В эти дни Израиль отмечает полувековую годовщину победы в Шестидневной войне. Триумф 1967 года коренным образом изменил ситуацию на Ближнем Востоке, повлияв при этом и на израильское общество, и на еврейский народ в целом. Об этом мы побеседовали с бывшим послом Израиля в США, депутатом Кнессета Михаэлем (Майклом) Ореном (партия “Кулану”) – известным историком, одним из ведущих специалистов по Шестидневной войне, автором книги “Шесть дней войны”.
Мы привыкли считать победу в Шестидневной войне предрешенной. Насколько оправдана эта точка зрения?
Абсолютно не оправдана. Накануне войны израильтяне считали, что само существование государства под угрозой. В общественных парках были подготовлены места для 10 тысяч могил – и это считалось недостаточным. Мы были одни, у Израиля не было союзников. США были дружественным, но не союзным государством. Франция, поставлявшая нам оружие, накануне войны перешла на другую сторону.
В обществе царила подавленность. И народ давил на правительство, чтобы заставить его начать войну. Предвоенный период был очень напряженным, очень нервным. Призвали резервистов, и израильская экономика, на тот период по преимуществу аграрная, просто встала. А ведь середина 60-х годов и без того была периодом экономического кризиса. Никто не мог предположить, что результаты войны окажутся такими.
Действительно ли арабы намеревались уничтожить Израиль?
Арабская общественность действительно требовала уничтожить Израиль. Среди оперативных планов арабских армий были и предусматривающие не только завоевание, но и уничтожение. Даже иорданская армия планировала захватить иерусалимский коридор и расстрелять жителей Моцы и мошава Бейт Заит. У египетской армии был подробный список объектов, которые необходимо уничтожить – в том числе Димону. Планировалось разрезать Израиль пополам и аннексировать Негев. Целью сирийцев был захват Хайфы.
Но если вы спросите, хотели ли арабские лидеры, прежде всего Насер и Хусейн, войны, мой ответ – нет. Они и не думали, что война начнется. Насер хотел бескровной победы. Он вел борьбу за лидерство в арабском мире, расколотом на два лагеря. Радикалы, которых поддерживал СССР: Египет, Ирак, Сирия, Алжир. Консерваторы: Саудовская Аравия, Иордания, государства Персидского залива, Марокко. Но и эти лагеря были расколоты. Например, Сирия конфликтовала с Египтом, Иордания – с Саудовской Аравией.
Насер, видевший себя лидером всего арабского мира, был ослаблен. Интервенция в Йемен оказалась провальной, экономика находилась в глубоком кризисе, что вызвало брожение в народе. Насер хотел демонстративно поиграть мускулами, не доводя дела до войны. Что может быть лучше, чем выгнать силы ООН из Синая и перекрыть Тиранский пролив для израильского судоходства? Чистая победа без единого выстрела.
Велика ли была роль СССР в провоцировании войны? Чего хотели добиться в Москве?
Я не знаю русского, но вместе с переводчиками оказался одним из первых исследователей, попавших в 90-е годы в советские архивы. Там я нашел несколько очень интересных вещей. В 1967 году американцы начали бомбардировки Северного Вьетнама. СССР это очень напрягло, и в Москве стали искать место, где можно спровоцировать конфликт низкой интенсивности, чтобы облегчить положение Северного Вьетнама.
Мир как шахматная доска?
Да. С точки зрения СССР, эти действия вполне логичны. Вы давите на нас там, а мы действуем здесь. Вам придется отвлечься, а мы наберем массу очков. Нам нужны победы, и это – победная стратегия. Не думаю, что СССР хотел войны, но он подлил масла в огонь, распространяя слухи о концентрации ЦАХАЛа на сирийской границе. Мол, Израиль готовится атаковать. Египетские самолеты совершили облет этой границы и установили, что никакой концентрации нет. Но, тем не менее, СССР сыграл значительную роль в разжигании конфликта.
Как вы уже отметили, вторая сверхдержава, США, на тот момент еще не союзник Израиля. Что представлял собой этот конфликт с точки зрения американцев?
Он был для них проблемой. Американцы увязли во Вьетнаме. Именно в 1967 году начались массовые антивоенные демонстрации. Год спустя, под общественным давлением, ушел в отставку президент Линдон Джонсон. Последнее, что им надо было – еще одна горячая точка. Но не будем забывать, что у США не было никаких обязательств перед Израилем. Разве что моральный долг, а это очень абстрактное понятие. Так что СССР могли много что выиграть, а США – много что проиграть.
На ваш взгляд, стал бы Израиль решать проблему “границ Освенцима”, если бы Египет не предоставил Casus belli?
Главным мотивом действий правительства было опасение утратить сдерживающий потенциал. Насер выгнал ООН с Синайского полуострова, перекрыл Тиранский пролив, выступал с воинственными заявлениями. Если бы Израиль оставил это без ответа, потенциал был бы утрачен.
То есть самостоятельно Израиль не стал бы инициировать войну?
Не стал бы. Интересно, что в апреле 1967 года израильская военная разведка пришла к выводу, что война с арабскими странами будет не раньше 1970 года.
Накануне Шестидневной войны у начальника генштаба Рабина произошел нервный срыв, а премьер-министр Эшколь запнулся в прямом эфире. С другой стороны, Моше Даян, назначенный министром обороны, проявил редкую самоуверенность. Имеют ли лидеры право на слабость или на заносчивость?
Назначение заносчивого Даяна министром успокоило общественность, которая была в панике. Запинка Эшколя была вызвана простудой и тем, что текст бы напечатан на машинке и содержал правку от руки. Это одиночный инцидент. Но Рабин во время войны не играл практически никакой роли. Он так и не пришел в себя.
Если обратиться к протоколам, то практически во все судьбоносные моменты войны (идет ли речь об Иерусалиме или Голанских высотах) Рабина нет. Доминантной фигурой войны был Даян. Он принимал все решения. А решение о завоевании Голан было принято им вопреки однозначному запрету правительства.
Через несколько часов после того, как правительство решило не атаковать Сирию, Даян звонит командующему северным округом Дадо (генерал-майору Давиду Элазару – прим.ред.), и, в обход премьер-министра и начальника генерального штаба дает приказ начать военные действия. За это его даже хотели отдать под суд. Но если победителей не судят, как отдать под суд национального героя?
А чем занимался Эшколь?
Он занимался в первую очередь вопросами внешней политики. И его роль была очень велика – особенно в том, что касается Иерусалима. Правительство Израиля, в том числе – религиозные министры, колебались, стоит ли освобождать Старый город, Стену плача. И если смотреть на это не через призму дня сегодняшнего, было чего опасаться.
Война была очень проблемной. Американцы от нее не в восторге, СССР выступает на стороне противника. Израиль в полном одиночестве. Война продолжается три дня, победа на этом этапе уже не подлежит сомнению. Положен конец иорданским обстрелам. Зачем завоевывать Старый город?
Там святыни всех мировых религий. Позволит ли христианский мир, чтобы евреи захватили Храм гроба Господня? Позволит ли мусульманский мир завоевать мечеть аль-Акса – третью по важности святыню ислама? Не окажемся ли мы в конфронтации со всем миром?
Сильнее всего против завоевания Старого города выступал МАФДАЛ. Хаим-Моше Шапиро. Религиозные партии изначально выступали против войны, но особенно – против завоевания Старого города.
Почему?
Они боялись, что ЦАХАЛ выйдет к Стене, протрубят в шофар, а потом Израилю придется уступить Старый город. И это станет слишком глубокой раной. Так что лучше остаться на горе Нево и не войти в Землю Обетованную.
Первым за освобождение Старого города выступил Менахем Бегин, вошедший накануне войны в правительство национального единства. На это Эшколь ему на идише ответил: “Толково придумано”. Мол, только этого нам не хватало.
Когда десантники Моты Гура занимают Масличную гору и смотрят на Старый город сверху вниз, Эшколь обращается с посланием к королю Хусейну – каналы связи продолжали действовать: “Мои солдаты окружили Старый город, но если вы согласитесь на немедленное прекращение огня, выгоните из Иордании египетских офицеров и согласитесь начать переговоры о мире с Израилем – ЦАХАЛ не войдет в Старый город”.
То есть впервые за две тысячи лет лидер еврейского государства может установить контроль над Старым городом, но готов отказаться от этого ради мира с арабским государством. Но Хусейн не отвечает – и всего за два часа ЦАХАЛ занимает Старый город.
Как действовал Бегин, впервые вошедший в правительство?
На мой взгляд, предельно ответственно. Он голосовал против завоевания Голанских высот. Там опасения были не в открытии третьего фронта – к этому времени военные действия на двух других фронтах практически завершились. Дело было в том, что сирийский режим был близок к СССР даже в большей степени, чем египетский. И правительство опасалось, что Советский Союз не станет сидеть сложа руки.
Это поколение было все в шрамах – Война за независимость, операция “Кадеш”, Холокост… И одним из главных его страхов был страх перед вмешательством СССР. Панический страх перед советской армией. Даже я, участник Ливанской войны, это помню. В 1982 году серьезно опасались советского вмешательства. На каком-то этапе был слух, что “русские пришли”, и я помню этот страх…
Кстати, в 1967 году опасения были оправданы. Советская эскадра вышла в море, и если бы война продлилась дольше шести дней…
Известно, что в 1968 году к берегам Израиля была направлена атомная подлодка с крылатыми ядерными ракетами, на случай, что Израиль пересечет “красную линию”…
А у армий есть тенденция их пересекать. В 1967 году был отдан приказ не выходить к Суэцкому каналу, но ЦАХАЛ к нему вышел – просто за счет наступательного порыва. С первого дня курса молодого бойца солдат учат атаковать. Так что мы вполне могли занять и Дамаск. С Бейрутом, кстати, так и произошло. Бегин, который сидел в советской тюрьме, очень боялся русских. Поэтому он был против захвата Голан.
Почему после освобождения Иерусалима слова Моты Гура “Храмовая гора в наших руках” так и осталась лозунгом, не наполнившись реальным содержанием?
Сама по себе эта фраза – результат двух тысячелетий галута. В наших руках, в руках Армии обороны Израиля. Это слова, которые еврейский народ мечтал услышать две тысячи лет.
Но сама-то Храмовая гора осталась в руках мусульман.
И да, и нет. Это было решение Даяна, возможно, не самое удачное. На Храмовой горе был поднят израильский флаг, но Даян приказывает его снять. Приходит главный военный раввин Шломо Горен и предлагает взорвать мечети на Храмовой горе – конечно, этого не сделали.
Даян и правительство вместе с ним пришли к выводу, что в святынях Иерусалима необходимо соблюдать статус-кво. Это касается не только Храмовой горы, но и Храма гроба Господня. К тому же Вакф 1967 года – не сегодняшний Вакф. Он склонил голову перед израильскими властями и не делал проблем. Израиль также признал особый статус Иордании – государства, которое было частью антиизраильской коалиции.
Каким образом освобождение превратилось – в глазах части общества – в оккупацию? Почему через 50 лет после завершения Шестидневной войны ее исход вызывает столь жаркую полемику?
Из-за палестинцев. Касательно Голанских высот таких споров нет. Там действует израильское законодательство, с 1981 года это суверенная территория Израиля. Контроль над Голанами не угрожает еврейскому характеру государства. Под нашим контролем находятся 2,5 миллиона палестинцев – и это после того, как в 2005 году мы вышли из сектора Газы. Иудея и Самария – родина еврейского народа, но международное сообщество признает эти территории оккупированными.
Насколько изменилось израильское общество в результате Шестидневной войны?
Начнем с израильской мощи. После этой войны и войны Судного дня арабские страны поняли, что с помощью конвенциональных военных средств Израиль не победить. С 1973 года мы не воевали против армий арабских стран. Это огромное достижение по сравнению с Войной за независимость, когда египетская армия остановилась только в 30 километрах от Тель-Авива, когда Иерусалим был в осаде. С военной угрозой было покончено.
Началось вытеснение СССР с Ближнего Востока, то, что называется Pax Americana. Стал возможным стратегический союз между нами и США. На сегодняшний день, пожалуй, ни с одной другой страной у США нет таких тесных отношений. Израиль получил военную помощь на сумму 40 миллиардов долларов.
Резолюция 242 Совета Безопасности ООН, установившая принцип “мир в обмен на территории”, позволила нам заключить мир с Египтом, а он, в свою очередь, привел к миру с Иорданией. Израиль получил возможность инвестировать средства в технологическое развитие, в инфраструктуру. Кардинальным образом изменились отношения между Израилем и еврейской диаспорой.
Я знаю, что в Риге в 1967 году латыши поздравляли евреев с победой.
Наиболее сильно Шестидневная война повлияла именно на советских евреев. Как говорят узники Сиона, именно победа дала им силы выступить против режима, что далеко не само собой разумеется. Освободительное движение советских евреев стало значительным фактором падения СССР и привело к репатриации миллиона евреев. Алия придала Израилю огромный импульс, но началом стал 1967 год.
Но война изменила и палестинцев. До нее о палестинцах никто не говорил. Конфликт, который был арабо-израильским, постепенно стал палестино-израильским. Одним из центральных вопросов визита президента США Дональда Трампа станет возобновление палестино-израильского мирного процесса. Но и визит Трампа, и палестинцы – результат Шестидневной войны.
Когда вы смотрите на то, что происходит сейчас в арабском мире, что лучше: Шарм аш-Шейх без мира или мир без Шарм аш-Шейха?
Даян сказал это, потому что считал контроль над Шарм аш-Шейхом залогом безопасности Израиля. Сейчас это звучит по-империалистически: мы не собираемся отказываться от завоеваний во имя мира. Но имел он в виду другое. Мир и безопасность неразрывно связаны. Ни одно правительство Израиля, будь оно правым или левым, не станет подписывать мирный договор, угрожающий безопасности государства. Никто не допустит возникновения в Иудее и Самарии независимой Палестины, которая станет новой Газой или оплотом “Исламского государства”.
Беседовал Павел Вигдорчик