Завершается «Нобелевская неделя». Интриговал многих в этом году вопрос: дадут, наконец, главную литпремию японцу Харуки Мураками или нет? (Нет, её присудили Кадзуо Исигуро – из Великобритании, но тоже японского происхождения.) А вот белорусский писатель Георгий Марчук полагал, что «получит Нобелевскую премию представитель израильской литературы, которого я несколько рассказов читал, Амос Оз».

Высказывание Г. Марчука подтолкнуло нас рассказать об Озе, тем более что Павел Костюкевич, переводивший последнего на белорусский, заметил: «Мама с Полесья, отец из Вильно — чем не причина назвать Амоса Оза (наст. Клаузнер, р. в 1939 г. в Иерусалиме) немножко белорусским писателем?» Сам Оз утверждал, что отец его родился в Одессе (но бежал в Вильно от большевиков), а мать – в Ровно.

Предлагаем очерк из книги Анатолия Мостославского «Иерусалимская мозаика» (Иерусалим, 1997) с некоторыми сокращениями.

* * *

РУССКАЯ СКРИПКА В ЕВРЕЙСКОМ ОРКЕСТРЕ

«Я бы сказал, что каждый, кто интересуется современным романом, должен прочесть Амоса Оза. Его проза исполнена силы и энергии. Его проникновение в образ мышления израильтян – виртуозно и великолепно» (Артур Миллер)

Эта новость взбудоражила весь русский Иерусалим. В Общинном Доме на ул. Яффо состоится встреча с живым классиком…

Отношение читателей к нему сложное, далеко не однозначное… Но не знать его, не замечать нельзя. Без него знание литературы, знание Израиля будет неполным.

Его можно назвать еврейским классиком с русским акцентом. В своем эссе «Опаленный Россией» Амос Оз пишет: «Евреи – уроженцы Германии, Британии, США, Франции, Центральной и Восточной Европы, Северной Африки и иных стран – прибыли сюда со своими традициями, и все этничные общины создают полифоническое общество. В этой полифонии русская скрипка – не балалайка! – русская еврейская скрипка – все еще ведущий инструмент, и я думаю, что так будет долго»…

Самый популярный его роман – «Мой Михаэль» (1968 г.) – был экранизирован. Фильм, как и книга, имел большой успех. В 1994-ом в Киеве и в Москве «Мой Михаэль» вышел на русском и украинском языках в удачных переводах Виктора Радуцкого. Собственно, этим событиям и была посвящена встреча с читателями. Всемирно известный драматург Артур Миллер предпослал книге восторженное напутствие. Название характерно: «Легко ли быть пророком…» Первые фразы из этого эссе приведены в эпиграфе.

Перед встречей с читателями нас познакомили. Я попросил Амоса назвать наиболее значительных корифеев западноевропейской литературы. Он, как это было принято еще в Одессе, ответил вопросом на вопрос:

– А почему вы не начинаете с России?

– Согласен. Еще лучше.

Он назвал Тургенева, Толстого, Достоевского.

– А ХХ век?

– Булгаков.

Позже я понял, откуда такая эрудиция. Для него это не просто имена. За всем этим – многолетний, напряженный труд. Глубокое познание метода и стиля классиков. Проникновение в художественную ткань их творений. Постижение секретов творчества. Амос Оз, ко всему прочему – профессор университета им. Бен-Гуриона в Беэр-Шеве. Он заведует кафедрой ивритской литературы…

Вся обстановка в зале – совсем не концертная. Всё очень серьезно, без аплодисментов. Напоминает научный симпозиум. Публика – далеко не случайная… Выступающие стремились не только понять Амоса Оза. Каждый пытался определить свое к нему отношение. Пытался увидеть Израиль в себе и себя в Израиле.

На сцене, за столом, – двое. Амос Оз и его постоянный переводчик В. Радуцкий. Виктор умело дирижирует залом. Он мастер таких мероприятий. Что называется, набил руку.

– Ну, с кого начнем? – улыбается он, расхаживая по сцене… – Толя? Анатолий Михайлович, вперед.

Это он обращается к своему земляку Нафтали Прату. В прошлом, в Киеве, тот был Анатолием Парташниковым. Сын крупного профессора-медика, он стал одним из первых советских диссидентов. Еще в 1956-м получил срок. Отсидев, вернулся в Киев. Перекантовался. И при первой возможности «рванул» в Израиль. Сейчас он доктор философии, один из двух главных редакторов Краткой еврейской энциклопедии.

Медленно поднимается. Нерешительно, как бы сомневаясь, подходит к микрофону. Начинает тихо, в раздумьи…

– Амос Оз – один из самых ярких и сложных мастеров, пишущих сегодня на иврите. Его мастерство – в тончайших нюансах языка. В богатстве лексики, синтаксиса, в разнообразии интонаций. В композиции произведения, в выборе слов, в построении сюжета. Всё это для иностранного читателя труднодоступно. Поэтому с переводом может справиться не каждый.

Если не ошибаюсь, Бялику принадлежат слова: «Перевод – это поцелуй через платок». При переводе самое яркое, самое оригинальное произведение немало теряет. Тем не менее, в России – в силу целого ряда причин – развилось исключительное мастерство перевода. Может быть, ни в одной другой стране не существовало таких блестящих мастеров этого жанра, как в России. Переводы на русский часто были конгениальны оригиналам. Русский читатель имел возможность познакомиться с творчеством великих мастеров слова благодаря блестящему искусству наших переводчиков. В Украине также существовала великолепная школа перевода. Так что Виктору было у кого учиться. Но когда он завел речь об Амосе Озе, мне показалось это слишком дерзким. Перевести писателя такой глубины и сложности, которая поначалу даже ошарашивает, как вы понимаете, – дело далеко не простое. И не всякому по плечу. Поэтому я рад, что Виктор справился с этой задачей… Надо сказать, что в его переводах ивритская литература предстает перед русским и украинским читателем не в искалеченном, урезанном, адаптированном виде. А в своем живом дыхании, во всем богатстве красок. В бережно сделанных, талантливых переводах.

Я помню, что эта работа Виктора начиналась с попытки перевести маленькую, но очень емкую повесть Амоса Оза «До самой смерти». Сначала, увидев перевод, я был несколько озадачен. Эта небольшая повесть показалась мне как бы далекой от израильской действительности. События происходят в неевропейском средневековье. Это не исторический роман, не историческая повесть. Тут исторические детали являются символами глубокой духовной реальности. Они вводят нас в мир, не ограниченный пространственно-временными рамками. Поэтому я был смущен. Полагал, что повесть не совсем будет понятна читателю. И просто покажется ему неинтересной, так как материал неактуален.

Только значительно позже я понял, насколько точен был выбор Виктора. Ведь в этой повести речь идет о глубочайших, каких-то подземных течениях в человеческой душе… О стереотипах, которые существуют в сознании христианского человечества. И очень важен этот архетип еврея, дьявольского врага, носителя всяческого зла, которого надо уничтожить. Вдруг я осознал: это замечательная вещь. Она рассказывает о саморазрушении личности в результате звериной ненависти к выдуманному, не существующему на самом деле образу еврея.

И поэтому она и сегодня может оказаться, как никогда, актуальной для читателя в России. А для читателя украинского она будет полезна тем, что заставит его взглянуть по-новому на некоторые страшные страницы своей трагической истории. Заставит понять, осознать некоторые комплексы, живущие в его душе много лет. И благодаря пониманию – по методу психоанализу – излечиться, избавиться от этих комплексов…

Перевод романа «Мой Михаэль» как бы продолжает эту линию. Он помогает читателю проникнуть в духовный, подсознательный мир израильтянина, вчерашнего и сегодняшнего. Понять Израиль, понять израильтян, поверьте, – это уже немало. Кроме всего, это может помочь всем нам тут, в этой стране стать более своими. Более израильтянами. Более уверенными. По крайней мере, сократить дистанцию.

Профессор Вольф Москович, иностранный член Академии наук Украины:

– Я не выдам большого секрета, если скажу вам, что на протяжении нескольких лет Амос Оз был кандидатом на Нобелевскую премию по литературе. Думаю, что он эту премию получит. Поскольку творчество Амоса Оза – это выдающееся явление не только в израильской, но и во всей мировой культуре. Его произведения поражают передачей характеров героев. Когда я читаю книги Оза, то вижу Израиль 50-х годов, который я уже не успел застать.

В романе «Мой Михаэль» поразительно точно описаны кварталы и улицы старого Иерусалима. Например, свадьба Ханы происходит за зданием, где мы сейчас находимся. В романе вы найдете очень яркую и точную картину жизни того Иерусалима, когда университет на горе Скопус был, по существу, отрезан от города. Тогда он размещался недалеко отсюда, в «Терра Санта». Герои романа – также студенты Еврейского университета. В своих произведениях Амос Оз неоднократно говорит о своих связях с традициями великой русской литературы. И своим творчеством, всей своей деятельностью он пытается вернуть миру хотя бы часть того долга, часть того художественного богатства, которое он почерпнул из необъятной русской сокровищницы.

Его послесловие к роману «Мой Михаэль» совершенно замечательно. Это изящное эссе, в котором он отдает дань великим русским мастерам слова, на чьих книгах он воспитывался и рос. Писатель говорит о разных моментах в истории Израиля. О начальном периоде, когда русское влияние было тут совершенно всепроникающим. И повторяет, что, как и другие, опален Россией, опален русской культурой.

Амос Оз не только рыцарь слова, но и человек действия. Он принадлежит к известной семье Клаузнеров. Так вот, его семья и он лично создали в Еврейском университете специальный фонд для поощрения студентов, которые занимаются русской культурой, русской историей…

Марк Кипнис – один из редакторов Краткой еврейской энциклопедии:

– Амос Оз наплывал на русского читателя постепенно, как облако. С одной стороны, имя пророка Амоса, с другой – краткая фамилия Оз, которую мы уже встречали в журнале «Континент». Мы помним его эссе, его поддержку диссидентства в Советском Союзе. Потом – прекрасно изданная книга «Сумхи», единственная детская книга писателя. Это надо объяснить.

Я уже в Иерусалиме 22-й год. У меня четверо детей, которые родились тут. Они слишком иерусалимские патриоты. Кто-то чем-то опален. А они у меня все опалены Иерусалимом. Еще Даль сказал: «Иерусалим – пуп земли». Кроме того, для человека, родившегося тут, не может быть города лучше Иерусалима. Он одного из своих коллег, который очень давно живет в Иерусалиме, я часто слышу: «Это разве Иерусалим? Настоящий Иерусалим – это тот, старый, Иерусалим трех улиц, когда все люди знали друг друга в кафе». Когда человек шел из «Терра Санта», он шел не просто из университета. Он шел по Святой земле, по этому маленькому треугольнику, где ему знаком каждый камень.

Есть такая восточная пословица: «Чем меньше людей за столом, тем он глубже». Есть культура стола. Вот тот Иерусалим, маленький, треугольный, он был очень углублен. Он был ближе, по-моему, к вышнему, горнему Иерусалиму, чем нынешний большой административный центр. Я хочу сказать: иногда внешняя часть восполняет внутреннюю суть. И вот тот, истинный Иерусалим, сегодня предстал перед нами в книге Амоса Оза.

Мой коллега и друг Анатолий Парташников, который тут уже выступал, – старый лагерник. Так вот, он любит повторять слова своего друга по «зоне», некоего баптиста: «Я не говорю, я лишь только свидетельствую». Я тоже сейчас выступаю, как свидетель. Моя жена вечно занята. Она пкида в министерстве финансов. У нас четверо детей. Я пятый. И еще, слава Б-гу, мама и теща. У жены всегда нет времени: с четверга надо готовить на пятницу и субботу. Да и вообще она читает только на иврите: газеты, журналы, книги. Я в нашей семье такой диссидент, который с детьми упрямо говорит по-русски. С переменным успехом… А жена, повторяю, – только на иврите. Книгу всегда приятнее читать на том языке, который ближе, интимнее. Сейчас ей уже ближе иврит.

Недавно я принес «Моего Михаэля» по-русски, подарок Виктора. И вдруг она начала читать, читала всю субботу. Не могла дождаться моацей-шаббата. Потом попросила у одного из сыновей телефон Виктора. Надо сказать, что до сих пор она никогда с ним не разговаривала. Правда, знала, что мы приятели. И вот поздно вечером звонит ему: «Виктор, спасибо за перевод. Я не могла оторваться. Как будто окунулась в прозрачный, чистый, хороший русский язык».

Перевод неоднозначен, многослоен, как весь Амос Оз. Каждый находит свой духовный слой и то прочтение, которое близко ему. Это не таблица умножения. Хорошая книга – это как гора, покрытая зеленью. Один доходит до подножья, другой – до середины, только немногие достигают вершин. Вся ивритская литература многослойна, неоднозначна. И в этой книге каждый найдет свое, своего героя. У каждого будет свой Михаэль, своя Хана. И свой Иерусалим.

Инна Шофман, литературный редактор перевода:

– Как уже говорили, у каждого свое восприятие этой книги. У меня оно, наверное, самое необъективное. Потому что я прожила как бы внутри книги несколько месяцев. Прожила рядом с ее героями и даже не рядом, а как бы внутри каждого из них.

Перед началом нашего собрания Амос Оз сказал мне, что жить рядом с его персонажами не очень легко. Но я должна признаться, что мне было и легко, и комфортно. Как легко и комфортно находиться в кругу людей интеллигентных, людей близких тебе по духу, людей, понятных тебе даже в самых сложных своих душевных поворотах…

Я не раз слышала от своих знакомых: если перевод так хорош, как ты говоришь, то зачем переводчику литредактор? Перевод – это как горизонт. Сколько ни иди, всегда останется какое-то количество шагов, а может быть, даже километров. Всегда можно найти более точное слово, более сильное выражение. Это было очень интересно, очень увлекательно – проходить эти шаги, эти километры, пытаясь достичь недостижимого.

Несмотря на то, что действие отнесено к 50-ым годам, книга воспринимается как учебник. Как путеводитель. Пусть эти сухие, невыразительные слова не снимут обаяния книги. Особенно она будет интересна и полезна для человека, который только познаёт Израиль. Так много в ней реалий нашего сегодня. Кроме того, тут невероятно глубокое постижение психологии вообще и, в частности, психологии женской…

И еще один важный момент. Есть в этой книге психологическое объяснение и постижение арабо-израильского конфликта. Речь идет не о конфликте внешнем, а о той борьбе, которая происходит, наверное, в каждом из нас. Хотим мы в этом признаться или нет. Это чувство любви-ненависти, приятия-неприятия, которое показано в романе с какой-то удивительной, ненавязчивой тонкостью.

* * *

Итак, было сказано много красивых, правильных и умных слов. Обязательных и не очень. Казалось, что сказано всё, или почти всё. Поэтому я с интересом ждал выступления «именинника». Он в нелегком положении. Ведь надо быть на высоте. И даже чуть выше всех остальных. А перед ним – такие «зубры». Но он должен удивить… Это как Нобелевская речь. Собственно, это, наверное, и была своего рода репетиция. Когда выступали другие, Амос как бы отсутствовал. Ушел в себя. Его обычно живые, чуть озорные, светло-голубые есенинские глаза вдруг застыли, стали почти синими. Он задумчив, собран, медленно встает, подходит ближе к карюю сцену. Долгая пауза…

Амос и Виктор – великолепный дуэт. Они понимают друг друга с полуслова. Начинает он тихо. Как бы обращаясь куда-то вдаль, к кому-то чуткому, который обязательно должен услышать.

– Очень жаль, что мои родители не услыхали тех слов, которые были сказаны обо мне и моих книгах. Я даже немного растерян. Вырос я на коленях людей, которые прочными нитями были связаны с Россией и Украиной. Это всегда были мягкие колени. Роман Израиля с Украиной и Россией – длинный и непростой. В нем есть любовь и тоска, радость и грусть. Есть разочарование, злость и обида. Интрига и конфликт. Но в нем есть и та интимность, которую многие не понимают и пытаются отрицать. Как всякий большой роман, он имеет своих поклонников и хулителей. Своих друзей и своих недругов. Своих критиков и своих трубадуров, плохих и хороших. Квалифицированных и не очень. Но если это роман стоящий, о нем говорят, о нем спорят. И стараются понять. Здесь важна каждая деталь, каждое слово. Настоящая литература не лжет. Не может лгать, потому что она написана сердцем. А голос сердца – это всегда правда, всегда истина.

Тот, кто читает нашу литературу последних десятилетий, хорошо видит, как тесно мы связаны с Украиной и Россией. Видит целый спектр сложнейших чувств даже у тех, кто, как и я, знает вас только по рассказам и книгам. Смею сказать, что я знаю Украину, знаю Россию. Знаю сердцем. И понимаю. Поэтому, когда я поеду к вам, то поеду, как к старым знакомым.

А. Оз во время своего первого визита в Россию. С сотрудницами журнала «Питерbook» (Спб, сентябрь 2006 г.)

Наши взаимные связи начались не вчера. Мы долго, очень долго спорили, долго выясняли отношения. Но мы всегда и долго ждали друг друга, хотя делали вид, что не любим и не хотим знать один другого. Но это всегда был спор близких по духу, любящих сердец. Это был семейный спор.

Перевод моих книг на русский и украинский мне особенно дорог. Вообще-то это не совсем перевод. Скорее это, действительно, возвращение долга. Потому что в детстве я брал у вас очень много. Я учился у вас. Это были нужные и полезные уроки. Родители доставали мне книги ваших классиков 19 и 20 веков. И когда я читал Пушкина или Чехова на иврите, мама говорила:

– Ах, какая досада! Это же совсем не то.

И чем больше я углублялся в чтение ваших классиков, тем они становились мне ближе. Я даже считал, что Чехов жил в одном из иерусалимских кварталов. Он описывал, например, одного моего соседа сверху. Он рассказывал о маленьком враче, который живет тут, на углу нашей улицы, совсем недалеко от нас. Он изображал замечательных, чудесных людей, русских интеллигентов – добрых, милых, обаятельных. Но совершенно беспомощных, которые толком ничего делать не умели. И все эти толстовцы, которые и выглядели, как Толстой, были с душой Достоевского. Вашим книгам я обязан многому. Они вводили меня в новый, огромный мир, в мир великой литературы. Вашей великой культуры.

Виктора я узнал, когда жил еще в кибуце. Он прислал письмо, которое меня чем-то насторожило. Я решил, что это какой-то розыгрыш. Может быть, думал я, его написал кто-то из моих знакомых. Или даже один из моих персонажей. Я пригласил Виктора к себе. Когда мы встретились, я понял: интуиция меня не подвела. Он действительно был похож на некоторых моих героев.

Когда он взялся за перевод моей повести «До самой смерти», я высказал опасение, что у меня не будет возможности оценить его работу. Поскольку я не знаю, насколько хорошо он владеет русским. Мы встретились через несколько недель. Я попросил его прочитать первую глав. Виктор был удивлен: «Что же тут читать? Ведь ты же не понимаешь по-русски». Я ответил: «Да, не понимаю. Но я слышу». Я закрыл глаза и открыл уши. Отца и матери, как вы понимаете, не было рядом. И все-таки они были тут, были с нами.

Перевод – вещь трудная и коварная. Переводить – это как исполнять концерт для скрипки на фортепиано. Можно сделать великолепно, но при одном условии: если вы заставите фортепиано издавать звуки скрипки. Иначе будет какофония. Или гротеск… Так вот, как человек, который не знает ни русского, ни украинского, но который слышит язык, могу сказать: Виктор справился со своей задачей блестяще. Он – мастер. Паганини перевода.

Любая книга – это всегда совместное творчество писателя и читателя. Это живой поток. Поэтому процесс чтения, процесс познания нельзя повторить. Читая книгу, мы уже изменяемся, становимся немного другими. Поэтому дважды прочесть одну и ту же книгу нельзя. Более того, ее непросто прочесть даже один раз. То есть это дело очень личное, очень интимное. И когда вмешивается переводчик, это становится опасным. Чтение может превратиться в оргию, которая будет или увлекательна, чудесна, сказочна, или ужасна, отвратительна. Виктор сумел сделать всё, чтобы оргия получилась. И получилась великолепно. Так мне кажется. Потому что я ведь не просто слышу. Я слышу сердцем.

«Мой Михаэль» – книга о том утре, которое наступает после свадебного пира. Это наша послевоенная история. Еще очень в памяти зверства нацистов, незаживающая, кровоточащая боль Катастрофы. Многие – в отчаяньи: всё кончено, всё погибло. Казалось, что народ, родившийся в пустыне, ставший на ноги в Иерусалиме, закончит дни свои в сточной яме. И тогда родилось государство Израиль. Оно не было нам преподнесено на серебряном блюде. Оно родилось в трудной войне. Когда погиб каждый сотый из нас. Но мы выстояли. И тогда родилась надежда. Мы верили: когда окрепнет новый, свободный Израиль, нам уже никто и никогда даже не посмеет угрожать.

Следующие годы – годы становления. Страна с населением 650 тыс. за несколько десятилетий сумела принять миллион олим. Мессианские чаянья уступили место прозе. Надо было думать о быте: канализация, тротуары, электричество, вода… Такова Ханна, героиня романа, от имени которой ведется рассказ. На следующий день после свадьбы она спускается на землю и находит себя в самых обычных мелочах быта. И в то же время остается прежней любящей, заботливой Ханной. Она смотрит сверху на Иерусалим, сверкающий изумрудным ожерельем ночных огней, и думает о том, что водопровод работает плохо. И если не удастся достать трубы большого диаметра, то воды вообще не будет.

Я много думал о снах Ханны. И вообще о снах, которые видят люди. Единственная возможность сохранить сокровенную мечту, оставить ее неприкосновенной – это осуществить ее. Претворить, воплотить в жизнь и уметь бороться за нее. Уметь отстоять. Ждать и бороться. Бороться и ждать. Государство Израиль – это мечта, которая родилась в книгах и воплотилась в реальность. Слова стали главами Танаха, главы – принципами.

Мы воплощаем в реальность наши мечты, но платим за это очень высокую цену. Впрочем, так, наверное, всегда бывает с мечтателями и строителями: когда садишь цветы, создаешь ракету, растишь детей. И когда пишешь роман или когда тебя одолевают эротические видения. Тут всегда выбор: или – или. Ты можешь написать хорошую прозу – и воплотить свою мечту. Но если, по логике обстоятельств, герой должен погибнуть, ты, автор, должен пойти на это. Как бы ни было тяжело. Потому что искусство – почти всегда страдание. Или огромное счастье. Поэтому если ты дрогнешь, считай, что погиб. Ты погиб как художник, ибо изменил неумолимой, безжалостной логике искусства. Тут, в искусстве, необходимо быть смелым, решительным, как в бою. И надо быть снайпером, точно выбирать цель. Точная цель – залог успеха…

В Лондоне говорят: «Нельзя съесть пирог так, чтобы он остался цел». Но что годится для Англии, не всегда годится для нас. Тут, в Иерусалиме, мы всегда едим этот пирог. И тем не менее, следим, чтобы он оставался целым. Вот уже 3000 лет евреи живут в Иерусалиме и… постоянно мечтают об Иерусалиме. Мой дед по своему складу и характеру был абсолютно русским человеком. Он не мог произнести слова «Россия», держа руки в карманах. Знаете почему? Говоря о России, он складывал ладони у сердца. Так он любил свою бывшую родину. Но еще больше он любил Иерусалим. Иногда по вечерам он выходил гулять по улицам Иерусалима. Возвращаясь, он вздыхал: «Б-же мой! Как я истосковался по Иерусалиму». Я был тогда малышом и очень удивлялся: «Дедушка, о чем ты говоришь? Ведь ты в Иерусалиме». Он грустно, задумчиво смотрел на меня, чуть усмехался, похлопывал по плечу: «Дурачок». Теперь я лучше понимаю своего дедушку. Можно жить в Иерусалиме и тосковать по нему. Как можно жить с женщиной и тосковать по ней. Точно так же человек может осуществить свою мечту и продолжать тосковать по ней.

* * *

Да, настоящему художнику всегда есть что сказать людям. Его душа неисчерпаема, как могучий горный поток. А теперь вернемся к началу, к нашему краткому интервью с Амосом Озом. Среди великих мастеров русского слова он первым назвал Чехова. И, наверное, это не случайно. Его творческий почерк, лирический подтекст, тонкий психологизм, многоцветное своеобразие художественной ткани – всё это, наверное, от Чехова. Но что-то роднит его и с Хемингуэем, Грэмом Грином. Может быть, и с Альбером Камю. Но главное все-таки – свой колорит, своя щемящая грусть. Печальная, тонкая, как плачущая струна. Пронзительная, чисто еврейская интонация. И свой мир. Своя поэзия. Мир и поэзия Танаха. Его гениальная, божественная краткость, его безбрежная, загадочная, ошеломляющая мудрость…

Неожиданно Амос Оз мне напомнил Сергея Есенина. То же обаяние, та же спокойная уверенность во всех своих поступках и в своем высоком предназначении. Обаяние и уверенность большого таланта. Истинный талант всегда неожидан, спорен, дерзок. Всегда интернационален. И всегда загадка.

Опубликовано 08.10.2017  03:18