Сколько уже старших товарищей ушло, а смириться с этим никак не получается. Яков Гутман (1945–2020) видится мне очень живым человеком, и как говорить о нём «был»?
Познакомились мы благодаря Минскому обществу еврейской культуры имени Изи Харика (МОЕК) – в 1995-м или 1996-м году Яков, приехавший из Америки, что-то обсуждал с Михаилом Нордштейном, редактором газет «Авив» и «Авив хадаш», в читальном зале МОЕКа. Я слышал, что репутация Гутмана в еврейских кругах Минска неоднозначная, но подошёл к нему, спросил, может ли он что-нибудь сделать для библиотеки МОЕКа… Ответ был примерно такой: «А разве я мало сделал?» Затем я уточнил у зав. библиотекой Дины Звуловны Харик, действительно ли Яков Гутман помогал… Она подтвердила (да и всегда положительно отзывалась о Гутмане, члене правления МОЕКа на рубеже 1980-90-х – фактически одном из основателей организации).
В конце 1990-х я нередко читал о Гутмане в «Авиве», где его ругали и высмеивали. Время от времени его фамилия мелькала также в газетах «БДГ», «Вечерний Минск», «Народная воля», «Наша Ніва»… Но следующая наша очная встреча состоялась в начале 2001 г., когда во Дворце культуры тракторного завода проходило какое-то «еврейское мероприятие». Яков подошёл сам и спросил: «Если не ошибаюсь, Вы – Вольф Рубинчик?» В то время я пописывал в «Arche» и «Нашу Ніву», а он почитывал… И предложил, чтобы я готовил статьи с его слов, потому что ему самому-де писать трудно (от такой «радости» я отказался). Позже Яков не раз отнекивался, когда я предлагал ему что-то напечатать в газете «Анахну кан» и бюллетене «Мы яшчэ тут!» – ссылался на недостаток литературных способностей. В то же время интервью давал охотно, а пару раз его всё-таки удавалось «раскрутить» на заметки.
Весной 2001 г. видел Якова на ул. Даумана, когда заходил в редакцию газеты «Берега», с которой в то время находил общий язык. Поздоровались, обменялись парой слов о cостоянии еврейской прессы в Беларуси… Но более содержательный разговор состоялся у нас в июле или августе 2001 г., после того, как я попробовал кое-что реформировать в МОЕКе (что привело к отставке некоторых «ответственных» лиц, но и меня оставили за бортом). Я знал, что Яков часто бывает на Даумана – видел его за компьютером в редакции «Берегов». Встретились в молельном зале, обсудили «проблему Данцига»… Похоже, моего собеседника уже не очень интересовали дела МОЕКа, с которым он к тому времени давно распрощался. Но Дине Харик, оставшейся без любимого занятия ввиду закрытия библиотеки, Яков сочувствовал. В 2002 г. я вытащил его к ней в гости на ул. Городской Вал – она была рада увидеть Гутмана после долгого перерыва. Перед походом Яков отнекивался – «всё равно я не могу решить её проблемы» – но в итоге, по-моему, не жалел.
Участились наши контакты с Яковом Бенционовичем после того, как я начал собирать подписи за передачу здания синагоги на Димитрова, 3 одной из еврейских общин. В начале сентября 2001 г. Гутман позвонил ко мне домой и предложил «объединить усилия». От лица Всемирной ассоциации белорусских евреев он заявлял о своих правах на это здание, мне же более логичной и вероятной казалась передача синагоги Иудейскому религиозному объединению (ИРО)… Помнится, я съязвил, что с его, Гутмана, репутацией трудно рассчитывать на успех. Яков не остался в долгу – по его мнению, собирать подписи было бесполезным занятием («разве что для очистки совести», как он пояснил).
Бегал-бегал я за подписями, затем в компании моего тогдашнего приятеля Александра Элентуха добился встречи с некоторыми «еврейскими лидерами», надеясь, что они, увидев мнение 115 минчан, объединят усилия… Тем временем в середине сентября здание начали готовить к сносу – вынули окна, обнесли забором. В какой-то момент мы с бывшим активистом МОЕКа Михаилом Зверевым решили, что пора бить тревогу, и отправились к Юрию Дорну – президенту ИРО… У него встретили Гутмана и провели импровизированный «круглый стол». Дорн позвонил в «Джойнт», пересказав то, что мы видели, Яков же предложил не рассчитывать на международные еврейские организации (с «Джойнтом» он судился в конце 1990-х), а подавать петиции в госучреждения и посольства… В общем, тогда мы с ним кое-как договорились, хотя к петициям у меня было скептическое отношение.
В 20-х числах сентября события ускорили ход – к Димитрова, 3 приехал бульдозер. По инициативе Якова мы втроём (Гутман, Элентух, я) прорвались в комитет по охране наследия при министерстве культуры, сагитировали его председателя Дмитрия Бубновского придти на стройплощадку… Те, кто сносил здание, откровенно издевались над чиновником, махавшим запретительной бумагой, и в конце концов он вызвал милицию. Ничего это не дало – милиционеры как приехали, так и уехали. Гутман окольными путями пробрался в полуразрушенный дом и, ухватившись за решётку, выглядывал из окна – это впечатляло! Но сотрудников фирмы «Комкон» было больше, к тому же они наняли бандитского вида охранников… В общем, всех нас постепенно вытеснили со стройплощадки.
В тот день мы посетили и прокуратуру, забросили обращение в Мингорисполком, а назавтра решили выйти на пикет к этому ведомству. Тут Элентух от нас откололся – что ж, 26 сентября вышли вдвоём. Простояли минут 15, раздавая прохожим самодельные листовки, подписанные Гутманом и Рубинчиком…
Писал Яков, я редактировал и переводил на белорусский. Я. Гутман умел говорить и писать по-белорусски, но не очень уверенно. Справа – вышеупомянутое предписание Бубновского (кажется, несколько дней спустя под давлением начальства он его отозвал)
В милиции на меня произвело впечатление то, как уверенно держался Яков. Он являлся гражданином РБ, но постоянным жителем США – это играло свою роль. Также, по-видимому, опыт задержания в марте 2000 г. не прошёл для него даром (я-то был задержан впервые и несколько робел). Нас отвезли в суд Московского района; за милицейской машиной ехали своевременно предупреждённые Гутманом сотрудники посольства США и представительства ОБСЕ… Они присутствовали на заседаниях, где оба мы затребовали адвокатов. Как ни странно, судья пошёл навстречу и дал на «поиск» несколько дней.
Cтатья из выходившей тогда в Минске газеты «Belarus Today», 01.10.2001
Яков предложил сказаться больным и тянуть с походом в суд, пока от нас не отстанут… Кажется, он так и сделал. Я же обратился в тогда ещё не закрытый правозащитный центр «Вясна» и в начале октября пришёл на заседание вместе с Валентином Стефановичем (параллельно предупредил журналистку Анну Штейнман, она тоже пришла). После яркой речи Стефановича судья не посадил меня, не оштрафовал и даже предупреждение не вынес, а ограничился «устным замечанием». Cейчас такое трудно себе представить: как известно, за включенную на минуту песню Цоя «Перемен!» двоим диджеям «припаяли» в августе 2020 г. по десять суток ареста… К чему я это говорю – осенью 2001 г. времена были ещё относительно «вегетарианские», в суде можно было пользоваться помощью представителей правозащитных организаций, а не только платных адвокатов. И даже интернет после «избирательной кампании» работал в стране без перебоев, хоть и медленно.
В конце сентября мы с Гутманом посетили ещё организационное собрание инициативы в защиту Куропат, проходившее в музее имени Янки Купалы. Тогда он подал несколько дельных реплик, хотя, по-моему, не питал ко многим собравшимся большой симпатии. Мы сошлись с ним во мнении, что вокруг Куропат много болтовни, а реально защищают урочище другие люди. Незаметно я перешёл с ним на «ты», несмотря на более чем 30-летнюю разницу в возрасте.
В том году меня разозлило и закрытие библиотеки МОЕКа, и то, что в первых числах октября синагога на Димитрова была окончательно снесена при попустительстве местных «еврейских лидеров», и то, что в Куропатах власти расширяют дорогу… А ещё – «реставрация» старинной двери в доме на ул. Раковской, из-за которой фрагмент со следом от мезузы был по-варварски выпилен. Хотелось действовать, и я принял предложение Якова присоединиться к шествию молодофронтовцев 26 октября в память о минских подпольщиках, хотя предчувствовал, что это шествие разгонят.
Так и случилось. Когда мы собрались у тюрьмы на Володарского, вокруг уже тусовалась милиция. Инициативу взял в свои руки лидер «Молодого фронта» Павел Северинец, а Яков отошёл на задний план в прямом и переносном смысле. Мы с плакатами и свечками двинулись в сторону улицы Октябрьской, он отстал; нас задержали, его нет. Потом я спрашивал у Гутмана, почему; он ответил, что старший офицер отдал приказ «старого не брать». Может, и так… Впрочем, после выхода с Окрестина меня напрягало не то, что Гутман избежал ареста, а то, что он не подогнал нам передачку. Яков оправдывался – мол, ему сказали, что в выходные дни передачи не принимают. В общем, осадок остался, и я решил ограничить с ним общение, да и депрессия после трёх суток отсидки затянулась у меня на сколько-то недель…
В ноябре-декабре 2001 г. об активности Гутмана я узнавал в основном из прессы. Он по-прежнему пытался повлиять на Мингорисполком и министерство культуры через прокуратуру (добился того, что какой-то прокурор заявил: «Решение о сносе здания на Димитрова было принято на основании недостаточно исследованных материалов»), правительство и депутатов. Мне же хотелось мобилизовать «народные массы», и я мало-помалу готовился к выпуску независимой еврейской газеты… а попутно выполнял, как умел, свои аспирантские обязанности.
Помнится, в ноябре, во время научной конференции в Гродно, зацепила меня публикация «Народнай волі», где говорилось, что с протестом к зданию Мингорисполкома вышли активисты «Всемирной организации белорусских евреев» Гутман и Рубинчик. Отправил письмо главреду, где указал на ошибку Людмилы Грязновой, на то, что в ВАБЕ я никогда не входил (да и с Грязновой никогда не связывался). «Народная воля» не сочла нужным дать уточнение. 🙁
Не то чтобы Гутман не предлагал вступить в его организацию – помню даже две таких беседы. Осенью 2001 г., во время «димитровских событий», он жаждал создать в ВАБЕ «молодёжную секцию», которую возглавили бы я и Элентух. Где-то в начале 2002 г. сулил мне даже пост вице-президента 🙂 Но к тому времени уже трудно было не приметить, что ВАБЕ – это, по существу, контора «Рога и копыта», позволявшая её президенту делать громкие заявления (Яков и сам иронически говорил: «Ассоциация – это я»), а частью декорации мне никогда не хотелось быть… Отказ был воспринят нормально, Гутман заметил: «Что поделаешь, ты, как и я – волк-одиночка».
С Яковом я регулярно встречался до весны 2004 г., позже мы переписывались по электронной почте и несколько раз виделись в Минске, когда он заезжал сюда. Бывало, спорили, и в таких случаях он «по-американски» реагировал на мои аргументы: «Давай зафиксируем расхождение в этом пункте и пойдём дальше». При всей напористости, иногда на грани агрессии, чужое мнение он в общем-то уважал, и это импонировало. Действовал же, как правило, по своему разумению – порой переоценивая собственные силы.
Я. Гутман с депутатом Верховной Рады Украины Оксаной Билозир, середина 2000-х гг. Oн умел находить подход к «важным персонам» и любил фотографироваться с ними
Общаясь с Гутманом, я познакомился со многими хорошими и интересными людьми. С некоторыми из них (например, с журналистом Маратом Горевым) до сих пор поддерживаю связь…
Вольф Рубинчик, г. Минск
14.08.2020
wrubinchyk[at]gmail.com
Опубликовано 15.08.2020 15:18
