Tag Archives: Нехама Житницая

Шуламит Шалит. Сага семьи Житницких

 

.

Разлука с матерью навечно – она похоронена в подмосковной Малаховке, разлука с сестрой Нехамой – навечно, она убита фашистами в Минске. Но за что Басе Житницкой выпала вечная разлука с оставшейся в живых девочкой, дочкой Нехамы? Родная кровь, племянница, не только живая, но и живущая в том же городе, а как будто на другой планете. Ларочка, Лариса… Сколько лет она просыпалась и засыпала с этим именем на устах… Бейся головой об стены, голоси, сотрясай вселенную – пустое, никто и ничто не поможет. Отняли дитя, вынули душу.

На земле Израиля, до нас замечено, обостряется интерес к корням собственного древа жизни. И ещё острее чувство несправедливости. Будто, прожив одну жизнь в мире неправедном, явился проживать вторую в мир абсолютной гармонии. И кто же ее находит? Может, причина поиска корней в раскрепощении духа? В возникшей близости к Всевышнему? Или земля придаёт силы? И поскольку нет ответа на вопрос, куда мы идём, осознать бы хоть, откуда пришли… Что было до нас в нашем роду? На кого похожи мы? А наши дети? Может, это – терапия души, не находящей покоя…

Бася с любимым дедом Иче

Когда Бася Житницкая решилась написать рассказ о своей жизни, она ещё не знала, во что выльется её повествование. И чем она его закончит, на какой ноте? Но забрезжила надежда, и она села писать.

 

Солдаты Житницкие – отец, сын, внук (Марк, 1923; Исаак, 1973; Исраэль, 1990)

Её внуки – все сабры, все родились в Израиле. Не сегодня, но, может быть, завтра, послезавтра и им захочется узнать, кто был их дед? И дед их деда? Она им скажет: «Вы же изучаете историю восточноевропейского еврейства… Про царя Николая Первого слыхали? Так вот, ваш прадед Мордехай Аарон Житницкий воевал в николаевской армии, был солдатом на русско-турецкой войне в конце XIX века… Воевал вместе с болгарами против турок. Плевна, Шипка – не слыхали? Можно почитать… А могу и сама рассказать. Историю вашего деда никто лучше меня не знает. Потому что, кто знал, тех уж нет. Некому больше рассказывать».

И поскольку мы уже открыли первую страничку саги семьи Житницких, признаюсь, что мне она видится в живых образах, готовым многосерийным фильмом. Судьба конкретной еврейской семьи на протяжении почти 200 лет. Известно ведь кое-что и об отце прадеда Мордхе Аарона… Он был барышником и торговал с цыганами. Чем торговал? Известно, лошадьми. И сыну хотел передать свою опасную, но прибыльную профессию. Оба, видно, крутого были нрава. Мордхе не любил все эти ночные явления цыган, называл отцовскую работу «еврейскими махинациями» и с детства хотел быть только портным. Обозлённый отец при очередном рекрутском наборе возьми да и сдай его в солдаты, что, прямо скажем, редкое, ну, невиданное у евреев явление. А Мордхе только что женился, и вот вам новый поворот сюжета!

Первая еврейка-декабристка! Красавица Нехама отправилась за мужем и следовала в обозе за полком, так что, где он, там и она. Когда швейная машинка не стучит, усадит Мордхе своих детей и, не оставляя ручной работы, рассказывает. А Юдя, Шлойме и Цодик следят за его проворными руками и слушают. И внучек Меерка, сын Шлоймы, тоже тут. Много воды утечет, пока Меерка, уроженец славного белорусского города Могилева, он же Меер, он же Марк Житницкий, оставит нам в наследство свои воспоминания – и расскажет и покажет в картинках, недаром же стал художником.

Мордхе шьет, дети и внук сидят вокруг и неторопливо вьется-течет сказ бывшего вояки.

«Когда мы шли по румынской земле, я видел много евреев в городках и местечках. Я попросил фельдфебеля отпустить меня в синагогу помолиться. Представьте себе, отпустил, с условием, что я ему на большом постое брюки починю.

В синагоге меня окружили евреи и учинили настоящий допрос. Кто я, откуда, есть ли родители, родственники и даже, как я устраиваюсь с кошерной пищей. Я им ответил, что в обозе следует моя жена. Это их так умилило, что они стали совать мне деньги для супруги…

На болгарской земле нас нагрузили патронами и велели подготовиться к ночному маршу. Мне удалось пробраться к нашему обозу. Там я горячо помолился и попрощался с женой.

…Мы бежали вперёд, спотыкаясь о трупы – то ли наших солдат, то ли турок – не знаю. Многие из наших падали, сражённые пулями, но мы не останавливались. Вдруг сильный удар свалил меня с ног. Я потерял сознание, а когда оно вернулось, то, открыв глаза, сразу увидел над собой мою Нехаму. Она плакала.

Целый год я провалялся в лазарете. Я был ранен в бок навылет турецкой пулей. Нехама сидела дни и ночи у моей постели и выходила меня…

  

 Два рисунка из альбома М. Житницкого 

Как-то в нашу палату пожаловал царь. Он запросто разговаривал с солдатами и каждому повесил на грудь медаль. Мою медаль вы видели, она в коробке с паспортом хранится…»

Тут, по воспоминаниям Марка, Юдл, сын Мордхе, ему, значит, он приходился дядей, хитро заулыбался:

– Такую медаль и маме надо было дать! Какой недогадливый царь…

Отец его смеётся, показывая белые крепкие зубы:

– У нас эта медаль с мамой на двоих!..

Отцом же Марка Житницкого был Шлойме, выучившийся на сапожника. Профессии у всех вполне еврейские, но характеры…

Слушайте дальше. Третьим сыном, как мельком сказано выше, был Цодик. Ну и биография! Как там в считалочке звучит: «сапожник – портной, кто ты будешь такой?»

У дяди Цодика имелся револьвер. Однажды вечером бабушка Нехама щипала перья. Вдруг стук в окошко. Мужской голос по-русски: «Открой, Нехама!» Бабушка вздрогнула. Перья взлетели. «Входите, Фёдор Иванович», – сказала она в темноту. Вошёл грузный городовой с пышными усами и шашкой на боку… «Где твой Цодик?» Однако не арестовывать пришёл, а предупредить. «Пусть немедленно уходит… Беда! И мой сопляк в одной компании с ним». Оказалось, что дядя Цодик настолько возненавидел самодержавие, что записался в боевую группу социал-демократической партии. И собирались они не где-нибудь, а на женской половине синагоги. Думали, там безопасно. Понятно, что вскоре их выследили, окружили, полицейский пристав замахнулся шашкой, но тут Цодик колом выбил шашку из его рук и нечаянно проломил ему череп.

Когда Цодика вели в суд, он кинулся на конвоиров, их было двое, рванул на себя их винтовки, и пока они падали и вставали, он уже подбегал к реке Днепр. Скатился с обрыва и по весеннему ледоходу, по ломкому льду, запрыгал к свободе. Но его всё-таки арестовали, этого богатыря Самсона, и упрятали в Сибирь. Дед Мордхе сидит, бывало, в одних подштанниках на кровати и ругается: «Этот жалкий воробей, этот дохлый цыплёнок полез драться с царским двуглавым орлом!» Смертную казнь заменили пожизненной каторгой. Пришёл 1917 год. Февральская революция. Под медные звуки Марсельезы открылась и камера Цодика. Восторженная толпа встречала политзаключённых. В этих объятиях Цодик и закончил свой героический путь. Умер от разрыва сердца! Ну, просто чертово невезение, говорили в семье. Не это ли  «настоящее» еврейское счастье – дожить до освобождения и упасть возле тюремных ворот, правда, по другую, лучшую сторону!  Тоже мне утешение!..

Брат же его Шлойме произнес вечно молодую фразу «но мы пойдём другим путём». И в 1905 году отправился в Эрец-Исраэль «искать лучшего места для проживания». Так он объявился в тогдашнем Яффо! Работы мало, жилья нет, постучал молоточком, походил-помаялся и спустя какое-то время решил, что в Стране Обетованной «обетует» слишком мало евреев, скучно ему! Вы только подумайте, не голодно, не жарко, а скучно ему стало! И ведь тронулся в обратный путь. Что-то он, видимо, заработал, потому что поехал не куда-нибудь, а в Париж. Устроился на обувной фабрике, вкалывал, тут строго было. И все-таки, лихая голова, вернулся в матушку Россию. Женился, дети пошли. А тут подоспела Первая мировая война. Оставив на жену пятерых орлов – один другого меньше, но все Житницкие, все крепыши – ушёл воевать. И остались кости еврейского сапожника, вояки и скитальца, где-то в прусской земле. К тому 1915 году воевал уже и дядя Юдл, третий из сыновей Мордхе. И тоже погиб… «Случайно ли во множестве столетий / И зареве бесчисленных костров / Еврей – участник всех на белом свете / Чужих национальных катастроф?». Несмотря на вопросительный знак, поэт Игорь Губерман едва ли ждет ответа. И нет его. Точнее, ответов так много, что односложно не ответишь.

Мееру было 13, когда его отец сгинул в Восточной Пруссии. Он был старшим из пятерых сирот и после трёх лет учёбы в хедере оказался достаточно грамотным, чтобы стать опорой для семьи. Его приняли рассыльным в аптеку, переименовали из Меера в Марка, а ещё через три года, в 1918-м, юный пролетарий, из тех, для кого и делалась революция, идёт добровольцем в Красную Армию.

Альбом «Из глубин памяти» – автобиографию в картинках и текстах Марк Житницкий завершил к своему 75-летию, в 1978 году. В нем более 500 рисунков 

В начале 1930 годов Марк Житницкий, отвоевав на фронте, отслужив пять лет в РККА (сегодня уже все надо объяснять, РККА это Рабоче-Крестьянская Красная Армия), поработав на лесозаводе, поменяв ещё несколько профессий, окончил и графический факультет Московского художественно-технического института (ВХУТЕИН) и возглавил отдел художественного оформления книг белорусского Госиздата. И женился на Нехаме Левиной.

Бабушка Сарра, дедушка Иче (внизу)  и родители Баси Житницкой – Гинда и Авраам 

С этого момента – новая глава в жизни Марка Житницкого и в нашей истории. Семья Житницких породнилась с не менее уважаемой, разве что чуточку более уравновешенной семьёй Левиных, где дед Иче Берл был двоюродным братом самого Менделе Мойхер Сфорима. В сериале, так ясно воображаемом мною, найдётся место и белорусскому местечку Узда и смене там властей, когда страдали и от белых и от красных, и чудесным старикам Иче Берлу и бабе Сарре, их сыну Аврааму и их невестке, любимой всеми Гинде Левиной. Гинда Тевелевна родила пятерых детей. Вот их имена: Нехама, Азриэль, Меер, Муся и Бася.

 

Родители Баси – молодые Гинда и Авраам, 1920 

Брат Азриэль (Зóля) во время Второй мировой войны был шофером у какого-то очень известного генерала, дошел до самого Берлина, потом жил в Москве. Другой брат, Меер, был мобилизован сразу после окончания школы, пропал без вести, видимо, погиб в первые дни войны. Сестра Муся была замужем за своим земляком Исааком Шацким. Из эвакуации они тоже не вернулись в Белоруссию, жили в Рыбинске. Их сыну, 10-летнему племяннику Аркадию Шацкому, дядя Азриэль привез с войны трофей – аккордеон. Аркадий стал блестящим музыкантом, композитором, руководил джаз-оркестром «Радуга». По его стопам пошла и дочь Нина, талантливая исполнительница романсов и джазовых композиций. Бася очень любила и племянницу и ее творчество, подарила мне ее диски, видеозаписи.

Гинда Левина с детьми. Слева направо: Бася, ее брат Азриэль, любимая мама и сестра Муся. Муся – бабушка известной певицы Нины Шацкой 

В 1973 году, когда Бася с детьми уже были в Израиле, в Рыбинске скончалась жившая у Муси любимая мама Гинда. Еврейского кладбища там не было, поэтому Азриэль перевез ее тело в Москву и похоронил на еврейском кладбище в Малаховке, под Москвой.

Могила Басиной мамы, Г. Левиной. Внизу – надписи в память о погибших в годы Второй мировой войны сестре Нехаме (в гетто) и брате Меере (на фронте) 

А мы вернемся к Марку и сестрам Нехаме и Басе. Итак, Марк женился на Нехаме. Бася, младшая сестрёнка Нехамы, Марка уважала, а сестру просто боготворила. И когда 30 января 1934 года у Житницких родилась девочка Ларочка, то эта любовь распространилась и на неё. Марк и Нехама были окружены друзьями, среди них было много художников, семья скульптора Бембеля, семья Гусевых… Когда они уходили в театр, в кино, Бася охотно оставалась с ребёнком. И малышка привязалась к ней.

15 сентября 1936 года старшие ушли смотреть фильм Чарли Чаплина «Новые времена», а девочки заснули. Не забудем, что Бася была всего на тринадцать лет старше племянницы… А ночью ворвались чекисты, перевернули весь дом (Бася так никогда и не узнала и не поняла, что всё-таки они искали) и увели Марка. Он осторожно вытащил из-под головки Ларисы маленькую подушечку и взял её с собой… Нехама выбежала на улицу и потеряла сознание. Бася металась от Нехамы к Ларочке. Марк получил 10 лет лишения свободы. Бася пишет: «Что значит участь Марка в масштабах «большого террора», как теперь называют сталинские репрессии тридцатых годов, когда погибли миллионы ни в чём не повинных людей? Но для его жены Нехамы и дочери Ларисы, для меня и всей семьи его жестокая участь стала частью нашей судьбы».

Поселок Ветлосян (недалеко от Ухты, в автономной республике Коми) 

А потом война. Их раскидало в разные концы. Когда в бомбёжке наступил короткий перерыв, Бася выползла из подвала, где укрывалась с мамой и сестрой, Мусей, и побежала искать Нехаму. «Лариса в бомбоубежище, её взяла семья подруги», – сказала Нехама, а сама даже спрятаться не могла, она, бухгалтер, выдавала мобилизованным деньги и дрожала за мешки, лежавшие на полу.

28 июня фашисты были в Минске. Бася оказывается в эвакуации. Где сестра с дочкой – неизвестно. Три долгих года она ничего не знает о судьбах Нехамы и Ларочки. Как только освободили Минск, буквально через две недели, Бася была там. Они оба вернутся в Минск, но первой – Бася. Ничего не зная о судьбе семьи, Марк пробыл в заключении весь срок, с 1936-го по 1946‑й.

До войны, в сентябре 1939 года, Марку удалось добиться свидания с женой и дочерью. На фотографии Нехамы 1932 года его рукой написано: «Карточка была со мною в лагере 10 лет».

Нехама Житницкая, сестра Баси – первая жена Марка. Запись внизу сделана его рукой 

Вот что Басе удалось узнать о судьбе сестры Нехамы, а я передаю с ее слов. Дочь их соседки Косаревой при немцах работала в полиции и сделала Нехаме паспорт на имя белоруски Елены. Нехама высветила волосы и ушла из гетто вместе с дочкой. Их приютила семья скульптора Андрея Онуфриевича Бембеля. Однажды во дворе Бембелей Ларочку увидела подруга хозяйки дома – Нина, жена известного белорусского писателя Петруся Глебки. Детей у них не было, а красивая Ларочка женщине приглянулась. Сам Глебка был в это время в Москве. Нина работала диктором на радио. И при немцах продолжала служить там же, но уже на оккупантов. Ларочка оказалась у неё, а за Нехамой пришли гестаповцы…

Когда фашисты стали отступать, Нина связалась с каким-то рыжим немцем и оказалась с ним в Кенигсберге, а потом и в Берлине.Главное, что узнала Бася: Нехамы нет, но Ларочка жива, и об этом она сообщила Марку. Но кое-что она от него скрыла: когда в Минск на пост генерального комиссара Белоруссии прибыл посланец фюрера гяуляйтер фон Вильгельм Кубе, еврейская девочка Ларочка Житницкая, чью мать убили фашисты, встречала генерала цветами. Эту фотографию на обложке минского журнала Бася мне показывала. Но волнение и ужас были так велики, что сама мысль переснять это изображение не пришла мне в голову… Осталась же в моем архиве настоящая фотография Ларисы той поры, в том же наряде, что и на потрепанной журнальной обложке. 

Эта милая еврейская девочка в белорусском национальном костюме, Ларочка Житницкая, вручала цветы фашистскому генералу фон Кубе

Из Берлина Нина Глебка пишет в Минск жене писателя В. Вольского: «Раньше я спасала Лару, а теперь она спасёт меня». Мол, всё, что она делала, имело целью спасти еврейского ребёнка. А у Петруся Глебки был добрый друг, всесильный Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко – депутат Верховного Совета, секретарь ЦК компартии Белоруссии. На военно-транспортном самолёте «были вызволены из неволи» жена и дочь знаменитого белорусского писателя. Об их возвращении Бася и её мама узнали от писателя Михася Лынькова, жену которого, Хану Абрамовну, вместе с сыном тоже убили фашисты.Гинда Тевелевна и Бася тут же отправились к особняку Глебки, на улицу имени Розы Люксембург. Постучали в калитку. Им открыла… Ларочка. Она бросилась к бабушке и тёте Басе, как будто потеряв дар речи – и только молча обнимала их и целовала. Пройдёт немного времени, и она перестанет их замечать.Нину Глебку никто не тронул, хотя весь город знал о её службе у немцев. Более того, и сам Глебка, сидя в Москве, тоже знал об этом. Значит, знали и органы, но и его почему-то не тронули.Бася и её мать ложились спать и вставали с одной мыслью, как подступиться к Ларисе. В дом их больше не пускали. Они искали её на улице. Однажды Бася увидела её. Девочка шла в магазин, опасливо озираясь. Догнала: «Почему ты нас боишься? Ведь мы любим тебя!» – «Мне мама наказала, чтобы я не смела видеться с вами, – сказала она тихо. – Теперь я её дочь… Сейчас я полная белоруска и ничего общего с вами у меня нет». И убежала.

Марк Житницкий в ссылке. Ветлосян (Ухта, Коми АССР), 1943

Марк вернулся. Из его дневника: «В сентябрьский дождливый день 1946 года я с волнением постучал в маленький одноэтажный домик моей тёщи. Мне открыла молодая девушка, которая назвала себя Басей…» Когда она села напротив, он стал в её фигуре и лице искать черты сестры, его любимой Нехамы.Первая встреча с Ларой. Калитка оказалась незапертой. Лара болела и что-то рисовала в кровати.

– Ой, папа!

Она его узнала! Ему показалось или он видел слёзы в её глазах? Он напомнил ей об их свидании в 1939 году. Она насупила брови и тихо сказала: «Всё помню…»

О, сколько унижений вынес этот сильный и гордый человек. Глебка все свои доводы сводил к одному: у Марка нет условий, чтобы взять к себе дочку. Неожиданно для себя самого, Житницкий сказал, что есть условия. Он женился на Басе, сестре своей покойной жены.

Пока шёл разговор, Нина то и дело бегала в соседнюю комнату, пока оттуда не донёсся голос Лары: «Не уйду отсюда! Хочу здесь жить!»

Когда он попытался увидеться с Ларой в школе, она при всех выпалила: «Вы мне не отец и никогда им не будете!..»

Как он не умер тогда? Вышла завуч и резко отчитала его. В городе висели афиши фильма с названием «Где моя дочь?» Кто-то сделал приписку «У Глебки».

С Марка сняли судимость. В дом входить нельзя, в школу нельзя. И Бася и Марк пытались увидеть Лару украдкой. Стоит красивая девочка на углу своей улицы и продаёт ягоды. Новая «бабушка» послала. Марк издали любовался ею. «Схвачу в охапку, суну в машину и увезу в Москву…»

Но кто он и кто эта волчица?

Нине Глебке было тревожно, мало ли что может учинить этот Житницкий, но тут ей опять улыбнулось счастье: 3 марта 1949 года Марка Житницкого арестовали вторично. Да, Бася, у которой был жених, её сверстник Гриша Канторович, не могла остаться равнодушной к страданиям Марка. Судьбы Лары и Марка вытеснили всё. Она страдала вместе с ним, как она сказала, «всеми его болями». Вернувшись из особняка, он передал ей тамошний разговор. Вы, мол, женитесь, и мачеха будет издеваться над Ларисой. И тогда он выпалил, что если женится, то только на Басе, а Бася ведь воспитывала ребёнка с пеленок… И Бася кивнула головой: она готова выйти замуж за Марка. Так муж ее сестры Нехамы стал ее мужем. Он был старше на 20 лет, а она любила другого…

Четыре месяца его держали в тюрьме, потом этап… Енисей и бессрочная ссылка в Игарку. Исачку, их сыну, Исааку Житницкому, было тогда полтора годика. Бася колебалась недолго, конечно, надо ехать к Марку. Однако брать с собой такую кроху страшно. Ведь не куда-нибудь – за полярный круг, в зону вечной мерзлоты! Но ведь Марк уже потерял дочку. А теперь его оторвали и от сына. И она стала складывать кисти и краски. Ещё одна еврейская «декабристка».

Северные олени. Бася с Исачком в Игарке, во время второй ссылки Марка 

Исаак выучил еврейскую историю там, в Игарке. Заключённые выдирали из толстых старинных книг прозрачные листы-прокладки, скручивали из них цигарки, а под ними оказывались великие творения мастеров – Микельанджело, Рембрандт… Царь Давид, Моисей, все герои еврейской истории ожили для мальчика именно там, в краю снегов и оленей. Марк хорошо знал историю и давал разъяснения и жене и сыну.

Марка Житницкого реабилитировали в 1956 году. Они вернулись в Минск, получили квартиру в Доме художников. Через два года родилась дочь, Алла.

Лара вышла замуж за выпускника консерватории Игоря Демченко. Пока Житницкие были в далекой Игарке, мать Баси встретилась с ним. Очень милый человек. Приняли нормально. Обменялись фотографиями. Ту, где маленькая Лара прижимается к маме, к Нехаме, Игорь подарил жене на день рождения. А та, где Игорь, Лара и их старший сынишка Саша, пошла на Игарку. Но с Ларой сближения не получалось.

Нехама с дочерью Ларисой, 1939. На обороте Марк Житницкий написал:

Через стены моей темницы, через тайгу и горы, через необозримые дали, через огненный вал войны – мои мысли с вами, мои дорогие! 30 января 1944. Ухта.

В 1969 году Житницким прислали вызов из Израиля, ещё через два года Исаак, уже известный отказник, активный участник сионистского движения, привозит в Израиль всю семью. Провожая Исаака, его друг Эрнст Левин написал: Как старый Ной, я нашей рад разлуке. / Наш дальний берег ближе с каждым днём. / Возьми же первый камень суши в руки / И поцелуй, сказав ему «Шалом».

У Исаака трое детей – Исраэль, Иегуда, Лиат. У Аллы было четверо – Янив, Зеэв, Ифтах и Гидон. Я видела фотографию Баси с внуком Исраэлем. В армейской форме он похож на моего сына.

Бася с семьей сына Исаака 

20 лет спустя Бася поехала в Минск. Подруга передала, что один из сыновей Лары просил её адрес в Израиле. Снова искорка надежды. Надежды на что? Жизнь-то почти прожита. Она не поехала – полетела!

Встретились. Бася рассказывала о жизни в Израиле, о выставках работ Марка, показала альбомы, изданные известным издательством «Масада». Тема Катастрофы европейского еврейства была одной из главных тем художника. Не слишком разговорчивая, на сей раз и Лара приоткрыла душу…

Глебка умер в 1969 году. Нина Глебка судилась с Ларой за наследство. Произнесем это еще раз: Нина Глебка судилась с Ларой! С этой целью она представила суду настоящую метрику Лары: вот написано, кто её настоящие мать и отец…

Лара пошла в церковь, чтобы поставить поминальную свечку по маме Нехаме. Бася ей объяснит, что и как делают у евреев…

Бася привезла больному Марку письмо. Лара писала: «Сложная штука жизнь. Каждому она отмеряет свою долю радостей, огорчений и испытаний, но, пожалуй, Вам досталось больше других. Очень жаль, что всё так получилось, жаль, что есть в этом доля и моей вины».

Марк Житницкий (1903-1993), очень сильный физически и богатый духовно человек. Несмотря на все испытания и страдания он сумел дожить до 90 лет! 

Марк медленно, осторожно положил открытку во внутренний карман пиджака. С левой стороны, поближе к сердцу…

В эпилоге Бася пишет, что по возвращении домой она послала Ларе гостевой вызов. И в ноябре 1992 года Лара приехала в Израиль вместе с младшим сыном Славой. «Я старалась показать им всю нашу страну… И гости были восхищены увиденным». Во всем и на всем была рука Баси.

Марк к тому времени находился уже в доме для престарелых, с очень хорошим уходом, жить ему оставалось менее полугода, но в эти дни у него был какой-то особенный, необыкновенный душевный подъем – он ждал этой встречи, этой возможности обнять свою дочь всю жизнь. Лариса была его раной, его болью. Исаак привез его домой. Их сфотографировали вместе – Марк Житницкий в первый и единственный раз со всеми своими детьми – Аллой, Ларисой и Исааком. Даже на снимке, обнимая Ларису, он смотрит не в объектив, а на ее профиль, как будто не веря в реальность происходящего.

Марк Житницкий со всеми своими детьми незадолго до смерти. Слева направо: Алла, Марк, Лариса, Исаак. 1992 

Слава произнес то, о чем думали все: «Это должно было произойти давно!» Очень скоро, в апреле 1993-го, Марка Житницкого не стало.

Брат и сестра в Яффском порту. Исаак встретил Лару в Израиле как родного человека. 1992 

В самом начале нашей истории мы сказали, что когда Бася Житницкая решилась написать рассказ о своей семье, о своей жизни, она ещё не знала, во что выльется её повествование, на какой ноте она его завершит. Ее книга «Жизнь, прожитая с надеждой», вполне готовый сценарий, заканчивается, как мы видели, почти счастливо. Она вышла на иврите и на русском языках. Были волнующие презентации. Моя радиопередача состоялась еще до публикации книги.

И вдруг…

В конце 2003 года Бася Житницкая, жившая тогда в Рамат-Гане, получает письмо из Иерусалима: «Уважаемая госпожа Житницкая! В отдел «Праведники Мира» израильского мемориала Холокоста «Яд ва-Шем» обратилась Глебко (так в письме – Ш.Ш.) Лариса Петровна с просьбой посмертно отметить почетным званием «Праведники Мира» свою приемную мать Глебко Нину Илларионовну, а также Дедок (Бембель) Ольгу Анатольевну, которые в годы нацистской оккупации помогли ей спастись…»

Мою радиопередачу о семье Житницких слышала и бывшая минчанка из Ашдода Евгения Григорьевна Неусихина. Она пишет, что училась в той же школе, что и Лариса, но она младше ее года на четыре, и сама однажды была свидетельницей, как отец Лары и ее бабушка приходили в школу, и как она гнала их, не хотела ни видеть, ни выслушать. «Придя домой, – пишет она, – я рассказала об увиденном своим родителям, и тут мой отец рассказал маме, что Нина Глебка во время немецкой оккупации выступала по радио с агитационными речами «за независимую Беларусь под эгидой Великой Германии» и входила в группу белорусской интеллигенции, сотрудничавшей с фашистами. Она выдала немцам мать Лары и, уверенная, что уже никто ей не помешает, оставила девочку у себя… По словам моего отца, только очень высокое общественное положение поэта Глебки спасло его жену от репрессий за профашистскую деятельность. Несколько лет мы ничего больше не слышали о семье Марка Житницкого, хотя и вспоминали, время от времени, эту трагическую историю».

Вот вам и «счастливый» конец! Есть у меня и ответное письмо отдела «Праведники мира» мемориала «Яд ва-Шем» Ларисе Петровне, очень вежливый и обстоятельный, хотя наглую ее просьбу (ну, а как мне ее назвать?!) не удовлетворили…

– Где Вы черпаете силы? – спрашивала я совершенно обескураженную Басю. Она только пожимала плечами.

– Мы же не можем знать, может, кто-то подговорил Ларису, соблазнил какими-то выгодами. Не хочется думать, что про ее «идею» знали муж и сыновья, такие симпатичные люди…

В этом вся Бася. Повидавшая и пережившая столько зла, свою душу сохранила чистой.

Я подарила ей томик стихов Сары Погреб, она вернулась позднее ко мне с этой книжкой и показала мне отчеркнутые карандашом слова:

Разлука – жестокая сила.

Дохнёт, и зови – не зови.

Но тайно и явно просила,

И чудо мне явлено было

Живучей, как корни, любви…

Такой «живучей» была и ее любовь – к родным, о которых она написала, к далеким и близким, к друзьям, к Израилю. Сильный характер, открытая душа…

Бася была еще жива, когда внезапно умер ее внук Гидон, сын Аллочки и Виталия. Это случилось через десять дней после автомобильной аварии. Он получил травму, но быстро пришел в себя, не пожелав даже показаться врачу, ездил в университет на занятия, а на десятый день старший брат нашел его в кровати бездыханным. Врачи постановили, что оторвался тромб. Но Бася, обожавшая его, к счастью, наверное, для себя, об этом не узнала. Она скончалась от болезни Альцгеймера, такого медленного затухания сознания, 18 апреля 2011 года, пережив Марка на 18 лет. Оба ушли в самом начале пасхального праздника.

Их дочь Аллочка, миниатюрная, красивая молодая женщина, в своем прощальном слове о матери старалась говорить спокойно и сдержанно, а потом, подняв вдруг глаза к темнеющему небу, произнесла: «Мамочка, пригляди там, на небесах, за нашим мальчиком».

Альманах “Еврейская Старина” №2(69) 2011 г.

.

 Впервые опубликовано в газете «Новости недели» (приложение «Еврейский камертон»), Израиль, 09.06.2011.
.
Опубликовано 24.07.2011  13:06
Обновлено 25.06.2021  03:33