

«Я как представитель нашего советского правительства хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа. Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза. Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне и раньше заслужил звание, если хотите, руководящей силы нашего Советского Союза среди всех народов нашей страны».

Так в одночасье был отвергнут марксистский принцип полного равенства наций и положено начало иерархии, в которой самая низшая ступень предназначалась евреям.

С 1947 года в рамках этого курса была развернута кампания против так называемых безродных космополитов. В течение всего послереволюционного периода советские евреи привыкли к тому, что главным условием их выживания в советской системе является отказ от еврейской идентификации. Они всячески старались замаскироваться и быть как все. Но именно после того, как это им так хорошо удалось, этот «успех» был по‐ ставлен им в вину и вместо одобрения встретил лишь презрение и глубокое отвращение! Кто же они теперь? Не русские и не евреи, а нечто омерзительное и опасное – «не знающие родства космополиты».

Удары обрушились и на «официальных» евреев, проявлявших свое еврейство с разрешения и по поручению самих властей. В начале 1948 года агентами ГБ был убит и затем представлен в виде жертвы автомобильной катастрофы один из самых известных евреев страны, главный режиссер Московского еврейского театра народный артист СССР С. М. Михоэлс. По поручению властей он возглавлял созданный им во время войны Еврейский антифашистский комитет, который вел активную просоветскую пропаганду во всем мире и занимался сбором материальной помощи армии СССР от зарубежных еврейских организаций. Были обвинены в измене и уничтожены почти все члены этого комитета – видные еврейские деятели литературы и искусства. Были ликвидированы остатки еврейской культуры: закрыты еврейские театры, газеты, музеи, издательства на языке идиш… Вскоре после этого поползли первые слухи о предстоящей депортации евреев в Сибирь.

Но самое страшное началось 13 января 1953 года, когда все центральные газеты поместили следующее сообщение ТАСС:

АРЕСТ ГРУППЫ ВРАЧЕЙ-ВРЕДИТЕЛЕЙ

Некоторое время тому назад органами государственной безопасности была раскрыта террористическая группа врачей, ставивших своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь руководителям партии и правительства Советского Союза.

В числе участников этой террористической группы оказались: профессор Вовси М. С., врач-терапевт; профессор Виноградов В. Н., врач-терапевт; профессор Коган М. Б., врач-терапевт; профессор Коган Б. Б., врач-терапевт; профессор Егоров П. И., врач-терапевт; профессор Фельдман А. И., врач-отоларинголог; профессор Этингер Я. Г., врач- терапевт; профессор Гринштейн А. М., врач-невропатолог; Майоров Г. И., врач-терапевт…

Газета «Правда» напечатала в тот день редакционную статью под названием «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров‐врачей», в которой говорилось: «Участники террористической группы, используя свое положение врачей и злоупотребляя доверием больных, преднамеренно, злодейски подрывали их здоровье, ставили им неправильные диагнозы, а затем губили больных неправильным лечением. Прикрываясь высоким и благородным званием врача – человека науки, эти изверги и убийцы растоптали священное знамя науки. Встав на путь чудовищных преступлений, они осквернили честь ученых…»

Самые ассимилированные и далекие от политики евреи вспоминали потом эти времена с ужасом. Ведь даже во время войны, при всех ее тяготах, они знали, что их страна, напрягая все силы, воюет с самым грозным их врагом, и чувствовали себя на переднем краю этой борьбы – и на фронте, и в тылу. А теперь, после всех перенесенных страданий и жертв, они вдруг объявлены в своей стране врагами и изменниками, чужеродными и ненужными элементами, выброшены из жизни! Травля – со всех сторон: редакционные статьи в газетах полны намеков, а фельетоны пестрят еврейскими фамилиями. Всюду евреев позорят, выгоняют с работы – а на запасных путях, согласно достоверным свидетельствам, уже стоят телячьи вагоны для поголовной высылки евреев на дальнюю окраину Советского Союза. И, как все давно привыкли в этой стране, бесполезно спрашивать: «За что?».

Официальным поводом для намеченного предприятия должна была служить «просьба представителей еврейского народа» о том, чтобы «оградить предателей и безродных космополитов еврейского происхождения от справедливого народного гнева путем переселения их в Сибирь». По дороге, как следовало из тех же слухов, евреев ожидали проявления «справедливого народного гнева», так что многие из высланных не доехали бы до места назначения. В том, что ожидалось именно такое развитие событий, убеждала опробованная властями во время войны практика переселения целого ряда народов СССР.

Коржик со слезами

Со дня на день страх и напряжение возрастали; день изгнания приближался.

В ночь праздника Пурим мы с мамой пошли в синагогу слушать чтение Книги Эстер. Шли, взявшись за руки, по заснеженным улицам Киева, чтобы в очередной раз вспомнить историю падения злодея Амана, задумавшего уничтожить весь наш народ. И хотя все происходившее в стране не располагало к особому оптимизму, мы все же надеялись на то, что и сейчас удостоимся чуда, подобного пуримскому.

Общее настроение в синагоге было мрачным. Слухи о высылке передавались из уст в уста. Один из мужчин читал свиток на традиционный мотив, и всякий раз, когда он произносил имя Амана, я стучала по столу – негромко, чтобы не было слышно на улице. Это сегодня в Израиле при упоминании этого ненавистного имени дети в синагогах вовсю раскручивают трещотки и шумят, а в Советском Союзе в те годы такое выражение отношения к антисеми‐ тизму следовало проявлять с максимальной осторожностью. На‐ завтра мы снова пошли с мамой в синагогу на утреннее чтение Книги Эстер.

В Пурим утром полагается, вернувшись из синагоги, посылать друзьям и знакомым мишлоах манот – угощение хотя бы из двух видов еды или напитков. А нам с мамой – и нечего, и некому было посылать, ведь с нами никто не хотел общаться. Мы «послали» друг другу по коржику и яблоку, причем при этом так плакали, что сухой коржик совершенно размок от слез…

– Пусть вторым будет Творец, – сказала я маме. – Давай пошлем Ему наш коржик со слезами.

И тут вдруг мы услышали с улицы какой‐то шум, голоса соседей, громко перекликавшихся между собой. Что там?! Я открыла дверь, выглянула наружу – и услышала оглушительное известие: Сталин умер этой ночью прямо на заседании Политбюро. Слухи были фантастические: он якобы требовал, чтобы члены Политбюро подписали постановление о высылке евреев, и когда некоторые отказались, он разбушевался, вопил как резаный, и тогда Каганович вынул из кармана пистолет и разнес Сталину голову.

О смерти официально сообщили только 5‐го марта. Умер он на одной из государственных дач, в Кунцево. Согласно одной из наиболее принятых версий, он был один у себя в комнате, и после того, как он долго никого не звал и не откликался на стук, охрана взломала дверь и обнаружила его лежащим на полу. Вызвали Берию, Хрущева и Маленкова. Те, однако, объявили, что «товарищ Сталин отдыхает», и ему долгие часы не оказывали помощь; когда, наконец, прибыли врачи, было уже, слава Богу, поздно.

Тиран продолжал убивать даже после своей смерти. Попрощаться с покойным, чье тело было выставлено в Колонном зале Дома союзов, стекались со всей Москвы огромные массы народа; возникла страшная давка, прежде всего – на Трубной площади, огороженной военными грузовиками. Сотни, а возможно, и несколько тысяч людей погибли в давке… Распространять информацию об этом запрещалось, а цифры были строго засекречены. В народе это назвали «вторая Ходынка», а Трубную площадь – «Трупная площадь».

Хотя после смерти Сталина о прежних репрессиях уже не могло быть и речи, страх перед системой, представления о ее всемогуществе и вечности господствовали в сознании людей еще десятилетия спустя. Сама мысль о сопротивлении казалась невозможной, пока не появилось движение борцов за гражданские права – диссидентов, в котором активнейшим образом участвовали евреи, и постепенно ширившееся движение евреев, в том числе религиозных, за право выезда в Израиль. Но это – уже другая история.

Стук в дверь

Мы с мамой вернулись со двора домой, охваченные радостью, какой не испытывали уже много лет.

– Может быть, теперь исполнится сказанное в Книге Эстер – то, что объявили Аману его жена и советники: «Если Мордехай, перед которым ты начал падать, из евреев – ты не одолеешь его, а падешь перед ним окончательно!» Быть может, вскоре мы увидим папу, который вернется к нам. Я очень надеюсь, что твой мишлоах манот достиг трона Всевышнего и ангел не забыл представить перед Ним твой коржик, пропитанный слезами, чтобы напомнить Ему о папе!

Я начала накрывать стол для праздничной трапезы и только‐только успела поставить напротив пустого папиного стула, как это я всегда делала, его тарелку и нож с вилкой, как раздался стук в дверь.

Мы испугались: кто бы это мог быть? Ведь после папиного ареста у нас никто не бывал.

Я открыла дверь и увидела в дверном проеме папу, истощенного, бледного и вместе с тем сияющего. Я обняла его, стала целовать и истерически кричать:

– Папочка, папочка, шалом алейхем!

Мама сначала застыла как каменная, а потом воскликнула:

– Видишь, доченька? На Небесах уже получили наш коржик со слезами! Посмотри, какой подарок послали нам с неба: папа вернулся!

Не успела она подбежать к нему, как он, пробормотав несколько невнятных слов, упал.

Уложив папу, мы позвали нашего семейного доктора Исраэля Гутина. Он поставил диагноз: смещение позвонка, что вызывает сильные боли и невозможность сохранять равновесие; из‐за этого папа и упал, едва войдя в квартиру.

– Как же вы дошли пешком сюда из тюрьмы с такой спиной? – взволнованно спросил доктор.

– Я не чувствовал боль всю дорогу, – ответил папа, – потому что я не шел, торопясь домой, а словно летел на крыльях. А когда я вошел в дом и увидел жену и Батэле, я вернулся в свое обычное состояние – и упал.

Главное в человеке – его «внутренний стержень», а у моего папы он был сильнее, чем его позвоночный столб.

Он пролежал несколько часов, пока не пришел в себя. Мы не хотели беспокоить его расспросами и возможными визитами; ему нужен был полный покой хотя бы в течение нескольких дней.

Возвращение папы стало праздником для всех посетителей нашей синагоги, душой которой он всегда был. Все время, пока он сидел в тюрьме, невозможно было увидеть улыбку на лицах молящихся, и когда в Пурим распространилась весть об освобождении реб Лейбы, их сердца наполнились радостью.

Возможно, папино освобождение было как‐то связано с событиями, назревавшими в высшем руководстве СССР. Многие сотрудники органов безопасности боялись новых веяний и того, что часть их жертв выйдет из тюрем и лагерей и превратится в их об‐ винителей. Не исключено, что именно поэтому были освобождены многие находившееся долгое время в заключении без суда, и в их числе – папа.

Два года – на хлебе и воде

Папа рассказал нам, что с ним происходило в течение этих 700 дней – двух долгих лет, начиная с момента ареста.

Был весенний день 1951 года. Он шел по своим делам по улице, когда вдруг рядом с ним остановился автомобиль – обыкновенный, гражданский, в котором сидели двое. Они открыли дверь и задали ему обычный невинный вопрос – как проехать туда‐то. Когда он наклонился и начал объяснять, они схватили его, втащили внутрь и привезли в здание МГБ, расположенное в центре города, в районе площади Богдана Хмельницкого, одной из самых больших и красивых в Киеве.

В подвалах этого многоэтажного здания находились камеры для заключенных и кабинеты для допросов и пыток. В папиной одиночной камере, практически карцере, без окон, было только цементное возвышение, на котором можно было сидеть или лежать, подогнув ноги – в ней он провел все два года своего заключения.

Там нельзя было определить, день сейчас или ночь. В камере постоянно горела тусклая лампочка, которую часто, особенно когда были недовольны его поведением на допросах, гасили, оставляя в кромешной тьме. Папа потом рассказывал, что там он понял, какой она была, та «тьма египетская», которую можно было «потрогать руками»… И в этом аду он продолжал учить Тору, повторяя вслух все, что помнил. Это давало ему силы держаться. Охранники думали, что он сошел с ума, – а он верил, что только Тора его спа‐ сет. В ходе многочасовых допросов следователи добивались от папы, чтобы он выдал тех, для кого он пек мацу, тех, кто приходил в нашу микву, проводил у нас субботу… Бесконечно спрашивали, чем занимаются все эти люди и о чем они ведут разговоры, и нет ли среди них тех, кто ставит целью свержение советской власти. Особенно добивались от него, чтобы он сообщил, не было ли в их кругу хасидов Хабада, которых власти преследовали больше всего. Их боялись, считая главной подрывной силой, поскольку они поддерживали конспиративные связи с Ребе, жившим в Соединенных Штатах, и выполняли его указания.

Допросы и пытки продолжались в течение всех этих двух лет. Папа мужественно держался, не назвал ни одного имени и не сообщил ничего, что могло бы кому‐то повредить. Им не удалось сломить его дух никакими пытками. Он даже не видел своих мучителей: следователь всегда сидел в полумраке, направляя ему в лицо яркий слепящий свет прожектора. Помимо физической муки это создает дополнительное психологическое давление, вызывает у допрашиваемого чувство беспомощности.

Папа говорил, что в течение всего срока заключения он как никогда остро чувствовал смысл слов «[Сыны человеческие], сидящие  во мраке, под сенью смерти, скованные страданием и железом»– ведь это было сказано о нем! Ему выдавали триста граммов хлеба и литр воды в день; время получения пищи было для него единственным ориентиром во времени. Вместе с хлебом приносили тарелку баланды и немного каши, но папа не прикасался ни к чему вареному и брал с подноса только хлеб.

¨Не испугаюсь зла, ведь Ты – со мной¨

Как‐то я спросила папу:

– Как ты сумел продержаться в течение двух лет в такой изоляции, подвергаясь при этом непрерывным пыткам и издевательствам на допросах?

– Доченька, – сказал он, – я отвечу тебе. Можно окружить еврея со всех сторон каменными стенами, но если он верит по‐настоящему, то в душе всегда останется свободным – ведь его Бог с ним всегда и везде. Еврей, верящий в Бога, никогда не может быть один, как сказал царь Давид: «Даже когда пойду долиной смерти – не испугаюсь зла, потому что Ты – со мной!»(4) Более того: еврей должен быть только с Всевышним, должен быть отделенным от этого мира – а это и означает, что он не один! Я постоянно либо молился, либо повторял наизусть мишнайот и читал псалмы, и так осуществились для меня слова «Если бы Твоя Тора не была моей отрадой, то наверняка погиб бы я в моем бедствии»(5). Моей единственной заботой было то, что вы, конечно же, печалитесь обо мне днем и ночью. И вот я, наконец, дома, с вами!

Папа медленно приходил в себя и восстанавливал силы, пока не стал таким, как прежде, и вернулся к обычным своим занятиям, только теперь он никуда не выходил один.

– Если они захотят опять меня арестовать, пусть придут за мной домой, а не забирают с улицы, как бродячую собаку, – часто повторял он.

Рассказ рава Зильбера

Приведу здесь одну историю из жизни рава Ицхака Зильбера, истинного праведника, прошедшего лагерь, ревностно соблюдая при этом заповеди и приобщая к ним других. В 1951 году его осудили на большой срок по ложному обвинению в спекуляции облигациями государственного займа. Следователи и судьи хорошо знали о его религиозной деятельности, и это, несомненно, сыграло свою роль в вынесении сурового приговора. В итоге он отбыл около двух лет в лагере под Казанью и вышел по амнистии после смерти Сталина летом 1953 года.

4 «Теѓилим», 23:4.

5 «Теѓилим», 119:92.

Приведу здесь историю, которую он рассказал в своей книге «Чтобы ты остался евреем».

В ночь праздника Пурим рав Ицхак собрал пятнадцать евреев‐заключенных и стал пересказывать им Книгу Эстер. Один из слушателей, Айзик Миронович, немолодой человек, осужденный на десять лет, вдруг вышел из себя. Он стал кричать, что все эти байки о том, что было две с половиной тысячи лет назад, нам теперь никак не помогут, потому что Сталин – это не Аман. Сначала будут судить врачей и повесят их на Красной площади, а после этого – уже и эшелоны готовы, и бараки построены – под Верхоянском и под Хабаровском, где морозы доходят до шестидесяти градусов. И это означает конец евреев СССР.

Рав Ицхак Зильбер

Рав Ицхак ответил ему, что еще рано оплакивать советских евреев. Аман тоже успел разослать свой приказ в сто двадцать семь областей Персидской империи. Бог еще поможет! Но Айзик Миронович в ответ закричал:

– Что ты сравниваешь? У Сталина всегда все получается! Он загнал крестьян в колхозы, уничтожил миллионы людей, войну у Гитлера выиграл, крымских татар выселил… Все, что он задумал, – осуществил!

Рав Ицхак мягко возразил ему:

– Со всеми у него получилось, а с евреями не получится – потому что сказано: «Не спит и не дремлет страж Израиля!» Ведь Сталин – всего лишь человек из плоти и крови, простой смертный!

Но Айзик Миронович с ним не согласился, говоря, что Сталин, несмотря на свои семьдесят три, крепок как железо. На это рав Ицхак ответил:

– Никто не может знать, что будет с каждым через полчаса!

На следующее утро Айзик Миронович разыскал рава Ицхака и сказал:

– Ты был прав! Как вчера говорил – так и случилось: с воли передают, что Сталина хватил удар, он парализован! По подсчетам получается, что это случилось как раз через полчаса после нашего вчерашнего разговора!

Рав Ицхак пишет, что как только он узнал о болезни Сталина, сразу начал читать псалмы и молиться, чтобы тиран поскорее умер. Он говорил: «Если я сегодня знаю псалмы наизусть и могу прочесть каждый с любого места, то это – благодаря товарищу Сталину! Я читал их трое суток подряд, день и ночь, работая, убирая территорию, сидя в бараке. Перестал, только когда услышал, что его уже нет. Откуда они вдруг так вспомнились, что я мог их читать на ходу? Это Всевышний открыл мне память!»

В одном лагере с равом Ицхаком сидели заключенные евреи из старых коммунистов, которые были сотрудниками органов безопасности еще во времена Ленина; в годы своей молодости они закрывали синагоги и доносили на своих родителей и близких родственников. Рав Ицхак подолгу дискутировал с ними о вере в Бога.

После смерти Сталина они подошли к раву, пожали ему руку, и один из них сказал на идиш:

– Ицхак, мы должны признать: ты был прав – есть Бог, Судья на земле!

Рав И. Зильбер в лагере

Завещание папы и его смерть

Последняя воля папы

В один летний день 1960 года я вернулась, как всегда, с работы и встретила папу, поджидавшего меня во дворе. Я поприветствовала его и поцеловала ему руку, как у нас было принято всегда.

– Батэле, – сказал он, – может быть, пройдемся немного по берегу Днепра? Хотел бы поговорить с тобой вдали от городского шума и суеты. Мне как‐то не по себе, а вид речных волн так успокаивает душу…

Мы подошли к лодочной станции, взяли напрокат лодку, сели в нее и поплыли по течению подальше от города, туда, где начинаются бескрайние поля, – и папа под плеск волн и крики чаек начал свой монолог.

Вначале он говорил о нашей жизни в этом мире, жизни временной, и о том, что хотя человек и смертен, есть в нем зерно вечности, дающее всходы благодаря совершенным им добрым делам. Говорил он горячо и серьезно, как будто подводя итог своей жизни.

Когда он сделал небольшую паузу, я набралась смелости и сказала:

– Папа, почему ты так серьезно говоришь о смерти? Ты, слава Богу, здоров, бодр, хорошо себя чувствуешь, ничего страшного не случилось – так зачем же ты заводишь разговор на такую тему? Ведь ты всегда учил меня радоваться жизни, видеть во всем хорошее! И мама всегда говорит: «Не ищи дорогу к счастью, нет ее; ищи счастье, что лежит у тебя на дороге, получай удовольствие от каждой минуты своей жизни». Чтобы жить счастливо, нужно соблюдать одно правило: если у тебя нет того, что ты желаешь, – желай то, что у тебя есть, и тогда у тебя будет то, что ты хочешь. Но когда ты говоришь о смерти – я не могу радоваться. Зачем ты портишь нам удовольствие от этой прогулки?

– Милая моя девочка! – сказал папа. – Разговор о смерти – это не сама смерть. И все же человек обязан постоянно иметь в виду сказанное царем Шломо: «Лучше доброе имя, чем доброе оливковое масло, и день смерти – чем день рождения»(6). С момента появления человека на свет каждый проходящий день приближает его к смерти. Никому пока еще не удалось избежать этой участи. И если вдруг у человека появилось желание говорить на эту важную и серьезную тему, он не должен откладывать разговор – ведь никто не знает своего часа. Были у меня сыновья, замечательные, способные мальчики. Я обучал их Торе и укреплял в них веру во Всевышнего; шел на все, терпел муки и унижения, чтобы соблюдать заповеди и исполнить то, что требует от нас Тора, – оставить после себя сыновей, которые будут продолжать дело нашей жизни. Но Он распорядился иначе, и мне придется покинуть этот мир, не оставив в нем сыновей, которые говорили бы по мне кадиш. И потому – вот мое желание: ты, Батья, должна стать моим кадишем и моим памятником! Это – моя последняя воля.

– Я понимаю: кадиш – это молитва, – сказала я, – и хоть я и дочь, а не сын, я могу молиться о твоей душе; но памятник – это камень, и как понимать, что я должна стать твоим памятником?

– Я, конечно, не имел в виду камень с выбитым на нем именем, – ответил папа, – это только знак, указывающий место могилы. Настоящий вечный памятник человеку – это добрые дела, совершенные им при жизни, и добрые дела, которые делают его потомки. Я знаю: мне не нужно убеждать тебя, чтобы ты продолжала соблюдать субботу, кашрут и все остальное. Мое завещание тебе вовсе не в этом. Я уверен, что ты не отступишь от выполнения повелений Творца, которые мы с тобой слышали вместе с нашими отцами у горы Синай. Но вот о чем я хочу тебя попросить: чем бы ты ни занималась в жизни, во всех делах своих стремись к одному: чтобы все встреченные тобой люди, все видящие тебя, по твоей одежде, твоему поведению, по тому, как ты общаешься с людьми и что для них делаешь, говорили с похвалой: «Это дочь реб Лейба Майзлика!» Когда дети оставляют пути Торы, даже отец‐праведник не может защитить их своими заслугами. Но если у отца, который в чем‐то согрешил, есть дочь‐праведница, то ее заслуги зачтутся и ее отцу. Я уверен, что благодаря твоим заслугам моя душа будет прощена. И потому прошу тебя: не делай ничего такого, из‐за чего меня могут изгнать из райского сада. И когда злое начало, которое есть в каждом из нас, станет подталкивать тебя к дурному – не поддавайся соблазну. Ведь если ты попадешь в его сети – пропадет труд всей моей жизни!

6 «Коѓелет», 7:1.

Помолчав, папа продолжил:

– Приведу тебе пример. Ты видишь этот мост над Днепром? Сотни людей строят такой мост: инженеры, техники, рабочие… Когда мост готов, его испытывают на прочность. Пропускают по нему поезд – скажем, сорок груженых вагонов, и если мост их выдержит, строители получат премию и будут радоваться плодам своего труда. И вот идет проверка моста. По нему движется состав. Прошли уже тридцать вагонов, тридцать один – и так далее. На мосту уже сороковой вагон, последний… и вдруг – катастрофа! Мост под ним обрушивается, и этот последний вагон увлекает за собой в реку все остальные, прошедшие прежде вагоны! Все пропало. В один момент строители потеряли и вознаграждение, и славу. Вместо того, чтобы уйти увенчанными лаврами победителей, они сгорают от стыда за провал в порученном деле. Точно так же – и с цепью поколений, проследовавших по мосту истории от праотца Авраѓама до нас с тобой. Наши предки с честью прошли по мосту; они устояли во всех испытаниях и бедствиях во все эпохи и выдержали главный экзамен – на верность Всевышнему. Если мне суждено попасть в грядущий мир, я встречу там всех моих предков, все звенья в цепи поколений рода Майзликов. И если, не дай Бог, последнее из них перед приходом Машиаха потерпит крушение в жизненных испытаниях, оно может увлечь за собой в пропасть всех живших до него, всех тяжело трудившихся ради освящения имени Творца! Подумай хорошенько обо всем этом.

Папа вынул из внутреннего кармана пиджака лист бумаги, на котором был написан его рукой отрывок из книги «Ховот ѓа‐ левавот»(7), переведенный им на русский язык:

«Надо, чтобы человеку стало ясно, что у всего сущего в мире, у предметов и у явлений, есть известные границы – и ни один из них не добавит к тому и не убавит от того, что предопределил Творец благословенный для каждого относительно количества и качества, места и времени. Не добавить к тому, что предопределено как малое, и не убавить от того, что предопределено как большое; не задержать того, чему предопределено быть раньше, и не ускорить того, чему предопределено быть позднее».

Протягивая мне этот лист, папа сказал:

– Если ты всегда будешь помнить эти слова, то все выдержишь и все преодолеешь.

В тот час я не постигла всей глубины смысла прочитанного. Но чем старше я становлюсь, тем большее воздействие оказывают на меня слова той книги.

Я тогда даже не понимала, какое непростое завещание оставил мне папа. Ведь с тех пор каждое мое слово и каждый поступок, все, что я делаю для себя и для других, обязывает меня хорошо подумать сначала, не нарушаю ли я папин покой в райском саду, покой, который он заслужил всей своей жизнью…

Мы завершили прогулку по Днепру и вернулись домой перед заходом солнца. Папа еще успел зайти в синагогу помолиться Минху, а я ходила взад и вперед по дому, обдумывая то, что говорил папа.

Маме я не стала рассказывать о папином завещании.

7 «Ховот ѓа‐левавот» («Обязанности сердец») – труд жившего в Испании в XI в. мудреца Бахьи бен Йосефа ибн Пакуды.

Инсульт

Посреди ночи папа проснулся и сказал, что ему плохо. Его состояние ухудшалось с каждой минутой. Он потерял речь – его парализовало, произошло кровоизлияние в мозг.

Врач «скорой помощи», которую мы вызвали, хотел забрать папу в больницу, но мама попросила оставить его дома, ссылаясь на то, что я прошла основательную подготовку на курсах медсестер и буду за ним ухаживать. Доктор Гутин пришел сразу; он вызвал профессора‐невролога, который сказал, что состояние больного чрезвычайно тяжелое и он нуждается в непрерывном наблюдении.

Я сидела у папиной постели, а мама тем временем готовила еду на субботу для наших постоянных гостей.

– Если евреи после субботней трапезы скажут в миньяне «Биркат‐ѓа‐мазон», будут говорить слова Торы и молиться за папино выздоровление, то это станет для него самым лучшим лекарством, – сказала она.

Доктор Гутин приходил каждые несколько часов и приводил с собой профессора. В субботу утром я пошла в синагогу и попросила, чтобы там сказали особую молитву о выздоровлении папы. Все были взволнованы сообщением о его болезни, и наши постоянные гости отказывались идти к нам на утреннюю трапезу – не хотели мешать больному, но я упросила их прийти, поскольку была согласна со словами мамы.

Когда все мы пришли к нам домой, реб Пинхас Грейниц, о котором я уже упоминала, сделал кидуш над вином; слезы катились по его лицу. Я набрала из бокала в ложечку этого вина и дала его папе.

Всю ту субботу наши гости не переставали говорить слова Торы и читать псалмы, а папа смотрел на них со своей постели отсутствовавшим взглядом. Никогда еще не пели у нас субботние песни с таким чувством, как в тот раз.

После молитвы Минха все вновь собрались – на третью трапезу и для молитвы Маарив. Реб Пинхас Грейниц совершил Ѓавдалу над бокалом вина, и гости простились с папой, пожелав ему полного выздоровления.

Смерть папы

Четыре дня папа боролся со смертью, и врачи делали отчаянные усилия, чтобы спасти его. Ничто не помогло – 20‐го числа месяца сиван, в день памяти о наших бедствиях в эпоху крестовых походов в 1171 году и погромов Богдана Хмельницкого в 1648 году, он скончался. Папина душа вернулась к своему источнику, чистая и незапятнанная, наполненная Торой, заповедями и добрыми делами, которые он делал все семьдесят лет своей жизни.

В этот трагический момент я вспомнила о том, что рассказывал мне папа о смерти раби Йеѓуды ѓа‐Наси, описанной в Талмуде: ангелы, которые хотели забрать его на небеса, и его ученики‐праведники, которые хотели оставить его на земле, непрерывно молясь, как бы ухватились за его душу в попытке перетянуть ее к себе, но ангелы победили людей(8).

Похороны

Глубокий траур воцарился в нашей маленькой общине. Люди любили папу, и его уход из жизни был для них трагическим событием.

У папиной могилы

Мы похоронили его на новом киевском кладбище, в надежде на то, что в будущем перевезем его останки в Иерусалим.

Внезапная кончина самого дорогого в моей жизни человека тяжело подействовала на меня. На кладбище, у раскрытой могилы, со мной случилась истерика. Я даже пыталась спрыгнуть в яму, но меня удержали. Доктор Гутин сделал мне укол успокаивающего, и тело папы предали земле.

8 См. Вавилонский Талмуд, «Ктубот», 104а.

¨Корона упала с моей головы¨

Начались семь дней шива(9), когда близкие умершего оплакивают его, сидя на низких скамейках, не выходя из дома, не отвлекаясь ни на какие дела, не связанные с трауром.

Как только мы, вернувшись с кладбища, вошли в дом и присели, мама сказала:

– Доченька, теперь я больше не царица – корона упала с моей головы. С этого дня ты – главная в доме; что бы ты ни сказала, я буду исполнять. И если ты когда‐нибудь меня обидишь – я заранее, с этой самой минуты, тебе прощаю.

Увидев, что я смотрю на нее с недоумением, она грустно улыбнулась и добавила:

– Батэле моя, я нисколько не сомневаюсь, что и после того, что я тебе сказала, ты не станешь уважать меня меньше, чем раньше. Но ты должна знать, что я теперь не только твоя мама, но и вдова, а обижать вдову – большой грех! Ты – моя единственная дочь, ты – все, что у меня осталось, и я хочу уберечь тебя даже от самого малого греха, невольного и случайного, и от наказания за него.

Я всегда любила маму, но после этих ее слов стала любить ее еще сильнее и глубже. С тех пор не только ее просьбы, но и малейшие намеки на них были для меня приказами, которые следовало исполнять немедленно. Через годы, когда я познакомилась с моим будущим мужем, я сказала ему:

– Имей в виду: если, не дай Бог, мама прольет из‐за тебя даже слезинку – я уйду от тебя и останусь с ней.

И он все четырнадцать лет, до самой смерти мамы, был для нее преданным сыном.

Мы с мамой снова одни

В течение всего периода шива наш подвал был полон людей, которые, согласно обычаю, приходили утешить нас, хотя это и было небезопасно, поскольку кагебешники, несомненно, наблюдали за домом и составляли списки входивших к нам.

Если бы мы записали все, что рассказывали о папе наши посетители в эти дни, это составило бы несколько толстых томов воспоминаний о его жизни, в течение которой он постоянно делал людям добро.

9 Шива – первый, самый строгий этап траура, продолжающийся семь день после похорон.

Окончились эти семь дней – и мы с мамой остались вдвоем. Жизнь наша лишилась цели и смысла. Пока папа был жив, он вел нас, излучая свет и жизненную энергию, заряжавшую нас; теперь же, когда он ушел, – будто удалился из нашего дома «огненный столп», как из стана евреев в пустыне после смерти Моше‐рабейну…

Последняя воля папы

В первое время после смерти папы я бессонными ночами восстанавливала в памяти все, что слышала от него, и в его завещании раскрывались для меня все новые глубины. Я как бы продолжала беседовать с ним, и у меня было ощущение, что папа не умер, что он рядом со мной.

Я рассказала маме о нашей последней прогулке с ним по Днепру – слово в слово, ничего не пропуская.

Однажды вечером мы с ней сидели вдвоем, и я, в который уже раз, пересказывала ей папино завещание: «Были у меня сыновья, замечательные, способные мальчики. Я обучал их Торе и укреплял в них веру во Всевышнего; шел на все, терпел муки и унижения, чтобы соблюдать заповеди и исполнить главное, что требует от нас Тора, – оставить после себя сыновей, которые будут продолжать дело нашей жизни. Но Он распорядился иначе, и мне придется покинуть этот мир, не оставив в нем сыновей, которые говорили бы по мне кадиш. И потому – вот мое желание: ты, Батья, должна стать моим кадишем и моим памятником!»

Чего же хотел от меня папа? Очевидно, чтобы я учила Тору вместо погибших братьев. Но ведь я – простая девушка, с трудом умеющая молиться, никогда не учившаяся всерьез, – как же я сумею исполнить папино завещание?

И тогда я вспомнила другие его слова: «Если человек просит из глубины сердца и страстно желает достичь какой‐то возвышенной цели, даже намного превышающей его возможности, – он получает помощь с Небес, ведь Всевышний не оставляет без ответа просьбу того, кто к Нему обращается». И я стала молиться, чтобы Творец дал мне возможность продолжать папин путь, как он мне завещал.

Первым знаком того, что моя молитва была принята, стал приезд к нам замечательного человека, еврея из Соединенных Штатов рава Цви Бронштейна.

180

Продолжение следует

От редактора belisrael

Для приобретения книги, цена которой 50 шек., обращаться к рабанит Батье Барг по тел. в Иерусалиме 02-6712518. Все средства от продажи поступают в фонд поддержки школы «Ор Батья»

Опубликовано 14.01.2020  11:33

Ш. Зоненфельд. Голос безмолвия (3)

(продолжение; начало2-я ч. )

Возвращение в Киев

После утомительной поездки, продолжавшейся неделю, мы вернулись в разрушенный город и не нашли никого из многочисленной родни. Наша квартира на Ярославской улице тоже более не существовала, поскольку этот трехсотквартирный дом во время войны  был  перестроен  и  теперь  в  нем  была  фабрика;  кстати, и «йешива‐мастерская» папы и дедушки находилась до прихода немцев в подвале этого огромного здания. Мы получили квартиру в подвале другого дома на той же улице, с отхожим местом во дворе. Она была намного ниже уровня тротуара, и поэтому весь «пейзаж», открывавшийся из окон, составляли только сновавшие в обе стороны ноги прохожих. Я тогда спросила:

– Папа! Неужели это все, что я буду помнить из моего детства, – только эти мелькающие ноги? Они как будто топчут меня…

Он ответил мне словами, ставшими для меня уроком на всю жизнь:

– Мы с тобой смотрим в это окно из одной и той же комнаты, из нашего подвала. Но ты видишь только ноги – а я вижу звезды. И они мне светят…

Сейчас, через много лет, когда я думаю над этими словами папы, я понимаю: он, конечно же, был прав: свет всегда есть, но чтобы  его увидеть, надо сначала поискать и найти его в себе. Если он есть внутри тебя, в твоей душе – найдешь его везде. А если нет – не найдешь нигде. Ибо свет этот – свет истинной веры.

И сколько же мудрости в том, что папа говорил именно о звездах: ведь галут, изгнание – это ночь, а ночью светят звезды, и их мы должны увидеть из нашего окна. И как ни слаб их свет, он помогает нашему народу дожить до рассвета, до Геулы – Избавления, до восхода солнца.

И так было с нами всегда: у одних был свет даже в самой кромешной тьме изгнания, а другие бродили во тьме под ярким солнцем. Так было еще в Египте, во время девятой, предпоследней казни: то, что было тьмой для египтян, было светом для сынов Израиля – светом веры! То, что было казнью для язычников‐египтян, было испытанием для сынов Израиля; без него они не могли быть выведены из Египта. Действительно, мы знаем, что евреи, лишенные этого света веры, не вышли из Египта и погибли там во мраке.

Такое испытание в том или ином виде множество раз повторялось в нашей истории, и нам остается лишь спросить: свет, который видят праведники, – не частица ли он того самого света, который спрятал для них Всевышний в начале творения, чтобы он ярко за‐ сиял им в будущем мире?

Два окна в той квартире оказались без стекол; одно мы застеклили, а второе, из‐за нехватки денег, забили досками. А тому, что квартира была подвальная, папа был даже рад: благодаря такому расположению она была хоть как‐то защищена от любопытных и охочих до чужих тайн глаз, прежде всего – от глаз агентов госбезопасности.

¨Я хоронил девушку, которую звали Лиза Майзлик¨

В начале зимы 1950 года в киевской синагоге оказался еврей из Воронежа, ему нужно было пройти операцию в одной из здешних больниц. Как и всякий еврей, соблюдающий традиции и приехавший из другого города, он был направлен в «гостиницу» реб Лейбы, где можно было получить кашерный обед; после госпитализации он тоже должен был получать еду из нашего дома.

Мама приняла его, как и всех, кто оказывался у нас, очень приветливо и угостила завтраком. В ходе обычной в таких случаях беседы он услышал, что наша фамилия – Майзлик (в синагоге его послали просто «к ребу Лейбе», не называя фамилии). Он спро‐ сил:

– Приходилась ли вам родственницей девушка, которую звали Лиза Майзлик?

Папа и мама побледнели. В комнате воцарилось тяжелое молчание.

– Что с Лизой Майзлик? – с этими словами я вступила в разговор, пока родители продолжали сидеть, ошеломленные и онемевшие.

– Она погибла. Я сделал все, чтобы достойно похоронить эту чудесную девушку. Во время войны я был мобилизован. Моя часть воевала под Воронежем; там шли тяжелые бои. Зимой сорок второго – сорок третьего года у нас появилась санитарка Лиза Майзлик из Киева; ее батальон был разбит, и большинство бойцов его пали в боях. Девушка эта была настоящим ангелом; она оказывала помощь раненым под градом пуль и снарядов. Однажды бомба попала прямо в бункер, в котором мы укрывались. Многие бойцы были убиты или ранены. Я лежал между убитыми – и тут появился этот ангел, Лиза. Она начала вытаскивать раненых на себе. Я кричал ей, чтобы она ушла в укрытие, – бомбежка еще продолжалась, – но она делала свое дело. И как раз в то время, когда она перевязывала одного из бойцов, рядом с ней взорвался снаряд. Она была убита… Когда обстрел закончился, мы вместе с еще одним солдатом‐евреем похоронили ее в окопе.

Напряжение, воцарившееся в комнате, казалось, можно было пощупать руками. Родители плакали и никак не могли успокоиться.

– Может быть, вы припомните точно, в какой день это случилось? – вновь спросила я.

– Конечно, помню! Помню так, будто все произошло только что перед моими глазами: это было в сорок третьем году, в Пост Эстер.

Оправдание приговора Небесного суда

Мама вспомнила страшный сон, который видела в Самарканде в ночь Поста Эстер в том году. Она обратила взгляд вверх и произнесла так, как может говорить только религиозная еврейка:

– «Он – твердыня; дела Его справедливы и все пути Его праведны; Бог верен, и нет у Него несправедливости!..»(4)

И через минуту добавила:

– Благодарю Тебя за последнюю милость, которую Ты оказал нашей дочери, – за то, что она удостоилась захоронения…

Папа в ответ на ее слова тоже оправдал суд Всевышнего:

– Да будет имя Господа благословенно!

Вскоре после нашего возвращения в Киев мы получили из Наркомата обороны следующее лаконичное сообщение: «Ваша дочь,

______________________________________________________________________________________

4 «Дварим» (в русской традиции – «Второзаконие»), 32:4.

 

Лиза Майзлик, пала смертью храбрых, защищая наше Отечество». Без всяких деталей, без даты гибели и места захоронения… Это все, что осталось у нас от моей сестры, которая была такой способной и умной… И хотя наша надежда на то, что она жива, была очень слабой, официальное сообщение о ее гибели стало тяжелым ударом для родителей после того, как они потеряли в Бабьем Яру шестерых сыновей.

Государство назначило родителям маленькую пенсию, около пятидесяти рублей в месяц, как потерявшим детей на фронте. Мама называла эту пенсию «шхитэ гелт» («деньги за шхиту(5)»).

Папа осваивает новую профессию

В коммунистической стране, согласно господствующей в ней идеологии, должны быть обеспечены благосостояние трудящихся масс и всеобщее равенство. Но, вопреки этому, в ней крайне редко можно было встретить семью, в которой зарплата хоть как‐то по‐ крывала бы элементарные потребности, тем более – пенсия или иное государственное пособие. Ясно, что мы не могли жить на гроши, назначенные за погибшую Лифшу.

Папа освоил профессию мастера по обновлению и починке матрасов. Она оказалась не слишком чистой и не слишком легкой, но зато сделала его независимым от милостей других людей и от капризов начальства, а также позволила оставаться самостоятельным и не бояться, что его будут заставлять нарушать субботу.

На первые заработанные деньги он купил огнеупорные кирпичи и построил в одном из углов квартиры печь для выпечки мацы.

С дровами у папы проблем не было, главным был для него вопрос о том, где взять пшеницу. При советской власти крестьянин не распоряжается тем, что выращивает в поте лица. Все принадлежит государству или колхозам и кооперативам, контролируе‐ мым тем же государством, и горе тому, кто попадется на краже и незаконном сбыте их продукции! В какие‐то годы это каралось смертной казнью, а в более поздние наказание было смягчено: до «всего лишь» десяти лет заключения и принудительных работ. Достать пшеницу было делом чрезвычайно сложным и опасным.

________________________________________________________________________________

5 Шхита – ритуальный убой.

Два мешка ¨береженой¨ пшеницы

Папа совершил предварительный «ознакомительный тур» по окрестным деревням, чтобы решить, в какой деревне и у кого наиболее безопасно купить пшеницу в обход закона. Профессия мастера по шитью и обновлению матрасов служила ему хорошим прикрытием.

Ему удалось завести дружбу с одним колхозником, которому он обновил соломенные матрасы. И вот одним ясным летним днем мы с папой отправились в деревню, примерно в десяти километрах от Киева, и наблюдали, как была сжата пшеница – столько, чтобы из нее можно было получить килограммов сто сухого зерна; она только сейчас созрела и еще не была смочена дождем. Обмолотили и провеяли ее тоже под нашим наблюдением; в итоге у нас в руках были два мешка «береженой пшеницы(6)» – около центнера. С перевозкой драгоценного груза нам помог один еврей, владелец автомашины, который благополучно доставил нам те мешки, хитро замаскировав их; вдобавок к своей доле в исполнении важной заповеди он потом получил еще десять круглых листов «береженой по высшему разряду» мацы для седера.

Теперь перед нами встала новая проблема: как уберечь пшеницу от закисания в нашем пропитанном сыростью подвале? И вновь пришла нам на выручку «еврейская голова», неистощимая в изобретательности.

Мама сшила из тряпок матерчатые мешочки. Мы наполнили их пшеницей, а я раскрасила их яркими красками. Под потолком натянули проволоку, развесили на ней разноцветные мешочки, из которых составились симметричные узоры, и получился красочный и впечатляющий «декоративный потолок». Воздух обдувал мешочки, и не было опасности, что зерно «зацветет»; кроме того, любопытствующие прохожие, среди которых наверняка есть осведомители, заглядывая с улицы в наши окна, не могли бы догадаться, чем эти мешочки наполнены. А у наших нееврейских соседей, заходивших к нам, «декоративный потолок» не вызывал никаких подозрений, они лишь восхищались его красотой.

6 Пшеница высшей категории пригодности, из которой готовится маца шмура – особо кашерная маца, которую едят во время пасхального седера. Зерно для это‐ го находится под особым наблюдением с момента его сбора.

Выпечка ¨береженой мацы¨

Принято начинать подготовку к празднику Песах и изучать его законы за тридцать дней до него, но мы приступали к этой работе за шестьдесят дней (о пшенице, как рассказывалось выше, мы позаботились гораздо раньше). Назавтра после праздника Ту би‐ шват – Нового года деревьев, за два месяца до Песаха – начиналась работа по переборке пшеницы. Мы перебирали ее зернышко за зернышком, выискивая между ними щербатые и набухшие, в которых уже могло начаться закисание. Так мы работали все вечера (кроме субботних, конечно) в течение трех недель. Папа говорил:

– Заповедь о маце такова, что чем больше человек старается исполнить ее самым лучшим и тщательным образом, тем больше ему помогают с Небес уберечься от квасного, запрещенного в Песах даже в самом малом количестве.

На следующий день после праздника Пурим, с окончанием переборки зерна, мы поехали в ту деревню под Киевом, разыскали колхозника, работавшего на мельнице, и заплатили ему за соответствующую подготовку жерновов, чтобы ими можно было молоть зерна для мацы на Песах.

Счастливые, вернулись мы с нашим сокровищем – самой кашерной мукой для Песаха, какая только может быть.

Выпечка мацы растянулась на целый день. Моя обязанность заключалась в прокалывании дырочек в тесте с помощью особой скалки. Мне очень нравилась эта работа.

Конечно же, вся выпеченная нами маца была предназначена не только для нас – у нас были постоянные «клиенты» из числа религиозных евреев, и каждый из них получил какое‐то ее количество.

Обычная норма для семьи составляла девять листов; для больших семей она увеличивалась до восемнадцати.

¨Где христианская кровь, которую вы добавляете в мацу?¨

Однажды, выпекая мацу, мы забыли закрыть дверь, и к нам без стука вошла моя школьная подруга, жившая в том же доме. Мы были в замешательстве и не знали, как реагировать на ее приход. В те годы детей следовало опасаться больше всего, ибо с самого раннего возраста взрослые твердили им, что настоящий герой – тот, кто проявляет бдительность и доносит на родных и соседей. После нескольких мгновений растерянности я спросила незваную гостью:

– Ирочка, что ты ищешь?

– Я пришла посмотреть, как вы добавляете нашу христианскую кровь в вашу мацу! – не смутившись, ответила она.

Я, конечно же, знала о слепой и фанатичной ненависти по отношению к нам, евреям, – но не верила, что она может доходить до такого. Ведь эти страшные слова я услышала не от какой‐нибудь недалекой деревенской девочки, а от человека из интеллигентной семьи – ее отец был знаменитым ученым‐физиком, мать – врачом, а бабушка – известной художницей! То, что ребенок из такой среды может говорить подобные глупости, такие страшные, дышавшие ненавистью слова, потрясло меня до глубины души.

И тогда я сказала себе, что споры и дискуссии здесь бесполезны, как и попытки убедить ее в чем‐то «на одной ноге». Я сказала ей:

– Ирочка, приходи сегодня вечером, и я покажу тебе что‐то такое, что ты и сама запомнишь, и внукам своим будешь рассказывать – могут или не могут евреи добавлять кровь в мацу.

Она пришла вечером. Мама в это время пекла «богатую» мацу, замешанную на яйцах вместо воды; мы всегда делали небольшое количество такой мацы. Ирочка с любопытством наблюдала, как мама замешивает тесто.

Я предложила ей сесть, угостила стаканом чая и сказала ей:

– Ты знаешь, Ирочка, как трудно в это время года достать яйца. На улице еще холодно, куры несутся плохо, и яйца очень дороги. Но посмотри, как мама, разбивая каждое яйцо, тщательно разглядывает и проверяет, нет ли в нем самой малой капельки крови! И если она находит такую каплю – яйцо выбрасывается, несмотря на весь ущерб! И как ты, умная и развитая девочка, глядя на это, можешь подумать, что мы добавляем человеческую кровь в мацу – ведь даже яйцо, свежее и дорогое, мы выбрасываем, найдя в нем даже капельку крови, которую едва можно разглядеть? Как вы можете выдвигать такие обвинения, ведь наша вера категорически запрещает употребление крови в пищу!

Ее молчание дало мне повод подумать, что мне все‐таки удалось убедить ее.

В дни праздника Песах эта Ирочка пришла нас навестить. Я угостила ее яблоками, орехами и мацой. Она с аппетитом ела яблоки и орехи – но к маце не притронулась. Я сказала ей:

– Ведь ты же видела собственными глазами, как мы пекли эту мацу и что мы в нее клали! Почему же ты не хочешь ее попробовать?

– Я действительно верю всему, что ты говорила, и все видела, но даже кусочка вашей мацы не смогу проглотить. Ведь с той минуты, когда я стала понимать, о чем говорят вокруг меня, я только и слышала, что евреи добавляют в мацу христианскую кровь! Теперь меня всю жизнь будет тошнить при одном ее виде…

Только после этого случая я ощутила в полной мере, насколько в сердцах народов мира укоренилась ненависть к евреям. Она не нуждается ни в каких рациональных доводах и оправданиях, ибо ее питают многовековые темные страсти и древние поверья. Это – извечная и глубочайшая ненависть Эсава к Яакову, старая, как сами эти народы, пустившая корни с того времени, когда братья боролись друг с другом в утробе их матери Ривки. Никакие дискуссии и уговоры не в силах эти корни подрубить.

В России и на Украине всегда были популярны всякого рода выдумки о евреях, даже самые фантастические. Опровергать их было бессмысленно, и нам оставалось лишь одно: хранить свою уникальность и черпать силы в вере в Бога и в скорое освобождение.

Папа всегда говорил, что слово «йеѓуди» – «еврей» – начинается и кончается на букву «йуд», самую маленькую в алфавите, похожую на запятую. И мы сами тоже похожи на нее: подобно ей, наш маленький народ всегда останется самим собой.

Праздник надежды

В течение всего времени нашего пребывания в этой «долине скорби», в Советском Союзе, мы отмечали еврейские праздники и другие памятные даты, и это вселяло в нас силы и надежду. Но именно Песах, называемый еще «праздником свободы», придавал нам уверенность в том, что и мы, как наши далекие предки, сможем выйти когда‐нибудь из тьмы на свет, из порабощения на свободу. Потому‐то мы и начинали подготовку к нему еще в начале зимы, и все связанное с ним было для нас особенно важным. Сразу после праздника Суккот евреи начинали откармливать гусей, чтобы пользоваться в Песах гусиным жиром, называемым «грибэнэс»; он был для них вместо подсолнечного масла, запрещенного к употреблению в эти дни. Клетка с гусями стояла в нашей квартире у входной двери, и мы ухаживали за ними всю зиму. Вино, которое мы готовили сами, хранилось для седера и для кидуша в течение всего года. По субботам папа делал вечером кидуш над вином, утром – над водкой, а Ѓавдалу(7) – над пивом.

В шестнадцатилетнем возрасте я закончила среднюю школу, а также вечерние бухгалтерские курсы, и сразу же была принята на работу на текстильную фабрику. Первую свою зарплату я получила в начале декабря.

– Что бы ты хотела купить с первой получки: пару туфель или кашерные продукты на Песах? – спросила меня мама.

– Продукты на Песах, – ответила я, хотя много лет мечтала о новых теплых туфлях. «Я так долго ждала этих туфель, – подумала я,

– подожду еще год!»

___________________________________________________________________________________

7 Ѓавдала – ритуал отделения субботы от будней.

¨В следующем году – в Иерусалиме!¨

Однажды, незадолго до Песаха, ко мне подошел на улице какой‐ то молодой человек еврейской внешности и сказал:

– Я вижу по тебе, что ты – еврейка из семьи, соблюдающей традиции. Я тоже еврей и помню седер у моей бабушки, хотя я был тогда еще совсем маленьким. Мне очень хочется провести седер в религиозной семье. Не можешь ли ты помочь мне найти такую семью?

Молодой человек показался мне серьезным и искренним. Я привела его домой и представила родителям. Папа без колебаний пригласил его к нам на седер.

Когда юноша ушел, мама засомневалась, не доносчик ли он, цель которого – узнать, кто будет у нас в гостях. Ведь все это могло обернуться и для нас, и для них большой бедой. Однако папа был спокоен. Он сказал:

– Никогда не откажу еврею, который просит дать ему возможность сидеть за еврейским столом в ночь седера и исполнить заповедь есть мацу! И поскольку ночь эта, как сказано в Торе, «ночь охраняемая», – Всевышний, несомненно, убережет и защитит нас от всех неприятностей.

Вечером этот молодой человек пришел к нам, одетый по‐ праздничному. Папа усадил его рядом с собой. Гость не знал иврита, и папа терпеливо переводил ему, слово за словом, весь рассказ об исходе из Египта.

Мы, хозяева и гости, сидели за столом, на котором лежала маца, и проводили седер по всем его законам до глубокой ночи: папа рассказывал об Исходе, мы пели песни, выражавшие нашу надежду на окончательное освобождение. Кульминацией вечера были слова «В этом году – рабы, а в будущем году – свободные люди». Я видела лицо моего отца преобразившимся. Он смотрел куда‐то вдаль с такой сосредоточенностью, что, казалось, вот‐вот полетит на крыльях орлов в город наших устремлений – в святой Иерусалим. Я вспомнила тогда слова пророка: «Народ, идущий во мраке, еще увидит великий свет…»(8). Этот свет, озарявший нас, когда мы сидели вокруг стола в подвале, был особенно ярким в непроглядной тьме, окружавшей нас, и давал нам новые силы, чтобы устоять в ежедневных тяжелых испытаниях, выпавших на нашу долю.

Молодой человек выглядел очень счастливым и взволнованным. Он расстался с нами, потрясенный до глубины души, и все время твердил слова признательности за то, что мы дали ему возможность еще раз испытать забытые с детства яркие переживания.

В 1960 году мы получили письмо из Лондона. Автор писал, что он – тот самый молодой человек, который был у нас на седере столько‐то лет назад; он вновь благодарил нас за сердечный и теплый прием. Он сообщил, что его мама умерла в России, а ему самому удалось вырваться из этой страны. Теперь он живет в Англии. «Я постоянно вспоминаю незабываемые переживания той ночи в вашем доме, – писал он. – И вашего отца, который переводил мне, слово за словом, рассказ об исходе из Египта. Все это глубоко запечатлелось в моем сердце. Сколько самоотверженности требовалось от вашей семьи, чтобы принимать в своем доме чужого, незнакомого человека – в те годы, в Советском Союзе! И я хочу сообщить вам, что под влиянием всего услышанного мной в ту чудесную ночь я приблизился к вере отцов и сейчас готовлюсь жениться на религиозной девушке, чтобы построить настоящий еврейский дом – такой, какой я увидел у вас в Киеве! Еще раз – спасибо за все!»

Очень жаль, что он не написал свой адрес, а только подписался:

«Матвей». Тогда, в Песах, когда папа спросил его о его еврейском имени, он ответил, что помнит, как мама называла его «Меирке»…

_________________________________________________________________________________

8 «Йешаяѓу» (в русской традиции – «Книга пророка Исаии»), 9:1.

Семь лет моих ¨субботних войн¨

После того, как мы немного обустроились в нашем подвале и жизнь более или менее вошла в колею, мы оказались перед лицом проблемы, которую нужно было решать безотлагательно.

К первому сентября, то есть к началу учебного года, мне уже было девять лет, а я еще не переступала порог школы, что само по себе являлось в СССР серьезным нарушением. Еще в Самарканде я должна была начать ходить в школу, но анархия военного времени позволяла уклониться от этого. Теперь же уклонение могло иметь серьезнейшие последствия: власти могли объявить родителей не‐ способными дать своей дочери должное воспитание и поместить меня в детский дом – ведь в «стране победившего социализма» дети принадлежат не своим родителям, а государству.

Когда мы еще были в Самарканде, папа обучил меня читать и писать на святом языке, а также русскому языку и счету. За субботней трапезой он зачастую зачитывал нам страницу‐другую из книг по еврейскому закону – «Кицур шульхан арух»(9) или «Хаей‐ адам»(10), обычно что‐нибудь из законов субботы. Он постоянно укреплял во мне осознание того, что соблюдение субботы является одной из важнейших основ нашей веры. Ведь тем, что еврей соблюдает субботу, он изо дня в день и из недели в неделю укореняет в себе веру в то, что «…шесть дней творил Господь небеса и землю, а в седьмой день прекратил работу и сотворил покой»(11). И даже когда еврей просто считает дни недели, он перечисляет их в определенном порядке соответственно их близости к субботнему дню: сегодня – первый день, считая от субботы, затем второй и так далее. И никакие дни недели не имеют в святом языке собственных названий, кроме нее, – в отличие от того, что мы видим в языках других народов. Это основополагающее воспитание, данное мне отцом, вместе с рассказами и притчами мамы, почерпнутыми ею из книги «Цэна у‐рэна», оставили глубокий след в моем сердце.

Понятно, что проблема посещения школы в субботу, связанная с необходимостью учиться и писать в этот день, очень беспокоила меня – ведь по закону писать в субботу запрещено. Я то и дело спрашивала папу:

– Сентябрь приближается – как же быть с субботой?

Папа был доволен моими вопросами; мое беспокойство о субботе радовало его. Он отвечал в шутливом тоне:

– Как видно, ты из маловеров! Чем думать, что будет, лучше проникнуться верой, что до первого сентября придет царь Машиах, которого мы ждем каждый день, – и тебе не придется никуда идти в субботу!

____________________________________________________________________________

9 «Кицур шульхан арух» – кодекс основных законов Устной Торы.

10 «Хаей‐Адам» – книга р. Авраѓама Данцига, представляющая собой изложение законов, наиболее актуальных в повседневной еврейской жизни.

11 «Шмот» (в русской традиции – «Исход»), 31:17.

 

Начало занятий в школе

Но вот наступило первое сентября, а Машиах все еще не пришел. Ясным утром улицы Киева были заполнены оживленными и радостными детьми, бодро шагавшими в школу. И среди них всех шла я – печальная и озабоченная. Событие, которое для других детей было праздничным и радостным, для меня, еврейской девочки из подвала на Ярославской улице, стало первым шагом на длинном пути, полном испытаний и унижений. Новобранцем, брошенным прежде времени в бой, чувствовала я себя в то не столь прекрасное для меня утро…

Помню себя в школьном дворе с ранцем за спиной, а в нем – бутерброд и письменные принадлежности. Стоя напротив моих пожилых родителей, которые тоже вовсе не выглядят счастливыми, я в очередной раз задаю вопрос:

– Как же мне писать в субботу? Может быть, делать это левой рукой или каким‐нибудь другим необычным способом?

Папа стоял в задумчивости, заметно смущенный. Сказать мне, чтобы я не писала в субботу? А что если учительница спросит, почему я не пишу, – и я, маленькая девочка, не выдержу и скажу, что это запретил мне папа, – тогда его арестуют, а меня отправят в детдом! Разрешить мне писать в субботу… но разве он в состоянии даже выговорить это? Неужели еврей Йеѓуда‐Лейб Майзлик, всю свою жизнь жертвовавший собой ради соблюдения субботы, может прямо сказать своей дочери: нарушай ее?

Помолчав, он сказал:

Ученица. В тревожных раздумьях: что будет в субботу?

– Слушай, Батэле… Ты стояла у горы Синай точно так же, как и я, и слышала, как Всевышний дает Израилю десять заповедей, одна из которых – «Помни о субботнем дне, чтобы освящать его»(12). Мои обязанности – это и твои обязанности; то, что я слышал у горы Синай, слышала и ты. Поступай по своему разумению – и Он поможет тебе!

Несколько горячих поцелуев родителей были мне прощальным напутствием в тот час, когда я вышла на длинную дорогу испытаний в тот будний день, 1 сентября 1945 года.

Подошла первая суббота. Ночью я не смыкала глаз, все думала: что будет завтра? Удастся ли первая хитрость – рассказ о том, как я порезала себе палец, пытаясь починить карандаш?

И вот я возвращаюсь в полдень домой; папа и мама с нетерпением ждут меня. Лицо мое, должно быть, светилось от радости, потому что они сразу догадались, что из первого сражения с силами зла я вышла победительницей, – и были счастливы.

Мои субботние уловки

Но как только папа закончил Ѓавдалу и очередная суббота уступила место будням, все та же мысль вновь принялась сверлить мой мозг: что будет через неделю? Какой новый фокус придумать?

Я, всегда державшая витую свечу во время Ѓавдалы, смочила кончики пальцев в остатках вина, в которых гасила свечу, – это вино, согласно Кабале, обладает особыми свойствами, помогая нам в самых разных ситуациях. Но, в отличие от большинства евреев, вытирающих смоченные пальцы о карманы, чтобы они наполнялись деньгами, я прикоснулась пальцами ко лбу – в надежде, что это поможет мне найти новую уловку, чтобы мне не пришлось нарушать следующую субботу. Так ничего и не придумав, я решила остаться дома в следующий день предписанного нам покоя.

___________________________________________________________________________

12 «Шмот», 20:8.

Сегодня, когда все кошмары и страхи остались в далеком прошлом, я вспоминаю ту нашу жизнь без боли и горечи, но в те дни все мы были в большой опасности и очень нервничали. Папа записал меня в класс, где учительницей была нееврейка, ничего не знающая о наших обычаях. Ведь против учительницы‐еврейки не помогли бы никакие хитрости и трюки, она сразу бы все поняла. Папа всегда предупреждал меня, что я должна стараться быть лучшей ученицей в классе, обязана добиться любви и расположения учительницы, чтобы та прощала меня и не очень резко реагировала, когда я буду вынуждена вести себя не как все.

Одна из часто применявшихся мною уловок была связана с моим слабым горлом, из‐за чего я часто заболевала ангиной. Если же я видела, что суббота приближается, а я здорова и врач не освободит меня от уроков, я снимала обувь, чулки и прыгала босая по снегу, пока горло не начинало болеть. Все шло очень хорошо, пока я действительно не заработала хроническую болезнь горла. Мне пришлось перенести две операции. До того у меня был очень красивый голос, а после них он огрубел и стал обыкновенным, как у всех. Я плакала, а папа сказал:

– Не плачь, Батэле: Бог дал – Бог взял! Быть может, Он просто снял с тебя нелегкое испытание: тебя заставляли бы участвовать в концертах, петь перед мужчинами… И вообще – знай, что за все способности, данные Богом, надо платить, обращая их на служение Ему. Хватит с тебя и того, что у тебя есть.

Когда истощались все хитрости, я просто оставалась дома, готовая понести наказание за беспричинный прогул. Пряталась под кроватью, и мама маскировала меня там матрасами и тряпками. Дело в том, что из школы, как правило, посылали учениц на дом к отсутствующей – узнать, что случилось. Когда они приходили, мама изображала на лице гнев: как посмела Батья прогулять уроки?!

– и обещала наказать меня как следует за такую наглость.

Не раз случалось, что я, не дойдя нескольких метров до школьных ворот, вдруг падала, поскользнувшись, в самую грязь. Меня отпускали домой отмыться и почиститься, сочувствовали моему горю, но пока я приводила себя в порядок, звенел последний зво‐ нок.

Увы, на протяжении большей части зимы грязи не было, землю покрывал белый сверкающий снег, на котором, падая, не запачкаешься. И тогда не оставалось ничего другого, как пустить в ход бритву, которая режет пальцы вместо карандаша…

Экзамен в Йом Кипур

Однажды экзамен в школе должен был состояться в Йом‐Кипур. Что мне было делать? Не прийти? Об этом не могло быть и речи: тогда пропадет весь учебный год и я останусь еще на год в том же классе! Когда пришел инспектор и раздал нам экзаменационные листы, я пригляделась к нему, и он показался мне более или менее человечным. Я сказала ему, что не могу писать ответы, поскольку сегодня еврейский праздник – Йом‐Кипур, День искупления, самый святой день в году, который соблюдают все евреи, но я могу ответить на вопросы устно. Он не согласился. И в конце экзамена, когда я подала ему чистый лист, он поставил мне двойку вместо пятерок, которые я обычно получала.

Я набралась храбрости и сказала ему:

– Это – самая высокая оценка из всех, которые я когда‐либо получала на экзаменах! Ведь я не нарушила наш закон.

Инспектор этот был атеистом, но, как видно, не антисемитом. После моих слов он взял ручку и исправил мою отметку на пятерку.

Чудо – мне сломали руку…

Это случилось, когда мне было пятнадцать лет. Запас моих уловок и хитростей стал иссякать, и тогда со мной произошло то, что для кого‐то другого было бы печальным происшествием, а для меня стало чудом, несущим передышку и облегчение. Какой‐то ху‐ лиган напал на меня на улице, я упала и сломала правую руку, и на нее наложили гипс на шесть недель. То, что я скажу, может показаться странным, но за все годы моей школьной жизни, с девяти до шестнадцати лет, эти недели стали для меня самым спокойным и счастливым временем. У меня, правда, были сильные боли в руке – но мой мозг, который шесть лет тяжело работал, изыскивая к каждой субботе все новые и новые уловки, вдруг получил передышку на полтора месяца! Только тогда я почувствовала, как хорошо быть свободной от забот, связанных с необходимостью непрерывно придумывать и изобретать отговорки. Тот, кто не пережил это, не в состоянии понять и оценить испытанное мной облегчение. Если бы тот хулиган узнал, какое добро он сделал «жи‐ довке», напав на нее, он кусал бы себе локти…

Последнее испытание

Проучившись семь лет в школе, дававшей неполное среднее образование, я должна была в июне 1952 года закончить ее.

Чтобы получить аттестат, нужно было сдать несколько экзаменов; без них ни на какую более или менее приличную работу не принимали. И поскольку я хотела поступить на бухгалтерские курсы, мне нужны были хорошие оценки – прежде всего, по математике. И тут случилось то, чего я всегда боялась: экзамен по математике должен был состояться в субботу. Я была полна решимости не писать даже ценой провала выпускных экзаменов. Непрерывная череда испытаний, в которых мне пришлось выстоять за семь лет школьной жизни, дала мне такую закалку, что я была готова на любую жертву, даже самую тяжелую, лишь бы не нарушить субботу. «Разве можно потерпеть поражение в самом конце, после того, как я уже прошла такой длинный путь? Со мной такого не будет!» – сказала я себе.

Я пришла в школу в субботу с перевязанной, подвешенной на бинтах рукой. Пришло время экзамена, и учительница математики раздала листы с вопросами всем ученицам. Я подошла к ней и стала говорить извиняющимся голосом, что прошу разрешения ответить на вопросы устно, поскольку не могу писать правой рукой. Учительница отказалась. Я вернулась на свое место и не участвовала в экзамене. Но хотя из моих глаз лились слезы, я была в мире с собой, готовая отвечать за все последствия своего поступка.

Тут в класс вошел директор школы. Увидев меня плачущей, он подошел ко мне и спросил, в чем дело. Я показала ему перевязанную руку и попросила разрешения сдать экзамен устно.

Как видно, я чем‐то вызвала его расположение; он сел возле меня, проэкзаменовал по вопросам из экзаменационного листа и поставил пятерку.

Экзамен выдержан

Этот случай был последним в семилетней череде тяжких битв, из которых я вышла победительницей – вопреки всему. Вышла с окрепшей верой, так и не нарушив святость субботы. На всем этом длинном нелегком пути я постоянно убеждалась в справедливости широко известных слов: «Больше, чем народ Израиля хранил субботу, суббота хранила народ Израиля».

Первый этап моей борьбы за соблюдение субботних законов в самой безбожной из стран рассеяния был завершен. Я повзрослела, и мне предстояли новые испытания – продолжая учиться и одновременно зарабатывая на жизнь, по‐прежнему отстаивать свое право соблюдать заповеди Торы.

Ясно, что мне надо было овладеть профессией, позволяющей работать самостоятельно и не нарушать субботу. Еще во время учебы в неполной средней школе я дополнительно занималась вечерами на годичных бухгалтерских курсах и получила там диплом, а после седьмого класса записалась в вечернюю среднюю школу для получения аттестата зрелости.

Теперь я была совершенно самостоятельной, мне выдали паспорт, что открывало путь для поступления на работу. Вскоре я получила место на текстильной фабрике, работавшей в непрерывном режиме, двадцать четыре часа в сутки, что позволяло относительно свободно выбирать себе рабочую смену, чтобы не пришлось работать в субботу. День мой был напряженным: я работала восемь часов, на полной ставке, а вечерами училась в вечерней школе. Несмотря на физические нагрузки, связанные с таким распорядком дня, это было для меня сплошным удовольствием по сравнению с муками беспрерывной, нескончаемой войны за соблюдение субботы, которую я вела до того. Замечу только, что не всегда все было так легко и просто: иногда, когда я просила кого‐то из коллег поменяться со мной сменой, он не соглашался, и приходилось договариваться с ним, что он отработает за меня в субботу восемь часов, а я за него в другие дни – шестнадцать…

Дом на Ярославской улице 

Район еврейского базара.    Дмитриевская улица (недалеко от Ярославской).

Фото  1930‐40 годов.

Киев – столица Украины, крупный город, административный и культурный центр со множеством государственных, общественных учреждений и хорошо оборудованных, по советским понятиям, больниц. Многие евреи приезжали в Киев для устройства своих дел. Были среди них и такие, кто все еще соблюдал кашрут и другие заповеди; они сталкивались с проблемой кашерной еды – особенно те, кому предстояла госпитализация.

¨Гостиница¨ реба Лейбы

Многим из них служил пристанищем наш подвал на Ярославской. Там их ждала не только тарелка кашерного супа. Гость слышал у нас слова Торы – комментарии мудрецов на тему недельной главы или агадические(13) истории из Талмуда. Человек, попавший в беду, мог открыть то, что было у него на сердце, и получить добрый совет. Дом наш был всегда открыт, и всякого, кто переступал порог, встречали приветливо, не проверяя, кто он такой. Никто из них ни разу не сказал: тесно мне в «гостинице» у реб Лейбы. Верно, что условия, ожидавшие гостей нашего дома, не соответствовали общепринятым понятиям о комфорте, – но всем, что мы имели, делились от всего сердца. Папа часто повторял:

– Чтобы хорошо принять гостя, нужно прежде всего иметь место в сердце, а не в доме.

А мама говорила:

– Без гостей одиноко, с гостями хлопотно – но это большая мицва! А что еврей не готов делать ради мицвы?

Вот почему гостям было просторно и удобно в нашем подвале – при том, что прежде чем войти в него, нужно было спуститься с улицы на семнадцать ступенек. Мы расстилали матрасы, набитые соломой, и на них укладывались наши усталые гости, для которых теплота и приветливость, с которыми их встречали здесь, были

________________________________________________________________________________

13 Агада – часть Устной Торы, входящая в Талмуд и включающая в себя притчи и легенды.

важнее любых гостиничных удобств. Папа говорил им в шутку, обыгрывая то, что этим людям придется спать на полу:

– Не забудьте сказать перед сном благословение «…борэ при ѓа‐ адама»(14), – и люди засыпали с улыбкой.

Спокойный, размеренный ритм их дыхания тоже красноречиво свидетельствовал о сладости их сна. И по утрам они вставали бод‐ рыми, будто выспались в роскошных кроватях.

Здесь нужно отметить, что приглашение в свой дом чужого человека в качестве гостя более чем на одни сутки без сообщения об этом в милицию вообще было серьезным нарушением закона. Сам гость должен был представить точное и исчерпывающее объ‐ яснение цели своего пребывания в чужом городе. Те же инструкции обязывали каждого снимающего у кого‐нибудь комнату на время отпуска представить справку с места работы; она предъявлялась в милицию вместе с паспортом.

Из этого можно понять, как рисковали мои родители, принимая у себя всех желающих. Это вполне могло кончиться для них арестом.

Наши гости

Рассказами о частых гостях нашего дома и замечательными историями, которые мы от них слышали, я могла бы заполнить целый том. Здесь я поделюсь воспоминаниями лишь о некоторых из них.

Нашим постоянным домочадцем был еврей по имени реб Йоэль, который попал к нам из маленького местечка. Во время войны он потерял жену и пятерых детей и остался совершенно один. Власти не разрешили ему переехать в другой город, и он должен был оставаться в том, в котором жил до войны, поскольку всякий желающий сменить место жительства, даже в пределах то‐ го же города, должен был получить в милиции официальное раз‐ решение на прописку в новом месте. Что делать одинокому еврею

________________________________________________________________________

14 «…Борэ при ѓа‐адама» – «…Творящий плод земли»; это благословение на са‐ мом деле произносят перед тем, как есть овощи.

в своем местечке без жены, без семьи, без синагоги? На свой страх и риск он перебрался в Киев. Останавливался реб Йоэль то у нас, то у резника реб Хаима Эйдельмана; переходил из синагоги в синагогу, скитался с места на место.

Реб Йоэль

Его беспокоило положение, в котором он находился, без настоящего и будущего; этот че‐ ловек метался между инстанциями бездушной и жестокой советской бюрократической машины в тщетных попытках получить право на постоянное жительство в Киеве. Больше всего он боялся, что может тяжело заболеть и, поскольку у него нет права жить в городе, его не положат в больницу. Что тогда он будет делать? Валяться, как собака, на улице?

Он в отчаянии говорил:

– Мне уже безразлично, что я живу как бродячий пес, – это моя судьба, и так суждено мне из‐за моих грехов. Но умереть, как собака, околеть, как брошенное животное, – с этим я не могу примириться. И это мучает меня днем и ночью!

У реб Йоэля был свой уголок в нашем доме. Он давно примирился со своей судьбой, и на его измученном лице иногда даже появлялась улыбка. Однако всякий раз, когда задевалась та волнующая и беспокоящая его тема, он погружался в уныние. Мама утешала его, говоря, что такому страдальцу, как он, наверняка уготовано почетное место в будущем мире, но и в том, в котором мы живем сейчас, Всевышний, питающий все Его творения и заботящийся о всех их потребностях, не оставит его в час болезни и нужды.

Четвертого июня 1967 года, за день до Шестидневной войны в Израиле, реб Йоэль пришел к нам и позавтракал утром, как обычно. Он сообщил маме, что едет в Гомель на могилы своих близких, поскольку завтра йорцайт(15) его отца. Мама дала ему немного денег и еды в дорогу. Он приехал в Гомель перед молитвой Минха(16), вошел в местную синагогу, помолился в ней Минху и Маарив, сказал кадиш за отца, как положено в йорцайт, и остался ночевать у одного из прихожан. Ночью ему стало плохо, и он умер. Местные евреи похоронили его рядом с отцом. Так реб Йоэль удостоился все же достойно встретить смерть и быть погребенным как еврей.

У другой нашей постоянной гостьи, которую все называли «Люба ди блинде», то есть «слепая Люба», тоже была тяжелая судьба: она ослепла, заболев глаукомой, а ее единственная дочь умерла молодой. «Люба ди блинде» тщательно соблюдала заповеди, тогда как ее муж был против этого. Потеряв зрение, она стала бояться, что он будет кормить ее некашерной едой – так, что она об этом даже не узнает. Она решила для себя не прикасаться ни к чему сваренному в их доме и приходила к нам подкрепиться тарелкой горячего супа.

Особое место занимала в нашем доме уважаемая женщина по имени Рехеле Тверская, из семейства адморов(17) из дома Тверских. Ее называли «ди Макаровер ребецн» (то есть «рабанит из Макарова»). Она проводила у нас больше времени в течение дня, чем в своем собственном доме. В более поздние времена мы с помощью ее разветвленной семьи в Израиле и в Соединенных Штатах добились для нее разрешения на выезд из СССР в Израиль.

Несмотря на бедность и невзгоды, она всегда была довольна своей участью и жизнерадостна; улыбка не сходила с ее измученного лица. Она прожила несколько лет в Иерусалиме и умерла во время танца, исполняя заповедь веселить невесту, на свадьбе одного из представителей семейства адмора из дома Тверских.

________________________________________________________________________________

15 Йорцайт – годовщина смерти человека по еврейскому календарю.

16 Минха – послеполуденная молитва, Маарив – вечерняя, Шахарит – утренняя –

три обязательные ежедневные еврейские молитвы.

17 Адмор – аббревиатура слов адонену, морену ве‐рабену – «наш господин, учитель и наставник» – титул хасидских духовных лидеров.

Эйдельманы

Выше я уже упоминала резника реб Хаима Эйдельмана, у которого часто гостил реб Йоэль. Этот праведник резал кур и гусей для религиозных евреев всего Киева и области.

Как могло случиться, что советские власти допускали забой птицы по всем правилам еврейского закона? Возможно, в данном случае экономические соображения перевесили идеологические: была острая нужда в пухе и перьях для изготовления знаменитых очень теплых одеял.

Реб Хаим был не только резником, но и моэлем(18), но, в отличие от забоя птицы, обрезать младенцев ему приходилось подпольно с риском попасть на нары.

В течение долгих лет реб Хаим Эйдельман был единственным моэлем в Киеве и окрестностях. Однажды, когда он должен был делать брит‐милу сыну одного из наших родственников и все ждали его и волновались, поскольку он опаздывал, вдруг зазвонил телефон. Моэль звонил из уличного телефона‐автомата; он сообщил, что был вызван в КГБ и там его предупредили, что если он посмеет еще раз сделать обрезание ребенку, то ему «отрежут голову».

С того дня он прекратил делать обрезание до своего отъезда в Израиль. А тот мальчик позднее тоже уехал в Израиль с родителями, и ему в семилетнем возрасте сделали обрезание в городе Бней‐Брак.

Дом реб Хаима Эйдельмана и его жены Голды был на другом конце Киева. Можно сказать, что ту же роль, которую играл наш дом на южном конце города, играл дом реб Хаима Эйдельмана и его жены Голды на севере: он был местом приема гостей и убежищем для евреев, искавших теплый угол, где они смогут получить кашерную еду.

________________________________________________________________________________

18 Моэль – специалист, делающий операцию брит‐мила – обрезание.

После беседы в КГБ реб Хаим решил уехать в Израиль. В 1969 году они с женой и двумя сыновьями приехали туда, поселились в Бней‐Браке и удостоились увидеть своих внуков, шагающих с высоко поднятой головой, ни от кого не прячась, в хедер – учить Тору.

Реб Хаим Эйдельман умер в 1973 году.

Эпопея Марты Волах

Здесь я предоставлю слово одной из наших гостей, Марте Волах, живущей ныне в Тель‐Авиве. Она приехала в Израиль со своей сестрой Фаней в январе 1972 года и позднее вышла здесь замуж.

*   *   *

Нужны дни и ночи, чтобы рассказать, что мы пережили в Советском Союзе, что было с нами во время войны и после нее, и о чуде нашего спасения благодаря этой замечательной семье!

Мой отец родился в Польше и в возрасте двадцати лет эмигрировал в Штутгарт, в Германию. Моя мама, родившаяся в Латвии, эмигрировала туда в это же время; они встретились. Эмигранты из Восточной Европы составляли там свое особое, закрытое сообщество; коренные немецкие евреи держались в стороне от них. Папа не хотел принимать немецкое гражданство и остался с польским; позднее это спасло его от отправки в концлагерь. В 1938 году все польские граждане, находившиеся в Германии, были высланы в Польшу, и мы оказались у наших родных во Львове, по‐немецки – Лемберге.

Когда в сентябре 1939 года началась война и Польша была разделена согласно «пакту Молотова – Риббентропа», Львов оказался под советской оккупацией; так мы были спасены от уничтожения нацистами.

В одну из ночей явились советские солдаты и депортировали евреев, остававшихся во Львове, на Урал, вглубь территории России. После вторжения Германии в Советский Союз в июне 1941 года многие предприятия были эвакуированы из областей, которым угрожала оккупация, на восток; Урал стал важным центром военной промышленности. Все иностранные граждане были депортированы оттуда в южные районы страны. Нас – маму, меня и мою старшую сестру Фаню – выслали в глухую рыбацкую деревню в Ка‐ захстан, на берег Каспийского моря.

Это была отсталая и неразвитая окраина империи с самыми примитивными условиями жизни. Нам было очень тяжело. Большинство мужчин там были мобилизованы в армию; всю работу делали женщины. Место было отдаленное и пустынное. Население жило в основном рыбной ловлей; для нас же здесь был настоящий ад. В 1944 году в деревне разразилась эпидемия тифа; папа заболел и умер.

Нас стали убеждать принять советское гражданство и остаться там постоянными жителями; мы же с нетерпением ждали, когда сможем, наконец, оставить это проклятое место и вернуться в наш дом в Штутгарте, и не соглашались отказываться от польского гражданства.

После окончания войны советские власти сообщили, что всем польским гражданам будет разрешено вернуться на родину. Это называлось «репатриация» и было воплощением нашей мечты – оставить место, в котором мы так страдали и где умер отец. Но мама заболела – и мы не смогли уехать…

В начале 1947 года нас известили, что репатриация закончена, и люди, до сих пор не вернувшиеся в Польшу, потеряли право на это. Нам вновь предложили получить советское гражданство и статус постоянных жителей.

Мы были чрезвычайно расстроены и чувствовали себя беспомощными. Мама решила всей семьей ехать в Москву, в польское консульство, чтобы добиться продления права на возвращение в Польшу.

– Я готова умереть в дороге – лишь бы только вырваться из этого проклятого места, – говорила она.

Председатель колхоза в этой деревне очень хотел избавиться от нас: мы были для него лишь обузой. Он даже дал маме немного денег на дорогу. Мы приехали в Москву, пришли в польское консульство, объяснили, что из‐за маминой болезни упустили время и не смогли воспользоваться правом вернуться в Польшу, а теперь просим консула, чтобы он добился для нас продления этого права. Консул отнесся к нам очень сочувственно и обещал помочь.

Когда на следующее утро мы пришли, он уже ждал нас с документами и разрешением на въезд в Польшу. Консул дал маме немного денег, позаботился о билетах на поезд и даже сам проводил нас на вокзал. Дело в том, что в то время на железных дорогах царил большой беспорядок из‐за разрушений, вызванных войной; места в поездах в первую очередь захватывали военные и представители власти, а простым гражданам приходилось ждать на вокзалах днями, а иногда и неделями. Он посадил нас в международный вагон, предназначенный для выезжающих за границу; вагон этот был занят в основном дипломатами и высокопоставленными чиновниками. Мы там очень выделялись среди всех своим несчастным видом и бедной одеждой. На нас смотрели с удивлением: что, мол, делают эти нищие в таком избранном обществе?

Мы были в хорошем настроении; было ощущение, что мы – на пути к свободе, что вскоре вернемся в свой дом, в Штутгарт, и начнем новую жизнь. Один из дипломатов, сидевший рядом с нами в купе, проникся к нам симпатией; услышав о наших злоключениях, он выразил готовность помочь нам. Этот добрый человек попросил, чтобы мы показали ему наши бумаги. Проверив их, он сказал, что ему очень жаль разочаровывать нас, но у нас нет главного требуемого документа. Польский консул действительно сделал нам визу для въезда в Польшу – но нет разрешения на выезд из СССР, без которого мы не сможем пересечь границу.

Он объяснил, что в нашем положении ехать до пограничного пункта в Бресте означало застрять там без денег и без жилья. Наш поезд приближался к Киеву, и, по его словам, лучше нам сойти там и обратиться в НКВД с просьбой оформить необходимое раз‐ решение.

Мы прибыли в Киев в полдень, сошли с поезда и направились в приемную НКВД. Там мы получили не только категорический отказ, но и предписание немедленно вернуться на прежнее место жительства: нам как беженцам и иностранным подданным запрещено пребывание в столичном городе Киеве…

Тем временем стемнело. Мы были в полном отчаянии. Все для нас перевернулось… Совсем недавно мы были так счастливы, надеясь вскоре оказаться в Польше и затем – в Германии, и вдруг оказались на улице, голодные и изможденные, предоставленные собственной горькой судьбе… Представьте себе: три несчастные еврейские женщины на улице, в не слишком гостеприимном к ним украинском окружении – откуда придет к ним помощь? Еще немного – и мы умрем от голода и холода…

– Дети, – сказала мама, – давайте поищем местных евреев. Они наверняка сжалятся над нами и приютят нас.

Как же ищут евреев в городе, населенном миллионами неевреев? Она стала спрашивать у прохожих: –

Где здесь синагога?

– По улице Щековицкая, двадцать девять, – ответили ей.

Потом мы узнали, что эта синагога начала действовать в освобо‐денном от немцев Киеве в 1944 году явочным порядком; она была официально зарегистрирована в 1945 году, в рамках смягчившейся по случаю войны политики властей. Уже тогда на праздники в ней собиралось для молитвы до трех тысяч человек. К 1948 году синагога была отремонтирована на средства, собранные среди верующих.

Мы вошли в здание во время Минхи и сели втроем на заднюю скамью у двери. Люди смотрели на нас с удивлением. Когда после молитвы Маарив все собрались выходить, мама встала на ступенях перед арон ѓа‐кодеш и, срываясь на рыдания, закричала на идиш:

– Все евреи – братья! Евреи! Перед вами стоит несчастная вдова с двумя сиротами. Помогите нам! Нам некуда приклонить голову! Помогите и спастите нас!

Присутствующие смотрели друг на друга в большом смущении и старались потихоньку уйти, один за другим. Эти люди не были бесчувственными и жестокосердными, но они боялись принимать чужих, незнакомых людей без ведома и разрешения властей. Тем более что незнакомцы говорили с немецким акцентом, и тех, кто их приютит, могли обвинить в помощи немецким шпионам. Когда мама увидела, что синагога вот‐вот опустеет, она обернулась к арон ѓа‐кодеш, отчаянным движением откинула занавес, открыла дверцы и закричала, захлебываясь плачем:

– Владыка мира! Никто не хочет нам помочь! Ты обязан спасти нас!

Когда все ушли, к маме подошел один еврей и сказал:

– Не волнуйтесь. Пойдемте со мной, ко мне. Переночуйте у нас, а завтра, с Божьей помощью, все уладится.

Мы пошли с ним. Этот человек привел нас в свою квартиру в подвале. Дверь открылась, и нам навстречу вышла невысокая плотная женщина, встретившая нас сердечной улыбкой. Она была типичной «а идише маме», с покрытой головой, как принято у замужних евреек. Рядом с ней стояла маленькая девочка лет десяти с милым личиком и двумя длинными косичками на плечах. Хозяин рассказал своей жене Бейле о том, что случилось в синагоге, и она тут же откликнулась:

– Конечно, конечно! Хорошо, что ты привел их к нам! Входите, располагайтесь.

Она разогрела кастрюлю борща и буквально оживила нас, ведь мы уже несколько недель не ели горячую пищу.

– Переночуйте пока, а утром посмотрим, – сказала хозяйка, когда мы насытились.

Впервые за долгое время мы ощутили вблизи этой чудесной женщины тепло домашнего очага…

На полу были постелены матрасы, набитые соломой, на которых мы, смертельно уставшие, моментально уснули. Теплота, с которой нас приняла эта замечательная семья, согревала нас много лет. Я могла бы целыми днями рассказывать о том, что сделали для нас эти люди…

Через несколько дней я поехала в Москву, в Министерство иностранных дел, и после многих усилий мы получили временное разрешение на пребывание в Киеве в течение шести месяцев; потом оно было продлено еще на такой же срок.

В течение целого года мы оставались в этой семье, греясь в тепле настоящего еврейского дома. Мог ли бы кто‐нибудь описать, какими были там субботы, наполненные святостью и любовью, – в этом подвале, волшебным образом вмещавшем всех приходящих!

Посередине комнаты стоял длинный стол, по двум сторонам его – скамьи. Сидевшие на них гости пришли послушать кидуш и попробовать немного чолнта(19), такого вкусного, каким он бывает только в настоящих еврейских домах, и почувствовать дух идишкайта – истинно еврейского образа жизни. В углу была печь из красных кирпичей, оттуда доносился запах еврейских блюд. Все гости были людьми, соблюдавшими заповеди и оживлявшими здесь свои души, жаждавшие хоть немного чего‐то еврейского. Особенно интересно было смотреть на хозяина дома, как он сидит во главе стола, – красивый еврей с длинной черной, начинающей седеть бородой; он выглядел для меня как наш праотец Авраѓам, вводящий в свой шатер ангелов… Он рассказывал что‐то из Мидраша(20) или еврейской истории, связывая это с комментариями на темы недельной главы Пятикнижия. Каждый, кто был там, жадно впитывал каждое его слово, а некоторые дополняли – тем, что прочли сами или помнили из отцовского дома. Но самым вол‐ нующим был момент, когда приходила очередь маленькой девочки Батэле сказать что‐то по недельной главе, и она на своем милом идиш, с широко открытыми глазами, начинала говорить, приводя всех в восторг, потому что нет на свете ничего более прекрасного и радующего, чем слушать, как еврейская девочка с детской непосредственностью пересказывает вечные сюжеты Торы. Представьте себе, чем занимаются все ее сверстницы: играют, шалят, капризничают. А этот ребенок сидит среди взрослых и делает все, чтобы они ощутили радость субботы! В синагоге она была своего рода достопримечательностью для иностранцев, которые с удивлением обнаруживали в этой пропащей атеистической России маленькую девочку, которая приходит в синагогу молиться и как взрослая отвечает звонким голосом: «Амен!». Разве не известно всем, что в России только старики еще соблюдают традиции, а молодое поколение уже отдалилось от веры совершенно, – и вдруг здесь сидит малышка и молится… невозможно поверить! Я уверена, что это было самое волнующее переживание, о котором иностранцы рассказывали по возвращении домой!

____________________________________________________________________________

19 Чолнт – горячее мясное субботнее блюдо.

20 Мидраш – часть Устной Торы, свод толкований к Танаху и комментариев мудрецов.

По истечении двенадцати месяцев нашей жизни в Киеве мы получили извещение о том, что разрешение на пребывание в городе нам больше не продлят и мы должны немедленно уехать из него. Мы перебрались в Житомир, который находится в ста пятидесяти километрах от Киева, и получили маленькую квартиру на окраине. Мы с Фаней работали домработницами у евреев, которые сжалились над нами: как иностранные граждане мы не могли получить нормальную, официальную работу.

В это время Фанино здоровье пошатнулось настолько, что она не могла выходить из дома, и все наши доходы составляли мои заработки на случайных работах в еврейских домах. Мы буквально голодали, не имея хлеба, – и вновь приходит нам на помощь семей‐ ство Майзлик! Они, не считаясь с затратами, покупали для нас сахар и другие необходимые продукты, и я ездила за ними в Киев; без этого мы бы просто умерли с голоду. Конечно же, материальная сторона помощи, которую они нам оказывали, была крайне важна для нас, однако гораздо существенней лично для меня было другое: когда открывалась дверь, в которую я стучала, и на пороге появлялась хозяйка дома, меня буквально затопляли исходившие от нее волны любви и тепла, дававшие мне силы на долгое время вперед. Войдя в их дом, я сразу же попадала в ее объятия; она говорила:

– Марточка! Когда, наконец, я увижу немного счастья у тебя и у Фанечки?

Я, уронив голову на ее плечо, орошала его слезами, а она утешала меня добрыми и мудрыми словами.

В 1948 году мама заболела, и ее не принимали в больницу, поскольку она иностранка. Мы были вынуждены отказаться, наконец, от польского гражданства и получить советские паспорта. Фаня уже была совершенно нетрудоспособна, а я устроилась на фабрику музыкальных инструментов настройщицей пианино. Зарплата была крошечная, и ее хватало лишь на самые неотложные нужды.

И еще один эпизод врезался мне в память на всю жизнь. Маленькая одиннадцатилетняя Батья с сияющим лицом вбежала в дом с новым кожаным поясом в руках. Она надела его поверх школьной формы и закружилась перед нами в веселом танце. «Батэле, откуда у тебя такой пояс?» – спросила ее мама. «Мамочка, я два месяца экономила на бубликах и собирала деньги, чтобы купить этот замечательный поясок. Посмотри: он подходит к любому платью!» – ответила девочка. Я вздохнула и отошла в сторону, сказав: «Как я была бы счастлива, если бы и у меня был такой красивый пояс!» Недолго думая, Батья сняла с себя пояс и надела его на меня, сказав: «Он твой». «Нет‐ нет, ни за что!» – закричала  я  и  стала  снимать его.

«Марта, я тебя очень прошу, – возразила Батья, – возьми его – ведь я дарю его тебе от всего сердца!» Расплакавшись, мы  обе бросились в обьятия друг к другу. Такие подарки помнят до самой смерти…в  1959 году, мама умерла, пролежав долгое время парализованной. И вновь именно дочь Бейлы, Батья, стала добрым ангелом, посланным с Небес, чтобы помочь мне и Фане добиться разрешения на выезд из СССР в Израиль. Только там я обрела наконец покой – и только благодаря тем людям, тому, что они для нас сделали. Я могла бы рассказывать эту историю еще и еще, без конца – прекраснейшую историю моей жизни, в которой настоящие герои, члены семьи Майзлик, сыграли такую важную роль.

Через  много  лет, Я и Марта (с подаренным ей поясом)

Мама и Марта. Встреча в Иерусалиме через много лет

¨Малый Храм¨

Высокая репутация и известность «постоялого двора» реб Лейбы и Бейлы Майзлик сделали наш дом своего рода «малым Храмом(21)», в котором пребывала Шхина(22). Он располагался поблизости от синагоги и был островом святости в море безбожия. По‐ жилые люди, жаждавшие идишкайта и изголодавшиеся по слову Торы, шли пешком несколько километров, при любой погоде, в дождь и снег, чтобы добраться в субботу в синагогу на общественную молитву. После нее они приходили к нам на трапезу. Мама вынимала из печи, стоявшей в углу комнаты, большую кастрюлю

_________________________________________________________________________________________

21 «“…Буду Я им малым Храмом…” [“Йехезкель” (в русской традиции – “Книга пророка Иезекииля”, 11:16]. Сказал раби Ицхак: “Это – синагоги и академии для изучения Торы в Вавилоне…”» (Вавилонский Талмуд, «Мегила», 29а).

22 Шхина – присутствие Бога в мире.

чолнта, но гости не только наслаждались настоящими еврейскими кушаньями, но и – что не менее важно – утоляли духовную жажду словами Торы, звучавшими за нашим столом.

Они оставались у нас до вечера и учили Тору, а я, съежившись в углу, ловила каждое слово. Только по истечении субботы, после

Наши постоянные гости

Ѓавдалы, эти люди разъезжались по домам общественным транспортом. Такая учеба, из субботы в субботу, заменяла для меня семинар, в котором сегодня обучаются девочки из религиозных семей. Из нее я черпала свой духовный багаж; воспоминания и впе‐ чатления тех времен свежи в моей душе до сегодняшнего дня. Было принято, что каждый из присутствующих делится с остальными своими открытиями на темы недельной главы Торы, – я тоже была в числе тех, на кого распространялась эта обязанность. Отмечу, что не помню такой субботы, когда читали бы «Биркат‐ѓа‐ мазон»(23) не в миньяне(24).

Этот «еврейский субботний постоялый двор» существовал долгие годы, причем родители мои и не помышляли о том, чтобы брать деньги с «постояльцев» или требовать у них что‐либо взамен. Могут спросить: как мы могли нести такое бремя? Все наши доходы складывались тогда из скудного папиного заработка – он, напомню, занимался починкой и обновлением матрасов – и маленькой пенсии за Лифшу, так что мы жили очень скромно: ведь в СССР, даже получая приличную зарплату, трудно было свести концы с концами. Но мы никогда не спрашивали себя, что у нас есть и чего нет. Наша дверь всегда была открыта – и в субботу, и в будни. При этом ни мы сами, ни наши гости не оставались в нашем доме голодными – еще одно чудо из череды тех, которые происходили с нами.

Чолт с особым вкусом

А теперь расскажу, из чего готовилась большая кастрюля чолнта, которого хватало на всех наших гостей из субботы в субботу в тот трудный послевоенный период. Продукты нам предоставляли для него… уличные мусорные баки. Я обходила их и возвращалась до‐ мой с картошкой, морковью, луком. Как могло быть, что в стране, страдавшей от недостатка продовольствия, люди выбрасывали овощи в мусор? Дело в том, что в течение практически всей зимы из‐за сильных холодов города почти не снабжались свежими овощами, так что многие семьи выращивали их на загородных участках и запасали для себя осенью впрок. Но из‐за того, что в городе у людей не было погребов, а о холодильниках тогда никто и не слышал, немало продуктов быстро портилось, и их выбрасывали. Я собирала их, а дома мы с мамой перебирали овощи, выискивая то, что еще годилось в пищу, а негодное я несла на рынок и продавала

______________________________________________________________________________________________

23 Биркат‐ѓа‐мазон – молитва после трапезы, во время которой ели хлеб.

24 Миньян – собрание из десяти и более взрослых мужчин для коллективной мо‐ литвы.

на корм домашним животным. Один раз меня даже арестовала милиция, и я сидела в отделении возле рынка: в СССР закон запрещал детям до шестнадцати лет заниматься торговлей. Кто‐то из знакомых увидел меня там, в отделении, через стеклянную дверь, и сообщил маме; она прибежала и со слезами и мольбами уговорила милиционеров отпустить меня. С тех пор, увидев при‐ ближавшегося стража порядка, я пряталась под прилавком.

Чолнт у мамы получался таким удачным, что люди говорили: как видно, Всевышний придал продуктам, из которых он изготовлен, свойства мана(25), и каждый, кто его ест, ощущает тот вкус, который ему по душе.

Зрелище того, как маленькая еврейская девочка собирает испорченные овощи из мусорных баков, привлекало уличных мальчишек, а ее беззащитность подстрекала их насмехаться и издеваться над ней. Не раз бывало, что когда я наклонялась над мусорным баком, меня осыпали картофельной шелухой, а то и забрасывали камнями под гогот прохожих…

Цена заповеди

Всякий раз, вернувшись домой с заплаканными глазами, униженная и расстроенная, я говорила маме, что больше не могу, не в состоянии переносить все это. Мама успокаивала меня и уговаривала не бросать такое важное доброе дело. Она говорила ласково:

– Батэле! Если ты не пойдешь собирать овощи – что будут есть в субботу эти несчастные старики? Для большинства из них это единственная порция горячей еды на всю неделю – в течение всей здешней зимы, промораживающей человека до самых костей! Одни из них живут в маленьких комнатах коммунальных квартир с общей кухней, а другие – вместе со своими детьми, не соблюдающими кашрут. Что такое твой стыд или объедки, которые в тебя бросают, по сравнению с великой мицвой – согреть сердца и души этих несчастных?

____________________________________________________________________________________________

25 Ман (в русской традиции – «манна небесная») – белая крупа, выпадавшая с неба для евреев во время их сорокалетних странствий по пустыне, в которой каждый ощущал вкус блюд, которые он любил.

Однажды, увидев, что я все еще не приняла к сердцу ее слова, она сказала:

– С тех пор, как разрушен Храм и у нас нет жертвенника, его заменяет наш обеденный стол. Наши трапезы за этим столом и слова Торы, которые мы говорим во время них, – это и есть наши жертвы. А теперь представь себе: если бы Всевышний приказал тебе сейчас: «Батья, принеси Мне жертву – только не из отборной муки, а из картошки и морковки», – а у тебя нет ни картошки, ни морковки, ни денег купить их, – разве ты не побежала бы изо всех сил собирать их всюду, где только найдешь, не обращая внимания на издевательства? Что такое твой стыд в сравнении с жертвой, которую ты возносишь Ему? Ты ведь помнишь слова мудрецов, которые так часто повторяет твой отец: «Одна заповедь, исполненная в страданиях, дороже ста, исполненных без страданий!»

Эти мамины слова произвели на меня такое впечатление, что с того дня я отправлялась на обход мусорных баков с радостью в душе.

Конечно же, при всей радости от исполнения заповеди собирания картошки по киевским мусорным бакам, я была счастлива, когда этого больше уже не требовалось. Со временем папа стал неплохо зарабатывать, его работа по починке матрасов была в Киеве наконец‐то востребованной. Увеличили родителям и пенсию за Лифшу, и мы уже могли покупать основные продукты для себя и гостей в достаточном количестве. Нам было еще далеко до того, чтобы считаться состоятельными, но жить стало намного легче.

Мама, бывало, говорила:

– Когда меня спросят на небесном суде, какие добрые дела я делала в этом мире, я попрошу, чтобы принесли наш стол, – и он расскажет обо всем…

Мицва остается навсегда

Вернувшись домой после напряженного восьмичасового рабочего дня и вечерней учебы, я получала свой ужин – тарелку горячего супа и несколько кусков хлеба. Но временами вместо этого мама ставила для меня на стол лишь стакан чая с бутербродом: это означало, что суп «перехватил» у меня сегодня кто‐то из неожиданно заглянувших к нам гостей.

В этих случаях я не выказывала никакого неудовольствия и разочарования, хотя полностью голод и не утолила. Тем, кто чувствовал себя в такой ситуации неловко, был папа; он садился рядом и говорил мне:

– Батэле! Наслаждение едой продолжается всего‐то три‐четыре секунды – пока пища находится во рту. Дальше уже нет разницы между самыми большими деликатесами и хлебом с чаем. Но если тарелкой своего супа ты насытила голодного гостя, ты исполнила заповедь, которая достигает небес и останется с тобой навеки. А главная награда за нее ждет тебя в будущем мире. Так подумай: какую же хорошую и выгодную сделку ты заключила с Всевышним!

Эти слова согревали меня и дарили мне ощущение счастья – ни‐ какое из земных удовольствий не могло с ним сравниться…

104

Продолжение следует

От редактора belisrael

Для приобретения книги, цена которой 50 шек., обращаться к рабанит Батье Барг по тел. в Иерусалиме 02-6712518. Все средства от продажи поступают в фонд поддержки школы «Ор Батья»

Опубликовано 05.01.2020  21:51

 

Our work deserves your support / העבודה שלנו ראויה לתמיכה שלכם

English and Russian text is below

שלום לכל המבקרים שלנו באתר!
קודם כל, אני מברך אותכם עם חג הפסח הקרוב, ואת  הקוראים הנוצרים שלנו עם חג הפסחא!
מליאסן רובין
מפנינה מלר

במשך כמעט 10 שנים של קיום, המשאב הישראלי-בלרוסי העצמאי עשה עבודה נהדרת, הוא מפרסם חומרים במגוון נושאים, כולל רבים מהם בלעדיים. זה לוקח הרבה מאוד זמן, לפעמים כמה שבועות, כדי להכין ולפרסם חומר אחד. במקביל, האתר קיים רק בזכות התלהבות של אנשים בודדים, עלויות התחזוקה עולים. כך, למשל, בערב ה -27 במארס 2018 הוא הפסיק להיפתח, נכתבה כתובת:

This account is temporary On Hold. Please check your billing for outstanding invoices…

הייתי צריך להיכנס להתכתבות עם חברת ההוסטינג ולשלם להם הוצאות נוספות. Belisrael.info משחק תפקיד ציבורי חשוב, הוא זכה ליוקרה בישראל ובבלרוס.
כרגע הוא נחשב לאחד הפופולריים הבודדים בכמה יבשות שונות במשאבי אינטרנט, אשר כמעט ואין לו תמיכה חיצונית קבועה (באותו זמן אני אסיר תודה לקוראים הבודדים ששלחו תרומוות מוקדם יותר). אני מפנה את השאלה לאלו החיים בישראל, באמריקה, בקנדה, באוסטרליה, בגרמניה ובמדינות רבות אחרות: האם משהו יקרה לך אם “תיקרע” מעצמך סכום מסוים עבור מעשה טוב? העזרה הכספית שלך תעניק לאתר את ההזדמנות להתפתח – היא תאפשר לנו לעודד את הכותבים שכבר כותבים עבורנו, כמו גם למשוך חדשים מהעיתונאים והסופרים המקצועיים. אחרי הכל, כל עבודה צריכה להיות מוערכת ובן אדם אמור לקבל תשלום עבורה. בנוסף, ניתן
יהיה לבצע מספר פרויקטי צדקה. תן לי להזכיר לך …
למד כיצד להעביר כסף כאן.
כל טוב לקוראים ולכותבים!
***
חג הפסח הגיע, אני מברך אותכם עם חג בהיר ושטוף שמש! שעל השולחנות שלכם, אשר החברים שלכם יתאספו, יהיו שפע. שהטוב והבריאות ישלטו בביתכם. שיהיו לכם הצלחות בכל השאיפות והמאמצים. שכל הצרות יעברו אתכם ואת הילדים שלכם מהצד. ששמחת החג הזה תשלוט בנפשכם ובלבכם. שהמחשבות והחלומות שלכם יתממשו בקרוב ולא ידעו מכשולים.
יורי וייסמן מאוסטרליה
_________________________________________________________________________________________________
אהרון שוסטין, מייסד ומנהל האתר
פורסם ב- 30/03/2018 16:16
 
***

Shalom to all our visitors of the site! First of all, I congratulate you with the upcoming Pesach, and our Christian readers with Easter! 

From Leon Rubin, Israel

From Pnina Meler, Israel

For almost 10 years of existence, the independent Israeli-Belarusian resource has done a great job, it publishes materials on a variety of topics, including many exclusive ones. It takes a lot of time, sometimes for several weeks, to prepare and publish one material. At the same time, the site exists only thanks to the enthusiasm of individuals, and maintenance costs are rising. For example, in the evening on March 27, 2018 it stopped opening, an inscription popped up:

This account is temporary On Hold. Please check your billing for outstanding invoices…

I had to enter into correspondence with the hosting company and pay additional expenses. Belisrael.info plays an important public role, it gained prestige in Israel and Belarus. Now it is one of the few popular Internet resources, which almost does not have constant external support (at the same time I am grateful to the few readers who sent donations earlier). I address the question to those living in Israel, America, Canada, Australia, Germany and many other countries: will something happen to you if you “tear off” yourself some amount for a good deed? Your financial help would give the site the opportunity to develop – it would allow to encourage those already writing for us, as well as attract new ones from among professional journalists and
writers. After all, any work should be evaluated and paid for. In addition, a number of charitable projects could be implemented. Let me remind you … Learn how to transfer money here. All the best to our readers and authors!

***

There comes Passover,

I congratulate you on this bright and sunny holiday! Let on your tables, for which your friends will gather, there will be abundance. Goodness and health let them reign in your homes. Successes to you, in all aspirations and endeavors. Let troubles and troubles avoid you and your children. Joy let this holiday reign in your souls and hearts. Let your thoughts and dreams soon be fulfilled and do not know obstacles.
Iouri Vaisman from Australia
_________________________________________________________________________________________________
Aaron ShustinEditor-in-Chief
Published 30/03/2018  16:16

***

Шалом всем посетителям сайта!

Прежде всего поздравляю с наступающим Песахом, а наших читателей-христиан – с Пасхой!

От Леона Рубина, Израиль

От Пнины Меллер, Израиль

За без малого 10 лет существования независимый израильско-белорусский ресурс проделал огромную работу, на нем публикуются материалы на самые разные темы, в том числе немало эксклюзивных. Приходится тратить массу времени, иногда по нескольку недель, на подготовку и публикацию одного материала. При этом сайт существует лишь благодаря энтузиазму одиночек, а расходы на техническое обслуживание растут. Например, вечером 27.03.2018 он перестал открываться, выскочила надпись:

This account is temporary On Hold. Please check your billing for outstanding invoices…

Пришлось вступить в переписку с хостинговой компанией и оплатить дополнительные расходы.

Belisrael.info играет важную общественную роль, он завоевал авторитет в Израиле и Беларуси. Сейчас это один из немногих популярных на разных континентах интернет-ресурсов, практически не имеющий постоянной внешней поддержки (вместе с тем я благодарен отдельным читателям, которые ранее присылали денежные переводы). Обращаюсь с вопросом к живущим в Израиле, Америке, Канаде, Австралии, Германии и многих других странах: неужели что-то с вами произойдет, если «оторвете» от себя какую-то сумму на доброе дело? Ваша финансовая помощь дала бы сайту возможность развиваться – позволила бы поощрять уже пишущих для нас авторов, а также привлекать новых из числа профессиональных журналистов, писателей. Ведь любая работа должна быть оценена и оплачена. Кроме того, можно было бы осуществить ряд благотворительных проектов. Напомню

Узнать о способах перечисления денег можно здесь.

Всего самого доброго читателям и авторам!

***

Наступает Песах,

Я поздравляю Bас в этот светлый и солнечный праздник! Пусть на ваших столах, за которыми соберутся ваши друзья, будет изобилие. Благость и здравие пускай царят в ваших домах. Успехов вам, во всех стремлениях и начинаниях. Пускай неприятности и беды обходят стороной вас и ваших детей. Радость пускай в этот праздник царствует в ваших душах и сердцах. Пусть Ваши мысли и мечты скорее исполняются и не ведают преград.

Юрий Вайсман, Австралия

Знаёмых іудзеяў і проста габрэяў ды ізраільцян — са Святам Пасхі.

Анатоль Сідарэвіч, Мiнск

___________________________________________________________________________________________________

Арон Шустин, основатель и редактор сайта

Опубликовано 30.03.2018  16:16

 

В. Рубінчык. КАТЛЕТЫ & МУХІ (50)

Шаноўных чытачоў вітаю поўным шаломам! Вось і нейкае падабенства юбілейнага выпуску, у якім дазволена азірнуцца назад. Але найперш, па завядзёнцы, азірнуся наўкол.

У краінy паўзуць перамены… Калі стаць на марксісцкую купіну, то феадальны лад – або яго рэцыдывы – не можа ў нашых палястынах не змяніцца на капіталістычны. Пра балячкі апошняга нашрайбаны цэлыя бібліятэкі, але самі Карл i Фрыдрых не аспрэчвалі прагрэсіўных бакоў грамадства, у якім жылі. Так, у краіне «развітога капіталізму» наўрад ці сталі б усур’ёз асуджаць чалавека за сімвалічны жэст (пятлю, накінутую на статую гарадавога ў Мінску 12.03.2017). Гаворка пра анархіста Вячаслава К., які цяпер у СІЗА пад крымінальнай справай. Начальнік сталічнай міліцыі лепіць з яго банальнага хулігана, які апаганіў «святое для ўсіх міліцыянтаў месца». Статую сумнеўнай гістарычнай і мастацкай вартасці паставілі ў лютым г. г., а ўрачыста адкрылі 02.03.2017, і не ўсе супрацоўнікі МУС паспелі нават даведацца пра яе, не тое што сакралізаваць. Тожа мне «вечны агонь»… Правабаронцы ўважаюць Вячаслава за палітзняволенага; з імі цяжка не згадзіцца. А Пэйсах – cамы час успомніць пра тое, што ідалапаклонства шкоднае для здароўя, будзь ты фараон, святар Аарон або генерал-маёр міліцыі 🙂

Шлях інфантыльных крыўдаў за статуі ды інш. – бесперспектыўны, тым болей у эпоху, калі ў Беларусі рэальна ігнаруецца спакой жывых і мёртвых людзей. Каму, напрыклад, лепей ад будоўлі шматпавярховіка ў Мазыры на тэрыторыі могілак, хоць і даўно закрытых? Афіцыйны прадстаўнік РБ не адмаўляе таго, што «ў працэсе падрыхтоўчых работ да рэканструкцыі будынкаў былога дыспансера былі знойдзены некалькі дробных фрагментаў чалавечых парэшткаў». Дапусцім, пасол Беларусі ў Ізраілі сам не ездзіў у Мазыр – але з яго бюракратычным досведам не здагадацца, што «некалькі» там значыла «нямала» або «мноства»… Ладна, няхай «адмазка» пра «дробныя фрагменты» застаецца на сумленні дыпламата ды тых, хто рыхтаваў для яго даведку.

Нямала ў «сінявокай» і такіх, каму не дае спаць «жыдоўскае золата». Ракаўскі мастак Фелікс Янушкевіч пад канец 2016 г. казаў пра «чорных капальнікаў», якія шчыруюць у лесе, на месцы забойстваў землякоў-яўрэяў: «Гадоў 10-20 таму таксама капалі, але капацелі былі больш культурнымі, закапвалі за сабой. А гэтыя маладыя… Спытай у іх, што яны там шукаюць? Іх цікавяць зубы — гэта ж паскуды… Таму я і пішу лісты ў розныя інстанцыі і кажу, каб перавезлі астанкі і пахавалі ў нармальным месцы».

Летась на скрыжаванні вуліц Жудро і Матусевіча ў Мінску цэнтр тэніса пачаў «пашырэнне» за кошт парка. Будаўнікі аператыўна, без намёку на грамадскае абмеркаванне, пасеклі дзясяткі дрэваў, што выклікала справядлівае абурэнне жыхароў раёна. Пратэстоўцы абклеілі будаўнічы плот паперкамі; да гонару кіраўніцтва цэнтра (гендырэктар – Сямён Каган), абвінавачванняў у «замаху на святыя пачуцці» тэнісістаў не выстаўлялася. Праўда, і будоўля не спынена.

Паперкі ад незадаволеных усё яшчэ дзе-нідзе вісяць на слупах. Крэатыўныя абаронцы «зялёных сяброў» даўмеліся вешаць улёткі… у форме лісткоў на дрэвы, якія яшчэ засталіся на вул. Матусевіча.

Мінск, 02.04.2017

9 красавіка ўпершыню ў сучаснай Беларусі здарыліся дзве падзеі, здольныя істотна і пазітыўна паўплываць на будучыню, хоць пакуль яны амаль не заўважаны публікай. Быў з’езд Саюза беларускіх яўрэйскіх грамадскіх аб’яднанняў і абшчын, і сярод 76 дэлегатаў – ажно 3 кандыдаты на пасаду аднаго старшыні, калі такое было ў «афіцыйных яўрэяў»? Плюс – выбралі не ранейшага кіраўніка (Барыс Герстэн стаў першым, хто ў названым саюзе сышоў добраахвотна; яго папярэднік «кіраваў» да скону), не ідэолага і не дачку лаўрэата Ленінскай прэміі, а больш-менш самастойную асобу – прадпрымальніка Уладзіміра Ч., рэзідэнта Парка высокіх тэхналогій. Не скажу, што яўрэйскае «грамадскае жыццё» зараз пышным цветам забуяе, але нейкі подых перамен данёсся. Чалавек, для якога Майсей Гальдштэйн (aka рэвалюцыянер Валадарскі) і Якаў Свярдлоў – з’явы таго ж парадку, што Змітрок Бядуля ды Ісай Казінец, не цураецца традыцый і нават навучае чытачоў беларускага часопіса: «Калі ты ходзіш у сінагогу, ты яўрэй. Калі не – то не». Забаўны постмадэрн, такі характэрны для тутэйшых…

Другая падзея – сустрэча аўтарытэтнага дзеяча шахмат (гросмайстар ІКЧФ, міжнародны арбітр і г. д.) Дзмітрыя Лыбіна з шахматыстамі Саюза беларускіх пісьменнікаў. Ён прачытаў кароткую лекцыю пра паходжанне слова «ракіроўка», даў сеанс адначасовай гульні. Д. Л. – яшчэ і музыка, знаны кампазітар, які адказвае за міжнародныя сувязі ў адпаведнай творчай суполцы. Дарма што ён завітаў да літаратараў хутчэй як прыватная асоба, гэта знак таго, што творцы краіны здольныя ўзаемадзейнічаць без падказкі/пасярэдніцтва чыноўнікаў. Калі так пойдзе і далей, то што ж будзе – няўжо і «Беларуская канфедэрацыя творчых саюзаў» зробіцца дзеяздольнай арганізацыяй? 🙂 Можа, нават перастануць прападаць са сцэны цікавыя праекты made in Belarus? Толькі за апошні год згаслі зоркі гурта «Серебряная свадьба» і тэатра «Хрыстафор»; прычыны розныя, але, мяркую, памылкі менеджменту & брак грошай у абодвух выпадках адыгралі сваю ролю. Гурта і тэатра мне шкада, тым болей што бываў на іх імпрэзах.

Перад сеансам; Д. Лыбін справа (фота Л. Хейдаравай). Міні-лекцыя (фота В. Р.)

Ход жа сеансу ў офісе СБП быў даволі прадказальны: гросмайстар выйграў 6:0… Праўда, яму давялося шмат папрацаваць галавой – а перад гэтым памагаў цягаць сталы – і праз тры гадзіны пасля пачатку маэстра паўтарыў тое, што казаў на зыходзе сеансу ў «Нашай Ніве» 2005 г.: «Узмакрэў».

* * *

Не ўсе чытачы нашага рэсурса зразумелі, пра што быў верш Змітра Дзядзенкі «Крымінальная гісторыя літаратуры», апублікаваны 02.04.2017. На аршанскім сайце аўтар патлумачыў: «Па так званай «справе баевікоў» затрымалі супрацоўніка выдавецтва «Кнігазбор» Міраслава Лазоўскага і кнігараспаўсюдніка Алеся Яўдаху. Гэтай ганебнай справе і прысвечаны верш». Не ведаю, наколькі справа ганебная (ускрыццё пакажа), але тое, што яна дзіўная, факт. У прынцыпе, ухваляю супольную заяву Згуртавання беларусаў свету «Бацькаўшчына» і СБП (28.03.2017 – бел., англ. варыянты). Суверэнная дзяржава мае права сябе бараніць, але ў гэтым выпадку прэвентыўнае затрыманне некалькіх дзясяткаў асоб з’яўлялася празмернай рэакцыяй на іх актыўнасць.

Днямі абвінавачванне ў адносінах да 20 чалавек з 35 дапоўнілі «Стварэннем незаконнага ўзброенага фармавання» (арт. 287 Крымінальнага кодэкса РБ, да 7 гадоў пазбаўлення волі), што выглядае зусім ужо абсурдна. Прыпомнілі членства абвінавачаных у напаўпадпольным «Белым легіёне», распушчаным гадоў 15 таму. «Галоўная газета краіны» 11.04.2017 засведчыла, што ў бездань кадэбэшнай «журналістыкі» можна падаць бясконца. Замест фактаў парушэння заканадаўства арыштаванымі «аддзел расследаванняў» «Беларуси сегодня» штампуе дадумкі тыпу «У закрытых групах удзельнікі ведалі адно аднаго толькі па “ніках”. Нават сустракаючыся на супольных зборах і трэніроўках, далёка не ўсе ведалі адно аднаго. Напэўна, было што прыхоўваць…»

Паўлаякубовіцкі ўзровень праявіўся і ў драбязе. Так хацелася даць дыхту Станіславу Шушкевічу, пасварыць яго з абвінавачанымі (якія нібыта мелі дачыненне да «Беларускага згуртавання вайскоўцаў», ліквідаванага ў 1990-х), што дапісаліся: «16 лютага 1994 года, яшчэ пры Шушкевічу, Вярхоўны Суд забараніў БЗВ». З 26.01.1994 Шушкевіч, адстаўлены з пасады старшыні Вярхоўнага Савета, нават фармальна не меў улады ў краіне.

Крывадушная, небяспечная заява з боку Ізотавіча: «Грамадства мае права абыходзіцца як без “грамадскіх абвінаваўцаў”, так і без “грамадскіх адвакатаў”». Ролю абвінаваўцы ягонае выданне, што навязваецца беларусам з усіх прасаў за іх жа грошы, якраз дэ-факта і бярэ на сябе… А без грамадскіх абаронцаў, голасу якіх у Беларусі праз інфармацыйны шум амаль не чуваць, дзяржава захлынецца ў таннай канспіралогіі тыпу «Маладняк слухаў лідара, наліваўся злосцю, рыхтаваўся да вайны з “маскалямі”легіён ператвараў маладых байцоў у бязлітасных зомбі». І яшчэ мяркую, што без такіх абаронцаў суды ніколі не апраўдалі б ні Альфрэда Дрэйфуса ў Францыі, ні Менахема Бейліса ў Расійскай імперыі.

Карціць спадзявацца, што новы кіраўнік «галоўнага яўрэйскага саюза» (гл. вышэй) цішком-нішком адгародзіць сваю суполку ад цынічнага лаўрэата прэміі «За духоўнае адраджэнне», экс-кандыдата на пасаду пасла Беларусі ў Ізраілі… Эх, «за дзяржаву абідна».

Апаненты лукашэнкаўскіх ідэолагаў, у прыватнасці, пазнякоўцы, таксама, бывае, самі сабе псуюць рэпутацыю. Во нядаўна аблілі брудам мужнага чалавека, Барыса Хамайду з Віцебска (гл. фота; інтэрв’ю з Б. Х. чытайце, напрыклад, у «Мы яшчэ тут!» за 2008 г.). Камусьці падалося, што ён няправільна распаўсюджвае недзяржаўную прэсу – пад чырвона-зялёным «БССР-аўскім» сцягам. Насамрэч гэта быў штандар Віцебскай вобласці… Папрасіць прабачэння? Не, за тыдзень не даўмеліся. Ды што казаць пра «пешкі», калі «кароль»-Зянон змяшаў з г… нябожчыка Булахава і лічыць гэта нармальным.

Каб разбавіць сумны наратыў, прапаную зірнуць на каробку з мацой, спечанай у Кіеве ў лютым 2017 г. ды прывезенай у Мінск «Джойнтам», і ацаніць зычэнне.

Можа, мелася на ўвазе пажаданне паэтам – «Счастливого Пегаса»? 🙂

Агулам час ад часу здаецца, што сплю і бачу сон: y сне нярэдка гаворыш, а цябе не чуюць… Так і з ідэяй «Злучаных штатаў», або Вялікага княства Беларусі, Украіны і Літвы, якую падтрымаў у студзені, амаль тры месяцы таму. Зеро водгукаў з тутэйшай «палітычнай супольнасці», не кажучы пра нейкія практычныя крокі. Вядома, за гэты час улады РБ прыкладалі намаганні, каб дадаткова пасварыцца з урадамі Літвы і Украіны (усталёўка статара турбагенератара і «бітага» корпуса рэактара Астравецкай АЭС, заявы пра падрыхтоўку беларускіх баевікоў ва Украіне), але ж не заўсёды будзе так?

Нядаўна дэпутат-гісторык Ігар Марзалюк заявіў расійцам, што «Беларусь – гэта адзіная краіна, якая не дазваляе стварыць Міжмор’е. Гэты [міжморскі] ланцуг не замкнёны. І пакуль ва ўладзе будуць тыя ж людзі, што і цяпер, ён не закрыецца…» Аднак не цямлю я, што жахлівага ў хаўрусе дзяржаў ад Балтыйскага і да Чорнага мора, дзе наедак ад таго, што беларусам няпроста з’ездзіць на экскурсію ў суседні Вільнюс?.. Яшчэ 25 год таму іншы спецыяліст па мінуўшчыне, Адам Мальдзіс, разважаў: «Што ж датычыцца беларуска-літоўскай супольнасці, то само жыццё, эканамічны і палітычны крызіс падштурхоўваюць нас (як бы мы таму ні супраціўляліся) да такога з’яднання. Гэта адпавядала б нашай гістарычнай традыцыі (залаты век у Вялікім княстве Літоўскім), інтарэсам абодвух народаў. Тая граніца, на якую цяпер затрачваецца столькі сродкаў, была праведзена адвольна, “па жывому”…» (з кнігі Ю. Залоскі «Версіі», Мінск, 1995).

Cёння – апрача іншага, і Дзень касманаўтыкі. Дазволю сабе змясціць карыкатуру расійскага шахматыста-гумарыста Уладзіміра Чакаркова, прысланую ў 2003 г. для «Шахмат-плюс» (друкавалася ў 2-м выпуску гэтага мінскага часопіса).

Да таго ж раю паслухаць песню «Космас» нашага аўтара Федзі Жывалеўскага (напрыклад, тут), не пашкадуеце 🙂

Вольф Рубінчык, г. Мінск

12.04.2017

wrubinchyk[at]gmail.com

Апублiкавана 12.04.2017  19:18

Кароткі змест папярэдніх дзесяці серый:

№ 49 (02.04.2017). Прымітывізацыя вобраза пратэстоўцаў асобнымі аўтарамі. Разгон дэманстрантаў як анахранізм. Адмова верыць, што “ўсё прапала”. Аптымістычныя назіранні Л. Мірзаянавай, А. Горвата. Як час працуе супраць сістэмы. Казус з сатырычнай налепкай ля станцыі мінскага метро. Вынікі афіцыйнага даследавання хатніх гаспадарак. Адступленне з жыцця беларускай пошты 2010 г. (як адміністрацыя шкадавала вады ў спёку). Пошук адказу на пытанне, што будзе далей з “сілавікамі”, нежаданне іх агулам “расчалавечваць”. Прапанова “перавыхоўваць” іх у творчых саюзах. Уражанні ад прэзентацыі кнігі Л. Паўлікавай-Хейдаравай 29.03.2017. Ліст дэпутатаў Еўрапарламента пра Беларусь як уратаванне гонару “Еўропы”.

№ 48 (27.03.2017). Думкі пра волю і няволю ў беларускім грамадстве. Фактычнае паўтарэнне А. Лукашэнкам слоў персанажа п’есы Б. Брэхта (у 1997 г.). Перайманне “праваахоўнай” сістэмай РБ сюжэтаў Ф. Кафкі (“Працэс”, “Замак”). Прагрэсіўнасць канстытуцыі Кракава 1815 г. у параўнанні з сучасным беларускім заканадаўствам. Зноў пра абяцанку 2010 г. увесці суд прысяжных. Адмова старшыні Вярхоўнага суда ад канцэпцыі рэформ. Прапанова бачыць нашу сітуацыю хутчэй праз прызму Я. Шварца, чым Дж. Оруэла. Прэвентыўнае затрыманне актывістаў. Слізкасць спецдакладчыка АБСЕ і многіх еўрапейскіх палітыкаў. Назіранне А. Сідарэвіча – нямецкія “шмайсэры” на вуліцах Мінска. Рэакцыя М. Акуліч на візіт у Беларусь С. Ландвер. Крытыка ізраільскай міністаркі ў сеціве. Меркаванне пра наступны “Дзень Волі”. Супярэчлівасць уражанняў ад шэсця 15 сакавіка. Адзначэнне “Дня Волі” ў Ашдодзе.

№ 47 (23.03.2017). “Справаздача” пра паход у клуб С. Алексіевіч, на сустрэчу з краязнаўцамі, дадатковыя звесткі пра з’езд СБП. Затрыманне А. Яўдахі. Эпізоды масавага забегу ў Мінску 8 сакавіка. Прэзентацыя кнігі Л. Кэрала 12 сакавіка ў “Галіяфах”, “Марш недармаедаў” 15 сакавіка. Паводзіны анархістаў і міліцыі, згадка пра В. Шчукіна. Традыцыйны шахматны турнір у СБП 19 сакавіка. Анонс дзвюх культурніцкіх падзей. І. Марзалюк і Курапаты; абяцанне ўладаў навесці там “парадак” 25 сакавіка. Крытыка артыкула “каталіка” Сяргея М., дзе ад імя яўрэяў высоўваюцца прэтэнзіі да хрысціян, а таксама “галоўнай яўрэйскай газеты” Беларусі, якая перадрукавала артыкул М.

№ 46 (12.03.2017). Значная саступка ў выкананні “Дэкрэта № 3”. Абяцанне накіраваць атрыманыя ад яго грошы “дзецям”. Згадка фрагмента з кнігі Э. Кузняцова. Пра матывацыю пратэстоўцаў і “выкалупванне разынак з булкі”. Трагедыя ў Скідзелі і дэградацыя прадпрыемстваў, знос фондаў. Несамавітасць эканамістаў тыпу І. Целеш. Пра з’езды СБП 2002 і 2017 гг. Адносна дэмакратычныя выбары, памылкі арганізатараў, палеміка з тымі, хто пляжыць Саюз. Распаўсюд кніг у кулуарах з’езда; гістарычныя анекдоты з кнігі Л. Казлова. Імпрэза ў гонар Я. Купалы ў Мінску, чытанне на ёй верша ў перакладзе на іўрыт.

№ 45 (06.03.2017). Ізноў пра “дэкрэт № 3” – “задні ход” уладаў. Кур’ёзнае апытанне на афіцыйным сайце. Самасцвярджэнне “начальства” за чужы кошт. “Міліцэйскія” і народныя жарты. Патлумачаная прычына блакіроўкі “Луркамор’я” – непераканаўчасць тлумачэнняў. Выпраўленне і невыпраўленне памылак. Падзел на групоўкі ва ўладзе. Падзеі ў Курапатах і страта даверу бізнэсоўцаў да чыноўнікаў. Максімалізм некаторых “абаронцаў Курапатаў”. Празмерны аб’ём спіртнога ў РБ; ідэя “алкатураў”. Новы пасол Ізраіля ў Беларусі, яго вялікае інтэрв’ю. Затрыманне ў Ізраілі “беларуса”, які планаваў далучыцца да “Ісламскай дзяржавы”.

№ 44 (27.02.2017). Паблажлівасць карэспандэнта “Радыё Свабода”. Гісторыя “Піянерскай зоркі”. Штрыхі да стану беларускай адукацыі. Згадка антыўтопіі Лаа Шэ. Як “наверсе” бачаць ролю юрыстаў. Пра стаўленне да юрыстаў у Германіі 1930-40-х гг. “Маўклівая большасць” супраць дэкрэту № 3. “Вечнае вяртанне” ў Беларусі: адчуванне таго, што надышоў 1989 г. Змрочныя сведчанні пра наступствы Чарнобылю з афіцыйнага даклада 2016 г. Трагедыя на Скідзельскім цукровым камбінаце. Як мінінфармацыі “заблакавала” “Луркамор’е”. Параўнанні 1989 і 2017 гг. не на карысць апошняга. Шарлатанства некаторых мясцовых эканамістаў. Парада адправіць на “газавыя перамовы” з Расіяй гросмайстраў Жыгалку або Азарава.

№ 43 (21.02.2017). У. Чавес і Беларусь. Крытычны агляд афіцыйных венесуэльскіх выданняў, атрыманых на мінскім кірмашы. Успамін пра тое, як Л. Ананіч у 2003 г. стала “сааўтаркай” кнігі В. Вараб’ёва. Дыялог У. Чавеса і А. Лукашэнкі 2006 г. Напамін пра памыснасць пабудовы адносін з бліжэйшымі суседзямі. Падзенне ВУП у Беларусі і павольны рост ва Украіне. Водгукі на “дэкрэт № 3”. Падвышэнне пенсійнага ўзросту ў РБ. Назіранні за кар’ерай прэс-сакратаркі Н. Эйсмант (“феномен Псакі”?) Пажаданне ўзяць у адміністрацыю блазна. Ухвала рашэння міністра ўнутраных спраў Украіны не выдаваць А. Лапшына Азербайджану. Крытыка рашэння мінкульта РБ не ўключаць Саюз беларускіх пісьменнікаў у спіс творчых саюзаў, выказвання А. Карлюкевіча пра “кнігі няпэўнага зместу”.

№ 42 (17.02.2017). Антысеміцкія матывы ў Расіі. Успамін пра тое, як гэта было ў Беларусі на пачатку 2000-х гг. Адчуванне прыкрасці ад паводзін “Нашай Нівы”, якая галаслоўна прычапіла творам А. Бузіны цэтлік “антыўкраінская літаратура”. Нападкі “НН” на арыштаваных аўтараў “Рэгнума”. Цытата з С. Шыптэнкі пра гаротны стан беларускай прамысловасці. (Сада)мазахізм у Беларусі і свеце – магчымая прычына правядзення “хіджабнага” чэмпіянату свету ў Іране. Перастаноўкі ў адміністрацыі Лукашэнкі. Думкі пра тое, што намеснік міністра А. Карлюкевіч мог бы падтрымаць выданне літаратуры на ідышы.

№ 41 (15.02.2017). “Абдымашкі” І. Сярэдзіча з Лукашэнкам, ідэя “круглага стала”. Параўнанне палітычных сістэм у Беларусі і Іспаніі (пад Ф. Франка). Пустая абяцанка прызначыць омбудсмена. Ідэі для канстытуцыйнай рэформы. Сумнеўныя спасылкі гісторыка І. Марзалюка на ізраільскі досвед. Крытыка выказванняў З. Пазняка пра Ізраіль і “няўдзел” беларусаў у Халакосце. Цытаты з кнігі Л. Рэйна. Згадка пра А. Лапшына, якога не шукаў Інтэрпол.

№ 40 (05.02.2017). «Вялікая сустрэча» з Лукашэнкам 03.02.2017. Парушэнне норм і нейтралізацыя апанентаў. Няўменне сфармуляваць нацыянальную ідэю, працяг лалітыкі. Расказ аратара пра Трампа і яўрэяў. А. Лапшын як прадмет гандлю. “Казус Губарэвіча” (вызваленне ад судовай адказнасці). Рэдкасць апраўдальных прысудаў у Беларусі. Пра ганаровага консула Беларусі ў Ізраілі Г. Магнезі. Схема “сваім – усё, чужым – закон”. Пазітыўныя рэкламныя ролікі для тых, хто едзе ў Беларусь. Прапанова развіваць хостэлы з нізкімі цэнамі на жытло.

Змест ранейшых серый гл. у №№ 40, 30, 20, 10 🙂

Starting a big event / תחילתו של אירוע גדול

(In Hebrew & Russian is below / на иврите и русском ниже)

In August 2018, the Israeli-Belarusian People’s Site turns 10, and on April, 19 there will be the 70th anniversary of the Independence of Israel. In honor of these dates, I announce the start of the event. Basically it will be organized for habitants of Belarus and those who have roots there but live in other countries outside Israel. At the same time, there will be good conditions for those who do not have Belarusian roots and want to take part.

So, in the middle of August 2018, it will be possible to come for 16 days to Israel for trips around the country, as well as for real acquaintance with each other. This is not a cheap pleasure and a lot of people, especially those living in Belarus, can’t afford it financially. But I would like to see them arrive here, at least a hundred of such a people.

The participants will be selected and it can’t be among them those who at least once tarnished somehow themselves with anti-Semitic publications or attacks on Jews.

It will be not just a tourist trip of a group of completely unknown people, but those who are united by common interests now and will do a lot in the future to preserve memory, restore what has not yet completely disappeared in a country where the dictator has been ruling for 23 years. Where the elementary democratic norms and individual rights are violated and an outrage of punitive organs and bureaucratic arbitrariness reigns.

At the same time, the first President of Israel, Chaim Azriel Weizmann and Shimon Peres, Prime Ministers Zalman Shazar, Moshe Sharett, Levi Eshkol, Menachem Begin, Yitzhak Shamir were born in Belarus. Golda Meir, Benjamin Netanyahu, Ariel Sharon and Reuven Rivlin have Belorussian roots. Eliezer BenYehuda who revived Hebrew was born in Vilna province, it’s Vitebsk region of Belarus now, not to mention so many Jewish scientists, writers, poets, artists (enough to call Marc Chagall).

For preparation and conducting of such events, as well as many other good deeds, including, first of all, needy families with children in Belarus and Israel, it is necessary to create a fund this year. Already now I, the founder and the administrator of the site, have collected a lot of the most useful things personally. Gradually a list of those who deserve help will be drawn up.

Finances are also needed for various organizational expenses, as well as serious development and promotion of the site. Besides, I cannot help saying that there is a number of Jews and Belarusians living in Belarus who actively collaborate with the site, preparing interesting materials and spend a lot of time and energy on it.  They do not receive anything in return for their activity. Well, unless I just would do something myself at my own cost. But they deserve not only kind words, but also constant financial incentives.

As an organizer, now I am interested in attracting in the very near future, volunteers from among senior students, students, etc. and  just  not indifferent people, some of which  should know well Hebrew and English, as well as Russian. And of course I need  sponsors, including the general one. It can be any firm or company, Kibbutz, shopping centers,
travel agency, hotel, restaurant, individuals.

I’m looking forward for your letters with suggestions on amigosh4@gmail.com . Please write about yourselves, leave some information, like tel. number and address for keeping in touch.

There is a lot of preparatory work to be done. At the first stage we need at least 5-7 serious young volunteers living in Israel, and several of them should have good level of Russian language (reading and writing). Each of them in the future will be a participant in all trips around the country, meetings, etc., of course, free of charge.

Even in the process of preparation, the event can be a good advertisement for various Israeli companies, and some Belarussian as wellAfter that  when materials about it are published in various Belarusian and Israeli media, it will give a serious  push  to bringing together ordinary people of our countries, preserving historical memory and organizing a variety of joint events both in Israel and Belarus.

With the help of volunteers we are going to find both Hebrew-English-speaking and Russian-Belarusian families, which will invite each of them to come in one of the days.

Shortly before the departure on Saturday a picnic will be held in the Ben-Shemen forest, near Tel Aviv, which many Israelis will be able to attend. And in the end there will be a concert in the amphitheater. I think that some Belarusian musical groups who have songs in Belarusian, Yiddish, Hebrew, English and other languages, as well as those living in other countries, will also be present among the guests. Israeli musicians with Belarusian roots will also be represented there, as well as indigenous Israelis.

I want to notice that we are not affiliated with any political parties, whether in Belarus or Israel.

I am confident of the success of the event, since it is in the interests of so many people, not to mention that each of us will contribute to improving relations between ordinary people, regardless of nationality, living in one country or in different countries. This is especially important in the current turbulent times, with those rulers who have been stubbornly clinging to power and consider themselves irreplaceable for decades.

Those who live in Israel, including Hebrew-speaking, will also be able to take part in joint excursions around the country.

Since the site has sections on the history of Jews, whose roots come from all over the world, I suggest sending family memories with old photos, as well as stories about the Israeli life of new generations, also at amigosh4@gmail.com. The volume of material and the number of images are not limited. You can write in Hebrew and in English. Later, when the opportunity appears, the most interesting materials will be translated into Russian. I ask everyone who read this material and show interest in it, forward the link to your relatives, friends, acquaintances.

That seems to be all to begin with.

Since the text was written on the eve of Pesach, I congratulate everyone on the occasion of our Liberation Day. Be healthy, successful, happy and prosperous!

 With respect, Aaron.

Published 04/10/2017  08:14

***

באוגוסט 2018, האתר הישראלי בלארוסי עממי חוגג 10 שנות קיום, ומדינת ישראל חוגגת 70 שנות עצמאות. לכבוד התאריכים האלה אני רוצה להודיע על תחילת האירוע. האירוע יתקיים למען בלארוסים אתניים וכאלה שיש להם שורשים שם, אבל חיים במדינות שונות מחוץ לישראל. במקביל, יהיו תנאים טובים עבור אלה שאין להם שורשים בבלארוס ורוצים לקחת חלק.

אז באמצע אוגוסט 2018 תהיה אפשרות להגיע ל-16 ימים לישראל, לטיולים ברחבי המדינה, וגם באמת להכיר אחד את השני. זהו תענוג לא זול, במיוחד לאלה שגרים בבלארוס לא יכולים להרשות זאת לעצמם מבחינה כלכלית. אבל בכל זאת אני מקווה לראות אותם מגיעים לפה, לפחות מאה מהם.

המשתתפים יבחרו, ולא יורשו להגיע כאלה שאי פעם הוכתמו בפעילות או בפירסומים אנטישמיים או בהתקפות על יהודים.

זה לא יהיה רק טיול תיירותי של קבוצה של אנשים לא מוכרים, אלא של כאלה שמאוחדים באינטרס משותף בהווה ושיעשו רבות בעתיד למען שימור הזיכרונות, שיקום של מה שעדיין לא נעלם לגמרי במדינה שהדיקטטור שולט בה כבר 23 שנה. היכן שנורמות דמוקרטיות פשוטות וזכויות אינדיבידואליות מופרות, אמצעי ענישה שערורייתיים ובירוקרטיה שולטת.

הנשיא הראשון של ישראל חיים עזריאל וייצמן, שמעון פרס, ראשי הממשלה זלמן שזר, משה שרת, לוי אשכול, מנחם בגין ויצחק שמיר נולדו בבלארוס. לגולדה מאיר, בנימין נתניהו, אריאל שרון וראובן ריבלין יש שורשים בבלארוס. אליעזר בן יהודה, מחייה השפה העברית נולד במחוז וילנה, שזה כיום אזור ויטבסק בבלארוס, וזה עוד מבלי להזכיר כל כך הרבה מדענים יהודים, סופרים, משוררים, שחקנים ( מספיק רק להזכיר את מארק שגאל ).

להכנה והוצאה לפועל של אירוע כזה, כמו גם מעשים טובים אחרים, שהראשון מביניהם הוא למען משפחות נזקקות עם ילדים בבלארוס ובישראל, זה מאוד נחוץ לפתוח למענם קרן השנה. כבר עכשיו, אני, המייסד ומנהל האתר, אספתי המון חפצים מועילים אישית. רשימת המשפחות הנזקקות תנוסח באופן הדרגתי.

מימון גם כן נחוץ לכל מיני הוצאות אירגוניות, כמו כן לפיתוח וקידום האתר. חוץ מזה, אני לא יכול שלא להגיד שישנם מספר יהודים ובלארוסים שחיים בבלארוס שעובדים במשותף באופן פעיל עם האתר, מכינים חומרים מעניינים ומשקיעים המון זמן ואנרגיה בזה. הם לא מקבלים שום דבר בתמורה לפעילותם. אלא אם כן אני אשלם להם מכספי. אבל להם מגיעות לא רק מילים חמות, אלא תמריץ כספי קבוע.

כמארגן של הארוע, אני מעוניין למשוך בעתיד הקרוב, מתנדבים מתוך סטודנטים בכירים, סטודנטים וכו. שיש להם ידע  בעברית ואנגלית, כמו גם רוסית. כמו כן אני צריך כמובן ספונסרים, כולל אחד כללי. זה יכולה להיות כל פירמה או חברה, מרכזי קניות,קיבוצים, סוכנות תיירות, מלון, מסעדה או אינדיבידואלים.

אני מחכה בקוצר רוח למכתבים עם ההצעות שלכם לamigosh@gmail.com, בבקשה תכתבו על עצמכם קצת מידע, כמו טלפון או כתובת כדי שנוכל להשאר בקשר.

ישנה עבודת הכנה רבה לעשות. בשלב ראשון אנחנו זקוקים ל-5 עד 7 מתנדבים צעירים רציניים שחיים בישראל, שלחלקם צריכה להיות רוסית ברמה טובה ( לקרוא ולכתוב ). כל אחד מהם בעתיד ישתתף בכל הטיולים ברחבי הארץ, מפגשים וכו. כמובן ללא עלות. גם תוך כדי ההכנות, הארוע יכול להוות פרסום מעולה לכל מיני חברות, ישראליות ובלארוסיות. לאחר מכן כשהחומרים על הארוע יפורסמו בתקשורת הבלארוסית והישראלית, זה יתן דחיפה רצינית לאיחוד האנשים הפשוטים מארצותינו, שימור זכרונות היסטורים ואירגון מפגשים וארועים אחרים גם בבלארוס וגם בישראל.

בעזרת המתנדבים אנחנו נמצא גם משפחות דוברות אנגלית-עברית וגם רוסית-בלארוסית, ונזמין אותם אלינו באחד הימים.

קצת לפני העזיבה בשבת, נעשה על האש ביער בן שמן, ליד תל אביב, שאליו יוכלו להגיע הרבה ישראלים. ובסוף תהיה הופעה באמפיתאטרון. אני חושב שכמה להקות בלארוסיות , ששרות בבלארוסית, יידיש, עברית, אנגלית ושפות אחרות, כמו גם להקות ממדינות אחרות יהיו גם בין האורחים. מוסיקאים ישראלים עם שורשים מבלארוס גם יהיו נוכחים. כמו גם ישראלים צברים.

אני רוצה לציין שאנחנו לא קשורים לשום מפלגה פוליטית, לא בישראל ולא בבלארוס.

אני בטוח בהצלחת הארוע, מכיוון שזה באינטרסים של כל כך הרבה אנשים, שלא לומר שכל אחד מאיתנו יתרום לטובת שיפור היחסים בין אנשים פשוטים, ללא קשר ללאום, שחיים במדינה אחת או במדינות שונות. זה מאוד חשוב לנוכח הזמנים הסוערים האלה, עם שליטים שנצמדים בעיקשות לכוח ומחשיבים עצמם ללא ניתנים להחלפה במשך עשורים.

אלה שחיים בישראל, כולל הדוברי עברית, גם הם יוכלו לקחת חלק בטיולים מסביב למדינה.

מכיוון שלאתר יש מדורים של ההיסטוריה של היהודים, שיש להם שורשים מכל רחבי העולם, אני מציע שישלחו לי זכרונות של המשפחה עם תמונות ישנות, כמו גם סיפורים על החיים בישראל של הדורות החדשים, גם לכתובת amigosh4@gmail.com  נפח החומרים ומספר התמונות אינו מוגבל. אתם יכולים לכתוב בעברית ובאנגלית. לאחר מכן, כשתגיע ההזדמנות, החומרים הכי מעניינים יתורגמו לרוסית. אני מבקש מכל מי שקורא את החומר הזה ומראה בו עניין, להעביר אותו לקרובים, לחברים, למכרים.

זה הכל בתור התחלה.

מכיוון שהטקסט נכתב בערב פסח, אני רוצה לברך את כולם עם יום יציאתנו לחרות.תהיו בריאים, מצליחים, מאושרים ומשגשגים.

בברכה, אהרון

2017/10/04 08:14

***

Старт большого мероприятия!

В августе 2018 года исполняется 10 лет израильско-белорусскому народному сайту, а 19 апреля – 70 лет Независимости Израиля. В связи с этими датами объявляю старт мероприятия. В большинстве своем оно будет для жителей Беларуси и тех, кто имеет там корни, но живет в др. странах, помимо Израиля. В тоже время хорошие условия будут и для не имеющих белорусских корней и пожелавших принять участие.

Итак, в середине августа 2018 можно будет приехать на 16 дней в Израиль для поездок по стране, а также реального знакомства друг с другом. Это совсем не дешевое удовольствие и для многих, особенно живущих в Беларуси, неосуществимо. Но я хотел бы, чтоб именно те, кто не могут себе этого позволить, оказались здесь. И чтоб таких было, по меньшей мере, чел. 100.

Будет проведен отбор участников и среди них никак не могут оказаться те, кто хоть когда-то и как-то запятнал себя антисемитскими публикациями.

Это будет не просто туристическая поездка группы совершенно незнакомых людей, а тех, кто объединены общими интересами сейчас и будут делать немало в будущем по сохранению памяти, восстановлению того, что еще окончательно не исчезло в стране, где уже 23 года правит диктатор, где нарушаются элементарные демократические нормы и права личности, существует беспредел карательных органов и чиновничий произвол.

В то же время в Беларуси родились первый Президент Израиль Хаим Вейцман и Шимон Перес, премьер-министры Залман ШазарМоше Шарет, Леви Эшколь, Менахем Бегин, Ицхак Шамир. Белорусские корни имеют Голда Меир, Биньямин Нетаниягу, Ариэль Шарон и Реувен Ривлин. Элиэзер Бен-Иегуда, возродивший иврит, родился в Виленской губернии, ныне Витебская обл. Беларуси. Не говоря об очень  многих еврейских ученых, писателях, поэтах, художниках (достаточно назвать Марка Шагала).

Для подготовки и проведения такого большого мероприятия, а также многих др. добрых дел, включая, прежде всего, помощь нуждающимся семьям с детьми в Беларуси и Израиле, в течение нынешнего года необходимо создать фонд. Уже сейчас мною лично, основателем и ведущим сайта, собрано огромное количество самых хороших вещей. Постепенно будет составлен список тех, кто достоин помощи.

Финансы нужны также для различных организационных расходов, а также серьезного развития и продвижения сайта. Кроме того не могу не сказать, что есть ряд активно сотрудничающих с сайтом евреев и белорусов, живущих в Беларуси, готовящих интереснейшие материалы и тратящих на это массу времени и усилий, при этом не получающих практически взамен ничего. Ну если я только сам что-то не придумаю за свой счет. А ведь они заслуживают не только добрых слов, но и постоянного финансового поощрения.

Сейчас же я, как организатор, заинтересован в самое ближайшее время в привлечении волонтеров  из числе старших школьников, студентов и др. неравнодушных людей, часть из которых должны хорошо знать, кроме иврита и англ, также и русский. И конечно, спонсоров, в том числе генерального. Это могут быть любые фирмы и компании, киббуцы, торговые центры, турагентства, отели, рестораны, отдельные люди.

Жду ваших писем с предложениями на amigosh4@gmail.com Обязательно укажите немного о себе и тел. для связи.

Предстоит провести большую подготовительную работу, для чего необходимы на первом этапе по меньшей мере, 5-7 серьезных молодых волонтеров, живущих в Израиле, из них несколько также и на хорошем уровне русский (чтение и письмо). Каждый из них в дальнейшем будет участником всех поездок по стране, встреч и т.д., естественно, бесплатно.

Еще в процессе подготовки мероприятие может стать хорошей рекламой для различных израильских компаний, да и некоторых белорусских также. После же его окончания, когда о нем появятся материалы в различных белорусских и израильских СМИ, оно даст серьезный толчок сближению простых людей наших стран, сохранению исторической памяти и организации самых различных совместных мероприятий, как в Израиле, так и Беларуси.

С помощью волонтеров мы найдем как иврито-англоговорящие, так и русско-белорусские семьи, которые в один из дней пригласят к себе каждого из приехавших.

Незадолго до отъезда, в субботу в лесу Бен-Шемен, недалеко от Тель-Авива, будет проведена встреча-пикник, на которую смогут приехать и многие израильтяне. И в заключение там же в амфитеатре состоится концерт. Думаю, что среди приехавших окажутся и некоторые белорусские музгруппы, а также живущие в др. странах, но имеющие в своем репертуаре песни на белорусском, идиш, иврите, англ. и др. языках. Будут также привлечены израильские музыканты с белорусскими корнями, а также коренные израильтяне.

Хочу заметить, что мы не связаны ни с какими партиями, будь-то в Беларуси или Израиле.

Я уверен в успехе мероприятия, так как оно в интересах очень многих, не говоря о том, что каждый из нас будет способствовать улучшению отношений между простыми людьми, независимо от национальности, живущими как в одной стране, так и в разных, Особенно это важно в нынешнее неспокойное время, при тех правителях, которые десятилетиями упорно цепляются за власть и считают себя незаменимыми.

Живущие в Израиле, включая ивритоязычных, также смогут принять участие в совместных экскурсиях по стране.

Поскольку на сайте есть разделы об истории евреев, корни которых из самых разных стран, то предлагаю присылать семейные воспоминания с приложением старых фото, а также с рассказами об израильской жизни новых поколений, также на amigosh4@gmail.com. Объем материала и количество снимков не ограничены. Писать можно как на иврите, так и в переводе на англ. В дальнейшем, когда появится возможность, наиболее интересные материалы будут переведены и на русский. Прошу каждого, кто прочитает этот материал и проявившего к нему интерес, переслать линк своим родственникам, друзьям, знакомым.

Вот вроде бы и все для начала.

Поскольку текст написан накануне Песах, поздравляю всех с праздником нашего Освобождения. Будьте здоровы, успешны, счастливы и благополучны!

С наилучшими пожеланиями, Аарон

10.04.2017  08:14

 

«Бобруйск — это особый город»

Онлайн-школа, две кухни в одном доме и Шаббат. Семья израильских хасидов — о жизни в Беларуси



Светлана Головкина, фото: Александр Чугуев / TUT.BY

Этого человека, спешащего по делам общины, часто можно встретить на улицах Бобруйска. Или на центральном рынке, где он со знанием дела торгуется за пучок зелени. 31-летний раввин Шауль Хабабо — коренной израильтянин, но уже шесть лет возглавляет бобруйскую хасидскую синагогу и признается, что чувствует себя в Беларуси как дома. Он с улыбкой вспоминает свой первый приезд в Бобруйск, куда попал 18-летним юношей. И благодарит Бога за то, что его судьба теперь тесно связана с этой страной.

Фото: Александр Чугуев, TUT.BY

«Бобруйск — это особый город»

Рав Шауль склонен к мистицизму и говорит, что в его жизни было достаточно ситуаций, которые сложно объяснить простыми совпадениями. Родился он в семье израильских хасидов. Причем отец и мать вернулись к религиозным истокам уже состоявшимися людьми, с научными степенями и положением в обществе. Не последнюю роль в этом сыграло и появление на свет Шауля — второго ребенка в семье, которому медики не давали шансов.

— Медицина тогда была не на высоте, и маме после обследования предложили сделать аборт. Соседи обратили внимание на то, что она ходит грустной, и посоветовали написать письмо Любавичскому ребе, — рассказывает Шауль Хабабо.

Фото: Александр Чугуев, TUT.BY

Ныне покойный раввин Менахем-Мендл Шнеерсон, седьмой Любавичский ребе, является в иудаизме личностью культовой. Его книга «Игрот Кодеш» трактуется хасидами как руководство к действию — в сложной жизненной ситуации они наугад вкладывают записку с вопросом между страниц, а потом читают, что написано там, где оставлено послание.

Родители Шауля отправили письмо ребе в Нью-Йорк и вскоре получили ответ, что ребенка нужно сохранить. Поэтому у нынешнего бобруйского раввина не было сомнений, кем он станет в будущем.

— Это мое обязательство перед Богом, — говорит Шауль. — И я рад, что должен ему, а не кому-то другому.

После окончания ешивы — высшего религиозного учебного заведения Израиля — Шауль Хабабо получил предложение стать помощником бобруйского раввина. К тому моменту молодой человек с трудом представлял себе, где находится город на Березине. И уж тем более не мог предположить, что судьба свяжет его с ним на долгие годы. Незнание языка, традиций и обычаев славянской страны его ничуть не смущало.

— Мой дедушка тогда сказал: «Бобруйск — это особый город». Через две недели я был уже здесь.

Фото: Александр Чугуев, TUT.BY

Рав Шауль вспоминает, что первые полгода практически не общался с прихожанами синагоги, не интересовался языком и не переставал удивляться укладу жизни в белорусском городе. Говорит, что больше всего проблем было с кошерной пищей, но очень скоро Шауль открыл для себя картошку и научился готовить драники. Правда, некоторые блюда вроде бутербродов со шпротами или ухи вызывали у молодого помощника раввина настоящий ужас.

— Я смотрел на рыбу и думал: ну как ее можно есть вместе с головой?

Рассчитывать на то, что в Бобруйске найдется много собеседников, изъясняющихся на иврите, не приходилось. Но Шауля удивил тот факт, что бобруйчане, даже молодежь, практически не говорят по-английски. Тогда он принял решение учить русский язык.

— Днем я запоминал слова, которые слышал, а вечером по телефону дурил голову нашему учителю иврита, — вспоминает бобруйский раввин. — Да, это большой труд, но когда есть цель, то все возможно.

Фото: Александр Чугуев, TUT.BY

К 2007 году, когда пришло время возвращаться обратно в Израиль, Шауль не только сносно говорил по-русски, но и расширил свой круг общения примерно до полутора тысяч человек.

Вернувшись на родину, он начал сбор пожертвований для бобруйской синагоги и вскоре убедился, что упоминание о городе на Березине открывает многие двери. Однажды во время похорон в Тель-Авиве он машинально сказал некой пожилой леди по-русски «До свидания!», чем несказанно ее удивил. Оказалось, что перед ним — владелица сети отелей «Шератон», уроженка Бобруйска, которая приехала в Израиль проститься со своей сестрой. В итоге женщина согласилась материально помочь бобруйской общине.

— На самом деле бобруйчан по всему миру очень много. И как только они узнают, что я являюсь раввином бобруйской синагоги, то все вопросы сразу решаются, — улыбается Шауль.

«Браки заключаются на небесах, но планируются на земле»

С будущей супругой Минди Хабабо познакомился через шидух — систему подбора пар для религиозных евреев. Говорит, что о женитьбе в то время вообще не думал. А тут вложил письмо в книгу «Игрот Кодеш» и получил недвусмысленный ответ, что пора подыскивать себе «половинку». Хасиды к этому вопросу подходят очень ответственно и, по словам бобруйского раввина, все тщательно взвешивают.

Фото: Александр Чугуев, TUT.BY
Минди Хабабо

— Брак должен быть равным, то есть состоятельному юноше не следует, например, жениться на девушке из бедной семьи, потому что будешь постоянно чувствовать свое превосходство, — рассказывает рав Шауль и добавляет, что рассудительность в этом важном вопросе необходима. Если, по его мнению, брак заключается из-за физического влечения, то через пару лет женщина надоедает мужчине, и он ее бросает.

— А как же любовь? — интересуемся у раввина.

— Без любви вообще бы ничего не было. Браки заключаются на небесах, но планируются на земле.

Фото: Александр Чугуев, TUT.BY

В семье хасидов все подчинено особому укладу, и в любой спорной жизненной ситуации они ищут ответы в Галахе — своде законов, которые подробно трактуют самые различные вопросы, от выполнения супружеских обязанностей до воспитания детей.

— Не скучно жить все время по правилам? Не возникает ли соблазна их нарушить?

— Нет умнее человека, чем человек опытный. Но дурак тот, кто все на своем опыте проходит, — говорит рав Шауль и добавляет, что не стоит проверять на практике то, что уже познали другие. В этом и заключается смысл веры. Однажды отец наглядно продемонстрировал ему, что это значит.

— На Пурим многие мои сверстники позволяли себе закурить. Мне было 12 лет, когда я тоже решил попробовать. Тогда отец взял у соседа сигарету, принес мне и сказал: «Кури!» Я начал кашлять и решил, что больше никогда не буду этого делать. Спасибо, папа!

«Здесь тоже есть туалетная бумага!»

После свадьбы молодые уехали в отдаленный район Израиля, чтобы научиться жить самостоятельно, без поддержки родителей. Минди вспоминает, что первое время было очень сложно решать бытовые проблемы, находить общий язык друг с другом.

Фото: Александр Чугуев, TUT.BY

— Но мы знали, что придется жить в других странах, без родителей, и готовили себя к этому, — говорит ребецн.

Вскоре ее супруг получил назначение в Киев, где семья прожила два года. Там Минди узнала о том, что станет мамой, а вскоре на свет появился сын, которого назвали Зеликом. Двое младших детей — дочь Мушка и сын Эльягу — бобруйчане. Правда, рожала их Минди в Израиле. Там высокий уровень медицинского обслуживания, а к белорусской медицине семья все еще относится с некоторой настороженностью.

Супруга раввина говорит, что Шауль очень хотел вернуться в Бобруйск и знал, что рано или поздно это произойдет. Из его рассказов молодая жена составила себе представление о белорусском городе как о «совершенно замечательном месте». Семья приехала в Бобруйск весной 2010 года.

— Был канун праздника Песаха, мы пришли в синагогу: стены, пол крыша — и больше ничего, — вспоминает Минди. — Я спрашиваю: «Что это?» Но тут Шауля окружили люди, стали приветствовать. И тогда я поняла — мы дома.

Фото: Александр Чугуев, TUT.BY

Адаптироваться к белорусским реалиям молодой женщине с ребенком на руках и без знания языка было довольно сложно. Жить поначалу довелось на съемных квартирах, куда постоянно приходили люди из общины. Пришлось привыкать и к новой еде, а о любимых блюдах можно было только мечтать. До сих пор семья раввина Хабабо с оказией заказывает кошерную пищу в Москве. Есть проблемы со сладостями и мясом, творог на столе — большая редкость, а кошерное молоко с длительным сроком хранения закупается большими партиями.

— Зато нам очень нравится бобруйский бело-розовый зефир, — говорит Минди. — Крупы, овощи и фрукты покупаем в магазине или же на рынке.

По ее словам, первое время любая поездка в Израиль воспринималась как возможность вдоволь полакомиться молочными продуктами. Для детей, которые также употребляют только кошерную пищу, отдых у бабушек и дедушек превращался в настоящий праздник.

— Однажды в Израиле Зелик в магазине остановился и сказал: «Спасибо, Бог, что дал мне кошерное мороженое». Было неловко — люди подумали, что у нас нет возможности часто делать такие покупки.

Поначалу семья старалась привезти из Израиля все необходимое для жизни в Беларуси, от одежды и еды до средств гигиены. Вес багажа обычно составлял 400−500 кг.

— Теперь с каждым годом везем все меньше и меньше. Здесь тоже есть туалетная бумага! — шутит Минди.

Жена раввина — хранительница семейного очага

Фото: Александр Чугуев, TUT.BY

Семья Шауля Хабабо старается выполнять все заповеди Торы. Минди признается, что это довольно сложно в белорусских реалиях, но если задаться целью — то нет ничего невозможного. Хотя у человека непосвященного некоторые особенности жизни и быта израильтян вызывают удивление. Например, в доме у раввина сразу у входа установлена раковина с краном, где моют руки все гости перед тем, как сесть за стол. Ритуал необходимый, если учитывать, что в пятницу вечером здесь собираются прихожане, чтобы по всем правилам встретить Шабат. Принимают их хозяева в просторной библиотеке, где с появлением первых звезд Минди на правах хозяйки зажигает свечи. На публичных собраниях женщины и дети не сидят с мужчинами за общим столом.

Когда проектировался дом, хозяйка заказала архитектору две кухни, чем привела специалиста в недоумение. Но в этом есть свой резон, хотя одно помещение используется только раз в год, накануне Песаха.

Фото: Александр Чугуев, TUT.BY

— Перед приготовлением еды на Песах кухню нужно идеально вымыть — очистить от хамеца (так именуют квасное тесто. — Прим. ред). Это огромный труд, санстанция отдыхает, — рассказывает рав Шауль. — Проще сделать еще одну кухню, которая используется раз в год, а потом закрывается.

В обычной кухне тоже не все просто: она разделена на две части. В одной половине готовятся только мясные блюда, в другой — молочные, так предписывает кашрут. Посуда для этих блюд, духовые шкафы и даже микроволновки тоже отдельные, а сами продукты, равно как и готовые блюда, никогда не хранятся вместе.

Жилые покои в доме Минди и Шауля закрыты для посторонних, а детям строго-настрого запрещено заходить в родительскую спальню.

— Конечно, когда они были маленькими, их кроватки ставились рядом у нас в спальне. Но примерно с одного года дети спят в своей комнате, — рассказывает Шауль и поясняет, что родительские апартаменты — это место, где муж и жена обсуждают насущные дела, и вторгаться в их личное пространство никому не дозволяется.

Кипа — мужской головной убор — является неотъемлемой частью туалета — даже во время сна и даже для самых маленьких членов семьи. Минди игнорирует брюки и носит парик.

— После свадьбы видеть волосы жены может только муж, — поясняет Шауль.

Фото: Александр Чугуев, TUT.BY

Сделать дом красивым и уютным — задача женщины. Семья, как признается Минди, для нее всегда на первом месте. Даже несмотря на то, что она довольно много времени проводит в синагоге, выполняя общественную работу. Конечно, у ребецн есть помощницы из числа еврейских женщин, но они делают по дому далеко не все.

— Обычно я сама готовлю. И никому не позволяю гладить белье, — говорит Минди.

Она самостоятельно воспитывает детей, руководствуясь принципом, что в семье все должны трудиться шесть дней в неделю, а седьмой — субботу — посвящать Богу. В Шаббат откладываются все дела, дети и взрослые молятся, изучают Тору, читают книги, играют в настольные игры. Рав Шауль говорит, что в этот день он не подходит к телефону и не занимается решением вопросов, которые касаются жизни общины.

— Однажды в Киеве ко мне на Шаббат пришел один известный бизнесмен и хотел передать пожертвование — пачку долларов. Я извинился и не взял: в любой другой день — пожалуйста, но не в субботу, — вспоминает он.

Накануне Шаббата часть лампочек в доме оставляют включенными, чтобы не нарушать заповедь. Зажигание света является работой.

Фото: Александр Чугуев, TUT.BY

Старшие дети раввина уже школьного возраста, но обучаются дистанционно, по специальной программе. В синагоге для них оборудован миниатюрный класс с компьютерами и выходом в интернет. Занятия начинаются в 9 утра — к этому времени в виртуальном классе собираются дети из различных городов и стран, у которых нет возможности посещать обычную школу при синагоге. Параллельно дети в семье Хабабо занимаются и по белорусским учебникам, самостоятельно осваивая общеобразовательные предметы. Мушка, Зелик и Эльягу — билингвы. Они запросто могут начать фразу на русском, а закончить на иврите. Правда, при посторонних говорят по-русски.

— Мушка, а ты сны на каком языке видишь?

— А я во сне не разговариваю, — юная кокетка корчит смешную гримасу и убегает.

В 13 лет дети покинут родительский дом и продолжат свое образование в других странах.

— Не обязательно в Израиле, — говорит Шауль.

Влиять на выбор будущей профессии дочери и сыновей родители не намерены. Зелик, к примеру, уже заявил, что хочет стать артистом, и просит купить ему скрипку.

 А если кто-то из них захочет стать раввином, или Мушка решит выйти замуж за раввина?

— Дай Бог! — улыбаются родители.

«Наш дом открыт для людей круглые сутки»

В Израиле у родственников Шауля — прибыльный рекламный бизнес, долю в котором имеет и раввин. Семья живет на дивиденды. Причем половину денег жертвует на развитие синагоги.

— У нас нет золота и драгоценностей, но на жизнь хватает, — говорит Минди.

Фото: Александр Чугуев, TUT.BY

Недавно семья построила собственный особняк в исторической части Бобруйска. Участок искали долго, рассматривали различные варианты. Раввин говорит, что хотелось найти надел как можно ближе к синагоге. Вскоре после новоселья выяснилось, что когда-то на этом участке стоял дом, в котором жила бабушка Минди — уроженка Бобруйска.

— Не думаю, что это случайное совпадение, — считает рав Шауль, который убежден, что с белорусским городом его связывает нечто гораздо более прочное, чем место раввина в синагоге.

Фото: Александр Чугуев, TUT.BY

Иудаизм отрицает миссионерство, поэтому раввин никому не навязывает свои религиозные взгляды и убеждения. Однако он готов выслушать каждого, кто обратится к нему за помощью или за советом.

— Наш дом открыт для людей круглые сутки.

Шауль деликатно умалчивает о том, как и чем он помогает бобруйчанам. Но за последние годы отношение горожан к нему кардинально изменилось.

— Поначалу меня на улице могли обозвать, посмеяться вслед. Теперь такого нет.

— Зачем вам все это? — не могу удержаться от вопроса.

— Бог любит партнеров. И если он дает человеку что-то — знания, любовь, состояние — то для того, чтобы тот поделился этим с другими.

Оригинал 

Опубликовано 07.04.2017  17:23

Да 100-годдзя з дня смерцi Шолам-Алейхема. Ад Пейсаха да Кучак

(внизу ссылка на русский перевод 1959 г. истории, про шахматиста Рубинштейна, под названием “Чемпион по шахматам)

Дзіўная гісторыя, расказаная ў халодную зімовую ноч адным яўрэем, апантаным шахматыстам, пасля вясёлай картачнай гульні і добрай закускі ў цёплай кумпаніі

Было ўжо моцна за поўнач. На дварэ стаяла зіма. Вечарынка скончылася, і стол сведчыў, што кампанія, якая была сабралася за ім, добра перакусіла і добра прабавіла час. Зялёныя столікі, спісаныя крэйдай, поўніліся раскіданымі картамі, з якіх глядзелі тузы і каралі і дражніліся: “Цяпер мы тут!”… Зноў сядаць за вінт, прэферанс ці “вока” было б ужо маркотна, але позна было ўжо саромецца сваіх страсцей. Кампанія накурылася, напілася чорнай кавы і, пакуль варочаліся языкі, абмянялася навінамі. Але вось нехта кінуў нейкае слоўца пра шахматы, нехта падтрымаў размову, і апантаны гулец Рубінштэйн адразу навастрыў вуха.

Рубінштэйн – шахматыст небяспечны. Праз шахматы ён можа прайсці дзесяць міль, не есці, не піць, не спаць ноч – фанатычны гулец, што тут скажаш! Пра яго ходзіць маса анекдотаў: 1) ён можа гуляць сам з сабою ў шахматы цэлую ноч; 2) ён тройчы разводзіўся з жонкай з-за шахмат; 3) ён ужо некуды прападаў на тры гады з-за шахмат. Карацей, там, дзе Рубінштэйн, там і шахматы, а дзе шахматы, там і Рубінштэйн, і Рубінштэйн любіць, каб у кампаніях размаўлялі пра шахматы, як добры выпівоха любіць, каб размаўлялі пра выпіўку… Калі вы паглядзіце на Рубінштэйна, то перш за ўсё заўважыце яго недарэчна высокі лоб, высокі і шырокі, круглы – маю на ўвазе, пукаты. Вочы таксама дзіўна вялікія, круглыя, чорныя, але халодныя. Сам ён сухі, кашчавы, але голас у яго гучны, як звон – сапраўдны бас. Там, дзе Рубінштэйн – там ужо чуваць толькі Рубінштэйна, больш нікога…

Пачуўшы, што нехта завёў размову пра шахматы, Рубінштэйн зморшчыў свой і без таго наморшчаны лоб, адным вокам скасавурыўся на чорную каву, быццам бы яна смакавала як мыла ці як памыі… і сказаў усім і нікому сваім адмысловым басам:

– Дамы і панове! Калі хочаце пачуць файны расказ пра аднаго гульца ў шахматы, то сядайце бліжэй, я раскажу вам старадаўнюю гісторыю.

– Гісторыю пра гульца ў шахматы? У былыя часы? – падхапіла гаспадыня, якой карцела, каб госці не разбегліся. – Цудоўна! Скажыце Фелічцы, каб яна кінула фартэпіяна, і, калі ласка, зачыніце дзверы, прынясіце яшчэ пару-тройку крэслаў. Садзіцеся, прашу вас, садзіцеся! Пан Рубінштэйн раскажа нам гісторыю пра гульца ў шахматы, старадаўнюю гісторыю.

Рубінштэйн аглядзеў з усіх бакоў толькі-толькі запаленую цыгару, якую яму прапанаваў гаспадар, быццам бы ацэньваў яе кошт, скрывіўся і выпукліў свой вялікі лоб, нібы хацеў сказаць: “Гм… выглядае як цыгара, але паліцца, бы венік…” і пасля гэтага падступіў да сваёй гісторыі такімі словамі:

– Што я, мае дамы і панове, апантаны, прыродны шахматыст, як і ўсе ў нашым родзе, – гэтага вам не трэба даводзіць, самі ведаеце. Наша прозвішча крыху вядомае ў свеце, і я хацеў бы з вялікай асалодай спытацца, ці ведаеце вы хоць каго з Рубінштэйнаў, які не быў бы шахматыстам.

– Я ведаю Рубінштэйна – страхавога агента, ён прыходзіць да мяне штотыдзень. Апрача “страхавання жыцця” ён нічога не ведае, чысты дзікун! – улез у размову адзін з гасцей, юнак з выцягнутай угору галавой, на якой сядзелі залатыя акуляры. Ён лічыў сябе разумным і любіў з усіх пакпіць. Аднак Рубінштэйн спакойна адказаў сваім басам, утаропіўшыся ў юнака вялікімі чорнымі вачыма:

– Відаць, ён не нашага роду. Сапраўдны Рубінштэйн – заўсёды шахматыст. Гэта натуральна ў той жа ступені, як натуральна тое, што дурні любяць кепскія жарцікі… Мой дзед Рувім быў сапраўдным Рубінштэйнам, таму што быў ён, мае дарагія дамы і панове, сапраўдным шахматыстам. Калі ён гуляў у шахматы, увесь свет мог перакуліцца, а ён бы і не заўважыў. Да яго прыязджалі з усіх канцоў згуляць партыю важныя людзі – памешчыкі, графы, вяльможы! Быў ён усяго толькі гадзіннікавым майстрам, які добра знаўся на сваёй справе. Але, паколькі на першым месцы ў яго стаялі шахматы, то меў ён не заробкі, а слёзы, і ледзь-ледзь мог пракарміць сям’ю.

І вось аднойчы здарылася гісторыя, мае любыя панове і дамы… Пад’язджае да дзедавай хаткі шыкоўны тарантас, запрэжаны дзвюма парамі гарачых коней, і выскоквае з яго нейкі памешчык, а хутчэй магнат з двума слугамі. Ён быў увешаны ардэнамі і медалямі зверху данізу – вялікі пан! Жвава заходзіць у домік: “Дзе тут яўрэй Рувім Рубінштэйн?”

Дзед мой, праўду кажучы, крыху напалохаўся, але хутка прыйшоў у сябе і вымавіў: “Гэта я – яўрэй Рувім Рубінштэйн. Чым магу служыць?” Гэтым пан задаволіўся і кажа на дзеда: “Калі ты і ёсць яўрэй Рувім Рубінштэйн, то вельмі прыемна. Скажы паставіць самавар і прынясі шахматы, мы з табой згуляем. Я чуў, што ты добра гуляеш у шахматы, і што ніхто ніколі не аб’яўляў табе мату”. Так кажа на яго гэты магнат (таксама, відаць, любіцель шахмат) і сядае з ім гуляць у шахматы, партыю за партыяй, партыю за партыяй, а тым часам закіпеў самавар і падалі гарбату, ясная рэч, на падносе, з сочывам і рознымі закускамі, аб гэтым ужо падбала мая бабка, дарма што ў яе кішэні не было ані шэлега. А на двары, ля тарантаса сабралося ўсё мястэчка. Ці жартачкі – у Рувіма-гадзіншчыка гэтакі магнат! Вядома, па мястэчку пайшлі розныя чуткі. Нехта казаў, што вялікі пан прыехаў з губерні з рэвізіяй, дзеля “вобыску”, шукае фальшывыя грошы… Іншыя сцвярджалі, што не абышлося без даносу, паклёпу, што тутака “шыецца справа”… Зайсці ўнутр і паглядзець, як пан сядзіць з дзедам і гуляе ў шахматы, ніхто не дадумаўся. Каму, на самай-та справе, магла прыйсці ў галаву такая думка?

І трэба сказаць вам, дамы і панове, што той вялікі пан, хоць ён гуляў няблага, нават можна сказаць, зусім добра, атрымліваў ад дзеда мат за матам, і чым больш гуляў, тым больш гарачыўся, а чым больш гарачыўся, тым скарэй прайграваў. А дзед – ні брывом не вядзе, скажу я вам! Як быццам ён гуляе, ну, я не ведаю з кім – з навічком… Пану гэта было, напэўна, дужа крыўдна, што я буду вам тлумачыць? Прайграваць ніхто не хоча, а яшчэ каму – нейкаму яўрэйчыку! Але сказаць ён нічога не можа, дый што тут казаць, калі кожны ход робіцца добра – майстру не запярэчыш! І трэба вам ведаць, панове і дамы, што сапраўдны гулец у шахматы цікавіцца значна больш самой гульнёй, чым перамогамі ці паражэннямі. У сапраўднага шахматыста няма гульца-партнёра, ён гуляе супраць фігур – не ведаю, ці вы мяне зразумееце…

– Плаваць мы не ўмеем, але ў плаванні нешта цямім, – уставіў слова юнак-жартун, і як заўсёды недарэчна. Апантаны шахматыст Рубінштэйн прасвідраваў яго халодным позіркам і кінуў: “Так, адразу відаць, як вы цяміце ў плаванні”… Зацягнуўшыся цыгарай, ён прадоўжыў расказ.

– І паколькі ўсё на свеце мае канец, мае дамы і панове, то скончылася і іхняя гульня ў шахматы. Магнат устаў, зашпіліўся на ўсе гузікі, працягнуў дзеду два пальцы і звярнуўся да яго так: “Слухай, Рувім Рубінштэйн, ты мяне разбіў ушчэнт, і я мушу прызнацца, што ты найлепшы шахматыст не толькі ў маёй губерні, а і ва ўсёй імперыі, а можа, і ва ўсім свеце. Я вельмі цешуся, што меў гонар і задавальненне гуляць з найлепшым шахматыстам свету. Будзь пэўны, тваё імя ад сённяшняга дня прагрыміць яшчэ гучней, чым дагэтуль. Я перадам міністрам і далажу пра цябе пры двары…”

Пачуўшы такую мову – “перадам міністрам… далажу пры двары…” – пытаецца дзед: “Хто ж Вы такі, ясны пане?” Рассмяяўся пан, выставіў грудзі ў медалях і адказаў дзеду: “Я – губернатар”… Тут дзеду стала трохі ніякавата; калі б ён ведаў, з кім гуляе, то гуляў бы іначай… Але што было, то было – назад не вернеш! Губернатар вельмі ветліва развітаўся, сеў у тарантас і – “пошел!”

Зразумела, спачатку ўсё мястэчка накінулася на дзеда з пытаннямі: “Хто гэта быў?” А калі стала вядома, што гэта быў губернатар, то людзі здзівіліся яшчэ больш: “Што тут рабіў губернатар?” А калі дзед перадаў ім, што губернатар прыязджаў толькі дзеля шахмат, то людзі тройчы сплюнулі і вылаяліся, а потым сталі разыходзіцца, яшчэ трохі пагаманілі – і забыліся. І дзед таксама забыўся на гэты выпадак, яго галава была ўжо дзесьці ў іншым месцы – ён зноў думаў пра шахматы, а заадно і пра свой заробак. Вядомая справа, яўрэй заўсёды мучаецца, гаруе, шукае, дзе зарабіць на хлеб.

І вось надышоў дзень, мае панове і дамы, – не ведаю, колькі часу прайшло з таго выпадку, ведаю толькі, што гэта сталася напярэдадні свята Пейсах. А на свята ў дзеда не было нічога, нават кавалка мацы жаднага. Дзетак ён меў, каб не сурочыць, многа – аднаму трэба кашуля, другому пара боцікаў – цяжка! І сядзіць ён, бядак, скурчаны ў тры пагібелі, са шкельцам у воку, калупаецца ў маленькім гадзінніку, які чамусьці спыніўся, і думае думку біблійнымі словамі: “Адкуль прыйдзе дапамога?” Раптам расчыняюцца дзверы, уваходзяць двое жандароў і проста да дзеда: “Пажалуйце!”. Яму ў галаву ўдарыла (дзед быў летуценнікам): ці не ад губернатара яны? Дык вось і разгадка – можа, таму вяльможу захацелася зрабіць добрую справу, ашчаслівіць чалавека? Хіба не здаралася, што пан яўрэя асыпаў золатам праз якую-небудзь драбязу, ды так, што заставалася і дзеткам, і дзеткавым дзеткам? Але аказалася, мае дамы і панове, нічога падобнага – яго ласкава просяць прагуляцца, схадзіць… куды б вы думалі? Аж у Пецярбург! А навошта – жандары і самі не ведаюць! Яны кажуць толькі, што атрымалі паперу з Пецярбурга і ў ёй напісана: “неадкладна даставіць яўрэя Рубіна Рубінштэйна ў Санкт-Пецярбург” – пэўна, у гэтым нешта ёсць. “Прызнайся, дзядзька, што за штуку ты выкінуў?” Дзед клянецца, што ён нічагусенькі не ведае, што ён за ўсё жыццё нават мухі на сценцы не забіў, Усё мястэчка, кажа ён, можа за яго паручыцца! Слухаць яго слухаюць, але не чуюць. Вырашылі даставіць яго пешым шляхам, то бок “па этапу” – таму што, калі ў паперы сказана “даставіць”, што гэта можа азначаць, як не этап і ланцугі? І яшчэ сказана “неадкладна” – ясная рэч, чым хутчэй, тым лепей.

І вось, мае дамы і панове, нядоўга разважаючы, узялі жандары майго дзеда, без лішніх цырымоній закулі ў кайданы і разам з усімі злодзеямі накіравалі на сапраўдны этап. А што ў тыя гады ў маскалёў значыла “ісці па этапу”, пра гэта я вам не буду шмат расказваць. Хто не ведае, што не было ні чыгункі, ні шашы, і людзі ў дарозе мерлі як мухі? Больш за палову гінулі, а тыя, хто дабіраўся да месцы прызначэння, былі амаль заўсёды кончанымі калекамі. Аднак, на шчасце, мой дзед быў такой самай камплекцыі, як я: сухі, кашчавы, моцнага целаскладу. Да таго ж ён быў чалавекам разважлівым і пабожным, а да таго ж яшчэ і філосафам. “Чалавек памірае аднаго разу, – казаў ён, – калі яму суджана жыць на зямлі, дык ніхто ў яго жыццё не адбярэ”… Чаму ён так загаварыў пра жыццё і смерць? Таму што адчувалася: справа пахне катаргай, Сібірам ці нават нечым горшым… Ён не толькі развітаўся з жонкай, дзецьмі і ўсім мястэчкам назаўсёды, а і прачытаў малітву на небяспечнае падарожжа і хацеў сказаць спавядальную… яго суцяшалі, усё мястэчка выйшла яго праважаць, як на сапраўдным пахаванні. І слёзы ліліся бясконца, як па нябожчыку.

Перадаць вам, дамы і панове, усё, што дзеду выпала на тым шляху, заняло б у нас не адну ноч, а тры. Часу шкада – лепш выкарыстаць гэты час на гульню ў шахматы… Калі коратка, магу вам сказаць, што цягнуўся шлях усё лета, ад Пейсаха да Кучак, таму што этап дзяліўся на часткі, і на кожным перасыльным пункце арыштантаў трымалі тыдзень, а то і два, пакуль не збіралася цэлая партыя злодзееў і бадзяг, якую гналі далей. І нават калі, пасля шматлікіх пакут і мук, дзед апынуўся ў Санкт-Пецярбургу, вы думаеце, гэта ўжо канец? Памыляецеся! Там майго дзеда ўзялі і кінулі ў “каменны мяшок” – цёмны пакойчык, дзе ні сесці, ні легчы, ні прайсціся, ні пастаяць…

– Пэўна, там добра гуляць у шахматы, – уставіў юнак-жартун.

– І па-дурному жартаваць! – дадаў шахматыст Рубінштэйн і працягнуў: – Там, у “каменным мяшку”, дзед ужо канчаткова развітаўся з жыццём, сказаў на памяць спавядальную малітву… Ён ужо бачыў перад сабою анёла смерці і адчуваў, што той вось-вось забярэ яго душу, яшчэ раней, чым яна акажацца перад Судом, і, праўду кажучы, прыспяшаў гэты момант. У яго заставаўся толькі адзін спадзеў – на мястэчка. Ён быў упэўнены, што мястэчка не будзе маўчаць, што знойдуцца хадайнікі, заможныя яўрэі, якія будуць прасіць, шукаць пратэкцыі, а калі трэба, дадуць хабар, каб выцягнуць бязвіннага яўрэя з бяды, абараніць яго ад паклёпу… І дзед не памыліўся, мае панове і дамы – ад першага дня, калі яго забралі, і цягам усяго лета мястэчка рупілася аб яго вызваленні! Наймалі адвакатаў, шукалі пратэкцыі, давалі хабар – проста сыпалі грашыма, але ніякія высілкі “ў імя Ізраіля” не дапамагалі. Грошы хадайнікі бралі, але казалі, што нічога зрабіць для дзеда нельга, і з разумным выглядам тлумачылі, чаму. Прыкладна так тлумачылі: “Злодзея ці іншага злачынцу можна лёгка вызваліць, калі маеш грошы. Чаму? Таму што мы ведаем, што той злодзей скраў пару коней, а той злачынца падпаліў дом. Але з такім чалавекам, як Рубінштэйн, нічога падобнага – хто ведае, якое злачынства ён здзейсніў? Можа, палітычнае, і тады ён “палітычны злачынца”? А гэткі тып ва ўсе гады лічыўся горшым, чым бандыт, які зарэзаў усю губерню!.. Ісці прасіць за “палітыка” – гэта ўжо небяспечна!… Слова “палітычны” значыць, што “наверсе” сочаць за справай, яе не замнеш паціху… А як Рувім Рубінштэйн мог стацца “палітычным”? Ну як жа – яўрэй-летуценнік, філосаф!..”

Аднак, мае панове і дамы, усё на свеце мае канец. Прыйшоў дзень, калі дзверы турмы адчыніліся і двое жандароў, узброеныя з галавы да пятак, узялі майго ўжо ледзь жывога дзеда, пасадзілі яго ў карэту і – “пошёл!”, куды б вы думалі? Ён нічога не пытаўся. Едзем у суд? – няхай будзе суд. На эшафот? – хай на эшафот, абы ўсё скончылася!… І мой дзед ужо ўяўляў сабе, як стаіць перад судом – быццам яго прывезлі ў Сенат і кажуць: “Рувім Рубінштэйн! Прызнавайся ва ўсім!” І ён адказвае Сенату: “Прызнаюся, што я бедны яўрэй, майстар гадзіннікаў, і жыву сумленнай працай сваіх рук, нікога не абкрадаў, не падманваў, не абражаў, і Бог сведка, а калі вы хочаце караць мяне, карайце, але лепш ужо адразу забярыце душу, яна ў вашых руках!” Так у думках дзед размаўляў з Сенатам, а карэта тым часам пад’ехала да камяніцы, дзеду кажуць вылазіць – і ён вылазіць. І яго вядуць у адзін пакой, потым у другі, і кажуць яму распрануцца да кашулі! Ён не разумее, навошта, але раз жандар сказаў, нельга ўпарціцца… Пасля гэтага яму кажуць (мае дамы і панове, тысячу разоў прашу прабачэння) зняць і кашулю. Здымае ён і кашулю, і тады яго вядуць у лазню. Але ж гэта была лазня на ўсе сто! Яго там і мылі, і церлі, і паласкалі. Потым кажуць яму апранацца і едуць з ім далей – едуць, едуць… Дзед думае сабе: “Уладар сусвету! Што ж са мною будзе?”… І ён спрабуе ўспомніць апавяданні, якія некалі чытаў, пра Іспанію і Партугалію, і не можа ўспомніць, дзе чытаў пра такое, што перш чым адправіць злачынцу на эшафот, яго вядуць у лазню… А пакуль ён думае гэткія думкі, карэта пад’язджае да дома з жалезнай агароджай і пазалочанымі зверху пруткамі, а наверсе кожнага з пруткоў – арлы. І вядуць яго міма генералаў з залатымі эпалетамі ды медалямі і кажуць нічога не палохацца, кажуць, што яго прадставяць цару, і каб ён глядзеў прама, нічога лішняга не казаў, ні на што не жаліўся і адказваў на царскае “так” – “так”, на “не” – “не”. І вось, пакуль дзед прыходзіў у сябе, яго прывялі ў прыгожую залу з багатымі карцінамі і залатымі крэсламі, а проста перад ім стаў высокі чалавек з бакенбардамі… Чалавек з бакенбардамі (гэта быў цар Мікалай I) уперыўся ў дзеда позіркам і паміж імі адбылася такая гаворка:

Цар: Як цябе зваць?

Дзед Рубінштэйн: Рувім Рубінштэйн, сын Шолема.

Цар: Колькі табе гадоў?

Дзед Рубінштэйн: 57.

Цар: Дзе ты навучыўся гуляць у шахматы?

Дзед Рубінштэйн: Гэтая навука ў нас перадаецца ў спадчыну.

Цар: Кажуць, што ты першы шахматыст у маёй зямлі.

На гэта дзед хацеў адказаць: “Лепш бы я не быў першым шахматыстам у тваёй зямлі”… Верагодна, цар запытаўся б: “Чаму?” Тады б ужо дзед выклаў, што не так трэба абыходзіцца са знакамітым шахматыстам, якога хоча бачыць цар… Дзед Рубінштэйн ужо гатовы быў усё выкласці! Але цар махнуў рукою, генералы адцяснілі дзеда, і тыя самыя жандары, якія суправаджалі яго ў царскую рэзідэнцыю, выштурхалі дзеда на вуліцу. Яму сказалі, што ён мусіць неадкладна ехаць дадому, бо ў горадзе заставацца забаронена… Як ён дабраўся дадому – не пытайцеся; галоўнае, што дабраўся жывы. І прыбыў ён дахаты акурат на восеньскае свята Кучак, дамы і панове! Я скончыў…

 

Пераклаў з ідыша Вольф Рубінчык

Ад перакладчыка. Шолам-Алейхем (Шолам Якаў Рабіновіч) – адзін з заснавальнікаў новай яўрэйскай літаратуры на мове ідыш. Нарадзіўся 02.03.1859 ва Украіне, у пачатку XX ст. не раз бываў у Беларусі. Памёр у ЗША 13.05.1916. Апавяданне, якое прапануецца ніжэй, належыць да “касрылаўскага” цыклу Шолам-Алейхема і датуецца 1915 г. – годам, калі ў свеце ўжо набыло шырокую вядомасць імя Акібы Рубінштэйна. Гісторыя пра “шахматыста Рубінштэйна” пад назвай “Чемпион по шахматам” у скароце друкавалася ў часопісе “Шахматы в СССР” № 3, 1959 г. – у перакладзе на рускую мову А. Бялова. На беларускую мову апавяданне было перакладзена ў 2009 г., да 150-годдзя пісьменніка, і надрукавана ў лунінецкім бюлетэні “Альбино плюс” (спецвыпуск № 10).

Цікава, што ў «Шахматной еврейской энциклопедии», апрача Акібы, згадваюцца яшчэ пяцёра Рубінштэйнаў: Сімон (1910-1942), які нарадзіўся ў Львове, быў віцэ-чэмпіёнам Вены, загінуў у канцлагеры; Саламон (1868, Польшча – 1931, Лос-Анджэлес), нацыянальны майстар, з 1915 г. жыў у ЗША; Сэмі (1927, Антверпен – 2002, Брусэль), нацыянальны майстар, сын Акібы Рубінштэйна; Хасэ (1940, Вілья-Мартэльі – 1996, тамсама), міжнародны арбітр, арганізатар турніраў у Аргенціне; Эмануіл (1897, Кракаў – ?), яшчэ адзін нац. майстар, прызёр у чэмпіянаце роднага горада (1938). Вось ужо сапраўды шахматнае прозвішча…

Шолом_Алейхем        Акиба_Рубинштейн

Савецкая паштовая марка 1959 г. і кніга, якая выйшла ў Расіі ў 2011 г.

***

Русский перевод А. Белова можно прочесть в журнале “Шахматы в СССР” № 3, 1959 г. на стр. 88-89 (26-27 листы) 

Апублiкавана 13 мая 2016 0:21 

Конец 80-х, начало 90-х – новая волна эмиграции

Приход к власти Михаила Горбачева в середине 80 – х годов прошлого века и обозначенные им на очередном партийном съезде перемены внесли некоторый оптитизм в сознание и настроение многих людей, когда стало возможным открытие кооперативов, начать говорить о национальной и религиозной самоидентификации. Однако достаточно быстро наступило разочарование.

26 апреля 1986 г. произошла Чернобыльская трагедия и спутя 2 дня через Калинковичи в течение часа после 5 час. дня проследовала вереница из более чем 60 – ти автобусов и множества военной техники. После того, как благодаря радио голосам из-за “бугра”, люди узнали, что произошло нечто страшное на Чернобыльской атомной станции, начали ходить различные слухи каким образом очень скоро будет решена проблема. И потому на очередную первомайскую демонстрацию в отличный солнечный день на центральную площадь города пришло очень много горожан, после чего все отправились на отдых в лес. Высшее руководства страны во главе с Горбачевым любыми путями пыталось утаить от народа истинную степень масштабов аварии на станции и потому в Киеве в начале мая даже был проведен короткий этап существовавшей тогда ежегодной велогонки Мира, хотя обычно она не проходила по территории Советского Союза. Однако, надо было предпринимать и другие меры успокоения, и спустя неделю после первомая по областному радио начал выступать светила из Москвы, академик-радиофизик. Он объяснял, что не следует ходить в лес, а тем более садиться на траву, собирать ягоды и грибы, и что обязательно надо класть мокрую тряпку перед входом в квартиру, не держать открытыми форточки, и т. п., чтоб защитить от поражения радионуклидами щитовидную железу. Но люди уже понимали, что с самого начала от всех утаили истинные масштабы произошедшего. Кроме этого заявленные Горбачевым ускорение и перестройка не ощущались ни в чем, зато с течением времени все более ощущулось наступление полного дефицита, резкое подорожание продуктов первой необходимости.

А распускавшиеся слухи о возможных погромах, возможность прослушивания без особых помех “вражеских” голосов, таких как “Голос Америки”, “Свобода”, “Голос Израиля” и др, встречи со своими бывшими земляками, начавшими приезжать в гости, а также с  иностранцами, для которых стало возможно участие в различных международных выставках и иных мероприятиях, проводившихся прежде всего в Москве, привели и подтолкнуло многих к желанию эмигрировать. Каждый может вспомнить эпопею его отъезда, особенно в конце 1989 – 1990 г, времени ожидания получения визы в областном ОВиРе, когда оно уже стало зависеть от взяток. С 1 ноября 1989 года под давлением Израиля, Америка прекратила прием эмигрантов, оказавшихся в перевалочном пункте Вены и, желавших въехать в нее по израильской визе. Люди шили большущие сумки – баулы для ручного багажа, сбивали в большом количестве огромные фанерные ящики для отправки багажа по железной дороге до морского порта, в основном это был Одесский Ильичевск, откуда он поступал в порта Израиля: Хайфу или Ашдод. Таможенные пункты были в районе Центролит под Гомелем и в Смолевичах под Минском. В те годы уже хорошо начали себя чувствовать таможенники и грузчики, которые установили таксу с отправки каждого ящика. В то же время кое к кому таможенник приезжал прямо на дом и за договоренную плату опечатывал весь багаж, избавляя от дальнейших хлопот. Были случаи, когда грузчики еще на начальном пункте отправки проделывали дырки в крыше грузового вагона, а затем обваровывали багаж. Можно вспомнить и такие истории, когда после упаковки баулов в квартиру по наводке залази местные жители, и выносили все ценное.  Багажная эпопея продолжалась и в Израиле, когда немало тех, кто летел транзитом через Бухарест, по прибытии в аэропорт Бен Гурион в Тель Авиве получал сломанные чемоданы и разрезанные баулы. У некоторых, отправивших фанерные ящики малой скоростью по морю, проблемы начинались на складе в Израиле, куда поступил их багаж. Когда компьютор выбирал кого-то для проверки и в его багаже оказывался мотоцикл “Ява”, катамаран или телевизор, за что надо было платить большую пошлину. В результате многие вещи остались на складе. Казалось бы, такая ценная фанера, из которой сбивались ящики, в Израиле фактически также оказалась не применима и ящики, после выгрузки из них багажа, либо оставались до некоторых пор валяться на улице, либо их фактически бесплатно забирали грузчики. С 1 января 1991 г. было введено ограничение по весу багажа, не более 1 тонны на семью.и постепенно отправка больших ящиков сошла на нет. Еще вспоминаются очереди в областном банке в Гомеле, где можно было обменять рубли на доллары, в расчете примерно 164 или 166 долларов на одного члена семьи. Официальный курс доллара с конца 1989 г  с 63 копеек был повышен в 10 раз и на семью из четырех человек надо было заплатить огромные по тем временам деньги, более 6 тыс. рублей. Обмен производили 2 раза в неделю и в занимаемой с утра  очереди обсуждали каков курс доллара и на сколько он выше или ниже того, который был прошлый раз, что дало бы возможность получить на пару долларов больше или меньше.Приехав в Израиль, люди ощутили насколько они далеки бьли от реальности и, что сумма долларов, полученных при обмене в банке, вообще не имеет принципиального значения. Кроме этого, тогда для желающих эмигрировать существовала позорная практика вынужденного отказа от гражданства, за что надо было еще и заплатить по 500 рублей с каждого члена семьи. В те годы квартиры еще не были приватизированы и многие оставляли их государству, а частные дома или кооперативные квартиры продавались за такую сумму, которая при переводе ее в доллары, так же была ничтожно мала. И только с начала 1991 г, после подписания Беловежских соглашений и распада Союза, все начало меняться, и недвижимость, даже в Калинковичах, постепенно стала иметь какую-то ценность.

В этом разделе каждый сможет рассказать свою историю эмиграции.
Калинковичане и мозыряне впервые свободно празднуют Песах в одном из залов Мозыря на ул. Интернациональная. Пасхальную Агаду читает 6-ти летняя Света Шустина. Апрель 1990 г.
The Jews living in Kalinkovichi and Mozir are celebrating Passover freely for the first time in one of the Mozir halls. The Passover Hagada is read by the 6-year old Sveta Shustina. April 1990
Возле места массового расстрела евреев. Справа налево: Лева Сухаренко, Арон Шустин, Гриша Вейнгер, Эдик Гофман – житель Мозыря. Апрель 1990 г.
The Jews of Kalinkovichi pay their respect in memory of the killed Jews.  Near the place of massive killing of Jews , 22 of September 1941
from right to left: Leva Suharenko, Aron Shustin, Grisha Veynger and Edik Gofman. April 1990

Группа калинковичских евреев возле дома Михула Урецкого по ул. Калинина 31. В одной из комнат была синагога.
Фотографии Йоханана Бен Яакова, жителя израильского поселения Гуш Эцион, посланника “Джойнта”.
Апрель 1990 г.
The Jews living in Kalinkovichi near the synagogue.
The photo of Iohanan Ben Yaakov, delegate from Joint to Kalinkovichi and Mozir, resident of the Israeli settlement Gush Etzion. April 1990